| ||
|
Нет надобности говорить о научном и воспитательном (педагогическом) значении превосходного собрания немецких сказок, изданных знаменитыми братьями Гриммами под заглавием «Kinder-und Hausmarchen». Дело это давно решенное и всем ведомое. Сборник состоит из грех томов, из которых два передают текст сказок, а третий посвящен вариантам, объяснениям и сравнениям с произведениями сказочного эпоса других народов. В Германии книга эта выдержала несколько изданий, и в будущем ей суждено долгое и прочное существование, потому что она сделалась и любимым чтением народа, и необходимым спутником детского образования. С необычайно светлым и художественным тактом сумели собиратели выбрать из множества вариантов списки наиболее совершенные и замечательные как поэтическими образами, так и чистотою нравственных мотивов. К таким достоинствам нельзя оставаться равнодушным, и чем более света прольют ученые работы на истинный смысл народных преданий, тем ярче выступят действительные красоты записанных Гриммами сказок, и тем сильнее, тем освежительнее будет их влияние на эстетическое чувство и душу читателя. Если мы вспомним то близкое родство, какое связывает эпические предания всех индоевропейских народов, и еще теснейшие узы, соединяющие славянское племя с германским, то ни на минуту не усомнимся в важности Гриммовского сборника для русской литературы. Мысль перевести его на наш родной язык заслуживает полной симпатии и признательности. Но самые достоинства книги и ее значение для воспитания и науки, без сомнения, налагают на переводчика и особую ответственность. К сожалению, неизвестный переводчик далеко не серьезно отнесся к избранной им задаче, и трудом его мы вправе оставаться более чем недовольными. Прекрасное предисловие Вильгельма Гримма оставлено вовсе без перевода, а взамен его предлагается читателям нечто вроде введения, занимающее несколько страничек и набросанное уже слишком по-детски: были да жили братья Гриммы — люди хорошие, долго странствовали по разным сторонам и вот-де собрали чудесные сказочки! Текст сказок в русском переводе выдается небольшими выпусками (по десяти нумеров в каждом, или несколько более), и цена за выпуск назначена 30 коп. сер. Всех сказок в сборнике братьев Гриммов помещено 210 нумеров, следовательно, число выпусков должно дойти до двадцати, и все издание будет стоить 6 руб. серебром: цена — нельзя сказать, чтобы умеренная! На перевод третьего тома, кажется, нечего рассчитывать: издатель вовсе не так смотрит на свое предприятие, чтобы можно было надеяться от него подобного дополнения. В виду имеются только дети, как самая выгодная публика для сбыта книги; а для них, конечно, не важны материалы, заключающиеся в третьем томе. Передавая немецкие сказки на русский язык, переводчик не держится того порядка, какой принят в сборнике братьев Гриммов; а берет как попало — и с начала, и с конца, и из середины; чем руководствуется он при этом — сказать трудно; ближе всего к истине, что он не имеет никакой системы. И едва ли не взялись за перевод несколько лиц, и по мере подготовки печатают, не заботясь о порядке. До сих пор вышло пять выпусков; из которых четыре составляют первую часть, а пятый — начало второй. Судя по этим выпускам, русская литература немного выиграет от этого издания. Перевод совершается небрежно, и как большая часть русских трудов подобного рода исполнен искажений и переделок. Особенности немецкого рассказа, краски подлинника не всегда удержаны. Переводить создания народного эпоса — работа вовсе не легкая, требующая добросовестного изучения и особенного таланта; здесь важен каждый эпитет, каждое слово. Поэтическое произведение должно быть и передано поэтически; а если, сверх того, оно принадлежит народной литературе, то и с соблюдением его эпического склада. Переводчик гриммовского сборника имел не только право, но и прямую обязанность воспользоваться меткими оборотами и картинными выражениями русского сказочного языка; обязанность эта условливается тождественностью сказочных мотивов и древним родством преданий у обоих народов— немецкого и русского. Но употреблять такие обороты и выражения надо умеючи и только там, где потребует этого самый подлинник. Иначе можно впасть в манерность и прикрашивание, совершенно чуждые наивной и всегда простой народной поэзии. Увы! переводчик гриммовских сказок не поскупился на готовые эпитеты и фразы, взятые из русского сказочного эпоса, и, ставя их без всякой нужды там, где в подлиннике нет на них и намека, подкрасил безыскусственный и художественный в самой своей простоте рассказ совершенно излишними приставками. Приведем несколько мест из сказки Синий огонек (Ч. 2. Стр 28-40). Подлинник: "Es war einmal ein Soldat, der hatte dem Konig lange Jahre treu gedient: als aber der Krieg zu Ende war und der Soldat, der vielen Wunden wegen, die er empfangen hatte, nicht weiter dienen konnte... Als der Dampf in der Hohle umhergezogen war, stand auf einmal ein kleines schwarzes Mannchen vor ihm. Du kannst nach Hause gehen: sei nur gleich zur Hand wenn ich dich rufe. Dem Konig ward angst, er legte sich auf das Bitten und um das Leben zu behalten gab er dem Soldat das Reich und seme Tochter zur Frau". Перевод: «Жил-был солдат, много-много лет он служил немецкому (?) королю, служил верою и правдою; но война покончилась, солдат на войне получил много честных ран и по милости ран стал уже не годен на службу. Дым клубом потянулся кверху, вдруг откуда ни возьмись черный как уголь человечек стал пред ним. Можешь домой идти; но по первому моему зову явись передо мной, как лист перед травою. От страха немецкий король и света божьего не взвидел. Гордость свою, видно, надо укротить, и стал он солдатика (как нежно!) молить, чтобы только жизнь себе сохранить, пожаловал ему все свое немецкое царство, да еще на придачу отдал за него в замужество распрекрасную королевну». Все эти прибавки очень похожи на яркое суздальское мазанье, наложенное кистью «художника-варвара» на хорошую картину, достоинства которой он не в силах оценить. В той же сказке о «Синем огоньке» выражение; «mit halbgeschlossenen Augen» переведено: с зажмуренными глазами — вместо того, чтобы сказать: с полузакрытыми глазами. Но подобных неточностей много. Начало сказки «Белоснежка» передано так: Подлинник: "Es war einmal mitten im Winter, und die Schneeflocken fielen wie Federn vom Himmel herab, da sass eine Konigin an einem Fenster, das einen Rahmen von schwarzem Ebenholz hatte, und nahte. Und wie sie so nahte und nach dem Schnee aufblickte, stach sie sich mit der Nadel in dem Finger, und es fielen drei Tropfen Blut in dem Schnee. Und weil das Rothe im weissen Schnee so schon aussah, dachte sie bei sich «hatt ich ein Kind so weiss wie Schnee, so roth wie Blut, und so schwarz wie das Holz an dem Rahmen». Перевод: «Много-много лет тому назад, как в один зимний день, когда с неба снег валил хлопьями и словно пухом устлал землю, случилось, что царица сидела под окном за черным шитьем, черным-пречерным, словно вороново крыло. И вот сидит она и шьет, а сама поглядывает на снег; в это самое время невзначай и уколола она себе иголкою палец и три капельки крови упали на черное шитье. А кровь-то такая алая, так и блестит на черном шитье при блеске белого снега (!). Смотрит царица да и думает про себя: что когда б у меня да родилась дочка такая белая, как этот снег, такая румяная, как эта кровь, и такая черная, как это шитье». В подлиннике царица сидит перед окном, рама которого сделана из черного дерева, и шьет, заглядевшись на падающий снег, она укалывает себе иголкой палец; три капли крови падают на снег и возбуждают в ней желание иметь дитя белое, как снег, румяное, как кровь, и черноволосое, как рама на окне. Каким образом оконная рама обратилась у переводчика в черное шитье, почему капли крови упали не на снег, а на это черное шитье, да еще заблистали на нем при блеске снега? — все это остается для нас неразрешимой загадкой. Сказка «Der Wolf und die sieben jungen Geislein» (Волк и семь козлят) переведена с заменою козлят — гусенятами (Ч. 1. Стр. 376); очевидно, переводчик смешал слово Geis — коза с словом Gans — гусь: ошибка тем более непростительная, что означенная сказка, с теми же действующими лицами и с тем же содержанием, известна и в нашем народе. (См. Нар. рус сказки. Вып. II. № 4. Вып. IV. № 17) Вот еще одно место из сказки о нерадивой пряхе (Ч. II. Стр. 67). Подлинник: "Wie der Brautigam das horte und ihre Faulheit bemerkte und den Fleiss des armen Madchens, so Hess er sie stehen, gieng zu jener und wahlte sie zu seiner Frau". Перевод: «Как услышал эти слова добрый молодец, так сейчас и смекнул, что невеста-то лентяй, только вижу, что ты-то и будешь доброю хозяйкою, так будь же ты моею женою (sic)». В некоторых сказках мы встретили такие переделки, которые не только стирают поэтические краски, но и вовсе искажают народные предания. Так, в превосходном рассказе про «Смерть и ее крестника» неизвестно ради чего немецкое der liebe Gott [любимый Бог (нем.)] в русском переводе заменено всемогущим Зевесом (ч.1. стр. 99-100). Как было не заметить, что имя греческого громовержца, чуждое германским преданиям, здесь вовсе — что называется — ни к селу ни к городу? что, упоминая его, переводчик уничтожает национальные черты рассказа и извращает самый смысл его?.. Как место кума может занять языческий Зевс? —решительно непонятно; но переводчику нет до этого дела, он выводит Зевса и заставляет его напрашиваться в кумовья, нисколько не думая о странности подобного эпизода. В другой сказке (Funde vogel) следующее место: «sprach Lenchen: so werde du eine Kirche und ich die Krone darin» [«сказала Ленхен: так стань же ты церковью, а я буду ее венцом» (нем.)], переделано так: «Тогда Лена говорит: стань же ты мельницею, а я буду крыльями у ней». (ч. 2. стр. 124) Сказка «Три языка» окончательно испорчена. Немецкий текст повествует о молодом графе, который выучился разуметь язык птиц и животных; случилось приехать ему в Рим в то самое время, когда умер папа и между кардиналами возникло несогласие, кого избрать на место покойника. Они решились избрать того, на ком явлено будет чудесное указание свыше. И только что порешили это, как вошел в храм молодой граф и внезапно прилетели два белоснежных голубя и сели на его плечи. Кардиналы признали такое явление за знамение Божье, и пришелец был возведен на папский престол. Когда новый папа совершал обедню, всякий раз к нему слетали два белых голубя, садились на плечи и шептали на ухо все, что ему следовало возглашать. В русском переводе действие происходит не в Риме, а в Венеции; вместо папы речь идет об избрании дожа, и белые голуби учат нового дожа тем изречениям, какие он должен произнести при торжественном обручении его с морем. Так переделана католическая легенда, не имеющая ничего общего с преданиями о венецианских дожах. Так нецеремонно обращаются у нас с народными произведениями! Неужели переводчик думает, что его собственные вымыслы могут быть интереснее того, что создано поэтическим гением народа? В примечаниях — в III томе сборника братьев Гриммов находим указание на связь означенного рассказа с именем Инокентия III, о котором существует предание, что при его избрании прилетели будто бы три голубя и один белый спустился на будущего папу. Кто знаком с мифическими поверьями, соединяемыми с этою птицею, тому не удивительно, что фантазия именно эту роль связывает с голубем, и, напротив, переделка переводчика покажется ему крайне бессмысленною Грустно видеть, как лучшие создания народного эпоса уродуются под рукой непризванного деятеля, неспособного понять, что в этой области всякая поправка равняется искажению! Впервые опубликовано: Книжный вестник. 1864. № 19. С. 379—382.
Александр Николаевич Афанасьев (1826—1871) — русский собиратель фольклора, исследователь духовной культуры славянских народов, историк и литературовед. Надворный советник (1859). | ||
|