| ||
|
ПРИМЕЧАНИЕ: Предлагаемая читателям "Повесть о бражнике" в высшей степени замечательна и заслуживает многостороннего исследования. Список, по которому напечатана она в "Русской беседе", находится, как говорит г. Аристов, в одной раскольничьей книге; но повесть эта, как известно, существует в нескольких списках. Весьма было бы желательно иметь список, наиболее древний. Оставляя здесь в стороне исследование о времени появления, а равно и о языке ее (для чего нужен более надежный список), мы хотим поговорить о том воззрении, которое выражается в "Повести о бражнике" — произведении, без сомнения, народном, принадлежащем древней русской словесности. Бражник входит в рай: вот основа этой повести. С первого взгляда это может показаться странным. Иные даже, может быть, подумают, не хотел ли русский народ оправдать этой повестью страсть свою к пьянству... Ничего подобного тут нет. Чтобы понять истинный смысл повести — смысл глубокий — надобно вникнуть в нее и обратить внимание на весь рассказ о бражнике. Прежде всего должно сказать, что "повесть", очевидно, не смешивает бражничество с пьянством. Кроме несомненной разницы в словах — это видно и из самого рассказа. Нигде нет даже и намека на излишество в употреблении вина, нигде не встречается слово: пьянство, имеющее такой определенный и ясный смысл. Бражничество и пьянство: это два понятия и два слова — совершенно разные. Бражник не значит: пьяница. Бражник (оставляем здесь в стороне словопроизводство) значит: человек, пирующий, охотник до пиров и, следовательно, непременно пьющий вино, ибо вино, с древних лет, есть принадлежность, есть душа пира. Но бражник может пить вино на пиру, не переходя в излишество, не упиваясь, и быть бражником в полном смысле. Бражник — человек в веселье, в пирах, со стаканом вина в руке проводящий время свое. Теперь обращаемся к самой повести: в ней выводится человек чистый, высоконравственный, благочестивый, но — бражник. Стало быть, небесному суду подлежит одно бражничество, и ничего более. В самом рассказе нельзя не заметить того искусного приема, которым поставлен вопрос об одном бражничестве, и только. Суд, или, лучше, судное прение, начинается перед вратами рая. Святые, один за другим, не пускают бражника в рай, говоря ему, что он бражник, что бражникам уготована вечная мука; — следовательно, святые поставляют бражничество в вину. Бражник не отвергает своего бражничества, сам называет себя бражником и, очевидно, не видит в бражничестве вины, препятствующей войти ему в рай. Святым: апостолу Петру, царю Давиду, царю Соломону — одному за другим, напоминает он их собственные грехи, от которых избавили их только слезы и покаяние. "А я, — говорит бражник, — я по все дни Божие пил, но за всяким ковшом славил Бога, не отрекался от Христа, никого не погубил, был целомудрен и не поклонился идолам". Святые, один за другим, отходят от дверей рая, задумываясь о словах бражника. Наконец, ко вратам рая подходит Иоанн Богослов и также не пускает бражника. Иоанна Богослова укорить нечем в его жизни. Бражник обращается к нему с иной речью. "Не ты ли написал, — говорит он ему, — "друг друга любите"? А теперь ты меня не пускаешь и друга своего не любишь. Выдери из книги этот лист, или отопрись от этого слова, или рука твоя описалась". — "Не могу отпереться от своего слова, нельзя было описаться руке моей, — отвечает Иоанн Богослов. — Я писал, что повелел мне Господь Бог". — "И мне Бог повелел быть с вами в раю", — отвечает бражник. Тогда Иоанн Богослов говорит ангелам: "Отворите врата Святого рая". И бражник входит в рай. Замечательно, что здесь, пред вратами рая только раскрывается уже совершившийся суд Божий, суд, оправдавший бражника и повелевший ему быть в раю. Это ясно выражено в повести, заключающей в себе при своем малом объеме, обширный план и замечательную стройность. Что суд Божий совершился и оправдал бражника — это видно из первых слов повести: Бог послал Ангела своего взять душу бражника, и Ангел поставил ее пред вратами пречистого рая. Пред вратами рая, в прении бражника со святыми, суд Божий, святым неизвестный, постепенно раскрывается. Слова бражника повергают святых, апостола Петра, царя Давида, царя Соломона, в размышление. Любимому ученику Христову, Иоанну Богослову, напоминает бражник слова его о любви: "Друг друга любите", как бы слегка упрекает его в том, что слова о любви, им сказанные, не мешают ему возбранять вход в рай другу его, то есть: что любовь, о которой писал он, не раскрывает однако же перед ним, не помогает ему угадать суда Божия (суда, оправдавшего бражника), не помогает ему узнать в бражнике друга своего. Наконец, бражник прямо открывает Иоанну Богослову суд Божий, повелевший ему, бражнику, быть в раю. Особенною торжественностью отзываются эти последние слова бражника: "Господине мой возлюбленный, Иоанне Богослове, слушай мя: и мне Господь Бог повелел с вами в святом раю пребывати и со всеми святыми ликовати и честныя стопы ваши лобызати". Тогда Иоанн Богослов возвещает таким образом суд Божий Ангелам: "Отворите врата святого рая, ибо Господь Бог повелел бражнику быти с нами в раю отныне и до века и во веки. Аминь". — Такими торжественными словами оканчивается эта повесть. Сказав о самом изложении повести, постараемся определить смысл ее, как мы его понимаем. Перед нами (не забудем) человек чистый и высоконравственный. Разумеется, что, кроме благочестия, доброты, целомудрия и непоклонения идолам, он имеет и другие достоинства, образующие из него высоконравственное лицо; по крайней мере, то верно, что он не имеет пороков и грехов, заслуживающих упоминовения, препятствующих войти в рай. Но он — бражник; он, при всех своих нравственных достоинствах, при всей нравственной чистоте своей, веселился, пировал и пил вино все дни своей жизни. Грех ли это или нет? — Вопрос именно так поставлен, ибо бражник не кается в своем бражничестве и возвещает его прямо перед вратами рая. Грех ли это или нет? — Не грех, отвечает народная повесть. Но что же именно оправдано в этой народной повести? Оправдано веселье и радость жизни. Пусть жизнь будет нескончаемый пир, пусть наслаждается человек всеми земными благами, пусть радуется все дни свои. Эту радость, это веселье жизни — благословляет русская народная повесть. Но само собою разумеется, что эта пиршественная радость жизни допускается, оправдывается, одобряется даже, но не требуется от человека и что одно это вечно пирующее веселье, само по себе, еще не составляет нравственной заслуги, заглаживающей другие грехи *. Пусть человек пирует — и славит Бога, пусть пирует — и любит братьев, пусть пирует — и хранит чистоту, пусть пирует — и (что всего важнее) не поклоняется идолам, т.е. ничему не рабствует. ______________________ * Мы с этим пиршеством, весельем, не смешиваем веселья духа, которое точно есть уже высокая нравственная заслуга. ______________________ В повести этой высказан взгляд антиаскетический. Да не подумают, повторяем, чтоб эта повесть заключала в себе учение бражничества, советовала бражничать. Нет, эта повесть лишь оправдывает бражничество как бражничество, само по себе, без всякой примеси грешной. В этой повести признается законным и благословляется веселье жизни, которое, на нравственной высоте, становится хвалебной песнью Богу, окружившему человека земными благами на радость ему, лишь бы помнил человек Бога и хвалил Его, сохраняя радость во всей ее чистоте *. ______________________ * Здесь не можем не припомнить чрезвычайно верного и глубокого объяснения, сказанного А.С. Хомяковым, объяснения, почему св. Владимир не принял магометанства. "Руси есть веселие пити, сказал Владимир проповедникам Магомета, мы не можем быть без того". В самом деле. Владимир чувствовал, что не могло быть истинно то исповедание, которое запрещает, со всею важностью догмата, употребление веселящего напитка, — не злоупотребление: это дело другое — а употребление. Отречение от вина входит в неотъемлемое условие, в догмат магометанской религии. Отречение от плода земного, "веселящего сердце человека", есть в то же время отречение от дара Божия, от веселья в жизни. И Владимир, хотя еще тогда язычник, почувствовал ложь учения, всею силою веры вооружающегося против сока виноградного, против радушного веселья, так соединенного с началом общественности в человеке.
______________________ Святое учение наше христианское благословляет чистое веселье земное. Но мало ли к каким уклонениям могут повести ошибочные толкования и лжеумствования. Русский народ, как видно, чувствовал потребность высказать этот истинный и глубокий взгляд на чистое веселье земное, на чистую земную радость, законную и прекрасную, и предложенную всякому — для кого не кончились на земле все земные радости. Впервые опубликовано: Русская беседа. 1859. Т. 6. Кн. 18. Науки. С. 184-188. Константин Сергеевич Аксаков (1817 — 1860), русский публицист, критик, поэт, историк, языковед, один из идеологов славянофильства. | ||
|