К.Н. Батюшков
<Отрывок из XVIII песни «Освобожденного Иерусалима»>

На главную

Произведения К.Н. Батюшкова




      Адские духи царствуют в очарованном лесе; Ринальд по повелению
      Готфреда шествует туда, дабы истребить чары Исменовы.


      Се час божественный Авроры золотой:
      Со светом утренним слиялся мрак ночной,
      Восток румяными огнями весь пылает,
      И утрення звезда во блесках потухает.
      Оставя по траве, росой обмытой, след,
      К горе Оливовой Ринальд уже течет.
      Он в шествии своем светилы зрит небренны,
      Руками вышнего на небесах возжженны,
      Зрит светлый свод небес, раскинут как шатер,
      И в мыслях говорит: «Колико ты простер,
      Царь вечный и благий, сияния над нами!
      В день солнце, образ твой, течет под небесами,
      В ночь тихую луна и сонм бессчетных звезд
      Лиют утешный луч с лазури горних мест.
      Но мы, несчастные, страстями упоенны,
      Мы слепы для чудес: красавиц взор влюбленный,
      Улыбка страстная и вредные мечты
      Приятнее для нас нетленной красоты».
      На твердые скалы в сих мыслях востекает
      И там чело свое к лицу земли склоняет.
      Но духом к вечному на небеса парит.
      К востоку обратясь, в восторге говорит:
      «Отец и царь благий, прости мне ослепленье,
      Кипящей юности невольно заблужденье,
      Прости и на меня излей своей рукой
      Источник разума и благости святой!»
      Скончал молитву он. Уж первый луч Авроры
      Блистает сквозь туман на отдаленны горы;
      От пурпурных лучей героев шлем горит.
      Зефир, спорхнув с цветов, по воздуху парит
      И грозное чело Ринальда лобызает;
      Ниспадшею росой оружие блистает,
      Щит крепкий, копие, железная броня,
      Как золото, горят от солнечна огня.
      Так роза блеклая, в час утра оживая,
      Красуется, слезой Аврориной блистая;
      Так, чешуей гордясь, весною лютый змей
      Вьет кольца по песку излучистой струей.
      Ринальд, блистанием оружья удивленный,
      Стопами смелыми — и свыше вдохновенный —
      Течет в сей мрачный лес, самих героев страх,
      Но ужасов не зрит: в прохладе и тенях
      Там нега с тишиной, обнявшись, засыпают,
      Зефиры горлицей меж тростников вздыхают,
      И с томной сладостью журчит в кустах ручей.
      Там лебедь песнь поет, с ним стонет соловей,
      И гласы сельских нимф и арфы тихострунной
      Несутся по лесу как хор единошумный.
      Не нимф и не сирен, не птиц небесных глас,
      Не царство сладкое и неги и зараз
      Мечтал найти Ринальд, но ад и мрак ужасный,
      Подземные огни и трески громогласны.
      Восторжен, удивлен, он шаг умерил свой
      И путь остановил над светлою рекой.
      Она между лугов, казалось, засыпала
      И в зеркальных водах брега образовала,
      Как цепь чудесная, вкруг леса облегла.
      Пространство всё ее те куща кристалла
      Древа, соплетшися ветвями, осеняли,
      Питались влагою и берег украшали.
      На водах мраморных мост дивный, весь златой,
      Явил через реку герою путь прямой.
      Ринальд течет по нем, конца уж достигает,
      Но свод, обрушившись, мост с треском низвергает.
      Кипящие валы несут его с собой.
      Не тихая река, но ток сей, что весной,
      Снегами наводнен, текущими с вершины,
      Шумит и пенится в излучинах долины,
      Представился тогда Ринальдовым очам.
      Герой спешит оттоль к безмолвным сим лесам,
      В вертепы мрачные, обильны чудесами,
      Где всюду под его рождалися стопами
      (О, призрак волшебства и дивные мечты!)
      Ручьи прохладные и нежные цветы.
      Влюбленный здесь нарцисс в прозрачный ток глядится,
      Там роза, цвет любви, на терниях гордится;
      Повсюду древний лес красуется, цветет,
      Вид юности кора столетних лип берет,
      И зелень новая растения венчает.
      Роса небесная на ветвиях блистает,
      Из толстыя коры струится светлый мед.
      Любовь живит весь лес, с пернатыми поет,
      Вздыхает в тростниках, журчит в ручьях кристальных,
      Несется песнями, теряясь в рощах дальных,
      И тихо с ветерком порхает по цветам.
      Герой велик и мудр, не верит он очам
      И адским призракам в лесу очарованном.
      Вдруг видит на лугу душистом и пространном
      Высокий мирт, как царь между дерев других.
      Красуется его чело в ветвях густых,
      И тень прохладная далеко вкруг ложится.
      Из дуба ближнего сирена вдруг родится,
      Волшебством создана. Чудесные мечты
      Прияли гибкий стан и образ красоты.
      Одежда у нее, поднятая узлами,
      Блестит, раскинута над белыми плечами.
      Сто нимф из ста дерев внезапу родились
      И все лилейными руками соплелись.
      На мертвом полотне так — кистию чудесной
      Изображенный — зрим под тению древесной
      Лик сельских стройных дев, собрание красот:
      Играют, резвые, сплетяся в хоровод,
      Их ризы как туман, и перси обнаженны,
      Котурны на ногах, власы переплетенны.
      Так лик чудесных нимф наместо грозных стрел
      Златыми цитрами и арфами владел.
      Одежды легкие они с рамен сложили
      И с пляской, с пением героя окружили.
      «О ратник юноша, счастлив навеки ты,
      Любим владычицей любви и красоты!
      Давно, давно тебя супруга ожидала,
      Отчаянна, одна, скиталась и стенала.
      Явился — и с тобой расцвел сей дикий лес,
      Чертог уныния, отчаянья и слез».
      Еще нежнейший глас из мирта издается
      И в душу ратника, как нектар сладкий, льется.
      В древнейши, баснями обильные века,
      Когда и низкий куст, и малая река
      Дриаду юную иль нимфу заключали,
      Столь дивных прелестей внезапу не рождали.
      Но мирт раскрыл себя... О призрак, о мечты!
      Ринальд Армиды зрит стан, образ и черты,
      К нему любовница взор страстный обращает,
      Улыбка на устах, в очах слеза блистает,
      Все чувства борются в пылающей груди,
      Вздыхая, говорит: «Друг верный мой, приди,
      Отри рукой своей сих слез горячих реки,
      Отри и сердце мне свое отдай навеки!
      Вещай, зачем притек? Блаженство ль хочешь пить?
      (Утешить сирую и слезы осушить,
      Или вражду принес? Ты взоры отвращаешь,
      Меня, любовницу, оружием стращаешь...
      И ты мне будешь враг!.. Ужели для вражды
      Воздвигла дивный мост, посеяла цветы,
      Ручьями скрасила вертеп и лес дремучий
      И на пути твоем сокрыла терн колючий?
      Ах, сбрось сей грозный шлем, чело дай зреть очам,
      Прижмись к груди моей и к пламенным устам,
      Умри на них, супруг!.. Сгораю вся тобою —
      Хоть грозною меня не отклони рукою!»
      Сказала. Слез ручей блестит в ее очах,
      И розы нежные бледнеют на щеках.
      Томится грудь ее и тягостно вздыхает;
      Печаль красавице приятства умножает.
      Из сердца каменна потек бы слез ручей —
      Чувствителен, но тверд герой в душе своей.
      Меч острый обнажил, чтоб мирт сразить ударом;
      Тут, древо защитив, рекла Армида с жаром:
      «Убежище мое, о варвар, ты разишь!
      Нет, нет, скорее грудь несчастныя пронзишь,
      Упьешься кровию твоей супруги страстной...»
      Ринальд разит его... И призрак вдруг ужасный,
      Гигант, чудовище явилося пред ним,
      Армиды прелести исчезнули, как дым.
      Сторукий исполин, покрытый чешуею,
      Небес касается неистовой главою.
      Горит оружие, звенит на нем броня,
      Исполнена гортань и дыма и огня.
      Все нимфы вкруг его циклопов вид прияли,
      Щитами, копьями ужасно застучали.
      Бесстрашен и велик средь ужасов герой!
      Стократ волшебный мирт разит своей рукой:
      Он вздрогнул под мечом и стоны испускает.
      Пылает мрачный лес, гром трижды ударяет,
      Исчадья адские явились на земле,
      И серны молнии взвились в ужасной мгле.
      Ни ветр, ни огнь, ни гром не ужаснул героя...
      Упал волшебный мирт, и, бездны ад закроя,
      Ветр бурный усмирил и бурю в облаках,
      И прежняя лазурь явилась в небесах.

                Между августом 1808 и первой половиной 1809


Впервые опубликовано: Цветник. 1809. № 6.

Константин Николаевич Батюшков (1787-1855) - русский поэт, критик, участник многочисленных литературных полемик.



На главную

Произведения К.Н. Батюшкова

Монастыри и храмы Северо-запада