| ||
|
Кочубей, генеральный судья. Историческая повесть Николая Сементовского. Санкт-Петербург. 1845. В тип. Морского кадетского корпуса, В 8-ю д. л. 377 стр. Посредственность хуже бездарности. Бездарность по крайней мере смешит читателя; посредственность наводит на него апатию. Это не сон, успокоивающий и освежающий, а тяжелая дремота, род какого-то оцепенения, слишком хорошо знакомого людям, которые обязаны читать всякий печатный вздор. Увы! пишущий эти строки читал «Кочубея, генерального судью» и крепко сердился на него, зачем он погубил доброго Самуиловича, зачем позволял жене драть себя за чупрыну и целовал у ней за это руку, зачем подавал Петру Великому нелепо составленный донос на Мазепу: не делай он ничего этого,— и г. Сементовский не написал бы плохой повести, а я, несчастный рецензент, не прочел бы ее, не испытал бы в продолжение нескольких часов давления кошемара, не спал бы с открытыми глазами и не думал бы с ужасом, что читаемое мною в книге есть мой собственный бред от начинающейся горячки... О Кочубей! ты дважды страдалец: раз погиб ты от Мазепы, другой — от г. Сементовского... Но я-то, за что же я погибаю тут? Ведь я невинен в гибели Самуиловича, я не делал доноса на Мазепу, я вообще не люблю никаких доносов, даже литературных, которые считаются самыми невинными, считаются даже особенным родом литературы, долженствующим заменить собою вышедшую из употребления дидактическую поэзию... И ничего, ничего для моего вознаграждения за прочтение книги в 8-ю долю листа, в 377 страниц! Я даже ни разу не засмеялся при живописных описаниях, как madame Кочубей таскала своего мужа за. чупрыну, а он благодарил ее за науку... Одно только место поразило меня, но не как факт поэзии, а как факт славянофильской цивилизации, славянофильских нравов: это описание, как Любонко Кочубей свою доню Мотреньку стегала... нет бишь — патовала казацкою нагайкою по спине и по прочему... Во всем остальном ничто не заняло меня,— ни Юлия, которая сделала Мазепу набожным и кротким (я счел это за сказку, и притом довольно вздорную), ни высокий слог описаний утренней и вечерней погоды, которыми начинается каждая глава этой повести,— щоб ей лышечко! — ни низкий слог казацких разговоров — враг бы побрал их душу! Я никак не мог понять, о чем и зачем толкуют эти люди; мне даже казалось, что это не люди, а марьонетки, плохо вырезанные из картона и еще хуже размалеванные... Может быть, в этом случае виноват не сочинитель, а дремота и зевота, с какими я услаждал себя чтением этой несравненной исторической повести; но кто же нагнал на меня эту дремоту, если не сам сочинитель, г. Сементовский? Бог ему судья!.. Впервые опубликовано: Отечественные записки. 1845. Т. XLIII. № 12. Отд. VI «Библиографическая хроника». С. 97—98.
Белинский Виссарион Григорьевич (1811-1848) русский писатель, литературный критик, публицист, философ-западник. | ||
|