В.Г. Белинский
Повести, сказки и рассказы Казака Луганского

На главную

Произведения В.Г. Белинского



Четыре части. СПб. 1846.

Для литературных успехов, для приобретения славы писателя в наше время мало одного таланта: необходимо еще, чтобы талант от самой природы был означен печатью самостоятельности. Как нельзя править людьми, имея ум, но не имея воли и характера, так нельзя быть настоящим писателем при помощи только бесцветного таланта. Оригинальность таланту сообщается углом зрения, с которого представляется автору мир, цветом стекол, сквозь которые отражаются в глазах ума его все предметы. Ум один у всех людей, и, несмотря на то, русская пословица: сколько голов, столько умов, все-таки справедлива. Ум — это духовное оружие человека; оружие это у всех людей одно, а каждый действует им особенно, по-своему. Мы исключаем отсюда людей, у которых это оружие или деревянное, или из дрянного железа: нет, сколько ни возьмите людей с одинаково хорошим оружием этого рода, вы увидите, что каждый из них, не уступая остальным в искусстве действовать своим оружием, все-таки действует им более или менее по-своему. Писатель с талантом, но без оригинальности, сочувствует всему на свете, ничему не сочувствуя в особенности. Такой талант похож на человека, который говорит о себе, что он сгорает любовию к человечеству, но что, несмотря на то, он никого в жизнь свою не любил в особенности, что никогда не было у него ни друга, ни приятеля, ни брата, ни сестры, ни любовницы. Такой талант похож на великолепные ножны без сабли, на богатый сундук, в котором ничего не положено. Он всегда готов писать о чем угодно и что хотите, но обыкновенно пишет всегда под чьим-нибудь влиянием. И не мудрено: для кого все предметы одинаково ясно видимы, тот в сущности не видит и не знает ни одного. Без самобытности нельзя иметь великого таланта, а небольшой — в таком случае ничего не стоит.

Вглядываясь в произведения самобытного таланта, всегда находите в них признаки сильной наклонности, иногда даже страсти к чему-нибудь одному, и по тому самому такой талант становится для вас истолкователем овладевшего им предмета. Он делает его для вас доступным и ясным, рождает в вас к нему симпатию и охоту знать его. К числу таких-то талантов принадлежит талант г. Даля, прославившегося в нашей литературе под именем Казака Луганского.

В чем же заключается особенность его таланта? Об этом мы пока не будем говорить, а скажем, в чем заключается господствующая наклонность, симпатия, любовь, страсть его таланта. Заключается все это у него в русском человеке, русском быте, словом — в мире русской жизни. Но что ж тут оригинального — скажут нам — мало ли людей, которые не меньше г. Даля и всякого другого любят Русь и все русское?.. Отвечаем: очень может быть; но мы говорим о г. Дале, как о человеке, который самым делом показал и доказал эту любовь, как писатель. Ведь легко писать возгласы, исполненные хвалы России и ненависти ко всему не русскому; но это еще не значит любить Русь и все русское. Другой и действительно любит их, да нет у него достаточно таланта, чтобы любовь его отразилась в мертвой букве и зажгла ее теплом и светом жизни... Любовь г. Даля к русскому человеку — не чувство, не отвлеченная мысль: нет! это любовь деятельная, практическая. Не знаем, потому ли знает он Русь, что любит ее, или потому любит ее, что знает; но знаем, что он не только любит ее, но и знает. К особенности его любви к Руси принадлежит то, что он любит ее в корню, в самом стержне, основании ее, ибо он любит простого русского человека, на обиходном языке нашем называемого крестьянином и мужиком. И — Боже мой! — как хорошо он знает его натуру! он умеет мыслить его головою, видеть его глазами, говорить его языком. Он знает его добрые и его дурные свойства, знает горе и радость его жизни, знает болезни и лекарства его быта...

И зато в нашей литературе нашлось довольно критиков-аристократов, которых оскорбила, зацепила за живое эта любовь г. Даля к простонародью. Как-де, в самом деле, унижать литературу изображением грязи и вони простонародной жизни? Как выводить на сцену чернь, сволочь, мужиков-вахлаков, баб, девок? Это аристократическое отвращение от грязной литературы деревень очень остроумно выразил один карикатурист-аристократ, изобразив молодого автора одной прекрасной повести из крестьянского быта роющимся в помойной яме...

Положим, господа, этот мир действительно не отличается особенною опрятностию, чужд всякой образованности и далек от большого света; но ведь вы же сердитесь, когда изображают всё вас же да вас; вы же говорите, что чиновники да чиновники и монотонно и пошло?.. «Как, да разве мы чиновники? — Мы литераторы, мы артисты, мы распространяем в публике изящный вкус и благородный тон большого света...» Будь вы, господа, чем хотите, служите или не служите вовсе, но вы — чиновники, вы — люди одного из средних слоев общества, вы от большого света гораздо дальше, нежели эти мужики, в заскорузлых кожаных рукавицах, сермяжных балахонах и в смазанных дегтем сапожищах, а всего чаще в лаптях... Истинный аристократ, настоящий светский человек никогда не станет брезгать мужиком, никогда не побоится замараться грязью его жизни тем, что будет смотреть на нее или изучать ее... Эта боязнь свойственна только полубарам, полугосподам, выскочкам, которые еще не успели забыть, что такое грязь... Известное дело, что дворовый человек больше ломается над мужиком, нежели тот, кому принадлежат они оба. В чиновниках, мещанах, купцах больше спеси, чинопочитания, церемонности, презрения ко всему низшему, подобострастия ко всему высшему, нежели в высшем и низшем слоях общества... Для многих ясно также, что в необразованном мужике иногда бывает больше врожденного достоинства, нежели в образованных людях средних сословий...

Но подобные люди не стоят опровержений. Мужик — человек, и этого довольно, чтобы мы интересовались им так же, как и всяким барином. Мужик — наш брат по Христу, и этого довольно, чтобы мы изучали его жизнь и его быт, имея в виду их улучшение. Если мужик не учен, не образован — это не его вина... Ломоносов родился мужиком, и мог бы и умереть мужиком; но обстоятельства помогли ему показать миру, что иногда кроется в глубине мужицкой натуры, чём может иногда быть мужик. Образованность — дело хорошее — что и говорить; но Бога ради не чваньтесь ею так перед мужиком: почему знать, что при ваших внешних средствах к образованию он далеко бы оставил вас за собою. Притом же дорога истинная образованность, а ваша, господа, заставляет умных людей краснеть за образованность и гнушаться ею...

Сочинения г. Даля можно разделить на три разряда: русские народные сказки, повести и рассказы и физиологические очерки. Сказок у него особенно много. Мы, признаемся, не совсем понимаем этот род сочинений. Другое дело — верно записанные под диктовку народа сказки: их собирайте и печатайте, и за это вам спасибо. Но сочинять русские народные сказки или переделывать их — зачем это, а главное — для кого? — Ведь простой народ не прочтет, даже не увидит вашей книги, а для образованных классов общества — что такое ваши сказки?.. С такими мыслями взялись мы читать сказки г. Даля; но если, прочтя их, мы не переменили таких мыслей, то значительно смягчили их строгость, по крайней мере в отношении к г. Далю. Он так глубоко проник в склад ума русского человека, до того овладел его языком, что сказки его — настоящие русские народные сказки... Поэтому писать их был для него великий соблазн, и как они многим и теперь нравятся, и мы не обойдем их добрым словом, не попрекнем их рождением, хотя и не пожелаем им дальнейшего размножения...

В повестях и рассказах своих г. Даль является человеком бывалым. И в самом деле, где не бывал он? Он участвовал в польской кампании и в хивинской экспедиции, он был в Молдавии, в Валахии, в Бессарабии; Новороссия с Крымом знакомы ему как нельзя больше, а Малороссия — словно родина его...

Он знает, чем промышляет мужик Владимирской, Ярославской, Тверской губернии, куда ходит он на промысел и сколько заработывает... Г-н Даль — это живая статистика живого русского народонаселения... Между повестями его есть не совсем удачные, каковы, например, «Савелий Граб», «Мичман Поцелуев», «Бедовик»... Они скучны в целом, но в подробностях встречаются драгоценные черты русского быта, русских нравов. Многие рассказы очень занимательны, легко читаются и незаметно обогащают вас такими знаниями, которые, вне этих рассказов, не всегда можно приобрести и побывавши там, где бывал Даль. Так, в рассказах: «Майна» и «Бикей и Мауляна» знакомит он нас с нравами и бытом кайсаков, в «Цыганке» — с молдавскою цивилизацией) и положением цыган в тамошнем крае, в «Болгарке» — с патриархальными нравами патриархального болгарского племени, мало уступающими в дикости патриархальным кайсацким нравам. Вообще, где основа рассказа проще, малосложнее, менее запутана, там и рассказ выходит лучше. К лучшим рассказам принадлежат, по нашему мнению, «Хмель, сон и явь» и «Вакх Сидоров Чайкин»...

В физиологических очерках своих Даль является уже не просто бывалым, умным, наблюдательным человеком и даровитым литератором, но еще художников... В самом деле, для того чтобы написать «Дворника», «Денщика» и «Колбасники и бородачи», мало наблюдательности и самого строгого изучения действительности: нужен еще элемент творчества. Иначе изображения дворника, денщика и купцов с купчихами и купецкими дочерьми не являлись бы в статьях г. Даля типами, не поражали бы своею живою, внутреннею верностию действительности, не врезывались бы навсегда и так глубоко в памяти того, кто прочел их раз... Их можно не только читать, но и перечитывать, и каждый раз будут они казаться все лучше и лучше.

Нам кажется, что г. Даль, пиша русские сказки, повести и рассказы, искал настоящей дороги для своего таланта, а написавши «Дворника», «Денщика», «Колбасники и бородачи», нашел ее... Это подтверждается отчасти повестью «Бедовик»: в ней мы видим, как бы в зародыше, то лицо, которое так полно и богато, так ясно и резко обозначилось потом в «Денщике». Как бы то ни было, но физиологические очерки г. Даля считаем мы перлами современной русской литературы и желаем и надеемся, что теперь г. Даль обратит свой богатый и сильный талант преимущественно на этот род сочинений, не теряя более времени на сказки, повести и рассказы.


Впервые опубликовано: Современник. 1847. Т. I. № 2. Отд. III «Критика и библиография». С. 138—144.

Белинский Виссарион Григорьевич (1811-1848) русский писатель, литературный критик, публицист, философ-западник.


На главную

Произведения В.Г. Белинского

Монастыри и храмы Северо-запада