| ||
1841. Часть Г. Издание конторы привилегированной типографии Фишера. В Санкт-Петербурге. В 8-ю д. л. 190 стр. С 1835 года, если не ошибаемся, почти во всех периодических изданиях начали появляться стихотворения, отмечаемые таинственною подписью "Гр-ня Е. Р — на". Само собою разумеется, что причина подобного способа давать о себе знать заключалась в нежелании автора быть известным под собственным своим именем — по скромности ли то было, или по не слишком высокому понятию о литературной арене, или по каким другим уважениям. Но поэтическое "инкогнито" не долго оставалось тайною, и все читатели таинственные буквы выговаривали определенными и ясными словами: "графиня Е. Ростопчина". Истинный талант, особенно при общественной и личной значительности, есть враг всякого "инкогнито". К тому же люди — странные создания (подлинно порождения крокодиловы): иногда они потому именно не знают вашего имени, что вы поторопились сказать им его, и добиваются знать и узнают его потому только, что вы скрываете или делаете вид, что скрываете его. Евины потомки, люди всего скорее попадаются на приманку таинственности, которая раздражает их врожденное любопытство, — повторяем, главная причина неудачного литературного инкогнито графини Ростопчиной заключалась в поэтической прелести и высоком таланте, которыми запечатлены ее прекрасные стихотворения. Нам тем легче отдать о них отчет публике, что все они известны каждому образованному и неутомимому читателю русских периодических изданий. Посему мы почитаем себя вправе не прибегать к большим выпискам и ограничиваться только указанием на ту или другую пьесу, для подтверждения нашего мнения об интересных произведениях светской музы графини Ростопчиной. И мы выскажем наше мнение прямо и откровенно, чуждаясь сколько безусловного удивления, столько и пристрастного равнодушия. Отличительные черты музы графини Ростопчиной — рефлексия и светскость. Можно сказать, что это муза рассуждающая и светская. Перечтите пьесы: "Страдальцу", "Полузнакомой", "Равнодушной", "„Зачем?" ответ на что", "Отринутому поэту", "На Дону", "На памятник Сусанину" и некоторые другие — во всех них встретите вы бездну вопросов, вроде следующих: "зачем?", "ужель?", "ты ль это?", "тебе ль?" и т.п. "Зачем" особенно часто повторяется в стихотворениях графини Ростопчиной. Даже те из них, в которых нет прямого вопрошения, большею частию не иное что, как рассуждения в прекрасных, а иногда в поэтических стихах. Несмотря на все уважение к графине Ростопчиной, мы не можем не заметить, что рассуждение охлаждает даже мужескую и мужественную поэзию и придает ей какой-то однообразный и прозаический колорит. Правда, этого нельзя безусловно отнести к прекрасным медитациям графини Ростопчиной; но все-таки нельзя не сказать, чтобы ее стихотворения не выиграли больше в поэзии, если бы захотели оставаться поэтическими откровениями мира женственной души, мелодиями мистики женственного сердца. Тогда они были бы и любопытнее для остальной половины человеческого рода, Бог знает почему присвоившей себе право суда и награды. Сохрани нас Бог от вандальской мысли ограничить поэтическую деятельность женщины только сферою, оставленною ей варварством мужчины; но мы думаем, что, вступая в сферы, присвоенные себе силою мужчины, женщине должно иметь и мужские силы при женской грации, подобно гениальной Дюдеван... Исключительное служение "богу салонов" также не совсем выгодно и для музы графини Ростопчиной. Наши салоны — слишком сухая и бесплодная почва для поэзии. Правда, они даже и зимою дышат ароматом, или, как говорит муза графини Ростопчиной, "сыплют аромат"; но этот аромат искусственный, возросший на почве горшков, а не на раздолье плодотворной земли, улыбающейся ясному небу. Бал, составляющий источник вдохновений графини Ростопчиной, конечно, образует собою обаятельный мир даже и у нас, не только там, где царит образец, с которого ои довольно точно скопирован; но он у нас — заморское растение, много пострадавшее при перевозке, помятое, вялое, бледное. Поэзия — женщина: она не любит являться каждый день в одном уборе; напротив, она каждый час любит являться новою; всегда быть разнообразною — это жизнь ее; а все балы наши так похожи один на другой, что поэзия не пошлет туда даже и своей Kammerfraulem [камеристки (нем.)], не только не пойдет сама. Между тем вся поэзия графини Ростопчиной, так сказать, прикована к балу: даже встреча и знакомство с Пушкиным, как совершившееся на бале, есть собственно описание бала, которое более бы шло к письму или статье в прозе, чем с рифмами. Муза графини Ростопчиной не чужда поэтических вдохновений, дышащих не одним умом, но и глубоким чувством. Правда, это чувство ни в одном стихотворении не высказалось полно, но более сверкает в отрывках и частности, зато эти отрывки и частности ознаменованы печатью истинной поэзии. Сколько, например, души в этих стихах: Но вы, разрозненные роком,
Еще более глубоким чувством запечатлено стихотворение "Последний цветок"; это, по нашему мнению, лучшее стихотворение в книжке. Вот оно: Не дам тебе увянуть одиноким,
Отмеченные курсивом слова в первом куплете принадлежат к числу тех из изысканных и неточных выражений, которые иногда портят лучшие вдохновения графини Ростопчиной. Особенно неприятно поражает слово "облистанный", которого значение едва ли кому будет понятно. Даже и в рефлектированных стихотворениях графини Ростопчиной встречаются места, ознаменованные думою и чувством, — и мы поступили бы несправедливо против ее музы, если бы не выписали этих стихов из пьесы "Равнодушной": Мой друг... мне жаль тебя!., ты молода, прекрасна!,
Да, такие думы и чувства доказывают, что талант графини Ростопчиной мог бы найти более обширную и более достойную себя сферу, чем салон, и что стихи, подобные следующим, выражают только бессознательность, несправедливую как к своему собственному, так и вообще к высокому назначению женщины: А я, я женщина во всем значеньи слова,
Впервые опубликовано: Отечественные записки. 1841. Т. XVIII. № 9. Отд. VI "Библиографическая хроника". С. 5-8.
Белинский Виссарион Григорьевич (1811-1848) русский писатель, литературный критик, публицист, философ-западник. | ||
|