А.А. Блок
Непонимание или нежелание понять?

Д.В. Философов корит меня в "Речи" за мою статью "Искусство и газета", напечатанную в "Русской молве". Статью свою Философов озаглавил: "Уединенный эстетизм".

Оба факта — и заглавие статьи и, главное, самое ее существование — совершенно для меня непонятны. Тем не менее необходимо выяснить недоразумение.

Д.В. Философов излагает вкратце мою статью, пропуская несколько существенных мест. После этого он делает из статьи свой вывод: "Искусство должно твориться избранными для избранных". После этого он спорит с этим выводом, который сделан им, а вовсе не мною; мною же он не сделан не потому, что я его "боюсь", как говорит Д.В. Философов, а потому, что я, в главных чертах, согласен с доводами Д.В. Философова против такого вывода. Мало этого: я бесконечно благодарен Д.В. Философову за то, что он досказал многое, чего я в своей статье не успел или не сумел досказать. Правда, то, что досказал он, касается вопроса о "демократии", а не об искусстве. Но об этом — речь впереди.

В чем же, однако, дело? Не чрезмерная ли роскошь для русской современной жизни в том, чтобы люди, по существу между собою согласные, выступали с публичными спорами? Если роскошь, значит — баловство; а баловство — грех.

Так, думается мне, рассудил бы человек "посторонний", и был бы совершенно прав.

Кажется, всего справедливее разделить нам этот грех с Д.В. Философовым "пополам". Мой грех — в том, что я не сказал того, что думал, с достаточной полнотой и ясностью, не поставил "точек над i" и этим ввел в заблуждение, может быть, не одного Философова. Грех же Д.В. Философова в том, что он построил свою статью в виде "опровержения", а не в виде "дополнения", и в том, что он сделал из нее произвольный вывод, для чего ему пришлось, однако, закрыть глаза на некоторые части моей статьи.

Во искупление греха я должен сказать ясно о том, на что в статье, может быть, только намекнул. Это касается двух вопросов: вопроса об отношении искусства к жизни и вопроса о демократизации и вульгаризации. Начну с первого.

Могло казаться, что я говорю о безмерной пропасти, которая лежит между искусством и жизнью, для того чтобы унизить жизнь на счет искусства, принести ее искусству в жертву. Жаль, если кто-нибудь подумал так. Не во имя одного из этих миров говорил я, а во имя обоих. Чем глубже любишь искусство, тем оно становится несоизмеримее с жизнью; чем сильнее любишь жизнь, тем бездоннее становится пропасть между ею и искусством. Когда любишь то и другое с одинаковой силой, — такая любовь трагична. Любовь к двум братьям, одинаково не знающим друг о друге, одинаково пребывающим в смертельной вражде, готовым к смертному бою — до последнего часа, когда придет третий, поднимет их забрала, и они взглянут друг другу в лицо. Но когда придет третий? Мы не знаем.

"Блок смешивает "вульгаризацию" с "демократизацией". Боясь вульгарности, проповедует ложный аристократизм. Я говорю — ложный, потому что подлинный аристократизм связан непременно с подлинным демократизмом".

Это — утверждения Философова, к которым я, по моему убеждению, никакого повода не давал. Сознательно говорил я о вульгарном, метя именно в него, а не в демократию, о которой памятовал. "Ложный" же аристократизм — еще вульгарнее простой вульгарности (утверждаю, что мы с Философовым разумеем под этим одно и то же, что можно наблюдать в иных лакееобразных эстетах). И, наконец: подлинный аристократизм связан с демократией...

Отвечаю на это: в моей статье, на которую возражал Философов, есть намек на такую веру.

Но так как это — область веры, трудно и тяжело говорить об этом. Гадать об этом — не знаю, можно ли и надо ли. Говорить утвердительно — значит проповедовать.

Только два слова: то, что можно разуметь под демократией будущего, подобно радию; так мало этих веяний в мире, так легко они улетучиваются. Люди, которые будут жить после нас, назовут это, вероятно, другим именем, — священным. Но недаром Карлейль говорил так призывно о "демократии, опоясанной бурей".

20 декабря 1912

Блок Александр Александрович (1880-1921) русский поэт.