| ||
|
21 ноября. Ну и город Москва, я вам доложу. Квартир нету. Нету, горе мое! Жене дал телеграмму — пущай пока повременит, не выезжает. У Карабуева три ночи ночевал в ванне. Удобно, только капает. И две ночи у Щуевского на газовой плите. Говорили в Елабуге у нас — удобная штука, какой черт! — винтики какие-то впиваются, и кухарка недовольна. 23 ноября. Сил никаких моих нету. Наменял на штрафы мелочи и поехал на «А», шесть кругов проездил — кондукторша пристала: «Куда вы, гражданин, едете?» — «К чертовой матери,— говорю,— еду». В сам деле, куды еду? Никуды. В половину первого в парк поехали. В парке и ночевал. Холодина. 24 ноября. Бутерброды с собой взял, поехал. В трамвае тепло — надышали. Закусывал с кондукторами на Арбате. Сочувствовали. 27 ноября. Пристал как банный лист — почему с примусом в трамвае? Параграфа, говорю, такого нету. Чтобы не петь, есть параграф, я и не пою. Напоил его чаем — отцепился. 2 декабря. Пятеро нас ночует. Симпатичные. Одеяла расстелили — как в первом классе. 7 декабря. Пурцман с семейством устроился. Завесили одну половину — дамское — некурящее. Рамы все замазали. Электричество — не платить. Утром так и сделали: как кондукторша пришла — купили у нее всю книжку. Сперва ошалела от ужаса, потом ничего. И ездим. Кондукторша на остановках кричит: «Местов нету!». Контролер влез — ужаснулся. Говорю, извините, никакого правонарушения нету. Заплочено, и ездим. Завтракал с нами у храма Спасителя, кофе пили на Арбате, а потом поехали к Страстному монастырю. 8 декабря. Жена приехала с детишками. Пурцман отделился в 27 номер. Мне, говорит, это направление больше нравится. Он на широкую ногу устроился. Ковры постелил, картины известных художников. Мы попроще. Одну печку поставил вагоновожатому — симпатичный парнишка попался, как родной в семье. Петю учит править. Другую в вагоне, третью кондукторше — симпатичная — свой человек — на задней площадке. Плиту поставил. Ездим, дай Бог каждому такую квартиру! 11 декабря. Батюшки! Пример-то что значит. Приезжаем сегодня к Пушкину, выглянул я на площадку — умываться, смотрю — в 6 номере с Тверской поворачивает Щуевский!.. Его, оказывается, уплотнили с квартирой, то он и кричит — наплевать. И переехал. Ему в 6-м номере удобно. Служба на Мясницкой. 12 декабря. Что в Москве делается, уму непостижимо. На трамвайных остановках — вой стоит. Сегодня, как ехали к Чистым прудам, читал в газете про себя, называют — гениальный человек. Уборную устроили. Просто, а хорошо, в полу дыру провертели. Да и без уборной великолепно. Хочешь — на Арбате, хочешь — у Страстного. 20 декабря. Елку будем устраивать. Тесновато нам стало. Целюсь переехать в 4 номер двойной. Да, нету квартир. В американских газетах мой портрет помещен. 21 декабря. Все к черту! Вот тебе и елка! Центральная жилищная комиссия явилась. Ахнули. А мы-то, говорит, всю Москву изрыли, искали жилищную площадь. А она тут... Всех выпирают. Учреждения всаживают. Дали 3-дневный срок. В моем вагоне участок милиции поместится. К Пурцману школа I ступени имени Луначарского. 23 декабря. Уезжаю обратно в Елабугу... Приключения покойника Кашляните,— сказал врач 6-го участка М.-К.-В. ж. д. Больной исполнил эту нехитрую просьбу. —Не в глаза, дядя! Вы мне все глаза заплевали. Дыхайте. Больной задышал, и доктору показалось, что в амбулатории заиграл граммофон. —Ого! — воскликнул доктор.— Здорово! Температура как? —Градусов 70,— ответил больной, кашляя доктору на халат. —Ну, 70 не бывает,— задумался доктор,— вот что, друг, у вас ничего особенного — скоротечная чахотка. —Ишь как! Стало быть, помру? —Все помрем,— уклончиво отозвался медик.— Вот что, ангелок, напишу я вам записочку, и поедете вы в Москву на специальный рентгеновский снимок. —Помогает? —Как сказать,— отозвался служитель медицины,— некоторым очень. Да со снимком как-то приятнее. —Это верно,— согласился больной,— помирать будешь, на снимок поглядишь — утешение. Вдова потом снимок повесит в гостиной, будет гостей занимать: «А вот, мол, снимок моего покойного железнодорожника, Царство ему Небесное!». И гостям приятно. —Вот и прекрасно, что вы присутствия духа не теряете. Берите записочку, топайте к начальнику Зерново-Кочубеевской топливной ветви. Он вам билетик выпишет до Москвы. —Покорнейше благодарю. Больной на прощанье наплевал полную плевательницу и затопал к начальнику. Но до начальника он не дотопал, потому что дорогу ему преградил секретарь. —Вам чего? —Скоротечная у меня. —Тю! Чудак! Ты что ж, думаешь, что у начальника санатория в кабинете? Ты, дорогуся, топай к доктору. —Был. Вот и записка от доктора на билет. —Билет тебе не полагается. —А как же снимок? Ты, что ль, будешь делать? —Я тебе не фотограф. Да ты не кашляй мне на бумаги. —Без снимка, доктор говорит, непорядок. —Ну, так и быть, ползи к начальнику. —Драсьте. Кхе... кх!.. А кха, кха! —Кашляй в кулак. Чего? Билет? Не полагается. Ты прослужил только два месяца. Потерпи еще месяц. —Без снимка помру. —Пойди на бульвар да снимись. —Не такой снимок. Вот горе в чем. —Пойди потолкуй с бухгалтером. —Здрасьте. —Стань от меня подальше. Чего? —Билет. За снимком. —Голова с ухом! У меня касса, что ль? Сыпь к секретарю. —Здра... тьфу. Кха. Ррр!.. —Ты ж был у меня уже. Мало оплевал? Иди к начальнику. —Здравия жела... кха... хр... —Да ты что, смеешься? Курьер, оботри мне штаны. Катись к доктору! —Драсьти... Не дают! —Что ж я сделаю, голубчик? Идите к начальнику. —Не пойду... помру... Урр... —А я вам капель дам. На пол не падай. Санитар, подними его. Через две недели—С нами крестная сила! Ты ж помер?! —То-то и оно. —Так чего ты ко мне припер? Ты иди, Царство тебе Небесное, прямо на кладбище! —Без снимка нельзя. —Экая оказия! Стань подальше, а то дух от тебя тяжелый. —Дух обыкновенный. Жарко, главное. —Ты б пива выпил. —Не подают покойникам. —Ну, зайди к начальнику. —Здрав... —Курьеры! Спасите! Голубчики родненькие!! —Куда ты с гробом в кабинет лезешь, труп окаянный?! —Говори, говори скорей! Только не гляди ты на меня, ради Христа. —Билетик бы в Москву... за снимком... —Выписать ему! Выписать! Мягкое место в международном. Только чтоб убрался с глаз моих, а то у меня разрыв сердца будет. —Как же писать? —Пишите: от станции Зерново до Москвы скелету такому-то. —А гроб как же? —Гроб в багажный! —Готово, получай. —Покорнейше благодарим. Позвольте руку пожать. —Нет уж, рукопожатия отменяются! —Иди, голубчик, умоляю тебя, иди скорей! Курьер, проводи товарища покойника! Впервые опубликовано: 1926.
Михаил Афанасьевич Булгаков (1891—1940) врач, русский писатель, драматург, театральный режиссёр и актёр. | ||
|