| ||
|
Нечто современное — А вы, я слышал, женитесь! — обратился к Петру Петровичу Милкину на дачном балу один из его знакомых. — Когда же мальчишник справлять будете? — Откуда вы взяли, что я женюсь? — вспыхнул Милкин. — Какой это дурак вам сказал? — Все говорят, да и по всему видно... Нечего скрытничать, батенька... Вы думаете, что нам ничего не известно, а мы вас насквозь видим и знаем! Хе-хе-хе... По всему видно... Целые дни просиживаете вы у Кондрашкиных, обедаете там, ужинаете, романсы поете... Гуляете только с Настенькой Кондрашкиной, ей одной только букеты и таскаете... Всё видим-с! Намедни встречается мне сам Кондрашкин-папенька и говорит, что ваше дело совсем уже в шляпе, что как только переедете с дачи в город, то сейчас же и свадьба... Что ж? Дай Бог! Не так я за вас рад, как за самого Кондрашкина... Ведь семь дочек у бедняги! Семь! Шутка ли? Хоть бы одну Бог привел пристроить... "Черт побери... — подумал Милкин... — Это уж десятый говорит мне про женитьбу на Настеньке. И из чего заключили, черт их возьми совсем! Из того, что ежедневно обедаю у Кондрашкиных, гуляю с Настенькой... Не-ет, пора уж прекратить эти толки, пора, а то того и гляди что женят, анафемы!.. Схожу завтра объяснюсь с этим болваном Кондрашкиным, чтоб не надеялся попусту, и — айда!" На другой день после описанного разговора Милкин, чувствуя смущение и некоторый страх, входил в дачный кабинет надворного советника Кондрашкина. — Петру Петровичу! — встретил его хозяин. — Как живем, можем? Соскучились, ангел? Хе-хе-хе... Сейчас Настенька придет... На минутку к Гусевым побежала... — Я, собственно говоря, не к Настасье Кирилловне, — пробормотал Милкин, почесывая в смущении глаз, — а к вам... Мне нужно поговорить с вами кое о чем... В глаз что-то попало... — О чем же это вы собираетесь поговорить? — мигнул глазом Кондрашкин. — Хе-хе-хе... Что же вы смущены так, милаша? Ах, мужчина, мужчина! Беда с вами, с молодежью! Знаю, о чем это вы хотите поговорить! Хе-хе-хе... Давно пора... — Собственно говоря, некоторым образом... дело, видите ли, в том, что я... пришел проститься с вами... Уезжаю завтра... — То есть как уезжаете? — спросил Кондрашкин, вытаращив глаза. — Очень просто... Уезжаю, вот и все... Позвольте поблагодарить вас за любезное гостеприимство... дочери ваши такие милые... Никогда не забуду минут, которые... — Позвольте-с... — побагровел Кондрашкин... — Я не совсем вас понимаю... Конечно, каждый человек имеет право уезжать... можете вы делать все, что вам угодно, но, милостивый государь, вы... отвиливаете... Нечестно-с! — Я... я... я не знаю, как же это я отвиливаю? — Ходил сюда целое лето, ел, пил, обнадеживал, балясы тут с девчонками от зари до зари точил, и вдруг на тебе, уезжаю! — Я... я не обнадеживал... — Конечно, предложения вы не делали, да разве не видно было, к чему клонились ваши поступки? Каждый день, обедал, с Настей по целым ночам под ручку... да нешто все это спроста делается? Женихи только ежедневно обедают, а не будь вы женихом, нешто я стал бы вас кормить? Да-с! нечестно! Я и слушать не желаю! Извольте делать предложение, иначе я... тово... — Настасья Кирилловна очень милая... хорошая девица... Уважаю я ее и... лучшей жены не желал бы себе, но... мы не сошлись убеждениями, взглядами. — В этом и причина? — улыбнулся Кондрашким. — Только-то? Да, душенька ты моя, разве можно найти такую жену, чтоб взглядами была на мужа похожа? Ах, молодец, молодец! Зелень, зелень! Как запустит какую-нибудь теорию, так, ей-Богу... хе-хе-хе... в жар даже бросает... Теперь взглядами не сошлись, а поживете, так все эти шероховатости и сгладятся... Мостовая, пока новая — ездить нельзя, а как пообъездят ее немножко, то мое почтение! — Так-то так, но... я недостоин Настасьи Кирилловны... — Достоин, достоин! Пустяки! Ты славный парень! — Вы не знаете всех моих недостатков... Я беден... — Пустое! Жалованье получаете, и слава Богу... — Я... пьяница... — Ни-ни-ни!.. Ни разу не видал пьяным!.. — замахал руками Кондрашкин. — Молодежь не может не пить... Сам был молод, переливал через край. Нельзя без этого... — Но ведь я запоем. Во мне наследственный порок! — Не верю! Такой розан и вдруг — запой! Не верю! "Не обманешь, черта! — подумал Милкин. — Как ему, однако, дочек спихнуть хочется!" — Мало того, что я запоем страдаю, — продолжал он вслух, — но я наделен еще и другими пороками. Взятки беру.„ — Милаша, да кто же их не берет? Хе-хе-хе. Эка, поразил! — И к тому же я не имею права жениться до тех пор, пока я не узнаю решения моей судьбы... Я скрывал от вас, но теперь вы должны все узнать... Я... я состою под судом за растрату... — Под су-дом? — обомлел Кондрашкин. — Н-да... новость... Не знал я этого. Действительно, нельзя жениться, покуда судьбы не узнаешь... А вы много растратили? — Сто сорок четыре тысячи. — Н-да, сумма! Да, действительно Сибирью история пахнет... Этак девчонка может ни за грош пропасть. В таком случае нечего делать, Бог с вами... Милкин свободно вздохнул и потянулся к шляпе... — Впрочем, — продолжал Кондрашкин, немного подумав, — если Настенька вас любит, то она может за вами туда следовать. Что за любовь, ежели она жертв боится? И к тому же, Томская губерния плодородная. В Сибири, батенька, лучше живется, чем здесь. Сам бы поехал, коли б не семья. Можете делать предложение! "Экий черт несговорчивый! — подумал Милкин. — За нечистого готов бы дочку выдать, лишь бы только с плеч спихнуть". — Но это не все... — продолжал он вслух. — Меня будут судить не за одну только растрату, но и за подлог. — Все равно! Одно наказание! — Тьфу! — Чего это вы так громко плюете? — Так... Послушайте, я вам еще не все открыл... Не заставляйте меня высказывать вам то, что составляет тайну моей жизни... страшную тайну! — Не желаю я знать ваших тайн! Пустяки! — Не пустяки, Кирилл Трофимыч! Если вы услышите... узнаете, кто я, то отшатнетесь... Я... я беглый каторжник!! Кандрашкин отскочил от Милкина как ужаленный и окаменел. Минуту он стоял молча, неподвижно и глазами, полными ужаса, глядел на Милкина, потом упал в кресло и простонал. — Не ожидал... — промычал он. — Кого согрел на груди своей! Идите! ради Бога, уходите! Чтоб я и не видел вас! Ох! Милкин взял шляпу и, торжествуя победу, направился к двери... — Постойте! — остановил его Кондрашкин. — Отчего же вас до сих пор еще не задержали? — Под чужой фамилией живу... Трудно меня задержать... — Может быть, вы и до самой смерти этак проживете, что никто и не узнает, кто вы... Постойте! Теперь ведь вы честный человек, раскаялись уже давно... Бог с вами, так и быть, уж женитесь! Милкина бросило в пот... Врать дальше беглого каторжника было бы уже некуда, и оставалось одно только: позорно бежать, не мотивируя своего бегства... И он готов уж был юркнуть в дверь, как в его голове мелькнула мысль... — Послушайте, вы еще не все знаете! — сказал он. — Я... я сумасшедший, а безумным и сумасшедшим брак возбраняется... — Не верю! Сумасшедшие не рассуждают так логично... — Стало быть, не понимаете, если так рассуждаете! Разве вы не знаете, что многие сумасшедшие только в известное время сумасшествуют, а в промежутках ничем не отличаются от обыкновенных людей? — Не верю! И не говорите! — В таком случае я вам от доктора свидетельство доставлю! — Свидетельству поверю, а вам нет... Хорош сумасшедший! — Через полчаса я принесу вам свидетельство... Пока прощайте... Милкин схватил шляпу и поспешно выбежал. Минут через пять он уже входил к своему приятелю, доктору Фитюеву, но, к несчастью, попал к нему именно в то время, когда он поправлял свою куафюру после маленькой ссоры со своей женой. — Друг мой, я к тебе с просьбой! — обратился он к доктору. — Дело вот в чем... Меня хотят окрутить во что бы то ни стало... Чтобы избегнуть этой напасти, я придумал показать себя сумасшедшим... Гамлетовский прием, в некотором роде... Сумасшедшим, понимаешь, нельзя жениться... Будь другом, дай мне удостоверение в том, что я сумасшедший! — Ты не хочешь жениться? — спросил доктор. — Ни за какие коврижки! — В таком случае не дам я тебе свидетельства, — сказал доктор, трогая за свою куафюру. — Кто не хочет жениться, тот не сумасшедший, а, напротив, умнейший человек... А вот когда захочешь жениться — ну, тогда приходи за свидетельством... Тогда ясно будет, что ты сошел с ума... Впервые опубликовано: Петербургская газета. 1885. № 207. 31 июля, в отделе "Летучие заметки".
Антон Павлович Чехов (1860-1904) русский писатель, драматург, по профессии врач. Почётный академик Императорской Академии наук по Разряду изящной словесности (1900-1902). Является общепризнанным классиком мировой литературы. Его пьесы, в особенности "Вишнёвый сад", на протяжении ста лет ставятся во многих театрах мира. Один из самых известных мировых драматургов. | ||
|