| ||
|
Из летописи Лиговско-Чернореченского банка "Спать хочется! — думал я, сидя в банке. — Приду домой и завалюсь спать". — Какое блаженство! — шептал я, наскоро пообедав и стоя перед своей кроватью — Хорошо жить на этом свете! Важно! Бесконечно улыбаясь, потягиваясь и нежась на кровати, как кот на солнце, я закрыл глаза и принялся засыпать. В закрытых глазах забегали мурашки; в голове завертелся туман, замахали крылья, полетели к небу из головы какие-то меха... с неба поползла в голову вата... Все такое большое, мягкое, пушистое, туманное... В тумане забегали маленькие человечки. Они побегали, покрутились и скрылись за туманом... Когда исчез последний человечек и дело Морфея было уже в шляпе, я вздрогнул. — Иван Осипыч, сюда! — гаркнули где-то. Я открыл глаза. В соседнем номере стукнули и откупорили бутылку. Я повернулся на другой бок и укрыл голову одеялом. — "Я вас любил, любовь еще, быть может..." — затянул баритон в соседнем номере. — Отчего вы не заведете себе пианино? — спросил другой голос. — Черрти, — проворчал я. — Не дадут уснуть! Откупорили другую бутылку и зазвонили посудой. Зашагал кто-то, звеня шпорами. Хлопнули дверью. — Тимофей, скоро же ты самовар? Живей, брат! Тарелочек еще! Ну-с, господа? По христианскому обычаю. По маленькой... Мадемуазель-стриказель, бараньи ножки, же ву при! [прошу вас! (фр.)] В соседнем номере начался кутеж. Я спрятал голову под подушку. — Тимофей! Если придет высокий блондин в медвежьей шубе, то скажешь ему, что мы здесь... Я плюнул, вскочил и постучал в стену. В соседнем номере притихли. Я опять закрыл глаза. Забегали мурашки, меха, вата... Но — увы! — через минуту опять заорали. — Господа! — крикнул я умоляющим голосом. — Ведь это, наконец, свинство! Ведь вас просят! Я болен и спать хочу. — Спите, вам никто не мешает; а если вы больны, так отправляйтесь к доктору! "У рыцарей любовь и честь"... — запел баритон. — Как это глупо! — сказал я, — Очень глупо! Даже подло. — Прошу не рассуждать! — послышался за стеной старческий голос. — Удивительно! Повелитель какой нашелся! Птица важная! Да вы кто такой? — Не рассуж-дать!!! — Мужичье! Надулись водки и орут! — Не рас-суж-дать!!! — раз десять повторил старческий, охрипший голос. Я ворочался на кровати. Мысль, что я не сплю по милости праздных гуляк, приводила меня мало-помалу в ярость... Поднялась пляска... — Если вы не замолчите, — крикнул я, захлебываясь от злости, — то я пошлю за полицией! Человек!! Тимофей! — Не рассуждать!!! — еще раз крикнул старческий голосок. Я вскочил и, как сумасшедший, побежал к соседям. Мне захотелось во что бы то ни стало настоять на своем. Там кутили... На столе стояли бутылки. За столом сидели какие-то личности с выпуклыми, рачьими глазами. В глубине номера на диване полулежал лысый старичок... На его груди покоилась головка известной кокотки-блондинки. Он глядел на мою стену и дребезжал: — Не рассуждать!! Я раскрыл рот, чтобы начать ругаться, и... о ужас!!! В старичке я узнал директора того банка, где я служу. Мигом слетели с меня и сон, и злость, и фанаберия... Я выбежал от соседей. Целый месяц директор не глядел на меня и не сказал мне ни единого слова... Мы избегали друг друга. Через месяц он боком подошел к моему столу и, нагнув голову, глядя на пол, проговорил: — Я полагал... надеялся, что вы сами догадаетесь... Но вижу, что вы не намерены... Гм... Вы не волнуйтесь. Даже можете сесть... Я полагал, что... Нам двоим служить невозможно... Ваше поведение в номерах Бултыхина... Вы так испугали мою племянницу... Вы понимаете... Сдадите дела Ивану Никитичу... И, подняв голову, он отошел от меня... А я погиб. Впервые опубликовано: Осколки. 1882. № 47, 20 ноября.
Антон Павлович Чехов (1860-1904) русский писатель, драматург, по профессии врач. Почётный академик Императорской Академии наук по Разряду изящной словесности (1900-1902). Является общепризнанным классиком мировой литературы. Его пьесы, в особенности "Вишнёвый сад", на протяжении ста лет ставятся во многих театрах мира. Один из самых известных мировых драматургов. | ||
|