| ||
|
Мне вспоминается небольшой уютный кабинет А.П. Чехова в его ялтинской даче. За письменным столом и за изящным рабочим креслом — в алькове оттоманка, а над нею — картина Левитана. И на противоположной стене на камине — фреска Левитана "Стога сена". Под широким окном — диван, а к нему повернуто приставленное боком к письменному столу большое удобное мягкое кресло. Панно из покрытых автографами фотографий знакомых Чехова — на столе у входа в кабинет. Сюда 25 августа 1901 года из соседней комнаты провел меня Антон Павлович Чехов, заслоняя на минуту дверь своей большой высокой фигурой; крепко, энергично пожимая мою руку, усадил радушно на кресло, а сам сел на диван под окном и откинулся на спинку дивана, заложив ногу на ногу. Этой спокойной удобной позы он не переменил, пока мы беседовали. Сквозь пенсне он смотрел на меня открытым, прямым умным и внимательным взглядом. Как-то своеобразно приятным, симпатичным казался его грубоватый жесткий, "толстый" голос, и звучало в этом его голосе как будто что-то надтреснутое, больное. Он говорил простым, почти народным языком, и в каждом его слове чувствовалась правда, искренность и доброжелательство. — Мне кажется, не совсем удачно вы назвали свою книжку: "Штрихи и настроения". Штрихи — не русское слово... — Что за дивная эта маленькая фреска у вас над камином, Антон Павлович, — эти стога сена там, в нашей московской полосе... Это Исаака Ильича, должно быть?.. — Да, это Левитана... А каким он вам казался сам?.. Плох был здоровьем... Умер... — Очень был слаб... А какое было сердце!.. Непременно хотел меня порадовать, новые работы в своей мастерской показать... Там в Москве, в Трехсвятительском переулке... Лестница в мастерскую только на высоту комнаты, а и трудно же было ему подниматься... Поднимет ногу на ступеньку, другую ногу на ту же ступеньку поставит и на несколько секунд остановится, передохнет, потом так же на вторую ступеньку... И так — пока в мастерскую поднялся... А там сразу сел и несколько минут отдыхал... Потом стал показывать картины, и только лишь те, что закончены, а начатых работ очень просил меня не смотреть... В другой день приготовил к моему приходу множество своих этюдов и за мои небольшие деньги разрешил мне выбрать любой этюд из всех. Я выбрал очень маленький по размеру, но такой, который как раз и самому Левитану нравился, как он мне потом сказал, подписав этюд, и он этому был рад... Потом написал мне, звал радушно опять... Что за милый он был человек — этот гениальный пейзажист... А вас он как любил, Антон Павлович!.. — Да ведь, Алексей Николаевич, и я его очень любил... Мы заговорили о Мачтете, который умер в Ялте несколько дней назад. — Зря помер человек... — сказал Чехов и спросил меня: — Вы давно познакомились с Григорием Александровичем? — Я привез ему в 1891 году из Сибири, из Ишима и Тюкалинска, письма его товарищей по ссылке... Тогда Мачтет жил в Москве, на Плющихе... У него собирались писатели... Бывал у Мачтета и Лев Николаевич Толстой, с которым тогда еще мне не выпадало счастливого случая встретиться... Встречал я В.Е. Ермилова и других... Потом, живучи в разных городах, мы с Мачтетом переписывались, потом был в гостях он у меня в Петербурге и я у него в Житомире... В 1897 году снялся он со мной вместе в Петербурге в фотографии Ануфриева... А за несколько лет до того он помог мне пристроиться на службу в железнодорожный контрольный отдел... Он и сам до того служил там некоторое время... Нуждался в определенном заработке, чтобы не слишком насиловать свое литературное творчество... — Да, я знаю... У вас целы его письма?.. — Конечно, храню... Больше двадцати его писем. — Отдадите в печать? — Много мест в его письмах ко мне не могут пройти в печати по цензурным условиям...* ______________________ * Потом, в 1905 году, письма Г.А. Мачтета ко мне были напечатаны в сборнике "Комета", изданном в С-Петербурге. ______________________ Заговорили о Кучук-Кое, куда я собирался ехать. — Я люблю Кучук-Кой, — сказал Чехов. — Тихий уголок... Жаль, редко приходится там бывать... Когда я начал прощаться, Чехов встал и опять энергично, крепко пожал мне руку и шел со мною до передней. На террасе ждали Чехова сидевшие там в это время Орленок и Дорошевич. Из-под тени чеховского дома я вышел на залитую ярким солнцем дорогу, что шла по улице Верхней Аутки мимо кипарисов и небольших домиков, спускаясь с горы к богатым улицам Ялты и к морю. Широкий, дивный вид открывается с того места, где приютилась дача А.П. Чехова. Но не любил Чехов ярких красок юга и в тени своего кабинета отдыхал усталым взором на пейзажах своего друга Левитана, так живо и верно передававших настроение серенького северного дня. Вот три письма, которые получил я затем от Антона Павловича Чехова. 14 февраля 1902 г. Многоуважаемый Алексей Николаевич! Я, по получении от Вас письма, наводил справки насчет какого-нибудь доброго дела в память покойного Г.А. Мачтета и теперь могу сообщить Вам следующее. В Ялте существует благотворительное общество, помогающее больным, главным образом, чахоточным (между прочим, оно содержит дачу "Яузла", в которой живут небогатые больные), и вот это общество собирает капитал имени покойного Г.А., чтобы помогать литераторам, которые больны чахоткой и нуждаются. Пожертвования принимает Сергей Яковлевич Елпатьевский, живущий в Ялте, в собственном доме. Состоит он в обществе членом правления. К нему и адресуйтесь. Благотворительное общество делает много добра. Приношу Вам сердечную благодарность за фотографию и за рассказ "Оценка жизни", который я прочел с удовольствием, и остаюсь уважающий Вас и готовый к услугам А. Чехов. Если понадобятся Вам еще какие-либо справки, то, пожалуйста, не стесняйтесь и пишите, я готов служить. 6 марта 1902 г. Многоуважаемый Алексей Николаевич! Присланную Вами фотографию подписал и возвращаю с большой благодарностью. Здоровье Л.Н. Толстого поправляется, и то, что сообщается в газетах вообще об его здоровье, не расходится с истиной. Желаю Вам всего хорошего и еще раз благодарю. Искренне Вас уважающий А. Чехов. 9 марта 1903 г. Многоуважаемый Алексей Николаевич! С г. Ч-ровым я не знаком, не знаю его, и в чем его вина, из письма Вашего я не уяснил себе. Благоволите сами написать ему, я же положительно не знаю, как и о чем я должен говорить с ним. Да он не стал бы и слушать меня. Желаю Вам всего хорошего. Искренно уважающий Вас А. Чехов. Вина г. Ч-рова, о котором упоминается в последнем письме, относилась, главным образом, к нему, Антону Павловичу Чехову, и то обстоятельство, что он не пожелал "уяснить себе" этой вины, является еще одним штрихом к характеристике А.П. Чехова как хорошего человека. А самый вид моих маленьких реликвий — этих строчек нервного прерывистого почерка художника слова — живо мне напоминает и набросавшего их простого сердечного человека, и дивные создания его таланта, и его уютный уголок близ моря, среди кипарисов и яркой лазури знойного юга. Опубликовано: Мошин А.Н. Новое о великих писателях: Мелкие штрихи для больших портретов. СПб., 1908.
Мошин Алексей Николаевич (1870-1928) — писатель, мемуарист. | ||
|