Н.Г. Чернышевский
Великорусс

СОДЕРЖАНИЕ

№ 1

№ 2

№ 3

№ 1

Помещичьи крестьяне недовольны обременительною переменою, которую правительство производит под именем освобождения; недовольство их уже проявляется волнениями, которым сочувствуют казенные крестьяне и другие простолюдины, также тяготящиеся своим положением. Если дела пойдут нынешним путем, надобно ждать больших смут. Правительство ничего не в силах понимать: оно глупо и невежественно, оно ведет Россию к пугачевщине. Надобно образованным классам взять в свои руки ведение дел из рук неспособного правительства, чтоб спасти народ от истязаний; если общество но сделает этого, оно само подвергнется терроризму, потому что правительство, при своей неспособности вести национальные дела разумным образом, впадает в необходимость держаться системы стеснений.

Если образованные классы почтут себя бессильными, не почувствуют в себе решимости обуздать правительство и руководить им, тогда патриоты будут принуждены призвать народ на дело, от которого отказались бы образованные классы. Сначала же попробуем: быть может, просвещенная часть нации не почтет себя бессильною. На деле она гораздо сильнее правительства, тупого и трусливого. Так, просвещенные люди лишь должны громко сказать правительству: мы требуем отмены таких-то и таких-то вещей, мы хотим замены их такими-то и такими-то. Требование будет исполнено. Мы не поляки и не мужики. В нас стрелять нельзя.

Программу действий, конечно, должно определить для себя само общество. Итак, мы будем ждать его решений. Теперь пока поставим два из вопросов, особенно нуждающихся в решении:

должна ли состоять сущность нового порядка вещей, которого одинаково желают и народ и образованные классы, в устранении произвольного управления, в замене его законностью, и

способна ли нынешняя династия отказаться от произвольной власти добровольно и твердо.

Сообразно тому или другому решению этих вопросов определятся и способы действия, а определив способы действия, общество найдет в себе и силу действовать.

№ 2

Выслушав отчеты своих членов о мнениях, высказываемых в публике по поводу вопросов, предложенных в «Великоруссе», комитет пришел к следующим заключениям:

По первому вопросу.

Водворение законного порядка — общее желание просвещенных людей. Большинство их сознает, что главнейшие условия для этого таковы: хорошее разрешение крепостного дела, освобождение Польши и конституция.

Помещичьи крестьяне по своему понятию об ожидаемой ими к весне 1863 г. воле разделяются на две партии. Одна думает, что вся земля поместья должна перейти в собственность крестьян, т.е. и земля, бывшая в пользовании помещика; никакого выкупа за землю платить крестьяне не должны: помещики, потеряв решительно всю землю, удалятся из сел в города, вознаграждение получат они от государства (по выражению крестьян, царь возьмет помещиков на свое жалованье). Партия, непременно ждущая такого решения, очень многочисленна между крепостными крестьянами; она неизбежно возьмет верх, если нынешнее положение дел продолжится. Другая, так сказать, умеренная, партия, полагает, что крестьяне должны получить только всю ту землю, какой они пользовались при крепостном праве, со всеми угодьями, в пользовании которыми они участвовали, т.е. с рыбными ловлями и частью леса; но земля, которою пользовался сам помещик, может, по их мнению, остаться за ним. О выкупе и эта партия думает точно так же, как и первая, т.е. совершенно его отвергает. Теперь эта умеренная партия слабее первой, но можно надеяться, что она привлечет к себе всех крестьян, если вопрос будет разрешен чисто в ее духе. Эта надежда основывается на том, что крестьяне еще не организовались для общего восстания, эпохою которого будет лето 1863 г, если весна его обманет их. Но должно помнить, что выкуп отвергают единодушно все крестьяне. О требовании с них выкупа нечего и думать людям, желающим, чтобы они остались довольны решением вопроса. Если же крестьяне останутся недовольны, законный порядок не может водвориться путем мирных реформ, потому что удерживать крестьян в спокойствии надобно будет, как теперь, военными мерами. А власть, действующая такими мерами против массы населения, не будет соблюдать законности ни в чем. В таком случае законность будет введена только вследствие революции.

Итак, для мирного водворения законности необходимо решить крестьянский вопрос в смысле удовлетворительном, по мнению самих крестьян, т.е. государство должно отдать им по крайней мере все те земли и угодья, которыми пользовались они при крепостном праве, и освободить их от всяких особенных платежей или повинностей за выкуп, приняв его на счет всей нации.

По той же самой причине русские, приверженцы законности, должны требовать безусловного освобождения Польши. Теперь стало ясно для всех, что власть наша над нею поддерживается только вооруженною рукою. А пока в одной части государства власть над цивилизованным народом держится системой военного деспотизма, правительство не может отказаться от этой системы и в остальных частях государства. Вспомним слова Чатама при начале восстания американских колоний: если английское правительство подчинит деспотизму Америку, сама Англия подвергнется деспотизму. Потому он, вместе со всеми друзьями свободы в Англии, требовал, чтобы английские войска были выведены из недовольных колоний. Точно так же интерес русской свободы требует освобождения Польши.

Наша народная гордость, любовь к нашему народу и финансовый расчет требуют того же. Наша власть над Польшей основана только на том, что нарушили все условия, по которым Царство Польское было соединено с Россией на Венском конгрессе. Мы обязались тогда, что оно будет иметь конституцию, полную независимость внутреннего управления и свою отдельную, чисто национальную армию. Мы изменили этому своему слову. Мы остаемся в глазах всей Европы обманщиками.

Чтобы сохранять господство над Польшей, мы должны иметь лишних двести тысяч войска, тратить ежегодно по сорока миллионов наших собственных денег, кроме тех, которые берем с Польши. Наши финансы не придут в порядок, пока мы будем делать такую трату. Сотни тысяч женщин, стариков и детей остаются у нас без средств к жизни, потому что работники их семейств отведены на запад — удерживать Польшу в рабстве, столь разорительном для нас.

Это разорение мы будем терпеть, пока не откажемся от Польши совершенно. Поляки не удовольствуются ничем, кроме полной отдельности от нас. Мы должны вовсе уйти из Польши, чтобы избавиться от разорения. Если мы сделаем это добровольно, поляки станут уважать нас как людей умных, полюбят нас как людей честных. Если мы не сделаем этого сами, поляки все-таки скоро освободятся: они ждут только первого случая, чтобы восстать поголовно. И нам не удастся подавить их теперь, как при Паскевиче, потому что нет теперь в Польше внутреннего раздора, которому тогда мы были обязаны гибельным для нас торжеством. Польские патриоты решили отдать крестьянам землю даром, несмотря на усилия нашего правительства раздувать вражду между сословиями в Польше, польские крестьяне знают об этом и одушевляются патриотизмом, и потому нам теперь невозможно будет победить польского восстания.

Итак, вопрос о Польше для нас, русских, состоит только в том, станем ли мы ждать, чтобы нас с позором выгнали из Польши. Освободившаяся нация останется тогда враждебна нам. Или мы будем так умны, что сами добровольно откажемся от владычества, разорительного для нас, и сделаем поляков верными друзьями нам.

Та же самая надобность уничтожить систему вооруженного насилия требует, чтобы дана была наследию южной Руси полная свобода располагать своею судьбою по собственной воле. Теперь этот народ еще не мог высказать своих желаний. Но известно, что он крайне недоволен нашим господством. До каких бы требований ни довело это недовольство, мы должны уступить им. Если он захочет отделиться совершенно, пусть отделяется. Захочет ли он этого — мы не знаем; да и сам он едва ли решил это при настоящей своей безгласности. Но, судя по живому чувству страданий от нашего деспотизма, должно ожидать, что при первой возможности подумать о своей судьбе он захочет отойти от нас. Будем готовы и на такое решение. Мы, великоруссы, достаточно сильны, чтобы остаться одним, имея в самих себе все элементы национального могущества. Гордые своею силою, мы не имеем низкой нужды искать по примеру Австрии вредного для нас самих искусственного могущества в насильственном удерживании других цивилизованных племен в составе нашего государства. Мы можем вполне признать права национальностей. Мы необходимо должны это сделать, чтобы ввести и упрочить у себя свободу. Вот объяснение имени, носимого нашею газетою. Но вопрос о южной Руси еще только возбуждаем мы сами, предлагая его на рассмотрение южноруссов. Вопрос о Польше же требует немедленного практического решения. Оно: вывод наших войск из Польши и всех земель, где масса народа или говорит по-польски или привязана к прежней униатской вере, потому что во всех этих местах народ имеет если не имя поляков, то польский дух.

Еще не все либеральные русские убеждены в необходимости такого решения крестьянского и польского вопросов; некоторые думают ограничиться половинными уступками. Такие взгляды оставляют без внимания связь этих вопросов с конституционным. Рассмотрев же их по отношению к этому коренному делу, нельзя не видеть, что никакое решение их, кроме изложенного, не ведет к главной цели — упрочению конституции у нас. Это желание либеральных русских может исполниться только при полном удовлетворении поляков и крепостных крестьян: если останется надобность подавлять тех или других оружием, законный порядок невозможен у нас самих. Эту точку зрения комитет настоятельно рекомендует вниманию русских конституционистов.

Все согласны в том, какие черты законного порядка должна установить конституция. Главные из них: ответственность министерств, вотирование бюджета, суд присяжных, свобода исповеданий, свобода печати, уничтожение сословных привилегий, самоуправление по областным и общинным делам. Но чего требовать? Для того, чтобы государь даровал конституцию или чтобы он предоставил нации составить ее? Правительство не умеет порядочно написать даже обыкновенного указа; тем менее сумело бы оно составить хорошую конституцию, если бы и захотело. Но оно хочет сохранить произвол, потому что под именем конституции издало бы оно только акт, сохраняющий при новых словах прежнее самовластие. Итак, требовать надобно не октроирования конституции, а созвання депутатов для свободного ее составления. Для выбора представителен нужны: свобода печати, право популярным людям составить из себя в каждой губернии распорядительный комитет, с подчинением ему всех губернских властей, составление временного избирательного закона популярными лицами, которых укажет голос публики.

Следующий номер Великорусса, изложив выводы из мнений, высказываемых по вопросу о династии, представит на рассмотрение публики способ действий наиболее сообразный с нынешним настроением общественного мнения.

№ 3

Выслушав отчеты своих членов о мнениях, высказываемых публикою, комитет пришел к следующим заключениям по второму из вопросов, предложенных в первом номере Великорусса.

О династии

Мнения о том, способна ли нынешняя династия отказаться от произвольной власти добросовестно и твердо, очень раздельны. Многие из конституционистов думают, что нынешний государь сам расположен к конституционному порядку и способен верно соблюдать его правила. Они основываются на неопределенных, но многочисленных анекдотах о произнесенных будто бы им разных словах в этом смысле, основываются также на его личном характере, который называют они добрым, мягким, наклонным к спокойному пользованию почетностию и материальными выгодами своего положения. Другие находят, что анекдоты о мнимых конституционных намерениях нынешнего государя неосновательны. Не отвергая добрых качеств его характера, эти лица убеждены, что быть приверженцами конституционного правления он не может, что это было бы противно и воспитанию, полученному им в духе безусловного самодержавия, и приобретенной им привычке пользоваться неограниченною властью, и всем фамильным его преданиям, и всем свойствам придворной среды, из которой он не хочет и не может выйти, что это их убеждение подтверждается всеми действиями его царствования, которые часто были следствием хороших намерений, но все были проникнуты боязнию политической свободы и безусловным ее отрицанием (почему и остались совершенно бесплодны).

В пример эти лица указывают на положение литературы, по-прежнему подчиненной произволу, па враждебность государя к университетам, на стеснение воскресных школ, на ведение крестьянского дела бюрократическим порядком с устранением литературы от участия в этом вопросе, на одобрение кровопролитий, совершенных посланными его в Казанской и других губерниях, на его несогласие хотя бы только ослабить стеснения, которым подвергнута Польша, на его симпатии к Франциску Неаполитанскому. Из этих и всех других действий его царствования видно, что он считает политическую свободу вещью вредною, никогда не откажется от самовластия добровольно и, если будет принужден отказаться, будет думать о его восстановлении. Так думают все лица, с должным вниманием рассматривавшие действия нынешнего государя по отношению к конституции. Но, будучи согласны о том, что царствующему государю противна всякая мысль о законной форме правления, эти люди расходятся между собою в мнениях о том, к чему же возможно теперь стремиться. Одни думают, что низложные династии — дело легкое при настоящем раздражении простого народа, озлоблении помещиков, недовольстве образованного класса и расстройстве финансов. Другие находят, что при всем изобилии революционных начал в нации просвещенные классы еще мало расположены поддержать подобное стремление, к которому уже так близок народ.

Видя такое разногласие между друзьями свободы, комитет думает, что для блага нации надобно дать время проверить свои мысли людям, считающим сохранение династии вещью совместною с конституционным правлением. Если нынешний государь добросовестно откажется от произвола, проигрыш республиканской партии будет не очень велик. Истинно конституционная монархия мало отличается от республики. Что касается Комитета, он вместе с передовою частью патриотов уверен, что законность и нынешняя династия — вещи, которых нельзя соединить. Тем не менее он убеждает передовых патриотов ограничиться на первое время только тем, чтобы помогать умеренной партии, желающей сделать такую пробу. Время, употребленное на этот опыт, не будет потеряно для политического воспитания нации. Сами факты пусть раскроют глаза людям, питающим ошибочную надежду на династию. Всего важнее, чтобы друзья свободы действовали заодно. Для этого передовые прогрессисты должны подождать (ждать придется недолго), пока отставшие от них в своем политическом развитии конституционисты будут приведены событиями к принятию истины, которую теперь они еще не замечают. Быть снисходительными и терпеливыми — дело тех, которые убеждены, что довольно скоро всеми будет признана верность их взгляда.

Сообразно этому следует на первый раз испытать мирные средства. Должно подать государю адрес. Проект адреса мы рассылаем. Он написан в самом уверенном духе, чтобы все либеральные люди могли принять его. Что же делать с ним? Должно пользоваться существующими собра ниями, чтобы пропагандировать его принципы и мысль о необходимости подать его государю. Сначала пусть ведет эту пропаганду каждый в частном кругу своих знакомых; круги эти будут расти, руководители их сближаться. Когда большинство публики будет думать об адресе одинаково с ними, можно будет говорить о нем и в общественных собраниях. Везде есть клубы для танцев и карт, везде бывают балы, вечера. Тут, в числе других предметов разговора, будет идти речь и об адресе. Этот мирный обмен мыслей не будет иметь в себе ничего опасного: полиция не может сделать больших неприятностей человеку за то, что он, подобно всем другим, говорит со своими знакомыми о средствах предотвратить бедствия. Об этом и теперь говорят все повсюду, только без общего основания и определенной цели, цель и связь эту даст дело о подаче адреса. Разумеется, действовать надобно спокойно, удерживая опрометчивых людей от выходок, которые подвергли бы их бедам, без пользы делу. Пропагандою будет заниматься каждый, в ком есть убеждения. На людях особенно сильных умом и характером лежит еще другая обязанность — организовать и дисциплинировать движение. Они должны составлять комитеты, которые систематически руководили бы партиями. Главные правила тут: 1) не должно ничего вверять бумаге, не иметь ни списков, ни протоколов, ничего подобного, чтобы не было материальных улик. Все дела должно вести изустно; 2) никто из членов партии не должен предпринимать ничего важного, иначе как сообщив свое намерение комитету своего города, и не должен ни в чем переступать инструкций этого комитета. Эти правила должно соблюдать неуклонно. Человек, нарушающий их, вреден для дела, и партия должна прекратить всякие сношения с ним.

Держась этих правил, комитеты могут существовать безопасно. В случае открытия их нельзя будет даже назвать тайными обществами: это дружеские свидания лиц, уважаемых публикою и предотвращающих напрасные столкновения. Разумеется, они позаботятся заслужить доверие молодежи. Дав цель ее усердию в деле пропаганды, они будут удерживать ее от преждевременных демонстраций, иначе неизбежных, и спасут многих наилучших юношей от бед, которым подверглись бы они, не имея, как теперь, осторожных руководителей в наступающие смутные времена.

Когда образуются комитеты по городам, наш комитет вступит в сношения с ними. Спрашивают, кто мы? Когда явится надобность, наши скромные имена будут открыты тем, кому будет нужно знать их для пользы дела. А наши намерения теперь явны всем. В первом номере Великорусса мы с расчетом только ставили вопросы, и притом в крайне общих выражениях, чтобы не навязывать публике наших мнений, а узнать ее желания и сообразовать наши действия с ними. Дав публике время высказаться, теперь мы выставляем программу, которую потребовала она сама.

Итак, на первое время должно ограничиться пропагандою мысли об адресе и об условиях, которые необходимо соблюсти для водворения законного порядка. Решительные действия: собирание подписей к адресу и назначение депутатов для представления его государю надобно будет начать только тогда, когда большинство публики будет приготовлено к этому деятельностью комитетов. Раньше этого такие попытки вредны. Нам будет видно, когда настанет срок, и публика может быть уверена, что мы пригласим ее к подписыванию и подаче адреса только тогда, когда эту демонстрацию можно будет исполнить спокойно, торжественно, с непреодолимою силою, перед которою робко преклонится правительство. Заставить его согласиться на требования публики будет легко. Не в этом сомневались мы, говоря о несовместности нынешней династии с конституцией. Мы думаем, что, согласившись на все, династия будет потом стараться взять назад свои уступки. Но прямо противиться требованию, выраженному всем образованным русским обществом, оно не может. Пусть каждый подумает, возможно ли с Москвой и Петербургом поступить так, как с Варшавой, Вильной или каким-нибудь селом Бездной? Нет, нет. Депутации русских столиц, опираясь на все великорусские провинции, представят собою могущество, перед которым опустятся штыки, побледнеют придворные и смирится беспомощный царь. Поймите свою силу, вы, к кому «мы обращаемся теперь.

Этим номером и проектом адреса наша газета прекращается на время. Мы посмотрим, какое действие произведет наше приглашение на образованные классы. Мы обращаемся к ним, как обещали. Но если мы увидим, что они не решаются действовать — нам не останется выбора: мы должны будем действовать на простой народ и с ним будем принуждены говорить уже не таким языком, не о таких вещах. Долго медлить с решением нельзя: если не составят образованные классы мирную оппозицию, которая вынудила бы правительство до весны 1863 г. устранить причины к восстанию, народ неудержимо поднимется летом 1863 г. Отвратить это восстание патриоты не будут в силах и должны будут позаботиться только о том, чтобы оно направилось благотворным для нации образом.

Журнал выходил в 1861. № 1 - июнь; № 2 - сентябрь; № 3 - октябрь.

Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889). Экономист, прозаик, публицист, литературный критик.