М.Д. Чулков
Собрание разных песен

На главную

Произведения М.Д. Чулкова


СОДЕРЖАНИЕ



          * * *

    Сокрылись те часы, как ты меня искала,
    И вся моя тобой утеха отнята,
    Я вижу, что ты мне неверна ныне стала,
    Против меня совсем ты стала уж не та.
    Мой стон и грусти люты
    Вообрази себе
    И вспомни те минуты,
    Как был я мил тебе.
    Взгляни на те места, где ты со мной видалась,
    Все нежности они на память приведут.
    Где радости мои! где страсть твоя девалась!
    Прошли и в век ко мне обратно не придут.
    Настала жизнь другая;
    Но ждал ли я такой!
    Пропала жизнь драгая,
    Надежда и покой.
    Несчастен стал я тем, что я с тобой спознался;
    Началом было то, что муки я терплю,
    Несчастнее еще, что я тобой прельщался,
    Несчастнее всего, что я тебя люблю.
    Сама воспламенила
    Мою ты хладну кровь;
    За что ж ты изменила
    В недружество любовь?
    В упреках пользы нет, что я, лишась свободы,
    И радостей лишен, одну лишь страсть храня.
    Зачем изобличать? Бессильны все доводы,
    Коль более уже не любишь ты меня.
    Уж ты и то забыла,
    Мои в плен мысли взяв,
    Как ты меня любила,
    И время тех забав.

          * * *

    В какой мне вредный день ты в том меня уверил,
    Что ты передо мной в любви не лицемерил?
    Что лести я твоей доверила себя,
    Ты виноват — я виновата боле.
    Любовью распаленна,
    Любви дала я власть —
    Сама вошла в напасть
    Я, страстью ослепленна.
    Не помнишь ты моей горячности нимало,
    И что мое к тебе спокойствие пропало.
    Вздыхаешь о другой: должна ли я то зреть?
    Досады таковы должна ли я терпеть?
    Я рвусь — мой дух слабеет,
    Рассеян разум мой,
    А ты владеешь мной —
    Она тобой владеет.
    На то ли я тебе ввек сердце поручила,
    Чтоб ввек меня с тобой другая разлучила?
    А ты, лишив меня с жестокостью утех.
    Смеешься, что имеешь ты успех!
    Ты лестию искала,
    Паля притворством кровь,
    Кого моя любовь
    И верность распаляла.
    Кем стали навсегда мои все чувства пленны,
    О ты, кем грудь моя и мысли напоенны!
    Приди в себя хоть раз и рассмотри дела,
    Куда она тебя обманом завела.
    Прельщаешься ты ею,
    Как начал — навсегда,
    Не тронут никогда
    Горячностью моею.

          * * *

    Мы друг друга любим, что ж нам в том с тобою?
    Любим и страдаем всякий час,
    Боремся напрасно мы со своей судьбою.
    Нет на свете радостей для нас.
    С лестною надеждой наш покой сокрылся,
    Мысли безмятежные отняв;
    От сердец зажженных случай удалился,
    Удалилось время всех забав.
    Вижу ль тебя, не вижу ли — равну грусть имею,
    Равное мучение терплю;
    Уж казать и взором я тебе не смею,
    Ах, ни воздыханьем, как люблю.
    Все любовны знаки в сердце заключенны.
    Должно хлад являть нам и гореть:
    Мы с тобой, драгая, вечно разлученны;
    Мне тебя осталось только зреть.
    Жизнь мою приятну пременил рок в злую.
    Сладость обращенна в горесть мне;
    Только ныне в мыслях я тебя целую.
    Говорю с тобою лишь во сне.
    Где любови нашей прежние успехи,
    Где они девалися, мой свет!
    О печально сердце! Где твои утехи!
    Все прошло, и уж надежды нет.

          * * *

    Позабудь дни жизни сей.
    Как по мне вздыхала;
    Прочь из памяти моей,
    Коль неверна стала.
    Гасни пламень мой в крови;
    Ах, чего желаю!
    Истребляя жар любви.
    Больше лишь пылаю.

    Правдой принимаю лесть
    Я в твоем ответе;
    Мне и льстя, всего что есть
    Ты милей на свете.
    В том, что ныне ясно зрю,
    Сам себе не верю:
    День и ночь тобой горю,
    Сердцу лицемерю.

    За неверность вне себя
    Я, сердясь, бываю;
    Но увижу лишь тебя,
    Все позабываю.
    Я не помню в этот час
    Все твои досады,
    И во взорах милых глаз
    Я ищу отрады.

    Только то одно манит,
    Сердце подкрепляет:
    Мню пустой меня лишь вид
    Ревность ослепляет.
    Нет, не тем теперь моя
    Грудь отягощен на —
    Зрю неверность ныне я,
    Тем душа смущенна.

          * * *

    Уж прошел мой век драгой,
    Миновался мой покой,
    И веселье скрылось
    Мне противна жизнь и свет:
    Для меня забавы нет,
    Все переменилось;
    Уж не мной горишь, любя,
    Я тобой забвенна,
    А лишившися тебя,
    Я всего лишенна.

    В те часы, как рок, виню,
    Воздыхаю, и стенаю,
    И прегорько плачу:
    Ты среди своих утех
    Все приемлешь только в смех,
    Как я жизнь ни трачу.
    Сносно ль мне, что ты зовешь
    Не меня драгою,
    И, склонив меня, живешь
    Ты в любви с другою!

    Славься, что мой ум пленя,
    Обмануть ты мог меня,
    И любим стал мною.
    Виновата пред собой;
    Только ты меня какой
    Обличишь виною?
    В час несчастный ты, любовь,
    В сердце мне вселилась,
    И во злу минуту кровь
    Вся воспламенилась.

    Чувствуй радости свои
    Ты чрез жалобы мои.
    В жалость не приходишь;
    Веселясь моей тоской,
    Проведенных дней со мной
    В память не приводишь.
    Нестерпим мне сей удар;
    Как ты дух мой в теле!
    О любовь! о вредный жар!
    Что сего тяжеле!

    Коль привел меня ты в страсть,
    Умножай мою напасть.
    За любовь сердечну
    Счастье ты мое унес,
    И влечешь потоки слез
    За горячность вечну.
    Хоть увидь меня во сне
    В сей моей неволе;
    Но не хочешь обо мне
    Ты и слышать боле.

          * * *

    Тщетно я скрываю сердца скорби люты,
    Тщетно я спокойною кажусь:
    Не могу спокойна быть я ни минуты,
    Не могу, как много я ни тщусь.
    Сердце тяжким стоном, очи током слезным
    Извлекают тайну муки сей.
    Ты мое старанье сделал бесполезным,
    Ты, о хищник вольности моей!
    Ввергнута тобою я в сию злу долю;
    Ты спокойный дух мой возмутил;
    Ты мою свободу превратил в неволю,
    Ты утехи в горесть обратил.
    И к лютейшей муке ты, того не зная,
    Может быть, вздыхаешь о иной;
    Может быть, бесплодным пламенем сгорая,
    Страждешь ею так, как я тобой.

    Зреть тебя желаю, а узрев, мечусь я
    И боюсь, чтоб взор не изменил.
    При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,
    Что не знаешь, сколько ты мне мил.
    Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится,
    А любовь стремится выгнать стыд:
    В сей жестокой брани разум мой мутится,
    Сердце рвется, страждет и горит.

    Так из муки в муку я себя ввергаю;
    И хочу открыться, и стыжусь,
    И не знаю прямо, я чего желаю.
    Только знаю то, что я крушусь.
    Знаю, что всеместно пленна мысль тобою,
    Воображает мне твой милый зрак;
    Знаю, что вспаленной страстию презлою,
    Мне забыть тебя нельзя никак.

          * * *

    От несклонности твоей
    Дух во мне мятется;
    Я люблю, но в страсти сей
    Только сердце рвется.
    Для того ль тебя познал,
    И на толь твой пленник стал,
    Чтоб вздыхать всечасно;
    Или рок мой осудил,
    Чтоб я вечно мучим был
    И вздыхал напрасно.
    Как пастух с морских брегов
    В бурную погоду
    Во сражении валов:
    Видя грозну воду
    И смотря на корабли,
    Он смеялся на земли
    Беспокойству света;
    Так смеялся я любви
    И огню её в крови
    Прежде многи лета.
    Ныне сам подвластен стал
    Я сей страсти лютой,
    И покой мой убежал
    С той же вдруг минутой,
    Коя жизнь мою губя,
    Мне представила тебя
    В первый раз пред очи.
    Воображалась в тот же день
    Мне твоя драгая тень
    Ах, до самой ночи.
    Сон глаза мои закрыл,
    Ты и в нем предстала;
    Я тогда тебе был мил,
    Ты мне то сказала.
    Мысль, встревожась красотой,
    Обольщенна став мечтой.
    Стала пуще страстна.
    О дражайший сладкий сон!
    Ты мне сделал пущий стон,
    Обманув несчастна.
    Я, влюбясь единый раз,
    Был лишен покою.
    Только тот мне счастлив час
    Был в любви с тобою.
    Иль в забаву ставишь то,
    Что страдаю ни за что,
    Я всегда вздыхаю.
    Как сказала ты во сне.
    Ах скажи, скажи то мне
    Наяву, драгая!

          * * *

    Твои стенанья слышу и вздохи я внимаю,
    Что ты страдаешь, знаю.
    Мне нет несчастной власти,
    Хотя сама вздыхаю,
    Окончатся напасти.
    Мне следовать желанью судьбина запрещает,
    Судьбина разлучает
    Навек меня с тобою.
    От мест, где я бываю, зачем не удалялся,
    Зачем ты не старался
    Скрываться от несчастной.
    И ах! зачем ласкался
    Надеждою напрасной.
    Жила бы я в покое, когда б тебя не знала,
    Все часто б не вздыхала,
    Терзаяся любовью.
    Не множь своим вздыханьем, не множь мое мученье,
    Имей, имей терпенье
    И следуй злейшей части,
    Тем можешь облегченье
    Дать мне и в сей напасти.
    Забудь меня навеки, судьба того желает,
    Коль рок нас разлучает;
    Будь счастлив ты с иною.

          * * *

    Понесите жалобный мой глас
    Вы к возлюбленной в сей час;
    Легки ветры днесь,
    Что я весь
    От любви сгораю здесь.
    Опишите ей мою напасть,
    Как мой дух терзает люта страсть,
    Что давно ее здесь не видал.
    Я весь ум,
    С тяжких дум,
    Омрачивши мысли, потерял.
    Ах, приди, приди в сей темный лес
    Под густую тень древес,
    Покажись опять,
    Чтоб перестать
    О тебе мне воздыхать.
    Я по рощам ходя, рвусь крича,
    Иль уже не любишь ты меня,
    Возврати мою утеху мне.
    Вспомяни
    И взгляни,
    Возвращайся с тех мест к сей стране.

          * * *

    Размучен страстию презлою
    И ввержен будучи в напасть.
    Прости, что я перед тобою
    Дерзнул свою оплакать часть.
    Хотя твой милый взор, драгая,
    Мне остры стрелы в грудь бросая,
    Зрел действие своих побед;
    Но ты еще того не знаешь,
    Сколько ты мне причиняешь
    Несносных мук и лютых бед.
    Я с той жестокой мне минуты,
    Как в первый раз тебе предстал,
    Питаю в сердце скорби люты,
    Питаю страсть и пленник стал.
    Не видишь ты, как я смущаюсь,
    Как рвуся, стражду и терзаюсь,
    И горьких слез потоки лью.
    Ты прежних дум меня лишила,
    Ты жизнь мою переменила,
    Тебя, как душу, я люблю.
    Всегда тебя в уме встречаю,
    А, встретив, зреть тебя хочу;
    И где тебя найти лишь чаю,
    Бегу туда и там грущу.
    Места, где страсть моя родилась.
    Где кровь тобою вспламенилась, —
    Свидетели тоски моей;
    Я в них тебя воспоминаю,
    Твое в них имя повторяю
    Стократно в памяти своей.
    Теперь, узнав меня, подвластна
    И частию владей моей;
    Но сколько ты, мой свет, прекрасна,
    Ты столько жалости имей.
    За скорбь в душе моей смертельну
    И рану в сердце неисцельну
    Хоть сладку мне надежду дай.
    Коль стыдно то сказать словами,
    Хотя прелестными глазами
    Скажи, скажи мне, уповай.

          * * *

    К тому ли я тобой, к тому ли я пленилась.
    Чтоб пламенно любя, всечасно воздыхать;
    На толь моя душа любовью заразилась,
    Чтоб мне потоки слез горчайших проливать.

    Губить младые лета,
    Бесплодну страсть питать,
    И все утехи света
    В тебе лишь почитать;

    В тебе, а ты меня без жалости терзаешь,
    И сердце ты, и дух в отчаянье привел;
    Иль ты еще моей горячности не знаешь,
    Приметь, мучитель, как ты мною овладел.

    Что в сердце ощущаю;
    Пойми из глаз моих,
    Как я тобой страдаю,
    Написано на них.

    Твой образ навсегда в мысль страстну погрузился,
    Я жертвую тебе и волю, и себя;
    Иль ты другою, ах! любовью заразился
    И тщетно воспалил, другую полюбя.

    На что ж ты лестны взгляды
    Являл мне иногда?
    На что, коль без отрады
    Мне мучиться всегда.

    Сим к мукам завсегда я стала обольщенна,
    Глаза произвели огонь в моей крови;
    Они виновны в том, что я тобой плененна;
    Я прелести почла признаками любви.

    А если, свет мой, мною
    Твоя пронзенна грудь —
    Владей моей душою,
    Лишь только верен будь.

          * * *

    Прости, мой свет, в последний раз
    И помни, как тебя любил;
    Злой час пришел мне слезы лить:
    Я буду без тебя здесь жить.
    О день! о час! о злая жизнь!
    О время, как я счастлив был!
    Куда мне в сей тоске бежать?
    Где скрыться, ах! и что начать?
    Печальна мысль терзает дух;
    Я всех утех лишаюсь вдруг,
    И помощи уж нет
    Прости, прости, мой свет.

    Не будет дня, во дни — часа,
    В часе — минуты мне такой,
    Чтоб тень твоя ушла из глаз;
    Я буду плакать всякой час.
    Когда придут на мысль часы,
    В которые я был с тобой:
    Утехи прежни вспомнятся,
    Глаза мои наполнятся
    Потоками горчайших слез,
    Что рок драгую жизнь унес,
    Одну оставив страсть
    И лютую напасть.

    Места! места дражайшие!
    Свидетели утех моих;
    Любезная страна и град,
    Где сердце мне пронзил твой взгляд,
    Вы будете в уме моем
    Всегда в моих печалях злых
    И станете изображать,
    Чего уже мне не видать.
    О, как я днесь несчастлив стал!
    О рок! Какой удар ты дал.
    Возможно ли снести.
    Прости, мой свет, прости.

          * * *

    Для того ль я в дни разлуки
    Здесь страдала без тебя,
    И на то ль жестоки муки
    Презирала я, любя,
    Чтоб тобой самим открылся
    Рок погибели моей,
    Чтоб правдивый слух носился
    О неверности твоей.

    Вспомяни, что ты, прощаясь,
    Мне, жестокий, говорил;
    Как притворно ты, терзаясь,
    Предо мною слезы лил.
    Вспомни злое разлученье.
    Вспомни клятвы ты свои,
    Вспомяни мое мученье
    И слова к себе мои.

    Собери то в мысль бесстрастну,
    И неверность тем измерь;
    А потом меня, несчастну,
    Ты терзай, как лютый зверь.
    Слабость вся тебе открылась,
    Ты мя ввергнул в злу напасть;
    Ах, к чему, к чему вселилась,
    В грудь мою ты, тщетна страсть.

    Страсть к слезам произведенна,
    Больше ран не растравляй;
    Чем душа моя смущенна,
    То из мысли вылетай.
    Гасни, гасни, огнь безмерный,
    Исцеляйся, скорбна грудь;
    Ах, а ты, о льстец неверный,
    Ласки все мои забудь.

          * * *

    Теки скорей, о время злое!
    Промчи печаль мою с собой.
    Приди, о время дорогое,
    И возврати ты мой покой!

    Дай зреть того, кого желаю.
    Кем я и день и ночь пылаю,
    Кто мной владеет больше всех.

    С тобой, любезный, в разлученье
    Терплю я лютое мученье
    И плачу вместо всех утех.

    Мне жизнь моя несносна стала,
    Любовь покой мой отняла;
    Когда 6 тебя я не видала,
    Спокойно б жизнь моя текла.

    Не знаючи любовной муки,
    Не знала 6 я сей злой разлуки;
    Когда б твой взор мя не пленил.

    Но ах! не думай, что я каюсь,
    Что я, любя тебя, терзаюсь,
    Ах нет! ты мил и будешь мил.

    Плачевны взоры обращая,
    Смотрю всечасно к той стране,
    Где тщетно страсть мою питая,
    И ты жалеешь обо мне.

    Маня к себе надеждой страстно,
    Я жду тебя, мой свет, всечасно,
    Я жду тебя со всех сторон.

    Тебя не видя ниотколе,
    Лишь пуще рвусь и стражду боле,
    По всем местам пуская стон.

    Но сколько рок мя ни терзает,
    Какие муки ни терплю,
    Разлука страсть не умаляет,
    Я все равно тебя люблю.

    Тобой узнав сердечну рану,
    Я век любить не перестану,
    С тобой ли буду или нет.

    Когда тобою я любима,
    Пусть буду ввек судьбой гонима,
    С тобой мне сносно все, мой свет.

          * * *

    Вид прежалостный и слезный,
    Возвращенье сладких дум.
    Тень, о тень моей любезной!
    Не всходи ты мне на ум!
    Не прельщай меня ты боле,
    Коль мне в лучшей смертных доле
    Не живать уж никогда;
    Где надежда лишь проглянет,
    Там же вдруг она и вянет
    Без малейшего плода.

    Свет мой, ты того не знаешь,
    Сколько я тобой терплю,
    Сколько ты мя ни терзаешь,
    Я еще тебя люблю;
    И хоть сыщешь ты иного,
    Но в горячности такого
    Не найдешь к себе, как я.
    Страсть сию к тебе питая,
    Ты мила мне, дорогая
    Больше, чем душа моя.

    Веселись моей тоскою.
    Устремляйся мя губить;
    Покажи то надо мною,
    Сколько можешь ты пленить.
    Как ты, свет мой, всех прекрасней,
    Так и я в тебе несчастней,
    Боле всех тобой стеня;
    Как ни рвется сердце страстно,
    Все то слабо, все напрасно,
    Коль не любишь ты меня.

    Забывай о мне, несчастном,
    И не помни клятв своих.
    Я в страданье повсечасном,
    В самых горестях моих,
    Чувствую болезни люты.
    Нет, не будет ни минуты,
    Чтоб тебя когда забыл.
    Кто ж о том тебе расскажет?
    Разве время лишь покажет.
    Как тебе я верен был.

    Знаю, что жалеть ты станешь
    О погибели моей;
    Знаю, что тогда вспомянешь
    Все слова моих речей;
    Но ни горем несказанным,
    Ни стенаньем беспрестанным
    Уж не возвратишь меня.
    Только тень мою встревожишь,
    Как ты грусть свою умножишь
    Поздно обо мне стеня.

          * * *

    Чем тебя я огорчила,
    Ты скажи мне, дорогой!
    Тем ли, что я не таила
    Нежных мыслей пред тобой
    И считала то пороком,
    Что в мучении жестоком
    Твой любезный дух томить;

    Не хотя лишить покою,
    Не хотя терзать тоскою,
    Я могла ли погрешить?

    Для того ли я склонилась
    И любви далась во власть,
    Чтоб отныне я крушилась,
    Бесполезну видя страсть.
    Чтоб ты не был в том уверен,
    Что мой жар к тебе безмерен,
    То ты можешь ли сказать?

    Но уверясь в том не ложно.
    Как тебе, ах! как возможно
    Верно сердце презирать?

    Я во всем позабываюсь.
    На тебя когда гляжу;
    Без тебя я сокрушаюсь
    И, задумавшись, сижу.
    Все часы считаю точно
    И завидую заочно,
    Кто против тебя сидит.

    На тебя всегда взираю
    И с утехою внимаю,
    Что язык твой говорит.

    Я тебе открылась ясно,
    Жду того же напротив;
    И пускай я жду напрасно,
    Мой пребудет пламень жив.
    Я готова хоть, как прежде,
    Пребывать в одной надежде
    И себя отрадой льстить;

    Не склоню тебя тоскою,
    Может время долготою
    Твердо сердце умягчить.

          * * *

    Где, где, ах! где укрыться!
    О грозный день, лютейший час!
    Рок злой на нас стремится,
    Ах, скоро он постигнет нас.
    О взор прекрасный!
    Как мы несчастны!
    Что делать нам и что зачать?
    Драгие взляды,
    Нам нет отрады;
    Надежды нет, о горька часть!
    Свет мой, тебя со мною
    Не разлучит совместник мой;
    Я здесь своей рукою
    Окончу жизнь, умру с тобой.
    Места пустые,
    Леса густые.
    Внемлите наш стенящий глас;
    Сколь вы ни льстили,
    Но нас не скрыли,
    Хоть скройте вы по смерти нас.
    О ты, со стоном страстным,
    О древо, шумом подтверди
    И здесь имен несчастных
    Плачевну надпись сохрани.
    Жизнь, прерывайся,
    Ну, оставайся;
    Я расстаюсь с тобой навек.
    О взор прелестный!
    О вид любезный!
    Очей моих прекрасный свет.
    Прости, прости, вся радость!
    О рок, чего лишаюсь я?
    Прости, сердечна сладость,
    Прости, прости, душа моя.
    Уста прекрасны,
    Уста несчастны,
    В последний раз целуют вас.
    Все окончилось,
    Все миновалось.
    Прости, мой свет, в последний раз.

          * * *

    Любовь, любовь, ты сердце к утехам взманя,
    Любовь, любовь, ты уж полонила меня,
    Тобою стал мой взор прельщен,
    И весь мой ум.
    Мой гордый дух совсем зажжен
    От сладких дум.
    Можно ль противиться мне тебе в младости?
    Ты страсть, приличная летам моим!
    Рази, рази ты слабу грудь.
    Кто мил, того ищу,
    Коль разно с ним я где-нибудь —
    Везде грущу.
    Любовь, любовь, ты сердце к утехам взманя,
    Любовь, любовь, ты уж полонила меня;
    Но я еще явить боюсь,
    Что я люблю,
    Хочу открыть, но все стыжусь
    И скорбь терплю.
    Кто это выдумал, будто порочно то,
    Ежели девушка любит кого?
    Виновна ль я, что он мне мил,
    Кому и я мила;
    А если б он не так любил —
    Горда б была.
    Любовь, любовь, ты сердце к утехам взманя,
    Любовь, любовь, ты уж полонила меня,
    Любезный мой по всем местам
    Пускает стон
    И, что моим так мил очам.
    Не знает он.
    Я притворяюсь, взоры свирепствуют;
    Поступь упорная мучит его:
    Но полно мне его терзать.
    Пора печаль пресечь,
    Пора закончить дух смущать
    И сердце жечь.
    Любовь, любовь, ты сердце к утехам взманя,
    Любовь, любовь, ты уж полонила меня;
    Внимай, мой свет, внимай мой глас,
    Ты мил мне сам.
    Не разлучит никто уж нас,
    Кто злобен нам;
    Пусть разрываются, кто позавидует
    Жару любовному наших сердец;
    А я, любясь назло им всем,
    Пребуду ввек верна,
    Коль в сердце буду я твоем
    Всегда одна.

          * * *

    Можно ль мне в злобной толь части не рваться!
    Можно ли сердцу спокойному быть!
    Можно ль, прощаясь с тобой, не терзаться!
    Можно ль не грезить и слез мне не лить?
    В сердце, мой свет, я тебя заключаю:
    Счастьем считаю любити тебя.
    Душу свою я в тебя полагаю.
    Жизнью считаю твой взор для себя!
    Днесь себе счастье, то все зрю превратно;
    Ввек осуждаюсь тебя не видать:
    Свет мой! Теряю тебя невозвратно!
    Можно ли больше чем душу терзать?
    Ну, наконец, ты прости, мой любезный!..
    Можно ль столь строго несчастье снести?
    Очи, для смерти мне множьте ток слезный:
    Ну, мой дражайший! Навеки прости.

          * * *

    Когда начнешь, драгая, верить,
    Что я не лестно тя люблю;
    Кто может столько лицемерить.
    Ты видишь, сколько мук терплю.
    Что я лишен навек покою,
    Твой взор ношу я зря с собою.
    Я тяжки вздохи испускаю
    И робко на тебя взираю,
    Ища утех моим глазам.
    К тому ль прекрасные родятся,
    Чтоб только лишь украсить свет;
    А вечно б тем не наслаждаться,
    Что сладки чувства нам дает;
    Иль ты, мой свет, в тот час рождалась,
    Когда судьба ожесточалась
    И мне готовила напасть.
    О вы, часа того минуты!
    Сколь много вы мне были люты.
    Моя то днесь открыла страсть.
    Уже ты знаешь страсть и муку,
    И стражду я с которых дней,
    Измерь числом их грусть и скуку
    И дай отраду в страсти сей.
    Ты, ввергнув в вечную неволю,
    Смягчи мою сурову долю
    И к радостям мне путь яви.
    И с той же властью, дорогая,
    Котору чту теперь, страдая,
    В сгоревшем сердце век живи.
    Не мни,чтоб я переменился
    И пленник стал иных бы глаз;
    Чей дух, мой свет, тобой пленился,
    Тот пленник стал в последний раз.
    Где разум вместе с красотою
    Владеют страстною душою,
    Так нет уже к свободе сил;
    Тот пламень век не погасает,
    Который всяк час поджигает
    Тот, кто его производил.

          * * *

    Не смущай мой дух, стеня,
    Позабудь несчастну,
    Удаляясь от меня,
    Истребляй мысль страстну.
    Ты тоски моей не множь
    И вздыханьем не тревожь
    Дух, стесненный боле,
    И несчастну не вини,
    Не меня — судьбу кляни.
    Следуя сей доле.
    Ты вздыхаешь обо мне,
    Я терзаюсь страстью,
    Я мила, мой свет, тебе,
    Но мила к несчастью.
    Мне не можно быть твоей,
    И драгой утехи сей
    Рок меня лишает.
    Наши мысли согласив,
    Равной огнь в сердца вселив.
    Бедных разлучает.
    Я несчастлива тобой.
    Ты несчастлив мною
    И, разрушив мой покой,
    Рвешься сам тоскою.
    О, жестокая любовь!
    Для чего в несчастных кровь
    Тщетно вспламенила;
    Иль на то, чтоб век страдать,
    Век, чтоб слезы проливать,
    Мысли согласила.

          * * *

    Забывай меня, любезный,
    Ты навеки забывай,
    И, к несносному мученью,
    Ты меня не вспоминай.
    Знай, что мне уже твоею
    Никогда не можно быть;
    Ты ж, лишась меня навеки,
    Перестань меня любить.
    Сей удар тебе несносен,
    Мне разлука тяжела;
    Знаешь ты, что мил, несчастный,
    Знаю: я тебе мила.
    Но не следовать судьбине
    Невозможно никому,
    И противишься ты воле
    И желанью моему.
    Ею оба мы несчастны.
    Ею мы поражены,
    Знать, к лютейшему мученью
    Мы с тобою рождены.
    Вылетай, о взор прелестный!
    Ты из мысли вылетай,
    И, несчастная навеки.
    Ты веселье забывай.
    Ты не множь мое мученье
    И напрасно слез не лей,
    Следуй строгости судьбины
    И терпение имей.
    Счастлив будь, мой свет, с иною,
    Коль лишаешься меня,
    И забудь, забудь навечно,
    Не вздыхай о мне, стеня.

          * * *

    Сколько грусти и мученья нам бесплодна страсть сулит,
    Сколько бедствий и напастей в сей любви нам предстоит,
    Коль судьбина не согласна
    С нежной волею сердец,
    На какой, мой свет, ты страстна,
    На какой, увы! конец.
    Что в том пользы, дорогая, хоть равна у нас любовь.
    Хоть огромным напоенна чувством наша жарка кровь;
    Тщетно сходны наши мысли,
    Рок противится любви,
    Ты своим меня не числи
    И оковы разорви.
    Возвращай свою свободу, пусть один лишь я грущу,
    Хоть останусь в злой печали, но тебя не возмущу,
    Удалясь очей любезных,
    В сих не буду жить местах.
    Ах, не трать ты в бесполезных
    Время вздохах и слезах.
    Позабудь меня, драгая, позабудь меня, мой свет,
    Так судьбой определенно: нам в любови счастья нет.
    Мне рыдать повелевает
    О тебе ее устав;
    А тебя он осуждает
    Ожидать иных забав.
    Ничего ты мной не тратишь, истребляя жар в крови,
    Кроме нежности и сердца постоянного в любви.
    Сим не можешь быть довольна,
    А иных достоинств нет,
    Лучшей части ты достойна,
    Ожидай ее, мой свет.

          * * *

    Не смущай меня, драгая,
    И не кажись глазам моим;
    Воля, знать, судьбы такая.
    Чтобы тобой владеть иным,
    А мне тебя любить
    И век в мученье жить;
    Одну любя, страдать
    И ту чужою звать.
    Покамест жив.
    Чем утешиться, не знаю.
    Покой погиб, надежды нет,
    Зреть себя ей запрещаю,
    А страсть все чувства к ней влечет.
    Один ее взгляд дорогой
    Отъемлет ум весь мой,
    И нет забав иных,
    О, кроме слез моих
    И жалобы.
    Я пенять тебе не смею
    И не хочу тебя винить,
    Участь я таку имею,
    Чтоб вовек несчастным быть.
    Отрады всей лишенный,
    Знать, я на то рожден,
    Чтобы вовек страдать
    И век в любви не знать
    Драгих утех.
    Обладай ты, свет мой, мною
    И знай, что я родился твой,
    Назначен к жизни я тобою,
    А ты должна отнять покой.
    Хоть тем утешь меня.
    Скажи: мне жаль тебя,
    Скажи: нельзя любить
    И нельзя применить,
    Что рок велит.

          * * *

    Нет, не думай, дорогая,
    Чтобы я неверен стал,
    Чтоб с тобою разлучившись,
    Об иной бы помышлял;
    Ты последняя пленила
    И любить запретила
    Мне других, доколе жив.
    И хотя тебя не вижу,
    Сколько мук я ни терплю,
    О тебе единой мыслю
    И тебя одну люблю;
    Как ни буду я в неволе,
    Никого на свете боле
    Не ищу уже любить.
    Ты мой нрав и сердце знаешь,
    Дорогая, больше всех,
    Ты меня в печалях зрела,
    Зрела и среди утех;
    Вся душа тебе открылась,
    Понимать ты научилась,
    Тверд ли в мыслях я своих.
    Нет, не думай, дорогая,
    Чтобы я не верен стал;
    Слово будет непременно,
    Я которое сказал,
    Как с тобою я спознался,
    И мой дух воспламенялся
    От внезапного огня.
    О часы, часы драгие!
    О минуты милых дней!
    Где вы делись, где сокрылись?
    Нет уж сладких тех ночей;
    Мне тебя, которы нежно
    Представляли безмятежно,
    Где девался тот покой.
    Плачьте, плачьте ныне, очи.
    Лейте токи горьких слез,
    Рок, уже немилосердный,
    Все те радости унес.
    Ты ж со мною, дорогая,
    В разлученьи пребывая,
    В муках не забудь меня.

          * * *

    Не кидай притворных взоров и не чтись меня смущать,
    Не старайся излеченны раны тщетно растравлять.
    Я твою неверность знаю,
    И уж больше не пылаю
    Пламенем, что сердце жгло.
    Уж и так в безмерной скуке,
    В горьком плаче, в смертной муке
    Дней немало протекло.
    Для чего ты в ту минуту слов плачевных не внимал,
    И, гордясь своим обманом, от меня ты убегал?
    Вспомяни, как я страдала
    И везде тебя искала,
    Чтясь неверность обличить:
    Но тогда ты пред иною,
    О жестокий, красотою
    Отрицал меня любить.
    Ты сказать того не можешь, чтоб мой жар пременен был.
    Я тогда забыла клятвы, как уж ты свои забыл.
    Если б ты не пременился
    И другою не пленился,
    Я б вовек была твоя.
    Но когда ты стал неверен,
    Сколько жар был ни чрезмерен.
    Но исчезла страсть моя.
    Будь счастлив теперь иною, я не мыслю о тебе,
    И не чувствую заразов ни малейших я в себе;
    Невеликим поставляю
    Сей урон, что потеряю
    Я неверного в тебе.
    Ты ж со временем узнаешь.
    Что нелестную теряешь
    Ты любовницу во мне.

          * * *

    Хоть путь мне к счастью затворен,
    Хоть нет надежды милым быть,
    Но я, мой свет, в себе неволен,
    Твой взор принудил мя любить;
    Я им к мученью заразился,
    Он в грудь мою навек вселился,
    Смутил мой дух и сердце рвет.
    Рассудок мне не помогает,
    Хоть страсть несчастну вображает,
    Но сам за страстию течет.
    Свободу, радость и забаву
    На грусть и муку пременя,
    Последую любви уставу
    И слепо в страсть иду, стеня;
    На свете все позабываю.
    Тебя одну лишь вспоминаю,
    К тебе желание стремлю.
    Заочно я тобой прельщаюсь,
    Твоим я взором утешаюсь,
    Забыв, что тщетно я люблю.
    Твоих очей я удалялся,
    Любовь бесплодну истреблял,
    Свой вредный огнь тушить старался
    И волею себя ласкал.
    Но в те прелестные минуты,
    Целя свои болезни люты,
    Твою лишь вспомнив красоту.
    Вся кровь во мне воспламенилась,
    Любовь сильней возобновилась,
    Разруша разума мечту.
    Но ты, став мук моих виною,
    Болезни злой не умножай,
    И зря несчастна пред собою.
    Хоть лаской горесть услаждай.
    Скажи, вздыхания внимая,
    Скажи, скажи мне, дорогая.
    Что ты жалеешь обо мне?
    За все мучения в награду
    Дай слабую сию отраду —
    Воспоминанья о тебе.

          * * *

    Долго ль мне тобой смущенную
    Без отрады воздыхать?
    Долго ль станешь грудь пронзенную
    Ты без жалости терзать?
    Страсть моя тебе известна.
    Ты глазам моим прелестна.
    Ты прекрасней в свете всех.
    Ты над сердцем власть имеешь,
    Ты судьбой моей владеешь,
    Ты лишила всех утех.
    В ту минуту, как рождалось
    Воспламенение в крови,
    Мне препятства не казалось
    Ни милейшего в любви.
    Ты мой взором взор встречала
    И глазами отвечала,
    Что счастлив буду любя.
    Я с надеждою влюблялся
    И вовек тебе отдался,
    Сладку волю погубя.
    О источник жизни слезной,
    Обновитель страсти злой;
    Взор, о взор моей любезной!
    Сжалься, сжалься надо мной!
    Не кажися мне всечасно,
    Знать, что страсть моя напрасно
    От притворства возросла.
    Нет, нельзя тому поверить,
    Ты не тщилась лицемерить,
    Как ты кровь во мне зажгла.
    Если ж сердце распаленно
    Равным жаром и в тебе.
    Для чего ж ты откровенно
    То сказать стыдишься мне?
    Для чего мой дух терзаешь
    И еще меня лишаешь
    Сладких ты в любви забав?
    Ты скажи, моя драгая,
    Что и ты, ко мне пылая,
    Чувствуешь ее устав.

          * * *

    Сколько мил ты мне, любезный,
    Столько горя я терплю,
    Я люблю тебя смертельно,
    Но к несчастию люблю.
    Прежестокая судьбина
    Разлучает нас с тобой!
    Я твоя, мой свет, не буду,
    Ах, и ты не будешь мой.
    Я всего уже лишаюсь,
    Коль лишаюся тебя.
    Не осталося на свете
    Больше счастья для меня.
    Знаю, что и ты вздыхаешь
    О любовнице своей,
    Но твои вздыханья тщетны:
    Не могу я быть твоей.
    Уменьши свое несчастье.
    Не крушись о мне, мой свет,
    И забудь, забудь навечно,
    В чем тебе надежды нет.
    Для чего ты мной пленился,
    Для чего и ты мне мил?
    Если рок немилосердный
    Нас навеки разлучил.
    Я хотя тебя лишенна,
    Мой дражайший, навсегда,
    Но другой уже не будет
    Мной владети никогда;
    В том мое веселье будет.
    Чтоб всечасно слезы лить.
    Нет на свете больше горя,
    Как в любви несчастной быть.

          * * *

    В жизни я своей тоскую,
    Всяк час плачу и грущу,
    Жить спокойно уж не чаю
    И отрады не сыщу.
    Я кляну свое рожденье
    И кляну сама себя.
    Ах, за что судьба в мученье
    В злое ввергнула меня.
    Ни на час мне нет покою,
    Чтоб могла спокойна быть.
    Провожая дни с тоскою,
    В злой неволе должна жить.
    Лишь как только я проснуся,
    Как злой рок в моих глазах,
    И все время я крушуся.
    Засыпаю во слезах.
    Мне ни чем помочь не можно,
    Знать, окончен так мой век.
    Превозмочь то невозможно,
    И златой мой век утек.
    От меня утек он вечно,
    С тем должна я умереть,
    Хоть жалею я сердечно
    Жизнь несчастную иметь.

          * * *

    Разлучившися с любезным,
    Я рассталася с душой;
    Знать, очам не видеть слезным,
    Его вечно пред собой.
    Время длится с воздыханьем,
    Дух не чувствует отрад;
    Летят мысли и желанье
    К прелюбезной в светлый град.
    Град завидный, край счастливый,
    Несравненная страна,
    Ты жилищем дорогому
    Моему теперь дана.
    Где ж на свете будет счастье,
    Где дни сладкие текут,
    Без него здесь все напасти
    Ежечасно меня рвут.
    Возвратись ты, мой дражайший.
    Возвратись ко мне скорей.
    Тронься горестью моею,
    Верно сердце пожалей.
    Льщу тебя одной надеждой
    Возвращенья твоего,
    Утомленну жизнь питает,
    Прервалась бы без того.
    Я не страстью зараженна,
    Ею ум не ослеплен,
    Скоротечным утешеньем,
    Он не может быть пленен.
    Не мечта приятных взоров
    Кровь встревожила мою;
    Не прелестной суетою
    Я покой свой колеблю.
    Повинуяся пределу,
    Совершая власть его.
    Душу в теле ощущаю
    Для драгова моего.
    Пусть все злости соединятся,
    Вдруг восстанут против нас;
    Нас с драгим моим разлучит
    Один страшный смертный час.

          * * *

    Долго ль тень моей любезной
    Не перестанет дух мой рвать,
    Я навечно ток мой слезный
    Буду тщетно проливать.
    Ты мою плачевну долю
    Умножаешь навсегда;
    Уменьши мою неволю,
    Не кажись мне никогда.
    Если только я сумею
    Возвратить себе покой,
    Вдруг слезами обольюсь,
    Ты предстанешь предо мной.
    Мысль прельщенна возмутится,
    Закипит во мне вся кровь,
    Весь рассудок истребится,
    Возьмет власть свою любовь.
    Обладай, любовь, ты мною,
    Будь в уме всегда, мой свет;
    Вечно я пленен тобою.
    Мне ни в чем отрады нет.
    Пусть с тобой в разлуке буду
    Я, драгая, вечно жить;
    Век тебя не позабуду,
    Не перестану я любить.
    Коль в несчастном разлученье
    Ты вздыхаешь обо мне,
    И подобное мученье
    Рок дал чувствовать тебе;
    То я счастлив несравненно.
    Что тобой, мой свет, любим:
    Но и то, ах! счастье тщетно,
    Коль не пользуюсь я им.
    Если ты горишь не мною,
    То несчастлив я совсем,
    Коль несчастлив и тобою
    Я в несчастии моем;
    Может, ты и пременишься,
    Я ж вовек не пременюсь;
    Ты хотя другим пленишься,
    Я в другую не влюблюсь.

          * * *

    Что ты тужишь, я то знаю.
    Да не можно пособить.
    Я сама, мой свет, вздыхаю,
    Да нельзя тебя любить.
    Стыд и страх мне запрещает
    Сердце поручить тебе
    И невольно принуждает
    Не любить и быть в себе.
    Томно сердце, отвращайся
    И противься страсти сей;
    В мою волю отдавайся,
    Будь под властию моей.
    Очи, больше не прельщайтесь
    Часто на него глядеть,
    Сильтесь вы и отвращайтесь,
    Ах, страшна любовна сеть.
    Только как я ни креплюся,
    Принужденна воздыхать;
    Видно, хоть уж я таюся.
    Что мне вольность потерять.
    Стыд, уж ты, ах! прочь отходишь
    И любви вручаешь в власть.
    Ах, в какую ты приводишь
    Мя теперь горячу страсть!

          * * *

    Полно взор ко мне метать,
    Дорогая, боле.
    Полно им меня прельщать,
    Я и так в неволе.
    Я взгляну лишь на тебя,
    Не видал во тьме себя
    С самой той минуты,
    Вы мне с первого часа,
    О прелестные глаза!
    Стали всех милее.
    Я, влюбившись вдруг в тебя,
    Свет мой, лишь страдаю.
    Вольность вечно погубя.
    Льщусь и унываю.
    Я вздыхаю по тебе,
    Ты ж не думаешь о мне,
    Жар мой презирая.
    Видя то, кипит вся кровь,
    О бесплодная любовь!
    Что тебя есть злее.
    Я не властен уж в себе.
    Ты владеешь мною;
    Ты одна покой даешь,
    Отнят он тобою.
    Сжалься, свет мой, надо мной,
    Возврати драгой покой,
    Что взяла скорбь злая,
    И во мзду моей любви,
    Ах почувствуй жар в крови,
    Ты ко мне, драгая.

          * * *

    Как сердце ни скрывает
    Мою жестокую страсть.
    Взор смутный объявляет
    Твою над сердцем власть:
    Глаза, тобой плененные,
    Всегда к тебе хотят,
    И мысли обольщенные
    Всегда к тебе летят.
    Тебя не извлекает
    И сон из мыслей прочь.
    Твой образ обладает
    Равно мной в день и в ночь.
    Всеночно, дорогая,
    Являешься во сне,
    Вседневно обольщая
    Ты множить страсть во мне.
    Твой каждый взор вонзает
    Стрелу мне в сердце вновь,
    Весь ум мой наполняет
    Одна к тебе любовь!
    А ты-то ведь не знаешь,
    Как рвусь к тебе, любя,
    Но все то презираешь,
    Не любишь ты меня!

          * * *

    Разлучившися со мною
    Погрусти по мне хоть час;
    Может быть, уже с тобою
    Говорю в последний раз.
    Рок велит тебя лишиться;
    Как ни тяжко то снести,
    И лишившися — крушиться
    И рыдать, сказав прости.
    Плачь и ты по мне подобно
    Горести во мзду моей!...
    Нет! Не мучь мой дух столь злобно
    Ты тоской по мне скорей;
    Капля слез твоих мне боле
    Крови моей ручейка.
    В беспечальной будь ты доле —
    Пусть один страдаю я.
    Если рок, смягчась тоскою,
    Жизнь велит мне продолжать;
    Я увижуся с тобою,
    Буду счастлив и опять.
    Если ж грусть мой век скончает,
    Много ты себя не рви:
    Плачь нам жизнь не возвращает;
    Будь счастлива и живи.

          * * *

    Я люблю тебя, и стражду,
    И отрады не сыщу;
    Зреть тебя всегда я жажду
    И очей не насыщу:
    Быть хочу всегда с тобою
    И с тобой всегда вещать,
    Наслаждаться красотою
    И словам твои внимать.
    Жизнь с тобою проживати —
    Нет утехи мне иной,
    И тебе немилым стати —
    Нет мне горести другой:
    Ты едина составляешь
    Радость и печаль мою;
    Ты едина заставляешь
    Речь сказать меня сию.
    Все с тобою мне приятно:
    Мне и мука не тяжка;
    Без тебя же все превратно,
    И утеха не сладка.
    Ты мне радость усугубишь,
    Коль признанием почтишь,
    И совсем меня погубишь,
    Коль недружбой огорчишь.

          * * *

    Все, что сердце ни терзало.
    Чем мой рушился покой,
    Все уже то миновало —
    Я любим моей драгой!
    Все, что прежде было в тягость,
    Все то ныне с ней мне радость:
    Шутка, младость, чистота,
    С ней мне прелесть, красота.
    Взор очей ее прелестных,
    Сладость уст и тихой нрав
    Мне виной утех всеместных.
    Образ истинных забав.
    С ней минутами мне — годы.
    Красным летом — непогоды;
    И один ее лишь сон,
    Дух томя, влечет мой стон.
    Я, на вид ее взирая,
    Новым пламенем горю,
    Ум к утехам простирая,
    Тьмы бессчетные их зрю:
    Свет в утехах забываю,
    И о нем всю мысль теряю;
    И что в оном ни гублю,
    Нахожу в том, что люблю.

          * * *

    Можно ль сердце удержати
    И смотрети на тебя?
    И, влюбяся, не сказати.
    Что почувствуешь любя?
    Сколько стыд мой ни чрезмерен.
    Но сильней любовь моя:
    Будь, мой свет, ты в том уверен,
    Что навеки я твоя.
    Но твоею став, желаю,
    Чтоб ты столько же любил,
    Сколько я тобой пылаю,
    И всегда мне верен был.
    Да уж то я и внимала,
    Лишь бы правда то была,
    Что не тщетно я стенала,
    Но равно тебе мила.
    Может быть, и легковерно
    В страсти верю я себе,
    Коли мню, что равномерно
    Я угодна и тебе:
    Но коль разум не обманет,
    Что тебе приятна я.
    Если правду он вещает!
    Будь ты мой, уж я твоя.

          * * *

    Взором ты меня прельщаешь,
    Вспламеняя навсегда.
    Взором счастье обещаешь
    Ты мне, свет мой, иногда.
    И любви моей уж веришь.
    Ум мой прелестьми пленя;
    Если ж ты не лицемеришь,
    Нет счастливее меня!
    Ласки я твои считаю
    Драгоценнее всего;
    В них надежду познаваю
    Я блаженства своего.
    Если ж чувствуешь ты то же.
    Что и грудь моя, дрожа,
    Нет тебя, мой свет, дороже!
    Нет счастливее меня!
    Дни со мною ты проводишь.
    Радости мне вновь даря:
    Ты не зря по мне скучаешь.
    Ах, никак уж счастлив я?
    Если я не заблуждаюсь,
    Той мечтой себя маня.
    Что тобой я обладаю, —
    Кто счастливее меня?

          * * *

    Что сердце устрашало.
    Все сталося со мной;
    Что сердце утешало,
    Все льстит уже иной!
    Жар страстный! жар безмерный!
    Тщетно меня манил.
    За что ты, льстец неверный,
    Несчастной изменил?
    Очам моим свободным
    Ты первой сам предстал,
    И сделался угодным
    Ты мне, как сам желал:
    Ты сам меня со страстью
    Любити научил;
    За что ж меня, несчастну.
    Ты плакать принудил?
    За что возненавидел
    Прельщенную тобой?
    Иль более увидел
    Приязни ты в другой?
    Ах верь мне, так другая
    Тебе не станет льстить.
    Не будет, так пылая
    Тебя, как я, любить.

          * * *

    Полюбя тебя, смущаюсь
    И не знаю, как сказать,
    Что тобою я прельщаюсь
    И боюсь виновным стать.
    Пред тобой когда бываю,
    Весь в смятении сижу,
    Что сказать тогда — не знаю,
    Только на тебя гляжу.
    Глядя на тебя, внимаю
    Всем словам твоих речей,
    Прелести твои считаю,
    Красоту твоих очей;
    И боюсь тогда прервати
    Твой приятный разговор,
    Чтоб твою не потеряти
    Тем приязнь и милый взор.
    В сем смущеньи пребывая,
    Оставляю нужну речь;
    И часы позабывая.
    Времени даю претечь.
    Вдруг, увидя день минувший.
    Принужден сказать: прости.
    И иду потом, вздохнувши,
    Неспокойну ночь вести.

          * * *

    Достигнувши тобою
    Желанья моего,
    Не рву уже тоскою
    Я сердца своего.
    Душа твоя мной страстна,
    Моя тебе подвластна;
    Коль счастлива ты мной —
    Стократно я тобой!
    Тебя, мой свет, считаю
    Я жизнею своей:
    Прекраснее не знаю
    Тебя я и милей.
    В любви не зря препятства,
    В тебе зрю все приятства,
    В твою отдавшись власть,
    Не знаю, что за страсть.
    Твой взор не выпускаю
    Из мыслей никогда,
    И в мыслях лобызаю
    Твой образ завсегда.
    Тобою утешаюсь.
    Тобою восхищаюсь.
    Тебя душой зову,
    Тобою я живу.

          * * *

    Чем грозил мне рок всечасно,
    То свершается со мной:
    Я, любя тебя столь страстно,
    Разлучаюся с тобой!
    Я лишаюсь милых взоров,
    Я лишаюсь разговоров,
    Я лишаюся всего —
    Есть ли что лютей сего!
    Принужден я жить, не видя
    Вечно дорогой моей,
    Принуждаюсь, ненавидя,
    Жизни дни влачить своей.
    О судьба! судьба жестока!
    Ты дала мне слез потоки,
    Лютых мук послав ларец,
    Дай мне смерти, наконец.
    Ах, а ты, мой стон внимая.
    Век мне был для коей мил,
    Не подумай, дорогая.
    Чтоб тебя я позабыл;
    Я всегда твоим считался,
    Хоть страдал, хоть утешался;
    И, разлукою гоним,
    Я умру, мой свет, твоим.
    Пусть меня судьбина строга
    Как захочет, так крушит,
    Вечна пусть меня дорога
    Милых глаз твоих лишит;
    Пусть другой тобой владеет.
    Дух ко мне твой охладеет;
    Мне нельзя, мой свет, престать
    Всяких благ тебе желать.

          * * *

    В часы разлуки нашей строги.
    Когда ты мне сказал: прости.
    Едва меня сдержали ноги.
    Едва могла я жизнь спасти!
    С тех пор очей не осушала.
    Тебя из дум не выпускала,
    Оставшись в горестной стране;
    Все мысль мою тогда смущало,
    И то лишь только утешало.
    Что ты пребудешь верен мне.
    Но, о известие, ужасно
    И мысль ты рушило сию,
    И сердцу льстившую напрасно
    Надежду кончило мою.
    Кем я покой и счастье рушу,
    И кто меня любил как душу.
    Тот ныне мне неверен стал,
    Неверен стал?.. О слово злобно,
    Ты дух исторгнул мой удобно.
    Кого ты рок лютей терзал?
    А ты, презревший жар безмерный
    И нежности к себе мои.
    Смеешься, чаю мне, неверный!
    И славишь лютости свои;
    И тою ж клятвой пред другою.
    Которой клялся предо мною.
    Обман сокрыти тщишься свой.
    А мне, любви моей в награду.
    Хоть это уж оставь в отраду.
    Забудь, что ты любим был мной.

          * * *

    Ты желал, чтоб я любила,
    Сам начав меня любить —
    Я горячность истощила,
    Чтоб тебя достойной быть.
    Чем теперь я провинилась.
    Что любви твоей лишилась
    И заставлена тужить?
    Иль победа надо мною
    Сталась дерзкою виною
    Нашу дружбу помутить?

    Как я с волей расставалась,
    И в твою давалась власть,
    Я подобную желала
    И в тебе сыскати страсть.
    Отдалася, и сыскала
    Я в тебе, чего желала;
    Но лишь на единый час!
    После, сколь тебя ни зрела,
    Новой страстию горела —
    Ты ж хладел во всякой раз.

    Я ласкалась — ты чуждался;
    Утешала — ты скучал;
    Я стенала — ты смеялся;
    Я лобзала — ты терзал.
    Я сердилась и рвалася.
    Что в обман тебе далася,
    И хотела цепь прервать,
    Но лишь только что смягчалась.
    Пуще я в тебя влюблялась
    И гналась тебя искать.

    Где ты был, туда бежала —
    Ты оттуда убегал;
    Я с тобою быть желала —
    Ты то мукою считал.
    А чтоб больше я страдала,
    Иногда тебя видала.
    Как с другою ты сидел:
    Говорил, прельщал, ласкался,
    Лобызал, и сам прельщался,
    И в огне любовном тлел.

    Я рвалась, дрожала, млела,
    И лишилась чувств и слов,
    И не инакой сидела,
    Как сходящей в смертный ров.
    Свет мой! Видя, как я стражду,
    Как любви твоей я жажду.
    Обратись ко мне опять!
    Хоть польсти, как льстил ты прежде.
    Хоть польсти моей надежде.
    Дай хоть рваться мне престать.

          * * *

    Окончай бесплодны мысли
    Мною овладеть опять,
    И меня своим не числи,
    Дав из плена убежать;
    Не на время — невозвратно
    Страсть мою ты прогоня,
    Не сумеешь уж обратно
    Вырвать сердце у меня.
    Лесть твоя теперь напрасна,
    И лукавства полный взор;
    Мысль моя уже бесстрастна:
    Вижу весь я твой притвор.
    Слабы, тщетны все успехи
    Для меня твоих сейчас:
    Лестные сии утехи
    Уж моих не тронут глаз.
    Кровь когда во мне пылала
    Распалясь твоей красой.
    Мной тогда ты презирала
    И ругалася тоской.
    Я же, страсть бесплодну видя
    И презор моим слезам,
    Тщетну грусть возненавидя,
    Позабыл тебя и сам.

          * * *

    И с душою разлучуся.
    Свет оставлю навсегда,
    А неверным не явлюся
    Пред тобою никогда;
    Мне и счастие, и слава —
    Твой один приятный взгляд
    Без него и жизнь отрава,
    И утехи — лютой яд.
    Понимаю,что к несчастью
    И к мучению себе,
    Что, прельщенный лютой страстью,
    Неугоден я тебе;
    Но твоей отдавшись воле,
    И заразам милых глаз,
    Вольностью нельщуся боле
    Я по самой смертной час.
    Ты ж, котора мной владеешь,
    Принуждая мучась жить,
    Если жалость ты имеешь
    И способна потужить,
    Меня в жизни презирая
    И терзая силой всей,
    Хоть по смерти, дорогая,
    Ты о мне уж пожалей.
    И пришед на гроб к несчастну,
    Сей, скажи, меня любил;
    И меня не видя страстну,
    Он до смерти верен был.
    Я же, страстью грудь терзая,
    В гроб сойду мученьем сим,
    И в последний раз вздыхая,
    С именем умру твоим.

          * * *

    Сладким ядом напоивши и оставив мя в слезах,
    Не явись, о сон прелестный! не явись в моих глазах.
    Ты мне радость представляя, лишь мою встревожил страсть,
    Обновил мое мученье, обновил мою напасть.

    Все с тобою миновалось,
    Что к утехам ты являл,
    Только в мыслях лишь осталось,
    Чем меня ты уязвлял.

    Воображаю ежечасно тень, явленную в мечте,
    Повторяю: совершенство зримо в лестной красоте,
    Восхищаюсь, вспоминая, сколько прелестей я зрел,
    Сколько счастья от любезной, сколько вольности имел.

    Словом, сколько веселился,
    Я судьбой своей в тот раз,
    Но всего, увы! лишился
    В тот же мне приятной час.

    В час, когда я несказанну радость в сердце ощущал,
    Как себя я выше смертных и счастливей почитал,
    В ту дражайшую минуту день зловредный наступил
    И лучом небесна света обольщенный взор открыл.

    Тень драгая удалилась.
    Тщетно силился ловить;
    Радость вся моя сокрылась,
    Я остался слезы лить.

    О мечта, о сон прелестный, ты мою умножил страсть!
    Награди мое мученье и оправь мою ты часть;
    Как ты мне являл любезну, так меня ты ей яви;
    Обольсти прекрасны взоры, чувства влей в нее любви,

    Чтоб она, воспламеняся
    Ночью страсти сей огнем,
    В сладких мыслях пробудяся
    То ж ко мне питала днем.

          * * *

    В отраду грусти и мученья
    Что я, мой свет, тобой терплю,
    Иного нет мне утешенья
    Как только что я слезы лью;
    О ты, сладчайшая утеха!
    Что в свете есть тебя милей?
    А если ты, ах! без успеха,
    Ты самой лютой смерти злей.
    Несносно так злодей терзает.
    Но как ни зла сия напасть,
    Боль остро сердце ощущает.
    Питая тщетно нежну страсть;
    А то лютее несказанно,
    Что ты, меня к любви взманя
    И множа жар мой непрестанно.
    Сейчас оставил ты меня.
    Уже на место ласки строгость
    Являет твой прелестной взгляд,
    И вместо нежности суровость
    Уста твои мне говорят.
    Все, вижу я, в тебе готово
    К смертельной горести моей.
    О сердце, столь ожесточенно,
    Доколе будешь в мысли сей!
    Иль вечно мне тобой терзаться,
    Всегда твою холодность зреть,
    Грустить, и ах! не утешаться,
    В отчаянье и умереть.
    Увяну в самом лучшем цвете,
    Когда угодно то судьбе;
    А ты, оставшися на свете,
    Ищи верней меня себе.

          * * *

    Ты сердце полонила,
    Надежду подала —
    И вдруг переменилась,
    Надежду отняла.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Лишаяся приязни,
    Я все тобой гублю,
    Достоин ли я казни,
    Что я тебя люблю.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Я рвусь, изнемогая.
    Взгляни на скорбь мою;
    Взгляни, моя драгая.
    На слезы, кои лью.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Дня светла я не вижу,
    С тоскою спать ложусь;
    Во сне тебя увижу,
    Вскричу и пробужусь.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Терплю болезни люты,
    Любовь мою храня.
    Сладчайшие минуты
    Сокрылись от меня.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая!
    Иль я тебе не мил?
    Не буду больше числить
    Я радостей себе,
    Хотя и буду мыслить
    Я вечно о тебе.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?

          * * *

    Ты сердце распалила
    И кровь во мне зажгла;
    Ты дух мой весь смутила
    И в плен меня взяла.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Твои, драгая, очи
    Нашли мне в сердце путь.
    Ах, нет ни дня ни ночи,
    Чтоб мог я отдохнуть.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Другие веселятся,
    А я грущу всегда;
    То сны мне злые снятся
    К мученью иногда.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Что я ни начинаю,
    Ни в чем отрады нет,
    Тебя лишь вспоминаю,
    Тебя одну, мой свет.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Ни в чем, ах! нет отрады,
    Покою нет нигде,
    Твои приятны взгляды
    Терзают мя везде.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Где нет тебя со мною,
    Там темень мне и свет,
    Мой дух всегда с тобою.
    Твой взор с ума нейдет.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ди ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?
    Ты в мыслях непрестанно
    Драгая, у меня;
    Мила мне несказанно,
    Мой дух красой пленя.
    Любишь ли ты меня?
    Любишь ли ты меня
    Хоть мало, драгая?
    Иль я тебе не мил?

          * * *

    Беспокойно жить тому, кто о ком вздыхает,
    А любезная его вздохов не примает.
    Ах, безмерно счастлив тот,
    Кто свой жар сугубит,
    И, которая мила,
    Та его подобно любит!
    Взгляды, ласковы слова пламень всяк час множат,
    И покою никогда мысли не тревожат.
    Радость велика у них
    Во очах сияет,
    И надежда день от дня
    В сердце возрастает.
    Ныне и я поранен стал некоей красою,
    Ах, и страсти те я зрю обе над собою;
    С одной стороны
    Жду веселья в страсти;
    С другой стороны
    Лютой жду напасти.
    Страх с надеждою во мне борются всечасно,
    И я знаю, что люблю, и все не напрасно,
    А любезная моя
    И сама вздыхает,
    Ежели ее мне взор
    Правду объявляет.
    Не томи, ах! не томи, дорогая, боле
    И подай отраду мне в сей моей неволе.
    Сокрушаюся тобой
    И горю, страдая;
    Коли любишь ты меня,
    Объяви, драгая.

          * * *

    С тех пор, как дух тобой стал страстен,
    Бессчетны муки я терплю:
    Но тем я более несчастен.
    Не веришь, что тебя люблю,
    Хоть в свете нет меня верней,
    И нет любви моей сильней.
    Что верен я, к тебе пылая.
    Стократ слезами уверял,
    Что ты мила мне, дорогая,
    Я сколько раз то повторял.
    Но ах! не веришь ты словам —
    Поверь текущим хоть слезам!
    Иль то ты чтишь за пламень лестный,
    Что я, не зря тебя в глазах,
    Стон испускаю повсеместный,
    В прегорьких плавая слезах,
    Терзаюсь, рвусь не знав утех,
    Но ты приемлешь все то в смех.
    Когда ж с тобой, мой свет, бываю,
    Хотя тиранствуешь ты мной,
    Тебя душой своей считаю
    И обожаю образ твой;
    Глаза прелестные любя,
    Хоть люта ты, но чту тебя!
    За пламень мой к тебе сердечной.
    Что чувствую в моей крови.
    За плачь и вопль мой бесконечной,
    Коль нет твоей ко мне любви.
    Хоть тем ты муки мне умерь.
    Что я люблю тебя, поверь.

          * * *

    Приятно время протекает,
    Когда в свободе я жила.
    Покой сладчайший погибает,
    Любовь над сердцем власть взяла;
    Любовь! Приятное мученье
    И прежней вольности забвенье!
    К чему ты кровь мою зажгла?
    К тому ль, чтоб больше я страдала
    И ввек кляла свою злу часть.
    Чтоб я от горести стенала,
    Ввергаясь в лютую напасть,
    Представя прежни дни приятны,
    Которы стали невозвратны,
    Кляну сию лютейшу страсть!
    Почто неверным я пленилась.
    Хотя он к сердцу путь нашел:
    Хоть быть любимой я и льстилась,
    Но ах! он страсть мою презрел,
    Моим всем ласкам насмехаясь
    И всякой раз, со мной видаясь,
    С презреньем на меня смотрел.
    Он тайно в сердце мне вселился,
    Сей лютой яд вошел мне в грудь;
    Но чтобы он в меня влюбился,
    К тому совсем затворен путь.
    Оставь и ты его прельщаться
    С другою в страсти изъясняться.
    Забудь неверного, забудь.

          * * *

    Ты напрасно предприемлешь
    Страсть любовну изъяснять,
    Разве слов моих не внемлешь,
    Я не тщусь ее узнать.
    Смежны с горестью утехи.
    Мне не могут милы быть
    Радости, всегдашни смехи,
    Не хочу я погубить.
    Не предвидя злой напасти.
    Кто впадет в несчастну сеть,
    О его суровой части
    Невозможно не жалеть.
    А в известное мученье
    Кто с охотою идет,
    Тот за все свое терпенье
    У людей смешон живет.
    Пусть счастлив тот будет в свете.
    Кто питает эту страсть;
    Пусть цветет как роза в лете,
    Ставя радостью напасть.
    Я счастлива тем стократно,
    Что любви всегда смеюсь.
    Для меня лишь то приятно,
    Чем невинно веселюсь.
    Вы, свидетели нелестны
    Всех веселостей моих,
    Нимфы — вы одни известны
    В провождении дней моих.
    Вы всегда мне повторяйте,
    Сколь в любви довольно скук,
    И меня в том утверждайте,
    Что она всех злее мук.

          * * *

    Что злее может быть мученья,
    Как в неволе вечно жить?
    Нет и скорби сей сравненья,
    Чтоб любовной жар таить.
    В плен теперь я той отдавшись,
    Кто мне в свете всех милей,
    С сладкой вольностью расставшись,
    Стал вовек подвластен ей.
    Ах, зачем я в свет родился
    И зачем в нем пребывал.
    Чтоб я в первой раз влюбился
    И без пользы воздыхал.
    Иль чтоб больше дух встревожить,
    Был жестокий сей удар,
    Злую скуку чтоб умножить
    И почувствовать сей жар.
    Я подобен судну в море,
    Что в пучину ветр несет;
    Хоть я зрю свое зло горе,
    Только страсть меня влечет.
    Я грущу и все страдаю,
    Ей любовь хочу открыть;
    Но не тщетно ль уповаю,
    Что начать и как мне быть.
    Если 6 вздохи долетели,
    Кои грудь теснят мою,
    И сказать бы ей умели,
    Как о ней я слезы лью.
    Как мой дух всяк час страдает,
    Беспокойно как я сплю.
    Он покою уж не знает,
    О, какую скорбь терплю!
    Где искать премены стану;
    Прежестокой рок бедам,
    Ты, узнав смертельну рану,
    Сделай, ах! конец слезам!
    Окончай ты жизнь несчастну
    И мои все муки с ней,
    Чтоб не видел я прекрасну,
    Коль другой владеет ей.

          * * *

    Полно взор ко мне метать,
    Дорогая, боле;
    Полно им меня прельщать,
    Я и так в неволе.
    Я взглянул лишь на тебя,
    Не видал во мне себя
    С самой той минуты.
    Вы мне с первого часа,
    О, прелестные глаза!
    Стали всех милее.
    Я, влюбившися в тебя,
    Свет мой, лишь страдаю,
    Вольность вечно погубя,
    Льщусь и унываю.
    Я вздыхаю по тебе,
    Ты ж не думаешь о мне,
    Жар мой презирая.
    Видя то, кипит вся кровь,
    О, бесплодная любовь!
    Что тебя есть злее?
    Я не властен уж в себе,
    Ты владеешь мною —
    Ты одна покой даешь,
    Отнят он тобою.
    Сжалься, свет мой, надо мной.
    Возврати драгой покой,
    Что взяла скорбь злая,
    И во мзду моей любви.
    Ах, почувствуй жар в крови
    Ты ко мне, драгая.

          * * *

    Чтоб мог я часть оплакать люту
    И пламенную успокоить кровь,
    Не мучь меня хотя минуту,
    О ты, жестокая любовь!
    Сверитесь, мысли разобщенны,
    И чем вы ныне возмущенны,
    Откройте мне в сей день драгой.
    Скажите, что она неверна.
    Что к ней моя любовь безмерна,
    Что ей разрушен мой покой.
    Напомни, ввергнув мя в напасти,
    Напомни те, мой свет, часы,
    Как в нежной ты пылая страсти,
    Вверяла мне свои красы.
    Как ты меня везде искала
    И клятвою то подтверждала.
    Что я тебе сердечно мил.
    Напомни, что ты говорила
    И сколько раз ты мне твердила,
    Чтоб я тебя одну любил.
    Пленив сей лестью сердце страстно,
    С победой ты в него вошла,
    И, множа жар мой повсечасно,
    Душа твоя в моей жила.
    Ты в ней и ныне обитаешь,
    Хотя обманом мя терзаешь,
    Но взор мил сердцу моему.
    Приметь ты слез моих потоки.
    Приметь мучения жестоки;
    Они свидетели тому.
    Изменой ты меня сразила,
    Принудя вечно слезы лить;
    Но тем меня не пременила,
    Я буду век тебя любить.
    Любя тебя, я все прощаю.
    Укоры вздохом прерываю;
    Не виновата ты пред мной.
    Невинна ты, моя драгая,
    Виновна часть моя презлая;
    Ее кляну и рок я злой.
    А если, свет мой, раздражает
    Тебя и память прежних дней
    И если речь моя скучает,
    Оставь то слабости моей.
    Любовь тебе сию досаду,
    Злой горести моей в отраду,
    Велела сделать мне в сей час.
    Прости, тебе коль досаждаю,
    Тебя я в жизни прогневляю,
    И в первой и в последний раз.

          * * *

    Поверь, мой свет, люблю тебя.
    Лишь только то сказать стыжусь;
    Ты знаешь сам, что все бранят,
    Когда сердца в любви горят.
    О свет! Когда вина — любить,
    Невольно сей вине вдаюсь;
    Кого мне дух велит любить,
    Тому нельзя злодейкой быть.
    Кого я этим прогневлю,
    Когда кому любовь явлю;
    Или уже самой
    Нет власти над собой.
    О звери! Жители лесов,
    Вы нас счастливее сто раз;
    Вам страха и стыда в том нет,
    К чему природа вас влечет;
    А мы вам в том не сходствуем,
    Гордясь умом, безумней вас,
    И сами то себе претим,
    Чего всем сердцем мы хотим;
    Что мило нам, что нам ругать,
    И хуля то, на что желать.
    Кто будет в свете прав,
    Когда так строг устав.
    Престань вздыхать: я люблю тебя.
    Оставь, оставь свирепство мне,
    В тебе живет душа моя,
    И верь, что я по смерть твоя:
    Ты день и ночь из глаз нейдешь.
    Где ты, и мысли в той стране,
    Не зря тебя, я вне себя,
    По всем местам ищу тебя;
    Хожу ли я или сижу,
    Все тайно на тебя гляжу;
    Приметь, приметь то сам
    И верь моим глазам.

          * * *

    Молчите, струйки чисты,
    И дайте мне вещать.
    Вы, птички голосисты,
    Престаньте воспевать.
    Пусть в рощах раздаются
    Плачевные слова,
    Ручьями слезы льются
    И стонут дерева.
    Ты здесь, моя отрада,
    Любезной пастушок,
    Со мной ходил от стада
    На крутой бережок.
    Я здесь с тобой свыкалась
    От самых лет младых
    И часто наслаждалась
    Любовью слов твоих.
    Уж солнышко спустилось
    И село за горой,
    И поле окропилось
    Вечернею росой.
    Я в горькой скуке трачу
    Прохладные часы
    И наедине плачу,
    Лишась твоей красы.
    Целую те пруточки,
    С которых ты срывал
    Прекрасные цветочки
    И мне пучки вязал,
    Слезами обливаю
    Зеленые листы,
    В печали презираю
    Приятные плоды.
    Я часто вижу властно
    Тебя во всех лесах;
    Бегу туда напрасно.
    Хочу обнять в слезах.
    Но только тень пустая
    Меня, несчастну, льстит,
    Смущаюся, теряя
    Приятный мне твой вид.
    Лишь только ветр листами
    Тихонько потрясет,
    Я тотчас меж кустами
    Тебя ищу, мой свет.
    От всякой перемены
    Всечасно я крушусь,
    И, муча слабы члены,
    На каждой слух стремлюсь.

          * * *

    Успокой смятенный дух
    И, крушась, не сгорай!
    Не тревожь меня, пастух,
    И в свирель не играй!
    Я и так тебя люблю, люблю, мой свет;
    Ничего тебя милей, ничего лучше нет.
    Мысли все мои к тебе
    Всеминутно хотят;
    Сердце отнял ты себе,
    Очи к сердцу летят.
    Ты из памяти моей не выходишь вон,
    Всякую тебя мне ночь представляет сон.
    Но в мечте не с сей судьбой
    Представляешься мне;
    Я, целуяся с тобой,
    Обнимаюсь во сне;
    Я во сне тебя в шалаш сама зову:
    Успокой смятенной дух, будь то наяву!

          * * *

    О места, места драгие!
    Вы уже не милы мне;
    Я любезного не вижу
    В сей прекрасной стороне.
    Он от глаз моих сокрылся,
    Я осталася страдать,
    И, стеня, не о любезном,
    О неверном воздыхать.
    Он игры мои и смехи
    Превратил мне в злу напасть.
    И отнявши все утехи
    Лишь одну оставил страсть.
    Из очей моих льется
    Завсегда слез горьких ток,
    Что лишил меня свободы
    И забав любезных рок.
    По долине сей текущей
    Воды слышали твой глас,
    Как ты клялся быть мне верен
    И Зефир летал в тот час.
    Быстры воды пробежали,
    Легкий ветер пролетел.
    Ах, и клятвы те умчали,
    Как ты верен быть хотел!
    Чаю взор тот, взор приятный,
    Что был прежде мной прельщен!
    В разлучении со мною
    На иную обращен.
    И она те ж нежны речи
    Слышит, что слыхала я.
    Удержися, дух мой слабый,
    И крепись, душа моя.
    Мне забыть его не можно
    Так, как он меня забыл;
    Хоть любить его не должно,
    Он, однако, все мне мил.
    Уж покою томну сердцу
    Не имею никогда;
    Мне прошедшее веселье
    Воображается всегда.
    Весь мой ум тобой наполнен,
    Я твоей привыкла слыть;
    Хоть надежды и лишилась.
    Мне нельзя престать любить.
    Для чего вы миновались,
    О, минуты сладких дней!
    А минув, на что остались
    Вы на памяти моей?
    О, свидетели любови,
    Тайных радостей моих!
    Вы-то знаете, о птички,
    Жители пустыней сих.
    Испускайте глас плачевный.
    Пойте вы мою печаль.
    Что, лишась его, я стражду,
    А ему меня не жаль.
    Повторяй слова печальны
    Это как мой страждет дух;
    Понеси в жилища дальны
    И затронь его тем слух.

          * * *

    Собирались красны девки за околицу гулять,
    Чтоб, когда погонят стадо, овец с поля перенять,
    Дожидаясь, разыгрались на зеленом на лугу.
    Одна девушка румяна расплясалася в кругу;
    Всех собой была пригожей и всех личиком белей,
    Становитней, миловидней, выше всех и веселей.
    Пастух стадо подгоняет, он в рожок начал играть.
    Девки к стаду побежали, чтоб овец домой загнать.
    Та, которая плясала, идет плачучи домой,
    Обернулась она к стаду, пастуха манит рукой,
    Пригорюнившись стояла, дождалась его к себе;
    Во слезах ему сказала: вот ужо будет тебе.
    Как-то, друг мой, скажешь дома, где-то стадо ты гонял,
    Ты, злодей, мою любимую овечку потерял,
    Я которую кормила и всю зиму берегла.
    Зачем тебя нанимали, я сама бы стерегла.
    Ты и всех так растеряешь, не шути, мой друг, со мной,
    Я сама своих овечек погоню завтра с тобой.
    И завалишься в долине, пустя стадо, долго спать,
    Часто ходя меж кустами, тебя стану покликать.

          * * *

    У реки сидя, девка плакала,
    Вспоминаючи участь горькую,
    Участь горькую, дни прошедшие,
    Дни прошедшие, дни веселые:
    Как красавица одевалася,
    Одевалася, наряжалася.
    Чтоб увидеться со милым другом,
    Со милым другом, со преступником,
    Что, склонив девку, укрывается,
    От любви ее отпирается.
    Пусть засохнет зелена трава,
    Говорит девка, утираючись;
    Пусть в брегах твоих, быстра реченька,
    Вместо чистых вод слезы прольются.
    Наряжалась я для мила друга;
    Он, сокрывшися, все унес с собой,
    Чтоб тужа по нем, сокрушался,
    Когда столько он стал не жалостлив,
    Полюбить его я не думала,
    Умереть по нем не задумаюсь.

          * * *

    Лишь только занялась заря,
    Как солнце вверх взошло, горя,
    И осветило земной круг.
    Пошла пастушка с стадом в луг
    К потоку чистых вод.
    В нем виден был на дне песок,
    Понравился ей струй тех ток.
    Раздевшись, стала мыться в нем,
    Не видима никем, нага
    Плескалася водой.
    Вдруг в сторону простерла взор:
    Идет пастух с высоких гор,
    Которой ею был пленен
    И часто духом возмущен;
    Из струй спешила вон.
    Уже пастух к струям прибег,
    А ей еще далек был брег;
    Она не знала, что начать:
    Казаться или утопать.
    Смутившись мысльми вся.
    Нашла стыд крыть единый путь,
    Чтоб, бросясь в глубину, тонуть.
    Пастух, лишенный зреть красы,
    Уж видит чуть одни власы,
    Кидается с брегов.
    Где делось платье, где свирель,
    Нагой влечет нагу на мель.
    Страх гонит стыд стыд гонит страх,
    Пастушка вопит вся в слезах:
    Забудь, что видел ты.
    Какую плату дашь мне ты,
    Что я твои спас красоты;
    Он стал пастушку улещать;
    Пастушка начала молчать,
    Сердяся на него.
    К чему ты мне привел случай!
    Вскричала, ах! не докучай,
    Я не могу свирепа быть,
    И не хочу я так любить,
    Как хочется тебе.
    Недолго продолжалась речь,
    Когда любовь ту стала жечь,
    Не молвит уж ни да ни нет,
    Потом вскричала, ах! мой свет,
    Уж я теперь твоя.

          * * *

    Однажды в маленьком леску
    При потоках речки,
    Что бежала по песку,
    Стереглись овечки.
    Там пастушка с пастухом
    На брегу была крутом,
    И в струях мелких вод с ним она плескалась.
    Зацепила за траву,
    Я не знаю точно,
    Как упала в мураву,
    Вправду иль нарочно.
    Пастух ее подымал,
    Да и сам туда ж упал
    И в траве он щекотал девку без разбору.
    Не шути так, молодец.
    Девка говорила,
    Дай мне встать пасти овец,
    Много раз твердила;
    Не шути так, молодец,
    Дай мне встать пасти овец;
    Не шути, не шути, дай мне стадо пасти.
    Закричу, стращает, вслух;
    Дерзкий, не внимает
    Никаких речей пастух,
    Только обнимает.
    А пастушка не кричит,
    Хоть стращает, да молчит.
    Для чего же не кричит, я того не знаю.
    И что сделалось потом,
    И того не знаю
    Я немного при таком
    Деле примечаю,
    Только эхо по реке,
    Отвечало вдалеке,
    Ай, ай, ай! знать, они дралися.

          * * *

    На долине, за ручьем, пастушка гуляла
    И туда глядь и сюда нечто примечала;
    То пойдет, то постоит,
    За ручей часто глядит.
    Только в роще пастуха она не видала.
    Не видала и того, как пастух подкрался,
    Оберня ее к себе, с ней поцеловался,
    За плечо хватил рукой.
    Поперек обнял другой,
    Без чинов с ней стал играть, как играют в поле.
    Не шути ты, не замай, она говорила;
    Вот уже я тебе дам, пастуху грозила;
    Закричу, так не уйдешь,
    Да и места не найдешь.
    Вот вблизи, вишь, за ручьем пасут наши стадо.
    Поди прочь, что ты напал, тьфу какой, уймися;
    Отвяжись ты от меня, полно, не бесися;
    Поди прочь, с ума сошел,
    Разве хуже не нашел.
    Куда, право, ты какой, как тебе не стыдно.
    Пастух стал опять играть и резвиться с нею:
    Она, вырвавшись, бежит, он туда ж за нею.
    Вдруг упала на песок,
    Торопясь уйти в лесок,
    И подшибла невзначай пастуха ногами.
    Как упали они вдруг, мне стало не видно,
    Только слышу, что кричит: как тебе не стыдно.
    Я стал на пень да гляжу,
    А что видел — не скажу.
    Примечать хоть вольно всем, да сказывать дурно.

          * * *

    Чистый источник, ты цветов красивей
    И мне приятней всех лугов,
    Ты и кусточков, и меня счастливей;
    Гор, и долинок, и лесов.
    Да не тем, что струйки льются
    По зелененькой траве
    И что в рощах раздаются
    Песни птичек при тебе.
    Нимфа прекрасна в тебе лицо мыла,
    На бережочку сидючи,
    Белые ноги в воду опустила,
    Тем скрасив твои ключи.
    Тут и розы устыдились
    От ее прекрасных уст,
    И лилии наклонились,
    И верхи закрыли в куст.
    О, сколь счастливы желты те песчинки,
    В кои ступала ты ногой!
    Ах, и прекрасны мягкие травинки,
    Кои лежали под тобой.
    Струйки, тихо протекайте
    По сыпучему песку
    И следочков не смывайте.
    Смойте лишь мою тоску.
    Жалуйтесь со мной тихим вы шумочком,
    Что не посмел я молвить с ней;
    Пенка, свивайся беленьким клубочком,
    Вид кажи ее грудей;
    Воды, пламень погасите
    К той закрытой красоте
    Или Нимфу покажите
    Во своей вы чистоте.

          * * *

    На долине, за ручьем, пастушка гуляла,
    На пригорке сидючи песни попевала.
    Ее громкой голосок
    Чрез долину ветерок
    Приносил, где был пастух в зеленой дубраве.
    Пастух, слыша голосок, стадо подогнавши
    И своих овец с ее всех перемешавши:
    Виноват! — он закричал,
    Сам, обнявши, целовал;
    Не сердись ты на меня, мне любовь велела.
    Иль, сердита, не глядишь, сидя на пригорке,
    Я пойду прочь, — закричал, — ив свирелки громки
    Стану жалобу играть,
    Тебя злою называть;
    Что осталась ты тверда, дух мой воспламеня.
    Вот, смотри, я отобрал всех своих овечек,
    Смотри, стадо я погнал позади сих речек;
    А пастушка кричит: стой,
    Разрушивши мой покой,
    Ты останься здесь со мной пасти вместе стадо.
    Пастух с радости не знал, что тогда начати,
    Стал ее пастух, обняв, больше целовати,
    В губки, в щечки и в глаза.
    Перечесть было нельзя,
    Много раз он целовал и валял, игравши.
    — Не шути теперь ты так, — девка говорила, —
    Право, завтра венок дам, — пастуху сулила;
    А пастух свое твердит:
    Дай теперь, — он говорит, —
    Не хочу до завтра ждать, ты меня обманешь.

          * * *

    Пастух, полно говорить.
    Полно про любовь твердить;
    Что мне нужды про то знать,
    Каково тебе страдать.
    Ты напрасно мне манишь,
    Ты мне тем не угодишь,
    Что красавицей зовешь
    И что для меня живешь.
    Для меня живет пастух,
    Как-то радует мой дух.
    Его нет, а я стыжусь,
    То робею, то сержусь.
    Ах, что чувствую я вновь,
    Видно, что не злость — любовь.
    Речь его стала мила,
    Я не та вся, как была.
    Вот послушала речей.
    Примечала взор очей;
    Что при нем могу начать
    Перемену показать.
    Дух его велит любить,
    Свет за то станет бранить;
    Пусть бранит, люблю; ах нет,
    Не игра прогневать свет.
    Перестань при мне вздыхать,
    Мне нельзя тебе сказать,
    Что от слов твоих терплю.
    Угадай, что я люблю.
    Ты люби и уповай,
    Лишь пред светом оправдай;
    Оправдай, пастух, меня:
    В том трудись, а я твоя.

          * * *

    При реке, сидя в долине,
    Плакал верный пастушок,
    И крушился он, несчастный,
    Опершись на посошок,
    Только тихим голосочком
    Жалобу цветам чинил
    И прохладным ветерочком
    Жар любви своей томил.
    Ах! когда б ты только знала,
    Как душа моя горит,
    То бы ты давно сказала
    Слово, что любовь мягчит.
    Я едва собой владею,
    Никакой отрады нет;
    Чуть открыть долинам смею
    И едва смотрю на свет.
    Как мои не видят очи
    Нежной красоты твоей.
    То мне день темнее ночи,
    Черен чистой цвет лилий.
    Мутны мне ключи прозрачны,
    Скучно соловьи поют,
    Розы и нарциссы мрачны,
    Слезы, как ручьи, текут.
    Как твое лицо прекрасно,
    Можно только мне смотреть;
    Я боюсь тогда напрасно
    И один взгляд проронить.
    Я считаю, что пропали
    Взгляды, думы и слова,
    Как того не представляли,
    Какова твоя краса.

          * * *

    Уже восходит солнце, стада идут в луга.
    Струи в потоках плещут в крутые берега,
    Любезная пастушка овец уж погнала
    И на вечер сегодня в лесок меня звала.
    О темные дубровы, убежище сует!
    В приятной вашей тени мирской печали нет;
    В вас красные лужайки природа извела.
    Как будто бы нарочно, чтоб тут любовь жила.
    В сей вечер вы дождитесь под тень меня свою,
    А я в вас буду видеть любезную мою;
    Под вашими листами я счастлив уж бывал
    И верную пастушку без счету целовал.
    Пройди, пройди скорее, ненадобный мне день,
    Мне свет твой неприятен, пусть кроет ночи тень.
    Спеши, дражайший вечер, о время, пролетай!
    А ты уж мне, драгая, ничто не воспрещай.

          * * *

    Под тенью древесной.
    Меж роз растущих вкруг,
    С пастушкою прелестной
    Сидел младой пастух:
    Не солнца укрываясь,
    Он с ней туда зашел,
    Любовью утомляясь.
    Открыть ей то хотел.
    Меж тем, откуда взявшись,
    Две бабочки, сцепясь.
    Вкруг роз и их вилися,
    Друг за другой гонясь:
    Потом одна взлетела
    К пастушке на висок;
    Ища подругу, села
    Другая на кусток.
    Пастух на них взирая,
    К их счастью ревновал,
    И, оным подражая,
    Пастушку щекотал,
    Все ставя то в игрушки,
    За шею и бока,
    Как будто бы с пастушки
    Сгонял он мотылька.
    Ах, станем подражати, —
    Сказал он, — свет мой, им
    И резвость съединяти
    С гулянием своим;
    И бегая лесочком,
    Чете подобясь сей,
    Я буду мотылечком,
    Ты — бабочкой моей.
    Пастушка улыбалась.
    Пастух ее лобзал.
    Он млел, она смущалась,
    В обоих жар пылал.
    Потом, скоча, помчались,
    Как легки ветерки:
    Сцеплялися, свивались
    И стали мотыльки.

          * * *

    Как сердце лишь Ирисы впервой любовь зажгла,
    Пришел лишь только вечер, скорее спать легла.

    И тщилась, чтоб любови
    Уже не вспомянуть,
    Чтоб дух свой успокоить
    И лежучи вздохнуть.

    Но сколько и хотела ту мысль переменить,
    В кого она влюбилась, нельзя было забыть;

    Покамест не заснула,
    В глазах все был ей он;
    Заснула только, тоже
    Представился ей он.

    Стыдливая Ириса, как чисто ни жила,
    Во сне с своим любезным дерзчайшая была.

    А он, ту видя смелу,
    Не стал речей плодить,
    Имел, что за поставку
    То можно рассудить.

    Ириса пробудилась, от страху чуть жива,
    И чаяла, что вправду она уж такова.

    Однако осмотрелась,
    Что самая то ложь;
    Вздохнула, что ей скоро
    И вправду будет то ж.

          * * *

    Поди сюда, драгая,
    Поди, пастушка, с гор;
    Иль перестань, о злая!
    Ты мне метать свой взор.
    Ах, видя муки, сжалься.
    Не будь, не будь так зла,
    С горами ты расстанься
    И мне, мой свет, отдайся.
    Пойдем со мной в луга,
    Не будешь жить одна.
    Куда манишь, то знаю.
    Да я туда нейду,
    И в сеть впасть не желаю.
    Чтоб пленной быть жизнь всю.
    Так прочь поди, не льстися,
    Не буду я твоя;
    Сердись, хоть не сердися,
    И мне, как не клянися,
    Нельзя любить тебя;
    Не буду я твоя.
    Нейдет, а лишь смеется
    Мученьем та моим.
    Ах, видя, сердце рвется.
    Презлая, жаром сим.
    Не будь, не будь сурова.
    Сойди, мой свет, ко мне.
    Не слышишь, ах! ни слова.
    Нет в свете зла такова,
    Какое есть в тебе;
    Сойди, мой свет, ко мне.
    Поди из глаз скорее,
    Поди, не стой ты здесь.
    Ах, будь мой дух смелее,
    Почто смутился весь,
    Крепися, сколько можешь,
    Беги прочь от него;
    Рабой коль быть не хочешь,
    Крепися сколько можешь,
    Беги прочь от него,
    Лишишься ведь всего.
    Когда ж ты так гордишься,
    Прости, иду уж я;
    За что ж, душа, так злишься.
    Взгляни хоть раз сюда?
    Глядеть если не хочешь,
    Ну злая, так прости,
    Останься ты с горами,
    Живи, живи с лесами,
    А мне, знать, в гроб идти.
    Ну злая, так прости.
    Но ах! постой, пастух, ах!
    Ах, постой, постой, драгой.
    Теперь в твоих руках,
    Я рада жить с тобой:
    Крепилась, сколько можно,
    Да что ж, коль мочи нет
    И ах! уж мне не вольно,
    Но быть сказать, хоть больно,
    Твоя, твоя, мой свет,
    Крепиться мочи нет.

          * * *

    В коленях у Венеры
    Сынок ее играл:
    Он тешился без меры
    И в очи целовал.
    Она плела веночки,
    Он рвал из рук плоды;
    Ах, аленьки цветочки
    Дай, матушка, сюды.
    Меж тем ищет прилежно
    Пастушка пастуха.
    Пришла, где тешит нежно
    Младова мать божка.
    И только лишь вступила
    Из частой рощи в луг,
    Венера опустила
    Сынка свого из рук.
    Он, крыльями взмахнувши,
    К пастушке полетел,
    К Венере обернувшись,
    С усмешкой посмотрел.
    Не ты мне мать родная.
    Сударыня моя,
    Пастушка дорогая
    Приятнее тебя.

          * * *

    Ах, как скучно мне одной,
    Где девался мой покой;
    Я любила завсегда
    Пасти стадо здесь одна.
    Ныне, стадо, поди прочь.
    День темнее, нежель ночь;
    Стражду, рвуся, слезы лью,
    Отчего, ах! я люблю.
    Злой пастух пленил меня,
    Где ты, плачу без тебя.
    Он мне часто говорил:
    Умились, люби, — твердил.
    Я внимала его речь,
    Не стараяся пресечь:
    Оттого терплю напасть.
    Оттого узнала страсть.
    Вон он, вижу за рекой,
    Вон и машет мне рукой;
    Овцы, нужды мне в вас нет,
    Коль пастух к себе зовет.
    Ай, ау, мой свет, постой,
    Я останусь там с тобой;
    Нету силы огня скрыть,
    Коль вся кровь во мне кипит.

          * * *

    О места, места прекрасны
    Со струями чистых рек,
    Где я часто зря драгую
    Провождал в веселье век.
    Зрели, сколько был ей верен,
    И коль много я любил,
    И любовницей навеки
    Из очей моих пустил.
    В вас, одни струи прозрачны,
    Я пристанища ищу
    И, коль внемлите вы вопль мой,
    С вами к ней его пущу.
    Потеките поскорее
    К тем счастливейшим местам,
    Где присутствует драгая.
    Донести к ее ушам.
    Коль мне тот удар несносен,
    Что я чувствовал в тот час,
    В кой я строгою судьбиной
    Дорогих лишился глаз.
    Вы проникните внутрь сердца
    И узнайте ее мысль.
    Что желает ли хоть мало
    Она слышать мою страсть.
    Если в нежном ее сердце
    Не находит места лесть,
    То приятным своим шумом
    Мне о том подайте весть,
    И уверьте, что драгая
    И в разлуке говорит,
    Что любить меня сердечно
    Ей ничто не запретит.
    Когда ж узрите противность
    Вы желанью моему,
    Возвратитесь не в том виде
    К злому берегу сему;
    Но журчанье ваше нежно
    В грозны волны пременя;
    Погрузите меня в бездне,
    Чтоб прервался век, стеня.

          * * *

    Смолкните, ветры, хотя на минуту,
    Дайте свободу мне рыдать;
    Леса, внимайте тоску мою люту,
    Я вам одним смею сказать:
    В сих местах уединенных
    Я с ребячества жила
    И овец, мне порученных,
    В одиночестве пасла.
    Пастух свирелкой звал меня в лесочек,
    Звал за речку с собой гулять,
    Руки целуя, называл дружочек;
    Я не умела отвечать,
    Во мне сердце трепеталось,
    Предвещало злу напасть,
    Скоро после оказалось,
    Что вступила в меня страсть.
    Когда овечек я домой погнала,
    За мной гналася его тень.
    Ночь всю я в мыслях на него взирала,
    Теперь ищу его я целый день.
    Вы, леса, хоть вразумите,
    Где увидеться мне вновь;
    Отчего грущу, скажите,
    Уж не тайная ль любовь!
    Пастух жестокий, что ты не играешь
    В ту же свирелку-то опять;
    Как ты за очи меня называешь,
    Мне не можно угадать;
    Научи меня скорее,
    Как тебя мне называть,
    Чтоб слова мои милее
    Тебе было вспоминать.

          * * *

    Здесь побудь, моя отрада,
    Здесь побудь и не скучай,
    Я схожу на час до стада,
    Ты себя тоской не мучай,
    Скоро, радость, возвращуся
    И твоих слов наслаждуся.
    Твой приятный взор любя.
    Не могу быть без тебя.
    Без тебя мне не прохладен
    Дух вечерний росы,
    Шум веселых птиц досаден;
    Мне минуты и часы
    Бесполезно потерялись,
    Как с тобою мы расстались,
    Не твердивши про любовь.
    Что мою волнует кровь.
    Взглянь, как роза расцветает,
    И подумай о себе;
    Взглянь, как к ней пчела летает,
    И подумай обо мне;
    Так природа положила,
    Так любовь ведь нам судила.
    Чтоб в приятности твоей,
    Всей отраде быть моей.
    Для тебя, любовь драгая,
    Я бреду на си места,
    Никогда меня иная
    Не пленила красота.
    Здесь побудь, моя отрада,
    Я схожу на час до стада;
    Твой приятный вид любя,
    Не могу быть без тебя.

          * * *

    Ах, темный лес и вы, луга,
    Куда идет моя нога,
    Не знаю, где теперь сижу.
    Не знаю я, на что гляжу,
    А в мысли все одно.
    Пустыни мест прекрасных сих.
    Внимайте тайну мук моих,
    В какой печали стражду здесь
    И чем мятется дух мой весь,
    Влюбился я в нее.
    Кто сделал мне сей тяжкой стон,
    Не выйдет он из мысли вон;
    Когда не вижу здесь ее.
    Везде мне тяжко без нее,
    Везде ищу ее.
    Сыскавши, быть с ней не могу,
    Увидя, в тот час прочь бегу;
    Скажите ей в глаза, прошу,
    Скажите ей чего хочу —
    Любить, как я люблю.
    Иль только то единый смех,
    Что много есть в любви утех,
    Не зрю забавы никакой,
    Потерян только мой покой,
    И сладкий сон пропал.
    Переменился весь мой вид,
    Покрыл лицо всегдашний стыд,
    Любовь сказать «люблю» велит,
    А стыд во мне вздыхать претит,
    Но что я с того искать.
    Ай, ай узнал любовь я вдруг,
    Последний стыд смутил весь дух,
    Утаенна кипяща кровь
    Уж гонит меня в гроб,
    О злая ты, любовь!
    Зачем, заснувши, вон нейдешь,
    И где мой страх, туда ведешь;
    Уже в том воля не моя,
    Скажите ж мне: вина ль моя.
    Что я ее люблю?

          * * *

    От мест прекрасных удаляясь,
    Где возлюбленна живет,
    Где слезами обливаясь,
    Разлученья час клянет;
    Как грущу я и страдаю,
    Кто ей может рассказать;
    Я всечасно воздыхаю —
    Невозможно удержать.
    Век прискорбный ныне трачу,
    В рощах слышен голос мой;
    Страждет сердце, рвусь и плачу,
    Грудь терзается тоской;
    Его речи повторяя,
    Лишь сугубит зло напасть,
    Жалким гласом отвечая,
    Выражает люту страсть.
    Если легкий ветер веет,
    Дорогая там, где ты,
    И дыханием посмеет
    На груди тронуть цветы.
    Знай, что то твое вздыханье
    Долетает до тебя,
    Изъявляя то страданье.
    Чем я мучаюсь, стеня.

          * * *

    При реке сидя, пастух в свирелку играет,
    О прелестных тех блинах часто вспоминает.
    Он которые едал с пастушкой дорогою,
    И в тот час уже он стал пленен ее красою.
    Если б знал я, что со мной может так случиться,
    Не пошел бы есть блинов, чтобы не влюбиться.
    О, прелестные блины, стали вы причиной,
    Что из радости моей сделалась кручина!
    Запрещу на вас смотреть, чтобы не прельщаться,
    И чтоб вас больше не есть, во всем отрицаться.
    Я покушал вас, блинки, да уж сожалею,
    Пособить в том уж себе воли не имею.

          * * *

    Собирались красны девки
    Вечери ночку сидеть.
    Меж собой иметь издевки,
    Молодцов там поглядеть.
    Как сошлись они все вместе,
    Тут совет стали держать,
    Чтоб им песен петь довольно
    И немало бы плясать.
    Там одна из них резвее
    Песни стала начинать.
    Всем за то была милее;
    Просит, к ней чтоб приставать:
    Мы затем сюда собрались,
    Чтоб веселыми здесь быть.
    Отогнавши прочь всю скуку
    Забавляясь, время проводить.
    Ну-те, девушки-подружки,
    Начинайте-ка плясать,
    Сколько можно, все игрушки
    Станем разно вымышлять.
    Ведь неужто молодцы
    Нам не станут пособлять.
    Мы для них сюда сошлися.
    Им нас надо забавлять.
    Молодцы, то как увидя,
    К ним поближе подошли;
    Те устали, долго сидя,
    Молодцы чтоб их нашли,
    Подошед к ним, согласились
    Песни петь и поплясать,
    Всякий стал себе подружку,
    Всякий пару выбирать.
    Разобравшись все по парам,
    Начинают уж плясать:
    Ну-те други, ведь недаром,
    Будем песни попевать.
    Так мы, братцы,позабудем
    В свете скуку и печаль
    И не станем больше думать,
    Чтоб чего нам было жаль.

          * * *

    Вас прошу, леса густые,
    Дайте знать моим очам.
    Где искать мне дорогую,
    Я ходил по всем горам,
    Я наполнил все долины
    Жалобной моей тоской,
    Ах, хотя уж вы едины
    Возвратите мне покой!
    Грудь моя не меньше страждет,
    Сколько стадо в жаркой день;
    Пить воды холодной жаждет,
    Бегучи к потокам в тень.
    Бедна грудь моя тоскует
    И смутилась вся теперь;
    Иль иной ее целует,
    Иль терзает лютый зверь.
    Хоть меня на землю клонит
    Тяжкая моя печаль,
    Но любовь отвсюду гонит
    Милую искати вдаль.
    Я пойду, вы ей скажите
    Горькую мою тоску
    И пождать меня велите,
    Если будет в сем лужку.
    Как я здесь увижусь с нею,
    То вас буду раем звать,
    Со свирелкою моею
    Станут соловьи свистать.
    Вас, пещеры, я украшу
    И рассыплю в вас цветы,
    И на мягку землю вашу
    Размечу с дерев листы.
    Ах, напрасно я рыдаю
    И по ней смущаю кровь;
    Поздно объявить желаю
    Всю сердечную любовь.
    Знать, она с другим гуляет
    И ему венки плетет,
    Вместе стадо загоняют
    И рукой его ведет.

          * * *

    На брегу под тенью древа пастушка сидела,
    Белы ноги в ручей свеся в воду не глядела:
    Из кустов розы рвала,
    Пастуху венок плела.
    Только ждать долго ей его было скучно.
    Вдруг взглянула в ясну воду и прочь побежала;
    Из глаз слезы покатились, жалко закричала.
    Таково-то долго ждать,
    Чего дух велит желать,
    Ах, суровой пастух, куда ты девался?
    Перестаньте, птички, петь и в кустах порхати.
    Полно листом, ветр, шуметь, дай всему молчати,
    Чтобы голос пастушка
    Был здесь слышен от рожка.
    Но ах, злой, знать, меня молча хочет мучить.
    Я всему, что здесь увижу, без него не рада;
    Оставались одни овцы, мне уж вас не надо;
    Мне пришло вас оставлять.
    Пастуха пора искать,
    Я, об нем вздыхая, красоту теряю.
    Подай голос, пастушок, где тебя искати;
    Без тебя мне в тоске злой придется умирати.
    Стадо милое, прости.
    Мне тебя не упасти,
    Когда я уже себя сберечь не умела.

          * * *

    Лишь услышал пастушок голос из-за речки.
    Побежал скорее он, брося все овечки.
    Там Диана с красотой
    На горе была крутой, -
    Отдыхая от трудов, на траве лежала.
    Многие нимфы пред нею песни воспевали,
    Веселясь и рвя цветки, веночки вязали.
    Там, играя меж собой,
    Всякий кажет венок свой,
    Чтоб Диана, чей из них лучше, похвалила.
    Пастух, близко подойдя, случаю дивился,
    Присняв шапочку долой, нимфам поклонился.
    Добрым днем их поздравлял
    И спросить их смелость взял:
    Что за случай так привел здесь вам веселиться.
    Одна, младшая, из нимф ему говорила:
    Нам Диана, госпожа, так благоволила,
    Возвращалася она
    Со охоты не одна,
    Здесь изволит от трудов с нами прохлаждаться.
    Ее слово пастуху внятно показалось,
    А уж сердце красотой нимфы уязвлялось.
    Хотел больше говорить,
    Чтоб подоле тут пробыть;
    Но несмелость знать ему в мысли той мешала
    Он тут стоя, лишь вздохнул, не сказав ни слова.
    Хотя нимфа говорить была с ним готова.
    Но увидев в нем тот страх,
    Очи видя во слезах,
    Не хотя его трудить, в рощу побежала.
    Той навстречу Купидон летел со востоку.
    Ранив сердце ей стрелой, язву дал глубоку.
    Она, язвы не стерпя,
    Ах, ах! больно! — завопя
    И упавши меж дерев, на траве лежала.
    Пастух, видя ту напасть, смертно испугался.
    Сожалея нимфу, в бег за нею дался.
    Прибежав к ней, — подымал.
    Подняв, руку целовал
    И, так льстя, ту обманул!
    Обнимая, говорил часто ей словами:
    Не тужи, мой свет, о том, что сделалось с нами.
    На то нимфа все молчит,
    Ах, уж больше не кричит;
    Только, очи обратя к пастуху, вздыхала.
    Пастух тем был уязвлен больше, чем стрелою;
    Нимфу он целовал, просил любиться с собою.
    Та на просьбу ту склонясь,
    В его волю отдалась
    И любить его всегда верно обещалась.
    Заключив услов, пастух с нимфой веселился,
    Удовольствуясь в любви, с нею тут простился.
    Побежал к стаду назад
    Обмануть нимфу был рад;
    А она во слезах, гнавшися, вздыхала.
    Обернувшись к ней, пастух низко поклонился,
    Насмехаясь, ей сказал: иль вам полюбился?
    Среди рощи тот труд мой,
    Что ты гонишься за мной,
    Уже видеть, чаю, вас Диана желает.

          * * *

    В лугах ходя, красны девки цветы сорывали
    И, нарвавши васильков, веночки сплетали.
    Взявши друг друга в кружок,
    На крутой шли бережок
    И под струи чистых вод венки побросали.
    Да на что же побросали, можно ль отгадать?
    Захотели, в воду брося венки, загадать:
    Не потонет ли венок.
    Не забыл ли мил дружок?
    Или скоро можно с ним будет повидаться?
    Лучшей девки изо всех венок утопает -
    Бежит вся в слезах домой, а их покидает.
    Они вслед за ней кричат:
    Постой, постой, надо ждать,
    Без тебя если всплывет, ты нам не поверишь.
    Мне казалось наперед, что так отставати,
    Не хотелось и бросать, знать что утопати
    Моему милу венку,
    А сердечному дружку,
    Знать, уж больше ему со мной не видаться.

          * * *

    Кто мне мил в тебе, дуброва,
    Тот бывает завсегда;
    Молвил ли хотя три слова
    Он о мне в тебе когда?
    Иль притворно он вздыхает
    И меня пересмехает,
    Видя слабости мои
    И утехи в них свои.
    Для чего ему я дерзко
    Показала склонный вид;
    Но когда в нем сердце зверя
    И тирана кровь кипит,
    Я увяну в лучшем цвете.
    Только может ли на свете
    Быть мучитель таковой,
    Кто б, пленив, не звал драгой.
    Я не вижу в нем тирана
    Или кажется мне так.
    Нет, он любит без обмана,
    Мой ему приятен зрак.
    Любит он меня, конечно:
    Отчего же я сердечно
    Все мучения терплю?
    Оттого, что я люблю.
    Счастья нет без огорченья,
    Как на свете ни живи;
    Нет любови без мученья.
    Нет утехи без любви.
    Восприняв любви уставы,
    Так и скуки, и забавы
    Чувствуй ты, моя душа,
    Сердце теша и круша.

          * * *

    Не смущай вздыханьем дух,
    О, возлюбленный пастух,
    Тщетно мечешься, стеня,
    Ты пленил уже меня!
    Стыд хоть молвить запрещал,
    Но мой взор тебе казал,
    Что суровство истребя,
    Я давно люблю тебя.
    Будь доволен тем, мой свет.
    Что милей тебя мне нет;
    Ты упорность победил,
    Ты до смерти будешь мил;
    Без тебя мне скучен день,
    Не прохладна в рощах тень
    Почернеет цвет лилей,
    Неприятен шум ключей;
    А когда со мною ты,
    Те ж приятны мне цветы,
    Тень прохладу мне дает,
    Ключ приятней с гор течет,
    Вспламеняется и кровь;
    Ах и ты, узнав любовь,
    Будь мне верен навсегда.
    Не покинь мя никогда.

          * * *

    Разыгрались красны девки на зеленом на лугу,
    Где собрались хороводом и плясали во кругу;
    Пастухи к ним подошедши и в рожки стали играть.
    Чтоб способней тем девицам в такте было танцевать:
    Одна девушка пригожа, у ней черные глаза,
    Проскакала, проплясала в хороводе три раза.
    В пастухах один случился и пригожей всех собой:
    Он в любовь сердцем пленился той девичьей красотой,
    Многократно казал мины из приятных ей очей;
    Напоследок он задумал попросить руки у ней.
    Девка парню отвечала: не мешай мне танцевать;
    Ты испортил все мне такты, уж не знаю, как ступать.
    Не прогневайся, сказал, что дерзнул сим докучать,
    Танцевание изрядно могу сам вам показать:
    Вы ступайте вслед за мною, где ни буду я ходить;
    Только дай мне свою руку, я готов тебя водить.
    На то девушка сказала: не трудись, мой дорогой,
    Ведь танцмейстер тебя лучше, у меня есть и другой.
    Пастух, став тем убежденный, на колени пред ней пал;
    Красота в нем пременилась, во все чувства страх напал;
    Поклоняся, молвил ей: умилися надо мной;
    Дай мне руку целовать, к сему страсть кипит во мне.
    Пришед в жалость, та девица сама его подняла,
    А поднявши, в знак приязни целовать руку дала:
    Но пастух тем не доволен, еще большего желал,
    Чтоб пошла с ним прогуляться, в густы рощи ее звал.
    Там премножество цветочков, говорил ей на обман:
    Наплетем из их веночков, чем украсишь ты свой стан.
    Ему девушка поверя и пошла с ним там гулять,
    Где пришедши пастух с нею, дерзко стал ту обнимать,
    Обнимая, повалил на зеленую траву
    И, играя, целовал в глаза, губки и главу.
    Тут пастушка закричала: ай, ай больно, не шути;
    Перестань так издеваться, ведь не много ль в том пути;
    А пастух, весь распаленный, силы к силам прилагал,
    Погасив свой огнь водою, ее сладостей желал.
    И так в скорости исполнил с ней желание свое,
    С благодарностью расстался, целовав руки ее;
    Потом оба разошлися из местечек тех драгих.
    Пастух следовал за стадом, девка к кругу сестр своих.

          * * *

    Проходи, несносно время,
    Время горести моей;
    Протекайте вы, минуты,
    О минуты лютых дней!
    Я, которая в печалях
    Провождаю в сих местах
    И в печалях засыпаю,
    Просыпаюся в слезах.
    Все уже, места драгие
    Столько здесь противны мне.
    Сколько были те приятны.
    Как жила ты в сей стране.
    Ты отселе отдалилась,
    Пременилися места;
    Что тобой прекрасны были,
    Их исчезла красота.
    О, струи сих рек прозрачных
    Протекайте к тем местам,
    Где живет моя драгая,
    К тем счастливым берегам,
    И, кропя лицо прекрасно,
    Дайте знать мою напасть,
    Как меня без ней терзает
    В сей стране любовна страсть.
    Иль раздайся глас плачевный
    По несчастной стороне;
    Вы, дубровы и долины,
    Сожалейте обо мне.
    Ты ж услышишь, дорогая,
    Как вздыхаю я, стеня;
    Как вздыхаю я всечасно.
    Злой разлуки час кляня.
    И словам моим внимая.
    Не сердися на меня,
    Что тобою я страдаю,
    Что тобою рвусь, стеня.
    Против воли я влюбился,
    Против воли я люблю;
    Но невольное мученье
    Я с охотою терплю.
    Коль не чувствуешь любови,
    Коль моя презренна страсть,
    Ты хотя б почувствуй жалость,
    Моя горькая напасть.
    Я к несчастию влюбился,
    Я, терзаяся, люблю,
    Но невольное мученье
    Я с охотою терплю.

          * * *

    Хочешь мною ты владеть; я тебе подвластна.
    Без тебя я и сама так, как ты, несчастна;
    Без тебя мне уже нет, нет нигде покою.
    Пастушок мой дорогой, будь всегда со мною.
    При тебе милее мне красных дней ненастье,
    Быть с тобою завсегда — все мое в том счастье
    На тебя как я смотрю, всем тогда довольна;
    Но тобою веселясь, стала, ах! невольна.
    Не жалею о себе, о тебе вздыхаю;
    Вижу, что ты страждешь сам, как и я страдаю.
    Разрывая грудь свою страстью, нам полезной,
    Будем жити мы с тобой, пастушок любезный.

          * * *

    Поди прочь, не докучай мне, молодец,
    Я привыкла здесь одна пасти овец.
    Скучно было мне одной жить весной,
    Так тогда ты не пришел гулять со мной.
    Такова ли я зимой в лице была,
    Я в деревне всех дороднее слыла.
    Теперь видишь, что худа стала, бледна,
    Оттого все, что весной была одна.
    Всякой день видала птичек по кустам,
    Друг ко другу перелетывали там,
    Понимались, целовались всякой час,
    У меня слезы катилися из глаз,
    Легко ль видеть, что и тварь может любить
    И везде всегда с любезным своим жить;
    А я, бедная, не знала, что зачать.
    Не умела никого себе сыскать,
    В одиночестве день целой прохожу
    Иль на горке, как сироточка, сижу.
    Веселися, сокруша ныне меня,
    Только слезы мои канут на тебя;
    Ты не думай, чтобы даром то прошло.
    Ах, когда бы на тебя все то ж нашло,
    Что терпела я неделю или две,
    Через речку бы ты бросился ко мне.
    Ныне нет нужды, хоть ты меня нашел,
    Знать, оставя ты других, ко мне пришел.
    Теперь прочь поди, оставь меня одну,
    Ты не можешь возвратить опять весну.

          * * *

    В сих местах уединенных,
    Где спокойствие живет,
    Ты в глазах моих смущенных
    Все являешься, мой свет.
    Как с тобою я расстался,
    В сердце образ твой остался
    И не выйдет из него.
    Всю суровость забываю,
    Только взор твой воображаю
    И приятности его.
    Как мой рок на мя озлился
    И тобой мя наказал,
    Я с тобой расстаться чтился
    И в пустыню убежал.
    Льстясь, что лютые печали,
    Кои мне тобою стали,
    Я из сердца истреблю.
    Но, расставшись, я метуся.
    Больше стражду, больше рвуся,
    Больше мучусь и люблю.
    Данный рок от злой судьбины
    Проклинаю во слезах,
    Протекая все долины,
    Слышен вопль мой на горах.
    Им леса все наполняю
    И источникам вещаю,
    Как терзаюсь я тобой!
    Сострадая мне, вздыхают,
    Здесь которы обитают,
    Нимфы, стон внимая мой.
    Тень древес, луга драгие!
    Рощи, горы и поля.
    Словом, все места пустые,
    Где я странствую, стеня.
    Могут облик изменити,
    А болезни исцелити
    Те не могут никогда.
    Знать мне так определенно,
    Чтоб, любя тебя смертельно,
    Рваться и страдать всегда.

          * * *

    Плачьте, смущенные очи,
    Бедно сердце, унывай
    И веселые минуты
    В дни прошедши забывай.
    Коль драгая изменила,
    Все противно стало мне,
    Все противно, что ни вижу
    В сей приятной стороне.
    О, прекрасные долины
    И зеленые луга,
    Воды чистых сих потоков
    И крутые берега,
    Вы теперь не милы мне;
    Я от вас уже бегу,
    Но нигде от сей печали
    Я сокрыться не могу.
    Взор прелестный, нежны речи
    Я стараюся забыть,
    И такою же ей изменой
    Собираюсь отплатить.
    Но, к лютейшему мученью,
    Мне неверная мила,
    Для чего она прелестна.
    Для чего склонна была?
    Ты ж в лугах с другим гуляя.
    Если вспомнишь обо мне,
    Знай, что я в несносной скуке
    Воздыхаю по тебе.
    Ты хотя меня забыла,
    Мне нельзя тебя забыть;
    Я изменой за измену
    Не могу тебе платить.

          * * *

    Взойди скорее, солнце, ночь темная, пройди,
    И громкий соловейко, пастушку разбуди;
    Мне спать уже не можно, лишась ее красы.
    Скорее наступайте, вчерашние часы;
    Пастушка дорогая, уж ли так любишь спать,
    Чтоб все часы прохладны излишним сном терять
    Пора, пора овечек за рощу гнать в луга.
    Где ручей хвалила ты и красны берега,
    Я новую забаву найду там для тебя,
    Не будь только упряма, послушайся меня;
    В кусточках, когда птички начнут приятно петь,
    Мы друг другу милее в глаза станем смотреть;
    Ты любишь в лугах красны цветы, ходя, срывать,
    Я буду в твоей роще плоды тебе сбирать;
    Когда лишь солнце жаркость чинить нам будет в день,
    Укроемся подале в лесу, где гуще тень,
    В приятный вечер стадо погоним мы домой
    И смолвимся там завтра увидеться с тобой;
    Приятно, когда в жизни нам не о чем тужить.
    Не спорь, в том согласись ты, когда так можно жить.

          * * *

    То ли не то ли кручина,
    То ль животу не надсада,
    Живши с милым, я рассталась.
    Лучше бы с ним не свыкалась.
    Горя, тоски и кручины,
    Тяжкого бы воздыханья,
    Слезного бы расставанья,
    Я бы по сей час не знала,
    Грудь бы моя не болела,
    Кровь бы во мне не кипела,
    Я бы по нем не тужила.
    Выйду на новые сени,
    Я на часты переходы,
    Я обогнусь соболями,
    Я обопрусь о перилы,
    Вся обольюся слезами,
    Гляну на чистое поле:
    Соболь с куницей играет,
    Так-то мой милой гуляет,
    Он не со мною — с иною.
    Любо ли милому будет,
    Как я сама загуляю.
    Только не с ним, а с иными
    Буду я петь, целоваться.

          * * *

    Где ни гуляю, ни хожу —
    Грусть превеликую терплю:
    Скучно мне, где я ни сижу,
    Лягу спокойно — я не сплю;
    Нет мне веселья никогда,
    Горько мне, горько завсегда,
    Сердце мое тоска щемит,
    С грусти без памяти бегу;
    Грудь по тебе моя болит,
    Вся по тебе я не могу;
    Ты навсегда в моих глазах,
    Я по тебе всегда в слезах.
    То ли не лютая беда!
    То ль не увечье мне, младой.
    Плачу я, мучусь всегда.
    Вижу тебя я и во сне.
    Ты, мою молодость круша,
    Сделался мил мне, как душа;
    Ты приволок меня к себе.
    Ты и любить меня взманил.
    Так ли мила я и тебе.
    Так ли ты тужишь обо мне;
    Весел ли ты, когда со мной.
    Рад ли, что виделся с младой?
    Ну-ка, сплету себе венок
    Я из лазоревых цветов.
    Брошу на чистой я поток.
    Сведать мой миленькой каков;
    Тужит ли в той он стороне,
    Часто ли мыслит обо мне.
    Тонет ли, тонет ли венок
    Или он по верху плывет;
    Любит ли, любит ли дружок
    Иль не в любви со мной живет:
    Любит ли он, как я его,
    Меньше иль вовсе ничего;
    Вижу: венок пошел на дно,
    Вижу: венок мой потонул;
    Знать, на уме у нас одно,
    Знать, обо мне милый вздохнул;
    Стала теперь я весела,
    Знать, что и я ему мила.

          * * *

    У старушки за рекой садик расцветает,
    Одних только стариков в сад она пускает,
    И сама с ними пойдет,
    Все цветочки перечтет,
    Бережет: сама с трудом взрастила.
    Между прочих там цветов розочка стояла,
    Перед всеми в красоте ярко так блистала.
    Всяк желает посмотреть,
    Иной думает владеть,
    Только всем молодцам владеть невозможно.
    Изо всех один старик прежде догадался,
    Занемог в саду у них, стонал и валялся.
    Ну его, пускай лежит,
    Всем старуха говорит,
    Мы оставим его здесь, пускай отдыхает.
    Старик видя, что один, к розе поспешает
    Темнота ночи найти ему не мешает.
    Подошел, но не сорвал,
    Старый розу всю измял;
    Хоть измял, молодцам то будет завидно.

          * * *

    Тайну сердца невозможно,
    Кто скрывает, угадать;
    Кто бы как от любопытства
    Ни старался рассуждать.
    Очи скоро разбредутся,
    Если дать им пол ну власть,
    И откроют против воли
    Всем начавшуюся страсть.
    Я люблю и признаваюсь,
    Что едина мне мила;
    Только то умрет на сердце.
    Кто б такая та была.
    Очи взглядывают редко
    И не нежно на нее.
    Чтобы не было известно
    Ей мучение мое.
    Мне любовь сокрыть нетрудно,
    Только трудно истребить;
    Что очам и сердцу мило —
    Невозможно не любить.
    Сердце прав иных не знает,
    Возжигая в жилах кровь,
    Кроме тех, которы нежно
    Производит в нас любовь.
    Томный дух мой, укрепляйся,
    Не пришли еще часы.
    Истребляй, сколько возможно,
    Из ума ее красы.
    Если ж, свет мой, ты узнаешь,
    Ох, кого я скорбь терплю;
    Так не смейся, что влюбился,
    Я ведь так, как все люблю.

          * * *

    Лишив меня свободы,
    Смеешься, что терплю;
    Но я днесь открываюсь,
    Что больше не люблю.
    Гордись своим свирепством,
    Как хочешь,навсегда.
    Не буду больше пленен
    Тобою никогда.
    И так уж я довольно
    Без пользы воздыхал,
    Что все свои утехи
    И сердце потерял;
    А ныне не увидишь
    Докук моих к себе.
    Забудь, забудь навечно,
    Что верен был тебе.
    В последний раз принудит
    Любовь меня вздохнуть;
    В последний раз дай имя
    Твое мне вспомянуть.
    Остыли уж те искры,
    Чем сердце ты мне жгла.
    Прости, прости и помни,
    Как мучить ты могла.
    Мечи свои заразы
    Теперь в сердца иным,
    Не будешь насыщаться
    Вздыханием моим.
    Я, право, не заплачу
    От строгостей твоих.
    Когда ты мне несклонна.
    Есть тысяча других.

          * * *

    Клав искать себе стал места,
    Где б посвататься ему?
    Полюбилася невеста
    Клаву, другу моему.
    Что мне медлить, мнит он, доле,
    Ты румяна и бела,
    Зубы красят, то и боле
    Ты мне, девушка, мила.
    Полюбился он прекрасной,
    Как она ему равно;
    День прошел в той жизни страстной.
    Мыслят брака, ждут давно.
    Рад окончить он страданье
    Нежна сердца своего.
    Получил свое желанье.
    Девка вышла зв него.
    Утром видит дорогую,
    Прибегает к красоте,
    Но пред зеркалом другую
    Обретает в простоте.
    Клав женился не в издевку,
    Но вскричал: беги к себе,
    Я прекрасную взял девку,
    И женат не на тебе.

          * * *

    Невелик хотя удел, но живу спокоен:
    Скатерть, столик, пища есть, в мыслях своих волен.
    Не прельщает вышня честь,
    Для меня то трудно снесть.
    Невиновну жизнь люблю, в ней моя забава.
    Кто же хвалится искать, чести домогаться,
    Коль удачливо ему, желаю стараться.
    Пусть тот долго с тем живет,
    Пусть великим век слывет.
    Я ж пронырлив не бывал, не в том моя слава.
    Не умею, весь сожмясь, низко поклониться
    И, не знав кому, в глаза, дружбою божиться;
    Не умею тем сыскать.
    Чтоб обманом приласкать
    Для корысти лишь одной, после хоть не знаться.
    Мне несносна жизнь сия, бегу, не прельщаюсь.
    Мил в посредстве мой покой хранить тот стараюсь.
    Другой жизни не ищу,
    Сладко ль, горько ль — не грущу,
    Лишь покойна б та была, не хочу расстаться.

          * * *

    Что мне нужды в свете сем страсти разбирати,
    Если худо кто живет, мне не отвечати;
    Знаю только я вино, сладко ль, кисло ли оно.
    Коли есть мне что налить, так я и доволен.
    Пусть скупой день и ночь барыши считает,
    Пусть ревнивой за женой всегда примечает.
    Я на рюмку лишь гляжу, а, налив вина, скажу:
    Была б ты, мой свет, со мной, больше мне не надо.
    Щеголь моды вымышлять век пускай трудится;
    Волокитой будь старик, трус пускай храбрится.
    Коль бутылка предо мной, нет забавы мне иной;
    Думы разные тогда ум мой не тревожат.
    Пусть любитель несчастлив плачет и вздыхает,
    Пусть игрок, все проиграв, карты проклинает.
    Я не знаю сей беды, мне вино милей воды;
    Когда выпью рюмок семь, печаль прочь отходит.
    Кто похулит жизнь мою, кто ей насмеется?
    Тот бы знал, что тем моя рюмка не прольется.
    Я не слушаю того, мне вино милей всего.
    Кто смеется этим мне, с тем и сам смёюся.

          * * *

    Прости, моя любезная, мой свет, прости,
    Мне сказано, что завтра в поход идти.
    Неведомо мне то, увижусь ли с тобой.
    Хотя б в последний раз побудь со мной.
    Покинь тоску, не смертной рок меня унес,
    Не плачь о мне, прекрасная, не трать ты слез,
    Имей на мысли то к отраде ты себе,
    Что я оттоль с победою приду к тебе.
    Когда умру, умру я там с ружьем в руках,
    Разя и защищаясь, не знав, что страх,
    Услышишь ты, что я не робок в поле был,
    Дрался с такой горячностью, с какой любил.
    Вот трубка пусть останется тебе одна;
    Вот мой стакан, наполненный еще вина,
    Для всех своих красот ты выпей из него
    И будешь ты наследница хотя б того.
    А если алебарду заслужу я там,
    С какою радостью явлюсь к твоим глазам;
    В подарок принесу я шиты башмаки,
    Манжеты, опахало, щегольски чулки.

          * * *

    Отправлялся в поход, мне плакать нужды нет,
    Нет нужды клясть судьбину, грусть в сердце не впадет.
    Мне не с кем расставаться,
    Любовью не пленен,
    В путь ехать иль остаться,
    Я вовсе не смущен.
    Когда прощусь с друзьями, других опять найду,
    Когда оставлю город, в другой опять войду;
    Места мне равно милы,
    Судьба где жить велит;
    Не рвусь, не трачу силы,
    Грусть разума не тмит.
    Не наполняю стоном долины и леса,
    Не вою, чтобы птички, Зефиры, дерева
    Любезной рассказали,
    Что плачу я по ней.
    Иль звери б растерзали
    Меня в печали сей.
    Счастлив, скажу без лести, не знает кто любви,
    Счастлив, кто сей злой страсти не чувствует в крови.
    Он вздохов и рыданья
    Не знает никогда,
    Не терпит и страданья,
    Но весел завсегда.
    Кто ж сей подвержен страсти, не может не грустить,
    Тот сам не в своей власти, чтобы престать любить.
    Хоть кажется быть вольным,
    Но зрак лица смущен,
    Не может быть довольным,
    Когда уж кем прельщен.

          * * *

    Счастлива жизнь тому, кто любви не знает.
    Дух спокоен завсегда и не воздыхает.
    И не думает о том,
    Не крушится ни о ком;
    Его в свете веселит лишь драгая вольность.
    Денье веселье проведя, сладко засыпает,
    Увидав приятной сон, весело вставает.
    Веселится, видя день,
    Как пастух пришел под тень,
    Чтоб от солнца его зной там не беспокоил.
    О, мучительная жизнь, кто любви подвластен!
    Ах, какая это страсть, что в себе не властен,
    День и ночь грустит всегда,
    О, несносная беда!
    Беги, сколько силы есть, не будь ей подвластен.
    Ты не думай, чтоб играть любовью на свете,
    Сам обманешься, скорей впадешь в ее сети.
    Она может заразить,
    Что не можно излечить.
    Как возможно, стерегись, чтоб не быть подвластным.
    Поздно каяться о том, уж помочь не можно;
    Все теперь, что говорю, будет то не ложно.
    Я ей сам подвластен стал.
    О! когда б ее не знал,
    Я б счастливей почитал всех себя на свете!
    Ах, прости, драгая жизнь, ты, жизнь холостая.
    Оставляю век тебя, будет мне иная.
    Недоволен я тем был,
    Что в тебе весело жил;
    Ныне как я буду жить, то еще не знаю.
    Когда счастлив буду я, то тебя забуду,
    А в несчастии тебя век я помнить буду,
    Проклинать буду себя,
    Что причиной тому я,
    Когда б любви не знал, век бы жил спокоен.

          * * *

    Не грусти, мой свет, мне грустно и самой,
    Что давно я не виделась с тобой.
    Муж ревнивый не пускает никуда.
    Отвернусь лишь, так и он идет туда.
    Принуждает, чтоб я с ним всегда была;
    Говорит он: отчего невесела?
    Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда;
    Ты из мыслей не выходишь никогда.
    Ах, несчастье, ах, несносная беда.
    Что досталась я такому молода;
    Мне в совете с ним вовеки не живать,
    Никакого мне веселья не видать.
    Сокрушил злодей всю молодость мою,
    Но поверь, что в мыслях крепко я стою;
    Хоть бы он меня и пуще стал губить,
    Я тебя, мой свет, вовек буду любить.

          * * *

    Будь любви, мой дух, подвластен
    И учись всегда любить,
    В краткой жизни невозможно
    Без любви весело жить.
    Сердце в плен драгой отдайся,
    Сладким чувством упивайся,
    Я ни с чем любовь на свете не могу сравнить.
    Хвалят мудрости, науки,
    Плод их бесполезный;
    То наука, чтоб уметь
    Угодить любезной.
    Лучше думать круглы ночи.
    Как взирали ясны очи,
    Нежель с книгою сидеть без всякой утехи
    В войне славу получить
    Все всегда желают,
    Хвастают тем, что людей
    Люди побивают.
    Лучше сердце полонить,
    Нежель город разорить;
    Любовь общего вреда всем не приключает.
    Богатство, говорят,
    Счастлив, кто имеет;
    Я скажу, что тот счастлив,
    Кто сердцем владеет,
    Кто вдыхает не напрасно,
    И драгую зрит всечасно,
    Тот бесценное нашел сокровище в свете.

          * * *

    Посреди войны кровавой
    Истреблю тебя, любовь;
    Разорву твой плен суровый
    И свободен буду вновь;
    Я с потоком моей крови
    Вместе пламень свой пролью,
    И не буду уж в любови
    Больше знать, что я терплю.
    Прочь, любовное ты бремя,
    Прочь, любезная моя,
    Мне пришло уж ехать время
    В чужедальние края,
    Где любовь твоя не может
    Мое сердце поразить
    И уж больше не встревожит;
    Там я весел буду жить;
    Мне военное сраженье,
    Звук, оружие и крик
    Представлять будет веселье
    Лучше оперных музык.
    Как пальбой земля застонет,
    Потечет ручьями кровь;
    Тогда больше уж не тронет
    Меня нежная любовь.
    Прочь любовь, мне нет утехи,
    Прочь поди, меня не знай,
    И красавицыны смехи
    Больше в ум мой не вперяй,
    Мечи страсть сию на горы,
    Мечи в долы и пески.
    Мне не нужны женски взоры,
    Мне в любови нет тоски.
    Я геройский дух вперяю
    В мою мужественну грудь
    И драгую покидаю,
    Мне назначен в службу путь.
    Ты, любовь, здесь оставайся,
    Ты в войне не можешь быть,
    И вослед мне не бросайся,
    Ты в шатрах боишься жить.
    Ах, за что ж я так отважно
    Дорогу любовь гневлю;
    Как услышит слово важно,
    Коим я ее браню,
    Превратит мою надежду
    Во отчаянну напасть,
    От чего лютей постражду,
    Потеряв над сердцем власть.
    Среди бомб, и пуль, и стуку,
    Средь сгущенных облаков.
    Между пушечного звуку
    И селитряных дымов —
    Везде путь любви свободен,
    Везде сыщет та меня,
    Везде буду я неволен,
    Буду плакать без тебя.

          * * *

    Душа ль моя возлюбленна, красная девица,
    Зачем меня не возлюбила, чем я худ собою?
    Природа моя шляхетская, хожу во убранстве,
    Ношу платье парчовое, шито по-французски,
    Фалды долги за колено, рукавчики узки;
    В букли сыплю пудры на всяк день по фунту,
    Я душистою водою белы руки мою,
    Я горазд и танцевать всяки менуэты,
    По-русски не умею, а все по-немецки,
    Потому по-немецки, что мы люди шляхетски.

          * * *

    Ничто в свете не прельщает,
    И ничто не веселит,
    Мое сердце всеминутно.
    Чтоб любила я, твердит.
    Когда придет злая старость,
    Уж нельзя тогда любить,
    Красоту младого века.
    Невозможно возвратить.
    Стары люди принуждают,
    Без любови чтоб жила
    И чтоб так же постоянна.
    Как они, и я была.
    Когда младость пролетела
    И не стало красоты,
    Так гнушаются невольно
    Сей мирские суеты.
    Пропадайте все советы,
    Чтоб жизнь в скуках волочить,
    Будет дней еще довольно
    Без любви на свете жить.
    Я в обманы не даюся
    И не слушаю того.
    Будто дело то худое —
    В свете лучше нет чего.
    Провожайте вашу старость
    С постоянством вы своим,
    А я буду веселиться
    Со любезным днесь моим.
    Кто приятен, тот из мыслей
    Не выходит ни на час.
    Рассуждайте, что хотите.
    Мне теперь уж не до вас.

          * * *

    Мы любовниц оставляем,
    Оставляем и друзей,
    В смутных мыслях представляй
    Пулей свист и звук мечей.
    Не зараза, не забава
    На уме теперь у нас,
    На лице и в сердце — слава
    И победы громкой глас.
    Скучно было бы расстаться
    И любезных покидать,
    Если б мы не шли сражаться
    И злодеев побеждать.
    Тех злодеев, что мешают
    И любви, и тишине,
    Что любовниц нас лишают
    И зовут от них к войне.
    Вы, лишаяся спокойства,
    Будете о нас тужить;
    Вы наполнены геройства,
    Будем ваш покой хранить.
    О любезные, желайте,
    Чтоб войне пришел конец,
    К нам любовь не оставляйте,
    То для нас один венец.
    Гласы трубны раздаются,
    И оружия гремят,
    Ваши горьки слезы льются,
    А у нас сердца кипят.
    Но с любезной разлучаться
    Нам труднее всех побед;
    Сердце хочет с ней остаться,
    Слава на войну зовет.

          * * *

    Ах, Пашинька, Парасковьюшка,
    Счастливая Параня, талантливая.
    Она растворит квашонку на донышке,
    Что на донышке, во ведерышке,
    По утрам-то мука, середи квашни вода;
    Три недели квашня кисла, не выкисла,
    На четвертую неделю замолаживалась,
    Ах, на пятую неделю стала хлебушки валять;
    Она по полу валяла, по подлавочью катала,
    На печи пекла, кочергой сгребла,
    Кочергой сгребала, кулаки прижгла.
    Она склала в коробок, поехала в городок.
    Приехала в городок и расклала на полок.
    Ах, никто хлебы не купит, никто не торгует.
    А казанские купцы пересмешливые;
    Они хлебов не купили, только цену-то набили.
    Она склала в коробок, поехала во домок.
    Ах, навстречу Паране еще тот да иной:
    Ах, тот да иной, дворянин молодой,
    Что, Паранюшка, везешь, что, Прасковья, продаешь;
    Я не каменье везу, не кирпичье продаю,
    Уж я хлебы везу, мягки беленькие,
    Мягки беленькие, вострокисленькие.
    Приехала во домок, склала хлебы в уголок;
    У них сивая свинья вот догадлива была:
    Она хлебов-то не ела, только корочки измяла,
    Только корочки измяла, три недели пролежала,
    На четвертой на неделе небу душу отдала.

          * * *

    Прочь бегу я от чернил,
    Промысл мне такой не мил;
    Прочь и перья, и бумага,
    Впала в сердце мне отвага,
    Из подьячих вон я рад,
    Лучше буду я солдат,
    Не один был сказан раз.
    Что писать я не горазд;
    Нет на свете больше муки,
    От вина трясутся руки,
    Голова пуста, как степь,
    А на шее всяк день цепь.
    Как пойду я воевать,
    Мне уж цепи не видать;
    Вместо цепи мне — фузея
    Стой в сраженьи, не робея;
    Да беда везде за нами.
    Бьют там больно батогами.
    Иль в монахи постригусь.
    Власти скоро там добьюсь;
    Да и тамо все беды.
    Что в посту нет череды.
    Иль пойду в боярской двор
    На приказ, где больше сбор;
    Тамо пища все пшеница,
    Сам лежи как роженица,
    Все к тебе приносят в дом,
    Хлеб и деньги чередом.
    Только всякое зерно
    На спине будет черно;
    Мужики молчать не тихи,
    А бояре очень лихи.
    Все дела те не по нас —
    Лучше сесть опять в приказ.

          * * *

    Захотелось одному молодцу жениться,
    Льстился тем, чтобы ему с женой веселиться.
    Но в тоске не предузнал,
    Что в напасть он тем ввергал
    Ту, которая ему в жертву доставалась.

    Жена милая была хороша, приятна,
    Но, к несчастию, ее жизнь велась превратна:
    Ни слезами, ни красой.
    Ни скукой, ни тоской
    Не могла его нрав жестокой смягчити.

    У него обычай был часто подпивати,
    А напившися, жену бедную ругати.
    Побранится ли он с кем,
    Тогда в бешенстве своем
    Жену бедную крушит, мучит и терзает.

    Назовет к себе гостей, чтоб повеселиться,
    Когда ж гости у него не хотят напиться,
    В том виною все жена:
    Для чего гостей она
    Своей просьбой не могла к пьянству убедити.

    Говорит ли кто с женой — ревность побеждает,
    Тогда кажется ему — она изменяет.
    За тиранский больше нрав
    Полюбовника избрав,
    Страстью новою жена ему отомщает.

    Не довольствуяся тем, что зрел к себе страстну,
    Хотел муками скончать жизнь ее прекрасну;
    Стал всех способов искать.
    Чтоб скорей искоренять
    Ту, которая пред ним была невиновна.

          * * *

    Я не тщуся примечать слабости чужие.
    Чтобы из них выводить следствия худые,
    Что мне нужды до того,
    Кто влюблен живет в кого;
    Если что не до меня, я в то не мешаюсь.
    Пусть старуха, чтоб прельщать, рядится как хочет,
    Пусть старик на молодой женится, коль может.
    То меня не огорчит;
    А их, если веселит,
    Так веселостью я их с ними ж веселюся.
    Пусть неверный все свои клятвы забывает,
    И любезной он своей вздохи презирает.
    Мне на что то примечать,
    И на что его ругать;
    Он неверностью своей ругаем довольно.
    Вертопрах кругом красот пусть всегда вертится
    И в любви своей из них порознь всем божится.
    Мне на что бранить его,
    Он наказан без того;
    В уверениях любви ему все не верят.
    Если вижу, что в любви двое воздыхают
    И взаимно то себе счастьем почитают,
    Не подслушивая их,
    Прочь всегда иду от них;
    Мне препятствовать на что в той их счастной доле.
    Пусть как хочет кто живет, я не осуждаю,
    Всем желаниям честным успеха желаю;
    А лишь знаю про себя,
    Что век верен буду я
    Той, которой красота мною обладает.

          * * *

    Деревенское житье,
    Счастье непорочно,
    Упражнение мое
    Мне с друзьями прочно,
    Время с пользой провожу,
    Дальних бед не видя,
    Все забавы нахожу,
    Ближних не обидя,
    Не хочу знать я про свет
    И что в нем по моде,
    Я от светских всех сует
    Жить хочу в свободе;
    Тщетно пусть манят других
    Градские кокетки,
    Мне милее их сто раз
    Сельские соседки;
    Их не в маске красота
    Сердце восхищает,
    Но любезна простота
    Верность обещает;
    Я созрелые плоды
    В радости сбираю,
    Окончав мои труды,
    Сладко засыпаю.

          * * *

    Вечер-то мне, матушка, малым-мало спалось,
    Малым-мало спалось, много виделось:
    Как привиделась мне, матушка, крута гора во сне.
    Что на крутой на горе бел-горюч камень лежит;
    А на камне вырастал ракитовый куст,
    Как на кустике сидит птица, млад сизой орел,
    Во когтях своих он держит черна ворона.
    Что говорит родная ее матушка:
    Ты дитя мое, дитя милое,
    Я тебе, дитя, сон этот рассужу,
    Что крута гора — то каменна Москва,
    Бел-горюч камень — то наш Кремль-город,
    А ракитов куст — то Кремлевской дворец,
    Сизый орел — то наш батюшка, православной царь,
    А черный ворон — то шведской король,
    Победит наш государь землю шведскую
    И самого короля во полон возьмет.

          * * *

    Ах ты, батюшко светел месяц.
    Что ты светишь не по-старому,
    Что со вечера не до полуночи,
    Со полуночи не до бела света;
    Во Московском в государстве,
    Во Кремле во славном городе,
    Что во том было соборе во Успенском,
    Что у правого у клироса,
    Молодой сержант Богу молится,
    Сам он плачет, как река льется,
    В возрыданьи слово вымолвил,
    Расступись, ты мать сыра земля,
    Ты раскройся, гробова доска,
    Развернися, золота парча;
    Пробудись, ты наш батюшко православной царь.
    Погляди на свое войско милое,
    Что на милое и на храброе;
    Без тебя мы осиротели,
    А осиротев, мы обессилели.

          * * *

    Из славного из города из Пскова
    Подымался царев большой боярин
    Граф Борис-сударь Петрович Шереметев,
    Он со конницею и со драгуны,
    Со пехотными солдатскими полками.
    Не дошедши Красной мызы, становился,
    Хорошо добрыми полками укрепился.
    Не ясен сокол по поднебесью летает,
    То боярин по полкам нашим гуляет;
    Что не золотая трубушка вострубила,
    Да что взговорит царев большой боярин,
    Граф Борис-сударь Петрович Шереметев:
    «Ой вы детушки, драгуны и солдаты!
    Можно ли мне на вас понадеяться,
    Супротив неприятеля постояти?» —
    «Да что, — взговорят драгуны и солдаты, —
    Мы рады Государю послужити,
    Един за единого умерети».
    Тут скоро боярин подымался
    Со конницей и со пехотой.
    Нашли они на шведские караулы,
    Они шведские караулы сами скрали,
    Майора в полон к себе взяли.
    Привели они майора к генералу,
    Ко полевому кавалеру;
    Приказал его генерал допросити:
    Скажи, ты майор земли шведской?
    «Скажи нам всю истинную правду,
    Не моги ты у Царя утаити.
    Далече ли стоит ваша сила,
    И много ли силы с генералом,
    С самим генералом, Шлипенбахом?»
    Что возговорит майор земли шведской:
    «Ах ты если царев большой боярин,
    Граф Борис-сударь Петрович Шереметев,
    Не могу я у царя утаити.
    Скажу я всю истинную правду,
    Стоит наша сила в чистом поле,
    За теми за мхами, за болотами,
    За той превеликой переправой,
    По край близ Варяжскаго моря;
    А силы с генералом сорок тысяч,
    С любимым генералом Шлипенбахом».
    И тут боярин не устрашился;
    Он скоро с полками подымался.
    Не две грозные тучи на небе всходили —
    Сражались два войска большие,
    Московское войско со шведским;
    Запалила тут Шереметева пехота
    Из мелкого ружья и из мортиров;
    Как не гром пред тучею грянул —
    То пушка разродилась,
    У боярина сердце разъярилось;
    Не сыра мать земля расступилась,
    Не синее море всколебалось —
    Примыкали штыки на мушкеты,
    Бросали ружья на погоны,
    Вынимали вострые сабли.
    Приклоняли булатные копья,
    Гнались за шведским генералом
    До самого города до Дерпта.
    Как расплачутся шведские солдаты,
    Во слезах они едва сие промолвят:
    «Лихая де московская пехота,
    Что часто на вылазку выступает
    И тем нас жестоко побеждает».
    Тут много мы шведов порубили,
    А втрое и больше в полон взяли,
    Государю тем прибыль учинили.

          * * *

    Ах, как далече, далече в чистом поле,
    Раскладен там был огонечек малешенек
    От огничка шел дымочек тонешенек,
    Подле огничка разостлан шелковый ковер,
    На ковричке лежит доброй молодец.
    Припекает свои раны кровавые.
    В головах его стоит животворящей крест,
    По праву руку лежит сабля острая,
    По леву руку его крепкой лук,
    А в ногах стоит его доброй конь.
    При смерти доброй молодец сокрушается,
    И сам добру коню наказывает.
    Ах ты, конь мой, конь, лошадь добрая,
    Ты видишь, что я с белым светом разлучаюся
    И с тобой одним прощаюся;
    Как умру я, мой доброй конь,
    Ты зарой мое тело белое
    Среди поля среди чистого.
    Средь раздольица среди широкого.
    Побеги потом во Святую Русь,
    Поклонись моему отцу и матери.
    Благословенье отвези малым детушкам;
    Да скажи моей молодой вдове,
    Что женился я на другой жене,
    Во приданы взял я поле чистое,
    Свахою была калена стрела,
    А спать положила пуля мушкетная;
    Тяжки мне раны полашовые.
    Тяжки мне раны свинцовые.
    Все друзья-братья меня оставили,
    Все товарищи разъехались,
    Лишь один ты, мой доброй конь,
    Ты служил мне верно до смерти
    И ты видишь, мой доброй конь,
    Что удалой добрый молодец кончается.

          * * *

    Вы, молодые ребята, послушайте,
    Что мы, стары старики, будем сказывати,
    Про грозного царя Ивана про Васильевича,
    Как он наш государь-царь под Казань город ходил,
    Под Казанку под реку подкопы подводил,
    За Сулай за реку бочки с порохом катал,
    А пушки и снаряды в чистом поле расставлял,
    Ой, татары по городу похаживают
    И всяко грубиянство оказывают,
    Они грозному царю насмехаются,
    Ай не быть нашей Казани за белым за царем.
    Ах, как тут наш государь разгневался,
    Что подрыв так долго медлится,
    Приказал он за то пушкарей казнить,
    Подкопщиков и зажигальщиков.
    Как все тут пушкари призадумались,
    А один пушкарь поотважился:
    «Прикажи, государь-царь, слово выговорить».
    Не успел пушкарь слово вымолвить.
    Тогда лишь догорели зажигальные свечи,
    И вдруг разрывало бочки с порохом.
    Как стены бросать стало за Сулай за реку,
    Все татары тут, братцы, устрашилися,
    Они белому царю покорилися.

          * * *

    Что пониже было города Саратова,
    А повыше было города Царицына,
    Протекала, пролегала мать Камышенка-река;
    Как с собой она вела круты красны берега.
    Круты красны берега и зеленые луга;
    Она устьицем впадала в Волгу-матушку реку;
    Что по той ли быстрине, по Камышенке-реке,
    Как плывут тут выплывают два снарядные стружка,
    Хорошо были стружечки изукрашенные,
    Они копьями-знаменами, будто лесом, поросли,
    На стружках сидят гребцы, удалые молодцы.
    Удалые молодцы, все донские казаки,
    Да еще же гребенские, запорожские,
    На них шапочки собольи, верхи бархатные,
    Еще смурыя кафтаны кумачом подложены.
    Астраханские кушаки полушелковые,
    Пестрядинные рубашки с золотым галуном
    Да сафьянные сапожки, кривые каблуки,
    И с зачёсами чулочки, да все гарусные;
    Они веслами гребут, сами песенки-лоют;
    Они хвалят-величают православного царя,
    Православного царя императора Петра;
    А бранят они клянут князя Меньшикова,
    Что с женою, и с детьми, и со внучатами
    Заедает вор, собака, наше жалованье,
    Кормовое, годовое, наше денежное
    Да еще же не пущает нас по Волге погулять,
    Вниз по Волге погулять, добру песню воспевать.

          * * *

    Вниз то было по матушке Камышинке-реке,
    Супротив той было устьице Самары-реки,
    Что плывет тут легка лодочка-каломинка.
    Что в той лодочке сидит млад посланник царев,
    Карамышев князь Семен, сударь, Константинович,
    Во левой он руке держит государев указ,
    А во правой руке держит саблю острую.
    Что по крутому, по красному бережку,
    Что по желтому сыпучему песочку.
    Что ходили тут гуляли добрые молодцы.
    Добры молодцы гуляли, все донские казаки,
    Что донские, гребенские, запорожские,
    Да и славные казаки, братцы, яицкие:
    Они думали крепку думушку все едино.
    Что сказали все словечушки во единой глас,
    Становили они пушечку, братцы, медную,
    Закатили в нее ядрышко чугунное,
    Что палили они в лодочку-коломенку.
    Никого они в лодочке не ранили,
    Только убили одного царского посланника.

          * * *

    Ах вы выходы, выходы,
    Погреба государевы;
    Ах, из тех ли из выходов
    Выходил доброй молодец:
    Он не шумен шатается,
    Он не пьян идет, валяется.
    Сам фузеею подпирается;
    Что увидели из терема
    Души красные девицы,
    Две майорские дочери;
    Как сойти было с терема.
    Как спросить было молодца:
    «Ах, женат ли ты, молодец?» —
    «Я женат, женат, девицы,
    Я женат, женат, красные,
    Как жена моя боярыня.
    Что фузея государева,
    А малые мои детушки —
    Круглы пули свинцовые;
    А род племя у молодца —
    Сума и с патронами,
    Поместье и вотчины —
    Раздолье широкое;
    А честь и жизнь у молодца —
    Моя сабля булатная».

          * * *

    Ой ты, наш батюшка, тихий Дон,
    Ой, что же ты, тихий Дон, мутнехонек течешь.
    Ах, как мне тиху Дону не мутному течи,
    Со дна меня, тиха Дона, студены ключи бьют,
    Посередь меня, тиха Дона, бела рыбица мутит,
    Поверх меня, тиха Дона, три роты прошли;
    Ай первая рота шла, то донские казаки.
    Другая рота шла, то знамена пронесли,
    А третья рота шла, то девица с молодцом;
    Молодец красну девицу уговаривает:
    «Не плачь, не плачь, девица, не плачь, красная моя.
    Что выдам тебя, девица, я за верного слугу,
    Слуге будешь ладушка, мне миленький дружок,
    Под слугу будешь постелю стлать, а со мной вместе спать».
    Что взговорит девица удалому молодцу:
    «Кому буду ладушка, тому миленькой дружок;
    Под слугу буду постелю стлать, с слугой вместе спать».
    Вынимает молодец саблю острую свою,
    Срубил красной девице буйную голову
    И бросил он ее в Дон, во быстру реку.

          * * *

    Ах, талан ли мой, талан таков!
    Или участь моя горькая,
    Ты звезда моя злосчастная,
    Высоко звезда восходила,
    Выше светлого млада месяца,
    Что затмила солнце красное.
    Ах, талан ли мой, талан такой!
    Или участь моя горькая.
    На роду ли мне написано,
    На делу ли мне досталося,
    Что со младости до старости.
    До седого бела волоса
    Во весь век мне горя мы кати,
    Что до самой гробовой доски.
    Во Азове славном городе
    Во стене белокаменной.
    Как была тут темна темница
    Без дверей и без окошечек.
    Ай во той ли темной темнице,
    Что сидел тут добрый молодец.
    Добрый молодец, донской казак,
    В заключенье ровно двадцать лет,
    Ровно двадцать лет и два года уж.
    Случилось тут мимо ехати
    Самому царю турецкому,
    Султанскому его величеству.
    Что возговорит добрый молодец:
    «Ай ты гой еси турецкий царь.
    Ты султанское величество.
    Прикажи меня поить, кормить;
    Не прикажешь ты поить, кормить,
    Прикажи меня скорей казнить;
    Не прикажешь ты меня скорей казнить.
    Прикажи на волю выпустить;
    Не прикажешь ты вон выпустить,
    Напишу я вскоре грамоту.
    Не пером и не чернилами,
    Я своими слезами горючими
    Ко товарищам на Тихий Дон.
    Славный тихий Дон взволнуется,
    Весь казачий круг взбунтуется,
    Разобьют силу турецкую
    И тебя, царя, в полон возьмут».
    Ай что взговорит турецкий царь,
    Султанское его величество,
    Ко своим ли ко фельдмаршалам:
    «Выпускайте доброго молодца,
    Доброго молодца, донского казака,
    Во его ли землю русскую,
    Ко его да царю белому».

          * * *

    Не шуми, мати зеленая дубровушка,
    Не мешай мне, доброму молодцу, думу думати.
    Что с утра мне, доброму молодцу, в допрос идти
    Перед грозным судьей — самим царем.
    Еще станет государь-царь меня спрашивать:
    «Ты скажи, скажи детинушка, крестьянской сын,
    Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал;
    Еще много ли с тобой было товарищей?» —
    «Я скажу тебе, надежа, православный царь,
    Всю я правду скажу тебе, всю истину,
    Что товарищей у меня было четверо:
    Еще первый мой товарищ — темная ночь,
    А второй мой товарищ — булатной нож,
    А как третий товарищ, от мой добрый конь,
    А четвертый мой товарищ, то тугой лук.
    Что рассыльщики мои, то калены стрелы».
    Что возговорит надежа, православной царь:
    «Что сказать тебе детинушка, крестьянской сын.
    Что умел ты воровать, умел ответ держь
    Я за то тебя, детинушка, пожалую
    Среди поля хоромами высокими,
    Что двумя ли столбами с перекладиной».

          * * *

    Ни от тучи, ни от грома, ни от солнышка —
    От великого оружия солдатского
    Загоралась в чистом поле ковыль-трава,
    Добиралась до белого до камешка,
    Что на камешке сидит млад ясен сокол,
    Подпалил он свои быстрые крылышки,
    Обжег он свои скорые ноженьки.
    Прилетали к соколу стадо воронов,
    И садились черны вороны вокруг его,
    И в глаза ли ясному соколу насмехалися;
    Называли они сокола вороною:
    «Ты ворона, ты ворона подгуменная».
    Ах, что взговорит в кручине млад ясен сокол:
    «Как пройдет моя беда со кручиною,
    Отращу я свои крылья, крылья быстрые,
    Оживлю я свои ноги, ноги скорые;
    Я взовьюся, млад ясен сокол, выше облака,
    Опущуся в ваше стадо я скорей стрелы,
    Перебью я черных воронов до единого».
    Ах, когда был Краснощекое во неволюшке
    Он вскричал ли, он взвопил громким голосом:
    «Ой вы гой еси друзья, братья, товарищи.
    Не покиньте доброго молодца при бедности!
    Уж как я в какое время пригожусь, братцы, вам,
    Заменю я вашу смерть животом моим,
    Животом моим и грудью белою».

          * * *

    Ах, далече, далече в чистом поле,
    Стояло тут деревцо вельми высоко,
    Под тем ли под древом вырастала трава,
    На той ли на травинке расцветали цветы,
    Расцветали цветы все лазоревые;
    На тех ли на цветах разостлан ковер,
    На том ли на ковре два братца сидят,
    Два братца сидят, два родимые;
    Большой братец на цимбалах играл,
    А меньшой братец песню припевал,
    Породила нас матушка как двух сыновей;
    Вспоил, вскормил батюшка как двух соколов.
    Вспоивши, вскормивши, ничему нас не учил,
    Научила молодцов чужа-дальна сторона,
    Чужа-дальна сторона, понизовы города;
    Чужа-дальна сторона без ветру сушит.
    Без ветру сушит и без морозу знобит;
    Как думала матушка нас век не избыть,
    Избыла нас родимая единым часом,
    А теперь тебе, матушка, нас век не видать.

          * * *

    На заре то было, братцы, на утренней,
    На восходе красного солнышка,
    На закате светлого месяца.
    Не сокол летал по поднебесью —
    Есаул гулял по садику;
    Он гулял, гулял, погуливал,
    Добрых молодцов побуживал:
    «Вы вставайте, добры молодцы,
    Пробужайтесь, казаки донски!
    Нездорово на Дону у нас.
    Помутился славный тихий Дон
    Со вершины до Черна моря.
    До Черна моря Азовского.
    Помешался весь казачий круг;
    Атамана больше нет у нас,
    Нет Степана Тимофеевича,
    По прозванью Стеньки Разина;
    Поймали добра молодца.
    Завязали руки белые.
    Повезли во каменну Москву,
    И на славной Красной площади
    Отрубили буйну голову».

          * * *

    Во граде было Киеве,
    Жила-была молода вдова;
    У ней было девять сыновей.
    Десятая дочь любимая.
    Ее братья возлелеяли,
    Возлелеяв, замуж выдали
    За младого за морянина,
    За хорошего боярина.
    Поехал он с нею за море.
    Там год живут и другой живут,
    На третей год встосковалися,
    Поехали к своей матушке.
    Они день едут и другой едут,
    На третьей день становилися
    Кашу варить и коней кормить.
    Не злы вороны налетели —
    Злы разбойники наехали,
    Морянина смерти предали,
    Морянчика в море бросили,
    Морянушку в полон взяли,
    Разбойники после спать легли.
    Один из них не спит, не лежит,
    Не лежит он, он Богу молится,
    Сам морянку выспрашивает:
    «Морянка, морянка, морянушка,
    Из которого ты города,
    Ты какова отца-матери?» —
    «Я города, сударь, Киева,
    Жила-была молода вдова,
    У ней было девять сыновей,
    Десятая я, несчастная.
    Меня братья возлелеяли,
    Возлелеяв, замуж выдали
    За младого за морянина,
    За хорошего боярина».
    Возвопил он тут громким голосом:
    «Вы братья, вы братья родимые!
    Не морянина мы зарезали —
    Мы зарезали зятя милого!
    Не морянчика в море бросили,
    А племянника мы родного.
    Не морянушку в полон взяли —
    Полонили сестру милую.
    Сестрица, сестрица родимая
    Не сказывай нашей матушке;
    Опять тебя отдадим замуж,
    Наделим тебя больше прежнего».
    Что возговорит во слезах сестра:
    «Вы чем меня ни наделите,
    Мила друга не воскресите».

          * * *

    Ты воспой, воспой, млад жавороночек,
    Сидючи весной на проталинке.
    Добрый молодец сидит в темнице,
    Пишет грамотку к отцу, к матери.
    Он просит того жавороночка:
    «Отнеси ты, млад жавороночек,
    На мою ли, ах! дальну сторону
    Ты сие письмо к отцу, к матери».
    Во письме пишет добрый молодец:
    «Государь ты мой, родной батюшка,
    Государыня моя, родна матушка.
    Выкупайте вы добра молодца,
    Добра молодца, своего сына,
    Своего сына, вам родимого».
    Как отец и мать отказалися,
    И весь род-племя отрекалися:
    «Как у нас в роду воров не было,
    Воров не было и разбойников».
    Ты воспой, воспой млад жавороночек,
    Сидючи весной на проталинке;
    Добрый молодец сидит в темнице,
    Пишет грамотку к красной девице.
    В другой раз просит жавороночка,
    Чтоб отнес письмо к красной девице,
    Во письме пишет доброй молодец:
    «Ты душа ль моя, красна девица,
    Моя прежняя полюбовница,
    Выкупай, выручай добра молодца,
    Своего прежнего полюбовника».
    Как возговорит красна девица:
    «Ах вы нянюшки, мои мамушки,
    Мои сенные верные девушки,
    Вы берите мои золоты ключи,
    Отмыкайте скорей кованы ларцы,
    Вы берите казны сколько надобно,
    Выкупайте скорей добра молодца,
    Мово прежнего полюбовника».

          * * *

    У нас то было, братцы, на тихом Дону,
    На тихом Дону, во Черкасском городу,
    Породился удалой доброй молодец,
    По имени Степан Разин Тимофеевич.
    В казачий круг Степанушка не хаживал,
    Он с нами, казаками, думу не думывал,
    Ходил, гулял Степанушка во царев кабак,
    Он думал крепку думушку с голытьбою.
    Судари мои, братцы, голь кабацкая,
    Поедем мы, братцы, на сине море гулять.
    Разобьемте, братцы, бусурмански корабли,
    Возьмем мы, братцы, казны сколько надобно,
    Поедемте, братцы, в каменну Москву,
    Покупим мы, братцы, платье цветное,
    Покупивши цветно платье, да на низ поплывем.

          * * *

    Не вечерняя заря, братцы, приутухла —
    Полунощная звезда, братцы, восходила.
    Что во славном было городе Казани,
    Что на крутеньком на красном бережочке,
    Что на желтом на сыпучем на песочке.
    Тут не черные вороны слетались —
    Собирались понизовые бурлаки.
    Они думали крепкую думушку едино:
    «Ах, состроим мы, ребятушки, сгребной стружок
    И поделаем заключенки кленовые.
    Изнавесим мы веселочки ветловые.
    Что мы грянем, ребятушки, вниз по Волге,
    Остановимся, ребятушки, среди Волги,
    Сопротив того стольникова дому».
    Что у стольничья приказчика дочь хороша,
    Что просилася дочь у батюшки погуляти:
    «Ай, пусти, пусти меня, батюшка, погуляти,
    Понизовых тех бурлаков поглядети».
    Понизовые бурлаки злы, лукавы
    Напоили красну девицу допьяна.
    Уж как та ли красна девица уснула
    У повольского атамана на коленах.
    Да что взговорит повольский атаман:
    «Что мы грянемте, ребятушки, вниз по Волге,
    Чтобы не было от стольника погони».
    Ото сна красна девица пробудилась,
    И за очи с отцом, с матерью простилась:
    «Ты прости, прости, мой батюшка родимой,
    Ты скажи от меня матушке челобитье».

          * * *

    Из-под лесу, лесу темного,
    Из-под частого осинника,
    Как бежит тут конь, добра лошадь,
    А за ней идет добрый молодец,
    Идучи, сам говорит ему:
    Ты постой, постой, мой добрый конь,
    Позабыл я наказать тебе,
    Ты не пей воды на Дунай-реке,
    На Дунае девка мылася,
    И во всем нарядилася,
    Нарядившись, стала плакати,
    А заплакав, сама молвила:
    «Или в людях людей не было.
    Уж как отдал меня батюшка,
    Что за вора за разбойника.
    Как со вечера они советовались,
    Со полуночи в разбой пошли.
    Ко белу свету приехали.
    Ты встречай, встречай, молода жена,
    Узнавай коня томленого,
    Ах, томленый конь — конь батюшков,
    Окровавленное платье матушкино,
    А золот венок милой сестры,
    А золот перстень мила брата;
    Как убил он брата милого.
    Своего шурина любимого».

          * * *

    Стругал стружки добрый молодец.
    Брала стружки красная девица,
    Брамши стружки, на огонь клала.
    Все змей пекла, зелье делала.
    Сестра брата извести хочет.
    Встречала брата середи двора.
    Наливала чару прежде времени,
    Подносила ее брату милому.
    «Ты пей сестра наперед меня», —
    «Пила, братец, наливаючи,
    Тебя, братец, поздравляючи».
    Как канула капля коню на гриву —
    У добра коня грива загорается,
    Молодец на коне разнемогается.
    Сходил молодец с добра коня,
    Вынимал из ножен саблю острую,
    Снимал с сестры буйну голову:
    «Не сестра ты мне родимая —
    Что змея ты подколодная».
    И он брал из костра дрова,
    Он клал дрова середи двора.
    Как сжег ее тело белое,
    Что до самого до пеплу.
    Он развеял прах по чисту полю,
    Заказал всем тужить-плакати,
    Что она над ним худо делала,
    Ей самой такой рок последовал
    От ее злости невиданныя.

          * * *

    Ты дуброва моя, дубровушка,
    Ты дуброва моя зеленая,
    Ты к чему рано зашумела,
    Приклонила ты свои ветви.
    Из тебя ли из дубровушки,
    Мелки пташечки вон вылетали;
    Одна пташечка оставалася —
    Горемычная кукушечка.
    И кукует она и день и ночь,
    Ни на малый час перемолку нет;
    Жалобу творит та кукушечка
    На залетного ясного сокола.
    Разорил он ее теплое гнездо,
    Разогнал он ее малых детушек.
    Что по ельничку по березничку,
    По часту леску по орешничку.
    Что во тереме сидит девица,
    Что во высоком сидит красная.
    Под решетчатым под окошечком:
    Она плачет, как река льется,
    Возрыдает, что ключи кипят,
    Жалобу творит красна девица
    На заезжего доброго молодца,
    Что сманил он красну девицу
    И от батюшки, и от матушки
    И завез он красну девицу
    На чужую дальну сторону;
    На чужую дальну незнакомую,
    А, завезши, хочет кинути.

          * * *

    Не бушуйте вы, ветры буйные,
    Не шумите вы, леса темные.
    Ты не плачь, не плачь, красна девица,
    Не слези ты лицо прекрасное.
    «Уж я рада бы не плакати,
    Сами плачут очи ясные,
    Возрыдает ретиво сердце мое,
    Все тужа-плача по милом дружке;
    Что один у меня он был свет в очах.
    Да и тот вон выкатается;
    Что один у меня был милый друг,
    Ах! и тот от меня отлучается,
    И тому ли служба сказана,
    И дорожка широкая показана,
    Ты, дородный добрый молодец.
    Удалая твоя головушка,
    Ты куда, мой свет, снаряжаешься,
    Во которую дальну сторону,
    Во которую незнакомую;
    Ты в Казань город, или в Астрахань,
    Или в матушку в каменну Москву,
    Или в Новгород, или в Петербург.
    Ты возьми, возьми меня с собой,
    Назови ты меня родной сестрой
    Или душечкой молодой женой».
    Что в ответ сказал добрый молодец:
    «Ах ты, свет моя красна девица.
    Что нельзя мне взять тебя с собой,
    Мне нельзя тебя назвать сестрой
    Или душечкой молодой женой.
    Про то знают люди добрые.
    Все соседи приближенные,
    Что нет у меня родной сестры;
    Нет ни душечки молодой жены,
    Что одна у меня матушка,
    Да и та уже старехонька».

          * * *

    Ах вы ветры, ветры буйные.
    Вы буйны ветры осенние,
    Потяните вы в эту сторону,
    В эту сторону во восточную,
    Отнесите вы к другу весточку.
    Весть нерадостную, печальную.
    Как вечор-то мне маладешеньке
    Мне мало спалось, много виделось.
    Нехорош-то мне сон привиделся,
    Уж кабы у меня у младешеньки.
    На правой руке, на мизинчике
    Распаялся мой золот перстень,
    Выкатился дорогой камень,
    Расплеталася моя руса коса,
    Расплеталася лента алая;
    Лента алая ярославская,
    Подарочек друга милого,
    Свет дородного доброго молодца.

          * * *

    Возле садика млада хожу,
    Возле зелена млада гуляю,
    Соловьиных песен слушаю;
    Хорошо в саду соловей поет
    Он поет, поет припеваючи,
    К моему горю применяючи,
    К моему житью ко бесчастному.
    Не пеняю я, молодешенька
    Ни на батюшку, ни на матушку,
    Ни на братца на ясного сокола,
    Ни на сестрицу лебедь белую;
    Что пеняю я, младешенька,
    На свою ли участь горькую.
    На свои ли очи ясные.
    Ах вы очи, очи ясные,
    Вы глядели да огляделися;
    Вы смотрели да осмотрелися;
    Не по мысли вы друга выбрали,
    Не по моему по обычаю.

          * * *

    Ах ты сад ли ты, мой садочек,
    Сад да зеленое виноградье,
    К чему ты рано, сад, расцветаешь,
    Расцветавши, сад, засыхаешь,
    Землю листьями устилаешь?
    Не пришло еще поры-времени,
    Я сама тебя, сад, садила,
    Я сама тебя поливала.
    Живот сердца надрывала
    Я не для кого иного,
    Для своего ли друга милого.
    Что в тебе ли да во садочке
    Соловей песни воспевает,
    Что и тот ли вон вылетает,
    А тебя, садик, пуст оставляет.
    Ах ты друг ли, мой дружочек,
    Сердце, радость, животочек,
    Не в досаду ли тебе будет.
    Не противно ли твоему сердцу.
    Что я стану тебе говорити:
    «Ты зачем ко мне в гости не ходишь.
    Ты не жалуешь, не гуляешь,
    Али батюшка запрещает,
    Или матушка не пущает,
    Или я тебе не по мысли.
    Если хочешь, друг, — водися,
    А не хочешь — откажися.
    Я вечер, вечер молоденька
    Долго вечером просидела,
    Я до самого до рассвету,
    Всю лучинушку припалила,
    Всех подруженек утомила.
    Все тебя, мой друг, дожидалась».

          * * *

    Ах ты поле мое, поле чистое.
    Ты раздолье мое широкое.
    Ах ты всем поле изукрашено,
    И ты травушкой, и муравушкой,
    Ты цветочками-василечками;
    Ты одним поле обесчещено.
    Посреди тебя, поля чистого.
    Вырастал тут частый ракитов куст;
    Что на кусточке на ракитовом,
    Как сидит тут млад сизый орел,
    Во когтях держит черна ворона.
    Он точит кровь на сыру землю;
    Как под кустиком под ракитовым,
    Что лежит убит добрый молодец.
    Избит, изранен и исколот весь.
    Что не ласточки не касаточки,
    Круг тепла гнезда увиваются —
    Увивается тут родная матушка,
    Она плачет, как река льется,
    А родна сестра плачет, как ручей течет,
    Молода жена плачет, что роса падет;
    Красно солнышко взойдет — росу высушит.

          * * *

    Как у ласточки у касаточки.
    На лету крылья лримахалися.
    Как у душечки красной девицы
    На ходу ноги подломилися;
    У дородного доброго молодца
    В три ряда кудри завивалися,
    Во четвертой ряд но плечам лежат.
    Ой во пятой ряд с плеч валилися.
    Ой почуяли черны кудри
    Про невзгодушку великую.
    Что служить службу государеву.
    Повели тут добра молодца
    В канцелярию государеву,
    Записали добра молодца
    Во драгуны государевы.
    Ой, не жаль-то мне черных кудрей,
    Только жаль мне своей стороны!
    На сторонушке — три зазнобушки;
    Ой, как первая зазнобушка —
    Расставался я с отцом с матерью,
    С отцом, с матерью,
    С сиротами-ребятками,
    С молодой женой
    С моими малыми детками.

          * * *

    Породила да меня матушка,
    Породила да государыня,
    В зеленом-то саду гуляючи,
    Что под грушею под зеленою,
    Что под яблоней под кудрявою.
    Что на травушке на муравушке,
    На цветочках на лазоревых.
    Пеленала да меня матушка
    Во пеленочки в кумачовые,
    Во свивальники во шелковые.
    Берегла та меня матушка,
    Что от ветру и от вихорю;
    Что пустила меня матушка
    На чужую дальнюю сторонушку.
    Сторона ль ты, моя сторонушка:
    Сторона ль моя незнакомая,
    Что не сам-то я на тебя зашел,
    Что не добрый меня конь завез —
    Занесла меня кручинушка,
    Что кручинушка великая —
    Служба грозная государева.
    Прытость, бодрость молодецкая
    И хмелинушка кабацкая.

          * * *

    Ни в уме было, ни в разуме,
    В помышленье того не было,
    Чтоб красной девице замуж идти.
    Поизволил сударь-батюшка,
    Похотелося моей матушке.
    Ради ближнего перепутьица
    И я в торг пойду, побывать зайду,
    Из торгу пойду, ночевать зайду.
    Я спрошу, спрошу моего дитятко,
    Каково жить во чужих людях?
    Государыня моя матушка,
    Отдавши в люди, стала спрашивать;
    Во чужих людях жить умеючи.
    Держать голову поклонную.
    Ретиво сердце покорное.
    Ах, вечер меня больно свекор бил,
    А свекровь, ходя, похваляется.
    Хорошо учить чужих детей,
    Нероженых, нехоженых.
    Непоеных, некормленых.

          * * *

    Ах, кабы на цветы не морозы,
    И зимой бы цветы расцветали.
    Ох, кабы на меня не кручина,
    Ни о чем то бы я не тужила,
    Не сидела бы я подпершися,
    Не глядела бы я в чисто поле.
    И я батюшке говорила,
    И я свету своему доносила:
    «Не давай меня, батюшка, замуж,
    Не давай, государь, за неровню;
    Не мечись на большое богатство.
    Не гляди на высоки хоромы.
    Не с хоромами жить — с человеком,
    Не с богатством жить мне — с советом».
    Я по сеням шла, я по новым шла,
    Подняла шубушку соболиную,
    Чтоб моя шубушка не прошумела,
    Чтоб мои пуговки не прозвякнули,
    Не услышал бы свекор-батюшко,
    Не сказал бы он своему сыну,
    Своему сыну, моему мужу.

          * * *

    Ах, талан ли мой, талан таков,
    Или участь моя горькая,
    Иль звезда моя злосчастная,
    Высоко звезда восходила,
    Выше светлого месяца,
    И затмило красное солнышко.
    Ах, талан ли мой, талан таков,
    Или участь моя горькая,
    На роду ли мне написано.
    На делу ли мне досталося
    Во всю жизнь несчастье видети.
    Али в людях людей не было,
    Полюбить ли было некого.
    Но несчастьем то случилося,
    Что в мила друга влюбилася.
    Он казался мне милей всего,
    Так взяла веру божбе его;
    А нынче мой сердечной друг
    Покидает меня, бедную.
    Изменяет мне, душа моя.

          * * *

    Государь мой, родной батюшка,
    Государыня, родна матушка,
    Побывай, мой свет, у меня в гостях,
    Посмотри на мое житье бедное,
    Что на бедное, горемычное,
    Что как я живу, молодешенька,
    У чужого отца-матери.
    Как журить-бранить младу есть кому,
    А пожаловать меня некому.
    Один у меня мил-сердечной друг,
    Да и тот со мной не в любви живет,
    Завсегда ходит поздно вечером,
    Поздно вечером вдоль по улице,
    Надо мною он ломается;
    И он ляжет спать на кроватушку,
    В середи его лежит змея лютая,
    В головах лежит сабля острая,
    Во ногах сидит красна девица,
    Красна девица-разлучница,
    Разлучает меня с другом милым!

          * * *

    Вещевало мое сердце, вещевало,
    Вещевало, ретивое, не сказало.
    Что вконец моя головка погибает,
    Мил-сердечный друг несчастну покидает.
    По конюшенке душа моя гуляет,
    Он добра коня сердечной друг седлает,
    На добра коня садится, воздыхает,
    С широка двора сердечный друг съезжает.
    С отцом, с матерью мой милой друг простился,
    А со мной, с младою, постыдился.
    Он, отъехавши далеко, воротился
    И, прощаяся со мною, прослезился.
    Ты прости, прости меня, милая, дорогая;
    Наживай себе мила друга иного.
    Может, лучше меня найдешь — позабудешь:
    Если хуже меня найдешь — воспомянешь.
    Уже сколько мне на сем свете не жити,
    Такого мне мила друга не нажити.

          * * *

    Ах по сеням, сеням, сеничкам,
    По новым сеням решетчатым.
    Что ходила, погуливала
    Душа красная девица.
    Что будила, побуживала
    Удалого добра молодца:
    «Ах ты встань, пробудись молодец,
    Пробудись душа, отецкий сын,
    Отвязался твой добрый конь
    От столба, столба дубового.
    От колечушка серебряного,
    От другого позолоченного.
    Что ворвался твой добрый конь,
    Он во мой во любимой сад,
    И примял он всю травушку,
    Ай, всю травушку и муравушку
    Со цветочками лазоревыми,
    Со калиной и малиною,
    С черной ягодой смородиною».
    Пробудился добрый молодец,
    Говорил он красной девице:
    «Ты не плачь, красна девица.
    Не слези своих ясных очей;
    Когда Бог меня помилует,
    Государь меня пожалует,
    Наживем-то мы зеленой сад
    Со калиною, с малиною,
    С черной ягодой смородиною
    И с травушкой-муравушкой.
    Со цветочками лазоревыми».

          * * *

    Как на дубчике два голубчика
    Целовалися, миловалися,
    Сизыми крыльями обнималися.
    Отколь ни взялся млад ясен сокол.
    Он ушиб, убил сизого голубя,
    Сизого голубя мохноногого.
    Он кровь пустил по сыру дубу,
    Он кидал перья по чисту полю,
    Он и пух пустил по поднебесью
    Как растужится, разворкуется
    Сизая голубушка по голубю,
    О голубчике мохноногеньком.
    Как возговорит млад ясен сокол:
    «Ты не плачь, не плачь, сиза голубушка,
    Сиза голубушка по своем голубчике,
    Полечу ли я на сине море,
    Пригоню тебе голубей стадо.
    Выбирай себе сизого голубя,
    Сизого голубя мохноногого».
    Как возговорит сиза голубушка:
    «Не лети, сокол, на сине море,
    Не гони ко мне голубей стадо.
    Ведь то мне будет уж другой венец,
    Малым голубятушкам неродной отец».

          * * *

    Что во светлой было светлице
    И в новой было горнице
    Под решетчатым окошечком.
    Тут сидела красна девица,
    А пред ней стоял молодец,
    Целовал ее руки белые,
    Целовавши, сам прощается:
    «Ты прости, прости моя матушка,
    Прощай, радость красна девица.
    Уж мне, знать, с тобою расстанемся
    И до гроба жизни не увидимся».
    Она плачет, как река льется,
    Во слезах ему слово молвила:
    «Ты прости, прости, мой батюшка,
    Прощай, радость мил сердечной друг;
    Ты целуй мои руки белые,
    Целовавши, не покинь меня;
    А покинешь, буду плакати,
    Плакать, плакать возрыдаючи.
    Тебя, мой свет, вспоминаючи.
    Как поедешь ты из Питера,
    Ах, ты вспомни меня, бедную,
    Хоть на первом стану стоючи!»

          * * *

    Дорогая моя, хорошая,
    Ты душа ль моя, красна девица,
    Моя прежняя полюбовница.
    Не сиди, мой свет, долго вечером
    И не жги свечи воску ярого.
    Ты не жди меня до бела света;
    Я задумал, мой свет, женитися,
    Я заехал к тебе проститися;
    За любовь твою поклонитися.
    Залилась девка горючими слезами.
    Во слезах сама слово молвила:
    «Разменяемся ж мы подарками:
    Ты отдай, отдай мой золот перстень,
    Ты возьми, возьми свой булатной нож,
    Со которым ты ко мне езжал,
    Ты пронзи, пронзи мою белу грудь,
    Распори мое ретиво сердце». —
    «Ты не плачь, не плачь, красна девица,
    Не печалься ты, душа моя.
    Я ходить буду чаще прежнего,
    Я любить стану милей старого».
    Прослезилась тут красна девица,
    Во печали сама промолвила:
    «Как не греть солнцу жарче летнего,
    Не любить другу милей прежнего.
    Ты женись, женись, доброй молодец,
    Ты женись, женись, душа моя.
    Об одном тебя прошу, бедная,
    Не поставь себе в похваление,
    А моей чести в повреждение,
    Для меня что ты долго холостой был».

          * * *

    Выдала матушка далече замуж,
    Хотела матушка часто езжати,
    Часто езжати, подолгу гостити.
    Лето проходит — матушки нету
    Другое проходит — сударыни нету,
    Третье в доходе — матушка едет.
    Уж меня матушка не узнавает:
    «Что это за баба, что за старуха?» —
    «Я ведь не баба, я не старуха,
    Я твое, матушка, милое чадо». —
    «Где твое делося белое тело?
    Где твой девался алый румянец?» —
    «Белое тело на шелковой плетке,
    Алый румянец на правой на ручке.
    Плеткой ударит — тела убавит,
    В щеку ударит — румянцу не станет».

          * * *

    Прости, милая,
    Прости, дорогая.
    Знать, нам с тобою
    Долго не видаться,
    Нигде не съезжаться.
    Сказана другу
    Чужая сторонка,
    Чужая сторонка,
    Дальная дорожка.
    Крайняя нужда,
    Царская служба.
    Куда отъезжаешь,
    Кому покидаешь?
    Пременились лета,
    Лишилась я света;
    Грусть обременила,
    Лицо переменила,
    Маковы цветочки
    Все в лице завяли,
    Тайные думы
    Все во мне смутились,
    Белые руки разом опустились.
    В дорогу сбираясь,
    С тобою прощаясь,
    Вельми сокрушаюсь
    И света лишаюсь.
    Жизнь я проклинаю,
    Тебя вспоминаю.
    Веселостей много,
    Да с кем веселиться;
    Имею причину
    Так много крушиться.
    Пойду я в рощу
    Печаль разгуляти;
    А тамо мне должно
    Больше тосковати.
    Слыша, что и птички
    Голос пременили
    Или уж со мною
    Вместе приуныли.
    Розовы цветочки
    Без друга все вянут,
    А ясные очи
    Во слезах не взглянут;
    Хотя они взглянут,
    Только не увидят,
    Где ноги стояли
    Сердечного друга.
    С кем я целовалась,
    С тем теперь прощалась;
    С кем я веселилась,
    Того уж лишилась.
    Кого я любила,
    Того проводила.
    А счастье злое
    Ни в чем мне не служит.
    Как корабль в море,
    Так и я в горе;
    Как корабль в пучине,
    Так и я в кручине;
    Как корабль в песках.
    Так и я в тосках;
    Как волны бьются.
    Так слезы льются.
    Орел златокрылый,
    Дружочек мой милый.
    Сокол ты мой ясный,
    Молодец прекрасный.
    Куда отлетаешь,
    Кому оставляешь?
    Сколько ни тужити.
    Ах, не возвратити.
    Знать, уже иного
    Не нажить такого.
    От сердца вздыхаю,
    Тебя провожаю.
    Вслед я поглядела —
    Вовсе онемела.
    В пол я поклонилась,
    Домой воротилась.

          * * *

    Ты бессчастный добрый молодец,
    Бесталанная твоя головушка;
    Что ни в чем-то мне, братцы, талану нет.
    Ни в торгу, братцы, ни в товарищах,
    Что ссылают меня с корабля долой:
    Ты сойди, сойди с корабля долой,
    От тебя ли, от бессчастного,
    Сине море взволновалося,
    Все волны в море разыгрались.
    Уж как взговорит бессчастный молодец,
    Мы пригрянимте все в веселочки,
    Мы причалимте ко бережку,
    Ко часту кусту ракитову,
    И мы срежемте по прутику,
    И мы сделаемте по жеребью,
    Уж мы кинимте во сине море.
    Уж как все жеребьи поверх воды,
    А бессчастного — как ключ ко дну.

          * * *

    Не бушуйте вы, ветры буйные,
    Вы, буйны ветры, осенние;
    Успокойся ты, море синее.
    Не волнуй ты, море средиземное;
    Ты постой, постой, лето теплое.
    Не теки, постой, солнце красное,
    Не я сам велю — вам указ велит,
    Со страны указ пришел, со страны северной,
    Хоть давно течет солнце красное,
    Давно веют ветры буйные,
    Не видали вы такова дива,
    По указу ли царя белого
    Наказать царя вероломного.
    На восточную дальну сторону
    Снаряжался флот с белой Руси,
    Со брегов Невы-реки славной,
    Снарядившись, протекал моря,
    Все препятства ни во что вменял.
    Приближаясь ко Царю граду,
    Адмирал вскричал громким голосом:
    «Ой ты гой еси неверный царь.
    Прогневивши ты своей гордостью
    Нашу мудрую государыню,
    Прогневляешь ты самого Творца;
    Я за то прислан наказать тебя;
    Поспеши упасть ты к стопам ее,
    Ты успей просить прощения;
    Не успеешь ты просить прощения.
    Опровергнут трон нечестивого».

          * * *

    Из-за лесу, лесу темного.
    Из-за гор, да гор высоких,
    Не красно солнце выкатилось —
    Выкатался бел-горюч камень,
    Выкатившись, сам рассыпался
    По мелкому зерну, да по макову.
    Во Изюме славном городе,
    На степи на Саратовской
    Разнемогался тут добрый молодец.
    Он просит своих товарищей:
    «Ах вы братцы мои, товарищи!
    Не покиньте добра молодца при бедности,
    Что при бедности и при хворости;
    А хотя меня и покинете,
    Как приедете во святую Русь,
    Что во матушку каменну Москву,
    Моему батюшке низкий поклон.
    Родной матушке челобитьице.
    Молодой жене своя воля,
    Хоть вдовой сиди, хоть замуж поди,
    Моим детушкам благословеньице».

          * * *

    Мимо славного было города Воронежа
    Пролегала там широкая дороженька,
    Что ко славному ко городу к Санктпитеру;
    Что по той было по широкой по дороженьке
    Уж как шли, прошли казаки со тиха Дона,
    Что с тиха, братцы, Дона со Ивановича.
    Уж как все, братцы, казаки сквозь Москву прошли,
    Что один из них казак оставался там,
    Он заходит на кружало государево.
    Он снимает с себя шапку черна соболя,
    Он и молится Деве-образу,
    Он и кланяется на все четыре стороны,
    Государевым целовальникам — особлив поклон.
    Ах вы здравствуйте, государевы целовальники,
    Вы продайте мне вина на пятьсот рублев,
    А товарищам моим — на тысячу.
    Промеж собой целовальнички переглянулися,
    Уж как этого питуха у нас не было.
    Уж как знать, это, братцы, не донской козак,
    Уж как знать, это атаман их.
    Вывозили им пойла, сколько надобно,
    Уж вы пейте, мои ребята, сколько вам хочется.

          * * *

    Ах, по морю, морю синему,
    По синю морю по Хвалынскому,
    Что плывут тут выплывают тридцать кораблей,
    Что один из них корабль, братцы, наперед бежит,
    Впереди бежит корабль, как сокол летит.
    Хорошо больно кораблик изукрашен был,
    Паруса на корабле были тафтяные,
    А тетивочки у корабля шемаханского шелку,
    А подзоры у кораблика пушистого бархату,
    На рулю сидел наш батюшка, православный царь.
    Что не золотая трубушка вострубила,
    Да что взговорит наш батюшка, православный Царь,
    Ах, вы гой матросы, люди легкие,
    Вы мечитесь на мачты корабельные.
    Вы смотрите во трубочки подзорные,
    Что, далеко ли до Стекольного?

          * * *

    Поутру то было раным-рано,
    На заре то было на утренней,
    На восходе красного солнышка,
    Что не гуси, братцы, и не лебеди
    Со лугов, озер подымалися —
    Поднималися добрые молодцы,
    Добрые молодцы, люди вольные,
    Все бурлаки понизовые.
    На канавушку на Ладожску,
    На работушку государеву;
    Провожают их, добрых молодцов,
    Отцы-матери, молоды жены,
    И со малыми со детками.

          * * *

    Случилось мне, доброму молодцу,
    Мимо зеленого саду ехати,
    Случилось мне диво видети,
    Такова дива, братцы, не видано,
    И такова, братцы, чуда не слыхано.
    Как под яблонею под кудрявою,
    Что под грушею под зеленою,
    Что на травушке, на муравушке,
    На цветах, цветах лазоревых,
    Как жена мужа потерять хочет.
    Вынимает она булатной нож.
    Что садится к нему на белы груди,
    Распорола ему белую грудь,
    Что закрыла его очи ясные,
    Она смотрит в его ретиво сердце.
    Посмотрев, сама молвила,
    Ты каков был до меня, мой друг.
    Такова тебе и кончинушка.

          * * *

    Как у нашего широкого двора
    Собирались красны девушки в кружок.
    Они думали, какой игрой играть:
    Или в жмурки, иль в веревочку начнем.
    Одна девка прослезилась в кругу:
    Вы играйте, красны девушки, одни;
    А мне, молодой, игра на ум нейдет,
    Мой сердечной друг в уме моем живет.
    Живучи во мне, сердечушко крушит;
    Ничего бы я на свете не взяла,
    Только чтоб ему равно была мила,
    Это больше всего стоит для меня.
    Кабы знала, кабы ведала, мой свет.
    Что захвачено сердечушко твое.
    Не глядела б я на прелести твои,
    Глаз прекрасных убегала бы твоих.
    Ах, надежда, обольстила ты меня,
    Обольстила, да уж поздно знать дала.
    Знаю, батюшка, прельщает кто тебя —
    Разлучает нас сударушка с тобой.

          * * *

    Ах, как на дворе день вечеряет,
    А под молодцом конь привставает,
    А товарищи у молодца уезжают.
    Ах, как недруги молодца нагоняют;
    Да что взговорит доброй молодец:
    Ах, как при пире, при беседе
    Много друзей и братьев;
    А как при горе, при кручине
    Еще нету у молодца друга и брата.
    Соблюди, Боже, брата родимого,
    И он в очи мне молодцу досаждает,
    А как за очи мои он умирает.

          * * *

    Ивушка, ивушка, милая моя,
    Что же ты, ивушка, не зелена стоишь
    Или так ивушку солнышком печет,
    Солнышком печет, частым дождичком сечет,
    Под корешок ключевая вода течет.
    Ехали дворяне из Новогорода,
    Срубили ивушку по самой корешок,
    Начали ивушку потесывати.
    Вытесали из ивушки два весла,
    Два весла, третью лодочку,
    Сели они в лодочку, поехали домой.
    Наши приехали: здорова ли живешь,
    Взяли подхватили красну девицу-душу,
    Стали они девушку спрашивать:
    «Девица, девица, красавица моя,
    Что же ты, девушка, невесела сидишь,
    Али ты, красная, думаешь о чем?» —
    «Как же мне, девице, веселой быть,
    Веселой быть да радушною,
    Что это у батюшки повыдумано,
    У родимой матушки повыгадано.
    Меньшую сестру наперед замуж дают;
    Меньшая сестра чем же лучше меня,
    Лучше ль меня или вежливее;
    Меньшая сестра ни ткать, ни прясть,
    Только по воду ходить,
    По воду ходить, со горы ведра катить.
    Качу я, покачу с горы ведра,
    Станьте вы, ведерочки, полным-полны,
    Полным-полны, по краям ровны».

          * * *

    Голова ль ты моя, головушка,
    Голова ль моя молодецкая,
    До чего тебе занеможилось.
    По всему ли свету белому.
    По всему ли царству Московскому.
    Что у нас было на святой Руси,
    На святой Руси, в каменной Москве,
    На Мясницкой славной улице,
    За Мясницкими за воротами,
    У кружала да государева
    Как лежит убит добрый молодец,
    Он белым лицом ко сырой земле,
    Растрепав свои кудри черные,
    Разметав свои руки белые,
    Протянувши ноги скорые.
    Что не ласточка, не касаточка
    Вкруг тепла гнезда увивалася,
    Увивалася его матушка родная,
    Причитавши сию речь, промолвила.
    «Я давно, сын, тебе говорила
    Не ходить по чужим дворам,
    По чужим домам да к чужим женам».

          * * *

    Ты рябинушка, ты кудрявая,
    Ты когда взошла, когда выросла,
    Ты когда цвела, когда вызрела.
    Я весной взошла, летом выросла,
    Я зарей цвела, в полдень вызрела.
    Под тобою ли, под рябиною,
    Что не мак цветет, не огонь горит,
    Что горит то сердце молодецкое
    По душе ли той красной девице,
    Красная девица-то преставилась.
    Ой вы ветры, ветры теплые,
    Перестаньте дуть, вас не надобно.
    Потяните вы, ветры буйные,
    Что со той стороны северной.
    Вы развейте мать сыру землю,
    Вы раскройте гробову доску,
    Вы пустите меня проститися
    И в последний раз поклонитися.

          * * *

    Ходила младешенька по борочку,
    Брала, брала ягодку земляничку,
    Наколола ноженьку на щепочку.
    Болит, болит ноженька, да не больно,
    Любит меня сердечной друг, да не ложно,
    Не ложно, душа моя, не нарочно;
    Пойду у света батюшки спрошуся,
    У родимой матушки доложуся;
    Пусти, пусти, батюшка, в сыр-бор погулять.
    Сударыня матушка, ягодок собирать.
    Брала, брала ягодки да уснула,
    Не слыхала младешенька, как милой приехал;
    Приехал мой милый друг на вороном коне,
    В лазоревой душечка епанче;
    Он плетушкой машет, не остегнет,
    Вставай, моя милая, пробуждайся,
    Поедем, душа моя, на квартиру,
    У меня квартирушка веселая,
    У меня хозяюшка молодая,
    Играют два хлопчика на дудочках,
    А я ж, добрый молодец, на скринице,
    А ты, красна девица, — танцовати,
    А я ж, добрый молодец, — припевати.

          * * *

    Грушица, грушица моя,
    Груша зеленая моя,
    Под грушею светлица стоит,
    В светлице девица сидит;
    Девица, девица-душа.
    Что ты уродилась хороша,
    Нам холостым сухота,
    Ныне стала как не та,
    Где твоя девалась красота,
    С твоего со белого лица.
    Черные брови как не те.
    Ясные глазы не светлы,
    Белое лицо да не бело.
    Молодец, молодец-душа.
    Есть в моем сердце печаль,
    Милую надежду мне жаль;
    Верь, я тебе, друг, не солгу,
    С грусти той в постелюшке лягу.

          * * *

    Вы раздайтесь, расступитесь, добрые люди,
    Что на все ли на четыре на сторонки,
    Поколь батюшка-сударь замуж не выдал,
    За того ли за детину, за невежу;
    На кабак идет невежа — скачет, пляшет,
    С кабака идет невежа — всех толкает,
    К широку двору подходит — кричит, вопит,
    За колечушко берет да восклицает:
    «Еще дома ли жена-то молодая?
    Отпирала бы широкие вороты».
    Я скорешенько с постелюшки вставала,
    Я покрепче ворота запирала.
    Но смелее со невежей говорила:
    «Ты ночуй, ночуй невежа за ворота,
    Тебе мягкая перина — снегова пороша,
    А высоко изголовье — подворотня,
    Да как тепло одеяло — темна ночка,
    Шитый яркий положок — буйной ветер.
    Каково тебе, невежа, за вороты.
    Таково-то мне, младеньке, за тобою,
    За твоею ли дурацкой головою».

          * * *

    Отец на сына прогневался,
    Приказал сослать с очей долой,
    Велел спознать чужую сторону,
    Чужую сторону, незнакомую.
    Большая сестра коня вывела,
    Середняя сестра седло вынесла,
    Меньшая сестра плетку подала,
    Как подавши плетку, заплакала.
    Что заплакавши, слово молвила:
    «Ах братец ты, братец, родимой мой!
    Когда же ты, братец, домой будешь». —
    «Сестрица, сестрица родимая,
    Как есть у батюшки зеленой сад,
    В зеленом саду сухая яблонька,
    Как расцветет та сухая яблонька,
    Распустит она цветы белые,
    Тогда я, сестрица, домой прийду.
    Что прогневавши отца родимого,
    Один-то я остался, добрый молодец,
    Еще нету со мною товарища,
    Еще нету со мною друга милого,
    Еще нету со мною слуги верного.
    Товарищ мой — то ведь доброй конь,
    А милый друг — то мой крепкой лук,
    Слуги верные — мои калены стрелы,
    Куда их пошлю, туда сам нейду».

          * * *

    Ах ты Волга, Волга-матушка.
    Широко Волга разливалася,
    По лугам, лугам зеленым,
    По цветочкам по лазоревым;
    Что по травушке-муравушке.
    Что под яблонею под кудрявою.
    Что под грушею под зеленою,
    Мою дед девку журил, бранил,
    Журил, бранил, все добру учил.
    Ах ты девка, девка красная,
    Не ходи, девка, молода замуж,
    Ты спроси, девка, отца-матери,
    Отца-матери, роду-племени.
    Накопи девка ума, разума,
    Ума-разума, приданого.

          * * *

    Как во городе во Санктпитере,
    Что на матушке на Неве-реке,
    На Васильевском славном острове,
    Как на пристанях корабельных
    Молодой матрос корабли снастил
    О двенадцати тонких парусах,
    Тонких, белых, полотняных.
    Что из высокого нового терема,
    Из решетчатого окошечка,
    Из хрустальных из стеклышек,
    Усмотрела тут красна девица,
    Красна девица, дочь отецкая,
    Усмотрев, выходила на берег,
    На Неву-реку воды черпать.
    Почерпнувши, ведра поставила,
    А поставивши, слово молвила:
    «Ах ты душечка, молодой матрос!
    Ты зачем рано корабли снастишь
    О двенадцати тонких парусах.
    Тонких, белых, полотняных?»
    Как ответ держит добрый молодец,
    Добрый молодец, молодой матрос:
    «Ах ты гой еси, красна девица!
    Красна девица, дочь отецкая,
    Не своей волей корабли снащу,
    По указу ли государеву,
    По приказу адмиральскому».
    Подняла ведра красна девица,
    Поднявши, сама ко двору пошла.
    Из-под каменя, из-под белого,
    Из-под кустичка, с-под ракитова
    Не огонь горит, не смола кипит,
    То кипит сердце молодецкое
    Не по батюшке, не по матушке,
    Не по братцу, не по родной сестре,
    Но по душечке, красной девушке.
    Перепала ли ему весточка:
    Красна девица немощна лежит;
    После весточки — скоро грамотка:
    Красна девица переставилась.
    Я пойду теперь на конюший двор,
    Я возьму коня, что не лучшего,
    Что не лучшего, самого доброго;
    Я поеду ли ко Божьей церкви,
    Привяжу коня к колоколенке,
    Сам ударюся о сыру землю;
    Расступися ты, мать сыра земля,
    И раскройся ты, гробова доска,
    Развернися ты, золота парча,
    Пробудися ты, красна девица,
    Ты простись со мной, с добрым молодцом,
    С добрым молодцом, с другом милым,
    С твоим верным полюбовником.

          * * *

    Туманно красное солнышко, туманно,
    Что в тумане красного солнышка не видно,
    Кручина красная девица, печальна;
    Никто ее кручинушки не знает,
    Ни батюшка, ни матушка родные.
    Ни белая голубушка-сестрица.
    Печальная душа красна девица, печальна,
    Не можешь ты злу горю пособити,
    Не можешь ты мила друга забыти,
    Ни денною порою, ни ночною,
    Ни утренней зарею, ни вечерней.
    В тоске своей возговорит девица:
    «Я в те поры мила друга забуду,
    Когда подломятся мои скорые ноги,
    Когда опустятся мои белые руки.
    Засыплются глаза мои песками,
    Закроются белы груди досками».

          * * *

    «Тебе полно, лапушка, ко мне ходить,
    Тебе полно, сударушка, меня любить». —
    «Отойди, отстань ты, добрый молодец.
    Тебе полно, друг, ко мне ходить,
    Отец и мать дозналися,
    И род-племя догадалися».
    Как ссылают красну девицу
    С широка двора долой.
    Пошел мой сердечной друг,
    Залилась девка горючими слезьми;
    Не рыбушка в неводе разметалася —
    Красна девица по молодцу стосковалася,
    Стосковавши, красна девица слезно плакала:
    «Прогневила я друга милого;
    Я пойду ли ко милу другу с повинною.
    Ты прости, прости, душа моя,
    Ты прости, прости, сердечной друг.
    Не в досаду тебе я сделала,
    Я хотела тебя изведати,
    Что любишь ли меня, как я тебя».

          * * *

    Ах, как по лугу, лугу, по зеленому лугу.
    Калина ли моя, малина ли моя,
    Как шли, прошли две родны сестры,
    Что большая та меньшую уговаривала:
    «Не сиди, моя сестрица, ты одна в терему,
    Не открывай, моя голубушка, окошечка,
    Неравно к тебе, сестрица, сокол залетит,
    Что сокол залетит, молодец забежит;
    Он станет тебя, сестрица, из ума выводить,
    Из ума вон выводить, все обманывати,
    Все обманывати, подговаривати;
    Не мечись, моя голубка, на его ты слова,
    Ведь его те слова все обманчивые;
    А его красота тебе велика кручина».
    Ах, погодя маленько, к ней молодец пришел,
    Он стал красну девицу из ума вон выводить.
    Из ума вон выводить, все обманывати,
    Все обманывати, подговаривати:
    «Мы пойдем, пойдем, девица, во зеленый сад гулять,
    Заломаем, заломаем мы зелен виноград».
    Ах, яблочко я съела, позадумалася,
    Винограду я поела, тут рассудок потеряла.
    Еще погодя маленько, большая сестра идет,
    Что большая сестра идет, с себя волосы дерет:
    «Ах, по роду сестрица ты родная мне была,
    По теперешней досаде супостатка ты моя,
    Отцу-матери, сестра, ты бесчестье принесла».

          * * *

    Как из улицы идет молодец,
    Из другой идет красна девица,
    Поблизехоньку сходилися,
    Понизехоньку поклонилися.
    Да что взговорит добрый молодец?
    «Ты здорово ль живешь, красна девица?»
    Говорит девка, улыбаючись:
    «Я здорова живу, мой сердечный друг;
    Каково ты жил без меня один?
    Мы давно с тобой не видалися,
    С той поры, как рассталися».
    Говорит ей доброй молодец:
    «Мы пойдем гулять на царев кабак,
    Мы за рубль возьмем зелена вина,
    За другой возьмем меду сладкого,
    А за третий возьмем пива пьяного,
    За две гривенки сладких пряничков».
    Как возговорит красна девица:
    «Я нейду гулять на царев кабак,
    Я боюсь, боюсь родна батюшки,
    Я еще боюсь родной матушки».
    Тут рассталися и прощалися,
    Промежду собой целовалися.
    «Ты прости, прости, доброй молодец.
    Ты прости, мил сердечной друг».
    Да что взговорит добрый молодец:
    «Ты прости, прости, моя матушка,
    Ты прости, радость, красна девица».

          * * *

    Поиграйте, девушки, по лугу шаром,
    Ах, люли, ах, люли.
    По лугу шаром, да по терему мячом,
    Спит ли, не спит ли мой старый муж.
    Старый муж, погубитель мой,
    Погубил он головушку девушкину,
    Девушкину и молодушкину.
    Поиграйте, девушки, по лугу шаром,
    По лугу шаром, да по терему мячом,
    Спит ли, не спит ли мой младой муж,
    Младой муж, взвеселитель мой,
    Взвеселил он головушку девушкину,
    Девушкину и молодушкину.
    Девка шла с высока терема,
    Скляницу несла зеленого вина,
    Скляница чужая, вино краденое.
    Подломился каблучок, ах! упала на бочок.
    Скляницу разбила, вино пролила.
    От того ли вина загорелася земля,
    Ах, на тот ли пожар съезжались бояре,
    Съезжалися бояре дивоваться пожару.

          * * *

    Как во городе во Санктпитере
    На проезжей славной улице,
    Напротиву двора гостиного,
    У Милютина да на фабрике,
    Середи двора да широкого,
    Как стояла да светла светлица
    С оконенкой со стекольчатой;
    Как во той ли да светлой светлице
    Как сидела тут красна девица
    Душа Аннушка полотно ткала,
    Радость карповна миткалинное
    А по краюшкам — круги золоты,
    По угольникам — ясны соколы.
    По покромочкам — черны соболи,
    По прошивочкам — мелки пташечки.
    Как съезжалися полотна смотреть,
    Полотна смотреть миткалиновые;
    Приходили тут красны девицы,
    Приезжали к ней добры молодцы.
    Что не знала красна девица,
    Как пришел ее родной батюшка;
    Красна девица испугалася,
    Полотно ткати помешалася,
    Круги золоты раскатилися,.
    Ясны соколы разлетелися,
    Черные соболи разбежалися.
    Мелки пташечки разпорхалися.
    Как не жаль-то мне тонка полотна,
    Что не жаль-то мне ясных соколов
    И не жаль-то мне черных соболей,
    Как не жаль-то мне мелких пташек
    Что не жаль-то мне красных дев;
    Только жаль-то мне добрых молодцев.

          * * *

    Не ходи холост поздно вечером,
    Поздно вечером вдоль по улице,
    Вдоль по улице, вдоль по широкой,
    Не маши холост рукой правою.
    Не отсвечивай золотым перстнем
    С дорогою вставкой со яхонтом.
    Коли я тебе полюбилася,
    Полюбилася, показалася.
    Засылай ко мне свата сватати,
    Свата доброго, дядю родного.
    У тебя много ума-разума,
    У меня много есть приданого.
    Пятьсот рублей гольем деньгами,
    Пятьдесят дворов со крестьянами.

          * * *

    Во лугах, лугах во зеленых,
    Во раздольице во широком,
    Что не ластушка, не касатушка
    Вкруг тепла гнезда увивается,
    Увивалась лебедь белая,
    Лебедь белая, красная девица,
    Вкруг шатра полотняного,
    Вкруг кроватушки, вкруг тесовой,
    Вкруг перинушки, вкруг пуховой,
    Вкруг изголовьица, вкруг высокого,
    Вкруг одеяличка, вкруг соболиного.
    Вкруг дородного доброго молодца.
    Как возговорит красна девица:
    «Ах ты встань, проспись, доброй молодец.
    Пробудись, душа, ты отецкий сын,
    Полуночь прошла, заря белая,
    Все солдатушки во строю стоят,
    Барабанщики в барабаны бьют,
    Все флейтисты песни наигрывают,
    Офицеры все перед взводами,
    А сержанты все по своим местам,
    Молодой майор на коне сидит,
    А полковник посередь полку,
    Генералы все позади едут;
    Как от пушек и от ружей будто гром гремит,
    От метанья бомб и земля дрожит,
    Одного тебя тута нет, мой друг.
    Одного тебя, подполковника».

          * * *

    Слушай, радость, одно слово,
    Где, ты светик мой, живешь,
    Там ли, где светелка нова.
    Скажи как, мой свет, слывешь,
    Как и батюшку зовут;
    Расскажи все, не забудь,
    Что спешишь теперь домой,
    Ах, послушай, ах, постой!
    Полно, полно, балагур,
    Мне пора идти домой,
    Мне загнать гусей и кур,
    Чтоб не быть битой самой.
    Тебе смехи ведь одни,
    Не подставишь ведь спины.
    Поди, поди, не шути,
    Добра ночь тебе, прости!
    Ты не думай, дорогая,
    Чтобы я тобой шутил;
    Для тебя, моя милая,
    Весь я дух мой возмутил.
    Как узрел красу твою,
    Позабыл я честь свою.
    Что спешишь теперь домой,
    Ах, послушай! ах, постой!
    Господин ты мой изрядный,
    Как ты можешь говорить
    Со мной, девкой неученой,
    Я не знаю в свете жить,
    А советую тебе
    Любить ровную себе;
    Поди, поди, не шути,
    Добра ночь тебе, прости!
    Ах, свирепа, умилися.
    Не предай меня в тоску;
    Я тобою заразился,
    Не хочу слышать про ту,
    Не притворну красоту,
    Люблю милу простоту.
    Что спешишь теперь домой,
    Ах, послушай, ах, постой!
    Отпусти меня, пожалуй,
    Мне с тобой не говорить,
    Мне досуг еще немалый,
    Мне коров пора доить.
    Масло пахтать, хлебы печь,
    Щи варить, капусту сечь.
    Поди, поди, не шути.
    Добра ночь тебе, прости!
    Поди, поди, дорогая;
    Нет, постой, хоть поцелуй,
    Будет радость, ах какая,
    Если тем мя наградишь.
    Ну, теперь я одолжен.
    Что так щедро награжден.
    Поди, радость, здраво спи,
    Добра ночь тебе, прости!
    Ах, кабы наш Ванька видел,
    Что теперь ты учинил;
    Он бы так-то тебя выбил.
    Что вперед бы позабыл
    Наших девок целовать
    И долго с ними болтать.
    Убирайся, не шути,
    Поди бешеный, прости!

          * * *

    Ах ты наш батюшка, Ярославль-город,
    Ты хорош, пригож, на горе стоишь,
    На горе стоишь, на всей красоте,
    Промежду двух рек, промеж быстрых,
    Промежду Волги-реки, промеж Которосли;
    С луговой было со сторонушки,
    Протекала тут Волга-матушка,
    С нагорной да со сторонушки,
    Пробегала тут речка Которосль;
    Что сверху — то была Волга-матушка.
    Что плывет, гребет легка лодочка,
    Хорошо-то была лодка изукрашена,
    У ней нос, корма раззолочена;
    Что расшита легкая лодочка на двенадцать весел.
    На корме сидит атаман с ружьем.
    На носу сидит есаул с багром,
    По краям лодки добры молодцы,
    Посреди лодки красна девица,
    Есаула родна сестрица,
    Атаманова полюбовница;
    Она плачет, что река льется,
    В возрыданье слово молвила:
    «Не хорош-то мне сон привиделся,
    Уж как бы у меня, красной девицы,
    На правой руке, на мизинчике,
    Распаялся мой золот перстень,
    Выкатался дорогой камень,
    Расплеталась моя руса коса,
    Выплеталась лента алая,
    Лента алая ярославская;
    Атаману быть пойману,
    Есаулу быть повешену,
    Добрым молодцам головы рубить,
    А мне, красной девице, — в темнице быть».

          * * *

    Перед нашими воротами,
    Перед нашими широкими,
    Перед нашими широкими,
    Разыгралися ребята,
    Все ребята молодые,
    Молодые, холостые;
    Они шуточку сшутили,
    В новы сени все вскочили,
    В новы сени все вскочили,
    Новы сени подломили,
    Новы сени подломили,
    Красну девку подманили,
    Красну девку подманили,
    В новы сани посадили;
    Ты садись, девка, в сани.
    Ты поедешь, девка, с нами,
    С нами, с нами, молодцами,
    С понизовыми бурлаками;
    У нас жить будешь добренько,
    У нас горы золотые,
    У нас горы золотые,
    В горах камни дорогие.
    На обман девка сдалась,
    На бурлацкие пожитки;
    А бурлацкие пожитки,
    Что добры, да невелики,
    Что добры, да невелики,
    Одна лямка да котомка,
    Одна лямка да котомка.
    Еще третья — то оборка.

          * * *

    Девушки вино курили,
    Красные вино курили,
    За молодцем посылали,
    За добрым человеком,
    За гостиным сыном.
    Сам молодец выглядывает,
    Сам жидовин отговаривает:
    «Девушки, я не буду к вам,
    Красные, вы не ждите меня».
    Девушки пиво варили,
    Красные пиво варили.
    За молодцем посылали,
    За добрым человеком,
    За гостиным сыном.
    Сам молодец выглядывает,
    Сам жидовин отговаривает:
    «Девушки, я не буду к вам,
    Красные, вы не ждите меня».
    Девушки меды ставили,
    Красные меды ставили;
    За молодцем посылали,
    За добрым человеком,
    За гостиным сыном.
    Сам молодец выглядывает.
    Сам жидовин отговаривает:
    «Девушки, я не буду к вам.
    Красные, вы не ждите меня».
    Девушки баню топили.
    Красные баню топили,
    За молодцем посылали,
    За добрым человеком.
    За гостиным сыном.
    Сам молодец выглядывает,
    Сам жидовин приговаривает:
    «Девушки, и я буду к вам,
    Красные, и вы ждите меня».
    Девушки приготовили.
    Красные приготовили
    Три дубины дубовые,
    Три хворостины березовые.
    Три прута жимолословые.
    Как идет молодец
    На широкой к ним двор.
    Шапочкой потряхивает,
    Зелен кафтан охорашивает,
    Сапожки на ножках оправливает.
    Как начали молодца парити
    В три дубины дубовые,
    В три хворостины березовые,
    В три прута жимолословые.
    Как идет молодец с широка двора,
    Шапочкою не потряхивает,
    Зелен кафтан не охорашивает,
    Сапожки на ножках не оправливает.
    Еще, дай Бог, у девушек
    Век не бывать,
    В баньке у девушек не париваться,
    Щелок мылок
    Шумит в голове.
    Веник мягок
    К спине льнет.

          * * *

    Мимо моего зеленого садочка.
    Мимо моего высокого теремочка,
    Мимо моего решетчатого окошка
    Пролегала широкая дорожка,
    Что Московская, Петербургская столбовая.
    Уж по той ли по широкой по дорожке.
    Не видала, как милый друг проехал,
    Лишь только мелькнули его русы кудри;
    И я голосом вопила — друг не слышит,
    И я веером махала — друг не видит,
    Тяжелехонько вздохнула — друг услышал.
    С середи поля, душа моя, воротился.
    Он подъехал под решетчато окошко:
    «Ты прости, моя милая, дорогая;
    Если хуже-наживешь — меня помянешь,
    Если лучше наживешь — меня забудешь».

          * * *

    Ах, как тошно мне, тошненько в нынешней годочек,
    А еще того тошнее в этот мне денечек.
    Не пила бы я, не ела — на мила глядела.
    Не спала б я, не дремала — совет советовала,
    Совет советовала со милым дружочком.
    Поживем, моя надежа, в любви хорошенько,
    В любви, в любви хорошенько хоть един годочек;
    Нам покажется годочек за един денечек.
    И я рад бы с тобой жити, лихи на нас люди,
    Лихи, лихи на нас люди, ближние соседи,
    Беспрестанно на нас смотрят и все примечают,
    И батюшке, и матушке на нас навечают,
    Будто я млада-младенька вставала раненько,
    Поутру рано вставала, друга провожала,
    На крылечушке стояла, платочком махала,
    Я платочком-то махала, чтоб мил воротился,
    Воротись, моя надежа, воротися, сердце,
    Не воротишься, надежа, хотя оглянися;
    Слышно, слышно, моя радость, хочешь ты жениться,
    Как поедешь ты венчаться, заезжай прощаться,
    Ты возьми тоску-кручину с меня молоденьки.
    Заплети тоску-кручину добру коню в гриву,
    Размети мою кручину по чистому полю;
    Обратись, моя кручина, травой-муравою,
    Травой, травой-муравою, алыми цветами.
    Ах, как все цветы аленьки, один поалее;
    Один, один поалее, аленький цветочек:
    Хотя все друзья мне милы, один помилее.
    Один, один помилее, миленькой дружочек.

          * * *

    Ах ты солнце, ты солнце красное,
    Ты к чему рано за лес катишься?
    У меня в глазах мил сердечной друг
    Не гостит он, не жалует,
    Все домой снаряжается.
    Провожу ли я друга милого
    Через два поля чистые.
    Через три луга зеленые.
    Через матушку каменну Москву;
    Я тут с другом расставалася
    И слезами обливалася.
    Во слезах ему слово молвила:
    «Коли лучше меня найдешь — позабудешь,
    Коли хуже меня найдешь — воспомянешь».

          * * *

    Как у нашего соседа
    Весела была беседа,
    Да все гости полюбовны,
    Молодые молодицы,
    Души красные девицы.
    Ах, все девушки смирненьки,
    Одна девушка резвенька
    Пошла с молодцом плясати,
    Заиграла, зашутила.
    Парню на ногу ступила;
    Стала ноженька болети.
    Стала девица тужити.
    Часто по воду ходити.
    На окошечко взирати,
    Тяжелехонько вздыхати.
    Не вздыхай, моя надежа,
    И я сам то знаю,
    С молодицей поводиться —
    Нагу-босу находиться;
    А с девицей поводиться —
    В цветном платье находиться.
    Износил я от девицы
    Черный мой кафтан с оборкой,
    Кушак алый с полосами,
    Пестрядинную рубашку
    С кумачом и с выстрочками.

          * * *

    Ах ты камень мой, камушек,
    Самоцветной мой, лазоревой,
    Излежался мой дорогой камень
    На крутой горе против солнышка,
    Ни лучика нету, ни искорки;
    У моего ли друга милого
    Нету правды в ретивом сердце,
    Говорит он — все обманывает,
    Из ума меня выведывает,
    Одного ли я его люблю.

          * * *

    Во селе, селе Покровском, среди улицы большой
    Разыгралась, расплясалась красна девица-душа,
    Красна девушка-душа, Авдотьюшка хороша,
    Разыгравшись, говорила: вы, подруженьки мои,
    Поиграемте со мной, поиграемте теперь.
    Я от радости, с веселья поиграть с вами хочу.
    Приезжал ко мне детинка из Санктпитера сюда:
    Он меня, красну девицу, подговаривал с собой,
    Серебром меня дарил, он и золота сулил.
    «Поезжай со мной, Дуняша, поезжай, — он говорил, —
    Одарю тебя парчою и на шею жемчугом;
    Ты в деревне здесь крестьянка, а там будешь госпожа
    И во всем этом уборе будешь вдвое хороша».
    Я сказала, что поеду, да опомнилась опять:
    «Нет, сударик, не поеду, — говорила я ему, —
    Я крестьянкою родилась, так нельзя быть госпожой;
    Я в деревне жить привыкла, а там буду привыкать.
    Я советую тебе иметь равную себе,
    В вашем городе обычай, я слыхала ото всех,
    Вы всех любите словами, а на сердце никого,
    А у нас-то ведь в деревне всё прямая простота».
    Вот чему я веселюсь, чему радуюсь теперь,
    Что осталась жить в деревне, а в обман не отдалась!

          * * *

    За морем синичка не пышно жила,
    Не пышно жила, пиво варивала;
    Солоду купила, хмелю взаймы взяла,
    Черной дрозд пивоваром был.
    Дай же нам Боже пиво то сварить,
    Пиво то сварить и вина накурить,
    Созовем к себе гостей, мелких пташечек.
    Совушка, вдовушка незваная, пришла,
    Снегирюшка по сеничкам похаживает,
    Совушке головушку поглаживает.
    Стали все птички меж собой говорить:
    «Что ж ты, снегирюшка, не женишься?» —
    «Рад бы я жениться, да некого взять,
    Взял бы я пернатку — та матка моя.
    Взял бы я чечетку — та тетка моя,
    Взял бы я синичку — та сестричка моя,
    Взял бы я сороку — та щекотливая;
    Есть за морями перепелочка,
    Та мне ни матушка, ни тетушка,
    Ту я люблю и за себя возьму». —
    «Здравствуй, хозяин с хозяюшкою».

          * * *

    Стукнуло, грянуло в лесу —
    Комар с дубу свалился,
    Упал он на коренище.
    Сбил он до гола плечище.
    Слеталися мухи-горюхи,
    Славные громотухи,
    Стали они возглашати,
    О комаре вспоминати.
    Ах ты наш милый комарик,
    Жаль нам тебя и немало!
    Как будешь ты умирати.
    Где нам тебя погребати.
    Похороните меня в поле,
    При зеленой дуброве,
    Там казаки бывают,
    Часто горилку пивают,
    Туда и сюда обзирают,
    Про комара вспоминают.
    Тут-де лежит комарище,
    Славной донской казачище.
    Лежит тут брат комар,
    Сей дубровы господарь.

          * * *

    Восколебалося море,
    Сыра земля застонала.
    Начали сильны ветры дути,
    Что стала муха тонути.
    Завопила громким гласом
    Та муха пред смертным часом,
    Ах, как бедно погибаю,
    Чем пособити, не знаю.
    Сбежались славны матросы,
    Все комары-долгоносы,
    Съехались сильны драгуны
    Слепни — зреть мушьей фортуны.
    Тут налетели татары,
    Жуки и знатны бояры.
    Тащить муху начали
    И друг ко другу кричали.
    Иные пусть добывают;
    Другие корабль промышляют,
    Пока тащили ту муху,
    Преславную воспевуху.
    Муха потом залилася
    И вечной смерти предалася.
    Вытащив, все подхватили
    И в свой корабль положили,
    Едучи по синему морю,
    Спрашивать стали княгиню,
    Скажи, любезная мати,
    Где нам тебя подевати?
    Тело бездушно молчало,
    А мореплавцам на разум вспало:
    Ну-те в ковчежец положим,
    И печаль нашу отложим.
    И так ее в ковчег положили,
    По синю морю пустили,
    Потом плакали горько,
    Знать, тебя видели только.

          * * *

    Протекало теплое море,
    Слеталися птицы стадами,
    Садилися птицы рядами,
    Спрашивали малую птицу,
    Малую птицу-синицу:
    «Гой еси ты, малая птица,
    Малая птица-синица,
    Скажи нам всю истинную правду,
    Скажи ты нам про вести морские,
    Кто у вас на море больше,
    Кто у вас на море меньше?»
    Провещает малая птица,
    Малая птица-синица:
    «Глупые вы, русские пташки,
    Все птички на море больше,
    Все птички на море меньше.
    Орел на море — воевода,
    Перепел на море — подьячий,
    Петух на море — целовальник,
    Журавль на море — водопивец,
    То-то долгие ноги,
    То-то французское платье,
    По овсяному зернышку ступает.
    Чиж на море — живописец,
    Клест на море — портной-мастер,
    Сова на море — графиня.
    То-то высокие брови.
    То-то веселые взгляды,
    То-то хорошая походка,
    То-то желтые сапожки.
    С ножки на ножку ступает,
    Высокие брови подымает.
    Гуси на море — бояре,
    Утята на море — дворяне,
    Чирята на море — крестьяне.
    Воробьи на море — холопы.
    Везде воробей ко срывает,
    Бит воробейко не бывает;
    Лебеди на море — князи,
    Лебедушки на море — княгини;
    Желна у нас на море — трубачи,
    Ворон на море — игумен,
    Живет он всегда позадь гумен;
    Грачики на море — старцы,
    Галочки — старочки, чернички,
    Ласточки — молодички,
    Касаточки — красные девочки.
    Красная рожа — ворона,
    Зимою ворона — по дорогам,
    Летом ворона — по застрехам;
    Рыболов на море — харчевник,
    Дятел на море — плотник,
    Всякое дерево он долбит,
    Хочет нам храм соорудити;
    Сокол у нас на море — наездник,
    На всякую птицу налетает,
    Грудью ее побивает;
    Кулик на море — рассыльщик,
    Кукушка — та вздорная кликушка.
    Блинница на море — цапля,
    Чечет — гость торговый,
    Сорока-та у нас щеголиха,
    Без калача не садится,
    Без милого спать не ложится,
    Без сладкого меду не вставала,
    Пешая к обедни не ходит,
    Все бы ей в богатых колымагах.
    Все бы она во коляске.
    Все бы ей кони вороные,
    Все бы ей кареты золотые,
    Все бы ей ребята молодые,
    Все бы молодые, холостые.
    Бедная малая птичка,
    Малая птичка-синичка
    Сена косить не умеет.
    Стада ей водить не по силе,
    Гладом я, птичка, помираю».

          * * *

    Станем, братцы, петь старую песню.
    Как живали в первом веке люди.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    Землю в части тогда не делили,
    Ни раздоров, ни войны не знали.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    Так, как ныне, солнцем все довольны.
    Так довольны были все землею.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    Злата, меди, серебра с железом
    Не ковали ни в ружье, ни в деньги.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    Не гордились и не унижались,
    Были равны все и благородны.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    Все свободны, все были богаты.
    Все служили, все повелевали.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    Их языком сердце говорило,
    И в устах их правда обитала.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    На сердцах их был закон написан.
    Сам, что хочешь, то сделай другому.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    Страх, почтенье неизвестны были,
    Лишь любовь их правила сердцами.
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.
    Так прямые жили человеки;
    Те минули золотые веки!
    О златые, золотые веки!
    В вас счастливо жили человеки.


Опубликовано: Чулков М. Д. Новое и полное собрание российских песен; Содержащее в себе песни любовныя, пастушеския, шутливыя, простонародныя, хоралныя, свадебныя, святочныя, с присовокуплением песен из разных российских опер и комедии. — В Москве: В Университетской типографии у Н. Новикова, 1780-1781.

Михаил Дмитриевич Чулков (1743-1793) — российский издатель, писатель, историк.


На главную

Произведения М.Д. Чулкова

Монастыри и храмы Северо-запада