| ||
|
Сочинение барона Корфа «Восшествие на престол императора Николая I. Составлено по высочайшему повелению статс-секретарем бароном Корфом. Третье издание (первое для публики). СПб., 1857 г.» известно уже большей части читающей публики. Как ни мало прошло времени после его появления в свете, но оно уже прочитано с жадным любопытством всеми, кто только имел возможность достать его. Без сомнения, любознательность публики привлекалась самым предметом, представляющим так много возвышенных воспоминаний и столь дорогим для каждого русского, умеющего ценить великие явления своей истории. Но, независимо от предмета, сочинение барона Корфа приобретает новую цену от обстоятельств, поставивших автора в благоприятное положение, при котором он мог изучить и представить все описанные им события так, как до него никто не имел возможности узнать их. Сочинение барона Корфа составлено по высочайшему повелению, на основании подлинных актов и других в высшей степени достоверных данных, поверенных самим в Бозе почившим государем императором; следовательно, оно имеет некоторым образом значение официального правительственного документа, совершенно отличаясь этим от всякого рода частных записок, которых достоверность обыкновенно утверждается только на личности автора. Для немногих, не имеющих еще в руках книги барона Корфа, мы извлечем из предисловий автора историю ее составления. Описание восшествия на престол императора Николая I обязано началом своим царственному желанию благополучно царствующего ныне государя императора. Составление этого описания возложено было на статс-секретаря, барона Корфа, и для его труда открыты были ему все возможные и нужные источники. В 1848 году труд его был кончен и напечатан, в числе двадцати пяти экземпляров, для августейших членов императорского дома и для некоторых доверенных особ. Источниками описания, кроме официальных бумаг и рассказов разных очевидцев, послужили: 1) собственноручная подробная записка, написанная государем императором Николаем Павловичем для царственного его семейства; 2) воспоминания государя великого князя Михаила Павловича, положенные на бумагу под непосредственным его руководством; 3) рассказы покойных князя А.Н. Голицына и графа М.М. Сперанского, записанные с их слов еще при их жизни; 4) рассказы и частью письменные заметки живых свидетелей и деятелей 14 декабря: генерал-адъютантов — графа Орлова, графа Левашева, графа Адлерберга, Перовского, Кавелина и Философова, и генерала Ростовцева. Одно исчисление этих свидетелей, высокое положение и государственные заслуги которых не нуждаются в напоминаниях, указывает на ту степень достоверности, какую имеют факты, изложенные бароном Корфом. Это отличает его книгу от тех описаний времени 14 декабря, которые составлены иностранцами или людьми, не имевшими под руками всех нужных материалов, и потому «наполнены ошибками, пропусками, нередко и преднамеренными умолчаниями или же повторяют вещи всем известные, с большими только или меньшими украшениями слога и фантазии» (стр. VII предисловия). Но это еще не все: величайший авторитет свой получает книга барона Корфа от царственного одобрения того самого, к кому главным образом относились описываемые события. В Бозе почивший император просматривал сам это описание, неоднократно собственноручно исправлял его и наконец удостоил своего одобрения, решительно отклонив, однако же, мысль огласить его в общее сведение. В 1854 году оно было вновь пересмотрено и исправлено по новым источникам, между которыми особенную важность имеют: 1) собственноручная современная памятная записка государыни императрицы Александры Федоровны; 2) бумаги государя цесаревича Константина Павловича, найденные в бумагах скончавшегося в 1852 году генерал-фельдмаршала князя Волконского. Кроме того, рассказ дополнен был новыми сведениями, собранными от разных лиц и из официальных бумаг. «Из числа новых материалов, собранные при жизни блаженной памяти государя великого князя Михаила Павловича, были подносимы его высочеству, для поверки с личными его воспоминаниями; потом все они представлялись государю наследнику цесаревичу, по мысли которого возникла настоящая работа, и, наконец, государю императору. На каждом его величество изволил полагать собственноручные отметки, и таким образом они получали окончательную достоверность» (стр. XII предисловия). Составленное таким образом описание снова было напечатано в числе двадцати пяти экземпляров. Несмотря на все участие, какое принимал в Бозе почивший государь император в описании событий 14 декабря, он, однако, решительно отклонял мысль обнародовать это описание в общее сведение. Причиной этого был самый характер тех событий, которые здесь описаны. «От хода и связи событий и личных действий юного монарха, — говорит барон Корф, — одна правда, строгая и нагая, принимала здесь как бы личину лести, а истинному величию всегда сопутствует скромность» (стр. IV предисловия). «Ныне благополучно царствующий государь император признать изволил за благо сделать общеизвестным это описание». Оно дополнено в настоящем издании еще «несколькими частными письмами августейших членов императорского дома, не бывшими в виду при двух первых изданиях, двумя или тремя чертами из записок покойного генерал-адъютанта графа А.X. Бенкендорфа и еще некоторыми другими подробностями» (стр. V предисловия). Этот короткий очерк составления книги барона Корфа достаточен, конечно, для того, чтобы дать понятие о том, как благодетельное правительство наше старается передать народу сведение о великих фактах нашей истории. Но кто прочел самую книгу (а ее прочли или скоро прочтут все, кто может читать), — тот полнейшим образом увидит это сам, без всяких объяснений с нашей стороны. Мы не хотим говорить здесь громких фраз, восторженных восклицаний: перед нами факты, и они говорят сами за себя. Факт издания книги барона Корфа слишком красноречив, чтобы мы могли что-нибудь прибавить к нему. Сердце каждого русского наверное бьется сильно при чтении этой книги, с первой страницы ее предисловия до последней страницы приложений, на которой напечатано письмо императрицы Марии Федоровны к графу Кочубею. Изложение книги исполнено высоких достоинств и обличает в авторе глубокий исторический талант. «Русский педагогический вестник» г-на Вышнеградского, несмотря на громкие объявления, очень незавиден. Он производит впечатление человека, деятельность которого несколько заплыла жиром. Вялость и скука свили себе, кажется, прочное гнездо в «Русском педагогическом вестнике» г-на Вышнеградского. «Журнал для воспитания» г-на Чумикова заслуживает большего почтения. Статья самого редактора «Мысли об устройстве женских училищ в губернских городах» умна по содержанию и хороша по изложению. Мысль об учреждении подобных училищ давно уже ходит, в виде слухов, в нашем обществе. Дай Бог, чтоб она осуществилась на самом деле, потому что отсутствие развитых женщин весьма сильно замедляет наше общественное развитие. Статья г-на Угаинского, помещенная в том же журнале, «О народности в общественном воспитании», превосходна. С основной ее мыслью никто, конечно, не станет спорить, кроме славянофилов, — следовательно, об этом и распространяться нечего. С своей стороны, мы в заслугу ставим г-ну Ушинскому обилие фактических сведений и замечательно живую характеристику воспитания в главных государствах Европы и в Северо-Американских Штатах. Вообще «Журнал для воспитания» г-на Чумикова по многим своим статьям заслуживает, чтоб на него обратила внимание публика. Пока это лучший из педагогических журналов. Впервые опубликовано: Современник. 1857. № 9. Отд. V. С. 130—132.
Николай Александрович Добролюбов (самый известный псевдоним Н. Лайбов, настоящим именем не подписывался) (1836-1861) - русский литературный критик рубежа 1850-х и 1860-х годов, публицист. | ||
|