| ||
|
Какая женщина откажет себе в удовольствии подвергнуть унижению счастливую соперницу? В особенности если эта соперница еще и приятельница! Анна Ивановна, молодая женщина, только что овдовевшая, подала связку писем совсем уничтоженной Марье Петровне. — Вот. Я нашла их в бумагах покойника. Марья Петровна взяла письма дрожащими руками. — Я не знаю, что мне думать о вас... Вы или очень злы, или очень великодушны. — Не то и не другое. Я просто удивлена. По губам Анны Ивановны пробежала презрительная гримаска. — Я прочла ваши страстные излияния... Вот никогда не думала, что покойный Николай Николаевич мог внушать такую пылкую страсть! Ее письма читали! Марья Петровна чувствовала себя так, как будто ее публично раздели. — Вы можете меня презирать или ненавидеть, но я любила вашего мужа. Я горячо, я безумно его любила. Да его и нельзя было не любить! Его... — Моего Николая Николаевича? Вот не подозревала! — Он был так мил, всегда любезен, трогательно предупредителен, весел. — Николай? — Так остроумен. Умел так говорить, заставлял так смеяться. Часы с ним летели так незаметно! — Открытия, которые делаются после его смерти! Этот увалень, этот лежебока, этот бука, от которого трудно было добиться слова! Человек с теплой водой вместо крови! — Ах, нет! Нет! Не говорите! Он так любил, он так умел любить! В нем было столько огня. Он опьянял своей страстью. И он, — он умел заставлять забывать обо всем в мире!.. — Вы... вы, кажется, говорите о Василии Степановиче? — О моем муже?! — Ну, да! Вы даете характеристику вашего мужа, и характеристику превосходную... под которой я готова подписаться обеими руками. — Вы?! Они смотрели друг на друга теми взглядами, которыми смотрят одна на другую женщины, полные взаимной ненависти, взглядами, полными настоящих рентгеновских лучей, проникающими в самую душу и читающими там, как в открытой книге: — Вы?! Вы?! — Мы квиты. Есть справедливость на свете! Да, да! В то время как вы, быть может, посмеивались надо мной с Николаем Николаевичем, я — это уж наверное! — хохотала над вами с вашим мужем. — Вы? Вы это делали... с ним? — Уж не хотите ли вы спросить: по какому праву? По тому же самому, по которому вы обменивались вот такими письмами с моим мужем... По праву приятельницы жены! — Нет, нет... Но променять такого мужа, как покойный Коля... виновата, я хотела сказать, как покойный... — Ничего, ничего! Продолжайте! Я не вижу причин, почему мне было не променять его на Васю. — На этого облома, на этого мужика, на этого ненавистника женщин? — Я этого не замечала. Я не могу пожаловаться ни на недостаток любезности, ни на недостаток живости. — На этого тюфяка? — О нет! Он умеет быть очень веселым, когда хочет! Со мной он всегда этого хочет. — На эту рыбу!!! — О нет, вы ошибаетесь! — На этого отжившего человека? — Вы ошибаетесь, повторяю вам, ma chere. — Но я его жена! — Позвольте и мне его немножко знать! Со мной он никогда не был таким. Все это можно скорее сказать про моего покойного мужа! — Не называйте его имени рядом с Василием Степановичем! Коля!.. Можно ли забыть его ласки! — К сожалению, я не могу воскликнуть этого, — я, его жена! Как не можете того же сказать про Василия Степановича вы, его жена. И они протянули друг другу руки, как протягивают два человека, пораженные одним и тем же несчастием. — О, о своих мужьях приходится узнавать от других. — Это чудовища! — Все несчастье состоит в том, что они женаты на своих женах. Тогда как им следовало бы быть женатыми на чужих! — Да... но, может быть, и нам следовало бы выходить за чужих мужей! И они поцеловались, эти две вдовы. Опубликовано: Дорошевич В.М. Собрание сочинений. Том VI. Юмористические рассказы. М.: Товарищество И.Д. Сытина, 1907. С. 237.
Дорошевич Влас Михайлович (1865-1922) русский журналист, публицист, театральный критик, один из известных фельетонистов конца XIX — начала XX века. | ||
|