| ||
|
Мистер Крэг сидел верхом на стуле, смотрел куда-то в одну точку и говорил, словно ронял крупный жемчуг на серебряное блюдо: — Что такое "Гамлет"? Достаточно только прочитать заглавие: "Гамлет"! Не "Гамлет и Офелия", не "Гамлет и король". А просто: "Трагедия о Гамлете, принце датском". "Гамлет" — это Гамлет! — Мне это понятно! — сказал г-н Немирович-Данченко . — Все остальное неважно. Вздор. Больше! Всех остальных даже не существует! — Да и зачем бы им было и существовать! — пожал плечами г-н Немирович-Данченко. — Да, но все-таки в афише... — попробовал было заметить г-н Вишневский. — Ах, оставьте вы, пожалуйста, голубчик, с вашей афишей! Афишу можно заказать какую угодно. — Слушайте! Слушайте! — захлебнулся г-н Станиславский. — Гамлет страдает. Гамлет болен душой! — продолжал г-н Крэг, смотря куда-то в одну точку и говоря, как лунатик. — Офелия, королева, король, Полоний, может быть, они вовсе не таковы. Может быть, их вовсе нет. Может быть, они такие же тени, как тень отца. — Натурально, тени! — пожал плечами г-н Немирович-Данченко. — Видения. Фантазия. Бред его больной души. Так и надо ставить. Один Гамлет. Все остальное — не то есть, не то нет. Декораций никаких. Так! Одни контуры. Может быть, и Эльсинора нет. Одно воображение Гамлета. — Я думаю, — осторожно сказал г-н Станиславский, — я думаю: не выпустить ли, знаете ли, дога. Для обозначения, что действие все-таки происходит в Дании? — Дога? Мистер Крэг посмотрел на него сосредоточенно. — Дога? Нет. Может идти пьеса Шекспира. Играть — Сальвини. Но если на сцене появится собака и замахает хвостом, публика забудет и про Шекспира, и про Сальвини и будет смотреть на собачий хвост. Пред собачьим хвостом никакой Шекспир не устоит. — Поразительно! — прошептал г-н Вишневский. — Сам я, батюшка, тонкий режиссер! Но такой тонины не видывал! — говорил г-н Станиславский. Г-н Качалов уединился. Гулял по кладбищам. Ел постное. На письменном столе положил череп. Читал псалтырь. Г-н Немирович-Данченко говорил: — Да-с! Крэг-с! Г-н Вишневский решил: — Афишу будем печатать без действующих лиц. * * * Г-н Крэг бегал по режиссерской, хватался за голову, кричал: — Остановить репетиции! Прекратить! Что они играют? — "Гамлета"-с! — говорил испуганно г-н Вишневский. — Да ведь это одно название! Написано: "Гамлет", — так Гамлета и играть? А в "Собаке садовника", что ж, вы собаку играть будете? Может быть, никакого Гамлета и нет?! — Все может быть! — сказал г-н Немирович-Данченко. — Дело не в Гамлете. Дело в окружающих. Гамлет — их мечта. Фантазия. Бред. Галлюцинация! Они наделали мерзостей — и им представляется Гамлет. Как возмездие! — Натурально, это так! — сказал г-н Немирович-Данченко. — Надо играть сильно. Надо играть сочно. Надо играть их! — кричал мистер Крэг. — Декорации! Что это за мечты о декорациях? За идеи о декорациях? За воспоминания о декорациях? Мне дайте сочную, ядреную декорацию. Саму жизнь! Разверните картину! Лаэрт уезжает. Вероятно, есть придворная дама, которая в него влюблена. Это мне покажите! Вероятно, есть кавалер, который вздыхает по Офелии. Дайте мне его. Танцы. Пир! А где-то там, на заднем фоне, чрез все это сквозит... Вы понимаете: сквозит? — Ну, еще бы не понимать: сквозит! Очень просто! — сказал г-н Немирович-Данченко. — Сквозит, как их бред, как кошмар, — Гамлет! — Я думаю, тут можно будет датского дога пустить? — с надеждой спросил г-н Станиславский. Мистер Крэг посмотрел на него с восторгом. — Собаку? Корову можно будет пустить на кладбище! Забытое кладбище! Забытые Йорики! — Ну, вот. Благодарю вас! Г-н Станиславский с чувством пожал ему руку. Г-н Качалов стал ходить на свадьбы, посещать Литературный кружок, беседовать там с дантистами, — вообще, начал проводить время весело. Г-н Вишневский спрашивал встречных: — Какие еще в Дании бывают животные? Мне для Станиславского. Хочется порадовать. Г-н Немирович задумчиво поглаживал бородку: — Неожиданный человек. Мистер Крэг даже плюнул. — Чтоб я стал ставить эту пьесу? Я? "Гамлета"? Да за кого вы меня принимаете? Да это фарс! Насмешка над здравым смыслом! Это у Сабурова играть. Да и то еще слишком прилично! — Да, пьеса, конечно, не из удачных! — согласился г-н Немирович-Данченко. — Бессмыслица! Ерунда! Сапоги всмятку! Пять актов человек колеблется, убить ли ему Клавдия, — и убивает Полония, словно устрицу съел! Где же тут логика? Ваш Шекспир, — если он только существовал, — был дурак! Помилуйте! Гамлет говорит: "Что ждет нас там, откуда никто еще не приходил?" — а сам только что своими глазами видел тень своего отца! С чем это сообразно? Как можно такую ерунду показывать публике? — Конечно! — сказал и г-н Станиславский. — Но мне кажется, что если на сцену выпустить датского дога, — появление собаки отвлечет публику от многих несообразностей пьесы. — И гиппопотам не поможет! Нет! Хотите играть "Гамлета" — будем играть его фарсом! Пародией на трагедию! Г-н Вишневский говорил знакомому генералу: — А вы знаете, ваше превосходительство, ведь Шекспира-то, оказывается, нет! — Как нет, мой друг?! — Так и нет. Сегодня только выяснилось. Не было и нет! Г-н Немирович-Данченко ходил, зажав бороду в кулак. — Парадоксальный господин! * * * — Друг мой! — кинулся мистер Крэг. Г-н Немирович-Данченко даже вскрикнул. Так Крэг схватил его за руку. — Какую ночь я провел сегодня! Какую ночь! Вчера я взял на сон грядущий книгу. Книгу, которую все знают! Книгу, которой никто не читает, потому что все думают, будто ее знают! "Гамлет"! Мистер Крэг схватил г-на Немировича-Данченко за плечо. — Какая вещь! Так каждый день смотришь на свою сестру и не замечаешь, что она выросла в красавицу! Первая красавица мира! Мистер Крэг схватил его за ногу. "Буду весь в синяках!" — подумал с отчаянием г-н Немирович-Данченко. — Какая вещь! Эти слова: "Быть или не быть?" А? Мороз по коже! Или это: "Ты честная девушка, Офелия?" А? Ужас-то, ужас?! Нет, вы понимаете этот ужас?! — Кому ж и понять! — сказал г-н Немирович-Данченко, становясь подальше. — Шекспир! — Гений! Гений! Давайте репетировать "Гамлета"! Сейчас! Сию минуту! День и ночь будем репетировать "Гамлета"! Ни пить, ни есть! Давайте ничего, ничего не делать всю свою жизнь, только играть "Гамлета". Без перерыва! Играть! Играть! — Про собаку разговору не было? — осведомился г-н Станиславский. — Владимир Иванович, как же теперь, — полюбопытствовал с тревогой г-н Вишневский, — насчет Шекспира? Есть Шекспир или нет Шекспира? — Вот вопрос! — пожал плечами г-н Немирович-Данченко. — Как же Шекспиру — и вдруг не быть? — Ну, слава Богу! Г-н Вишневский облегченно вздохнул: — А то, знаете, привык к Шекспиру, — и вдруг его нет. Прямо словно чего-то недостает. Г-н Станиславский крутил головой. — Большой энтузиаст! * * * Мистер Крэг посмотрел на вошедших к нему господ Немировича-Данченко и Станиславского с глубоким изумлением. — Чем могу служить, господа? — Да мы насчет "Гамлета"! — сказал г-н Немирович -Данченко. Мистер Крэг переспросил: — Как вы сказали? — "Гамлета". — "Гамлет"?! Это что же такое? Город, кушанье, скаковая лошадь? — "Гамлет"! Пьеса Шекспира! — Кто ж это такой, этот Шекспир? — Боже мой! Драматург! — Н-не знаю. Не припомню. Не слышал. Может быть. Что ж он такое сделал, этот господин, про которого вы говорите? — "Гамлета" написал. — Ну, и господь с ним! Мало ли пьес пишут! — Да, но вы... ставить... в нашем театре... — Извините, господа! Кто-то написал какую-то пьесу. Кто-то зачем-то хочет ее играть. Мне-то до всего этого какое дело? Извините, господа! Я думаю сейчас совсем о другом! И мистер Крэг погрузился в глубокую задумчивость. — Капризный у человека гений! — погладил бороду г-н Немирович-Данченко. — Придется вместо "Гамлета" на сцену просто датского дога выпустить! — вздохнул г-н Станиславский. — Не пропадать же догу. А г-н Вишневский так даже заплакал: — Господи! Я-то всем знакомым генералам, графам, князьям даже говорил: "Гамлет"! Опубликовано: Дорошевич В.М. Старая театральная Москва. Пг. Петроград. 1923.
Дорошевич Влас Михайлович (1865-1922) русский журналист, публицист, театральный критик, один из известных фельетонистов конца XIX — начала XX века. | ||
|