| ||
|
Когда всесильный Магадэва создал мир вместе с людьми, он дал торжественный обет не создавать больше никогда ничего и поднялся на седьмое небо, чтоб отдохнуть. Пред его сомкнувшимися веждами уж проносились небесные грезы, Магадэва уж видел божественные сны, когда его одежды тихо коснулся крылом великий Брама. — Что случилось, — вскричал Магадэва, открывая вещие очи, — и что за шум доносится оттуда, с земли? Уж не вырвался ли ураган из лесов Индостана и не несется ли по земле, разрушая все на пути? О, как я счастлив! Не ревет ли то океан, поднявшийся из бездны и пославший могучие отряды волн взять приступом землю. О, как я счастлив! — Нет, повелитель неба и земли! — ответствовал Брама, — то не ураган ревет над землею, не океан поет победную песнь. То... люди зевают от скуки. — От скуки?! — насмешливо усмехнулся Магадэва. — Скука происходит от отсутствия дела. Отсутствие дела — свобода. Я слишком много дал людям свободы. Хорошо же, я превращу их в рабов! Они забудут у меня, что такое свобода. Им некогда будет зевать, потому что у них будет хлопот полон рот. Они не будут больше одиноки. Магадэва вспомнил грезу, которую он видел во сне, и создал женщину. Индианку. Прекрасную дочь его возлюбленной страны. Она родилась в час заката, когда солнце золотит последними лучами весь мир, и оттого ее смуглое тело золотистого цвета. Стройная, как пальма, гибкая, как лиана ее родины, она взглянула на расцветающие цветы лотоса, и оттого ее глаза сделались прекрасными. Знойная дочь знойного юга, она признает только одного бога — Страсть, и служит ей. Извивающиеся змеи выучили ее сладострастным танцам; у пестрых птиц, порхающих в чаще лиан, она научилась песням любви. Рожденная в таинственном сумраке священных лесов, она стыдлива, скромна, боязлива, как газель, а под темным бархатным пологом ночи вся отдается кипучей страсти, предоставляя звездам любоваться каждым изгибом ее прекрасного тела. Звезды глядят и горят от восторга. — Вот вам подруга, — сказал Магадэва индусам, — из культа любви вы сделайте поклонение божеству. И пусть женщины, отдавшие всю свою жизнь на служение страсти, считаются священными, и сами брамины пусть возьмут на себя заботу об этих баядерках. И Магадэва отлетел в другую страну, где солнце жжет сыпучие пески. Где от палящей жажды гибнут человек и животное. Где одинокие пальмы не дают прохлады и тени от знойных, палящих лучей. — Здесь моя бедная, маленькая индианка в один день потеряла бы всю свою красоту, — улыбнулся Магадэва, — она загорела бы и от жары превратилась бы в уголь. Надо дать этим беднякам женщину, которая не могла бы загореть. И он создал негритянку. Черную, как погашенный уголь, но горячую, как раскаленный. Солнце льет на нее свои жгучие лучи, и оттого зной живет в ее душе. Бешеная страсть, от которой сгорает она под знойными лучами солнца, сверкает в ее глазах. Магадэва дал ей большие чувственные губы, манящие негра для поцелуя, и чтоб хоть несколько скрасить ее безобразную черноту, дал ей сверкающие белые зубы. Она не могла уж больше загореть, а чтобы оставить ей больше времени на служение сжигающей ее страсти, Магадэва повелел ей ходить безо всякого платья и даже дал ей завитые от природы волосы. Тогда Магадэва помчался на север, холодный, пасмурный и негостеприимный. — А, англичане! — воскликнул он, увидев в тумане ненавистных ему людей с рыжими волосами. — Вы, которые поработили мою прекрасную Индию и сделали рабами моих добрых индусов! Поистине вы стоите того, чтобы я наказал вас, создав вам англичанок! Вы любите море, — так пусть же их объятия напоминают вам холодную воду! И он создал белокурую англичанку, без страсти в сердце, без яркого румянца желаний на белых щеках. — Вы любите лошадей, — и пусть она своими большими зубами постоянно напоминает вам о лошади! И Магадэва улетел с туманного, неприветливого севера отдохнуть своей божественной душой на благодатный юг. Он пронесся над Италией, страной мраморных старых дворцов и нищих, развалин и бедности. — У этих бедняг, — сказал Магадэва, — нечем прокормить своих жен. Им и самим нечего есть. Я должен создать им таких женщин, которые бы сами себе могли найти пропитание. И он наградил итальянок прекрасными голосами и уменьем танцевать. — Пусть эти люди разбредутся по свету в поисках за куском насущного хлеба, а чтобы их не томила вдали тоска по родимой земле, пусть в глазах их женщин отразится прекрасное небо Италии и всегда напоминает им о родном небе далекой отчизны. — Что за люди живут здесь? — спросил Магадэва, взмахнув крыльями и в один миг переносясь в дальний край. — Этот город — Москва, — ответил Брама, — он населен купцами, которым всего кажется мало. Их отличительная черта — жадность... — Хорошо, — засмеялся Магадэва, — они жадны, так мы пошлем им самую толстую женщину на свете! И Магадэва создал московскую купчиху, — такую, что даже московский купец, увидев ее, не пожелал ничего большего и сказал: — Вот это в самый раз! Магадэва взмахнул крыльями и умчался из города жадных мужей и толстых жен в далекий, шумный край. — Под твоими ногами великая Франция, могучий повелитель неба и земли, — сказал Брама, — шумная, вечно ничем недовольная Франция. Вечно стремящаяся куда-то вдаль, вперед! Перед тобой ее сердце — Париж! — Хорошо, — сказал Магадэва, — решив пошутить над людьми, создав им женщину, я подшучу и над французами, создав им парижанку. Пусть она будет республикански свободна в правах, но деспот в душе. Пусть она требует себе беспрекословного повиновения, неограниченной преданности. Пусть она создает революцию за революцией в семейной жизни. Пусть будет прекрасной, как Франция, изменчивой, как ее история, блестящей и легкомысленной, как Париж. Пусть она так же часто меняет друзей дома, как палата министерства. И отягощает бюджет своего мужа, как военные издержки страну. А мода, которой она будет непрестанно поклоняться и служить, пусть будет изменчива так же, как системы вооружений. Каждый день пусть приносит что-нибудь новое и разорительное. Но пусть, при всем этом, она наполнит весельем свой дом, как Франция наполняет весельем весь мир. — Пусть будет по-твоему! — сказал Брама. И среди пены кружев и шелка появилась на свет парижанка. — О, этой стране не нужны женщины, — сказал Магадэва, переносясь в соседнюю страну, — это земля, где люди все свое время проводят за кружками пива в пивной. И я, право, затрудняюсь, что им лучше создать: женщину или новый сорт пива. — Создай им женщину, великий Магадэва, — сказал Брама, — если у них не будет женщин, они пойдут их завоевывать к соседям, внося всюду разгром и разрушение. — Хорошо, — сказал Магадэва, — я готов подшутить и над этим философом-народом. Чтобы сидеть целые дни дома одной, мы создадим ее неповоротливой и неуклюжей. Бедною, как пильзенское пиво, но с румянцем в щеках, как будто в него прибавили немножко мюнхенского. Чтобы ей не было скучно одной, дадим ей способность плакать и штопать мужу чулки. Пусть она будет только сентиментальной, потому что, возвратившись из пивной, ее муж должен прямо заваливаться спать. — Но она заплывет жиром, могучий повелитель неба и земли! — заметил Брама. — Для моциона создадим ей вальс, медлительный, меланхолический танец, который можно танцевать, готовясь подарить миру нового германца и думая о муже, сидящем в пивной. — Я думаю, они останутся довольны такою женой! — Да, но так как жены будут оставаться постоянно одни, их нужно для безопасности одарить добродетелью. И он с чисто божественной щедростью одарил немок добродетелью. И усталый Магадэва спустился в Венгрию утолить жажду токайским вином. Напитком богов. Божественным нектаром, который сочится в подставленные чаши из переспевших гроздьев ароматных виноградных лоз. — Напиток, достойный, чтобы его вкусил Магадэва! — воскликнул он, осушая старинную чашу. — Он родит желанья. Создадим же им женщин с пламенными глазами, горящими страстью. Пусть их смуглые лица примут золотистый отблеск этого вина, которым индийский бог утолил палящую жажду. Мы дадим им кипучую искрометную кровь, — и пусть поцелуй их опьяняет, как вино. Как лоза пусть будет гибок их стан, и как спелые гроздья пусть будут прекрасны они! И, вдохновенный токайским вином, Магадэва создал дочерей Венгрии. — Я помню еще один народ, — задумавшись, сказал Магадэва, — с грустными лицами и задумчивыми глазами. Отпечаток вековой тайны лежит на бледном лице их. Где они? — Они рассеяны по всему свету, потерявши отчизну, — ответил Брама, — оттого-то и грустны их лица и задумчиво-печальны глаза. О далекой стране, где среди цветущих лугов струится серебристый Иордан, полны они думой. О городе, куда народы свозили мрамор, порфир, яшму и ароматы Востока, вспоминают они о золотом храме. Туда, в глубь истории, когда они были царями Востока, устремлены их грустные, задумчивые взоры, — и вот тайна, которая написана на их лице. О родине далекой думают вечные странники. — Так пусть знойная страсть их жен напоминает им о знойной родине! — воскликнул Магадэва. — Воистину, мне жаль этого народа! Пусть верность, страстная преданность жен утешит их в несчастье, заставит позабыть изгнание. Пусть будут их женщины стройны, как кедры родимого Ливана, — и достойны быть воспеты в песне, которую все народы назовут царицей всех песен, "песнью песней". Пусть звездами путеводными сверкают их глаза, и любовь, и ласка, и тихая грусть пусть светится в них. И он создал израильтянок, стройных, как юный кедр Ливана, с глазами, в которых сверкают звезды полуночного неба, знойных, как их далекая, покинутая родина, с черными косами, которые тяжело падают назад, как змеи, готовые обвить любимого. — Веселая страна танцев и шутки! — улыбнулся Магадэва, пролетая по северу. — Здесь владеют шпагой и танцуют и весело шутят, осушая стопы дедовского, старинного меда. Создадим им подругу! Веселую, как они. Пусть, как мед, она кружит им голову. С крошечной ножкой, которая не знает усталости в танцах. Пусть немного вина входит в ее башмачок, из которого они будут пить ее здоровье. Они и так будут достаточно опьянены ее грацией, изяществом, кокетством. Крошечную ручку дадим ей, достойную того, чтоб ласково погладить эти выхоленные, красивые усы. Вечной веселой улыбкой озарим ее лицо и дадим ей зубы, как жемчуг, чтоб она могла всегда улыбаться! Смех пусть дрожит в ее глазах, а гибкий стан ей дадим для того, чтоб ускользать от своего лихого кавалера в огненном танце. Пусть она любит свою родину, где ее чтут как идола! И Магадэва создал изящную, грациозную, чарующую польку. Над могучей страной земледельцев пролетал Магадэва и сказал: — Я дал им женщину, могучую, как они. Тихую и покорную, как они, спокойную и ласковую, чтоб давать им отдых в час утомленья. Пусть ее могучий стан не боится работы, безмятежный мир сияет в глазах, поступь будет тверда и решительна, а косой пусть обовьет она милого в час, когда обовьет его руками и он прильнет к ней на грудь. И Магадэва создал русскую женщину и спустился на веселые берега голубого Дуная. — Здесь народ дешевизны! Они любят, чтоб за гульден всего было много. Создадим им женщину, которою они остались бы довольны. Пусть она будет весела, как берега голубого Дуная, но полна, как кружка пива. И Магадэва создал венку, у которой всего было много, и венский стул, крепкий, из гнутого букового дерева, чтоб он мог выдержать ее тяжесть. Потом он понесся в Испанию. — Страна, где любят петь так же, как и драться. Мы дадим им женщину, которая своей пляской будет зажигать их кровь. Пусть в честь ее звенят серенады, — и это будет для них достаточным поводом кончать друг с другом добрым ударом навахи! Кроме этого, им ничего не нужно, разве только хорошую сигару! Наградим же их женщин умением крутить сигаретки! Магадэва промчался и над сонной Турцией. — Дома с маленькими окнами и таинственной тишиной внутри. Пусть в дыме кальяна пред их обитателями, словно греза после гашиша, предстанет одалиска, полуобнаженная, с дразнящим танцем, истомой и ленью в движениях. Пусть будут их женщины ленивы и страстны. Пусть они не делают шага из дома и в тиши гарема пусть разжигаются их мечты. Все страны облетел Магадэва, везде шутя над людьми свою божественную шутку: создавая женщину. — Все! — сказал он, утомившись. — Ты забыл еще один город, — напомнил Брама. — Одесса, — она лежит на прекрасном берегу Черного моря. — Кто населяет этот город? — Люди разных племен. — Так пусть же женщины этого города совмещают в себе качества женщин различных стран. Я устал творить. Возьмем по достоинству от каждой женщины и создадим одесситку. И он создал ее, изящную, как полька, стройную, как еврейка, немного полную, как венка, чуть-чуть сентиментальную, как немка, с глазами, многообещающими, как венгерка, легкомысленную и изменчивую, как парижанка. Так была создана женщина — эта шутка богов. Опубликовано: Дорошевич В.М. Собрание сочинений. Том VI. Юмористические рассказы. М. Товарищество И.Д. Сытина. 1907. С. 189.
Дорошевич Влас Михайлович (1865-1922) русский журналист, публицист, театральный критик, один из известных фельетонистов конца XIX — начала XX века. | ||
|