| ||
Беотиец Акселос, эллин родом и варвар душой, был по делам в Афинах. Осмотрел Акрополь. — Акрополь как Акрополь! Стоит высоко. Был в театре Диониса. — Театр хороший. Отделан белым мрамором. Слушал лучших ораторов. — Говорят много. И захотел побеседовать с Сократом. — Быть в Афинах и не поговорить с Сократом! На что же тогда человеку дан язык? Прохожий афинянин указал ему под портиком Академии задумчиво гулявшего небольшого человека с невзрачным лицом: — Это Сократ. "Такой великий муж мог бы быть повыше ростом и повиднее. Впрочем, мудрецы об этом не заботятся!" — подумал беотиец. Он пошел навстречу Сократу и глубоко ему поклонился. Сократ учтиво ответил на поклон и прошел мимо. Беотиец опять забежал вперед и поклонился. Сократ улыбнулся, поклонился и продолжал прогулку. Тогда беотиец снова забежал вперед и сказал: — Привет тебе, мудрейший из смертных! Сократ остановился, засмеялся глазами и сказал: — Видел ли ты всех людей на свете? — Н-нет! — Раз ты их не видел, ты не мог и говорить со всеми людьми на свете. Не так ли? — Совершенно верно. — Почему же, в таком случае, ты знаешь, что я умнее всех людей на свете? Не осторожней ли было бы, с твоей стороны, сказать: "Мне кажется, что ты мудрейший из людей"? — Да, пожалуй, так было бы благоразумнее. — Но раз ты не знаешь, насколько умны другие люди на свете, такое мнение твое ни на чем не основано. Не так ли? — Выходит, что так. — Уверяют в чем-нибудь, не имея на то никаких оснований, или плуты, или глупцы. Не правда ли? — Д-да! — Хотел ли ты обмануть меня, говоря, что я мудрейший из людей? — Нет. — Значит, ты не плут? Кто же ты в таком случае? Реши сам! "Однако!" — подумал беотиец и сказал: — Что ж мне было делать, когда ты ничего не говоришь! На что роза, если она не пахнет, и мудрец, если он не говорит? Сократ улыбнулся. — Прекрасно. Скажи: свойственно ли коню ржать? — Я думаю! — А быку мычать? — И еще как! — Барану блеять? — Ну, еще бы! — Что же, конь беспрерывно ржет? — Зачем же! — И бык не мычит беспрерывно? — Конечно, нет! — Но, может быть, беспрерывно блеет хоть баран? — Тоже нет! — Видал ли ты, чтоб конь заржал при виде коровы? — Не бывает. — Или бык замычал при виде овцы, или баран заблеял при виде лошади? — Нет, нет и нет! — весело отвечал беотиец. — Не ржет ли конь при виде лошади? — Разумеется. — А бык при виде коровы? — Это всякому известно. — А баран не начинает ли блеять тогда, когда увидит овцу? — Верно. — Одним словом, мы можем сказать, что конь ржет, бык мычит и баран блеет только тогда, когда видит себе подобных? — Почему ж не сказать? Можно сказать! — И из того, что правилу этому одинаково подчиняются и конь, и бык, и баран, не должны ли мы заключить, что это закон природы? — По-моему, должны. — Скажи, мудрец станет ли идти против законов природы? — Не думаю! — И отлично делаешь. Теперь ответь мне на один вопрос. — Хоть на тысячу тысяч! — Не думаешь ли ты, что мудрецу так же свойственно говорить мудрые вещи, как коню ржать, быку мычать и барану блеять? — Я так и думаю. — Прекрасно! Если конь ржет, бык мычит, а баран блеет только при встрече с себе подобными, то, значит, и мудрец должен говорить только с подобными себе. Какое же основание, друг, я имел заговорить с тобою? И, посмотрев на него с любовью, Сократ пошел дальше. — Пусть меня разорвет Цербер! — воскликнул Акселос. — Чтобы человека два раза подряд заставили самого себя назвать дураком! Это может случиться только с беотийцем, да и то в Афинах! Через мгновение он, однако, подумал: "А мудрость, оказывается, вовсе не такая трудная вещь!" И чтоб развлечься после неприятного разговора, пошел к гетерам. Гетера Хризис лежала на окне своего дома, с накрашенным лицом, — чего требовало ее занятие, — и одетая в роскошные одежды, чего ее занятие не требовало вовсе. — Иди смелее, красавец! — крикнула она Аксе-лосу, когда тот остановился у ее порога. Беотиец хитро улыбнулся. — За что тебе платят деньги? — спросил он. Гетера из окна оглядела его с удивлением с ног до головы. — За то, что я женщина! — Но не всем же женщинам платят деньги. Ты должна отвечать: за то, что я красива. — Ну, за то, что я красива! — Итак, в любви платят за красоту? — Платят и за красоту... — Стой, стой! Не отвлекайся! Иначе ничего не выйдет. Ты согласна: за красоту? — Пусть будет по-твоему. — Ты зовешь меня для любви? — За чем же другим будет звать к себе гетера? — Отвечай: да или нет? — Да, да, — да! — И так как ты сама назвала меня красавцем, а в любви платят за красоту, то, значит, ты зовешь меня затем, чтобы платить мне деньги! Гетера расхохоталась так, что чуть не упала из окна. Беотиец глядел на нее, счастливо улыбаясь. — Ну, вот, видишь теперь сама, что ты или мошенница, или дура! — Что? Гетера вскочила. — В Афинах оскорбляют женщину? И какую женщину?! Которая никому не доставила ничего, кроме удовольствия?! Слуги! Возьмите этого чужестранца, этого варвара, и киньте его куда-нибудь подальше от моего дома. Два раба, нубийцы, с мускулами, которые, как толстые змеи, перевились у них на руках, схватили беотийца, отнесли на ближайший перекресток и кинули, как юноши кидают копье. — Однако философия до добра не доводит! — подумал Акселос, поднимаясь и потирая локти, колени и лицо. И грустный пошел домой. На следующий день он услышал на площади, что Сократ арестован, ночью его судили и присудили к смерти. — Все за его философию! — Однако я еще дешево отделался! — подумал беотиец, вспоминая о вчерашнем происшествии с гетерой. И поспешил уехать в Фивы из города, где делаются такие странные вещи. Друзья-фивяне собрались к нему в дом послушать чудес про Афины. Он рассказывал им про величие Акрополя, мудрость ораторов и любезность афинских гетер. — Но успел ли ты увидеть Сократа? Акселос сделал печальное лицо. — Друзья мои! Сократ беседовал со мною с последним перед тем, как его взяли, и прежде, чем умереть, пожелал научить меня своей мудрости! Все глядели на него с благоговением. — Ученик Сократа! — Не знаю, как для кого, но должен вам сказать, что мне это было совсем нетрудно. Я сразу понял все. — Сократ знал, кого избрать! — Акселос! — стали его просить со всех сторон с горящими глазами. — Передай и нам мудрость Сократа! Поговори, как Сократ! Акселос поднял палец: — Тс! Друзья мои! Вы знаете, что сталось с Сократом? Вы хотели бы и для меня того же? И все в ужасе переглянулись: — Он, воистину, мудр! С тех пор Акселос говорил только самые обыкновенные вещи, но все смотрели на него с благоговением. — Если бы он захотел заговорить, как Сократ! Но Эллада не для Сократов! Слава о молчащем мудреце скоро распространилась по Фивам, по всей Беотии и по всей Греции. Отовсюду приезжали люди взглянуть на великого молчащего фиванского мудреца. Он молчал, глядя с улыбкой на посетителей, и самым настойчивым, молившим его о слове, хоть об одном только слове мудрости, говорил только: — Вспомните участь Сократа! Создалось обыкновение. Всякий, кто где-нибудь слышал что-нибудь умное, думал: "Это сказал, наверное, Акселос". И вскоре Греция была полна изречениями молчащего мудреца. Их собирали и переписывали и задорого продавали: — Изречения фиванского мудреца. Фивы им гордились. И когда, спокойно достигнув глубокой старости, он умер, на его мавзолее написали: Акселос, великий мудрец, ученик Сократа. По этой эпитафии он попал в Элизий. Сам Минос, почтительно поднявшись, указал дорогу туда его тени. Там, в аллее из мирт, освещенной бледным, словно лунным, светом, тень беотийца Акселоса увидела среди бродивших по две, по три тени одинокую тень маленького, невзрачного человека. — Привет тому, кто был Сократом! — сказал Акселос. — Привет и тебе, судя по месту, где ты находишься, тень мудреца! — ответил Сократ. — Голос твой напоминает мне землю, и мне кажется, что я встречался с тобою в Афинах. — Ну, как же! Ты встретился со мной под портиком Академии. В тот самый день, когда тебя взяли по приказанию архонтов. Помнишь? Тень Сократа слабо улыбалась, как улыбаются тени. — Я помню и то, и другое. Но как же попала ты сюда, заблудившаяся тень? — По надгробной эпитафии мудреца. — Как называется тот счастливый город, который считал тебя мудрецом? — Фивы. — Но что ж ты говорил, что тебя считали мудрецом? — Я молчал. — Всю жизнь? — Всю жизнь. — Тогда понятно все! — сказала тень Сократа. — И дурак мудр, когда он молчит. Ты мудрый дурак! И тень Акселоса гуляла по миртовым полям Элизия с полным правом. Опубликовано: Русское слово. 1910. № 205, 5 сентября.
Дорошевич Влас Михайлович (1865 — 1922) русский журналист, публицист, театральный критик, один из известных фельетонистов конца XIX — начала XX века. | ||
|