В.М. Дорошевич
Н.С. Леонтьев

Мне пришлось на днях встретиться с одним знакомым, хорошо знавшим покойного Леонтьева, и разговориться, — сожалею, что это произошло так поздно, — о моей статье о покойном, помещенной еще в июне.

— Меня очень огорчила ваша статья, — сказал мне знакомый, — вы не знаете Леонтьева, и ваши читатели по вашей статье узнали кого-то совсем другого, совсем на Леонтьева не похожего.

— Я мало знал покойного лично, мимолетно встретясь с ним в Париже, судил о нем в своей статье по воспоминаниям о прочитанных когда-то газетных отрывках, по воспоминаниям о слышанных когда-то разговорах, толках, слухах.

— Я хорошо знал деятельность Леонтьева и сужу о ней на основании факта. Он был совсем не таким, каким его изображали разные "слухи" и "толки". А по слухам и толкам изобразили и вы.

— Я вас слушаю со вниманием.

— Возьмем один факт из жизни Леонтьева из последних его лет, — и этот факт осветит вам все предшествующее.

Русско-японская война. Самые тяжелые дни самых тяжелых неудач. И в этот именно момент Леонтьев бросает покой, бросает комфорт и идет на войну. Там гибнут, и он туда идет. Он вступает в казачий полк, и ему поручают такое важное дело, как начальство над разведочным отрядом. Можно, кстати, судить по этому, какова была его репутация как военного. Во время одной из разведок он упал с лошади и разбился. Но и это не мешает ему продолжать нести свою трудную службу.

— Я этого факта не знал.

— Таково общество. Хорошего у нас никто не знает, а всякое злоязычие распространяется, и его знают все. Недаром именно у нас и поговорка создалась: "Хорошая слава лежит, а дурная бежит". Бедное общество, где хорошее — лежебок, а дурное принято во всех домах. Итак, вот вам Леонтьев. В минуту опасности для родины он не может высидеть спокойно. Он в первых рядах. Можно сказать, что он любит Россию? И если идет жертвовать для нее жизнью, — значит, любит ее бескорыстной любовью. И этот факт освещает всю предшествующую деятельность Николая Степановича Леонтьева. Он все время служит России, как может, где находит для ее интересов важным.

С этой целью он делает кавалерийскую поездку под Памиром и делает ее, кстати сказать, не с П., а с другим, таким же безукоризненным офицером, как он сам. Если это делает человек, который не задумывается идти потом своею жизнью защищать родину, то эта поездка теряет уже характер просто лихого спортивного подвига, рассчитанного на то, чтобы кого-то только удивить или восхитить. Надо подумать: не руководит ли здесь этим человеком та же любовь к родине? Вражда к нам Англии в это время — не бредни.

Уязвимый пункт Англии — это там дорога к Индии и открытие путей. Там разведочная поездка кавалериста по обрывам Памира — очень серьезное и необходимое подготовительное действие к возможным военным действиям. Любитель путешествий и член Географического общества, Леонтьев делает поездку в Абиссинию. И, заметьте, не на казенный счет и не на субсидию, а на свой счет. Если бы на субсидию, — мы к этому привыкли. Но на свой счет, — это нам кажется удивительным. Мы начинаем строить догадки: зачем это? И когда начинаем строить догадки, — начинаем сплетничать. И здесь, под тропиками, Бог знает где от родины, — ему приходит в голову поднять брошенную уже смелую для людей не понимающих дела, даже странную, даже смешную, уже осмеянную мысль: приобрести Абиссинию верным и благодарным союзником. В тылу полуанглийского, если не совсем английского, Египта, в тылу египетских войск, нашей прошлой и, быть может и даже наверное, будущей противницы, — Турции, под боком у колоний Италии, участницы не для нашего благополучия созданного Тройственного союза, — создать сильное дружественное нам государство. Да, создать. Леонтьев помогал Менелику именно создавать из Абиссинии сильное государство. Он вооружил, — и, видит Бог, скольких трудов ему стоило достигнуть этого! — абиссинскую армию русским оружием. Он участвовал в войне Абиссинии с Италией. Своим руководительством опытного военного немало помог победам абиссинцев и своим вмешательством европейца смягчал жестокие нравы полудикой африканской войны. Он организует медицинскую помощь раненым. По его именно настояниям освобождено было немало раненых. Но вот настал час мира. И здесь в помощь наивным и простодушным абиссинцам приходит для переговоров с европейцами европеец Леонтьев. Предварительные мирные переговоры ведутся при энергичном участии Леонтьева. Леонтьев же едет в Рим для заключения трактата и там отстаивает интересы Абиссинии среди дипломатических тонкостей и уловок европейских дипломатов. В мирное время Леонтьев помогает негусу реформировать Абиссинию, кладет начало регулярной армии, работает так же самоотверженно, как и на войне, потому что культурная работа среди полудиких не менее опасна, чем война. Недовольство вмешательством чужого белого в исконные, кажущиеся освященными временем, порядки страны — вполне понятно и выражается в том, что на Леонтьева совершают покушение. Он был тяжело ранен и там, под тропиками, в глуши, едва выздоровел от раны. Только это оторвало Леонтьева от Абиссинии. А то беспрерывно, с опасностью жизни в мирное время, как и на войне, Леонтьев неутомимо все стрелял, стрелял и стрелял в тылу у наших возможных врагов сильного государства и неустанно связывал его с нами узами любви и благодарности. Он везет абиссинское посольство в Петербург, он добивается того, чтобы Россия была представлена в Абиссинии. При его участии происходит обмен подарками и переговорами. Он добивается помощи оружием со стороны России. Но на всем этом судьба поставила трагическую для Леонтьева печать. Вся огромная помощь оружием, ход серьезных переговоров, — все это неизвестно, в это время все это представляло дипломатическую тайну, соблюдавшуюся у нас, как вы знаете, гораздо дольше, чем того требует действительная необходимость.

Все дело, настоящее дело остается в неизвестности, и для общества, не знающего, в чем дело, — эти поездки в Абиссинию и из Абиссинии представляют какую-то непонятную, а потому "никому не нужную" суету. Зачем ездит он? Почему ездит? На какие средства? Какие преследует цели? И в обществе злословия, каким является наше общество, над деятельностью Леонтьева создается масса сплетен и обывательского злоязычия. И они тем сильнее у нас, что даже людей, презирающих клевету, вводят в заблуждение, делают своим невольным орудием. Правда, о деятельности Леонтьева знали немного и о ней молчали. А общество, не знавшее истинных причин, для объяснения себе непонятной ему "суеты", выдумывало анекдоты про Леонтьева, и по злому обычаю нашего общества анекдоты скверные. Да и почва к этому была благоприятная. Наше сближение с Абиссинией. Леонтьев брал в свои руки дело, уже испорченное неудачей Ашинова. Попытка Ашинова кончилась трагическим анекдотом, разменялась на анекдоты, и общество привыкло думать, что все, что Абиссиния, то анекдот. Сделал ли что-нибудь для нас Леонтьев? Позвольте заменить этот вопрос другим: сделали ли мы для себя что-нибудь из того, что начал для нас Леонтьев? Для ответа вспомните недавнее прошлое. Аннексию Боснии и Герцеговины, возмущение Турции Австрией, бойкот их товаров, сгоряча устроенную плавучую выставку. А в результате? Сумели мы воспользоваться и сделать свое дело? Завязали прочные коммерческие сношения с Ближним Востоком? Приобретены рынки? Все по-прежнему снова в руках австрийцев, и Турция снова протягивает руку немцам. Вина ли Леонтьева, что часть того, что он начал делать, нами недоделана? Вина ли его в том, что мы лежебоки, а он был человеком предприимчивым? Что для нас все, что у нас не под носом, кажется нам "каким-то экзотическим", а потому страшным и подозрительным? Что мы любим ничего не делать, а про того, кто делает, любим только сочинять побасенки и анекдоты? "Чего он там копошится? Подозрительно". Мы, обитатели бесконечных плоскостей, любим все плоское, ровное, и если что не шаблонно, а оригинально, — стараемся это не понять, а переделать все в анекдот. Переделали, и с оригинальным явлением окончено. Много или немного извлекли мы из дела Леонтьева, — не к нему обращать этот вопрос. А работал он много, работал с увлечением, с верою в дело, с любовью к родине, в интересах которой он и работал. И за это он заслужил доброго, теплого слова, а не тех фантастических анекдотов, наслушавшись которых, вы впали в большую ошибку.

Откровенно говоря, эти слова поразили меня как громом.

Неужели, привыкши за 27 лет литературной работы к бережному и осторожному обращению с печатным словом, — я совершил такую ошибку? Дал увлечь себя действительно вздорными и пустыми слухами, толками и чужим злоязычием?

Я проверил слова моего знакомого, проверил их неопровержимыми данными и пришел к горькому для себя заключению:

— Да.

Без злого умысла и помимо воли, впавши в ошибку, я считаю долгом и ней сознаться и стереть настоящими строками те строки, которые вышли у меня ложными.

Да простит мне память покойного мое невольное прегрешение перед ней

Впервые опубликовано: Русское слово. 1910. 19 октября.

Дорошевич Влас Михайлович (1865-1922) русский журналист, публицист, театральный критик, один из известных фельетонистов конца XIX — начала XX века.