| ||
|
К читателю. Прилагаемые произведения представляют собою два отрывка из двух романов. Первый — из аристократической жизни — принадлежит перу "постоянного читателя газет" мещанина Сидорова, и написан им, как говорит автор в предисловии, "на основании догадок, толков и наблюдений над свершающимися фактами общественной жизни". Другой роман, рисующий деревенскую жизнь, принадлежит перу графини Зизи Загорецкой. В предисловии, написанном голубыми чернилами на японской бумаге, говорится, что "роман этот, представляющий точную фотографию современной крестьянской жизни, направлен ко благу отечества и написан на основании личных летних наблюдений, рассказов одного бывшего штаб-ротмистра, а ныне земского начальника, а также постоянного чтения журнала "Гражданин". Оба эти отрывка войдут со временем в наш колоссальный, необъятный по размерам труд, который будет носить название: "Как русские понимают друг друга". I. В аристократических сливках(роман мещанина Сидорова) В 12 часов дня в роскошных покоях графа Закулды-Закулдайского сидели гости, ели ломтями ананасы и пили большими стаканами шампанское. — Господа, — воскликнул, поднимаясь с места, граф Егозин, — позвольте провозгласить тост! За скорейшее возобновление крепостного права! — Ура! — дружно грянули все присутствующие и полезли чокаться с графом. — Да, любезнейший граф, — сказал князь Болтай-Болдаревский, — конечно, в возобновлении крепостного права единственный путь к спасению России. Но не следует забывать о другой, весьма важной реформе, которая должна сопутствовать. О введении всеобщего, повсеместного и ежечасного дранья. Лоза! Лоза, — говорю я, — вот орудие. От розги произрастет то древо жизни, которое покроет тенью благополучия родную Русь! — Ура! — крикнули было присутствующие, но их остановил князь Тугоуховский-младший. — Да! Но не разучился ли наш распущенный народ пороться? Не потерял ли он привычки? — Не потерял! — с живостью воскликнул граф Егозин. — Не потерял! Напротив, народ только и жаждет, чтоб его пороли! Со мной был случай... — Неужели вас? — с испугом воскликнула княжна Кики. — Не меня, а я! — внушительно отпарировал граф. — Гощу я в деревне и куда ни пойду, мужик за мной, погорелец. У меня в деревне, надо вам сказать, березовый лес чудный. Ходит за мной и канючит: "Березки бы мне, ваше сиясь!" Не могу я в толк взять: чего ему от меня нужно? Но вдруг меня словно осенило. "Эврика!" Завел я его в лес, разложил и всыпал. И что ж вы думаете? Успокоился! Встал, почесался, сказал: "Здорово". Сам признал, что ему это здорово. И побежал стремглав поделиться радостью с семейством. С тех пор он больше не нищенствовал. А к высшим преисполнился такого благоговения, что, как завидит меня издали, бросается бежать сломя голову других о моем приближении оповещать! — Да, но земство! Земство! — воскликнул барон Гамбринус. — Земство — вот наша язва. Земство, которое ходатайствует об окончательном упразднении порки!.. — Какое это земство? — с удивлением спросила Мими. — А вот которое о дорогах заботится. Дороги строит. — Ах, это! — рассмеялась княжна. — Его надо упразднить. Кузен Поль отлично говорит. Вы знаете, он "вице". У него уж и проект готов. Земские собрания разгонять при помощи пожарных! — Как так пожарных? — заинтересовалось все общество и даже перестало пить шампанское. — А так! Как соберутся земские в собрание, окружить дом пожарными и пустить воду из бранд-сбоев в собрание. И разгонять не надо, — сами разбегутся. — Но кто ж тогда с дорогами будет возиться? — наивно спросила баронесса Нини. — Такое неприятное дело! — Поль говорит: "мы". У него и на это проект готов. Он "вице", но когда его сделают "самим", он говорит: "Прикажу, чтоб крестьяне не смели в город ездить. Чего им там делать? Пусть дома сидят и землю пашут. Вот и не нужно будет никаких дорог". Просто, хорошо и экономия. — Все это так, — меланхолически воскликнул князь Репов-Морковский, — все это так! Но у нас есть ближе враг, которого надо упразднить. Суд присяжных так называемый! Суд, где говорят людям: "Убей мать твою, и отца твоего, и детей твоих, и мужа твоего, и всех ближних твоих — и приходи к нам, оправдаем!" Суд, где проповедуют: "Убей!", "Укради!", "Прелюбодействуй!" Вот язва! Вот что надо упразднить прежде всего. — Да! Упразднить! И, кроме того, пересмотреть уложение! Теперь его пересматривают, но разве это пересмотр? — воскликнул граф Забодай-Бодаевский. — Пересмотреть и вместо всякого суда ввести просто смертную казнь. Вешать просто и вешать за ребро! — За ребро! Это очень стильно — за ребро! — протянула графиня Додо и вытянула свои ножки в ажурных чулочках. — Да, но прежде всего надо упразднить школы, — пискливым голосом воскликнул юный графчик Подскребыш-Закатальский, — школы упразднить! — Какие? — Всякие! — Я не понимаю даже, — воскликнула, пожав плечами, баронесса Лили, — зачем грамота, когда нечего читать? Что может мужик прочесть в наших так называемых толстых журналах? Я поняла бы еще, если б мужиков учили французской грамоте. Там хоть есть литература! — Са viendra! — успокоил ее на самом лучшем французском языке Тугоуховский-младший и, обратившись к сидевшему тут же монакскому посланнику, шутливо спросил его: — Ты что же сидишь, как кикимора? Что скажет Европа, если ввести такие реформы для русского народа? — Русский народ — свинь! — улыбнулся тот. Еуроп нишево кафарить не будет. Сэки, дюша мой, зделай твае одолженые! Все рассмеялись, бодро допили шампанское и поехали всей компанией к Палкину, где и спросили двухрублевый обед. II. Простонародье(роман княжны Зизи Загорецкой) Было 11 часов утра. Только что вставший пьяный мужик Никита Бегемотов бил свою жену Анисью и говорил странные и непонятные слова. Многострадальная пьяница-женщина после двадцать второго удара спросила: — За что ж ты меня бьешь? — Кого люблю, того и бью! — отшутился Никита. — Пошла стряпать! Сейчас к нам придут гости. Ты что нынче готовишь-то? — Курицу с рисом! — ответила Анисья. — Самый лучший способ, как дешевле всего приготовить курицу, такой: взять у соседа потихоньку курицу, ощипать ее живою и положить в самовар. И чай "вкуснее", и курица уварится. В это самое время в избу вошел мужик Аким. Войдя, он, конечно, не перекрестился, потому что у Никиты, который учился в земской школе, образов в избе не было, а в так называемом переднем углу висел портрет Фердинанда Лассаля. Вошедший Аким и Никита ударили, по грубости нравов, друг друга по уху, меряя силу, обругались самыми ужасными словами, и между ними произошел следующий шутливый разговор: — Водку пьешь? — Пью. — В трактир ходишь? — Хожу. — Подати платишь? — Замолол!* ______________________ * Разговор записан с буквальной точностью со слов кузена Вово, отлично знающего деревню. ______________________ Все расхохотались, и Аким с Никитой в ожидании завтрака выпили ведро водки и пошли развлекаться жестоким обращением с животными. Они вырвали ногу бегавшей курице, завязали узлом хвост корове, выломали четыре особенно выдававшихся ребра у бедной старой лошади и повесили за задние ноги собаку, привязав к ее морде за хвост кошку, так что весь двор наполнился адским ревом, и они не слыхали, как подъехал уездный земский начальник взыскивать подати. Аким и Никита немедля убили уездного земского начальника, спрятали труп в солому и пошли завтракать. — Подкрепим свои силы, — сказал Никита, — а потом составим прошение, что мы голодающие, и поедем к соседнему помещику рубить его лес! — Отлично! — смеясь, сказал Аким. — Но как же мы поедем назад в темноте? Это далеко! — А мы подожжем его усадьбу! — захохотал Никита. — Ура! — воскликнул Аким и стал пить водку. Так живет русский народ!!! С подлинным верно. Опубликовано: Дорошевич В.М. Собрание сочинений. Том VI. Юмористические рассказы. М.: Товарищество И.Д. Сытина, 1907. С. 55.
Дорошевич Влас Михайлович (1865 — 1922) русский журналист, публицист, театральный критик, один из известных фельетонистов конца XIX — начала XX века.
| ||
|