| ||
|
Отправившись из Тильзита в Россию, проезжал я в Вильну, где нашел генерала Беннингсена. Он принял меня с тою же благосклонностию, каковую оказывал мне с самой моей молодости. Разговаривая о войне, он сказал мне, что летняя кампания в Пруссии производилась совершенно не так, как он желал. Ему обещано было подкрепление из 30 тысяч человек, с которыми намеревался он вместе с раннею весною начать действительную кампанию, когда силы Наполеона развлечены были осадою Данцига. Подкрепление умедлено и назначено наконец к первому числу мая непременно, но совсем тем по день заключения мира не прибыло к армии ни одного человека. Подкрепление сие состояло из двух дивизий рекрут, пред самым походом получивших оружие, употребление коего совершенно им было незнакомо. Не менее половины сих рекрут, проходя Минскую и Виленскую губернии, оставлены в госпиталях. Генерал Беннингсен говорил мне, что он предлагал государю после сражения при Прейсиш-Эйлау отправить к Наполеону ловкого человека, который, предложив о размене пленных, старался бы изведать средства наклонить его к миру и надеялся заключить выгодный*. ______________________ * Он назначил на сие генерал-майора Хитрово (Николая Феодоровича), который в пребывание свое в Париже был весьма ласкаем Наполеоном. ______________________ В местечке Шклове присоединился я к дивизии (названия не помню), расположенной лагерем. В конце августа прибыл инспектор всей артиллерии граф Аракчеев, осмотрел артиллерию, распределил укомплектование оной и, продолжая прежнее неблаговоление, приказал мне оставаться в лагере по 1-е число октября, когда всем прочим артиллерийским бригадам назначено идти по квартирам 1-го сентября. К сему весьма грубым образом прибавил он, что я должен был приехать к нему в Витебск для объяснения о недостатках. Я отвечал, что неблагорасположение ко мне не должно препятствовать рассмотрению моих рапортов. Оскорбили меня подобные грубости, и я не скрывал намерения непременно оставить службу. Узнавши о сем, граф Аракчеев призвал меня к себе и предложил дать мне отпуск для свидания с родственниками, приказал приехать в Петербург, чтобы со мною лучше познакомиться. Я поступил в 9-ю дивизию генерал-лейтенанта князя Италийского, графа Суворова-Рымникского, сына великого Суворова, и квартира моя назначена в местечке Любаре на Волыни. 1808. Вскоре получил я высочайший рескрипт на мое имя и деньги для награждения нижних чинов, отличившихся храбростью. Это был первый пример подобной награды! В то же время граф Аракчеев писал мне, что о награде ходатайствовал он, желая доказать уважение его к отличной моей службе. В Петербург приехал я, когда граф Аракчеев из инспекторов всей артиллерии поступил в звание военного министра. Он принял меня с особенным благоволением и встретил объявлением новой награды. Государь пожаловал в знак отличия нашивки на мундир конным артиллерийским ротам моей и князя Яшвиля. Сам представлял меня императору, и мне нетрудно было видеть, что предупредил его в мою пользу. Пробыв в Петербурге три дня, я подал графу Аракчееву записку о том, что во время ссылки моей при покойном государе Павле 1-м многие обошли меня в чине, и что потому состою я почти последним полковником артиллерии. Я объяснил ему, что если не получу я принадлежащего мне старшинства, я почту и то немалою выгодою, что ему как военному министру известно будет, что я лишен был службы не по причине неспособности к оной. Не получив ответа на поданную записку, в тот же день выехал я из Петербурга. Остановившись в Орле у моих родных, получил известие, что я при общем производстве по артиллерии пожалован генерал-майором и назначен инспектором части конно-артиллерийских рот, с прибавлением к жалованью двух тысяч рублей. 1809. В сем новом звании отправился я для осмотра конной артиллерии в Молдавской армии под начальством отличного долголетием фельдмаршала князя Прозоровского, коего главная квартира находилась в Яссах. Военные действия были прекращены на некоторое время. Я был свидетелем перехода войск в лагерь при Катени, знаменитый зарождением ужасных болезней в войсках и истреблением большого числа оных. Никакие убеждения не сильны были отклонить от занятия убийственного сего лагеря. Войска делали марши не более 15 верст и редко употребляли на то и менее десяти часов, ибо устроенные в большие каре и в середине оных имея тяжелые обозы, медленно двигались они, по большей части без дорог. Фельдмаршал не переставал твердить, что он приучает войска к маневрам. Подверженные нестерпимому зною, войска очевидно изнурялись, и фельдмаршал, вскоре переселившийся в вечность, отправил вперед себя армию не менее той, каковую после себя оставил. В Валахии начальствовал генерал-лейтенант Милорадович, и редкий день не было праздника, которые он делал сам и других заставлял делать для забавы своей любезной. Я жил очень весело, бывал на праздниках, ездил на гулянья, выслушивал рассказы его о победах и между прочим о сражении при Обилешти. "Я, узнавши о движении неприятеля, - говорит он, - пошел навстречу; по слухам был он в числе 16 000 человек; я написал в реляции, что разбил 12 000, а их в самом деле было турок не более четырех тысяч человек". Предприимчивость его в сем случае делает ему много чести! Из армии поехат я чрез Бендеры - Одессу - Крым. Обозрев все древности, прелестный полуденный берег, пробыл я некоторое время в Карасу-Базаре, где стояла одна рота моей инспекции. Возвратясь чрез Харьков, я видел довольно большую часть полуденного края России. В состав армии, назначенной против австрийцев под командою генерала князя Голицына (Сергея Феодоровича), поступила дивизия, к которой я принадлежал; но я оставлен начальником отряда резервных войск в числе 14 000 человек в губерниях Волынской и Подольской*. ______________________ * В первый раз в состав резервов взяты от полков два баталиона и от кавалерийских полков по одному и по два эскадрона, артиллерия же полными ротами. ______________________ Военным министром дано повеление занять войсками границы обеих сих губерний, ибо многие из дворян перебегали и уводили с собою большое число людей и лошадей в герцогство Варшавское, где формировалась польская армия. По сему поручению доносил я непосредственно военному министру графу Аракчееву, и им одобрены мои распоряжения. Для обуздания своевольных дана мне власть захватываемых при переходе через границу, не взирая на лица, отсылать в Киев для препровождения далее в Оренбург и Сибирь. Я решился приказать тех из переходящих через границу, которые будут вооружены и в больших партиях, наказывать оружием, и начальство довольно было моею решительностию. Я употреблял строгие весьма меры, но не было сосланных. По окончании войны против австрийцев армия наша возвратилась из Галиции, и часть оной, расположась в Волынской губернии, понудила отряд мой вывести в Киевскую, Полтавскую и Черниговскую губернии. Квартира моя из Дубно перенесена в Киев. Вместе с Волынского губерниею оставил я жизнь самую приятную. Скажу в коротких словах, что я страстно любил W., девицу прелестную, которая имела ко мне равную привязанность. В первый раз в жизнь приходила мне мысль о женитьбе, но недостаток состояния с обеих сторон был главным препятствием, и я не в тех уже был летах, когда столько удобно верят, что пищу можно заменить нежностями. Впрочем господствующею страстию была служба, и я не мог не знать, что только ею одною могу достигнуть средств несколько приятного существования. И так надобно было превозмочь любовь! Не без труда, но я успел. 1810. Дивизия, к которой я принадлежал, вскоре по возвращении из Галиции отправлена в Молдавию, но я по-прежнему оставлен с резервом. Я писал о перемене назначения моего графу Аракчееву, но в самое то время на место его военным министром назначен генерал Барклай де Толли, которому я мало был известен. Все занятия мои в Киеве ограничивались употреблением порученных мне войск на построение новой крепостцы на Звериной горе. Избавляясь ужасной скуки, объезжал я войска в квартирном их расположении и занимался сформированием двух коннотатарских полков, Евпаторийского и Симферопольского. При росписании всей кавалерии непонятным образом поручены артиллерийскому генералу два полка иррегулярной конницы. Около двух лет прожил я в Киеве, и тяготила меня служба ничтожная и чести не приносящая. С другой стороны, льстило меня благосклонное мнение начальства, и генерал князь Багратион, назначен будучи главнокомандующим Молдавской армиею, просил об определении меня начальником артиллерии в армии, на что не последовало соизволения. Поступивший на место его главнокомандующим генерал граф Каменский7, проезжая Киев, предложил мне служить с собою. За величайшее благодеяние принял я предложение его и ожидал в звании бригадного командира иметь два полка, на которые весьма охотно променивал я отряд из 14 тысяч человек, преобразованных в лопатники. Прибывши в армию, граф Каменский представлял государю о назначении меня дежурным генералом. Свыше ожидания моего было сие назначение, и я с восхищением ожидал повеления отправиться в армию. Главнокомандующий был в особенной доверенности у государя, и все представления его были утверждаемы, но в рассуждении меня он получил отказ, и ему ответствовано, что я надобен в настоящей должности. Также сделано было предложение заменить мною умершего генерал-майора графа Пукато, который с отдельною частью войск действовал вместе с сербами против Видинского паши. На сие сказано, что я молод. Надлежало разуметь в сем случае старшинство в чине, ибо многим в меньших летах не было упрекаемо в молодости. Не могло счастие представить более случаев, льстящих честолюбию, особенно служащему без покровительства; но тем более огорчала меня неудача, что в настоящем чине, не будучи еще употреблен против неприятеля, я желал первые опыты сделать против турок, где ошибки легко поправляемы или, по крайней мере, менее вредны. Мне нужна была опытность и случай оказать некоторые способности, ибо, служа во фронте артиллерийским офицером, я мог быть известен одною смелостию, а одна таковая в чине генерал-майора меня уже не удовлетворяла. Итак, оставаясь по-прежнему в Киеве, должен я был назначение мое почитать продолжительным. 1811. Получивши на короткое время увольнение в отпуск, проехал я в Петербург. Я представлен был государю в кабинете, что предоставляемо было не менее, как дивизионным начальникам. Слух носился о рождающихся неудовольствиях с Наполеоном, с которым редко можно, кончить их иначе, как оружием. Многие к сим причинам относили благосклонный прием, делаемый военным. Не имея сего самолюбия, боялся я в душе моей на случай войны остаться в резерве. Инспектор всей артиллерии барон Меллер-Закомельский хотел употребить старание о переводе меня в гвардейскую артиллерийскую бригаду, но я отказался, боясь парадной службы, на которую не чувствовал я себя годным, и возвратился в Киев. Вскоре за сим военный министр уведомил письмом, что государь желает знать, согласен ли я служить в гвардии командиром артиллерийской бригады? Я отвечал, что, служа в армии и более будучи употребляем, я надеюсь обратить на себя внимание государя, что по состоянию не могу содержать себя в Петербурге, а без заслуг ничего выпрашивать не смею. Высочайший приказ о переводе меня в гвардию был ответом на письмо мое! Не мог я скоро отправиться к новому моему назначению, ибо, переломив себе в двух местах руку, я долго был болен. По донесении о сем государю прислан курьер узнать о моем здоровье, и военному губернатору приказано каждые две недели уведомлять о нем. Удивлен я был сим вниманием и стал сберегать руку, принадлежащую гвардии. До того менее я заботился об армейской голове моей! За два месяца до окончания года приехал я в Петербург и вступил в командование бригадою, не входя в хозяйственную часть оной, желая показать, что я не ищу выгод. Государь принял меня с обыкновенного милостию, и сего довольно, чтобы фигура моя не казалась чужеземного в столице. Великий князь со времени последней кампании постоянно был мне благосклонным. Изломанная рука моя доставляла мне возможность не во всех участвовать ученьях и разводах, которые большую часть времени отнимают у служащих в Петербурге, и я был довольно свободным. Вскоре вновь сформирован Литовский гвардейский полк, поступивший вместе с Измайловским полком в бригаду, в которую государь назначил меня командиром с сохранением артиллерийской бригады. К жалованью моему прибавлено в год по 6000 рублей. 1812. Таким неожиданным образом переменилось вдруг состояние бедного армейского офицера, и я могу служить ободряющим примером для всех, подобных мне. В молодости моей начал я службу под сильным покровительством и вскоре лишился оного. В царствование императора Павла 1-го содержался в крепости и отправлен в ссылку на вечное пребывание. Вое младшие по службе сделались моими начальниками, и я при нынешнем государе вступил в службу без всяких выгод, испытывал множество неприятностей по неблаговолению начальства, всего достигал с большими усилиями, по очереди, и нередко с равными правами на награду неравные имел успехи со многими другими. В доказательство сего скажу пример, теперь со мною случившийся. Отряды резервных войск поручены были артиллерии генерал-майорам князю Яшвилю и Игнатьеву, но по расположению моего отряда на границе на мне одном возлежала стража оной, и с большею властию большая ответственность. Им обоим дан орден Св. Анны первого класса, мне даже не изъявлено благодарности. О сделанной мне обиде объяснился я с военным министром Барклаем де Толли, который с важностию немецкого бургомистра весьма хладнокровно отвечал мне: "Правда, что упустил из виду службу вашу". Я желал бы в сию минуту видеть в нем знатного человека, и отказ, мне сделанный, был бы приправлен вежливостию. Не менее сего досаден мне был отказ в представлении инспектора всей артиллерии, коим просил он определить меня начальником артиллерии в Молдавскую армию под предводительством генерала Кутузова, благосклонно расположенного ко мне. После сего поданною запискою военному министру объяснил я необходимость лечиться кавказскими минеральными водами и просил об определении меня на линию бригадным командиром. Он сказал мне, что по собственному благоволению ко мне государя я хочу заставить дать себе награду и прошу об удалении, зная, что на оное не будет согласия. Итак я успел только, к общему всех удивлению, разгорячить ледовитого немца, который изъяснился с великим жаром. Вскоре за сим я удостоверился, что весьма трудно переменить мое назначение, ибо когда инспектор всей артиллерии (по согласию моему) вошел с докладом о поручении мне осмотра и приведения в оборонительное положение крепости Рижской и мостового укрепления в Динабурге*, государь, не изъявив соизволения, приказал мне сказать, что впредь назначения мои будут зависеть от него, и что я ни в ком не имею нужды. Когда же увидел меня, спросил, сообщено ли мне его приказание, и прибавил: "За что гонять тебя из Петербурга? Однако же я помешал, и без того много будет дела". Не смел я признаться, что желал сим переменить род моей службы, и доволен был, что военный министр не довел до сведения о поданной мною записке. ______________________ * Инспектор всей артиллерии желал доставить мне случай получить награду, которая дана генерал-майорам князю Яшвилю и Игнатьеву. ______________________ В таком положении прошло время до марта месяца, в начале коего выступила гвардия в Литовскую губернию. Его высочество цесаревич повел колонну, составленную из гвардейской кавалерии. Под моей командою в особенной колонне следовала вся гвардейская пехота. Quo fata trahunt retrahunque, sequamur.
Опубликовано: Ермолов А.П. Записки за 1801-1826. М., 1865 и 1868.
В 1864 - 1868 гг. племянником А.П. Ермолова Николаем Петровичем Ермоловым было осуществлено наиболее точное, по оригиналу, исправленному самим А.П. Ермоловым, издание "Записок" за 1801-1826 гг.
Ермолов Алексей Петрович (1777-1861) русский военачальник и государственный деятель, участник многих крупных войн, которые Российская империя вела с 1790-х по 1820-е. Генерал от инфантерии (1818). Генерал от артиллерии (1837). Герой Кавказской войны. | ||
|