Т.И. Филиппов
Приветственное слово Сербскому митрополиту Михаилу, произнесенное в заседании Славянского комитета 26 октября 1869 года

Доблестный предстоятель церкви сербской, Блаженнейший кир Михаил!

Движимый естественным чувством признательности к месту твоего воспитания, ты предпринял из своей благословенной родины не близкий путь в торжествующий Киев, чтобы украсить своим присутствием праздник его знаменитой академии, даровавшей России и вообще православному миру великое множество замечательных высотою просвещения в нравственною крепостью деятелей, к славному сонму которых она имеет утешение сопричислять и тебя.

Удивительно ли, что там, в этих родных тебе местах, свидетелях твоих ранних умственных подвигов, приготовивших тебя к настоящему высокому призванию, ты был встречен как присный и вожделенный гость, и окружен подобающим тебе почетом и вниманием?

Но оттуда ты подвигся далее на север, в глубь Русской земли, чтобы посетить другую древнюю ее столицу, и что же? Там точно так же, хотя прежде ты и "не был знаем лицем церкви московской", ее досточтимая иерархия и весь священный клир, высшие власти города, ученые и другие общественные учреждения, именитые сословия и, наконец, весь православный народ, которому ты явился в день одного из его торжественнейших воспоминаний, встретили тебя тем же единодушием и любовью, соревнуя друг другу в изъявлении своей радости о твоем к ним пришествии.

Откуда же эта радость и эта любовь?

Источник их возвышен и чист. Москва, верный и испытанный страж завещанных русскому народу его прошлого жизнью преданий, в числе их с особенною ревностью хранит священный завет духовного союза Русской земли со всеми славянскими странами, и в особенности с теми, которые доныне пребыли с нами в общении веры, несмотря на все бедствия, в течение с лишком четырех веков насылаемые на них из широко растворенных и высоких врат адовых.

Вот почему, увидав в своих стенах предстоятеля единоверной нам церкви сербской и представителя одного из доблестнейших народов славянской семьи, Москва не могла удержать своего восторга и встретила тебя всенародным выражением своего искреннего сочувствия.

В обители преподобного Сергия, которого нетленным останкам ты пожелал воздать благоговейное поклонение, ты нашел ту же Москву, и там из уст светильника Русской Церкви и науки имел случай выслушать слова признательности сербской земле за услуги, оказанные ею духовному просвещению русского народа в иные, лучшие дни ее исторической жизни.

И мы охотно присоединяемся к этому признательному заявлению и просим тебя засвидетельствовать перед твоим народом истину сложившейся у нас пословицы: русский человек добро помнит.

Наконец, ты достиг до третьей, ныне предержащей, столицы Русского царства, которая носит странное иноязычное имя, способное смутить слух славянина. Что делать? Мы сами, несмотря на ежеминутное обращение в наших устах этого имени, никак не можем освоиться, и думаю, что никогда не освоимся с ним как со знаком того духовного плена, в который русский народ был отведен по особым судьбам своей истории и в котором его верхние слои, а за ними отчасти и средние, отчуждались мало-помалу от начал собственной народной жизни, а вместе с тем и от естественного родства со славянством.

Но "ослеплению Израилю бысть отчасти", и, благодарение Богу, мы видим тебя среди нас в такие дни, когда узы этого плена уже ослабли и готовы ежеминутно порваться. Ты знаешь, что два года назад иноязычное имя этой столицы не помешало ей приветствовать собравшихся сюда славянских гостей с таким поразительным единодушием, которого не превзошла в своих изъявлениях даже самая Москва. Ты, конечно, с участием следил за подробностями этого восторженного приема, о котором провозгласили вслух всей Европе газеты и журналы и еще ближе и точнее могли возвестить тебе возвратившиеся отсюда твои соотечественники. Но какая еще нужда в свидетелях, когда ты сам при первой встрече с членами этого собрания, пришедшими к тебе с приветом, благоволил сказать, что здесь, в северной столице Русского государства, ты чувствуешь себя как бы дома, на юге?

Итак, три столь отличные один от другого города, представители трех различных эпох русской истории, — великокняжеский Киев, царская Москва и императорский Петербург (не вся ли тут нынешняя и историческая Русь?), слились в единой мысли и в едином чувстве, когда им пришлось принимать у себя высокого славянского гостя: не явный ли это знак, что вся Русская земля, из края в край, приступает к служению великой идее славянской взаимности, в которой залог близкого избавления наших братий и нашей собственной крепости и дальнейшего преуспевания на всех путях жизни?

Доблестный святитель! Позволь нам надеяться, что, по возвращении к своей пастве, ты возвестишь ей, как очевидец и верный свидетель, о тех успехах, которые с каждым днем делает в русском обществе славянская идея, и тем утвердишь ее еще крепче в чувствах взаимной преданности и доверия к России. В словах моих нет тени сомнения в этих чувствах сербского народа, нет! они вызваны не сомнением, которое было бы для тебя оскорбительно, но весьма понятною заботливостью о прочности наших взаимных связей, внушаемою особым положением твоей родины и вообще юго-востока Европы.

Для нас не тайна, что по всему его пространству рассеяны усердные служители враждебных нам властей и сил, принимающие на себя притворный образ наших друзей и ищущие отвлечь вас от природного союза с нами, чтобы потом обратить вас в орудие своих хищнических целей. Без устали и без стыда они сеют среди вас разнообразные клеветы на Россию, пугая вас призраком нашего властолюбия. Предостереги же своих родичей от этих опасных внушений и не обленись повторять им, что у нас нет на уме ничего, кроме заботы о счастье и свободе (без которой нет и счастья!) наших единоверцев и единоплеменников, что приписываемая нам алчность к поглощению иных народностей совершенно противна нашей природе; что мы не иначе, как с трудными усилиями, решаемся даже на необходимую оборону своих народных прав от посягательств некоторых из наших собственных инородцев, которые безнаказанно шлют нам вызов за вызовом.

Это ли черты народа жадного и склонного к захватам? Захваты, действительно, грозят вам, только не от нас, а от того же клевещущего на нас Запада, приближающегося к вам с притворными участием, образом евангельского татя, который не приходит разве, да украдет, и убьет, и погубит.

У нас же одна о вас мысль и единое попечение: чтобы, по исполнении времен, когда Господу, в руки Которого власть земли, угодно будет услышать воздыхания окованных и возвратить пленение людей своих, все единоверные и единокровные нам народы устроили судьбу свою на основании их действительных прав, не преступая в предел братень, и представили из себя союз мирных, никому не угрожающих сил, не ищущих возмездия за прошлое, но достаточно крепких для отпора новых посягательств на их покой и свободу.

Заключаю мое слово сердечным желанием, обращенным, собственно, к твоему, блаженнейший архипастырь, лицу. Да продлятся, на счастье Сербии и на пользу славянства, благодатные дни твоей жизни до крайних пределов человеческого долголетия и да будет дано очам твоим узреть спасение твоего народа и исполнение чаяний всего славянства! Да на местах, обесславленных насилием, воссияет еще во днех твоих правда и множество мира, дондеже отымется луна.

ОТВЕТ СЕРБСКОГО МИТРОПОЛИТА НА РЕЧЬ Т.И. ФИЛИППОВА

Благодарю вас от души за вашу очень хорошую беседу. Крепка надежда сербского народа на великодушие Русских. Сербский народ искренно надеется на великого Государя русского и весь русский народ. Я уповаю и твердо верю, что мы дождемся наконец той счастливой минуты, когда можно будет всем нам, православным, свободно воспеть хвалебную песнь Богу в храмах, не менее благоустроенных и благолепных, чем те, которые украшают великую славянскую державу на славу и честь всего славянства.

Впервые опубликовано отдельной брошюрой в 1869 году. Далее было издано в книге Т.И. Филиппова "Современные церковные вопросы". СПб., 1882. С. 1-5.

Тертий Иванович Филиппов (1825-1899) — российский государственный деятель, сенатор (с 1 января 1883 года), действительный тайный советник (с 9 апреля 1889 года), Государственный контролёр России (с 26 июля 1889 до 30 ноября 1899 года). Кроме того — публицист, православный богослов и собиратель русского песенного фольклора.