Т.И. Филиппов
Записка о народных училищах

На главную

Произведения Т.И. Филиппова


"Записка о народных училищах" составлена была в 1862 году, в ту пору, когда против бесспорного дотоле права Церкви руководить первоначальным обучением народа впервые возвысился голос министерства народного просвещения, которое из верного союзника Церкви внезапно обратилось в завистливого и недоброжелательного соперника. Бороться с таким неожиданным нападением в области правительственной выпало на долю бывшему в то время обер-прокурору Святейшего Синода А.П. Ахматову, которому в помощь и представлена была эта записка, изображающая главные и самые крупные черты вопроса об отношениях народной школы к Церкви как в нашем Отечестве, так и на Западе. Исход борьбы известен: вопреки всеобщему и исконному убеждению самого народа, желающего для своих детей только такой школы, которая из Церкви исходит и к Церкви ведет, и в нарушение правительственных преданий, школа была искусственно отторгнута от Церкви и насильственно уклонена на те странные и исполненные опасностей пути, по коим она поныне блуждает.

В настоящую минуту, когда зловещие указания опыта возбудили внимание Правительства к сему роковому вопросу и когда возникают надежды, что православному Русскому народу, вместо подносимого ему столько времени камня, дадут, наконец, чистый и питательный хлеб, всякое слово в ограждение народной школы от "странных и различных научений" получает особую цену и право на распространение между людьми, способными внимать угнетенной предубеждениями истине. Их просвещенному вниманию составитель "Записки о народных училищах" поручает и свои любовью к церкви, народу и истине внушенные размышления.

Назначение первоначальных народных училищ состоит, прежде всего, в нравственном воспитании народа. Из предметов обучения, обыкновенно вносимых в программу первоначального училища, этому главному его назначению может соответствовать только один Закон Божий; все же прочие предметы его программы: чтение, письмо, счисление и даже какие-нибудь начатки наук по природе своей не содержат в себе ни малейшей нравственно действующей силы и могут лишь сделаться орудием нравственного воспитания, если только люди, которым вверена школа, захотят и сумеют употребить их для этой, а не для противной цели.

Более обширный курс учения в народной школе был бы в настоящее время для нас решительно не по силам: безрассудно было бы гнаться за излишним, когда нет достаточных средств устроить как следует необходимое. Такое стремление тем более могло бы показаться странным, что даже у тех народов, которые преимущественно пред другими прославились цветущим состоянием своих народных школ, почитают необходимым избегать разнообразия в их программе. Так, при определении курса народных училищ в Пруссии в 1854 году, правительство этой страны заботилось преимущественно о том, чтобы удержать народное образование в пределах необходимо нужных и простых и не допускать в его программу разнообразных полезных предметов (Vielerlei)*.

______________________

* Поборником разнообразия в прусской палате был депутат Гаркордт, но все его возражения против простоты первоначального обучения были победоносно опрокинуты знаменитым Шталем, автором регулятивов 1854 года. Известный статистик Франции Quetelet в начале 30-х годов нашего века составивший карту Франции и Нидерландов, в которой обозначены местности этих государств, с одной стороны, по степени образованности народа, с другой, по количеству совершаемых уголовных преступлений, показал, что центральные департаменты Франции, в которых совершалось наименее преступлений, были самыми невежественными; что, наоборот, в Эльзасе и департаменте Сены, самых просвещенных во Франции, совершалось ежегодно преступлений всякого рода более, чем в соседних местностях. М. Fayet в 1850 году сообщил Парижской Академии нравственных и политических наук, что в продолжение двух последних десятилетий число преступлений и проступков ежегодно возрастало в большей пропорции в департаментах более образованных, нежели в менее образованных.
В известном сочинении Dupanloup (т. 1, стр. 326) приводятся многие другие, столь же неопровержимые доказательства той мысли, что между образованием ума и усовершенствованием нравственным нет непременного соотношения.

______________________

Впрочем, какая бы программа ни была принята в первоначальных училищах, хотя бы самая обширная и разнообразная, нравственно-воспитательное значение этих заведений через то еще не было бы упрочено: ибо развитие и обогащение ума не состоит в необходимой и непременной связи с просвещением и утончением совести. Не всякое образование ума приводит к преуспеянию нравственному: существуют самые ясные и неопровержимые доказательства того, что с развитием народной образованности, при превратном ее направлении, умножаются порочные наклонности народа и увеличивается число его преступлений. Посему справедливо будет заключить, что если желают сохранить народные школы верными их главному и существеннейшему призванию воспитывать народ в началах истинной нравственности, то средств к достижению этой цели следует искать отнюдь не в расширении их учебной программы. "Чтобы сделать народ нравственным, говорит Vinet, самый верный и краткий путь учить его нравственности".

Между тем для народа не может быть никакого иного источника нравственных понятий, кроме религии; понятие о долге, лежащее в основании всякой нравственной деятельности, в народе может быть прочно связано только с идеею о Боге; следовательно, предлагать ему нравственное учение независимо от вероучения значило бы трудиться совершенно напрасно и строить на песке. И хотя бесспорно, что истинной нравственности без религии нет не только для низших слоев народа, но и для всех его классов богатых, просвещенных и довольных; но эти классы имеют, по крайней мере, некоторую возможность воображать себе противное и в жалком самообольщении довольствоваться ограниченною и низкою мерою нравственных идей, истекающих из постижений естественного разума. Для народа невозможно даже такого рода самообольщение, и потому сообщать народу нравственные начала — значит учить его вере и воспитывать его в ее правилах.

Но религиозное воспитание народа не может быть совершено одним преподаванием в народной школе предметов веры даже и тогда, если бы из общего числа учебных часов для сих предметов была определена часть более приличная их важности, чем та, которую уделяют ему проекты министерства народного просвещения.

Знаменитый автор французского закона о первоначальном обучении (Loi sur L'instruction primaire, 28 juin 1833), разительными и горькими указаниями опыта убежденный в несчастных последствиях народного обучения, свободного от влияния веры, говорит:

"Чтобы обучение народа было на самом деле здравым и полезным обществу, ему необходимо быть глубоко религиозным. Под этим я разумею не только то, что обучение предметам веры должно получить в программе народного училища свою часть и что религиозные упражнения ее воспитанниками должны быть строго соблюдаемы; нет! народ не может быть воспитан религиозно такими ничтожными и механическими средствами. Народное воспитание должно совершаться посреди религиозной атмосферы так, чтобы религиозные впечатления и навыки проникали в него со всех сторон. Религия не есть занятие или упражнение, которому можно назначить свое место и свой час; это — вера, это — закон, который должен постоянно и всюду чувствоваться и который только при этом условии (а се prix) производит на душу и жизнь спасительное действие. Влияние религии в народных школах должно быть преобладающим, если священник не доверяет учителю и удаляется от него, если учитель почитает себя независимым соперником, а не верным помощником священника; тогда нравственное значение школы утрачено, и она (из благодеяния народу) легко может обратиться в опасность (для него)*".

______________________

* Memoires etc. par М. Guizot, t. III., p. 69 (Мемуары г-на Гизо, т. 3, с. 69).

______________________

Этими замечательными словами необыкновенного человека ясно и определительно обозначаются два предмета: 1) какое место в программе и вообще в жизни народной школы принадлежит религии и 2) в какие отношения к народной школе должен быть поставлен священник — законоучитель, если желают, чтобы народная школа была благом, а не опасностью для страны.

Свидетельство Гизо тем особенно важно, что оно приходит из Франции, из той страны, законы которой до последнего времени старались изгонять отовсюду, особенно из области общественного и народного воспитания, влияние религии и духовенства, и от того самого человека, которому принадлежит закон 1833 года, поставлявший этому влиянию немалые препятствия.

Главный и существенный порок этого закона, по признанию самого Гизо, состоял в том, что его начертаниями ослаблено было влияние на народную школу церкви. Учитель школы был поставлен этим законом в совершенно независимое отношение к приходскому священнику (кюре), и хотя священник признан был непременным членом общинного совета, учрежденного для наблюдения над народною школою; но председательство мэра, сопряженное с решительнейшим перевесом его над значением священника, и совместничество других независимых членов общинного совета, делало влияние священника на народную школу совершенно ничтожным, в той же почти мере, как предположено это сделать во вновь изготовленном проекте нашего министерства народного просвещения*.

______________________

* В другом проекте, изготовленном тем же министерством, даже и не упоминается о каком бы то ни было влиянии священника на народную школу.

______________________

"Поставляя священника и учителя народной школы, говорит знаменитый автор книги "О воспитании", в такое странное взаимное равенство, измеряя тем же уровнем авторитет и характер обоих, унижали одного и надмевали неизбежно другого. Кто же удивится, что такой закон произвел во Франции, по энергическому и столь часто повторяемому выражению Тьера, 40.000 anticures, 40.000 священников атеизма и социализма"*.

______________________

* De L'education, par М. Dupanloup, т. 1, p. 315 — 316. Гизо оправдывается, впрочем, тем, что закон его подвергся весьма значительным изменениям, прошед через две палаты.

______________________

Что касается до других стран Западной Европы, то в большей части их определенное словами Гизо отношение к народной школе религии и ее наставника или положительно узаконено, или же соблюдается преобладающею силою мнения большинства.

Так, в Пруссии, по силе ныне действующих законов (регулятивы 1854 г.), в существенном согласных и с прежними постановлениями, лица духовного звания принимают самое близкое участие в управлении народными школами. Каждая суперинтендентура или деканат (в католических округах) составляет народно-учебный округ, управляемый инспектором, так что с званием суперинтендента или католического епископа (в Пруссии) совмещается и должность инспектора народных училищ в округе. В случае отказа суперинтендента или епископа от инспекторской должности ее возлагают на старших после них лиц (непременно) духовного звания.

Ведению суперинтендента подлежат собрания училищных старшин (Schulvorsande), заведывающие сельскими школами. Хотя председательство в этих собраниях и предоставляется попечителю из мирян, но по силе действительного влияния, и там главное лицо есть пастор: так как должность попечителя ограничивается в настоящее время только правом предлагать высшему начальству (и то чрез суперинтендента) кандидатов для занятия учительских мест. В его отсутствие председательствует в собраниях пастор.

Должность местного инспектора и ревизора народных школ поручается также лицам духовного звания. Этим ревизорам принадлежит наблюдение за умственной, нравственной и хозяйственною частью народных училищ; им вменено в непременную обязанность созывать ежемесячно всех учителей на общие совещания, на которых рассматриваются письменно разработанные и предварительно представленные учителями задачи по предметам их занятий. Этим же ревизорам предоставляется свидетельствовать о поведении народных учителей.

Деятельность народного учителя ограничивается одними учебными занятиями. В служебном отношении он непосредственно подчинен местному пастору, который, будучи членом собрания старшин, исключительно заведывает учебною частью школы, как духовный наставник всей общины (Seelensorger) и как преподаватель главного предмета.

Главное назначение народной школы, по прусскому уставу, состоит в сообщении народу истинно религиозного воспитания, в пробуждении ясного сознания христианских обязанностей и в указании способов, посредством которых учение веры может и должно быть применяемо ко вседневной жизни: так, чтобы эти правила и наставления сроднились с образом мыслей учащегося, укрепились в его сердце и перешли бы наконец в самую жизнь. (Наставления учителям сельских и низших городских школ 16 декабря 1794 г.)

Так как главная задача народной школы заключается именно в том, чтобы во вверенном ее попечению юношестве были насаждены и развиты семена христианской жизни, то первое место в учебной программе элементарного курса занимает Закон Божий (регулятив 3 октября 1854 г.). Сравнительно с другими предметами, входящими в программу прусской народной школы, курс Закона Божия особенно обширен.

Достойно внимания, что из всех протестантских государств Германии, Пруссии (вместе с Саксонией) принадлежит никем неоспариваемое первенство в отношении к благоустройству народных училищ: ее школы почитаются наилучшими образцами германских заведений этого рода как в самой Германии, так и у чужих народов*.

______________________

* См., например, знаменитый Rapport de М. Cousin, представленный им министерству народного просвещения из Германии в 1831 году, или не менее замечательное сочинение англичанина: The social conditional and education of people in England and Europe, by loseph Kay.

______________________

В Англии коренное право церкви на воспитание, и в особенности на народную школу, даже до последнего времени признавалось почти повсюду как нечто данное, как факт; на учителя всегда смотрели как на самого близкого, естественного помощника пастору; обыкновенно говорили: пастор есть учитель духовной школы, а учитель школы есть светский пастор. Последние прения о школах, бывшие в парламенте, ясно показали, что большинство еще доселе в пользу сочетания школы с церковью. Как в верхней, так и в нижней палате всего сильнее указывали на необходимость сохранения религиозного характера в деле народного воспитания и всячески старались попечение о том оставить за разными церковными корпорациями. Генлей, член нижней палаты, всякую другую систему воспитания назвал просто помойной системой, из воды и молока, без силы и жизни.

Люди противного направления, желающие лишить народную школу религиозного характера, пользуясь упущениями господствующей церкви в деле народного образования и упорством ее представителей в некоторых неизвинительных предрассудках, успели, было, сильно подействовать на общественное мнение в Англии, но не надолго.

Вообразив, как будто бы оставалось выбрать одно из двух — или светское, или религиозное воспитание, — большинство стало на сторону церкви. Лучше хотели остаться с нею при всех невыгодах ее одностороннего воспитания, чем подать руку ее противникам и таким образом послужить к разведению змеиного семени по всей земле. Воспитание, вполне отданное в руки администрации, думает большинство англичан, будет заключаться только в образовании ума, которое без образования религиозного вместо благословения приносит проклятие.

Вот почему, как скоро являлись какие-либо попытки лишить народные школы религиозного их характера, в самое короткое время собирались невероятно огромные суммы, единственно с той целью, чтобы основать новые школы на началах церкви. События 1848 и 1849 годов в остальной части Европы еще более утвердили их в исключительности сего направления. Там и доселе ссылаются на 1848 год, чтоб доказать, как опасно образование народа, которое не простирается далее пределов этой земли.

Нельзя не видеть, что там, где кончилось влияние религии на народ, порывы его к свободе не знают меры, потому что все движения страстей считаются позволенными. Всякому народу необходимы твердые основы, людям нужен наставник, который учил бы их во имя Христово и научил бы их, по крайней мере, тому, что скорби и лишения — необходимое условие нашей жизни. Потому-то и в бесчисленных английских сочинениях касательно образования и воспитания народа пробным камнем действительности народного воспитания полагается не иное что, как способность народа к самоограничению и готовность его на борьбу со страстями.

То воспитание, говорят англичане, которое не дает народу ни религии, ни нравственной и гражданской свободы, не заслуживает имени воспитания. (Письма о воспитании в Англии доктора Визе, С. 107 и 113.)

В Дании все элементарные школы, исключая копенгагенские, существующие на особом положении, находятся под управлением особых комиссий из прихожан, в которых приходские пасторы бывают непременными и самыми деятельными членами, а в деревенских приходах даже непременными председателями. Пасторы по закону наблюдают за порядком учения в школе, за учителями и учениками, заботятся о снабжении школы всем нужным и ведут отчетность.

Низшим церковнослужителям закон предписывает быть наставниками приходских детей, в особенности в предметах веры; посему должность дайнов или дьячков в Дании стараются соединять с должностью наставников народных школ.

Так как число богословских кандидатов, выдерживающих экзамен на пасторскую должность, бывает, по крайней мере, вдвое более того, чем сколько нужно их для замещения свободных пасторских мест, то, по крайней мере, половина студентов до получения пастырской должности (а это продолжается иногда весьма долго) должна искать других занятий. Посему очень многие из этих будущих пасторов занимают временно учительские места в народных школах.

Пробсты или благочинные суть ближайшие начальники над духовенством и народными школами. Они наблюдают за поведением и исправностью пасторов, дайнов и учителей, принимают и ревизуют отчеты о состоянии школ, производят в них экзамены и т.д.

Епископам и суперинтендентам принадлежит высший надзор за состоянием народного образования.

Можно было бы значительно продолжить ссылки и указания на иностранные законодательства, на мнения замечательных людей, на многоразличные свидетельства опыта, благоприятствующие мысли о необходимости теснейшего союза между народной школой и церковью, но пределы настоящей записки не дозволяют вполне воспользоваться этой возможностью.

Переходя к России, встречаемся со следующими вопросами:

Существовало ли доселе в нашем законодательстве какое-либо систематическое воззрение по вопросу о первоначальном народном обучении?

Замечалась ли в самом народе какая-либо ясно и определительно выраженная склонность к тому или другому способу его обучения или воспитания?

Кем и в какой мере эта склонность, если она выразилась, была досель удовлетворяема?

Ввиду этой склонности в чем состоит задача тех властей, которые призваны устроить судьбу народного обучения или воспитания в России?

То, что для этой цели намереваются в настоящее время предпринять, сообразно ли с природою предмета, с уроками, почерпаемыми из чужого опыта, с желаниями народа, с ожиданиями церкви и государства, наконец, с нашими средствами.

Все наши доселе бывшие постановления, касавшиеся этого предмета, не представляют полной и стройной законодательной системы, объемлющей все стороны вопроса и его существеннейшие отношения. Причина тому заключается, конечно, в том, что размеры, которых до сих пор достигало дело народного образования в России, были весьма необширны, и через то самый вопрос о его устройстве возбуждал слишком мало участия как в обществе, так и в законодателях. При всем том частные законоположения, касавшиеся сего вопроса, склонялись постоянно к той мысли, что в первоначальной народной школе духовенству должно предоставить естественное законное первенство. Такое начало принято было в основание при устройстве в 1836 году сельских школ в ведомстве государственных имуществ, куда наставники определялись (как и доселе определяются) епархиальными начальствами из лиц, им подведомых. Епархиальному же начальству предоставлено было в 1850 году определять в тех школах: порядок преподавания и наблюдения за ним, правила испытаний и отчетности, выбор учебных руководств и книг для чтения.

Что касается до собственного воззрения народа на главную цель образования и школы, то оно издревле и к великому счастью до наших дней выражалось всегда одинаково неизменно, в пользу церковного влияния.

"В народе, — говорит один из замечательных наших писателей, — существует особое воззрение на грамотность. Грамота для него есть дело в некоторой степени священное: она есть дверь, отверзаемая к уразумению Божественного Писания. Книжная мудрость в народном словоупотреблении почти равнозначительна богословию; начетчик означает человека, изучившего много священных книг. Таким образом, понятие о книжном обучении у простолюдина неразрывно связывается с понятием об истолковании слова Божия; в простом учителе чтения он ждет видеть наставника в Законе Божьем. Поэтому он отдает дитя свое в обучение преимущественно лицу, которое признает за священное".

На основании этих совершенно верных соображений автор брошюры, предложив самому себе вопрос: кому должно быть вверено первоначальное обучение народа, имел полное право дать следующий, сколько решительный, столько и справедливый ответ: "Духовенству. Ответ так не сомнителен, что только намеренное желание поколебать в народе христианские начала, или же совершенное незнание народных склонностей, могут отвечать иначе. Народ сам признает духовенство законным своим учителем".

В какой же мере отвечали стремлению народа те, у которых он преимущественно желал учиться? Если до последнего времени учительная деятельность русского духовенства не произвела плодов, которыми могла бы гордиться история нашего просвещения, то причины тому скрываются в множестве различных обстоятельств нашей общественной жизни: в жалком со-51 стоянии нашего просвещения вообще, в стесненном и бедственном положении духовенства, у которого отняты были средства даже к собственному образованию, и наконец, в крепостной зависимости целой половины народа, державшей его во мраке и вредно действовавшей на общий строй русской жизни.

Но лишь только человеколюбие царя изрекло слово народного освобождения и лишь только освобожденный народ с неимоверною, всех изумившею, жаждою, столь противоположной его прежнему равнодушию, устремился к учению: русское духовенство явило не менее изумительную готовность и способность послужить внезапно возникшей и с каждым днем усиливающейся потребности народа. В течение 2 — 3 лет оно усадило учредить по всему необъятному пространству Русской земли такое количество народных школ, которое могло бы показаться невероятным, если бы не было вполне достоверным и несомненно засвидетельствованным. Общее число их в настоящее время простирается до 18 229, что составляет 3/4 числа приходских сельских церквей в России. Есть епархии, и их немало, в которых каждый приход имеет уже свою народную школу, и в этих школах, помещающихся по большей части в домах священно- и церковнослужителей, учатся уже сотни тысяч (более 300 тыс.) детей обоего пола, у тех же священно- и церковнослужителей и у их жен. И все это множество детей народа посещает школы не только без всякой платы своим неимущим наставникам, но нередко приходится встречать в печати известия, что такой-то священник построил для своей приходской школы дом, другой пригласил себе в помощь учителя из окончивших курс семинаристов и платит ему из своих последних достатков 25, 50 и 75 руб. в год; третий выписал на свой счет учебные в другие полезные народу книги и разные учебные принадлежности. В некоторых епархиях уже учреждены, а в иных учреждаются, особые блюстители народных школ, заводимых духовенством, которые обязываются обозревать школы своего участка, доводить до сведения епархиального начальства о их состоянии и нуждах, подавать наставникам советы и т.п. В консисториях учреждаются особые учебные столы, в которых производятся дела, относящиеся исключительно к церковно-народным училищам. Таким образом, русское духовенство, никем не поддержанное, лишенное не только какого-либо деятельного пособия от правительства, но даже всякой нравственной опоры со стороны общества, оскорбляемое дурно направленною литературою, по местам встречающее даже противодействие от лиц, имеющих в крае большую силу (например, поляков-владельцев в западных епархиях), и от представителей местной гражданской власти, имеющих на образование народа свой взгляд, — это русское духовенство, при таких обстоятельствах, явилось в высшей степени верным своей существенной обязанности обучать народ и заслужило полнейшее право на всеобщую и глубокую признательность: благодаря его святой ревности, 3/4 сельских приходов в России уже имеют даровые народные школы.

Явление поразительное, которое объясняется единственно тем и вместе очевидно доказывает то, что нравственная связь духовенства с народом, несмотря на все неблагоприятные для нее влияния всей нашей истории за последние 150 лет, в такой еще мере жива и крепка, что может производить дела, едва вероятные и без нее решительно невозможные. Счастливо государство, которое в помощь своим трудным предприятиям может призвать такую великую и спасительную силу; в союзе с нею оно совершит легко и скоро то, о чем без ее содействия невозможно было бы и подумать. Разве есть какая-нибудь и для кого бы то ни было (для лиц, корпораций, учреждений и т.д.) возможность в течение 2 — 3 лет завести около 20 тыс. училищ? Но, между тем, это, по-видимому, невозможное и невообразимое явление есть совершившееся и никакому сомнению не подлежащее событие; совершитель этого события есть русское духовенство. Можно этому радоваться или этим огорчаться, видеть в этом средство к спасению народа или к утверждению в нем суеверия, — это зависит от личных расположений и взглядов каждого; но никто не может отвергнуть того, что 3/4 всех сельских церквей в России имеют при себе народные училища благодаря усердию и жертвам нашего русского духовенства.

4) Ввиду этого многозначительного явления в чем же должна состоять задача правительства относительно устройства училищ для первоначального народного образования? Ответ его может быть затруднителен. С теми средствами, которыми оно располагает, ему следует прийти на помощь к скромным и бескорыстным деятелям, которые, не дожидаясь ничьего содействия, по свободному побуждению своей любви к народу, приняли на себя заботы о его обучении и устроили уже 3/4 того количества училищ, которое составляет край желаний самого правительства*. Отказать в таком содействии начинаниям духовенства и стараться исхитить из рук его воспитание народа правительство могло бы без греха лишь в том случае, если бы оно:

______________________

* Проект министерства предполагает учредить в каждом сельском приходе по школе.

______________________

а) убедилось, что направление и дух учрежденных духовенством школ не соответствует в каком бы то ни было отношении (религиозном, нравственном, учебном или политическом) его собственным намерениям и воззрениям на цель народного образования. Или:

б) думало, что эти школы, согласуясь с видами правительства, не угодны, однако, самому народу и устроены не по его мысли и склонности, и что, следовательно, поддержка их со стороны правительства была бы тяжким и непростительным насилием народу: так как поистине безрассудно и не нравственно употреблять из народа извлеченные средства на насильственно навязываемое ему образование, от которого он отвращается. Или, наконец:

в) надеялось открыть от себя такое же или даже большее количество школ, какое основано духовенством, и при том такого же или даже лучшего качества, с меньшими издержками и общественными или государственными неудобствами.

Можно с уверенностью сказать, что ни убедиться в первом, ни думать второго, ни надеяться на последнее русское правительство не может.

а) Оставаясь верным выраженному им самим* и совершенно справедливому воззрению на первую и главную цель народной школы, воззрению общему, как выше показано, и всем просвещенным народам Европы, русское правительство не может в этом отношении найти ни одного слова не в пользу тех школ, которые заведены духовенством. Если бы оно завело и свои особые народные школы, все же никому, кроме духовенства, оно не могло бы вверить исполнения главной их задачи, т.е. утверждения воспитанников в религиозно-нравственных понятиях посредством преподавания Закона Божия. Преподавать же из Закона Божия духовенство и в школах министерства стало бы то же самое, в том же, конечно, духе и (если бы министерство не поставило от себя преград) в том же размере, как оно преподает теперь в своих собственных училищах. Общее влияние приходского священника и вообще духовенства на народную школу признанное, как выше показано, законодательством и общественным мнением просвещеннейших стран Европы за необходимое условие того, чтобы школа не обратилась из благодеяния в опасность для народа, конечно, не может быть менее действительно в школах, учрежденных духовенством, чем в тех, которые были бы заведены самим министерством. И так как правительство, знакомое, конечно, с историею, современным состоянием в уставами народных школ в Западной Европе, не могло не признать и со своей стороны необходимость этого влияния и вследствие того постановило (§ 40 проекта) правилом, чтобы общее наблюдение за православным характером народной школы принадлежало законоучителю, то и в этом отношении министерство должно бы, по-видимому, признать учрежденные духовенством школы вполне соответствующими своим собственным воззрениям на цель школ.

______________________

* § 1 Проекта общего плана устройства народных училищ

______________________

В отношении к учебной программе заведенные духовенством школы также сообразны с намерениями министерства; предметы обучения в них те же самые (чтение, письмо, начало арифметики), какие предполагаются проектом и в будущих школах министерства. Нельзя не порадоваться, что в этом отношении ни духовенство, ни министерство не выходят из пределов, указываемых здравым разумением цели первоначальных училищ и тех средств, которые в настоящее время могут быть употреблены для открытия их в числе, достаточном для удовлетворения повсеместно обнаруженной народной потребности. Когда предстоит неимоверно трудная для правительства задача устроить такое огромное количество школ для первоначального обучения народа, то увеличивать затруднения усложнением программы этих школ (как выше показано, и вообще вредным и неуместным) значило бы подвергнуть самое дело народного образования опасности многоразличных неудач и даже вреда.

Франция, находившаяся в 30-х годах нашего века по отношению к этому вопросу в положении весьма сходном с нынешним положением России, то есть, занятая созданием прочной и разумной системы первоначального народного образования и учреждением самых школ, была вовлекаема в эти затруднения и опасности людьми неблагоразумными, не понимавшими существенной цели народных школ и не соображавшими своих положений со средствами государства и народа.

Но мнения истинных друзей просвещения и народа постоянно устремлялись против неумеренности и недальновидности этих ревнителей разнообразия (multiplicite) и указывали на необходимость держаться самых скромных размеров обучения и обращать особенное внимание на нравственное или, что то же, религиозное воспитание народа...

Враги религиозного направления первоначальных народных школ обыкновенно прибегают к разнообразию программы, думая ею заменить даже самое действие религиозно-нравственного воспитания. Доктор Визе в своих превосходных письмах о воспитании в Англии с ужасом говорит о некоторых народных школах Манчестера, Ливерпуля и Эдинбурга, учрежденных противниками National Society, которое, как известно, воспитывает народ на началах господствующей церкви.

"В этих школах, — говорит он, — устроенных исключительно для светского воспитания, о религии и не упоминается: она совершенно оставлена на личный произвол каждого. Чему ж они учат молодых людей в этих школах, чтобы с самых юных лет подготовить их для жизни? Почти невероятно, чему! Между прочим, их учат популярной физиологии, краниологии, анатомии".

"Науки эти, — прибавляет прусский педагог, — конечно, имеют свою цену, но заменяют ли они ту строгую религиозную систему воспитания, которая дала Англии столько высоких людей, столько добродетельных членов общества?"*

______________________

* Там же, с. 115, русский перевод Е.Н. Попова.

______________________

К счастью для нашего народа, министерство народного просвещения не обнаруживает стремления к разнообразию и широте школьной программы и желает ограничиться в этом отношении теми же предметами, которые преподаются в школах, открытых духовенством*: это счастливое обстоятельство показывает, что и учебное устройство школ духовенства сообразно с воззрениями правительства.

______________________

* Странно, что два особые проекта по устройству народных училищ, обнародованных от одного и того же министерства, в этом параграфе, равно как во многих других существенно важных частях своих, противоречат друг другу. По проекту Устава общеобразовательных учебных заведений министерства (§ 15), курс учения в народных училищах начинается с наглядного учения, затем преподается Закон Божий, русский язык, чтение и письмо, арифметика и пение; а по проекту общего плана устройства народных училищ (§ 58) ни наглядного обучения, ни пения, ни даже письма не полагается. Но тот и другой проект согласно избегают вредного разнообразия программ.

______________________

Разность между воззрениями министерства и духовенства может возникнуть при вопросе о методе первоначального обучения и способе приготовления народных учителей; ниже предложены будут замечания о том, чего можно ожидать в этом отношении от министерства и от духовного ведомства, и может ли этой разностью быть оправдано стремление министерства, оставив без внимания 20 тыс. существующих народных школ, вновь заводить свои.

В отношении политическом школы, учрежденные духовенством, не только совершенно безопасны, но, можно сказать, спасительны как для самого народа, так и для государства и для всего общества. Православная церковь и ее служители хотя и учат не бояться могущих только тело убити, но в то же время приписывают беспрекословное повиновение властям, как от Бога поставленным. Ни неверию, ни мятежному сопротивлению от Бога поставленной власти никогда не научит своих воспитанников служитель церкви.

Конечно, никто не имеет права сомневаться в том, что министерство желает и своим школам внушить такое же христианское направление и такую же верность политическим обязанностям; но, с другой стороны, всякий обязан крепко подумать о том, успеет ли оно в своих желаниях при том образе действий, который намерено избрать. Нельзя предположить, чтобы министерство имело надежду или намерение в своих школах преподавать народу какие-либо политические понятия, которые простирались бы за пределы политической морали катехизиса: это дело невозможное, опасное и, что всего лучше, вовсе ненужное. Итак, и в этом отношении народные школы, основанные духовенством, должны не только удовлетворять требованиям министерства, но представляться ему тем желаемым образцом, к которому его школы могут и должны приближаться*.

______________________

* Правда, § 13 проекта устава и т.д. предполагает нечто особенное касательно внушения 10 — 15-летним детям понятия о их правах; но нельзя думать, чтобы в этом параграфе был выражен общий взгляд правительства, а не частное воззрение министерства

______________________

б) Что народные школы, основанные духовенством, ответствуют требованиям и желаниям самого народа, тому нет лучшего и более сильного доказательства, как самое их существование и число, и количество обучающихся в них детей. Никто не мог и не хотел привлекать в эти школы детей приманкой или принуждением: 20 тыс. первоначальных школ с 300 тыс. учеников есть плод свободного расположения духовенства просвещать народ и столь же свободного желания народа учиться у своих духовных пастырей. И в этом смысле совершенно справедливы слова вышеупомянутой брошюры. "Истинно понятая свобода образования в России требует мер, которые бы, согласно с собственными склонностями народа, помогали ему глубже и сознательнее утверждаться в церковном учении. Следовательно, свобода-то образования и требует, чтоб обучение народа вверено было духовенству*.

______________________

* Там же, стр. 7.

______________________

Справедливость этой посылки и выведенного из нее заключения не в силах опровергнуть никто, если бы кому-нибудь и понадобилось это для своих целей: ибо посылка есть бесспорный и живой факт, а заключение выведено совершенно согласно с законами общей логики, равно для всех обязательной. Желание подчинить свободу просветительной деятельности духовенства и свободу народного расположения стеснительным условиям правительственной регламентации с целью взять в свои руки чужое дело, конечно, может действовать искусительно и склонять к презрению законов силлогизма; но чтобы своему властолюбию принести в жертву не только логику, но и высшее духовное благо народа, или своим личным всегда ограниченным соображением подчинить его свободное и всеобщее настроение, которого причины скрываются в бесконечно разнообразных и, к счастью, неизгладимых влияниях всей исторической его жизни, — для этого надобно или без меры презирать народ, или слишком уже недалеко видеть, или, наконец, иметь необыкновенно твердую совесть, способную без трепета принимать на себя самую тяжкую ответственность.

в) О том, есть ли для министерства возможность завести в 2 — 3 года 20 тыс. школ, было бы странно и рассуждать. Наконец, что дешевле: заводить школы вновь, следовательно, строить или покупать для них помещения, учреждать для образования народных учителей особого рода заведения, платить этим специально для народных школ приготовленным учителям жалованье, потом платить также жалованье — и большое — директорам народных училищ и их помощникам и т.д. или же учрежденным уже училищам, по мере добровольно оказываемых ими услуг народному образованно, приходить на помощь с денежными пособиями, не создавая при этом нового непроизводительного разряда людей, не платя директорам и их помощникам и не учреждая нормальных школ? Ответ ясен.

Ясно и то, что в общественном и политическом отношении несравненно удобнее и безопаснее оставить народу тех учителей, которых он сам выбрал и которых церковь благословила учить его на основании своих божественных истин, нежели создать особый класс народных учителей направления неизвестного (это еще самый успокоительный эпитет), обеспеченного, несмотря на значительные издержки на него казны, весьма неудовлетворительно, от народа оторванного и никакого иного пути перед собою не имеющего, следовательно, непременно недовольного.

Таким образом, для правительства решительно нет ни политических, ни нравственных, ни экономических, ни педагогических, одним словом, никаких причин при устроении системы народного обучения оставить без поощрения и содержания школы, основанные духовенством, и совместно с ними, как будто в перебой, заводить какие-либо особые училища, уничижая чрез то достохвальные подвиги духовенства и показывая явное презрение к его жертвам на общую пользу народа и самого правительства. Однако несмотря на то, министерство не только имеет это намерение, но сделало уже важные шаги к его осуществлению: на основании Высочайшего Повеления 18 января 1862 года, им исходатайствованного, оно заводит уже свои училища рядом с училищами, учрежденными духовенством, полагая, без сомнения, что для подобного соперничества или, вернее сказать, противодействия духовенству оно имеет достаточные и достойные уважения основания. Важность дела побуждает внимательно рассмотреть эти основания, если они есть, и вникнуть в существо и достоинство намерений министерства.

5) Исходатайствованное им Высочайшее Повеление 18 января сего года изложено (без сомнения, г.Управляющим министерством) в таком виде: Высочайше повелевается:

а) "Учрежденные ныне и впредь учреждаемые (вероятно: те, которые будут впредь учреждаемы?) духовенством народные училища оставить в заведовании духовенства, с тем чтобы министерство оказывало содействие преуспеянию оных по мере возможности".

б) "Оставить на обязанности министерства народного просвещения учреждать во всей Империи, по сношении с подлежащими ведомствами, народные училища, причем министерству следует пользоваться содействием духовенства во всех случаях, когда министерство признает сие нужным и когда духовенство найдет возможным оказать ему содействие".

Если министерству вменяется в обязанность обращаться к содействию духовенства только в тех случаях, когда оно само (т.е. министерство) признает это нужным, иначе, когда оно захочет или когда ему заблагорассудится, то для него открывается полная и законная возможность даже вовсе не обращаться к духовенству за содействием, если оно того не захочет, или же, если министерство не решится явно оскорбить нравственного приличия и общественного чувства, предоставить духовенству такую малую долю влияния на свои школы, которая будет вовсе ни для кого не заметна и не ощутительна.

Что намерения министерства клонятся именно к тому, это с очевидностью выражено в изъяснении Высочайшего Повеления 18 января, предложенном в отношении г. Управляющего министерством к Киевскому митрополиту (от 3 июля сего года за № 5062),

"Министерство народного просвещения, — сказано там, — с своей стороны обязано, во-первых, не нарушать общих правил, связующих духовное ведомство, а во-вторых, предоставлять законоучителям такое вознаграждение, которое привязывало бы их к преподаванию и обеспечивало образование юношей в духе религиозной чистоты. Далее сего обязанности министерства народного просвещения не идут: следовательно, соглашение с духовным ведомством обязательно преимущественно в отношении приискания законоучителей".

В этом премрачном изъяснении Высочайшего Повеления не все понятно: без нового разъяснения невозможно уразуметь, к чему именно обязало себя министерство, обещая не нарушать общих правил, связующих духовное ведомство, и что это за общие правила и в каком смысле они связуют духовное ведомство. Но в дальнейших словах отношения, несмотря на примечаемую и в них неточность, понятно выражена мысль, что министерство не признает за духовным ведомством никакого другого права на учреждаемые министерством школы, кроме права (вернее будет сказать, обязанности) назначать в них, впрочем, не по своему избранию, а по соглашению с министерством, законоучителей.

Приметить можно, что и это необширное право исполнять свою непременную обязанность министерство оставляет за духовным ведомством только потому, что не видит возможности отнять его.

"Что касается, — сказано в том же отношении г. Управляющего министерством, — до условий определения в будущие училища законоучителей, то само собой разумеется, что без законоучителей училища обойтись не могут, равно и то, что законоучители не могут быть взяты иначе, как из духовного ведомства".

Действительно, было бы не совсем удобно оставить народные школы без законоучителей или пригласить в них для преподавания Закона Божия студентов или кандидатов университета; и нельзя не воздать г. Управляющему министерством должной чести за то, что он это понял.

Но в то же время нельзя не сказать и того, что, соглашаясь принимать от духовного ведомства законоучителей для своих народных школ, министерство только покорялось необходимости и хотело соблюсти приличия: ибо, по его намерению, и в первоначальных училищах влиянию законоучителей оставляется такая же малая мера, какая предоставлена ему в средних и высших училищах министерства; а это значит, что этого влияния вовсе никто не будет ни замечать, ни испытывать. Из слов г. Управляющего министерством очевидно, что и та весьма ограниченная доля влияния на народную школу, которая определялась § 40* Проекта общего плана устройства народных училищ, законоучителю предоставлена не будет и что все отношения его к народным школам министерства будут ограничиваться преподаванием уроков трех в неделю. Здесь прилично припомнить вышеприведенные слова Гизо:

______________________

* В § 40 "Независимо от обязанностей по обучению Закону Божию законоучитель имеет постоянное наблюдение, чтобы и вообще преподавание в училищах всех прочих предметов совершалось в духе православной веры и христианского благочестия".

______________________

"Необходимо, чтобы народное образование было глубоко религиозное. И я разумею под этим не только то, что преподавание предметов веры должно иметь там свое место; нет! народу нельзя сообщить религиозного воспитания такими ничтожными и механическими средствами".

"Необходимо, чтобы народное воспитание сообщалось и воспринималось среди религиозной атмосферы, чтобы религиозные впечатления и навыки проникали в него со всех сторон. Религия не есть занятие и упражнение, которому назначается свое место и свой час; это — закон, который должен быть ощущаем постоянно и повсюду и который этим только путем производит на душу и жизнь спасительное влияние".

Уже и средние, и высшие училища министерства подвергаются горьким и, к сожалению, совершенно справедливым обвинениям в том, что влияние религии на их жизнь вовсе не существует и что должностное, мертвенное отношение к ним законоучителей, состоящее в одном преподавании предмета, не может вовсе препятствовать разрушительному и всюду проникающему действию духа неверия и нестроения. Г. Пирогов в одном из своих педагогических рассуждений с откровенностью, его отличающею, решительно объявил (что всем, впрочем, очень хорошо известно), что богословская кафедра в университетах при настоящем положении дел не приносит никакой пользы, вследствие чего и предлагает уничтожить обязательное преподавание богословия в университетах. Оставляя в стороне странность заключения, нельзя не признать истины того явления, из которого оно выведено. Сословия, ближайшие к народу, начинают уже подумывать об учреждении своих особых гимназий, которые намереваются подчинить руководству духовных лиц, дабы чрез то водворить в них то религиозное настроение, которое совершенно утрачено в гимназиях министерства, находящихся со служителями и учителями веры в самых далеких и чисто официальных отношениях.

Важные для общества и весьма поучительные для министерства признаки! Изумительно, что они не производят на министерство ни малейшего действия: ибо, оставляя их без всякого внимания, оно и для народных школ, которых главное и существенное назначение состоит именно в религиозно-нравственном воспитании народа, не хочет от учителей веры принять ничего, кроме должностных уроков, освобождая учителя народной школы от всякого влияния священника.

Для того, кто желает видеть, легко предусмотреть, каковы будут плоды таких школ.

"Если священник, — говорит Гизо, — не доверяет учителю и удаляется от него; если учитель считает себя независимым соперником священника, а не верным ему помощником, тогда нравственное значение школы утрачено, и она (из благодеяния народу) легко может обратиться в опасность (для него)".

То же самое, только еще яснее и убедительнее говорят законодательства, общественное мнение и опыты просвещеннейших стран Европы, на которые указано было выше.

Можно ли предположить, чтобы министерству были незнакомы такие простые и, кажется, бесспорные соображения? Как ни обидно для его правительственной чести такое предположение, но предстоит необходимость на него решиться: ибо другое предположение (третьего же не может и быть по закону дилеммы), будто министерство заведомо презирает столь ясные и всеобщим опытом всех просвещенных народов подтверждаемые указания и, вопреки им, хочет послужить, как выражаются в Англии, разведению по земле змеиного семени, будет для него еще оскорбительнее, как обвинение в злых намерениях, на которое можно решиться только тогда, когда действий министерства нельзя будет объяснить неопытностью.

Министерство народного просвещения, по-видимому, не имеет намерения посягать на существование народных школ, учрежденных духовенством, и желает делить с ним труды народного обучения.

"Совместничество (?) в этом деле духовенства и министерства, — сказано в том же отношении г. Управляющего, — составляет одно из условий успеха в деле народного образования; остается только дойти до разумного и справедливого уравновешения взаимного (совокупного?) действия означенных ведомств в деле, общем для них во многих отношениях".

В чем же, по мнению г. Управляющего министерством, будет состоять справедливое уравновешивание действий обоих ведомств?

Во-первых, в том, что духовное ведомство и министерство совершенно независимы друг от друга в деле открытия и развития (?) народных училищ;

Во-вторых, в том, что прежде устроенные (духовенством) училища могут свободно оставаться и содержаться* на прежних основаниях, на которых они учреждены.

______________________

* В Высочайшем Повелении 18 января ничего, впрочем, не сказано о способах содержания народных школ обоих ведомств

______________________

Это значит, что правительство, по истолкованию г. Управляющего министерством, не запрещает духовенству и на будущее время учить народ без всякого вознаграждения, жертвовать на пользу народа свое время, свой труд, свои дома и деньги (одним словом, гонения на духовные школы воздвигать не намерено); но само не обещает ему ни малейшего денежного пособия.

"Засим, — говорит г. Управляющий министерством, — и не должно быть речи о распределении между прежними приходскими училищами тех денежных средств, которые предоставлены министерству на новые учебные заведения".

Это значит, что весь новый налог по 27 1/2 коп. с души (более 1/4 всех подушных), который предполагают вновь взимать с народа на учреждение первоначальных училищ и который составит миллионы рублей, сполна будет предоставлен в распоряжение министерства.

Неужели подобное уравновешивание двух ведомств в самом деле представляется г. Управляющему министерством справедливым? Если бы дело не было так серьезно, то в этом эпитете можно было бы предполагать посильную шутку. Если же рассуждать о деле без всяких шуток, то нельзя не понять, что такое распределение средств, которые правительство намерено назначить на содержание первоначальных школ, приведет неизбежно, хотя и мало-помалу к тому, чего на словах как будто не хочет министерство; а именно к тому, что училища, открытые духовенством, станут одно за другим закрываться и народ лишится средств получать образование, какого он сам ищет и в школах министерства конечно не найдет.

Постоянные жертвы вообще не в природе человеческой, невозможно поэтому рассчитывать на то, чтобы русское духовенство, само нищее и требующее помощи, могло постоянно жертвовать народу своим трудом, временем и имуществом. С него слишком довольно той заслуги и чести, что оно в самую нужную минуту народной жизни явило такую удивительную ревность к общему благу и в такой мере облегчило правительству исполнение одной из самых трудных в самых важных его задач. И не будет ли оно в совершеннейшем праве покинуть начатый им подвиг, если увидит, что все средства, извлекаемые из безвозмездно просвещаемого им народа, перед его глазами раздаются тем, которые нимало для народа не трудились и которые будут народу чужды по духу и, следовательно, будут стараться внести в народ собственный дух?

В высшей степени достойно замечания то, как министерство приступило к учреждению народных школ.

"Действуя в точных пределах своих обязанностей, — сказано в том же отношении г. Управляющего, — министерство должно стараться открывать новые народные училища везде, где представляется к тому надобность и возможность, и в особенности везде, где местное население явно нуждается в больших средствах образования и сами просят о большем развитии между ними учебного дела".

По смыслу сих слов возможно было бы ожидать, что министерство прежде всего обратит свою просветительную деятельность на те местности, в которых духовенство не могло или не потрудилось завести достаточного количества школ: тогда действительно можно было бы сколько-нибудь увериться в искренности желаний министерства совокупно с духовенством, хотя и не без соперничества с ним, воспитывать народ. Но что делает министерство?

Оно прежде всего заводит свои училища в пределах той епархии, в которой гораздо более приходских церковных школ, чем самых приходов, где учреждены особые блюстители (из духовных лиц) этих школ, в консистории которой учрежден особый стол, заведывающий исключительно делами этих школ, просвещенный начальник которой неусыпно заботится о успехах этих школ и тем снискал уже себе высочайшую признательность, глубокое уважение всей образованной России и даже лестный отзыв самого г. Управляющего министерством.

"Я знаю, — пишет он к преосвященному митрополиту Киевскому, — как усердно трудится духовенство Киевской епархии, под высоким христианским руководством Вашего Высокопреосвященства на пользу религиозного образования вверенных ему чад и как ревностно оно подвизается для воспитания их в духе благочестия и преданности св. церкви".

Нельзя не поблагодарить г. Управляющего министерством за такое искреннее и полное признание более чем успешной деятельности духовенства Киевской епархии; только мудрено при этом понять, с какою же целью министерство стало заводить свои школы прежде всего в пределах этой же епархии? Ведь оно само признает своею обязанностью открывать школы прежде всего там, где в них ощущается особенная нужда. Отчего же оно не устремило своей энергии и средств на те епархии, где школ еще мало и где они дурны, а выбрало епархию, наиболее богатую и славную своими школами?* Такое противоречие между словами и делом может быть объяснено только таким образом:

______________________

* Если потому, что Киевская епархия принадлежит к западным, то отчего не начать с Полоцкой и Могилевской? Впрочем, для школ западных епархий еще нужнее, чем для других, влияние православного духовенства.

______________________

Как ни хороши народные школы, основанные духовенством Киевской епархии, все же они не могли достигнуть такой степени совершенства, чтобы, владея большими денежными и педагогическими средствами, нельзя было учредить школ лучших, то есть, удобнее помещенных, щедрее снабженных книгами и учебными принадлежностями, и т.п. Министерство, получив от правительства для учреждения народных школ денежные средства, которыми не думает делиться с духовным ведомством, хочет завести пока немного школ и без сомнения устроить их на славу.

"Так как министерство, — пишет г. Управляющий, — имеет пока еще только ограниченные средства и так как размельчение денежных пособий между значительным числом школ привело бы к результатам ничтожным, отнимая всякую цену у самых пособий, то я признал более полезным начать с опыта учреждения на известную сумму такого числа вполне снабженных (?) и благоустроенных училищ, какого можно достигнуть на счет означенной суммы".

Немудрено после этого, что эти пробные школы министерства окажутся во многих отношениях (кроме, впрочем, самого важного и существенного) лучше школ киевского духовенства. Затем, стоит послать какого-нибудь ревизора, который для большего доверия к искренности его донесений не будет иметь от министерства официального поручения, а пойдет будто бы от себя, как путешествующий друг народа; осмотрев школы обоих ведомств, он, если будет умен, отдаст должное школам духовенства, но тут же прибавит, что несмотря на их неоспоримые достоинства, они все-таки не могут выдержать сравнения со школами министерства.

Этот отзыв можно будет напечатать и, кому нужно, показать; в нем не будет по-видимому и лжи. Но вывод, который из этого отзыва может сделать общество и правительство, окажется совершенно ложным и положительно вредным: ибо на основании этого одностороннего сравнения могут признать духовное ведомство неспособным соперничать с министерством в учреждении народных школ, и вследствие того все средства, какие правительство найдет возможным изыскать для этого дела, вручить исключительно мнимо способнейшему ведомству. Нельзя не отдать справедливости ловкости приемов министерства, и ей можно было бы радоваться, если бы она была употреблена для лучшей цели. Но на духовном ведомстве лежит прямая обязанность предупредить опасность такого ложного и вредного заключения и своевременно объяснить обществу и правительству, что школы, учрежденные духовенством, рассеяны по всему пространству России, тогда как министерство открывает несколько образцовых школ в одном ее уголке; что духовенство для своих 20 тыс. школ не получило ниоткуда ни копейки, напротив, жертвовало им своею собственностью, тогда как министерство для своего десятка школ получило от правительства достаточные средства, которых не хотело "размельчать", ибо в таком случае, по собственному его признанию, результаты его деятельности оказались бы ничтожными. Это признание очень важно и его должно иметь в виду. Это есть признание, конечно, нечаянное, вырвавшееся невольно, но весьма решительное, в победе духовного ведомства над министерством, которое прямо говорит, что с малыми пособиями оно может прийти только к ничтожным результатам, тогда как духовенство, действуя без всяких посторонних пособий, достигло уже результатов, которых не назовет ничтожными самый бессовестный клеветник.

Выражая стремление овладеть всеми денежными средствами, какие государство может отделить на устроение народных училищ, что в состоянии министерство обещать для этого дела такого, что было бы невозможно без его содействия?

Оно думает, конечно, что может обещать для народных школ таких учителей, каких неоткуда взять никакому другому, в том числе и духовному ведомству. Но имеет ли оно их в готовности? Пока нет. Оно только надеется создать их в известный срок, если государство даст ему средства устроить рассадники этих учителей, так называемые учительские семинарии или нормальные школы. В эти нормальные школы по проекту общего плана устройства народных училищ предполагается разными выгодами и льготами привлекать людей способных из всяких званий, которым, при поступлении в должность народного учителя, обещают:

а) 250 р. в городах и 150 р. в селах, с квартирою и отоплением.

При назначении такого содержания имели в виду "вещественное положение народных учителей обеспечить настолько, чтобы они не испытывали крайних недостатков и не были вынуждены лишать себя предметов первой необходимости!"

б) Прибавки жалованья через 10 и 20 лет и образование эмеритуры.

в) Права общественной службы, свобода от повинностей и телесных наказаний.

Означенные льготы предполагается дать с такою похвальною предосторожностью, чтобы при этом не извлекать народных учителей из их среды (в этом намерении не предоставляют им прав государственной службы, между прочим, права на чин) и чтобы еще более не расплодить и без того уже весьма тягостного, непроизводительного класса чиновничества.

Из этого видно, что надеются получать учителей народных школ преимущественно из тех же сословий, к коим принадлежат и ученики, сообразно с мыслью, выраженною г. Пироговым.

Но предполагаемый учитель по вступлении в свою должность уже перестает участвовать в вещественной производительности своего сословия и получает свободу от всех его повинностей, следовательно, из учителей, и без награждения их чинами, создается законом новый разряд людей, непроизводительных и разобщенных со своим сословием более, нежели чином, своим образованием и особенным во всяком случае положением. Опыты чужих народов должны и в этом отношении научить нас осторожности.

"Германия имеет учреждение сельских учителей и вкушает плоды его: в ежегодном количестве преступлений на долю сельских учителей выпадает особенно значительный процент"*.

______________________

* О первонач. нар. обуч., стр. 4.

______________________

Воспитанники французских нормальных школ подвергаются обвинениям еще важнейшим. Вот верная и живая характеристика их, сделанная замечательным ученым и политическим деятелем Франции.

"Мне говорят, — пишет Тьер, — что между народными учителями (maitres d'ecole) есть хорошие: это возможное дело, но они не что иное, как чудо; ибо вы употребили все ваше умение, чтобы сделать их отвратительными".

"Когда вы берете в деревне маленького крестьянина, когда вы увозите его в 15 или 16 лет в большой город, когда вы даете ему черное платье, когда вы помещаете его в превосходной нормальной школе и когда там в течение двух лет вы даете ему более ума, чем сколько он может понести, когда вы учите его физике, геометрии, алгебре, тригонометрии, истории и прочему и после этого когда вы отсылаете его в 18 лет в глубь деревни, с 200 франков в год, чтобы там умереть со скуки с грубыми маленькими детьми, которые не умеют ни читать, ни писать и часто не хотят учиться ни тому, ни другому, вы по необходимости делаете из него недовольного, врага".

"Как вы хотите, — продолжает Тьер, — но, чтобы быть народным учителем, потребны смирение, самоотвержение, на которые мирянин редко бывает способен; тут нужен священник, духовный: мирской дух, мирская преданность делу тут недостаточна".

"Я часто жил в деревне и посещал соседние селения; по моему обычаю, я старался осведомляться о всех предметах, которые могли меня занимать. Я старался видеться и побеседовать поочередно со священником, мэром, учителем, фермерами, работниками. И что же? Я встречал священника: его положение почти такое же, как и народного учителя, немного побогаче; положение, нужно сказать, по малой мере весьма скромное и заброшенное. И однако, несмотря на все это, я не находил его недовольным; напротив, он являлся мирным, покорным своей судьбе; он принимал меня без грусти и разговаривал со мной весело. Что касается до учителя, я находил его всегда недовольным: его лицо, его слова — все было грустно и исполнено раздражения. И причина всему этому та, что священник покоряется, мирянин — нет. Священник покоряется: у него есть свои обязанности, своя обедня, книги и несколько друзей; у учителя нет ничего".

Весьма замечательны эти слова в устах человека, который никак уже не может быть заподозрен в пристрастии к духовенству или церкви; но еще замечательнее признание самого создателя французского закона о народном обучении 1833 (loi sur L'instruction primaire), самого Гизо.

"1848-й год, — говорит он, — подверг этот закон, как и все наши законы, наши школы, как и всю Францию, страшному испытанию. Как только буря немного утихла, возникла сильная реакция против первоначального обучения, как и вообще против свободы, движения и прогресса. Элементарных наставников обвиняли в том, что они были, иные прямыми участниками и виновниками, иные орудием революции. Зло было несомненно, хотя и не столь общее, как тогда говорили и думали. Однажды я спросил у одного уважаемого и совестливого епископа, который очень хорошо знал историю школ в одном из наших больших департаментов: сколько, по его мнению, наставников в том краю были преданы революционному духу. "Много, что из пяти один", — отвечал он мне. Это было много, слишком много, и симптом болезни весьма заслуживал лечения".

Неужели "толикий облежащий нас облак свидетелей", даже таких, которым, как, например, Гизо, было бы гораздо выгоднее и для самолюбия приятнее утверждать противное тому, что он говорил, не окажется в глазах нашего правительства достойным внимания? Неужели весьма свободного в деле веры Тьера и протестанта Гизо можно провозгласить клерикалами и под этим предлогом признать их свидетельство пристрастным? И неужели не постыдятся не понять, что есть самое простое, легкое и навязывающееся на наше внимание средство избежать всех затруднений и общественных опасностей, сопряженных с учреждением нормальных школ? Это средство состоит в том, чтобы их просто не заводить и оставить дело народных училищ естественному течению, предоставив в них духовенству то законное и естественное первенство, которое предоставляется ему законодательством просвещеннейших народов Европы, которое соответствует главному назначению народной школы и которое, наконец, принадлежит уже ему даже на основании права primi occupantis. Неужели, покорствуя каким-либо вредным предубеждениям, закроют глаза на те выгоды, которые обещает такое решение правительству, обществу и народу? А именно:

а) священника нет нужды привлекать к жизни в селе или в малом уездном городе: он и без того живет в своем приходе, никогда не помышляя его оставить. Выше определенное годовое жалованье и некоторые другие выгоды, обещаемые за труды обучения в народных школах, столь недостаточные для вновь созидаемого сословия учителей, явились бы для священников истинным благодеянием, которое в большей части приходов удвоило бы их содержание и чрез то исполнило бы их глубочайшей признательности к правительству;

б) при учителе-священнике излишни все рассуждения о правах и внешнем положении учителя: значение священника в приходе и отношения его к прихожанам ясны. Отношения эти имеют выгоду естественной между духовным отцом и детьми близости и нравственной власти;

в) при учителе-священнике никто не отвлекается от производительных занятий, никто не выходит из своего состояния, никто не обременяет общество уплатою податей и свободою от повинностей и общественной службы.

Почти все сказанное о священнике прилагается и к диакону.

В отношении же к воспитанникам семинарии должно заметить следующее:

по окончании курса весьма многие, даже отличные, воспитанники семинарии остаются целые годы без мест, приискивают себе занятия случайные, не соответствующие ни полученному ими воспитанию, ни будущему их предназначению, и при этом подвергаются искушениям праздности и ничем не стесняемой свободы. С получением доступа в сельские школы они освобождаются от опасности всех этих искушений, и нравственная чистота их, столь нужная и для народа, который они готовятся пасти, приобретает надежный приют. Между тем, звание учителя было бы наилучшим средством для сближения с народом будущих его пастырей и для приготовления их к священническому служению*. Духовное же начальство, принимая на себя ответственность за добрую нравственность определяемых в школы воспитанников семинарий, может поставить правилом оценивать способность их к священническому служению, сообразуясь с усердием их к просвещению народа.

______________________

* Такой порядок дел существует, как показано выше, в Дании.

______________________

Достойно внимания, что светских учителей, которых предполагается создать, теперь еще нет; следовательно, предоставив духовенству первоначальное обучение детей низших сословий, правительство не коснется ничьих выгод и прав. Если же закон создаст этот новый разряд людей и привлечет их к определенным занятиям, тогда из тех народных учителей, которые оказались бы не соответствующими ожиданиям начальства и лишились бы своих специальных занятий, образуется непристроенный и по праву недовольный класс людей с таким же направлением, какое означено в выше приведенных словах Тьера и Гизо. От одинаковых причин весьма естественно ожидать одинаковых последствий. Может быть, есть надобность предупредить еще одно возражение: могут утверждать, что воспитанникам духовных семинарий не сообщают такого педагогического приготовления, какое получали бы воспитанники нормальных школ. Но:

а) в курсе духовных семинарий, кроме специальных богословских предметов, заключается полный гимназический курс. Там преподаются: русский и славянский языки и русская словесность, история, география, математика, физика, философские науки, древние и новые языки и т.д.

Сомнительно, чтобы курс нормальных школ когда-либо мог быть обширнее этого общеобразовательного (не считая уже специального) курса духовных семинарий; даже и равного размера курс нормальных школ был бы напрасною и вредною роскошью*; следовательно, в отношении к общему образованию ученики духовных семинарий будут несравненно выше воспитанников нормальных школ;

______________________

* По нынешнему проекту министерства, нормальные школы должны быть учреждаемы с возможно ограниченным по объему курсом, главная задача которого должна состоять в воспитании методически подготовленных учителей грамотности.

______________________

б) по новому уставу духовно-учебных заведений, изготовленному бывшим при Святейшем Синоде комитетом, в программу духовных семинарий предположено ввести педагогику, причем особенное внимание обращено на преподавателей тех ее частей (дидактики и методологии), которые научают лучшим и простейшим способам учения; следовательно, и в отношении к теоретическому педагогическому образованию воспитанники духовных семинарий нисколько не окажутся ниже питомцев нормальных школ и будут обучаться теории воспитания, прежде чем открыта будет какая-либо нормальная школа;

в) правда, ученики предполагаемых нормальных школ будут иметь неизвестные семинариям практические упражнения в преподавании; но и этот недостаток духовно-учебных заведений ничего не стоит восполнить. Будто трудно учредить при каждой семинарии образцовую народную школу, в которой воспитанники в назначенную для каждого очередь занимались бы обучением детей под надзором профессора педагогики и, таким образом, готовились бы заблаговременно к прохождению предстоящего им учительского поприща? Устроить такие школы при семинариях будет весьма полезно, даже необходимо, и они обойдутся правительству без сравнения дешевле и удобнее, чем особые нормальные школы, в которых при этом уже не окажется ни малейшей нужды.

Впрочем, эти замечания предложены единственно в предупреждение возражений. На самом же деле о педагогических совершенствах народных учителей можно пока рассуждать гораздо полегче; курс народных училищ не таков, чтобы мог затруднить мало-мальски сносного воспитанника семинарии или какого-либо другого среднего заведения.

И вот еще один и очень уважительный довод против немедленного учреждения нормальных школ: на них пока нет требования.


Впервые опубликовано отдельным изданием, без указания имени автора: СПб., Синодальная типография, 1882.

Тертий Иванович Филиппов (1825-1899) — российский государственный деятель, сенатор (с 1 января 1883 года), действительный тайный советник (с 9 апреля 1889 года), Государственный контролёр России (с 26 июля 1889 до 30 ноября 1899 года). Кроме того — публицист, православный богослов и собиратель русского песенного фольклора.



На главную

Произведения Т.И. Филиппова

Монастыри и храмы Северо-запада