| ||
|
В одном очень современном журнале один современный критик пишет: "Мы должны изгнать из художественной критики весь тот философский, психологический и физико-математический балласт, который еще недавно составлял ее главную прелесть и который единственным своим оправданием имел наличность соответствующего балласта в разбиравшихся художественных произведениях. Метод новой критики еще, кажется, не дан; мы ждем его...". Вы подумаете, конечно, что это цитата из теоретической статьи о критическом методе. Вы ошибаетесь. О методе во всей статье только и говорится, что в вышеприведенных строках. Остальные шестьсот строк представляют собою применение нового критического метода к последнему произведению одного славного, серьезного поэта. Имя я его пока не назову. Критик приводит из поэта следующую цитату: Дай мне к тебе прижаться: дай мне губы,
Стихи, как стихи! И рядовой читатель скажет даже, что в них нет ничего особенного; скажет, что ему необходимо прочесть всю поэму, чтобы хоть как-нибудь высказаться об этих трех строчках. Но это "отсталая психология" рядового читателя. Новый критический метод смотрит на дело иначе, и вот какую вариацию разыгрывает новый критик. Слушайте внимательно: "Три ритмически почти тождественные строки (кроме многозначительного преобладания: первого "дай" над соответственными словами остальных строк) с экстатическими вскриками на ударных "а", с той, всегда несколько суммарной, поспешностью ощущения, которая сопровождает восторг, но которая здесь еще дает место для утонченной эпизодической задержки на чувственно-звуковом образе: чтоб их обвить — два острых "и" в оправе из змеящихся согласных". Нельзя не улыбнуться, читая этот образец "новой" критики. Но пусть не думают, что, выхватив одну фразу, я даю ложное впечатление о всей статье. Я показал одну бусинку из целой нитки жемчуга. Таких бусинок много, и все они равноценны. Люди, получившие так называемое классическое образование, по опыту знают, как подобная "критика" (а наши учителя из чехов иной и не знали) убивала в гимназистах всякую любовь к античной поэзии. Вместо психологии, физиологии, т.е. изучения живой плоти и души классической поэзии, нам преподносилась анатомия. Препарировали труп; живого поэта — человека, хотя бы и жившего за двадцать пять веков до нас, превращали в гомункула. Думается, что новый критик делает то же самое, что ученик Фауста Вагнер, создавший гомункула. И над кем же он производит свои опыты? Над Валерием Брюсовым. Психодрама Брюсова "Путник" дала повод критику-модерн говорить об "оправе змеящихся согласных" и т.д. Брюсов в моей защите не нуждается. Но всему есть мера. Критик-модерн — не единственный Фамулус Вагнер. Только, как всякий Фамулус, он доводит до абсурда метод своих учителей. Он — продукт того схоластического направления, которое воцарилось среди современных "ревнителей художественного слова". И страшно становится, что эти ревнители, устроившие свое особое "общество" с уставом и печатью, окончательно убьют живую душу поэзии. Правда, современные "ревнители" — плод реакции против слишком небрежного отношения к стихосложению. Они хотят восстановить культ формы, противопоставить знание "нутру". Но в своих стремлениях они переборщили. Гражданский стишок Надсона, написанный без всякой ревности о художественном слове, не может быть вытеснен "шлифовальным искусством" какого-нибудь ультра-современного поэта Гумилева. Новая критика насаждает упадочное шлифовальное искусство времен поздней Александрии. И неужели же "философский, социологический, психологический и физико-математический балласт исключен из критики" (ой ли! Разве это уже факт?) только для того, чтобы оставить место для балласта филологического и версификаторского? Для изучения языка филологический метод необходим, в стихах особенно ясно сказывается гибкость и богатство языка. Но это все область языкознания, а не критика, не изучение поэзии. И неужели же возрождение тредьяковщины есть торжество нового метода. Думаю, что старая критика, с философским, социологическим, психологическим балластом, менее опасна для поэзии, нежели упражнения какого-нибудь ревнителя версификации. В доброй старой критике больше стыдливого уважения к процессу творчества. Для нее поэт — прежде всего, творец. Затем уже шел дальнейший разговор о том, творит ли он доброе (с точки зрения критика) или злое. В новой критике элемент непосредственного творчества ставится на второй план. Превозносится не талант, а умение. Так и кажется, что Брюсов не "творил" свою психодраму, а занимался исключительно подбором "змеящихся согласных" и "стаккою гласных". Но, ведь, это не так. Так Вагнер "творил" гомункул, который ни за что не хотел выйти из своей банки и с грустью замечал: Naturlichem geniigt das Weltall kaum,
______________________ * В неудачном переводе Холодковского: "То, что естественно, едва вмещает свет. Искусственному ж, друг, за рамки (?) шагу нет". ______________________ Но Вагнеры не поэты и не... критики. Впервые опубликовано: Русское слово. 1911. 22 апреля (5 мая). № 91. С. 2.
Дмитрий Владимирович Философов (1872-1940) — русский публицист, художественный и литературный критик, религиозно-общественный и политический деятель. | ||
|