| ||
Все в облике одном предчувствую Тебя...
Вы ее видели, — какою она вам кажется? Я ее знаю давно. Я знал ее во дни ее первой юности, нежной девочкой, такой тонкой и хрупкой, что казалось, вот-вот она переломится. Знал ее долго. Лицо без теней с широкими, несмеющимися глазами; легко и безвольно опущенные руки; чуть склоненный вперед стан... и такая удивительная походка, особенная, пленительная — спотыкающаяся. Точно два шага она делает на полвершка от земли, и лишь на третьем ноги ее касаются пола. И речь ее — совсем как ее походка: из трех слов — два она не говорит; скажет только третье; оно вам нужно, дорого, близко, если вы угадали в ее молчании два первых, несказанных. И очарование этой спотыкающейся речи, спотыкающейся походки, этой беспомощной силы — неодолимо; только была в нем всегда и опасная сладость тумана, пустой грусти. Со страхом грусти смотрел я на нее порою. Милая девушка! Ты прекрасна, но годы идут, чтобы оставаться прекрасной — ты должна расти, крепнуть и расцветать; нужно, чтобы порозовели губы, чтобы живая, земная, алая кровь прилила к щекам; чтобы тень упала от ресниц; и тонкие руки не были бы так бессильно и вечно опущены. Чтобы оставаться прекрасной всегда — нужно или расти, или умереть. Прозрачная бледность ее пугала меня. Неужели же ей суждено умереть такой — прекрасной, но мгновенной? Ее видели многие, и многие смотрели на нее моими глазами. Но кто же она? Имени ее не знаю. Имен у нее много, и зовут ее так, как сегодня того хочет ее возлюбленный. А кто она — угадать нетрудно. Она — Муза Александра Блока*. ______________________ * Первые стихотворения А. Блока относятся к 1900 г. Первая книжка его — "Стихи о Прекрасной Даме". Последняя, вышедшая только что — "Земля в снегу". ______________________ У каждого истинного художника-человека только одна возлюбленная, одна на всю жизнь; он может покинуть ее, может убить, — но тогда он останется один, вот и все. Сменить ее на другую не в здешней власти. И она верна одному. Если оставляет — то умирает, не изменяет... Настоящий любовник видит свою возлюбленную как-то иначе, нежели видят ее другие; мы часто говорим даже, что "любовь ослепляет"; но это, конечно, неправда; любящий видит иное, потому что смотрит изнутри; видит иную сторону, верную, но, может быть, действительно не знает другой, тоже верной. Так и Блок — он только что признался, что "не знает", кого он любит. И сам не понял...
Тонкая, робкая девочка светилась ему белой Девой "радужных ворот"... И конечно, была этой Девой, далекой "Прекрасной Дамой". Но, помню, и в те годы (1900-1903) я уже тревожился... не за настоящее, а за возможное будущее, боялся, как бы не замглил Блок, не закачал на холодных волнах свою покорную возлюбленную до смерти, как бы не растаяла она у него в руках восковой свечой, и не остался бы он один. Вот что я писал тогда*: "...Легкая, легкая паутина. Тонкая, тонкая, рвущаяся красота. Налет эстетизма. Налет смерти, даже без смерти..." "Воздушная мертвенность, русалочий холод в этих далеких, слишком далеких земле песнях о слищком прозрачной "Прекрасной Даме". Это не Sancta Rosa, это облачная лилия, это не только не Мать-Дева, но уже почти и не дева..." "Восковой огонек..." "Робкое пламя церковной свечи..." "Это тот новый мистико-эстетический романтизм, который пленяет отрывом от земной крови, но пленяет на мгновенье; не может удержать душу у себя навсегда". ______________________ * "Новый Путь" № 12. 04. "Стихи о Прекрасной Даме". ______________________ Я был прав и не прав. Прав, потому что это все верно. А не прав — тем, что говорил это, а говорить было рано, девушка была юна и естественно-прекрасна в бледных одеяниях, которые видел на ней ее влюбленный рыцарь-отрок. Я, отрок, зажигаю свечи...
Вот только неправда, что она "смеялась". У нее несмеющиеся глаза и несмеявшиеся уста. Я к людям не выйду навстречу...
Но тогда — пусть "не выйду навстречу", так было нужно, так хорошо. Случилось мне подряд несколько лет видеть милую девушку только издали, но вот снова я обращаю на нее пристальный взор. Что она? По-прежнему ли бледна и воздушна, по-прежнему ли хочет ее возлюбленный "...быть с нею один в приделе Иоанна...", или что-нибудь изменилось? Издали я наблюдал их краткие размолвки. Рыцарь отвертывался от любимой, строил, клеил каких-то чертенят в колпачках, бегал с ними по болоту... Верная, — она не покидала его, только молчала, перебирая чертенят медленными, холодными пальцами. Следовала она за ним и по "городу", и по "освещенным ресторанам". И это было хорошо, потому что она, оставаясь собою, "меняла облик"... то есть росла и оживала в жизни. "Меняла облик" — то, чего боялся когда-то незнающий ее возлюбленный, — и чего я так хотел для нее, для него, для их прекрасного, вечного союза. "Ты отошла, и я в пустыне..." Это неправда, она не отошла. Только новой алостью зарозовели ее когда-то "бледные, снежные одежды"; а поэт думает, что эта — не та, не Она. Еще не знает эту настоящую; в часы старой печали надрывно рвется к старому: ...с грустью нежной,
Но это лишь в те обманные и краткие мгновенья, когда Тайно сердце просит гибели.
О да, конечно, прочь от жизни и к "гибели" повела бы его единственная возлюбленная, если бы она осталась Снежной Девой. "Из жизни" только и есть один путь, что к гибели. Но не такова "милая девушка", возлюбленная на всю жизнь, данная, посланная, а не выбранная своей минутной волей. Ведь она на всю жизнь, а потому всегда такова, какою нужна любимому, чтобы ему не погибнуть. Дева для отрока, облеченная в лунные одежды, она должна преображаться в жену, одетую в солнце, и в мать с ее святыми покровами земли. Она — Дева — Жена — Мать, и через нее, через мудрую любовь к ней, не только "все" может сделаться родным, но и "все", все другие станут родными, а тут самое важное; потому что это река, которую зовут "Любовь". Теперь уже не нашепчет Блоку его верная: "Я к людям не выйду навстречу"... Теперь она говорит ему другое. Еще неясное, еще невыразимое, сонное, но уже смутно-тревожное и яркое-яркое и сквозь сон. ...Так я узнал в своей дремоте
Истинное величие — только в Реальности. А реальность только тогда реальна и божественна, когда она полна, когда бесстрашно вводят в нее все, казалось бы, противоречивое, все сны, грезы и мечты, все невозможное, как и возможное, влюбленность вместе со страстью, праздник рядом с буднями, порыв — рядом с черной работай. Реальность всеобъемлюща в потенции своей, и, как это ни странно звучит, но надо сказать, что все движение мира есть только постоянная, все большая и большая, реализация реальности. Для тех, кто не любит иностранных слов или понимает яснее лирический язык, я могу сказать то же — иначе: все ищет найти свою плоть, облечься в нее, ищет явить себя — ив этом бытие. Не в достижениях еще — но в достиганиях. Все та не Она, возлюбленная Блока, но уже благодатно-иная, — она не "выведет его из жизни"; вывела бы теперь "Снежная Дева", "Заря", "Купина". Все те же и теперь, одинаково разные, люди — поэты, рыцари; та же единственная любовь ведет каждого, — но другие они, и любовь новая, хотя вечная. Рядом с ростом каждого происходит и рост мира — воплощение — реализация. Помню, давно-давно рассказывал мне старик Плещеев о давнем случае, об одном прежнем "рыцаре". И так просто, буднично рассказывал. Пришел, говорит, он ко мне поздно, часов в 12. У меня еще сидел... (забылось имя). Пришел такой взволнованный, и сразу стал читать. Читал, читал, голос тихий, скорый, усталый... И так он сказал это свое последнее, так именно "сказал", а не прочел, — что мы почувствовали, должно быть, что в нем сейчас всей кровью бьется, что не слова это, а страданье, — и припали мы все к столу, заревели, прямо-таки навзрыд заплакали. Долго плакали, не могли. И мы — и он с нами. Вот, до сих пор помню. Что же это были за слова, однако? Да просто себе среднего, на современный взгляд, достоинства стихи, без всякой новой мысли, и было это сорок восемь лет назад. Но соприкоснулись тут на самое короткое мгновенье какие-то две нити, была тут своя искра реальности. Той же самой, но благосторонной реальности я жду от Блока, от его новой и вечной возлюбленной. Я хочу, чтоб рыцарь Снежной Дамы протянул к ней — деве, жене и матери — руки и вновь сказал ей, иными, своими, новыми словами: От ликующих, праздно болтающих,
Но я хочу еще, чтобы этот новый рыцарь не был рыцарем только — на час. Впервые опубликовано: Речь. 1908. № 251. 19 окт. С. 2.
Гиппиус, Зинаида Николаевна (Псевдоним — Антон Крайний) (1869-1945) — русская поэтесса и писательница, драматург и литературный критик, одна из видных представительниц "Серебряного века" русской культуры. | ||
|