| ||
|
(Г.И. Чулков) Не могу сказать, чтобы Г.И. Чулков, недавно умерший в Москве, был для меня воспоминанием особенно ярким. Он появился в Петербурге в середине, кажется, 1904 г., в тот первый предреволюционный период, когда многое кончалось, многое изменялось. Между прочим, и журнал наш, "Новый Путь", уже потерял тогда свою физиономию и главное значение: запрещены были Религиозно-Философские Собрания, затем и печатание оставшихся отчетов; запрет коснулся вообще вопросов, наиболее нас заинтересовавших. Вместо ушедшего Перцова, редактором стал Философов. Ушел также бессменный секретарь журнала (и Собраний) Егоров. Мы не знали, будем ли, и даже хотим ли (имея другие планы) продолжать журнал. Но, пока что, секретарь был нужен, и кто-то (может быть, Ремизов?) рекомендовал нам "начинающего поэта" не у дел — Чулкова. Собственно этими несколькими месяцами его секретарства наше "общение" с Чулковым и ограничивается, если не считать беглых и случайных встреч в последующие годы. Но, хотя "общение", — гораздо более формальное, чем это ему казалось, — было недолговременно, оно дало нам определенное понятие о характерных внутренних свойствах этого человека. И — самое замечательное — что таким, каким он был тогда, в молодости, — он остался навсегда, в течение долгих лет, через все смены "эпох": об этом свидетельствует книга его воспоминаний, изданная в Москве, в 30-х годах. Уже тогда он, молодой человек болезненного вида, с порывистыми движениями, придавал особую какую-то значительность всему, что с ним случалось: сначала своей студенческой ссылке, потом действиям в Петербурге, своим настроениям то "протеста" (вообще), то безнадежности. В моих "домашних" пародиях он всегда изображался "рвя на себе волосы". Со всем тем он отнюдь не был лишен симпатичности, так как в нем чувствовалась глубокая искренность. Он обладал редкостным — и счастливым! — даром, который можно назвать даром "самомечтания". Если, по общим отзывам, способности Чулкова, литературные и умственные, были весьма средние, при отсутствии к тому же самостоятельности, — сам он никогда этого не подозревал. С подкупающей искренностью говорит он, — в книге "Годы странствий", — о себе, каким действительно себя видит, мечтая: сначала пылким революционером, потом известным писателем, критиком, драматургом, руководителем журналов, идейным новатором ("мистический анархизм"), интимным другом "знаменитых" современников. Даже передавая неверные факты, — он не лжет: он верит, что так было. "Это не исповедь автора", говорится в предисловии: автор хочет лишь показать "эпоху" и ее людей. Но эпоха и люди, если показаны, то со стороны отношений их к самому автору — только. Повторяю и подчеркиваю: дар "самомечтанья" — большой дар, потому что это дар счастья. Настоящего, может быть единственного здесь, счастья. Мне попалось недавно, в блоковских дневниках, одно мое (забытое) Блоку замечание: "Вы человек, который ищет правды, а не счастья". Замечание ему понравилось, он пишет даже, что хотел бы начать с него автобиографию: "Был человек..." и т.д. Судя по тому, что мы знаем о Блоке, о его внутренно-трагической судьбе, — это, пожалуй, верно. Во всяком случае, счастья у него не было. А Г.И. Чулков, судя и по книге, и по тому, что мы о нем знали, — во все "годы странствий", был неизменно счастлив. Воспоминания доведены лишь до начала февральской революции; но если есть продолжение, и мы его когда-нибудь прочтем — вряд ли и там узнаем новое о Г.И.: счастье "самомечтателя" мало зависит от внешних обстоятельств, от эпох. И слава Богу, что так. Все мы хотели бы зваться искателями "правды, а не счастья". Но, по совести, многие ли согласились бы принять трагическую судьбу настоящего искателя, — например Паскаля, или хоть Блока? И, узнав, что был счастливый человек, невинно и вопреки всему счастливый, — как не обрадоваться невольно, что такой был? Впервые опубликовано: Современные Записки. Париж. 1939. № 68. С. 462-463.
Гиппиус, Зинаида Николаевна (1869-1945) — русская поэтесса и писательница, драматург и литературный критик, одна из видных представительниц "Серебряного века" русской культуры. | ||
|