Иоганн-Вольфганг Гёте
Фауст

Трагедия
Перевод с немецкого Н.А. Холодковского

На главную

Произведения И.-В. Гёте


СОДЕРЖАНИЕ



    ПОСВЯЩЕНИЕ

    Вы вновь со мной, туманные виденья,
    Мне в юности мелькнувшие давно...
    Вас удержу ль во власти вдохновенья?
    Былым ли снам явиться вновь дано?
    Из сумрака, из тьмы полузабвенья
    Восстали вы... О, будь, что суждено!
    Как в юности, ваш вид мне грудь волнует,
    И дух мой снова чары ваши чует.
    Вы принесли с собой воспоминанье
    Веселых дней и милых теней рой;
    Воскресло вновь забытое сказанье
    Любви и дружбы первой предо мной;
    Все вспомнилось: и прежнее страданье,
    И жизни бег запутанной чредой,
    И образы друзей, из жизни юной
    Исторгнутых, обманутых фортуной.
    Кому я пел когда-то, вдохновенный,
    Тем песнь моя — увы! — уж не слышна...
    Кружок друзей рассеян по вселенной,
    Их отклик смолк, прошли те времена.
    Я чужд толпе со скорбью, мне священной,
    Мне самая хвала ее страшна,
    А те, кому моя звучала лира,
    Кто жив еще, — рассеяны средь мира.
    И вот воскресло давнее стремленье
    Туда, в мир духов, строгий и немой,
    И робкое родится песнопенье,
    Стеня, дрожа эоловой струной.
    В суровом сердце трепет и смиренье,
    В очах слеза сменяется слезой;
    Все, чем владею, вдаль куда-то скрылось;
    Все, что прошло, — восстало, оживилось!..

    ПРОЛОГ В ТЕАТРЕ

    Директор, поэт и комик

    Д и р е к т о р

            Друзья, вы оба мне не раз
            Помочь умели в горькой доле;
            Как ваше мненье: хорошо ли
            Пойдут дела теперь у нас?
    Тружусь для публики я неизменно:
    Она живет и жить другим дает.
    Уже стоят столбы, готова сцена,
    Ждет праздника взволнованный народ.
    У нас ведь все к чудесному стремятся:
    Глядят во все глаза и жаждут удивляться.
    Мне угождать толпе хоть и не новый труд,
    Но все ж меня берет невольное сомненье:
    Прекрасного они, конечно, не поймут,
    Зато начитанны они до пресыщенья.
    Вот дать бы пьесу нам поярче, поновей,
    Посодержательней — для публики моей!
    А ведь приятен вид толпы необозримой,
    Когда она вокруг театра наводнит
    Всю площадь, и бежит волной неудержимой,
    И в двери тесные и рвется и спешит.
    Нет четырех часов, до вечера далеко,
    А уж толпа кишит, пустого места нет —
    Точь-в-точь голодные пред лавкой хлебопека,
    И шею все сломить готовы за билет.
    Такие чудеса во власти лишь поэта!
    Мой друг, теперь прошу: скорей ты сделай это.

    П о э т

    Не говори мне о толпе безумной —
    Она иной раз вдохновение спугнет;
    Избавь меня от этой давки шумной,
    Влекущей мощно в свой водоворот;
    Нет, тишины ищу я, многодумный, —
    Лишь там поэту радость расцветет;
    Там, только там божественною властью
    Любовь и дружба нас приводит к счастью.
    Что в глубине сердечной грудь лелеет,
    Что просится на робкие уста —
    Удачно ль, нет ли, — выйти чуть посмеет
    На свет — его погубит суета!
    Нет, лучше пусть годами дума зреет,
    Чтоб совершенной стала красота!
    Мишурный блеск — созданье вероломства,
    Прекрасное родится для потомства!

    К о м и к

    Потомство! Вот о чем мне речи надоели!
    Что, если б для него —потомства — в самом деле
    И я бы перестал смешить честной народ?
    Кто ж публику тогда, скажите, развлечет
    Веселой шуткою, ей нужной, без сомненья?..
    Нет, как хотите, а держусь я мненья,
    Что весельчак заслужит свой почет
    И что забавник не лишен значенья.
    Кто интересен публике, мой друг,
    Тот говорить с толпою может смело;
    Увлечь ее — ему пустое дело.
    Успех тем легче, чем обширней круг!
    Итак, смелей вперед! Вы можете заставить
    Фантазию, любовь, рассудок, чувство, страсть
    На сцену выступить; но не забудьте часть
    И шаловливого дурачества прибавить.

    Д и р е к т о р

    А главное, мой друг, введите приключенья!
    Глазеть на них — толпе нет выше наслажденья;
    Ну, и пускай толпа, разиня рот, глядит...
    Причудливую ткань раскиньте перед нею —
    И вы упрочили за пьесою своею
    Успех, и к вам толпа уже благоволит.
            Пусть масса массу привлекает!
    Пусть каждый кое-что на вкус получит свой!
    Кто много предложил, тот многим угождает —
    И вот толпа идет, довольная, домой.
    Смелее всё в куски мельчайшие крошите —
    И этот винегрет успех доставит вам.
    Легко вам выдумать, легко представить нам!
    Что пользы, если вы им «целое» дадите?
    Ведь публика ж его расщиплет по кускам.

    П о э т

    И вы не видите, как гнусно и постыдно
    Такое ремесло? Иль не художник я?
    Дрянных писак пустая пачкотня
    У вас вошла уж в правило, как видно.

    Д и р е к т о р

    Не может нас упрек подобный оскорбить;
    Ведь всякий человек, рассудок свой имея,
    Берет оружие, какое бьет вернее.
            С волками жить — по-волчьи выть!
    Кто ваша публика, позвольте вас спросить?
    Один приходит к нам, чтоб скуку утолить,
            Другой, набив живот потуже,
    Спешит сюда переварить обед,
    А третий — что для нас всего, пожалуй, хуже —
    Приходит нас судить по толкам из газет.
    Для них одно — театр, балы и маскарады:
    Лишь любопытством весь народ гоним;
    А дамы — те идут показывать наряды:
    Чтоб роль играть, не нужно платы им.
    О чем вы грезите? Спуститесь-ка пониже!
    Вам хорошо смотреть с надзвездной вышины!

            Нет, вы взгляните-ка поближе!
            Те грубы, эти холодны!
            Тот хочет пьянствовать недели,
            А тот в игорный дом идет...
            Смешно, когда поэт зовет
            Великих муз к ничтожной цели!
    Прошу вас об одном: побольше сочинить,
    Как можно более — вот в чем мое стремленье!
    Запутайте толпу, введите в заблужденье;
    Иначе — верьте мне — ей трудно угодить.
    Что с вами? Или вас коснулось вдохновенье?

    П о э т

    Иди других ищи себе рабов:
    Мне высшие права природа уделила.
    Предам ли на позор высокий дар богов?
    Продажна ли певца святая сила?
    Чем трогает сердца восторженный поэт?
    Какая сила в нем стихиями владеет?
    Не та ль гармония, что в сердце он лелеет,
    Которою, творя, объемлет он весь свет?
    Когда природа-мать движеньем равнодушным
    Нить вечную влечет веретеном послушным,
    Когда все сущее, сменяясь каждый час,
    В нестройный, резкий хор сливается вкруг нас, —
    Кто звуки мерные в порядке размещает,
    Чьей речи верный ритм живителен и тверд?
    Кто единичное искусно обобщает,
    Объединяя все в торжественный аккорд?
    Кто бурю выразит в борьбе страстей кипучей,
    В теченье строгих дум — зари вечерней свет?
    Весны роскошный, лучший цвет
    К ногам возлюбленной бросает кто, могучий?
    Кто цену придает незначащим листам,
    В прославленный венок вплетая листья эти?
    Кто стережет Олимп, кто друг и связь богам?
    Мощь человечества, живущая в поэте!

    К о м и к

    И долг ваш — эту мощь на деле применить!
    Итак, ловите же минуты вдохновенья,
    Как ловит ловелас предлог для похожденья!
    Угодно ль, например, любовь изобразить?
    Случайно сходятся — взаимное сближенье,
    Затем — свидания, надежды, опасенья;
    То счастье близко к ним, то вновь уходит вдаль,
    То ревность, то боязнь, то радость, то печаль, —
    Глядишь — готов роман. И так-то всё на свете.
    Смелей лишь черпайте из жизни всех людей —
    И для задуманной комедии своей
    Не будете нуждаться вы в предмете.
    Всяк испытал, конечно, чувства эти,
    Но редкий знает, сколько в них чудес.
    Где ни копните — тут и интерес!
    Картина попестрей, поменьше освещенья
    Да искра истины средь мрака заблужденья,
    И смотришь — славное сварили вы питье,
    По вкусу каждому: в нем всяк найдет, свое.
    Цвет юности идет сюда, мечтая,
    Что откровенье в пьесе он найдет,
    И нежных душ чувствительная стая
    Меланхоличной пищи сердцу ждет.
    В одном одну мечту, в другом другую будит
    Рассказ искусный ваш, и каждый зритель будет,
    Ручаюсь, вашей пьесой восхищен:
    Что в сердце у него, то в пьесе видит он!
    Они еще не прочь и плакать и смеяться,
    Возвышенное чтить и блеском восхищаться;
    Кто пожил, на того не угодишь ничем,
    А тот, кто не созрел, доволен будет всем!

    П о э т

            Отдай же годы мне златые,
            Когда и сам я был незрел,
            Когда я песни молодые
            Не уставая вечно пел!
            В тумане мир передо мною
            Скрывался; жадною рукою
            Повсюду я цветы срывал
            И в каждой почке чуда ждал.
            Я беден был — и все, что надо
            Для счастья чистого, имел:
            Стремленьем к истине кипел,
            И бред мечты мне был отрада!..
            Отдай мне прежний жар в крови,
            Мои порывы и стремленья,
            Блаженство скорби, мощь любви,
            И мощной ненависти рвенье,
            И годы юные мои!

    К о м и к

            Что юность! Юность вам нужнее,
            Когда идете вы на бой,
            Когда красавица порой
            Сама на вашей виснет шее,
            Когда конца своим трудам
            Хотите быстро вы добиться,
            Когда всю ночь придется вам
            Плясать, и петь, и веселиться.
            Но чтоб искусною рукой
            Играть, восторги возбуждая,
            И, ловко там и сям блуждая,
            Стремиться к цели подставной,
    За это старшие пускай берутся смело:
    Тем больше будет вам почета, старики!
    Что старость в детство нас приводит — пустяки
    До самой старости мы — дети, вот в чем дело!

    Д и р е к т о р

            Довольно слов, довольно споров,
            И комплиментов, и укоров!
            Зачем болтать по пустякам?
            Пора за дело взяться нам.
            К чему такие затрудненья?
            Что вдохновенья долго ждать?
            Поэт — властитель вдохновенья:
            Он должен им повелевать.
            Что нужно нам — мы с вами знаем;
            Напиток крепкий мы считаем
            За лучший — дайте ж нам его!
            Не забывайте ничего:
            Что можно сделать неотложно,
            Зачем на завтра оставлять?
            Должны вы сразу уловлять
            Все то, что нужно и возможно,
            И уж из рук не выпускать!
            Для нашей сцены все пригодно;
            На ней — вы полный господин;
            Берите сколько вам угодно
            И декораций, и машин,
            Огней бенгальских, освещенья,
            Зверей и прочего творенья,
            Утесов, скал, огня, воды:
            Ни в чем не будет вам нужды.
            Весь мир на сцену поместите,
            Людей и тварей пышный ряд —
            И через землю с неба в ад
            Вы мерной поступью пройдите!

    ПРОЛОГ НА НЕБЕСАХ

    Господь, Архангелы, потом Мефистофель

    Р а ф а и л

            Звуча в гармонии вселенной
            И в хоре сфер гремя, как гром,
            Златое солнце неизменно
            Течет предписанным путем.
            Непостижимость мирозданья
            Дает нам веру и оплот,
            И, словно в первый день созданья,
            Торжественен вселенной ход!

    Г а в р и и л

            И с непонятной быстротою,
            Кружась, несется шар земной;
            Проходят быстрой чередою
            Сиянье дня и мрак ночной;
            Бушует море на просторе,
            У твердых скал шумит прибой,
            Но в беге сфер земля и море
            Проходят вечно предо мной.

    М и х а и л

            Грозя земле, волнуя воды,
            Бушуют бури и шумят,
            И грозной цепью сил природы
            Весь мир таинственно объят.
            Сверкает пламень истребленья,
            Грохочет гром по небесам,
            Но вечным светом примиренья
            Творец небес сияет нам.

    В с е   т р о е

            И крепнет сила упованья
            При виде творческой руки:
            Творец, как в первый день созданья,
            Твои творенья велики!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Опять, о Господи, явился Ты меж нас
    За справкой о земле, — что делается с нею!
    Ты с благосклонностью встречал меня не раз —
    И вот являюсь я меж челядью Твоею.
    Прости, не мастер я по части громких слов;
    Но если б пышный слог я в ход пустить решился,
    Сам рассмеялся б Ты — ручаться я готов, —
    Когда б от смеха ты давно не отучился.
    Мне нечего сказать о солнцах и мирах:
    Я вижу лишь одни мученья человека.
    Смешной божок земли, всегда, во всех веках
    Чудак такой же он, как был в начале века!
    Ему немножко лучше бы жилось,
    Когда б ему владеть не довелось
    Тем отблеском божественного света,
    Что разумом зовет он: свойство это
    Он на одно лишь смог употребить —
    Чтоб из скотов скотиной быть!
    Позвольте мне — хоть этикет здесь строгий —
    Сравненьем речь украсить: он на вид —
    Ни дать ни взять кузнечик долгоногий,
    Который по траве то скачет, то взлетит
    И вечно песенку старинную твердит.
    И пусть еще в траве сидел бы он уютно, —
    Так нет же, прямо в грязь он лезет поминутно.

    Г о с п о д ь

            Ты кончил? С жалобой одною
            Являешься ты вечно предо мною!
            Иль на земле добра совсем уж нет?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Нет, что ни говори, а плох наш белый свет!
    Бедняга человек! Он жалок так в страданье,
    Что мучить бедняка и я не в состоянье.

    Г о с п о д ь

    Ты знаешь Фауста?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Он доктор?

    Г о с п о д ь

                                                            Он мой раб.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Но не такой, как все; он служит по-иному;
    Ни пить, ни есть не хочет по-земному;
    Как сумасшедший, он рассудком слаб,
    Что чувствует и сам среди сомнений;
    Всегда в свои мечтанья погружен,
    То с неба лучших звезд желает он,
    То на земле — всех высших наслаждений,
    И в нем ничто — ни близкое, ни даль —
    Не может утолить грызущую печаль.

    Г о с п о д ь

    Пока еще умом во мраке он блуждает,
    Но истины лучом он будет озарен;
    Сажая деревцо, садовник уже знает,
    Какой цветок и плод с него получит он.

    М е ф и с т о ф е л ь

            Бьюсь об заклад: он будет мой!
            Прошу я только позволенья, —
            Пойдет немедля он за мной.

    Г о с п о д ь

    Пока живет он на груди земной,
    Тебе на то не будет запрещенья:
    Блуждает человек, пока в нем есть стремленья.

    М е ф и с т о ф е л ь

            Благодарю: не надо мертвых мне!
            От трупов я держуся в стороне.
            Нет, дайте мне здорового вполне:
            Таких я мертвецам всегда предпочитаю, —
            Как кошка с мышью, с ними я играю.

    Г о с п о д ь

                    Тебе позволено: иди
                    И завладей его душою
                    И, если можешь, поведи
                    Путем превратным за собою, —
    И посрамлен да будет сатана!
    Знай: чистая душа в своем исканье смутном
    Сознаньем истины полна!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Сознаньем слабым и минутным!
    Игра мне эта не страшна,
    Не проиграю я заклада;
    Но только знайте: если мне
    Поддастся он, пусть будет мой вполне:
    Триумф победы — вот моя награда!
    Пусть вьется он в пыли, как тетушка моя,
    Достопочтенная змея!

    Г о с п о д ь

    Тогда явись ко мне без колебанья!
    К таким, как ты, вражды не ведал я...
    Хитрец, среди всех духов отрицанья
    Ты меньше всех был в тягость для меня.
    Слаб человек; покорствуя уделу,
    Он рад искать покоя, — потому
    Дам беспокойного я спутника ему:
    Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу!
    А вы, сыны небес и рая, —
    Пусть вечно радует вас красота святая,
    И ко всему, что есть и будет вновь,
    Пусть проникает вас священная любовь,
    И все, что временно, изменчиво, туманно,
    Обнимет ваша мысль, спокойно-постоянна.

    Небо закрывается. Архангелы расходятся.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (один)

    Охотно старика я вижу иногда,
    Хоть и держу язык; приятно убедиться,
    Что даже важные такие господа
    Умеют вежливо и с чортом обходиться!

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    Сцена 1
    НОЧЬ

    Старинная комната с высокими готическими сводами.
    Фауст, исполненный тревоги, сидит у своего стола в высоком кресле.

    Ф а у с т

            Я философию постиг,
            Я стал юристом, стал врачом...
            Увы! с усердием и трудом
            И в богословье я проник, —
            И не умней я стал в конце концов,
            Чем прежде был... Глупец я из глупцов!
            Магистр и доктор я — и вот
            Тому пошел десятый год;
            Учеников туда, сюда
            Я за нос провожу всегда.
            И вижу все ж, что не дано нам знанья.
            Изныла грудь от жгучего страданья!
            Пусть я разумней всех глупцов —
            Писак, попов, магистров, докторов, —
            Пусть не страдаю от пустых сомнений,
            Пусть не боюсь чертей и привидений,
            Пусть в самый ад спуститься я готов, —
            Зато я радостей не знаю,
            Напрасно истины ищу,
            Зато, когда людей учу,
            Их научить, исправить — не мечтаю!
            Притом я нищ: не ведаю, бедняк,
            Ни почестей людских, ни разных благ...
            Так пес не стал бы жить! Погибли годы!
            Вот почему я магии решил
            Предаться: жду от духа слов и сил,
            Чтоб мне открылись таинства природы,
            Чтоб не болтать, трудясь по пустякам,
            О том, чего не ведаю я сам,
            Чтоб я постиг все действия, все тайны,
            Всю мира внутреннюю связь;
            Из уст моих чтоб истина лилась,
            А не набор речей случайный.

                    О месяц! Если б в этот час
                    Ты озарил в последний раз
                    Меня средь комнаты моей,
                    Где я познал тоску ночей!..
                    О, если б мог бродить я там
                    В твоем сиянье по горам,
                    Меж духов реять над вершиной,
                    В тумане плавать над долиной,
                    Науки праздный чад забыть,
                    Себя росой твоей омыть!..

                    Еще ль в тюрьме останусь я?
                    Нора проклятая моя!
                    Здесь солнца луч в цветном окне
                    Едва-едва заметен мне;
                    На полках книги по стенам
                    До сводов комнаты моей —
                    Они лежат и здесь и там,
                    Добыча пыли и червей;
                    И полок ряд, убог и сир,
                    Хранит реторт и банок хлам
                    И инструменты по стенам.
                    Таков твой мир! И это мир!

                    Еще ль не ясно, почему
                    Изныла грудь твоя тоской,
                    И больно сердцу твоему,
                    И жизни ты не рад такой?

            Живой природы пышный цвет,
            Творцом на радость данный нам,
            Ты променял на тлен и хлам,
            На символ смерти — на скелет!..

            О, прочь! Беги, беги скорей
            Туда, на волю! Нострадам
            Чудесной книгою своей
            Тебя на путь наставит сам.
            К словам природы будь не глух —
            И ты узнаешь ход светил,
            И дух твой будет полон сил,
            Когда ответит духу дух!
            Чудесных знаков дивный вид
            Сухой наш ум не объяснит.
            О духи! Здесь вы в тишине
            Витаете: ответьте мне!

    (Раскрывает книгу и видит знак Макрокосма.)

    Что за блаженство вновь в груди моей
    Зажглось при этом виде, сердцу милом!
    Как будто счастье жизни юных дней
    Вновь заструилось пламенно по жилам!
    Начертан этот знак не Бога ли рукой?
    Он душу бурную смиряет,
    Он сердце бедное весельем озаряет,
    Он таинства природы раскрывает
            Пред изумленною душой!
    Не бог ли я? Светло и благодатно
    Все вкруг меня! Здесь с дивной глубиной
    Все творчество природы предо мной!
    Теперь мне слово мудреца понятно:
            «В мир духов нам доступен путь,
            Но ум твой спит, изнемогая.
            О ученик! восстань, купая
            В лучах зари земную грудь!»

    (Рассматривает изображение.)

    Как в целом части все, послушною толпою
    Сливаясь здесь, творят, живут одна другою!
    Как силы вышние в сосудах золотых
    Разносят всюду жизнь божественной рукою
    И чудным взмахом крыл лазоревых своих
    Витают над землей и в высоте небесной —
    И стройно все звучит в гармонии чудесной!
    О, этот вид! Но только вид — увы!
    Мне не обнять природы необъятной!
    И где же вы, сосцы природы, — вы,
    Дарующие жизнь струею благодатной,
    Которыми живет и небо и земля,
    К которым рвется так больная грудь моя?
    Вы всех питаете, — что ж тщетно жажду я?

    (Нетерпеливо перелистывая книгу, видит знак Духа Земли.)

    Вот знак другой. Он чувства мне иные
    Внушает. Дух Земли, ты ближе мне, родней!
    Теперь себя я чувствую сильней —
    Снесу и горе я и радости земные.
    Как будто бы вином живительным согрет,
    Отважно ринусь я в обширный божий свет;
    Мне хочется борьбы, готов я с бурей биться —
    И в час крушенья мне ли устрашиться?
            Повсюду мрак и тишина.
            Меж туч скрывается луна,
            И лампа тихо угасает.
            Над головою в вышине
            Кровавый луч во мгле сверкает,
            И в кровь, стесняя сердце мне,
            Холодный ужас проникает.
            О дух, ты здесь, ты близок — о, приди!
            Как сердце бьется у меня в груди!
            Всем существом, души всей мощным зовом
            Я порываюсь к чувствам новым!
            Явись, явись мне — я всем сердцем твой!
            Пусть я умру — явись передо мной!

    (Закрывает книгу и таинственно произносит заклинание.
    Вспыхивает красноватое пламя, в котором является Дух.)

    Д у х

            Кто звал меня?

    Ф а у с т
    (отворачиваясь)

                                    Ужасное виденье!

    Д у х

    Я вызван мощным голосом твоим:
    К моей ты сфере льнул, ее ты порожденье, —
    И вот...

    Ф а у с т

                    Увы, твой вид невыносим!

    Д у х

    Не ты ли сам желал с тоской упорной
    Увидеть лик, услышать голос мой?
    Склонился я на зов отважный твой —
    И вот я здесь! Но что за страх позорный,
    Сверхчеловек, тобою овладел?
    Где мощный зов души, где тот титан могучий,
    Кто мир весь обнимал, кто мыслию кипучей
    Сравняться с нами, духами, хотел?
    Ты Фауст ли, кто звать меня посмел
    Всей силою души неосторожной?
    И что ж? Моим дыханьем обожжен,
    Дрожит, в пыли дорожной корчась, он,
    Как червь презренный и ничтожный!

    Ф а у с т

    Во прах перед тобой я не склонюсь челом.
    Знай: равен я тебе, дух пламенный, во всем!

    Д у х

    В буре деяний, в волнах, бытия
            Я подымаюсь,
            Я опускаюсь...
            Смерть и рожденье —
            Вечное море;
            Жизнь и движенье
            В вечном просторе...
    Так на станке проходящих веков
    Тку я живую одежду богов.

    Ф а у с т

    Ты целый мир обширный обнимаешь:
    О деятельный дух, как близок я тебе!

    Д у х

    Ты близок лишь тому, кого ты постигаешь, —
                                    Не мне.
    (Исчезает.)

    Ф а у с т
    (падая)

                                    Не тебе!
                                    Но кому ж?
                    Я, образ божества,
                    Не близок и тебе!

    Стучатся в дверь.

    Стучатся. Знаю я: помощник это мой!
                    Погибло все! О смерть, о муки!
    Да, он пришел смутить видений чудный рой,
                    Ничтожный червь сухой науки!

    Отворяется дверь. Входит Вагнер в спальном колпаке и халате, держа лампу в руке. Фауст с неудовольствием отворачивается.

    В а г н е р

    Простите! Что-то вслух читали вы сейчас —
    Из греческой трагедии, конечно?
    Вот в этом преуспеть желал бы я сердечно:
    Ведь декламация в большой цене у нас!
    Случалось слышать мне, что может в деле этом
    К комедианту поп явиться за советом.

    Ф а у с т

    Да, коль священник ваш актер и сам,
    Как мы нередко видим здесь и там.

    В а г н е р

    Что ж делать! Мы живем всегда в уединенье;
    Едва по праздникам покинешь свой музей,
    И то, как в телескоп, свет видишь в отдаленье.
    Так где ж найти слова, чтоб нам учить людей?

    Ф а у с т

    Когда в вас чувства нет, все это труд бесцельный
    Нет, из души должна стремиться речь,
    Чтоб прелестью правдивой, неподдельной
    Сердца людские тронуть и увлечь!
    А вы? Сидите, сочиняйте,
    С чужих пиров объедки подбирайте —
    И будет пестрый винегрет
    Поддельным пламенем согрет.
    Когда таков ваш вкус — пожалуй, этим
    Вы угодите дуракам и детям;
    Но сердце к сердцу речь не привлечет,
    Коль не из сердца ваша речь течет.

    В а г н е р

    Нет, в красноречье — истинный успех!
    Но в этом, признаюсь, я поотстал от всех.

    Ф а у с т

    Ищи заслуги честной и бесспорной!
    К чему тебе колпак шута позорный?
    Когда есть ум и толк в словах у нас,
    Речь хороша и без прикрас.
    И если то, что говорится, дельно, —
    Играть словами разве не бесцельно?
    Да, ваши речи, с праздным блеском их,
    В обман лишь вводят вычурой бесплодной.
    Не так ли ветер осени холодной
    Шумит меж листьев мертвых и сухих?

    В а г н е р

    Ах, Боже мой, наука так пространна,
    А наша жизнь так коротка!
    Мое стремленье к знанью неустанно,
    И все-таки порой грызет меня тоска.
    Как много надо сил душевных, чтоб добраться
    До средств лишь, чтоб одни источники найти;
    А тут, того гляди, еще на полпути
    Придется бедняку и с жизнию расстаться.

    Ф а у с т

    В пергаменте ль найдем источник мы живой?
    Ему ли утолить высокие стремленья?
                    О нет, в душе своей одной
                    Найдем мы ключ успокоенья!

    В а г н е р

    Простите: разве мы не радостно следим
    За духом времени? За много лет пред нами
    Как размышлял мудрец и как в сравненье с ним
    Неизмеримо вдаль подвинулись мы сами?

    Ф а у с т

    О да, до самых звезд! Ужасно далеко!
    Мой друг, прошедшее постичь не так легко:
    Его и смысл и дух, насколько не забыты,—
    Как в книге за семью печатями сокрыты.
    То, что для нас на первый, беглый взгляд
    Дух времени — увы! — не что иное,
    Как отраженье века временное
    В лице писателя: его лишь дух и склад!
    От этого в отчаянье порою
    Приходишь: хоть беги куда глаза глядят!
    Все пыльный хлам да мусор пред тобою,
    И рад еще, когда придется прочитать
    О важной пьесе с пышным представленьем
    И наставительным в конце нравоученьем,
    Как раз для кукольной комедии под стать!

    В а г н е р

    А мир? А дух людей, их сердце? Без сомненья,
    Всяк хочет что-нибудь узнать на этот счет.

    Ф а у с т

    Да; но что значит — знать? Вот в чем все затрудненья!
    Кто верным именем младенца наречет?
    Где те немногие, кто век свой познавали,
    Ни чувств своих, ни мыслей не скрывали,
    С безумной смелостью к толпе навстречу шли?
    Их распинали, били, жгли...
    Однако поздно: нам пора расстаться;
    Оставим этот разговор.

    В а г н е р

    А я хоть навсегда готов бы здесь остаться,
    Чтоб только продолжать такой ученый спор!
    Ну что ж: хоть завтра, в пасху, в воскресенье,
    Позвольте вам еще вопрос-другой задать.
    Ужасное во мне кипит к наукам рвенье:
    Хоть много знаю я, но все хотел бы знать.
    (Уходит.)

    Ф а у с т
    (один)

    Он все надеется! Без скуки безотрадной
    Копается в вещах скучнейших и пустых;
    Сокровищ ищет он рукою жадной —
    И рад, когда червей находит дождевых!..
    И как слова его раздаться здесь могли,
    Где духи реяли, всего меня волнуя!
    Увы! Ничтожнейший из всех сынов земли,
    На этот раз тебя благодарю я!
    Ты разлучил меня с отчаяньем моим;
    А без тебя я впал бы в исступленье:
    Так грозно-велико восстало то виденье,
    Что карликом себя я чувствовал пред ним!
    К зерцалу истины, сияющей и вечной,
    Я, образ божества, приблизиться мечтал,
    Казалось — я быть смертным перестал
    В сиянии небес и в славе бесконечной;
    Превыше ангелов я был в своих мечтах,
    Весь мир хотел обнять и, полный упоенья,
    Как бог, хотел вкусить святого наслажденья —
    И вот возмездие за дерзкие стремленья:
    Я словом громовым повержен был во прах!
    О нет, не равен я с тобою,
    Тебя я вызвать мог тоскующей душою,
    Но удержать тебя я силы не имел:
    Так мал я, так велик казался, — но жестоко
    Ты оттолкнул меня; одно мгновенье ока —
    И вновь я человек, — безвестен мой удел!

    Кто ж скажет мне, расстаться ли с мечтами?
                    Научит кто? Куда идти?
    Увы, себе своими же делами
                    Преграды ставим на пути!
    К высокому, прекрасному стремиться
    Житейские дела мешают нам,
    И если благ земных нам удалось добиться,
    То блага высшие относим мы к мечтам.
    Увы, теряем мы средь жизненных волнений
    И чувства лучшие и цвет своих стремлений.
    Едва фантазия отважно свой полет
    К высокому и вечному направит, —
    Она себе простора не найдет:
    Ее умолкнуть суета заставит.
    Забота тайная тяжелою тоской
    Нам сердце тяготит, и мучит нас кручиной,
    И сокрушает нам и счастье и покой,
    Являясь каждый день под новою личиной.
    Нам страшно за семью, нам жаль детей, жены;
    Пожара, яда мы страшимся в высшей мере;
    Пред тем, что не грозит, дрожать обречены;
    Еще не потеряв, мы плачем о потере.
    Да, отрезвился я — не равен я богам!
    Пора сказать «прости» безумным тем мечтам!
    Во прахе я лежу, как жалкий червь, убитый
    Пятою путника, и смятый и зарытый.
    Да, я во прахе! Полки по стенам
    Меня мучительно стесняют:
    Дрянная ветошь, полусгнивший хлам
    На них лежат и душу мне терзают.
    Все пыльный сор да книги! Что мне в них?
    И должен ли прочесть я эти сотни книг,
    Чтоб убедиться в том, что в мире все страдало
    Всегда, как и теперь, и что счастливых мало?
    Ты, череп, что в углу смеешься надо мной,
    Зубами белыми сверкая?
    Когда-то, может быть, как я, владелец твой
    Блуждал во тьме, рассвета ожидая!
    Насмешливо глядит приборов целый строй,
    Винты и рычаги, машины и колеса.
    Пред дверью я стоял, за ключ надежный свой
    Считал вас... Ключ хитер, но все же двери той
    Не отопрет замка, не разрешит вопроса!
    При свете дня покрыта тайна мглой,
    Природа свой покров не снимет перед нами;
    Увы, чего не мог постигнуть ты душой,
    Не объяснить тебе винтом и рычагами!
    Вот старый инструмент, не нужный мне, торчит:
    Когда-то с ним отец мой много повозился;
    Вот этот сверток здесь давным-давно лежит
    И весь от лампы копотью покрылся.
    Ах, лучше бы весь скарб я промотал скорей,
    Чем вечно здесь потеть под гнетом мелочей!
    Что дал тебе отец в наследное владенье,
    Приобрети, чтоб им владеть вполне;
    В чем пользы нет, то тягостно вдвойне,
    А польза только в том, что даст тебе мгновенье.

    Но что там за сосуд? Он мощно, как магнит,
    Влечет меня к себе, блестящий, милый взору!
    Так сладко нам, когда нам заблестит
    В лесу луна в ночную пору.

    Привет тебе, единственный фиал,
    Который я беру с благоговением!
    В тебе готов почтить я с умиленьем
    Весь ум людей, искусства идеал!
    Вместилище снов тихих, непробудных,
    Источник сил губительных и чудных, —
    Служи владельцу своему вполне!
    Взгляну ли на тебя — смягчается страданье;
    Возьму ли я тебя — смиряется желанье.
    И буря улеглась в душевной глубине.
    Готов я в дальний путь! Вот океан кристальный
    Блестит у ног моих поверхностью зеркальной,
    И светит новый день в безвестной стороне!
    Вот колесница в пламени сиянья
    Ко мне слетает! Предо мной эфир
    И новый путь в пространствах мирозданья,
    Туда готов лететь я — в новый мир.
    О наслажденье жизнью неземною!
    Ты стоишь ли его, ты, жалкий червь земли?
    Да, решено: оборотись спиною
    К земному солнцу, что блестит вдали,
    И грозные врата, которых избегает
    Со страхом смертный, смело сам открой
    И докажи, пожертвовав собой,
    Что человек богам не уступает.
    Пусть перед тем порогом роковым
    Фантазия в испуге замирает;
    Пусть целый ад с огнем своим
    Вокруг него сверкает и зияет, —
    Мужайся, соверши с весельем смелый шаг,
    Хотя б грозил тебе уничтоженья мрак!

    Приди ж ко мне, кристальный мой фиал,
    Покинь футляр, под слоем пыли скрытый!
    Как долго ты лежал, презренный и забытый!
    На дедовских пирах когда-то ты сверкал,
    Гостей суровых веселя беседу,
    Когда тебя сосед передавал соседу.
    Краса резьбы причудливой твоей,
    Обычай толковать в стихах ее значенье
    И залпом осушать всю чашу в заключенье —
    Напоминают мне попойки юных дней.
    Не пировать уж мне, тебя опорожняя,
    Не изощрять мой ум, узор твой объясняя!
    Хмелён напиток мой, и темен зелья цвет:
    Его сготовил я своей рукою,
    Его избрал всем сердцем, всей душою.
    В последний раз я пью и с чашей роковою
    Приветствую тебя, неведомый рассвет!
    (Подносит к губам бокал.)

    Звон колоколов и хоровое пение.

    Х о р   а н г е л о в

                    Христос воскрес!
                    Тьмой окруженные,
                    Злом зараженные,
                    Мир вам, прощенные
                    Люди, с небес!

    Ф а у с т

    О звук божественный! Знакомый сердцу звон
    Мне не дает испить напиток истребленья.
    Его я узнаю: нам возвещает он
    Божественную весть Святого Воскресенья.
    В ту ночь, когда с землей сроднились небеса,
    Не так ли ангелов звучали голоса
    Святым залогом искупленья?

    Х о р   ж е н щ и н

                    Щедро мы лили
                    Миро душистое,
                    В гроб положили
                    Тело пречистое;
                    В ткань плащаницы
                    Был облачен Христос, —
                    Кто ж из гробницы
                    Тело унес?

    Х о р   а н г е л о в

                    Христос воскрес!
                    Кто средь мучения,
                    В тьме искушения
                    Ищет спасения, —
                    Мир вам с небес!

    Ф а у с т

    О звуки сладкие! Зовете мощно вы
    Меня из праха вновь в иные сферы!
    Зовите тех, чьи души не черствы,
    А я — я слышу весть, но не имею веры!
    Меня ли воскресить? Могу ли верить я?
    А чудо — веры есть любимое дитя!
    Стремиться в мир небес, откуда весть нисходит,
    Не смею я; туда пути мне нет...
    И все же милый звон, знакомый с юных лет,
    Меня, как прежде, к жизни вновь приводит.
    В субботу тихую касалася меня
    Небесная любовь святым своим лобзаньем,
    И звон колоколов пленял очарованьем,
    И вся молитвою пылала грудь моя.
    Влекомый силою какой-то непонятной,
    Я уходил в леса, бродил в тиши полей,
    И за слезой слеза катилась благодатно,
    И новый мир вставал в душе моей.
    Все, все мне вспомнилось — и юности отвага,.
    И счастье вольное, краса моей весны...
    О нет! Не сделаю я рокового шага:
    Воспоминанием все муки смягчены
    О звуки дивные, плывите надо мною!
    Я слезы лью, мирюсь я с жизнию земною!

    Х о р   у ч е н и к о в

                    Гроб покидает он,
                    Смерть побеждая;
                    К небу взлетает он,
                    Славой блистая:
                    Мир озаряет весь
                    Светом спасения;
                    Нас оставляет здесь
                    В области тления.
                    Здесь мы томимся все
                    В тяжкой борьбе!
                    Сердцем стремимся все,
                    Боже, к тебе!

    Х о р   а н г е л о в

                    Чуждый нетления,
                    Мощно Христос восстал!
                    Узы мучения
                    Он разорвал!
                    Вам, здесь страдающим,
                    Всех утешающим,
                    Ближних питающим,
                    В рай призывающим, —
                    Близок Учитель вам:
                    С вами Он сам!

    Сцена 2
    У ГОРОДСКИХ ВОРОТ

    Гуляющие выходят из ворот.

    Н е с к о л ь к о   п о д м а с т е р ь е в

    Эй, вы! Куда вы, господа?

    Д р у г и е

    В охотный двор. А вы куда?

    П е р в ы е

    На мельницу!

    О д и н   и з   п о д м а с т е р ь е в

                                    Пойдем к прудам!

    В т о р о й   п о д м а с т е р ь е

                                                                    Бог с ними!
    Туда дорога чересчур худа.

    В т о р а я   г р у п п а   п о д м а с т е р ь е в

    А ты?

    Т р е т и й   п о д м а с т е р ь е

                    Пойду куда-нибудь с другими.

    Ч е т в е р т ы й

    В Бургдорф наведаться советую я вам.
    Какие девушки, какое пиво там!
    А драка — первый сорт! Пойдемте-ка, ребята!

    П я т ы й

    Знать, чешется спина: всё драки подавай.
    Вот погоди, намнут тебе бока-то!
    Ступай-ка сам — меня не зазывай.

    С л у ж а н к а

    Нет, нет! Вернуться надо мне скорее.

    Д р у г а я

    Куда? Он, верно, там, у тополей, в аллее.

    П е р в а я

    Да мне-то что за радость в нем?
    Он вечно ходит за тобою,
    Болтает, пляшет не со мною:
    Что мне в веселии твоем?

    В т о р а я

    Да мы пойдем не с ним одним:
    Кудрявый тоже будет с ним.

    С т у д е н т

    Эх, девки, чорт возьми! Смотри, бегут как живо
    А что, коллега, надо их догнать!
    Забористый табак, да пенистое пиво,
    Да девушка-краса — чего еще желать!

    Д е в у ш к а - г о р о ж а н к а

    Вот так молодчики! Как им не удивляться!
    Ведь это просто стыд и срам!
    Могли бы в обществе отличном прогуляться —
    Нет, за служанками помчались по пятам!

    В т о р о й   с т у д е н т
    (первому)

            Постой: вон две идут другие;
            Из них соседка мне одна.
            Мне очень нравится она.
            Смотри, нарядные какие!
            Не торопясь, идут они шажком
            И поджидают нас тайком.

    П е р в ы й   с т у д е н т

    Эх, братец, брось! Стесняться неохота.
    Скорей вперед: дичь может ускакать!
    Чья ручка пол метет, когда придет суббота,
    Та в праздник лучше всех сумеет приласкать.

    Г о р о ж а н и н

    Нет, новый бургомистр ни к чорту не годится.
    Что день, то больше он гордится.
    А много ль город видит пользы в нем?
    Что день, то хуже, без сомненья:
    Все только больше подчинения
    Да платим мы все больше с каждым днем.

    Н и щ и й
    (поет)

            Веселой, пестрою толпою
            Вы здесь идете, господа;
            Взгляните, сжальтесь надо мною,
            Да тронет вас моя нужда!
            Услышьте голос мой молящий!
            Лишь тот блажен, кто может дать.
            О, пусть день праздника блестящий
            Днем сытым буду я считать!

    Д р у г о й   г о р о ж а н и н

    Люблю послушать я, как в праздник соберутся
    Потолковать о битвах, о войне,
    Как где-то в Турции, в далекой стороне,
    Народы режутся и бьются.
    Стаканчик свой держа, стою перед окном,
    И барки по реке проходят предо мною;
    А после, к вечеру, иду себе в свой дом,
    Благословляя мир спокойною душою.

    Т р е т и й   г о р о ж а н и н

    Так, так, сосед! Мы смирно здесь живем,
    А там, кто хочет, пусть себе дерется!
    Перевернись весь свет вверх дном —
    Лишь здесь по-старому пускай все остается!

    С т а р у х а
    (девушкам-горожанкам)

    Вишь, как разряжены, — что розан молодой!
    Ах вы, красавицы! Ну как в вас не влюбиться?
    Что гордо смотрите? Не брезгайте вы мной:
    Старушка может пригодиться.

    Д е в у ш к а - г о р о ж а н к а

    Сюда, Агата! От старухи прочь!
    Нам с ведьмой говорить при людях не пристало.
    Хотя, поверь, в андреевскую ночь
    Она мне суженого ловко показала.

    Д р у г а я

    У ней я тоже видела его:
    Мне в зеркале колдунья показала.
    Военный — как хорош! Уж я его искала,
    Да встретить не могу, не знаю отчего.

    С о л д а т ы

                    Башни с зубцами,
                    Нам покоритесь!
                    Гордые девы,
                    Нам улыбнитесь!
                    Все вы сдадитесь!
                    Славная плата
                    Смелым трудам!
                    Подвиг солдата
                    Сладостен нам.
                    Сватаны все мы
                    Звонкой трубою
                    К радости шумной,
                    К смертному бою.
                    В битвах и штурмах
                    Дни наши мчатся;
                    Стены и девы
                    Нам покорятся.
                    Славная плата
                    Смелым трудам!
                    Миг — и солдата
                    Нет уже там.

    Фауст и Вагнер.

    Ф а у с т

    Умчалися в море разбитые льдины;
    Живою улыбкой сияет весна;
    Весенней красою блистают долины;
    Седая зима ослабела: в теснины,
    В высокие горы уходит она.
    Туда она прячется в злобе бесплодной
    И сыплет порою метелью холодной
    На свежую, нежную зелень весны, —
    Но солнце не хочет терпеть белизны;
    Повсюду живое стремленье родится,
    Все вырасти хочет, спешит расцветиться,
    И если поляна еще не цветет,
    То вместо цветов нарядился народ.

    Взгляни, обернись: из-под арки старинной
    Выходит толпа вереницею длинной;
    Из душного города в поле, на свет
    Теснится народ, оживлен, разодет;
    Погреться на солнце — для всех наслажденье.
    Они торжествуют Христа воскресенье —
    И сами как будто воскресли они:
    Прошли бесконечные зимние дни,
    Из комнаты душной, с работы тяжелой,
    Из лавок, из тесной своей мастерской,
    Из тьмы чердаков, из-под крыши резной
    Народ устремился гурьбою веселой,
    И после молитвы во мраке церквей
    Так сладостен воздух зеленых полей.
    Смотри же, смотри: и поля и дорога
    Покрыты веселой и пестрой толпой;
    А там, на реке, и возня, и тревога,
    И лодок мелькает бесчисленный рой.

    И вот уж последний челнок нагруженный
    С усильем отчалил, до края в воде;
    И даже вверху, на горе отдаленной,
    Виднеются пестрые платья везде.

    Чу! Слышится говор толпы на поляне;
    Тут истинный рай им! Ликуют селяне,
    И старый и малый, в веселом кругу.
    Здесь вновь человек я, здесь быть им могу!

    В а г н е р

    Люблю прогулку, доктор, с вами,
    В ней честь и выгода моя;
    Но враг я грубого — и не решился б я
    Один здесь оставаться с мужиками.
    Их кегли, скрипки, крик и хоровод
    Я наблюдаю с сильным отвращеньем:
    Как бесом одержим, кривляется народ, —
    И это он зовет весельем, пляской, пеньем!

    К р е с т ь я н е
    (танцуют под липой; пляска и пение)

            Пустился в пляску пастушок;
            На нем и ленты, и венок,
                            И куртка красовалась.
            Народ под липами кишел,
            И танец бешеный кипел,
                            И скрипка заливалась.
            В толпу немедля он влетел
            И локтем девушку задел
                            Для первого начала.
            Но бойко девушка глядит:
            «Как это глупо, — говорит: —
                            Потише б не мешало!»
            Но он, обвив ее рукой,
            Пустился с нею в пляс лихой —
                            Лишь, юбки развевались.
            Ее он поднял на локте,
            Им стало жарко в тесноте,
                            И оба задыхались.

            «Пусти, меня не проведешь!
            Я знаю: ласки ваши —ложь,
                            И клятвы ваши зыбки!»
            Но он, обняв ее, влечет,
            А там, вдали, шумит народ
                            И льются звуки скрипки.

    С т а р ы й   к р е с т ь я н и н

            Прекрасно с вашей стороны,
            Что вы пришли в веселый час!
            Вы так учены и умны,
            А не забыли и о нас.
            Вас кружкой лучшего питья
            Народ признательный дарит,
            И громко здесь желаю я:
            Пусть грудь она вам освежит,
            И сколько капель чистых в ней —
            Дай Бог вам столько светлых дней.

    Ф а у с т

            Я за здоровье ваше пью,
            А за привет — благодарю.

    Народ собирается вокруг.

    С т а р и к

            Да, мысль благая — посетить
            Народ теперь, в веселый час;
            Но вам случалось приходить
            И в дни беды, трудясь для нас.
            Немало здесь стоит таких,
            Которых ваш отец лечил:
            От верной смерти спас он их
            И нам заразу потушил.
            Тогда ты, юноша, за ним
            Везде ходил среди больных,
            Отважен, чист и невредим
            Меж трупов, гноем залитых,—
            И жив остался покровитель:
            Хранил спасителя Спаситель.

    Н а р о д

            Ученый муж, ты многих спас;
            Живи ж сто лет, спасая нас!

    Ф а у с т

            Склонитесь лучше перед тем,
            Кто учит всех и благ ко всем.

    (Идет с Вагнером дальше.)

    В а г н е р

    Что должен был ты, муж великий, ощутить,
    Услышав эту речь и эти восклицанья!
    О, счастлив, кто дары свои и знанья
    С такою пользой мог употребить!
    Приход твой мигом изменил картину:
    Отец тебя показывает сыну,
    Бегут, спешат, теснятся все вокруг;
    Замолк скрипач, затихла пляска вдруг;
    Проходишь ты — они стоят рядами,
    И шапки вверх летят все тут!
    Еще момент — и ниц они падут,
    Как пред священными дарами.

    Ф а у с т

    Пойдем туда: на камне том
    Присядем мы и отдохнем немного.
    Не раз я здесь сидел, томя себя постом,
    Молясь и призывая Бога.
            С надеждой, с верою в творца,
            В слезах, стеня, ломая руки,
            Для язвы злой, для страшной муки
            Просил я скорого конца.
    Слова толпы звучат насмешкой злою
    В ушах моих, и знаю я один,
    Как мало мы, отец и сын,
    Гордиться можем этой похвалою.
    Отец мой, темный труженик, в тиши
    Над тайнами природы тщетно бился;
    В ее круги святые он стремился
    Проникнуть всеми силами души.—
    По-своему, но честно. Меж адептов
    Сидел он в черной кухне взаперти
    И силился бальзам целительный найти,
    Мешая разных множество рецептов.
    Являлся красный лев — и был он женихом,
    И в теплой жидкости они его венчали
    С прекрасной лилией, и грели их огнем,
    И из сосуда их в сосуд перемещали.
    И вслед — блиставшую лучами всех цветов
    Царицу юную в стекле мы получали:
    Целительный напиток был готов.
    И стали мы лечить. Удвоились мученья:
    Больные гибли все без исключенья,
            А выздоравливал ли кто,
            Спросить не думали про то.
            Вот наши подвиги леченья!
            Средь этих гор губили мы
            Страшней губительной чумы!
            Я сам дал тысячам отраву:
            Их нет — а я живу... И вот —
            В моем лице воздал народ
            Своим убийцам честь и славу!

    В а г н е р

    Ну стоит ли об этом вам тужить!
    Довольно, если правильно и честно
    Сумели вы все к делу приложить,
    Что от других вам сделалось известно.
    Как юноша, трудам отца почет
    Воздали вы, — он был доволен вами;
    Потом науку двинули вы сами,
    А сын ваш снова далее пойдет!

    Ф а у с т

    О, счастлив тот, кому дана отрада —
    Надежда выбраться из непроглядной тьмы!
    Что нужно нам, того не знаем мы,
    Что ж знаем мы, того для нас не надо.
    Но перестань: не будем отравлять
    Прекрасный этот час печальными речами.
    Взгляни: уж солнце стало озарять
    Сады и хижины прощальными лучами.
    Оно заходит там, скрываяся вдали,
    И пробуждает жизнь иного края...
    О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли
    И мчаться вслед за ним, в пути не уставая!
    И я увидел бы в сиянии лучей
    У ног моих весь мир: и спящие долины,
    И блеском золотым горящие вершины,
    И реку в золоте, и в серебре ручей.
    Ущелья диких гор с высокими хребтами
    Стеснить бы не могли стремления души:
    Предстали бы моря, заснувшие в тиши,
    Пред изумленными очами.
    Вот солнце скрылось, но в душе больной
    Растет опять могучее желанье
    Лететь за ним и пить его сиянье,
    Ночь видеть позади и день передо мной,
    И небо в вышине, и волны под ногами.
    Прекрасная мечта! Но день уже погас.
    Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, —
    Нельзя нам воспарить телесными крылами!
    Но подавить нельзя подчас
    В душе врожденное стремленье —
    Стремленье ввысь, когда до нас
    Вдруг долетает жаворонка пенье
    Из необъятной синевы небес,
    Когда, внизу оставя дол и лес,
    Орел парит свободно над горами
    Иль высоко под облаками
    К далекой родине своей
    Несется стая журавлей.

    В а г н е р

    Хандрил и я частенько, без сомненья,
    Но не испытывал подобного стремленья.
    Ведь скоро надоест в лесах, в полях блуждать..
    Нет, что мне крылья и зачем быть птицей!
    Ах, то ли дело поглощать
    За томом том, страницу за страницей!
    И ночи зимние так весело летят,
    И сердце так приятно бьется!
    А если редкий мне пергамент попадется,
    Я просто в небесах и бесконечно рад.

    Ф а у с т

    Тебе знакомо лишь одно стремленье,
    Другое знать — несчастье для людей.
    Ах, две души живут в больной груди моей,
    Друг другу чуждые, — и жаждут разделенья!
            Из них одной мила земля —
            И здесь ей любо, в этом мире,
            Другой — небесные поля,
            Где тени предков там, в эфире.
    О духи, если вы живете в вышине
    И властно реете меж небом и землею,
    Из сферы золотой спуститесь вы ко мне
    И дайте жить мне жизнию иною!
    О, как бы я плащу волшебному был рад,
    Чтоб улететь на нем к неведомому миру!
    Я б отдал за него роскошнейший наряд,
    Его б не променял на царскую порфиру!

    В а г н е р

    Не призывай знакомый этот рой,
    Разлитый в воздухе, носящийся над нами;
    От века он душе людской
    Грозит со всех концов и горем и бедами.
    То мчатся с севера, и острый зуб их лют,
    И языком они язвят нас, как стрелою;
    То от востока к нам они бездождье шлют
    И сушат нашу грудь чахоткой злою;
    То, если из пустынь пошлет их жаркий юг,
    Они палящий зной над головой нам копят;
    То с запада они примчат прохладу вдруг,
    А после нас самих, луга и нивы топят.
    Они спешат на зов, готовя гибель нам:
    Они покорствуют, в обман увлечь желая,
    Уподобляются небес святым послам,
    И пенью ангелов подобна ложь их злая...
    Однако нам домой пора давно:
    Туман ложится, холодно, темно...
    Да, только вечером мы ценим дом укромный!
    Но что ж ты стал? И чем в долине темной
    Твое вниманье так привлечено?
    Чего твой взор во мгле туманной ищет?

    Ф а у с т

    Ты видишь — черный пес по ниве рыщет?

    В а г н е р

    Ну да; но что ж особенного в том?

    Ф а у с т

    Всмотрись получше: что ты видишь в нем?

    В а г н е р

    Да просто пудель перед нами:
    Хозяина он ищет по следам.

    Ф а у с т

    Ты видишь ли: спиральными кругами
    Несется он все ближе, ближе к нам.
    Мне кажется, что огненным потоком
    Стремятся искры по следам его.

    В а г н е р

    Ты в зрительный обман впадаешь ненароком:
    Там просто черный пес — и больше ничего.

    Ф а у с т

    Мне кажется, что нас он завлекает
    В магическую сеть среди кругов своих.

    В а г н е р

    Искал хозяина — и видит двух чужих!
    Взгляни, как к нам он робко подбегает.

    Ф а у с т

    Круги тесней, тесней... Вот он уж близок к нам.

    В а г н е р

    Конечно, пес как пес — не призрак: видишь сам
    То ляжет, то, ворча, помчится без оглядки,
    То хвостиком вильнет: собачьи все ухватки!

    Ф а у с т

    Иди сюда! Ступай за нами вслед!

    В а г н е р

    Да, с этим псом конца забавам нет;
    Стоишь спокойно — ждет он терпеливо;
    Окликнешь — он к тебе идет;
    Обронишь вещь — он мигом принесет;
    Брось палку в воду — он достанет живо.

    Ф а у с т

    Ты прав, я ошибался. Да:
    Все дрессировка тут, а духа ни следа.

    В а г н е р

    Да, вот к такой собаке прирученной
    Привяжется порой и муж ученый.
    Воспитанник студентов удалых,
    Пес этот стоит милостей твоих.

    Они входят в городские ворота.

    Сцена 3
    КАБИНЕТ ФАУСТА

    Фауст входит с пуделем.

    Ф а у с т

            Покинул я поля и нивы;
            Они туманом облеклись.
            Душа, смири свои порывы!
            Мечта невинная, проснись!
            Утихла дикая тревога,
            И не бушует в жилах кровь:
            В душе воскресла вера в Бога,
            Воскресла к ближнему любовь.
    Пудель, молчи, не мечись и не бейся:
    Полно тебе на пороге ворчать;
    К печке поди, успокойся, согрейся;
    Можешь на мягкой подушке лежать.
    Нас потешал ты дорогою длинной,
    Прыгал, скакал и резвился весь путь;
    Ляг же теперь и веди себя чинно,
    Гостем приветливым будь.
            Когда опять в старинной келье
            Заблещет лампа, друг ночей,
            Возникнет тихое веселье
            В душе смирившейся моей,
            И снова мысли зароятся,
            Надежда снова зацветет —
            И вновь туда мечты стремятся,
            Где жизни ключ струею бьет.
    Пудель, молчи! К этим звукам небесным,
    Так овладевшим моею душой,
    Кстати ль примешивать дикий твой вой?
    Часто у нас над прекрасным и честным
    Люди смеются насмешкою злой,
    Думы высокой понять не умея.
    Злобно ворчат лишь, собой не владея.
    Так ли ты, пудель, ворчишь предо мной?
    Но горе мне! Довольства и смиренья
    Уже не чувствует больная грудь моя.
    Зачем иссяк ты, ключ успокоенья?
    Зачем опять напрасно жажду я?
    Увы, не раз испытывал я это!
    Но чтоб утрату счастья заменить,
    Мы неземное учимся ценить
    И в Откровенье ждем себе ответа,
    А луч его всего ясней горит
    В том, что Завет нам Новый говорит.
    Раскрою ж текст я древний, вдохновенный,
    Проникнусь весь святою стариной,
    И честно передам я подлинник священный
    Наречью милому Германии родной.

    (Открывает книгу и собирается переводить.)

    Написано: «В начале было Слово» —
    И вот уже одно препятствие готово:
    Я слово не могу так высоко ценить.
    Да, в переводе текст я должен изменить,
    Когда мне верно чувство подсказало.
    Я напишу, что Мысль — всему начало.
    Стой, не спеши, чтоб первая строка
    От истины была недалека!
    Ведь Мысль творить и действовать не может!
    Не Сила ли — начало всех начал?
    Пишу — и вновь я колебаться стал,
    И вновь сомненье душу мне тревожит.
    Но свет блеснул — и выход вижу смело,
    Могу писать: «В начале было Дело»!
    Пудель, не смей же визжать и метаться,
    Если желаешь со мною остаться!
    Слишком докучен товарищ такой:
    Мне заниматься мешает твой вой.
    Я или ты; хоть и против охоты,
    Гостя прогнать принужден я за дверь.
    Ну, выходи же скорее теперь:
    Путь на свободу найдешь тут легко ты.

            Но что я вижу? Явь иль сон?
            Растет мой пудель, страшен он,
            Громаден! Что за чудеса!
            В длину и в ширину растет.
            Уж не походит он на пса!
            Глаза горят; как бегемот,
            Он на меня оскалил пасть.
            О, ты мою узнаешь власть!
            Ключ Соломона весь свой вес
            Тебе покажет, полубес!

    Д у х и
    (в коридоре)

            Он попался! Поспешим!
            Но входить нельзя за ним.
            Как лиса среди тенет,
            Старый бес сидит и ждет.
            Так слетайся же скорей,
            Осторожных духов рой,
            И старайся всей толпой,
            Чтоб избегнул он цепей.
            В эту сумрачную ночь
            Мы должны ему помочь.
            Он велик, могуч, силен:
            Помогал не раз нам он!

    Ф а у с т

    Для покоренья зверя злого
    Скажу сперва четыре слова:
            Саламандра, пылай!
            Ты, Сильфида, летай!
            Ты, Ундина, клубись!
            Домовой, ты трудись!
            Стихии четыре
            Царят в этом мире;
            Кто их не постиг,
            Их сил не проник, —
            Чужда тому власть,
            Чтоб духов заклясть.
            Исчезни в огне,
                            Саламандра!
            Разлейся в волне
                            Ты, Ундина!
            Звездой просверкай
                            Ты, Сильфида!
            Помощь домашнюю дай,
                            Incubus, Incubus,
            Выходи, чтоб закончить союз!
            Нет, ни одной из четырех
            В ужасном звере не таится:
            Ему не больно; он прилег
            И скалит зубы и глумится.
            Чтоб духа вызвать и узнать,
            Сильней я буду заклинать.
            Но знай же: если ты, наглец.
            Из ада мрачного беглец,
    То вот — взгляни — победный знак!
            Его страшатся ад и мрак,
            Ему покорны духи праха.
            Пес ощетинился от страха!
            Проклятое созданье!
            Прочтешь ли ты названье
            Его, Несотворенного,
            Его, Неизреченного,
            И смерть и ад Поправшего
            И на кресте Страдавшего!
    Страшен, грозен, громаден, как слон,
    Вырастает за печкою он,
    И в тумане он хочет разлиться!
    Он весь свод наполняет собой.
    Мрачный дух, повелитель я твой:
    Предо мною ты должен склониться.
    Не напрасно грозил я крестом:
    Я сожгу тебя божьим огнем!
            Не жди же теперь от меня
            Трикраты Святого огня!
            Не жди, говорю, от меня
            Сильнейшего в таинстве нашем!

    Туман рассеивается, из-за печи появляется Мефистофель в одежде бродячего схоласта.

    М е ф и с т о ф е л ь

    К чему шуметь? Я здесь к услугам вашим.

    Ф а у с т

    Так вот кто в пуделе сидел:
    Схоласт, в собаке сокровенный!
    Смешно!

    М е ф и с т о ф е л ь

                    Привет мой вам, науки жрец почтенный!
    По вашей милости изрядно я вспотел.

    Ф а у с т

    Как звать тебя?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Вопрос довольно мелочной
    В устах того, кто слово презирает
    И, чуждый внешности пустой,
    Лишь в суть вещей глубокий взор вперяет.

    Ф а у с т

    Чтоб узнать о вашем брате суть,
    На имя следует взглянуть.
    По специальности прозванье вам дается:
    Дух злобы, демон лжи, коварства — как придется.
    Так кто же ты?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Часть вечной силы я,
    Всегда желавшей зла, творившей лишь благое.

    Ф а у с т

    Кудряво сказано; а проще — что такое?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я отрицаю все — и в этом суть моя.
    Затем, что лишь на то, чтоб с громом провалиться,
    Годна вся эта дрянь, что на земле живет.
    Не лучше ль было б им уж вовсе не родиться!
    Короче, все, что злом ваш брат зовет, —
    Стремленье разрушать, дела и мысли злые,
    Вот это все — моя стихия.

    Ф а у с т

    Ты мне сказал: «я часть»; но весь ты предо мной?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я скромно высказал лишь правду, без сомненья.
    Ведь это только вы мирок нелепый свой
    Считаете за все, за центр всего творенья!
    А я — лишь части часть, которая была
    В начале всё той тьмы, что свет произвела,
    Надменный свет, что спорить стал с рожденья
    С могучей ночью, матерью творенья.
    Но все ж ему не дорасти до нас!
    Что б он ни породил, все эго каждый раз
    Неразделимо связано с телами,
    Произошло от тел, прекрасно лишь в телах,
    В границах тел должно всегда остаться,
    И —право, кажется, недолго дожидаться —
    Он сам развалится с телами в тлен и прах.

    Ф а у с т

    Так вот твое высокое значенье!
    Великое разрушить ты не мог,
    Тогда по мелочам ты начал разрушенье!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что делать! Да и тут старался я не впрок.
                Дрянное Нечто, мир ничтожный,
                Соперник вечного Ничто,
    Стоит, не глядя ни на что,
                И вред выносит всевозможный:
    Бушует ли потоп, пожары, грозы, град —
    И море и земля попрежнему стоят.
    С породой глупою звериной и людскою
    Бороться иногда мне не хватает сил —
    Ведь скольких я уже сгубил,
    А жизнь течет своей широкою рекою.
    Да, хоть с ума сойти, — все в мире так ведется,
    Что в воздухе, в воде и на сухом пути,
    В тепле и в холоде зародыш разовьется.
    Один огонь еще, спасибо, остается.
    А то б убежища, ей-Богу, не найти!

    Ф а у с т

            Так, силой мощной, животворной,
            Тебе враждебною влеком,
            Ты тщетно, демон непокорный,
            Ей угрожаешь кулаком!
            Другое лучше выдумай стремленье,
            Хаоса странное творенье!

    М е ф и с т о ф е л ь

    О том подумать сами мы хотим...
    Но после мы с тобой еще поговорим.
    Теперь могу ль я удалиться?

    Ф а у с т

            К чему такой вопрос? Иди.
            Твое знакомство пригодится:
            Когда захочешь, приходи.
    Не хочешь ли в окно — открытая дорога!
    Не то — в трубу скупай; не заперта и дверь.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Нет, трудновато выйти мне теперь.
    Тут кое-что мешает мне немного:
    Волшебный знак у вашего порога.

    Ф а у с т

    Так пентаграмма этому виной?
    Но как же, бес, пробрался ты за мной?
    Каким путем впросак попался?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Изволили ее вы плохо начертить,
    И промежуток в уголку остался,
    Там, у дверей, — и я свободно мог вскочить.

    Ф а у с т

    Да, случай над тобой удачно посмеялся.
    Так ты мой пленник, стало быть?
    Вот удалось негаданно-нежданно!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Не видел пудель этой штуки странной;
    Вскочил — и вмиг переменился вид,
    И выход был лукавому закрыт.

    Ф а у с т

    Ступай в окно, не будет затруднений.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Увы! таков закон чертей и привидений:
    Каким путем вошел, таким и выходить.
    Во входе волен я, а выходить обязан
    Там, где вошел.

    Ф а у с т

                                    И ад законом связан?
    Вот новости! Ну что ж! Прекрасно: может быть,
    С тобой и договор возможно заключить?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что обещаем мы, ты можешь получить
    Сполна, —ни в чем тебя мы не надуем.
    Да, но об этом долго рассуждать.
    Другой раз мы подробней потолкуем.
    Теперь же я прошу нижайше позволенья
    Уйти. Нельзя ль вам пентаграмму снять?

    Ф а у с т

    Куда? Чего спешить? Останься на мгновенье.
    Не можешь ли мне сказку рассказать?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Теперь пусти! Ведь я приду опять;
    Тогда расспрашивай — на все я дам решенье.

    Ф а у с т

    Тебя не звал я, сам ты это знаешь;
    Ты сам попался в сеть, не правда ли, скажи?
    Кто чорта держит, тот его держи:
    Не скоро ведь опять его поймаешь.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, если так уж хочешь, я готов
    С тобой остаться несколько часов;
    Но попрошу мне волю предоставить
    Тебя моим искусством позабавить.

    Ф а у с т

            Что хочешь делай; лишь сумей
            Меня занять повеселей.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ты в краткий час среди видений
    Получишь больше наслаждений,
    Чем в целый год обычных дней.
    Ни песни духов бестелесных,
    Ни дивный ряд картин чудесных
    Не будут сном волшебных чар;
    Ты будешь тешить обонянье,
    И вкус, и даже осязанье —
    Все, все тебе доставлю в дар!
    Приготовлений ждать не нужно:
    Мы в сборе все. Начните дружно!

    Д у х и

                    Вы, темные арки,
                    О, пусть вас не станет!
                    Пусть светлый и яркий
                    Приветливо глянет
                    Эфир голубой!
                    Пусть туч, исчезая,
                    Рассеется рой!
                    Пусть звезды, мерцая.
                    Пусть, кротко лаская,
                    Нам солнца блестят!
                    Как легкая стая,
                    В роскошном расцвете
                    Красы бестелесной
                    Небесные дети,
                    Порхая, летят;
                    И рой их прелестный
                    То выше умчится,
                    То стелется ниже,
                    И ближе, все ближе
                    К земле он стремится,
                    И тканью эфирной
                    Одежды их веют
                    Над кущами мирной,
                    Блаженной страны,
                    Где, в неге беседки,
                    Дум сладких полны.
                    Влюбленные млеют,
                    Друг другу верны.
                    И всюду пестреют
                    Беседки, беседки!
                    Лоз нежные ветки
                    Дают виноград;
                    Давимы тисками,
                    Сок гроздья струят,
                    И, пенясь, реками
                    Стекает вино;
                    Среди несравненных
                    Камней драгоценных
                    Струится оно
                    И, высь покидая
                    Сияющих гор,
                    Течет, ниспадая
                    В равнины озер.
                    Холмов вереницы
                    Меж ними цветут,
                    И райские птицы
                    Блаженство там пьют,
                    И к солнцу стремятся,
                    И радостно мчатся
                    Они к островам,
                    Что в блеске сиянья
                    Плывут по волнам;
                    И гимн ликованья
                    Там слышится нам;
                    Пленяют нам взоры
                    Танцующих хоры
                    На светлых лугах,
                    Взбираются в горы,
                    Ныряют в волнах,
                    И в воздухе реют,
                    И в сердце лелеют
                    Стремленья свои
                    К той жизни блаженной
                    В безбрежной вселенной,
                    Где звезды, сверкая,
                    Дарят им, лаская,
                    Блаженство любви!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Он убаюкан, спит. Воздушные творенья,
    Спасибо вам мое за ваши песнопенья:
    В долгу у вас я за концерт такой.
    Нет, Фауст, не тебе повелевать бесами!
    Пусть грезит он, объят воздушными мечтами,
    Весь погружен в обманчивый покой.
    Но надо снять с порога заклинанье:
            Его мне крыса отгрызет.
    Вот уж одна пришла: бежит и приказанье
            Мое исполнить только ждет.
            Владыка крыс, мышей, лягушек,
            Клопов, и блох, и вшей, и мушек
            Тебе изволит приказать
            К тому порогу подбежать —
            И там, где масло он положит,
            Пускай твой зуб усердно гложет.
    Живей, зверек! Вперед! Мешает выйти мне
    Там, с краю, уголок на левой стороне.
    Довольно! Хорошо! Спасибо за старанье!
    Ну, Фауст, спи себе! До скорого свиданья!

    (Уходит.)

    Ф а у с т
    (просыпаясь)

            Ужели я обманут снова?
            Мир духов вновь исчез: во сне
            Коварный бес явился мне,
            А пудель скрылся из алькова!

    Сцена 4
    КАБИНЕТ ФАУСТА

    Фауст, Мефистофель.

    Ф а у с т

    Кто там? Войдите! Вечно помешают!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я здесь.

    Ф а у с т

                    Войдите ж!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Трижды приглашают
    Чертей.

    Ф а у с т

                    Войди же!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Ну, теперь вхожу.
    Надеюсь, мы с тобой поладим
    И от тебя хандру отвадим.
    Примером я тебе служу:
    В одежде златотканной, красной,
    В плаще материи атласной,
    Как франт, кутила и боец,
    С пером на шляпе, с длинной шпагой,
    Дыша весельем и отвагой, —
    Чем я не бравый молодец?
    И не пора ли наконец
    Тебе одеться в том же роде?
    Тогда, на воле, на свободе,
    И бросив вздорные мечты,
    Что значит жизнь, узнаешь ты!

    Ф а у с т

    Что ни надень, все мучусь я хандрою,
    И уз земных не в силах я забыть.
    Я слишком стар, чтоб тешиться игрою,
    И слишком юн, чтоб без желаний быть.
    Свет ничего не даст мне, я уверен.
            «Умерен будь! Лишь будь умерен!» —
            Вот песня вечная у нас.
            Она терзает наши души,
            Ее поют нам хрипло в уши
            И каждый день и каждый час!
    Встаю ли утром — ждут меня страданья:
    Я убежден, что долгий день пройдет
    И мне не даст, я знаю наперед,
    Ни одного достичь, ни одного желанья!
    Мгновенье радости почую ли душой —
    Вмиг жизни критика его мне разрушает
    И образы, лелеянные мной,
    Гримасою ужасной искажает.
    Когда же ночь спускается и мне
    С тоской в постель приходится ложиться,
    Не знаю я покоя и во сне:
    Мне сон жестокий будет сниться.
    Тот Бог, который жив в груди моей,
    Всю глубину ее волнует:
    Он правит силами, таящимися в ней,
    Но силам выхода наружу не дарует.
    Так тяжко, горько мне, что жизнь мне не мила —
    И жду я, чтоб скорей настала смерти мгла.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, смерть, однако, гость не очень-то приятный.

    Ф а у с т

    О, как завиден жребий благодатный
    Того, кто, лавры заслужив в бою,
    С победою встречает смерть свою,
    Того, кто после пляски знойной
    Находит смерть в объятьях девы стройной!
    Зачем, зачем с восторженной душой
    Не пал я мертвым в миг тот роковой,
    Когда мне дух явился величавый!

    М е ф и с т о ф е л ь

    А все-таки в ту ночь один знакомый мой
    Не осушил бокал, наполненный отравой.

    Ф а у с т

    Шпионство, видно, страсть твоя?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я знаю многое, хоть не всеведущ я.

    Ф а у с т

            Когда от дикого порыва
            Отвлек меня знакомый звон,
            То чувства детские так живо
            Твердили ложь былых времен.
            Всему, что душу обольщает,
            Я шлю проклятие, — всему,
            Что наше сердце увлекает,
            Что льстит несчастному уму!
            Тебе проклятье — самомненье,
            Которым дух порой влеком!
            Тебе проклятье — ослепленье
            Блестящим всяким пустяком!
            Проклятье грезам лицемерным,
            Мечтам о славе — тем мечтам,
            Что мы считаем счастьем верным,
            Семейству, власти и трудам!
            Тебе проклятье, идол злата.
            В пекущий к дерзким нас делам,
            Дары постыдные разврата
            И праздность неги давший нам!
            Будь проклята любви отрада!
            Проклятье соку винограда
            И искрометному вину,
            Надежд и веры всей святыне, —
            Но больше всех тебя отныне,
            Терпенье пошлое, кляну!

    Х о р   д у х о в
    (невидимо)

                            Увы, увы!
                            Разбил ты его,
                            Прекраснейший мир,
                            Могучей рукой.
            Он пал пред тобой,
            Разрушен, сражен полубогом!
            И вот мы, послушны ему.
            Уносим обломки созданья
            В ничтожества тьму
            Сквозь плач и рыданья
            О дивной погибшей красе...
            И молим мы все:
            Воспрянь, земнородный, могучий!
            Мир новый, чудесный и лучший
            Создай в мощном сердце своем;
            С душой обновленной
            Ты новую жизнь начинай, просветленный,
            И новую песнь мы тебе воспоем!

    М е ф и с т о ф е л ь

                    Слышишь? Дух-малютка
                    Не лишен рассудка;
                Он дает совет разумный:
                Кличет к делу, к жизни шумной
                    Брось же угол свой,
                    Где, во мгле сырой,
                Стынет кровь и ум смолкает:
                Выйди в мир, где жизнь сверкает!

    Довольно же играть своей тоскою,
    Что рвет, как коршун, грудь твою! Взгляни:
    Ты окружен беспечною толпою,
    Ты человек такой же, как они.
                Впрочем, ведь я не равняю с тобою
                Эту толпу, неразумный народ.
                Слушай: хоть я не из важных господ.
                Все-таки, если ты хочешь со мною
                В светлую жизнь веселее вступить.
                Буду усердно тебе я служить,
                Я тебе преданным спутником стану
                И ни на шаг от тебя не отстану;
                Знай, что повсюду помощник я твой;
                Стану рабом и покорным слугой.

    Ф а у с т

    А чем я заплачу за эти попеченья?

    М е ф и с т о ф е л ь

    О, нам с тобой еще не близко до того!

    Ф а у с т

    Нет, нет! Чорт — эгоист, нельзя ждать от него.
    Чтоб даром стал он делать одолженья.
    Ясней условимся, мой друг:
    Таких держать опасно слуг.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я буду верным здесь тебе слугою,
    Твоим веленьям подчинен вполне;
    Когда же там мы встретимся с тобою,
    Ты отплатить обязан тем же мне.

    Ф а у с т

    Что будет там, о том мне нет заботы;
    Когда разрушишь этот свет легко ты, —
    Пускай себе иной возникнет свет!
    Здесь, на земле, живут мои стремленья,
    Пол солнцем, здесь, мои мученья;
    Когда ж придет последнее мгновенье —
    Мне до того, что будет, дела нет.
    Зачем мне знать о тех, кто там, в эфире,—
    Бывает ли любовь и ненависть у них,
    И есть ли там, в мирах чужих,
    И низ и верх, как в этом мире!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что ж, если так, — условься же смелей,
    И я тебя немедля позабавлю
    Своим искусством! Я тебе доставлю,
    Чего еще никто не ведал из людей!

    Ф а у с т

    Что дашь ты, жалкий бес, какие наслажденья?
    Дух человеческий и гордые стремленья
    Таким, как ты, возможно ли понять?
    Ты пищу дашь, не дав мне насыщенья;
    Дашь золото, которое опять,
    Как ртуть, из рук проворно убегает;
    Игру, где выигрыш вовеки не бывает;
    Дашь женщину, чтоб на груди моей
    Она к другому взоры обращала;
    Дашь славу, чтоб чрез десять дней,
    Как метеор, она пропала, —
    Плоды, гниющие в тот миг, когда их рвут,
    И дерево в цвету на несколько минут!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, это для меня пустое!
    Легко б я надавать таких сокровищ мог;
    Но, может быть, захочешь ты, дружок,
    Со временем вкусить и что-нибудь другое.

    Ф а у с т

    Когда на ложе сна, в довольстве и покое,
    Я упаду, тогда настал мой срок!
    Когда ты льстить мне лживо станешь
    И буду я собой доволен сам,
    Восторгом чувственным когда меня обманешь,
    Тогда — конец! Довольно спорить нам!
    Вот мой заклад!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Идет!

    Ф а у с т

                                                    Ну, по рукам!
    Когда воскликну я: «Мгновенье,
    Прекрасно ты, продлись, постой!» —
    Тогда готовь мне цепь плененья,
    Земля разверзнись подо мной!
    Твою неволю разрешая,
    Пусть смерти зов услышу я —
    И станет стрелка часовая,
    И время минет для меня.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я буду помнить все; рискуешь ты, не скрою.
    Подумай же.

    Ф а у с т

                            Свободен ты во всем.
    Поверь, я не кичусь собою;
    Тебе ль, другому ли — рабом
    Готов я быть, когда того я стою.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Итак, пируйте ж, доктор, на досуге,
    А я сегодня же исполню роль прислуги!
    Еще одно: неверен жизни срок;
    Могу ль у вас просить я пару строк?

    Ф а у с т

    Расписку? Вот педант! Тебе ли видеть ново.
    Что значит человек и данное им слово?
    То, что сказал я, власть тебе дает
    Над всей земною жизнию моею;
    Весь мир меняется, несется все вперед,
    А я нарушить клятву не посмею?
    Что делать: рождены мы с глупостью такой!
    Кто от нее избавиться сумеет?
    Блажен, кто верен, чист душой:
    Он жертвовать ничем не пожалеет.
    Но лист пергамента с печатями на нем —
    Вот призрак, всех пугающий, к несчастью.
    Мы слову смолкнуть на пере даем,
    А воск и кожу одаряем властью!
    Итак, чего ж ты хочешь, бес? Ответь!
    Пергамент ли, бумагу, мрамор, медь —
    Решай же, выбирай свободно!
    Перо ли взять, резец иль грифель? Что еще?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Как ты словами сыплешь горячо!
    Без них уладим дело превосходно.
    Любой листок лишь взять решись
    И каплей крови подпишись.

    Ф а у с т

    Изволь, уж если так тебе угодно.
    Итак, обряд нелепый, совершись!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Кровь — сок совсем особенного свойства.

    Ф а у с т

    Но только чтоб ни тени беспокойства
    За мой залог; я сам стремлюсь, поверь,
    Всей силою к тому, что обещал теперь!
    Собой напрасно слишком я кичился:
    Мое достоинство лишь твоему равно.
    Великий дух презреть меня решился,
    И тайн природы знать мне не дано.
    Теперь конец всему: порвалась нить мышленья;
    К науке я давно исполнен отвращенья,
    Тушить страстей своих пожар
    В восторгах чувственных я буду,
    И под густой завесой чар
    Готов ко всякому я чуду!
    Я кинусь в шумный времени поток,
    В игру случайностей, куда забросит рок,
    И пусть страданье и отрада,
    И пусть удача и досада
    Причудливой промчатся чередой;
    Кто хочет действовать — тот позабудь покой!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Не будет вам ни в чем ни меры, ни преграды;
    Чем ни захочется полакомиться вам —
    Все смело на лету хватайте здесь и там,
    Что послужить вам может для отрады!
    Не надо лишь робеть и выбор свой стеснять.

    Ф а у с т

    Не радостей я жду, — прошу тебя понять!
    Я брошусь в вихрь мучительной отрады,
    Влюбленной злобы, сладостной досады;
    Мой дух, от жажды знанья исцелен,
    Откроется всем горестям отныне:
    Что человечеству дано в его судьбине,
    Все испытать, изведать должен он!
    Я обниму в своем духовном взоре
    Всю высоту его, всю глубину;
    Все счастье человечества, все горе —
    Все соберу я в грудь свою одну,
    До широты его свой кругозор раздвину
    И с ним в конце концов я разобьюсь и сгину!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Старался разжевать я смысл борьбы земной
    Немало тысяч лет. Поверь ты мне, мой милый.
    Никто еще, с пеленок до могилы,
    Не переваривал закваски вековой.
                Весь этот свет, все мирозданье —
                Для Бога лишь сотворены;
    Себе он выбрал вечное сиянье,
    Мы в вечный мрак погружены;
    А вы — то день, то ночь испытывать должны.

    Ф а у с т

    Но я хочу!

    М е ф и с т о ф е л ь

                              Я понимаю эго;
    Боюсь я за одно, в одном лишь мой протест:
    Ars longa, vita brevis est [искусство вечно, жизнь коротка (лат.)].
    Позвольте вам сказать словцо совета:
    Коль уж на то пошло, сыщите вы поэта, —
    Пусть мыслью в небе он парит
    И все возвышенное света
    В особе вашей пусть осуществит:
            Отвагу пламенную львов,
            Оленя быстроту,
            Испанца огненную кровь,
            Норвежца прямоту.
    Пускай найдет он тайное искусство
    С коварством согласить возвышенное чувство,
    По плану вам составит идеал,
    По плану вас влюбить не затруднится;
    Ну, словом, если б мог тот идеал явиться,
    Ему б я имя Микрокосма дал.

    Ф а у с т

    Что ж значу я, коль не достигну цели,
    Венца, к которому стремится род людской,
    К которому и сам стремлюсь я всей душой?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ты значишь то, чтб ты на самом деле.
    Надень парик с мильонами кудрей,
    Стань на ходули, но в душе своей
    Ты будешь все таким, каков ты в самом деле.

    Ф а у с т

    Да, вижу, что напрасно я собрал
    Сокровища познания людского;
    Не нахожу в себе я силы снова,
    Когда свести я счеты пожелал;
    Ни на волос не выше я, не ниже
    И к бесконечному не ближе.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Привык смотреть на вещи ты, мой друг,
    Как все на них вы смотрите; а надо
    Умней, толковей тратить свой досуг,
    Пока доступна жизни вся отрада.
    Тьфу, пропасть! Руки, ноги, голова
    И зад — твои ведь, без сомненья?
    А чем же меньше все мои права
    На то, что служит мне предметом наслажденья?
    Когда куплю я шесть коней лихих,
    То все их силы — не мои ли?
    Я мчусь, как будто б ног таких
    Две дюжины даны мне были!
    Итак, смелей! Раздумье все долой,
    И прямо в шумный мир за мной
    Спеши, надеждой окрыленный!
    Кто философствует, тот выбрал путь плохой.
    Как скот голодный, что в степи сухой
    Кружит себе, злым духом обойденный,
    А вкруг цветет роскошный луг зеленый!

    Ф а у с т

    С чего ж начать?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                  Уйти скорей.
    Что делать нам в тюрьме твоей?
    Что здесь за жизнь? Тоской да пустяками
    Морить себя с учениками?
    Сосед-толстяк на это есть.
    Толочь ли воду ты желаешь?
    Все лучшие слова, какие только знаешь,
    Мальчишкам ты не можешь преподнесть.
    Да вот, один идет уж в коридоре.

    Ф а у с т

    Я не могу его принять.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Нельзя же так его прогнать:
    Бедняжка долго ждал, он будет в страшном горе.
    Твой плащ да шапочку на время я возьму;
    Как раз к лицу мне быть в таком уборе!
    (Переодевается.)
    Ты остроумию доверься моему —
    Всего лишь четверть часика мне нужно, —
    А сам иди да в путь сготовься дружно.

    Фауст уходит.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (один, в длинной одежде Фауста)

    Лишь презирай свой ум да знанья светлый луч —
    Все высшее, чем человек могуч;
    Пусть с чародейскою забавой
    Тебя освоит дух лукавый, —
    Тогда ты мой, без дальних слов!
    Ему душа дана судьбою,
    Стремящаяся вдаль, не вынося оков;
    В своем стремленье пылкою душою
    Земные радости он презирать готов.
    Он должен в шумный мир отныне погрузиться:
    Его ничтожеством томим,
    Он будет рваться, жаждать, биться,
    И призрак пищи перед ним
    Над ненасытною главою будет виться;
    Напрасно он покоя будет ждать.
    И даже не успей он душу мне продать,
    Сам по себе он должен провалиться.

    Входит ученик.

    У ч е н и к

    Я только что приехал по делам,
    И вот, исполнен преданности к вам,
    Я утруждать решаюсь посещеньем
    Того, о ком все говорят с почтеньем.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Учтивость ваша делает вам честь:
    Таких, как я, немало, впрочем, есть.
    Вам приходилось где-нибудь учиться?

    У ч е н и к

    Я прямо к вам намерен обратиться!
    От всей души стараться я готов;
    И деньги есть, и телом я здоров.
    Меня пускать мать долго не хотела,
    Да слишком мной охота овладела
    Узнать побольше дельного у вас.

    М е ф и с т о ф е л ь

    О, если так — на месте вы как раз.

    У ч е н и к

    Признаться, я б уехал хоть сейчас
    Назад: все эти стены, коридоры
    Мучительно мои стесняют взоры;
    Так неприветлив, тесен этот дом:
    Пи зелени, ни деревца кругом!
    А в залах, на скамьях — в одно мгновенье
    Теряешь сразу ум, и слух, и зренье.

    М е ф и с т о ф е л ь

    На все привычка есть, мой юный друг:
    Дитя — и то у матери не вдруг
    Берет сосец, чтоб присосаться плотно,
    Впоследствии ж питается охотно.
    А мудрости божественная грудь
    Что день, то больше даст вам наслажденья.

    У ч е н и к

    Всем сердцем я желаю к ней прильнуть.
    Но как мои осуществить стремленья?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Сначала дайте мне ответ:
    Какой милей вам факультет?

    У ч е н и к

    Хочу я быть ученым чрезвычайным,
    Приблизиться ко всем земли и неба тайнам —
    Обнять желаю, словом, полный круг
    Природы всей и всех наук.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Вы верный путь себе избрали.
    Лишь развлекаться не должны.

    У ч е н и к

    И телом и душой, от сердца глубины,
    Отдамся я ученью; но нельзя ли
    И отдохнуть — гулять по временам,
    Хотя бы летом, по воскресным дням?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Цените время: дни уходят невозвратно!
    Но наш порядок даст привычку вам
    Распределять занятья аккуратно.
    А потому, мой друг, на первый раз,
    По мне, полезен был бы тут для вас
    Курс логики: хоть опыт и рискован,
    Начнут сейчас дрессировать ваш ум,
    Как бы в сапог испанский зашнурован,
    Чтоб тихо он, без лишних дум
    И без пустого нетерпенья,
    Всползал по лестнице мышленья,
    Чтоб вкривь и вкось, по всем путям,
    Он не метался там и сям.
    Затем внушат вам ради той же цели,
    Что в нашей жизни всюду, даже в том,
    Для всех понятном и простом,
    Что прежде сразу делать вы умели —
    Как, например, питье, еда,—
    Нужна команда «раз, два, три» всегда.
    Так фабрикуют мысли. С этим можно
    Сравнить хоть ткацкий, например, станок.
    В нем управленье нитью сложно:
    То вниз, то вверх снует челнок,
    Незримо нити в ткань сольются;
    Один толчок — сто петель вьются.
    Подобно этому, дружок,
    И вас философ поучает:
    «Вот это — так и это — так,
    А потому и это — так,
    И если первая причина исчезает,
    То и второму не бывать никак».
    Ученики пред ним благоговеют,
    Но ткань соткать из нитей не сумеют.
    Иль вот: живой предмет желая изучить,
    Чтоб ясное о нем познанье получить,
    Ученый прежде душу изгоняет,
    Затем предмет на части расчленяет
    И видит их, да жаль: духовная их связь
    Тем временем исчезла, унеслась!
    Encheiresin naturae [способ действия природы (лат.)] именует
    Все это химия; сама того не чует,
    Что над собой смеется.

    У ч е н и к

                                            Виноват:
    Неясно это мне.

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    О, все пойдет на лад:
    В редукцию лишь надо вникнуть,
    К классификации привыкнуть.

    У ч е н и к

    Все дико мне! В мозгу моем
    Все завертелось колесом.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Затем, первей всего, займитесь неизбежно
    Вы метафизикой: учитесь ей прилежно;
    Глубокомысленно трудясь,
    Вместить старайтесь то, что отродясь
    В мозг человеческий не входит;
    Вместите ль, нет ли — не беда:
    Словечко громкое всегда
    Из затрудненья вас выводит!
    Но в первые полгода, милый друг,
    Порядок вам нужнее всех наук;
    Вам в день занятий пять часов нормально:
    С утра к звонку являйтесь пунктуально!
    Старайтесь раньше дома протвердить
    Параграф, чтобы в классе проследить,
    Что вам твердит учитель, слово в слово,
    Лишь то, что в книге, —ничего другого,
    И так старательно пишите все в журнал,
    Как будто б дух святой вам диктовал.

    У ч е н и к

    Об этом мне напоминать не надо!
    Сам знаю я, какая в том отрада.
    Спокойно мы домой тетрадь несем:
    Топор не вырубит, что писано пером.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Так изберите ж факультет.

    У ч е н и к

    К юриспруденции не чувствую влеченья.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что ж, не во вред вам это отвращенье:
    По правде, в ней большого проку нет.
    Законы и права, наследное именье,
    Как старую болезнь, с собой
    Несет одно другому поколенье,
    Одна страна — стране другой.
    Безумством мудрость станет, злом — благое:
    Терпи за то, что ты не дед!
    А право новое, родное —
    О нем —увы! — и речи нет!

    У ч е н и к

    К ней утвердили вы мое презренье.
    Блажен, кому вы можете помочь!
    Я богословие избрать теперь не прочь.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Не стану вас вводить я в заблужденье,
    Мой юный друг. В науке сей
    Легко с дороги сбиться: все в ней ложно;
    Так яду скрытого разлито много в ней,
    Что с пользой различить его едва ли можно.
    И здесь учителя вы слушать одного
    Должны и клясться за слова его.
    И вообще: держитесь слова
    Во всем покрепче, каждый раз!
    Тогда дорога верная для вас
    В храм несомненности готова.

    У ч е н и к

    Но ведь понятия в словах должны же быть?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Прекрасно, но о том не надо так крушиться:
    Коль скоро недочет в понятиях случится,
    Их можно словом заменить.
    Словами диспуты ведутся,
    Из слов системы создаются;
    Словам должны вы доверять:
    В словах нельзя ни йоты изменять.

    У ч е н и к

    Простите, вам наскучил я; но снова
    Решусь я вас вопросом утруждать:
            Нельзя ли будет мне узнать
            О медицине ваше слово?
    Три года — много ли? А время ведь не ждет,
    И — Бог мой! — мудрости так необъятно поле!
    Когда указан путь, тогда гораздо боле
    Почувствуешь себя подвинутым вперед.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (в сторону)

    Ну, речь педантская порядком мне приелась:
    Мне сатаной опять явиться захотелось.
    (Вслух.)

    Дух медицины всяк легко поймет!
    Большой и малый свет вам изучать придется,
                А там — пускай все остается,
                            Как Бог пошлет.
    В науке здесь парить не надо через меру:
    Все учатся кой-как, по мере сил;
    А кто мгновенье уловил,
    Тот мигом делает карьеру.
    Притом же вы недурно сложены,
    А стало быть, робеть лишь не должны:
    Кто верить сам в себя умеет,
    Тот и других доверьем овладеет,
    И вот — ему успехи суждены.
    Особенно ж всегда умейте к дамам
    Подделаться: их вечный «ох» да «ах»
    Во всех его бесчисленных тонах
    Лечите все одним, все гем же самым;
    Тут стоит такта чуточку иметь—
    И, смотришь, все попались в вашу сеть.
    Ваш титул им внушит тот вывод ясный,
    Что вы — искусник редкостный, прекрасный,
    Каких на свете мало есть; а там —
    Вы сразу приметесь за всяческие штучки,
    Которых ждут иные по годам;
    Пожмете нежно пульс прелестной ручки
    И, пламя хитрое придав своим глазам,
    Изящный стан вы обовьете ловко:
    Уж не тесна ли, мол, у вас шнуровка?

    У ч е н и к

    Вот это лучше, видно — как и где.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Суха, мой друг, теория везде,
    А древо жизни пышно зеленеет!

    У ч е н и к

    Клянусь, теперь брожу я как во сне!
    Еще разок прийти нельзя ли мне?
    Никто учить так мудро не умеет!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Чем я могу, служить всегда готов.

    У ч е н и к

    Нельзя ж мне так уйти от вас! Позвольте
    Просить вас написать в альбом мне пару слов
    В знак вашей благосклонности!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                                            Извольте!
    (Пишет и возвращает ученику альбом.)

    У ч е н и к
    (читает)

    Eritis sicut Deus, scientes bonum et malum [«Будете, как Бог, знать добро и зло» (лат.)].
    (Почтительно закрывает альбом и откланивается.)

    М е ф и с т о ф е л ь

    Следуй лишь этим словам да змее, моей тетке, покорно:
    Божье подобье свое растеряешь ты, друг мой, бесспорно!

    Ф а у с т
    (входя)

    Куда ж теперь?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Куда стремишься ты душой.
    Сначала в малый свет, потом в большой.
    С каким весельем, друг ты мой любезный,
    Ты просмакуешь этот курс полезный!

    Ф а у с т

    Ну нет; я, с этой длинной бородой,
    Далек от жизни легкой, молодой.
    Не верю я в попытку эту;
    Притом всегда я чужд был свету.
    Я ниже всех себе кажусь,
    Всегда стесняюсь и стыжусь.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Уменье жить придет само собою.
    Лишь верь в себя, так жизнь возьмешь ты с бою!

    Ф а у с т

    Но как же нам пуститься в путь?
    Где экипаж, где кони, слуги?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Мне стоит плащ мой развернуть —
    И мы взовьемся легче вьюги.
    Но на полет отважный свой
    Ты не бери узлов с собой.
    Вот я дыханьем огненным повею —
    И мы поднимемся с поверхности земной:
    Чем легче, тем скорей помчишься ты со мной.
    Ну-с, с новой жизнью вас поздравить честь имею!

    Сцена 5
    ПОГРЕБ АУЭРБАХА В ЛЕЙПЦИГЕ

    Компания гуляк.

    Ф р о ш

    Никто не пьет! И смеха нет ни в ком!
    Эх, проучить бы вас за эти рожи!
    Сегодня вы — что мокрые рогожи.
    А ведь могли б быть парни с огоньком!

    Б р а н д е р

    Ты виноват — кого ж винить другого?
    Ни глупостей, ни свинства никакого!

    Ф р о ш
    (выливая ему на голову стакан вина)

    Так получи сполна!

    Б р а н д е р

                                            Свиньей свинья!

    Ф р о ш

    Ты сам просил—исполнил я.

    З и б е л ь

    Кто ссорится, тех вон! Их нам не нужно.
    пойте, пейте да ревите дружно:
    «Гоп, голла, го!»

    А л ь т м а й е р

                                    Пропали мы, беда!
    Где вата? Уши мне он раздерет! Ужасно!

    З и б е л ь

    Когда трясутся своды, лишь тогда
    Вся сила баса чувствуется ясно!

    Ф р о ш

    Идет! А кто перечит, тех — за дверь!
    Га, тра-ла-ла-ла-ла!

    А л ь т м а й е р

                                    Га, тра-ла-ла-ла-ла!

    Ф р о ш

    Ну, глотки все настроены теперь!

    (Поет.)

            Святой, высокий римский трон,
            Как до сих пор не рухнет он?

    Б р а н д е р

    Дрянная песня, тьфу, политикой звучит!
    Создателя благодарите смело,
    Что римский трон блюсти — не ваше дело!
    Конечно, уж судьба ко мне благоволит,
    Что быть мне канцлером иль князем не велит.
    Но старшину иметь не худо и меж нами:
            Так изберем мы папу сами.
            Известно вам, какой чертой
    Решается избранье в сан святой?

    Ф р о ш
    (поет)

            Взвейся, подымися к небу, соловей,
            Сто раз поклонися милой ты моей!

    З и б е л ь

    Поклона милой нет — и чтоб о том ни слова!

    Ф р о ш

    Поклон и поцелуй — стою на этом снова!
    (Поет.)

            Прочь замок! — в тиши ночной —
            Прочь замок! — ждет милый твой;
            Щелк замок! — горит восток.

    З и б е л ь

    Ну ладно, величай да песни в честь ей пой!
    Тебя же осмеют, а никого другого:
    Как провела меня, так проведет любого.
    Пускай с ней встретится влюбленный домовой,
    На перекрестке пусть ей отведет он очи!
    Пусть в полночь с Блоксберга несущийся домой
    Проблеет ей козел спокойной ночи!
                    Чтоб парень спину гнул пред ней,—
                    Нет, много чести будет ей!
                    Повыбить окна ей — вот эта
                    Я одобряю для привета!

    Б р а н д е р
    (ударяя кулаком по столу)

            Молчать! Молчать! Послушайте меня!
            Я, как известно, жить умею!
            Ведь здесь влюбленных целая семья —
            И всем доставить по порядку я
            Им кое-что приятное имею.
                    На новый песенка покрой:
                    Вы петь припев должны за мной!
    (Поет.)

            Раз крыса в погребе жила,
                            Все ела жир да сало;
            Как доктор Лютер завела
                            Брюшко и бед не знала.
            Но повар яду ей подлил —
            И крысе белый свет постыл:
                            Ужель она влюбилась?

    Х о р
    (весело)

            Ужель она влюбилась?

    Б р а н д е р

            Бежит назад, бежит вперед,
                            Везде грызет и гложет;
            Во всякой грязной луже пьет,
                            А боль унять не может.
            Бедняга скачет там и тут,
            Но скоро ей пришел капут:
                            Ужель она влюбилась?

    Х о р

            Ужель она влюбилась?

    Б р а н д е р

            Средь бела дня она в пылу
                            Вбежала в кухню, села
            В предсмертных корчах на полу
                            И жалобно пыхтела.
            А повар злой, смеясь, твердит:
            «Ага! со всех концов свистит —
                            Ужель она влюбилась?»

    Х о р

            Ужель она влюбилась?

    З и б е л ь

    Вишь, умники! Нашли себе отраду!
    Как будто нет и подвига славней,
    Чем дать бедняжке крысе яду!

    Б р а н д е р

    Давно ли крысы в милости твоей?

    А л ь т м а й е р

            Эх ты, пузан с башкою лысой!
            В несчастье тих и кроток он:
            Сравнил себя с распухшей крысой —
            И полным сходством поражен.

    Входят Фауст и Мефистофель.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Фаусту)

    Тебя ввожу я с первого же шага
    В веселый круг. Вот буйная ватага:
    Взгляни, как жить возможно без забот!
    Для них — что день, то праздник настает.
    С плохим умом, с большим весельем, в мире
    Ребята скачут в танце круговом,
            Точь-в-точь котята за хвостом.
            Им только б был кредит в трактире
            Да не трещала б голова, —
            Так все на свете трын-трава!

    Б р а н д е р

    Душа моя приезжих сразу чует:
    В них по манерам я чужих узнал сейчас;
    Они и двух часов не пробыли у нас.

    Ф р о ш

    Ты прав! Ни перед кем наш Лейпциг не спасует:
    Как маленький Париж, он свой народ шлифует.

    З и б е л ь

    Ты их откуда же считаешь, из каких?

    Ф р о ш

    Уж предоставьте мне! Я только им поставлю
    Бутылочку винца, так без труда я их
    Всю подноготную поведать нам заставлю.
    Они, должно быть, не простые, брат:
    Недаром зло и гордо так глядят.

    Б р а н д е р

    Знать, шарлатаны, чорт их подери!

    А л ь т м а й е р

    Должно быть, так.

    Ф р о ш

                                    Так надо к ним придраться.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Фаусту)

    Народец! Чорт меж них, а им не догадаться:
    Хоть прямо их за шиворот бери.

    Ф а у с т

    Поклон вам, господа!

    З и б е л ь

                                            Спасибо за поклон.
    (Взглянув искоса на Мефистофеля, в сторону.)
    Но отчего прихрамывает он?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Присесть к столу прошу я позволенья.
    Хорошего вина здесь получить нельзя,
    Так мы найдем в беседе наслажденье.

    А л ь т м а й е р

    Вы избалованы порядком, вижу я.

    Ф р о ш

    Вы в Риппахе вчера, должно быть, ночевали?
    Поужинали вы у Ганса-дурачка?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Нет, нынче мы пришли издалека,
    Но прошлый раз мы долго с ним болтали,
    Нам говорил он много о родне:
    Ей снесть поклон приказывал он мне.
    (Кланяется Фрошу.)

    А л ь т м а й е р
    (тихо)

    Что, съел?

    З и б е л ь

                    Да, это парень не простой.

    Ф р о ш

    Еще его поддену я, постой!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Входя сюда, мы слышали сейчас,
    Как стройно вы здесь хором песни пели.
    Здесь голоса должны звучать: как раз
    Хорош высокий свод для этой цели.

    Ф р о ш

    Вы, верно, сами музыкант?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Охота есть, да невелик талант.

    А л ь т м а й е р

    Что ж, спойте песню нам.

    М е ф и с т о ф е л ь

                                                    Хоть сто, когда хотите.

    З и б е л ь

    С условием одним: что новую дадите.

    М е ф и с т о ф е л ь

    О да! В Испании мы были, а она —
    Известно — родина и песни и вина!
    (Поет.)

            Жил-был король когда-то,
            Имел блоху-дружка...

    Ф р о ш

    Вы слышите — блоху! Понятно ли для вас?
    Блоха — вот славный гость у нас!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (поет)

            Жил-был король когда-то,
            Имел блоху-дружка;
            Берег блоху, как злато,
            Лелеял, как сынка.
            Вот шлет король к портному, —
            Портной пришел сейчас.
            «Сшей плащ дружку родному
            Да брюки в самый раз».

    Б р а н д е р

    Да вы бы подтвердить портному не забыли,
    Чтобы с бедняжки снял он мерку поверней
    И чтоб, коль дорожит он головой своей,
    Без складок и морщин штанишки сшиты были!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (поет)

            И в шелк и в бархат чудный
            Блоха наряжена
            И носит крест нагрудный,
            На ленте ордена.
            Блоха министром стала.
            Блестит на ней звезда!
            Родня ее попала
            В большие господа.
            Блоха, дав волю гневу,
            Всех жалит с этих пор:
            Вельмож, и королеву,
            И фрейлин, и весь двор.
            Никто не смей чесаться,
            Хоть жалит всех наглец!
            А мы — посмей кусаться, —
            Прищелкнем — и конец!

    Х о р
    (весело)

            А мы — посмей кусаться, —
            Прищелкнем — и конец!

    Ф р о ш

    Bis, bravo, bis! Что за припев лихой!

    З и б е л ь

    Да будет так со всякою блохой!

    Б р а н д е р

    На ноготь лишь ее — и нет блохе исхода.

    А л ь т м а й е р

    Да здравствует вино! Да здравствует свобода!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я в честь свободы рад бы выпить сам,
    Когда бы вин получше дали нам.

    З и б е л ь

    Опять! Не нравится нам речь такого рода!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Хозяина боюсь обидеть я,
    А то бы мы гостям почтенным удружили:
    Свой погреб мы бы вам охотно предложили.

    З и б е л ь

    Сюда его, сюда! Беру все на себя!

    Ф р о ш

    Что ж, выпить мы не прочь. Смотрите только, чтобы
    Не слишком мелки были ваши пробы:
    Мне, чтоб о винах правильно судить,
    Немало надо в глотку пропустить.

    А л ь т м а й е р
    (тихо)

    А! гости с Рейна перед нами!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Достаньте мне бурав.

    Б р а н д е р

                                            На что бурав-то вам?
    У вас не бочка за дверями?

    А л ь т м а й е р

    Вон ящик на столе: бурав найдется там.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (взяв бурав, Фрошу)

    Какого же вина отведать вам угодно?

    Ф р о ш

    Что за вопрос! Иль много их у вас?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Чего желает кто, всяк выбирай свободно.

    А л ь т м а й е р
    (Фрошу)

    А ты уж губы стал облизывать сейчас!

    Ф р о ш

    Что ж, если так, рейнвейну наливайте:
    Я предпочту всему отечества дары.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (буравя край стола перед Фрошем)

    Нельзя ли воску для дыры?

    А л ь т м а й е р

    Ах, это фокусы! Вы нас не надувайте!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Брандеру)

    А вам?

    Б р а н д е р

                    Шампанское вино!
    Чтоб било в потолок оно!

    Мефистофель буравит; один из гостей сделал тем временем восковые пробки и затыкает отверстия.

    Я не боюсь чужого дара,
    И вдалеке добро бывает рождено;
    Хоть немцу кровному француз совсем не пара,
    Но с радостью мы пьем французское вино.

    З и б е л ь
    (видя, что Мефистофель приближается к нему)

    Я кислых вин, признаться, не любитель.
    Чего-нибудь послаще не дадите ль?

    М е ф и с т о ф е л ь
    (буравит)

    Токайского предложим вам тогда.

    А л ь т м а й е р

    Нет, нет! Взгляните-ка в глаза мне, господа:
    Я вижу, вы смеетесь лишь над нами.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ай-ай, как смеем мы! С такими господами
    Опасно было бы шутить.
    Ну, поскорей решайте сами,
    Каким вином могу служить?

    А л ь т м а й е р

    Любым, чтоб слов не тратить с вами.

    Все отверстия провернуты и заткнуты восковыми пробками.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (делая странные жесты)

            Нам виноград лоза дала;
            На лбу рога есть у козла;
            Вино на древе рождено;
            Стол деревянный даст вино.
            В природу вникните верней:
            Поверьте, чудо скрыто в ней!
            Ну, пробки прочь — и пейте живо!

    В с е
    (вынимают пробки; требуемое вино льется в стаканы)

            О чудный ключ! Какое диво!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Но берегись, ни капли не пролей!

    Они пьют еще раз.

    В с е
    (поют)

            По-каннибальски любо нам,
            Как будто пятистам свиньям!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Народ свободен стал: любуйтесь на него!

    Ф а у с т

    Мне кажется, что нам пора бы удалиться.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Постой, должно еще все их скотство
    Во всей красе пред нами проявиться.

    Зибель пьет неосторожно, вино льется на землю и вспыхивает.

    З и б е л ь

    Огонь! Спасите! Ад! Мы все сгорим сейчас!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (заговаривая огонь)

    Смирись, мне верная стихия!
    (Всем.)

    Огонь чистилища был тих на этот раз.

    З и б е л ь

    Что это? Берегись! За шуточки такие
    Ответить можешь ты! Не знаешь, видно, нас!

    Ф р о ш

    Посмей-ка повторить дурачество такое!

    А л ь т м а й е р

    Пусть убирается, оставив нас в покое.

    З и б е л ь

    Нет, как вы смели? Как вам в ум взбрело
    Творить здесь фокусы? Что это за игрушки?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Цыц, бочка!

    З и б е л ь

                            Сам ты помело!
    Ты хочешь, чтоб до кулаков дошло?

    Б р а н д е р

    Смотри! Дождемся колотушек!

    Альтмайер вынимает пробку из стола; ему в лицо бьет огонь.

    А л ь т м а й е р

    Пожар! Горю!

    З и б е л ь

                            Да это колдовство!
    За голову его награда! Режь его!

    Вынимают ножи и бросаются на Мефистофеля.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (с важным видом)

            Ум, смутися по словам!
            Ложный вид предстань очам!
            Будьте здесь и будьте там!

    Все останавливаются, в изумлении глядя друг на друга.

    А л ь т м а й е р

    Где я и что со мной? Ах, что за сад прелестный!

    Ф р о ш

    Что вижу я? Лоза!

    З и б е л ь

                                    И виноград чудесный!

    Б р а н д е р

    Взгляните, что за куст густой!
    И что за гроздья! Боже мой!

    Брандер хватает Зибеля за нос. Другие делают то же и поднимают ножи.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (попрежнему)

    Спади с очей, повязка заблужденья!
    И помните, как дьявол пошутил!

    (Исчезает с Фаустом.)

    Приятели выпускают друг друга.

    З и б е л ь

    Что?

    А л ь т м а й е р

                Как?

    Ф р о ш

                                Так это нос твой был?

    Б р а н д е р
    (Зибелю)

    А я за твой схватился? Наважденье!

    А л ь т м а й е р

    Каков удар! Всего меня потряс!
    Подайте стул — я упаду сейчас.

    Ф р о ш

    Но что же было тут, я спрашиваю вас?

    З и б е л ь

    Где этот молодец? Ну, встреться в одиночку
    Мне где-нибудь, так жив не будет он!

    А л ь т м а й е р

    Я видел сам, как он вскочил на бочку
    И вмиг на ней верхом умчался вон.
    В ногах свинец: со мной недоброе творится.
    (Оборачиваясь к столу.)

    Я думаю, вино могло б еще политься?

    З и б е л ь

    Все было тут обман, предательство и ложь.

    Ф р о ш

    А тем не менее мне кажется, что все ж
    Я пил вино.

    Б р а н д е р

                            А как же гроздья эти?

    А л ь т м а й е р

    Пусть говорят теперь, что нет чудес на свете!

    Сцена 6
    КУХНЯ ВЕДЬМЫ

    На низком очаге, на огне, стоит большой котел. В паре, поднимающемся кверху, виднеются различные образы. Мартышка-самка сидит у котла, снимает пену и смотрит, чтобы варево не выкипало. Мартышка-самец с детенышами сидит подле и греется. Стены и потолок увешаны причудливой утварью ведьмы.
    Фауст и Мефистофель.

    Ф а у с т

    К бессмысленным их чарам отвращенье
    Питаю я: найдется ль исцеленье
    Здесь, в этой тьме безумства, для меня?
    Я не хочу советов старой бабы!
    Но, может быть, дрянная пачкотня
    Лет тридцать с плеч моих долой сняла бы?
    Нет, мир надежды для меня потух:
    Беда, коль не найдешь другого мне леченья.
    Ужель природа и могучий дух
    Нам не дадут бальзама возрожденья?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Мой друг, ты говоришь умно:
    Природное есть средство стать моложе;
    Жаль, не про нас лишь писано оно,
    Да и довольно странно тоже.

    Ф а у с т

    Я знать хочу его скорей!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Изволь; вот средство возрожденья
    Без чар, без денег, без леченья:
    Уединись в глуши полей,
    Руби, копай, потей за плугом
    И ограничить тесным кругом
    Себя и ум свой не жалей;
    Питайся просто в скромной доле,
    Живи, как скот, среди скотов
    И там, где жил ты, будь готов
    Сам удобрять навозом поле.
    Поверь мне: в этом весь секрет
    Помолодеть хоть в восемьдесят лет.

    Ф а у с т

    Но не привык я к плугу и лопате,
    За них мне взяться было бы некстати;
    Нет, узкая мне жизнь не суждена!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Так ведьма, стало быть, нужна.

    Ф а у с т

    К чему тут баба — непонятно!
    Свари напиток сам, без лишних слов.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Да! Вот бы время я провел приятно!
    Уж лучше выстрою я тысячу мостов
    Здесь мало знанья и уменья —
    Здесь ты не обойдешься без терпенья.
    Корпеть пришлось бы тут немало лет:
    Ведь раньше времени броженью ходу нет.
    Чего-чего тут нет в бродилах,
    И надо знать уловок тьму!
    Хоть чорт и учит их всему,
    А сам все сделать он не в силах.
    (Показывая на зверей.)

            Не правда ль, миленький народ?
            Вот вам слуга, служанка — вот!

    (Зверям.)

            А что, хозяйка улетела?

    З в е р и

                    Она поела,
                    В трубу взвилась
                    И унеслась.

    М е ф и с т о ф е л ь

    А долго ли она там реет?

    З в е р и

    Пока огонь нам лапы греет.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Фаусту)

    Как ты находишь, — хороши?

    Ф а у с т

    Нет слов сказать, насколько гадки.

    М е ф и с т о ф е л ь

    А мне так нравятся их речи и повадки;
    Беседу их люблю я от души.
    (Зверям.)
    Ну, куклы чортовы, скажите,
    Что тут за варево? Над чем вы ворожите?

    З в е р и

    Для нищих жидкий суп кипит!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                                            На этот раз
    Немало будет публики у вас.

    С а м е ц
    (подползая и ласкаясь к Мефистофелю)

                    Разочек сыграй
                    Со мною и дай
                    Набиться карману!
                    Без денег шабаш;
                    А денег мне дашь —
                    Я умником стану!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Тварь эта с радости совсем бы очумела,
    Когда б она в лото играть умела.

    Детеныши, играя большим шаром, катят его.

    С а м е ц

                    Вот мир летит,
                    Спешит, бежит,
                    Крутясь в пустыне.
                    Стеклянный звон,
                    Как хрупок он!
                    Пустой в средине,
                    Он тут блестит,
                    А там горит.
                    Я жив доныне!
                    Дитя, мой друг,
                    Пусти из рук,
                    Не то умрешь ты.
                    Здесь глина: стук —
                    И разобьешь ты.

    М е ф и с т о ф е л ь

            Что в решете у вас?

    С а м е ц
    (доставая решето)

            Случись тут вор у нас,
            Могли б его узнать мы.

    (Бежит к самке и дает ей взглянуть в решето.)

            Взгляни-ка в решето:
            Вор виден нам, но кто,
            Посмеем ли сказать мы?

    М е ф и с т о ф е л ь

    А что за польза вам от этого горшка?
    (Приближается к огню.)

    С а м е ц   и   с а м к а

                    Пустая башка!
                    Не понял горшка,
                    Котла не поймет он!

    М е ф и с т о ф е л ь

                    Невежа ты, зверь!

    С а м е ц

                    Присел бы теперь
                    Ты с веником: вот он.
    (Заставляет Мефистофеля сесть.)

    Ф а у с т
    (который тем временем глядел в зеркало, то приближаясь, то удаляясь)

    Что вижу я! Чудесное виденье
    В волшебном зеркале мелькает все ясней!
    О дай, любовь, мне крылья и в мгновенье
    Снеси меня туда, поближе к ней!
    О, если б был не в комнате я тесной,
    О, если б мог лететь к богине той!
    Но нет, она полузакрыта мглой...
    О, дивный образ красоты телесной!
    Возможна ли подобная краса?
    Возможно ли, чтоб в прелести чудесной
    Вмещалися все неба чудеса?
    Найдется ль чудо на земле такое?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Понятно: шесть ведь дней трудился наш Творец
    И «браво» сам себе промолвил наконец, —
    Так, верно, что-нибудь да вышло же благое.
    Теперь любуйся тем, что видишь пред собой,
    А там найду тебе подобное созданье,
    И счастлив тот, кому дано судьбой
    Сокровищем подобным обладанье.

    Фауст все смотрит в зеркало. Мефистофель, потягиваясь и играя веником, продолжает говорить.

    Сижу, как царь, на возвышение трона,
    Со скипетром в руках; нужна еще корона.

    З в е р и
    (делавшие разные странные движения, с громкими криками приносят Мефистофелю корону)

                    Корону ты склей:
                    Пот нужен для ней
                    И кровь со слезами.
    (Они неловко обращаются с короной, ломают ее пополам и прыгают кругом с ее кусками.)

                    Свершилось! Мы зрим,
                    Мы слышим, кричим,
                    И даже стихами.

    Ф а у с т
    (перед зеркалом)

    Ах, я с ума сойду!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (указывая на зверей)

                                    Увы! на этот раз
    И у меня башка кружиться начинает.

    З в е р и

                    И даже подчас
                    Бывает, что нас
                    И мысль осеняет.

    Ф а у с т
    (как выше)

    Я весь горю, нет больше сил моих!
    Нельзя ли нам отсюда удалиться?

    М е ф и с т о ф е л ь
    (в том же положении)

    По крайней мере, надо согласиться,
    Что задушевная поэзия у них.

    Котел, оставленный самкой без присмотра, начинает выкипать; возникает большое пламя, бьющее в трубу.
    Ведьма прилетает в этом огне со страшным воплем.

    В е д ь м а

            Ай-ай-ай-ай! Вот всех вас я!
            Проклятый зверь, свиньей свинья!
            Проспал котел! Обжег меня!
            Вот всех вас я!

    (Замечая Фауста и Мефистофеля.)

                    Что вижу я!
                    Зачем вы к нам?
                    Что нужно вам?
                    Вот я вам дам:
                    Сожгу я вас
                    Огнем сейчас!

    (Черпает ложкой из котла и брызжет на всех огнем )

    Звери визжат.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (перевернув веник, бьет посуду)

                    Раз — бью, два — бью!
                    Котлы свалю,
                    Стряпню пролью!
                    Знай, морда: так
                    Стучу я в такт
                    Под песнь твою.

    Ведьма отступает в ярости и ужасе.

    Ну что, костлявая? Теперь узнала ты?
    Узнала, пугало, царя и господина?
    Махну рукой — и все твои скоты
    И ты сама — всё прахом, образина!
    Не уважаешь красный мой камзол?
    Петушьего пера узнать не можешь?
    Иль я, закрыв лицо, сюда пришел?
    Что ж, самому назваться мне предложишь?

    В е д ь м а

    Простите, сударь, мне за грубый мой привет!
    Но конского при вас копыта нет,
    И вороны куда, скажите мне, девались?

    М е ф и с т о ф е л ь

    На этот раз уж пусть тебе сошло!
    С тех пор воды немало утекло,
    Как мы с тобой в последний раз видались.
    Цивилизация велит идти вперед;
    Теперь прогресс с собой и чорта двинул.
    Про духа северного позабыл народ,
    И, видишь, я рога, и хвост, и когти кинул.
    Хоть ногу конскую иметь я должен все ж,
    Но с нею в публике являться не желаю
    И вот в фальшивых играх щеголяю,
            Как франтовская молодежь.

    В е д ь м а
    (пляшет)

            Ах, голова пошла от радости кругом!
            Голубчик сатана, вы снова здесь со мною!

    М е ф и с т о ф е л ь

            Тс-с! Не зови меня, старуха, сатаною!

    В е д ь м а

    Как? Почему же? Что дурного в том?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Давно попало в басни это слово
    Что толку, впрочем, от таких затей?
            Не меньше стало злых людей,
            Хоть и отвергли духа злого.
    Теперь мой титул — «господин барон»:
    Других не хуже, рыцарь я свободный;
    А что я крови благородной —
    Так вот мой герб! Хорош ли он?

    (Делает неприличный жест.)

    В е д ь м а
    (смеясь во все горло)

    Ха-ха-ха-ха! Да, это в вашем роде!
    Вы все шалун такой же продувной!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Фаусту)

    Учись, мой друг, и поспевай за мной:
    Вот что приятно ведьмам в обиходе.

    В е д ь м а

    Чем, господа, служить могу вам я?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Подай стакан известного питья;
    Но только, знаешь, постарее!
    Оно что год, то действует сильнее.

    В е д ь м а

    Охотно. У меня имеется флакон:
    Я лакомлюсь порой сама, когда придется.
    Притом нисколько не воняет он.
    Для вас стакан-другой всегда найдется.
    (Тихо.)
    Но если чарами ваш друг не защищен,
    Ему и часу жить не остается.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Не бойся: без вреда приятель выпьет мой
            Венец стряпни твоей и знанья.
    Черти же круг, промолви заклинанья
    И влей в стакан напиток чудный твой.

    Ведьма причудливыми жестами выводит круг и ставит в него разные предметы. Стаканы и горшки начинают звенеть, и звуки переходят в музыку. Наконец она приносит большую книгу и ставит мартышек в круг. Одна из них держит на спине книгу, другие стоят с факелами. Затем ведьма кивает Фаусту, чтоб он подошел.

    Ф а у с т
    (Мефистофелю)

    К чему, скажи мне, эти представленья?
    Чушь глупая, безумные движенья,
    Обман и ложь пошлейшие кругом.
    Мне этот вздор давно знаком.

    М е ф и с т о ф е л ь

            Чудак, ведь это лишь для смеха!
            Не будь к старухе слишком строг:
    Она ведь тоже врач. Пусть будет ей потеха.
    Без этого питье тебе пойдет не впрок.

    (Заставляет Фауста войти в круг.)

    В е д ь м а
    (напыщенно декламируя по книге)

                    Пойми: причти
                    Раз к десяти,
                    Два опусти,
                    А три ставь в ряд —
                    И ты богат.
                    Четыре сгладь,
                    А шесть и пять
                    За семь считать
                    И восемь раз —
                    Закон у нас.
                    Пусть девять в счет
                    За раз пойдет,
                    А десять сгладь.
                    Так ведьма учит умножать!

    Ф а у с т

    Старуха в лихорадке бредить стала.

    М е ф и с т о ф е л ь

    О, это, друг, пока еще начало,
    А далее вся книга так гласит!
    Понять ее стараться — труд напрасный:
    Глупец и умный с толку будет сбит
    Противоречий массою ужасной.
    Все это и старо и ново! Посмотри
    В историю и вспомни: не всегда ли,
    Три за одно, одно за три.
    Считая, люди вздор за правду выдавали?
    Так учат зря болтать с начала всех веков —
    С глупцами заводить никто не хочет спора.
    Да людям редко что и нужно, кроме слов:
    Что в них есть мысли, верят без разбора!

    В е д ь м а
    (продолжая)

                      Познанья свет
                  Для всех секрет,
            Для всех без исключенья!
                  Порою он,
                  Как дар, сужден
            И тем, в ком нет мышленья!

    Ф а у с т

    Какая чушь! Я убежать готов:
    Пожалуй, лопнет голова от вздора.
    Я точно слышу песню хора
    Ста тысяч круглых дураков!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, будет, будет, мудрая Сивилла!
    Ты лучше бы стаканчик предложила,
    Налив его полнее, до краев.
    Приятелю он не придется солон:
    Недаром ведь все степени прошел он
    И много разных делывал глотков.

    Ведьма с разными церемониями наливает питье в бокал; когда Фауст подносит его к губам, вылетает легкое пламя.

    Живее пей до дна бокал —
    И ты мгновенно ободришься.
    На «ты» давно ты с чортом стал,
    А все еще огня боишься.

    Ведьма открывает круг; Фауст выходит.

    Теперь стоять не надо; живо в путь!

    В е д ь м а

    Пусть вам глоточек принесет отраду!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (ведьме)

    При случае получишь ты награду;
    В Вальпургиеву ночь мне можешь намекнуть.

    В е д ь м а

    Вот песенка: чтоб дать всю силу соку,
    По временам ее должны вы петь.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Фаусту)

    Скорей! Иди, а то не будет проку:
    Ты непременно должен пропотеть,
    Чтоб весь насквозь ты пропитался зельем.
    Ты прогуляешься спокойно, без забот —
    И вдруг почувствуешь с отрадой и весельем,
    Как сладко Купидон играть в тебе начнет.

    Ф а у с т

    Дай в зеркало мне бросить взор прощальный:
    Так был прекрасен образ идеальный!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Не стоит: наяву увидишь ты
    Образчик лучший женской красоты.

    (В сторону.)

    Да, этим зельем я тебя поддену.
    Любую бабу примешь за Елену!

    Сцена 7
    УЛИЦА

    Фауст и Маргарита проходят.

    Ф а у с т

    Прекрасной барышне привет!
    Я провожу вас... если смею.

    М а р г а р и т а

    Прекрасной барышни здесь нет!
    Домой одна дойти сумею.
    (Вырывается и уходит.)

    Ф а у с т

    Как хороша! Я клятву б дал,
    Что в жизни лучших не видал!
    Так добродетельна, скромна —
    И не без колкости она.
    А взор потупленных очей
    Запечатлен в душе моей.
    Румяных губ и щечек цвет...
    Ах, позабыть его нет сил!
    А как суров и краток был
    Ее находчивый ответ!
    Восторг — и слов тут больше нет!

    Входит Мефистофель.

    Ф а у с т

    Ты должен мне добыть девчонку непременно.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Какую?

    Ф а у с т

                    Ту, что только что прошла.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Как, эту? У попа она сейчас была
    И от грехов свободна совершенно:
            К исповедальне подойдя,
            Отлично все подслушал я.
            Она на исповедь напрасно
            Пришла: невинна, хоть прекрасна, —
    И у меня над нею власти нет.

    Ф а у с т

    Не меньше ж ей четырнадцати лет?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ты говоришь, как сердцеед порочный.
    Подай ему сейчас любой цветок!
    Он мнит, что нет любви, нет чести прочной,
    Которой он похитить бы не мог!
    Но не всегда бывает это впрок!

    Ф а у с т

    Почтеннейший магистр-педант, нельзя ли
    Меня теперь избавить от морали?
    Без лишних слов, скажу тебе одно:
    Знай: если эту ночь я в неге страстной
    Не проведу с малюткою прекрасной,
    То в полночь нам с тобой расстаться суждено!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Подумай, друг: не все же мне подвластно!
    Мне надобно не меньше двух недель,
    Чтоб достижимой сделать эту цель:
    Сыскать предлог, найти заручку...

    Ф а у с т

            Будь семь часов спокоен я —
            Не надо чорта мне в друзья,
            Чтоб соблазнить такую штучку!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ты судишь, как француз, слегка.
    Прошу тебя, однако, не сердиться.
    К чему так сразу — взять и насладиться?
    Утеха, право, тут не велика.
    Не лучше ли пойти путем интрижки,
    Увлечь ее, водить и так и сяк,
    Как учат нас иные книжки?

    Ф а у с т

    Мой аппетит хорош и так.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Нет, кроме шуток: лишь впросак
    Попасть с горячностью здесь можно.
    Здесь надо дело осторожно
    Вести — тут сила не возьмет:
    Тут хитрый надобен подход.

    Ф а у с т

    Достань же мне вещицу от бесценной,
    Сведи меня в покой ее священный,
    Достань платочек мне с ее груди,
    Подвязку хоть на память мне найди!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, если так влюбился ты в девицу,
    Смотри, как верно я тебе служу
    И каждою минутой дорожу:
    Сегодня ж к ней сведу тебя в светлицу.

    Ф а у с т

            К ней? Ею обладать?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                            Ну вот!
    Не сразу же! Она уйдет
    К соседке; ты ж в уединенье скромном
    О счастье будущем мечтам отдайся томным.

    Ф а у с т

            Когда ж? Сейчас?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                            Немного попоздней.

    Ф а у с т

    Так не забудь достать подарок ей!
    (Уходит.)

    М е ф и с т о ф е л ь

    Как, уж дарить? Недурно для начала!
    Успехи делать может он вполне!
    Известно много старых кладов мне.
    Теперь пора проведать их настала.

    Сцена 8
    ВЕЧЕР

    Маленькая опрятная комната. Маргарита заплетает косу.

    М а р г а р и т а

            Я, право, дорого б дала,
            Когда бы я узнать могла,
            Кто этот видный господин.
            Должно быть, это дворянин:
            Так благородно он глядел
            И так уверен был и смел.

    (Уходит.)

    Мефистофель и Фауст.

    М е ф и с т о ф е л ь

            За мной, потише — вот сюда!

    Ф а у с т
    (после некоторого молчания)

            Я здесь один хочу остаться.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (оглядывая комнату)

                                                            Да!
    У девушек так чисто не всегда!
    (Выходит.)

    Ф а у с т
    (осматриваясь кругом)

    О милый сумрак, о приют святой,
    Привет мой вам! Владей, любви томленье,
    Душой моей; питай свое стремленье
    Надежды милой сладкою росой!
    Как дышит здесь повсюду дух покоя,
    Порядком все проникнуто кругом!
    Средь бедности довольство здесь какое!
    Святой приют! Благословенный дом!

    (Бросается в кожаное кресло у постели.)

    Прими ж меня, семейный старый трон!
    Отцов и дедов нежил ты покоем
    В дни радости и горя, окружен
    Детей беспечным шумным роем!
    Быть может, милая моя в кругу детей,
    Горя румянцем щечек, ликовала
    И, благодарная за елку, всех нежней
    Сухую руку деда целовала.
    Твой дух, о дева, надо мной парит,
    Дух тихого довольства и порядка;
    Устами матери тебе он говорит,
    Чтоб чистой скатертью твой стол был устлан гладко,
    И учит посыпать, узоры выводя,
    Песком весь чистый пол каморки тесной.
    О милая рука! Божественность твоя
    Из хижины создать способна рай небесный!
    А здесь!..
    (Отдергивает полог кровати.)

                    Святой меня объемлет страх!
    Я не ушел бы, кажется, отсюда!
    Лелеяла природа в легких снах
    Здесь ангела, и вот — явилось чудо!
    Дитя дышало в сладком сне,
    И чистой творческою силой
    Прекрасный образ в тишине
    Расцвел, божественный и милый!..
    А я? Сюда что привело меня?
    О небо, как глубоко тронут я!
    Чего хочу? Чем совесть так задета?
    О бедный Фауст, ты ли, ты ли это?
    Не чары ли, под кровом полутьмы,
    Здесь в воздухе? Я шел, чтоб насладиться, —
    Пришел — и сердце грезами томится!
    Иль ветерка игрушкой служим мы?
    Как я своих бы мыслей устыдился,
    Когда ее сейчас бы увидал!
    Я за минуту был не больше как нахал,
    Теперь же в прах пред нею бы склонился.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (входя)

    Скорей беги! Она сюда идет!

    Ф а у с т

    Прочь! Навсегда! Ее мне видеть больно!

    М е ф и с т о ф е л ь

    А я принес и ларчик; вот —
    Увесист, кажется, довольно!
    Ей в шкаф поставим мы его:
    Она с ума сойдет, ручаюсь!
    Такой вещицей хоть кого
    Для вас сманить я обещаюсь:
    Игра — всегда игра; дитя — всегда дитя!

    Ф а у с т

    Осмелюсь ли?

    М е ф и с т о ф е л ь

                            Вы это не шутя?
    Хотите ларчик вы себе оставить?
    Так раньше бы сказать, не ждать до этих пор
    Чтоб нам не тратить времени на вздор
    И от пустых меня хлопот избавить!
    Не скряга ж вы, надеюсь, милый мой!
    Для вас затылок трешь, мозолишь руки...
    (Ставит ларчик в шкаф и запирает его.)

    Ну, прочь! Скорей теперь за мной!
    Пусть соблазняется: ей надо быть одной!
    А вы стоите с видом скуки,
    Как будто вам приходится идти
    На лекцию и вот уж на пути
    И метафизика и физика пред вами
    Как бы стоят с постылыми словами!

    Уходят.

    Маргарита входит с лампой.

    М а р г а р и т а

    Как душно! Тяжесть в воздухе какая!

    (Открывает окно.)

    А ночь совсем не так тепла.
    Скорей бы маменька пришла!
    Чего-то все боюсь одна я,
    И страх и дрожь меня берут:
    Еще трусихой назовут!

    (Начинает петь и раздеваться.).

            Жил в Фуле король; до могилы
            Одной он был верен душой;
            Ему, умирая, вручила
            Любимая кубок златой.
            И стал ему кубок заветный
            Дороже всего с этих пор;
            Он пил — и слезой чуть заметной
            Средь пира туманился взор.
            И роздал король пред кончиной
            Наследникам все города;
            Но кубок — лишь кубок единый —
            Оставил себе навсегда.
            Морские валы грохотали
            Под башней, бушуя у скал;
            Меж рыцарей, в дедовском зале,
            Прощаясь, король пировал.
            Наполнивши влагою пенной
            Свой кубок, он выпил до дна
            И бросил тот кубок священный
            Туда, где шумела волна.
            Он видел, как кубок, волною
            Подхвачен, черпнул и пропал;
            И очи покрылися тьмою —
            И пить он и жить перестал.

    (Отпирает шкаф, чтобы убрать платье, и видит ларчик.)

    Как этот ларчик тут явиться мог?
    Шкаф, кажется, был заперт на замок.
    Вот странно! Что за вещи тут — не знаю!
    Но, впрочем, понимать теперь я начинаю:
    Не взят ли, может быть, он маменькой в залог?
    А! ключик здесь, привязанный тесьмою.
    Что, если я его возьму да и открою?

    (Отпирает.)

    Что это! Боже мой! Чудеснейший убор!
    Мне видеть не пришлось такого до сих пор!
    Его б и дама знатная надела
    И на гулянье в нем отправилась бы смело.
    Цепочку бы надеть: какой приму я вид?
    Чья ж эта роскошь вся? Кому принадлежит?

    (Наряжается и смотрит в зеркало.)

    Хоть серьги мне иметь хотелось бы ужасно!
    Наденешь их — и вот совсем уже не то!
    К чему красивой быть? Совсем, совсем напра
    Не худо это — я, конечно, в том согласна;
    Да люди красоту нам ставят ни во что
    И хвалят только нас из жалости. Вот слава:
                    Все денег ждут,
                    Все к деньгам льнут;
    Ах, бедные мы, право!

    Сцена 9
    ГУЛЯНЬЕ

    Фауст прогуливается в раздумье. Подходит Мефистофел

    М е ф и с т о ф е л ь

    Клянусь отвергнутой любовью, бездной ада!
    Клялся бы хуже я, да нечем, вот досада!

    Ф а у с т

    Я не видал еще подобных морд!
    Что там могло с тобою приключиться?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я рад бы к чорту провалиться,
    Когда бы сам я не был чорт!

    Ф а у с т

    Да ты не спятил ли, приятель?
    К лицу ль тебе беситься, кстати ль?

    М е ф и с т о ф е л ь

            Подумай: ценный наш убор
            Стащил у Гретхен поп, как вор.
            Мамаше Гретхен показала,
            А той сейчас же жутко стало:
            В молитвы вся погружена
            И чуткой быть приучена,
            Повсюду нюхает она,
            Свята ли вещь или грешна, —
    А тут разгадка, видимо, простая:
    Что святость в этом ларчике плохая.
    «Дитя мое, — старуха шепчет ей, —
    Неправое именье—лютый змей!
    Снесем его царице мы небесной —
    И манны нам пошлет она чудесной».
    Бедняжка Гретхен от таких речей
    Поморщилась, надула молча губы:
    Дареному коню не смотрят, дескать, в зубы;
    И чем же, мол, уж так безбожен был,
    Кто мне сережки подарил?
    Мать между тем попа призвать успела.
    Тот сразу видит, в чем тут дело.
    «Поступку вашему я рад, —
    Им говорит он с постной рожей: —
    Кто воздержался, тот богат».
    Желудок, мол, хорош у церкви божьей;
    Немало стран уж слопала она
    И несвареньем все же не больна.
    Одна лишь церковь может, без сомненья,
    Переварить неправые именья.

    Ф а у с т

    Да, все берет она сегодня, как вчера!
    Король и ростовщик — такие ж мастера.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Потом браслеты, кольца, брошки
    Загреб он, как грибы в лукошке,
    Прибрал, — спасибо не сказал,
    Как будто горсть орехов взял,
    И посулил за то награды
    В раю, а те стоят — и рады!

    Ф а у с т

    А Гретхен?

    М е ф и с т о ф е л ь

                    Мучится, жалеет:
    Подарок спать ей не дает,
    И день и ночь с ума нейдет,
    А с ним — кто так дарить умеет.

    Ф а у с т

    Бедняжка! Как ее мне жаль!
    Другой достать для ней нельзя ль?
    Да не такие безделушки.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Для вас, конечно, всё игрушки!

    Ф а у с т

    Я так хочу — хоть разорвись!
    Да ты к соседке подберись:
    Будь бес как бес, не размазня!
    Чтоб был подарок у меня!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Так точно, сударь: рад служить на славу!

    Фауст уходит.

    Влюбившийся дурак на глупости горазд:
    И солнце, и луну, и звезды он отдаст
    На фейерверк — красотке на забаву!

    Сцена 10
    ДОМ СОСЕДКИ

    М а р т а
    (одна)

    Господь с тобой, мой муж! Скажу правдиво:
    Ты поступил со мной несправедливо!
    Пропал куда-то с буйной головой,
    И жить теперь мне суждено одной!
    А чем его я в жизни оскорбила?
    Свидетель Бог, как я его любила!
    (Плачет.)
    Давно уж он и умер, может быть!
    О смерти б хоть свидетельство добыть.

    Входит Маргарита.

    М а р г а р и т а

    Ах, Марта!

    М а р т а

                            Гретхен, что с тобою?

    М а р г а р и т а

    Колена гнутся подо мною:
    В шкафу я вновь ларец такой
    Нашла, с чудесною резьбой;
    А вещи — просто загляденье
    И лучше прежних без сравненья.

    М а р т а

    Ты матери о том не говори,
    А то опять снесет на покаянье!

    М а р г а р и т а

    Ах, погляди! Ах, посмотри!

    М а р т а
    (наряжая ее)

    Ах ты, счастливое созданье!

    М а р г а р и т а

    Что толку в том! Ведь в них не смею я
    Ни погулять, ни в церкви показаться...

    М а р т а

    А ты бывай почаще у меня:
    Тихонько здесь ты можешь наряжаться.
    Пред зеркальцем повертишься часок:
    Вот нам и радость будет, мой дружок!
    А там, при случае — ну, в праздник, что ли, стан
    Мы вещь за вещью в люди надевать:
    Цепочку, серьги там... Твоя старуха-мать
    И не заметит их; а то ведь и обманем!

    М а р г а р и т а

    Но кто два ящика поставил мне?
    Тут дело чисто не вполне.

    Стучатся.

    Ах, Боже мой, не мать ли уж за мною?

    М а р т а
    (смотрит в дверное окошечко, отдернув занавеску)

    Какой-то господин; сейчас ему открою.

    (Отворяет дверь.)

    Пожалуйте.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (входя)

                            Прошу простить меня,
    Что прямо к вам вхожу я так свободно.

    (Почтительно отступает перед Маргаритой.)

    Я к Марте Швердтлейн.

    М а р т а

                                            Марта — это я.
    Что, сударь, будет вам угодно?

    М е ф и с т о ф е л ь
    (тихо Марте)

    Благодарю: теперь я знаю вас;
    Но барышня в гостях у вас сейчас...
    Итак, прошу прощенья за помеху.
    Я к вам зайду попозже: мне не к спеху.

    М а р т а

    Вы, сударь, приняли за барышню ее?
    Подумай, что за честь тебе, дитя мое!

    М а р г а р и т а

    Ах, вовсе нет! Я девушка простая...
    Вы чересчур добры... Цепочка золотая
    И эта брошка — не моя.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Сударыня, судил не по цепочке я!
    Осанка, взгляд ваш — как у дамы знатной.
    Так я могу остаться? Как приятно!

    М а р т а

    Ну что ж, какую вы приносите мне весть?

    М е ф и с т о ф е л ь

    О, как желал бы я вам лучшую принесть!
    Да, тяжело слова мне выговорить эти:
    Ваш добрый муж велел вам долго жить на свете

    М а р т а

    Он умер? Мой дружок, супруг мой дорогой!
    Ах, я не вынесу! За что беда такая!

    М а р г а р и т а

    Ах, Марта, не тужи, утешься, дорогая!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Угодно ль выслушать рассказ печальный мой?

    М а р г а р и т а

    Нет, лучше жить, любви совсем не зная:
    Я б умерла от горести такой!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Нет худа без добра, и нет добра без худа!

    М а р т а

    Скажите ж, как и где он дух свой испустил?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Лежит он в Падуе, там, далеко отсюда,
    Его святой Антоний приютил.
    Он спит теперь сном вечным и отрадным
    В священном месте, тихом и прохладном.

    М а р т а

    Что ж поручил он вам?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                            Мне долг велит
    Большую передать вам просьбу: непременно
    Просил он отслужить три сотни панихид.
    Карманы ж у меня пустые совершенно.

    М а р т а

    Как? Ни одной монетки? Ни одной
    Вещицы? Да любой мастеровой
    В своей котомке что-нибудь приносит
    На память в дом и делится с женой;
    Скорей не ест, не пьет и милостыню просит!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Мадам, мне очень жаль; а впрочем, ваш супруг
    Не расточитель был. Он вынес много мук,
    Когда в грехах своих он каялся душевно
    И жаловался всем, как жизнь его плачевна.

    М а р г а р и т а

    О, как несчастны люди! За него
    Я помолюсь от сердца моего.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Вы замуж выйти хоть сейчас достойны:
    Такое вы премилое дитя!

    М а р г а р и т а

    Ах нет, мне рано!..

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Будьте в том спокойны,
    И поручусь вам чем угодно я,
    Что лучший кавалер обрадовался б счастью
    Такую прелесть обнимать со страстью.

    М а р г а р и т а

    Обычай скромный наш на это не похож.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Обычай или нет — бывает это все ж!

    М а р т а

    Ну, продолжайте же!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                            Я был при смертном ложе
    Супруга вашего: под ним всегда была
    Солома лишь одна навозная, но все же
    Он умер во Христе, кляня свои дела.
    «Увы! — он восклицал, — достоин я проклятья
    За то, что бросил так жену и все занятья!
    Воспоминание об этом — казнь моя!
    Ах, если бы жена грехи мне отпустила!»

    М а р т а
    (плача)

    Мой добрый муж, давно я все тебе простила!

    М е ф и с т о ф е л ь

    «Но, видит Бог, она еще грешней, чем я!»

    М а р т а

    Он лжет! Бездельник! Лгать у гробового края!..

    М е ф и с т о ф е л ь

    О да! Поверьте мне, подумал сам тогда я,
    Что это бредил зря в предсмертных муках он.
    Он говорил: «Я жил не праздно, не зевая,
    В трудах больших детей и хлеб свой добывая,
    Ел только черствый хлеб, измучен, истощен,
    Но и того не мог ни разу съесть в покое».

    М а р т а

    А всю мою любовь, денное и ночное
    Страданье он забыл? Вся верность — нипочем?

    М е ф и с т о ф е л ь

    О нет, он свято помнил обо всем!
    Он говорил: «Из Мальты уезжая,
    Молился я о детях, о жене —
    И милость небо ниспослало мне:
    Нам в море барка встретилась большая
    Турецкая, которая везла
    Несметные сокровища султана.
    Напали мы, и храбрость верх взяла,
    И мне уделена частичка тут была
    При дележе богатства басурмана».

    М а р т а

    Ах! Где ж он деньги дел? Быть может, их зарыл?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, денег тех искать — что ветра в поле!
    Когда потом в Неаполе он был
    И здесь, как гость, покучивал на воле,
    Им крепко занялась красавица одна;
    И вот участье приняла она
    Столь близкое в его печальной доле,
    Что он ее любовь и верность оценил
    И знаки нежности до гроба сохранил.

    М а р т а

    Подлец! Мерзавец! Вор! Враг своего семейства!
    Ни горе, ни нужда, ни смертный час — ничто
    Не сокрушило в нем бесстыдства и злодейства!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, вот и умер он зато!
    На вашем месте я, даю вам слово,
    Всего лишь год бы траур поносил,
    А там бы мужа стал искать другого.

    М а р т а

    Увы, каков мой первый был.
    Навряд ли я найду второго!
    Такой он был милейший дурачок!
    Любил он только жен чужих, к несчастно,
    Вино чужое пил где только мог,
    Да был бродягою, да был еще порок:
    Игре проклятой предан был со страстью.

    М е ф и с т о ф е л ь

    И только? Что ж, когда и вам
    Он позволял, что делал сам,
    Так жить с ним было превосходно!
    С таким условьем с вами нам
    Ударить можно по рукам.

    М а р т а

    Насмешник! Вам шутить угодно.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (про себя)

    Удрать теперь: у ней такая прыть,
    Что даже чорта рада подцепить.
    (Маргарите.)
    А ваше сердце все еще свободно?

    М а р г а р и т а

    Что вы сказать хотите?

    М е ф и с т о ф е л ь
    (про себя)

                                            О, дитя
    Невинное!
    (Громко.)
                    Я ухожу. Простите!

    М а р г а р и т а

    Прощайте.

    М а р т а

                            Ах, минутку подождите:
    Свидетельство иметь хотела б я,
    Где ясно б каждый пункт обозначался,
    Когда, и где, и как мой муж скончался.
    Порядка другом я всегда была,
    А потому охотно бы прочла
    Известие о смерти и в газете.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Сударыня, повсюду, в целом свете
    Свидетелей достаточно двоих,
    Чтоб истину упрочить. Вот, пожалуй,
    Есть у меня приятель, славный малый;
    Он подтвердит правдивость слов моих.
    Я приведу его сюда.

    М а р т а

                                    Ах, приведите!

    М е ф и с т о ф е л ь

    А барышня придет?
                                    Прошу вас, приходите!
    Он молодец собой, умен —
    Ну, словом, кавалер вполне изящный он.

    М а р г а р и т а

    Боюсь, придется мне краснеть пред господином!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Краснеть?—Ни пред одним на свете властелином!

    М а р т а

            Так вечерком у нас в саду
            Я с нею вас сегодня жду.

    Сцена 11
    УЛИЦА

    Фауст и Мефистофель.

    Ф а у с т

    Ну что? Ну как? Идет на лад?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ого! В огне вы! Вот так диво!
    Не бойтесь: птичку схватим живо!
            Пойдем сегодня к Марте в сад.
            Вот баба, доложу вам! Точно
            Быть сводней создана нарочно.

    Ф а у с т

    Прекрасно!

    М е ф и с т о ф е л ь

                        Но и ей должны мы удружить.

    Ф а у с т

    Что ж, за услугу я готов служить.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Она добыть от нас свидетельство б хотела
    О том, что бренное ее супруга тело
    В могиле, в Падуе, почило вечным сном.

    Ф а у с т

    Умно! Так съездить мы туда должны сначала?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Sancta simplicitas! [Святая простота (лат.)] Еще недоставало!
    Свидетельство и так, без справок, подмахнем.

    Ф а у с т

    Когда нет лучшего, то, значит, все пропало.

    М е ф и с т о ф е л ь

    О муж святой, ужель вы всех других честней
    Хотите быть? Ужель ни разу не давали
    Свидетельств ложных в жизни вы своей?
    О Боге, о земле, о том, что скрыто в ней,
    О том, что в голове и в сердце у людей
    Таится, вы давно ль преважно толковали
    С душою дерзкою, с бессовестным челом?
    А если мы вникать поглубже начинаем,
    Сейчас же видим мы, что знали вы о том
    Не более, чем мы о муже Марты знаем.

    Ф а у с т

    Софист и лжец ты был и будешь!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                                            Обмануть
    Меня не пробуйте: я знаю, в чем тут суть.
            Не завтра ли, душа святая,
            Бедняжку Гретхен надувая,
            В любви ей клясться станешь ты?

    Ф а у с т

            И от души!

    М е ф и с т о ф е л ь

            Ну да, конечно,
            И в вечной верности, и в вечной
            Любви, и в страсти бесконечной.
            И все от сердца полноты?

    Ф а у с т

            Оставь! Когда я чувством нежным
            Томлюсь, назвать его хочу,
            Порывам бурным и мятежным
            Напрасно имени ищу,
            И мыслью мир весь облетаю,
            И высшие слова хватаю,
            Какие лишь найти могу,
            И называю пыл сердечный
            Любовью вечной, бесконечной, —
            Ужель тогда, как бес, я лгу?

    М е ф и с т о ф е л ь

    А все-таки я прав!

    Ф а у с т

                                    Послушай: всяк имеет
    Свой взгляд, но чем надсаживать нам грудь,
    Скажу тебе одно, а ты не позабудь:
    Кто хочет правым быть и языком владеет,
    Тот правым быть всегда сумеет.
    Итак, скорей! Что толку в болтовне?
    Будь прав хоть потому, что нужно это мне!

    Сцена 12
    САД

    Маргарита под руку с Фаустом, а Марта с Мефистофелем прогуливаются по саду.

    М а р г а р и т а

    Я чувствую, что вы жалеете меня,
    Ко мне снисходите; мне перед вами стыдно.
    Вы путешественник: привыкли вы, как видно,
    Всегда любезным быть. Ведь понимаю я,
    Что вас, кто столько видел, столько знает,
    Мой бедный разговор совсем не занимает.

    Ф а у с т

    Одно словечко, взор один лишь твой
    Мне занимательней всей мудрости земной.
    (Целует ее руку.)

    М а р г а р и т а

    Ах, как решились вы! Ну что вам за охота!
    Взгляните, как жестка, груба моя рука;
    На мне лежит и черная работа:
    У маменьки любовь к порядку велика.

    Проходят.

    М а р т а

    И что же? Так должны вы ездить вечно?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что делать: ремесло и долг нам так велят!
    В иных местах остаться был бы рад,
    А надо ехать, хоть скорбишь сердечно.

    М а р т а

    Пока кто молод, почему
    По свету вольной птицей не кружиться!
    А вот как в старости придется одному
    К могиле, сирому, холостяком, тащиться —
    Едва ли это нравится кому.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Увы, со страхом я предвижу это!

    М а р т а

    Ну что же, во-время послушайте совета!

    Проходят.

    М а р г а р и т а

    Да, с глаз долой — из сердца вон!
    Лишь по привычке вы учтивы.
    Других друзей всегда б найти могли вы,
    Кто вправду сведущ и умен.

    Ф а у с т

    О друг мой, верь, что мудрость вся людская —
    Нередко спесь лишь пошлая, пустая!

    М а р г а р и т а

    Как?

    Ф а у с т

            О, зачем невинность, простота
    Не знает, как она бесценна и свята!
    Смиренье, скромность чувств невинная, святая
    Вот самый лучший дар для нас.

    М а р г а р и т а

    Когда б вы обо мне подумали хоть раз,
    О вас бы думала с тех пор всегда, всегда я.

    Ф а у с т

    И часто ты одна?

    М а р г а р и т а

                                    Да; хоть невелико
    У нас хозяйство, все же нелегко
    Его вести. Служанки нет: должна я
    Варить, мести и шить; с рассвета на ногах...
    А маменька во всем престрогая такая
    И аккуратна так, что просто страх!
    И не от бедности: мы вовсе не такие,
    Чтоб хуже жить, чем все живут другие.
    Отец покойный мой довольно был богат,
    Оставил домик нам, а с ним и старый сад.
    Теперь наш дом затих, труды мне легче эти:
    Ушел служить в солдаты брат,
    Сестрички нет уже на свете...
    Немало с ней хлопот я приняла,
    Но вновь все перенесть я с радостью б могла —
    Так было мне дитя родное мило!

    Ф а у с т

    О, если на тебя малютка походила,
    Она, конечно, ангелом была!

    М а р г а р и т а

    Да. Я ее вскормила, воспитала...
    И как меня любить малютка стала!
    Отца уж не было в живых, когда на свет
    Она явилась; матушка ж, бедняжка,
    Слегла в постель и захворала тяжко;
    Мы думали, что уж надежды нет,
    И времени прошло у нас немало,
    Пока она поправилась и встала.
    Где ж было ей самой кормить дитя!
    И вот его взялась лелеять я,
    Кормила крошку молоком с водою, —
    Она совсем, совсем моя была
    И на руках моих, по целым дням со мною,
    Барахталась, ласкалась и росла.

    Ф а у с т

    Чистейшим счастьем ты в то время обладала!

    М а р г а р и т а

    И горя тоже много я видала.
    Со мною по ночам стояла колыбель
    Рядком; дитя чуть двинется — я встану.
    Беру из люльки и к себе в постель
    Кладу иль молоком кормить бывало стану;
    А не молчит — должна опять вставать,
    Чтоб проходить всю ночь да песни распевать.
    А по утрам — белье чуть свет встаю и мою;
    Там время на базар, на кухню там пора —
    И так-то целый день, сегодня, как вчера!
    Да, сударь: иногда измучишься заботой!
    Зато и сладко спишь, зато и ешь с охотой.

    Проходят.

    М а р т а

    Холостяки, всегда вы таковы:
    Чрезмерно к бедным женщинам суровы!

    М е ф и с т о ф е л ь

    О, мы всегда исправиться готовы,
    Найдя такую женщину, как вы!

    М а р т а

    Признайтесь: есть у вас кто на примете?
    Привязанность есть где-нибудь на свете?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Пословица гласит: жена своя и кров
    Дороже всех на свете нам даров.

    М а р т а

    По до любви у вас не доходило дело?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я всюду и всегда любезно принят был.

    М а р т а

    Не то! Серьезен ли был ваш сердечный пыл?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, с дамами шутить — чрезмерно было б смело!

    М а р т а

    Ах, вы не поняли!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Жалею всей душой!
    Но очень понял я, как вы добры со мной.

    Проходят.

    Ф а у с т

    Так ты меня сейчас, мой ангелок, узнала,
    Когда перед тобой в саду явился я?

    М а р г а р и т а

    Вы видели, что я потупилась сначала.

    Ф а у с т

    И ты меня простишь, прекрасная моя,
    Что я себе тогда позволил слишком много,
    Когда к тебе я подошел дорогой?

    М а р г а р и т а

    Смутилась я: мне это в первый раз.
    Насчет меня нигде не говорят дурного.
    Уж не нашел ли он — я думала о вас —
    Во мне бесстыдного чего-нибудь такого,
    Что прямо так решился подойти,
    Игру с такой девчонкой завести.
    Но все ж во мне, признаться, что-то было,
    Что в вашу пользу сильно говорило.
    И как же на себя сердита я была,
    Что я на вас сердиться не могла!

    Ф а у с т

    Мой друг!

    М а р г а р и т а

                    Пустите-ка!
    (Срывает астру и ощипывает лепестки.)

    Ф а у с т

                                    Что рвешь ты там? Букет?

    М а р г а р и т а

    Нет, пустяки — игра.

    Ф а у с т

                                            Что?

    М а р г а р и т а

                                                      Полно вам смеяться!
    (Шепчет.)

    Ф а у с т

    Что шепчешь ты?

    М а р г а р и т а
    (вполголоса)

                                    Он любит — нет; он любит — не

    Ф а у с т

    О ангел, как тобой не восхищаться!

    М а р г а р и т а
    (продолжает)

    Он любит — нет; он любит — нет?
    (Вырывая последний лепесток, радостно.)
    Он любит! Да!

    Ф а у с т

                                О, пусть цветка ответ
    Судьбы решеньем будет нам, родная!
    Да, любит он! Поймешь ли, дорогая?

    (Берет ее за обе руки.)

    М а р г а р и т а

    Я вся дрожу!

    Ф а у с т

                            О, не страшись, мой друг!
    Пусть взор мой, пусть пожатье рук
    Тебе расскажут просто и не ложно,
    Что выразить словами невозможно!
    Отдайся вся блаженству в этот час
    И верь, что счастье наше бесконечно:
    Его конец — отчаянье для нас!
    Нет, нет конца! Блаженство вечно, вечно!

    Маргарита жмет ему руку, вырывается и убегает. Фауст стоит несколько минут в задумчивости, потом следует за нею.

    М а р т а
    (подходя)

    Смеркается.

    М е ф и с т о ф е л ь

                            Да, нам пора домой.

    М а р т а

    Я вас подольше б удержать хотела,
    Но, знаете, уж город наш такой:
    Как будто здесь у всех другого нет и дела,
    Заботы будто нет у них другой,
    Как только за соседями день целый
    Подсматривать; и что ты тут ни делай —
    Глядишь, пошла уж сплетня меж людей.
    А наша парочка?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Вдоль по саду пустилась,
    Как пара мотыльков.

    М а р т а

                                    Она в него влюбилась.

    М е ф и с т о ф е л ь

    А он в нее. Таков уж ход вещей!

    Сцена 13
    БЕСЕДКА

    Маргарита вбегает, становится за дверью, прикладывает палец к губам и смотрит сквозь щель.

    М а р г а р и т а

    Идет!

    Ф а у с т

                Меня ты дразнишь? Ах, плутовка!
    Постой же: я тебя поймаю ловко.
    (Целует ее.)

    М а р г а р и т а
    (обнимая его и возвращая поцелуй)

    Люблю тебя всем сердцем, милый мой!

    Мефистофель стучится.

    Ф а у с т
    (топая ногой)

    Кто там?

    М е ф и с т о ф е л ь

                    Приятель.

    Ф а у с т

                                    Скот!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                            Пора домой.

    Марта входит.

    М а р т а

    Да, сударь, поздно уж.

    Ф а у с т

                                            Позволите ль из сада
    Вас проводить?

    М а р г а р и т а

                                А маменька? Меня
    Так проберет она за это!.. Нет, не надо!
    Прощайте!

    Ф а у с т

                    Очень жаль, что должен я
    Уйти так скоро, против ожиданья.
    Прощайте же!

    М а р т а

                            Адьё!

    М а р г а р и т а

                                        До скорого свиданья.

    Фауст и Мефистофель уходят.

    М а р г а р и т а

    Ах, Боже мой, как он учен!
    Чего не передумал он!
            А я — краснею от стыда,
            Молчу иль отвечаю: да...
            Ребенок я — он так умен!
            И что во мне находит он?

    (Уходит.)

    С ц е н а 14
    ЛЕС И ПЕЩЕРА

    Ф а у с т
    (один)

    Могучий дух, ты все мне, все доставил,
    О чем просил я. Не напрасно мне
    Свой лик явил ты в пламенном сиянье.
    Ты дал мне в царство чудную природу,
    Познать ее, вкусить мне силы дал;
    Я в ней не гость, с холодным изумленьем
    Дивящийся ее великолепью, —
    Нет, мне дано в ее святую грудь,
    Как в сердце друга, бросить взгляд глубокий.
    Ты показал мне ряд живых созданий,
    Ты научил меня увидеть братьев
    В волнах, и в воздухе, и в тихой роще.
    Когда в лесу бушует ураган
    И повергает ближние деревья,
    Ломаясь с треском, богатырь-сосна,
    И холм ее паденью глухо вторит, —
    В уединенье ты меня ведешь,
    И сам себя тогда я созерцаю
    И вижу тайны духа моего.
    Когда же ясный месяц заблестит,
    Меня сияньем кротким озаряя,
    Ко мне слетают легкою толпою
    С седой вершины влажного утеса
    Серебряные тени старины
    И созерцанья строгий дух смягчают.
    Для человека, вижу я теперь,
    Нет совершенного. Среди блаженства,
    Которым я возвышен был, как бог,
    Ты спутника мне дал; теперь он мне
    Необходим; и дерзкий и холодный,
    Меня он унижает, и в ничто
    Дары твои, смеясь, он обращает.
    В груди моей безумную любовь
    К прекраснейшему образу он будит;
    Я, наслаждаясь, страсть свою тушу
    И наслажденьем снова страсть питаю.

    Входит Мефистофель.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Чем жизнь такая радостна для вас?
    Не надоест вам все в глуши слоняться?
    Я понимаю — сделать это раз,
    А там опять за новое приняться.

    Ф а у с т

    Другое дело мог бы ты найти,
    Чем в добрый час смущать меня бесплодно.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, ну! Не злись: ведь я могу уйти.
    Уйду совсем, когда тебе угодно.
    С тобою, грубым и безумным, жить —
    Неважный дар послала мне судьбина.
    Весь день изволь трудиться и служить,
    И так и сяк старайся удружить —
    Не угодишь ничем на господина.

    Ф а у с т

    Ну вот, теперь упреки мне пошли!
    Ты надоел, а я — хвали за это.

    М е ф и с т о ф е л ь

    А чем бы жил ты, жалкий сын земли,
    Без помощи моей, не видя света?
    Не я ль тебя надолго исцелил
    От тягостной хандры воображенья?
    Не будь меня, давно бы, без сомненья,
    Здесь, на земле, ты дней своих не длил.
    К чему же ты сюда, в леса и горы,
    Как мрачный филин, обращаешь взоры?
    Во влажном мху, под кровом темноты
    Себе, как жаба, жизни ищешь ты.
    Прекрасная манера веселиться!
    Нет, все еще педант в тебе гнездится.

    Ф а у с т

    Поймешь ли ты, что я в пустыне здесь
    Чудесной силой оживаю весь?
    Да, если б мог понять ты, то, конечно,
    Как чорт, ты мне б завидовал сердечно.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Еще бы! Неземная благодать!
    Всю ночь на мокром камне пролежать,
    К земле и небу простирать блаженно
    Объятья, раздувать себя надменно
    До божества и в самый мозг земли
    Впиваться мыслью, полною стремленья;
    Все ощущать, что в мир внести
    Все шесть великих дней творенья;
    Внезапно гордой силой воспылав,
    Не знаю, чем-то пылко упиваться
    И, всю вселенную объяв,
    В любви блаженной расплываться,
    О смертности своей забыв совсем,
    И созерцанье гордое затем
    Вдруг заключить... а чем — сказать мне стыдно!
    (Делает неприличное движение.)

    Ф а у с т

    Тьфу на тебя!

    М е ф и с т о ф е л ь

                            Не нравится, как видно?
    Как тут стыдливо не плеваться вам!
    Ведь нравственным ушам всегда обидно
    То, что приятно нравственным сердцам!
    Глупец! Ему позволил я порою
    Полгать себе, потешиться игрою,
    Да вижу, что не выдержать ему.
    Ты и теперь худеешь и томишься;
    Не нынче-завтра возвратишься
    К мечтам и страху своему.
    Довольно же! Возлюбленная страждет,
    Сидит она печальна и мрачна;
    Тебя, тебя увидеть жаждет,
    В тебя она безумно влюблена!
    Любовь твоя недавно бушевала,
    Как речка, что бежит со снежных гор,
    Бедняжку Гретхен страстью заливала,
    И вдруг — иссякла речка! Что за вздор!
    По мне, чем здесь в лесу царить уныло —
    Не лучше ли тебе вернуться вновь
    И бесконечную любовь
    Вознаградить своей бедняжки милой?
    День для нее едва идет:
    Глядит она в окно, следит за облаками,
    Бегущими грядой над старыми домами;
    «Будь божьей птичкой я!» — все только и поет,
    И в полдень ждет, и в полночь ждет,
    То равнодушной станет снова,
    То вдруг всплакнет, не молвя слова,
    И вновь влюбилась.

    Ф а у с т

                                    О, змея, змея!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (про себя)

    Пожалуй; лишь поймать тебя сумел бы я!

    Ф а у с т

    Уйди, уйди отсюда! Сгинь, проклятый!
    Не называй красавицу мне вновь
    И не буди к ней плотскую любовь
    В душе моей, безумием объятой!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что ж, ей ведь кажется, что от нее уйти
    Решил ты навсегда; да так и есть почти.

    Ф а у с т

    Где б ни был я, мне всюду остается
    Она близка; везде она моя!
    Завидую Христову телу я,
    Когда она к нему устами прикоснется.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Так, милый мой! Не раз завидно было мне
    При виде парочки на розах, в сладком сне.

    Ф а у с т

    Прочь, сводник!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                Что ж, бранись; а я смеюсь над бран
    Творец, мужчину с женщиной создав,
    Сам отдал должное высокому призванью,
    Сейчас же случай для того им дав.
    Да полно же, оставь свой вид унылый!
    Подумаешь, какое горе тут:
    Ведь в комнату к красотке милой,
    А не на казнь тебя зовут!

    Ф а у с т

    В ее объятьях рай небесный!
    Пусть отдохну я на груди прелестной!
    Ее страданья чую я душой!
    Беглец я жалкий, мне чужда отрада,
    Пристанище мне чуждо и покой.
    Бежал я по камням, как пена водопада,
    Стремился жадно к бездне роковой;
    А в стороне, меж тихими полями,
    Под кровлей хижины, дитя, жила она,
    Со всеми детскими мечтами
    В свой тесный мир заключена.
            Чего, злодей, искал я?
            Иль недоволен был,
            Что скалы дерзко рвал я
            И вдребезги их бил?
    Ее и всю души ее отраду
    Я погубил и отдал в жертву аду!
    Пусть будет то, что суждено судьбой.
    Бес, помоги и сократи дни страха!
    Пусть вместе, вместе в бездну праха
    Она низвергнется со мной!

    М е ф и с т о ф е л ь

            Опять кипит! Опять пылает!
            Ступай, утешь ее, глупец!

    Чудак, всему уж и конец
    Он видит, чуть лишь нить теряет.
    Кто вечно смел, хвалю того;
    Ты ж, с чортом столько дней проведший, —
    Ты что? Нет хуже ничего,
    Как чорт, в отчаянье пришедший!

    Сцена 15
    КОМНАТА ГРЕТXЕН

    Г р е т х е н
    (одна за прялкой)

                    Покоя нет,
                    Душа скорбит:
                    Ничто его
                    Не возвратит.
                    Где нет его,
                    Там все мертво,
                    Там счастья нет,
                    Не красен свет.
                    Мой бедный ум
                    Смущен, молчит;
                    Мой бедный дух
                    Сражен, разбит.
                    Покоя нет,
                    Душа скорбит!
                    Ничто его
                    Не возвратит!
                    Лишь для него
                    В окно гляжу,
                    Лишь для него
                    Я выхожу.
                    Походка, стан,
                    Улыбка, взгляд,
                    Как талисман,
                    К себе манят.
                    Его речей
                    Волшебный звук,
                    Огонь очей,
                    Пожатье рук!
                    Покоя нет,
                    Душа скорбит!
                    Ничто его
                    Не возвратит!
                    К нему, за ним
                    Стремится грудь;
                    К нему прильнуть
                    И отдохнуть!
                    Его обнять
                    И тихо млеть,
                    И целовать,
                    И умереть!

    Сцена 16
    САД МАРТЫ

    Маргарита и Фауст.

    М а р г а р и т а

    Так обещай же, Генрих, мне!

    Ф а у с т

                                                    Охотно.
    Все, что могу!

    М а р г а р и т а

                                Скажи ты мне прямей:
    Как дело обстоит с религией твоей?
    Ты славный, добрый человек, но к ней
    Относишься как будто беззаботно.

    Ф а у с т

    Оставь, дитя! Мою узнала ты любовь;
    За близких сердцу рад свою пролить я кровь;
    Не против веры я, кому в ней есть отрада.

    М а р г а р и т а

    Нет, мало этого: нам твердо верить надо.

    Ф а у с т

    Да надо ли?

    М а р г а р и т а

                            Ах, не найти мне слов,
    Чтоб убедить тебя! Ты и святых даров
    Не чтишь.

    Ф а у с т

                    Я чту их.

    М а р г а р и т а

                                      Да, но без охоты
    Принять их. В церкви не был уж давно ты,
    На исповедь не ходишь уж давно.
    Ты в Бога веришь ли?

    Ф а у с т

                                            Мой друг, кому дано
    По совести сказать: я верю в Бога?
    Священников ты спросишь, мудрецов —
    У них тебе ответ всегда готов;
    Но весь ответ их, как рассудишь строго,
    Окажется насмешкой над тобой.

    М а р г а р и т а

    Не веришь ты?

    Ф а у с т

                                Пойми же, ангел мой:
            Назвать Его кто смеет откровенно?
            Кто исповедать может дерзновенно:
            Я верую в Него?
            Кто с полным чувством убежденья
            Не побоится утвержденья:
            Не верую в Него?
            Он, Вседержитель
            И Всехранитель,
            Не обнимает ли весь мир —
            Тебя, меня, себя?
            Не высится ль над нами свод небесный?
            Не твердая ль под нами здесь земля?
            Не всходят ли, приветливо мерцая,
            Над нами звезды вечные? А мы
            Не смотрим ли друг другу в очи,
            И не теснится ль это все
            Тебе и в ум и в сердце
            И не царит ли, в вечной тайне,
            И зримо и незримо вкруг тебя?
            Наполни же все сердце этим чувством
            И, если в нем ты счастье ощутишь,
            Зови Его, как хочешь:
            Любовь, блаженство, сердце, Бог!
            Нет имени Ему! Всё — в чувстве!
    А имя —только дым и звук,
    Туман, который застилает небосвод.

    М а р г а р и т а

    Как это хорошо, мой друг!
    Священник так же это объясняет,
    Немножко лишь в других словах.

    Ф а у с т

            Везде, мой друг, во всех местах
            Сиянье неба восхваляет
            Весь мир на разных языках, —
            И мой не хуже их нимало.

    М а р г а р и т а

            Да, как послушаешь, сначала
            Все будто так, но грех один:
            В душе ты не христианин.

    Ф а у с т

    Дитя мое!

    М а р г а р и т а

                    Я ужас ощущаю,
    Давно уже скорблю всем существом,
    Когда тебя всегда я с ним встречаю.

    Ф а у с т

    С кем это?

    М а р г а р и т а

                    С кем повсюду ходишь ты.
    Он ненавистен мне от сердца полноты!
    Изо всего, что в жизни я видала,
    Я не пугалась столько ничего,
    Как гадкого лица его.

    Ф а у с т

    Поверь мне, куколка, не страшен он нимало.

    М а р г а р и т а

    Его присутствие во мне волнует кровь.
    Ко всем и ко всему питаю я любовь;
    Но как тебя я жду и видеть жажду,
    Так перед ним я тайным страхом стражду;
    Притом мне кажется, что плут он и хитрец,
    И если клевещу — прости меня творец!

    Ф а у с т

    И чудакам, как он, ведь жить на свете нужно!

    М а р г а р и т а

    Нет, жить с таким я не могла бы дружно!
    Он всякий раз, как явится сюда,
    Глядит вокруг насмешливо всегда,
    В глазах его таится что-то злое,
    Как будто в мире все ему чужое;
    Лежит печать на злом его челе,
    Что никого-то он не любит на земле!
            С тобой всегда я так довольна,
            Мне так легко, тепло, привольно;
    При нем же сердцем унываю я.

    Ф а у с т

    Ах ты, вещунья милая моя!

    М а р г а р и т а

    И столько он мне ужаса внушил,
    Что если к нам войти ему случится,
    И ты как будто мне уже не мил.
    При нем никак я не могу молиться;
    И так тогда мне больно, милый мой!
    И, верно, Генрих, то же и с тобой.

    Ф а у с т

    Враждебна ты к нему!

    М а р г а р и т а

                                            Прощай — идти мне надо

    Ф а у с т

    Мой друг, когда же будет мне отрада
    Часочек хоть с тобою отдохнуть,
    Душа с душой и с грудью грудь?

    М а р г а р и т а

    Ах, я дверей бы запирать не стала,
    Когда бы только я спала одна;
    Но маменька... так чутко спит она.
    И если б нас она застала,
    Я с места, кажется, не встала бы живой!

    Ф а у с т

    Мы все устроим, ангел мой!
    Вот капли: действуют прекрасно!
    В питье немножко ей подлей,
    И сон слетит глубокий к ней.

    М а р г а р и т а

    Я для тебя на все согласна!
    Конечно, здесь ведь яду нет?

    Ф а у с т

    Могу ль я дать тебе такой совет?

    М а р г а р и т а

    Ты приковал какой-то чудной силой
    Меня к себе: на все готова я;
    И больше сделать, кажется, нельзя,
    Чем для тебя я сделала, мой милый!
    (Уходит.)

    М е ф и с т о ф е л ь
    (входя)

    Мартышка! Где она?

    Ф а у с т

                                            Шпионил ты опять?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Да, кое-что я мог понять.
    Вас, доктор, катехизису учили:
    Надеюсь, вы урок на пользу получили.
    Для девушек так интересно знать,
    Кто чтит религию. Кто верит непритворно,
    Тот и за нами, мол, пойдет покорно.

    Ф а у с т

    Чудовище! Не видишь, что она
    В душе любовь лишь чистую лелеет:
    Своею верою полна,
    Той верою, которая одна
    Спасенье ей, — она жалеет,
    Как душу близкую, погибшего меня.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Эх, ты! В тебе ведь только похоть бродит!
    Тебя девчонка за нос водит!

    Ф а у с т

    Прочь, порожденье грязи и огня!

    М е ф и с т о ф е л ь

    А в рожах ловко суть она находит!
    При мне минутки не сидится ей:
    Ум замечая в рожице моей,
    Она томится и скорбит безмерно,
    Что если я не чорт, то гений уж наверно.
    Гм! эта ночь!..

    Ф а у с т

                            Для тебя ль она?

    М е ф и с т о ф е л ь

    И я, мой друг, порадуюсь сполна.

    Сцена 17
    У КОЛОДЦА

    Гретхен и Лизхен с кувшинами.

    Л и з х е н

    Ты о Варваре не слыхала?

    Г р е т х е н

    Нет. Я ведь дома все сижу одна.

    Л и з х е н

    Мы знаем кое-что! Сивилла мне сказала.
    Попалась наконец она!
    Вперед не важничай!

    Г р е т х е н

                                            А что?

    Л и з х е н

                                                    Да дело скверно!
    Что ест она и пьет — двух кормит: это верно.

    Г р е т х е н

    Ах!

    Л и з х е н

            Да, теперь награждена!
    На шею парню вешалась она:
    На все гулянья с ним ходила,
    С ним танцевала и кутила;
    Везде хотела первой быть,
    Есть пирожки да вина пить,
    Себя красавицей считала;
    Дошла в бесстыдстве до того,
    Что наконец уж от него
    Открыто брать подарки стала!
    Ласкала, нежила дружка —
    Вот и осталась без цветка!

    Г р е т х е н

    Бедняжка!

    Л и з х е н

                    Ты еще жалеешь!
    А мы? Как мать велит бывало прясть, —
    Сидишь да ночью вниз сойти не смеешь,
    Она же мигом к миленькому — шасть!
    Там, на скамье иль в переулке темном,
    Не скучно было в уголке укромном!
    Теперь вот пусть свою убавит спесь
    Да перед нами в церкви грех свой весь
    В рубашке покаянной пусть расскажет!

    Г р е т х е н

    Ее он замуж взять, наверно, не откажет.

    Л и з х е н

    Держи карман! Нет, парень не дурак:
    Получше может заключить он брак.
    Да он уж и удрал.

    Г р е т х е н

                                    Он поступил нечестно.

    Л и з х е и

    Да хоть женись — не очень будет лестно.
    Ей наши парни разорвут венок,
    А мы насыплем сечки на порог!
    (Уходит.)

    Г р е т х е н
    (идя домой)

    И я бывало храбро осуждала,
    Как девушка, бедняжка, в грех впадала!

    Проступки я бранила строже всех;
    Чтоб их клеймить, не находила слова:
    Каким мне черным ни казался грех,
    Я все его чернить была готова!
    Сама бывало так горда, важна:
    А вот теперь и я грешна!
    Но, Боже, что меня смутило,
    Так было сладостно, так мило!

    Сцена 18
    У ГОРОДСКОЙ СТЕНЫ

    В нише статуя Mater dolorosa [Скорбящая Мать (лат.)]; перед нею вазы для цветов. Гретхен ставит свежие цветы.

    Г р е т х е н

                            Скорбя, страдая,
                            О Мать Святая,
            Склонись, склонись к беде моей!
                            С мечом в груди Ты
                            На лик убитый
            Христа глядишь, полна скорбей.
                            Отца зовешь Ты,
                            И вздохи шлешь Ты
            Из глубины души своей.
                            Увы, кто знает,
                            Как изнывает
            Вся грудь моя, тоски полна!
            Как душа моя томится,
            Как дрожит, куда стремится, —
            Знаешь Ты лишь, Ты одна!
            С людьми ли я — невольно
            Мне больно, больно, больно,
            Везде тоскую я!..
            Одна ли горе прячу —
            Я плачу, плачу, плачу,
            И рвется грудь моя.
            Цветы омыла эти
            Слезами я, скорбя,
            Когда я на рассвете
            Рвала их для Тебя.
            Когда мне заблестели
            Лучи зари в окно,
            Сидела я в постели,
            Рыдая уж давно.
            Меня позором не убей!
                            Молю тебя я,
                            О Мать Святая,
            Склонись, склонись к беде моей!

    Сцена 19
    НОЧЬ. УЛИЦА ПЕРЕД ДОМОЙ ГРЕТХЕН

    Валентин, солдат, брат Гретхен.

    В а л е н т и н

    Сидишь бывало за столом
    С друзьями; шум идет кругом;
    Лишь о красотках и речей —
    И каждый хвалится своей
    Да пьет, красой ее кичась;
    А я, спокойно подбочась,
    При этой шумной похвальбе
    Сижу да слушаю себе;
    И вдруг, смеясь, крутя свой ус
    И полный вверх стакан подняв,
    Скажу: «У всякого свой вкус,
    Не угодишь на каждый нрав;
    Но мне назвать прошу я вас
    Одну хоть девушку у нас,
    Чтоб Гретхен стоила моей,
    В подметки чтоб годилась ей!»
    Тут шум пойдет, и звон, и гром.
    «Он прав, он прав! —толпа кричит.
    Нет краше девушки кругом!»
    Любой хвастун тут замолчит.
    Теперь — рви волосы да злись,
    Лезь на стену, хоть разорвись
    От гнева: стали все кругом
    Кивать, подмигивать глазком.
    Язвить любой бездельник рад;
    А я, как будто виноват,
    Сижу, молчу. Чуть кто сболтнет,
    Меня бросает в жар и пот.
    Хоть разнесешь их всех, а все ж
    Не скажешь им, что это ложь!
    Кто там? Какой там чорт ползет?
    Не двое ль их? Пришли за нею!
    Постой же: пусть я околею,
    Когда он с места жив уйдет!

    Входят Фауст и Мефистофель.

    Ф а у с т

    Вон в ризнице церковной под окном
    Блестит огонь лампады: то затихнет,
    Слабей, слабей, то снова ярко вспыхнет,
    То вновь замрет — и мрак густой кругом,
    В душе ж моей давно огонь не блещет.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что до меня, то грудь моя трепещет,
    Как у кота, когда влезает он
    На крышу, юной кошкою прельщен.
    И мысли всё хорошие такие:
    То похоть, то проказы воровские.
    Все существо мое с восторгом ждет
    Чудеснейшей Вальпургиевой ночи.
    Вот послезавтра к нам она придет;
    В ту ночь недаром сна не знают очи.

    Ф а у с т

    А этот клад, что видится вдали:
    Поднимется ль он вверх из-под земли?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Порадуйся, недолго ждать: оттуда
    Ты котелок достанешь без труда.
    Недавно я заглядывал туда:
    Там талеров порядочная груда.

    Ф а у с т

            Браслетов нет ли иль перстней
            Моей красотке на веселье?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Найдутся там и вещи поценней:
    Жемчужное я видел ожерелье!

    Ф а у с т

    Вот это хорошо! Мне больно к ней идти
    И ничего с собой в подарок не нести.

    М е ф и с т о ф е л ь

    По мне, так чем же было б неприятно
    Себя порой потешить и бесплатно?
    Как ярки звезды! В блеске их лучей
    Теперь я шутку выкину на диво:
    Спою я песню нравственную ей,
    Чтоб тем верней сманить красотку живо.
    (Поет, аккомпанируя на гитаре.)

                            Не стой, не стой,
                            Не жди с тоской
                            У двери той,
            Катринхен, пред денницей!
                            Не жди, не верь:
                            Войдешь теперь
                            Девицей в дверь,
            А выйдешь не девицей!
                            Не верь словам!
                            Насытясь сам,
                            Бедняжке там
            «Прости, прощай!» — он скажет,
                            Скажи: «Постой,
                            Повеса мой,
                            Пока со мной
            Кольцо тебя не свяжет!»

    В а л е н т и н
    (выходя)

    Порт побери! Кого ты там
    Смущаешь, крысолов проклятый?
            Гитара к порту! К порту сам
            Слетишь и ты, певец завзятый!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Гитара сломана: ее не нужно нам!

    В а л е н т и н

    Теперь и череп пополам!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Фаусту)

    Ну, доктор, я вас приглашаю!
    Вперед, смелее! Не робей,
    Валяй шпажонкою своей,
    Коли смелей — я отражаю.

    В а л е н т и н

    Так отражай же!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                    Я к услугам весь!

    В а л е н т и н

    Еще!

    М е ф и с т о ф е л ь

                Могу!

    В а л е н т и н

                                Сам чорт дерется здесь!
    Но что со мной! Рука уж ослабела.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Фаусту)

    Коли же!

    В а л е н т и н
    (падая)

                    Ох!

    М е ф и с т о ф е л ь

                            Смирили дурака!
    Теперь пора убраться нам приспела:
    Тут будет шум и крик наверняка.
    Хоть мне возня с полицией легка,
    Но уголовный суд — иное дело!

    Уходят.

    М а р т а
    (у окна)

                    Сюда скорей!

    Г р е т х е н
    (у окна)

                                            Сюда огня!

    М а р т а

    Здесь драка, спор! Здесь шум, возня!

    Н а р о д

    Убит один, гляди!

    М а р т а
    (выходя)

                                    А где убийца, где злодей?

    Г р е т х е н
    (выходя)

    Кто здесь?

    Н а р о д

                    Сын матери твоей.

    Г р е т х е н

    Всевышний, пощади!

    В а л е н т и н

            Я умираю. Так легко сказать,
            А умереть легко вдвойне.
            Эй, бабы! Больше не к чему кончать —
            Приблизьтесь и внимайте мне!

    Все обступают его.

            Ты, Гретхен, очень молода
            И так глупа, что навсегда
            Плохой избрала путь.
    Могу при всех тебе сказать:
    Когда могла такою стать,
            Так уж открыто будь!

    Г р е т х е н

    О Боже! Брат мой, что такое?

    В а л е н т и н

    Оставь хоть Бога ты в покое!
    Что было, нам не воротить;
    Уж, видно, так тому и быть.
    Ты начала теперь с одним,
    Потом другой придет за ним.
    А как до дюжины дойдет,
    К тебе весь город побредет.

    Когда впервые грех родится,
    Себя таит он в первый миг:
    Под кровом ночи рад он скрыться
    И закрывает грозный лик;
    Тогда убить его не поздно.
    Но скоро, скоро грех растет,
    Средь бела дня открыт идет;
    Лицо его не меньше грозно,
    Но чем лицо его страшней,
    Тем яркий свет ему нужней.
    Я знаю, срок настанет твой —
    И честный гражданин любой,
    Как перед язвой моровою,
    Распутница, перед тобою
    Отпрянет. От стыда горя,
    В глаза открыто ты не взглянешь;
    В цепочке ты франтить не станешь
    И убежишь от алтаря!
    Не будешь в танце красоваться
    Ты в кружевном воротничке;
    Меж нищих и калек скрываться
    Ты будешь в темном уголке!
    И если Бог простит твой грех,
    Ты на земле презренней всех!

    М а р т а

    Предайтесь лучше покаянью,
    Чем удручать себя вам бранью!

    В а л е н т и н

    Когда б сломать я ребра мог
    Тебе, бесстыжей сводне скверной,
    Я знаю, что простил бы Бог
    Тогда грехи мои наверно!

    Г р е т х е н

    О, муки ада! Брат мой, брат!

    В а л е н т и н

    Напрасны слезы, говорят!
    Сестра, ты честь свою забыла,
    Меня ты в сердце поразила, —
    На Божий суд идет твой брат
    Без страха, честно, как солдат.

    (Умирает.)

    Сцена 20
    СОБОР

    Служба, пение, орган.
    Гретхен в толпе народа; позади нее Злой Дух.

    З л о й   д у х

            Не так ты, Гретхен, прежде,
            С душой невинной,
            Ходила к алтарю.
            Молясь по книжке старой,
            Ты лепетала,
            Наполовину детским играм,
            Наполовину Богу
            Душою предана!
            О Гретхен!
            Где голова твоя?
            И на душе твоей
            Какой тяжелый грех?

            Ты молишься ль за мать свою? Она
            Тобой для долгих-долгих мук усыплена!
            Чья кровь у дома твоего?
            Что у тебя под сердцем скрыто?
            Не шевелится ль что-то там
            И не тревожит ли тебя
            Присутствием своим?

    Г р е т х е н

            Увы, увы!
            Как дум мне этих избежать,
            Которые теснятся отовсюду
            Ко мне и в душу проникают?

    Х о р

            Dies irae, dies illa
            Solvet saeclum in favilla
            [День гнева, этот день испепелит мир.]

    Звуки органа.

    З л о й   д у х

            Гнев неба над тобою!
            Труба звучит;
            Заколебались гробы;
            Душа твоя
            Из бездны праха
            Для мук ужасных
            Огня и ада,
            Дрожа, встает!

    Г р е т х е н

            О, если б мне уйти отсюда!
            Мне грозный гром органа
            Дышать мешает,
            Меня терзает это пенье
            До глубины сердечной!

    Х о р

            Judex ergo cum sedebit,
            Quidquid latet, adparebit
            Nil inultum remanebit.
            [Когда воссядет высший судия,
            все сокровенное откроется,
            и ни что не останется без возмездия.
    ]

    Г р е т х е н

            Как душно мне!
            Как эти арки, эти своды
            Теснят меня!
            Воздуха, воздуха больше!

    З л о й   д у х

            Беги! Но грех и стыд
            Не будет скрыт.
            Что? Воздуха? Света?
            Горе тебе!

    Х о р

            Quid sum miser tunc dicturus?
            Quern patronum rogaturus,
            Quuin vix justus sit securus?
            [Что скажу я тогда, несчастный?
            К какому покровителю припаду,
            когда даже праведник вострепещет?
    ]

    З л о й   д у х

            Свой лик пресветлый отвращают
            Святые от тебя,
            И руку протянуть тебе
            Им, чистым, страшно!
            Увы!

    Х о р

            Quid sum miser tunc dicturus?

    Г р е т х е н

            Соседка, ваш флакон!..
    (Падает в обморок.)

    Сцена 21
    ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ

    Местность в горах Гарца, в окрестностях деревень
    Ширке и Эленд. Фауст и Мефистофель.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Не чувствуешь нужды ты в помеле?
    Теперь на дюжем рад бы я козле
    Погарцевать, уставши от дороги.

    Ф а у с т

    Меня еще покамест носят ноги:
    Дубинкой путь стараюсь облегчать.
    К чему дорогу сокращать?
    То странствовать в извилистой долине,
    То лезть с утеса на утес к вершине,
    Откуда вниз ручей стремится в дол, —
    Мне весело, и путь мой не тяжел.
    Везде весна: береза зеленеет,
    Позеленела даже и сосна;
    Ужель на нас весною не повеет?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Признаться, мне чужда весна!
    Во мне зима царит: мне надо,
    Чтоб снег, мороз был на пути моем.
    В ущербе месяц; тусклою лампадой
    Едва мерцает красным он лучом;
    Неважный свет! Здесь каждый шаг нам может
    Опасен быть: наткнешься прямо лбом
    На камень или ствол. Постой-ка, нам поможет
    Блудящий огонек, мелькающий кругом!
    Эй, ты, поди сюда и посвети, любезный!
    К чему иначе свет твой бесполезный?
    Веди-ка нас вперед средь этой тьмы.

    Б л у ж д а ю щ и й   о г о н е к

    Мне изменить придется, вам в угоду,
    Мой легкий нрав и всю мою природу.
    И вкривь и вкось блуждать привыкли мы.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Эге! ты — человека подражатель?
    Во имя чорта, марш вперед, приятель,
    Не то тебя задую я сейчас!

    Б л у ж д а ю щ и й   о г о н е к

    Я вижу, вы хозяин здесь; для вас
    Все сделать я готов, чтоб не сойти с дороги.
    Но помните: гора от чар с ума сойдет,
    И если вас огонь блуждающий ведет,
    То вы к нему не будьте слишком строги!

    Фауст, Мефистофель и Блуждающий огонек поют попеременно.

    Ф а у с т

            В область сна вошли мы, словно
            В очарованные страны.
            О, веди нас прямо, ровно
            Сквозь леса и сквозь туманы,
            Чрез пустыню, меж горами!

    О г о н е к

            Вот деревья вдаль рядами
            Сзади нас, шумя, несутся;
            Гор вершины будто гнутся;
            Скалы длинными носами
            Захрапели перед нами.

    Ф а у с т

            Под камнями, под кустами
            Слышу я ручья шептанье:
            Песня ль это иль журчанье?
            Зов любви ли, звук ли смеха,
            Счастья ль отклик — нам утеха,
            Песнь надежд, любви мечтанья?
            И всему свой отзыв эхо
            Шлет, как старое преданье.

    М е ф и с т о ф е л ь

            С шумом, гулом мчатся бойко
            Сыч и чибис, с ними сойка:
            Все проснулись, всем гулянье!
            А в кустах сидят лягушки —
            Долгоножки, толстобрюшки.
            Будто змеи, меж камнями
            Вьются корни за корнями,
            Западни для нас готовят,
            И пугают нас, и ловят,
            И, ожив, деревьев капы,
            Как полипы, тянут лапы
            Нам навстречу. И, несметны,
            Мох и вереск наполняя,
            Беспокойны, разноцветны,
            Мыши носятся, шныряя;
            И вокруг пред нами реет
            Светляков толпа живая
            И, с дороги нас сбивая,
            Яркой свитой пламенеет.

    Ф а у с т

            Но скажи: вперед мы шли ли
            Иль на месте всё мы были?
            Лес и горы заходили;
            Скалы, сучья рожи злые
            Строят нам; огни ночные
            Засверкали, засветили.

    М е ф и с т о ф е л ь

            За меня держись сильнее:
            Здесь с горы всего виднее
            Будет нам, как царь Маммон
            Заблестит со всех сторон.

    Ф а у с т

    Как странно мутный свет мерцает
    Внизу румяною зарей!
    В глубокой бездне он сверкает
    И льется слабою струей;
    Здесь встал туман, там — пар безбрежный;
    Сквозь дымку жар горит лучом;
    Здесь свет струится нитью нежной,
    Там брызжет огненным ключом;
    То, охватив всю глубь долины,
    Он в сотнях жил струится там,
    То, заключен среди теснины,
    Он одиноко блещет нам;
    Там сыплет искры, их взметая,
    Как золотой песок со дна,
    А здесь — смотри — горит седая
    Утеса старого стена!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ужель на праздник досточтимый
    Маммон дворца б не осветил?
    Ты, к счастью, всю картину охватил:
    Уж мчится хор гостей неукротимый.

    Ф а у с т

    Как грозен вихрь! В порыве бурных сил
    Он в спину бьет могучими толчками.

    М е ф и с т о ф е л ь

    За ребра скал обеими руками
    Держись: не то ты свалишься в обрыв.
    Лес потемнел; в туман весь погруженный.
    Шумит он. Вот, глаза раскрыв,
    Взлетает филин пробужденный,
            И ломятся колонны
            Зеленого лесного дома.
    Ты слышишь ли раскаты грома,
    Стволов паденье, шум ветвей,
    И леса стон, и скрип корней?
    Ствол за стволом друг друга кроет
    В глубокой пропасти, на дне,
    И ветер свищет, буря воет
    Среди обломков в глубине.
                    Слышишь крики — дальше, ближе?
                    Слышишь вопли — выше, ниже?
    Между скал, по скатам гор
    Шумно мчится дикий хор.

    Х о р   в е д ь м

    На Брокен все! Толпа густа;
    Посев был зелен, рожь желта.
    Там Уриан вверху сидит:
    К вершине ведьмам путь лежит
    Средь гор и скал, с метлой, с козлом,—
    И вонь и гром стоят кругом.

    Г о л о с

    Старуха Баубо в стороне
    Летит на матушке-свинье!

    Х о р

            Хвала, кому хвала идет!
            Вперед же, Баубо! Пусть ведет!
            На дюжей свинке Баубо-мать
            Достойна хором управлять.

    Г о л о с

            Откуда ты?

    Г о л о с

                            Чрез Ильзенштейн я шла:
    Там я сову в гнезде нашла.
    А та глаза себе таращит!

    Г о л о с
            О, чтоб тебя нелегкая взяла!
            Кой чорт тебя так скоро тащит?

    Г о л о с

            Она зацепила меня, пролетая:
            Глядите-ка, рана какая!

    Х о р   в е д ь м

            Нам всем дорога тяжела, —
            К чему друг друга задевать?
            Нас колют вилы, бьет метла:
            Дитя убила —лопнет мать.

    К о л д у н ы
    (полухор)

            Улиткой наши все ползут,
            А бабы все вперед бегут.
            Где зло, там женщина идет
            Шагов на тысячу вперед.
            Другая половина хора колдунов
            Не будем в споре тратить слов!
            Нужна им тысяча шагов;
            Мужчина вздумает — и вмиг
            Одним прыжком обгонит их.

    Г о л о с
    (сверху)

            Вперед, вперед, вы, из озер!

    Г о л о с
    (снизу)

            Мы рады влезть на скаты гор;
            Мы мылись — чисты хоть куда,
            Зато бесплодны навсегда.

    О б а   х о р а

            Вот вихорь стих, звезда мутна.
            За тучи прячется луна;
            Темно повсюду с этих пор,
            И мечет искры шумный хор.

    Г о л о с
    (снизу)

            Подождите! Тише, тише!

    Г о л о с
    (сверху)

            Кто кричит в скалистой нише?

    Г о л о с
    (снизу)

            Это я! Да, это я!
            О, возьмите вы меня!
            Триста лет я здесь копаюсь
            И к своим попасть пытаюсь.

    О б а   х о р а

            На вилах мчись, свезет метла,
            На жердь садись, седлай козла!
            Пропал навеки тот — поверь,—
            Кто не поднимется теперь.

    П о л у в е д ь м а
    (внизу)

            Тащусь я здесь за шагом шаг,
            Другие ж вон умчались как!
            Я раньше всех сюда пошла,
            А все угнаться не могла.

    Х о р   в е д ь м

            Мазь ведьме бодрость придает,
            Тряпье — за парус нам сойдет.
            Корыто — лодка. Не взлетит
            Вовеки, кто теперь сидит!

    О б а   х о р а

            Взлетев к вершине в этой мгле,
            Мы ниже спустимся к земле,
            И чащу леса всю собой
            Наполнит наш волшебный рой.

    (Спускаются.)

    М е ф и с т о ф е л ь

            Толкают, жмут, бегут, летают,
            Шипят, трещат, влекут, болтают,
            Воняют, брызжут, светят. Ух!
            Вот настоящий ведьмин дух!
            Ко мне, не то нас растолкают!
            Да где ж ты?

    Ф а у с т
    (издали)

                                    Здесь!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                                            Туда уж увлечен?
    В хозяйские права вступить я принужден.
    Дорогу! — чорт идет! Дорогу, чернь, живее!
    Я здесь, брат доктор! Ухватись скорее!
    Пойдем в сторонку; эта толкотня
    Невыносима даже для меня.
    Вон там какой-то странный свет мелькает
    И в те кусты невольно привлекает.
    Нырнем туда, бока свои храня.

    Ф а у с т

    Противоречий дух, не сам ли ты старался
    Меня увлечь сюда? Уж слишком ты умен!
    В Вальпургиеву ночь пришел на Брокен он,
    И что же? — под кусты запрятаться собрался.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Одни не будем мы и там;
    Смотри: огни, пестрея, загорелись!
    Веселым клубом гости там расселись.

    Ф а у с т

    Все ж наверху бы лучше было нам.
    На злое дело вся толпа стремится;
    Взгляни: уж дым столбом пошел у них.
    Немало здесь загадок разрешится.

    М е ф и с т о ф е л ь

            Немало и возникнет их.
            Пусть свет большой шумит, бушуя,
            Тебя подальше утащу я.
    Везде бывает так — сомненья в этом нет, —
    Что свет большой рождает малый свет.
    Взгляни: разделась ведьма молодая,
    А старая накидочку взяла.
    Будь вежлив к ним: услуга мне большая,
    Труд не велик, забава не мала.
    Чу, музыка играет! Вот досада!
    Проклятый скрип! Но покориться надо.
    Вперед, вперед! С тобою я пойду,
    Вступлю в их круг, тебя в него введу
    И познакомлю с новыми гостями.
    Что скажешь, друг? Равнина здесь тесна ль?
    Взгляни: конца не видно в эту даль!
    Здесь тысячи огней горят рядами;
    Болтают, пляшут, варят, любят, пьют, —
    Чего же лучше? Чем же худо туг?

    Ф а у с т

    Как мы войдем? Намерен притвориться
    Ты колдуном иль чортом к ним явиться?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Инкогнито я мог бы предпочесть,
    Но всяк свой орден в праздник надевает.
    Меня «подвязка» хоть не украшает,
    Зато копыту здесь большая честь.
    Смотри: ползет улитка; протянула
    Она рога свои навстречу нам.
    Пронюхала, кто я такой, смекнула!
    Не скрыться здесь, хоть и хотел бы сам.
    Мы от огня к огню пойдем повсюду;
    Ты будешь женихом, я — сватом буду.
    (Подходит к нескольким сидящим у тлеющих углей.)

    Что, господа, сидите в стороне?
            Вы лучше время провели бы
            Средь молодежи в толкотне;
    А так сидеть и дома вы могли бы!

    Г е н е р а л

    Кто может верить нациям беспечно?
            Я делал им добро — и что ж?
            Толпа — как женщина, и вечно
    У ней в почете только молодежь.

    М и н и с т р

    Народ теперь о правде позабыл,
            Былое времечко умчалось.
    Тот век, когда пред нами все склонялось,
            Век золотой, поверьте, был.

    P a r v e n u

            И мы не глупы были ведь, небось!
            Мы всем по-своему вертели,
            И вдруг пошло все вкривь и вкось,
            Когда свой труд упрочить мы хотели.

    А в т о р

    Кто книгу с мыслью умной и благой
    Теперь у нас читает, в самом деле?
    Нет, молодежь до дерзости такой
    Дошла теперь, как никогда доселе!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (на миг являясь дряхлым стариком)

    Народ созрел, и близок страшный суд;
    В последний раз на Брокен я взбираюсь...
            Так мутно дни мои текут,
    Что и весь мир к концу идет, ручаюсь!

    В е д ь м а - в е т о ш н и ц а

            Не проходите, господа!
            Удобный случай уловите,
            Мои товары посмотрите:
            Я много их снесла сюда;
            Мой магазин — пребогатейший,
            Ему на свете равных нет.
            Здесь ни вещицы нет малейшей,
            Не наносившей миру вред:
    Здесь нету шпаги, кровью не облитой;
    Здесь кубка нет, в котором не бывал
    Когда-нибудь напиток ядовитый;
    Убора нет, который не прельщал
    Невинных дев, и каждый здесь кинжал
    Противника изменой убивал.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Эх, тетенька, ты плохо постигаешь
    Дух времени: что было, то прошло.
    Ты новостей зачем не предлагаешь?
    Нас новое скорей бы привлекло.

    Ф а у с т

    Однако здесь совсем отстолбенеешь:
    Вот так базар! Тут оторопь берет.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Стремится кверху весь водоворот:
    Ты думаешь, что сам толкать умеешь,
    Глядишь — тебя ж толкают все вперед.

    Ф а у с т

    Кто это там?

    М е ф и с т о ф е л ь

                            Знать хочешь, кто она?
    Всмотрись: Лилит.

    Ф а у с т

                                    Кто?

    М е ф и с т о ф е л ь

                                                Первая жена
    Адама. Берегись косы ее касаться:
    Коса — ее единственный убор.
    Кого она коснется, тот с тех пор
    Прикован к ней, не может с ней расстаться.

    Ф а у с т

    Вон там старуха с молодой присела.
    Умаялись — им пляска надоела.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну нет, сегодня отдых здесь плохой.
    Вот пляшут вновь: пойдем и мы с тобой!

    Ф а у с т
    (танцуя с молодою)

    Прекрасный сон я раз видал:
    Я перед яблоней стоял;
    Вверху два яблочка на ней;
    Я влез на яблоню скорей.

    К р а с а в и ц а

    Всегда вам яблочки нужны:
    В раю вы ими прельщены.
    Я рада, что в моем саду
    Я тоже яблочки найду!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (танцуя со старухою)

    Встревожен был я диким сном:
    Я видел дерево с дуплом;
    В дупле и сыро и темно,
    Но мне понравилось оно.

    С т а р у х а

    Копыта рыцарь, я для вас
    Готова всем служить сейчас:
    Дупло охотно я отдам,
    Когда оно не страшно вам.

    П р о к т о ф а н т а с м и с т

    Народ проклятый!
    Как вы это смели?
    Не ясно ль вам доказано давно,
    Что духам ног телесных не дано?
    А вы плясать, как люди, захотели!

    К р а с а в и ц а
    (танцуя)

    А он зачем пришел на бал?

    Ф а у с т
    (танцуя)

    Э, где он только не бывал!
    Другие пляшут — он их осуждает;
    Когда ж на каждый шаг рацей он не найдет,
    То этот шаг он просто отрицает.
    Всего больней ему, что мы идем вперед;
    Вот если б вы на месте все кружились,
    Как он на старой мельнице своей,
    Возликовал бы он душою всей,
    Особенно, когда б ему вы поклонились.

    П р о к т о ф а н т а с м и с т

    Вы здесь еще? Нет, вынести нет сил!
    Исчезните! Ведь я же разъяснил.
    Но эти черти к поученьям глухи.
    Мы так умны, — а в Тегеле есть духи!
    Как долго я ни просвещал людей,
    А толку нет! Неслыханно, ей-ей!

    К р а с а в и ц а

    Когда же он надоедать нам бросит?

    П р о к т о ф а н т а с м и с т

    Вам всем в лицо свой приговор я шлю!
    Я деспотизма духов не терплю:
    Мой дух его не переносит.

    Пляска продолжается.

    Сегодня мне ничто не удается,
            Но продолжать я путь готов,
            И, может быть, в конце концов
    Поэтов и чертей мне победить придется.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Постой, вот он сейчас увязнет в луже той,
    Где успокоиться от всех трудов он может;
    А как пиявка там крестец ему погложет,
    Забудет духов он и дух испустит свой.

    (Фаусту, который прекращает танец.)

    А где ж, скажи, красавица твоя?
    Она, танцуя, так приятно пела.

    Ф а у с т

    Во время пенья вдруг увидел я,
    Как с губ у ней мышь красная слетела.

    М е ф и с т о ф е л ь

    И только? Строго ж ты, мой друг, на все глядишь!
    Благодари судьбу — не серая хоть мышь.
    Ведь в час любви до этого нет дела.

    Ф а у с т

    Еще я вижу...

    М е ф и с т о ф е л ь

                            Что?

    Ф а у с т

                                    Вдали передо мной
    Встал образ девы бледной и прелестной.
    Она ступает медленной стопой,
    Как будто цепью скованная тесной.
                    Признаться, в ней, когда гляжу,
    Я сходство с милой Гретхен нахожу.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Оставь ее: бездушна дева эта,
    Всего лишь тень, бегущая рассвета.
    С ней встреча — смерть, не счастье, не любовь;
    При встрече с ней вмиг стынет в жилах кровь
    И человек, как камень, замирает.
    Миф о Медузе, — кто его не знает?

    Ф а у с т

    Глаза ее недвижно вдаль глядят,
    Как у усопшего, когда их не закрыла
    Рука родная. Это Гретхен взгляд
    Да, это тело, что меня прельстило!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ведь это колдовство! Обман тебя влечет:
    Красавицу свою в ней каждый узнает.

    Ф а у с т

    Какою негою, мучением каким
    Сияет этот взор! Расстаться трудно с ним!
    Как странно под ее головкою прекрасной
    На шее полоса змеится нитью красной,
    Не шире, чем бывает острый нож!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Давно все это знаю я: ну что ж?.
    Подмышку голову берет она порою,
    С тех пор как ей срубил ее Персей.
    Ты все, как прежде, носишься с мечтою.
    Вперед, на холм, за мною поскорей!
    Он весь покрыт веселою толпою:
    Как в Пратере, кипит веселье тут!
                Уж не театр ли? Мне сдается,
                Что скоро здесь спектакль начнется.
                Что здесь у вас?

    S е r v i b i l i s [услужливый (лат.)]

                                        Сейчас начнут
    Последнее, седьмое, представленье —
    Всегда уж столько принято давать.
    Любителя на сцене сочиненье,
    Любители здесь будут и играть.
    Я ухожу — прошу в том извиненья:
    Я сам любитель — занавес поднять.

    М е ф и с т о ф е л ь

    На Блоксберге такие представленья
    Как раз у места, без сомненья.

    Сцена 23*
    ПАСМУРНЫ Й ДЕНЬ. ПОЛЕ

    Фауст и Мефистофель.

    Ф а у с т

    В одиночестве! В отчаянье! В страданиях долго блуждала она по земле — и вот теперь заключена, заключена в темницу на ужасные мучения, как преступница, — она, это несчастное, милое создание! Вот до чего дошло! И ты, изменник, недостойный дух, смел скрывать все это от меня! Стой же, стой теперь и вращай яростно своими сатанинскими очами! Стой и терзай меня невыносимым своим присутствием! В плену! В невыразимом мучении! Предана власти духов и бесчувственно осуждающего человечества! И ты стараешься развлечь меня отвратительными удовольствиями, скрываешь от меня ее растущее горе, оставляешь ее гибнуть без помощи!

    ______________________

    * В настоящем издании исключена интермедия к «Вальпургиевой ночи» — «Золотая свадьба Оберона и Титании» (сцена 22), которая составлена из эпиграмм, сначала предназначавшихся для журнала, издававшегося Фр. Шиллером. С основным содержанием трагедии эта интермедия совершенно не связана. (Прим. изд. 1956 года.)

    ______________________

    М е ф и с т о ф е л ь

    Она не первая.

    Ф а у с т

    Пес! Отвратительное чудовище! О дух бесконечный! Преврати его, преврати червя этого в его собачий образ, который он так часто принимал ночью, бегая предо мною, вертясь под ногами беззаботного путника и бросаясь на плечи, чтобы увлечь падающего. Преврати его в этот излюбленный им образ, чтобы он пресмыкался передо мной по земле, чтоб я мог ногами топтать его, отверженного. Не первая! О муки, муки, невыносимые для души человека! И не одно такое создание погибло в бездне горя и несчастья! И эта первая недостаточно искупила пред очами всепрощающего все грехи прочих в своем ужасном, смертном горе! Мозг мой и мое сердце терзаются, когда я смотрю на одну эту страдалицу, а ты издеваешься хладнокровно над судьбою тысяч существ!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Да, теперь мы снова приближаемся к границам нашего остроумия, туда, где человек теряет управление своим рассудком. К чему же ты вступаешь в общение с нами, когда не в силах поддержать его? Хочешь летать — и боишься, что голова закружится? Мы ли. тебе навязывались или ты нам?

    Ф а у с т

    О, не скаль же так на меня свои прожорливые зубы: это отвратительно! О великий, чудесный дух, удостоивший меня видеть лицо свое! Ты знаешь сердце мое, душу мою: к чему же было приковывать меня к этому постыдному спутнику, который во зле видит свою жизнь, а в убийстве — наслажденье!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Скоро ты кончишь?

    Ф а у с т

    Спаси ее, или горе тебе! Тягчайшее проклятие на голову твою на тысячи лет!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Не в моих силах разрывать узы мстителя и снимать его затворы. Спаси ее! Но кто, скажи, ввергнул ее в бездну погибели: я или ты?

    Фауст дико озирается кругом.

    За громы схватиться хочешь? Счастье, что не вам даны они, жалким смертным! Сокрушить непокорного — вот известный прием тиранов, к которому они прибегают, когда их поставят в тупик.

    Ф а у с т

    Веди меня туда! Она должна быть свободна.

    М е ф и с т о ф е л ь

    А опасность, которой ты сам подвергаешься? Знай, что в городе ты оставил следы твоего кровавого греха. На месте убийства парят мстительные духи и ждут возвращения убийцы.

    Ф а у с т

    Что еще предстоит мне от тебя? Смерть и проклятие всей вселенной на тебя, чудовище! Веди меня, говорят тебе, и освободи ее!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Изволь, я сведу тебя. Слушай же, что я могу сделать, — ведь не все же силы земли и неба в моей власти. Я могу помрачить ум тюремщика, а ты завладей ключами и выведи ее человеческою рукою. Я буду на страже: волшебные кони, которые умчат вас, будут готовы. Вот все, что я могу.

    Ф а у с т

    Туда — и сейчас же!

    Сцена 24
    НОЧЬ. ОТКРЫТОЕ ПОЛЕ

    Фауст и Мефистофель мчатся на вороных конях.

    Ф а у с т

    Зачем там слетелись у плахи они?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Не знаю, но вижу, там что-то творят.

    Ф а у с т

    Взлетают, кружатся, спускаются вниз.

    М е ф и с т о ф е л ь

    То ведьмы.

    Ф а у с т

                            Свершают какой-то обряд.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Пускай их колдуют! За мною, вперед!

    Сцена 25
    ТЮРЬМА

    Фауст со связкой ключей и лампой перед железной дверью.

    Ф а у с т

    Вся скорбь людей скопилась надо мною:
    Давно мне чуждым страхом я объят;
    Вот здесь ее, за влажною стеною,
    Невинную, оковы тяготят.
            Что ж медлишь ты, войти не смея?
            Боишься встретить милый взгляд?
            Твой страх — ей смерть! Вперед скорее!
    (Хватается за замок.)

    П е с н я   в н у т р и

                    Мать, распутница мать,
                    Погубила меня;
                    Мой отец, негодяй,
                    Изглодал всю меня;
                    А сестричка моя
                    Мои кости нашла,
                    Тайно в поле снесла.
                    Резвой птичкою я
                    Мчусь в чужие края!

    Ф а у с т
    (отворяя дверь)

    Не чувствует она, что милый здесь стоит!
    Лишь цепь на ней гремит, солома шелестит.
    (Входит.)

    М а р г а р и т а
    (прячась на кровати)

    Идут! Настал час смертный мой!

    Ф а у с т
    (тихо)

    Молчи, молчи: свободна будешь!

    М а р г а р и т а
    (бросаясь перед ним на колени)

    Кто б ни был, сжалься надо мной!

    Ф а у с т

    Потише: стражу ты разбудишь!
    (Начинает разбивать цепи.)

    М а р г а р и т а
    (на коленях)

    Кто власть тебе такую дал,
    Палач, над бедной надо мною?
    Меня будить ты в полночь стал...
    О, сжалься и оставь живою
    Хоть до утра, — казни тогда!
    Я молода, так молода —
    И вот заутра умираю!
    (Встает.)

    Я хороша была — за то и погибаю!
    Был близок друг, теперь далек,
    Цветы увяли, сорван мой венок...
    О, не хватай меня ты, умоляю!
    Тебе я зла не делала, поверь:
    Мы в первый раз встречаемся теперь.
    Палач, палач, услышь мои моленья!

    Ф а у с т

    Переживу ль все эти я мученья!

    М а р г а р и т а

    Палач, твоя теперь я, вся твоя!
    Свою бы дочь я только накормила:
    Всю ночь ее в слезах ласкала я...
    Ее украли, чтобы я тужила,
    А говорят, что я ее убила.
    Я никогда не буду весела:
    Ведь про меня и песня ходит злая...
    Такая в сказке, правда, мать была,
    Но разве я такая?

    Ф а у с т
    (становясь на колени)

    Возлюбленный у ног твоих лежит;
    Он от цепей тебя освободит.

    М а р г а р и т а
    (падая рядом с ним на колени)

                    Скорей на колени!
                    Смотри, у ступени,
                    У двери зияет
                    Весь ад и пылает;
                    Злой дух там стоит,
                    Шумит и гремит.
                    Дрожу от испуга!

    Ф а у с т
    (громко)

    Гретхен! Гретхен!

    М а р г а р и т а
    (прислушиваясь)

                            Это голос друга
    (Вскакивает. Цепи падают.)

                    Я слышу, он зовет меня!
                    Свободна я, свободна я!
            К нему помчусь я, изнывая,
            К нему прильну я, отдыхая!
    Он звал меня: «Гретхен!» У двери стоял он,
    Сквозь крики бесовские громко взывал он;
    Сквозь хохот, и грохот, и яростный вой
    Я слышала голос знакомый, родной.

    Ф а у с т

    Я здесь!

    М а р г а р и т а

                    Ты здесь? О, повторить нельзя ль?
    (Обнимая его.)
    Ты здесь, ты здесь? Где вся моя печаль,
    Где страх тюрьмы? Ты цепи разбиваешь!
    Ты здесь: пришел и из тюрьмы спасаешь!
    Я спасена! А вот и улица опять,
    Где в первый раз тебя пришлось мне повстречать.
    А вот и сад я увидала,
    Где с Мартою тебя я поджидала.

    Ф а у с т
    (увлекая ее)

    Идем, идем!

    М а р г а р и т а

                            О милый, подожди!
    (Ласкается к нему.)

    Так любо мне с тобою!

    Ф а у с т

                                                Выходи!
    Спеши — не то ты горько пожалеешь!

    М а р г а р и т а

    Иль целовать ты больше не умеешь?
    Ты лишь на миг со мной в разлуке был
    И целовать меня уж позабыл!
    О, отчего теперь перед гобой дрожу я,
    Когда еще вчера в тебе, в твоих словах
    Я находила рай, как в ясных небесах,
    И ты душил меня в объятиях, целуя?
            Целуй, целуй скорей меня!
            Не хочешь — поцелую я
            Тебя сама!

    (Обнимает его.)

                                            Увы, остыла
                    Твоя любовь; твои уста
    Так стали холодны! Твоих объятий сила
    Исчезла... То ли прежде было?
    О, горе, горе мне! Иль я уже не та?
    (Отворачивается от него.)

    Ф а у с т

    За мной, за мной! Опомнись, дорогая:
    Я твой всегда от сердца полноты!
    Иди — молю лишь об одном тебя я!

    М а р г а р и т а
    (оборачиваясь к нему)

    Так это ты? Наверно это ты?

    Ф а у с т

    Я, я! Идем!

    М а р г а р и т а

                            И ты освобождаешь
    Меня, мой друг, и к сердцу прижимаешь?
    Ужель тебе не страшно быть со мной?
    Да знаешь ли, кого ты, милый мой,
    Освободил?

    Ф а у с т

                            Уж стало рассветать!

    М а р г а р и т а

    Ах! я свою убила мать,
    Свое дитя убила я!
    Ребенок, дочь моя, твоя...
    Твоя? Ты здесь? Да, это он!
    Дай руку! Это был не сон?
    Рука твоя; но оботри
    Ее скорее: посмотри —
    Дымится кровь его на ней!
    Что сделал ты! Скорей, скорей
    Вложи в ножны свой страшный меч,
    Вложи, чтоб больше не извлечь!

    Ф а у с т

    Что было — вновь тому не быть;
    Но ты нас можешь погубить.

    М а р г а р и т а

    О нет, живи, живи, мой милый!
    Послушай, вырой три могилы...
    С зарей придется умирать...
    На первом месте будет мать,
    С ней рядом брат мой будет спать,
            А я — поодаль, но немного,
            Немного, милый, ради Бога!
    Ребенка ж положи ты на груди моей:
    Кому ж, как не ему, лежать теперь со мною?
    А помнишь, милый друг, как много мы с тобою
    Когда-то провели блаженно-чудных дней!
    Теперь мне обнимать уж больше не придется
    Тебя, мой дорогой, затем, что мне сдается,
    Что ты меня в ответ с презреньем оттолкнешь.
    А все же это ты, все так же добр, хорош!

    Ф а у с т

    Коль любишь ты меня, за мною ты пойдешь!

    М а р г а р и т а

    Куда?

    Ф а у с т
                На волю!

    М а р г а р и т а

                                    Что ж, когда могилу там
    Найду и с нею смерть, — пойдем дорогой тою
    К загробной тишине, к безмолвному покою;
    Но дальше — ни на шаг... Идешь ты, милый мой?
    О, если бы и я могла идти с тобой!

    Ф а у с т

    Ты можешь, если б только захотела!

    М а р г а р и т а

    Нет, мне нельзя! Надежда улетела!
    Зачем бежать? Меня там стража ждет...
    Жить в нищете так тягостно и больно!
    А совесть? Как не вспомнить все невольно!
    Так горько мне идти в чужой народ...
    Да и поймают скоро нас, я знаю!

    Ф а у с т

    Я остаюсь!

    М а р г а р и т а

                    Спеши же, заклинаю!
                    Ступай все вниз, все вниз,
                    К ручью спустись,
                    Тропинку там найди
                    И в лес войди.
                    Налево под мостом
                    Одна она лежит,
                    И плачет, и кричит,
                    Влекомая ручьем.
                    Она жива. Хватай,
                    Хватай ее, спасая!

    Ф а у с т

            Приди в себя! Не медли боле!
            Опомнись: шаг — и ты на воле!

    М а р г а р и т а

    Нам только бы гору скорей миновать:
    На голом там камне сидит моя мать, —
            По жилам мороз пробегает...
    На голом там камне сидит моя мать
            И мне головою кивает.
    Недвижны глаза; голова тяжела...
    Не встать ей: увы! она долго спала, —
    Уснула, чтоб мы без нее наслаждались...
    Дни счастья минули; куда вы умчались?

    Ф а у с т

    Ни словом, ни просьбой увлечь не могу я —
    Так силой с собою тебя увлеку я!

    М а р г а р и т а

    К чему насилье? О, оставь, молю!
    Не жми так крепко руку ты мою —
    И без того покорною была я.

    Ф а у с т

    Уж скоро день! Опомнись, дорогая!

    М а р г а р и т а

    День? Скоро день? То день последний мой,
    А мог бы стать днем свадьбы нам с тобой!
    Смотри, мой друг, чтоб люди не узнали,
    Что был ты у меня. Венок мой разорвали, —
    Увы, беда стряслася надо мной!
    Постой, еще мы встретимся с тобой, —
    Не в хороводе только, нет, едва ли!
    Безмолвно дыханье свое затая,
    Теснится толпа; их так много:
    Вся площадь полна, вся дорога...
    Чу, колокол слышится... Вот уж судья
    Сломал свою палочку... Разом схватили,
    Связали, на плаху меня потащили!
    И каждому страшно: пугается он,
    Как будто топор и над ним занесен...
    Вокруг тишина, как под крышкою гроба!

    Ф а у с т

    О, если б не был я рожден!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (в дверях)

    За мной, иль вы погибли оба!
    Скорей, восток уж озарен!
    Оставьте ваши вздохи, ахи!
    Дрожат уж кони, жмутся в страхе.

    М а р г а р и т а

    Кто из земли там вырос? Он!
    То он! Нельзя дышать при нем!
    Зачем на месте он святом?
    За мной?

    Ф а у с т

                    Ты жить должна! Скорее!

    М а р г а р и т а

    Суд Божий, предаюсь тебе я!

    М е ф и с т о ф е л ь

    За мной, иль с ней тебя покину я!

    М а р г а р и т а

    Спаси меня, Господь! О Боже, я твоя!
    Вы, ангелы, с небес ко мне слетите,
    Меня крылами осените!
    Ты, Генрих, страшен мне!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                                Она
    Навек погибла!

    Г о л о с   с в ы ш е

                                Спасена!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (Фаусту)

    За мной скорее!

    (Исчезает с Фаустом.)

    Г о л о с   М а р г а р и т ы
    (из тюрьмы, замирая)

                                    Генрих! Генрих!

    ЧАСТЬ ВТОРАЯ

    Действие первое*
    ЖИВОПИСНАЯ МЕСТНОСТЬ

    Фауст лежит, утомленный, на цветущем лугу, в беспокойном сне. Сумерки. Над Фаустом парит хор прелестных малюток-духов. Пение, сопровождаемое звуками эоловых арф.

    А р и э л ь

            В дни, когда весна сияет,
            Дождь цветов повсюду льет,
            Поле в зелень одевает,
            Смертным радости несет, —
            Крошек-эльфов дух великий
            Всем спешит смягчить печаль:
            Свят ли он иль грешник дикий,
            Несчастливца эльфам жаль.
    Вы, что сюда слетелись в рой свободный,
    Исполните долг эльфов благородный:
    Смирите в нем свирепый пыл борьбы,
    Смягчите боль жестокую упрека,
    Изгладьте память ужасов судьбы.
    В безмолвии ночном четыре срока —
    Не медлите ж! Слетись со всех сторон,
    Его склоните нежно к изголовью,
    Росою Леты брызните с любовью, —
    Усталые расправит члены сон,
    И день он встретит бодр и укреплен.
    Итак, скорее подвиг свой начните:
    К святому свету вновь его верните!

    ______________________

    * В настоящем издании из второй части «Фауста» исключен ряд сцен. (Прим. изд. 1956 года.)

    ______________________

    Х о р   э л ь ф о в
    (поодиночке, по два и по нескольку, чередуясь и соединяясь)

    (S e r e n a d e)

            Теплый воздух безмятежен,
            Тихо в зелени полян,
            Сладок запах, и безбрежен
            Легкий вечера туман;
            Нашепчите ж мир ночлега,
            Детским отдыхом маня,
            И очам усталым нега
            Пусть закроет двери дня!

    (N о t t u r п о)

            Ночь восходит, рассыпая
            Сотни звезд по небесам;
            Рой светил горит, мерцая,
            Блещет здесь, сияет там;
            Спят озер зеркальных воды;
            Чисто небо; ночь ясна, —
            И над тихим сном природы
            Пышно царствует луна.

    (М a t t u t i n o)

            Пусть текут часы забвенья,
            Грусть и радость устрани;
            Близко время исцеленья, —
            Верь же вновь сиянью дня!
            По долине меж холмами
            Тихо в зелени дерев,
            И сребристыми волнами
            Нива зыблет свой посев.

    (R ё v е i l)

            Достижимы все стремленья;
            Посмотри: заря ясна!
            Слабы цепи усыпленья, —
            Сбрось же, сбрось оковы сна!
            Меж медлительной толпою
            Будь творцом отважных дел!
            Всемогущ, кто чист душою,
            Восприимчив, быстр и смел.

    Сильный шум возвещает восход солнца.

    А р и э л ь

            Чу! Шумят, бушуют Оры!
            Шум их слышат духов хоры;
            Новый день увидят взоры.
            Чу! Скрипят ворота неба!
            Чу! Гремят колеса Феба!
            Сколько шуму вносит свет!
            Трубный звук гудит и мчится,
            Слепнут очи, слух дивится,
            Лишь для смертных шума нет!
            Поскорей к цветам спешите,
            Глубже, глубже в них нырните;
            Скройтесь в листья, в щели скал,
            Чтоб вас шум не оглушал!

    Ф а у с т

    Опять ты, жизнь, живой струею льешься,
    Приветствуешь вновь утро золотое!
    Земля, ты вечно дивной остаешься:
    И в эту ночь ты в сладостном покое
    Дышала, мне готовя наслажденье,
    Внушая мне желанье неземное
    И к жизни высшей бодрое стремленье.
    Проснулся мир — и в роще воспевает
    Хор стоголосый жизни пробужденье.
    Туман долины флёром одевает,
    Но озаряет небо предо мною
    И глубь долин. Вот ветка выступает,
    Не скрытая таинственною мглою;
    За цветом цвет является, ликуя,
    И блещет лист трепещущей росою.
    О чудный вид! Здесь, как в раю, сижу я!

    А там, вверху, зажглися гор вершины,
    Зарделись, час веселый торжествуя.
    Вы прежде всех узрели, исполины,
    Тот свет, который нам теперь сияет!
    Но вот холмы и тихие долины
    Веселый луч повсюду озаряет,
    И ниже все светлеют очертанья.
    Вот солнца диск! Увы, он ослепляет!
    Я отвернусь: не вынести сиянья.

    Не так ли в нас высокие стремленья
    Лелеют часто гордые желанья
    И раскрывают двери исполненья, —
    Но сразу мы в испуге отступаем,
    Огнем объяты и полны смущенья:
    Мы светоч жизни лишь зажечь желаем,
    А нас объемлет огненное море.
    Любовь тут? Гнев ли? Душно; мы страдаем;
    Нам любо, больно в огненном просторе;
    Но ищем мы земли — и пред собою
    Завесу снова опускаем в горе.

    К тебе я, солнце, обращусь спиною:
    На водопад сверкающий, могучий
    Теперь смотрю я с радостью живою;
    Стремится он, дробящийся, гремучий,
    На тысячи потоков разливаясь,
    Бросая к небу брызги светлой тучей.
    И между брызг как дивно, изгибаясь,
    Блистает пышной радуга дугою,
    То вся видна, то вновь во мгле теряясь,
    И всюду брызжет свежею роcою!

    Всю нашу жизнь она воспроизводит:
    Всмотрись в нее — и ты поймешь душою,
    Что жизнь на отблеск радужный походит.

    ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ

    Тронный зал. Государственный совет. Трубы.
    Входит император с блестящей свитой и садится на трон. Справа от него становится астролог.

    И м п е р а т о р

        Привет вам, други! Весь вполне
        Вокруг меня мой двор собрался.
        Мудрец со мной; куда ж девался
        Дурак, мой шут, скажите мне?

    Ю н к е р

        За вашим шлейфом он влачился,
        Упал при входе и разбился.
        Толстяк был поднят, унесен:
        Не знаю — пьян иль умер он.

    Д р у г о й   ю н к е р

        За ним другой — откуда взялся,
        Не знаю — быстро протолкался.
        Одет был очень пышно он,
        Но безобразен и смешон.
        Уж он пробрался до чертога,
        Но алебарды у порога
        Пред ним скрестила стража тут.
        Да вот и он, наш смелый шут!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (входя и склоняясь перед троном)

        Что ненавистно — и отрадно?
        Что всяк и звать и гнать готов?
        Что все ругают беспощадно,
        Чтоб защищать в конце концов?
        Кого ты звать не должен смело?
        Чье имя всех к себе влекло?
        Что к трону путь найти сумело?
        Что гнать само себя могло?

    И м п е р а т о р

        Довольно, шут, слова плести лукаво;
        Твои загадки здесь некстати, право;
        Загадки любы этим господам:
        Им разгадай их; это будет нам
        Приятней. Старый шут покинул сцену;
        Пожалуй, стань сюда, ему на смену.

    Мефистофель становится по левую сторону трона.

    Г о в о р   т о л п ы

        Вот шут другой — к другой беде!
        Откуда он? Как он вошел?
        Приелся прежний. Прежний где?
        Тот бочка был, а этот — кол.

    И м п е р а т о р

        Итак, о други дорогие,
        Привет! Сошлись передо мной
        Вы под счастливою звездой:
        Сулит нам небо радости большие.
        Хотели мы взглянуть на божий свет
        Повеселей, от дел освободиться
        И маскарадом пышным насладиться.
        Помех, казалось, для веселья нет, —
        К чему ж сошлись на скучный мы совет?
        Сказали вы: «Так надо!» Покоряюсь —
        И вот пред вами я теперь являюсь.

    К а н ц л е р

        Как лик святых сияньем окружен,
        Так добродетель высшая венчает
        Чело владыки: ею обладает
        Лишь он один, и всем он одарен;
        Все, что народу нужно, любо, мило,
        Нам божество в лице его явило.
        Увы! К чему рассудка полнота,
        Десницы щедрость, сердца доброта,
        Когда кругом все стонет и страдает,
        Одна беда другую порождает?
        Из этой залы, где стоит твой трон,
        Взгляни на царство: будто тяжкий сон
        Увидишь. Зло за злом распространилось,
        И беззаконье тяжкое в закон
        В империи повсюду превратилось.    

        Наглец присваивает жен,
        Стада, светильник, крест церковный;
        Хвалясь добычею греховной,
        Живет без наказанья он.
        Истцы стоят в судебном зале,
        Судья в высоком кресле ждет;
        Но вот преступники восстали —
        И наглый заговор растет.
        За тех, кто истинно греховен,
        Стоит сообщников семья —
        И вот невинному «виновен»
        Твердит обманутый судья.
        И так готово все разбиться:
        Все государство гибель ждет.
        Где ж чувству чистому развиться,
        Что к справедливости ведет?
        Перед льстецом и лиходеем
        Готов и честный ниц упасть:
        Судья, свою утратив власть,
        Примкнет в конце концов к злодеям.
        Рассказ мой мрачен, но, поверь,
        Еще мрачнее жизнь теперь.

    Пауза.

        И нам нельзя откладывать решенья!
        Средь этой бездны зла и разрушенья
        И даже сан небезопасен твой.

    В о е н а ч а л ь н и к

        Все нынче буйны, удержу не знают,
        Теснят друг друга, грабят, убивают,
        Не слушают команды никакой.
        Упрямый бюргер за стенами
        И рыцарь в каменном гнезде
        Сидят себе, смеясь над нами,
        И нас не слушают нигде.
        Наемные роптать солдаты стали:
        Упорно платы требуют у нас,
        И если б мы им так не задолжали,
        Они бы нас покинули сейчас.
        Чего б себе они ни запросили —
        Не дать попробуй: будешь сам не рад.
        Мы защищать им царство поручили —
        Они ж страну разграбить норовят.
        Полцарства гибнет; если их оставят
        Так буйствовать — пропала вся страна!
        Хоть короли кой-где еще и правят,
        Но никому опасность не ясна.

    К а з н а ч е й

        К союзникам толкнуться — мало прока;
        Обещанных субсидий нет притока:
        Казна у нас — пустой водопровод!
        В твоих обширных, государь, владеньях
        Какие нынче господа в именьях?
        Куда ни глянь, везде живет не тот,
        Кто прежде жил; всяк нынче независим;
        Мы смотрим, чтоб по вкусу мы пришлись им,
        А подчинить ни в чем не можем их.
        Мы столько прав гражданских надавали,
        Что не осталось прав для нас самих;
        От разных партий, как бы их ни звали,
        Поддержки тоже нет на этот раз.
        Хвала и брань бесплодны обе стали,
        Бессильна их любовь и злость для нас.
        Ни гибеллинов нет, ни гвельфов нет и следу:
        Все спрятались — потребен отдых им.
        Кто нынче станет помогать соседу?
        Все делом заняты своим;
        У золота все двери на запоре,
        Всяк для себя лишь копит: вот в чем горе!
        А наш сундук — увы, нет денег в нем!

    К а с т е л я н

        Беда и у меня: огромны
        Издержки наши; как ни экономны,
        А тратим мы все больше с каждым днем.
        Для поваров, как прежде, нет стеснений:
        Бараны, зайцы, кабаны, олени
        У них еще в порядке, как всегда;
        Индейки, гуси, утки и цыплята —
        Доход наш верный: шлют их торовато.
        Все это есть; в вине одном нужда:
        Где прежде горы полных бочек были
        И лучших сборов лучший цвет хранили —
        Все до последней капли истребили
        Попойки вечные сиятельных господ.
        Для них открыл и магистрат подвалы:
        И вот звенят их чаши и бокалы;
        Все под столом лежат, и пьянство все растет.
        Я счет веду: платить за все ведь надо;
        И ростовщик нам не дает пощады.
        По векселям он вечно заберет
        Изрядный куш на много лет вперед.
        Давно у нас уж свиньи не жирели,
        Заложен каждый пуховик с постели,
        И в долг мы каждый подаем обед.

    И м п е р а т о р
    (после некоторого размышления, Мефистофелю)

        Ты тоже, шут, немало знаешь бед?

    М е ф и с т о ф е л ь

        Я? Никогда! Я вижу блеск чудесный,
        Тебя и пышный двор. Сомненья неуместны,
        Где нерушимо сам монарх царит,
        Врагов своих могуществом разит,
        Где светлый ум, и доброй воли сила,
        И мощный труд царят на благо нам, —
        Как может зло и мрак явиться там,
        Где блещут эти чудные светила?

    Г о в о р   т о л п ы

            Мошенник, плут! Умен, хитер!
            Он лжет бесстыдно! С этих пор
            Я знаю, что нам предстоит.
            А что? Проект он сочинит.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Везде своя нужда: таков уж белый свет!
    Здесь — то, другое — там. У нас вот денег нет
    Здесь, на полу, кто находить их будет,
    Но мудрость их из-под земли добудет.
    Войдите в тьму пещер глубоких: там
    В кусках, в монетах золото сверкает;
    А кто его из бездны извлекает?
    Дух выспренний, природой данный нам.

    К а н ц л е р

    Природа, дух — таких речей не знают
    У христиан; за это ведь сжигают
    Безбожников: такая речь вредна!
    Природа — грех, а дух есть сатана:
    Они лелеют в нас сомненье,
    Любимое сил адских порожденье.
    Нет, здесь не то! Два рода лишь людей
    Имеет государь в империи своей:
    То божьих алтарей служители святые
    И рыцари. Они хранят нас в бури злые;
    Лишь в них себе опору трон найдет.
    За то им земли государь дает.
    Пустой толпы безумные затеи
    Противостать пытаются порой,
    Еретики и злые чародеи
    Мутят страну и потрясают строй.
    Шуту они любезны свыше меры:
    Душе преступной всех они милей.
    И смеешь дерзкой шуткою своей
    Ты омрачать возвышенные сферы!

    М е ф и с т о ф е л ь

    О, как ученый муж заметен в вас сейчас!
    Что осязать нельзя—то далеко для вас;
    Что в руки взять нельзя — того для вас и нет,
    С чем не согласны вы — то ложь одна и бред,
    Что вы не взвесили — за вздор считать должны,
    Что не чеканили — в том будто нет цены.

    И м п е р а т о р

    К чему ты эту проповедь читаешь?
    Мне надоело это: перестань!
    Здесь денег нет, — скорей же их достань;
    Словами ж ты беды не уменьшаешь.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Достану больше я, чем кажется вам всем;
    Все это хоть легко, но трудно вместе с тем.
    Клад не далек, но чтобы докопаться,
    Искусство нужно и уменье взяться.
    В тот давний век, как массы дикарей
    Губили жадно царства и людей,
    Напора орд их человек пугался
    И укрывать сокровища старался.
    То было в мощный Рима век, давно;
    Но и теперь немало так зарыто,
    И все, что там лежит, в земле сокрыто,
    Правительству принадлежать должно.

    К а з н а ч е й

    Да, хоть дурак, а рассудил он здраво!
    Конечно, это государя право!

    К а н ц л е р

    Вам ставит дьявол золотой капкан:
    В преступный вас желает ввесть обман.

    К а с т е л я н

    Чтоб провиант был у меня в запасе,
    Я на обман даю свое согласье.

    В о е н а ч а л ь н и к

    Дурак умен: всем благ наобещал!
    Солдат не спросит, где он деньги взял.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Иль я вам лгу? Что ж сомневаться много?
    Вот вам мудрец: спросите астролога;
    Как дважды два, он знает день и час.
    Скажи, что видно в небесах для нас?

    Г о в о р   т о л п ы

            Плуты! Союз уж заключен:
            Шут и авгур взошли на трон.
            Все песня та ж — сюжет избит.
            Глупец велит — мудрец гласит.

    А с т р о л о г
    (повторяя громко тихий подсказ Мефистофеля)

    Как золото, нам Солнце свет свой льет;
    Меркурий, вестник радостный, несет
    Любовь и милость; благосклонный нам
    Бросает взор Венера по утрам
    И вечерам; Луны капризен вид;
    Марс хоть бессилен, гибелью грозит;
    Юпитер всех ясней всегда сиял;
    Сатурн велик, а кажется нам мал.
    Хоть, как металл, он низко оценен,
    Но — если взвесить — полновесен он.
    Да, коль сойдутся Солнца лик с Луной,
    Сребро со златом, — это знак благой!
    Все явится, что б пожелать ты мог:
    Дворцы, сады, балы, румянец щек;
    Ученый муж доставит это вам,
    Исполнив то, что невозможно нам.

    И м п е р а т о р

        Всю речь вдвойне как будто слышу я,
        Однако трудно убедить меня.

    Г о в о р   т о л п ы

            Что мелет он
            На старый тон?
            Врет звездочет!
            Алхимик врет!
            Сто раз слыхал!
            Напрасно ждал!
            Опять и тут
            Обманет плут!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Находке верить ли, не знает
    Никто из них; дивятся все:
    Один альравнов вспоминает,
    Другой о черном бредит псе.
    Тот трусит, тот смеяться хочет;
    Но образумьтесь, верьте мне:
    Когда в подошве защекочет
    У вас иль зазнобит в спине,
    То знайте, что на вас влияет
    Природа силою своей:
    Струя живая возникает
    Из глубочайших областей.
    Когда мороз знобит вам тело
    И не сидится что-то вам,
    Вы в землю вкапывайтесь смело
    И тотчас клад найдете там.

    Г о в о р   т о л п ы

        Ух, тяжко! Что-то беспокоит
        Меня. Рука, озябнув, ноет.
        Мне что-то палец заломило.
        А у меня в спине заныло.
        По этим признакам, под нами
        Лежат сокровища пудами.

    И м п е р а т о р

    Ну, к делу ж! Так ты не уйдешь отсюда!
    Правдивость слов своих нам докажи
    И нам места сокровищ укажи.
    Свой меч и скипетр я сложу покуда
    И к делу сам немедля приступлю.
    Когда не лжешь, осуществлю я чудо,
    А если лжешь, тебя я в ад сошлю.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Туда-то я дорогу твердо знаю.
    Конечно, я всего не сосчитаю,
    Что там лежит, на свет не выходя.
    Пример: крестьянин, землю бороздя,
    Златой сосуд порой зацепит плугом;
    Порой селитры ищет он простой —
    И видит слитки золота. С испугом
    И радостью он бедною рукой
    Старинные нам открывает своды.
    Туда-то, в эти галереи, ходы,
    В подземный мир, с киркой проникнуть рад
    Искусный муж, преследуя свой клад.
    В тех погребах сокровищ чудных груда:
    Тарелки, чаши, золотые блюда
    Везде рядами пышными стоят;
    Что ни бокал — рубинами сверкает;
    А из него испить кто пожелает,
    Найдет в бочонке старое вино;
    А обручи на бочке той старинной —
    Поверите ль? — скрепляет камень винный,
    А дерево истлело уж давно.
    И чем та область мрака не богата!
    Да, не одних каменьев там и злата
    Довольно — есть и вин большой запас.
    Но лишь мудрец их вынесет оттуда;
    При свете видеть это все не чудо.
    А мрак все тайной делает для нас.

    И м п е р а т о р

    К чему нам мрак, к чему нам тайны эти?
    Что драгоценно — покажи при свете:
    Кто плутовство во мраке уличит?
    «Все кошки ночью серы», — говорит
    Пословица. Даю приказ тебе я
    Доставить те сокровища скорее!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Так сам возьми лопату, бур и лом,
    И возвеличен будешь ты трудом,
    Причем душою снова ты воспрянешь.
    Златой телец предстанет вновь тогда —
    И всех, себя и близких, без труда
    Вновь украшать алмазами ты станешь,
    А камни те, играя и горя,
    И красоту возвысят и царя.

    И м п е р а т о р

    Смелей за труд! Скорей за исполненье!

    А с т р о л о г
    (как выше)

    Умерь, монарх, могучее стремленье:
    Сперва окончить праздник свой решись!
    За много дел ты сразу не берись:
    Ведь заслужить сперва должны мы сами
    Дары земли достойными делами.
    Добра кто хочет, должен добрым быть;
    Кто жаждет благ, тот должен дух смирить;
    Кто алчет вин, тот у тисков трудися;
    Кто ждет чудес, тот верой утвердися.

    И м п е р а т о р

    Прекрасно! Пустим Празднества мы в ход,
    А там — пускай суровый пост придет.
    Итак, повеселей во что бы то ни стало
    Отпразднуем теперь мы время карнавала!

    Трубы. Все уходят.

    М е ф и с т о ф е л ь

        Глупцы! Судьба своих даров,
        Заслуг не видя, не истратит!
        Имей вы камень мудрецов —
    &     Для камня мудреца не хватит.
        .................................................

    РЫЦАРСКИЙ ЗАЛ

    Слабое освещение.
    Император и придворные.

    Г е р о л ь д

    Мой старый долг исполнить — представленье
    Вам возвестить на предстоящий час —
    Препятствует мне смутное волненье —
    Влиянье духов; тщетно в этот раз
    Чудесному, что ожидает вас,
    Старался бы найти я объясненье.
    Готовы кресла, стулья всем даны;
    Сидит сам император у стены,
    Роскошными картинами покрытой
    Великих битв эпохи знаменитой;
    А позади стоят ряды скамей;
    Влюбленная воссела, с томным взглядом,
    На милое местечко с милым рядом;
    Уселись все как следует и ждут.
    Готово все: пусть духи к нам идут!

    Трубы.

    А с т р о л о г

    Начнись же, драма, как монарх велит;
    Стена, раздвинься: дай на сцену вид!
    Препятствий нет: здесь все послушно чарам!
    И вот ковер, как скрученный пожаром,
    Взвивается; раздвинулась стена,
    И сцена нам глубокая открылась;
    Волшебным светом зала озарилась —
    На авансцену я всхожу.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (показываясь в суфлерской будке)

                                            Должна
    Здесь роль моя удаться, нет сомненья:
    В подсказках чорт — искусник без сравненья.

    (Астрологу.)

    Ты постигаешь звезды и луну, —
    Так все поймешь, что я тебе шепну.

    А с т р о л о г

    Вот силою чудесной перед нами
    Явился древний храм. Он, как Атлант —
    Державший небо на плечах гигант, —
    Велик, массивен; длинными рядами
    Стоят колонны крепкие: на них,
    Пожалуй, можно возложить хоть гору.
    Большому зданью прочную опору
    Могла бы пара дать колонн таких.

    А р х и т е к т о р

    Вот в чем античность! Это мне не любо:
    По мне, все это тяжело и грубо.
    Что дико, то за благородство чтут,
    Великим — неуклюжее зовут!
    Столбов и арок узких сочетанья
    Мне более по вкусу бы пришлись:
    Свод стрельчатый дух устремляет ввысь.
    Такие нам всего приятней зданья!

    А с т р о л о г

    Почтите данный звездами нам час!
    Рассудок пусть нам душу не стесняет:
    Пусть свой полет волшебный исполняет
    Фантазия, собой пленяя нас!
    Пусть видит глаз, что дух желал без меры:
    Все это невозможно, и как раз
    Поэтому оно достойно веры!

    Фауст поднимается на сцену с другой стороны.

    Смотрите: вот явился наконец
    Он, муж чудесный, в жреческое платье
    Одетый; на челе его венец;
    Он смелое исполнит предприятие!
    Треножник с ним из бездны восстает, —
    Я фимиама чувствую куренье...
    Благословить великое творенье
    Уж он готов, — теперь нас счастье ждет!

    Ф а у с т
    (величественно)

    Вас, беспредельных, призываю ныне,
    Вас, Матери, царящие в пустыне
    И все ж не одинокие! Вкруг вас,
    Без жизни, лики жизни бесконечно
    Парят и реют; все, что было раз,
    Там движется, там есть и будет вечно!
    Послушен вам созданий каждый шаг;
    Их делите вы в дивном полномочие
    Меж дня шатром и темным сводом ночи;
    Одни живут средь жизни милых благ,
    Других отважный вызывает маг;
    Уверенно и щедро мир чудесный
    Умеет он призвать пред взор телесный.

    А с т р о л о г

    Ключом блестящим тронул он слегка
    Треножник — вмиг покрыли облака
    Всю сцену; ходят, носятся, клубятся,
    Сливаются, расходятся, двоятся:
    То духов рой. Как их игра чудна!
    В движенье этом музыка слышна:
    Воздушных звуков смесь и переливы
    Мелодией звучат, легки и живы,
    Звучит триглиф , звучат колонны, свод,
    И дивный храм как будто весь поет.
    Туман расплылся. Мерными шагами
    Вот юноша в пленительной красе
    Выходит... Я умолкну: видят все,
    Что здесь Парис прекрасный перед нами!

    П е р в а я   д а м а

    О, блеск цветущей силы молодой!

    В т о р а я   д а м а

    Румян, как персик, свеж, хорош собой!

    Т р е т ь я   д а м а

    Изящный ротик, пухленькие губы!

    Р ы ц а р ь

    Пастух как есть, не принц из высшей сферы!
    Чужды ему придворные манеры!

    Д р у г о й   р ы ц а р ь

    Да, он красив, когда он обнажен;
    Я б посмотрел, каков-то в латах он!

    К а м е р г е р

    Он уж лежит! Невежливый какой!

    Д а м а

    Бранить — мужчин излюбленное дело!

    К а м е р г е р

    При государе так разлечься смело!

    Д а м а

    Ведь он один, по пьесе!

    К а м е р г е р

                                                И она
    Здесь вежливой, приличной быть должна.

    Д а м а

    Он тихо засыпает.

    К а м е р г е р

                                    Натурально
    Храпеть начнет: ведь это так реально!

    Появляется Елена.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Так вот она! Спокоен я вполне:
    Хоть недурна, но вовсе не по мне.

    А с т р о л о г

    На этот раз — сказать я должен честно —
    Мой слаб язык. О, как она прелестна!
    Красавицу и пламенная речь
    Не описала б! Много воспевали
    Красу ее, и перед ней едва ли
    Способен кто спокойствие сберечь!
    Блаженны те, кто ею обладали!

    Ф а у с т

    Своими ли глазами вижу я
    Тебя, источник красоты волшебный?
    Твоя ли жизни полная струя
    Влилась мне в душу, как поток целебный?
    Мой страшный поиск дивный плод мне дал:
    Весь мир мне был ничтожен, непонятен;
    Теперь, когда твоим жрецом я стал,
    Впервые он мне дорог, благодатен,
    Незыблем, прочен! Лучше пусть лишусь
    Дыханья жизни, чем теперь решусь
    С тобой расстаться! Образ тот туманный,
    Что мне в волшебном зеркале сиял, —
    Был только отблеск твой непостоянный,
    О красоты роскошный идеал!
    Тебе всю жизнь, все силы мощной воли,
    Мольбу и страсть безумную мою,
    Мою любовь и нежность отдаю!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (из суфлерской будки)

    Опомнись же, не выходи из роли!

    П о ж и л а я   д а м а

    Большого роста, дивно сложена,
    Лишь голова мала несоразмерно.

    М о л о д а я   д а м а

    Зато нога: смотрите, как крупна!

    Д и п л о м а т

    Видал принцесс я много: беспримерно
    Она прекрасна, с головы до ног!
    Ее ни с кем сравнить бы я не мог.

    П р и д в о р н ы й

    Вот с хитростью лукавой тихо, мерно
    Идет к красавцу спящему она.

    Д а м а

    Как с ним она сравнительно дурна!

    П о э т

    Он озарен сиянием богини!

    Д а м а

    Эндимион с Луной — как на картине!

    П о э т

    Вот подошла к нему богиня... вот
    Склоняется, его дыханье пьет...
    Чу! Поцелуй! Счастливец! Как завидно!

    Д у э н ь я

    Пред всеми! Ах, как это ей не стыдно!

    Ф а у с т

    Ужасный знак любви!

    М е ф и с т о ф е л ь

                                            Да замолчи!
    Дай призраку свободу, не кричи!

    П р и д в о р н ы й

    Проснулся он; она отходит... стала...

    Д а м а

    Глядит назад: я так и ожидала!

    У ч е н ы й

    Я вижу все; но точно ли она
    Елена, в том есть для меня сомненье:
    Ведь видимость нас вводит в заблужденье;
    Чтоб убедиться, книга мне нужна.
    «Она была мила всем старцам в Трое»,—
    Сказал Гомер. Явление такое
    И здесь могу заметить я вполне:
    Я сед, а все ж она мила и мне.

    А с т р о л о г

    Уж он не мальчик: смелою рукою
    Берет ее; противиться герою
    Она не в силах; вот он наконец
    Ее уносит...

    Ф а у с т

                            Дерзостный глупец,
    Назад! Не слышишь? Говорю тебе я!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (из суфлерской будки)

    Твоя ж ведь это глупая затея!

    А с т р о л о г

    И так ход пьесы нам указывает весь,
    Что похищение Елены будет здесь.

    Ф а у с т

    Как похищение? Но разве, силы полный,
    Я возле не стою, отважен и могуч?
    Я разве не держу в руке волшебный ключ,
    Который вел меня сквозь мрак, туман и волны,
    Сквозь ужасы пустынь? И вот вернулся я, —
    Здесь вновь действительность и твердая земля,
    Здесь смело с духами мой дух бороться будет
    И в двух мирах себе двойную власть добудет!
    Прекрасная была когда-то далека,
    Недостижима мне — теперь она близка.
    За дело же смелей! Мне дивный ключ поможет;
    Спасу ее — тогда она моя вдвойне.
    Вас, Матери, зову: вы помогите мне!
    Кто дивную узнал, жить без нее не может!

    А с т р о л о г

    Что хочешь сделать ты? Опомнись, Фауст!
                                                                        С силой
    Хватает он ее... Темнеет образ милый...
    Вот, вот — он юноши касается ключом...
    Беда! Пропали мы, сейчас сразит нас гром!

    Громовый взрыв. Фауст падает. Духи исчезают в тумане.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (унося Фауста на плечах)

    Ну, вот вам и спектакль! Эх, право, предосадно!
    Связаться с дураком и сатане накладно!

    Мрак. Смятение.

    Действие второе
    ПРЕЖНИЙ КАБИНЕТ ФАУСТА

    Мефистофель выходит из-за занавески. Когда он ее приподнимает и оглядывается назад,
    там виден Фауст, распростертый на старинной, прадедовской кровати.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Лежи, несчастный! Вновь опутан ты
    Любовной крепкой цепью не на шутку!
    Кого Елена силой красоты
    Сразила, тот надолго чужд рассудку.

    (Осматривается.)

    Взгляну ли вверх иль вниз, сюда ль, туда ли —
    Осталось все, как было, здесь и там;
    Цветные стекла лишь мутнее стали
    Да паутины больше по углам;
    В чернильнице лишь высохли чернила,
    Бумага цвет свой в желтый изменила,
    Но в общем все имеет прежний вид:
    На месте даже и перо лежит,
    Которым Фауст, душу продавая,
    Дал дьяволу свою расписку в том;
    Вот даже крови капелька на нем
    Еще видна, что выманил тогда я!
    Перо такое не дается даром,
    Оно приносит радость антикварам.
    Вот старый плащ на вешалке старинной,
    В котором так напыщенно и чинно
    Я городил мальчишке разный вздор,
    Который, может быть, долбит он до сих пор.
    Опять не прочь я под твоей личиной,
    Наряд сурово-теплый, роль сыграть
    И, как доцент надутый, смело врать
    С серьезною, непогрешимой миной:
    Ученым людям это всем дано,
    А чорт ту роль уж не играл давно.

    (Снимает меховой плащ со стены и встряхивает его, причем оттуда вылетают цикады, жуки и разные букашки.)

    Х о р   н а с е к о м ы х

            Здорово, здорово,
            Патрон дорогой!
            Летим мы, жужжим мы,
            Знакомы с тобой!
            В тиши понемножку
            Плодил ты нас, друг, —
            И тысячи ныне
            Танцуют вокруг!
            Коварство таится
            В груди у людей:
            В одежде их вошек
            Откроешь скорей...

    М е ф и с т о ф е л ь

    Тварь новая! Как я ей рад сердечно!
    Да, только сей, так и пожнешь, конечно!
    Еще встряхну хламиду — здесь и там
    Вновь вылетают из нее букашки;
    Летят туда, сюда, по всем углам
    Попрятаться спешат мои милашки!
    В коробки, что стоят давно в пыли,
    В пергамент побуревший заползли,
    В разбитую старинную посуду,
    В глазные дыры черепа — повсюду!
    Да, где хранится этот жалкий хлам,
    Там как не быть сверчкам да червякам!

    (Надевает плащ.)

    Ну что ж, покрой еще разок мне плечи, —
    Пусть стану я учителем опять!
    Но что мне в званье без почетной встречи?
    Кто есть здесь, чтоб почтенье мне воздать?
    (Тянет за звонок, который издает резкий, пронзительный звон. От этого звона содрогаются стены и распахиваются двери.)

    Ф а м у л у с
    (идет колеблющимися шагами по длинному темному коридору)

            Звуки страшные несутся,
            Стены, лестницы трясутся!
            В пестрых стеклах свет трепещет,
            Словно молния там блещет!
            Пол дрожит и гнутся доски,
            Сверху целый дождь известки!
            Двери с крепкими замками
            Отворились чудом сами!
            Там — о, ужас! — исполином,
            В платье Фауста старинном,
            Кто-то встал... глядит, кивает!
            Страх колена мне сгибает...
            Ждать ли? В бегство ль обратиться?
            Боже, что со мной случится?

    М е ф и с т о ф е л ь
    (кивая ему)

    Войдите! Вас зовут ведь Nicodemns?

    Ф а м у л у с

    Да, господин, я так зовусь! Oremus! [Помолимся (лат.)]

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, это вздор!

    Ф а м у л у с

                            Как рад я, что меня
    Вы знаете!

    М е ф и с т о ф е л ь

                        О да, вас помню я!
    Вы все студент, хотя и поседелый,
    Обросший мхом! Так точно век свой целый
    Ученый муж корпит, своим трудом
    Весь поглощен, — не может он иначе!
    Так понемножку карточный свой дом
    Он созидает; да еще притом,
    Хотя б владел великим он умом,
    Он до конца не справится с задачей.
    Но ваш учитель — вот кто молодец!
    Почтенный доктор Вагнер, всем известный,
    В ученом мире первый он мудрец,
    Авторитет имеет повсеместный.
    Один в себе вместил все знанья он
    И ежедневно мудрость умножает.
    Зато его, сойдясь со всех сторон,
    Рой жаждущих познанья окружает.
    Он с кафедры один свет яркий льет;
    Как Петр святой, ключами он владеет.
    Что в небесах, что на земле живет —
    Все знает он, все объяснить умеет.
    Всех мудрецов он славу посрамил,
    Сияет он, блестит необычайно.
    Он то открыл, что для других есть тайна,
    И даже имя Фауста затмил!

    Ф а м у л у с

    Почтенный муж, прошу я извинения.
    Что возразить решусь на ваши мненья.
    В нем, право, нет о том и помышленья:
    Он скромностью всегда был одарен.
    Куда исчез, где находиться может
    Великий муж, ума он не приложит:
    Все только ждет, чтоб воротился он,
    И молится об этом возвращенье,
    Как о едином светлом утешенье;
    И комната осталась взаперти,
    С тех пор как Фауст вдруг исчез нежданно,
    И ждет владельца прежнего; сохранно
    В ней все — я сам едва посмел войти.
    Но что за час чудесной перемены
    Несут нам звезды? Даже сами стены
    Как будто в страхе: лопнули замки,
    Дверные расшатались косяки,
    А то и вы сюда бы не попали.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Но где же сам учитель ваш? Нельзя ли
    Пройти к нему? Быть может, он бы мог
    Прийти сюда?

    Ф а м у л у с

                            Боюсь я: слишком строг
    Его запрет; великим занят делом,
    В немой тиши, по месяцам он целым
    В своей рабочей комнате сидит.
    Из всех ученых был он самым чистым,
    А ныне смотрит сущим трубочистом.
    Совсем теперь чумазым он глядит:
    Глаза его распухли, покраснели
    От раздуванья жаркого огня,
    А нос, и лоб, и уши почернели;
    Щипцами да ретортами звеня,
    Он ждет открытия день ото дня.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ужель он мне откажет, станет спорить?
    Его удачу я бы мог ускорить.

    Фамулус уходит. Мефистофель с важностью усаживается.

    Едва успел усесться я — и вот
    Уж новый гость, знакомый мне, идет;
    Но этот — молодого поколенья
    И будет страшно дерзок, без сомненья.

    Б а к а л а в р
    (шумно приближаясь по коридору)

        Двери настежь! Наконец-то
        Есть теперь надежде место,
        Что людская грудь живая
        Здесь не будет, изнывая,
        Чахнуть, гибнуть в этой гнили,
        Точно заживо в могиле!

        Эти стены и строенья
        Накренились, ждут паденья;
        Прочь уйти, а то, пожалуй,
        Быть здесь страшному обвалу.
        Несмотря на всю отвагу,
        Дальше я туда ни шагу!

        Что-то я теперь узнаю?
        Здесь как раз — припоминаю —
        Первокурсником невинным
        Я внимал урокам длинным,
        Бородатым веря слепо,
        Вздору радуясь нелепо.

        Что из книг старинных брали
        И что знали — всё мне врали,
        Ничему не веря сами,
        Жизнь лишь портя пустяками
        И себе и мне. Однако —
        Кто там в дымке полумрака?

        Что я вижу? В том же длинном
        Меховом плаще старинном
        Он сидит, все тот же самый,
        Как расстались с ним тогда мы.
        Он тогда хитер был, ловок,
        Я ж не мог понять уловок;
        Ну, теперь иное дело:
        На него обрушусь смело!
    Почтенный! Если волны мутной Леты
    Не все еще понятья и предметы
    Из вашей хмурой лысой головы
    Умчали, не припомните ли вы
    Ученика? Но ныне мыслью вольной
    Он перерос лозу науки школьной;
    Вы тот же всё, каким я видел вас,
    Но я совсем другой на этот раз.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Я вас ценил и в прежнем вашем виде.
    Я рад, что вас мой звон сюда привлек.
    В простой личинке, в нежной хризалиде
    Уж будущий таится мотылек.
    Вы в кружевном воротничке ходили
    И в локонах кудрявых: как дитя,
    Вы в том себе забаву находили;
    Косы ж, насколько в силах вспомнить я,
    Вы не носили. Ныне же, без лоска,
    У вас простая шведская прическа;
    Резолютивен ваш отважный вид,
    Но абсолютность все же вам вредит.

    Б а к а л а в р

    Здесь то же место, ментор мой; но знайте,
    Что время ныне стало уж не тем.
    Двусмысленных речей не расточайте:
    Ведь мы в других условиях совсем.
    Легко юнца вам было озадачить,
    Над мальчиком наивным свой язык
    Потешить: труд был очень невелик;
    Теперь — никто не смеет нас дурачить.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Когда всю правду скажем мы юнцу,
    Не угодим беспёрому птенцу;
    Впоследствии ж, когда промчатся годы,
    На шкуре собственной узнает он невзгоды
    И мнит, что сам он до всего дошел,
    И говорит: учитель был осел.

    Б а к а л а в р

    А может быть, и плут! Вы мне скажите
    И хоть один пример мне укажите:
    Какой учитель только правду нам
    В лицо открыто скажет, смел и прям?
    Один прибавит, а другой убавит,
    Тот с важностью, тот в шутках все представит,
    А дети — верь подобранным словам.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что ж, время есть всему: не так давно вы
    Еще учились, ныне — вижу сам —
    Вы и других учить уже готовы.
    Прошло немного месяцев и лет —
    И опытом изведали вы свет.

    Б а к а л а в р

    Ах, этот опыт! Дым, туман бесплодный:
    Его ведь превосходит дух свободный!
    Сознайтесь: то, что знали до сих пор,
    Не стоило и знать совсем?

    М е ф и с т о ф е л ь
    (помолчав)

                                                Пожалуй.
    Я сам давно так думаю. Отсталый
    Я был глупец и верил в пошлый вздор.

    Б а к а л а в р

    Вот этому я рад: в вас ум я замечаю.
    Впервые старика неглупого встречаю!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Искал я клада не жалея рук,
    А вырыл кучу мусора простого.

    Б а к а л а в р

    И ваша плешь — сознайтесь, милый друг, —
    Ничем не лучше черепа пустого?

    М е ф и с т о ф е л ь
    (ласково)

    Ты, верно, сам, дружок, не сознаешь,
    Как груб ты.

    Б а к а л а в р

                        Вежлива у немцев только ложь!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (сидя в кресле на колесиках, все время подвигался на авансцену и теперь обращается к партеру)

    Здесь, наверху, житья нет никакого:
    Ни воздуха, ни света не дают.
    Авось меж вами я найду приют?

    Б а к а л а в р

    Я нахожу весьма претенциозным,
    Что люди, пережив известный срок,
    Хотят быть чем-то, хоть ничем серьезным
    Уже не могут быть: их век истек!
    Ведь жизнь горит в крови, а в ком кипучей,
    Чем в юноше, кровь свежая течет?
    Живая кровь в нем силою могучей
    Жизнь новую из жизни создает.
    Все движется, все в деле оживает;
    Кто слаб, тот гибнет, сильный — успевает.
    Пока полмира покорили мы,
    А вы как жили, старые умы?
    Вы думали, судили, размышляли,
    Да грезили, да планы составляли
    И сочинили только планов тьмы.
    Да, старость — просто злая лихорадка,
    Бессилие, болезненный озноб!
    Как человеку стукнет три десятка,
    Его клади сейчас хоть прямо в гроб.
    Вас убивать бы, как пора приспела!

    М е ф и с т о ф е л ь

    На это чорт согласен будет смело.

    Б а к а л а в р

    Что чорт? Лишь захочу — и чорта нет!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (про себя )

    Тебе подставит ножку он, мой свет!

    Б а к а л а в р

    Да, вот призванье юности святое!
    Мир не существовал, пока он мной
    Не создан был; я солнце золотое
    Призвал восстать из зыби водяной;
    С тех пор как я живу, стал месяц ясный
    Вокруг земли свершать свой бег прекрасный;
    Сиянье дня мой озаряет путь,
    Навстречу мне цветет земная грудь;
    На зов мой, с первой ночи мирозданья,
    Явились звезды в блеске их сиянья!
    Не я ли уничтожил мысли гнет,
    Сорвал тиски филистерства, свободный,
    Я голос духа слушаю природный,
    Иду, куда свет внутренний влечет,
    Иду, восторга полный! Предо мною
    Свет впереди, мрак — за моей спиною!

    (Уходит.)

    М е ф и с т о ф е л ь

    Иди себе, гордись, оригинал,
    И торжествуй в своем восторге шумном!
    Что, если бы он истину сознал:
    Кто и о чем, нелепом пли умном,
    Помыслить может, что ни у кого
    В мозгу не появлялось до него?
    Но это все нас в ужас не приводит:
    Пройдут год, два — изменится оно;
    Как ни нелепо наше сусло бродит,
    В конце концов является вино.

    (К молодым зрителям в партере, которые не аплодируют.)

    Вы не хотите мне внимать?
    Не стану, дети, спорить с вами:
    Чорт стар, и чтоб его понять,
    Должны состариться вы сами.

    Действие третье
    МЕСТНОСТЬ ПЕРЕД ДВОРЦОМ МЕНЕЛАЯ В СПАРТЕ

    Входит Елена в сопровождении хора пленных троянок с Панталис. предводительницей хора, во главе.

    Е л е н а

    Хвалой одних, хулой других прославлена,
    Являюсь я, Елена, прямо с берега,
    Где вышли мы на сушу, и теперь еще
    Морской живою зыбью опьяненная,
    Которая с равнин далекой Фригии
    Несла нас на хребтах высоких, пенистых
    В родные наши бухты Эвра силою
    И милостью великой Посейдоновой.
    А там, внизу, царь Менелай с храбрейшими
    Из воинов свое прибытье празднует.
    Прими ж меня приветливо, высокий дом!
    Воздвиг тебя, на родину вернувшися,
    Отец мой Тиндарей у склона славного
    Холма Паллады; здесь я детство видела.
    Привет вам, двери меднокованные!
    Когда-то вы навстречу распахнулися
    Гостям — и вот, один из многих выбранный,
    В вас Менелай явился женихом моим.
    Откройте их! Спешу теперь исполнить я
    Приказ царя, как долг велит супружеский.
    Одна войду я! Сзади пусть останется
    Все то, что вкруг меня кипело бурею
    По воле рока. С той поры как вышла я
    Отсель во храм Цитеры, беззаботная,
    Чтоб долг священный свой свершить, и схвачена
    Была фригийским дерзким похитителем,—
    Да, с той поры, увы, свершилось многое,
    О чем так любят люди все рассказывать
    И что услышать тягостно несчастному,
    О ком молва, разросшись, стала сказкою.

    Х о р

        Ужель презришь, царица цариц,
        Свой дар почетный, благо из благ?
        Славнейшим ты счастьем владеешь одна:
        Из всех величайшею славой красы.
        Герою предшествует имени гром,
                Затем он и горд;
        Но даже упрямец склоняет чело
        Пред всепокоряющей силой красы.

    Е л е н а

    Довольно! Царь, супруг мой, вместе плыл со мной
    И к городу вперед теперь послал меня;
    Но что в душе замыслил он — не знаю я.
    Супруга ль я, царица ли попрежнему
    Иль жертвою паду я гнева царского
    И злой судьбы, терзавшей долго эллинов?
    Добыча я, но пленница ль — не ведаю.
    На корабле смотрел супруг невесело;
    Он на меня лишь изредка поглядывал
    И слова мне приветного не вымолвил,
    Как будто мне недоброе готовил он;
    Когда ж, войдя Эврота в устья тихие,
    Земли родной ладьи его коснулися,
    Промолвил он, как будто богом движимый:
    «На брег морской отсюда выйдут воины;
    Устроить их на время тут останусь я,
    А ты ступай по берегу священному,
    По берегу Эврота плодородного.
    По низменной равнине направляй коней
    В долину ту, горами окруженную,
    Где прежде было поле плодоносное,
    А ныне Спарта, город мой, красуется.
    Прибыв туда, поди в высокий царский дом
    И там сбери служанок, мной оставленных
    С хозяйкою, разумной старой ключницей.
    И пусть тебе покажут все сокровища,
    Которые отцом моим накоплены
    И мной в войне и мире увеличены.
    Конечно, ты увидишь все в дому моем
    В порядке, ибо должен царь, придя назад,
    Имущество найти свое нетронутым,
    На том же месте, где его оставил он:
    Не смеет раб менять того, что сделал царь».

    Х о р

        О, пусть богатства сладостный вид
        Твои утешит очи и грудь!
        Златые запястья и блеск диадем
        Покоятся гордо в надменной красе;
        Но стоит, царица, тебе захотеть —
                И все налицо;
        И вступит, о диво, в неслыханный спор
        С алмазом и златом твоя красота.

    Е л е н а

    И дальше так сказал мне повелитель мой:
    «Когда же там в порядке все осмотришь ты,
    Треножников возьми ты сколько надобно,
    Сосуды все священные, которые
    Нужны жрецу, когда обряд свершает он:
    Котлы и чаши, также блюдо круглое;
    Воды налей ты из ключа священного
    В высокие кувшины; приготовь еще
    Ты дров сухих из дерева горючего
    И острый нож, старательно отточенный.
    О прочем же сама должна подумать ты».
    Так он сказал и в путь затем послал меня.
    Но что хотел он в жертву принести богам
    Из всех земных созданий, не сказал он мне.
    Здесь тайна есть; но больше не забочусь я:
    Известно все бессмертным лишь, которые
    Свершают то, что в сердце их задумано...
    О, будь, что будет! Ныне же прилично мне
    Немедленно войти отсюда в царский дом,
    Желанный, милый, мной почти потерянный
    И вновь мне данный, как — сама не знаю я.
    Не так легко взойти мне на ступени те,
    Где в детстве я бывало резво прыгала.

    (Входит в дом.)

    Х о р

            Сестры любезные,
            Бедные пленницы,
            Бросим свои мы печали!
            Вместе с Еленою,
        Вместе с царицею
        Счастливы будьте, которая
        Поздно, но твердой стопою зато
        Радостно снова является
        Ныне в родную обитель.

    П а н т а л и с
    (как предводительница хора)

    Покиньте, сестры, песни путь, столь радостный,
    К дверям высоким взор вы обратите свой!
    Что вижу я, о сестры! Возвращается
    Назад царица к нам стопами быстрыми.
    Что было там, царица? Что могло тебе
    В дому твоем попасться не приветное,
    А страшное? Я вижу — что-то было там;
    Я вижу недовольство на челе твоем,
    И гневное я вижу изумление.

    Е л е н а
    (возбужденная, оставив двери открытыми)

    Несвойствен страх обычный Зевса дочери;
    Пустой испуг не тронет сердца гордого;
    Но ужас, мрачный ужас, Ночью древнею
    Рожденный искони, во многих образах,
    Как в бездне горной пламенное облако,
    Являясь нам, смущает и героя грудь.
    Так и сегодня жители стигийские,
    Ужасные, при входе мне явилися,
    И я с порога милого, желанного
    Должна была бежать, как гость непрошенный.
    Но нет, на свет я вышла ныне: далее
    Прогнать меня нельзя вам, силы мрачные,
    Кто б вы ни были! Дом же освящу я свой,
    И, чистый вновь, меня с приветом примет он.

    П а н т а л и с

    Что было там с тобой, жена высокая,
    Открой рабыням ты своим почтительным.

    Е л е н а

    Что было там, вы сами видеть можете,
    Коль ночь еще в свои пучины тайные
    Не поглотила вновь того чудовища.
    Но чтоб вы знали, все я вам поведаю:
    Вступая вглубь родного дома радостно,
    Чтоб долг свершить скорее свой супружеский,
    Дивилась я безмолвию глубокому.
    Ни звук шагов не слышался ушам моим,
    Ни вид работы спешной не пленял очей;
    Служанки не встречались мне, ни ключница,
    Приветливо гостей всегда встречавшие.
    Когда ж потом я к очагу приблизилась,
    На груде пепла теплого сидела там
    Огромная старуха, вся закутана,
    Не спящая, но в думы погруженная.
    Зову ее к работе повелительно,
    Подумавши, что ключницу я встретила,
    Которую оставил царь хозяйкою.
    Закутавшись, молчит она, недвижима!
    Моим угрозам наконец ответствуя,
    Она рукою машет, чтоб ушла я прочь.
    Я, в гневе отвернувшися, спешу от ней
    По горнице пройти в казнохранилище;
    Но чудище, поднявшися стремительно,
    Становится, дорогу заграждая мне,
    Как госпожа, огромная и тощая,
    С кроваво-мутным взором, видом странная,
    Ужасная и взору и душе людской.
    Но нет, никак нельзя словами бедными
    Вам описать ужасное видение.
    Вот, вот она на свет выходит дерзостно!
    Но здесь мы господа, пока придет наш царь.
    Могучий Феб, бессмертный друг прекрасного,
    Сразит созданье мрака иль прогонит прочь.
    Форкиада показывается в дверях.

    Х о р

            Кто ты из страшных
            Форкиса дщерей?
            Ибо, как вижу я,
            Ты из их рода.
            Верно, одна ты из мрачных чудищ,
            Око одно лишь и зуб один
            Вместе имеющих страшных Грай,
            Нас посетившая ныне?
            Смеешь ты, чудо,
            Рядом с красою
            Взору глубокому
            Феба явиться?

    Ф о р к и а д а

    Вы, наглые, пришли сюда из чуждых стран,
    Надменные и журавлям подобные,
    Которые несутся над главой у нас,
    Охриплым криком воздух наполняя весь.
    Смотрю на вас — и кажется, что рой цикад
    Крикливых скачет по полю зеленому.
    Добро чужое жрете вы, снедаете
    Добытое трудом благополучие:
    Вы — воинов добыча, меновой товар!

    Е л е н а

    В присутствии хозяйки кто слугу бранит,
    Тот дерзостно права ее себе берет.
    Одна хозяйка может дать достойному
    Награду иль наказывать преступного.
    Довольна ими я была все время то,
    Пока святая сила илионская
    Боролася — и пала и легла; потом
    Со мной они делили горе странствия,
    Когда все только о себе заботятся.
    Мне нужно знать не кто мой раб— как служит он.
    Итак, молчи и больше их не смей бранить!
    Коль ты, хозяйки должность исправлявшая,
    Исправно все хранила, то хвала тебе.
    Пришла сама хозяйка — уступи же ей,
    Чтоб не было взысканья вместо всех похвал.

    Ф о р к и а д а

    Слуге грозить — есть право несомненное,
    Которое супругою властителя
    За много лет супружества заслужено;
    И если вновь сюда, на место старое
    Царицы и хозяйки, ты пришла опять.
    Возьми бразды правления свободные,
    Владей отныне нами и богатствами;
    Но защити меня, старуху, ты от них,
    Которые пред лебедем красы твоей
    Крикливыми гусями только кажутся.

    П а н т а л и с

    С красою рядом как противно мрачное!

    Ф о р к и а д а

    С рассудком рядом глупость отвратительна.

    П а н т а л и с

    Зажму твой рот, когда скажу я, кто ты есть.

    Ф о р к и а д а

    Так назови себя — и все разгадано.

    Е л е н а

    Время дерзостного спора вы должны вознаградить:
    Быстро жертвенник поставьте, как супруг мой повелел.

    Ф о р к и а д а

    Уж готово все: треножник, чаши, кубки, острый нож,
    И кропленья, и куренья— лишь на жертву укажи.

    Е л е н а

    Царь о жертве не сказал мне.

    Ф о р к и а д а

                                                    Не сказал? О, горе вам!

    Е л е н а

    Что за горе, мне поведай!

    Ф о р к и а д а

                                                    О царица, жертва — ты.

    Е л е н а

    Я?

    Ф о р к и а д а
    (указывая на хор)

            И эти.

    Х о р

                            Горе, горе!

    Ф о р к и а д а

                                                Ты падешь под топором.

    Е л е н а

    Страшно! Знала я... О, ужас!

    Ф о р к и а д а

                                                        Неизбежно это вам.

    Х о р

    Ах, а мы? Что будет с нами?

    Ф о р к и а д а

                                                    Благородно пасть должна
    Ваша славная царица; но под крышею дворца,
    Как дроздов крикливых стая, вы повиснете вверху.

    Елена и хор, охваченные изумлением и ужасом, составляют выразительные, живописные группы.

    Ф о р к и а д а

    Презренные! Как призраки застывшие,
    Стоите вы, дрожа за жизнь, которая
    Принадлежать теперь уж перестала вам!
    Ни человек, ни призраки, как вы теперь, —
    Все люди только призраки, подобно вам, —
    Не любят расставаться с светом солнечным;
    Но никому в конце концов спасенья нет:
    Известно это всем — не всем приятно лишь!
    Но кончено; все вы погибли! К делу же!

    (Хлопает в ладоши.)

    В дверях появляются замаскированные карлики, быстро исполняющие все последующие приказания.

    Катись сюда, чудовищ круглых темный рой!
    Немало зла наделать тут вы можете.
    Пусть златорогий жертвенник восстанет здесь
    С секирой на краю его серебряном;
    Наполните кувшины, чтобы было чем
    Омыть алтарь, залитый кровью черною.
    Ковер роскошный пышно расстелите вы:
    Колена пусть преклонит жертва царственно,
    И пусть ее, хоть с головой отрубленной,
    С почетом завернувши, похороним мы.

    П а н т а л и с

    Царица, размышляя, в стороне стоит.
    И вянут девы, как цветник подкошенный.
    Старейшая из них, с тобой промолвить я
    Должна два слова — с самою старейшею.
    Ты опытна, мудра и благосклонна к нам,
    Хотя безумно резвый рой бранил тебя.
    Скажи же нам; спасенья ты не знаешь ли?

    Ф о р к и а д а

    Сказать легко: зависит от царицы лишь
    Спасти себя и вас с собою вместе всех;
    Но нужно тут решение поспешное.

    Е л е н а

    О, пусть они страшатся! Страха нет во мне —
    Лишь торе! Но когда спасенье знаешь ты, —
    Благодарю: возможно часто мудрому,
    Что невозможно прочим. Говори скорей!

    Ф о р к и а д а

    Имеете ль терпение прослушать вы
    Рассказ мой долгий? Много есть в нем важного.

    Х о р

    Рассказывай: мы в это время будем жить!

    Ф о р к и а д а

    Кто в доме мирно бережет сокровища,
    Кто стены держит в целости высокие
    И крышу чинит, чтоб ее не портил дождь,
    Тот долго, долго будет жить в дому своем;
    Но кто, святой порог ногою легкою
    Переступив, уходит, дом оставя свой,
    Тот, воротясь, найдет хоть место старое,
    Но все не так, как было, иль разрушено.

    Е л е н а

    К чему сто раз болтать давно известное!
    Нельзя ль вести рассказ, не досаждая мне?

    Ф о р к и а д а

    Пришлося к слову: нет тебе упрека здесь.
    Из бухты в бухту Менелай ладьи водил,
    По берегам и островам он хищничал
    И приезжал с добычею награбленной.
    Под Троею провел он долгих десять лет,
    Назад он плыл — не знаю, сколько времени.
    Но что же было в доме Тиндареевом?
    Что было с самым царством Менелаевым?

    Е л е н а

    Ужели брань с тобою так сроднилася,
    Что чуть раскроешь рот — уж осуждаешь ты?

    Ф о р к и а д а

    Забыты были много лет отроги гор,
    Что к северу от Спарты гордо высятся
    Вблизи Тайгета, где ручьем сверкающим
    Спускается Эврот в долину тихую,
    Где лебеди селятся в камышах его.
    В ущелья те недавно молодой народ
    Откуда-то явился из полночных стран —
    И крепкий замок там они построили
    И как хотят страною правят с гор своих.

    Е л е н а

    Возможно ль это? Как они отважились?

    Ф о р к и а д а

    Они имели долгих двадцать лет.

    Е л е н а

    И есть начальник? Много ли разбойников?

    Ф о р к и а д а

    Начальник есть, но это не разбойники.
    Он мне грозил, но все ж я не браню его:
    Он мог бы все похитить, но доволен был
    Немногими подарками, без подати.

    Е л е н а

    Красив ли он?

    Ф о р к и а д а

                              Пожалуй: мне он нравится.
    Отважный он, с осанкой благородною,
    Разумный муж, каких в Элладе мало есть.
    И замок их, когда б его вы видели! —
    Совсем не так построен неуклюже он,
    Как ваши предки, грубо громоздившие
    На камни камни, как циклопы дикие,
    Строенья воздвигали: там, напротив, все
    Отвесно, прямо, ровно, строго, правильно...
    Решай, царица, дай свое согласие:
    Немедленно я в замок отведу тебя.

    Трубы вдали. Хор содрогается.

    Х о р

    Трубы слышишь ли, царица? Блеск ты видишь ли мечей?

    Ф о р к и а д а

    Здравствуй, царь и повелитель! Я готова дать отчет.

    Х о р

    Что же мы?

    Ф о р к и а д а

                            Ее кончину вы увидите сейчас,
    А за ней кончину вашу. Нет, ничем вам не помочь!

    Пауза.

    Е л е н а

    Я думала, на что теперь решиться мне.
    Ты демон злой, наверно это знаю я:
    Боюсь, добра во зло не обратила б ты.
    Но все-таки с тобой отправлюсь в замок я;
    А что таит царица в глубине души,
    Она одна лишь знает — вам неведомо
    Останется. Веди, старуха, нас вперед.

    Х о р

            О, как охотно с ней мы идем
            Легкою стопою!
            Смерть сзади нас,
            А перед нами
            Твердая крепость
            Высится грозной стеною.

    Облака окружают их со всех сторон.

                    Что это, что?
            Сестры, смотрите вокруг:
            Ясный и светлый был день;
            Но отовсюду собралися
            Тучи с Эврота священного;
            Скрылся из виду любезный нам
            Брег, камышами поросший весь;
            Грозною тучей вокруг
            Стало окутано все.
    Потемнели, почернели — уж не блещут эти тучи,
    Обступили, точно стены; стены стали перед нами,
    Перед нашими очами. Двор ли это иль могила?
    Страшно, страшно! Горе, сестры! Мы в плену теперь остались,
    Да, в плену, в плену тяжелом, так, как прежде никогда.

    Хор оказывается во внутреннем дворце замка,
    окруженном со всех сторон фантастическими постройками
    в средневековом вкусе.

    Е л е н а

    О, где ж ты, пифонисса? Как зовешься ты,
    Не знаю я; но все же отзовися мне
    И выйди из-под сводов замка мрачного!
    Коль ты пошла к вождю героев славному
    Просить его принять меня, пришедшую, —
    Благодарю! Веди ж меня к нему скорей:
    Конца я жажду, лишь покоя жажду я!

    П а н т а л и с

    Напрасно лишь, царица, ты глядишь вокруг!
    Исчезло это чудище: осталося,
    Быть может, там, в тумане, из которого
    Примчались дивно мы сюда, не двигаясь,
    Иль, может быть, блуждает нерешительно
    В обширном лабиринте замка дивного,
    Возникшего из многих, вместе слившихся,
    И ищет там властителя, готовя нам
    Прием его торжественный и царственный.
    Но посмотри, царица: перед окнами,
    И в портиках, и в ходах появилися
    Толпами всюду слуги суетливые.
    Прием радушный это предвещает нам.

    Х о р

    Я свободней дышу! Посмотрите туда,
    Как торжественно вниз, замедляя свой шаг,
    Нежных юношей хор вереницей идет,
    Направляйся к нам! По веленью чьему
    Так поспешно явился, построясь в ряды,
    Этих юношей чудных бесчисленный рой?
        Всех из красавцев прекраснее
        Те, что подходят к нам ныне.
        К трону ступени приносят они,
        Ставят роскошно разубранный трон,
        Пышный ковер перед ним расстилают.
        Сестры, смотрите: над троном богатым
        Ставят красавцы цветной балдахин!
        Вот балдахин, колыхайся,
        Над головою Елены
        Облаком дивным роскошно повис;
        Пышно царица воссела на трон;
        Станем же мы на ступенях.
    Славен, о славен и трижды преславен
    Этот тебе, о царица, прием!

    Все, что возвещает хор, постепенно исполняется. После того как юноши и оруженосцы длинною процессией спустились вниз, наверху лестницы показывается Фауст в средневековом рыцарском наряде. Медленно и с достоинством сходит он вниз.

    П р е д в о д и т е л ь н и ц а   х о р а
    (внимательно смотря на него)

    Коль боги не нарочно, как случалося,
    Столь чудный образ дали мужу этому,
    Приятный вид, лицо, любви достойное,
    На время только, — каждого, сомненья нет,
    Он победит повсюду: и в борьбе мужей
    И в мелких войнах с женами прекрасными.
    Конечно, выше многих без сравненья он,
    Которых все ж глубоко уважала я.
    Но вот он шагом медленным почтительно
    Подходит к нам. Царица, обратись к нему!

    Ф а у с т
    (подходит, ведя с собою скованного Линцея)

    Царица! Вместо пышного привета,
    Какой тебе хотел я оказать,
    Прием тебе почтительный готовя,
    Я привожу к тебе раба в цепях.
    Забыв свой долг, лишил меня тем самым
    Возможности свершить мой долг. Склонись же,
    Преступный раб, пред дивною женой
    И повинись пред ней! Царица, он,
    На редкость сильным зреньем одаренный,
    На нашей башне мною был поставлен
    Осматривать окрестные поляны,
    Земную даль, широкий неба свод
    И все, что там явиться взору может
    И что в долину с этих гор идет
    На замок наш — стада ли будут то
    Иль воины. Стада мы защищаем,
    Врага — встречаем грудью. В этот день —
    Какое совершил он упущенье!
    Явилась ты — а он не возвестил!
    Не удалась торжественная встреча
    Высокой гостьи. Он не должен жить —
    И, без сомненья, смерти он достоин.
    Уж он в крови лежал бы; но суди
    Его сама: казни его иль милуй.

    Е л е н а

        Высокий сан ты ныне мне даешь
        Царицы и судьи, хотя, быть может,
        Меня ты лишь желаешь испытать.
        Исполню первый долг судьи: спрошу я,
        Что скажет обвиненный. Говори!

    Д о з о р н ы й   Л и н и е й

        Преклоняюсь, созерцая!
        Жизнь ли, смерть ли жребий мой —
        Очарован навсегда я,
        Небом данная, тобой!
        Вечно солнца пред зарею
        Я с востока ожидал,
        Вдруг — о чудо! — пред собою
        Солнце с юга увидал.
        Вместо дали поднебесной,
        Вместо всех полей и гор
        Я на лик его чудесный
        Устремил свой жадный взор.
        Зренье чудное имея,
        Ока рысьего быстрей,
        Все ж не верил, как во сне, я
        Дальновидности очей.
        Предо мною все кружилось —
        Башни, стены, вал крутой:
        Туча мчится, туча скрылась —
        И богиня предо мной!
        К ней и взором и душою
        Я стремился, восхищен:
        Ослепительной красою
        Был я, бедный, ослеплен.
        Позабыв, что я на страже,
        Я в свой рог не затрубил...
        Осуди меня! Мне даже
        Самый гнев твой будет мил.

    Е л е н а

    За вред, который мною нанесен,
    Я ль накажу? Зачем ты, рок суровый,
    Судил мне так смущать сердца мужей,
    Что не щадят себя они самих
    И ничего высокого! Враждуя,
    Сражался, водили за собой
    Меня герои, демоны и боги —
    И с ними я блуждала по земле,
    Смущала мир, потом смущала вдвое,
    И ныне — втрое, вчетверо несу
    Я бедствий ряд. Пускай идет бедняк!
    Кто ослеплен богами — невиновен.

    Линией уходит.

    Ф а у с т

    Владычица, я вижу, изумлен,
    Что он твоею поражен стрелою;
    Я вижу, как, напрягшись, дивный лук
    Пускает метко стрелы за стрелами
    Мне в грудь. И вот пернатые снуют,
    Свистя, под сводом замка моего.
    И что я сам? Ты можешь сделать мне
    Всех верных слуг — врагами, эти стены —
    Неверными: все царство перейдет
    К победоносной и непобедимой.
    И что ж осталось мне, как не предать
    Во власть твою себя и все именье?
    Дозволь тебя у ног твоих признать
    Владеющей отныне всеми нами —
    Царицею, вступившею на трон!

    Е л е н а

    С тобой хочу я говорить. Садись
    Со мною рядом. Место есть тебе,
    И этим мне ты место обеспечишь.

    Ф а у с т

    Сперва позволь, царица, принести
    Тебе присягу и поцеловать
    Позволь меня подъемлющую руку.
    Пускай в твоих владеньях безграничных
    Я буду соправителем тебе,
    Поклонником, защитником, слугою!

    Е л е н а

    И вижу я и слышу чудеса!
    Изумлена, хотела б я о многом
    Спросить тебя. Скажи мне: почему
    Так странно и приятно речь раба
    Звучала? Звук ко звуку подходил;
    За словом слово, ухо мне лаская,
    Неслось, одно согласное с другим.

    Ф а у с т

    Коль самый говор нашего народа
    Уж мил тебе, тогда — сомненья нет —
    Ты от души полюбишь наши песни.
    Мы сами будем в этом упражняться:
    Наш говор ты, беседуя, поймешь.

    Е л е н а

    Как мне столь дивной речи научиться?

    Ф а у с т

    Легко: должна лишь речь от сердца литься.
    Кто счастья полн, желанием томим,
    Тот ищет лишь...

    Е л е н а

                                    Кто счастлив вместе с ним.

    Ф а у с т

    Смотреть ни в даль, ни в прошлое не надо;
    Лишь в настоящем...

    Е л е н а

                                            Счастье и отрада.

    Ф а у с т

    В нем наше благо, власть, залог святой;
    Чем утвердить его?

    Е л е н а

                                        Моей рукой.
    Так далеко — и все ж так близко я!
    Мне так легко: я здесь, я у тебя!

    Ф а у с т

    Я восхищен: чуть дышит грудь моя.
    Иль это сон? Не помню я себя!

    Е л е н а

    Я отжила — и вновь обновлена;
    Я жизнь нашла в любви, тебе верна.

    Ф а у с т

        Средь моря, крепко защищенный,
        Пусть процветает с этих пор
        Твой полуостров, прикрепленный
        К Европе узкой цепью гор.

        Нет лучше края в поднебесной:
        Пусть все цветут там племена!
        То край владычицы прелестной,
        Где родилась сама она,

        Где в камышах она восстала
        Из лебединого яйца
        И мать и братьев побеждала
        Красою чудного лица.

        Перед тобою в пышном цвете
        Земля раскинулась твоя;
        О, предпочти всему на свете
        Свой край родной, краса моя!

    Хоть солнца хладный луч почти не греет
    Высоких гор скалистую главу,
    Но все ж скала местами зеленеет
    И козы щиплют скудную траву.

    Вот бьют ключи, ручьи бегут сливаясь;
    Зазеленели каждый склон и скат;
    Дол тянется, холмами прерываясь,
    И кормит сотни тонкорунных стад;

    Поодиночке осторожно бродит
    Рогатый скот над пропастью крутой,
    Но в сотнях гротов он себе находит
    Убежище, и отдых, и покой.

    Их Пан хранит; ущелья населяют
    Там нимфы жизни в свежести кустов,
    И к горным сферам ветви устремляют,
    Теснясь, деревья сотнями стволов.

    То древние леса! В стволе высоком
    Дуб копит силу, крепко ввысь растет,
    А кроткий клен пропитан сладким соком,
    Весь груз ветвей он весело несет.

    Там молоко, струясь в тени жилища,
    И для детей и для ягнят течет;
    Есть и плоды, долин цветущих пища,
    А из стволов дуплистых каплет мед.

    Блаженство здесь наследственное длится,
    Уста румяны, ярок цвет ланит,
    Бессмертен каждый там, где он селится,
    Здоровы все, довольство вкруг царит.

    В сиянье дня там жизнь привольно льется
    От детских лет до зрелости мужской;
    Дивясь на них, спросить лишь остается:
    Кто это — боги или род людской?

    Красивейшим из пастухов их рода
    Уподоблялся даже Аполлон;
    Где в чистой сфере царствует природа,
    Там всех миров союз осуществлен.

    (Садится рядом с Еленой.)

    Так ты и я — мы счастием богаты:
    Забудем же былое бытие!
    Сознай, что Высшим Богом рождена ты,
    И первый мир — отечество твое!

    Но жить не будем в крепости мы тесной:
    В соседстве Спарты нас с тобою ждет
    Аркадия она в красе прелестной
    И в вечной силе юности цветет.

    Туда, в блаженный край, мы путь направим,
    Там радостно укроемся вдвоем!
    Мы для беседки пышный трон оставим,
    Аркадским вольным счастьем заживем!

    Место действия совершенно меняется.
    К ряду горных пещер примыкают закрытые беседки.
    Тенистая роща простирается до окружающих ее крутых утесов.
    Фауста и Елены не видно. Хор стоит группами.

    Ф о р к и а д а

    Как долго девы спят здесь, неизвестно мне.
    Не то ли им пригрезилось, что видела
    Я наяву? Но лучше разбужу я их.
    Сомненья нет: дивиться будет юный хор...

    (Обращаясь к зрителям.)

    А с ним и вы, брадатые, что, сидя там,
    Разгадки ждете чуда вероятного.

    (К хору.)

    Вставайте же и кудри отряхните вы!
    Довольно спать: послушайте, что я скажу!

    Х о р

    О, скажи, скажи, поведай, что чудесного случилось?
    Слушать нам всего приятней то, чему нельзя поверить,
    Ибо скучно эти скалы вечно видеть пред собой.

    Ф о р к и а д а

    Дети, чуть глаза протерли — уж и скука вас берет?
    Но внемлите: в этом гроте и в тенистой той беседке
    Счастье тихое досталось, как в идиллии любовной,
    Господину с госпожою.

    Х о р

                                            Как, в пещере той?

    Ф о р к и а д а

                                                                            От мира
    Отделившися, служить им лишь меня они призвали,
    Я, польщенная вниманьем, как поверенной прилично,
    В стороне от них держалась, занималась посторонним,
    Зная все растений свойства, корни, травы, мох искала,
    Оставляя их одних.

    Х о р

    Ты рассказ ведешь, как будто было все там, что угодно:
    Горы, лес, поля, озера! Нам ты сказку говоришь!

    Ф о р к и а д а

    Да, неопытные дети, здесь неведомые тайны:
    Залы, хо́ды, галереи я могла б тут отыскать.
    Вот в пещере раздается смеха резвый отголосок;
    Я смотрю: чудесный мальчик от жены к супругу скачет,
    А от мужа вновь к супруге. Шаловливые проказы,
    Ласки нежные и крики восхищенья и восторга
                    Поражают взор и слух.
    Голый гений, но без крыльев, фавн, но зверю не подобный,
    Он резвится над землею; но едва земли коснется,
    Вмиг на воздух он взлетает; прыгнет раз, другой, а в третий
                    Уж до сводов достает.
    Мать взывает боязливо: «Прыгай, прыгай сколько хочешь,
    Но летать остерегайся: запрещен тебе полет!»
    А отец увещевает: «Там, в земле, таится сила,
    От которой ты взлетаешь. Лишь ногой земли касайся —
    И окрепнешь ты безмерно, точно сын земли Антей».
    Но со скал на скалы скачет резвый мальчик неустанно,
    Там и сям, как мяч упругий, ловко прыгает резвясь.
    Вдруг в расщелине утеса он мгновенно исчезает —
    И пропал из глаз куда-то. В горе мать; отец утешить
    Хочет; я — в недоуменье. Но опять какое чудо!
    Не сокровища ль там скрыты? Разодетый, весь в гирляндах,
                    Он является опять,
    Рукава его с кистями, на груди же ленты вьются,
    А в руках златая лира. Точно Феб в миниатюре,
    На краю скалы высокой стал он. Все мы в изумленье,
    А родители в восторге вновь друг друга к сердцу жмут.
    Что горит над головою у него, сказать мне трудно:
    Золотой убор иль пламя, знак высокой силы духа?
    Как он гордо выступает! В нем уже заметен гений,
    Все прекрасное вместивший, и мелодий вечных прелесть
    По его струится телу. Но услышите его вы
    И увидите — и, верно, удивитесь вы ему.

    Из пещеры раздаются чарующие, мелодичные звуки струн.
    Все прислушиваются к ним и кажутся глубоко тронутыми.
    С этого времени вплоть до нижеуказанной паузы продолжается музыка.

    Х о р

        Если, страшное творенье,
        Ты смягчилося теперь,
        Брызнут слезы умиленья
        Из очей у нас, поверь!
        Солнца лик пускай затмится,
        Лишь в душе сиял бы свет!
        В сердце нашем все таится —
        Все, чего и в мире нет.

    Появляются Фауст. Елена и Эвфорион.

    Э в ф о р и о н

        Песню ль детскую слагаю —
        Вам веселье в этот час;
        В такт ли, прыгая, ступаю —
        Сердце прыгает у вас.

    Е л е н а

        Двух сближая нежной страстью,
        Радость им любовь дает,
        Но к божественному счастью
        Наш тройной союз ведет.

    Ф а у с т

        Ныне все дано судьбою:
        Весь я твой и весь ты мой.
        Мы в союзе меж собою:
        Мог ли быть исход иной?

    Х о р

        Многих лет благословенье
        Подарило вам, клянусь,
        Это дивное творенье!
        Как чудесен ваш союз!

    Э в ф о р и о н

            Пустите прыгать,
            Скакать, резвиться!
            Туда, на воздух,
            Хочу я взвиться —
            И весь желаньем
                    Проникнут я.

    Ф а у с т

            Но тише, тише,
            Без увлеченья,
            Чтоб не грозило
            Тебе паденье.
            Нас в гроб сведешь ты,
                    Мое дитя!

    Э в ф о р и о н

            Не стану больше
            Внизу стоять я.
            Оставьте руки,
            Оставьте платье,
            Оставьте кудри:
                    Они — мои!

    Е л е н а

            О, вспомни, чей ты,
            Мой сын бесценный!
            Нас пожалей ты:
            Союз священный.
            Едва возникший,
                    Не разорви!

    Х о р

            Боюсь я, рухнет
                    Союз любви!

    Е л е н а   и   Ф а у с т

            Сдержи, о сдержи, смирив.
                    Хоть к нам из любви,
            Чрезмерно живой порыв
                    И страсти свои!
            Спокойно здесь, в поле,
                    Красуйся, молю!

    Э в ф о р и о н

            Смирясь, вашей воле
                    Пока уступлю.

    (Пробегает среди хора, увлекая его в пляску.)

            Вот подлетел я к вам,
                    Бодрый народ!
            Что же, не спеть ли нам?
            Пляска ль у нас пойдет?

    Е л е н а

            Славно! Пускай с тобой
            Пляшет красавиц рой
                    Мерно и в лад.

    Ф а у с т

            Только б конец скорей!
            Нет, я игре твоей
                    Вовсе не рад.

    Эвфорион и хор, танцуя с пеньем, движутся переплетающимися рядами.

    Э в ф о р и о н

            Чащи лесов густых,
            Горы кругом меня.
            Что мне до стен крутых:
            Молод и пылок я!
            Вихри вдали свистят,
            Волны вдали шумят.
            Грустно смотреть мне вдаль:
            Ближе взглянуть нельзя ль?

    (Перепрыгивает со скалы на скалу и поднимается все выше и выше.)

    Е л е н а,   Ф а у с т   и   х о р

        С серной хочешь ты сравниться?
        Берегись, чтоб не слететь!

    Э в ф о р и о н

        Выше должен я стремиться,
        Дальше должен я смотреть.
                Знаю, где ныне я:
                Море вокруг меня!
                Пелопса здесь страна:
                Морем шумит она.

    Х о р

                Милый, спустися! Тут
                Будешь ты с нами.
                Здесь на скалах растут
                Лозы с кистями,
                Яблоков плод златой
                Свесился ниже.
                В милой земле родной,
                Милый, живи же!

    Э в ф о р и о н

                Снится вам мирный сон?
                Что же, обманчив он!
                Лозунг мой в этот миг —
                Битва, победный крик!

    Х о р

                Кто презирает
                Мир, лишь войной прельщен,
                Знай, что теряет
                Счастье надежды он.

    Э в ф о р и о н

                Кто здесь рожден на свет,
                Взросшие в бурях бед,
                Волю куют в бою,
                Кровь не щадя свою.
                Их не смирить ничем,
                        Чистых душой!
                Счастье да даст им всем
                        Ревностный бой!

    Х о р

                Ввысь умчался он стрелою,
                Но и там не мал на вид!
                Точно в латах, точно к бою,
                Точно сталь на нем блестит!

    Э в ф о р и о н

            Что нам стены, укрепленья!
            Защищай себя смелей!
            Всех их крепче без сравненья
            Грудь железная мужей.
            Чтоб ты жил непокоренный, —
            Смело в поле, в легкий строй!
            На конях помчатся жены;
            В каждом отроке — герой.

    Х о р

                    К небу лети, неси
                    Звуки поэзии:
                    Выше сияй всегда,
                    Точно небес звезда!
                    Слышим тебя мы там:
                    С неба слетают к нам
                            Звуки сюда!

    Э в ф о р и о н

            Нет, уж не отрок пред вами:
            Выходит юноша на бой!
            Уже с отважными бойцами
            Соединился он душой!
                    Вперед, вперед!
                    Нас честь ведет
            Туда, где к славе путь прямой!

    Е л е н а   и   Ф а у с т

            День едва увидел милый,
            К светлой жизни чуть рожден, —
            Ты с высот во мрак унылый,
            В мир скорбей уж устремлен!
                    Или впрямь
                    Чужд ты нам?
            Иль союз наш — только сон?

    Э в ф о р и о н

            Чу! Гром вы слышите ли в море,
            В долинах отклик боевой?
            В пыли, в волнах, все рати в сборе
            Идут на скорбь, на грозный бой.
                    Смерть для нас
                    В этот час —
            Лозунг первый и святой!

    Е л е н а,   Ф а у с т   и   х о р

            Ужас! Страшное решенье!
            Смерть — желанный лозунг твой?

    Э в ф о р и о н

            Мне ль смотреть из отдаленья?
            Нет, приму нужду и бой!

    Е л е н а,   Ф а у с т   и   х о р

            Храбрость средь бед таких —
                    Гибель всегда.

    Э в ф о р и о н

            Пусть! На крылах своих
                    Ринусь туда!
            Рвусь в боевой пожар,
                    Рвусь я к борьбе!
    (Бросается со скалы Одежды на время поддерживают его. Голова его сияет; за нею тянется светящийся след.)

    Х о р

            Горе! Икар! Икар!
                    Горе тебе!

    Прекрасный юноша падает к ногам родителей. Лицо его напоминает знакомые черты,
    но вскоре телесное исчезает, ореол в виде кометы возносится к небу,
    а на земле остаются лира и мантия.

    Е л е н а,   и   Ф а у с т

            Радость прошла моя,
            Горе пришло за ней!

    Г о л о с   Э в ф о р и о н а
    (из-под земли)

            Мать, не покинь меня
            В царстве теней!

    Пауза

    Х о р
    (скорбная песня)

        Не покинем, без сомненья!
        Ты и близок нам и мил:
        В час разлуки, в час паденья
        Все сердца ты поразил.
        Плач не нужен погребальный:
        Нам завиден жребий твой!
        Жил ты, светлый, но печальный,
        С гордой песней и душой.
        Ах, рожден для счастья был ты!
        Древний род твой славен был;
        Рано сам себя сгубил ты,
        В полном цвете юных сил.
        Ясно мир прозрев очами,
        Ты сочувствовать умел,
        Лучших жен владел сердцами,
        Песни сладостные пел.
        Ты помчался несдержимо,
        Вдаль невольно увлечен;
        Ты презрел неукротимо
        И обычай и закон.
        Светлый ум к делам чудесным
        Душу чистую привел:
        Ты погнался за небесным,
        Но его ты не нашел.
        Кто найдет? Вопрос печальный!
        Рок ответа не дает.
        И молчит многострадальный,
        Кровью залитый народ.
        Лучше песни петь сначала,
        Чем так горестно стоять.
        Песни ввек земля рождала
        И родит их нам опять.
        Продолжительная пауза.
        Музыка прекращается.

    Е л е н а
    (Фаусту)

    На мне теперь сбылося слово древнее,
    Что не живет с красою счастье долгое.
    Любви и жизни узы разрешаются:
    Оплакав их печально, я скажу; прости!
    И обниму тебя — увы! — в последний раз.
    Прими меня, о Персефона, с отроком!

    (Обнимает Фауста Телесное исчезает, а платье и покрывало остаются у него в руках.)

    Ф о р к и а д а
    (Фаусту)

        Держи: тебе досталось платье лишь!
        Не выпускай из рук, держи его!
        Его б хотелось демонам отнять
        И унести к себе: держи сильней!
        Богини нет: ее ты потерял;
        Но это все ж божественно. Возьми
        Чудесный дар: взлетишь ты к небесам,
        Над всем земным тебя возвысит он —
        И там, в эфире, будешь ты парить.
        Вдали отсюда встречусь я с тобой.

    Одежды Елены, расплывшись в облака окружают Фауста, поднимают его ввысь и уносятся вместе с ним.

    Ф о р к и а д а
    (поднимая лиру и мантию Эвфориона, направляется к авансцене, поднимает их кверху и говорит)

        Себя с находкой мы поздравить можем,
        Хотя святой огонь исчез, положим, —
        Но надобно ль о мире горевать?
        Успел довольно гений нам оставить,
        Чтоб титулы поэтов даровать
        И в ремесле их зависть развивать.
        Талантов им не в силах я доставить,
        Но платье в долг могу им раздавать.
    (Садится на авансцене на обломок колонны.)

    П а н т а л и с

    Спешите, девы! Чары нас покинули:
    Заклятье снято ведьмой фессалийскою
    Исчез и шум сплетенных звуков тягостный,
    Смущавший нам и слух, и ум тем более.
    За мной в Аид! Спешите за царицею
    Немедленно — и пусть же за спиной ее
    Служанок верных хор повсюду следует!
    У трона Недоступной мы найдем ее.

    Х о р

        Да, для цариц есть повсюду приют.
        Даже в Аиде, во мраке его,
        Сходятся с равными гордо они
        И с Персефоною дружбу ведут.
        Мы же во тьме безотрадной
        Грустных лугов асфоделей
        Средь тополей длинных, тощих,
        Между бесплодных тоскующих ив, —
        Как мы проводим там время?
        Точно летучие мыши,
        Шепчем печально мы там.

    П а н т а л и с

    Кто имени ничем не приобрел себе,
    Кто даже не стремится к благородному, —
    Принадлежит стихиям тот. Исчезните ж!
    А я пойду к царице: не заслугой лишь,
    А также верностью мы можем славиться.

    (Уходит.)

    Х о р

        К свету дневному вернулись мы;
        Мы существами не будем —
        Это мы чуем и знаем;
        Но не вернемся в Аид никогда.
        Сделает духов из нас
        Вечно живая природа:
        В ней-то и будем отныне мы жить.

    Форкиада, став великаном на авансцене, сходит с котурнов,
    снимает маску и покрывало и является Мефистофелем,
    чтобы, в случае надобности, объяснить пьесу в эпилоге.

    Занавес падает.

    Действие четвертое
    ВЫСОКИЙ ГОРНЫЙ XРЕБЕТ

    Скалистая вершина. Туча подплывает к ней и спускается на верхнюю площадку горы.
    Из тучи выходит Фауст.

    Ф а у с т

    У ног моих зияет бездна горная;
    Всхожу я на вершину с думой светлою
    И тучу покидаю, что несла меня
    В дни ясные над морем и над сушею.
    Не расплываясь, тихо отделяется,
    Меня оставив, облако, и медленно,
    Клубясь, оно к востоку вдаль уносится,
    И взор за ним стремится с восхищением.
    Плывет оно, волнуясь, изменяя вид,
    И в дивное виденье превращается;
    Да, это так: я различаю явственно
    На пышном изголовье гор сияющих
    Гигантский образ женщины божественной.
    Юнона ль это, Леда ли, Елена ли?
    Своим величьем взор она пленяет мой.
    Увы! Она вдали уж расплывается,
    Покоится бесформенной громадою,
    Подобно льдистых гор верхам сияющим,
    И отражает смысл великий прошлых дней!
    А вкруг меня тумана струйка светлая,
    Прохладою лаская, обвивается
    Взвилась она наверх... остановилась там
    Прозрачной тучкой. Это ль чудный образ тот,
    Великое, святое благо юности?
    Души моей сокровища проснулися,
    Любовь Авроры вновь восстала в памяти
    И первый милый взгляд, не сразу понятый,
    Всего потом дороже в мире ставший мне.
    Как красота душевная, стремится вверх,
    В эфир небес, чудесное видение,
    Неся с собой часть лучшую души моей.

    На гору ступает семимильный сапог.
    За ним следует другой.
    Мефистофель сходит с сапог, а они отправляются далее.

    М е ф и с т о ф е л ь

        Вот так поход — рекомендую!
        Что за фантазия пришла
        Тебе забраться в глушь такую,
        Где на скале торчит скала?
        Иль непременно место выбрать надо,
        Когда-то прежде бывшее дном ада?

    Ф а у с т

        Любитель глупых сказок ты: опять
        Ты начинаешь ими угощать!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (серьезно)

    Когда творец, нам отомстить желая —
    Я б мог сказать, за что,— низвергнул нас
    С высот небес в ту бездну, где, пылая,
    Сверкал огонь и ввек бы не угас, —
    Ужасный жар нас мучил повсеместно;
    Притом же там уж слишком было тесно.
    Тогда все черти, напрягая грудь,
    Чтоб из темницы выйти, стали дуть.
    Наполнилась вся бездна серным газом —
    И стены ада лопнули, и разом
    Потрескалась земная вся кора:
    Здесь очутилась пропасть, там — гора.
    Переворотов было тут немало:
    Вершина дном, а дно вершиной стало —
    И люди так же точно всё потом
    В теориях поставили вверх дном.
    Так выбрались мы из темницы мрачной
    Наверх, на воздух светлый и прозрачный.
    Все это было тайной для людей
    И стало им открыто лишь поздней.

    Ф а у с т

    Гора молчит в покое горделивом.
    Каким она на свет явилась дивом,
    Как знать? Природа силою святой
    Произвела вращеньем шар земной,
    Утесы, камни, горы и теснины
    И создала ущелья и вершины,
    И ряд холмов, который перешел
    Чрез мягкие изгибы в тихий дол;
    И чтоб росли, цвели природы чада,
    Переворотов глупых ей не надо.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну да, еще бы; это ясно вам!
    Но я, который был при этом сам,
    Скажу другое: в глубине, пылая,
    Сверкал огонь и страшный грохот был;
    Молоха молот, скалы разбивая,
    Утесы на утесы громоздил.
    Поныне тьма каменьев стопудовых
    Валяется. Кем брошены они?
    Молчит философ; что ни сочини —
    Нет объяснений этому толковых!
    Скала лежит — и пусть себе лежит,
    А объяснять тут — праздный труд и стыд.
    Одни простые люди смотрят зрело
    На это все — их с толку не собьешь;
    Народу здравый смысл докажет все ж,
    Что чудеса все эти — беса дело;
    И вот идет он, в вере тверд и прост,
    Смотреть на чортов камень, чортов мост.

    Ф а у с т

    Что ж, продолжай! Приятно, без сомненья,
    Знать на природу чортовы воззренья.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что нам природа! Лестно только нам,
    Что действовать пришлось в ней и чертям.
    Великих мыслей в нас всегда обилье;
    Безумство, неурядица, насилье —
    Вот наш девиз! Но бросим этот спор.
    Скажи ты мне, на чем теперь твой взор
    Остановился? Ты, себе в забаву,
    «Земные царства все и всю их славу».
    Мог видеть. Все достигнуты мечты.
    Иль новое затеял что-то ты?

    Ф а у с т

    Конечно: есть великая затея.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Что?

    Ф а у с т

                Угадай.

    М е ф и с т о ф е л ь

                        Сейчас скажу тебе я.
    Столицу ты построишь. В ней дома
    Тесниться будут; узких улиц тьма
    Лепиться будет криво, грязно, густо;
    В средине — рынок: репа, лук, капуста,
    Мясные лавки; в них лишь загляни —
    Жужжат там мухи жадными стадами
    Над тухлым мясом. Словом, перед нами
    Немало вони, много толкотни.
    В другой же части города, бесспорно,
    Дворцов настроишь, площади просторно
    Раздвинешь; вне же городской черты
    Предместья вширь и вдаль раскинешь ты.
    И наблюдать ты станешь, как теснятся
    Повсюду люди, как кареты мчатся,
    Как озабоченный народ,
    Спеша, по улицам снует;
    А сам проедешь — вмиг заметит
    Тебя толпа, с почетом встретит;
    Ты будешь центром их...

    Ф а у с т

                                                    Ну вот,
    Нашел хорошую отраду!
    Плоди людей, питай и грей,
    А после, смотришь, бунтарей
    Ты воспитал себе в награду!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну, если так, то лично для себя
    Построил бы роскошный замок я
    В красивом месте; лес, холмы и нивы
    В парк превратил бы пышный и красивый;
    Деревья там зеленою стеной
    Прямые бы аллеи окаймляли
    И для прогулок тень бы доставляли;
    Луга, как бархат, взор ласкали б мой;
    Струились бы меж скал везде каскады,
    Хрустальные ручьи и водопады;
    Фонтан высокий бил бы мощно там,
    И мелких струй ряды по сторонам
    Журчали бы; затем, для оживленья,
    Я б домиков настроил, поселил
    Там жен прекрасных, с ними бы делил
    Волшебные часы уединенья...

    Ф а у с т

    Противно, хоть и модно. Ты заврался,
    Сарданапал!

    М е ф и с т о ф е л ь

                            Я, право, потерялся
    В догадках, хоть и был в них очень смел.
    Смотри, как близко к небу ты забрался;
    Не на луну ль лететь ты захотел?

    Ф а у с т

    Довольно места для великих дел
    И на земле; зачем бежать отсюда?
    Вперед же смело! Совершу я чудо:
    Вновь дух во мне отвагой закипел.

    М е ф и с т о ф е л ь

    А, вот что! Славы ты желаешь ныне!
    Недаром был ты близок к героине.

    Ф а у с т

    Власть, собственность нужна мне с этих пор!
    Мне дело — всё, а слава — вздор!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ну что ж, тебя поэты не оставят,
    В потомстве даже гимнами прославят,
    Чтоб дурью дурь в других воспламенять!

    Ф а у с т

    Не в силах, вижу я, понять
    Ты человеческих стремлений
    Тебе ли, жалкий, злобный гений,
    Людей потребности обнять?

    М е ф и с т о ф е л ь

    Пусть так. Скажи мне все-таки на милость,
    Что там за мысль в тебе закопошилась?

    Ф а у с т

    У моря я стоял. Вода росла,
    Прилив готовя, грозно пред очами;
    Остановилась — и, встряхнув волнами,
    На плоский берег приступом пошла.
    Тогда меня досада обуяла:
    Свободный дух, ценящий все права,
    Противник страстный грубого начала,
    Не терпит дикой силы торжества.
    Я это счел за случай; убедиться
    Желая, стал смотреть: вода ушла,
    Покинув то, что гордо так взяла;
    В урочный час явленье повторится.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (к зрителям)

    Что ж, ничего тут нового мне нет:
    Я видел это много тысяч лет.

    Ф а у с т
    (страстно продолжая)

    Бесплодная, бесплодье порождая,
    Встает пучина бурная, седая,
    Растет — и вот опять наводнена
    Пустынной мели скучная страна;
    Валы ревут, кипят — и снова с мели
    Они уйдут, без пользы и без цели.
    В отчаянье и в страх меня привел
    Слепой стихии дикий произвол.
    Но сам себя дух превзойти стремится:
    Здесь побороть, здесь торжества добиться!
    И можно это: дикая волна
    Малейший холмик огибать должна;
    Ей не под силу даже возвышение
    Малейшее: невольно в углубленье
    Вливается покорная вода.
    И план за планом встал в уме тогда;
    Я с наслажденьем чувствую отвагу:
    От берега бушующую влагу
    Я оттесню, предел ей проведу,
    И сам в ее владенья я войду!
    За шагом шаг все выяснил себе я
    В задаче этой. Вот моя затея.

    За спиною зрителей, с правой стороны, раздаются отдаленные звуки барабанов и воинственной музыки.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Нетрудно это. Слышишь марш?

    Ф а у с т

                                                            Опять
    Война! Уму плохая в ней отрада.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Мир иль война — вся штука в том, что надо
    Уметь отвсюду пользу извлекать
    При случае. Здесь случай есть: так смело
    Лови его, чтоб сразу двинуть дело.

    Ф а у с т

    Нельзя ль меня избавить от речей
    Загадочных? В чем дело, поскорей!

    М е ф и с т о ф е л ь

    В пути моем сюда я видел много:
    Наш император вновь в беде; тревога
    Его гнетет. Ты помнишь ведь его:
    Когда с тобой его мы веселили
    И вслед богатством ложным наделили,
    Он возмечтал, что в мире ничего
    Ему нет недоступного. Он сана
    Высокого достиг чрезмерно рано
    И к заключенью ложному пришел,
    Что, никаких не опасаясь зол,
    Он может жить, как хочется, беспечно,
    И управлять и наслаждаться вечно.

    Ф а у с т

    Большое заблужденье! Находить
    Во власти счастье должен повелитель.
    Пусть высшей воли будет он хранитель,
    Но пусть никто не сможет проследить
    Его высоких мыслей. Повеленье
    Он только близким тайно отдает;
    Чрез них оно свершается — и вот
    Невольно мир приходит в изумленье.
    Тогда всех выше чтит его народ;
    Так он себе всю славу оставляет!
    А наслажденье только опошляет.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Наш не таков! Он тешился лишь сам —
    И вот распалось царство по частям:
    Большой и малый спорят меж собою,
    На брата брат родной идет войною,
    На город город восстает везде;
    Ремесленник с дворянством во вражде,
    Епископы — с властями и с приходом:
    Куда ни глянь — вражда между народом
    В церквах разбой; грабеж везде, всегда,
    Купцу и страннику в пути беда!
    Всяк борется и отражает смело
    Соперника. Так вечно шло их дело!

    Ф а у с т

    Шло, падало, хромало, встав опять, —
    И вот свалилось гак, что уж не встать!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Сперва их это мало тяготило:
    Привольно жить им и свободно было;
    Кто слаб был, тот слабейших грабил все ж,
    Но лучшим эго стало невтерпеж.
    Умнейшие восстали, рассуждая:
    Спокойствие должна давать святая
    Монарха власть; наш император, знать,
    Его не хочет иль не может дать;
    Так изберем, не мешкая напрасно,
    Другого императора: создаст
    Он царство вновь, чтоб жить нам безопасно,
    И всем нам мир и справедливость даст.

    Ф а у с т

    Попами пахнет тут.

    М е ф и с т о ф е л ь

                                      Попы и были
    Зачинщики: они народ подбили
    К восстанию, чтоб выдумкой такой
    Сберечь брюшка набитого покой.
    И стал мятеж расти, с благословенья
    Святых отцов; народ восстал гурьбой,
    И бедный наш любитель наслажденья
    Идет, быть может, на последний бой.

    Ф а у с т

    Мне жаль его: он добр и прям был.

    М е ф и с т о ф е л ь

                                                                Что же,
    Пойдем к нему: пока живешь, негоже
    Терять надежду, хоть грозит беда.
    Освободим его мы из теснины;
    Кто раз спасен — быть может, навсегда
    Спасется. Как предречь игру судьбины?
    Раз победив, вассалов вновь тогда
    Найдет он и не будет знать кручины.

    Они всходят на середину горы и смотрят на войско, расположенное в долине.
    Снизу слышен гром барабанов и звуки военной музыки.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Позиция теперь досталась им
    Хорошая. Пойдем и победим!

    Ф а у с т

    Какую же ты помощь им предложишь?
    Ты лишь обман волшебный дать им можешь.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Полезна ведь и хитрость на войне!
    Ты лишь держись своей великой цели:
    Ведь только б мы помочь ему сумели
    И утвердили Трон его в стране, —
    Тогда пред ним лишь преклони колена,
    И даст тебе он берег в виде лена.

    Ф а у с т

    Немало ты свершил чудес;
    Так победи в сраженье, бес!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ты победишь: я под твоим началом;
    Ты сам здесь будешь главным генералом!

    Ф а у с т

    Мне вовсе не к лицу высокий сан
    В таких делах, где я совсем профан!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Ты предоставь лишь штабу все заботы —
    И, как фельдмаршал, можешь ничего ты
    Не делать. Я давно уже расчел,
    Что будет здесь война, что дело гадко;
    И у меня готова уж разгадка,
    Как выбраться из этих бед и зол:
    Я в недрах гор союзников нашел —
    Народ могучий, древний там таится,
    И благо тем, с кем он соединится.

    Ф а у с т

    Кто это там с оружием идет?
    Быть может, горный то восстал народ?

    Входят Трое сильных.

    М е ф и с т о ф е л ь

        Взгляни на них: различных лет
        Мои волшебные ребята;
        Различно каждый разодет;
        Их сила помощью богата.

    (К зрителям.)

        Известно: любят в наши дни
        Все дети панцыри и латы;
        Так вам понравятся мои
        Аллегорические хваты.

    Д о г о н я й
    (молодой, легко вооруженный и пестро одетый)

        Кого ни встречу я, тому
        В физиономию заеду,
        А труса догоню по следу
        И за вихор его возьму.

    З а б и р а й
    (средних лет, хорошо вооруженный и богато одетый)

        Все это вздорно и ничтожно!
        Врага поймавши, забери
        Сперва все то, что взять возможно;
        О прочем — после говори.

    Д е р ж и - К р е п ч е
    (пожилой, тяжело вооруженный, в простом платье)

    Барыш и в этом невеликий!
    Все эти блага с силой дикой
    Умчит житейская река.
    Взять — хорошо; сберечь — важнее;
    Чтоб сохранилось все вернее,
    Поставьте стражем старика.

    Все спускаются в долину.
    ..............................................

    Действие пятое
    ОТКРЫТАЯ МЕСТНОСТЬ

    С т р а н н и к

        Вот она, в красе тенистой,
        Старых, крепких лип семья!
        Кончив долгий путь тернистый,
        Снова здесь их вижу я!
        Вот то место, кров счастливый
        Той избушки предо мной,
        Где я жил, когда бурливой
        Был я выброшен волной.
        Дорогих моих хозяев
        Обниму ль? Я шел сюда,
        Видеть их почти не чаяв:
        Стары были уж тогда.
        Да, чета была святая!
        Постучать? Заговорить?
        Всё ль, любовь ко всем питая,
        Рады вы добро творить?

    Б а в к и д а
    (очень старая бабушка)

        Тише, тише, странник милый!
        Тише: муж мой дремлет тут!
        Подкрепляет старец хилый
        Долгим сном короткий труд.

    С т р а н н и к

        Ты ль, родная, видишь снова
        Благодарного меня?
        С мужем путника младого
        Ты ль спасла, мне жизнь храня?
        Ты ль, Бавкида, чьим уменьем
        Полумертвый воскрешен?

    Муж старушки выходит.

        Ты ль, добро мое со рвеньем,
        Смело спасший, Филемон?
        Вот он, ваш очаг отрадный,
        Нежный колокола звон;
        Да, от гибели нещадной
        Я лишь вами был спасен!
        Дайте ж к морю удалиться,
        На простор его взглянуть,
        Преклониться, помолиться:
        Чувства мне стеснили грудь.

    (Идет вперед по дюне.)

    Ф и л е м о н
    (Бавкиде)

        В сад, жена, иди скорее:
        Там ты стол накроешь нам.
        Пусть дивится он, не смея
        Верить собственным глазам.

    (Следует за странником.)

    Ф и л е м о н
    (став рядом со странником)

        Там, где был ты опрокинут
        Необузданной волной,
        Сад и вширь и вдаль раздвинут,
        Рай раскинулся земной.
        Стар я стал, не мог уж, хилый,
        Помогать, вершить дела,
        Но пока терял я силы,
        Зыбь морская вдаль ушла.
        Умных бар рабы лихие
        Рыли рвы, воздвигли мол,
        Воцарились над стихией,
        Сузив моря произвол.
        Горизонт лесами сужен.
        Села там, луга пестрят...
        Но пойдем, вкуси наш ужин:
        Близок солнечный закат.
        Парусов вдали так много:
        К ночи нужен им приют.
        Птицам ведома дорога
        К гнездам! Порт их примет тут.
        Да, лишь там каймою синей
        Моря зыбь теперь видна;
        Здесь же, вкруг, по всей равнине —
        Многолюдная страна.

    САД

    Стол для троих.

    Б а в к и д а
    (страннику)

        Что ж молчишь? Что не съедаешь
        Ни кусочка за столом?

    Ф и л е м о н

        Ты охотно так болтаешь:
        Расскажи о чуде том.

    Б а в к и д а

        Точно, чудо приключилось:
        И теперь я вся дрожу.
        Право, это все случилось
        Не добром, как погляжу.

    Ф и л е м о н

        Император наш свободно
        Отдал берег: где ж тут грех?
        Ведь трубою всенародно
        Известил герольд нас всех.
        И под дюной, на равнине,
        Дело вмиг пошло на лад:
        Лагерь, хижины — а ныне
        Там дворец и пышный сад.

    Б а в к и д а

        Тщетно слуги днем трудились.
        Грохотал топор и лом;
        По ночам огни кружились,—
        Смотришь, вал явился днем.
        Люди сильные старались
        Так, что ночью стон стоял,
        Реки огненные мчались, —
        Утром был готов канал.
        Он безбожник: взять он ладит
        Нашу рощицу, наш дом;
        Там, где он соседом сядет,
        Преклоняйся все кругом!

    Ф и л е м о н

        Он нас только звал, не споря,
        Перебраться в новый край.

    Б а в к и д а

        Ну, не слишком верь дну моря:
        Знай на горке поживай:

    Ф и л е м о н

        Мы в часовне, в тихой сени,
        Встретим солнечный заход,
        Зазвоним, склонив колени.
        Старый бог наш — нам оплот!

    ДВОРЕЦ. РОСКОШНЫЙ САД

    Фауст, глубокий старик, задумчиво прогуливается по саду.

    Л и н ц е й
    (стоя на башне, говорит в рупор)

    Садится солнце; подплывая,
    Бегут последние суда;
    Вот барка в порт вошла большая
    И к нам в канал идет сюда.
    На ней игриво вьются флаги
    И мачты крепкие стоят.
    И, полный счастья и отваги,
    Тебя восславить боцман рад.

    На дюне звонят в колокол.

    Ф а у с т
    (вздрагивая)

    Проклятый звон! Как выстрел, вечно
    Он в сердце бьет! Передо мной
    Мое владенье бесконечно,
    А там — досада за спиной!
    Твердит мне звон дразнящий, мерный,
    Что господин я не вполне,
    Что кучка лип, домишко скверный,
    Часовня — не подвластны мне!
    Пойду ль туда — мне страшны, гадки
    Чужие тени на пути, —
    Бельмо в глазу, заноза в пятке!
    О, если б прочь отсель уйти!

    Л и н и е й
    (как выше)

    С вечерним ветром мчится барка
    На парусах, нагружена
    Пестро, блистательно и ярко,
    Мешков и ящиков полна!

    Подходит великолепная барка, богато нагруженная изделиями чужих краев.
    Мефистофель и Трое сильных.

    Х о р

            Вот мы вернулись,
            Путь свершен;
            Привет, владыка,
            Наш патрон!

    Трое сильных выходят и выгружают богатство на берег.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Мы отличились как могли, —
    Ты только труд наш похвали!
    Пошло немного кораблей;
    Теперь же в гавани твоей
    Их двадцать. Много было нам
    Хлопот: их плод ты видишь сам.
    В свободном море дух всегда
    Свободен; медлить, разбирать —
    Не станешь: надо смело брать!
    То ловишь рыбу, то суда;
    Уж скоро три я их имел,
    Потом четыре; там, забрав
    Еще корабль, пятью владел;
    Имеешь силу, так и прав!
    Лишь был бы наш карман набит.
    Кто спросит, как наш груз добыт?
    Разбой, торговля и война —
    Не все ль равно? Их цель одна!

    Т р о е   с и л ь н ы х

            Привета нет
            И нет наград,
            Как будто дрянь
            У нас — не клад!
            С досадой он
            На нас глядит,
            И царский дар
            Ему претит.

    М е ф и с т о ф е л ь

            Наград не ждите.
            Все равно:
            Всяк часть свою
            Уж взял давно.

    Т р о е   с и л ь н ы х

            Ну, это все
            Нам прах и дым:
            По равной части
            Все хотим!

    М е ф и с т о ф е л ь

            Сперва расставьте
            В залах там
            Весь груз сокровищ
            По рядам.
            Авось тогда
            Со всех сторон
            Подробней все
            Осмотрит он.
            Он не скупец,
            Дарить горазд
            И пир за пиром
            Флоту даст.
            Я пестрых птиц назавтра жду
            И им воздать сумею мзду.

    Трое сильных уносят выгруженное.
    (Фаусту.)

    С суровым взором и с тоской
    Ты принял жребий чудный свой!
    Здесь мудрый труд ты сотворил
    И берег с морем примирил;
    Твоих судов отсюда рать
    Готово море принимать;
    Здесь твой дворец стоит, отсель
    Ты обнимаешь круг земель;
    Отсюда шел весь подвиг наш,
    Здесь первый выстроен шалаш,
    И первый ров был вырыт тут,
    Где ныне весла воду бьют.
    Твой гордый ум, труд верных слуг
    И сушу здесь и море вкруг
    Стяжали; здесь...

    Ф а у с т

                                    О, это «здесь»
    Проклятое! В нем зло и есть!
    Скажу тебе — на все ведь руки
    Ты ловок, — страшно я бешусь!
    Невыносимы эти муки,
    А говорить о них стыжусь.
    Мне стариков бы первым делом
    Убрать: мне нужно место их;
    Мне портит власть над миром целым
    Одна та кучка лип чужих!
    Из их ветвей для кругозора
    Себе я вышку бы воздвиг,
    Чтоб весь свой труд легко и скоро
    Мог обозреть я, чтобы вмиг
    Мог все обнять, что так прекрасно
    Дух человека сотворил,
    И править всем умно и властно,
    Чем я народы одарил.
    О, как мучительно, как гадко
    В богатстве чувство недостатка!
    Мне запах лип давно не мил.
    Звон этот колокола ровный
    Напоминает мрак церковный,
    Пугает ужасом могил!
    Иль здесь, у дюн, сразит крушенье
    Всесильной воли все решенья?
    Когда ж я с этим развяжусь?
    Раздастся звон — и я бешусь.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Еще бы: эта мерзость, право,
    Способна жизни быть отравой!
    Противен звон — скажу и сам —
    Благовоспитанным ушам:
    Висит проклятый звук «бим-бом»,
    Как туча в небе голубом,
    Во все мешаясь без причины,
    И от купели до кончины
    Как будто важен только звон,
    А жизнь сама — ненужный сон.

    Ф а у с т

    Упорством глупым и строптивым
    Испорчен плод моих побед;
    Измучен я, терпенья нет;
    Я устаю быть справедливым!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Чего ж стесняться? Ты давно
    Решил создать там поселенья.

    Ф а у с т

    Идите ж, чтоб без промедленья
    Убрать отсюда их в именье,
    Что мною им отведено.

    М е ф и с т о ф е л ь

    И не успеют оглянуться —
    На новоселье уж очнутся;
    Насилья след пройдет, и впрок
    Пойдет им чудный уголок.

    (Дает резкий свисток.)

    Трое сильных возвращаются.

    Исполним, что велит он нам, —
    И завтра праздник морякам.

    Т р о е   с и л ь н ы х

    Нас старый барин принял грубо,
    Но нам повеселиться любо.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (к зрителям)

    Рассказ не нов: отдай скорей
    Свой виноградник, Навуфей!

    ГЛУБОКАЯ НОЧЬ

    Л и н и е й
    (башенный сторож, стоя на страже, поет)

            Страж зоркий, всегдашний,
            На вышке стою;
            Сроднившися с башней,
            Весь мир я люблю.
            Вся даль предо мною
            Открыта всегда —
            И звезды с луною,
            И лес, и стада.
            Весь мир с неизменной
            Я вижу красой,
            Доволен вселенной,
            Доволен собой,
            Что видел с отрадой
            Я в жизни своей,
            Все было усладой
            Счастливых очей.

    Пауза.

        Нет, не только наслажденье
        Вижу здесь я в вышине:
        Что за страшное виденье
        Там грозит из мрака мне?
        Между лип там засверкали
        Искры в сумраке двойном;
        Вот пожар ползет все дале,
        Раздуваем ветерком.
        То горит избушка, тлея
        В темной сырости своей;
        Помощь ей нужна скорее,
        Но уж нет спасенья ей!
        Ах, как добрым людям старым
        Страшен был огонь всегда!
        А теперь объят пожаром
        Дом их. Страшная беда!
        Вот уж красными огнями
        Стены мшистые горят...
        Старички бы только сами
        Не погибли! Что за ад!
        Языки огней, взбегая,
        Листья жгут, шипя, дымя;
        Ветки гнутся засыхая,
        Сучья падают шумя...
        Вот что вижу я, вздыхая:
        О, зачем так зорок я!
        Вот часовня обвалилась
        С тяжким бременем ветвей,
        И в вершинах заструилось
        Пламя тысячами змей,
        И торчат, светясь уныло
        Красным пурпуром, стволы.
        Что веками взор манило,
        Скрыла все завеса мглы...

    Долгая пауза. Снова пение.

    Ф а у с т
    (на балконе против дюн)

    Что там за плач вверху певучий?
    Жалеть уж поздно!.. В вышине
    Он стонет — и досадой жгучей
    Вновь сердце растерзало мне.
    Я поспешил... Но пусть золою
    И пеплом станут липы те, —
    Я скоро башню там построю,
    Чтоб вдаль смотреть на высоте;
    А стариков найду тогда я
    На новоселье — и простят
    Они обиду мне, встречая
    В довольстве дней своих закат.

    Мефистофель и Трое сильных (внизу)

    М е ф и с т о ф е л ь

    Бегом вернулись мы сюда:
    Прости, произошла беда!
    Стучались мы, ломились там,
    Но все не отворяли нам;
    Мы навалились, налегли
    И прочь гнилую дверь снесли;
    Просили мы, внушали страх —
    Никто не слушал просьбы той,
    И, как всегда в таких делах,
    Все речи были — звук пустой.
    Тогда, чтоб праздный спор не длить,
    Мы их решились удалить.
    Не много было тут возни:
    От страха умерли они,
    А гость, который был там скрыт
    И вздумал драться, был убит.
    Борьба окончилась сейчас,
    Но невзначай один из нас
    Рассыпал уголья — и вдруг
    Солома вспыхнула вокруг.
    И запылало все костром,
    На горе жертвам нашим трем.

    Ф а у с т

    К моим словам вы глухи были?
    Не мена это, а разбой!
    Проклятье вашей дикой силе!
    Его делите меж собой.

    Х о р

                    Он песню старую поет:
                    Сноси охотно силы гнет!
    Кто смел, кто тверд— будь сам в борьбе
    Защитой дому и себе.

    Уходят.

    Ф а у с т

    За тучей звездный рой сокрыт;
    Огонь уж гаснет... чуть горит;
    Пахнуло воздухом ночным:
    Ко мне несется легкий дым.
    Да, слишком скор был мой приказ
    И слишком скоро все сейчас
    Свершилось... Я тому виной!..
    Что там за тени предо мной?

    ПОЛНОЧЬ

    Появляются четыре седые женщины.

    П е р в а я

    Зовусь я Пороком.

    В т о р а я

                                    Зовусь я Грехом.

    Т р е т ь я

    Зовусь я Заботой.

    Ч е т в е р т а я

                                Зовусь я Нуждой.

    П о р о к,   Г р е х   и   Н у ж д а

    Здесь заперты двери, нельзя нам войти:
    К богатому, сестры, нам нету пути.

    П о р о к

    Там тенью я стану.

    Г р е х

                                    Исчезну там я.

    Н у ж д а

    Богач избалован — отвергнет меня.

    З а б о т а

    Из вас, мои сестры, никто не пройдет,
    Забота ж в замочную щель проскользнет.

    П о р о к

    Вы, сестры седые, идите за мной.

    Г р е х

    Везде я с тобою пойду стороной.

    Н у ж д а

    Везде за тобою Нужда по пятам.

    П о р о к,   Г р е х   и   Н у ж д а

    Проносятся тучи по тверди широкой —
    Смотрите, смотрите! Далеко-далеко
    Не брат ли — не Смерть ли виднеется там?

    Уходят.

    Ф а у с т
    (во дворце)

    Пришли четыре, только три ушли!
    О чем беседу здесь они вели?
    «Нужда» — вдали печально раздалось,
    И слово «смерть», как эхо, донеслось.
    Глуха их речь, волшебна их семья...
    Не вырвался еще на волю я!
    О, если бы мне магию прогнать,
    Забыть все заклинанья, чар не знать,
    Лицом к лицу с природой стать! Тогда
    Быть человеком стоило б труда!
    И я им был, пока, во тьме бродя,
    Себя и мир не проклял дерзко я!
    Теперь весь воздух чарами кишит,
    И этих чар никто не избежит.
    Пусть светел и разумен ясный день,
    Но в сети снов нас ловит ночи тень;
    Пусть весело с прогулки я иду, —
    Вдруг ворон каркнет. Что же? На беду.
    Так, суеверье царствует везде:
    То — к горю, это — к счастью, то — к беде;
    И вот стоишь один, страшась всего...
    Дверь скрипнула... Но нет здесь никого...

    (Взволнованно.)

    Здесь кто-то есть?

    З а б о т а

                                    Ответ естествен: есть.

    Ф а у с т

    Но кто же ты?

    З а б о т а

                              Я пред тобою, здесь.

    Ф а у с т

    Прочь! Удались!

    З а б о т а

                                    Я кстати здесь — зачем?

    Ф а у с т
    (сперва гневно, потом, успокоившись, про себя)

    Не заклинай! Сдержись! Останься нем!

    З а б о т а

    Пусть меня не слышит ухо —
    Громок зов мой в недрах духа;
    В разных образах встает
    Мой суровый, властный гнет;
    На морях, на суше — всюду
    Страшным спутником я буду;
    Хоть не ищут никогда,
    Но найдут меня всегда;
    И клянут меня —и вместе
    Ублажают словом лести...
    Ты никогда не знал заботы?

    Ф а у с т

                                                    Я
    Чрез мир промчался быстро, несдержимо,
    Все наслажденья на лету ловя.
    Чем недоволен был, пускал я мимо,
    Что ускользало, то я не держал.
    Желал достичь — и вечно достигал,
    И вновь желал. И так я пробежал
    Всю жизнь — сперва неукротимо, шумно;
    Теперь живу обдуманно, разумно.
    Достаточно познал я этот свет,
    А в мир другой для нас дороги нет.
    Слепец, кто гордо носится с мечтами,
    Кто ищет равных нам за облаками!
    Стань твердо здесь — и вкруг следи за всем:
    Для дельного и этот мир не нем.
    Что пользы в вечность воспарять мечтою!
    Что знаем мы, то можно взять рукою.
    И так мудрец весь век свой проведет.
    Грозитесь, духи! Он себе пойдет,
    Пойдет вперед, средь счастья и мученья,
    Не проводя в довольстве ни мгновенья!

    З а б о т а

            Раз кого я посетила,
            В мире все тому не мило;
            Тьмой душа его объята:
            Ни восхода, ни заката!
            Пусть его все чувства мощны —
            В сердце мрак царит полнощный;
            Пусть богатство он имеет —
            Им на деле не владеет;
            В счастье, в горе он страдает,
            В изобилье — голодает;
            Ждет ли радость, скорбь ли точит —
            Все охотно он отсрочит;
            Все в грядущем полагая,
            Он лишь ждет, не достигая.

    Ф а у с т

    Довольно! Не поймаешь ты меня!
    Напрасно вздор свой ты твердишь мне злобно.
    Прочь! Причитаний этих болтовня
    Умнейшего с ума свести способна.

    З а б о т а

            В путь идти ль? Стремиться ль смело?
            Нет решимости для дела!
            Он пошел, но на дороге
            Замедляет шаг в тревоге;
            Тщетно бьется он, как в сети,
            Видит все в превратном свете,
            Сам себя отягощая
            И другим лишь жить мешая.
            Так, ни жив ни мертв, тревожно,
            Задыхаясь безнадежно,
            Он терзается без меры,
            Без отчаянья и веры.
            Беспрестанным раздраженьем,
            Этой вялостью унылой,
            Этим тягостным круженьем
            И потребностью постылой,
            Полусном, душе усталой
            Отводящим отдых малый, —
            Вечно к месту он прикован
            И для ада уготован.

    Ф а у с т

    Злосчастные виденья! Для людей
    Изобрели вы тысячи терзаний,
    И даже ряд простых, обычных дней
    Вы превратили в лабиринт страданий.
    От демонов труднее нам всего
    Отделаться: крепка их цепь, конечно;
    Но, грозно-низкая Забота, твоего
    Могущества я не признаю вечно!

    З а б о т а

    Так испытай его теперь, в тот миг,
    Когда тебя с проклятьем я покину!
    Всю жизнь вы, люди, слепы: ты, старик,
    Ослепнув, встреть свою кончину!

    (Дует на него.)

    Ф а у с т
    (ослепленный)

        Вокруг меня весь мир покрылся тьмою,
        Но там, внутри, тем ярче свет горит;
        Спешу свершить задуманное мною:
        Одно владыки слово все творит!
        Вставайте, слуги! Все трудолюбиво
        Мой смелый план исполнить пусть спешат!
        Машин побольше, заступов, лопат!
        Что я наметил, пусть свершится живо!

        Порядок строгий, неустанный труд
        Себе награду славную найдут;
        Великое свершится — лишь бы смело
        Рук тысячью одна душа владела!

    БОЛЬШОЙ ДВОР ПЕРЕД ДВОРЦОМ

    Факелы.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (в качестве смотрителя, впереди)

        Сюда, сюда! Смелей, дружней,
        Дрожащие Лемуры,
        Из жил и связок и костей
        Сплетенные фигуры!

    Л е м у р ы
    (хором)

        Везде, всегда мы за тобой!
        Велишь ты, без сомненья,
        Расширить новою страной
        Господские владенья?
        С собой мы колья принесли,
        И цепь для меры с нами.
        Что делать нам? Зачем мы шли,
        О том забыли сами.

    М е ф и с т о ф е л ь

      Несложен будет труд на этот раз!
      Себя самих за меру вы примите:
      Пусть ляжет тот, кто всех длинней из вас,
      А остальные — дерн вокруг снимите
      И, как отцам все делают своим,
      В земле квадратик выройте под ним.
      В дом тесный из дворца! Такою
      Всегда кончают люди чепухою.

    Л е м у р ы
    (роя, поют с ужимками)

        Когда я юн и пылок был,
        Мне все казалось мило;
        Где пир был, дым столбом ходил,
        Туда меня манило.
        Но старость злобная меня
        Клюкой своей хватила —
        И вдруг о гроб споткнулся я:
        Откуда ты, могила?

    Ф а у с т
    (выходя из дворца ощупью, у дверного косяка)

      Как звон лопат ласкает ухо мне!
      Здесь вся толпа мой замысл исполняет:
      Она кладет предел морской волне,
      С самой собою землю примиряет,
      Грань строгую для моря создает.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (в сторону)

      Лишь нам на пользу все пойдет!
      Напрасны здесь и мол и дюна:
      Ты сам готовишь для Нептуна,
      Морского чорта, славный пир!
      Как ни трудись, плоды плохие!
      Ведь с нами заодно стихии;
      Уничтоженья ждет весь мир.

    Ф а у с т

      Смотритель!

    М е ф и с т о ф е л ь

                Здесь.

    Ф а у с т

                            Громаду за громадой
    Рабочих здесь нагромождай;
    Приманкой действуй, платой и наградой
    И поощряй и принуждай!
    И каждый день являйся с донесеньем,
    Насколько ров подвинут исполненьем.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (вполголоса)

    А мне доносят, что не ров,
    А гроб скорей тебе готов.

    Ф а у с т

    До гор болото, воздух заражая,
    Стоит, весь труд испортить угрожая;
    Прочь отвести гнилой воды застой —
    Вот высший и последний подвиг мой!
    Я целый край создам обширный, новый,
    И пусть мильоны здесь людей живут,
    Всю жизнь, в виду опасности суровой,
    Надеясь лишь на свой свободный труд.
    Среди холмов, на плодоносном поле
    Стадам и людям будет здесь приволье;
    Рай зацветет среди моих полян,
    А там, вдали, пусть яростно клокочет
    Морская хлябь, пускай плотину точит:
    Исправят мигом каждый в ней изъян.
    Я предан этой мысли! Жизни годы
    Прошли не даром; ясен предо мной
    Конечный вывод мудрости земной:
    Лишь тот достоин жизни и свободы,
    Кто каждый день за них идет на бой!
    Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной
    Дитя, и муж, и старец пусть ведет,
    Чтоб я увидел в блеске силы дивной
    Свободный край, свободный мой народ!
            Тогда сказал бы я: мгновенье!
            Прекрасно ты, продлись, постой!
            И не смело б веков теченье
            Следа, оставленного мной!
    В предчувствии минуты дивной той
    Я высший миг теперь вкушаю свой.

    Фауст падает. Лемуры подхватывают его и кладут на землю.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Нигде, ни в чем он счастьем не владел,
    Влюблялся лишь в свое воображенье;
    Последнее он удержать хотел,
    Бедняк, пустое, жалкое мгновенье!
    Но время — царь; пришел последний миг.
    Боровшийся так долго, пал старик.
    Часы стоят!

    Х о р

                            Стоят! Остановились!
    Упала стрелка их. Как мрак ночной,
    Они молчат.

    М е ф и с т о ф е л ь

                          Все кончено. Свершилось!

    Х о р

    Прошло!

    М е ф и с т о ф е л ь

                    Прошло? Вот глупый звук, пустой!
    Зачем прошло? Что, собственно, случилось?
    Прошло и не было — равны между собой!
    Что предстоит всему творенью?
    Все, все идет к уничтоженью!
    Прошло... что это значит? Все равно,
    Как если б вовсе не было оно —
    Вертелось лишь в глазах, как будто было!
    Нет, вечное Ничто одно мне мило!

    ПОЛОЖЕНИЕ ВО ГРОБ

    О д и н   и з   Л е м у р о в

            Кто строил тесный дом такой
            Могильною лопатой?

    Л е м у р ы
    (хором)

            Доволен будь, жилец немой,
            Квартирой небогатой!

    О д и н   и з   Л е м у р о в

            Так почему же зал стоит
            Без мебели, убого?

    Л е м у р ы
    (хором)

            Все было куплено в кредит,
            И кредиторов много.

    М е ф и с т о ф е л ь

    Простерто тело, дух бежать готов;
    Я покажу кровавую расписку...
    Но много средств есть ныне и ходов,
    У чорта душу чтоб отнять без риску!
    Путь старый труден; много там тревог;
    На новом — знать нас не хотят... Досада!
    На то, что я один исполнить мог,
    Теперь уже помощников мне надо.
    Да, плохо нам! Во всем мы стеснены:
    Обычай древний, право старины —
    Все рушилось, утрачена опора!
    С последним вздохом прежде вылетал
    На волю дух; я — цап-царап, хватал
    Его, как мышь, и не было тут спора.
    Теперь он ждет, не покидает он
    Противное жилище, труп постылый,
    Пока стихий враждующие силы
    Его с позором не погонят вон.
    И день и ночь гнетет меня тревога:
    Где, как, когда? Вопросов гадких много;
    И точно ли? Сомненье есть и в том!
    Смерть старая уж не разит, как гром.
    Глядишь на труп, но вид обманчив: снова
    Недвижное задвигаться готово.

    (Делает фантастические заклинательные жесты, означающие приказания.)

    Удвойте шаг! Спешите, господа!
    Рогов прямых, рогов кривых немало
    У нас! Вы, черти старого закала,
    Пасть адову несите мне сюда!
    У ада пастей, правда, много, много,
    И жрут они по рангам, по чинам;
    Но в будущем все это слишком строго
    Распределять не нужно будет нам.

    Слева раскрывается страшная адская пасть.

    Клыки торчат; со свода истекает,
    Ярясь бурливо, пламени поток,
    А сзади город огненный сверкает
    В пожаре вечном, страшен и высок.
    Огонь со дна бьет до зубов; у края,
    Подплыв, стремятся грешники уйти,
    Но вновь их зев глотает, посылая
    На страх и муки жаркого пути.
    В углах так много страшного таится;
    Каких страстей и ужасов там нет!
    Пугайте грешных: все-таки им мнится,
    Что эти страхи — только ложь и бред.

    (К толстым бесам с короткими прямыми рогами.)

    Вы, плуты, краснощекие пузаны,
    Взращенные на сере и огне,
    С недвижной шеей толстые чурбаны,
    Смотрите вниз: как фосфор, в глубине
    Не светится ль душа? Добудьте мне
    Ее одну, крылатую Психею!
    Все остальное — только червь дрянной!
    Своей печатью я ее запечатлею
    И в вихре огненном помчу ее с собой!
    Вам, толстяки, теперь одна забота:
    От низших сфер не отводите глаз;
    Как знать, быть может ей придет охота
    Себе приюта там искать как раз!
    В пупке ей любо жить: так наблюдайте
    И чрез него ей выскользнуть не дайте.

    (К худощавым бесам с длинными кривыми рогами.)

    А вы, гиганты, рослые шуты,
    Тамбур-мажоры, в воздух, вверх смотрите!
    Расправьте руки, когти навострите,
    Не дайте ей вспорхнуть до высоты.
    Ей в старом доме жутко; нет сомнений,
    Что к небесам взлететь желает гений.

    Сверху сияние, с правой стороны.

    Н е б е с н о е   в о и н с т в о

            Вестники рая,
            Неба сыны,
            Тихо слетая
            С горной страны,
            Прах оживляя,
            Грех искупляя,
            Радость дарим
            Всем мы твореньям
            Светлым пареньем,
            Следом своим.

    М е ф и с т о ф е л ь

        Противных звуков сверху бормотанье
        И ненавистный свет нисходит к нам.
        Мальчишек и девчонок причитанье
        По вкусу лишь святошам и ханжам!
        Вы знаете, как гибель замышляли
        Людскому роду мы в проклятый час:
        Все злейшее, что мы осуществляли,
        Ханжи, нашло сочувствие у вас!
        Предательски подкрались, простофили!
        Так обирали нас они не раз:
        Оружьем нашим нас же проводили
        Такие ж черти под покровом ряс!
        Здесь проиграть — навеки стыд: у гроба
        Держитесь крепко и смотрите в оба.

    Х о р   а н г е л о в
    (рассыпая розы.)

            Розы блестящие,
            Амбру струящие,
            В небе парящие,
            Животворящие,
            Ветки крылатые,
            Почки разжатые —
            Все расцветай!
            Вкруг изумрудной
            Зеленью чудной,
            Пурпуром красным,
            Вешним днем ясным
            В блеске достойном
            Встань над покойным,
            Радостный рай!

    М е ф и с т о ф е л ь
    (к бесам)

    Что жметесь? Разве так в аду у нас
    Ведут себя? Пусть сыплют розы кучей:
    На место все, и слушать мой приказ!
    Цветочками, как будто снежной тучей,
    Хотят они засыпать ад кипучий;
    Дохните лишь — засохнет все сейчас.
    Ну, дуйте ж, поддувалы! Будет, будет!
    Один ваш чад поблекнуть все принудит.
    Не так свирепо! Полно, будет с вас!
    Довольно! Эк, как пасти растянули!
    Вы чересчур усердно уж дохнули.
    Ни в чем нет меры у моих ребят!
    Цветы не только сохнут, но горят,
    Летят и жгут нас силой ядовитой!
    Сплотитесь, станьте крепкою защитой!
    Слабеют черти! Весь их гнев остыл!
    Проник в их сердце чуждый, нежный пыл!

    А н г е л ы

            Цветы вы небесные,
            Огни благовестные,
            Любовь всюду шлете вы,
            Блаженство даете вы,
            Как сердце велит!
            Слова правды чистой
            В лазури лучистой
            Из уст вечной рати
            И свет благодати
            Повсюду разлит!

    М е ф и с т о ф е л ь

    Проклятье, стыд! Болваны и канальи!
    Мои все черти вверх ногами стали,
    Летят мои уроды кувырком
    И в ад кромешный шлепаются задом.
    Купайтесь же в огне вы поделом, —
    Я здесь стою, расставшись с этим стадом.

    (Отбиваясь от летающих роз.)

    Прочь, отвяжись, блудящий огонек!
    Схвачу тебя, ты грязи лишь комок!
    Что вьешься вкруг? Ух, шею мне без меры
    Жжет что-то, будто жар огня и серы!

    Х о р   а н г е л о в

            Пламень священный!
            Кто им объят —
            Жизни блаженной
            С добрыми рад.
            К славе господней,
            К небу скорей:
            Воздух свободней,
            Духу вольней!

    Поднимается к небу, унося бессмертную часть Фауста.

    М е ф и с т о ф е л ь
    (оглядываясь)

    Что? как? куда умчались? Неужели
    Меня вы, дети, обманули? Ввысь,
    На небеса, с добычей улетели!
    Затем-то вы у ямы здесь толклись!
    Расстался я с сокровищем великим,
    Единственным, — его я отдал вмиг им!
    Высокий дух, бесценный мой залог —
    Как хитрецам вдруг уступить я мог?
    Кто склонит слух свой к жалобе законной,
    Отдаст мне право, купленное мной?
    Как ты, старик, ты, опытом прожженный,
    Ты проведен! Ты сам тому виной!
    ..........................................................


Впервые опубликовано: 1808.
В переводе Н.А. Холодковского — 1878.

Иоганн-Вольфганг Гёте (1749 — 1832) — немецкий писатель, мыслитель, философ и естествоиспытатель, государственный деятель.

Николай Александрович Холодковский (1858 — 1921) — русский зоолог, поэт-переводчик, член-корреспондент Петербургской Академии Наук.


На главную

Произведения И.-В. Гёте

Монастыри и храмы Северо-запада