На главную |
Произведения М. Горького |
СОДЕРЖАНИЕ
Действующие лица
Павел Федорович Протасов.
Лиза, его сестра.
Елена Николаевна, его жена.
Дмитрий Сергеевич Вагин.
Борис Николаевич Чепурной.
Мелания, его сестра.
Назар Авдеевич.
Миша, его сын.
Егор, слесарь.
Авдотья, его жена.
Яков Трошин.
Антоновна, нянька.
Фима, горничная.
Луша, горничная.
Роман.
Доктор.
Действие первое
Старый барский дом. Большая, полутемная комната; в ее левой стене окно и дверь, выходящие на террасу; в углу — лестница наверх, где живет Лиза; в глубине комнаты арка, за ней столовая; в правом углу — двери к Елене. Книжные шкафы, тяжелая, старинная мебель, на столах — дорогие издания, на стенах — портреты ученых натуралистов. На шкафе белеет чей-то бюст. У окна налево — большой круглый стол; перед ним сидит Протасов, перелистывает какую-то брошюру и смотрит, как на спиртовой лампочке греется колба с какой-то жидкостью. На террасе под окном возится Роман и глухо, уныло поет песню. Это пение беспокоит Протасова.
П р о т а с о в. Послушайте, дворник!
Р о м а н (в окне). Чего?
П р о т а с о в. Вы бы ушли... а?
Р о м а н. Куда?
П р о т а с о в. Вообще... вы мне несколько мешаете...
Р о м а н. А хозяин велел... почини, говорит...
А н т о н о в н а (входит из столовой). Ишь, пачкун... сюда пришел...
П р о т а с о в. Молчи, старуха...
А н т о н о в н а. Мало тебе места в своих-то комнатах...
П р о т а с о в. Ты, пожалуйста, туда не ходи... я там надымил...
А н т о н о в н а. А теперь здесь напустишь угару... Дай хоть дверь отворю...
П р о т а с о в (торопливо). Не надо, не надо! Ах ты... старуха!.. Ведь я тебя не прошу... Ты вот уговори дворника, чтоб он ушел... а то он мычит...
А н т о н о в н а (в окно). Ну, ты чего тут возишься? Уходи!
Р о м а н. А как же... хозяин велел...
А н т о н о в н а. Иди, иди! После уделаешь...
Р о м а н. Ну, ладно... (С грохотом уходит.)
А н т о н о в н а (ворчливо). Задохнешься ты когда-нибудь... Вон, говорят, холера идет. Генеральский сын тоже... а занимается неизвестно чем, только одни неприятные запахи пускаешь...
П р о т а с о в. Подожди, старуха... я тоже буду генералом...
А н т о н о в н а. По миру ходить будешь ты. Дом-то вот спалил на свою химию с физией.
П р о т а с о в. Физикой, старуха, а не физией... И, пожалуйста, оставь меня в покое...
А н т о н о в н а. Там этот пришел... Егорка...
П р о т а с о в. Позови его сюда...
А н т о н о в н а. Пашенька! Скажи ты ему, злодею, что же он делает? На-ка, вчера опять жену смертным боем бил.
П р о т а с о в. Хорошо... я скажу...
(По лестнице неслышно сходит Лиза, — останавливается перед шкафом, тихо открывает его.)
А н т о н о в н а. Да ты — пригрози... Я, мол, тебе дам!
П р о т а с о в. Уж я его напугаю! Не беспокойся, старуха, иди...
А н т о н о в н а. Надо — строго. А то ты со всеми людьми точно с господами разговариваешь...
П р о т а с о в. Ну, — будет, старуха! Елена — дома?
А н т о н о в н а. Нет еще. Как ушла после завтрака к Вагину, так и нет с той поры... Смотри — прозеваешь жену-то...
П р о т а с о в. Старуха, не говори глупостей! Я рассержусь.
Л и з а. Няня! Ты мешаешь Павлу заниматься...
П р о т а с о в. Ага... ты здесь? Ну, что?
Л и з а. Ничего...
А н т о н о в н а. Тебе, Лизонька, пора молоко пить.
Л и з а. Я знаю.
А н т о н о в н а. А про Елену Николаевну я все-таки скажу: я бы на ее месте нарочно роман составила с кем-нибудь... Никакого внимания женщине нет... Видно, кашку слопал, чашку о пол... И детей нет... какое же удовольствие женщине? Ну, она и...
П р о т а с о в. Старуха! Я начинаю сердиться... уходи! Экая... смола!
А н т о н о в н а. Ну-ну... лютый! Не забудь про Егорку-то... (Идет.) Молоко в столовой стоит, Лизонька... А капли — пила?
Л и з а. Да, да!
А н т о н о в н а. То-то... (Уходит в столовую.)
П р о т а с о в (оглянувшись). Удивительная старуха! Бессмертна, как глупость... и так же назойлива... Как здоровье, Лиза?
Л и з а. Хорошо.
П р о т а с о в. Это чудесно! (Напевает.) Это чудесно... это чудесно...
Л и з а. А нянька права, знаешь?
П р о т а с о в. Сомневаюсь. Старики редко бывают правы... Правда всегда с новорожденным. Лиза, посмотри, здесь у меня простые дрожжи.
Л и з а. Нянька — права, когда говорит, что ты мало обращаешь внимания на Елену...
П р о т а с о в (с огорчением, но мягко). Как вы мне мешаете, — ты и нянька! Разве Лена — немая? Ведь она сама могла бы сказать мне... если б я что-нибудь... как-нибудь не так, как нужно, и... вообще там... А она молчит! В чем же дело?
(Из столовой выходит Егор, немного выпивший.)
Ага — вот Егор! Здравствуйте, Егор!
Е г о р. Доброго здоровья.
П р о т а с о в. Видите ли, в чем дело, Егор: нужно устроить маленькую жаровню... с крышкой... такая конусообразная крышка, а в вершине ее круглое отверстие, выходящее трубой... понимаете?
Е г о р. Понимаю. Можно.
П р о т а с о в. У меня есть рисунок... где он? Идите сюда...
(Ведет Егора в столовую. В дверь с террасы стучит Чепурной, Лиза отворяет ему.)
Ч е п у р н о й. Эге, дома? Добрый день!
Л и з а. Здравствуйте...
Ч е п у р н о й (поводит носом). И коллега дома, как слышно по запаху...
Л и з а. Откуда вы?
Ч е п у р н о й. А с практики. Собачке жены управляющего казенной палатою горничная хвостик дверью отдавила, — так я тот собачий хвост лечил, и дали мне за это три карбованца, — вот они! Хотел купить вам конфет, да подумал: пожалуй, неловко угощать вас на собачьи деньги, и — не купил.
Л и з а. И хорошо сделали... садитесь...
Ч е п у р н о й. Однако же от этого варева запах — сомнительной приятности. Коллега, уже кипит!
П р о т а с о в (выбегая). Не надо, чтобы кипело! Ну, что это?! Что же вы не сказали, господа?
Ч е п у р н о й. Да я же сказал, что кипит оно...
П р о т а с о в (огорченно). Но — поймите: мне совсем не нуж- но, чтобы кипело!
(Егор выходит.)
Л и з а. Кто же это знал, Павел?..
П р о т а с о в (ворчит). Мм... черт!.. Теперь снова надо...
Е г о р. Павел Федорович, дайте рублевку...
П р о т а с о в. Рублевку? Ага... сейчас! (Ищет во всех карманах.) Лиза, у тебя нет?
Л и з а. Нет. У няни есть...
Ч е п у р н о й. И у меня тоже... вот три!
П р о т а с о в. Три? Дайте, пожалуйста... Вот, Егор, три, — все равно?
Е г о р. Хорошо... сосчитаемся... Спасибо! Прощайте...
Л и з а. Павел, няня просила тебя сказать ему... ты забыл?
П р о т а с о в. Что — сказать? Ах... да! Гм... да! Егор, вы... присядьте, пожалуйста! Вот... Может быть, ты сама скажешь, Лиза?.. (Лиза отрицательно качает головой.) Видите ли, Егор... мне надо вам сказать... то есть это нянька просила... дело в том, что вы... будто бы бьете вашу жену? Вы извините, Егор...
Е г о р (встает со стула). Бью...
П р о т а с о в. Да? Но, знаете, это ведь нехорошо... уверяю вас!
Е г о р (угрюмо). Чего хорошего...
П р о т а с о в. Вы понимаете? Так зачем же вы деретесь? Это зверство, Егор... это надо оставить вам... Вы — человек, вы разумное существо, вы самое яркое, самое прекрасное явление на земле...
Е г о р (усмехаясь). Я?
П р о т а с о в. Ну да!
Е г о р. Барин! А вы бы спросили сначала, за что я ее бью?
П р о т а с о в. Но — поймите: бить нельзя! Человек человека не должен, не может бить... это же так ясно, Егор!
Е г о р (с усмешкой). А меня били... и очень даже много... Если же про жену сказать... может, она не человек, а — черт...
П р о т а с о в. Какой вздор! Что такое черт?
Е г о р (решительно). Прощайте! А бить я ее буду... покуда она передо мной не станет как трава перед ветром, буду я ее бить! (Идет в столовую.)
П р о т а с о в. Послушайте, Егор! Вы же сами сказали... ушел! И, кажется, обиделся... Как глупо вышло... Эта нянька всегда... что-нибудь устроит... нелепое! (С досадой уходит за портьеру.)
Ч е п у р н о й. Очень убедительно говорил коллега!
Л и з а. Милый Павел... он всегда смешной!
Ч е п у р н о й. Я бы, знаете, того Егора за чуб да палкой!
Л и з а. Борис Николаевич!
Ч е п у р н о й. А что? Ну, простите, коли грубо. Но он рассуждает правильно: его били, значит, он может бить! Я продолжаю: следует его еще бить...
Л и з а. Прошу вас... зачем вы так говорите, зачем?
Ч е п у р н о й. Да на этой же логике построены все карательные законы!
Л и з а. Вы знаете, как я не люблю, как боюсь всего грубого... и всегда вы, как будто нарочно, дразните меня! Подождите... Этот слесарь... он вызывает у меня чувство страха. Он такой... темный... и эти огромные обиженные глаза... Мне кажется, я их уже видела... тогда, там, в толпе...
Ч е п у р н о й. Э, да не вспоминайте! Ну его...
Л и з а. Разве можно забыть об этом?
Ч е п у р н о й. Что толку?
Л и з а. Там, где была пролита кровь, никогда не вырастут цветы...
Ч е п у р н о й. Да еще как растут!
Л и з а (встает и ходит). Там растет только ненависть... Когда я слышу что-нибудь грубое, резкое, когда я вижу красное, в моей душе воскресает тоскливый ужас, и тотчас же перед глазами встает эта озверевшая, черная толпа, окровавленные лица, лужи теплой красной крови на песке...
Ч е п у р н о й. Ну, снова вы договоритесь до припадка...
Л и з а. И у ног моих — юноша с разбитой головой... он ползет куда-то, по щеке и шее у него льется кровь, он поднимает голову к небу... я вижу его мутные глаза, открытый рот и зубы, окрашенные кровью... голова его падает лицом в песок... лицом...
Ч е п у р н о й (подходит к ней). Э, Боже мой! Ну, что мне делать с вами?
Л и з а. Неужели вас не ужасает это?
Ч е п у р н о й. А... пойдемте в сад!
Л и з а. Нет, скажите, скажите мне: понятен вам мой ужас?
Ч е п у р н о й. А как же? Я понимаю... чувствую!
Л и з а. Нет... это неправда! Если бы вы понимали, мне было бы легче... Я хочу сбросить с души моей долю тяжести, и — нет другой души, которая приняла бы ее... нет!
Ч е п у р н о й. Мамочка моя! А ну — бросьте это! И пойдемте в сад... вон какой запах здесь! Как будто резиновую галошу в постном масле жарили...
Л и з а. Да... запах... у меня кружится голова...
А н т о н о в н а (из столовой). Лизонька! Уж капли надо принять, а ты еще молоко не выпила!
Л и з а (идет в столовую). Сейчас...
Ч е п у р н о й. Как живете, Антоновна?
А н т о н о в н а (прибирает на столе). Ничего... не жалуюсь...
Ч е п у р н о й. Добре! Здоровеньки?
А н т о н о в н а. Слава Богу...
Ч е п у р н о й. Жаль. А то я бы полечил.
А н т о н о в н а. Вы уж собачек лучше... Я не собачка...
(Лиза входит.)
Ч е п у р н о й. А мне хорошего человека полечить хочется...
Л и з а. Идемте...
(Идут через дверь на террасу. Протасов с колбой в руках.)
П р о т а с о в. Нянька, давай мне кипятку!
А н т о н о в н а. Нет кипятку...
П р о т а с о в. Ну, пожалуйста, нянька!
А н т о н о в н а. Погоди, самовар вскипит... Сказал Егорке-то?
П р о т а с о в. Сказал, сказал...
А н т о н о в н а. Строго?
П р о т а с о в. Очень! Так он, знаешь, весь и затрясся со страха! Я, говорю, тебя, милый, к этому... как его?
А н т о н о в н а. Полицеймейстеру?
П р о т а с о в. Нет... ну, все равно! Да, к судье... к мировому судье...
А н т о н о в н а. Лучше бы полицеймейстером его пугнуть... Ну, что же он?
П р о т а с о в. А он... он, знаешь, сказал мне: дурак вы, барин!
А н т о н о в н а (негодуя). Да что ты?
П р о т а с о в. Да. Именно. Дурак, говорит, вы... не в свое дело нос суете...
А н т о н о в н а. Так и сказал? Неужто, Пашенька?
П р о т а с о в (смеясь). Нет, нет, старуха! Это не он, это я сам себе сказал... Он подумал, а я сказал...
А н т о н о в н а. Э, ну тебя... (Хочет уйти, обиженная.)
П р о т а с о в. Ты принеси мне кипятку сама... а то франтиха Фима всегда задевает за что-нибудь подолом или рукавами...
А н т о н о в н а. Она, Фима-то ваша, кажись, с хозяйским сыном шашни завела... вот что!
П р о т а с о в. А тебе завидно?
А н т о н о в н а. Тфу! Чай, ты ей — хозяин... ты должен ей сказать, что это нехорошо для девушки!
П р о т а с о в. Ну, старуха, оставь! Право, потвоему, я должен целый день и говорить всем, что хорошо и что нехорошо: Пойми, это не мое дело!
А н т о н о в н а. А зачем ты учился? Для чего?
(Мелания — в дверях с террасы.)
П р о т а с о в. Ну, иди же! Вот — Мелания Николаевна! Здравствуйте!
М е л а н и я. Здравствуйте, Павел Федорович!
А н т о н о в н а. Кто же это дверь не запер? (Запирает.)
М е л а н и я. Какое у вас довольное лицо!
П р о т а с о в. Я рад, что вы пришли... а то меня нянька загрызла. И потом мне сегодня удалась одна интересная работа...
М е л а н и я. Да? Как это радует меня! Мне так хочется, чтоб вы прославились...
А н т о н о в н а (ворчит, уходя). В городе уж все говорят... Прославился...
М е л а н и я. Я так верю, что вы будете чем-нибудь вроде Пастера...
П р о т а с о в. Мм... это — неважно... Но надо говорить — Пастер... Это у вас — моя книга? Прочитали? Не правда ли, — ведь это интереснее, чем роман, да?
М е л а н и я. О, да! Только вот эти знаки...
П р о т а с о в. Формулы?
М е л а н и я. Не понимаю я формулов!
П р о т а с о в. Это надо немножко заучить... Теперь я дам для вас физиологию растений... Но, прежде всего и внимательнее всего изучайте химию, химию! Это изумительная наука, знаете! Она еще мало развита, сравнительно с другими, но уже и теперь она представляется мне каким-то всевидящим оком. Ее зоркий, смелый взгляд проникает и в огненную массу солнца, и во тьму земной коры, в невидимые частицы вашего сердца (Мелания вздыхает), в тайны строения камня и в безмолвную жизнь дерева. Она смотрит всюду и, везде открывая гармонию, упорно ищет начало жизни... И она найдет его, она найдет! Изучив тайны строения материи, она сведает в стеклянной колбе живое вещество...
М е л а н и я (в восторге). Господи! Почему вы не читаете лекций?
П р о т а с о в (смущенно). Н-ну, зачем же это?
М е л а н и я. Вам необходимо читать! Вы так очаровательно говорите... когда я слушаю вас, мне хочется поцеловать вам руку...
П р о т а с о в (рассматривая руки). Не советую... у меня руки редко бывают чистые... знаете, возишься со всякой всячиной...
М е л а н и я (искренно). Как бы я хотела сделать что-нибудь для вас, если бы вы знали! Я так восхищаюсь вами... вы такой неземной, такой возвышенный... Скажите, что вам нужно? Требуйте всего, всего!
П р о т а с о в. А... ведь вы можете...
М е л а н и я. Что? Что я могу?
П р о т а с о в. У вас есть куры?
М е л а н и я. Куры? Какие куры?
П р о т а с о в. Домашние птицы... вы же знаете! Семейство куриных... петухи, куры...
М е л а н и я. Знаю... Есть... А — зачем вам?
П р о т а с о в. Голубушка! Если бы вы давали мне каждый день свежих яиц... самых свежих, только что снесенных, еще теплых яиц! Видите ли, мне очень много нужно белка, а няня — она скупая, она не понимает, что такое белок... она дает несвежие яйца... и всегда нужно много говорить... лицо у нее кислое...
М е л а н и я. Павел Федорович! Какой вы жестокий!
П р о т а с о в. Я? Почему?
М е л а н и я. Хорошо... я буду присылать вам каждое утро десяток...
П р о т а с о в. Чудесно! Это меня превосходно устраивает! И я очень, очень благодарю вас! Вы милая... право!
М е л а н и я. А вы ребенок... жестокий ребенок! И ничего вы не понимаете!
П р о т а с о в (удивлен). Действительно, я плохо понимаю, почему — жестокий?
М е л а н и я. Потом, когда-нибудь поймете. Елены Николаевны нет дома?
П р о т а с о в. Она у Вагина на сеансе...
М е л а н и я. Он вам нравится?
П р о т а с о в. Вагин? О, да! Ведь мы с ним давние товарищи... вместе учились в гимназии, потом — в университете... (Смотрит на часы.) Он тоже естественник, но со второго курса ушел в академию.
М е л а н и я. Он и Елене Николаевне, кажется, очень нравится...
П р о т а с о в. Да, очень. Он славный парень, несколько односторонен...
М е л а н и я. А вы не боитесь...
(Чепурной стучит в дверь с террасы.)
П р о т а с о в (открывая). Чего бояться? Это нянька закрыла...
М е л а н и я. Ах, ты здесь?
Ч е п у р н о й. А ты уже здесь? Где у вас вода? Елизавета Федоровна просит...
П р о т а с о в. Ей нехорошо?
Ч е п у р н о й. Нет, ничего... капли принять...
(Идет в столовую.)
П р о т а с о в. Мелания Николаевна, я на минутку оставлю вас... надо взглянуть...
М е л а н и я. Идите, идите! И возвращайтесь скорее...
П р о т а с о в. Да, да! Вы бы в сад пошли, а?
М е л а н и я. Хорошо...
П р о т а с о в. Там Лиза... Нянька! Что же — воду мне? (Уходит.)
Ч е п у р н о й (выходит). Ну что, Маланья? Как дела?
М е л а н и я (быстро и негромко). Ты не знаешь, что такое гидатопироморфизм?
Ч е п у р н о й. Чего?
М е л а н и я. Гидато-пиро-морфизм?
Ч е п у р н о й. Бес его знает! А может быть, водяной фейерверк...
М е л а н и я. Врешь?
Ч е п у р н о й. Да уж так оно. Пиро — значит пиротехника, а метаморфоза фокус. Что ж он, задачи тебе задает?
М е л а н и я. Не твое дело. Иди себе.
Ч е п у р н о й. А когда ты его у жены отобьешь, то мыльный завод построй: химику не надо будет жалованья платить... (Идет в сад.)
М е л а н и я. Какой ты грубый, Борис! (Встает, осматривается, входит Фима.)
Ф и м а. Елизавета Федоровна просят вас в сад...
М е л а н и я. Хорошо... (Антоновна несет кастрюлю горячей воды. Фима в столовой гремит посудой.) Что это вы несете, няня?
А н т о н о в н а. Кипяток Пашеньке...
М е л а н и я. Ах, это для опытов...
А н т о н о в н а. Да, всё для них... (Уходит.)
М е л а н и я (заглядывая в столовую). Фима!
Ф и м а (в дверях). Что?
М е л а н и я. Барыня каждый день ходит к художнику?
Ф и м а. В дождь или когда пасмурно не ходят. Тогда господин Вагин сами здесь бывают...
М е л а н и я (подходит ближе к ней). Ты, Фимка, умная?
Ф и м а. Неглупая-с...
М е л а н и я. Ну, ежели что заметишь за ними, мне скажи, поняла?
Ф и м а. Поняла...
М е л а н и я. И — молчи. На. В долгу не останусь.
Ф и м а. Благодарю покорно... Он ей руки целует...
М е л а н и я. Ну, это немного. Так смотри же!
Ф и м а. Хорошо-с... Я понимаю...
М е л а н и я. Иду в сад... Выйдет Павел Федорович, позови меня... (Уходит.)
Ф и м а. Слушаю...
(Антоновна идет.)
А н т о н о в н а. Что гремишь чашками-то, как железными? Перебьешь...
Ф и м а. Что я, не умею, что ли, с посудой обращаться?
А н т о н о в н а. Ну, ну, не козыряй! Про что тебя купчиха спрашивала?
Ф и м а (идя в столовую). Про Лизавету Федоровну, насчет здоровья...
А н т о н о в н а (за ней). Чай, сама бы пошла да поглядела, чем прислугу выспрашивать...
(Входит Назар Авдеев с террасы, снимает картуз, осматривает комнату, вздыхая, щупает пальцем обои. Кашляет.)
Ф и м а (в столовой). Она и пошла. А прислуга — тоже человек. И вы ведь прислуга...
А н т о н о в н а. Я знаю, кто я. А только природные господа с прислугой не разговаривают... они отдадут приказание — и всё... да! А теперь все норовят в баре, а повадки — как у твари... Кто это? (Выходит.)
Н а з а р. Это мы. Доброго здоровьица, нянюшка!
А н т о н о в н а. Вы что?
Н а з а р. Мне бы Павла Федоровича... Разговор к нему имею...
А н т о н о в н а. Ну... сейчас позову... (Идет.)
Ф и м а (выглядывает). Здрассте, Назар Авдеевич!
Н а з а р. Почет и уважение! Эх вы... махровая! Обманщица!
Ф и м а. Пожалуйста! Руками трогать не дозволяется...
Н а з а р. Так и не окажете внимания вдовцу? Вечерком чайку бы попить...
Ф и м а. Тсс...
(Выходит Протасов, — сзади Антоновна.)
П р о т а с о в. Вы — ко мне?
Н а з а р. Именно-с!
П р о т а с о в. Что такое?
Н а з а р. За квартирку бы...
П р о т а с о в (немного раздражен). Послушайте: когда я продал вам этот дом, я деньги ждал за вами целые два года... а вы... когда нужно платить?
Н а з а р. Вчера бы следовало...
П р о т а с о в. Ну, вот! Ведь это — неделикатно... Я занят, а вы приходите... и прочее...
Н а з а р. Да я, собственно, не за этим... Я про деньги между прочим... чтобы самому себе напомнить...
П р о т а с о в. Вы напоминайте вот няньке или жене... Деньги есть, но — черт их знает, где они! Где-то в ящике... Жена пришлет вам... вот нянька принесет... до свидания!
(Антоновна уходит в столовую.)
Н а з а р. Дозвольте задержать вас!
П р о т а с о в. Что такое? Зачем?
Н а з а р. Насчет вашей землицы и дачки...
П р о т а с о в. Ну?
Н а з а р. Вам бы продать ее...
П р о т а с о в. Какой же дурак ее купит? Она никуда не годится... песок, ели...
Н а з а р (вдохновенно). Это вы справедливо! Земля — совершенно негодная...
П р о т а с о в. Вот видите!
Н а з а р. И, кроме меня, никто ее не купит...
П р о т а с о в. А вам зачем?
Н а з а р. Под одно-с! Как я уже купил у соседа вашего... то и у вас бы надо...
П р о т а с о в. Ну, прекрасно, покупайте! Вы что же, всё богатеете, что ли?
Н а з а р. То есть, как сказать? Расширяюсь...
П р о т а с о в. Смешной вы! Ну, зачем вам песок?
Н а з а р. А видите-с... сын мой кончил коммерческое училище и вышел очень образованный человек. Насчет промышленности очень он сообразителен... вот и я возымел охоту к расширению русской промышленности... для чего думаю заводик поставить, чтобы пивные бутылки выдувать...
(Фима в дверях из столовой, слушает.)
П р о т а с о в (хохочет). Нет, вы чудак! А ссудную кассу закроете?
Н а з а р. Зачем же? Ссудная касса — это для души... это предприятие благотворительное... действующее на помощь ближнему...
П р о т а с о в (смеясь). Да? Ну, хорошо... покупайте мою землю... покупайте... до свидания! (Смеясь, уходит.)
Н а з а р. Позвольте-с! Мм... Ефимья Ивановна, что же это он ушел? Ведь для того, чтобы куплю-продажу совершить, двоих надо, а он ушел!
Ф и м а (пожимая плечами). Известно — блажной...
Н а з а р. Мм... неосновательно! Стало быть — до свидания! (Уходит.)
Р о м а н (сзади Фимы). Где печка дымит?
Ф и м а. Ох, чтоб тебе лопнуть! Что ты?
Р о м а н. Чего боишься? Печка, слышь, дымит?
М и ш а (вбегая из столовой). Да не здесь, буйвол! В кухне!
Р о м а н. Ну... а я думал — здесь... (Идет.)
М и ш а (быстро). Ну, Фимка, как же? Квартира и пятнадцать рублей в месяц — идет?
Ф и м а. Подите вы прочь, охальник! Что это — точно лошадь покупаете!
М и ш а. Ну, нечего там! Я человек деловой. Ты подумай, за кого ты можешь замуж выйти? За мастерового, а он тебя бить будет, вон как наш слесарь жену свою... А я тебя устрою скромно, но чистенько, сытно, и вообще — займусь твоим образованием...
Ф и м а. Ну вас тут... Я девушка честная... к тому же мне мясник Храпов сто рублей в месяц предлагает...
М и ш а. Старик ведь, дура! Ты сообрази...
Ф и м а. Я и не согласна с ним...
М и ш а. Ну, вот видишь, дурочка моя! Я же тебе...
Ф и м а. Давайте семьдесят пять...
М и ш а. Что-о? Семьдесят пять?
Ф и м а. И чтоб на все деньги, сколько следует за год, вексель мне...
М и ш а (изумлен). Однако-с вы...
Ф и м а. Да-с... (Красноречиво смотрят друг на друга. С террасы входит Егор, порядочно выпивший.) Тише... Ваш папаша ушли...
М и ш а. Ушел? Извините... (Уходит.)
Ф и м а. Ты куда это лезешь? Через кухню не мог? Хозяин дома через кухню ходит, а ты...
Е г о р. Молчи... Зови мне барина...
Ф и м а. Да еще и пьяный! Как же барин говорить с тобой будет?
Е г о р. Не твое дело! Зови! Я сам буду говорить... Иди!
Ф и м а (убегает в столовую). Няня! Нянька!
П р о т а с о в (выходит из-за портьеры). Что вы кричите, Фима? Ах, это вы, Егор... Что вам? Я занят... пожалуйста скорее.
Е г о р. Погодите... Я несколько выпил... трезвый я говорить не умею...
П р о т а с о в. Ну, хорошо... в чем дело?
(Антоновна из столовой, за нею Фима.)
Е г о р. Давеча ты при людях обидел меня... начал говорить насчет жены... ты кто такой, чтобы обижать?
П р о т а с о в. Вот видишь, старуха? Ага! Егор, я не хотел обижать вас...
Е г о р. Нет, погоди! Я с малых лет в обиде живу...
П р о т а с о в. Ну да, Егор... я понимаю...
Е г о р. Стой! Меня никто не любит и никто меня не понимает... И жена не любит... А я хочу, чтобы меня любили, дьявол вас...
П р о т а с о в. Не надо кричать...
А н т о н о в н а. Ах, пьяная рожа, а?
Е г о р. Человек я или нет? Почему меня все обижают?
А н т о н о в н а. Батюшки, да что же это? (Бежит в столовую. На дворе слышен ее крик.)
П р о т а с о в. Вы успокойтесь, Егор... Видите ли, это нянька сказала мне...
Е г о р. Няньку надо прочь... у тебя уж борода выросла... бородатому нянька — не указ. Ты слушай: я тебя уважаю... я ведь вижу: ты человек особенный... это я чувствую... Ну, тем обиднее мне, что ты при людях... э-эх ты! Хочешь, я на коленки встану перед тобой? Один на один — это мне не обидно... но чтобы при скотском докторе... А жену я вздую... изувечу!.. Я ее люблю, и она меня должна...
(Вбегают Чепурной, Мелания, Лиза, Антоновна, Фима.)
Л и з а. Что такое? Что это, Павел?
Ч е п у р н о й (удерживая Лизу). В чем дело? А нуте?
П р о т а с о в. Позвольте, господа...
М е л а н и я. Няня, пошлите за дворником!
А н т о н о в н а (уходит и кричит). Роман!
Е г о р. Ишь, налетело воронье... Шугни их хорошенько, Павел Федорович!
Ч е п у р н о й. Вы бы, добрый человек, шли себе до вашего дому, а?
Е г о р. Я — не добрый человек...
Ч е п у р н о й (хмурит брови). И все ж таки — идите!..
М е л а н и я. Надо полицию...
П р о т а с о в. Пожалуйста — ничего не надо! Вы, Егор, идите... а потом — я сам приду к вам.
(Антоновна и Роман являются в дверях столовой.)
Е г о р. О? Придешь?
П р о т а с о в. Приду...
Е г о р. Ну, ладно... смотри же! Не врешь?
П р о т а с о в. Честное слово!
Е г о р. Вот! Ну, прощай... А все эти люди — как пыль против тебя... прощай! (Уходит.)
Р о м а н. Меня, значит, не надо?
П р о т а с о в. Не надо, идите! Ф-фу... Ну, видишь, старуха? (Антоновна вздыхает.) Вот что ты натворила...
Л и з а. Я боюсь этого человека... боюсь!
М е л а н и я. Вы уж очень деликатны, Павел Федорович!
П р о т а с о в. Нет, ведь я действительно виноват пред ним...
Л и з а. Нужно взять другого слесаря, Павел.
Ч е п у р н о й. Мастеровые — они все пьяницы...
П р о т а с о в. Как это нервит и утомляет! Мне не везет сегодня... Вторгаются какие-то глупые мелочи... У меня там сложный опыт с циановой кислотой, а тут... Налей мне чаю, Лиза!
Л и з а. Я скажу, чтоб чай перенесли сюда... ты не любишь столовой... (Уходит.)
П р о т а с о в. Да... хорошо... Я вообще не люблю темных комнат, а светлых в этом доме нет...
М е л а н и я. Ах, я вас понимаю, Павел Федорович!
Ч е п у р н о й. Маланья! Как это слово?
М е л а н и я. Какое слово?
Ч е п у р н о й. А вот ты спрашивала меня...
М е л а н и я. Ничего я не спрашивала...
Ч е п у р н о й. Забыла? Вот так! Она, знаете, коллега, когда от вас мудреное слово услышит, то у меня спрашивает, что оно значит?
М е л а н и я (обиженно). Ты, Борис... ужасный человек! У меня плохая память на иностранные слова... над чем тут смеяться?
(Фима входит, ловко накрывает стол у окна и постепенно переносит чай.)
П р о т а с о в. Вы о чем у него спрашивали?
М е л а н и я (виновато). Я забыла, что такое гидатопироморфизм.
Ч е п у р н о й. А я ей сказал, что то водяной фейерверк...
П р о т а с о в (хохочет). Что-о?
(Лиза входит и хлопочет у стола.)
М е л а н и я. Как тебе не стыдно, Борис!
П р о т а с о в (с улыбкой). А странные у вас отношения... вы всегда как бы враждуете друг с другом... извините, может быть, я бестактно говорю?
М е л а н и я. Ах, полноте! Борис не любит меня... мы с ним — как чужие... Он воспитывался в Полтаве у тетки, я — в Ярославле у дяди... Ведь мы сироты...
Ч е п у р н о й. Казанские...
М е л а н и я. Встретились мы уже взрослыми... и не понравились друг другу... Борис ведь никого не любит... у него не удалась жизнь, и он на всех сердится за это... Он ко мне и не ходит даже...
Ч е п у р н о й. А знаете, коллега, когда ее муж старенький жив был, придешь к ней, так он просит меня, чтоб я полечил его...
М е л а н и я. Врешь ведь...
Ч е п у р н о й. Говорю ему — я не всех скотов лечить умею...
Л и з а. Борис Николаевич!
(Протасов смущенно смеется.)
Ч е п у р н о й. Пересолил?
Л и з а. Пейте чай...
Ч е п у р н о й. И ступайте домой. Понимаю...
М е л а н и я. Павел Федорович! А помните, вы хотели показать мне водоросль под микроскопом?
П р о т а с о в. То есть клетку водоросли... да, как же... гм... Это можно... даже сейчас — хотите?
М е л а н и я. Ах, пожалуйста! Я буду так рада...
П р о т а с о в. Пойдемте... Только у меня там запах... (Идет.)
М е л а н и я (идя за ним). Ничего, ничего!
Ч е п у р н о й. Комедия! Водорослей захотела корова!
Л и з а (огорченно). Борис Николаевич! Вы такой правдивый, простой и сильный... но...
Ч е п у р н о й. Бейте сразу!
Л и з а. Зачем вы напускаете на себя эту грубость, эту тяжелую, неприятную насмешливость? Зачем?
Ч е п у р н о й. Да я ничего не напускаю...
Л и з а. В жизни так много грубого и жесткого... так много ужасного... надо быть мягче, надо быть добрее...
Ч е п у р н о й. Зачем же лгать? Люди грубы и жестоки, это их природа...
Л и з а. Нет, неправда!
Ч е п у р н о й. А как же неправда? Вы и сами так думаете... и чувствуете так... Разве вы не говорите, что люди — звери, что они грубы, грязны и вы боитесь их? Я тоже знаю это и верю вам... А когда вы говорите — надо любить людей, я не верю. Это вы от страха говорите...
Л и з а. Вы не понимаете меня!..
Ч е п у р н о й. Может быть... Но я понимаю, что любить можно полезное или приятное: свинью, потому что она ветчину и сало дает, музыку, рака, картину... А человек — он же бесполезен и неприятен...
Л и з а. Боже мой! Зачем так говорить?
Ч е п у р н о й. Надо говорить правду, как ее чувствуешь... А добрым я пробовал быть. Взял как-то мальчишку с улицы, воспитать думал, а он скрал у меня часы и — удрал! А то девицу взял, тоже, знаете, с улицы... молодая еще девица была... думал — поживем, а там и повенчаемся... Так она напилась однажды пьяная и в физиономию мне...
Л и з а. Перестаньте! Как вы не понимаете, что об этом нельзя рассказывать?
Ч е п у р н о й. А чего ж? Мне бы именно все надо рассказать однажды, всю жизнь мою... может, оттого стал бы я чище душой...
Л и з а. Вам надо жениться...
Ч е п у р н о й. Эге! И я говорю — надо...
Л и з а. Найдите себе девушку...
Ч е п у р н о й (спокойно). Вы же знаете: девушку нашел я и второй год хожу около нее, как медведь около дупла с медом...
Л и з а. Вы — снова? Милый Борис Николаевич, не надо! Я сказала вам мое решительное слово... оно не изменится никогда, ни в одном звуке!
Ч е п у р н о й. А может быть? Я — хохол, а они упрямы... А может быть?..
Л и з а (почти со страхом). Нет!..
Ч е п у р н о й. Ну, поговоримте пока о другом...
Л и з а. Вы пугаете меня своим упрямством...
Ч е п у р н о й. А вы не бойтесь... Ничего не бойтесь...
(Пауза. Около террасы ворчит Роман. Лиза, вздрогнув, смотрит в окно.)
Л и з а. За что вы так нехорошо относитесь к вашей сестре?
Ч е п у р н о й (спокойно). Она — дура, да еще и подлая...
Л и з а. Боже мой!
Ч е п у р н о й. Не буду, не буду! Вот беда человеку не иметь на языке красных слов!.. Сестра, говорите? Что ж она? Двадцати лет вышла замуж за богатого старика, — зачем это? Потом едва не порешила себя от тоски и отвращения к нему: раз ее с отдушника сняли, — повесилась... а то еще нашатырный спирт пила... Вот — умер он, — она теперь и бесится.
Л и з а. Может быть, вы сами виноваты, зачем не поддержали ее?
Ч е п у р н о й. Может, виноват, а может, и поддерживал...
Л и з а. Но казнить ее за это...
Ч е п у р н о й. А я не только за это. Вы вот не понимаете, зачем она сюда ходит... а я понимаю...
Л и з а. Не развивайте мне ваших догадок! Вы лучше подумайте, кто дал вам право быть судьей ее?
Ч е п у р н о й. А вам кто дал право судить людей? И все люди пользуются этим правом без разрешения... Не судить, как не есть, невозможно для человека...
М е л а н и я (выходит, взволнованная, за ней Протасов). Павел Федорович... я понимаю, но — неужели это правда?
П р о т а с о в. Ну, да. Все — живет, всюду — жизнь. И всюду — тайны. Вращаться в мире чудесных, глубоких загадок бытия, тратить энергию своего мозга на разрешение их — вот истинно человеческая жизнь, вот где неисчерпаемый источник счастья и животворной радости! Только в области разума человек свободен, только тогда он — человек, когда разумен, и, если он разумен, он честен и добр! Добро создано разумом, без сознания — нет добра!
(Быстро выхватывает часы, смотрит.)
Но, вы извините... я должен идти... да, пожалуйста... черт возьми! (Уходит.)
М е л а н и я. Если б вы слышали, что он говорил там... как он говорил! Мне говорил, одной мне, Мелании Кирпичевой, да! Первый раз в жизни со мной так говорили... о таких чудесах... со мной! Борис — смеется... ну, что же, Борис? (Со слезами в голосе.) Я ведь не говорю, что поняла его мысли, разве я говорю это? Я — дура... Лизавета Федоровна, я смешная? Голубушка моя... вы подумайте: живешь, живешь, так как-то, точно спишь... вдруг — толкнет, откроешь глаза — утро, солнце — и ничего не видишь сразу-то, только свет! И так вздохнешь всей душой, такой радостью чистой вздохнешь... Точно заутреня на Пасху...
Ч е п у р н о й. Да чего ты?
Л и з а. Выпейте чаю... сядьте! Вы так взволнованы...
М е л а н и я. Тебе не понять, Борис! Нет, спасибо... не буду чаю... я уйду. Вы меня извините, Лизавета Федоровна... я вам нервы расстроила! Я пойду... до свидания! Вы скажите ему, — ушла, мол... благодарит, мол... Радость вы моя, какой он светлый... чудный какой! (Уходит в дверь на террасу.)
Ч е п у р н о й. Чего она? Не понимаю...
Л и з а. Я — понимаю. Когда-то и на меня Павел действовал вот так же... Говорит, и с моих глаз, с мозга точно пелена спадает... так ясно все, так стройно, загадочно и просто, ничтожно и огромно! А потом я узнала настоящую жизнь, полную грязи, зверства, бессмысленной жестокости... душу мою охватил страх и недоумение... и вот тогда я попала в больницу...
Ч е п у р н о й. Вам бы не вспоминать об этом... Что ж больница? Была, и нет ее...
Л и з а. Будет.
(На террасе — Елена и Вагин.)
Ч е п у р н о й. Кто-то идет... ага! Елена Николаевна... И художник... Пора уже мне уходить...
Е л е н а. А, Борис Николаевич! Павел у себя, Лиза? Налей мне, пожалуйста, чаю... (Идет к мужу.)
Ч е п у р н о й. Чего вы такой бледный и взъерошенный, Дмитрий Сергеевич?
В а г и н. Разве? Не знаю! Как ваши успехи в живописи, Лиза?
Л и з а. Я сегодня не писала...
В а г и н. Жаль. Краски успокаивают нервы...
Ч е п у р н о й. По вас того не видно...
В а г и н. Не все, конечно...
Л и з а (вздрогнув). И — не красная...
Ч е п у р н о й. До свидания... пойду! Пойду на речку раков ловить. А потом сварю их и буду есть, пить пиво... и курить. Да не провожайте, Елизавета Федоровна, я еще ворочусь... завтра же. (Елена выходит.) До свидания, Елена Николаевна!
Е л е н а. Уходите? До свидания...
(Чепурной и Лиза уходят.)
В а г и н. Он занят?
Е л е н а. Да... Скоро придет...
В а г и н. Все возится со своей нелепой идеей создать гомункула...
Е л е н а. Какой тон... стыдитесь!
В а г и н. Но если меня раздражает эта дрянная мыслишка педантов! И простить ему отношение к вам я не могу. Это чудовищно...
Е л е н а. Я готова раскаяться в том, что позволила себе быть откровенной с вами...
В а г и н. Вы должны быть свободным человеком, и того, кто вас не ценит, вы не должны щадить...
Е л е н а. Я так и сделаю... вы увидите!
В а г и н. Когда? Чего вы ждете?
Е л е н а. Мне нужно знать, какое место занимаю я в душе его...
В а г и н. Никакого!
Е л е н а (с тонкой улыбкой). Если это так, это хорошо. Тогда все решается просто: я не нужна ему, — я ухожу. А если нет? Если его любовь только утомлена, отодвинута в глубину его души силой идеи, охватившей его? Я уйду от него, и вдруг в его душе снова вспыхнет...
В а г и н. Вам этого хочется? да?
Е л е н а. Вы понимаете, какая драма ждет его? А я — ненавижу драмы.
В а г и н. За него ли боитесь вы?
Е л е н а. Я не хочу мешать ему жить...
В а г и н. Вы рассуждаете — значит, вы не хотите. Желая сильно, не рассуждают...
Е л е н а. Звери. Не рассуждают — животные. А человек должен поступать так, чтоб на земле было меньше зла...
В а г и н. Приносить себя в жертву долгу и прочее... На вас дурно влияет Лиза с ее кислой философией...
Е л е н а. Зло — противно. Страдание — отвратительно... Я считаю страдание позором для себя, и нечестно, некрасиво причинять страдание другим.
В а г и н. Как вы рассудочны!.. Но все же вашим языком говорит душа рабыни... Вы приносите себя в жертву — кому? Человеку, который разлагает жизнь на мельчайшие частицы в тупом стремлении найти ее начало! Нелепая идея! Он служит черной смерти... а не свободе, не красоте и радости. И ему не нужна ваша жертва...
Е л е н а. Спокойнее, мой друг! Я ничего не говорю о жертве... И у меня нет причин верить в силу ваших чувств...
В а г и н. Вы не верите в мою любовь?
Е л е н а. Скажем так, я не верю себе...
(Лиза входит.)
В а г и н. Как вы... холодны!
Е л е н а. Я говорю искренно...
Л и з а. Сегодня Павлу целый день мешали...
Е л е н а. Кто?
Л и з а. Все — няня, этот слесарь, домохозяин...
Е л е н а. Это раздражало Павла?
Л и з а. Я думаю...
Е л е н а. Досадно...
(Вагин выходит на террасу.)
Л и з а. Прости меня, но ты ужасно мало обращаешь внимания на него...
Е л е н а. Он никогда не говорил мне об этом...
Л и з а (встает). Может быть, потому, что с тобой неприятно говорить... (Идет к себе наверх.)
Е л е н а (мягко). Лиза! Ты снова... Лиза, ты не права... Послушай же...
(Лиза не отвечает. Елена смотрит вслед ей, пожимает плечами и, нахмурив брови, медленно идет к двери на террасу. Фима из столовой.)
Ф и м а. Барыня!
Е л е н а. А... что вам?
Ф и м а. Без вас приходила Мелания Николавна и говорит мне.
(Пауза.)
Е л е н а (задумчиво). Да... что же она говорит?
Ф и м а. Мне так неприлично стало...
Е л е н а. Если неприлично, не надо говорить...
Ф и м а. Она сказала: следи, говорит, за барыней, — за вами, то есть...
Е л е н а. Что такое? Вы всегда, Фима, выдумываете какие-нибудь глупости... идите, пожалуйста.
Ф и м а. Это не глупости, честное слово! Следи, говорит, за ней и господином Вагиным...
Е л е н а (негромко). Ступайте вон!
Ф и м а. Я же не виновата! И вот рубль дала...
Е л е н а. Вон!
(Фима быстро уходит. Протасов спешно выходит из-за портьеры.)
П р о т а с о в. Что ты кричишь, Лена, а? Ага! Война с Фимой... Это, знаешь, удивительная девица. У нее какие-то особенные юбки: они за все задевают, все опрокидывают, бьют... Я побуду с тобой минут... ровно десять! Налей мне чаю... А Дмитрий — не пришел?
Е л е н а. Он на террасе...
П р о т а с о в. И Лиза там?
Е л е н а. Лиза у себя...
П р о т а с о в. Ты как будто не в духе, а?
Е л е н а. Немного устала...
П р о т а с о в. Как подвигается твой портрет?
Е л е н а. Ты спрашиваешь об этом каждый день...
П р о т а с о в. Разве? А, вот Дмитрий... и сердитый! Отчего?
В а г и н. Так... Однажды я напишу ваш сад... вот в это время, на закате...
П р о т а с о в. И это тебя уже заранее сердит?
В а г и н. Ты сострил?
Е л е н а. Вам чаю?
П р о т а с о в (встает). Вы оба не в духе... Пойду в кухню... там у меня... Налей мне еще, Лена!..
В а г и н. Вот он однажды посадит вас в колбу, обольет какой-нибудь кислотой и будет наблюдать, как вам это понравится...
Е л е н а. Не говорите вздора... если вам не хочется...
В а г и н (просто, искренно). Я никогда не испытывал такого могучего чувства, как мое отношение к вам... оно меня мучает... но и возвышает меня...
Е л е н а. Да?
В а г и н. Мне хочется быть пред вами всех выше, лучше, ярче...
Е л е н а. Это хорошо... я очень рада за вас...
В а г и н. Елена Николаевна! Поверьте мне...
П р о т а с о в (в столовой, потом входит, держа в руках какой-то металлический сосуд). Старуха, отстань! И почему кухарка — плюс муж? Бери просто кухарку, как таковую... а меня оставь!
Е л е н а. Няня! Я вас просила...
П р о т а с о в. Вот, старая смола! Нефтяные остатки! (Уходит к себе.)
Е л е н а. Я просила вас не тревожить Павла...
А н т о н о в н а. Позвольте, матушка Елена Николаевна, спросить, кто же в этом доме хозяин? Павлуша — занят, Лиза — больной человек, вы — целые дни дома не бываете...
Е л е н а. Но Павла не должны касаться мелочи...
А н т о н о в н а. А уж за этим вы сами смотрите...
Е л е н а. Недоставало только, чтоб вы меня учили...
А н т о н о в н а. А что же? Если я вижу, что дом брошен и Павлуша без внимания...
Е л е н а (мягко). Я вас прошу, уйдите, няня!
А н т о н о в н а. Хорошо-с... Но и покойница генеральша из комнат меня не выгоняли... (Уходит, обиженная. Елена встает, нервно расхаживает по комнате. Вагин с усмешкой смотрит на нее.)
Е л е н а. Вас забавляет это?
В а г и н. Немножко глупости — всегда забавно! (Горячо.) Нужно уйти из этого дома! Вы созданы для красивой, свободной жизни...
Е л е н а (задумчиво). Возможна ли такая жизнь, когда вокруг нас всюду дикие люди? Это странно: чем крупнее человек, тем более около него пошлости... вот так ветер сметает всякий хлам к стене высокого здания... (Протасов идет, подавленный и бледный. В нем есть что-то детское, беспомощное и обаятельное в своей искренности. Говорит негромко и точно виноватый.) Ты что, Павел? Что с тобой?
П р о т а с о в. Она — раскислилась, — понимаешь? Да, раскислилась... А опыт был обставлен строго... я все принял во внимание... (Смотрит на жену и как бы не видит ее. Проходит к столу, садится, нервно шевелит пальцами. Вынимает из кармана записную книжку, быстро чертит карандашом и погружается в это. Вагин молча жмет руку Елены и уходит.)
Е л е н а (негромко). Павел... (Громче.) Милый Павел... ты очень огорчен? да?
П р о т а с о в (сквозь зубы). Подожди... Почему она раскислилась?
Занавес
Действие второе
Направо стена дома и широкая терраса с перилами. Несколько балясин из перил выпали. На террасе два стола: один большой, обеденный; другой, в углу, маленький, — на нем разбросаны кости и лото. Задний бок террасы затянут парусиной. Во всю длину двора, до забора в глубине его, стоит зеленая, старая решетка, за нею — сад. Вечер. Из-за угла террасы идут Чепурной и Назар Авдеевич.
Н а з а р. Так — ничего, пройдет?
Ч е п у р н о й. Ничего...
Н а з а р. Это — приятно. Оно, хотя лошаденка и немудрая, а все денег стоит... Шестьдесят рублей дано за нее семь лет тому назад, да сколько овса съела за это время... Но ежели она не поправится, вы скажите, тогда я ее продам...
Ч е п у р н о й. Что ж, вы думаете — у другого хозяина она здорова будет?
Н а з а р. А уж это не мое дело! Господин доктор?
Ч е п у р н о й. Чего?
Н а з а р. Есть у меня к вам одна деликатная просьбица, только не знаю, как ее выразить...
Ч е п у р н о й (закуривая). Выражайте короче...
Н а з а р. Это самое резонное. Просьбишка моя, изволите ли видеть...
Ч е п у р н о й. Еще короче...
Н а з а р. Касаемо господина Протасова...
Ч е п у р н о й. Эге... ну?
Н а з а р. Видите ли, сын мой, обучившись в коммерческом училище промышленности, говорит, что, дескать, ныне химия большую силу берет... И сам я вижу, — туалетные мыла, духи, помады и подобный товар идет ходко и большой барыш дает...
Ч е п у р н о й. А ну, еще короче...
(Миша выглядывает из-за угла. Чепурной замечает его.)
Н а з а р. Никак не могу, затея очень фигурная... Уксус, например, эссенции всякие... и многое другое... И вот — смотрю я на господина Протасова: без пользы они материал и время тратят... и от этого вскорости и проживутся они, надо думать... Так вот — поговорите вы с ними...
Ч е п у р н о й. Насчет уксуса поговорить?
Н а з а р. Вообще... Вы на то упирайте, что должны они скоро без средств остаться... И вот я предлагаю им дельце: я им заводик поставлю, а они полезный товар работать будут. Денег у них нет для компании, ну, я векселечки возьму...
Ч е п у р н о й (усмехаясь) А вы — добрый, э?
Н а з а р. Сердце у меня очень мягкое! Вижу вот, что человек без пользы обращается, и сейчас мне хочется в дело его употребить. К тому же и они господин, стоящий внимания! На рождение супруги своей фейерверк они заготовили — Боже мой! Высокое искусство было обнаружено ими... Так поговорите?.. а?
(Фима на террасе готовит чай.)
Ч е п у р н о й. Поговорю...
Н а з а р. Большую пользу принесете им, как я разумею... А пока — до свидания!
Ч е п у р н о й. До свидания! (Фиме.) А где господа?
Ф и м а. Барин — у себя, а барыня в саду... с господином Вагиным, и Елизавета Федоровна там...
Ч е п у р н о й. Ну, пойду и я в сад...
М и ш а (быстро выходит из-за угла). Извините... не имею удовольствия знать имени и отчества вашего...
Ч е п у р н о й. Ничего. Ведь и я вашего тоже не знаю...
М и ш а. Михаил Назаров Выгрузов — к вашим услугам!
Ч е п у р н о й. Какие же услуги? Мне от вас ничего не нужно...
М и ш а (покровительственно). Это — из вежливости говорится. Я был случайным свидетелем разговора вашего с отцом моим...
Ч е п у р н о й. Я видел этот случай... Скажите, чего ж вы так ногами дрыгаете?
М и ш а. Это — от нетерпения... от стремления... Характер у меня живой...
Ч е п у р н о й. Куда ж вы стремитесь?
М и ш а. То есть, как? Живость у меня... вообще...
Ч е п у р н о й. Ага! Понимаю... До свидания!
М и ш а. Позвольте! Я имею сказать вам...
Ч е п у р н о й. Чего сказать?..
М и ш а. По поводу предложения папаши. Видите ли, это моя идея... только папаша изложил вам ее не так ясно...
Ч е п у р н о й. Нет, ничего, я понял...
М и ш а. А может быть, вы сделаете мне честь пожаловать сегодня в девять часов на Троицкую, ресторан «Париж»?
Ч е п у р н о й. Нет, знаете, не сделаю я этой чести и вам.
М и ш а. Очень грустно...
Ч е п у р н о й (вздохнув с облегчением). И мне тоже... (Идет в сад.)
М и ш а (презрительно смотрит вслед ему). Невежа! Настоящий скотский доктор!
Ф и м а. Что? И говорить-то с вами не хотят!
М и ш а. А знаешь, Фимка, что я могу с тобой сделать?
Ф и м а. Ничего...
М и ш а. А вот заявлю, что кольцо, которое я тебе подарил, ты у меня украла... Помощник пристава мой знакомый...
Ф и м а. Не испугалась! Он за мной ухаживает, помощник-то!
М и ш а. Тем хуже для тебя... Нет, Фима, я шучу. Давай говорить серьезно: двадцать пять и квартира — идет?
Ф и м а. Подите вы! Я девушка честная...
М и ш а. Дура ты... вот что! Ну, слушай! — у меня товарищ есть, Зотиков, красавец и богач... хочешь познакомлю?
Ф и м а. Опоздали! Он уж два раза ко мне письма присылал... что?
М и ш а (поражен и — негодует). Врешь? Ах, подлец! Ну — люди! Вот жулье... тьфу! А ты, Фима, — молодец-то есть, женился бы на тебе, если б не надо было на богатой жениться...
Ф и м а (тихо). Господа идут...
(Из сада идут Лиза и Чепурной.)
Л и з а (Мише). Вам что угодно?
М и ш а. А вот — внушал вашей горничной, чтобы она химических жидкостей из окна в сад не выплескивала... от этого садовая растительность страдает, да к тому же и время опасное, холера идет, изволили слышать?
Ч е п у р н о й. До свидания, молодой человек!
М и ш а. Честь имею... (Быстро скрывается.)
Л и з а (идя на террасу). Удивительно нахальное лицо...
Ч е п у р н о й. Вот коллега живое вещество изобретает, а — куда оно? Вон оно какое вредное... Или я... тоже живое вещество, а какой смысл имею?
Л и з а. Как вы сегодня тяжело настроены!.. Давайте кончим партию... садитесь... Я продолжаю: 6, 23.
Ч е п у р н о й. 10, 29 у меня...
Л и з а. Я вас не понимаю... 8, 31... вы такой здоровый, сильный...
Ч е п у р н о й. 7, 36...
Л и з а. И ничем не интересуетесь, ничего не делаете... 5, 36... Теперь, когда жизнь принимает такой трагический тон... всюду растет ненависть и так мало любви...
Ч е п у р н о й. 36, 10, 41...
Л и з а. Как много вы могли бы внести в эту жизнь своей работы — доброй, умной работы... 8 у меня, 44...
Ч е п у р н о й. Мне уже сорок лет... и семь очков... 48...
Л и з а. Сорок лет? Пустяки!.. 10, 54...
Ч е п у р н о й. И вы очень испортили меня... 3, 51...
Л и з а. Я? Испортила?
Ч е п у р н о й. Да... Все вы, ваш брат, Елена Николаевна, вы...
Л и з а. 8... Я — кончила... Давайте сначала, только не будем считать вслух, это мешает разговору... Объясните мне, чем это мы испортили вас?
Ч е п у р н о й. А знаете, до встречи с вами я жил с большим любопытством...
Л и з а. С интересом?
Ч е п у р н о й. Ну да, с любопытством... Мне все было любопытно знать. Книжку новую вижу — читаю, хочу знать: а что в ней нового, кроме обложки? Человека на улице бьют — остановлюсь и посмотрю, усердно ли бьют ею, и даже иногда спрошу, за что бьют? И ветеринарии я учился с большим любопытством...
А н т о н о в н а (в дверях.). Лизонька — капли принимала?
Л и з а. Да, да...
А н т о н о в н а. Самовар кипит, а за столом никого нет... О, Господи! (Идет в сад.)
Ч е п у р н о й. Вообще на все я смотрел с любопытством... и видел, что жизнь устроена — дрянно, люди — жадны и глупы, а я — умнее и лучше, чем они... Это было мне приятно знать, и душа моя была спокойна... хоть я и видел, что иному человеку труднее жить, чем той лошади, что я лечу, да и хуже, чем собаке... но этот случай объяснялся тем, что человек глупее собаки и лошади.
Л и з а. Зачем так говорить? Ведь вы не верите в это?
Ч е п у р н о й. Так я и жил, и было мне недурно... Но вот — попал к вам, вижу: один горит в своей науке, другой бредит киноварью с охрой, третья притворяется, что она веселая и разумная... а вы заглянули куда-то глубоко и трагедию в душе носите...
Л и з а. Чем же мы вас испортили? У меня — партия...
Ч е п у р н о й. Не умею это сказать... Сначала мне так понравилось у вас, что я даже водку перестал пить, ибо от ваших разговоров хмелен бывал... А потом — потерял я мое любопытство, и беспокойно стало мне...
А н т о н о в н а (идет из сада). Пили бы чай-то...
П р о т а с о в (из комнат). Готов самовар? Чудесно! Здравствуйте, ученый...
Ч е п у р н о й. Добрый день, коллега...
П р о т а с о в. А Лена в саду?
Л и з а. Да...
П р о т а с о в. Пойду звать ее... Вы проиграете...
Ч е п у р н о й. А проиграю...
П р о т а с о в. У тебя сегодня славный цвет лица, Лиза... и глаза — ясные... спокойные... Это — приятно видеть... (Идет в сад.)
Л и з а (с досадой). Зачем он всегда говорит со мной, как с больным ребенком?..
Ч е п у р н о й. Да он со всеми, кто протоплазмой не интересуется, как с ребятами говорит...
Л и з а. Со мной все так говорят... все стараются напомнить мне, что я больна...
Ч е п у р н о й. А вы сами прежде всего позабудьте об этом...
Л и з а. Продолжайте... Вы говорите, вам стало беспокойно, — отчего?
Ч е п у р н о й. И беспокойно и... неловко как-то... Как будто механизм души моей вдруг заржавел... Нелепо мне, Елизавета Федоровна, и коли вы не поможете...
Л и з а. Милый Борис Николаевич! Оставьте это... Я — калека, урод...
Ч е п у р н о й (спокойно). Погибну я тогда, как навозный жук...
Л и з а (вскочив). Да оставьте же! Ведь вы мучаете меня... неужели вы не понимаете этого?
Ч е п у р н о й (испуган). Ну, не надо! Простите... не буду! Молчу... успокойтесь!
Л и з а. Боже мой! Как мучительно жалко всех... как все бессильны... одиноки!
(Пауза.)
Ч е п у р н о й. Я, знаете, раньше хорошо спал. А теперь — лежу, вытаращив очи, и мечтаю, как влюбленный студент, да еще с первого курса... Хочется мне что-то сделать... эдакое, знаете, геройское... А что? Не могу догадаться... И все кажется мне: идет по реке лед, а на льдине поросенок сидит, такой маленький, рыжий порося, и верещит, верещит! И вот я бросаюсь к нему, проваливаюсь в воду... и — спасаю порося! А оно — никому не нужно! И — такая досада! — приходится мне одному того спасенного поросенка с хреном съесть...
Л и з а (смеется). Это — смешно...
Ч е п у р н о й. Даже до слез...
(Из сада идут Елена, Протасов, Вагин.)
Л и з а. Налить чаю?
Ч е п у р н о й. Давайте... что ж еще делать? А знаете, Елизавета Федоровна, — все ж таки идите за меня замуж; то-то мы с вами настонали бы на земле!
Л и з а (неприятно удивлена). Как вы... шутите... как это тяжело и странно!
Ч е п у р н о й (спокойно). Да вы подумайте, что ж еще делать — вам и мне?
Л и з а (со страхом). Молчите... молчите!
Е л е н а. Ну, да, это — красиво, но по смыслу — неглубоко, а по сюжету доступно немногим...
В а г и н. Искусство всегда было достоянием немногих... Это его гордость...
Е л е н а. Это — его драма...
В а г и н. Таково мнение большинства, и уже по одному этому — я против...
Е л е н а. Не рисуйтесь! Искусство должно облагораживать людей...
В а г и н. Оно не имеет целей...
П р о т а с о в. Мой друг, в мире нет ничего бесцельного...
Ч е п у р н о й. Коли не считать самый мир...
Л и з а. Боже мой! Я тысячу раз слышала все это...
Е л е н а. Дмитрий Сергеевич! Жизнь — трудна, человек часто устает жить... Жизнь груба, да? На чем отдохнуть душе? Красивое — редко, но когда оно истинно красиво, оно согревает мне душу, как солнце, вдруг осиявшее пасмурный день... Нужно, чтобы все люди понимали и любили красоту, тогда они построят на ней мораль... они будут ценить свои поступки как красивые и безобразные... и тогда-то жизнь будет прекрасна!
П р о т а с о в. Это — чудесно, Лена! Это — может быть...
В а г и н. Какое мне дело до людей! Я хочу громко спеть свою песню один и для себя...
Е л е н а. Полноте! Зачем — слова? Нужно, чтоб в искусстве отражалось вечное стремление человека в даль, к высоте... Когда это стремление есть в художнике и когда он верует в солнечную силу красоты, его картина, книга, его соната — будут мне понятны... дороги... он вызовет в душе моей созвучный аккорд... и, если я устала, — я отдохну и снова захочу работы, счастья, жизни!
П р о т а с о в. Славно, Лена!
Е л е н а. Вы знаете, порой мне грезится такое полотно: среди безграничного моря — идет корабль; его жадно обнимают зеленые, гневные волны; а на носу его и у бортов стоят какие-то крепкие, мощные люди... Просто — стоят люди, — всё такие открытые, бодрые лица, — и, гордо улыбаясь, смотрят далеко вперед, готовые спокойно погибнуть по пути к своей цели... Вот и вся картина!
В а г и н. Это интересно... да...
П р о т а с о в. Подожди...
Е л е н а. Пусть эти люди идут под знойным солнцем по желтому песку пустыни....
Л и з а (невольно, негромко). Он — красный...
Е л е н а. Все равно! Нужно только, чтоб это были особенные люди, мужественные и гордые, непоколебимые в своих желаниях и — простые, как просто все великое... Такая картина может вызвать у меня чувство гордости за людей, за художника, который создал их... и она напомнит мне о тех великих людях, которые помогли нам уйти так далеко от животных и всё дальше уводят к человеку!
В а г и н. Да, это я понимаю... Это — интересно... красиво! (К террасе подходит Яков Трошин и, незамечаемый, стоит, открыв рот.) Я попробую это, черт возьми!
П р о т а с о в. Конечно, Дмитрий! Пиши! Лена, ты молодец! Это... что-то новое у тебя... а, Лена?
Е л е н а. Как ты можешь знать, новое это или старое?
Т р о ш и н. М-милостивые государи! (Все обращаются к нему.) Я долго ждал, когда вы кончите ваш интересный разговор... но принужден помешать вам... очень просто!
Ч е п у р н о й. Вам чего?
Т р о ш и н. Узнаю малоросса... очень просто! Потому — сам был в Малороссии и играю на флейте...
Ч е п у р н о й. Что ж вам нужно?
Т р о ш и н. Позвольте! Всё по порядку... Представляюсь — подпоручик Яков Трошин, бывший помощник начальника станции Лог... тот самый Яков Трошин, у которого поезд жену и ребенка раздавил... Ребенки у меня и еще есть, а жены — нет... да-а! С кем имею честь?
П р о т а с о в. Как интересно говорят пьяные...
Л и з а (укоризненно). Павел! Что ты...
Е л е н а. Вам что угодно?
Т р о ш и н (кланяясь). Сударыня — извините! (Показывает ногу в туфле.) Сан-сапогэ... ибо счастье — превратно... Сударыня! Скажите, где проживает слесарь Егор... Егор — а фамилию я позабыл... а может быть, у него и нет фамилии... и даже, может, он — в нощи видение мне было?
Е л е н а. Это — там... во флигеле, нижний этаж...
Т р о ш и н. Р-ремерси! Искал его целый день... утомлен и едва стою на ногах... За угол? Бон войяж! Он только вчера имел счастье познакомиться со мной... и вот я иду к нему... это надо оценить! За угол? Очень просто! До приятного свидания!..
П р о т а с о в. Вот комик! Сан-сапогэ, а?
Л и з а. Тише, Павел...
Т р о ш и н (идет, пошатываясь, и бормочет). Ага! Вы думали — он ничтожество? Нет, это Яков Трошин... он знает, что такое приличия... очень просто! Яков Трошин! (Скрывается.)
П р о т а с о в. Какой забавный, а? Лена?
Л и з а. А какое место в твоей картине, Лена, будут занимать вот эти люди?
Е л е н а. Их там не будет, Лиза...
П р о т а с о в. Они, как водоросли и раковины, присосутся ко дну корабля...
В а г и н. И будут затруднять его движение...
Л и з а. Их участь — гибель, Елена? Без помощи, одни, эти люди должны погибнуть?
Е л е н а. Они уже погибли, Лиза...
В а г и н. Мы тоже — одни в темном хаосе жизни...
П р о т а с о в. Эти люди, мой друг, — мертвые клетки в организме...
Л и з а. Как вы все жестоки! Я не могу слушать вас... как вы слепы и жестоки... (Идет в сад Чепурной медленно поднимается и идет за ней.)
П р о т а с о в (негромко). Знаешь, Лена, при ней совсем невозможно ни о чем говорить... Она все сводит к одному, в свой больной, темный угол...
Е л е н а. Да... трудно с ней... Она живет страхом пред жизнью...
В а г и н. Елена Николаевна! На носу корабля будет стоять кто-то один... У него лицо человека, схоронившего на берегу, сзади себя, все свои надежды... но глаза его горят огнем великого упорства... и он едет, чтобы создать новые... одинокий среди одиноких...
П р о т а с о в. Не нужно бури, господа! Или — нет! — пусть будет буря, но впереди, на пути корабля, горит солнце! Ты назови свою картину «К солнцу!», источнику жизни!
В а г и н. Да, к источнику жизни!.. Там, вдали, среди туч, яркое, как солнце, лицо женщины...
П р о т а с о в. Ну, зачем — женщина? Но пускай среди этих людей на корабле будут Лавуазье, Дарвин... Однако я заговорился... мне нужно уйти... (Быстро идет в комнаты.)
В а г и н (искренно). С каждым днем вы, родная моя, все более властно и крепко привлекаете меня к себе... Я молиться готов на вас...
П р о т а с о в (из комнат). Дмитрий! На минуту...
Е л е н а. Не сотвори себе кумира, ни всякого подобия его...
В а г и н. Я напишу эту картину, вы увидите! И она будет петь своими красками величественный гимн свободе, красоте...
П р о т а с о в. Дмитрий!..
Е л е н а. Идите, мой друг!
(Вагин уходит. Елена задумчиво прохаживается по террасе. Из сада доносится голос Чепурного.)
Ч е п у р н о й (спокойно). Да это же не может быть иначе... Говорит человек, а поступки делает — все еще животное...
Л и з а (тоскливо). Но когда же, когда... (Их не слышно.)
М е л а н и я (идет по двору). Ах, Елена Николаевна! Вы дома?
Е л е н а (сухо). Вас это удивляет?
М е л а н и я. Нет, почему же? Здравствуйте...
Е л е н а. Извините меня, но раньше, чем подать вам руку:
М е л а н и я. Что-о?
Е л е н а. Я должна спросить вас... будемте говорить правдиво и просто! Вы предлагали нашей горничной...
М е л а н и я (быстро). Ах... какая мерзавка! Продала...
Е л е н а (не вдруг). Значит — правда? Мелания Николаевна... Вы понимаете, как это... как нужно назвать ваш поступок?
М е л а н и я (искренно, горячо). Да... да, понимаю! Просто — так уж просто! Все равно... слушайте!.. Вы женщина, вы — любите, может быть, вы поймете...
Е л е н а. Тише... в саду ваш брат!
М е л а н и я. Что мне? Вот... слушайте: я люблю Павла Федоровича... вот! Я его так люблю... готова в кухарки, в горничные к нему идти... Вы — тоже, я вижу! — вы ведь художника любите... вам Павел Федорович не нужен... Хотите, — на колени встану? Отдайте мне его! Ноги буду целовать ваши...
Е л е н а (поражена). Что вы говорите? Что вы?
М е л а н и я. Все равно! У меня — деньги... я ему выстрою лабораторию... дворец выстрою! Буду ему служить, чтобы ветер не касался его... буду сидеть у дверей дни и ночи... вот! Зачем он вам? А я его — как угодника божия, люблю...
Е л е н а. Успокойтесь... подождите! Я, должно быть, неверно понимаю вас...
М е л а н и я. Барыня! Вы — умная, вы — благородная, чистая... А у меня жизнь была тяжелая, противная... и людей я видела только гнусных... а — он! Он-то! Дитя такое... такой — возвышенный! Да ведь я около него — царицей буду... ему — служанка, а для всех — царица! И душа моя... душа моя вздохнет! Чистого человека хочу я! Понимаете меня?.. Вот!
Е л е н а (взволнованно). Мне трудно вас понять... нам нужно много говорить... Боже мой... какая вы несчастная, должно быть.
М е л а н и я. Да! О, да! вы можете понять, должны понять! Я оттого вот так и говорю вам — сразу все, я знаю, вы поймете. И не обманете меня: может, я тоже человеком буду, коли не обманете!
Е л е н а. Мне незачем обманывать вас... Я чувствую больное сердце ваше... Пойдемте ко мне... пойдемте!
М е л а н и я. Как вы говорите... неужели и вы тоже хороший человек?
Е л е н а (берет ее за руку). Поверьте мне... поверьте, что если люди будут искренни, они поймут друг друга!
М е л а н и я (идет за ней). Верю я вам или нет, не знаю. Слова ваши понятны, а чувства — не могу я понять... Хорошая вы или нет? Вот... Боюсь я верить в хорошее... не видела я его... и сама — дурной, темный человек... морем слез омыла я душу мою... Но все еще — темная...
(Уходят. Роман выглядывает из-за угла с топором в руке. Из сада идут Лиза и Чепурной. Антоновна — из комнат.)
А н т о н о в н а. Ишь... разбежались все... мечутся, как полоумные... Лизонька, ты чего все бродишь? Тебе сидеть надо...
Л и з а. Отстань, няня...
А н т о н о в н а. Нечего сердиться... Какие у тебя силы? (Идет в комнаты, ворчит.)
Ч е п у р н о й. Старуха-хлопотуха... любит она вас...
Л и з а. Это так... просто привычка ухаживать... Она больше тридцати лет живет у нас... Ужасно тупая и упрямая... Странно... С той поры, как я помню себя, у нас в доме всегда звучала музыка и сверкали лучшие мысли мира... а вот она не стала добрее или умнее от этого...
(Протасов и Вагин выходят из комнат.)
П р о т а с о в (Вагину). Понимаешь, когда волокно химически обработанного дерева можно будет прясть — тогда мы с тобой будем носить дубовые жилеты, березовые сюртуки...
В а г и н. Брось ты свои деревянные фантазии... Скучно!
П р о т а с о в. Эх ты... ты сам скучный!..
Ч е п у р н о й. Это зонтик сестры моей... Коллега!.. Вчера Маланья спросила меня, в каком сродстве стоят гипотеза с молекулой? Так я ей сказал, что молекула гипотезе приходится внучкой.
П р о т а с о в (смеясь). Ну, зачем вы? Она так наивно... и горячо интересуется всем...
Ч е п у р н о й. Наивно? Мм... А монера с монадой — подкидыши в науке... неверно? Перепутал я генеалогию, значит!
Л и з а. Вот видите: даже на ваших отношениях к сестре видно, как пренебрежительно и злобно относятся люди друг к другу...
Ч е п у р н о й. Э, какая там злоба!
Л и з а (нервно). Нет, я говорю вам — на земле все больше скопляется ненависти, на земле растет жестокость...
П р о т а с о в. Лиза! Ты снова распускаешь черные крылья?..
Л и з а. Молчи, Павел! Ты ничего не видишь, ты смотришь в микроскоп...
Ч е п у р н о й. А вы — в телескоп? Не надо бы, знаете... лучше своими очами...
Л и з а (тревожно, болезненно). Вы все — слепые! Откройте глаза; то, чем живете вы, ваши мысли, ваши чувства, они — как цветы в лесу, полном сумрака и гниения... полном ужаса... Вас мало, вы незаметны на земле...
В а г и н (сухо). Кого ж вы на ней видите?
Л и з а. На земле заметны миллионы, а не сотни... и среди миллионов растет ненависть. Вы, опьяненные красивыми словами и мыслями, не видите этого, а я — видела, как вырвалась на улицу ненависть и люди, дикие, озлобленные, с наслаждением истребляли друг друга... Однажды их злоба обрушится на вас...
П р о т а с о в. Все это оттого так страшно, Лиза, что вот, видимо, собирается гроза, стало душно, и твои нервы...
Л и з а (умоляя). Не говори мне о моей болезни!
П р о т а с о в. Ну, ты подумай, кому, за что ненавидеть меня? Или его?
Л и з а. Кому? Всем людям, от которых вы ушли так далеко...
В а г и н (раздраженно). Черт их побери! Не идти же назад ради них!
Л и з а. За что? За отчуждение от них, за невнимание к их тяжелой, нечеловеческой жизни! За то, что вы сыты и хорошо одеты... Ненависть слепа, но вы ярки, вас она увидит!
В а г и н. Вам идет роль Кассандры...
П р о т а с о в (возбуждаясь). Подожди, Дмитрий! Ты неправа! Мы делаем большое и важное дело: он обогащает жизнь красотой, я — исследую ее тайны... И люди, о которых ты говоришь, со временем поймут и оценят нашу работу...
В а г и н. Оценят или нет, мне все равно!
П р о т а с о в. Не надо смотреть на них так мрачно: они лучше, чем тебе кажется; они разумнее...
Л и з а. Ты ничего не знаешь, Павел...
П р о т а с о в. Нет, я знаю, я вижу! (В начале его речи на террасу выходят Елена и Мелания, обе взволнованные.) Я вижу, как растет и развивается жизнь, как она, уступая упорным исканиям мысли моей, раскрывает предо мною свои глубокие, свои чудесные тайны. Я вижу себя владыкой многого; я знаю, человек будет владыкой всего! Все, что растет, становится сложнее; люди всё повышают свои требования к жизни и к самим себе... Когда-то под лучом солнца вспыхнул к жизни ничтожный и бесформенный кусок белка, размножился, сложился в орла и льва и человека; наступит время, из нас, людей, из всех людей, возникнет к жизни величественный, стройный организм — человечество! Человечество, господа! Тогда у всех клеток его будет прошлое, полное великих завоеваний мысли, — наша работа! Настоящее — свободный, дружный труд для наслаждения трудом, и будущее — я его чувствую, я его вижу — оно прекрасно. Человечество растет и зреет. Вот жизнь, вот смысл ее!
Л и з а (тоскливо). Я бы хотела веровать так, о, я бы хотела! (Выхватывает из кармана книжку и быстро пишет что-то в ней. Мелания смотрит на Павла почти молитвeннo, это выходит немного смешно. Лицо Елены, сначала суровое, проясняется грустной улыбкой. Вагин слушает оживленно. Чепурной низко наклонился над столом, и лица его не видно.)
В а г и н. Люблю видеть тебя поэтом.
П р о т а с о в. Страх смерти — вот что мешает людям быть смелыми, красивыми, свободными людьми! Он висит над ними черной тучей, покрывает землю тенями, из него рождаются призраки. Он заставляет их сбиваться в сторону с прямого пути к свободе, с широкой дороги опыта. Он побуждает их создавать поспешные уродливые догадки о смысле бытия, он пугает разум, и тогда мысль создает заблуждения! Но мы, мы, люди, дети солнца, светлого источника жизни, рожденные солнцем, мы победим темный страх смерти! Мы — дети солнца! Это оно горит в нашей крови, это оно рождает гордые, огненные мысли, освещая мрак наших недоумений, оно — океан энергии, красоты и опьяняющей душу радости!
Л и з а (вскакивая). Павел, это хорошо! Дети солнца... Ведь и я?.. Ведь и я? Скорее, Павел, да? И я тоже?
П р о т а с о в. Да, да! И ты... все люди! Ну, да, конечно!
Л и з а. Да? О, это хорошо... Я не могу сказать... как это хорошо! Дети солнца... да? Но — у меня расколота душа, разорвана душа... вот, послушайте! (Читает, сначала с закрытыми глазами.)
Орел поднимается в небо,
Сверкая могучим крылом...
И мне бы хотелось, и мне бы
Туда, в небеса, за орлом!
Хочу! Но бесплодны усилья!
Я — дочь этой грустной земли,
И долго души моей крылья
Влачились в грязи и пыли...
Люблю ваши дерзкие споры
И яркие ваши мечты,
Но — знаю я темные норы,
Живут в них слепые кроты;
Красивые мысли им чужды,
И солнцу душа их не рада,
Гнетут их тяжелые нужды,
Любви и вниманья им надо!
Они между мною и вами
Стоят молчаливой стеною...
Скажите — какими словами
Могу я увлечь их за мною?
(Все несколько секунд смотрят на нее молча. Вагину ее возбуждение не нравится.)
П р о т а с о в. Лиза! Как это ты?.. Разве ты пишешь стихи?
Е л е н а. Вы хорошо сказали, Лиза! Я понимаю вас...
В а г и н. Позвольте, господа! Елизавета Федоровна, я знаю другие стихи, они могли бы служить ответом вам...
Л и з а. Скажите!
В а г и н.
Как искры в туче дыма черной,
Средь этой жизни мы — одни.
Но мы в ней — будущего зерна!
Мы в ней — грядущего огни!
Мы дружно служим в светлом храме
Свободы, правды, красоты
Затем, чтоб гордыми орлами
Слепые выросли кроты...
П р о т а с о в. Браво, Дмитрий! Чудесно, брат!
М е л а н и я (в восторге). Господи! Как хорошо... Елена Николаевна, ведь я понимаю ее... понимаю! (Плачет.)
Е л е н а. Успокойтесь... не надо!
Л и з а (грустно). Вот вы ликуете... а мне — жалко, мне грустно видеть, что так много хороших мыслей, вспыхнув, исчезают, как искры в ночной тьме, не освещая людям дороги! Мне это грустно...
М е л а н и я (целует руку Протасова). Ясный вы мой... спасибо!
П р о т а с о в (смущен). Что вы? Зачем вы? У меня руки могут быть нечистыми...
М е л а н и я. Не могут...
Л и з а. Борис Николаевич, что с вами?
Ч е п у р н о й. А ничего... слушаю!
Л и з а. Ведь я хорошо сказала?
Ч е п у р н о й. С вами — правда...
Л и з а. Со мной, да?
М е л а н и я (Елене). Я уйду... родная вы моя!.. (Идет в комнаты, Елена за ней.)
Ч е п у р н о й. А с ним — красота...
В а г и н. А что лучше?
Ч е п у р н о й. Да... красота лучше... а правда — нужнее людям...
Л и з а. А вам? Вам что нужнее?
Ч е п у р н о й. Да... я не знаю... Пожалуй, взял бы и того и другого... только в меру...
Е л е н а (выходит). Павел, тебя зовет Мелания Николаевна...
П р о т а с о в. Лена, ну зачем она мне руку поцеловала? Как это глупо и неприятно!
Е л е н а (усмехаясь). Надо терпеть...
П р о т а с о в (уходя). Губы — жирные... Что ей надо?
(Идет в комнаты. За углом террасы истерический крик Авдотьи.)
А в д о т ь я. Врешь, подлец!
Л и з а (вздрогнув). Что такое? Кто это?
А в д о т ь я (выбегает). Не попал, дьявол, что?
Е г о р (в руках березовое полено). Стой, говорю!
Л и з а. Боже мой! Спрячьте ее!
А в д о т ь я (вбегая на террасу). Господа мои! Голубчики... убивает!
Е л е н а. Идите сюда... скорее!
А в д о т ь я (мужу). Что взял? (Уходит с Еленой в комнаты.)
Ч е п у р н о й. Э, снова этот пьяница... (Лизе.) Уйдите вы, а?
Л и з а. Ради Бога... ради Бога, остановите его!
Т р о ш и н (выходит из-за угла). Резвов — осторожно!
Ч е п у р н о й (Егору). Пошел прочь!
В а г и н. Гоните его!
(Из комнат выскакивает Протасов, за ним Мелания.)
П р о т а с о в. Егор! Вы снова...
Е г о р (Чепурному). Сам пошел к черту! Давайте мне жену!
П р о т а с о в. Вы с ума сошли...
Т р о ш и н. Жена принадлежит своему мужу, милостивый государь!.. Очень просто!
Е г о р. Вы ее не спрячете... я войду!
(Роман идет сонный. Становится сзади Егора.)
Р о м а н. Егор! Не бунтуй...
Ч е п у р н о й. Войди!
Л и з а. Борис Николаевич, у него полено...
Ч е п у р н о й. Ничего! Вы уйдите...
П р о т а с о в. Уйди, Лиза...
Е г о р. Давайте ее мне. Чего вы? Ваше это дело?
М е л а н и я. Дворник, зови полицию!
Р о м а н. Егор! Я позову полицию!..
Е г о р. Барин! Послушайте, ко мне гость пришел...
Т р о ш и н. Очень просто!
Е г о р. Образованный человек, с душой...
Т р о ш и н. Совершенно верно!
Е г о р. А она его мокрой тряпкой по роже!
Т р о ш и н. Факт! Но не по роже, Егор, а по лицу...
П р о т а с о в. Голубчик! Ну, будьте же человеком...
Е г о р. Давай ее сюда!
В а г и н. Черт! Какое лицо!
М е л а н и я. Дворник! Я тебе говорю — полицию! Держи его... хватай!
Р о м а н. Егор! Я иду, ну тебя...
Е г о р (идет на террасу). Ежели вы слов не понимаете...
Л и з а. Бегите... он идет! Он убьет!..
Ч е п у р н о й (идя навстречу Егору, сквозь зуба). А ну, бей...
П р о т а с о в. Лиза, уходи... (Насильно ведет ее в комнату. Мелания за ними.)
Е г о р. Уйди ты... (Готовит полено.)
Ч е п у р н о й (смотрит в глаза ему). А ну...
Е г о р. Ударю...
Ч е п у р н о й (Егору, тихо). Врешь, собака...
Е г о р. Не лайся...
Ч е п у р н о й. А ну, бей...
Е г о р. Бей ты! На! (Бросает полено на землю.)
Ч е п у р н о й. Прочь... Ну?
Т р о ш и н (безнадежно). Резвов, ретируйся!
Е г о р (отступая). Ишь ты... дьявол!
Ч е п у р н о й (презрительно). Э, собака...
Т р о ш и н (Вагину). Бон суар, мосье! Но семейный очаг должен быть ненарушим...
В а г и н. Уходите вы...
Ч е п у р н о й (сходит с террасы, идя на Егора). Ступай... ну? (Егору.) Кабы не было тут женщин, я бы вам обоим...
Т р о ш и н (уходя за Егором). Повинуюсь насилию... очень просто. (Скрывается за углом.)
Ч е п у р н о й (возвращается на террасу). Вот зверюга...
В а г и н. Однако и личико у вас было. Я залюбовался... такая экспрессия!..
П р о т а с о в (выходит). Прогнали?
Л и з а (быстро выходит, Чепурному). Он — не ударил? Он не тронул вас?
Ч е п у р н о й. Эге! Это не просто...
(Елена и Мелания идут.)
П р о т а с о в. Черт знает что такое... Не буду больше давать ему работу!.. Вот даже руки дрожат... смотри, Лена!
В а г и н. А он может убить...
Ч е п у р н о й (усмехаясь). А что, коллега, они, вот такие хамы... и они тоже дети солнца?
Л и з а (вдруг). Ты лгал, Павел! Ничего не будет... жизнь полна зверей! Зачем вы говорите о радостях будущего, зачем? Зачем вы обманываете сами себя и других? Вы оставили людей далеко сзади себя... вы одинокие, несчастные, маленькие... неужели вам не понятен ужас этой жизни?.. Ведь вы окружены врагами... повсюду звери!.. Нужно уничтожить жестокость... победить ненависть... Поймите же меня! Поймите! (С ней истерика.)
Занавес
Действие третье
Обстановка первого действия. Пасмурный день. В кресле у стены сидит Елена. Лиза возбужденно ходит по комнате.
Е л е н а. Ты — не волнуйся...
Л и з а. Я — больная, но мои мысли — здоровы!
Е л е н а. Разве тебе говорят — нет?
Л и з а. Я знаю, мои слова серы и пресны; вам скучно слушать их... вы не хотите чувствовать трагической правды жизни...
Е л е н а. Ты много преувеличиваешь...
Л и з а. Нет! Взгляни на ту пропасть, которая отделяет тебя от твоей кухарки...
Е л е н а. Разве она исчезнет оттого, что я встану на край ее и буду плакать, дрожа от страха?
Л и з а. А разве можно жить спокойно, когда люди не понимают твоей души? Я не могу так жить... я боюсь тех, кто меня не понимает! Вот чем я больна... Елена, нужны жертвы! Ты понимаешь, нужно жертвовать собой...
Е л е н а. Да... свободно, с радостью, в безумии восторга! Но насиловать себя — нет, Лиза! Это недостойно человека!
А н т о н о в н а (из столовой). Елена Николаевна...
Л и з а (с досадой). Что тебе, няня?
А н т о н о в н а. Ну-ну-ну! Не тебя... Там хозяин пришел...
Л и з а. Ах, ну пускай подождет... идите, няня! (Антоновна уходит.) Итак, я неправа?
Е л е н а. Я не сказала этого...
Л и з а. Ты понимаешь, как мы все одиноки?
Е л е н а. Нет... я этого не чувствую...
Л и з а. Просто ты не хочешь со мной говорить... Я всем надоела. Вы хотите жить, наслаждаясь и не замечая ничего грубого, страшного!
Е л е н а. Как можно чувствовать насильно?..
Л и з а. А ты... тебе — плохо жить! Но ты гордая и не хочешь сознаться в этом даже себе самой... Я ведь вижу твои отношения с Павлом...
Е л е н а. Оставим это...
Л и з а (с радостью). Ага! Видишь? Тебе больно, да?
Е л е н а. Нет... но — неприятно!
Л и з а. Тебе больно! Пусть! Это тебя оживит... Ты одинока, Елена!.. Ты несчастна...
Е л е н а. Лиза, твоя радость — нехорошая радость! Чего ты хочешь?
Л и з а. Чего я хочу? (Пауза. Со страхом.) Я не знаю... я этого не знаю! Я хотела бы жить и не умею... и не могу! Мне кажется, — я не имею права жить так, как я хочу... Я хотела бы родную душу иметь... родную душу! Мне надо отдохнуть от страха и — не с кем!
Е л е н а (берет ее за руку). Прости меня, но разве Чепурной...
Л и з а. Какое я имею право? Ведь я больна, да? Вы все говорите это... о, вы часто это говорите! Слишком часто... Пусти меня... я не могу об этом... уйди! Пусти меня! (Быстро уходит к себе. Елена, глубоко вздохнув, ходит по комнате, закинув руки за голову. Останавливается перед портретом мужа, смотрит на него, кусая губы. Руки у нее падают.)
Е л е н а (вполголоса). Прощай... (Антоновна идет.)
А н т о н о в н а. Можно теперь хозяину-то?
Е л е н а. Да... хорошо...
А н т о н о в н а (уходя). Идите, Назар Авдеич...
Н а з а р. Добренького здоровьица!
Е л е н а (кивая головой). Вам что угодно?
Н а з а р (ухмыляясь конфузливо). Видите ли, мне бы Павла Федоровича...
Е л е н а. Он занят...
Н а з а р. Мм... а с вами я уж не знаю как...
Е л е н а. Скажите; я передам ему...
Н а з а р. Предмет разговора неделикатный...
Е л е н а. Как угодно...
Н а з а р. Да уж все равно... Полиция приходила, изволите видеть, насчет запаху... насчет помойных ям и прочих мест...
Е л е н а (хмуря брови). При чем здесь муж?..
Н а з а р. Конечно, они не больше других... все грешны... Полиция, по случаю холеры, требует однако, чтобы запаху не было... она не вникает, что чему положено иметь запах, так уж оно его даст... и грозит штрафом даже до трехсот рублей.
Е л е н а (с отвращением). Что вам угодно?
Н а з а р. Я — совет хотел взять, не возможно ли попрыскать чем-нибудь химическим против запаха?
Е л е н а (возмущённо). Послушайте, как вы... (Сдерживаясь.) Впрочем... я ему передам... до свидания!
Н а з а р. Сейчас передадите?
Е л е н а (уходя). Нянька ответит вам...
Н а з а р (вслед ей). Чувствительно тронут... Ишь какая... гордионка! Подожди... я те хвост прижму! (Уходит. Из-за портьеры выходят Протасов и Елена.)
П р о т а с о в. И еще, Лена, пожалуйста, пошли, за Егором...
Е л е н а. Снова — Егор?
П р о т а с о в. Но — как же без него обойтись, Лена? Он такой ловкий, быстро схватывает все... ты посмотри: он мне жаровню сделал — артистически! Изящная вещь! Какой тусклый день сегодня! Сеанса — нет?
Е л е н а. Нет. Итак, когда же можно поговорить с тобой?
П р о т а с о в. Пожалуйста, до вечера, да... Вечером я — свободен! Тебе скучно? А где же Дмитрий?
Е л е н а. У него, должно быть, есть еще какие-то дела, кроме обязанности развлекать меня...
П р о т а с о в (не понял). Да... гм! Вероятно... А знаешь, последнее время я смотрю на тебя, и мне кажется — есть что-то новое в твоем лице... такое значительное...
Е л е н а. Да?
П р о т а с о в. Да, да! Ну, я — исчез, как дым...
(Уходит к себе.)
Ф и м а (входит). Сударыня! Пожалуйста, отпустите меня...
Е л е н а. Днем? Но кто же будет служить?
Ф и м а. Совсем отпустите... расчет.
Е л е н а. А, хорошо! Но прежде, прошу вас, позовите Егора...
Ф и м а (твердо). Я к Егору не пойду-с...
Е л е н а. Почему?
Ф и м а. Так... не пойду-с.
Е л е н а. Позовите няню...
Ф и м а. Няня гулять пошла на кладбище...
Е л е н а. Я отпущу вас, когда она придет... Пошлите мне дворника, можете?
Ф и м а. Могу-с. Так уж вы сегодня мне расчет. (Уходит.)
Е л е н а (вслед ей). Хорошо...
Ч е п у р н о й (в дверь с террасы.). А чего ж у вас двери не заперты? Добрый день!
Е л е н а (подавая руку). Я не знаю... сегодня прислуга какая-то рассеянная...
Ч е п у р н о й. Холеры боятся...
Е л е н а. Говорят, она развивается?
Ч е п у р н о й. А ничего... идет. Елизавета Федоровна дома?
Е л е н а. У себя...
Ч е п у р н о й. А как здоровенька?
Е л е н а. Ничего... не особенно, по обыкновению...
Ч е п у р н о й (озабоченно). Мм... Трагическая душа...
Е л е н а. Борис Николаевич... простите меня, я мешаюсь не в свое дело, но — это очень важно...
Ч е п у р н о й. Ага! Что именно?
Е л е н а. Она говорила мне, что вы сделали ей предложение...
Ч е п у р н о й (быстро). А как говорила?
Е л е н а. То есть, что — как?
Ч е п у р н о й. Ну, лицо какое? С гримасой говорила? С насмешкой, а?
Е л е н а (удивляясь). Что вы?! С радостью...
Ч е п у р н о й. Нет?.. Верно?
Е л е н а. Да, да! С такой тихой радостью... и так хорошо...
(В дверях с террасы — Роман.)
Ч е п у р н о й. Я — дурак! Знаете, я осёл!
Р о м а н. Это меня сюда звали?
Ч е п у р н о й. Да никто тебя не звал... это я себя ругаю, чудак!
Е л е н а. Я его звала... Позовите слесаря, Роман...
Р о м а н. Это — Егора?
Е л е н а. Да...
Р о м а н. Сейчас?
Е л е н а. Да, да!
Р о м а н. Ладно... (Уходит.)
Ч е п у р н о й (радостно). Дайте мне вашу руку, а я ее... вот, поцелую! Сделали вы мне подарок... Вот оно... Откуда не ждешь, оттуда и бьет; так и беда, так и радость...
Е л е н а. Позвольте... я не понимаю вас...
Ч е п у р н о й. А, Боже ж мой! Да как же! О том, что я ее замуж позвал, она вам с радостью говорила?
Е л е н а. Да... уверяю вас!
Ч е п у р н о й (победоносно). А все ж таки отказала мне!
Е л е н а (улыбаясь). Простите... выходит смешно...
Ч е п у р н о й. Да и смешно! Я, знаете, так и думал: не потому она за меня замуж не идет, что я ей противен, а потому, что она болезни своей боится...
Е л е н а. Да, вы правы...
Ч е п у р н о й. Теперь я знаю, что делать. Пойду к ней, как шар под гору... А! Какой случай?! Великая вещь случай, знаете!
Е л е н а. Но — снимите ваш галстух... она не любит красного...
Ч е п у р н о й (усмехаясь). А я нарочно надел, чтоб подразнить ее... Теперь уж все равно, красный или зеленый... все равно! Без галстуха не можно... (Идет.) Спасибо вам! (Егор в дверях столовой, растерянный, всклокоченный.) А! Знакомый... ну, давай руку! Помиримся! Вот так! Эх ты... Илья Муромец!..
Е л е н а (Егору). Сейчас, я скажу...
Е г о р (глухо). Барыня, погодите...
Е л е н а. Что такое?
Е г о р. Жена захворала...
Е л е н а. Что с ней?
Е г о р. Тошнит...
Е л е н а (тревожно). Давно?
Е г о р. С утра... Все вас зовет... Позови, говорит, барыню... а то издохну...
Е л е н а. Что же вы не позвали?.. Эх вы...
Е г о р. Стыдно было... Скандалил я тут...
Е л е н а. Глупости... Я иду к ней...
Е г о р. Погодите — я боюсь...
Е л е н а. Чего?
Е г о р. Может, холера...
Е л е н а. Вздор! Бояться нечего...
Е г о р (просит и как бы требует). Елена Николаевна, вылечите ее!
Е л е н а. Надо доктора... Вы поезжайте сейчас...
Е г о р. Не надо доктора... не верю я! Вы сами...
П р о т а с о в (выходит). Ага! Вы здесь, воин:
Е л е н а (быстро). Павел, подожди! У него жена заболела...
П р о т а с о в. Вот видите, колотили вы ее...
Е л е н а. Он думает, холера... Я иду туда, а ты...
П р о т а с о в (тревожно). Ты — туда? Нет, Лена, пожалуйста... Почему ты?
Е л е н а (удивлена). А почему — нет?
П р о т а с о в. Но, Лена, если холера...
Е г о р (глухо рычит). Значит, помирай? Просто! Али мы не люди?
Е л е н а. Перестаньте, Егор... Павел, как ты неловко...
П р о т а с о в. Что ты понимаешь, Лена? Ты не врач. И это не шутка... это опасно!
Е г о р (злобно). А которые издыхают, тем не опасно?
П р о т а с о в (Егору). Прошу не рычать на меня!
Е л е н а (укоризненно). Павел! Идемте, Егор.
П р о т а с о в. Я тоже иду... Это безрассудно, Лена...
(Все трое — Егор впереди — идут в столовую. Слышны их голоса.)
Е л е н а. Возвратись и позови по телефону карету.
П р о т а с о в. Нужен — доктор, а не ты! Что такое ты? (Возвращается, взволнован.) Что такое она, в данном случае? Нянька! Черт возьми! Меня не пустила... Фима! Или нянька! Вы умерли? Фима! (Вбегает Фима.) Я кричу, как зарезанный... а вы изволите любоваться своей наружностью...
Ф и м а (обиженно). Вовсе нет, я ножи чистила...
П р о т а с о в. Бросьте ножи! Идите к Егору...
Ф и м а (решительно). Я туда не пойду-с...
П р о т а с о в. Почему? Там барыня...
Ф и м а. Все равно-с!
П р о т а с о в. Но — почему?
Ф и м а. Там холера-с!
П р о т а с о в (передразнивая). Ага! Холера-с! А вот барыня — пошла-с!
(Звонок.)
Ф и м а. Звонок-с!
П р о т а с о в. Да-с! Отоприте-с! (Фима убегает. Протасов вслед ей.) С-с-с-с! Свистит, как змея... Да, телефон... черт! (Мелания входит.) А, это вы! Знаете новость: на дворе у нас холера, — забавно! И Елена пошла лечить, а? Нравится вам это?
М е л а н и я. Ай-яй-яй! И у вас — тоже. У соседа моего, полковника, повара вчера увезли... А Елена Николаевна — пошла туда!.. Зачем же это она!
П р о т а с о в. Неизвестно! Тайна сия велика есть...
М е л а н и я. Как же вы ее отпустили?
П р о т а с о в. Как? Не знаю... Да, телефон... (Убегает к себе.)
Ф и м а (из столовой). Здравствуйте, Мелания Николавна!
М е л а н и я (недоброжелательно). А... здравствуй, красавица...
Ф и м а. У меня к вам большая просьба есть...
М е л а н и я. Какая же это?
Ф и м а. Замуж я выхожу...
М е л а н и я. Так...
Ф и м а. За почтенного человека... очень почтенный!
М е л а н и я. Кто же это?
Ф и м а. Сосед ваш...
М е л а н и я (вскакивает, изумленная). Неужто — полковник?
Ф и м а (скромно). Нет, где же мне! Кочерин, Василий Васильевич...
М е л а н и я. Ах он, старый черт... тьфу! Да ведь ему скоро шестьдесят лет... В ревматизмах весь... И как ты, Ефимья, решаешься? А впрочем, деньжищи... Эх ты, девушка... жалко мне тебя! Брось-ка... ну его и с деньгами!
Ф и м а. Я уж решилась... И все слажено...
М е л а н и я. Да? Жаль. А от меня чего надо?
Ф и м а. Как я сирота, из воспитательного, не пойдете ли вы в посаженые матери ко мне?
М е л а н и я (показывает ей кукиш). Нате-ка, выкусите! Вы меня за сколько Елене Николаевне продали?
Ф и м а (растерялась). Я-с?
М е л а н и я. Да-с, вы-с! Что?
Ф и м а (оправилась). Очень жаль... Я думала, как вы сами себя старику продали...
М е л а н и я (подавлена). Как? Как — ты?..
Ф и м а. А то, может, уж и мне поможете в этом же...
М е л а н и я (глухо). Не смей!..
Ф и м а (спокойно и жестко). Вы сами должны понять, что так себя устроить все же лучше, чем на улицу выходить... Хоть один будет, а не сто...
М е л а н и я (в ужасе, тихо). Иди... иди вон... я тебе дам... я дам денег... иди! Иди прочь... дам!
Ф и м а. Благодарю вас! Когда дадите?
М е л а н и я. Уйди... нет со мной!
Ф и м а. Я сегодня вечером приду к вам... Не обманите...
М е л а н и я. Нет!.. Уйди, Христа ради!
(Фима, не торопясь, уходит. Мелания грузно валится в кресло и плачет и как-то рычит от боли.)
П р о т а с о в (из своей комнаты). Она не воротилась, нет? Что это вы? Что с вами?
М е л а н и я (встает на колени). Святой человек, спаси рабу!
П р о т а с о в (изумлен). Как вы сказали? Встаньте... Зачем вы?
М е л а н и я (обнимает его ноги). Утопаю в грязи... в подлости своей утопаю; подай руку! Кто лучше тебя на земле?
П р о т а с о в (испуган). Позвольте... так — я упаду! И — не целуйте брюки... что вы?
М е л а н и я. Сделала я поступок, изгадила себе душу, — очисти! Кто, кроме тебя, это может?
П р о т а с о в (стараясь понять). Вы — сядьте... то есть, встаньте! Теперь сядьте, да! Что вы хотите?..
М е л а н и я. Возьми меня к себе! Позволь около жить, только бы видеть тебя каждый день... слышать тебя... Я — богата, все возьми! Выстрой себе кабинет для науки твоей... башню выстрой! Взойди на высоту и живи... а я внизу, у двери, день и ночь буду стоять, и никого к тебе не пущу... Все мои дома, земли — всё продай... и всё возьми себе!
П р о т а с о в (улыбаясь). Позвольте... это однако идея! Черт побери! Какую можно устроить лабораторию!..
М е л а н и я (рада). Да, да! И возьми меня, чтобы я всегда видела тебя... Не говори со мной, не надо! Только посмотри на меня иногда... только улыбнись мне! Была бы у тебя собака... ведь ты улыбался бы ей... ласкал бы ее иногда?.. Так вот я буду... вместо собаки!
П р о т а с о в (озабочен). Подождите... зачем же так? Это странно... не нужно! Я, знаете, сильно поражен... разве я мог ожидать, что вас так увлечет?..
М е л а н и я (не слушая). Ведь я — глупая, я — тупая, как бревно! Книжки твои — не понимаю я... Ты думаешь, читала я их?
П р о т а с о в (теряется). Нет? Но — что же тогда?..
М е л а н и я. Милый! Целовала я книжки... Взгляну в нее, а там такие слова, никто, кроме тебя, и понять их не может... И целую...
П р о т а с о в (смущен). Вот отчего пятна на переплетах... Но — зачем же целовать книги? Это уж какой-то фетишизм...
М е л а н и я. Пойми, люблю тебя! Так хорошо около тебя, чисто, ясно! Божий человек, люблю тебя...
П р о т а с о в (негромко, пораженный). Позвольте... то есть, как это?
М е л а н и я. Как собака! Не могу я говорить, молчать могу... и много лет молчала, а у меня с души кожу сдирали...
П р о т а с о в (у него возникает надежда, что он ошибся). Вы... извините меня! Я не могу поймать вашу основную мысль... Может быть, вам... более удобно поговорить об этом с Леной?
М е л а н и я. Говорила я с ней... Прекрасная она... она знает, что ты не любишь ее...
П р о т а с о в (вскочив). Как — не люблю? Ишь вы...
М е л а н и я. Она — все знает, все чувствует... хорошая она! Но — зачем два огня вместе? Она — гордая...
П р о т а с о в (снова теряется). Знаете, все это... такая путаница! То есть, никогда я не чувствовал себя так нелепо...
М е л а н и я. А как буду я с тобой... как будешь ты моим...
П р о т а с о в (немного раздражен). Что-о? Как это — моим? (Смотрит на нее и негромко, почти со страхом.) Мелания Николаевна... нужно объясниться! Вы извините меня... я ставлю вопрос прямо... Вы, может быть, влюбились в меня?
М е л а н и я (тоже несколько секунд смотрит на него и — упавшим голосом). А про что же я говорю... родной мой! Про это я и говорю.
П р о т а с о в. Да?.. Извините... я думал... я думал, вы не так...
М е л а н и я (тихо). Так, что вот обезумела...
П р о т а с о в (нервно бегая по комнате). Я, конечно, очень благодарен... очень тронут... Но, к сожалению... ведь я — женат... нет, не то! Видите ли... сразу это нельзя разрешить... да! Но, знаете, не нужно, чтобы это знала Лена... мы уж как-нибудь одни разберемся...
М е л а н и я. Да она знает...
П р о т а с о в (почти с отчаянием). Что — знает?
(Чепурной и Лиза идут сверху по лестнице. Молча проходят через комнату на террасу. Чепурной — угрюмо спокоен. Лиза — взволнована.)
М е л а н и я (тихо). Ой, идут! Тише... брат!
П р о т а с о в (сестре). А... гм! Вы... идете?
Ч е п у р н о й (глухо). Идем...
(Пауза.)
П р о т а с о в (очень искренно и просто). Мелания Николаевна! Согласитесь, тут такое исключительное положение... невозможное положение... Вероятно, я вам смешон... и это обижает вас... Но, милая, хорошая моя... это так странно и — так не нужно мне!
М е л а н и я. Не нужно?
П р о т а с о в. Нет!.. Простите меня... И я должен сказать все это Лене... И — потом — я уйду... она все там еще... это меня беспокоит... И я не могу не сказать ей... Вы не сердитесь... (Идет к себе. Мелания — тихо за ним... Потом возвращается, растерянная, жалкая.)
М е л а н и я (про себя). Не дошло до него... Стыд-то какой... (Елена входит в дверь с террасы.) Милая вы моя! Пожалейте дуру...
Е л е н а. Что такое? Вы... сказали Павлу?
М е л а н и я. Все сказала...
Е л е н а. И — он? Что же?
М е л а н и я. Все слова мои... вся любовь моя — все упало, как пыль на воду...
Е л е н а (просто, искренно). Мне больно за вас... Что он говорил?..
М е л а н и я. Не знаю... Ничего не пристало к нему... не дошло ему до сердца! Видно, огонь грязью не запачкаешь... На колени становилась я... не понимает...
Е л е н а. Я говорила вам — подождите! Сначала нужно было мне спросить его...
М е л а н и я. А я про вас подумала: обманет... Всё я отдавала ему... все деньги, цену души моей, на поругание проданной... не принял! Кто еще не принял бы? Только он...
П р о т а с о в (выходит со шляпой в руке). Елена, — ванну! Немедленно! И все долой с себя, в печку! Фима!.. Ванну! Эта Фима, черт бы ее побрал, миф какой-то, а не горничная...
Е л е н а. Не суетись так... Ванна — готова, и я все сделаю.
П р о т а с о в. Иди! Пожалуйста... Холера — это не шутка...
Е л е н а (уходя). Иду, иду...
(Протасов, проводив жену, боязливо, исподлобья смотрит на Меланию. Она сидит, как виноватая, низко опустив голову.)
П р о т а с о в (ходит). Д-да... какой сегодня пасмурный и вообще... неприятный день!
М е л а н и я (тихо). Да...
П р о т а с о в. Да. И эта холера... так несвоевременно...
М е л а н и я. Действительно... вдруг...
П р о т а с о в. А тут еще у меня холодильник сломался...
М е л а н и я. Павел Федорович, простите меня!
П р о т а с о в (опасливо). То есть, как это? Что именно вы хотите сказать?..
М е л а н и я. Забудьте все... все, что говорила я вам... Забудьте!
П р о т а с о в (радостно). Нет, — серьезно?
М е л а н и я. Серьезно... Глупая... дерзкая я...
П р о т а с о в. Мелания Николаевна! Я вас очень люблю... то есть, уважаю! Вы удивительно непосредственный и цельный человек! Вы так горячо интересуетесь всем... Но — голубушка моя! — это лишнее... то есть, все, что вы говорили мне, это не нужно! Будемте добрыми друзьями... вот и все! Все люди должны быть друзьями... так?
М е л а н и я. Стыдно мне смотреть на вас...
П р о т а с о в. Оставим это... Вашу руку!.. Вот чудесно! Нет, знаете, как хороши люди! Сколько в них простоты, ума и такой славной способности понимать друг друга... Люблю людей, — изумительно интересные существа!
М е л а н и я (усмехаясь). Я не видала людей-то... я среди торговцев жила... муж у меня мясом торговал... Вот только у вас увидела, что люди есть... и сейчас же покупать стала...
П р о т а с о в. Как вы говорите?
М е л а н и я. Не слушайте меня... так это я...
П р о т а с о в (оживленно). Знаете что? Давайте выпьем чаю?!
М е л а н и я. Хорошо... Я к Елене Николаевне пройду... оправлюсь хоть...
П р о т а с о в. А я — распоряжусь насчет чая! У меня, знаете, холодильник сломался, черт его возьми, а у Егора — жена заболела; починить некому, и я сегодня — не могу работать... (Смеясь, идет к себе.)
М е л а н и я (вслед ему, с глубоким чувством). Дитя ты мое милое... дитя мое прекрасное... (Идет к Елене. Антоновна из столовой, раздраженная. Ворчит.)
А н т о н о в н а. Как Мамай прошел по дому... натека, поглядите! Разбросано все, растворено... Уйти нельзя... Только у мертвеньких и порядок... на кладбище-то... Только там, видно, и спокой... (В дверь с террасы входят Лиза и Чепурной.) Лизонька, лекарство и молоко... Лиза (раздраженно). Молчи! Иди...
А н т о н о в н а. Нате-ка! (Уходит.)
Ч е п у р н о й. Значит, кончено?
Л и з а. Да, Борис Николаевич!.. Больше ни слова об этом, никогда!
Ч е п у р н о й. Так... Я ведь сегодня потому заговорил, что, показалось мне, ошибаетесь вы...
Л и з а. Нет! Не болезнь мешает мне... я не боюсь се... Но — не могу я... не хочу я иметь детей... Никто не спрашивает себя, зачем родятся люди? Я спросила... Для личной жизни — нет места на земле тому, кто не имеет силы всю жизнь земли сделать личной, своей... Так вы — уедете, да?
Ч е п у р н о й (спокойно). Хорошо...
(Вагин идет с террасы.)
Л и з а. Вам лучше будет... И не носите красных галстухов... это вульгарно! Как мне жаль, что именно сегодня вы — в красном:
В а г и н. Вот день! Точно в октябре...
Ч е п у р н о й. Денек задался скверный.
Л и з а. Вы куда думаете ехать?
Ч е п у р н о й (спокойно). Я? А в Могилевскую губернию...
Л и з а (тревожно). Почему... именно в эту?
Ч е п у р н о й. У меня там знакомых много...
В а г и н. Уехал в Могилевскую губернию, — так каламбуристы говорят иногда о покойниках...
Л и з а (вздрогнув). Что это вы? Фуй...
В а г и н. Вы испугались каламбура? Уж не думаете ли вы, что Борис Николаевич — умрет? Разве только застрелится...
Л и з а (укоризненно и тревожно). Зачем вы говорите так?
В а г и н. Спешу успокоить вас: не знаю случая, чтобы ветеринар застрелился...
А н т о н о в н а (из столовой). Лизонька, иди чай наливать...
(Лиза молча идет.)
В а г и н. Грешный человек, люблю позлить ее... Интересничает она своей скорбью о мире... Скучнейший народ эти страдальцы за муки мира... И мне органически враждебно все нездоровое...
Ч е п у р н о й. Что ж вы ту картину — «К солнцу идут» или как оно? — будете писать?
В а г и н. Непременно! Великолепная тема, а? Кстати — мне нужно бы вас для нее...
Ч е п у р н о й (удивлен). Меня? Где ж мне там место? На дне корабля?
В а г и н (всматриваясь). У вас над глазами есть одна такая упрямая складка... это очень характерно! Вы ничего не будете иметь, если я сейчас схвачу ее?
Ч е п у р н о й. Хватайте...
В а г и н (вынимает альбом). Роскошно... я — в минуту!
(Рисует.)
Ч е п у р н о й. Вы анекдоты любите?
В а г и н. Очень! Если они не глупые...
Ч е п у р н о й. Так вот я вам расскажу один...
В а г и н. Пожалуйста... А я, когда рисую, молчу...
Ч е п у р н о й. Я слышу, как вы молчите... Вот оно как было: когда-то через Ламанш, из Дувра в Кале, ехало английское посольство, и был на корабле француз. Хвастались, кто лучше: англичане или французы? Англичане говорят: мы везде! А француз говорит: нет! В этом проливе наших дипломатов много утонуло, а вот английских — ни одного! Тут молодой англичанин из посольства прыгнул за борт — гоп! — и утонул...
В а г и н (после паузы). Ну? И что же?
Ч е п у р н о й. Больше ничего...
В а г и н. Это — весь анекдот?
Ч е п у р н о й. Весь... Чего ж вам? Захотел человек поддержать честь нации и — утонул!
В а г и н. Ну, знаете, ваш анекдот хоть и морской, а не солон...
Ч е п у р н о й. А хорошо вы галстух завязываете...
В а г и н. Нравится? Это одна дама научила...
Ч е п у р н о й. И цвет хороший...
П р о т а с о в (входит). Здесь рисуют? А Лена ещё не выходила? Знаешь, Дмитрий, она сегодня возилась с холерной...
В а г и н. Что-о?
П р о т а с о в. Да, да! С женой моего слесаря! Каково?
В а г и н. По меньшей мере, неразумно! И как ты позволил?
Е л е н а (выходит). Разве мне можно не позволять?
В а г и н. Но ведь это же... не ваше дело!
Е л е н а. Почему? Если я хочу его делать, значит, мое...
В а г и н. Вы и... черт знает что!
П р о т а с о в. Нет, она молодец! Хотя я боялся за нее... Ты выпила капли, да?
В а г и н (кончил рисовать). Вот и все... спасибо!.. Славная это черточка у вас...
Ч е п у р н о й. Очень рад...
Л и з а (из столовой). Идите же пить чай!
В а г и н. Идем! (Берет под руку Чепурного, идут.)
П р о т а с о в (вполголоса). Лена, мне что-то нужно сказать тебе...
Е л е н а. Сейчас?
П р о т а с о в (торопливо). Да! Знаешь, случилось что-то чрезвычайно нелепое! Мелания Николаевна — она ушла?
Е л е н а (улыбаясь). Ушла...
П р о т а с о в. Ты подожди, не смейся! Она, кажется, знаешь, влюбилась в меня! Самым обыкновенным образом, — как это нравится тебе? Ей-Богу, я — не подавал ей повода, Лена... чего ты смеешься? Нужно отнестись к этому серьезно... это так неприятно, если бы ты знала! Она тут плакала, поцеловала мне брюки... и руку, вот эту...
Е л е н а (смеясь). Перестань, Павел:
П р о т а с о в (немного сердится). Ты меня удивляешь! Я же говорю, она серьезно. Она предлагала мне все свои деньги... хочу, говорит, жить с тобой! Понимаешь, говорит мне «ты»! Не подумай, пожалуйста... я не давал ей прав на это... И от нее почему-то пахнет селитрой... чего ты?
Е л е н а (смеясь). Я не могу... это смешно... ты — смешной!
П р о т а с о в (несколько обижен). Почему? Это — тяжело, а не смешно... это нелепо! Я так испугался... что-то говорил ей, а в голове у меня все перевернулось кверху ногами... Она очень серьезно, заметь! Да, — она говорила еще, что ты все знаешь, но что именно, — я не понял... Сначала я не хотел тебе говорить об этом...
Е л е н а (ласково). Я все знаю... славный ты мой!
П р о т а с о в. Знаешь? Как же... что же ты меня не предупредила...
Е л е н а (как бы вспомнила что-то и — сухо). Давай оставим это до вечера...
П р о т а с о в. Да, хорошо... я хочу чаю... Но если ты знаешь, я рад! Значит, ты сама и распутаешь все это, — да?
Л и з а (из столовой). Лена! Пойди сюда...
Е л е н а. Иду...
П р о т а с о в. Так уж ты возьми все это на себя...
Е л е н а. Хорошо... не беспокойся!.. Идем...
(Идут.)
П р о т а с о в. Знаешь, когда я поднимал ее с пола, то подмышками... (Доканчивает шепотом.)
Е л е н а. Фи, Павел! Как грубо...
(Сцена несколько секунд пуста. Из столовой доносится говор и звон посуды. Выходит Чепурной — со словами: «Ну, я здесь покурю»... Проходит к окну, заложив руки, за спину. Вынимает изо рта папиросу, смотрит на нее и вполголоса поет.)
Ч е п у р н о й. «Ночевала тучка золотая...» (Голос у него вздрагивает и срывается.) Э-гм... «Но-очевала тучка золотая...»
В а г и н (выходит). «На груди утеса великана...» И меня изгнали, — не велят курить...
Ч е п у р н о й. Так вы любите анекдоты?
В а г и н. У вас есть еще один скучный?
Ч е п у р н о й. Я вам другой сочиню... А теперь — пойду себе до дому...
В а г и н. А когда же анекдот?
Ч е п у р н о й. Завтра! Дождь идет... Чи бул у меня зонтик, чи не бул? — как говорил, бывало, Гамлет, принц датский... Прощайте!
В а г и н (задерживая его за руку). Вы куда-то уезжаете, я понял?
Ч е п у р н о й (усмехаясь). Да, еду... Надо поехать...
В а г и н (тоже улыбаясь). Ну, счастливой дороги! Вы мне почему-то очень понравились сегодня...
Ч е п у р н о й. Спасибо...
В а г и н. Вы сегодня похожи на влюбленного... скажите, вы влюблялись когда-нибудь?..
Ч е п у р н о й. А как был студентом, то к хозяйке моей квартиры слабость имел, и даже объяснил ей это...
В а г и н. Красивая?..
Ч е п у р н о й. Это трудно было понять... она уже лет пятьдесят имела в то время... А когда я объяснил ей, она за квартиру три рубля в месяц лишних накинула.
В а г и н (смеясь). Серьезно?
Ч е п у р н о й. Да уж так... Ну... прощайте ж! (Смеясь, уходит в столовую. Вагин задумчиво смотрит вслед ему, потом ходит по комнате, курит, мурлычет что-то и потряхивает головой. Антоновна — из комнаты Елены.)
А н т о н о в н а (ворчливо). А я думала, — это тот выхаживает...
В а г и н. Кто — тот?
А н т о н о в н а. Хохол. Где он?
В а г и н. Ушел домой...
А н т о н о в н а. Только и знает: придти, чаю попить да уйти... А девушка истомилась вся... ночей не спит... Хоть бы вы ему сказали, что ли уж...
В а г и н. Какая девушка? Почему она не спит? И что надо сказать девушке?
А н т о н о в н а. А ну вас... Одна у нас в доме девушка... Она в годах... чего ее без толку тревожить? И так вся изболела... А вы все тут ходите да разговариваете, и никому нет дела, что человеку так, может, трудно, хоть руки на себя наложить... (Идет в столовую.)
В а г и н (крепко потирает лоб, задумывается, потом встряхивает головой, как бы приняв некое решение).
П р о т а с о в (с книгой в руке). Вот я...
В а г и н (неприязненно). Какое у тебя самодовольное лицо!
П р о т а с о в (удивлен). Ты за этим звал меня?..
В а г и н. Мне нужно поговорить с тобой...
П р о т а с о в (зевает). А-а... Сегодня все хотят говорить со мной... Я уже много слышал необычного, и — ни одного слова путного...
В а г и н. Вот я тебе скажу нечто путное...
П р о т а с о в (смотрит в книгу). Не будь самонадеян...
В а г и н. Положи книгу...
П р о т а с о в. Куда? То есть, зачем?
В а г и н. Куда-нибудь... Дело вот в чем... я люблю Елену Николаевну...
П р о т а с о в (спокойно). Вот удивил! Как же ее не любить?
В а г и н. Я люблю ее, пойми! — как женщину...
П р о т а с о в (спокойно). Ну, и что ж? (Спохватившись, вскакивает.) А... а она? Она — знает? Ты сказал ей? Что она ответила?
В а г и н. Да... она знает...
П р о т а с о в (тревожно). Ну? Что ж... она ответила?
В а г и н (смущенно). Ничего... определенного... пока...
П р о т а с о в (рад). Ну, конечно! Я же знал это... разумеется...
В а г и н (сдержанно). Подожди... дело, собственно, в том, что ты скверно относишься к ней...
П р о т а с о в (изумленно). Я? Как? Когда?
В а г и н. Ты — игнорируешь ее... Ты убил в ней любовь к тебе...
П р о т а с о в (испуган). Это... она говорит?
В а г и н. Это я говорю...
П р о т а с о в (обиженно). Позвольте, господа! Что вы сегодня — с ума все сошли? Один говорит: я не люблю Лену; другой: она меня не любит... что это такое? Вы совершенно невменяемы... и с вами, наконец, потеряешь голову! А она молчит... она — не говорит! При чем здесь вы? Ничего не понимаю!
В а г и н. Павел, мы с тобой друзья с детства... я люблю тебя...
П р о т а с о в. Если можешь, прибавь к твоей любви немножко деликатности... да! И предоставьте вы человеку право говорить самому за себя... самому отстаивать свою свободу, свое достоинство... Когда он умеет делать это, он сделает лучше вас...
В а г и н. А если — не умеет?
П р о т а с о в. Черт с ним тогда! Разве это человек?
В а г и н. А — не хочет?
П р о т а с о в. Не хотеть — невозможно... Ты, Дмитрий, извини меня! Как все художники, ты несерьезен... Еще вчера ты молчал, а сегодня — вдруг! — я люблю ее...
В а г и н. С тобой нельзя говорить... Впрочем, я сказал все, что нужно было... Я — ухожу...
П р о т а с о в. Нет, подожди... я позову Лену... Лена!
В а г и н (тревожно). Что ты? Зачем?
П р о т а с о в. Зачем? Лена! Пусть она при тебе скажет, в чем дело. Лена же! (Елена выходит.) Елена — вот! И он тоже, как эта Маланья, оказывается, влюблен... да! Но — он уже в тебя...
(Елена вопросительно и строго смотрит на Вагина.)
В а г и н (волнуясь). Ну, да... что же? Я сказал ему, что люблю вас... что вам тяжело с ним...
Е л е н а. Благодарю вас... Это так порыцарски... и так молодо... очень молодо!..
В а г и н (оскорблен). Я не заслужил иронии. Я не хочу враждебного чувства к Павлу... а оно зарождалось... Пускай я сделал глупо, бестактно, грубо... но мной руководили чувства товарища... и любовь... Я поддался порыву, который вызвали в душе моей слова няньки... мне захотелось чего-то... хорошего для вас, Елена Николаевна... И между такими людьми, каковы мы, все должно быть просто и ясно...
Е л е н а. Я благодарю вас...
П р о т а с о в. Я ведь ничего не сказал обидного для тебя, Дмитрий?
В а г и н. Нет! Я — уйду... до свидания...
Е л е н а. Вы придете завтра... да?
В а г и н (уходит). Да... вероятно...
П р о т а с о в (вопросительно смотрит на жену). Ну, Лена? Что это? Как ты относишься к этому?
Е л е н а. А — ты?
П р о т а с о в. Хорошо, что ты спокойная такая... ф-фу! Вот день! Он объяснялся с тобой?
Е л е н а. Да, объяснялся...
П р о т а с о в. Говорил, что любит и прочее?
Е л е н а. Именно это и прочее...
П р о т а с о в. Ишь, какой... художник! Ну, а ты что же говорила?
Е л е н а. Много... разное...
П р о т а с о в. Но — ты сказала ему, что любишь меня?
Е л е н а. Нет, не сказала...
П р о т а с о в. Это — напрасно. Надо было сказать... нужно было сразу сказать: я люблю Павла, то есть мужа! После этого он, разумеется, должен был бы... мм... н-да! Ну, это я уж не могу решить, как бы он поступил в данном случае... да это, в сущности, и неважно!..
Е л е н а. А что, по-твоему, важно?
П р о т а с о в. Чтобы подобный факт не повторялся...
Е л е н а. Павел! Ты говорил о нем и кое-что даже пытался решать за него... ты выразил желание, чтобы... все это впредь не тревожило тебя... а где же я?
П р о т а с о в (беспокойно). То есть как? Что ты хочешь сказать?
Е л е н а. Немного. Я чувствую, что не нужна тебе. В твоей жизни я не играла никакой роли. Ты далек и чужд мне. Кто я для тебя? Ты никогда не спрашивал, чем я живу, что думаю...
П р о т а с о в. Не спрашивал? Но... мне некогда разговаривать, Лена! И почему ты сама не сказала...
Е л е н а (гордо). Я не хочу просить, как нищая, того, что я должна иметь по праву моему, человека и жены твоей... Я не могу просить, а требовать я не хотела... зачем насилие?..
П р о т а с о в (с отчаянием). А, черт возьми, как это тяжело! Как ненужны все эти недоразумения... объяснения... как они обидны!
Е л е н а. Ты — не волнуйся. Видишь ли, я решила уйти от тебя... решила это твердо, и мысленно уже простилась с тобой...
П р о т а с о в (поражен). Лена — нет! Куда уйти? Зачем? Ты... любишь Дмитрия? Да? Да?
Е л е н а. Нет. Не так, чтоб быть его женой...
П р о т а с о в (радостно). Как это хорошо! Но все-таки меня-то ты уже не любишь? Скажи! Скорее, Лена!
Е л е н а. Зачем тебе знать это?
П р о т а с о в (искренно). Ах, да ведь я тебя люблю...
Е л е н а. Полно, Павел...
П р о т а с о в (убежденно). Честное слово, Лена! Но мне так некогда... Послушай, ведь это несерьезно у тебя!.. Я понимаю, ты обижена... прости, извини, забудь! Ведь если ты уйдешь, я буду думать, где ты, что с тобой... а мои работы? Ты меня изувечишь, Лена... как же мои работы? Ведь или работать, или думать о тебе...
Е л е н а (с горечью). Проверь свои слова: ни слова обо мне... ни одного слова, мой друг!
П р о т а с о в (опускаясь на колени). Как ни слова? Да я же говорю, что не могу жить без тебя!.. Лена, пусть я виноват, — прости меня! Не мешай мне жить... жизнь — коротка, а в ней так много интересной работы!
Е л е н а. А для меня? Что в ней есть для меня? (Прислушиваясь.) Подожди...
(На лестнице шаги, торопливые и громкие. Протасов пугливо вскакивает. Сбегает Лиза, ее глаза широко открыты и в них — ужас. Шевелит губами, делает знаки руками, — не может говорить.)
П р о т а с о в. Лиза! Что ты?
Е л е н а. Воды! Дай воду!
Л и з а. Нет! Послушайте... сейчас случилось несчастье... Поверьте мне, я знаю... такая тоска, вдруг... сердце точно умирает! Случилось несчастие где-то... с кем-то близким...
Е л е н а. Полно, успокойся... тебе почудилось...
Л и з а (кричит). Поверьте мне... поверьте! (Падает на руки брата.)
Занавес
Действие четвертое
Обстановка второго действия. Полдень. Позавтракали, подан кофе. Роман, в красной рубахе, чинит решетку сада. Луша, стоя у террасы, смотрит на него. В комнатах смеется Протасов.
Л у ш а. Ты какой губернии?
Р о м а н. Рязанской.
Л у ш а. А я — калужская...
Р о м а н. Ничего... что же?
Л у ш а. Страшный ты больно...
Р о м а н (ухмыляется). Чего — страшный? Что борода? Это ничего! Я вдовый... жениться надо...
Л у ш а (подходя ближе). А правду в лавочке говорили, будто барин-то мой чернокнижник?
Р о м а н. Может, и чернокнижник... Господа — они способные...
Л у ш а. Боюсь я... больно они все ласковые... такие ласковые, — будто и не господа!
Р о м а н. Вот тоже, которые деньги фальшивые делают...
Л у ш а. Ну?
Р о м а н. Ну, ничего... В каторгу за это их...
(Протасов и Лиза выходят из комнат.)
П р о т а с о в. Вот и чудесно! Пей свое молоко...
Л и з а (с гримасой, устало). Зачем этот мужик в красном?
П р о т а с о в. Так ему нравится... Знаешь, Лена — это такая славная, умная женщина...
Л и з а (мешает ложкой молоко). Да?
П р о т а с о в (ходит по террасе). Да, Лиза, да! Поверь мне... А это вот новая горничная... вот какая! Вас как зовут?
Л у ш а (робея). Нас? Лукерьей...
П р о т а с о в. Ага... Лукерья... гм! Вы — грамотная?
Л у ш а. Нету... Молитвы знаю...
П р о т а с о в. А... вы — замужняя?
Л у ш а. Нет еще... девицы мы...
П р о т а с о в. Вы, очевидно, прямо из деревни?
Л у ш а. Прямо... мы прямо...
П р о т а с о в. Это хорошо... ну, вот, живите у нас... мы люди простые... у нас, знаете... забавно!
Л и з а (улыбаясь). Какой ты всегда смешной, Павел...
П р о т а с о в. Смешной? Ну, что ж!.. Знаешь, Лиза, вот и Лена говорит тоже... ты, вообще, права... Мы все действительно далеко стоим от простых людей... и надо что-то делать, надо, чтоб они подошли ближе к нам... Елена прекрасно говорила об этом... так просто, доказательно... Я — поражен, такое богатство ума и сердца было около меня, а я не знал! И не умел пользоваться. Во мне, очевидно, есть что-то тупое, ограниченное...
Л и з а. Полно! Просто ты не замечаешь людей...
П р о т а с о в. Да, да! Что-то есть. Вчера, когда мы тебя уложили, я часа три говорил с Леной... Потом мы... послали за Дмитрием... Ты знаешь, он... ах, да об этом не надо говорить...
Л и з а. О чем?
П р о т а с о в. Да... там... Дмитрий будто бы влюбился в Елену... то есть, это он же сам и говорит... Но я ему не верю... и она тоже... Елена великолепно говорила с ним... знаешь, как умная и любящая мать... И это было трогательно... так что все мы плакали... Знаешь, Лиза... как легко и приятно жить, если люди понимают и уважают друг друга! Мы все трое будем друзьями...
Л и з а (горько). Трое? А я?
П р о т а с о в. И ты, конечно! Разумеется, и ты... Мы все, Лиза, будем друзьями, будем работать, накопим для людей много сокровищ чувства и мысли, и, гордые сознанием, что вот мы — мы — сделали много важного и нужного для людей, уйдем из жизни, приятно усталые, спокойно примиренные с необходимостью уйти... Как это славно, Лиза! Как это ясно, просто!..
Л и з а. Люблю, когда ты говоришь так... люблю тебя, и жизнь мне кажется такой, как ты ее рисуешь, — простой, красивой... Но когда я — одна... а я всегда одна...
П р о т а с о в. Не надо быть грустной, Лиза, а? Вчера тебе представилось... это все только больные нервы...
Л и з а (пугливо). Не говори мне о болезни! Не говори... Дайте мне забыть ее... Мне это нужно, необходимо... Довольно... я тоже хочу жить... я имею право жить!
П р о т а с о в. Ты — не волнуйся... (Идет Елена.) Вот и Лена... вот моя Лена, мой добрый и немножко... суровый, строгий друг...
Е л е н а. Ну, полно... не надо. (Указывает глазами на Лизу.)
Л и з а (нервно). Елена! Ты ведь его любишь, да?
Е л е н а (смущаясь). Ну да, конечно...
Л и з а. Как я рада!.. А мне казалось...
Е л е н а. Мне бывало порой тяжело... безумно тяжело! Ведь этот господин незаметно для себя и вовсе не желая — так может оскорбить...
Л и з а (возбужденно). Подожди!.. Я — тоже... я люблю Бориса Николаевича... Вчера я ему отказала... совсем, совершенно! А вечером мне вдруг почудилось, что с ним... произошло какое-то несчастье... какой-то ужас... с ним! Он ведь всех ближе мне... ближе всех вас!.. И вчера я узнала, что люблю его... что он мне нужен... и я не могу без него!..
Н а з а р (кричит где-то на дворе). Роман!..
Р о м а н (негромко). Чего?
Л и з а. Он такой... упрямый! Ведь он славный... да?
Е л е н а (целуя ее). Милая Лиза... желаю тебе счастья... немножко счастья — это так нужно всем нам...
Л и з а. Какие у тебя горячие губы...
П р о т а с о в. Ну — поздравляю! Это, ты увидишь, — чудесно подействует на тебя! Нормальная жизнь — это очень важно! И Чепурной... он мне нравится!.. Он — несравненно умнее своей сестры...
Н а з а р (кричит). Роман, черт!
Р о м а н. Я говорю — чего?
Л и з а. Теперь я спокойна... Мы с ним уедем в степь куда-то... он любит степь... Мы будем с ним одни — совсем одни! — ходить по зеленой пустыне... и все будет видно вокруг нас... все и — ничего!
Н а з а р (выходит из-за угла дома). Роман! Я тебя зову или нет?
Р о м а н. Я слышу... чего же?
Н а з а р. Облом! Запри, ступай, ворота и калитку... Мое почтение, Павел Федорович!.. Как здравствуете?..
П р о т а с о в. Великолепно!.. Что это вы запираете?
Н а з а р. Не слыхали разве? Волнение идет в народе... по случаю болезни этой... народ так понимает, что болезни вовсе нет... а, дескать, господа доктора для практики... стараются...
П р о т а с о в. Какая дикая ерунда!..
Н а з а р. Конечно-с... известно — народ! Так о нем и выражаются — подлый народ! Выдумывает все, по дикости своей... дескать, докторов много, работы — нет им... ну они и — того... На всякий случай — для охраны имущества и покоя — я и велел ворота запереть...
П р о т а с о в. Нет, положительно только у нас возможна подобная нелепость!
Н а з а р. Что и говорить... Вчера будто одного доктора помяли...
Л и з а. Какого? Фамилия... вы не знаете фамилии?
Н а з а р. Не знаю-с...
Е л е н а. Лиза!.. Что ты? Ведь Борис Николаевич не доктор...
Л и з а. Да... он не доктор...
Е л е н а. Идем отсюда... (Уводит ее в комнаты.)
Н а з а р. Напугал я барышню-то... Павел Федорович! А что, господин Чепурнов не говорил с вами?..
М и ш а (является из-за угла). Папаша! Там подрядчик пришел... Честь имею!
П р о т а с о в. Здравствуйте...
Н а з а р. А я скажу — до приятного свидания! (Уходит.)
М и ш а. Приятный день... не жарко...
П р о т а с о в. Да... приятно!
М и ш а. Позволю себе спросить вас: девушка у вас служила, — ушла она?
П р о т а с о в. Да, ушла...
М и ш а. Говорят, замуж она выходит, и будто за богатого?
П р о т а с о в. Не знаю... как мне знать?
М и ш а. А что она была — честная девушка?
П р о т а с о в. Безусловно! Только — неловкая... Очень много била посуды...
М и ш а. Н-да... скажите! Гм... А что, Павел Федорович, папаша мой ничего с вами не говорил о химическом заводе?..
П р о т а с о в (удивленно). О заводе? Нет! О каком, собственно, заводе?
М и ш а. А видите ли, есть у нас идея: выстроить химический завод, а вас взять управляющим...
П р о т а с о в. Позвольте... как это — взять? Что я — мешок? Вы несколько странно выражаетесь...
М и ш а. Пардон! Но — дело не в слове... оно глубже... Мы — то есть я и папаша — относимся к вам лично с большим вниманием...
П р о т а с о в (сухо). Весьма тронут...
М и ш а. Средства ваши нам известны, и мы знаем, что вскорости вам, вероятно, придется место службы искать... А служить — это так трудно... тем более — вам...
П р о т а с о в. Гм... да! Вы, пожалуй, правы...
М и ш а. Вот я и папаша, оценив ваши способности и знания, видя, что вы человек для компании удобный, решили сделать вам такое предложение: составьте нам смету на оборудование завода...
П р о т а с о в. Но — позвольте! — я совершенно не умею составлять смет... никогда не составлял! И техническая химия меня не интересует... Я очень благодарен за вашу любезность...
М и ш а. А техникой не интересуетесь?
П р о т а с о в. О, нет... это скучная вещь... это не для меня!
М и ш а (смотрит на него, сожалея). Вы — серьезно?
П р о т а с о в. Совершенно серьезно...
М и ш а. Очень жаль... Но вы — на мой взгляд — должны будете передумать... а пока — до свидания! (Уходит. Елена идет из комнат.)
Е л е н а (тревожно). Павел...
П р о т а с о в. Что?
Е л е н а. Мне кажется, Лиза серьезно заболела...
П р о т а с о в. Ну, это у нее всегда так после припадков... ничего! А я сейчас говорил с этим... сыном домохозяина... Такой антипатичный малый и представь себе! — обнаружил прямо-таки трогательное внимание ко мне... Правда, в форме несколько грубой... но все-таки — предлагает составить какую-то смету и вообще...
Е л е н а. И вообще хочет использовать тебя как орудие для своего обогащения... Я знаю их намерения, старик говорил со мной... Что это — тебе холодно?
П р о т а с о в. Почему? Нисколько!
Е л е н а. Зачем же ты надел галоши?
П р о т а с о в (смотрит на ноги). Действительно... галоши! Когда это я их надел? Странно... Я не знаю, право, как это они...
Е л е н а. Может быть, это новая горничная так подала тебе обувь... а ты не заметил...
П р о т а с о в. Да — ты ее, пожалуйста, не пускай ко мне... я ее — боюсь, она такая дикая! Еще перебьет у меня всё... или обольется чем-нибудь... Утром я застал ее: мочит себе голову перекисью водорода, — очевидно, думала, что это одеколон... (Берет ее за руки.) Милая моя Ленка, как ты меня вчера... измучила!
Е л е н а. В несколько минут? А я мучилась месяцы-годы...
П р о т а с о в. Ну-ну, не надо...
Е л е н а. Если б ты знал, как унизительно любить, когда не чувствуешь твоей любви! Ты делал из меня нищую... заставляя меня ждать твоего внимания и ласки... как это обидно — ждать ласки!.. Твоя душа — такая светлая... милая твоя голова много думает о великом, но мало о лучшем из великого — о людях...
П р о т а с о в. Все это — прошло, Лена!.. Все уже прошло... Только вот... Дмитрий... мне, право, жаль его... Кто-то звонит... ага! ворота заперты! Вероятно, Дмитрий... я бы хотел, чтоб это был Чепурной... ради Лизы, конечно!
Е л е н а (плутовато). Ради Лизы? да?
П р о т а с о в. Ну, Лена... неужели ты меня подозреваешь в ревности и... прочее...
Е л е н а (торжественно). О, конечно, нет! Ты? Ты, для которого, кроме науки...
П р о т а с о в. Вдруг я тебя побью, Ленка, а? (Хочет поцеловать ее. Видит к террасе идет Мелания. Сконфужен. Говорит озабоченно.) Ты, Лена... пришла... и у тебя на плече какое-то перо...
М е л а н и я (улыбаясь виновато). Здравствуйте...
П р о т а с о в (преувеличенно рад). Мелания Николаевна! Вы... вас так давно не видать!
М е л а н и я. Где же давно? Вчера была... а вы уже запамятовали это?
П р о т а с о в. Ах... да! Нет, как же... я помню...
М е л а н и я. А я думала, вы посмеетесь надо мной за вчерашнее-то...
П р о т а с о в (торопливо). Ну, что вы! Это — пустяки! (Спохватился.) То есть я хотел сказать, это с каждым может случиться... (Окончательно теряется.)
Е л е н а. Ты уж лучше не говори, Павел...
М е л а н и я (любовно и грустно). Эх вы...
П р о т а с о в. Д-да! Я уж... не буду! Пойду... сниму галоши... Черт знает, зачем они?
М е л а н и я (грустно усмехаясь). Вот он — пустяки, говорит... Я всю душу перед ним открыла... а он — это, говорит, со всяким может случиться... точно я на мозоль наступила ему!
Е л е н а. Не обижайтесь на него, Меланья Николаевна!
М е л а н и я (искренно). Голубушка моя! Мне ли обижаться на него? Я вот всю ночь не спала, все ходила по комнатам — думала: как это осмелилась я говорить с ним? Знаете что? Была у меня все-таки мысль: деньгами привлеку! Кто против больших денег устоять может? — думаю... А он не соблазнился...
Е л е н а. Забудьте это... (Лиза медленно идет.) Ты что, Лиза?
Л и з а (тоскливо). Бориса Николаевича нет?
Е л е н а. Нет еще... не приходил...
Л и з а. Нет... (Уходит в комнаты.)
М е л а н и я. Не поздоровалась со мной... И какая бледная!
Е л е н а. Вчера припадок был...
М е л а н и я. Опять? Бедняга... Вы говорите, что-бы я забыла, — нет, не забуду! Не надо забывать: забуду, снова выкину что-нибудь эдакое же... Родная вы моя! Ах, и подлая я бабенка! Нахальная, испорченная... мыслей у меня немного, и все они — не прямые, а так, как червяки, — во все стороны виляют... И не хочу я этих мыслей, не хочу!.. Я хочу быть честной... надо мне честной быть... а то я столько зла могу сделать...
Е л е н а. Хотите, — значит, будете! Какой тяжелой, уродливой жизнью жили вы... Вам надо отдохнуть, забыть о прошлом...
М е л а н и я. Мне было тяжело... Бог это знает! Как били меня... но не бока, не щеки я жалею, — душу жалко! Душу исковеркали мне... сердце мое выпачкали... Верить в хорошее — трудно мне, а без этой веры — какая жизнь? Вон — Борис надо всем смеется, ни во что не верит... что же он? Как пес бездомный... Вот вы тогда сразу поверили мне. Удивилась я... Обманывает, думаю... А вы приласкали, разъяснили мне меня...
Е л е н а. Будет, хорошая моя...
М е л а н и я. И как вы хорошо, просто как... Верно — не я, баба, люблю его, а я, человек... Человека-то я в себе и не чувствовала... в человека я не верила...
Е л е н а. Как я рада, что вы поняли это!
М е л а н и я. Сразу поняла. А все-таки дай, мол, попробую, может, и куплю себе забавного барина в мужья? Ведь вот подлая!
Е л е н а. Не говорите так о себе... Надо уважать себя, — без этого нельзя жить... Мне приласкать вас хочется...
М е л а н и я. Да, приласкайте! Подайте милостыньку Христа ради богатой бабе-торговке...
Е л е н а. Не надо так, не надо! И — не плачьте...
М е л а н и я. Ничего, пускай душа омоется... Елена Николаевна, приютите вы меня... Научите вы меня чему-нибудь доброму, хорошему... Вы — умная, вы можете... (Лиза идет.) Лизавета Федоровна, здравствуйте!
Л и з а (молча подает руку). Он еще не пришел, Елена?
Е л е н а. Нет. Что с тобой?..
Л и з а. Нет?
Е л е н а. Тебе нехорошо?
Л и з а. Нет... так, тоска... Нет! (Идет в сад.)
М е л а н и я. Кого она ждет?
Е л е н а. Бориса Николаевича... Вы знаете: они жених и невеста...
М е л а н и я. Вот — Господи! Значит, я — родня Павлу-то Федоровичу буду? И — вам? Ах, Борис... Лиза-то... милая! Я пойду к ней, — можно?
Е л е н а. Пожалуйста...
М е л а н и я (оживленно, радостно). Нет, как все устраивается! Что-то уж очень хорошо... Дайте — я вас поцелую... (Антоновна выходит.) Пойду к ней, в сад... Здравствуй, няня, здравствуй, милая... (Идет.)
А н т о н о в н а. Здравствуйте... Чего же эта лошадь, новая-то горничная, не убирает со стола?.. Взяли горничную из конторы... надо самим нанимать, а не через контору.
Е л е н а (берет ее за плечи). Не ворчите, няня, сегодня такой светлый день...
А н т о н о в н а. Летом и должны быть теплые дни... а порядку — всегда время... Она вон, эта новая-то, как села давеча чай пить, так одна целый самовар и выхлебала... совсем как лошадь!
(Вагин идет.)
Е л е н а. Вам жалко воды...
А н т о н о в н а. Воды мне не жалко... А вот сахар она грызет, как репу... да... (Идет в комнаты, захватив что-то со стола.)
Е л е н а. А, здравствуйте, рыцарь...
В а г и н (смущен). А руку поцеловать можно?
Е л е н а. Почему же нельзя?
В а г и н (вздыхая). Да так уж...
Е л е н а. Как вы вздыхаете... О, страдалец...
В а г и н (задет). Смотрю я на вас... и знаете, что мне приходит в голову?
Е л е н а. Это — интересно... Что же?
В а г и н. Вы пользовались мной для того, чтоб Павел обратил на вас свое милостивое внимание... Это ловко сделано!
Е л е н а. Рыцарь! Какой тон... «Вы пользовались мной...» Что это? «Ловко сделано».
В а г и н (с горечью). Вы дали мне урок, как мальчишке...
Е л е н а (серьезно). Дмитрий Сергеевич... я не люблю слушать вздора...
В а г и н (задумчиво и просто). Я чувствую, что сыграл какую-то... не очень умную роль... и это меня обижает... И вообще я плохо себя чувствую... после вчерашнего разговора... как-то голова не в порядке... Елена Николаевна, скажите мне правду...
Е л е н а. Разве нужно просить меня об этом?
В а г и н. Мне хочется спросить вас: вы никогда не увлекались мной?..
Е л е н а. Как мужчиной — никогда! Как человека — я вас люблю серьезно и глубоко...
В а г и н (усмехаясь). Это, должно быть, лестно мне? Не понимаю я людей... не понимаю!.. А вот я люблю всю вас... всю сразу! Вчера я почувствовал и понял, что женщина и человек так тесно спаяны, так неразрывно слиты в одно красивое, круглое целое... что мне и стыдно стало и жалко себя... И вчера я вас полюбил...
Е л е н а (с досадой). Снова то же... зачем?
В а г и н (просто и настойчиво). Да, полюбил! На всю жизнь... и ничего я у вас не прошу... Вероятно, я — женюсь и прочее там... по положению, а любить буду вас... всегда! И достаточно об этом... надоел я вам, да?
Е л е н а (протягивает ему руку). Я верю вам... Мне кажется, вы говорите правду...
В а г и н. А раньше — никогда не чувствовали этой правды в моих словах нет?
Е л е н а (мягко улыбаясь). Нет, никогда. Ведь как это случилось? Однажды, не сдержав себя, я вам пожаловалась на свое одиночество... Вы так прекрасно, просто отнеслись ко мне... так чисто! У меня явилось большое, горячее чувство благодарности вам, а вы тогда — заметьте! — тогда лишь только! — заговорили о любви...
В а г и н (вдумываясь). Тогда лишь?.. Вас это... оскорбило?
Е л е н а (улыбаясь). Не знаю... может быть, немного...
В а г и н (с досадой и грустью). Нет, я... не гениален, мягко говоря! Я глуп... не понимаю я людей!
Е л е н а. Оставим это... а? И будемте хорошими друзьями!..
В а г и н (усмехаясь). По рукам! Что ж?
Е л е н а. Дайте вашу голову... (Целует его в лоб.) Будьте свободны: для художника свобода так же необходима, как талант и ум... Будьте правдивы... и не смотрите на женщин так плохо...
В а г и н (тронут, но сдерживается). Дорогая моя, последнего не нужно бы говорить... Спасибо вам! Вы верно говорите — художник должен быть одинок... Свобода — ведь это одиночество, — не так ли?
Е л е н а. Да... вероятно, так, мой друг...
В а г и н. Павел идет... слышу его нелепые шаги... (Протасов входит.) Здравствуй, ты... соперник...
П р о т а с о в. А Мелания Николаевна ушла?
Е л е н а. Она в саду с Лизой... позвать ее?
П р о т а с о в. Не финти, Ленка! Ты вон — взгляни: наша новая горничная собирается мыло есть... Я попросил ее развернуть кусок, а она сорвала бумажки, спрятала их в карман и потом — лизнула языком мыло...
Е л е н а. Что такое? (Идет в комнаты.)
В а г и н. Оставь ее... пусть каждый наслаждается, как может... А я тут снова объяснялся в любви Елене Николаевне...
П р о т а с о в (тревожно). Гм... Тебе, по-моему, уехать надо... Дмитрий... уехать! И все пройдет...
В а г и н. Я и уеду... хоть знаю — не пройдет! Но ты не беспокойся...
П р о т а с о в. Я — ничего... Только — неловко как-то...
В а г и н. Счастливым быть неловко? Это, вероятно, делает тебе честь... хотя это и глупо...
П р о т а с о в. Ты не сердись на меня, Дмитрий... Ведь это... Лена! Я не виноват... Что ж, если она меня любит, а не тебя...
В а г и н (усмехаясь). О... как мило!
П р о т а с о в. Нет, Дмитрий, ты меня вчера ужасно подавил... ты лучше меня... да, да! Я — какая-то планета с неопределенной орбитой... вращаюсь около себя, куда-то лечу и — баста! А ты — вокруг солнца... ты в гармонии системы:
(Лиза идет из сада, за ней — Мелания. Елена — из комнат.)
В а г и н. Ну, как я там вращаюсь, это мне неизвестно... А тебе я советую вращаться около жены... не теряй ее из виду...
П р о т а с о в. Как все-таки хороши люди!
Л и з а (тоскливо). Нет еще?
Е л е н а. Нет, дорогая моя... послать за ним?
Л и з а. Не надо... нет... (Уходит в комнаты.)
М е л а н и я (тихо и тревожно). Господа! Она как будто заговаривается... говорит все о степях, о пустынях...
Л и з а (из комнат). Мелания Николаевна... где же вы?
М е л а н и я (убегая). Иду, иду...
Е л е н а. Павел, она меня серьезно беспокоит... нужно позвать доктора...
П р о т а с о в. Ну, что же... я поеду...
А н т о н о в н а (выходит). Вам, Дмитрий Сергеевич, письмо.
В а г и н. Откуда?
А н т о н о в н а. С квартиры... немедленно чтобы...
(Уходит.)
В а г и н. Ну, что такое? (Рвет конверт, читает. Сильно поражен.) Черт побери! Господа... Чепурной... слушайте!
Е л е н а. Тише, тише, — Лиза... Что такое?
В а г и н (подавленно). Уходя от вас вчера, он смеялся... шутил... честное слово! А теперь — вот... (Читает — невольно с малороссийским акцентом и подражая голосу Чепурного.) «А вот вам еще анекдот: ветеринар, и удавился... Тоже захотел поддержать честь корпорации, как тот англичанин. Спасибо вам за складку, приятно все же знать, что от тебя хоть какая-то морщина где-то осталась. Обращайте больше внимания на красоту галстуха, это важно... Чепурной».
П р о т а с о в. Да это несерьезно же!
Е л е н а. Тише! Какой анекдот? Что это? Может быть, шутка?
В а г и н. Нет... едва ли... Он смеялся, черт возьми...
Л и з а (быстро выходит, оглядывает всех). Пришел? Где он?
Е л е н а. Он не приходил...
Л и з а. А голос? Его голос?.. Я слышала, он говорил сейчас... Что вы молчите? Где он?
В а г и н. Это я... я говорил...
Л и з а. Нет. Нет! Его голос...
В а г и н. Я подражал ему... передразнивал...
Л и з а. Зачем?
В а г и н. Так...
П р о т а с о в. Видишь ли, мы тут болтали... вдруг...
Л и з а. Что? Что вдруг?
Е л е н а. Успокойся, Лиза...
В а г и н. Я вспомнил его манеру говорить и сказал несколько фраз его голосом...
Л и з а. Да? Это вы правду сказали? А почему они молчат? Павел, ты что? Что-то случилось, да? Милый Павел, ты не умеешь лгать... да? Что?
(Вагин незаметно уходит в комнаты.)
П р о т а с о в. Нет, Лиза... дело в том, видишь ли... это правда... то есть говорил Дмитрий...
Е л е н а. Послушай, Лиза, милая...
Л и з а. Елена, не трогай меня... Павел, ты должен мне сказать...
П р о т а с о в. Я ничего не знаю...
Л и з а. Что нужно знать? Елена, пошли за ним... за Борисом... сейчас же!
Е л е н а. Да, да, сейчас же! Успокойся...
Л и з а. Нет, вы что-то лжете... А где Вагин? Он говорит с его сестрой... и у нее лицо... лицо...
П р о т а с о в (тихо, жене). Что делать?
Е л е н а (тихо). Доктора... скорее...
Л и з а. Я упаду... Держи меня, Елена... я упаду... Вы о чем шептались?
Е л е н а. Как успокоить тебя... Павел...
Л и з а. Куда он побежал? Елена, ради Бога! Смотри мне в глаза... не лги, Елена, я умоляю... (Мелания из комнат, за ней — Вагин.) Куда вы? Где он, ваш брат? Борис?
М е л а н и я. Я не знаю...
Л и з а. Ну, сразу... говорите сразу, сразу — умер?
М е л а н и я. Не знаю... не знаю я... (Идет к воротам.)
Л и з а. Нет! Нет! Нет же! Да скажите мне что-нибудь... ведь у меня сердце разрывается! Ведь если он умер, это я, я его убила... о нет!
В а г и н. Позвольте, что за мысль...
М и ш а (бежит к террасе и с оживлением, близким к радости, кричит). Господа! Вы знаете: ветеринар Чепурной...
В а г и н (грозя кулаком). Молчать, вы!..
М и ш а ...повесился!
Л и з а (вырывается из рук Елены и спокойно, внятно). Вчера вечером, около девяти?..
М и ш а. Да, да... на раките, у речки... А я думал, вы не знаете... (Уходит.)
Л и з а (широко открыв глаза, смотрит на всех и негромко, со странной важностью в голосе). Я это знала: помнишь, Елена? Я это чувствовала... (Тихо, с ужасом.) Нет! Нет! Ведь это не я... скажите, что не я убила... нет! (Кричит.) Я не хотела... нет!
(Вагин и Елена берут ее на руки и несут в комнаты. Она бьется и, все учащая темп, кричит только одно слово: «Нет». Из-за угла террасы, не торопясь, выходит Роман и заглядывает в комнаты. Оттуда выбегает Луша, испуганная.)
Л у ш а. Послушай... как тебя? Рязанский... чего это они делают?
Р о м а н. А чего?
Л у ш а. Тащат барышню-то, а она говорит — нет!
Р о м а н. Это она кричала?
Л у ш а. Она... а они ее и потащили... боюсь я!..
Р о м а н (философски). Чего ж она кричит?
Л у ш а. Не знаю я... Вот так господа!
Р о м а н. Кричать-то, пожалуй, не надо бы... не велят это...
М и ш а (поспешно является из-за угла). Кто это кричал?
Р о м а н (кивая головой на Лушу). Вот у них:
Л у ш а (отмахиваясь). Чего ты на меня? Это — у господ...
М и ш а (строго). Кто кричал?
Л у ш а. Барышня.
М и ш а (присматриваясь к ней). Отчего?
Л у ш а. Они ее тащили...
М и ш а. Кто?
Л у ш а. Они... которые... там...
М и ш а (хлопая ее по плечу). Эх ты... колода дубовая! (Идет на террасу, Антоновна навстречу.) Что у вас случилось, няня?
А н т о н о в н а. Припадок, с барышней...
М и ш а (Роману и Луше). Вот видите, черти! (Роман медленно отходит к изгороди сада и там снова начинает возиться). Отчего это, няня, а?
А н т о н о в н а. От Господа... всё от Него!
М и ш а (коварно улыбаясь). А может быть, от ветеринара? (Удовлетворенный, исчезает. Антоновна укоризненно смотрит на него и, вздохнув, говорит с сожалением.)
А н т о н о в н а. Дурачок... Лукерья, — ты чего же тут делаешь? Иди в комнаты...
Л у ш а. Нянька, — это какой припадок-то? Черная немочь, что ли?
А н т о н о в н а. Да, да! А ты — иди...
Л у ш а (идет). Ну, черная-то немочь — ничего! Я видела... А напугалась я, как потащили барышню-то...
(Роман что-то мычит. Вагин выходит из комнат, нахмуренный. Прохаживается по террасе, посматривая на Романа. Вынимает альбом, карандаш.)
В а г и н. Эй, дядя!
Р о м а н. Это я?
В а г и н. Ты. Постой так...
Р о м а н. Для чего?
В а г и н (рисует). А вот... я тебя нарисую...
Р о м а н. Ишь ты... Порчи мне от этого не будет?
В а г и н. Двугривенный будет.
Р о м а н. Ну, это ничего...
В а г и н. Голову выше подними...
Р о м а н (задирая голову). Можно...
В а г и н. Ниже... куда ты?
Р о м а н. Али хорош показался?
В а г и н (сквозь зубы). Недурен...
(Пауза. Из комнат порою доносится стонущий, звук. Где-то далеко на улице — смутный шум. Идет Мелания.)
В а г и н. Ну? Что?
М е л а н и я (глухо). Видела... Страшный... синий... Язык высунул и... точно насмехается... страшен! Как Лиза-то?
В а г и н (угрюмо). Вот — слышите?
М е л а н и я. Что это началось? Так хорошо было...
В а г и н. Почему именно — началось?
М е л а н и я. Не знаю... Ничего не понимаю... только — страшно... А вы рисуете? Как это вы можете?
В а г и н (не грубо). А вы — дышите? Не дышать — не умеете?.. Ну, ладно, дядя... получи двугривенный! (Бросает деньги к ногам Романа.)
М е л а н и я. Елена Николаевна одна там? Пойду к ней, может, понадоблюсь... О Господи... Надо хоронить Бориса и всё... а я ни о чем не распорядилась... взглянула на него и поехала сюда... На улицах народ чего-то шумит, бежит, суетится... а я ничего не понимаю... качается пред глазами синее лицо его, и язык мне показывает... смеется все!
(Плачет и идет в комнаты.)
Р о м а н (с удовольствием). Гляди — барыня-то... заплакала. Чего она?
В а г и н. Брат помер...
Р о м а н. А-а! Ишь ты... Это — ничего... причина! А то бабы много зря плачут... Дашь ей по затылку, а она и ревет... (Шум на улице становится яснее. Глухие крики. Где-то на дворе раздается пугливый крик Миши: «Роман!») Подождешь... (Прислушивается.) Пожар, видно... а может, бьют кого... Видно — вора... Тоже и вору тяжело бывает... Пойти взглянуть...
(Елена выходит. Вагин вопросительно смотрит на нее.)
Е л е н а (очень взволнована). Едва ли она поправится...
В а г и н. Ну... полноте! Разве это впервые у нее?
Е л е н а. Это — впервые. У нее явилась хитрость безумных... Сначала она просила дать ей яду... потом, — как-то странно вдруг стала спокойнее... а в глазах ее загорелся хитрый огонек зверя...
В а г и н. Дать вам воды?
Е л е н а. Нет... Легла... Сказала мне, что я раздражаю ее... я вышла в соседнюю комнату... вдруг слышу — она тихо, тихо встала... идет... идет к столу Павла... а там, в ящике, лежал револьвер... вот он! Я боролась с ней... она царапала мне руки... как зверь... она была как зверь...
В а г и н. Черт возьми... и вы не позвали меня... не крикнули!..
Е л е н а. Не понимаю... как мы не застрелили друг друга... Теперь — она лежит... ее связали... Мне помогала горничная... а няня — смотрела и плакала... и умоляла не трогать Лизу... потому что она дочь генерала... Какой шум... почему это шумят? Где-то близко...
В а г и н. Дворник пошел узнать, что это...
Е л е н а. А Павла все еще нет? Что это?
(У ворот дома — возня. Раздаются крики: «Держи его!» — «Ага-а!» «Через забор...» — «Берегись, ребята...» — «Ты палкой?» — «Бей его!»)
Е л е н а (тревожно). Боже мой... идемте туда!
В а г и н. Я — один...
(Из-за угла дома к террасе бросается доктор, растрепанный, без шляпы.)
Д о к т о р. Спрячьте меня... заприте двери.
Е л е н а. Доктор... что с вами?
Д о к т о р. Бьют... разбили барак... бьют... за воротами поймали... убьют...
(Вагин бросается к воротам.)
Е л е н а. Возьмите револьвер...
Д о к т о р. Они вломятся и меня...
Е л е н а (ведет его в комнаты). Идите сюда: скорее! Няня... няня!..
(У ворот — громкий треск, сломал доску, хлопает калитка, звенит разбитое стекло. Выскакивает Протасов, на него лезет человек десять каких-то людей, он отмахивается от них шляпой и носовым платкам. Это их забавляет, и некоторые из них — смеются.)
П р о т а с о в. Вы — ослы! Идиоты... прочь!
П е р в ы й (из толпы). Ты меня платочком по морде...
В т о р о й. Барин! Дай ему шляпой еще...
Т р е т и й (злобно). Я те покажу, как ругаться...
В т о р о й. Где доктор? Ищи его, ребята...
Т р е т и й. И это доктор... чего там?
В а г и н (где-то за углом). Запирай ворота... Дворник, гони их!
П р о т а с о в. Не смей меня толкать, дурак!
В а г и н. Павел... Павел!.. Стойте! Буду бить... вон все!
(Являются Егор и Яков Трошин. Егор немного выпивши, Трошин — пьян сильно. Егор бросается на Протасова и хватает его за ворот.)
Е г о р. Ага... химик! Попался?
П р о т а с о в (отталкивая). Не смей...
Е г о р. Ребята! Главный морила... Лекарства делает!
П р о т а с о в. Врешь, болван! Я ничего не делаю... Ко мне! На помощь! Голос из толпы. Кричи громчее... не слышат! (На террасу выбегает Елена, видит свалку, выхватывает револьвер, бросается к мужу.)
Е л е н а. Егор, пустите! Прочь, Егор...
П р о т а с о в. Лена... Лена!..
Е г о р. А — помнишь? Холера, значит, умирай? Помнишь, как ты...
Е л е н а. Я вас убью...
(С появлением Елены в толпе раздается несколько громких возгласов: «Гляди, какая выскочила!» — «Эх, ты, с пистолетом!» — «Дай ей!» «Сунься-ка...» — «Ишь, какая!»)
Е г о р. Барыня... я — овдовел...
Е л е н а. Буду стрелять!
Е г о р. И ты вдова будешь... удушу его!
(Елена стреляет... Немного раньше сзади толпы, окружавшей Егора, является Роман. В руках у него большой осколок доски. Не торопясь, он взмахивает ею и бьет по головам людей. Делает он это молча, сосредоточенно, без раздражения. В момент, когда Елена стреляет в Егора, Роман бьет его, и Егор, охнув, падает, увлекая за собой Протасова. Елена идет на толпу, угрожая револьвером. После ее выстрела в толпе резкий поворот настроения. Кто-то удивленно и негромко восклицает: «Выстрелила!..» — «Гляди — упал...» — «Ах, собака...» Кто-то бежит со двора и орет: «Ребята, убивают!» Другой спешит за ним, крича: «Не трусь... чего испугался? Баба ведь...» Отступают почти все.)
Е л е н а (в самозабвении). Прочь!.. Буду стрелять... Дмитрий, где вы? Роман... помогите мужу! Прочь!.. Звери!..
(Роман подходит к Трошину, который сидит на земле около Егора, что-то бормочет, тормошит его и бьет Трошина доской. Тот мычит и падает. Вбегает из-за угла Вагин, сильно потрепанный, видит подвиг Романа.)
В а г и н (в руке у него кирпич). Что ты, черт, делаешь?
Р о м а н. А чего?
В а г и н (к толпе). Елена... где Павел?
(Роман бросил доску и присел на корточки около Протасова.)
Е л е н а (приходя в себя). Его... он: упал... (Кричит.) Он убит!
В а г и н. Не может быть...
М е л а н и я (бежит, слышит крик Елены). Кто убит? Врете...
Е л е н а (направляя револьвер на Егора). Это вот он... я его...
В а г и н (выбивает револьвер). Что вы? Опомнитесь!
М е л а н и я (около Протасова). Он живой. Павел Федорович!..
Е л е н а. Воды... дайте воды!
В а г и н. (Мелании). Идите... воды дайте! Елена, успокойтесь...
(Мелания бежит в комнаты.)
Р о м а н. Ничего... все живы... видишь, шевелятся... Так ли бьют людей... и то живы остаются!
(Вагин и Елена поднимают Павла. Он в обмороке. Роман тормошит Трошина.)
Е л е н а (со страхом). Павел... Павел!..
В а г и н. Это обморок...
Р о м а н. Ну, вставай... не балуй! А то я и еще дам...
А н т о н о в н а (бежит). Пашенька! Где Пашенька?..
В а г и н. Не кричите, няня...
П р о т а с о в (полусознательно). Лена... ты? Они убежали?.. Ага...
А н т о н о в н а (Елене). Убили... не доглядели... что?
Е л е н а (мужу). Тебе больно? Где больно?..
(Егор очнулся, поднимает голову, охает.)
А н т о н о в н а. Берите его... несите его...
М е л а н и я (несет воду). Очнулся: Господи! Пейте... пейте!
Е л е н а. Скажи — где больно? Тебя сильно ударили?
П р о т а с о в. Мне... нигде не больно... Он меня душил... этот вот... (Приходит в себя.) Лена, ты... ничего? Мне показалось, тебя ударили по голове... доской какой-то, сверху так...
Е л е н а. Нет, нет... ты успокойся...
В а г и н. А тебя: били?
П р о т а с о в. Нет... не больно... Они почему-то всё в живот меня, черт их возьми... А доктор? Он... жив?
М е л а н и я. Жив, жив... Он — в гостиной на диване... плачет...
Е л е н а (заметив Антоновну, со страхом). Няня... а Лиза?
А н т о н о в н а. Развязала я ее... не могу я это видеть...
Е л е н а. Где она? Где?..
А н т о н о в н а (со слезами). Там... Платье все разорвано было... Переодела я ее...
В а г и н. Что она делает?
А н т о н о в н а. На карточку смотрит, на его...
Е л е н а. Идите к ней, няня... прошу вас, идите!
А н т о н о в н а. Пашеньку-то уложить бы... (Идет, оглядываясь.)
П р о т а с о в. Ничего, старуха... Просто испугался я...
М е л а н и я. Голубчик вы мой... избили вас!
(Егор, Трошин и Роман — составляют другую группу. Роман несколько более оживлен и подвижен, чем всегда.)
П р о т а с о в. Меня? Нисколько! Я за нее испугался... мне показалось, кто-то выстрелил... и потом — палкой по голове... или доской...
Е л е н а (с гордостью). Меня никто не коснулся: Идем в комнаты...
П р о т а с о в. Я очень успешно защищался, — жалко, что ты не видала этого! И, знаешь, Лена, напрасно я давеча снял галоши... я бы их галошами!
В а г и н (с улыбкой, Елене). Вы видите, он совершенно здоров...
П р о т а с о в (горячится). Галошами, по глупым рожам... (Егору.) Вы, милостивый государь...
М е л а н и я. Ну, что с ним говорить? Идите, лечь вам надо...
П р о т а с о в. Позвольте...
Е л е н а. Подожди... Егор, я попала в вас?
Е г о р (глухо). Нет... не попало... По голове меня кто-то...
Р о м а н (с гордостью). Это я!
(Елена с напряжением на лице смотрит на Егора и на всех.)
В а г и н. Если б ты видел, как действовала вот эта мрачная машина... ужас!
Т р о ш и н. Милостивые государи! Я тоже... контужен в голову...
Р о м а н (счастливо). И тебя я ударил...
Т р о ш и н. Господа... прошу запомнить это...
Е л е н а (пристально всматриваясь в лица Егора). Вам дать воды, Егор?..
Е г о р. Водки бы...
П р о т а с о в (Егору). Вы... ужасно глупы, сударь мой...
Е л е н а. Оставь, Павел...
П р о т а с о в. Я никаких лекарств не делаю, черт вас возьми!
В а г и н. Ну, перестань же...
П р о т а с о в (со слезами, в голосе). Нет, подожди! Я хочу знать, за что он на меня бросился? Что я вам сделал, Егор? Что?
Е г о р (глухо). Ничего... не знаю я...
М е л а н и я. Вот на суде узнаешь... мой друг... там тебе расскажут!
П р о т а с о в (с досадой). Ах, не надо! Какой суд? Я так высоко ценил вас, Егор... вы — прекрасно работаете... да! Но ведь я хорошо платил вам? За что же вы...
Е г о р (встает, глухо и со злобой). Не тронь меня, барин...
Е л е н а (твердо и настойчиво). Оставь его в покое, Павел... прошу тебя!
В а г и н (Егору). Вы ушли бы...
Е г о р (грубо). Знаю... Уйду... (Уходит нетвердыми шагами. Роман и Трошин уже перешли к изгороди сада, сидят там на земле и пьют водку, принесенную Романом. Егор молча подходит к ним, садится и протягивает Роману руку.)
М е л а н и я. Смотрите, какой... зверь!
Е л е н а. Не трогайте его... Идем, Павел...
П р о т а с о в (волнуясь). Нет, он возмутил меня... В нем есть что-то... отталкивающее... Люди должны быть светлыми и яркими... как солнце...
(На террасу выходит Лиза. На ней надето белое платье. Она красиво и странно причесана. Идет медленно, какой-то торжественной поступью; на ее лице застыла неясная, загадочная улыбка. Сзади ее Антоновна.)
Л и з а. Прощайте! Нет, не говорите ничего... Я решила... я ухожу!.. Нет, нет, не надо возражений... Я ухожу далеко и надолго... навсегда. Вы знаете? Вот:
(Она останавливается и негромко, с улыбкой читает написанное на обороте фотографической карточки Чепурного.)
Милый мой идет среди пустыни
В знойном море красного песка...
Знаю я, в дали туманно-синей
Ждет его пустыня и тоска...
Солнце, точно чье-то злое око,
Молча смотрит с неба жгучим взглядом...
Я приду и встану с милым рядом
Трудно ему там и одиноко!..
(Напевает какой-то странный, унылый мотив. Тихо.)
Мой милый — строен и высок,
А я — красива и легка,
И оба мы, как два цветка,
На красный брошены песок...
(Молчит. Вздохнув, читает снова.)
И вдвоем, объяты жгучим зноем,
Мы пойдем далеко по песку,
И в пустыне мертвой мы зароем
Он — свои мечты... а я — тоску...
(Задумчиво смотрит на всех. Улыбается.) Вот и всё. Это я — для Бориса... Вы его знаете, Бориса?.. Нет? (Идет в сад.) Мне очень жаль вас... мне очень жалко...
(Антоновна, недружелюбно взглянув на Елену, идет за ней.)
Е л е н а (тоскливо и тихо). Павел... Павел... ты понимаешь?
П р о т а с о в (удивлен). Как это хорошо, Лена! Дмитрий, ты понял? Как это хорошо!
В а г и н (жестко). А ты понял, что она сошла с ума?..
П р о т а с о в (не верит). Разве, Лена?
Е л е н а (негромко). Идем... идем за ней...
(Все трое идут в сад. У изгороди сидит Егор и с угрюмой ненавистью в глазах следит за ними. Трошин что-то невнятно бормочет, щупая голову и плечо дрожащими руками.)
Р о м а н. Ничего... Меня не так били... а я — вот он!.. Стало быть, молчи... Жив, и — ладно...
В а г и н (задумчиво). Один... среди пустыни... В знойном море красного песка...
Занавес
1905
Впервые опубликовано: «Сборник товарищества "Знание" за 1905 год», Кн. 7. СПб. 1905; и отдельным изданием в Штутгарте.
Максим Горький (Алексей Максимович Пешков 1868-1936) — российский и советский писатель.
На главную |
Произведения М. Горького |
