| ||
I Доктор тщательно осматривал пациента средних лет, истощенного продолжительной, тяжелой болезнью. Приговор ясно был виден в плотно сжатых губах доктора, но он, как добросовестный лжец, терпеливо и аккуратно производил исследование: щупал, выстукивал, смотрел веки, оттягивал кожу рук и, наконец, окончательно убедился, что больной безнадежен. Это привело его в легкое раздражение; как медик, он мог теперь только лгать, прописывая ненужные дорогие лекарства, не смея и не имея права сказать прямо: позовите нотариуса. На него смотрели всегда как на человека, обязанного вылечить. Наука, которая воспитала его и, вручив докторский диплом, оставила беспомощным его в пяти случаях из десяти, создалась веками трудов, ошибок, исканий и дерзновений, ореол человеческого разума окружал ее, и было обидно и тяжело сказать запросто: «Бросьте лечиться, идите домой и проводите последние дни жизни так хорошо, как только можете». Больной стонал, охал, жаловался и дрожащим, хриплым голосом просил здоровья. Сосредоточенное, серьезное лицо доктора, с крутыми дугами бровей, металлическим блеском глаз и квадратным, выбритым подбородком, казалось, тщательно хранило секрет спасения, но стоило обещать много денег — и этот, ретиво охраняемый, секрет доктора снова превратит этот скелет в здоровое тело. Но у доктора никакого секрета не было. Он повозился еще с минуту, вымыл руки и сел к столу. —Доктор,— хрипя, как дырявый кузнечный мех, сказал пациент,— вылечите меня, пожалуйста. Я человек богатый, никакие гонорары мне не в диковинку. —Я ни копейки не возьму за то, чтобы вас вылечить,— устало сказал доктор.— Ваше звание? —Негоциант. —Имя? —Грингмат. —У кого вы лечились раньше? —У всех,— натягивая дрожащими руками рубашку, сказал больной.— Право, я думаю, что мало на свете докторов, у которых я не был. И все без толку. Деньги берут, а пользы нет. —Вот поэтому-то,— спокойно сказал доктор, поблескивая очками,— я и не возьму с вас денег. Так вот: поезжайте на юг, зайдите в первую попавшуюся аптеку и спросите травы гречавки. Эту траву вы будете пить три раза в день, как пьют чай, и, по возможности, больше. Разочарованное лицо больного выразило сдержанную иронию. Он ждал пространного, обстоятельного рецепта, внушающего уважение и щедрость. Трава гречавка! Черт бы побрал этого доктора! —Я выздоровею? — спросил Грингмат. —Выздоровеете,— уверенно солгал доктор.— А бумажку возьмите с собой.— И он протянул купцу брошенную на письменный стол крупную, слежавшуюся в бумажнике, ассигнацию. Больной нерешительно взял деньги и пристально посмотрел на доктора. Но доктор спокойно блестел очками, и было очевидно, что настаивать невозможно. —Хорошо,— в раздумье произнес Грингмат,— но почему вы прописали мне только эту траву? —Чтобы как-нибудь удовлетворить вас,— раздраженно сказал доктор.— Чахотка в той стадии, как у вас, лекарствами не излечивается. Режим и воздух — единственные лекарства. Но вы битый час мучили меня требованиями что-нибудь прописать — получите! —Гречавка? — робко спросил купец. —Да, гречавка... запомните. До свидания. Будьте здоровы! — Доктор посмотрел на удаляющуюся искривленную спину и мысленно произнес: протянет... с месяц. II Два человека расстались, и бесшумное колесо времени уничтожило в памяти доктора всякие следы визита купца Грингмата. Прошел год. Доктор переменил резиденцию и уехал в один из южных городов Франции. Ему приходилось теперь возиться с апоплексическими провинциальными дамами, отставными сержантами, патерами, мнительными, как женщины, и скупыми, как Гарпагоны, с дюжими фермерами с оливковой кожей и тысячами застарелых недугов. По-прежнему он излечивал и советовал, ездил и писал рецепты. И все это было медицинскими буднями, оканчивавшимися потрясающей драмой. Был вечер, доктор окончил прием и не спеша сбрасывал полотняный халат. В передней раздался звонок. Вошедший лакей сказал: —Вас хочет видеть господин Грингмат. —Больной? — спросил доктор. —Он говорит, что пришел поблагодарить вас. —За что? Лакей не успел ответить, потому что в гостиной раздался голос: —К вам можно, доктор? Доктор открыл дверь. Перед ним стоял плотный, смеющийся, загорелый человек и дружески протягивал руку. —Вы не узнаете меня? —Нет,— коротко сказал доктор.— Вы Грингмат? —Да. Неужели не помните? Доктор потер лоб. Что-то знакомое всплывало в его сознании и, не успев разгореться, гасло. —Пройдите в кабинет,— сказал он. Они подошли к докторскому столу, и Грингмат сел. Сел и доктор. —Спасибо, огромнейшее спасибо,— сказал купец.— Вы меня спасли, а ведь я умирал. Помните — год назад? —Год назад,— задумчиво произнес доктор.— А не можете ли сказать точно, когда это было? —Первого июля. Этот день отмечен у меня в календаре крупными буквами. Я пил гречавку. —Постойте,— сказал доктор, и очки его заблестели ярче обыкновенного.— Сию минуту.— Он взял книгу записи пациентов, раскрыл ее и несколько минут водил вздрагивающим указательным пальцем по черным линейкам. И ему бросилась в глаза коротенькая отметка: «Грингмат, 44 лет, чахотка. Безнадежен». Холодная струйка пробежала по спине доктора. Он бросил книгу и с минуту просидел в глубоком раздумье, опустив голову на руки. Потом встал, отодвинул ящик стола, взял револьвер и быстро, почти не целясь, выстрелил в Грингмата. Купец дернул головой в сторону, открыл рот и беспомощно повис в кресле. Он был мертв. Пуля пробила череп. Пороховой дым наполнял еще кабинет сизым туманом, а доктор с лихорадочной быстротой возился вокруг мертвого, двигаясь, как во сне. Утро застало его бодрствующим, он вскрывал легкие, исследуя невероятное, почти чудесное излечение незначительной аптечной травой. III В медицинском обществе, к которому принадлежал доктор, и в местной полиции были на другой день получены два пакета. Пакет, адресованный медицинскому обществу, заключал в себе точное описание зарубцевавшихся легких Грингмата, состояние плевры, бронх, кровеносных сосудов и указание, что эти результаты достигнуты благодаря «гречавке». А в полиции прочитали следующее: «Общество осудит меня, но если то, что я видел сегодня своими глазами,— не простая случайность, моя совесть спокойна. Смерть Грингмата — ничто по сравнению с пользой, которую она может принести человечеству.
Он был арестован немедленно. Впервые опубликовано: Всемирная панорама (еженедельник). СПб. 1909. № 34. С. 5—6.
Александр Степанович Грин (Гриневский, 1880—1932) — русский писатель-прозаик и поэт, представитель неоромантизма, автор философско-психологических, с элементами символической фантастики, произведений. Начал печататься в 1906 году, всего опубликовал около четырёхсот произведений. | ||
|