| ||
Однажды, проснувшись рано утром, товарищ Сорокин-Белобокин понял, что весна вступила в свои права. По небу катились сдобные облака. Пели птицы. «Мы, — подумал Сорокин-Белобокин, — молодой весны гонцы». Он почувствовал, что этот день прекраснее прочих и что его необходимо как-нибудь отметить. Обычно Сорокин-Белобокин и летом и зимой носил одну и ту же черную волосатую кепку. Но в этот раз кепка, тяжелая, как подкова, внушала ему отвращение. Число головных уборов в гардеробе товарища Сорокина было невелико — упомянутая кепка и оставшийся после дедушки-артиста новый вороной котелок. И сам черт дернул Белобокина в первый весенний день надеть этот странный и даже неприличный в наши дни головной убор. День был так хорош, что трамвайные пассажиры не кусали друг друга, как обычно, а напротив — обменивались улыбками. И путешествие «гонца весны» к месту службы прошло вполне благополучно, если не считать радостного замечания одного из пассажиров: — Давить надо таких гадов в котелках! Тем не менее товарищ Сорокин-Белобокин умудрился донести к месту службы чашу весенней радости, почти не расплескав ее. — Здравствуйте, товарищи! — крикнул Сорокин-Белобокин звонким, майским голосом, входя в секцию брючного кризиса, в коей служил. И странно, сослуживцы, которые обычно отвечали ему добрыми восклицаниями, как-то замедлили с ответом. — Весна-то какая! — сказал Сорокин. На это также не последовало ответа. Все служащие расширенными глазами смотрели на котелок. — Что случилось? — спросил Сорокин-Белобокин с тревогой в голосе. — Почему вы все молчите? И тут он увидел на стене плакат о чистке, на котором с волнующей краткостью было написано: !ВОН ИЗ АППАРАТА
— Как? Разве уже началось? — пробормотал Сорокин и, притихший, уселся за стол. Поводив несколько минут карандашом по бумаге, он не выдержал и обратился к деловоду Носкевичу: — Прямо умора какая-то. Открываю я сегодня утром гардероб и вижу — котелок висит, — остался от дедушки-артиста. Что за черт? Отличный венский котелок на белой шелковой подкладке. Я и надел. Ничего плохого тут нет. — Да, — сказал деловод Носкевич, ни к кому не обращаясь, — а был еще и такой случай. Юрисконсульта одного, Пружанского, вычистили по второй. За ревность, за чванство и за бюрократизм. Одним словом, за старый быт. — И правильно, — сказал Сорокин-Белобокин, — за бюрократизм следует гнать. Но при чем тут котелок, товарищи? Если уж на то пошло, то мой дедушка играл главным образом для народа, в садах трезвости. А котелок, что ж, котелок — каприз артиста, веяние эпохи. Не больше. — Каприз артиста! — завизжал Носкевич. — Плакат вы видите — «Вон героев двадцатого числа»? И ведь плакат в нашей комнате повесили недаром. Вот нас восемь человек. Значит, есть среди нас герой двадцатого числа. Кто же этот герой? Я, например, котелков не ношу. — И я не ношу! — быстро сказала девушка Заикина. — Никто из нас не носит! Сорокин-Белобокин обомлел. Вороной котелок лежал на его столе как вещественное доказательство неблагонадежности. — Это же голословное обвинение, — сказал Сорокин-Белобокин плачущим голосом. — Вы все меня знаете. Какой же я герой двадцатого числа? Тем более что и жалованье мы получаем первого и пятнадцатого. — Чужая душа — потемки! — угрожающе сказал Носкевич. — Ходят тут всякие в котелках. Сорокин-Белобокин не выдержал и, схватив котелок, кинулся в местком. — Вот котелок, — крикнул он, — возьмите в культфонд! Может, для драмкружка пригодится. Котелок взяли. Домой товарищ Сорокин-Белобокин шел без шапки. Он счастливо улыбался. Ф. Толстоевский, 1930 Впервые опубликовано: Огонек. 1930. № 12. Илья Арнольдович Ильф (1897-1937) — советский писатель-сатирик и журналист. Евгений Петрович Петров (наст. фамилия Катаев) (1902-1942) — советский писатель, соавтор Ильи Ильфа. Брат писателя Валентина Катаева. | ||
|