Святитель Иннокентий (Борисов), архиепископ Херсонский и Таврический
Слово в Неделю ваий

СОДЕРЖАНИЕ

Слово в Неделю ваий. На всенощном бдении

Слова в Неделю ваий

Слово 1-е

Слово 2-е

Итак, воскресение мертвеца четыредневного не осталось без действия, дщерь Сионова пробудилась! И смотрите, с каким торжеством встречается Тот, Кто доселе не имел, где главы преклонить! Встречается так, как никогда не встречали ни Давида, ни Соломона. Взирая на знаки усердия, Ему теперь оказываемые, вероятно, не один добрый израильтянин благодарил в душе своей Бога и думал, что колебание умов и совестей, произведенное во всей Иудее учением и чудесами великого Пророка Галилейского, кончилось наконец, что отныне Он, признанный от всех за давно ожидаемого Мессию и Спасителя, вступит во все права Свои над народом иудейским и начнет в мире и тишине совершать дело спасения дщери Сионовой.

И, однако же, братья мои, все это встречание и вся эта торжественность и усердие были только минутным зрелищем. Пройдет несколько дней — и тот же народ, который теперь, не помня себя от радости, восклицает: "Осанна Сыну Давидову!" — он же, не меньшею толпою, окружит преторию Пилата и будет кричать: Распни, распни Его! (Ин. 19,6).

Судя по этому, можно бы даже подумать, что знаки радости и усердия, в таком обилии ныне расточаемые при встрече грядущего в Иерусалим Господа, были следствием не истинного чувства, а плодом лицемерия и желания усыпить свою жертву, дабы тем вернее привести ее на место заклания. Между тем Иерусалим радуется ныне, действительно, от всей души: лицемерие кроется только в сердце некоторых неисправимых и бесчувственных фарисеев.

Откуда же, имеющая вскоре последовать необыкновенная превратность мыслей и чувств, умов и сердец? — От пагубного легкомыслия, от того, что дщерь Сионова, как заметил Сам Спаситель, не узнала времени посещения (Лк. 19,44) своего, не приняла труда подумать, что требуется от нее, дабы святая радость, ныне ею овладевшая, осталась за нею навсегда. Как пришли в восторг случайно, увлекшие, видимостью; так случайно же придут в ярость ожесточения, положившись на то, что внушит злоба и клевета.

Много можно было бы сказать против этого преступного легкомыслия иудейского, но к чему послужили бы для нас в этом случае подобные обвинения? Дщерь Сионова уже осуждена и осуждена Тем, Кто избрал ее некогда из всех дщерей человеческих. Довольно посмотреть на каждого из потомков древнего Израиля, чтобы с ужасом признать на нем печать гнева Божия.

Вместо осуждения иерусалимлян гораздо полезнее обратиться к себе самим и посмотреть, не происходит ли и с нами подобного? — Наше ежегодное во время Великого поста говение, наше покаяние и исповедь, наше причащение Святых Тайн, что все это, как не торжественное сретение Господа и Спасителя, грядущего к душе нашей подобно тому, как шел Он ныне в Иерусалим погибающий? Кто из нас не является при этом одним из усердных иерусалимлян? Как они вопияли: "Осанна Сыну Давидову!" — так и каждый из нас говорит: "Верую, Господи, и исповедую!" Каждый именует себя первым из грешников; каждый клянется не давать лобызания, как Иуда; каждый не только ризы свои, но и самого себя повергает на землю перед Чашею Завета. Можно ли, казалось бы, усомниться в искренности и твердости таковых чувств и обещаний? — И Господь каждый раз полагается на слова наши, верит нашим устам и сердцу — и преподает нам Тело и Кровь Свою!

Но что выходит из всего этого? Долго ли остаемся мы верны обетам нашим? Проходит несколько дней — и мы те же, что были прежде: опять прежние грехи, прежние страсти, то же нерадение о своей душе и совести, та же жестокость к ближним, та же безумная приверженность к утехам чувственным!

Судя по этому, и о нас надлежало бы подумать, что мы каемся, исповедуемся, причащаемся не от расположения сердечного, а лицемерно. Но в нас не бывает этого. Мы воистину хотели бы своего спасения; и каждый раз, приступая к исповеди и причащению, надеемся сделаться лучшими. Что же мешает тому? Помилование принято, благодать освящения преподана, на душе и совести легче и светлее. Откуда же опять возникает зло и нечистота? Кто снова повергает нас в бездну греха и погибели? — Наше легкомыслие... Мы не принимаем труда упрочить святое дело покаяния, не берем мер против прежних наклонностей греховных: удовлетворяясь несколькими днями говения, останавливаемся на одной наружности Таинства — и доброе, в нас начавшееся, не поддержанное, не питаемое, подавляемое, слабеет, вянет, исчезает.

И сколько раз в жизни повторяется над нами это злополучное приключение! Израильтяне раз только, в день входа Господа во Иерусалим, оказались перед Ним так или легкомысленными и клятвопреступными — мы делаем то же самое каждый год; и многие, вероятно, будут делать то же до конца жизни своей. Увы, может ли быть что-либо злополучнее?

Обратим же, братья мои, обратим внимание на столь бедственное состояние души нашей. Вот и еще оканчивается один из Великих постов. Да не будет и он подобно прежним повторением наших неверностей перед Господом! Да сделается он постом истинно великим для нас тем, что мы в продолжение его оставили навсегда путь греха и погибели и начали жизнь чистую и святую! Аминь.

СЛОВА В НЕДЕЛЮ ВАИЙ

Днесь благодать Святаго Духа нас собра, и ecu вземше Крест Твой, глаголем: благословен Грядый во имя Господне! Осанна в вышних!
(Стихира на "Господи, воззвах")

Но кто же из нас брал крест? Мы все брали ваий, а креста никто не брал, кроме разве священнодействующих. И, однако же, братья, Церковь не смотрит на наши ваий, а говорит о кресте; оставляет видимое и обращается к невидимому!

Так и должно быть при настоящем празднестве: иначе нас далеко превзойдут древние иудеи. У них по видимости было гораздо больше, нежели теперь у нас, ибо ваий у них были от фиников и пальм, с которыми наши бедные ветви никак не могут идти в сравнение, притом некоторые из иудеев постилали на пути Христовом сами ризы свои, чего у нас никто никогда не делал. Чем же после этого нам превзойти иудеев, если не будет у нас невидимого? У них все было, недоставало одного креста; старейшины их только еще делали в это время крест, но и сделав его, возложили потом не на себя, а на Иисуса. Таким образом, крест весь остался на долю христиан. И вот почему Церковь с такою радостью приглашает всех к принятию его: ecu вземше крест, — забытый и отверженный иудеями!

Но, братья, Церковь всегда по праву может так возглашать о кресте, ибо она и основана на кресте, и возрастает под крестом, и крестом побеждает и венчается. Но, по праву ли возглашаем, таким образом, с Церковью мы? Ах, если бы действительно все мы взяли Крест Христов, то мир давно бы сделался раем и с лица земли исчезли бы бедствия, от которых так тяжко страдаем все мы! Правда, в крещении все мы принимаем Крест Христов, но у многих это крестоношение продолжается не далее того, пока они придут в возраст и начнут понимать себя и действовать! У некоторых едва ли не первое действие так называемого совершеннолетнего разума состоит в том, что они навсегда слагают с себя крест, возложенный при крещении, — начинают поступать и действовать, как бы на них не было никогда никакого креста! Все мы являемся с крестом в руках и во гробе; но вы сами знаете, братья, каково это явление! Многие ли из лежащих во гробе со крестом берут крест этот сами? Большей частью он влагается в руки уже во гробе, без их согласия, может быть, даже против их воли!.. Есть люди, которые в продолжение жизни вызываются на особенное несение креста Христова и в знамение того, а равно и в укрепление своих обетов, приемлют его торжественно из рук Церкви. Но много ли и из этих Симонов Киринейских, которые должны нести крест (см. Мф. 27, 32), доносят его до места лобного, до своей кончины? Увы, некоторые, не успев сойти с Синая высоких обетов, уже повергают взятый крест и разбивают его, как Моисей скрижали, только не по святой ревности Моисеевой, а по гласу и требованию страстей и обаяний мирских! Таким образом, не знаю, братья, многие ли из нас могут по праву воспевать с Церковью: "вземше крест глаголем"? Глаголать и воспевать можем все, а взять крест на самом деле, тем паче взять и держать всегда, взять и нести постоянно — не многие, не многие!

Что же делать? Переменить песнь Церкви? Поставить вместо креста ваий? Но если бы мы вознебрегли крестом, то Церковь не расстанется с ним. Без креста Церковь — не церковь, равно как и христианин — не христианин. Лучше, братья, воздвигнемся и мы от расслабления духовного и поревнуем идти, куда ведут, — взять то, что дает Церковь.

В самом деле, если когда христианину крест необходим, то в настоящие дни. Царедворец облекается во знамения служения своего, когда ему нужно предстать лицу цареву; воин осматривает все оружие свое, когда ему предстоит смотр воинский от его полководца; ученик повторяет все уроки и упражняет себя во всех опытах науки, когда готовится к испытанию. Скоро, братья, и мы должны будем предстать своему Царю: как предстанем, если не будет на нас знамения царского служения — креста? Скоро и нам, духовным воинам, произведен будет духовный смотр на Голгофе: как явиться перед лицом Божиим без главного оружия — креста? Скоро откроется у подножия гроба Христова испытание и нашей веры и любви: можно ли ожидать успеха, если в руках наших не будет единственного орудия небесной мудрости — креста? И пусть бы наш Царь принимал нас на Голгофе с престола; а то Он будет принимать — с креста! Пусть бы наш Военачальник восседал на трофеях; а то Он восседает — на кресте! Пусть бы наш Учитель преподавал Свою мудрость с какой-либо великолепной кафедры, а то Он преподает ее — со креста! Как же после этого к такому Царю, такому Военачальнику, такому Наставнику явиться — без креста? Поэтому-то Церковь заранее ныне напоминает всем нам о кресте, советует взять его заблаговременно, дабы в продолжение наступающих дней научиться, хотя бы сколько-нибудь, им действовать. Ибо по непривычке иметь крест в руках и нести его легко может случиться, что у некоторых он, и взятый, выпадает из рук, как выпадает оружие у воина неопытного.

Итак, надобно взять крест, взять заранее и всем, то есть, братья, что сделать? Должно, отвергнуть мудрование ума и пленить его в послушание веры; пусть научится мудрствовать не по стихиям мира, а по Христу (см. Кол. 2,8) — это будет крест для ума, по падении естественно взи-рающегося на разум Божий (см. 2 Кор. 10, 5). Должно отрешиться от своей воли и заключить ее в волю Божию и в закон Господень, начать искать не своей славы, или богатства, или удовольствия, а славы Божией, спасения своего и ближнего — это будет крест для самолюбивой нашей воли, которая стремится сделать себя средоточием всего. Должно приучить сердце свое к тому, чтобы оно умело ощущать горечь мирских радостей и сладость лишения христианского, умело радоваться в страдании, почитать приобретением лишения — это составит крест для греховного сердца, которое теперь не может без содрогания и слышать о скорбях и кресте. Должно, наконец, все существо свое наклонить, сколько возможно, под крест, и расположить всю земную жизнь свою так, чтоб она служила к совлечению ветхого человека, к умерщвлению страстей, к обузданию гордости и сластей житейских.

Когда мы, братья, сделаем все это или, по крайней мере, начнем делать, тогда не напрасно будем воспевать: ecu вземше Крест. А до того времени, как хотите, песнь эта — не наша, и служит нам в обличение! Аминь.

Слово 2-е

И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем.
(Лк. 19, 41)

На три случая указывается нам в Евангелии, когда плакал Господь наш: плакал Он вчера, при гробе друга Своего Лазаря; будет плакать в саду Гефсиманском, во время молитвы к Отцу, да мимо идет чаша страданий; и плачет ныне при взгляде на Иерусалим погибающий. Слезы гефсиманские так высоки и таинственны, что о них дерзновенно было бы беседовать со всеми; и слезы вифанские не без таинства, ибо для чего, по-видимому, плакать у гроба того, кто в эту же минуту вызван из гроба? Слезы нынешние, иерусалимские, просты и ясны: Господь плачет о Иерусалиме, потому что Иерусалим не разумеет времени своего посещения, не плачет сам о грехах своих.

Итак, это наши слезы, возлюбленный слушатель, ибо они пролиты Господом, без сомнения, не об одном Иерусалиме, а и о нас с тобою, грешниках сущих! Это слезы о тебе, непослушный сын Церкви, который, свергнув святое иго веры, возложенное на тебя еще благочестивыми родителями, предался вольнодумству и глумлению над предметами священными! Это слезы о тебе, токий властелин, который, забыв общую всем нам природу и общее всем нам упование жизни вечной, томишь подручных своих, как бы они созданы были не для славы Божией и не для их вечного спасения, а для тяжкой работы на удовлетворение твоим прихотям! Это слезы о тебе, бесчувственный богач, который поработил душу свою бездушному металлу, погреб сердце и все святые чувства его в неправедных счетах и расчетах! Это слезы о тебе, недостойный пастырь Церкви, который вместо того, чтоб быть устами Божиими для народа, предстателем перед Богом о людских невежествиях, стоишь между алтарем и собранием верных как стена раскрашенная, на ней же написана не милость Божия, а твой собственный суд и осуждение!

Господь плачет и до сих пор о каждом грешнике. Ибо как не плакать, когда он идет видимо в бездну, из которой нет возврата, и, имея в руках своих жизнь вечную, безумно меняет ее на суету и тление? Как не плакать о грешнике, когда столько средств, употребленных для примирения его с Богом, для возвращения ему прав на рай потеряннный, к стяжанию для него Царствия Небесного, остаются туне и без плода? И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем (Лк. 19,41).

Не помогли слезы Господа Иерусалиму! Не уразумел он тайны благодатного входа в него и слез, над ним пролиянных, и за то предан доселе на попрание языком! Не помогут слезы Господа и нам с тобою, возлюбленный слушатель, если мы подобно иерусалимлянам останемся бесчувственны во грехах наших. Для того чтобы этими бесценными слезами омыты были грехи наши, надобно, чтобы к ним примешались собственные наши слезы о грехах наших, чтобы печаль, исполнявшая сердце Господа, перешла в нашу душу и изгнала из нее все нечистые и зловредные радости греховные. Поэтому не удивляйтесь, если мы вместо веселия пригласим вас к слезам. Пусть пророк восклицает: "Радуйся, дщи Сиона!" Этот глас к душам чистым; они могут и должны, по апостолу, радоваться не только ныне, а и всегда (см. Флп. 4, 4). А нам должно более плакать, нежели радоваться, ибо мы до сих пор во грехах и нераскаянии. Грешникам же нечему радоваться", — глаголет Сам Господь. Эта святая печаль по Богу не помешает, впрочем, и радости истинной, которая у грешника, каковы мы, и может произрасти только из слез. В самом деле, посмотрите, как будет радостен для нас праздник Воскресения Господня, если мы наступающую неделю проведем в слезах покаяния! Он так будет светел, как никогда не был доселе, — чего да сподобит нас всех Господь Своею всемощною благодатью! Аминь.

Впервые опубликовано: Опубликовано: Сочинения (полное собрание) в шести томах. Т. IV. Великий пост. Молитва святого Ефрема Сирина. Первая Седмица Великого поста. Страстная седмица. Светлая седмица. СПб. 1908.

Святитель Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический (в миру Иван Алексеевич Борисов) (1800-1857) — ректор Киевской духовной академии, профессор богословия; член Российской академии (1836); член Святейшего Синода с 26 августа 1856 года, знаменитый русский богослов и церковный оратор, прозванный в свое время "Русским Златоустом".