Святитель Иннокентий (Борисов), архиепископ Херсонский и Таврический
Слово в пяток 2-й недели Великого поста

На главную

Творения Святителя Иннокентия (Борисова)


СОДЕРЖАНИЕ




СЛОВО В ПЯТОК 2-й НЕДЕЛИ ВЕЛИКОГО ПОСТА

На реках вавилонских, там сидели мы, и плакали, когда вспоминали о Сионе. На вербах среди его мы повесили органы наши. Ибо тем пленившие нас спрашивали нас о словах песней и уведшие нас о пении: "воспойте нам (что-либо) из песней Сионских"! Как запоем песнь Господню на земле чужой? Если забуду тебя, Иерусалим, да будет забыта десница моя! Прилипни язык мой к гортани моей, если я не буду помнить Тебя, если не поставлю Иерусалима, как вверх веселия моего! Припомни, Господи, сынам Едомским, в день Иерусалима говорившим: "опустошайте, опустошайте, до основания, его"! Дочь Вавилона окаянная! Блажен кто сделает тебе воздаяние за то, что сделала ты нам. Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень.
(Пс. 136)

После псалма: Помилуй мя, Боже! нет другого во всей Псалтири Давидовой, который бы исполнен был такого умиления душевного, как этот псалом. Кажется, он написан не чернилами, а слезами, и нужно не петь, а плакать. Поэтому-то возглашается он в церкви в те недели, которые служат приготовлением к святому и Великому посту. Но нисколько не будет излишне, если мы и теперь, во время поста, повторим кратко для себя содержание этого умилительного псалма. Приведши себе таким образом на память жалкую судьбу израильтян в плену вавилонском, мы в ней, как в зеркале, можем увидеть и наше бедственное положение на земле — в узах греха и страстей, а это пробудит в ином мысль о свободе духовной, и расположит искать ее у великого Разрешителя всех уз, к чему настоящее время поста представляет столько средств для самых слабых верою и духом. Итак, что же делают израильтяне в Вавилоне?

На реках вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе (Пс. 136,1).

Вот чем занимаются пленники иерусалимские! Вместо того чтобы строить для себя в Вавилоне домы, насаждать вертограды, заниматься куплею и продажею, на что дано через пророка разрешение от Самого Бога, они присядут на берегу рек вавилонских, как бы в ожидании, что волны речные с часу на час поднимут их и унесут в отечество; сидят и плачут, воспоминая о своем возлюбленном Сионе. Тело их в Вавилоне, а дух и сердце в Иерусалиме. На что ни посмотрят в стране чуждой, ничто не радует их, а все пробуждает мысль об отечестве: На реках вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе (Пс. 136,1).

При взгляде на органы, которые израильтяне принесли с собою в плен — не для забав, а чтобы бряцать на них хвалу и славу Иеговы, — у вавилонян рождается любопытство и желание послушать песней сионских. Пленнику ли отказать победителям в этой просьбе!.. Иные почли бы за счастье угодить таким образом своим гордым владыкам, но израильтянин теперь не таков! Он страшится и одной мысли — осквернить священную песнь Сиона слухом языческим. Вместо удовлетворения желаний вавилонян пленники, в полном сознании величия и достоинства своей веры, отвечают: Как запоем песнь Господню на земле чужой? (Пс. 136,4). Отвечают так, ни мало не заботясь, что их участь, и без того горькая, может через то отяготиться еще более.

Неблаговременный вызов со стороны победителей к веселию и игре, когда у пленников текут из очей слезы, пробуждает в израильтянах новый порыв любви к отечеству, — и они дают обет никогда не изменят ему: Если забуду тебя, Иерусалим, да будет забыта десница моя! (Пс. 136,5).

По удалении вавилонян, оставшись одни, пленные израильтяне тем сильнее предаются против них негодованию, что видят, как они, лишив их отечества, хотели бы лишить и благородства духа: Дочь Вавилона окаянная! Блажен, кто сделает тебе воздаяние за то, что сделала ты нам. Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень (Пс. 136,8-9).

Так мыслили, так чувствовали, так вели себя израильтяне в плену вавилонском! Кто не преклонится с уважением перед этими чувствами! Не скажет, что народ израильский в самом плену и унижении показал в этом случае, что он не напрасно был возлюблен Господом и избран Им некогда в особенный удел Себе из всех народов.

Тяжел, братья мои, был плен вавилонский, сокрушительно иго, возложенное Навуходоносором на бедных сынов Израиля! Но что значат все плены вавилонские и египетские в сравнении с тем ужасным пленом, в котором находится весь род человеческий!? Ибо где мы все? В стране чуждой, в стране мрака и хлада, проклятия и смерти. Было и у нас отечество — в раю сладости, но пришел враг и пленил нас, пленил и поверг в узы греха и страстей. Что мы были и что теперь? Были почтены и украшены образом Божиим; теперь часто нет в нас и образа человеческого. Наслаждались всегдашним здравием души и тела, не знали смерти и тления; теперь все стонем с детства от болезней душевных и телесных и после многих скорбей и бед обращаемся в землю, от нее же взяты. Все твари вначале служили нам с радостью и были как малые домочадцы в великом доме Божием, теперь все твари или убегают от человека, или восстают на него и терзают своего владыку. Само рождение каждого из нас, как некоего изверга, омывается кровью и слезами; самые чистые и праведные труды сопровождаются потом лица и не приносят иногда ничего, кроме скорби и воздыхания. Тьма в уме, злость в воле, горесть в сердце, нечистота в чувстве, бренность в теле, мертвость во всем существе, удаление от небесного отечества — вот наша доля всех и каждого — от Адама и до сегодняшнего дня!

Не должно ли после этого ожидать, что и мы, подобно израильтянам в Вавилоне, будем рыдать и плакать о своем потерянном Сионе? Что будем, по крайней мере, помнить всегда, где мы и что с нами; не будем прилепляться сердцем к стране чуждой и плену нашему, а ожидать с радостью того вожделенного часа, когда рукою Ангела смерти сложатся с нас все узы! И мы возвратимся туда, где нет ни печали, ни воздыхания? Но посмотрите на мир человеческий. Что увидите? Увидите покупающих и продающих, услышите лики и тимпаны, всюду встретите людей, которые о том только мыслят, чтобы ежедневно радоваться и веселиться, праздновать и торжествовать. У многих потеряна сама мысль о Сионе, о том блаженном состоянии, в котором был человек первозданный; другие если и воспоминают о нем иногда, то как о предмете, их не касающемся. Остаться, если бы возможно было, на земле вечно, то есть вечно жить в плену земных нужд и треволнений, в узах страстей и болезней, — это для многих составило бы верх наград и желаний!..

Ничто не может раскрыть нам очей и показать, что мы не на своей родине, что мы в плену и заточении. Напрасно смерть без всякого порядка восхищает нас, одного за другим, в вечность, мы спокойно становимся на былое место и продолжаем то же заблуждение!..

Так унизились, огрубели, обесчувствели мы в плену нашем! До того забыто нами, что мы были некогда и чем всегда быть должны! Малая только часть, как бы неким чудом спасшаяся от всеобщего ослепления, видит истинное положение человека на земле; чувствует, какое тяжкое иго на всех сынах Адамовых; воздыхает и плачет о падшем состоянии всех и каждого. И что же? Эти избранные, эти ясновидящее кажутся для всех прочих людьми мрачными, мечтателями легкомысленными, существами малоспособными к жизни общественной, такими лицами, о которых должно сожалеть и которых небесполезно избегать!..

Поистине в этом ослеплении человеческом обнаруживаются вся сила и ужасное свойство греха, так как видно, что он не только лишает человека богоподобия, не только унижает его до состояния неразумных тварей, делает похожим на духа отверженного, но, вдобавок к унижению и плену, исторгает у него саму память о его прежнем величии и будущем предназначении. После этого бедный грешник не смеет поднять очей на небо, ему чуждое; не видит перед собой ничего, кроме земли; в угождении бедному чреву поставляет все свое блаженство; за мимолетными благами и забавами гоняется, как дитя; на саму смерть свою смотрит как на дань природе, тогда как она есть только оброк греха.

Душа падшая, душа пленная, душа погибающая, пробудись от своего нечувствия и познай, кто ты! Грех и страсти унизили, ослепили, подавили, умертвили тебя; но ты и теперь более заключаешь в себе, нежели сколько есть в видимом мире, ибо ты — одушевленный образ Божий. Сама по себе ты не можешь подумать о том, чтобы сразиться с жестоким врагом твоим и разорвать узы, на тебя возложенный; но у тебя есть Всемогущий Заступник, Который может связать крепкого (см. Мф. 12, 29) противника твоего, разрушить все твердыни его и преподать тебе все средства к возврату в отечество. Предай себя Ему — и невозможное сделается возможным. Как бы ты ни была погружена в чувственность, как бы ни были тяжки и велики грехи твои, хотя бы чернотою твоею ты походила на самого духа злобы, — все исправится, все убедится, все просветлеет, и ты вновь создашься таким существом, в котором будет почивать Сам Бог, достигнешь еще на земле того величия, перед которым не только со страхом, но и с любовью начнет преклоняться вся тварь.

Хочешь ли, возлюбленный слушатель, узнать, как нам нужно вести себя в плену нашем, чтобы возвратиться в первобытное состояние невинности и блаженства?

Возьмем для этого пример с израильтян и их поведения в Вавилоне. Несмотря на удаление от любезного отечества, они духом и мыслию своею непрестанно были в Сионе и Иерусалиме: да витает, как можно чаще, и наша мысль, и наш дух не в селениях подобных нам грешников, а в светлых обителях Отца Небесного. Да сделается, как у израильтян, и у нас всех началом и концом занятий и всякого веселия мысль о Иерусалиме небесном, о том блаженном часе, когда мы, сбросив тяжелые узы плоти, должны будем возвратиться в свое отечество.

Помышляя о святых радостях Сиона, израильтяне не хотели принимать участия в нечистых забавах и языческих увеселениях вавилонских; да удалятся, сколько возможно, и от нас тлетворные забавы и утехи плотские, которые в самом очищенном виде их вредят уже тем, что губят драгоценное время и земленят сердце. Будем говорить почаще душе своей словами израильтян: Как запоем песнь Господню на земле чужой? (Пс. 136, 4). Как нам веселиться и радоваться безумно, когда мы в плену греха, под гневом Божиим, с лютыми язвами в совести? Нам ли предаваться суетам и губить время, когда нас ожидает смерть, суд страшный и вечность?

Израильтяне в порыве праведного негодования изъявляли желание, чтобы сами младенцы дочери вавилонской, лишившей их отечества, были разбиты о камень; вооружимся и мы святой ревностью против всех исчадий нашей греховной природы. Начнем не только очищаться от плотских грубых грехов, но избивать о камень самоотвержения самые нечистые помыслы, самые тайные зловожделения души и сердца. Если мы, одушевившись верою и призвав на помощь благодать Божию, пребудем постоянно в этом святом подвиге, то узы плена греховного будут со дня на день слабеть в нас, и мы, находясь еще в Вавилоне мира этого, начнем ощущать блаженную свободу духа, возноситься над всем бренным; а по прошествии кратких дней земной жизни, — когда Ангел смерти снимет с нас последние узы плоти, — в мире и с радостью возвратимся в Иерусалим небесный. Аминь.

СЛОВО В ПЯТОК 2-й НЕДЕЛИ ВЕЛИКОГО ПОСТА. ПЕРЕД ИСПОВЕДЬЮ

Благо есть исповедатися Господеви!
(Пс. 91, 2)

Такому лицу, каков был святой Давид, — царю, ущедренному от Господа и дарами природы, и дарами благодати, и, однако же, глубоко падавшему иногда с высоты своего сугубого, царепророческого достоинства, без сомнения, не легче нас, братья мои, было исповедовать свои грехи и признаваться в своих беззакониях. Между тем видите, как он смотрит на исповедь: как на великую милость, как на драгоценный дар, как на услаждение души и сердца: Благо есть исповедатися Господеви! (Пс. 91,2).

А из нас многие идут к духовному отцу на исповедь, как на некое истязание, стыдясь учинить признание во грехах своих. Откуда эта разность? От того, что святой Давид ясно видит, как вреден и пагубен для человека грех, а мы не видим этого. Ибо кто видит смертоносную ядовитость греха, тот, естественно, старается освободиться от него и потому любит исповедь как вернейшее к тому средство. А кто не уверен в заключающейся во грехе пагубе, тот по тому самому не дорожит и исповедью, а, напротив, тяготится ею, ибо она заставляет его раскрывать перед служителем алтаря всю срамоту своих греховных деяний. Поэтому перед исповедью крайне нужно каждому исповедующемуся приобрести уверенность в том, что грех есть величайшее зло для человека, так что если он не освободится от него посредством покаяния, исповеди, то, рано или поздно, погибнет навеки.

Трудно ли увериться в этом? Нет, для этого довольно обратить внимание даже на одну, так сказать, поверхность греха.

Ибо что есть грех? — Нарушение пресвятой воли Творца. Теперь судите: малое ли дело стать противником и врагом Существа Всемогущего, того Существа, в руках Которого мы и весь мир, наша жизнь и дыхание, наше время и наша вечность!

Что есть грех? Уклонение на сторону врага Божия — диавола. Опять судите, малое ли дело стать заодно с этим человекоубийцей, сделаться похожим на него в измене истине, заразиться его ядом змеиным!

Что есть грех? Ослепление ума, развращение воли, поражение совести, растление тела. Безделица ли — испортить таким образом все богоподобное существо свое, уклонить его от цели бытия в противную сторону и внести в него семя тли и смерти вечной!

Что ожидает грешника в будущем? Ожидает еще большая тьма, еще большее измождение сил, еще большее горе и пагуба, ожидает конечное лишение всех благ, душевных и телесных, конечное отвержение от лица Божия, осуждение на вечное мучение в аде, с диаволом и аггелами его.

Довольно и этих, самых простых понятий о грехе, чтобы затрепетать всем существом своим при одной мысли, что ты грешник!

А трепеща при мысли о своих грехах, как не поспешить к исповеди, когда в ней, силою Премудрости Божьей, открыт способ к примирению нас с Богом и своею совестью? Когда в ней за одно чистосердечное признание своих беззаконий и раскаяние в них подается совершенное прощение? Поистине, мы должны были бы спешить к исповеди и тогда, если бы в ней требовалось что-либо самое тяжкое для нас и неудобоисполнимое: ибо лучше все претерпеть и всего лишиться, нежели оставаться врагом Богу и другом диаволу. Но от нас ничего подобного не требуется, а только самое необходимое — чтобы мы исповедали свои грехи, показали отвращение к ним, решились оставить их навсегда и вознаградить прошедшее, чем можем, в настоящем. И от этого удаляться? И это почитать трудным? И ради этого оставаться во грехах? Что же значит после этого наше покаяние? Где ненависть ко греху? Где любовь к Богу, к самим себе?

Скажем же, братья, и мы со святым Давидом: Благо есть исповедатися Господеви! (Пс. 91, 2); и поспешим к святому налою, как преступники спешат к тому месту, где объявляется прощение и милость царская. Аминь.


Опубликовано: Сочинения (полное собрание) в шести томах, т. IV. Великий пост. Молитва святого Ефрема Сирина. Первая Седмица Великого поста. Страстная седмица. Светлая седмица. СПб, 1908..

Святитель Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический (в миру Иван Алексеевич Борисов) (1800-1857) — ректор Киевской духовной академии, профессор богословия; член Российской академии (1836); член Святейшего Синода с 26 августа 1856 года, знаменитый русский богослов и церковный оратор, прозванный в свое время "Русским Златоустом".


На главную

Творения Святителя Иннокентия (Борисова)

Монастыри и храмы Северо-запада