Святитель Иннокентий (Борисов), архиепископ Херсонский и Таврический
Слово в среду 2-й недели Великого поста

Душе моя, душе моя, восстани — что спиши? Конец приближается и имаши смутитися: воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй
(Кондак покаянного канона при. Андрея Критского, глас 6-й)

Кто бы, вы думали, братья мои, обращается к душе своей с этими словами умилительными? Какой-либо грешник кающийся? Нет, это святой и блаженный муж, из-под пера или, лучше сказать, из сердца которого истекало то сладко-умилительное песнопение, которым так сильно тронуты мы были на вечерних Богослужениях прошедшей недели, то есть святой Андрей Критский. Его ли чистая и святая душа не бодрствовала всегда на страже своего спасения? К нему ли смело приблизиться нерадение о своей совести и забвение часа смертного? Но и он не доверяет ни своему уму, ни своей добродетели, а старается брать все меры, да не поникнет мыслями и желаниями долу.

Не тем ли паче нам, братья мои, должно как можно чаще обращаться к душе своей с подобным возбуждением ее от сна греховного, нам, которые так наклонны к рассеянию мирскому, к забвению Бога и своего вечного предназначения? Увы, все мы спим тяжким и глубоким сном: иной гордости и честолюбия, другой — роскоши и пресыщения, тот сном злобы и лукавства, этот сном сребролюбия и любостяжания, спим день и нощь, спим от колыбели до гроба! В самом деле, возлюбленный собрат, что мы делаем с тобою для своего спасения? Святые сподвижники проводили для этого всю жизнь в посте и молитве, в трудах и произвольных лишениях; святые мученики претерпели для этого все роды страданий и мук; пророки и апостолы не имели, где подклонить главы, и были как отребие мира — а мы? Мы не посвящаем делу спасения и столько времени, сколько тратим на самые ничтожные предметы наших прихотей и удовольствий. Не доказательство противного, что посетим иногда церковь, возьмем в руки какую-либо душеполезную книгу, побеседуем с кем-либо о вере и о добродетели, подадим нищему милостыню, сделаем другое какое-либо доброе дело; не доказательство, говорю, все это душевного бдения и попечения о нашем спасении. А спящие — разве не делают различных движений во сне, не подают иногда вида, что они как будто не спят? И они по временам и разглагольствуют, и рассуждают, и ходят с места на место, и даже совершают иногда некоторые дела, требующие ума и соображений. Подобное тому — и с нами: малая часть добрых дел, нами совершаемых, точно как движения человека во время сна. Ибо как совершаются они? Не из живой и постоянной любви к Богу и ближнему, не во имя Спасителя и Господа нашего, не по твердой решимости жить и действовать, как заповедует Евангелие, а случайно, даже иногда невольно, всегда почти без мысли о своем спасении: то выходят из приличий светских, то из минутного увлечения чувства и сердца, то по холодному расчету самолюбия. Притом, совершая по временам несколько добрых дел и таким образом закрашивая свою внешность, мы остаемся внутри с прежними страстями, с тем же сердцем злым и нечистым, с тою же совестью спящею и немощною.

Признак человека бодрствующего есть полное сознание самого себя и предметов, его окружающих, — где в нас это сознание? Нас всех окружает грех и смерть, нам предстоит суд и вечность, а мы вовсе не думаем об этом, для нас все это как бы не существует.

Признак человека неспящего — ясное ощущение своих нужд и потребностей и постоянная забота об их удовлетворении; где в нас это ощущение и эта забота? Ум наш недугует явным неведением истин спасения, а мы, наполняя его всякого рода земными познаниями, небрежем озарить его нетленным светом Христовым. Совесть наша покрыта язвами греха; а мы, которые врачуем тело при первой немощи его, нисколько не заботимся о врачевании своего внутреннего судии. Сердце наше томится по небу и благам вечным, ищет воды живой и не иссякающей, а мы засыпаем его прахом земных забот, заставляем пить из сокрушенных кладенцев или лжеименной мудрости, или чувственных удовольствий.

Признак человека бодрствующего — надлежащее исправление дел своего звания, но из нас многие даже не знают, что самое первое и высшее звание наше есть звание христианина, что истинное, всеобщее наследие наше на небесах; что земля для нас — место странствия, тело — темница, смерть — освобождение. Что же все это, как не сон духовный? И долго ли спать нам таким образом? Долго ли блуждать нам, не ведая, куда идем и чего достигнем?

Душа моя, душа моя, ты, которая у меня одна, так что если потеряю тебя, то лишусь всего, ты, которая, будучи создана по образу Божию, по тому самому уже превыше всего мира, и даже по падении твоем искуплена драгоценною Кровью Сына Божия и предназначена к вечному блаженству с Богом на небе, — душа моя, душа моя, что спиши? Для чего забываешь свою природу и достоинство и так жалко отдаешь себя в рабство плоти и крови, в плен миру и диаволу — врагам твоим? Почто, созданная служить Богу Живому и Истинному, кланяешься до земли всякому кумиру страстей? Почто, предназначенная к вечности, расточаешь безумно и время, и таланты, тебе вверенные, на суету, не помышляя об ожидающем тебя за все это отчете?

Душа моя, душа моя, восстани, что спишь? Тут ли спать, когда перед тобою небо и вечность с разверстыми вратами? Тут ли спать, когда под тобою геенна с духами отверженными? Тебе ли спать, когда вокруг и внутри тебя брань, когда за тебя сражается небо с адом; когда всезлобный враг смотрит на все пути твои, напрягает все силы свои, чтобы настигнуть и поглотить тебя навеки?

Душа моя, душа моя, восстани! Оттряси сон от век твоих, собери рассеянные по суетам мира мысли твои и обрати их на себя саму и на твое великое предназначение! Восстани! Сбрось постыдные узы злых навыков, которыми, как пленница, привязана ты к земле и тлению! Восстани и посмотри, как все ожидает твоего пробуждения: ожидает Ангел Хранитель, дабы не всуе находиться при тебе и не плакать безутешно о твоем ожесточении во грехе; ожидает Церковь Божия, дабы начать врачевать тебя своими молитвами и Таинствами; ожидает совесть, дабы воспринять над тобою права свои и вести тебя по стезям правды; ожидает сама смерть, давая место покаянию, дабы не быть принужденною восхитить тебя, наконец, со грехами твоими перед Страшным судом Божиим.

Ты спишь, бедная душа моя, а время благодати и помилования течет и уходит невозвратно. Ты спишь, а бремя грехов твоих растет и множится без числа и меры. Ты спишь, а враг твой бдит и опутывает тебя с ног до головы новыми сетями. Ты спишь, а Ангел смерти грядет, и конец твой приближается. Приблизится, настанет, застигнет, поразит — и что будет тогда с тобою?

Помогут ли тебе блага земные, для собирания которых забывала ты Бога и жертвовала всем? — Защитят ли тебя от гнева Божия легкомысленные друзья и клевреты, с которыми ты проводила и губила время. В мудрости ли мирской и неверии будешь искать отрады и утешения на ложе смертном? Ах, тогда-то узнаешь во всей силе, как праведно говорили тебе, что какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит (Мк. 8, 36)! Познаешь — но что выйдет из этого познания? Одна скорбь лютая, одно смущение и отчаяние: и имаши смутитися! Смутится и от прошедшего, которое предстанет тебе со всеми грехами и нечистою жизнью твоею; смутится не от настоящего, которое будет исполнено ужаса, мук смертных и отчаяния; смутится, наконец, и от грядущего, которое, так долго забываемое, отвергаемое, явится перед тобой во всем грозном и низлагающем величии своем.

Для чего же, бедная душа моя, ждать нам с тобою беспечно нашей погибели? Для чего, смежив умные очи, идти всю жизнь к пропасти адской? Что мешает нам остановиться, подумать и возвратиться вспять, когда еще есть время к тому. Итак, душа моя, воспряни! Раскрой глаза и поднимись с греховного ложа; стань на путь закона Господня и простри руки к добру; решись служить Богу Живому и Истинному, как ты служила до сих пор идолам страстей, а все прочее уже готово к твоему спасению. Готово Евангелие для озарения твоих мыслей во всех случаях жизни; готова драгоценная одежда заслуг Христовых для прикрытия твоей духовной наготы; готово Тело и Кровь Сына Божия для насыщения твоего глада; готов елей и бальзам для уврачевания твоих ран; готова всемогущая благодать Духа Святого для подкрепления твоих слабых сил; готов сам венец для увенчания твоих малых подвигов. Воспряни, и да пощадит тебя Христос Бог! Слышишь ли, как Он гласом Евангелия вещает с пренебесной вечери Своей: и еще место есть (Лк. 14, 22). Это место для нас с тобою, душа моя. Поспешим же сделаться его достойными, доколе не наступила полночь, не затворились двери чертога, не угас елей во светильнике нашей жизни! Аминь.

Опубликовано: Сочинения (полное собрание) в шести томах. Т. IV. Великий пост. Молитва святого Ефрема Сирина. Первая Седмица Великого поста. Страстная седмица. Светлая седмица. СПб. 1908.

Святитель Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический (в миру Иван Алексеевич Борисов) (1800-1857) — ректор Киевской духовной академии, профессор богословия; член Российской академии (1836); член Святейшего Синода с 26 августа 1856 года, знаменитый русский богослов и церковный оратор, прозванный в свое время "Русским Златоустом".