| ||
|
[271] 1. Мудрейшие из врачей, видя, что рана требует железного ножа, делают рассечение; но делают это не без скорби и не без сострадания, а скорбят и вместе радуются не меньше самих испытывающих рассечение; они скорбят по причине боли, причиняемой рассечением, а радуются выздоровлению, происходящему от него. Так поступил и Павел, мудрый врач душ. Обличив некогда коринфян, которые имели нужду в сильнейшем обличении, он и радовался и печалился: печалился потому, что причинил им скорбь, а радовался потому, что сделал пользу. Выражая то и другое, он говорил: яко аще и оскорбих [272] вас прежним посланием, не раскаюся, аще и раскаялбыхся (2 Кор. VII, 8). Почему он раскаялся? И почему опять не раскаивается? Раскаялся потому, что очень сильно поразил их; не раскаивается потому, что исправил их. А дабы ты убедился, что действительно поэтому, выслушай дальнейшее: вижду бо, яко послание оно, аще и к часу, оскорби вас. Ныне радуюся, не яко скорбни бысте, но яко оскорбистеся в покаяние (2 Кор. VII, 8, 9). Если я, говорит, на время опечалил вас, то эта печаль кратковременная, а польза постоянная. Позвольте же и мне, прошу вас, сказать эти слова любви вашей: яко аще и оскорбил вас прежним увещанием, не [273] раскаюся, аще и раскаялбыхся, потому что вижу, что тогдашнее увещание и наставление, хотя на время опечалило вас, но нам принесло много радости, не яко скорбни бысте, но яко оскорбистеся в покаяние. Вот эта самая печаль ваша по Боге какое произвела в вас усердие. Сегодня у нас собрание блистательнейшее, зрелище торжественнейшее, сонм братии многочисленнейший. Это усердие — плод той печали. Поэтому, сколько тогда я скорбел, столько теперь радуюсь, видя духовный виноградник наш наполненным плодами. Если при предложении яств чувственных многочисленность гостей доставляет некоторую честь и радость пригласившему их, то тем более это может быть при предложении яств духовных; между тем там чем больше приглашенных, тем больше истребляется предложенного и делается больший, расход, а здесь напротив — многочисленность собравшихся не только не истребляет, но еще умножает трапезу. Если же там расход доставляет удовольствие, то тем более здесь доставит это прибыток, потому что таково свойство духовных яств: чем большему числу они разделяются, тем больше умножаются. Итак, если у нас трапеза полна, то я надеюсь, что и благодать Духа будет сообщаться уму нашему, потому что когда она видит много присутствующих, тогда предлагает обильнейшее угощение, не потому, чтобы она презирала немногих, но потому, что желает спасения многих. Поэтому и Павлу явившийся Христос повелел пройти другие города и остановиться в Коринфе, сказав: не бойся, но глаголи, и да не умолкнеши: зане людие суть Ми мнози во граде сем (Деян. XVIII, 9, 10). Если ради одной овцы пастырь ходит по горам и лесам и пустыням, то, когда предстоит ему многих овец обратить от беспечности и заблуждения, не окажет ли он великого усердия? А что он действительно не презирает и немногих, послушай, как Он сам говорит: несть воля Отца Моего, да погибнет един от малых сих (Матф. XVIII, 14). Ни малочисленность, говорит, ни незнатность не располагает Его пренебрегать нашим спасением. 2. Итак, если таково попечение Его о малых и немногих и таково о многих, то, предоставив все Его изволению, обратимся к изречению Павла, прочитанному сегодня. Какое же это изречение? Вемы бо, говорит он, яко аще земная наша храмина тела разорится (2 Кор. V, 1); или — лучше — обратимся выше, к самому началу мысли. Как отыскивающие источник, увидев влажное место, не только там роют, но, руководясь этою влагою и жилою, простираются далее внутрь, пока не достигнут до самого корня и начала потока, — так точно поступим и мы. Нашедши духовный источник, проистекающий из мудрости Павловой, мы, руководясь его изречением, как бы некоторою жилою, пойдем к самому корню мысли. Где же это начало и корень? Имуще же той же дух веры, по писаному: веровах, темже [274] возглаголах; и мы веруем, темже и глаголем (2 Кор. IV, 13). Что говоришь ты? Если бы ты не веровал, то и не говорил бы и стоял бы безмолвным? Да, говорит; без веры не могу ни отверзть уст, ни двинуть языка, ни раскрыть губ, и будучи одарен даром слова, стою безмолвным без ее наставления. Как растение без корня не может произращать плода, так без предварительного существования веры не может произойти и слово учения. Поэтому и в другом месте он говорит: сердцем веруется в правду, усты же исповедуется во спасение (Рим. Х, 10). Что может быть лучше этого дерева, или даже сравниться с ним, когда не только ветви его, но и самый корень приносит плод: корень — оправдание, а ветви — спасение? Поэтому он и говорит: веруем, темже и глаголем. Как палка, крепко поддерживая дрожащие и от старости ослабевшие члены, не допускает поскользнуться и упасть, так точно и вера, надежнее палки подкрепляя нашу душу, колеблемую и волнуемую немощью помыслов, и поддерживая силою собственной крепости, безопасно утверждает ее и никогда не допускает ей преткнуться, исправляя немощь помыслов избытком собственной силы, разгоняя происходящий от них мрак и озаряя собственным светом душу, сидящую в смутных помыслах, как бы в темном доме. Поэтому лишенные ее находятся в состоянии не лучшем того, в каком живущие во мраке, но подобно тому как те и ударяются об стены, и толкаются с встречными, и низвергаются в овраги и пропасти, и глаза не приносят им никакой пользы, когда нет руководительного света, так и лишенные веры и толкают друг друга, ударяются об стены, и наконец низвергаются, увлекая сами себя в бездну погибели. 3. Свидетелями этих слов те, которые похваляются мирскою мудростью и тщеславятся отпущенною бородою, истертым плащом и палкою. Они, после длинных и многих рассуждений, не видели камней, лежащих пред их глазами, потому что если бы они взирали на них, как на камни, то не стали бы почитать их богами. Они восставали и друг против друга и низвергались в самую глубокую бездну нечестия не от чего иного, как от того, что доверялись во всем собственным своим рассуждениям. Выражая и это, Павел сказал: осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце: глаголющеся быти мудри, объюродеша (Рим. I, 21, 22). Далее, приводя доказательство их помрачения и безумия, он прибавил: и измениша славу нетленного Бога в подобие образа тленного человека и птиц и четвероног и гад (Рим. I, 23). Но весь этот мрак вера, пришедши, изгоняет из души принявшего ее; и как спущенный якорь удерживает корабль, со всех сторон обуреваемый напором ветров и заливаемый поднимающимися волнами, и укрепляет его среди моря, так точно, когда привходящие отвне помыслы обуревают наш ум, пришедшая вера надежнее якоря избавляет его от кораблекрушения, приводя его к полному убеждению, как корабль в тихую пристань. Выражая это самое, Павел сказал, что Бог дал есть апостолы к совершению святых, дондеже достигнем вси в соединение веры и познания Сына Божия, да не бываем ктому младенцы, влающеся и скитающеся всяким ветром (Ефес. IV, 11 — 14). Видишь ли действие веры, как она, как бы некоторый надежный якорь, устраняет колебание? Об этом он же пишет в послании к евреям, выражаясь о вере так: еже аки котву имамы души тверду же и известну, и входящую во внутреннейшее завесы (Евр. VI, 19). Дабы ты, услышав об якоре, не подумал, что он влечет вниз, апостол показывает, что необыкновенное свойство этого якоря то, что он влечет не вниз, но возносит ум вверх, поднимает к небу и вводит во внутреннейшее завесы. Завесою он назвал здесь небо. Почему и для чего? Потому, что как завеса отделяла святое святых от внешней части скинии, так точно и это небо, подобно завесе распростертое среди создания, отделяет от внешней части скинии, т.е. от этого видимого мира, святое святых, т.е. горнее и высшее, идеже предтеча о нас вниде Христос (Евр. VI, 20). 4. Смысл слов его следующий: вера, говорит он, возвышает нашу душу туда, не допуская ее угнетаться никаким из настоящих бедствий, но облегчая труды надеждою будущего. Подлинно, кто взирает на будущее, надеется на небесное и устремляет туда умственные очи, тот не чувствует скорби от настоящих бедствий, как не чувствовал и Павел и, объясняя причину такого любомудрия, говорил: еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспение тяготу вечныя славы соделовает нам (2 Кор. IV, 17). Как и каким образом? Не смотряющим нам видимых, но не видимых, очами веры (2 Кор. IV, 17, 18). Как очи телесные не видят ничего умственного, так очи веры не видят ничего чувственного. Но о какой вере говорит здесь Павел? Название веры имеет двоякое значение. Верою называется та, которою некогда апостолы совершали знамения и о которой Христос сказал: аще имате веру яко зерно горушно, речете горе сей: прейди отсюду тамо, и прейдет (Матф. XVII, 20). Также, когда ученики не могли избавить лунатика от беса и хотели узнать причину этого, то Он указывает им ее в недостатке веры, сказав: за неверствие ваше (Матф. XVII, 19). И Павел об этой же вере говорит: аще имам веру, яко и горы преставляти (1 Кор. 13, 2). Равным образом, когда Петр, идя пешим по морю, начал утопать, то Христос укорил его за недостаток этой же веры, сказав: маловере, почто усумнелся еси (Матф. XVI, 31)? Итак верою называется та, которая совершает знамения и чудеса. Верою же называется и та, которая руководит к познанию Бога, по которой каждый из нас есть верный. О ней говорит апостол в послании к римлянам: благодарю Бога моего Иисусом Христом, яко вера ваша возвещается во всем мире (Рим. I, 8); также к фессалоникийцам: от вас [276] бо промчеся слово Божие не токмо в Македонии и Ахаии, но и во всяко место вера ваша, яже к Богу, изыде (1 Сол. I, 8). На какую веру он указывает здесь? Очевидно на веру познавательную, как показывают дальнейшие слова: веруем, говорит он, темже и глаголем. Чему веруем? Яко воздвигий Иисуса и нас воздвигнет силою своею (2 Кор. IV, 14). Но почему он называет ее духом веры и включает в число дарований? Если вера есть дарование и только дар Духа, а не наша заслуга, то и неверующие не будут наказаны, и верующие не удостоятся похвалы, потому что таково свойство дарований: за них не получают венцов и наград, так как дарование не есть заслуга получивших его, а дар щедрости подателя. Поэтому Господь повелел и ученикам не радоваться тому, что они изгоняли бесов, и лишил царства небесного тех, которые пророчествовали Его именем и творили силы многи (Матф. VII, 22), так как собственными заслугами они не могли похвалиться, а хотели спастись одними только дарованиями. 5. Итак, если и вера есть нечто такое, если в ней мы ничего не привносим от себя, но все принадлежит благодати Духа, которая и внедряет ее в наши души, и мы не получим за это никакой награды, то как же апостол говорит: сердцем бо веруется в правду, усты же исповедуется во спасение (Рим. Х, 10)? Значит, вера есть также доброе дело уверовавшего. Как и в другом месте он выражает тоже самое, когда говорит: а не делающему, верующему же оправдающего нечестива, вменяется вера его в правду (Рим. IV, 5), если все принадлежит благодати Духа? Как и патриарха Авраама он увенчал за нее бесчисленными похвалами, — за то, что тот, презрев все настоящее, поверил с надеждою сверх надежды (Рим. IV, 18)? Итак, для чего же апостол называет ее духом веры? Он хочет показать, что вначале уверовать и покориться призыву зависит от нашего благорасположения; а после того, как вера уже внедрена, мы имеем нужду в помощи Святаго Духа для того, чтобы она пребывала постоянно непоколебимою и неизменною. Ни Бог, ни благодать Духа не предваряет нашего расположения, но, хотя призывает, однако ожидает, чтобы мы пришли добровольно и по собственному желанию; а потом, когда мы уже пришли, тогда подает от Себя всякую помощь. Так как диавол, после того как мы приступили к вере, тотчас приходит, желая вырвать этот добрый корень и спеша посеять плевелы и повредить истинные и чистые семена, то мы имеем тогда нужду в помощи Духа, дабы Он, приседя нашей душе, подобно трудолюбивому земледельцу, своим великим попечением и промышлением со всех сторон ограждал новонасажденное растение веры. Поэтому апостол в послании к фессалоникийцам говорит: Духа не угашайте (1 Сол. V, 19), внушая, что по пришествии благодати Духа мы будем недоступными для лукавого беса и всех ухищрений его, потому что, если никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1 Кор. XII, 3), тем более никто не может соблюсти веру свою безопасною и твердою, как только Духом Святым. 6. Но как можем мы привлечь к себе помощь Духа и расположить Его пребывать в нас? Добрыми, делами и хорошею [277] жизнью. Как свет светильника поддерживается елеем, с уничтожением которого и он прекращается и исчезает, — так точно и благодать Духа: когда есть у нас добрые дела и душа орошается великою милостынею, пребывает в нас, как огонь, поддерживаемый елеем, а без нее отступает и удаляется — как это и случилось с пятью девами. Так как они, после многих трудов и подвигов, не запасли на помощь себе человеколюбия, то и не могли удержать при себе духовного дарования, поэтому и были отлучены от брачного чертога и услышали страшные слова, которые тяжелее геенны: отъидите, не вем вас (Матф. XXV 12, 41); поэтому и названы глупыми, — и справедливо, так как они, преодолев сильнейшие похоти, были побеждены слабейшею. Посмотри: они победили силу природы, обуздали бешеную ярость, укротили волны похоти, живя на земле показали жизнь ангельскую, будучи облечены телом подражали бесплотным силам, и после такого подвига не подавили в себе страсти к деньгам; поистине глупые и неразумные, — потому-то они и не удостоились прощения. Их падение было следствием одной беспечности. Они были в состоянии — угасить разженную таким пламенем печь похоти, переступить далее пределов и сделать больше заповеданного, (потому что девство не есть закон, но предоставлено воле слушающих), и после этого были побеждены страстью к деньгам. Что может быть жалче их, потерявших с головы своей венец за малую часть серебра? Говорю это не с тем, чтобы опустились руки девственниц, чтобы прекратить девство, но чтобы они не трудились без пользы, чтобы после бесчисленных подвигов не удалились с поприща неувенчанными и покрытыми стыдом. Девство — дело доброе и вышеестественное; но и это доброе, великое и вышеестественное дело, не будучи соединено с человеколюбием, не может ввести даже в преддверие брачного чертога. Посмотри на могущество человеколюбия и силу милостыни. Девство без милостыни не могло довести даже до преддверия брачного чертога; а милостыня без девства привела питомцев своих с великою славою в царство, уготованное прежде сложения мира. Те за то, что не оказывали щедрой милостыни, услышали: отъидите, не вем вас; а эти, напоившие жаждущего и напитавшие алчущего Христа, хотя и не отличались девством, услышали: приидите благословеннии Отца моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира (Матф. XXV, 34,); и весьма справедливо, потому что девственник и постник полезен только себе самому, а милостивый есть общая пристань обуреваемых, избавляет ближних от бедности и удовлетворяет нуждам других. Из добрых же дел те обыкновенно ценятся выше, которые служат на пользу другим. 7. Дабы ты убедился, что этого рода заповеди преимущественно пред всеми другими угодны Богу, Христос, беседуя о [278] посте и девстве, упомянул о царстве небесном; а заповедуя о милостыне и человеколюбии и о том, чтобы мы питали в себе милосердие, указал на награду гораздо выше царства небесного: яко да будете сынове Отца вашего, иже есть на небесех (Матф. V, 45). В самом деле, те заповеди особенно делают людей подобными Богу, — насколько людям возможно быть подобными Богу, — которые служат к общей пользе. Это самое выражая, Христос и сказал: яко солнце свое сияет на злые и благие, и дождит на праведные и на неправедные (Матф. V, 45). Так и вы, употребляя свои имущества по возможности на общую пользу братий, подражайте Тому, Кто ниспосылает блага свои всем одинаково. Велико достоинство девства, и поэтому я желаю, чтобы оно особенно было соблюдаемо; но достоинство девства состоит не в воздержании только от брака, а в человеколюбии, братолюбии и сострадании. Что пользы в девстве с жестокостью? Что пользы в целомудрии с бесчеловечием? Ты не увлеклась телесною похотью, но увлеклась страстью к деньгам; ты не прельстилась наружностью человека, но прельстилась красотою золота; ты победила сильнейшего противника, но меньший и слабейший преодолел тебя и победил. Поэтому твое поражение сделалось постыднейшим; поэтому ты и не получила прощения, как преодолевшая такое насилие и укротившая самую природу, но предавшаяся сребролюбию, которое часто и рабы и варвары могли побеждать без труда. 8. Зная все это, возлюбленные, и в браке живущие и в девстве подвизающиеся, будем прилагать великое усердие к милостыне, потому что иначе невозможно достигнуть царства небесного. Если девство без милостыни не могло привести в царство, то какое другое доброе дело может, или будет в состоянии сделать это без нее. Нет, никакое. Итак всею душею и всеми силами будем подливать елея в светильники, и пусть это делается щедро и постоянно, чтобы свет всегда был ясный и обильный. Ты смотри не на бедного, который принимает, но на Бога, который воздает, не на того, кто, получает серебро, но на того, кто делается должником твоим. Для того один принимает, а другой платит, чтобы с одной стороны бедность и несчастье принимающего расположили тебя к милости и состраданию, а с другой богатство имеющего отдать, ручающегося за уплату с великою прибавкою, внушало надежду на некоторую выгоду и располагало к милостыне с большею щедростью. Кто, скажи мне, имея в виду получить во сто раз более и будучи совершенно уверен в уплате, не отдаст всего? Не будем же беречь деньги, или — лучше — будем деньги беречь, потому что кто бережет свое имущество, тот полагает его в эту неприкосновенную сокровищницу, недоступную ни для разбойников, ни для слуг, ни для злых завистников и ни для каких козней. Если же ты, слыша и это, не решаешься отдать что-нибудь из своего имущества, и ни стократное получение, ни несчастье бедного, и ничто другое не может склонить тебя, то вспомни о своих грехах, войди в сознание своей греховности, исследуй всю свою жизнь, осмотри тщательно все свои грехопадения, и тогда, хотя бы ты был бесчеловечнейшим из всех [279] людей, постоянно чувствуя страх за свои согрешения и надеясь милостынею заслужить себе их прощение, ты отдашь и самое тело твое, не только что деньги. Если страдающие ранами, желая избавиться от болезней телесных, не жалеют никакого имущества и готовы отдать даже самую одежду, чтобы избавиться от своей болезни, — то тем более мы, желая избавиться милостынею от болезни душевной и от тяжких ран греховных, должны оказывать ее со всем усердием. Притом в болезнях, бросая серебро, нельзя вдруг исцелиться от боли, но часто нужно испытать и рассечение, и прижигание, и горькие лекарства, и голод, и холод, и другие тягчайшие предписания; а здесь не так, но достаточно отдать серебро в руки бедных, и все грехи тотчас омоются без боли и труда. Врач, исцеляющий душу, не имеет нужды ни в приемах, ни в орудиях, ни в железе, ни в огне; но Ему довольно сделать только мановение, и все грехи исчезают из нашей души и обращаются в ничто. 9. Не видишь ли, какие суровые подвиги переносят монахи, возлюбившие уединенную жизнь и удалившиеся на вершины гор? Имея постелью землю, одеваясь в власяницу, облагая все тело веригами и заключив себя в хижине, они постоянно борются с голодом, живут в слезах и невыносимых бодрствованиях, чтобы омыть хотя малую часть своих прегрешений; а тебе можно без всяких подобных суровых подвигов этим легким и удобным способом доказать свое благочестие. Что за труд, скажи мне, пользуясь имуществом, употреблять излишнее сверх нужды на бедных? Если бы даже не было положено награды, если бы даже не было назначено воздаяния, то самое свойство дела не в состоянии ли убедить самых упорных употреблять избытки на утешение нуждающихся? А когда за милостыню есть такие венцы, такие награды, такое прощение грехов, то какое, скажи мне, будут иметь оправдание те, которые жалеют денег и потопляют душу свою во грехах? Если же тебя ничто другое не располагает, и не побуждает к состраданию и милостыне, то вспомни о неизвестности кончины и представь, что если ты не дашь бедным, то с наступлением смерти невольно оставишь все другим, и потому будь человеколюбивым теперь. Подлинно, было бы крайне безумно — не давать добровольно другим нуждающимся из того, чего мы должны будем лишиться невольно, тогда как притом мы можем получить такие блага за эту щедрость. Ваше избыточествие, говорит апостол, да будет во онех лишение (2 Кор. VIII, 14). Что значат эти слова? Ты получаешь больше, нежели даешь: даешь чувственное, а получаешь умственное и духовное; даешь серебро, а получаешь отпущение грехов; ты избавляешь бедного от голода, а он избавляет тебя от гнева Божия. Это — некоторая мена и торговля, приносящая прибыток, гораздо больше расхода, и выгоду значительнее. Расход состоит в деньгах, а прибыток не в деньгах только, но и в отпущении грехов, в дерзновении пред Богом, [280] в царстве небесном и в наслаждении благами, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. II, 9). Поэтому не нелепо ли, — тогда как купцы не жалеют ничего из своего имущества, имея в виду не какую-нибудь необыкновенную прибыль, но подобную истраченной сумме, мы, имея в виду за тленные и преходящие блага приобрести не преходящие и тленные, но нетленные и бессмертные, не оказываем такой же попечительности о своем имуществе, как и они? Нет, братие, не будем так дурно заботиться о своем спасении; но зная пример и дев, и отосланных в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелом его (Матф. XXV, 41), за то, что они не напитали и не напоили Христа, будем удерживать в себе огонь Духа щедродательностью и обильною милостынею, дабы нам не потерпеть кораблекрушения в вере. Вера имеет нужду в помощи и присутствии Духа, чтобы ей оставаться непоколебимою; а помощь Духа обыкновенно подается за чистую жизнь и доброе поведение. Поэтому, если мы желаем иметь твердую веру, то должны вести чистую жизнь, которая и располагает Духа пребывать в нас и поддерживать силу веры. Невозможно, подлинно невозможно, чтобы проводящий нечистую жизнь не колебался и в вере. 10. Пустословящие о судьбе и неверующие спасительному учению о воскресении впали в бездну такого неверия вследствие нечистой совести и развратных дел. Как страдающие горячкою, желая уничтожить жар, часто бросаются в холодную воду и, на краткое время утишив боль, потом подвергаются сильнейшему пламени, — так точно и имеющие порочную совесть, стараясь найти утешение и не желая омыть грехи покаянием, придумали господство судьбы и неверие воскресению. Таким образом, утешая себя на краткое время холодными рассуждениями, они воспламенят для себя больший огонь геенны, когда, оставшись беспечными и потом перешедши туда, увидят, что каждый сам должен дать отчет за свои прегрешения. И дабы убедиться, что это справедливо и что злые дела вредят твердости веры, послушай, что́ говорит Павел в послании к Тимофею. Да воинствуеши, говорит он, доброе воинство, имея веру и благую совесть, — а добрая совесть обыкновенно бывает от жизни и правых дел, — юже, говорит, нецыи отринувше, от веры отпадоша (1 Тим. I, 18, 19). И еще в другом месте: корень всем злым сребролюбие есть: егоже нецыи желающе, заблудиша от веры (1 Тим. VI, 10). Видишь ли, что и те потерпели кораблекрушение, и эти уклонились, потому что те отвергли благую совесть, а эти предались сребролюбию? Тщательно размышляя обо всем этом, постараемся о добром образе жизни, чтобы получить нам двойную награду, — одну, уготованную в воздаяние за дела, а другую в воздаяние за твердость в вере. Что пища для тела, то жизнь для веры; и как плоть наша по естеству своему не может под- [281] держиваться без пищи, так и вера — без добрых дел, потому что вера без дел мертва есть (Иак. II, 20). Осталось наконец сказать об одном: что значит: той же? Апостол не сказал просто: имуще дух веры; но что? Имуще той же дух веры. Я желал бы объяснить и это; но так как вижу много потоков мыслей, проистекающих из этого простого слова, то опасаюсь, чтобы множеством того, что нужно будет сказать, не затопить всего сказанного и не сделать бесполезным для вас настоящего поучения, повредив вам неумеренностью. Поэтому, прекращая здесь беседу, прошу и умоляю вас тщательно соблю-[282] дать сказанное, — все, что вы слышали о жизни, вере, девстве, человеколюбии и милостыне, и, твердо помня это, быть готовыми к слушанию последующего. Тогда только наше собеседовательное здание будет прочно и непоколебимо, когда прежде сказанное будет хорошо внедрено в ваших умах, а затем мы станем прилагать и дальнейшее. Бог же, даровавший и нам сказать это, и вам выслушать с усердием, да сподобит нас явить плоды от дел, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь. Опубликовано: Творения Святаго отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольскаго, в русском переводе. Том 3, книга 1. СПб., Издание С.-Петербургской Духовной Академии. 1898.
Иоанн Златоуст (ок. 347 — 14 сентября 407) — архиепископ Константинопольский, богослов, почитается как один из трёх Вселенских святителей и учителей вместе со святителями Василием Великим и Григорием Богословом. | ||
|