В.И. Иванов
Солнцев перстень

Поэма

На главную

Произведения В.И. Иванова



      Стань на край, где плещет море,
      Оглянися на просторе:
      Солнце ясное зашло,
      Зори красные зажгло;
      Справа месяц тонкорогий.
      Топни по мели отлогой,
      Влажной галькой веки тронь,
      Гикни: «Гей ты, птица-конь,
      Огнегривый, ветроногий!
      Мчи меня прямой дорогой
      Меж двух крыльев, на хребте,
      К заповедной той черте,
      Где небес дуга с землею
      Золотой свита шлеею,
      Где сошелся клином свет —
      Ничего за тыном нет.
      В царской, бают, там палате
      Что ни вечер солнце, в злате,
      В яхонтах и в янтаре,
      Умирает на костре.
      В ночь другое ль народится,
      Аль, ожив, помолодится,
      Заиграет на юру,
      Что сгорело ввечеру?
      Я тебе седок не робкий:
      Всё, что солнечною тропкой,
      От межи и до межи,
      Поизрыскал, окажи!»

      Чу, по взморию дрожанье,
      В гуле волн плескучих ржанье,
      И окрай сырых песков —
      Топ копыт и звон подков.
      Светит месяц тонкорогий;
      Прянет конь сереброногий,
      Лебединые крыла,
      Золочены удила,
      Пышут ноздри жарче горна.
      За узду хватай проворно,
      Прыгай на спину коню.
      Конь промолвит: «Уроню
      Я тебя, седок, над бездной,
      Коль не скажешь: тверди звездной
      Что богаче?» Молви: «Смерть,
      Что над твердью держит твердь».
      Загадает конь лукавей:
      «Что горит зари кровавей?»
      Молви: «Жаркая любовь,
      Что по жилам гонит кровь».
      Втретье спросит о причине,
      Почему в своем притине
      Солнце кажется темно,
      Словно черное пятно.
      Отвечай: «Затем, что солнце
      Сквозь срединное оконце
      Под землею свысока
      Видит Солнце-двойника.
      Солнце верхнее приметит,
      Что во рву глубоком светит,
      Вдруг ослепнет, и темно,
      Словно черное пятно».

      «Три кольца — мои загадки,
      Три стрелы — твои разгадки:
      Вышли стрелы в три кольца —
      Три добычи у ловца! —
      Скажет конь: — Куда ж нам метить?
      День догнать иль утро встретить?»
      Ты в ответ: «Лети, скакун,
      На луга, где твой табун,
      Где берет в хомут ретивых
      Солнце коней огнегривых,
      Отпрягая на покой
      Мокрых пеною морской!»

      И за рдяными зарями
      Над вечерними морями
      Конь помчится, полетит,
      Только воздух засвистит.
      В море волны так и ходят,
      В небе звезды колобродят,
      Реет темный Океан,
      Рдеет маревом туман.
      Там увидишь небылицы:
      Вьются в радугах Жар-птицы,
      В облаках висят сады,
      Чисто золото — плоды.
      А на пастбищах янтарных,
      У потоков светозарных —
      Коновязь и водопой.
      Среброкрылою толпой
      Кони пьют, а те пасутся,
      Те далече вскачь несутся:
      Конь за ними, в ясный дол...
      Вдруг — до неба частокол,
      Весь червонный, и литые
      В нем ворота запертые;
      Да калитка возле есть —
      Колымаге в пору влезть.
      Конь проскочит той калиткой
      И, как вкопанный, пред ниткой
      Остановится, дрожа:
      Залегла тропу межа.
      Скакуну тут путь заказан,
      Паутинкой перевязан.
      «Слезь, — он взмолится, — с меня!
      Отпусти в табун коня».

      «Веретенушко, вертися!
      Медь-тонинушка, крутися!
      Закрутись, да переймись...»
      Глядь — откуда ни возьмись —
      Медяница. Нитка змейкой
      Обернется и ищейкой
      Вниз ползет, по ступеням,
      Самоцветным тем камням.
      Что ступень — то новый камень,
      Новый камень — новый пламень, —
      Пышных лестница гробов.
      Триста шестьдесят столбов,
      Все из золота литые,
      Как огни перевитые,
      Обступают круглый двор;
      Тухнет на дворе костер,
      И не черная пучина —
      Посредине ямовина.
      Слитками вокруг столбов
      Блещет золото горбов,
      Ощетиненных, как пилы
      Золотые; на стропила
      Перекинуты хвосты;
      Тел извилистых жгуты,
      Чешуи и перепоны
      Словно жар горят: драконы,
      Вниз главами, долу зев
      (И во сне палит их гнев),
      По стволам висят узлами,
      Не слюну точат, а пламя;
      Сверху каждого столпа
      Турьи в злате черепа,
      Непомерны и рогаты,
      Ярким каменьем богаты;
      И на теменях голов
      Триста шестьдесят орлов,
      Златоперых и понурых, —
      Спят. Дремою взоров хмурых
      Не смежает лишь один,
      Как ревнивый властелин
      Царства сонного, и, зорок,
      Острым оком дымный морок
      Озирает, страж двора,
      Ямовины и костра.
      Красный двор, как печь, пылает,
      И клубами облекает
      Ямовину и костер
      Златооблачный шатер.

      Пред огнищем, на престоле,
      О девичьей тужит доле,
      Тризну Солнцеву творя,
      Государыня Заря.
      Скажешь: разумом рехнулась!
      Сине-алым обернулась
      Покрывалом, как вдова.
      Молвит таковы слова:
      «Свет мой суженый! На то ли
      Родилась я, чтоб неволи
      Злу судьбину жить кляня?
      Обманул ты, свет, меня!
      Красну девицу в пустынном
      Терему, за частым тыном,
      В чародейном во плену,
      Не замужнюю жену,
      Не победную вдовицу,
      Горемычную царицу,
      Не ослушную рабу —
      Схоронил ты, как в гробу.
      Жду-пожду с утра до ночи,
      Все повыглядела очи:
      Сколько жду лихих годин,
      Знает то жених один.
      Как затопали подковы
      Да захлопали засовы,
      Грудь стеснило, слепнет взор:
      Свет мой суженый на двор!
      Чуть отпряг коней усталых,
      Впряг по стойлам застоялых,
      На кладницу четверню
      Разогнал, и головню
      В сруб горючий повергает,
      Дуб трескучий возжигает,
      И невесту из огня
      Кличет, горькую, меня.
      Говорит: «Опять сгораю
      И до срока умираю:
      С новым жди меня венцом,
      Солнцевым встречай кольцом.
      Ты надень на перст, заветный,
      Этот перстень самоцветный:
      Встретишь с перстнем у ворот —
      Станет мой солнцеворот.
      Сбережешь залог прощальный,
      Солнцев перстень обручальный, —
      Будешь ты моей женой
      Вечно царствовать со мной.
      Та, что перстень обронила,
      Вновь меня похоронила,
      Вновь на срубе мне гореть...
      Помни: с перстнем Солнце встреть!..»
      Так сказал и в жерловину,
      В ту глухую ямовину,
      Потрясая головней,
      Прянул с белой четверней.
      Загудело по подвалам;
      Я покрылась покрывалом,
      Дева — вдовий чин творю,
      Без огня в огне горю,
      Ярым воском тихо таю
      Да заплачки причитаю...
      А взгляну вдруг на кольцо,
      Вспомню милое лицо —
      Света божьего невзвижу,
      Жениха возненавижу!
      В персях как змею унять?
      Грусть-печаль мою понять?
      Много ль я его видала?
      Аль всечасно поджидала?
      Счет забыла я годин!
      Раз ли было то один?
      Аль и встарь он ворочался,
      С милой перстнем обручался,
      Обручася — пропадал,
      Молодую покидал?
      И умом я не раскину,
      И не вспомню всю кручину.
      Знаю: он со мной не жил,
      Расставался — не тужил.
      Чую, где ты, царь, ночуешь;
      Вижу, свет, где ты кочуешь:
      Знать, другая у царя
      Молодая есть Заря.
      А коль за морем прилука,
      Не постыла мне разлука,
      Не хочу я ничего,
      Ни колечка твоего!»
      Так сердечная тоскует,
      Неразумная ревнует;
      Сходит с красного двора,
      От потусклого костра.
      Двор пониже у царицы,
      У невестной есть вдовицы,
      Где лазоревый дворец
      Смотрит в синий студенец.
      Змейка — вслед.
      Змее последуй,
      Входы, выходы разведай,
      Всё доточно примечай;
      За царицей невзначай
      Стань, как жалобно застонет,
      С белой рученьки уронит
      Солнцев перстень в студенец.
      Тут спускай стрелу, стрелец!

      Из реки из Океана,
      Что под маревом тумана
      Кружным обошла путем
      Средиземный окоем,
      Рыба — гостья не простая,
      Одноглазка золотая,
      В струйной зыби студенца
      Что ни вечер ждет кольца.

      Как царица перстень скинет,
      Рот зубастый тать разинет,
      Хвать — поймала перстенек.
      Коловратный мчит поток
      Рыбу к заводи проточной.

      На окраине восточной
      В те поры сойдет в моря
      Государыня Заря —
      Уж не сирая вдовица,
      А румяная девица, —
      Тело нежное свежит,
      Со звездою ворожит.
      К Зорьке рыбка подплывает,
      Рот зубастый разевает:
      Вспыхнет полымем лицо
      У девицы, как кольцо
      Заиграет, залучится!
      Им в купальне обручится,
      Сядет на желты пески,
      В алы рядится шелки,
      Медны двери размыкает,
      Из подземья выпускает
      Белых коней на простор —
      И, вперив на Солнце взор:
      «Женихом тебя я чаю,
      А кольца не примечаю, —
      Молвит: — Что ж, мой светлый свет,
      На тебе колечка нет?

      Вот оно: надень заветный
      Царский перстень самоцветный!
      Выйдешь с перстнем из ворот —
      Станет твой солнцеворот.

      А дотоле, поневоле,
      Голубое должен поле
      Плугом огненным пахать,
      До межи не отдыхать.
      Уронил ты перстень в воду —
      Потерял свою свободу.
      Солнце красное, катись!
      К милой с перстнем воротись!»
      Солнце — в путь; но заклятое
      То колечко золотое
      Зорьке поздней выдает;
      Зорька рыбке отдает;
      Рыба влагою проточной
      Мчит его к заре восточной;
      А придверница Заря
      Спросит перстень у царя,
      Без того не помирится:
      Так с начала дней творится,
      Рыбьим ведовством заклят,
      Солнца пленного возврат.

      Слушай, кто умеет слушать!
      Коль умыслил чары рушить,
      Милой жизни не щади:
      Каленою угоди Рыбе в глаз!
      Орел бессонный
      Из глазницы прободенной,
      Молнией разрезав мглу,
      Вырвет с яблоком стрелу.
      Взмоет ввысь, но долу канет,
      Смирный сядет, в очи глянет;
      В остром клюве у орла
      Каплет кровию стрела.
      Рыба тут по-человечьи
      Об обиде, об увечье
      Востомится, возгрустит
      И всю правду возвестит:
      «Глаз мой жаркий, глаз единый!
      Вынул клюв тебя орлиный!
      Вспыхнув, ясный свет истлел,
      Красной кровью изомлел!
      Кровь-руда! Куда ты таешь?
      Где ты оком возблистаешь?
      Кто тебя, мой свет, сберет,
      Мне темницу отопрет?..
      Кто б ты ни был, меткий лучник,
      С милым светом мой разлучник,
      Глаз ты выткнул мой, один:
      Ты мне ныне господин.

      Что велишь, тебе содею,
      Кознодею, чародею:
      На роду судьбина зла
      Мне написана была.
      Вещей рыбы помни слово:
      Что прошло, зачнется ль снова?
      Три лежат тебе пути:
      Выбирай, каким идти.
      Если Солнцев перстень выдам,
      Два пути ко двум обидам;
      Если перстня не отдам,
      К Солнцу путь отыщешь сам.

      Путь один: коль перстень вынешь,
      В глубь живою рыбу кинешь, —
      Залетишь ты на орле
      К порубежной той земле,
      Где ключи зари восточной
      Перед Солнцем в час урочный
      Размыкают створы врат.
      Будешь ей жених и брат,
      Ненавистный, неизбежный;
      Но красавицей мятежной
      Овладеешь, и тебе
      Покорится, как судьбе,
      Самовластная царица.
      И царева колесница,
      И царева четверня
      С мощью света и огня —
      Всё пойдет тебе в добычу:
      Так владыку возвеличу.
      Солнце в темный склеп замкнешь;
      Солнцем новый бег зачнешь.

      Путь другой: как перстень вынешь,
      Если мертвой рыбу кинешь, —
      Возвратишься на орле
      К обитаемой земле.
      Тень и мрак легли по долам;
      Плач и стон стоят по селам:
      Не минует ночи срок,
      Не прояснится восток.
      Солнцев перстень ты покажешь,
      Чары темные развяжешь,
      Мир собою озаришь
      И под ноги покоришь.
      Прослывешь в молве народа
      Солнцем, гостем с небосвода,
      Будешь с перстнем царевать,
      Свет давать и отымать.
      Поклоняясь, будут люди
      Мощь твою молить о чуде,
      Солнцу, сшедшему царить,
      Ладан сладостный курить.

      Если мне кольцо оставишь,
      Царской славой не прославишь
      Темной участи своей;
      Но лишь третий из путей
      Жало чар моих потушит,
      Волхвование разрушит:
      Лишь тогда явит свой лик
      Солнца зримого двойник —
      На кого с притина Солнце,
      Сквозь срединное оконце
      Глянув, — слепнет, и темно,
      Словно черное пятно.
      Чтобы власть его восставить
      И пути пред ним исправить,
      Ты, доверившись орлу,
      В светлый скит неси стрелу.
      Есть двенадцать душ в пустыне:
      О невидимой святыне
      День и ночь подъемля труд,
      Храм невидимый кладут.
      Там, где быти мнят престолу,
      Ты стрелу зелену долу,
      Кровь мою земле предай
      И росточка поджидай.
      Процветет цветистой славой
      Куст душистый, куст кровавый,
      Всех цветней единый цвет,
      Краше цвета в мире нет.
      Цвет пылает, цвет алеет,
      Ветерок его лелеет, —
      Вдруг повеет — и легка,
      Отделясь от стебелька,
      Роза сладостною тенью,
      По воздушному теченью,
      Как дыханье сна, плывет,
      За собой тебя зовет.
      В Розе, темной и прозрачной,
      Что сквозит, как перстень брачный?
      Не гляди, не вопрошай;
      За вожатой поспешай
      Через долы, через горы,
      Недр земных в глухие норы;
      Нежной спутнице внемли;
      Весть заветную земли,
      Странник темный, странник верный,
      Ты неси во мрак пещерный!
      В преисподнем гробе — рай...
      Три судьбины: выбирай».

              <1911>


Впервые опубликовано: сб. "Cor Ardens" М. «Скорпион» 1911—1912.

Вячеслав Иванович Иванов (1866—1949) — поэт, критик, переводчик, теоретик символизма, филолог-классик.



На главную

Произведения В.И. Иванова

Монастыри и храмы Северо-запада