На главную |
Произведения Н.Ф. Каптерева |
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 1
Сношения с русским правительством Иерусалимских патриархов, предшественников Досифея: Германа, Софрония, Феофана, Паисия и Нектария. Общие замечания об особом характере отношений Досифея к России, русским царям и патриархам.Глава 2
Участие Досифея в делах Русской Церкви.Досифей принимает участие в деле Никона. Его старания примирить Никона с государем и столкновение по этому поводу с Паисием Лигаридом. Участие Досифея в деле разрешения Никона. Участие Досифея в деле подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху.
Глава 3
Заботы Досифея предохранить Русскую Церковь и общество от влияния и пропаганды латинства. Его стремления воспрепятствовать южноруссам, воспитанникам латинских школ, приезжать в Москву и занимать здесь какие-либо влиятельные церковные должности; его хлопоты об открытии в Москве греческой типографии, в которой бы печатались греческие книги; заботы Досифея об устройстве в Москве греческой школы, присылка им в Москву учителей братьев Лихудов и последующая борьба с ними; заботы Досифея предохранить русских от всякого вообще сближения с иноверным Западом. Его отношение к русским раскольникам.Глава 4
Заботы Досифея об иерархическом устройстве Русской Церкви: его советы увеличить число архиерейских кафедр в России, советы государю Петру относительно качеств, какими должен обладать кандидат в Московские патриархи. Его настояния, чтобы царь и патриарх уничтожили вкравшиеся в Южнорусскую Церковь некоторые беспорядки и новшества.Глава 5
Политическая служба Досифея России.Сношения Досифея с русскими послами при турецком дворе: Возницыным, Украинцевым, кн. Голицыным и Толстым. Он сообщает им всевозможные сведения о положении дел в Турции, дает им советы и наставления и по приказу государя руководит всею их вообще деятельностью в их сношениях с турецким правительством.
Глава 6
Отписки Досифея, какие он посылал в Москву нашим царям и канцлерам с известиями о положении дел в Турции; его советы и рассуждения по поводу того или другого положения политических дел; некоторые его советы государю Петру относительно внутренних русских дел: например, как следует царю относиться к казакам, советы относительно устройства и укрепления Азова и тому подобное.Глава 7
Участие русского правительства по просьбам Досифея в деле возвращения грекам отнятых у них латинянами святых мест.Обращения Досифея к русскому правительству о помощи бедствующей патриархии Иерусалимской. Борьба Досифея с католиками из-за обладания святыми местами в Иерусалиме. Отнятие в 1689 году католиками у греков святых мест и первенства в них. Усиленные старания Досифея побудить русское правительство хлопотать перед турками о возвращении грекам отнятых у них святых мест. Его сношения по этому делу с нашим правительством и нашими послами в Константинополе.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Грамоты патриарха Досифея к русским царям и патриархам.Глава 1*
Самые живые и постоянные сношения возникли между русским правительством и всем православным Востоком после царского венчания Иоанна Васильевича Грозного, утвержденного Константинопольским патриархом и Собором. В Москву, столицу русского царя, единого теперь православного царя в целом мире, стали направляться целые толпы просителей милостыни из всех стран православного Востока — шли в Москву решительно все: простой мирянин, потерпевший какое-нибудь несчастие, убогий инок и простой белый священник, настоятели всевозможных восточных монастырей, как известных и знаменитых, так и самых незначительных и малоизвестных, представители разных восточных кафедр, начиная с епископа какой-нибудь незначительной кафедры и кончая самим Вселенским Константинопольским патриархом. Москва широко растворила свои гостеприимные двери решительно для всех просителей, радушно и ласково принимала всех их и по возможности нескудно помогала каждому: одному давали милостыню, чтобы выручить его из какой-нибудь беды, другому давали деньги, чтобы выкупить родных, томившихся в турецкой неволе, третьему давали средства поправить обветшавшую обитель, иного, кроме денежной дачи, снабжали церковной утварью, ризами и церковными книгами, иерархам бедствующих епархий давались средства на уплату епархиальных долгов, иным, желающим, радушно предлагалось временно пожить в Москве на полном царском содержании или же и вовсе остаться в Москве "на государево имя", т.е. навсегда. Бывало и так, что некоторые бедствующие восточные иерархи, переселившись в Москву, получали здесь в управление русские епархии. Словом, всем и каждому старались оказать в Москве возможную помощь в том или другом виде, не жалея царской соболиной и денежной казны, серебряных кубков и чар, разных дорогих материй, обильных царских кормов и питий, — ни один проситель, прибывший в Москву, никогда не возвращался из нее домой с пустыми руками. Благодарные Московскому государю за его щедрую милостыню просители, или "царские богомольцы", как они обыкновенно называли себя, уезжая из Москвы, обещались денно и нощно молиться за благочестивого и щедрого московского царя, а иные старались оказать русскому правительству и некоторые услуги, которыми оно особенно дорожило, именно: они посылали в Посольский приказ в Москву отписки с вестями о положении дел в Турции и о ее отношениях в данное время к другим государствам — такие лица становились тайными политическими агентами, состоявшими за известное вознаграждение на службе у русского правительства. Все же вообще просители, возвращаясь из Москвы домой с царскими дарами, по всему православному Востоку до самых отдаленных уголков его разносили славу о могущественном и щедром московском православном царе, который печется обо всех православных, близко к сердцу принимает нужды всех их, готов оказать им всегда всякую помощь и защиту, вследствие чего с течением времени возникла и затем все шире и глубже укоренялась в умах православных народов Востока та мысль, что московский православный царь есть глава, охранитель и защитник всего Вселенского Православия, что он самим Богом предназначен освободить православные народы от агарянского ига, что все бедные, гонимые и несчастные на православном Востоке смело могут обращаться к нему со своим горем и со своими нуждами и всегда найдут у него и утешение, и помощь.
______________________
* Материалом для настоящего исследования служили главным образом так называемые "Греческие дела", "Греческие статейные списки", "Турецкие дела", "Турецкие статейные списки", хранящиеся в Московском Архиве Министерства иностранных дел и некоторые другие рукописные источники, которые будут указаны в самом тексте. Из них здесь укажем на два очень важных для нас сборника: на рукописный Сборник Санкт-Петербургской Синодальной библиотеки № 473 "Икона или изображение Великия Соборныя Церкве Всероссийскаго и всех северных стран патриарша престола", содержащий в себе грамоты Досифея к патриарху Иоакиму, и на непереплетенный рукописный Сборник Московской Синодальной библиотеки № 7, заключающий в себе грамоты Досифея к патриарху Адриану. Этих грамот Досифея к нашим патриархам в документах Московского Архива Министерства иностранных дел не имеется. Некоторые из грамот Досифея, хотя и очень немногие, были напечатаны в разных изданиях: разрешительная грамота Досифея Паисию Лигариду в: Гиббенет Н. Историческое исследование дела патриарха Никона. Ч. 1. СПб., 1882. С. 17; разрешительная грамота Досифея Никону в "Собрании государственных грамот и договоров". Т. IV; грамоты Досифея относительно подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху в "Архиве Юго-Западной России". Т. V; две грамоты к государям, и одна из них очень важная, содержащая обвинения против Лихудов, в: Туманский Ф.О. Собрание записок о Петре Великом. Т. X; выдержки из трех грамот Досифея к Петру Великому напечатаны в приложении к XV тому "Истории России с древнейших времен" СМ. Соловьева; грамота Досифея к Стефану Яворскому с обличением его в латинстве и четыре грамоты Петра Великого к Досифею напечатаны в Приложении к нашей книге, "Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях". Из множества других грамот Досифея к нашим государям, патриархам, канцлерам Головину и Головкину, к нашим константинопольским послам и другим лицам более важные и характерные мы печатаем в приложении, а из тех грамот, которых мы не имеем возможности напечатать, в самом тексте нашего исследования делаем возможно подробные выписки.
______________________
Наряду с другими просителями милостыни в Москву не раз являлись узреть "пресветлыя царские очи" и попросить благочестивого московского царя о помощи и сами верховные иерархи Восточной Церкви. В Москве побывали в качестве просителей милостыни патриархи: Константинопольские Иеремия и Афанасий (Пателар), Иерусалимские Феофан и Паисий, Антиохийские Иоаким и Макарий, Александрийский Паисий — все же другие восточные патриархи, лично не бывавшие в Москве, присылали к государю своих доверенных лиц с просительными грамотами о милостыне, благодаря чему между московским правительством и представителями особенно некоторых восточных патриарших кафедр возникали почти постоянные непрерывные сношения, тем более что и патриархи, подобно некоторым другим просителям милостыни, в благодарность за получаемую милостыню в специальных отписках сообщали русскому правительству разные политические вести или же давали полезные советы и указания нашим послам в Турции.
Особенно близкие и непрерывные сношения возникли между московским правительством и патриархами Иерусалимскими, которые в течение всего XVII столетия были самыми ревностными слугами русского правительства, а из Иерусалимских патриархов самым преданным и выдающимся его слугою был Досифей, занявший кафедру Иерусалимского патриарха в январе 1669 года.
Иерусалимский патриарх Герман (1534-1579), избранный из греков (ранее его патриархи Иерусалимские избирались из арабов, а со времени Германа исключительно из греков), первый вступил в непосредственные правильные сношения с первым русским царем Иоанном Васильевичем Грозным и получал от него не раз богатую милостыню. Еще ранее 1550 года Герман посылал в Москву инока Арсения, который привез ему от московского государя милостыню и грамоту. В 1550 году в Москву опять прибыли от Германа два старца и привезли государю грамоту от патриарха (писанную в 1548 г.), в которой Герман, между прочим, писал царю: "Ты показал любовь свою и усердие тем, что соорудил сии святые места потому, как тебе о нужде нашей сказали посланники наши*, инок господин Арсений и бывшие с ним; ты же их принял и многой сподобил чести, и они принесли к нам милостыню твою — государево жалованье и поминки по родителям, шубу блаженного отца твоего Василия. Они поведали нам твое милосердие, странноприимство и неисчетныя щедроты и милостыни. И пришло опять на нас Божие посещение свыше прежних, славнейший государь, еже бысть трясение земли страшно и велие зело, еже и не бысть таково и в страсть Христову, в вольное Его распятие: разеедеся дом Божие Церкви и келий наши и ограда распадошася и самосущее воскресение Господа нашего Иисуса Христа над гробом (т.е. кувуклий) разеедеся по местом и колокольница распадеся и иные прочие церкви в Гефсимании и в Вифлееме стоят пусты". В заключение патриарх просит государя быть ктитором, соорудителем и помощником церкви Святого Гроба, и воспоминание о нем будет вечно, как и о приснопамятных царях Константине и Елене, "ибо нет нам другого помощника, кроме Бога и твоего царствия". Государь на этот раз послал милостыню небогатую: 30 рублей патриарху, Гробу Господню на свечи и ладан 50 рублей, старцам велел дать на платье по 2 рубля и милостыни по 10 рублей. Но зато в 1559 году царь без всякой просьбы со стороны патриарха послал ему с софийским архидиаконом Геннадием и купцом Василием Поздняковым рухляди на четыреста золотых, да бархатную шубу на соболях, да живоносному Гробу рухляди на четыреста золотых и на двести золотых в церковь на Голгофе, т.е. всего на 1000 золотых, кроме бархатной собольей шубы для патриарха. В ответ на эту богатую милостыню патриарх Герман поспешил прислать царю (1560 г.) благодарственную грамоту, в которой пишет: "Ты истинный подражатель милостиваго великаго Царя, Христа Бога нашего; возсылаем велегласно славу Господу о царствии твоем, дабы укрепил и утвердил тебя силою своею, в исполнение божественных заповедей, на похвалу и пользу и помощь нашему роду, единокровным тебе Христианом". В заключение грамоты патриарх просит государя "обновить и утвердить святые сосуды, как его наставит Бог", просит прислать ему митру, которую бы он мог носить при богослужении, "ибо многие здесь у Святого Гроба носят митры: армяне и хабезя (абиссинцы) и прочие, только мы одни ее не имеем"**.
______________________
* Подробности о приездах в Москву с православного Востока различных просителей милостыни и о службе некоторых из них русскому правительству изложены в нашей книге "Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях".
** Греческие статейные списки № 1, л. 43-44,159-165.
______________________
От преемника Германа, патриарха Софрония, дошло до нас несколько просительных грамот о милостыне к царям Феодору Иоанновичу, Борису Годунову и Лжедмитрию. Так, в 1586 году Софроний в грамоте поучает государя твердо держаться переданного отцами Православия, быть милосердым, независтливым на чужое добро, соблюдать себя от всякого греха и затем говорит: "Прилично также боговенчанным царям помнить всегда нищих, убогих и нуждающихся, творить милостыню и иметь любовь к святым Церквам и монастырям и ко святому живоносному Гробу Господа нашего Иисуса Христа, где горят два паникадила ради многолетняго и богодарнаго, честнаго и славнаго Богом соблюдаемаго имени царствия твоего; и мы молим за тебя днем и ночью, на священных литургиях и на всяких божественных службах, да сподобишься принять от Бога вышний Иерусалим". В ответ на это послание Софрония государь отправил к нему милостыни на 900 рублей; кроме того, послал еще особо патриарху 82 рубля и четыре алтына с деньгою, чтобы патриарх устроил два кандила (лампады) у Гроба Господня и одно на Голгофе, чтобы кандилы горели там день и ночь за царское здравие и чадородие царицы, пока тех денег станет на масло. В 1592 году государь послал в Иерусалим к патриарху митру, золотую чашу для святой воды, убрусец низан жемчугом дробным и четыре сорока соболей. В то же время послал богатую милостыню в Иерусалим к патриарху и Борис Годунов*.
______________________
* Там же, 208, 218, 227.
______________________
В августе 1603 года в Чернигов явился посланный патриарха Софрония архимандрит Феофан, будущий патриарх Иерусалимский. Он привез между прочим от Святого Гроба белый мраморный камень, который высек из животворящего Гроба еще прежний патриарх Герман и написал на нем царские имена: Иоанна Васильевича, Феодора Иоанновича и Бориса Годунова, а теперешний патриарх Софроний подписал на камне свое имя. С Феофаном патриарх прислал грамоту к государю, в которой между прочим писал: "Ты ведаешь, благочестия любительный царь, что у нас вседневные неисчетные расходы и что мы терпим напрасное поношение от агарян, здесь во святых местах, ради Христа, а, кроме Бога, иного помощника не имеем, и заступника, и покровителя во днях сих, как тебя, единаго святаго царя государя нашего, и на тебя возлагаем все наше упование и надежду, и к тебе прибегаем. Да еще в нынешних последних годах возстали везде великия войны, и от того ниоткуда не бывает нималейшей милостыни, и задолжал Святой Гроб более девяти тысяч золотых. В таком великом убожестве и нужде пребываем, что и пищею скудны — ведает то Бог, — и все то терпим для имени Христова, как прежние мученики, но те только день, два или три, а мы на всяк день мучимся для святых мест". В заключение грамоты патриарх просит государя купить для Святого Гроба виноградник с масличными деревьями "для вина церковного и масла, чтобы зажигать в кандилах". На Рождество государь принимал Феофана, которому дано было царское жалованье: 50 рублей деньгами, сорок соболей в 20 рублей, два сорока куниц, лисья шуба в десять рублей и 1000 белок. 7 февраля (1604 г.) по указу государя Феофан вместе с другими просителями милостыни, бывшими тогда в Москве, представлялся патриарху Иову, который велел им сесть и расспрашивал, как они шли (в Москву) и как они пребывают под властью неверных агарян. Феофан отвечал, что многую нужду, беды и тесноту терпят, и если бы не милосердие Бориса Феодоровича, царя всея Руси, то бы они до конца погибли. Потом патриарх одарил Феофана и других образами, деньгами, соболями и отпустил к себе на подворье, послав им туда от себя почетный корм вместо приглашения к столу у себя. 4 марта Феофан был на отпуске у государя, причем царь Борис обратился к нему со следующею речью: "Архимандрит Феофан приезжал еси к нам, к великому государю, царю и великому князю Борису Феодоровичу, всея Руси самодержцу, и к сыну нашему, царевичу князю Феодору, от Иерусалимскаго патриарха Софрония с грамотою бить челом о милостыне, а в грамоте своей к нам Софроней-патриарх писал о своих скорбях и утесненьи от иноверных, и что одолжал великим долгом, а ниоткуда помощи не имеет, разве Бога да нас, великаго государя. И мы ныне вас отпускаем к патриарху Софронею, а с вами посылаем к живоносному Гробу Господа нашего Иисуса Христа и святаго Его Воскресения Евангелие греческое письмо на престол в церковь Воскресения Господа нашего Иисуса Христа, да к патриарху Софронею посылаем сосуды церковные, да репиды, да два пояса к стихарем, да нашие царские заздравные милостыни, шубу соболью под бархатом, да жена моя царица и великая княгиня Марья к патриарху ж сулок сажен, да ширинку, да 300 золотых угорских. А преж сего послал есми к патриарху с Кесарийским митрополитом Германом да с архимандритом Дамаскиным нашея заздравные милостыни 60 сороков соболей, 12 000 белок, 1000золотых угорских. И Софроней бы патриарх, то приняв, молил Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа у живоноснаго Гроба, чтоб Господь Бог по неизреченному своему милосердию и человеколюбию и для его молитв даровал нам душевное спасение и телесное здравие, и послал бы нам милость свою: помощь и одоление на вся враги видимыя и не видимыя. — А изговоря государь речь архимандриту молвил: "Архимандрит Феофан! Как будешь у Софронея-патриарха, и ты от нас патриарху поклонись", и поклонился государь об руки и приказал архимандриту, чтоб он потому ж патриарху поклонился до долу. Да государь же архимандриту молвил: "Посылает сын мой, царевич князь Феодор, к Софронею-патриарху милостыни 2000 золотых угорских, и Софроней бы патриарх о нас и о нашем царевиче, князе Феод оре, о многолетном здравье молил Господа Бога и Пречистую Богородицу и всех святых богоугодивших, чтоб Господь для ради молитв его отпустил нам грехи и подаровал душевное спасение и телесное здравие, а мы , великий государь, и сын наш, царевич князь Феодор, учнем вперед к Софронею-патриарху наше жалованье держати наипаче прежняго""*.
______________________
* Греческие дела 7111 г. № 3.
______________________
Когда Феофан по смерти патриарха Софрония сделался его преемником, то уже в сане патриарха он решился снова посетить радушную и щедрую Москву, чтобы получить от русского царя милостыню на искупление Святого Гроба. Милостыня Феофану в Москве действительно дана была богатая*, но его посещение Москвы имело и особое значение.
______________________
* В приказных записях о милостыне Феофану значится: "Во 127 году был в Москве Иерусалимский патриарх Феофан, и ему дано на приезде от государя: кубок серебряный золоченый с кровлею, весом 8 гривенок (гривенка полфунта) 47 золотников, портище бархату чернаго, гладкаго, добраго, портище бархату рытаго, вишневаго, добраго, два портища камок добрых, да вишневой добрыя же; сорок соболей в 70 рублей, сорок соболей в 30 рублей, денег 200 рублей и всего на 400 рублей. Да ему ж на поставление Филарета Никитича дано от государя после стола: кубок серебряный золоченый с покрышкою в 7 гривенок — 35 рублей, стопа серебряная в 4 гривенки 20 рублей, бархат гладкий, черный 15 рублей, бархат гладкий, зеленый 15 рублей, камка черная — 10 рублей, камка багровая, чешуйчатая — 10 рублей, объяри багровы — 10 рублей, сорок соболей в 80 рублей, денег 200 рублей, всего на 400 рублей. Да к патриарху послано, что было послано в Соборной Церкви на царском и патриаршем месте: 2 половинки и 5 аршин сукна щарлату червчатаго цена 112 рублей, три половинки сукна аглицкого темно-синяго цена 57 рублей, три отласа турецких цена 267 рублей с полтиною. После поставления и обеда у Филарета Никитича последним дано Феофану образ облажен серебром чеканом, кубок серебряный золоченый с кровлею в 5 гривенок 25 рублей, стопа серебряная в пол-три гривенники 13 рублей, бархат гладкий, черный 15 рублей, камка черная 10 рублей, камка багровая, чешуйчата 10 рублей, сорок соболей в 80 рублей, денег 150 рублей, всего на 300 рублей опричь образа. На отпуск Феофану дано было от государя: кубок серебряный золоченый с кровлею в 5 гривенок 25 рублей, портище бархату гладкаго, смирнаго — 10 рублей, 2 портища камки багровые да вишневые 20 рублей, сорок соболей в 70 рублей, денег 150 рублей, а всего 275 рублей. От Филарета Никитича Феофану на отпуске дано было: образ облажен серебром чеканен, кубок серебряный золоченый с кровлею в 4 гривенки 20 рублей, бархат черный, гладкий — 10 рублей, камка черная куфтерь — 10 рублей, сорок соболей в 50 рублей, денег 100 рублей, а всего 190 рублей. Да от государыни инокини Марфы, когда Феофан был у нея на приезде, ему было дано: образ Пречистыя Богородицы облажен серебром чеканен, в венце каменья яхонты и бирюзы, бархат гладкий — 15 рублей, камка багровая 10 рублей, два сорока соболей в 100 рублей, денег 100 рублей, а всего на 225 рублей. Всего патриарху дано от государя, патриарха и государыни на приезде и на отпуске 1800 рублей, опричь образов и ставленаго места, а и с тем, что дано ставленое место 2236 рублей с полтиною". Кроме царя, царицы и патриарха, Феофану давали на милостыню власти, бояре и монастыри. Когда, например, Феофан посетил Троицкую лавру, то особым царским указом предписывалось троицким властям поднести патриарху "образ Богородицы чеканен с пеленою из старых образов, образ Сергиево видение обложен серебром, кубок серебряный в 7 гривенок, братина серебряная в 10 рублей, атлас смирный, камка адамашка синея или багровая, объярь, если есть, сорок соболей в 40 рублей, денег 50 рублей, два полотенца троицких, 5 братин троицких с венцы хороших, ставики троицкие, ковш троицкий, судки столовые деревянные подписаны, стопа блюд больших, подписаных, братина великая с покрышкою подписаная, кувшинец писаной немал". Греческие дела 7133 г. № 5 и 7157 г. №7.
______________________
Перед приездом в Москву-Феофана архимандритом Троицкой лавры Дионисием вместе с Арсением Глухим и Иваном Наседкою произведено было, по повелению государя, исправление Потребника, причем они в молитве на освящение воды в Богоявление вычеркнули слово "и огнем". Книжные исправления и особенно упразднение незаконной прибавки "и огнем" возбудили против исправителей целую бурю, так что Дионисий даже подвергся истязаниям и заключен был в темницу. Феофан, прибыв в Москву, вступился в это дело, добился освобождения Дионисия, а после оправдал в глазах Филарета Никитича сделанные Дионисием книжные исправления и особенно уничтожение слова "и огнем" как незаконного прилога. Он обещал Филарету Никитичу навести об этом точные справки в имеющихся на Востоке древних греческих рукописях, что потом и исполнил, после чего Филарет Никитич приказал уничтожить слово "и огнем" во всех Потребниках. Эти два частные и, по-видимому, мелочные случаи имели, однако, для будущего важное принципиальное значение, именно: признание Филаретом Никитичем по настоянию Феофана полной правоты Дионисия и его сотрудников в деле книжного исправления было торжественным признанием со стороны Русской Церкви неисправности ее богослужебных книг и необходимости их исправления вообще, а то обстоятельство, что слово "и огнем" было вычеркнуто только после того, как с Востока пришло свидетельство, что этого слова действительно нет в древних греческих списках молитвы, прямо говорило за то, что русские церковные книги при своем исправлении, особенно ввиду могущих возникнуть сомнений и недоумений, должны быть сверяемы с греческим текстом. Но этим значение пребывания Феофана в Москве для Русской Церкви еще не ограничилось. В житии преподобного Дионисия, архимандрита Троицкой лавры, говорится, что в Москве Феофан "укрепляше единомудрствовати, о еже держатися старых законов греческаго Православия и древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися". К сожалению, документы о пребывании Феофана в Москве до нас не дошли, и мы не можем поэтому точно указать, по какому именно частному случаю Феофан счел необходимым убеждать русских "единомудрствовати, о еже держатися старых законов греческаго Православия и древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися", и что именно в русской церковной практике он находил несогласным со старыми законами греческого Православия и с древними уставами четырех патриаршеств. Можно, однако, думать, что Феофан, проживая в Москве, подметил те особенности в русских чинах и обрядах, которыми они порознились с тогдашними греческими. До нас дошла записка современника, очевидца того, "как служил Феофан, патриарх Иерусалимский, с русскими митрополитами, с Казанским Матвеем и со архиепископами". Из этой записки оказывается, что русские иерархи, служа вместе с Феофаном и видя, что он в некоторых богослужебных действиях поступает не согласно с тогдашнею русскою церковного практикою, и считая ее правее греческой, простодушно поучали Феофана, как он должен правильно совершать то или другое богослужебное действие, так что по окончании богослужения Феофан иронически поблагодарил за науку своих учителей: "Просветили-де вы меня, — говорил он русским иерархам, — своим благочестием и напоили-де жаждущую землю водою своего благочестивого учения, и на том-де вам много челом бью"*. Значит, сами русские иерархи обращали внимание Феофана на то обстоятельство, что между русскими и современными греческими церковными чинами и обычаями существовали некоторые разности. Феофан не счел, однако, удобным вступать в какие-либо прения и состязания относительно особенностей русского чина и обряда с Казанским митрополитом и другими русскими архиереями, но зато, несомненно, посвятив в патриархи Филарета Никитича, он имел с ним беседу о русских церковных чинах и обрядах, поскольку они порознились с тогдашними греческими чинами и обрядами, и умолял своего ставленника "древних уставов четырех патриаршеств не отлучатися". Об этом имеется и положительное известие. На пути в Москву Феофан, проезжая Южною Русью, нашел там такой обычай: "В Причащении Пресвятых и Животворящих Тайн трикратное податие с отделением имен Божиих: Отец, Сын и Святой Дух числением", каковой обычай на возвратном пути из Москвы он подверг в окружной своей грамоте осуждению, как обычай, чуждый Православной Церкви и неблагочестивый**. Но, будучи в Москве, Феофан нашел и здесь тот же обычай троекратного подаяния Святых Даров в приобщении Святых Тайн, почему он и обратился к Филарету Никитичу и государю, чтобы они уничтожили этот неправый обычай, заменив его единократным подаянием Святых Даров, как это делается у всех четырех восточных патриархов. Настояния Феофана имели успех: "Тамошний Московский архиепископ, — говорит он в другой своей грамоте к южноруссам, — за благочестивым царем тот трикратный обычай покинуть обещались"***. Очень может быть, что Филарет Никитич по указаниям Феофана произвел и другие исправления в некоторых наших церковных обычаях в смысле их согласования с тогдашними греческими, так что исправление нашего церковного обряда и чина, по указаниям современных греческих иерархов, началось, несомненно, гораздо ранее Никона — еще с Филарета Никитича, только предшественники Никона производили эти исправления не систематически, а по частям и, так сказать, случайно и эпизодически, тогда как Никон произвел это исправление в целой совокупности русского церковного обряда и чина — дело исправления, или, точнее, согласования, русского обряда и чина с тогдашним греческим поставил одной из главных задач своего патриаршества.
______________________
* Записка о том, "как служил Феофан патриарх Иерусалимский с русскими митрополиты, с Казанским Матвеем и со архиепископы", напечатана в нашем исследовании: "Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов". С. 32 и в ЧОИДР2(1883).
** Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 7.
*** Рукописный сборник библиотеки Московского Румянцевского музея № 712, л. 204 об. — 206.
______________________
Для последующих сношений Иерусалимских патриархов с русским правительством самым важным событием за время пребывания Феофана в Москве было то, что он поставил в патриархи Филарета Никитича, благодаря чему Филарет Никитич как ставленник Феофана всегда относился к нему с особенным вниманием и предупредительностью, исполняя по возможности все его просьбы и ходатайства, вследствие чего между Иерусалимским патриархом и московским правительством установились самые близкие и постоянные сношения, продолжавшиеся до самой смерти Феофана. Так, в 1625 году от Феофана прибыл в Москву за милостынею архимандрит Кирилл. В присланной с ним грамоте Феофан писал государю о тех бесчисленных нуждах и страданиях, какие они терпят от иноплеменных еретиков, что долг великой церкви Живоносного Гроба простирается до 15 000 золотых и что злоумышленники хотят изгнать их от Святого Гроба и Лобного места, но мы-де надеемся на государя, лицо которого видели в Москве и получили от него тогда милостыню, "и впредь от державы царствия твоего помощи чаем, против их всегда стоим и не дадим им, нечистым псам, завладети и потеснити живодарованнаго Гроба Христа", и заключает свою грамоту просьбою к царю, чтобы "великий государь прислал ко Святому Гробу на освобождение от тяжкого долгу милостыни, и мы разве Бога и вас, государя, инаго помощника и теплого заступника к церкви Христовой не имеем — буди свободитель!" С архимандритом Кириллом Феофану послано было от государя и патриарха соболями на 350 рублей, да от царицы Марфы лампада серебряная и 100 рублей на масло. Кроме того, государь послал Феофану "чашу серебряную с поддонником для освящения воды", а Филарет Никитич "рукомойник да лахань серебряные позолоченные, ширинка сажена жемчуги с кистьми. В лахани весу 17 гривенок 34 золотника, а по цене деньгами 88 рублей 18 алтын; в рукомойнике весу 14 гривенок, 6 золотников, а по цене деньгами 70 рублей 21 алтын; всего в лахани и рукомойнике весу 31 гривенка, 40 золотников, а стоят на деньги 159 рублей, 6 алтын; ширинка в счет не положена"*. И в последующие годы Феофан очень нередко писал государю о тех бедах и напастях, которые они терпят в Иерусалиме, особенно от еретиков веры папежской, и всегда просил его помощи. Так, например, в 1634 году он пишет государю: "Буди ведомо, державный царю и христовозлюбленный сыну нашего смирения, что мы случилися пребывати в Константинополе для неких причин: учинилися во святых местах от немец, роду латинскаго, многие беды и споры с ними для ради святыя пещеры святого Вифлиема, где Иисус Христос родился для нашего спасения, и хотели нас совсем оттоле отставить и денежные многие протори учинились нам с ними, только Божие просвещение далося в сердце многолетному царю Салтан Мурату, учинил нам, христьянам праведно, и немец много опозорил". Филарету Никитичу Феофан писал: "Буди ведомо, святейший владыко, что беды и нужи чинятца и терпим всегда от недругов веры нашея Святаго ради Гроба и святаго Вифлиема и болши от гордых еретиков роду папежского похваляются и надеются на богатство свое, а мы всегда прибегаем к Божией силе и к надеже и к помощи, и к благочестивому самодержцу царю Михаилу Феодоровичу". В следующем, 1635, году Феофан снова прислал в Москву архимандрита Кирилла. В присланной с ним грамоте царю он писал, что "учинилась у них в Иерусалиме великая смута и истязание меж православных и латин, тамо живущих, о божественной и святой и великой пещере, в ней же плотию родился Господь наш Иисус Христос, и о иных святых местах, и видя-де они то, что немощно тех дел там докончати, приехали в Царьгород и многажды с латыни и с иными роды в царском диване судились, и то-де и государевы первые послы: Афанасий Прончищев да дьяк Тихон Бормосов и другие послы: Яков Дашков да дьяк Матвей Сомов видели. И Мурат Салтанде посылал в Иерусалим людей своих, велел ключи святой пещеры у врагов их взять и привезти в Царьгород, и те-де ключи в Царь-город привезены и отданы ему, патриарху, в руки, и во всем-де они врагов своих одолели. А учинились-де во Иерусалиме и во Царегороде им в том многие и великие протори и убытки, а помогали-де им в те протори христиане, которые там живут, кто ж по своей силе. Да они ж-де заняли для тех же дел 25 000 рублев у иноплеменных иудеев в великие росты, а заплатить-де им того долгу нечем, и для того послал он, патриарх, к государю бити челом о освобождении Гроба Господня и иных святых мест для милостыни архимандрита Кирилла... И государь бы пожаловал к тем святым местам, велел дати милостыню, чтоб им освободиться от долгу, и был бы тех святых мест новый соорудитель, якож святый царь Константин и мати его царица Елена, которые те святые места сооружали". Так как в прошлом году, — говорит приказная запись, — послом Коробьиным было послано патриарху Феофану на 150 рублей соболями, да по душе Филарета Никитича на помин ко Гробу Господню соболями на 500 рублей, то теперь государь приказал послать патриарху Феофану 150 рублей, да на освобождение Гроба Господня 1000 рублей соболями**. И в последующее время Феофану не раз посылалась из Москвы богатая милостыня и помимо денег и соболей. Так, например, в 1644 г. ему послано было с архимандритом его Анфимом 10 окладных икон, "а на оклад на те иконы пошло ефимочного серебра, которое взято из сибирского приказу, пуд 8 гривенок и 25 золотников, цена по 7 рублев фунт, итого 337 рублев, 27 алтын, 3 деньги. Да на тот же оклад пошло листового золота 7300 листов, цена по 9 рублев, по 24 алтына, по 2 деньги тысяча — итого 71 рубль, 6 денег. Да на венцы и на подписи взято из казны ж 44 золотых, по рублю золотой, итого 44 рубли. Да серебряным мастерам от того иконного окладу от дела дано 65 рублев. Всего на иконный оклад изошло 517 рублев, 28 алтын, 3 деньги". В то же время Феофану сделана была и послана шапка (митра) ценою в 880 рублей, 29 алтын***.
______________________
* Греческие дела 7133 г. № 5.
** Греческие дела 7142 г. № 7; 7143 г. № 1.
*** "В тое шапку золота пошло и с угаром 2 фунта, 82 золотника с ползолотником, цена по 40 алтын золотой. Да в тое ж шапку поставлено каменья, а взято из мастерские палаты: два яхонта лазоревых сережных, цена 70 рублев, и те яхонты растерты на два и сделано 4 яхонта и огранены; да 4 яхонта лазоревых в гнездах золотых, цена по 8 рублей яхонт; да из приказу золотого дела взято: яхонт червчатой в гнезде золотом, цена 6 рублей камень; 4 изумруда вставочных па 12 рублев изумруд, 3 изумруда сережных по 10 рублев изумруд, да изумруд же сережный 18 рублев; 5 яхонтов червчатых по 20 алтын яхонт; 20 искорок изумрудных, цена 5 алтын по 2 деньги искорка; 8 яхонтиков червчатых по полтине камешок. Да в тое ж шапку поставлено на дробницы налпни 44 зерна бурминских по рублю зерно; да на обнизку около дробниц пошло жемчугу 51 золотник с четью, цена по 4 рубля золотник. В тое ж шапку пошло аршин атласу, цена 30 алтын, пол аршина камки вишневой цена 15 алтын, два аршина тофты лазоревой на рубль на 13 алтын, две деньги; два аршина киндяку лазореваго на 6 алтын четыре деньги; 8 горностаев по 2 алтына с деньгою горностай; да на оболочку лагалища пошло 2 сафьяна зеленых, цена рубль 6 алтын 4 деньги; да полтора золотника шолку белого на 6 денег, бумаги хлопчатой круг венца фунт 3 алтына; да от лагалища и за дерево дано от дела 36 алтын, две деньги и всего той шапке цена 880 рублев 29 алтын", так что на митру Феофану на современные деньги затрачено было не менее 20 000 рублей серебром (Греческие дела 7152 г. № 3; 7202 г. № 20. Греческие статейные списки, № 2, листы незанумерованы).
______________________
Феофан был первым Иерусалимским патриархом, стремившимся оказывать русскому правительству и разные политические услуги. Еще находясь в Москве, он торжественно заявлял в настольной грамоте Филарету Никитичу: "Должны мы всею душею и всем помышлением своим святому и великому его царствию делати и служити, не токмо днесь, но и по вся годы и до скончания живота своего. Когда наше смирение узрело собственными своими очами его, благочестивейшаго и смиреннейшаго царя Михаила Феодоровича, самодержца Всероссийскаго, и уверилось в даровании от горняго Божия Промысла великому его царствию разширения и умножения, то, справедливо разсудив о сем, поняло, яко един есть он ныне на земли царь великий и благочестивый, и инаго ныне такого истинного во всей вселенной под небесем и под солнцем на земли не обретало"*. И действительно, возвратившись на Восток, Феофан стал по мере сил служить московскому правительству. В 1634 году он пишет Филарету Никитичу: "С которыми великими людьми (при турецком правительстве) знаемся, мы всегда их понуждаем на помощь царствию вашему и видим, что в доброту пошло дело". Присылал он в Москву и нарочные отписки с политическими вестями. Так, в сентябре 1637 года он писал государю: "Буди ведомо царствию твоему, что писали мы прежде всего о здешних вестях, а ныне пишем с некоторыми христианами, господином Порфирием Афанасьевым и Дмитрием Филипповым, которые приедут к царствию твоему; они люди добрые и скажут обо всем наизусть о здешнем царстве. Ту рекой царь хотел ехать в Кизылбашескую землю воевать, так славится здесь, а подлинно неведомо, только велели татаром идти воевать украйну царствия твоего; и так вели оберегать ее великим береженьем. А что нам невозможно писать к царствию твоему, те вести скажут оные христиане наизусть, и еще что ведают. Если и после сего, что здесь объявится, мы будем про то писать царствию твоему". В 1638, году Феофан писал государю: "Посем пишем и объявляем, что делаетца во Царьграде и о том у нас бывает великий страх, о том бо есть и вам ведомо , только наша великая любовь и для благочестия твоего и для милостыни, что имеете к нам, понуждает нас писать и объявляти" и затем сообщал крымские и турецкие вести**. Когда после смерти Феофана (15 декабря 1645 г.) на его место был избран игумен Паисий, ранее уже два раза побывавший в Москве по поручению Феофана (в 1636-м и в 1638 гг.), то он немедленно особою грамотою поспешил известить государя о своем избрании в патриархи Иерусалимские (которое состоялось 23 марта 1646 г.) и в то же время просил его по-прежнему не оставлять своею царскою милостынею Святого Гроба ввиду тех великих нужд и несчетных проторей, какие на них налагают безбожные агаряне, постоянно стремящиеся отнять у них святые места. В том же году Паисий прислал государю вторую грамоту с греком Феофилом Ивановым, в которой между прочим пишет: "Извещаю великому, и державному, и святому вашему царствию о некоторых торговых людях и о чернцах, что они научилися составлять ложные печати, и пишут грамоты будто от меня, и привозят к царствию вашему, и за то им подобает великое наказание и поучение, чтобы не обманывали народ христианской, такоже и царей. И сего ради посылаю сие мое знамя, чтобы вам вперед было ведомо и верно: которые люди учнут вперед приезжати от нас с двема печатми — большая печать по достоянию внизу грамоты под подписью, а меньшая печать поверх грамоты с правой руки у титла — потому учнете узнавать вперед те наши грамоты"***. Подобно своему предшественнику Феофану, патриарх Паисий решился сам отправиться в Москву, куда он и прибыл 27 января 1649 года. В Москве патриарх заявил: "Приехал-де он к великому государю для того, что в Иерусалиме Гроб Господень в великом долгу, а оплатитися нечем, и он-де для искупления Гроба Господня, для милостыни приехал бить челом государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Русии". Паисий вполне достиг этой своей цели: в Москве действительно дана была ему очень богатая милостыня. Когда он по приезде представлялся государю, ему дано было: "кубок серебрян золочен с кровлею в 3 фунта и 64 золотника по 7 рублев фунт и того 25 рублев, 23 алтына; в четырех местах бархатов и камок по цене в них 51 рубль, 26 алтын; два сорока соболей 150 рублев; денег 200 рублев, всего патриарху дано было на 426 рублев с полтиною". А так как вместе с патриархом одарена была и вся его свита, то всего дано было на приезде патриарху и его свите 787 рублей 25 алтын, 2 деньги. Патриарху же дано был о: "В трех столех, как был у государя на велик день и на его государевы и на царицыны имянины на 274 рубли, на 3 алтына, на 5 денег, а вместе с данным на приезде 702 рубля 3 алтына 5 денег; да ему ж еще вместо стола дано было 100 рублей". На "отъезде" Паисию было дано государем на 427 рублей 5 алтын, 2 деньги, опричь кубка, ковша и стаканов, причем дьяк Михаил Волошенинов говорил патриарху от имени царя: "А яже о насилии святым местам от безбожных турок содеваемая, и сие с болезнию душа и сердца нашего слышим, но воли Божией никтоже противитися может, той бо весть, яже ко спасению нашему устрояти; обаче же непрестанно попечение о сем имеем, чтоб Господь Бог свой праведный гнев отвратил и Святой Гроб о нем же и святой град Иерусалим возвратил в руце благочестивых царей, еже и уповаем на щедроты его, яко, по наказании, паки восхощет помиловати люди своя и очи наши возведет на первообразное. А ныне мы, великий государь, по вашему прошению тебя, святейшаго патриарха Паисия, отпускаем в святый град Иерусалим. А мы, великий государь, вас, отцев и богомольцев наших, в забвении не учиним и нашим царским жалованьем-милостынею, аж Бог даст, вперед не оставим". Затем дьяк объявил патриарху государево жалованье: "На милостыню и на искупление святому животворящему Гробу Господню собольми на 4000 рублей, да на 100 рублей горностаев". Когда патриарх был на прощанье у государя в селе Покровском, то ему еще дано было соболями от государя на 300 рублей, от государыни на 300 рублей, да от царевен на 400 рублей. А так как патриарх просил у царицы и царевен, чтобы они пожертвовали в храм Воскресения церковные сосуды и святительские одежды, то и это ему было дано, но цена не означена. Но милостыня патриарху в Москве шла не от одного только государя и царской семьи. В челобитной царю Паисий просит его: "Аще будет произволение великаго вашего царствия, да повелите святейшим архиереом и святым монастырем и пресветлым вельможам, да воспомянут ко Святому Гробу, понеже великое ваше царствие речет и бысть". Конечно, русские иерархи, монастыри и вельможи охотно отозвались на призыв Иерусалимского патриарха и давали от себя нескудную милостыню на искупление Святого Гроба. При посещении Москвы патриарх Паисий, кроме получения милостыни, имел и другую цель. Проезжая через Малороссию, Паисий виделся с Хмельницким, благословил его на решительную борьбу с поляками и в то же время убеждал его принять подданство московскому царю. Хмельницкий согласился с патриархом, и Паисий отправился в Москву в качестве уполномоченного от гетмана и казачества просить московского царя принять казаков под свою высокую руку и немедленно оказать им военную помощь в борьбе с поляками. Прибыв в Москву, Паисий в этом смысле и сделал заявление русскому правительству, но получил в ответ, что так как у царя с Польшей заключен вечный мир, "то его царскому величеству его государевых ратных людей на помочь войску запорожскому за вечным докончаньем дати и войска запорожскаго с землями в царскаго величества сторону приняти нельзя и вечнаго докончанья никакими мерами нарушить немочно". Таким образом, московское правительство еще не решалось тогда из-за казаков разорвать мир с Польшею, почему политическая миссия Паисия и потерпела в Москве полную неудачу, что, однако, не охладило участия Паисия к делу казаков, не поколебало его убеждения, что следует всячески заботиться о соединении Малороссии с великою Россиею, об образовании из них единого могучего русского царства, которое бы оказалось потом в силах вступить в борьбу с турками и освободить из-под ига их православные народы Востока. В видах содействовать слиянию Малороссии с Москвою Паисий, поселившись после поездки в Москву в Молдавии, послал от себя к Хмельницкому и в Москву назаретского митрополита Гавриила, чтобы посредничать между гетманом и Москвою в видах привести их к скорейшему соглашению. С этою целью Гавриил действительно был у гетмана и в Москве, стараясь уладить, устранить все, что могло вести к недоразумениям или разрыву между Москвою и казаками. Какие специальные побуждения руководили патриархом Паисием в его усилиях соединить Москву с казаками и какие особенные виды он имел при этом, открывается из следующего заявления Арсения Суханова от 11 декабря 1649 года, которое он сделал в Посольском приказе от имени патриарха Паисия, нарочно пославшего его в Москву из Молдавии: "А приказывал-де с ним Иерусалимский патриарх словесно, а велел известить государю: прежде-де сего писал он к государю, что турский царь велел крымскому царю идти на Русь войною, а ныне-де в совете волоский воевода Василий с мутьянским воеводою Матвеем и с запорожскими черкасы, и хотят на лето идти на Царь-город. И патриарх велел о том государю объявити, чтоб он, великий государь, велел с своей царского величества стороны идти морем, хотя малыми людьми. И в то время, слыша про то, пойдут под Царь-город сербяне, и гречане, и волоской, и мутьянской воеводы со всеми людьми; а ныне-де турскаго сила изнемогает, потому что веницеяне одолевают. А приказывал-де он про то объявить, слышав подлинно. Говорят-де все христиане, чтоб им то видеть, чтоб Царь-градом владети великому государю, царю, и великому князю Алексею Михаиловичу, нежели немцем". Очевидно , что у патриарха Паисия по поводу неудач турок в войне с венецианцами и успехов Хмельницкого в борьбе с поляками возник план о всеобщем восстании покоренных турками народностей против своих притеснителей. Как видно, этот план патриарх сообщил Хмельницкому и нашел у него сочувствие, так как Хмельницкому не чужда была мысль о борьбе с неверными ради освобождения православных народов. Живя по возвращении из Москвы в Молдавии, Паисий успел склонить в пользу своего плана господарей молдавского и валашского, стараясь теснее соединить их с Хмельницким в видах предполагавшейся борьбы с турками. Но для успеха всего предприятия необходимо было участие русских, которое бы придало всему движению порабощенных народностей единство, прочность и силу, — русские должны были составить ядро, вокруг которого сгруппировались бы все другие мелкие народности, сами по себе слишком разъединенные, раздробленные и потому бессильные для борьбы со своими угнетателями. План был широко задуман, но при тогдашних обстоятельствах неисполним, так как Москва вовсе не думала пускаться в рискованную борьбу с сильною еще тогда Турцией, опираясь лишь на сомнительную возможность поддержки со стороны покоренных турками православных народов; даже с Польшей, как потом оказалось, ей трудно было справиться. Понятно, что при таких обстоятельствах русские не могли и думать о борьбе с Турцией в видах освобождения православных народов, а потому политические планы патриарха Паисия и его расчеты на Московского царя с этой стороны потерпели решительную неудачу****.
______________________
* Собрание государственных грамот и договоров. Т. III, № 46.
** Греческие дела 7142 г. № 7; 7146 г. № 5 и 9.
*** Греческие дела 7154 г. № 6 и 18.
**** Греческие дела, 7157 г. № 7,22. Греческие статейные списки, № 12 (в конце листы незанумерованы).
______________________
По смерти Паисия в патриархи Иерусалимские был избран Нектарий. В 1667 году с послом Афанасием Нестеровым государь послал Нектарию милостыню и грамоту, в которой между прочим писал: "Да мы же, великий государь, наше царское величество, приказали послом нашим, будучи в Царе-городе, приходить к вашему святительству , к благословению, и о наших государских делех, о чем доведетца, вам докладывати, и вашему б святительству о тех наших царского величества делех порадети и мысль своя послом нашим подавати, а мы, великий государь, наше царское величество, и впредь ваше святительство в забвенье полагати не будем"*. Приглашая патриарха Нектария оказывать помощь и содействие нашим турецким послам, царь Алексей Михайлович в то же время не раз приглашал Нектария приехать в Москву по делу патриарха Никона, в котором Нектарий принял живое участие, причем его правою рукою был его архидиакон Досифей.
______________________
* Турецкие статейные списки, № 9, л. 23-25.
______________________
Таким образом, еще за сто с лишком лет до вступления Досифея на патриаршую кафедру Иерусалимские патриархи, его предшественники, находились с русским правительством в постоянных живых сношениях. Сначала главная цель, какою руководились Иерусалимские патриархи при их сношениях с Московскими царями, заключалась единственно в получении от них милостыни на искупление святых мест, но со времени Феофана Иерусалимские патриархи знакомятся уже с жизнью Русской Церкви и принимают в ней живое и деятельное участие. Феофан освобождает от заточения и оправдывает книжного справщика, архимандрита Дионисия, доказывает неправильность прибавки слова "и огнем", убеждает в неправильности существовавшего у русских обычая трикратного подаяния Святых Даров в Таинстве Причащения и, что главное, поставляет в патриархи отца государя, Филарета Никитича, вследствие чего между ним и московским правительством являются особенно близкие отношения. Феофан был и первым из Иерусалимских патриархов, старавшимся по мере своих сил служить политическим интересам России, а его преемник Паисий энергично хлопотал об увеличении политического могущества России, чтобы с ее помощью освободить православные народы Востока от турецкого ига. Патриарх Нектарий приглашался нашим правительством оказывать содействие и помощь нашим послам в Турции, не раз настойчиво приглашался правительством прибыть в Москву, чтобы принять деятельное участие в русских церковных делах, и если ему не пришлось побывать в Москве, то своими грамотами он всячески старался помирить царя с Никоном и снова возвратить последнего на патриарший престол. Близкие постоянные сношения с русским правительством у Иерусалимских патриархов были, следовательно, старинными, традиционными, почему нет ничего удивительного в том обстоятельстве, что Досифей, бывший близким человеком Паисию и правою рукою Нектария, воспитанный ими в том представлении о России, что она есть единственная надежная опора и защита гонимого на Востоке Православия, сделавшись патриархом, не только продолжил дело своих предшественников — верно служить России и ее интересам, но благодаря своим личным качествам и особенностям повел это дело гораздо энергичнее, шире и беззаветнее, нежели его предшественники.
Досифей принадлежал к числу выдающихся восточных иерархов XVII столетия по своей горячей ревности о Православии, по своей незаурядной учености, по своей самой широкой и разнообразной деятельности, охватывавшей собою чуть не весь тогдашний православный мир. Это был патриарх, весь преисполненный самыми высокими представлениями о призвании и обязанностях как всех патриархов вообще, так о призвании и обязанностях патриархов Иерусалимских в особенности. В грамоте к государю Петру от 20 июня 1698 года Досифей пишет: "Дело святейших патриархов есть первое имети попечение о всех Церквах, аще бо и раби есми судьбами, их же весть вседержитель Бог, но пещися нам о святых Божиих Церквах по силе ничто не возбраняет, якоже не возбранено было и блаженному Павлу во идолослужительских царствах пещися и труждатися о избранных, а наипаче все святые жители во времена нечестивейших царей насадиша в мире церковь Божию, — сие убо и патриархов есть преизрядное дело"*. Ту же самую мысль об обязанности патриархов печься о всех Церквах Досифей высказывал и ранее, а именно в грамоте к патриарху Иоакиму в 1686 году. "Мы (патриархи), — пишет он, — господственная часть суще Соборныя Церкве, говорим о Соборной Церкви на всяком месте и во всем мире. И к тем, иже вину предлагают, ради хотений своих глаголют: какое дело им есть до чужих епархий? Возвещаем Господское слово: вы есте, рече, оправдающии себе, Бог же знает сердца ваша. И апостол глаголаше к Ефессианом, яко чист есмь от кровий всех, не бо послан есмь, да не возвещу вам весь совет Божий и прочая"**. Заботы патриархов о всей Вселенской Церкви должны простираться не на одни только предметы великие и важные, а безразлично на все: как великое, так и самое малое. "Патриаршая глава, — пишет Досифей патриарху Адриану в 1691 году, — есть многоочесна и повсюду подобает предмышляти, и не подобает глаголати кому, яко сие есть малое погрешение и не припишет"***.
______________________
* См. Приложение № 3.
** Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 146.
*** Рукописный сборник Санкт-Петербургской Синодальной библиотеки № 473 — "Икона". С. 151.
______________________
Если "дело святых патриархов есть иметь попечение о всех Церквах", так как они "господственная часть суще Соборныя Церкви", почему имеют право "говорить о Соборной Церкви на всяком месте и во всем мире", то по преимуществу это следует сказать, по мнению Досифея, о патриархах Иерусалимских, на которых особыми обстоятельствами возложен преимущественный перед другими патриархами долг иметь попечение о всех Церквах. В своей "Истории патриархов Иерусалимских" Досифей заявляет, что Иерусалимские патриархи ради тяжких постоянных долгов, лежащих на их патриархии, принуждены бывают надолго оставлять Иерусалим для сбора милостыни в других странах, вследствие чего они не могут пещиться как следует о подчиненных им православных, из которых некоторые делаются даже отступниками. "Но зато Промысл Божий, — говорит Досифей, — в замену отторженных и обольщенных (иноверцами) в Палестине, бесчисленное множество народов и городов утверждает в православной вере через путешествия патриархов Иерусалимских. Ибо где они ни бывают, первое их занятие — проповедь евангельская; без всякого своекорыстия научение христиан благим нравам, утверждение их в Православии, обличение еретиков и вообще труд их — общее благо Православной Церкви". Рассказав о смерти патриарха Паисия, при которой он присутствовал, и о своем прибытии в Константинополь с вестью об этом, Досифей говорит далее, что в Константинополе, "когда уверились в смерти знаменитого старца (т.е. патриарха Паисия), воевода Василий, случившийся в то время в Константинополе (ибо сын его Стефан было тогда властителем Валахии) с патриархом Парфением и переводчиком Панагиотаком, с Синодом, с вельможами и старцами Константинопольскими, с архиереями, какие были тогда там, и с прочими уважаемыми отцами Святого Гроба, начали рассуждать о том, чтобы избрать в патриарха Иерусалимского человека рачительного и опытного в делах гражданских, потому что патриархи Иерусалимские путешествуют по многим местам, посещают города и народы, царства и области, и многие их спрашивают о различных предметах веры, а посему им должно быть и опытными в Писании, чтобы давать ответы вопрошающим, а также — и проповедниками Слова Божия. Сверх того, что совершенно и необходимо родом они должны быть из области Иерусалимской, так как там доселе сохраняется ненарушимо все каноническое и церковное право и содержится древний чин и обычай Православной Церкви как некий неизменяемый образец"*. Таким образом "проповедь евангельская, научение христиан благим нравам, утверждение их в Православии, обличение еретиков и вообще труд для общего блага Православной Церкви" составляют, по мнению Досифея, преимущественное призвание патриархов Иерусалимских, они по преимуществу призваны быть стражами Православия повсюду, борцами с иноверием, учителями и наставниками всех православных, ревностными охранителями во всем православном мире древних церковных чинов и обычаев, так как в Иерусалимской Церкви по преимуществу доселе сохраняется ненарушимо все каноническое и церковное право и содержится древний чин и обычай Православной Церкви как неизменяемый образец. Понятно само собою, что на себя Досифей смотрел именно как на призванного выполнить и осуществить в полном объеме особое высокое призвание патриархов Иерусалимских. И нужно сознаться, что он действительно более других был способен осуществить призвание патриархов — "иметь попечение о всех Церквах"**.
______________________
* Кн. 12, гл. 1, § 2, и глава 4, § 1. "История патриархов Иерусалимских" Досифея, переведенная на русский язык, находится в рукописи в библиотеке Московской Духовной Академии.
** О патриархе Досифее в нашей литературе нам известна только следующая статья: Матченко И. Досифей, патриарх Иерусалимский, и его время // Душеполезное Чтение 3 (1877); 1, 2 (1878), из которой желающие могут в общих чертах познакомиться с деятельностью Досифея на Востоке вообще.
______________________
По своему характеру Досифей был человек в высшей степени живой, подвижный, впечатлительный, на все отзывчивый, энергичный и необыкновенно деятельный, способный на неустанную работу, чтобы достигнуть намеченной цели, способный с увлечением и всецело отдаться раз излюбленному делу, готовый всячески отстаивать, защищать то, что он считал правым или полезным для Православия. Он лично изучил почти весь тогдашний православный Восток, так как еще в качестве спутника своих предшественников, патриархов Паисия и Нектария, посетил большую часть православных стран Востока. Сделавшись патриархом, он мало бывал в Иерусалиме, а последние восемнадцать лет не был в нем даже ни разу; он постоянно переходил с места на место, проживая то в Константинополе, то в Адрианополе, то в Молдавии и Валахии, то путешествуя ради сбора милостыни из одной страны в другую, благодаря чему он прекрасно знал положение разных Православных Церквей, их местные нужды и потребности, грозившие где-либо Православию беды и опасности. В то же время среди своих современников Досифей был выдающимся ученым, обладавшим основательными и обширными познаниями в Священном Писании, в церковной истории, в области церковного права; он хорошо знал и изучил греческих церковных писателей, сочинения которых, особенно полемические, тщательно собирал, чтобы потом напечатать их. Как ученый он оставил после себя несколько сочинений, которые хотя не отличаются тщательностью обработки материала и научною самостоятельностью, зато поражают громадною начитанностью автора, разнообразием и обширностью его познаний, его удивительным ученым трудолюбием и своею особою целью. Ученые работы, целые громадные книги пишет Досифей не в видах открыть отвлеченную научную истину, а с исключительной целью выяснить и доказать истину Православия, неправоту и заблуждения его врагов, т.е. он работает исключительно с практическою целью — доставить торжество Православию над всеми его противниками, почему даже самые его исторические сочинения (как, например, "История патриархов Иерусалимских") носят повсюду довольно яркий полемический характер. Ревность о сохранении и поддержании Православия, которому отовсюду грозят опасности, не столько даже от поработителей православных народов турок, сколько от западного иноверия, особенно католиков, постоянно наполняла собою всего Досифея, проникала собою всю его деятельность и заставляла его зорко следить за всем, что делается в православном мире, что творится в самых отдаленных его уголках. Он хотел видеть Православие всюду торжествующим, всюду побеждающим своих врагов в силу присущей ему внутренней правоты и истинности, хотел видеть его твердо, незыблемо повсюду стоящим на своих вековечных неизменных основах, не допускающих в себе ни малейших перемен, каких бы то ни было отступлений от раз установленного и заповеданного святыми отцами. В этой неизменяемости, постоянной верности раз установленным Вселенскою Церковью правилам, обычаям и чинам, в недопущении в них хотя бы малейших перемен Досифей видел самое существенное и главное отличие Православия от изменчивого, склонного к переменам и новшествам западного иноверия, кичащегося своими внешними знаниями, внешнею мудростью, но забывшего, что мудрость мира сего буйство есть у Бога. Православный Восток должен жить, по мнению Досифея, исключительно своею собственною жизнью, которая строится на совершенно иных началах, чем жизнь иноверного Запада, он должен был быть всегда далеким от тлетворных западных влияний и веяний, которые всегда будут действовать на него только разрушительно, почему полное разобщение с иноверным Западом должно быть для православных обязательным законом. Так думал, так всегда и действовал повсюду Досифей — этот верный страж и охранитель Православия, всегда готовый словом и делом поддержать бедствующих и угнетаемых православных братии своих, воодушевить ослабевающих из них, так или иначе помочь борющимся с иноверцами, всегда готовый преподать всем нужное пастырское наставление и научение, а вместе с тем обличить и вразумить заблуждающихся в чем-либо или уклоняющихся от церковных правил и обычаев, малейшее отступление от которых было всегда ему особенно ненавистно и вызывало с его стороны иногда суровые и резкие обличения. Чуть не каждая Православная Поместная Церковь испытала на себе заботы Досифея об ее благосостоянии и процветании или об ограждении ее от иноверных козней и притеснений. Сильное смущение на всем православном Востоке производит издание сочинения "Восточное исповедание православной веры", наполненное кальвинистическими воззрениями и приписываемое знаменитому Константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису. Оно было уже двукратно рассмотрено на Соборах: Константинопольском в 1642 г. и Ясском в 1643 году, которые осудили еретическое "Исповедание" и в то же время рассмотрели и одобрили "Исповедание" Петра Могилы, что, однако, не прекратило волнений на Востоке из-за "Катехизиса" Лукариса. Ввиду этого Досифей в 1672 году собрал Собор в Иерусалиме, на котором снова осудил "Катехизис" Лукариса и снова, в видах дать православным твердое и надежное руководство в учении веры, рассмотрел и соборно одобрил "Катехизис" Петра Могилы, который после его издания на греческом языке был прислан им в Москву, где его и перевели на русский язык. Одна из главных причин различных нестроений в Константинопольской Церкви заключалась в постоянной смене патриархов, из которых некоторые занимали иногда патриарший престол в течение даже только нескольких дней. И на это обстоятельство, столь гибельно отражавшееся на всей церковной жизни большей части православного Востока, обращает свое внимание ревностный Досифей и старается уврачевать зло. В 1692 году он обращается к русскому правительству с просьбою, чтобы оно при заключении мира с турками внесло в мирный договор и такую статью, по которой бы за Константинопольскими патриархами признано было право пожизненной несменяемости, чтобы нового патриарха избирали Собором только после смерти его предшественника (исключая, конечно, случаев низложения патриархов за преступления)*. В Трансильвании Досифей хлопочет удержать румын от унии и преподает ряд церковных наставлений новопоставленному трансильванскому митрополиту Афанасию**. Грузия, которую Досифей посетил не один раз, была предметом его живых постоянных забот. Он заботится о церковном благоустройстве Грузии, старается предостеречь ее от врагов Православия, восстановить иверские монастыри, пришедшие в запустение***. В 1678 году Досифей пишет особое послание к членам Южнорусской Церкви, в котором убеждает их твердо держаться Православия, бегать мирской и суетной мудрости и еретиков, с терпением переносить гонения, напасти и т.п.**** В 1700 году Досифей обращается к гетману Мазепе с такою просьбою: "Просим тебя, попекись, сколько можешь, и постарайся за православных, которые в Польше весьма великие нападки терпят от поляков"*****. В 1706 году Досифей просит государя, чтобы он при заключении мира с поляками позаботился порадеть "о мире и в православной вере безмятежии обретающихся православных во всей Польше", а ранее указывал государю на притеснения, какие терпят православные сербы от католиков в Венгрии******.
______________________
* Греческие дела, 7201 г. № 4.
** Голубинский Е. Очерк истории православных Церквей Болгарской, Сербской и пр. Кн. 1. М.. 1871. С. 227.
*** Послание Досифея в Грузию (Труды Киевской Духовной Академии, 1866 г., февраль). О своих путешествиях по Иверии в качестве спутника патриарха Паисия и о своем вторичном путешествии по Иверии уже в сане патриарха Досифей подробно рассказывает в своей "Истории патриархов Иерусалимских" (кн. XII, гл. 2, § 11-14; гл. 9, §§ 1-5 и гл. 11, § 3).
**** Архив Юго-Западной России. Т. V, II.
***** Греческие дела 1700 г. № 1.
******Греческие дела 7206 г. № 31 и 1706 г. №1.
______________________
Если все православные народы Востока составляли предмет постоянных забот и попечений Досифея, заставляли его зорко следить за всем, что у них делается, особенно в сфере церковной, вызывали с его стороны деятельное участие в тех или других местных событиях, то Россия и вся ее жизнь привлекала к себе особенное внимание Досифея, занимала в его представлении исключительное положение и вызывала к себе с его стороны особые отношения. Это потому, что Россия была для него тою именно страною, на которой почили самые дорогие и заветные его надежды на освобождение православных народов от турецкого ига, на восстановление дорогого ему царства благочестивых греческих императоров, на торжество и победу Православия над теснившим и угнетавшим его западным иноверием. Православных всюду окружают одни враги и недоброжелатели, которые только и думают о том, как бы уничтожить, поглотить их: гнетут их турки, еще хуже с ними поступают их мнимые освободители — западные иноверные государи, которые православных, ищущих у них убежища от турецких притеснений, постоянно всеми средствами стремятся обратить в унию; в последнее время западные государи, пользуясь своим влиянием и силою при турецком правительстве, даже отняли у православных греков их исконные владения — святые места в Иерусалиме.
Чего же могут ждать от западных государей православные народы, если бы тем действительно и удалось освободить их от турецкого ига? Разве только еще тягчайшего ига — духовного порабощения, которое поведет за собою в конце потерю Православия. Только одна Россия может быть, по мнению Досифея, единственною освободительницею православных народов от турецкого ига, твердою опорою и верною защитою всего Вселенского Православия, прочным непреоборимым оплотом для него против всех покушений иноверцев, только один русский царь есть истинный защитник и покровитель всех православных, так как он есть прямой законный преемник и наследник благочестивых греческих императоров, преемник и продолжатель их великого и святого призвания — служить опорою и защитою всему Вселенскому Православию.
Те высокие представления о благочестивых греческих царях, защитниках и поборниках всего Вселенского Православия, царях и вместе архиереях, интересы веры и Церкви ставивших иногда выше интересов гражданских, эти представления, сделавшиеся особенно дорогими и заветными для всех греков после покорения их турками, не только вполне разделялись Досифеем, но, подновленные в его представлении образами библейских благочестивых царей, всецело перенесены были им на русского царя, единого теперь православного царя во всем мире.
В грамоте к царю Алексею Михайловичу в 1669 году Досифей называет его "государем страшнейшим и грозным для окольных и иных царств и варварских языков, и единою всех православных похвалою и утешением, и славою вечною", заявляя: "Когда слышим о мире вашем, которого вас сподобил Бог, и как у вас неподвижно доселе соблюдается Богом дарованная вам вера Христова, упокоение некоторое приемлем и сердцем нашим воздаем Богу благодарение, и с вами получаем радость, как бы в едином теле". Затем, приглашая царя оказать помощь Святому Гробу, он говорит: "Кому же иному подобает пособить и порадеть о гробе царя царствующих, кроме христианского царя, какое есть святое твое царствие, благодатию Божиею перворожденный и единородный всех православных христиан, похвала и утешение, свет и отдыхание, не только царь прекрасный, но и многими делами украшенный паче диадимы, большую похвалу имея крестом, нежели скипетром, отец сиротам и предстатель всюду божественным Церквам"*. В 1686 году Досифей пишет царям: "Великое дело пред Богом любовь, ибо в ней исполняются все законы, и величайшее, мнится нам, есть благо любить ваше святое державное царство, ибо оно есть единое православное и единое истинное царство... Ваша держава есть истинное царство благочестивейшее, самодержавнейшее и святейшее, и единое во вселенной православное и живущее во Христе. Справедливо бы сказал муж мудрый, если бы назвал превысокий дом вашего царствия жилищем пустынников, или селением преподобных, или утешением святых, или домом Иаковля и местом, где опочивает единородный Сын Божий и всех праведных мир бывает ему собеседник, ибо от прародителей царей удостоились произойти, и праотцем имеете великого священника, блаженного и приснопамятного Филарета, при возшествии коего на престол патриарший действовал и наш святаго града патриарх кир Феофан. Итак, вы паче всех царей удостоены Христова свойства: ибо Он по плоти происходил от царей и патриархов, и вы также не только цари искренние, но и архиереи, о Церкви пекущиеся, как сказано в Апокалипсисе: Яко будете священницы и цари"**. В другой грамоте к царям в 1692 году Досифей говорит: "Цари после Бога суть главы и отмстители всех православных"***. В 1698 году Досифей пишет государю Петру: "В нынешнее время ваше богохранимое царство не только есть глава всех христиан, но и единая христианская глава, поелику нет на земле иного царя православнаго, как ты един, о, блистательный цвет и пресветлая похвала Апостольской Церкви, честь и венец, от всех православных похваляемый и ублажаемый, от всех еретиков и иноверцев завидуемый и наветуемый, однако не побеждаемый, но всех побеждающий и знаменуемый благодатию Спасителя нашего Бога! Молимся мы день и нощь, или, по слову пророка, вечер, и утро, и полдень о здравии и спасении твоем и о победе над врагами возвеличенной Богом державы вашей, ожидая избавления роду нашему от обдержащего его тиранства и освобождения пречестных святых мест от нехристианнейших французов"****.
______________________
* Греческие дела 7178 г. № 6. Гиббенет Н. Историческое исследование дела патриарха Никона. Т. II. СПб., 1884. С. 1117.
** Греческие дела 7195 г. № 3. Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 147-149.
*** Греческие дела 7201 г. № 4.
**** См. Приложение № 3.
______________________
На русском царе как едином теперь представителе, главе и поборнике всего Вселенского Православия лежат, по представлению Досифея, и особые обязанности. "Святые и Богом венчанные цари, — пишет в 1692 году Досифей государям, — имеют обязанность явиться общими благодетелями и наипаче оборонителями православных, отмстителями за сущих в православной вере и, просто сказать, помощниками и обновителями христианства и Православия"*. В 1694 году Досифей пишет царям: "Как патриаршего, так и царскаго достоинства обязанность состоит в том, чтобы иметь попечение о всех церквах, ибо не имеет православный род, кроме вас, превеликих и равноапостольных, иного воеводы и блюстителя в Православии"**. В грамоте к патриарху Адриану в 1696 году Досифей пишет: "Православный самодержец защитник зовется и содержитель православныя веры не в ничесом, но вовсем добре от святых отец определенном, не допущая ни единого новоразсецати и новоуставляти, ниже в малейшем чесом"***. В грамоте к дьяку Полянскому в 1702 году Досифей пишет: "Благочестивейший царь, первый страж и защититель святыя веры и изящная глава Кафолические Церкви очистит гумно свое, преданное и вверенное божественности его от всевышняго Бога и солому, т.е. новоизобретателей и лицемеров сожжет неугасаемым огнем, погубляя их всячески, пшеницу же святыя веры сохранит, как приял необновляемую и неколеблемую"****. В 1700 году, умоляя царя всячески стараться об освобождении святых мест, Досифей пишет: "Сие есть долг ваш, благочестивейший и Богом наученный государь; ибо не токмо ты, самодержец единый и православный, но искренний и законный наследник православных самодержцев, которые обрели Господний Гроб, Место Лобное, и в Вифлееме святого Рождества пещеру, и Честный Крест и явили миру, создали над ним прекрасные храмы, украсили их священною утварью и доходами многими, и избавляли их от персов и араплян многократно и от самих папежников, доколе стояло царство их; ныне же, поелику предопределил Бог единой главе и началу и мстителем, и хранителем православных и православный веры быть тебе, вседобродетельному, и почитаемому, и пресветлому государю, — приложи к делам прародителей своих попечение о Святом Гробе, которых (прародителей) ты наследник и делом, и именем, а наипаче, ибо имеешь помогающую тебе по благословению Божию, власть с хотением и силу, и слово самодержавной твоей власти бывает тотчас делом"*****.
______________________
* Греческие дела 7201 г. № 4.
** Там же, 7201 г. №38.
*** Там же.
**** Греческие дела 1702 г. № 1.
***** См. Приложение № 7.
______________________
Русский государь как царь и вместе архиерей должен ревностно заботиться и о всех делах Русской Церкви, строго сообразуясь в этом случае с существующими церковными правилами и постановлениями. Царь должен постоянно заботиться, чтобы Православие на Руси хранилось во всем ненарушимо, без всяких перемен и уклонений, чтобы в церковной жизни не допускались никакие нововведения. В 1705 году Досифей пишет государю, чтобы он повелел "святейшему патриарху, его же будет предводить Божия благодать, что отныне же упокойся о Господе блаженнейший и приснопамятный самодержец государь Алексей Михайлович, прежелаемый отец высокаго и великаго твоего царствия, елика новоуставишася в Церкви, якоже ваянная и оныя комидии (шествие патриарха на осляти в Вербное воскресенье), которыя составлены от некоторых в праздники, игры папежские из сердца дьявольского произведенныя, или что иное причинилося, хотя велико, хотя не велико, дабы имел власть и указ святейший патриарх истребить тоя из Церкви, и токмо бы оставил оная, яже беша древняя и отечественная"*. Все встречающиеся в русской церковной жизни важные вопросы и недоумения царь должен решать не голосом одной только Русской Церкви, но общею мыслею всей Православной Церкви, так как только в тесном единении Русской Церкви с Восточною Вселенскою заключается прочная гарантия, что Русская Церковь не погрешит, и так как только при этом условии сохранится между всеми Православными Церквами союз любви, единение в духе мира, а "достоинство апостольской Кафолической веры не останется не только неумаленным, но и обновленным и непоколебимым". Именно от недостатка единения с восточными патриархами и произошло, по мнению Досифея, в Русской Церкви после падения Константинополя нарушение церковных нравов, что потом и было исправлено единомыслием восточных патриархов через учреждение патриаршества на Руси**. Ввиду этого в грамоте государю по поводу разрешения Никона Досифей пишет: "Радуемся зело, что ваше державство церковию действует церковное, и просим с духовным совершеннейшем дерзновением, чтобы и впредь всякое дело церковное не действовати помимо мысли Церкви: если будет дело малое, то действовать соборною мыслию тамошней (т.е. Русской) Церкви, если же великое, то мыслию всех архиереев восточных, чтобы всем церковным делам быть без обновления, без изменения и непоколебимо. Порадей, как Константин, Феодосии и Юстиниан, наипаче же как действовал отец ваш, приснопамятный царь Алексей. Нигде во всем твоем царстве да не позволишь быть никакому обновлению против православной веры и напротивоглаголющих отомсти"***. В грамоте к царям в 1686 г. Досифей пишет: "На Москве священный Собор, если что покажется ему сомнительным, дабы и тамошняя Церковь Соборная сохранилась чистою и без всяких погрешностей, как непорочная Христова невеста, должен доносить высшим Церквам и сущим в них патриархам, и от них принимать наставление и толкование, чтобы тем сохранилися бы союз любви, и соединение духа мира, и достоинство апостольской Кафолической веры не умаленными, но обновленными и непоколебимыми"****. В грамоте к государю в 1705 году Досифей пишет, чтобы государь твердо повелел, "зане если случится какое взыскание церковное, да не будет решение в тамошних странах, чтоб не причинилися прения, сумнительства и главолюбия царей, но дабы писана была грамота к четырем святейшим патриархам и потом да взыскуется решение. Сие, всеблагий государь, — поясняет Досифей, — несть новое и ново-уставленное, но древнее и отечественное, потому что тако творили блаженные и приснопамятные отцы и праотцы святаго твоего царствия, а наипаче сотвори приснопамятный и преблаженный отец великаго твоего царствия, тако бысть согласие и уставление, егда хиротонисан первый патриарх на Москве, тако обещался божественный праотец великого твоего царствия пред приснопамятным самодержцем Михаилом Феодоровичем и пред покойным патриархом Иерусалимским господине Феофане в лето 1619 июня 18, и буде изволит великое твое царствие, да посмотрит преданная печати"*****.
______________________
* См. Приложение №11.
** Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 149.
*** Собрание государственных грамот и договоров. Т. IV. С. 419-420.
**** Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 156.
***** См. Приложение № 11.
______________________
Сообразно с тем высоким представлением о призвании и обязанностях русского царя, какое составил себе Досифей, он желает, чтобы русский царь и по своим личным качествам, образу жизни, характеру своего поведения и по всей своей вообще деятельности вполне стоял на высоте своего великого и святого призвания, вполне соответствовал и в действительности тому идеалу благочестивого православного царя, какой предносился уму Досифея, воспитанному на библейско-византийских воззрениях. Каким Досифей желал видеть русского царя, это особенно ясно видно из его грамоты к царю Феодору Алексеевичу от 27 июля 1679 года. "Подобает благочестию твоему, — пишет Досифей Феодору, — воздать Богу благодарение, сподобившему тебя воссесть на отеческом престоле, соблюдая сперва: да останутся нерушимо все дела церковныя и веры, не уклоняясь ни к десной стороне под предлогом большего благочестия, ни к шуией, но царским ходя путем по слову (апостола) и сохраняя крепко в малых и больших вещах веление, еже положиша отцы твои. Просящих церковных о составлении церквей, добром утеши, а соблазняющих или церковныя вещи себе присвояющих, по-мирски отомсти; и царь есть и более архиерей или по человечески место исполняя яко Константин, оба Феодосия, Юстиниан, Лев и прочий, — се бо тебе венец хвалы в день Господень. Да сохранишь себя неприкосновенным от мирских прохлаждений, как многие ныне в миру начальствующие творят, ибо думают, что владеемое ими дано им в дар, посему наипаче хотят прихотей, полагая себя безответными пред судом Божиим — но им же дано много, много и взыщется от них. А ты, о, человек Божий, и благочестиваго корня отрасль, диадиму нося в нынешнем веке, попекися венец правды носить в день Господа. Читай Святое Писание часто, да просвещен будешь от света правды и твори благо и благоугодно; бди и молись Богу; да даст тебе силу разсудить добро от зла и ложь от правды, ибо с сим разсуждением творится всякое исправление. Если всякий человек, то наивысшее слово, царский ум, подобен есть Божию, и хочет сам Бог, да как он заботится о самых малых вещах (как говорится в Евангелии, что власы главы сочтены от Бога), так и царь да печется, и скорбит, и молится, и бдит, и спрашивает, читает и учится, да разумеет добро всех начальников своих и да будет воистину образ Божий и жилище блаженное многохвалимой Троице. Многие советники и друзья царевы, многие наряжатели и исправители, но царь дает меру, как Бог от Духа дал Моисею 70 мудрецов, но все надлежащее попечение в себе да имеет и все должен знать, да не имеют они всей мзды управления, но да имеет наибольшую царь, поелику всегда печалует. Посему глаголал Бог к Моисею: не дам славы своей другому; дает Бог благодать Святаго Духа людям, но по части всякому, сам же имеет все дары совершеннейшие. Так, добропобедное мое чадо Феодоре, веруй, устрояй паству твою достойно, не так, чтобы самому быть безопасну; но как солнце достигает светлостию своею во всю подсолнечную, так и ты сам острым разумом и промыслом пекись о молящихся, и нуждных, и обидимых, о чести и славе благих и конечном спасении всех правдивых и неправдивых, разумных и неразумных, ибо ты должен, как Павел был должен иудеям и еллинам, мудрым и неразумным. Ибо что есть благочестивый царь, как не апостол Иисуса Христа, помазанник Божий, помазанный Духом Сына его, имеющий в себе царское священство, печалующийся о всех спасении, довольстве, умирении, о покое душевном и телесном по силе человеческой. Посему говорили некоторые из мудрых, что благочестивое царствие есть слава, свободное от всякой сопротивности; поелику как правду являет законным достоянием, и заботливое начало власти покой себе ожидает в церкви первородных написанных на небесех, так и когда царь печется, упокоеваются многие, а когда он иным верит правителям, то раззоряются многие. Сего ради и Давид утренневал к Богу и Константин-равноапостол в попечении, какое имел о всей вселенной, и Моисей, угодник Божий, который видел Бога и был рукополагателем архиереев. Так и царь, если оставить временное греховное услаждение, то успокоит любовь мира сего и попечется только о людях Божиих по силе человеческой, смиряя себя пред Богом, как говорил Авраам Богу: аз есмь земля и прах..."*
______________________
* Турецкие статейные списки, № 18, л. 222-225. Греческие дела 7186 г. № 3.
______________________
Но главными и первейшими качествами русского православного царя должны быть, по мнению Досифея, глубокое благочестие, твердая вера в помощь Божию, благодаря чему он одолеет несомненно всех своих врагов, в чем наглядно убеждают примеры из священной и церковной истории. "Что основание непоколебимое есть, — пишет он царям в 1693 году, — и честь царская — благочестие к Богу, видно от Святаго Писания, ибо которые цари были радетельны к благочестию и угодными делами были искренние его хранители, побеждали врагов своих без трудности и всеми супостатами своими владели. Таков был Иосия, который поборал на супостат народа Божия; превыше всякаго слова похвал получил он царствию своему и славу, не токмо древними, но прославляется даже и доныне у тех, у которых божественный ум вкореняется. Воспомянем же полезно и то, что учинил Иезекия премудрый во время свое, понеже не мало пользовать будет вашему царскому величеству сила сего слова, ибо во время его некоторый Рапсак безчисленное имел множество войска коннаго, а пешого равно с песком, и, пришед к стенам иерусалимским, всякие промыслы учинил и словесно похвалился взять и раззорить святый град Божий; но Иезекия предварил ревностию, которую имел к Богу и к благочестию, и молением и тако изыде Ангел Господень и убил от ополчения ассирийскаго 122 тысячи. Тако по нем Константин Великий и потом иные некие православные цари, ради защищения Церкви Божией, великие быша и именовашеся и на бранех явишася зело крепкие и на супостаты страшные"*. В 1698 году, убеждая государя продолжать войну с турками без всякого опасения за ее успех, Досифей советует царю иметь в виду примеры "великаго Моисея, а после него Судей и Давида, которые много потрудились на войне, и после них еще славных благочестием великоименитых самодержцев греческих"**.
______________________
* Греческие дела 7201 г. № 4.
** См. Приложение № 3.
______________________
Высказывая безграничное уважение и даже благоговение пред божественным достоинством русского царя, Досифей в то же время не хотел, чтобы высокое достоинство и значение царя затемнялись какими-либо его ошибочными действиями, почему он считал себя нравственно обязанным предостерегать царей от ошибок, высказывать им истину, если находил, что они действуют вопреки ей. "Мы, — писал Досифей царям в 1686 году, — говорим о Боге и Церкви во Святом Духе, Бог не взирает на лицо человека и нам несвойственно такое лицеприятие с младенческого возраста, мы же возлюбили даже до крови державнейшее и святое ваше царствие, духовно разсуждая о духовных; умолчать же о правде воистину был бы грех превеликий, чтобы не сказать столь достойным мужам подобающее и приличное и безгрешное в день Господень"*. И он действительно не стеснялся говорить царям правду. По поводу подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху, чему Досифей очень не сочувствовал, он с горечью пишет царям, что просить о подчинении Киевской митрополии Московскому патриарху следовало "не чрез деньги, но просто, ради веры и пользы верных, не так как ныне, когда честнейший ваш посланник извещал нам, что если дадим грамоту, даст и милостыню, а если не дадим, не даст; и кир Дионисию (Константинопольскому патриарху), который просил денег, отвечал, что имеет наказ царский прежде взять грамоты, а потом дать деньги. И подобает ли сей Апостольской Церкви великия Москвы просить у матери своей, Восточной Церкви, духовных даров за деньги? — Неужели грамота оная, которую преемлет честность его от Константинопольскаго и такого рода прошения, ради денег, праведна? — И достоинство имеет ли такая грамота? — Если ради нищеты и привыкли некоторые брать деньги и выдавать грамоты, то прилично ли вашей Церкви просить таким образом о столь великих делах? О, если бы святый Бог сие простил"**. По поводу продажи русскими пленных шведов в Турцию Досифей пишет государю Петру в 1706 году: "Пишем ныне об одном великом и нужном деле, которое, по данному нам от Бога духовному дарованию, имеем должность донести, не в научение вашему царскому величеству, ибо ведаем, что Богом просвещен и богомудр, но в напоминание, а наипаче поелику в вашей богохранимой державе имеем чин доносителя. Шведы, хотя и еретики, но, когда приемлют их в Москве, делаются православными мало-помалу; но бывает и то, что позволение имеют некоторые вывозить их в землю турскую, и покупают их папежники и кальвины, а не одни православные, и еще продают их и туркам.
______________________
* Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 157.
** Там же. С. 152.
______________________
Пресветлейший и превеликий государь! Не допусти, дабы труды твоего царскаго величества были в прибыль нечестивым, а потом: не грех ли сие пред Богом и на свете не великое ли безчестие? Поелику не из которого христианскаго государства не привозят сюда продавать христиан, а из святых стран привозить непристойно. Надобно, если изволите, повелеть, чтобы не вывозили христиан больше, и объявить ослушникам смерть неотложную, и будет великая честь и великая слава твоему царскому величеству. Мы, как долг имея, доносим церковную правду вашей светлости, а вашему благочестию, как сыну Церкви, праведно послушать, да возымеешь и Бога должником своим во всякой правде"*.
______________________
* См. Приложение № 13.
______________________
Таким образом, русский царь представлялся Досифею единым теперь главою, опорою и защитником всего Вселенского Православия, царем глубоко благочестивым по всей своей жизни и деятельности, царем, ревнующим о неизменном сохранении веры, церковных, святыми отцами установленных , чинов и обычаев, не допускающим в них никаких перемен и нововведений, царем, всегда строго сообразующим все свои действия с интересами всего Православия, не допускающим в них ничего, чтобы несогласно было с достоинством Православной Церкви, с признаваемыми ею правилами, постановлениями и обычаями, царем, всегда готовым поревновать примерам древних еврейских и позднейших греческих благочестивых и святых царей, которых доселе прославляет Церковь.
Как в прежней Греческой империи рядом с благочестивым царем всегда стоял и патриарх, так было и в русской благочестивой державе, где рядом с царем находился и патриарх, от которого не менее, чем от царя, зависело правильное течение всех русских церковных дел. Кроме того, как ближайшее духовное лицо к главе всего православного мира царю Московский патриарх мог оказывать поэтому то или другое влияние и на весь православный мир, воздействуя на царя в том или ином направлении, вследствие чего Московский патриарх в известных случаях получал значение общеправославное, Вселенское. Ввиду этого, если Досифей считал себя обязанным указывать и разъяснять русским царям их обязанности по отношению ко Вселенской Церкви, то он не прочь был при случае наставить и Московских патриархов относительно лежащих на них обязанностей к Церкви Русской и к Церкви Вселенской.
С патриархом Иоакимом Досифей пытался было войти в постоянную переписку, чтобы обмениваться с ним взглядами по поводу разных церковных событий, считая подобную переписку делом очень полезным для самой веры. От 24 июля 1679 года Досифей пишет Иоакиму: "Нужное есть дело епископом меж собою писати, и противу того паки не писати, кажется быть умаление веры, то дело ведает и ваша любовь, и мы о том выбор учинили из повести дел Вселенских Соборов и Святого Писания, которое иным временем пошлем к вам. Но писати друг другу епископом часто, дело есть преподобное и нужнейшее, единое токмо тому делу задержание причиняет, се есть: нашествие меж собою мирских владетелей". Чтобы облегчить возможность постоянной переписки, Досифей отлагает особые патриаршие титулы и надписывает свое послание к Иоакиму просто: "Господину моему превозлюбленному и сослужителю Иоакиму о Господе радоватися" и далее доказывает, что в древнее время при переписке между собою епископов титулы не употреблялись, и затем говорит: "Того ради и мы пишем ныне и подаем ведомость братской твоей любви, чтобы ведал и не подивился на той образец, как тебе поздравляем, с которым и впредь вам будем часто писати и молим, чтоб и вы писали к нам о себе". Подробно сообщив затем Иоакиму о тогдашнем положении дел в Иерусалиме и выразив пожелание получить от Иоакима подобные же обстоятельные сведения о делах Русской Церкви, Досифей поучает Московского патриарха: "Не можем поведати, — пишет он, — как желаем, молим же Господа нашего Иисуса Христа, яко подаст вам разум во всем и можете править стадо его в преподобности и правде, молим же и мы вашей любви, яко да посетите мирного состояния Святыя Церкви образы бывающе благих дел и созиждуще всякого словом Евангелия; и наипаче о том потщитеся, чтоб не учинилось в Церкви каких новых образцов, но и в малейших повелениях и чинах и обычаях последуйте следами отцов ваших и внимайте с великим прилежанием, чтобы никто из верных — как от великих, так и от малых, чтоб не чли и отнюдь бы не держали у себя такие книги, в которых содержится скверное и безбожное учение папиных поклонников, или безбожное и скверное учение лютеров и кальвинов, понеже наполнены суть лести и лукавства и в притворении благочестия имеют учение безбожства. И будите ревнители божественного Павла, бдите, трудитеся и посетите тем, что оный учит о епископах, яко да наставище уверенное вам стадо в путь спасения, достойни будете венца правды в день Господа. И с некоторым человеком разумным пишите к нам, как пребываете вы и тамошняя Святая Церковь, яко да радуемся и мы с вами радующимися, якоже плачем с плачущими. Обаче пишите к нам просто и не искусно я таким образом и обычаем, как и мы сие пишем"*.
______________________
* См. Приложение № 14.
______________________
Патриарх Иоаким не выразил, однако, особенной охоты вступить в постоянную переписку с патриархом Иерусалимским. Он отвечал Досифею только уже через два года (в июле 1681 г.) и вместо того, чтобы писать без титула, как просил Досифей, надписывает свое послание: "Блаженнейший и святейший патриарх святаго града Иерусалима и всея Палестины, господине кир Досифей", и затем: "Иоаким, Божиею милостию патриарх Московский и всея России". В объяснение того, почему он так долго не отвечал Досифею и почему не считает возможным для себя вступить с ним в частую переписку, Иоаким пишет, что, получив грамоту Досифея "и прочетше писанное, обретох в нем глагол твой возвестительный, яко несть от нас к твоему блаженству писания по чаете, и о сем да не имаши на ны ни коего мнения, ибо мы вам писати готови есмы с любовию, но су мнительны быхом ради владеющих вашими странами, да не вину кую дам писаньми нашими содержащим вас и сотворим каким либо случаем вашему жительству повреждение, тем же и не писахом доселе". А так как государь теперь посылает своего посла в Константинополь, то Иоаким и просит Досифея, "что ежели сей посол востребует от твоего святительства какого вспоможения, о чем он от царскаго величества послан, слова потребнаго или доброго совета, благоволи ради любве Христовы, яко ведущий тамошния обычаи, ему помощь в том творити". Затем пишет, что посылает Досифею два сорока соболей — и только*. О церковных русских делах, о себе самом, писать о чем просил его Досифей, не говорит ни слова, хотя русский посол отправлен был в Константинополь, между прочим, и специально по церковному делу: просить восточных патриархов о разрешении Никона. Очевидно, что патриарх Иоаким, видевший в Досифее, и вполне справедливо, сторонника Никона, вовсе не желал входить с ним в переписку и вообще поддерживать с ним какие-либо близкие отношения, что довольно ясно и дал ему понять своим ответом. Но, несмотря на это, Досифей поспешил прислать патриарху Иоакиму новую грамоту, которой теперь уже дает обычное официальное надписание: "Досифей, милостию Божиею патриарх святаго града Иерусалима и всея Палестины", а патриарха Иоакима уже титулует "блаженнейший и святейший патриарх царствующего великаго града Москвы и всея Великия Россия, сарматский, масагетский, савроматский, скифский, ирканский и всех северных стран господине, господине кир Иоаким". Затем Досифей поучает Иоакима относительно надлежащего исполнения им его пастырских обязанностей: "Молим тя, потщися себя поставити пред Господом делателя искусна, право правяща слово истины, и яко убо свет просвещай Церковь со писанием и схолами и учением Евангелия мира. Яко соль имей слово солию растворено, к тебе бывающим о согрешениих буди вскоре милостив, от бывающих же к Богу согрешениих ко кающимся буди сострадателен, аще же злость пребывает и наказуема наругается, буди страшен и любовинителен. Еще же: и вера христианская ныне прияла всякое предание святых отец, и кто положит когда или выложит от обычай церковных, иже Соборная Церковь держит, по первом и втором наказании да наказу ется достойно ради безчиния его. Храни, храни, храни стадо Христово чисто от латинскаго письма и книг, яко все в них есть учение антихристово, понеже есть полны новосечения, полны хулы; в них бо есть безбожие кальвиново и лютерово, довлеет благолепие и красота Святыя Христовы Церкви, — не мешайтеся со блудники, блудники же есть еретики и книги их. Великий царь Константин, и Феодосии, и Устиниан законоположиша Порфирия и Манента книги да не обретаются, идеже обрящутся, да сожгутся, и елицы я хоронят, смертию да казнятся. Тако сотворите и вы о латинских книгах, яко есть лестныя и прелестныя. Философские наши книги научили нас вначале нечестию, Евангелие же даде нам спасение — довлеет сие"**. Едва ли уже этот учительно-наставительный тон Досифея мог расположить патриарха Иоакима к дальнейшей частой переписке с Досифеем. А между тем произошли еще некоторые события, которые должны были еще более обострить отношения между Московским патриархом и Иерусалимским, так что Досифей стал предполагать, что действиями патриарха Иоакима руководят нередко предосудительное властолюбие и гордость. Еще в грамоте к Иоакиму в 1679 году Досифей заявлял: в прошлом году, когда был он в Яссах, один священник литвин-латинянин сказал нам, "что добро творит патриарх Московский, который четырех патриарх тех, что его поставили быти патриархом, не воспоминает их по имени, но обще о православных патриархах", чему мы, замечает Досифей, не поверили. "А буде есть истинно, — продолжает Досифей, — так братская твоя любовь впредь берегися о том и не воспоминай обще, зане и еретики своих несвященных епископов патриархами имянуют, и отступник папа патриарх имянуется, и все схизматики и отступники и еретики себе православных именуют и для того, когда воспоминаешь обще, родится от того усумневание и к тому следует подозрение и наконец причиняется мятеж". И предположив, что Иоаким, может быть, не делает поименного возглашения восточных патриархов по гордости и кичливости, сурово замечает: "Превозлюбленный брате мой, апостольского епископа не начертает богатая и мирская гордость, яко мирская носяще, в домах царей суть; но свидетельствуют его исполнение приказания Господня и поучительное слово и сохранити Церкву от всяких новых уставов, в тех пребывай и действуй, яко да похвала твоя будет при Бозе, а не при человеках"***.
______________________
* Рукописный сборник Санкт-Петербургской Синодальной библиотеки № 473, л. 16-17.
** См. Приложение № 15.
*** См. Приложение №14..
______________________
Еще более вознегодовал Досифей на патриарха Иоакима, когда Киевская митрополия была подчинена Московскому патриарху, в чем Досифей уже прямо увидел "несытость славы", "желание чуждих" со стороны Иоакима. В грамоте к нему он пишет: "Некий верх злых нас сокрушает и нас сушат церковная смущения и бури, самолюбие же и зарватное, и несытость славы, и желание чуждих, которое зло не токмо ныне зде преизлишествует, но достигнуло даже и до вас. Братская твоя любовь рукоположил еси митрополита в Киев и возвещаяши, яко нужда бяше быти тако: и когда бы было по смотрению сие дело добре тое сотворил еси. И ты бы просил единую грамоту прощенную о бывшем деле и другую грамоту на епископы — да покоряются митрополиту; и аще бы наипаче было советом всея Церкве могли бы сие сотворити удобнее__ И не довлеет еже быть митрополия Московская патриаршеский престол, даде же и Церковь волю, да рукополагается от своего Собора и почитается всеми патриаршескими чины; но еще ищете взяти и чуждую епархию. И какую благословную вину можете ре-щи пред Богом и человеки? Аще убо Московский патриарх ставит в Киев митрополита — казаки будут стояти добре, и аще ставится от Константинопольскаго патриарха — не будут стояти добре; наипаче же отчуждение епархии сотворит великая зла христианом, живущим в Польше, и яко аще пришлют из Польши или Украины и попросят другого митрополита, тотчас поставят друга-го, — и сие бы не было. Что вина да оттерзаете чуждую епархию? Не есть ли стыд от людей, не есть ли грех от Бога? Да присылаете деньги и из ума людей выводите, берете грамоты сопротивны Церкви и Богу. Сказывал нам посланник ваш, яко письма от вас не привез, токмо приказали ему дати нам милостыню, аще дадим ему письмо, якоже хощет; и аще не дадим ему, и он нам да не отдаст. И аще бы нечто нужно быти сему, еже просите, мы и Иерусалим бы сотворили епископиею, и ноги бы ваша мыли, якоже Христос сотворил ко устроению Церкви. Но, кроме нужды, для чего да движутся пределы отеческия? И кто может сия да простит?.. Аще хощете имети хотение свое, ведайте, яко церковная воля не есть, якоже и мы не хощем, да не причастимся сему греху, також не хощем ниже вас, да будете подлежащими в сем гресе"*.
______________________
* Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 144-145.
______________________
Скоро Досифею пришлось убедиться, что Московский патриарх подчинением себе Киевской митрополии не удовлетворился, а идет по этому пути далее, стремится подчинить своей власти уже область, подлежащую ведению самого патриарха Иерусалимского, — возникло так называемое "синайское дело".
В сентябре 1682 года в Москву прибыл синайский архиепископ Анания, присутствовавший на Московском Соборе 1667 года. Архиепископ подал царям челобитную, в которой заявлял: "Житие наше, богомольцев ваших, в самой пустыне между арабами. Собрано в нашей обители братии 400 человек, а крестьян не имеем, ни пашни около монастыря, нет никаких и промыслов, живем исключительно милостынею, для чего ежегодно рассылаем по всему христианству до 300 братии, и на выпрошенное ими имеем пищу и одежду; из этого же даем ежегодно дань туркам и арабам, и выходит на дань по 10 000 и больше ефимков в год, да сверх сего они, арабы, всякий день в монастыре пьют и едят и запас своею рукою берут, сколько хотят. А в нынешних временах между христианами, от которых мы, богомольцы, милостынею питались, великое стало оскудение и подаяние ныне бывает весьма малое — которых старцев посылаем для милостыни, многие без нее возвращаются, а иные и с долгом. Мы, богомольцы ваши, не имея ниоткуда помощи себе, только надеясь на вашу государскую милость и наипаче слыша о богоподражательном житии, милосердии и ревности к святым обителям блаженныя памяти брата вашего великаго государя царя Феодора Алексеевича, по совету всех братии, поволокся я нарочно к Москве для вспоможения святой нашей обители и ехал немного с год, и ради грехов наших и несчастия Господь Бог брата вашего государского благоволил от временного царствия переселить в вечное, и ныне мы, богомольцы ваши, о тех нуждах прибегая к вам со слезами, царское ваше величество просим, пожалуйте, излейте на нас милосердие, благоволите нашу святую обитель взять в свое государство, попечение, и не дайте той святой и православной обители от скудости прийти в римские руки, потому если, государи, мы от великие скудости то святое место оставим, то римляне всячески о том потщатся, чтоб им тем святым местом завладеть, и буде вашия царские милости не будет: не изволите святыя наши обители взять в ваше попечение, то, конечно, папа Римский потщится тем местом завладеть. Великие государи-цари, смилуйтеся!" Государи дали милостыню Анании, но о взятии монастыря на особое государское попечение, как просил архиепископ, не дали никакого ответа. Тогда Анания подал царям новую челобитную, в которой просил ради царского здравия и поминовения их родителей "не оставить во дни свои царскую их богозданную обитель и не дать ей впасть в руки еретиков в поругание православным, ибо сии святыя места многие западные государи желают присвоить себе и назвать своим молением, и, если бы возможно было, и с великими даяниями, не потому, чтобы у них не было своих обителей и церквей, но потому, что гора сия называется богоходною многих ради бывших и бывающих на ней от Бога пророками и святыми Его страшных безчисленных чудес, и воистину и ныне благодать Божия живет в ней. Примите, государи, ту обитель в свое царское попечение, как новые строители, вместо первостроителя Юстиниана, царя благочестиваго, дабы вашим царским призрением и помощию могла та святая обитель с прочими святыми местами держаться за православными христианами, ибо такая царская обитель только и может держаться царским вспоможением". Но на этот раз домогательства синаитов не имели успеха. Тогда в 1687 году в Москву прибыл синайский архимандрит Кирилл с особыми полномочиями от синайского архиепископа Иоанникия и синайских иноков. В соборной грамоте, привезенной архимандритом Кириллом и подписанной архиепископом Иоанникием и 72 синайскими иноками, прямо говорилось от лица архиепископа и всех синайских иноков: "Обще и единомысленно с нашим смирением Собор святыя и богопроходныя горы Синайския, и вси братия от первых даже до последних, приходим к высокому маестату (престолу) христианнейшему и православнейшему пресветлыя державы царствия вашего, и много иже во смирении поклонение сотворяем, и припадаем до лица земли с плачем великим и многими слезами челом бьем, и приносим и отдаем ту знаменитую и убогую обитель горы Синайские вам, великим государем, и великодержавным и пресветлым монархам, да будете, великие государи, тому святому и богопроходному месту строители и обладатели, яко новии и блаженны вместо царя Юстиниана ктиторы". Далее архиепископ пишет: "Пришлите от себя иноков в святую обитель (разумеется, иноков из русских монастырей), да будут они молиться вместе с нами за вас, а другие опять придут к вам и лучше известят то, что видели сами в нашей пустыне, каково наше житие — зло или добро... Не отриньте нашего моления и посланных наших, примите обитель под державу своего царствия и имейте к ней ревность, ибо мы не имеем, где главы подклонить, да не опустеет сие поклонение всех православных христиан". На этот раз домогательства синаитов имели полный успех. От государей велено было изготовить грамоту к синайскому архиепископу с извещением, что они по челобитью его Синайскую гору в призрение свое принять изволили, из русских монастырей монахов по два человека послать туда указали, жалованье им посылается на 150 рублей соболями, не в пример прежних 300 рублей, которые даны были в приезд Анании, собственно, потому, что от них давно перед этим не приезжали за милостынею. К этим полуторастам рублям потом прибавлено было еще 100 золотых червонных, да сверх того велено было устроить серебряную раку для мощей великомученицы Екатерины и, наконец, синаитам дозволялось приехать в Москву за милостынею через два года. Таким образом, Синай в 1687 году был принят под особое русское покровительство и должен был сделаться с этого времени русским царским монастырем, отчасти заселенным присылаемыми в него русскими монахами. Понятно, какое впечатление все это дело должно было произвести на Досифея, который, естественно, на подчинение Синая Москве посмотрел как на новый захват со стороны Московского патриарха. В грамоте уже не к Иоакиму, а к его преемнику Адриану он пишет: "Синаиты отверзают монастырь свой пять месяцев и заключают его пять лет, и всегда живут в Египте и наслаждаются благами его, потом же не имеющие попечения ни о какой вещи Святыя Церкви, ни же кто от них злостраждет, но о едином токмо пекутся, во еже бы собрати имения каковым-либо образом могут". Далее Досифей свидетельствует, что ранее синаиты отдавали свой монастырь самому папе, и если сначала Анания, а потом "зложительный и скаредожительный" архимандрит Кирилл представил писания, "яко поддает монастырь свой Москве, — вещь и беззаконна и посмеянна: беззаконна убо, яко подлежащее другому патриаршескому престолу от времени Третьего Синода, како подлежати будет иному без изречения Вселенскому Собору; посмеянна же двух ради некиих (причин): первое, яко како может Московский патриарх правити Синайскую гору? Второе яко монастыри всего мира поминают православных патриархов и начальников православных и по образу сему вся суть всем поддана, и како тии тое, еже есть сущее, глаголют, яко будет сущее? Третие, яко тии ищут языческими и внешними властьми, да будут самоглавами Церкви и како покорятся вам? Тем же явно есть, яко лгут, токмо да соберут сребро". В заключение Досифей пишет Адриану: "Егда приидут к вам отцы-синаитяне, и в грамотах их наречется архиепископ Синайский, или в писаниях своих подписует титло, или в великих или в малых некиих писаниях; то да раздираете и отцы да изгоняете со срамом и стыдом, яко преступники божественных канонов и наипаче яко нечестивейшия, понеже презирают обычай и изречение Церкви".
Но Досифей в данном случае волновался совершенно напрасно, так как в Москве вовсе и не думали покушаться на его верховные права над Синаем и подчинять последний власти Московского патриарха, в чем скоро убедился и сам Досифей*.
______________________
* Подробнее об этом см. нашу статью: Русская благотворительность Синайской обители в XVI, XVII и XVIII столетиях // Чтение в Обществе любителей духовного просвещения 10 — 11 (1881).
______________________
Указанные обстоятельства настолько расстроили всякие отношения между патриархами Иоакимом и Досифеем, что после 1686 года до самой смерти Иоакима они уже не обменялись между собою ни одною грамотою.
Лишь только Досифей узнал о вступлении на патриарший престол после смерти Иоакима Адриана, как поспешил войти с ним в сношения. В марте 1691 года он послал ему грамоту, в которой, поздравляя Адриана со вступлением на Московский патриарший престол, в то же время делает ему наставления, как он должен надлежащим образом выполнять свои архипастырские обязанности. "Молим Господа Бога, — пишет он Адриану, — да даст тебе просвещение и силу: едино убо да испытуеши Святая Писания и святые отцы ко знанию совершенному евангельского учения, силу же, да поживеши по житию апостолов в образе священнолепном, в одежди смиренней, свящи худой, в попечении не сродников и другов, но всего христоименитого люда, бдя и труждаяся о всяком благочинии церковнем, не определяя патриаршескаго достоинства и патриаршескаго промышления внутрь твоего великаго града, но простирая тое в митрополии же, во епископиих, в монастырех, во градех же и весех, да действуя свойственное патриар-шескаго достоинства, еже есть попечение всех Церквей, получиши небесныя венцы со рекшими: течение соверших, веру соблюдох, прочее отлежит мне правды венец". Указывая затем ряд примеров, как греческие императоры, побуждаемые патриархами, заботились и обратили к христианству многие народы, как они, побуждаемые патриархами, освобождали нападствуемых от нечестивых православных христиан, говорит: "Сице подобает и вам творити, сиречь, пещися о пастве и дальнем и ближнем, прирадети же образы всякими, да окружнии языцы по можному приложатся во благочестие. Папежницы, аще и вельми грешат во благочестии, но видим монаси их, во всем мире обходят и превращают целые народы в папежство. Толикоже подобает братии нашей тамошним монахом, имеющим ослабу и правление, пещися таковым же образом о спасении многих, еже весьма будет вашим пещися, и наипаче под поминанием к божественной державе, яже убо по истине подобает вам творити и о них же молим, да даст вам Господь просвещение и силу сия суть". Указывая потом и на то обстоятельство, что православные всего более страдают в Польше от папежников, Досифей сурово замечает по адресу Московских патриархов: "И вящшая страдают братия наша, иже суть в Польше, и вы храните, яко же Иона в корабли: и где есть, еже возлюбиши ближняго своего, яко тя самаго?"* И в последующее время Досифей, вступив с патриархом Адрианом в переписку, хотя и не частую, не опускал случая наставить Московского патриарха. Так, например, в 1696 году Адриан обратился к Константинопольскому патриарху с вопросом о некоем Дионисии Жабокрицком, который был женат на вдове: можно ли его поставить епископом Луцким? Грамоту об этом Адриан отправил к Досифею, чтобы он переслал ее Константинопольскому патриарху. Досифей исполнил поручение Адриана, но сейчас же написал ему в научение: "Грамоту вашу послахом всесвятейшему в Царь-град и писахом, чтобы он ответ вам дал по некоему образу, яко вопрошающим. Обаче глаголем, яко сему быти невозможно и никое строение не вмещается, зане возбранено есть не только от поместных избранных отцев, но и от Вселенских Соборов и от самаго Писания, и не токмо Вселенский патриарх со всем своим освященным Собором, но хотя вси патриархи и епископи во едино соберутся, не могут такое строение сотворити и переменити, что обще определено и обще предано и обще отречено. Отнележе Господь прииде на землю и даже до ныне, сицево строение ниже бысть, ниже бывает, ниже будет во Церкви Божий, яже всякого безместия и всякая скверны вышша есть и сицевого порока не приемлет; тем же ниже твоя святыня может сотворити, о чесом ниже вопрошати подобало. Аще же той Дионисий человек честный, да учинится от него промысл, чтобы иного человека обрести честна во епископа, к сему да помогает и он Церкви Божий, елико может, якоже и мно-зи монаси токмо помогаша Церквам Божиим и трудишася за тыя в различная времена зело премнога. Господь глаголет: доброе несть добро, аще не добре будет, — не правым же и беззаконным образом церкви Бога живаго никто может служити, но права приносяща приемлет, аще же не приемлет и отвращается, почесому Бог на жертву тую не внимает? К сему же еще и порок о сем случае в церкви Божий будет, о чесом папежницы униаты будут вопити до небес и глаголати, яко Церковь Восточная подпаде ереси, приемлюще во иерейство, вдовам посягающая. И самые лютеры и кальвини будут оправдатися и печатати в книгах своих глаголюще: яко Восточная Церковь приобщилася нам понечесому приемлюще во иерейство посягшия вдовам и что поносятся Лютер и Кальвин сицевая законополагающе? Мартин, аще растлился деве некоей и извергийся из Церкви, новопостави ересь и прельстил тысящи тысящей, но не попустиша тому священнодействовати отцы, Дионисиева же сожительница, аще и не блудница была, но равно со блудом брак вдовы отлучается от иерейства, зане аще архиерей Древняго Завета, сени служай, не можаще взяти вдову, колми паче в Новом Завете кто сие сотворив, прежде быти возмог или есть епископ, или хотя меньшее: иерей или диакон? Тем же сему быти невозможно, наипаче же невозможных невозможншее... Сия к братству твоему (пишем) в любви, не у чаще, но напоминающе и советующе, да удаляетеся от таковых строений, яко от змия, еже бы сохранити вам славу Восточныя Святыя Церкве, тожде рещи Кафолические и Апостольский, еже есть право правити в ней слово истины безо всякого новосечения и новопоставления, яко да возможеши глаголати со апостолом: течение соверших, веру соблюдох, прочие готовится мне правды венец , его же да даст мне Господь в оный день"**. Или, например, в 1700 году Досифей, укоряя Адриана за то, что он по достоинству не порадел пред государем об освобождении святых мест из рук французов, пишет ему: "Православные самодержцы, якоже подвизающеся различно о Святых Церквах, нарицаются во Вселенских Соборех иереи, и цари, и архиереи, и спасители, и стражи вере, и имеюще попечение всех Церквей; обаче сии болыни приличествуешь церковным князем, а наипаче святейшим патриархам, иже преемнице суще святых апостолов, разнственно имеют особливое попечение о всех Церквах по святым апостолом, как учит блаженный Павел. И аще когда-либо требование церковныя вещи лучится царские силы требующее, патриаршого достоинства есть дело, еже напоминати и молити их и поощряти... Православные самодержцы не только сами по себе, но и чрез сотечение и моление и подвижение святейших патриархов творят совершеннейшая... Видим еретиков, которые за одно и дружно действуют против православных, православные же нерадивы и ленивы, чтобы попещися и помогать Церквам, а наипаче Святой Церкви-матери. Братская твоя любовь несть уже митрополит Московский, да объемлются в единой епархии твоей попечения твоя и труды твои, но благодатию Христовою уже патриарх сый и сопричисляемый и спочитаемый с прочими святейшими патриархами и имеешь свойство, как и прочие святейшие патриархи имеют попечение о всех Святых Церквах, а наипаче о святейшей всех Церкви-матери, в ней же явился Бог плотию и от нея, яко источника приснотекущаго, напоил весь мир"***.
______________________
* Рукописный сборник Санкт-Петербургской Синодальной библиотеки № 473, л. 146-147.
** См. Приложение № 20.
*** Там же. № 23.
______________________
Учительно-наставительный тон, заметно принятый Досифеем относительно Московских патриархов, объясняется отчасти тем, что Досифей смотрел на них как на младших, хотя и равных ему по достоинству, представителей Церкви, как на нуждающихся еще иногда в наставлениях и научениях со стороны других патриархов старейших и потому более их опытных в делах веры и управления церковного. С другой стороны, Досифей не считал Московских патриархов достаточно образованными и учеными и потому достаточно сведущими, чтобы они могли только своими собственными силами и средствами решать все встречающиеся важные церковные вопросы и недоумения. Если Иерусалимские патриархи обязательно должны были быть, по мнению Досифея, людьми с разнообразными и обширными сведениями, людьми прямо учеными, то этих качеств, по мнению Досифея, вовсе не требуется от Московского патриарха, он даже открыто заявляет, что Московский патриарх может быть человеком и неученым. В грамоте патриарху Иоакиму он пишет: "Вас нецыи оклеветуют, яко неученых, рцыте с Павлом: не срамляемся Евангелием Христовым, сила бо есть всякому верующему во спасение, и паки: несть сия мудрость, сходящая от Бога, но земная, душевная и учительная, глаголет другий апостол; и Павел паки: вера наша не в премудрости человеческой, но в силе Божией, понеже да неспразднится крест Христов"*. В грамоте к государю Петру в 1702 году Досифей, настаивая на том, чтобы царь никак не избирал в патриархи и митрополиты иностранцев, советует избирать на эти должности только природных москвичей, хотя бы они и не были мудры, "понеже патриарх и митрополит, — пишет он, — ежели суть добродетельнии и мудрии велие есть добро; аще ли же и не суть мудри, довлеет добродетельным быти и да имеют мудрых клириков и в иных чинах"**. То же самое Досифей опять советует Петру относительно избрания Московского патриарха и в грамоте 1705 года, т.е. чтобы избранный в патриархи обязательно был москвич, "и хотя не будет философ, довольно ему знати церковная, и может имети архиереев или клириков мудрых, служащих ему"***. Однако это не мешало самому же Досифею указывать при случае с некоторым укором на неученость Московских патриархов. В 1699 году наши турецкие послы, находясь в Константинополе, посетили и Досифея, который показывал послам купленные им греческие хроники, напечатанные во Франции по-гречески и по-латыни. Посланники полюбопытствовали спросить патриарха: "Как они, французы, те книги печатают, понеже в вере и в иных церковных догматах имеют великое разнствие и совершенно ли знают эллино-греческий язык?" Досифей отвечал, "что печатают всю старину правдою, разве малое что не печатают, которое им что к поношению и ко укоризне належит, а эллино-греческий язык достаточно знают. Потом святейший патриарх звал посланников в другую палату и показывал книги древние греческие и латинские, которых в ящиках больше тысячи книг, и говорил: что у него те книги вместо вотчин, которые имеют в Московском государстве святейший патриарх и митрополиты и монастыри"****.
______________________
* Там же. № 15.
** Там же. № 8.
*** Там же. № 11.
**** Турецкие статейные списки, № 27, л. 203.
______________________
Так относился Досифей к русским царям и патриархам, стараясь объяснить им лежащие на них обязанности относительно как Церкви Русской, так и относительно всего Вселенского Православия. Они должны были, по его мнению, прежде всего заботиться о том, чтобы русская церковная жизнь была постоянно и во всем верна началам и правилам Православия, чтобы в ней никогда и ни в чем не допускалось никаких нововведений, малейших перемен или каких-либо отступлений от раз установленного отцами, и чтобы она текла всегда в тесной связи и единении со всею Православною Церковью, чтобы возникающие в ней более важные церковные вопросы и недоумения решались всегда мыслию и советом всех представителей Православной Церкви, так как только под этим условием "сохранится союз любви и соединение духа мира и достоинство апостольской кафолической веры не умаленным, но обновленным и непоколебимым". Во-вторых, они не должны были ограничиваться заботами только об одной Русской Церкви, а постоянно обращать свои взоры и на весь православный мир, всюду облегчая участь православных, всюду оказывая Православию помощь и защиту, всюду содействуя торжеству его над иноверием. Горячая ревность о Православии, забота о его сохранении и поддержании, желание, чтобы Россия была его прочною опорою и защитою, чем она, однако, может быть только под условием, если вся ее собственная церковная жизнь всегда и во всем останется верна Православию, руководила Досифеем, когда он поучал русских государей и патриархов относительно лежащих на них обязанностей; эта же ревность о Православии побуждает его зорко следить за всею церковною жизнью России, советовать, наставлять, а иногда и обличать. Но Досифей не довольствовался одними только общими наставлениями царям и патриархам, а принимал в русской церковной жизни и непосредственное живое участие или по вызову самого русского правительства, которое в большинстве случаев приглашало его быть посредником в своих сношениях с восточными патриархами по делам церковным, или же по собственной инициативе, когда он считал себя обязанным вмешаться в русскую церковную жизнь, или в интересах всего Православия, или в интересах самой же Русской Церкви.
Глава 2
В первый раз Досифей вошел в сношения с русским правительством еще будучи архидиаконом при Иерусалимском патриархе Нектарии (с 1661 по 1666 г.) по поводу дела Никона, в котором он принимал живое и деятельное, хотя и негласное участие. В грамоте к патриарху Иоакиму в 1686 году Досифей пишет: "Егда приезжал иеродиакон Мелетий (посланный на Восток по делу Никона), работали мы тогда с прилежанием, понеже елико бысть тогда, совершишася все рукою нашею, зане блаженныя памяти бывший патриарх (т.е. Нектарий) бояшеся воступити на сия"*. В1706 году в одном из писем к тогдашнему нашему турецкому послу Толстому Досифей между прочим писал: "Мы обретаемся в доме божественного (т.е. русского царя) слуги уже ныне сорок три года (и таким образом относит начало своей службы русскому правительству к 1663 году, когда действительно по делу Никона в первый раз отправился на Восток грек-иеродиакон Мелетий), понеже когда был архидиаконом у блаженнейшаго патриарха Кир Нектария, писахом письмена к блаженныя памяти к царю Алексею Михаиловичу и знал он, блаженные памяти, состояние наше"**. Это свидетельство самого Досифея о его участии в деле Никона еще в сане архидиакона подтверждается и некоторыми другими данными. Когда в 1665 году к патриарху Нектарию прибыли посланные русским правительством звать его в Москву греки Стефан и Василий да подьячий Тайного Приказа Перфилий Оловеников, то они прежде всего "послали письмо к архидиакону Досифею, чтоб он про их приезд патриарху известил. И архидиакон Досифей, не сказывая патриарху, приходил к ним на подворье, чтоб с ними видеться и, пошед, патриарху известил, и патриарх не велел быть к себе, покамест вести не пришлет. И в другом часу ночи пришед, архидиакон сказал, что его прислал патриарх, а велел Стефану и подьячему Перфилью и Василию греку быть к себе на подворье". Иерусалимский архимандрит Иоасаф писал государю в 1665 году: "По отъезде Перфильеве (Оловеникова) приехал к нам архидиакон Иерусалимский, прислан от патриарха Иерусалимского для дел Святого Гроба, который имел приказ патриарший возвестити нечто Перфилию изустно; но понеже уехал скоро, писал архидьякон к вашему царскому величеству, что ему приказано было от патриарха, и те письма послал с греченином Иваном Алексеевым, с братом Ильиным, которые все истины суть и рукою архидьякона Досифея писаны, — то знаю, что те все истины". Эти письма Досифея к царю Алексею Михайловичу были им получены, как это видно из его грамоты к патриарху Нектарию в 1665 году, в которой он говорит: "По латыне архидиакон твой Досифей некая нам возвести"***. Но что именно писал Досифей, царь не говорит, а самые письма Досифея нам неизвестны.
______________________
* Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 144.
** Турецкие дела 1706 г., св. 7, № 2, л.
*** Сборник государственных грамот и договоров. Т. IV.C. 137.
______________________
В какую сторону направлялось участие Досифея в деле Никона, это хорошо видно из грамот патриарха Нектария, которые, по заявлению самого Досифея, были писаны собственно не Нектарием, а им, Досифеем. 20 марта 1664 года патриарх Нектарий или, точнее, его архидиакон Досифей пишет государю, что он получил присланную ему с иеродиаконом Мелетием грамоту, но "в сей грамоте мы не нашли ни причины удаления святейшаго патриарха вашего кир Никона, сослужителя и брата о Христе нашего смирения, ни какой другой вины против него, кроме пятилетняго его отсутствия... Что касается противников (Никона), то, по сказанию его (Мелетия), не многия и недостойныя внимания приводят они причины против Никона; а о Никоне же сказал некоторыя важныя дела, почти неизвинительныя, кои все суть нововведения, которыя нам кажутся не очень достоверными... Нам кажется, что вы мирным образом можете успокоить это дело, и снова однажды или дважды пригласить кир Никона, чтобы он возвратился на свой престол, показав ему статьи положения для точного соблюдения: и ежели он окажется сперва преступившим оныя, а потом раскается и даст обещание соблюдать, то достоин прощения; ибо часто случалось весьма много таковаго и еще важнейшаго в Церкви, и все поправлено для мира и тишины. И так просим мы священное ваше величество, чтобы вы не преклоняли слуха своего к советам мужей завистливых, любящих мятежи и возмущения, а наипаче, если таковыя будут из духовного сана ..."*
______________________
* Гиббенет. Историческое исследование дела патриарха Никона. Т. II. С. 759, 766, 802. Записки Русского археологического общества. Т. II. С. 599.
______________________
Досифей был сторонником примирения с царем Никона и хлопотал о возвращении последнего на патриаршую кафедру. Но уже именно поэтому он необходимо должен был столкнуться с заклятым врагом Никона, добивавшимся его осуждения во что бы то ни стало — с известным газским митрополитом Паисием Лигаридом. Досифей ранее знал Лигарида как человека, сомнительного Православия, и интригана, почему неодобрительно смотрел на его вмешательство в дело Никона, даже предостерегал царя, чтобы он "не преклонял слуха своего к советам мужей завистливых, любящих мятежи и возмущения, а наипаче, если таковыя будут из духовного сана", в каких словах можно видеть прямой намек именно на Паисия Лигарида. Сам Паисий потом заявлял государю, что Иерусалимский архидиакон Досифей пишет, "что я держуся боярской стороны и писал именем государевым грамоты к патриархам, которыми доспеваю конечное падение Церкви Восточные и явную противность, аще бы таковы грамоты даны или взяты были в руки турские или крымские, горе бы было всем христианам церковным и мирским"*. Но старания Досифея сдержать Лигарида, побудить его действовать в распре царя с Никоном примирительно** не имели успеха, Паисий не только не заботился о мире церковном, но еще более разжигал вражду между царем и Никоном. Тогда Досифей стал действовать против Лигарида решительно. 29 июля 1668 года в Москве получена была грамота патриарха Нектария, писанная, конечно, Досифеем, в которой Нектарий сообщал государю о Лигариде, что тот был отлучен и проклят еще его предшественником патриархом Паисием, что когда он, Нектарий, сделался патриархом, то Лигарид не явился к нему, как бы следовало, не представил своих грамот, а уехал сначала в волошскую, а потом в черкасскую землю, и "там писал грамоты ложныя, с чем прийти к тебе, великому государю, а что в тех грамотах писал, мы того не ведаем, а кто те грамоты ему в черкасских городех писал, тот ныне человек у нас, а у него он был архимандритом, имя ему Леонтий". Далее извещает, что полученные от государя деньги на уплату епархиальных долгов Паисий отослал со своим племянником на свою родину, остров Хиос, а вовсе не в епархию, которую он бросил уже 14 лет тому назад. "Даем подлинную ведомость, — говорит грамота, — что он (Лигарид) отнюдь не митрополит, не архиерей, не учитель, не владыка, не пастырь, потому что он столько лет отстал и по правилам святых отец есть он подлинно отставлен и всякого архиерейского чину лишен, только имянуетца Паисей". Затем грамота указывает на то обстоятельство, что Лигарид "называется с православными православным", а "латыни свидетельствуют и называют его своим, и папа Римский емлет от него на всякий год по двесте ефимков"***. Эта грамота, долженствовавшая, по-видимому, совсем уничтожить Паисия, на самом деле только принесла ему пользу, так как сам царь решился хлопотать перед Иерусалимским патриархом о восстановлении Паисия в его прежнем достоинстве газского митрополита. Грамотою от 13 июля 1669 года государь, извещая Иерусалимского патриарха о Московском Соборе, осудившем Никона, в то же время писал: "Извещаю о митрополите Газском Паисие, которого имеем в царском нашем дворе как великаго учителя и переводчика нашего, да возымеет первую честь и славу, как и было, поелику некоторые, радующиеся злу, от зависти злословили его пред святительством вашим и безчестили и извергли; тем весьма опечалились и мы, ведая незлобие его и благодатство, ибо много потрудился и постился в стране нашей на Соборе и о исправлении Христовой Церкви словом и делом. Но вместо того чтобы восприять честь, восприял безчестие и срамоту, посему просим написать, чтобы он был принят с прежнею честию, ибо нам известно житие его и свидетельствуем его архиереем добрым и честного жития; а которые иноки оглашали его и предали, лжу сказали, ибо очи ушей вернее. Итак, молим, да приимется прошение наше, ведая, что ни учинилось от зависти и ради дружбы с человеком"****. Вместе с государем послал к Нектарию свою грамоту о Лигариде и Московский патриарх Иоасаф. В ней он пишет: "О всех писанных к нам вами радуемся, точию едина печаль, аки дождь во время жатвы, ущербляет ведро веселия нашего: еже есть о запрещены и отлучении от всякого священнодействия Паисия Лигаридиа. О сем — как и где прежде живяше, несть нам известие совершенно, но отнележе пришедша его в царствующий и богоспасаемый град Москву, познахом за девять лет и ничесоже видехом по нем неистово и безчинно, паче же премногия труды его премудрии многую пользу Церкви Великороссийской принесоша, их же мы благодарни суще, надежно молим братолюбие ваше, да не-презревше прошения мерности нашей, даруеши ему оставление вины его, кая-либо есть пред святостию вашею, и благоволиши ему прислати писанием своим архипастырским прощение и благословение, занеже всяческое являет по себе смирение и благопокорство к твоему преблаженству, яко законному архипастырю своему, и молил есть со многократным стужанием благочестивейшаго самодержца о отпущении к святительству твоему ради взыскания прощения, яко же устне предостоверный свидетель святейший и всеблаженнейший Паисий, патриарх великого града Александрии и судия Вселенский, о всех может известити. Но благочестивейший, тишайший, самодержавнейший великий государь, царь и великий князь Алексий Михаилович, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, благоволил его удержати благословных ради вин, сиречь, совершения ради зачатаго толкования нужнейших неких тайнописаний, и обещал ему к вашему святительству ходатай быти о прощении. Тем же аще твое преблаженство, поминающе Христово слово: будете милосерди, яко же и отец ваш милосерд есть, и ону молитву повсядневную: и остави нам долги наша, яко и мы оставляем должником нашим, — сотвори с ним, всячески смиренно твоему жезлу архипастырскому преклоняющимся, отеческое милосердие и остави долг его, дарующе прощение и благословение; будет отцу небесному благоприятно, царю благочестивейшему радостно, и нашей мерности благодарно, и всей Церкви Российстей душеполезно. О сем прилежное наше многократно усугубляюще прошение , да исполненну и совершенну нашу радость соверши, имамы не забывати преблаженства вашего у престола царя небеснаго о милости, у земнаго же о милостыни, пособствия ради"*****.
______________________
* Греческие дела 7175 г., № 2.
** В этих видах Досифей даже нарочно обращался к Лигариду с особым письмом, в котором между прочим писал ему: "Елико можеши о нал ежащих к миру церкве, стой крепко, зане возвестися нам, яко твоя святыня, могий соблазном вредити, не глаголеши о мире" (Гиббенет. Историческое исследование дела патриарха Никона. Т. II. С. 779).
*** Греческие дела 7176 г. № 22.
**** Там же. 7177 г. № 27.
***** Рукопись Московской Синодальной библиотеки № 130, л. 39 — 41.
______________________
Эти грамоты государя и патриарха о Лигариде были получены уже не Нектарием, отказавшимся от патриаршества, а его преемником Досифеем, вступившим на патриаршую Иерусалимскую кафедру 23 января 1669 года. 23 сентября 1669 года в Москву прибыл посланный Досифеем архимандрит Прохор, с которым Досифей писал государю, что принял царские грамоты "и прочитали о Газском митрополите, чтоб мы его простили, и что будто не имеет вины на себе; а он, Лигарид, имеет многая великия вины и согрешения, которыя написав, послал было к тебе, великому государю, свидетельства ради; только стыд послать нас не допустил, отчего и возвратили. Толькое единое говорим, что кир Нектарий-патриарх не таковский, чтобы писать или говорить ложно, но такой в правиле, что ныне иной такой архиерей разумный и богобоязный не будет". Затем Досифей сообщает царю, что Паисий писал такие "неподобныя, хульныя, непотребныя и превознесенныя слова" о патриархе Нектарии, что уже за одно это его следует лишить архиерейского достоинства. Но так как о прощении Паисия молит царь, то он, патриарх, и согласен отпустить Паисию его вины и восстановить его в прежнем достоинстве Газского митрополита. С архимандритом Прохором государь послал на искупление Святого Гроба 800 рублей соболями, да на 300 рублей соболей "по челобитью Газскаго митрополита Паисия", и в то же время писал Досифею: "Ныне посланное дарование благоговейным любезным сердцем изволишь принять, имея впредь добрую надежду иное и большее восприять, когда сбудутся наши желания о Газском митрополите, о коем молили уже чрез два писания, да приимет мир архиерейской и на прежнее будет возвращен достоинство, и разрешение совершенное получит, добре нам заслуженный Паисий Лигаридий". Затем, оправдывая Паисия и объясняя возведенные на него обвинения делом злобы его врагов, царь снова просит Досифея прислать Паисию полное разрешение, "ибо он был весьма достойный посредник и ходатай между столь великими архиереями восточными, двумя светильниками и двумя маслинами Востока", просит, чтобы и бывший патриарх Нектарий "равно обвинительныя как и доброхотныя словеса написал к нам о митрополите Паисие, ради совершенного и последняго удовлетворения нашего, ибо свидетельствуем, что Лигарид всегда ублажал Нектария и первое место премудрости между патриархами своего времени всегда держащим его исповедал"*. Это вторичное ходатайство царя перед Досифеем о прощении Паисия имело полный успех. 24 января 1670 года грек Родион привез в Москву разрешительную грамоту Паисию от Досифея, который формально прощал Паисия во всех его винах и согрешениях, повелевал ему быть по-прежнему в архиерейском достоинстве и чести и действовать все церковное. Но, послав государю разрешительную грамоту для Паисия, Досифей в то же время самому Паисию послал особое письмо, в котором между прочим писал следующее: "Если б не было ходатайства святого царева, уведал бы святительство твое, Лигаридий, что есть Девора и кто есть мертводушные? И кто только именем верует в Божественный Промысел, тот ли кто работает для папежей хийских и оставил 15 лет паству без пастыря, или кто полагает душу свою за овцы?
______________________
* Греческие дела 7178 г. № 6. Записки Русского Археологического общества. Т. II. С. 600.
______________________
Да, увидел бы ты варвара и слепня. Однако на тебе кончаются езоповы басни, где говорится, как козел бранил волка с высокого места, ибо ты не столько велик, сколько глуп, безчеловечен и безстыден, только место, где пребываешь, есть двор царский; однако уцеломудрись хотя отныне впредь"*. Однако в Москве нашлись лица, которые считали разрешение, присланное Досифеем Паисию, недействительным, о чем говорит сам Лигарид в грамоте государю. "Повествуют нецыи, — пишет он царю, — разрешение, присланное от патриарха Досифея Иерусалимскаго, быти неправое для того, что я извержен был не от Досифея, но от Нектария бывшаго патриарха Иерусалимскаго и от священнодействия отлучен" , и затем доказывает несправедливость этого мнения различными примерами, взятыми из истории Церкви**. Но на этом дело о разрешении Лигарида не остановилось. Мы не знаем, по каким причинам, но только не прошло и двух месяцев после разрешения Паисия, как он снова был запрещен Досифеем, и царь снова хлопочет о его разрешении. На этот раз Алексей Михайлович обращается с особою грамотою от 14 августа 1671 года к волошскому воеводе Иоанну Дуке и сообщает ему, что Паисий, разрешенный было по просьбе царя патриархом Досифеем, через два месяца, вследствие каких-то жалоб на Паисия, снова был запрещен, чему, говорит царская грамота, "мы, великий государь, наше царское величество, удивилися", "о чем и архиереи государства нашего царского величества имеют не мало жали (жалости)", и "понеже нам, великому государю, нашему царскому величеству, в другорядь к святейшим патриархам притещи о прощении его митрополитове не к чести показася", то он и просит уже воеводу порадеть об этом деле перед патриархами и выражает надежду получить от воеводы скорый и приятный ответ вместе с разрешением Паисию***. Но эти надежды царя не оправдались: Досифей не соглашался более разрешить Паисия и умер с убеждением, что Паисий был латынник. Этот свой взгляд на Паисия Досифей решительно выразил в своей "Истории патриархов Иерусалимских", где он, перечисляя писателей-греков с 1580 года, говорит и о Лигариде именно: "Двадцать восьмой (писатель) Паисий Лигарид хиосский, преданный латинству. Он написал толкование божественной литургии, но в пользу нововведений Римской Церкви. Еще он оставил после себя в рукописи, в восьмидесяти трех тетрадях, историю патриархов Иерусалимских, которою мы довольно пользовались в настоящем своем сочинении. В ней он описал патриархов , бывших до Ираклия, а о патриархах после Ираклия не сказал ничего достойного внимания. Третья часть сего сочинения содержит историю патриархов-подвижников; две части написаны против Восточной Церкви, а особенно против Фотия и в защищение папской власти. Узнав о сей истории и находя в ней тяжкое богохуление, Мефодий, патриарх Константинопольский, и Нектарий Иерусалимский предали ее анафеме, а Лигарида, как еретика, отлучили"****. Итак, Досифей принимал деятельное участие в распре между царем и Никоном, стараясь об их примирении и о восстановлении Никона на патриаршей кафедре. Как сторонник Никона, он, естественно, явился противником Лигарида и, следовательно, лицом, не особенно симпатичным как для царя Алексея Михайловича, так и для всех врагов вообще Никона, и уже поэтому в царствование Алексея Михайловича он не мог завязать с русским правительством каких-либо особенно близких отношений. Но с восшествием на престол Феодора Алексеевича обстоятельства изменились и Досифей приглашен был самим русским правительством снова принять участие в деле Никсона.
______________________
* Греческие дела 7178 г. № 27.
** Рукописный сборник библиотеки Московской Духовной Академии под заглавием "Житие патриарха Никона, возражения его боярину Стрешневу и митрополиту Паисию". Л. 518.
*** Эта грамота государя к воеводе Иоанну Дуке напечатана в приложении к нашей книге "Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях". С. 547.
**** Кн. II, гл. X, § 6. Хрисанф, племянник Досифея и преемник его на Иерусалимской патриаршей кафедре, напечатавший его "Историю патриархов Иерусалимских", по поводу приведенного нами отзыва Досифея о Лигариде делает такое любопытное замечание: "Сей Паисий Лигарид, прежде действительно преданный латинству, пришедши в царствующую Москву, сделался ревностным поборником Восточной Церкви. Посему он много писал на латинском языке против лютеро-кальвинистов, был противником Никона и, пришедши в Киев, много учил там в чистоте Православия и с пользою, и публично, и частно; писал пространно на латинском языке об исхождении Святого Духа от единого Отца и против папской власти. Мы видели сии сочинения его в Киеве у боголюбезного митрополита сего города Варлаама Гиачинского. Он умер в покаянии и исповедании, и православные россияне в Киеве воспоминают о нем с любовию и уважением. А славный господин наш (т.е. Досифей), знавши только прежнюю жизнь сего мужа, а не последующее покаяние и исправление его, и здесь, и в предисловии к книге о любви показывает, как ревнителям Православия писать против его сочинений".
______________________
Мысль простить осужденного Никона и возвратить ему звание патриарха, кажется, не была вовсе чужда и самому Алексею Михайловичу, который всегда сильно жалел своего бывшего "собинного друга". По крайней мере, в грамоте царя Феодора Алексеевича к восточным патриархам о разрешении Никона говорится, что Алексей Михайлович "воспоминати того (запрещения Никона) любве ради Христовы не благоволил", а Александрийский патриарх в грамоте к государю по поводу разрешения Никона заявляет, что ему будто бы сообщено царскими послами, "яко сицевую боголюбезную мысль имяше и иже во блаженной памяти приснопоминаемый отец ваш, великий государь, царь и самодержец: во еже простити оного блаженного (т.е. Никона) и патриаршаго звания удостоити"*. Имел ли действительно Алексей Михайлович намерение возвратить Никону патриаршее достоинство или нет, но только его сын, Феодор Алексеевич, несмотря на сопротивление патриарха Иоакима, решился добиться разрешения Никона при посредстве восточных патриархов. В июле 1681 года в Константинополь отправлены были послы, окольничий Илья Иванович Чириков и дьяк Про-копий Возницын, для заключения мира с турками. Послам поручено было в то же время выхлопотать у восточных патриархов разрешение для Никона, причем они не должны были жалеть царской казны, если она потребуется. Наше правительство в этом деле рассчитывало главным образом на содействие Досифея, который, как мы видели, был сторонником Никона и ранее не одобрял тех, которые добивались осуждения и низвержения Никона. Прибыв в Константинополь Возницын (Чириков умер дорогою) прежде всего обратился к Иерусалимскому патриарху Досифею, который охотно взялся устроить все это дело, т.е. добыть от других восточных патриархов разрешительные грамоты Никону. В своем "Статейном списке" Возницын рассказывает: "Февраля в 6 день (1682 г.) дьяк Прокофей Возницын посылал к святейшему Иерусалимскому Досифею патриарху переводчика Константина Христофорова да подьячаго Михаила Савина, а велел им ему говорить, что присланы к нему, святейшему патриарху, великаго государя, его царскаго величества, грамоты и жалованье, а велено те царскаго величества грамоты ему подать, и он бы ему объявил, как тому время будет. И святейший патриарх говорил ему, чтоб он, Прокофей, те царскаго величества грамоты к нему прислал, а самому итти к нему для подозрения от турок нельзе, а совершитца-де то что ему у него быть по времени. И дьяк Прокофей Возницын от великаго государя грамоты к нему отослал с теми ж переводчиком и подьячим, а велел, отдав ему те великаго государя грамоты, говорить, чтоб он, ища великого государя к себе милости, учинил по его государскому желанию; да ему ж велел сказать, что есть у него, Прокофья, его царского величества грамоты и жалованье к Цареградскому, и к Александрийскому, и к Антиохийскому патриархам о тех же делех, и как бы те царского величества грамоты к ним донесть, о том он, Прокофей, просит у него, святейшаго патриарха, совету. — И переводчик Константин и подьячей, пришед к нему, Прокофью, сказали, что они царскаго величества грамоты ему отдали, а он те царского величества грамоты принял честно и приказал-де к нему, Прокофью, что он с Цареградским патриархом увидитца и о том ему скажет, а как он о том похочет учинить и он про то объявит; и к Антиохийскому и к Александрийскому патриархом, если похочет он, Прокофей, и он бы те царского величества грамоты отдал ему, а он их к ним отошлет, а о жалованье-де царского величества, которое с ним есть, они отпишут, кому они велят принять. — И февраля в 7 день дьяк Прокофей Возницын великого государя грамоты, которыя посланы к Александрийскому и к Антиохийскому патриархом, отослал к Иерусалимскому патриарху с переводчиком Константином Христофоровым и велел их ему отдать и говорить, чтоб он, святейший патриарх, те царского величества грамоты к ним послал и писал, чтоб они учинили по желанию великого государя нашего, его царского величества, и есть ли он то радением своим учинит, и ему за то царского величества жалованья будет. И переводчик Константин Христофоров, пришед, сказал, что царского величества грамоты ему отдал и о том ему говорил, и святейший патриарх в том деле радеть хотел и к патриархом от себя писать будет. Да он же-де к нему, Прокофью, приказал, что он с Царегородским патриархом виделся и том, о чем ему велено, говорил, и Царегородской-де патриарх сказал, что он царского величества грамоты тайно принимать не смеет, а лутче-де то учинить явно, чтоб в том впредь опасения не было, и совершится-де то дело, как он Прокофей, когда ни есть будет у него. — Февраля в 12 день дьяк Прокофей Возницын был на Иерусалимском подворье у обедни и с святейшим патриархом виделся и о тех делех, о которых к нему и к иным патриархом царскаго величества в грамотах писано, говорил, и святейший патриарх о том радеть и служить великому государю обещался и говорил, чтоб все те дела положил на него, патриарха. — В розные числа дьяк Прокофей Возницын, видався с Иерусалимским патриархом в церкви Божий, говорил ему о деле, о котором писано великаго государя к нему в грамоте, и Иерусалимский патриарх, служа великому государю, говорил ему, Прокофью, что он то дело к совершению приведет и братью свою Антиохийскаго и Александрийскаго патриархов о том чрез письмо свое будет просить". После этих переговоров с Досифеем Возницын отправил донесение в Москву к государю, в котором писал: "Я, холоп твой, Иерусалимскому патриарху ваши, великаго государя, грамоты отослал, и которые писаны к Александрийскому и к Антиохийскому и те к ним чрез Иерусалимского патриарха посланы и не в одно время. О том вашем деле (т.е. о разрешении Никона) я, холоп твой, Иерусалимскому патриарху говорил, и Иерусалимской, государь, патриарх, служа вам, великому государю, то дело обещался привесть к совершению и братью свою Антиохийскаго и Александрийскаго патриархов о том чрез письмо свое просить, и сказал мне, холопу твоему, что то дело к совершению по вашему государскому изволению придет, и хотел написать каковым быть прощальным грамотам образцовое письмо и прислать ко мне, холопу твоему; а с Цареградским, государь, патриархом я, холоп твой, до сего времяни не виделся".
______________________
* Турецкие статейные списки, № 20, л. 382 и 731.
______________________
Таким образом, из приведенного нами рассказа посла Возницына оказывается, что все дело о разрешении патриарха Никона совершилось при посредстве Досифея, который был главным деятелем и устроителем этого дела: он вел предварительные переговоры с Константинопольским патриархом, списывался с патриархами Антиохийским и Александрийским, он же писал "и образцовое письмо, каковым быть прощальным грамотам", так что, свидетельствует Возницын, "только радение в том и служба к великому государю святейшего Досифея Иерусалимскаго патриарха" помогли ему благополучно устроить все это дело, к которому другие восточные патриархи отнеслись не особенно сочувственно, ибо, по замечанию Возницына, только "по многой докуке отдали те прощальныя грамоты" и притом только уже перед самым отъездом посла*.
______________________
* Турецкие статейные списки № 20, л. 468 об.; № 21, л. 120-125, 202 об. Сами разрешительные грамоты патриархов Никону напечатаны в Собрании государственных грамот и договоров. IV, № 135-140.
______________________
Послу Возницыну, кроме наказа выхлопотать у восточных патриархов разрешение Никону, дан был еще и следующий тайный наказ: "Усмотря время, когда пристойно говорить Прокофью Константинопольскому патриарху от себя буди мочно, для чего Киевская митрополия колико лет пастыря не имеет, и спрашивать его о том пространными разговоры и доведыватца того всякими меры, как мочно: повелит ли он, патриарх, Киевской митрополии со всеми духовными быть под благословением святейших патриархов Московских и всея Русии? А ты Константинопольскому патриарху предлагаешь для имени христианскаго от себя, чтоб благочестивая христианская вера распространялась и церкви Божий умножались, и всячески о том проведывать тайно: поступит ли он в то дело крепко — о том разведать, а чтоб патриарх о том не дознался и в малой бы России о том не сведали нихто и кроме б тебя нихто того не ведал, — говорить о том с великим остереганьем"*. Удалось ли Возницыну исполнить этот тайный наказ, неизвестно, так как его "Статейный список" об этом ничего не говорит. Но когда между московским правительством и гетманом Самойловичем уже решено было сделать Киевским митрополитом Гедеона Четвертинского с тем, чтобы он поставлен был Московским патриархом, тогда в декабре 1684 года в Константинополь отправлен был специальный посол грек Захарий Иванов, или Софир, с царскими грамотами и подарками к Константинопольскому патриарху с целью добыть у него отпустительную грамоту на Киевскую митрополию. Константинопольский патриарх, однако, отказался совершить это дело без разрешения визиря. Он советовал только московскому правительству послать от себя к визирю грамоту с просьбой разрешить патриарху вести дело о Киевской митрополии открыто, так как действовать тайно от визиря он, патриарх, боится**. Но московское правительство поступило иначе. Не входя в новые сношения с Константинопольским патриархом, оно с согласия гетмана Самойловича решилось поставить в Киев митрополита собственною властью. Действительно, Гедеон Четвертинский был поставлен, как известно, в Киевские митрополиты Московским патриархом Иоакимом, которому он дал обещание во всем зависеть от него. Таким образом, Киевская митрополия фактически была подчинена Московскому патриарху, и нашему правительству оставалось только оформить это дело — получить от Константинопольского патриарха формальное утверждение уже совершившегося факта. С этою целью в ноябре 1685 года в Константинополь был отправлен особый посол, дьяк Никита Алексеев, к которому в Малороссии присоединился и особый посол от гетмана, Иван Лисица. С Алексеевым государи посылали Константинопольскому патриарху дары и грамоту, в которой просили его дать отпустительную грамоту на Киевскую митрополию. В то же время государи послали 200 золотых и Иерусалимскому патриарху Досифею и велели написать в наказе Никите Алексееву, "чтобы домогатись ему у Иерусалимского патриарха, чтоб он, для царскаго величества милости, с Константинопольским патриархом советывал, чтоб царскаго величества по грамоте о Киевской митрополии Константинопольский патриарх к великим государям отпустительную грамоту с ним, Никитою, послал, и у той грамоты и ево б Иерусалимскаго патриарха рука подписана была, и как по тому совету Иерусалимскаго патриарха Константинопольский патриарх отпустительную грамоту даст, и Никите Иерусалимскому патриарху великих государей милостыню те двести червонных золотых отдать и к великим государем взять лист". Никита Алексеев точно выполнил данную ему инструкцию. Когда, прибыв в Адрианополь, он узнал здесь, что ему без особого разрешения визиря никак нельзя видеться с Константинопольским патриархом, "тогда искал Никита времени, рассказывает его "Статейный список", как бы видетца со святейшим Досифеем, Иерусалимским патриархом, преж, не быв у визиря на приезде. И посылал Никита к нему тайно греченина киевского жителя Стефана (которого он взял себе в толмачи) говорить, чтоб ему, Никите, велел он, патриарх, быть у себя, как он изволит, а есть до него, святейшаго патриарха, от великих государей говорить дело ему, Никите, словесно наказано. И Иерусалимский патриарх Досифей приказывал к Никите чрез того ж гречанина Стефана, что ему Никите, не быв прежде у визиря, никоими меры видетца с ним, патриархом, невозможно, потому что он опасен, чтоб не подсмотрели турки, а как он будет у визиря на приезде, и ему, Никите, с ним, патриархом, видитца будет безопасно". Тогда Никита побывал у визиря и в тот же день поспешил отправиться к Досифею и стал ему говорить по наказу об отпущении Киевской митрополии. Досифей отвечал, что об этом деле он уже знает, так как Константинопольский патриарх Иаков, ранее получивший об этом грамоту государей через грека Софира, не мог ничего учинить без совета с другими патриархами, "потому что, говорил Досифей, в правилех святых отец написано, что архиерею из под своей епархии в иную паству благословения и отпущения иному никому не подавать, и в том он, патриарх Досифей, Константинопольскому Иакову патриарху советывать и наговаривать не будет". — "И Никита говорил: какая в том святейшему Константинопольскому патриарху радость, что отступник святыя Восточныя Церкви, епископ Шумлянский, которой недавно пристал к римскому костелу, дерзает писатись блюстителем оной Киевской митрополии, и всех тамошних жителей приводят и прельщают к тое ереси — в унию и повиновению, а то чинилося за вдовствованием Киевской митрополии, что многие лета не имела пастыря; а ныне по изволению великих государей, их царского величества, и сестры их царской, великие княгини благоверные царевны, и по совету отца их и богомольца святейшаго Иоакима и всего освященнаго Собора, за приношением челобитья к ним, великим государем, подданнаго войска запорожского гетмана Ивана Самойловича и генеральных войсковой старшины и всего причта духовнаго, обран вольными гласы единомысленно и единогласно на элекцыи в Киеве, в церкви св. Софии, во 193 году на вдовствующий престол пастырем преосвященный Гедеон, бывший епископ Луцкий и Острожский, который прибег из польских стран от великаго униятского гонения, и по совершении элекцыи причт чина духовнаго той митрополии Киевской и подданной гетман Иван Самойлович присылали с челобитьем, чтоб они, великие государи, то избрания дело утвердить повелели вскоре, а для отпустительнаго благословения писати к Константинопольскому патриарху. И великие государи, их царское величество, и сестра их государская, великая государыня благоверная царевна, слушав того челобитья, а наипаче поборая о благочестивой Восточной Церкви, отрывая от римского костела, чтоб блюстителем писатись не дерзали, советовав со святейшим Иоакимом патриархом и помысля с своим царского величества синклитом, указали тому нареченному митрополиту быть в царствующий град Москву, которой при помощи Божией на ту митрополию рукоположение в Соборной и Апостольской Церкви от святейшаго Иоакима, патриарха Московскаго восприял". "И патриарх говорил: как-де то учинили великие государи, так они и ведают, а они-де ныне благословения своего не дадут для того: на пред-де сего бывало, что митрополиты Киевские приезживали для поставления в Царьград и принимали благословение от Константинопольскаго патриарха, а и ныне изволили великие государи писать к ним о поставлении Киевскаго митрополита, и они б благословение дали, что в Киев вольно обрать и поставить святейшему Московскому патриарху, а не вечно быть той епархии за ним. А ныне-де прислали просить благословения, а уж и поставили, что есть Церкви Восточной разделение; что-де хотя уж поставили в Киев митрополита, то-де дело доброе, только б для благословения на пред они б присылали, и ныне он советывать с Константинопольским патриархом не будет и такова отпустительнаго благословения, конечно, не дадут". — И гетманский посланный (Иван Лисица), бывший у патриарха вместе с Алексеевым, говорил: "Когда-де у великих государей, у их царскаго величества, в подданстве гетман Иван Самойлович и все войско запорожское и народ малороссийской, и он, гетман, так желает, чтоб и духовный чин весь был под благословением святейшаго Московскаго патриарха, — да как уж то учинено, тому так и быть". — "А потом Никита говорил: чтобы он, святейший патриарх, в том святом деле советывал и приводил Константинопольскаго патриарха, чтоб отпустительное благословение на Киевскую митрополию святейшему Московскому патриарху и впредь по нем будущим святейшим патриархом дал, чтоб вольно было поставлять в Киев митрополита, потому что малороссийскому народу за дальным разстоянием к Константинопольскому патриарху в проезде пути и за великим басурманским гонением и насилованием, также и за военными случаи, поставление и благословение принимать от него невозможно. А что Божие дело изволили великие государи у Константинопольскаго патриарха с желанием просити, также и у него, святейшаго патриарха, советывания, и то для того, чтоб впредь отступники Соборные и Апостольские Церкви престолом митрополии Киевской к себе причитать и блюстительми назмватись, и тамо живущих во благочестии людей на свою ересь прелыцати, не дерзали, и чтоб святейший патриарх для милости царскаго величества в том деле с Константинопольским патриархом советывал и приводил к тому святому делу, и для того ему, святейшему патриарху, также и Константинопольскому, прислано их, великих государей, жалованье, а впредь их царская милость от них отъемлема не будет". — "И патриарх говорил, что он в то дело, конечно, вступаться не будет и как-де о том хочет Константинопольский патриарх, а ему б хотя б была дана и великая казна, то б он такова дела не учинил, а и Константинопольскому патриарху тово дела чинить, созвав митрополитов, без визирскаго указу невозможно". — "И Никита говорил, что о том деле, будучи у визиря на разговоре, говорит он, Никита, будет, чтоб Константинопольскому патриарху позволили б у него, Никиты, великих государей грамоту принять и к царскому величеству ему, патриарху, о всем против их государского изволения писать и отпустительную грамоту послать с ним, Никитою; а лучше б было им, святейшим патриархом, то святое дело учинить не розголошая неверным". — "И патриарх говорил: хотя-де к тому делу и склонитца Константинопольский патриарх и ему-де невозможно без визирскаго указу царскаго величества грамоты у него принять и к великим государем писать". — "И Никита говорил, что он, Никита, но ево, святейшаго патриарха, слову, взяв Господа Бога в помощь, в том деле визирю говорить будет. И отпустил Никиту патриарх на подворье". 8 апреля (1686 г.) Никита был у визиря и между прочим говорил ему, чтоб он разрешил Цареградскому патриарху, который в то время находился в Адрианополе, принять царскую грамоту, и о чем государи его просят, "чтоб он, патриарх, учинил по воли царского величества, а изволение царского величества то, чтоб он, святейший Константинопольский патриарх, отпустительное свое благословение подал о Киевской митрополии, чтоб той митрополии вечно быть под благословением святейшаго Московскаго патриарха, понеже оной митрополии в постановлении ея чинитца великая трудность долняго ради от него , патриарха, в пути разстояния". — "И визирь говорил: призовет-де он патриарха к себе и прикажет ему, что царскому величеству надобно, то бы он учинил по воле их царскаго величества и о всем писал". На другой день после этого свидания с визирем "в вечеру был Никита у Иерусалимскаго патриарха Досифея и говорил ему о Киевской митрополии, чтоб он, святейший патриарх, для царскаго величества милости к себе изволил со святейшим Константинопольским патриархом советывать, чтоб святейший Константинопольский патриарх за его советом подал отпустительное благословение и о том к великим государем, их царскому величеству, свою грамоту послал, а он, Никита, по ево патриаршу слову, говорил визирю и визирь Дионисия-патриарха хотел звать к себе и о том ему приказать, чтоб он царскаго величества грамоты принял и по воли их государской к ним, великим государем, писал". — "И патриарх Никите говорил: визирь-де ныне учинил в Царьгород, на патриарше Иаковлево место, прежняго патриарха Дионисия и кафтан на него визирской надели апреля в 7 день, а Иякову-де патриарху в Царьгороде быть не велено. И он-де, Досифей, в правилех приискал, что вольно всякому архиерею отпустить из своей епархии и подать благословение иному архиерею, и о том он будет патриарха Дионисия наговаривать, чтоб учинил по воли царскаго величества и сам он, Досифей, к царскому величеству и к святейшему патриарху Московскому писать будет особо и благословение от себя подаст, а не вместе с Дионисием". — "И Никита патриарху говорил: можно ль ему, Никите, великих государей, их царского величества и святейшаго Иоакима подать грамоты ему, Дионисию, и устоит ли он, Дионисий, в своем патриаршестве, естьли приедет Ияков патриарх с митрополиты, не будет ли какого применения ему Дионисию?" — "И патриарх говорил: как-де его, Дионисия, отставили от патриаршества, и то учинил бывший визирь, не любя его, а нынешний-де визирь гораздо к нему добр и надежен он, Дионисий, на визиря, а Ияков-де патриарх не может ему, Дионисию, ничего учинить, и чтоб он, Никита, великих государей и святейшаго патриарха грамоты ему, Дионисию, подал и говорил с ним о том деле без всякаго су мнения, а он, Досифей, скоро будет отъезжать в мутьянскую землю для милостыни, чем бы церкви окупить, которые в Иерусалиме. И подчивал патриарх Никиту кагвою и отпустил на подворье". 13 апреля Досифей призвал к себе Никиту Алексеева и гетманского посла и говорил им, что он завтра, 14-го числа, уезжает в мутьянскую землю и посылает от себя великим государям, патриарху Иоакиму и Киевскому митрополиту отпустительные грамоты, "и Диони-сий-де патриарх, говорил Досифей, по его совету хотел все учинить по воле великих государей, их царскаго величества, и отпустил на подворье. И того числа в вечеру прислал к Никите Иерусалимской патриарх Досифей с архидиаконом своим грамоты к великим государем, их царскому величеству, и к сестре их государской к великой государыне и благоверной царевне, и к святейшему Иоакиму, патриарху Московскому, да два листа царскаго величества к ближнему боярину, третий лист к Киевскому Гедеону митрополиту и ко властей, которые бывали напред сего епархии Киевской. И Никита те грамоты и листы у архидьякона принял, и говорил архидьякон: которое-де великих государей, жалованье объявил он, Никита, святейшему патриарху, и он бы то отдал. И того числа в вечеру ходил Никита с гетманским посланным к Иерусалимскому патриарху и великих государей, их царскаго величества, и сестры их государской, великой государыни благоверные царевны, жалованье ему, патриарху, двесте золотых поднес. И патриарх, приняв у Никиты на их государском жалованьи, бил челом". Пятого июня патриарх Константинопольский вручил Никите отпустительные грамоты на Киевскую митрополию, причем Никита вручил ему 200 золотых, а ранее тайно, по просьбе патриарха, послал ему три сорока соболей.
______________________
* Турецкие статейные списки № 20, л. 480.
** Там же. № 25, л. 329-336; № 26, л. 36-39.
______________________
Приняв от Никиты золотые, патриарх Дионисий говорил царскому послу, что "он, патриарх, Киевскую митрополию отдает святейшему патриарху Московскому не для такой царскаго величества милостыни и присылки, только видя, что в грамоте царскаго величества к нему писано, что некоторой отметник Апостольские Церкви, Шумлянский, дерзает писатись Киевскою митрополиею и прельщает народ благочестивый к у нее, и ему то, святейшему патриарху, зело болезненно. А се и для того он, патриарх, отпустительное благословение подал, что писал ныне гетман Иван Самойлович с посланным своим, и в листу своем написал, что он, гетман, со всем народом малороссийским духовным и мирским челобитье свое доносил великим государем, чтоб та Киевская митрополия была под благословением святейшаго Московскаго патриарха. А у них в Царегороде, заметил в заключение патриарх, ведомость была, что изволили великие государи, их царское величество, и святейший Московский патриарх, то учинить, а народ малороссийской духовной и мирской тово не желают. И если б ныне такова от гетмана листа не было, то б он такова отпустительнаго благословения никогда не дал"*.
______________________
* Турецкие статейные списки № 26, л. 43, 53-61,78-79,87-90, 94 об. — 98, 129 — 136.
______________________
Из приведенных выписок "Статейного списка" посла Никиты Алексеева оказывается, что и в вопросе об отпуске Киевской митрополии Досифей принимал живое и деятельное участие, так как само русское правительство содействие Досифея в этом деле считало необходимым, почему и дало своему послу особый наказ домогаться у Иерусалимского патриарха, чтобы он советовал Константинопольскому патриарху дать отпустительную грамоту на Киевскую митрополию. Очевидно, русское правительство видело в Досифее не только человека, преданного России и всегда готового действовать в русских интересах, но и человека очень влиятельного на православном Востоке, от которого во многом зависит тот или иной исход возбужденного дела о подчинении Киевской митрополии Московскому патриарху. Конечно, поэтому оно желало, чтобы под отпустительною грамотою на Киевскую митрополию наряду с подписью Константинопольского патриарха была и подпись Досифея как лица особенно авторитетного и уважаемого на всем православном Востоке. Но, как мы видели, Досифей в этом случае далеко не вполне оправдал надежды, возлагавшиеся на него русским правительством по этому делу. Он с трудом и очень неохотно соглашался на подчинение Киевской митрополии Московскому патриарху, убежденный, что это дело не совсем правое, и если в конце все-таки согласился, то уступая только необходимости, так как ввиду приказания визиря Константинопольскому патриарху исполнить требование Московских царей это дело устроилось бы и помимо Досифея, который своим дальнейшим сопротивлением и неуступчивостию мог только испортить свои добрые отношения с русским правительством, не помешав в то же время самому делу подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху. Но согласившись в конце концов на отпуск Киевской митрополии, Досифей отказался, однако, подписаться под отпустительною грамотою вместе с Константинопольским патриархом, так как решил послать от себя царям особую грамоту, в которой он довольно откровенно высказал свой взгляд на дело подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху, отнесшись к этому факту прямо неодобрительно и с порицанием.
В своей грамоте Московским царям Досифей одобряет самый факт поставления Московским патриархом Киевского митрополита как дело доброе и согласное с практикою Православной Вселенской Церкви, которая в особых случаях дозволяет патриархам и митрополитам низвергать патриархов и митрополитов других кафедр и на место низвергнутых ставить новых благочестивых. Но в то же время он решительно не одобряет и не похваляет того обстоятельства, что Московский патриарх, посвятив Киевского митрополита, подчиняет его со всею митрополией своей власти, делает Киевскую митрополию своею епархиею. "Во-первых, — пишет Досифей, — следует довольствоваться своим, а не на всякий день новое изыскивать, как сие обычно и в иных искательствах, за коими следует мало-помалу кичение и пренебрежете братии, как и папам сие приключилось по гордости. Когда же отложены бывают отеческие правила, появляются новые, в коих есть и суетное, посему и говорит Писание, не преложиши пределы вечные, яже положиша отцы твои. Во-вторых, до такой степени мнится порочным в Церкви желание чужих епархий и для первых иереев, что и Антиохийский патриарх от Вселенскаго Третьяго Собора, когда хотел хиротонисать Кипрского архиепископа, весьма укорен был и осудил его самолюбие лик оный святых отцев". Но мало того что подчинение Киевской митрополии Московскому патриарху не согласно, по мнению Досифея, с церковными правилами — самый способ, как оно было достигнуто, казался Досифею неправильным, предосудительным и даже опасным. Если русское правительство уже нашло необходимым почему-нибудь хлопотать об отпуске Киевской митрополии, то разрешения на это нужно было просить не у одного Константинопольского патриарха, так как он один сделать это не имел права, но у всех четырех восточных патриархов как представителей всей Православной Церкви, к ним всем, а не к одному только Константинопольскому патриарху следовало обратиться с просительною грамотою об отпуске Киевской митрополии и получить отпустительную грамоту не от Константинопольского одного, но от всех патриархов "в единой хартии". "Вопрошу и я, — пишет Досифей, — патриархи Московские, хиротонисуемые от Иова и до Никона, кого вопрошали: Константинопольскаго ли единаго или и прочих? Явно есть, что только Константинопольскаго. Но когда был совет о хиротонисании перваго из них, не оставили сего без вопроса и не Константинопольскаго только вопросили, но и прочих, и не особенно, но вкупе". По мнению Досифея, русское правительство должно было не просить патриархов об отпуске Киевской митрополии, а требовать этого от них, "если сие не противно законам и если от сего не последует что-либо противное или непристойное". Но особенно огорчает Досифея тот прием, с помощью которого русский посол старался получить отпустительную грамоту от Константинопольского патриарха. Отпуска Киевской митрополии следовало, по мнению Досифея, "не просить чрез деньги, но просто ради веры и пользы верных, не так, как ныне, когда честнейший ваш посланник извещал нам: что если дадим грамоту, даст и милостыню, а если не дадим — не даст... И подобает ли, — с горечью пишет Досифей, — сей Апостольской Церкви Великия Москвы просить у матери своей, Восточной Церкви, духовных дарований за деньги? Неужели грамота оная, которую приемлет честность его от Константинопольскаго и такаго рода прошения, ради денег, праведны? И достоинство имеет ли такая грамота?"* Затем Досифей указывает на ту опасность, какая угрожает Православию от подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху, именно: некоторые православные в Польше и на Украине могут сделаться непослушны Киевскому митрополиту, как не хиротонисанному Константинопольским патриархом, отчего последует схизма, и словопрение, и даже еще худшее: недовольные могут обратиться к Константинопольскому патриарху с требованием поставить им отдельного митрополита и патриарх "ради малых денег" решится поставить им митрополита, отчего последует "соблазн и разврат". Возвращаясь затем снова к своей основной мысли, что обращать Киевскую митрополию в епархию Московского патриарха никак бы не следовало и что ссылка на отдаленность Киева от Константинополя никак не может этого оправдывать, Досифей говорит: "Хотя и далеко Царьград, однако с тех пор, как возсияло в россах праведное солнце чрез веру, даже до вчерашняго дня, не повредила дальность пути Северной Церкви, наипаче же виною было пользы многой для многих. Хотя и работает Царьград язычникам, — продолжает Досифей, — но близ семи лет работала и Антиохия арабам, и была третья часть епархии Антиохийской под благочестивым царем греческим; однако не взял Константинопольский патриарх ниже стопу ноги от епархии Антиохийской, наипаче же посылались каждый год царские послы к султанам Вавилона и Египта, чтобы иметь церковный мир". Заканчивая свои доводы в пользу той мысли, что Киевская митрополия не должна бы быть епархией Московского патриарха, Досифей говорит в заключение: "Сих ради и таковых причин не похваляем мы начинание брата нашего, однако похвалили желание державнейшаго и святаго вашего царствия только посещения ради; но паки говорим по божественному апостолу: аще непщеванием ими истинно Христос возвещается. И так, хотя бы ради самолюбия церковников, или ради иной вины, быть может и благословной, так случилось, радуемся, что Киев имеет митрополита, и хиротонию его приемлем и, прочая оставляя, молимся Владыке Христу, да даст ему силу править благо и благоугодно". Из заключительных слов грамоты Досифея к царям видно, что виною подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху он считал "самолюбие церковников", другими словами, самолюбие патриарха Иоакима, который устроил все это, по мнению Досифея, очень прискорбное дело. Этот свой взгляд Досифей прямо и откровенно высказал в особой грамоте к патриарху Иоакиму, где он пишет: "Некий верх злых нас сокрушает и нас сушат церковныя смущения и бури, самолюбное же и зарватное, и несытость славы, и желание чуждих, которое зло не токмо ныне зде преизлишествует, но достигнуло даже и до вас... Не довлеет еже бысть митрополия Московская патриаршеский престол, даде же и Церковь волю, да рукополагается от своего Собора и почитается всеми патриаршескими чины; но еще ищете взяти и чуждую епархию... Аще бы нечто нужно быти сему, еже просите, мы и Иерусалим бы сотворили епископию, и ноги бы ваша мыли, яко-же Христос сотворил ко устроению Церкви. Но, кроме нужды, для чего да движутся пределы отеческия? И кто может сия да простит?.. Довольно бы было братской твоей любви, да еси наместник Константинопольскаго патриарха, да испытывавши того Киевскаго митрополита, и да повелеваеши ему, и да судиши его, и предразсуждаеши, яко присны домостроитель; и была бы честь ваша, и предания церковная невредимы бы были, и христиане бы были тоя митрополии мирны. И тако советуем, и сие есть праведное и непорочное во Церкви Христове и в день Господень, и да не гневается и Бог в таких вещех"**. Сопротивлением Досифея делу подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху руководила, конечно, ревность о сохранении церковных установлений и обычаев, которые, по его мнению, нарушались этим фактом. Но, с другой стороны, у него могли быть и иные побуждения энергично настаивать на той мысли, что перемена политической власти в известной области не должна непременно сопровождаться и переменою в ней власти церковной. Недаром, конечно, Досифей в грамоте к царям указывал на тот факт, что, когда Антиохия зависела от арабов, а третья часть Патриархата Антиохийского в то же время находилась под властью благочестивых греческих императоров, то Константинопольский патриарх и не подумал подчинить своей церковной власти те области Антиохийского патриархата, которые находились тогда под властью греческого императора, — церковная власть и в этих областях по-прежнему принадлежала Антиохийскому патриарху. Такие рассуждения Досифея вызывались у него заботами о тех возможных отношениях, какие в недалеком, по его мнению, будущем могут открыться между все более усиливающейся Россией и между все более слабеющей и видимо начинающей разлагаться Турцией. Досифей искренно и глубоко сочувствовал развитию политического могущества и процветания России, желал, чтобы она расширялась — особенно за счет Турции, в чем он видел залог будущей свободы греков, он желал вместе с другими греками, чтобы русский царь сделался преемником византийских императоров, изгнав предварительно турок из Константинополя. Но в то же время Досифей вовсе не желал того, чтобы вместе с развитием политического могущества России все шире и шире развивалась и сфера ее церковного влияния и власти в пределах Турции. Если Москва, подчиняя себе разные православные народы политически, вместе с тем будет подчинять их себе и церковно, как это уже случилось с Малороссией, то в конце концов окажется, что Московский патриарх подчинит своей церковной власти большинство православного мира в ущерб правам и власти других православных патриархов. Досифею хорошо было известно, что России не прочь подчиниться Грузия, что к этому стремятся Молдавия и Валахия: что же, однако, будет, если Россия, подчинив себе эти земли политически, чего желал и сам Досифей, в то же время подчинит их себе и в церковном отношении? Не усилятся ли тогда безмерно власть и значение Московского патриарха в ущерб другим восточным патриархам и не падет ли тогда окончательно значение последних? Досифей хотел предупредить опасность, грозящую, по его мнению, в недалеком будущем правам и положению других восточных патриархов благодаря дальнейшим возможным захватам со стороны патриарха Московского. Вот почему он противился, не одобрял подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху, вот почему он усиленно старался доказывать и царям, и патриарху Иоакиму, что им никак не следовало подчинять Киевскую митрополию Московскому патриарху, так как подобное деяние — желание чужих епархий и незаконно и опасно для всего Православия.
______________________
* Сам Досифей принял, однако, царскую милостыню, которая ему была назначена за хлопоты по делу о Киевской митрополии. По этому поводу в письме к князю Василию Васильевичу Голицыну Досифей пишет, что посол Никита Алексеев дал ему "двесте червонных золотых, милость святых и державных царей Святому Гробу, которое мы в таком времяни и в таком деле не хотели мы взяти — ниже много, ниже мало, наипаче же, что мы имеем иную надежду к святейшему дому самодержавнейших царей; токмо помышляя, да не показу емся тяжки и да не подадим некий знак лакомства в нас, восприяли есмы и послали в святой град Иерусалим" (Греческие дела 7195 г. № 3).
** Грамота государей к Константинопольскому патриарху о Киевской митрополии, отпустительная грамота Константинопольского патриарха и грамоты Досифея к царям, патриарху Иоакиму, к малороссийскому духовенству и народу напечатаны в пятом томе Архива Юго-Западной России.
______________________
Глава 3
Участие Досифея в русской церковной жизни не ограничивалось только ролью посредника между русским правительством и восточными патриархами в их сношениях по делам церковным, но шло гораздо далее. Россия, по мнению Досифея, должна была служить прочною и надежною опорою всему Вселенскому Православию, чем она может быть, однако, под тем лишь непременным условием, если вся ее собственная жизнь всегда и во всем останется верна Православию, которое должно царить на Руси в его чистом и неизменном виде, должно служить первой основой, главной движущей и уряжающей силой всей не только церковной, но и государственной, и общественной жизни. Ввиду этого Досифей считал своей непременной и священной обязанностью охранять всю вообще русскую жизнь от всяких иноверных влияний, которые, проникнув в том или другом виде на Русь, могут замутить в ней чистоту Православия.
Злейшим и опаснейшим врагом всего Православия Досифей считал латинство, которое он приравнивал даже прямо к безбожию. "Папежская прелесть, — писал, например, Досифей государям, — однозначуща с безбожием, ибо что есть папежство и что есть уния, если не явное безбожие?" В другой раз он так выражается о латинах: "Беззаконные папежники горше нечестивых и безбожных; они безбожны, ибо два Бога предлагают: единого на небеси, а другого на земли". В грамоте к царевичу Алексею Петровичу Досифей между прочим пишет: "Ныне укрепилось лукавство папежников у язычников и лишихомся чести, и аще не будет исправление, последует, да мнози от православных приложатся к папежничеству, тожде рещи — к безбожничеству, ибо ничто ино есть папежничество, но разве точию явное и не усумнительное безбожие"*.
______________________
* В своей "Истории патриархов Иерусалимских" Досифей так характеризует латинян и латинство: "Латиняне, говорит он, вводящие в веру, в таинства и во все постановления церковныя новости, суть явные нечестивцы и раскольники, потому что частную церковь делают Вселенскою и вместо Христа почитают главою Церкви пап, и Римскую Церковь, которая есть частная Церковь, они почитают Вселенскою. И потому, по словам отцов и учителей Церкви, которых мы недавно упоминали выше, они суть обманщики негодные и безстыдные, люди, не имеющие любви, враги мира Церкви, клеветники православных, изобретатели новых заблуждений, непокорные, отступники, враги истины, завистники, упорные, непослушные, какими признают их отцы, а потому достойны презрения" (Кн. X, ч. 3, гл. 1, § 9). "Римская Церковь, не имеющая (на своих Соборах) мирян, но одних духовных, которые из уважения и страха к достоинствам, ибо папа, как некое чудовище, устрашает их, — определяют то, чего он (папа) желает, и таким образом всегда почти (католические Соборы) погрешают и уклоняются от веры, изобретают и присоединяют к одному новому учению другое новое для уничтожения апостольской и утверждения папской, или, что то же, вновь выдуманной, веры, что надобно назвать отвержением веры, а не верою" (там же, гл. 12, § 2). "Папа Римский отделился от общения и единения с братиями и захотел быть и почитаться в Церкви как Бог, или, как пишется в девятой главе Апокалипсиса, Авадоном — по-еврейски, Аполлионом — по-гречески, т.е. губителем и истребителем рода христианскаго, также царем описываемой там саранчи, царем т.е. беззаконных обществ и партий, с коими он вместе воинствует... И не в одно время, как саранча египетская, но всегда и везде бывает причиною того, что кровь христианская льется подобно ручьям или, лучше, подобно рекам на востоке и западе, на севере и юге, а он смотрит на все это с удовольствием, как какой Зевс, сидя, впрочем, не на горе Иде, а в Панфеоне" (Кн. XII, гл. I, § 1).
______________________
Латинство всюду старается нанести вред православным: латиняне отняли у греков святые места и всячески стараются вконец уничтожить Православие в Иерусалиме, точно так же они стремятся уничтожить Православие в Австрии, в Польше и вообще всюду, где только возможно. От их козней и происков не безопасна и самая Россия, правительство которой обязано тщательно и внимательно оберегать своих подданных от всего латинского. Конечно, латинство не может действовать на Руси прямо и открыто вести в ней свою пропаганду, но оно может действовать более тонко и незаметно, а в то же время так же гибельно для Православия, как если бы оно действовало открыто и явно.
Латинство может проникнуть, по мнению Досифея, на Русь благодаря: а) южноруссам, воспитанникам латинской школы, которые, переселясь в Москву и заняв здесь влиятельное положение в делах церковных, могут служить проводниками латинских воззрений в православную среду; б) благодаря латинским книгам; в) благодаря устройству в Москве школы с латинским характером и господству в ней латинского языка; г) благодаря непосредственному сближению с западными иноверными народами и усвоению русскими их нравов и обычаев.
В видах сохранения Православия на Руси в его чистом, неизмененном виде Досифей старался воспрепятствовать юго-западным русским выходцам занимать в Москве какие-либо видные и влиятельные церковные должности и даже желал вовсе воспретить им доступ в Москву. Он хорошо понимал, что южноруссы, воспитанники, по большей части, латинских школ, усвоившие в них многие латинские воззрения, могут иногда служить очень удобными проводниками на Русь латинских воззрений, могут внести в Московскую Церковь латинские новшества. Ввиду этого Досифей считал себя обязанным предостерегать царей от южнорусских выходцев. В грамоте 1682 года по поводу разрешения Никона Досифей пишет государю: "Некие руссы, из Литвы унияты, дьявольские органы, преобразившися во ангела света, приходят яко православные и лицемерием и сладкими своими словесами прельстят сердца простых, о них же глаголаше блаженный Павел: имеют образ благочестия, а силы его отрицаются. О тех же просим: да укажете великим повелением, да не входят в пределы великаго вашего царствия, — сие дело, о нем же молимся, святый царю, есть дело древнее и, яко речеся, святым царем свойственное, еже действуя, царствие ваше сочтен будеши от жениха Церкви Владыки Христа во апостольском лике, аминь"*. В 1686 году в грамоте по делу подчинения Киевской митрополии Досифей пишет царям: "О, если бы, благочестивейшие, и там в Москве сохранен был древний устав: да не бывают игумены и архимандриты из рода казацкаго, но москали и на Москве, и в казацкой земле, а казаки только в казацкой земле, ибо не подобает запрягать вкупе коня и осла, ниже ткать вкупе руно и лен, глаголет Писание. Далеко да будут казаки священники от игуменства московскаго и от инаго достоинства; хотя и исповедуем казаков быти православными, однако многие из них имеют нравы растленные и нравы сии не подобает от них перенимать тамошним православным"**. Но эти внушения Досифея не могли иметь успеха: все более и более развивавшаяся в русском обществе потребность иметь пастырями Церкви лиц образованных заставила Петра не только иераршие кафедры отдавать ученым-южноруссам, но и блюстителем патриаршего престола сделать Стефана Яворского. Тогда Досифей в 1702 году шлет царю очень настойчивый совет ни под каким видом не избирать в митрополиты и патриархи из выходцев-иностранцев, а только из природных москвичей. "Если придут отсюда, — пишет он царю, — сербы, или греки, или от иного народа к вам, хотя бы случайно были мудрейшие и святейшие особы, ваше державное царствие никогда да не поставит митрополитом или патриархом грека, серба или русянина, но москвитян, и не просто москвитян, а природных, многих и великих ради вин, хотя бы и не мудрые были: поелику если патриарх и митрополит добродетельны и мудры — великое добро; если же и не суть мудры, довлеет им добродетельными быть, и да имеют мудрых клириков и в иных чинах. Наипаче же москвитяне суть хранители и хвалители своих догматов, но грекам, и сербам, и русянам не подобает иметь власть в Московии, ибо могут быть они и добры, но может быть и противное. К тому же москвитяне хранят отеческую веру неизменно, будучи не любопытательны и не лукавы, но те странники, которые ходят здесь и там, могут привнести некия новости в Церковь, юже да сохраняя добре, знает великое ваше царствие, какие труды понес приснопамятный и присноблаженный, величайший автократор, государь Алексий Михайлович, отец вашего святого царствия. Внемли убо святейший и божественнейший владыко, чтобы не возвести на великий архиерейский престол какого-либо страннаго, и многоразумно сотворило великое ваше царствие, что из Азова выслало оного грека; да будет там митрополит москвитянин природный, не лукавный и не любопытательный, и да имеет русянов, греков и сербов учителями"***.
______________________
* Собрание государственных грамот и договоров. Т. IV. С. 420.
** Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 154.
*** См. Приложение № 8.
______________________
Настаивая на той общей мысли, чтобы в патриархи и митрополиты не избирались на Руси греки, сербы и русины и вообще иностранные выходцы, а только одни природные москвичи, Досифей имел в виду в то же время и частную цель: предостеречь государя от избрания в патриархи местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского, которого Досифей сильно подозревал в склонности к латинству. Это как нельзя более ясно открывается из грамоты Досифея к самому Яворскому от 15 ноября 1703 года, в которой он укоряет Яворского в том, что он "на некоторой трапезе со многими прохлаждая ся", причем присутствовали и некоторые греки, "опорочил Восточную Церковь о совершении святейшия тайны благодарения", что своим знанием латинского языка он пользуется не для обличения "латинских басней", а чтобы смело и дерзостно писать против Восточной Церкви, как это видно из его сочинений, которые теперь находятся в руках Досифея; что Яворский, еще будучи учителем в киевской школе, "положения общая издал еси, противныя явно совершенно святыя тайны божественнаго благодарения и иных неких". Далее Досифей объясняет, что он писал уже государю, чтобы не ставил в Москве патриархом ни грека, ни кого-либо из Малой и Белой России, учившегося в странах и школах латинских, а только природного москвича. Грек неудобен для московского патриаршества уже по тому одному, что он иноязычен, а малороссы потому, что, живя с латинами, "приемлют многие нравы и догматы оных", чему живым примером служит сам Яворский. Поэтому Московский патриарх должен быть природным москвичем, так как патриархи Московские всегда были строго православны, никогда не уклонялись "ниже на право, ниже на лево". Между тем с переходом церковного управления на Руси в руки Стефана в Церквах уже объявились веяния, которые Восточная Церковь, сиречь Кафолическая Церковь, всегда отметала и отгоняла, а он, Стефан, боится обличать нововводителей, что смело делал патриарх Иоаким. Поэтому-то Московским патриархом и должен быть только москвич, "хотя бы и не мудрей в церковных делах, довольно есть и то, чтобы был разумный и смиренный и жития благочестиваго, и имея окрест себя мудрых, сиречь, ведомых церковных нравов и догматов". В заключение Досифей пишет Яворскому, что если он воистину исправится и докажет и словом, и делом свое строгое Православие, "будешь и от нас, и от прочих братии (признан как) искренний архиерей и превозлюбленнейший брат", но, прибавляет Досифей, под условием удовольствоваться "токмо тем чином, который ныне получил еси, не желая ничего большаго", т.е. патриаршества, в противном случае, т.е. если бы Стефан и сделался патриархом, "то, — говорит Досифей, — хотя бы и казался во всем православным, ниже мы, ниже прочие святейшие патриархи без церковнаго негодования и полезной епитимий будем терпети (тебя) во пристойном (до удобнаго) времени"*.
______________________
* Эта грамота Досифея к Стефану Яворскому напечатана в нашей книге "Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях", Приложение № 4. С. 540-546.
______________________
Но и эта грамота Досифея не достигла своей цели: Яворский по-прежнему оставался местоблюстителем патриаршего престола, и казалось даже вероятным, что царь сделает его Московским патриархом. Тогда в 1705 году Досифей снова обращается к государю с настойчивым требованием отрешить Яворского от занимаемой им должности местоблюстителя патриаршего престола. "Список послания, — пишет Досифей царю, — каково послали мы прежде к господину Стефану, наместнику патриаршаго престола, да изволит прочести великое твое царствие, и выразумей укорителя и хульника Восточныя, тожде рещи, Кафолические Церкве, ругателя и хульника отцев и праотцев наших, ругателя и хульника святых, да сотворит отмщение блаженных отцев и праотцев ваших и всех православных, и да не понесет тое, еже оставити его в такой чести, хотя и вспокается и напишет противная в книгах хуления своего, в тех же да умолчает и от чести пречестныя да лишается. А какия суть хулы его, объемлет книга, которая напечатана в мултянской земле и надписана на имя вашея великия и самодержавныя державы". Затем Досифей опять настаивает перед царем на прежней своей мысли, чтобы Московский патриарх "не был избран из казаков, малороссиян, сербян и греков, а только из природных москвичей", так как "москвитяне патриархи как Церкви, так и царству не бывают наветниками и предателями, и еще: да не явится в мире, что не осталось потребных людей из москвитян, а возводятся странные на патриарший престол"*. Но очевидно, что все эти внушения Досифея сторониться образованных южноруссов, ставить в иерархи людей простых, не мудрых, т.е. не получивших научного образования, на Петра Великого никак не могли производить того впечатления, на какое рассчитывал Досифей.
______________________
* См. Приложение №11.
______________________
По мнению Досифея, русским не следует иметь у себя и читать еретические латинские, а также лютерские и кальвинские книги, так как они могут замутить у них чистоту Православия. В грамоте к патриарху Иоакиму от 24 июля 1679 года Досифей умоляет его смотреть с великим прилежанием, чтоб русские "не чли и отнюдь бы не держали у себя такие книги, в которых содержится скверное и безбожное учение папиных поклонников или безбожное и скверное учение лютеров и кальвинов, понеже наполнены суть лести и лукавства и в претворении благочестия имеют учение безбожства". В другой грамоте к Иоакиму Досифей восстает еще энергичнее против латинских книг и даже советует отбирать и сжигать их. "Храни, храни, храни, — пишет он Иоакиму, — стадо Христово чисто от латинского письма и книг, яко все в них есть учение антихристово, понеже есть полны новосечения, полны хулы, в них бо есть безбожие кальвиново и лютерово — довлеет благолепие и красота святыя Христовы Церкви; не мешайтеся со блудники, глаголаше апостол, блудники же есть еретики и книги их. Великий царь Константин и Феодосии и Устиниан законоположиша Порфириа и Манента книги да не обретаются, иде-же обрящутся, да сожгутся, и елицы я хоронят, смертию да казнятся; тако сотворите и вы о латинских книгах, яко есть лестныя и прелестныя. Философские наши книги научили нас вначале нечестию, Евангелие же даде нам спасение — довлеет сие"*.
______________________
* Там же. № 14 и 15.
______________________
Взамен изгоняемых латинских книг Досифей старался снабдить русских книгами православных греческих писателей, особенно тех, которые боролись против латинян, а также кальвинов и лютеров. Досифею удалось открыть в Яссах греческую типографию и напечатать там несколько книг, по преимуществу полемических, которыми он и стал теперь снабжать русских. Так, в 1685 году он прислал патриарху Иоакиму ясское издание на греческом языке творений Симеона Фессалоникийского, прося перевести его на славянский язык и напечатать. Патриарх Иоаким в письме к Лазарю Барановичу по вопросу относительно времени пресуществления Святых Даров писал: "Во днех архипастырства нашего приела к нам во Святем Дусе брат ваш Досифей, святейший патриарх Иерусалимский, книгу греческую блаженного Симеона Фессалонитскаго, печатанную в Молдавии в Гиасе (т.е. в Яссах) в лето 1683, искренняя дела его о православнейшей нашей вере христианстей и о тайнах церковных, о божественном храме и сущих в нем, и о божественной мистагогии и иных. Мы же прочетше тую и иную книгу, печатную же греческую, в Константинополе, в лето 1662, зовемую Православное исповедание Кафолические и Апостольские Церкве Восточныя (разумеется "Катихизис большой" Петра Могилы, явившийся к нам в первый раз на греческом языке)... повеле-хом привести блаженнаго онаго Симеона толкование божественныя литургии, и о храме, и сущих в нем, слово в слово на словенский диалект, с книги оныя, присланныя от святейшаго Досифея, патриарха Иерусалимскаго, и из книги Православного исповедания, четырьми святейшими патриархи синодалне свидетельствованныя, первыя части главу 107"*. Со своей стороны и патриарх Адриан по тому же поводу рассказывает, что в 1685 году Досифей прислал "книгу греческую печатную в Гиазе богомудраго Симеона, архиепископа Фессалоннийского о догматех православный веры и на еретикы обличения и о иных церковных нужднейших винах, в ней же и толкование на литургию, и сказание о священном символе, откуду каяждо в нем речения собрашася, и иныя некыя вопросо-ответы нужднейшия к ведению, прося всеусердно, еже бы привести ю на словенский диалект, ради многия пользы христиан православных, и, напечатав, подати священным мужем на прочитание и вразумление, юже книга, по его, святейшаго патриарха, кир Иоакима благословению, и преведеся, а потом повелением царей и его, патриарха Адриана, благословением она была в Москве напечатана"**. В 1691 году по заявлению патриарха Адриана Досифей прислал ему греческую, в Яссах же напечатанную книгу Мелетия Сирига "обличительную на лютеранскую, кальвинскую и латинскую ересь. Да с тою книгою прислася от него же вторая книга о тех же подлозех, его святейшаго патриарха потружденное вкратце собрание, названная Егхеиридион, сиречь мечец или сечиво с таковым же желанием, еже бы и на славянский диалект превести и напечатати". Обе эти книги, замечает святитель, были переведены "за нашим благословением"***. В 1693 году Досифей еще прислал к патриарху Адриану две изданные им полемические греческие книги против латинян: "Егхеиридион", сочинение Максима Пелопоннесского, ученика Александрийского патриарха Мелетия Пиги, и "Каталлаги", свое собственное сочинение. Согласно желанию Досифея, оба эти сочинения тоже были переведены на славянский язык и сейчас, в русском переводе, находятся между рукописями Московской Синодальной библиотеки (№ 57 и 490).
______________________
* Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 265.
** Греческая рукопись Московской Синодальной библиотеки № 33, в начале грамота Адриана по-русски. Перевод сочинения Симеона Фессалонитского был возложен на известного книжного справщика монаха Евфимия, как показывает синодальный список всех сочинений Симеона под № 654, писанный большей частью Евфимием-монахом, частью Федором Поликарповым и неизвестным писцом, и весь исправленный Евфимиевой рукою. В предисловии к книге, на обороте 21-го листа, сказано: "Книга сия блаженнаго Симеона Фессалонитскаго, яже еллински издадеся в Молдовлахии, в Гиате, юже блаженнейший и мудрейший Иерусалимский патриарх господин Досифей приела к великому господину святейшему кир Иоакиму Московскому и всея России и всех северных стран патриарху, яже по его, святейшаго патриарха Иоакима, благословению переведеся с еллинска на славенский диалект в царствующем великом граде Москве, в обители святаго архистратига Михаила и великаго архиерея Алексия митрополита, Чудове зовемой, неким грешным негли монахом. Начася же книга сия переводитися с еллинска на словенский диалект в лето 7194 (1686) иануариа в 26 день, совершися же в лето 7197 (1688) октебвриа в 10 день".
*** Рукописный перевод этих книг находится в Московской Синодальной библиотеке № 158.
______________________
Но указанной пересылкой в Москву издаваемых им книг Досифей не ограничился. Он решился собрать и напечатать все вообще сочинения греческих православных писателей, по преимуществу полемического характера, чтобы, с одной стороны, противопоставить трудам западных ученых труды ученых православных, с другой — чтобы дать в руки православных сильное и надежное оружие в их борьбе с латинянами и протестантами. С этою целью Досифей открыл греческую типографию в Яссах, в которой, как мы видели, и начал печатать сочинения греческих православных авторов. Но средства ясской типографии были слишком недостаточны, чтобы осуществить грандиозное предприятие Досифея напечатать по возможности сочинения всех греческих православных писателей. Тогда Досифей пришел к мысли хлопотать перед русским правительством, чтобы оно открыло греческую типографию в Москве, благодаря чему греческие книги стали бы печататься уже в двух типографиях, одновременно в Москве и в Яссах. Впрочем, мысль об открытии в Москве греческой типографии была не нова, ее высказывали не раз ранее Досифея и другие греческие иерархи. В 1645 году палеопатрасский митрополит Феофан, будучи в Москве, в особой челобитной заявлял государю: "Буди ведомо, державный и великий царю, что велие есть ныне безсилие во всем роде православных христиан и борения от еретиков, потому что имеют папежи и лютори греческую печать, и печатают повсядневно богословные книги святых отец и в тех книгах вмещают лютое зелье, поганую свою ересь. И клеплют святых и богоносных отец, что будто пишут по их обычаю и тое есть нестаточно, потому что ныне есть древний книги и библеи харатейныя рукописьмены и богословные святых отец в монастырях во святой горе Афонской и в иных древних монастырях, и по тем библеем и книгам объявлаетца их лукавство. Посем ныне они, которые книги печатали, составели по своему обычаю и вымыслу, теми же книгами они борютца во странах, а где древних библей нет, и опаясуютца оружием нашим и являютца они мужественны и стреляют на нас нашими стрелами. И то чинитца, державный царю, для того, что турки не позволяют нам печатать книги в Цареграде". Ввиду этого Феофан обращается к царю с просьбою: "Да повелиши быть греческой печати в Москве и приехати греческому учителю учить русских детей философства и богословия греческаго языка и по русскому, тогда будут переводить многие книги греческие на русской язык, которые не переведены, и будет великое надо-бе на обе стороны и великая доброта, да и гречане освободятся от лукавства еретиков, да исполнятца во всем мире православные христианские книги и не будет нужды теми составленными римскими и лютор-скими книгами (пользоваться); здесь исполнятца древние книги, будут их печатать и переводить на русский язык прямо, подлинно и благочестиво. И тогда будет великая радость во всем мире и во всем народе христианском и прославитца великое имя царствия вашего по всей вселенной, но и паки Птоломея-царя, а в царствии небесном воспримеши сторицею венец от всецарствующего Христа, Бога нашего"1. Феофан взялся подыскать и действительно нашел, по его мнению, подходящего человека для печатания в Москве греческих книг. На возвратном пути из Москвы он писал государю от 18 октября 1645 года из Киева, что "нашел единаго учителя премудраго и достойнаго для книг печатнаго дела, что есми извещал преж сего своим письмом". Этот "достойный для книг печатнаго дела" человек был Константинопольский архимандрит Венедикт, который уже ранее хотел было ехать в Москву, но его, говорит Феофан, задержали в Киеве "для учения языку еллинскому, а как я приехал, увидел его и понудил его с великими трудами, чтобы ему приехати к великому и державному вашему царствию. Аще будет произволение вашего царствия, заставиши его, да исправит всю греческую печать потому, великий и державный царю, разумею я, что сие дело да сбудетца, и то есть вельми Богу любо и годно к православной нашей вере, а второе — похвала и слава великому вашему царствию во всех государствах и королевствах, а во время — великая прибыль великому вашему царствию". Архимандрит Венедикт действительно прибыл в Москву, но скоро был выслан из нее**. Святитель Афанасий (Пателар), бывший патриарх Константинопольский, при отъезде своем из Москвы, которую он посетил в 1653 году, подал государю обширную докладную записку, в которой убеждал государя начать войну с турками и отнять у них Константинополь. В этой докладной записке святитель Афанасий писал и следующее: "Немцы на всяк день печатают книги против нас, утверждая догматы свои, мы же, не имуще власти и силы от порабощеннаго утеснения, не возможем сопротивитися им и печатати книги, и о сем отмстити им нашими благочестивыми истинными догматы, зане их неправедныя и некрепкия. И се уповаем вскоре получити божественною силою и радением великаго вашего царствия, понеже имуще благословенную победу и одоление нечестивых, и, восходяй на самодержавный престол (греческих императоров, после изгнания турок из Константинополя), посреде иных богоугодных дел, их же совершить великое ваше царствие, и сие есть избранное, еже воздвигнути учение, да возсият писание, и дерзновение да имать мудрость, и утвердятся благочестивые догматы непорочныя нашея веры, пратися нам с сопротивными нашими и с прочими еретиками; со арменами и коптами, и хаберами и маронитами, и покорим их, да покорятся монастыри церквам Константинополя. И сия совершится, егда восприимет скипетр великое ваше царствие, а зде велит царствие ваше греческие книги печатать, будет великая слава царствию вашему и сокровище великое и слава православным, да не покоримся инославным, зане не попущают нам печатати догматы наша"***.
______________________
* Грамота Палеопатрасского митрополита Феофана напечатана нами в полном виде в нашей статье: Следственное дело об Арсение Греке // Чтение в Обществе любителей духовного просвещения. 1881 г., июль.
** Греческие дела 7153 г. № 32 и 7154 г. №15.
*** См. нашу статью: Приезд бывшего Константинопольского патриарха Афанасия (Пателара) в Москву в 1653 году // Чтение в Обществе любителей духовного просвещения. 1889 г., октябрь.
______________________
13 ноября 1692 года в Москву приехал посланный Досифея, его племянник архимандрит Хрисанф, который предъявил данную ему Досифеем инструкцию, о чем он должен хлопотать в Москве. В одиннадцатом параграфе инструкции говорилось: пусть Хрисанф донесет царю "о некоторых церковных нужных книгах, дабы соизволили ваше царское величество печатати их и для общего добра и великого умножения и пользы православных, а наипаче и здесь и инде печатати нельзя. И скажет он (т.е. Хрисанф) о них пространно и иную причину, ее же ради подобает, чтобы слово издано (распространено) было в тамошние страны, яко печатаются такие книги". По поводу этого пункта инструкции Хрисанф сделал такое заявление: "Просит блаженнейший (т.е. Досифей), чтоб царское величество указали типографию еллинскую строити, дабы чрез нея несколько книг на латинов напечатали, которые книги привез я к Москве, а книги суть древних разных мудрецов, которые книги с великою трудностию собрал блаженнейший, и хотя есть у святейшаго новая типография в мултянской земле, однако же не имеет мочи всех тех напечатати. А паписты не только не печатают их, но где сыщут их жгут, а потом возможно те книги и на руской язык перевесть, от чего будет польза православным, а еретиком посрамление, а царскому величеству всемирная слава". Хрисанф представил затем в Посольский приказ и роспись привезенных им книг, которые Досифей просит государей напечатать*. 5 марта 1693 года государи велели сказать свой указ архимандриту Хрисанфу относительно всех запросов Досифея, причем о книгах было сказано: "А что великим государем святейший патриарх доносит, чтоб в царствующем граде Москве изволили они, великие государи, устроить типографию еллино-греческую и напечатать на латинов несколько книг, и те книги прислал к ним к Москве, и великие государи указали у него, архимандрита, те книги принять и о печатании их в типографии еллиногреческим языком изволят они, великие государи, посоветывать со отцем своим и богомольцем со святейшим кир Адрианом патриархом Московскими и всеа Руссии". 27 марта 1693 года государи приказали отослать привезенные архимандритом Хрисанфом книги к патриарху Адриану с указом, "чтоб все те книги велел принять и освидетельствовать, нет ли в них какого пороку". 3 апреля состоялся новый царский указ, в котором говорилось, что Иерусалимский патриарх Досифей через своего архимандрита Хрисанфа просил государей "на Москве устроить типографию еллино-греческую и несколько книг на противников Церкви Божий латинов напечатать, а те-де латинский паписты тех книг не токмо печатают, но где сыщут для искоренения все жгут, а по напечатании возможно-де те книги и на словенский язык перевесть, от чего будет всем православным христианам многая и великая польза, а еретиком и противником посрамление, а им, великим государем от Господа Бога мзда, а от народов всемирная слава", ввиду чего государи указали привезенные Хрисанфом восемнадцать книг и росписи их отдать в патриарший Казенный Приказ и, "приняв те книги, освидетельствовать, а освидетельствовав, и советовав с ними, великими государи, великому господину святейшему кир Адриану, архиепископу Московскому и всеа России и всех северных стран патриарху, велеть те книги напечатать, сколько их будет надобно и пристойно на греческом языке на печатном дворе, выправя по достоинству, как подобает таким книгам в печатном тиснении быти, и для той выправки тех книг и подлинного об них объявления, указали великие государи быть у того дела тому присланному Иерусалимского патриарха архимандриту Хрисанфу, да с ним учителем еллино-греческаго языка иеромонахом Иоанникию и Софронию Лихудием. Да и на словенской язык те книги, как будут напечатаны на Москве с греческого письма, указали великие государи перевесть на печатном же дворе по разсмотрению ево ж великаго господина кир Адриана Московскаго и всеа России и всех северных стран патриарха, кому доведетца и кому пристойно"**.
______________________
* "Роспись, поданная в Посольском Приказе архимандритом Хрисанфом, о книгах, о которых Досифей бьет челом великим государем, чтоб их напечатать в Москве: 1) Довод правильный, когда латины от Соборной Церкви отлучились, книга 1, лист 124. 2) Слово, сложенное от разных сочинений Богослова Григория и Великаго Василия, годное к мудрым латинам глаголатися, книга 9, лист 79. 3) Никифора Григора беседа, еже не имети прения с латинами, книга 11, лист 377. 4) О св. Символе, яко не подобает прибавити что или убавити по седми Вселенских Соборов, и яко св. Дух от единаго Отца исходит, книга 9, лист 48. 5) Епифания, патриарха Цареградскаго, како и каким образом отлучени латини от диптихов, сиречь, от синодиков и от первенства своего, книга 9, лист 54.6) В котором времени, и когда, и от которых еретиков взяли латине свои новые уставы, книга 10, слово 9. 7) К глаголющим, яко первый престол римский, книга 9, лист 83. 8) Фотия, патриарха Цареградскаго, соборное послание к патриархам восточным. 9. — Того ж патриарха послание к архиепискому Аквилейскому. 10) Деяние Собора при том же Фотии патриархе (сей есть Собор, имянуемый 1 и 2-й), в них же сохраните надобно, дабы правила того же Собора и два послания к Фотию папы Иоанна напечатаны были. 11) Доводительные главы Фотиевы же о исхождении Святаго Духа, (книга 9, лист 313 и книга 1, лист 100 и 10-я книга), патриарха Цареградскаго. 12) Михаила Келурария, патриарха Цареградскаго, послания к Петру, патриарху ко Антиохийскому, книга 9. лист 654. 13) Того ж Анти-охийскаго отповедь к нему, книга 9, лист 657. 14) Доминика Аквилейскаго к нему ж Петру Антиохийскому послание, книга 9, лист 649. 15) Антиохийскаго патриарха к Доминику Аквилейскому послание, книга 9, лист 650. 16) Никиты, пресвитера Грудатаго, послание к римлянам, в ней же и некое прегрешение латинов исчисляет, книга 9, лист 615 и книга 6, лист 87.17) Никиты, пафлагонскаго философа, иже о Давиде, книга 9, лист 620. 18) Феофилакта Болгарийскаго разговор некоему из учеников болгарийскому, кир Феофилакту, о которых делех обличаются латини, книга 9, лист 574.19) Неимянованнаго некоего сложение на франгов, книга 9, лист 580. 20) Того, же обличение, о еже недобре мудрствуйщим или творящимся от латинов, книга 9, лист 581. 21) Неимянованнаго некоего сложение, его же начало: "владыка мой всесвятейший, светило Вселенское", книга 9, лист 752. 22) Иоанна, патриарха Антиохийскаго ко Андрианопольскому митрополиту, книга 9, лист 609. 23) Евстратия, митрополита Никейскаго, два слова о исхождении Святаго Духа, книга 9, лист 173. 24) Того же на опресноки два слова, книга 9, лист 635. 25) Изложение претя пред царем Алексеем Комниным с епископом Медиоланским Глосоланом (?) и обличительные два слова Евстратия Никейскаго, книга 9, лист 96 и книга 6, лист 65. 26) Прение монаха Иоанна Фурна с Медиоланским епископом Петром, книга 9, лист 162. 27) Евфимия Зигабена, книга 6, лист 104. 28) Никиты Сеиды Иконийскаго о Святом Дусе, книга 9, лист 700.29) Никиты, патрикея Ца-реградскаго, о исхождении Святаго Духа, книга 9, лист 131, да первая книга, лист 131. 30) Греческаго самодержца Мануила Комнина прение с некоторыми кардиналами о исхождении Святаго Духа, книга 6, лист 189. 31) Николая, епископа Медонскаго, слова два о Святом Дусе и два ж слова на опресноки, и единое, как возможе на нас латинник, книга 9, лист 320 и 727. 32) Феодора Курополата Смирнянина на опресноки, книга 9, лист 759; книга 6. Иоанна, патриарха Антиохийскаго, на опресноки. 33) Николая Музалона к царю Алексею, книга 6, лист 81; да которые писаны после взятия Царяграда от латинов. 34) Георгия Великаго Логофета Акриполитенина два слова о исхождении Святаго Духа, книга 9, лист 258. 35) Николая Идрунскаго, 9 книга, лист 87 и 592. 36) Без имяни некоего безглавное слово, книга 9, лист 321. 37) Германа, иже в Никеи, Константинопольскаго патриарха, послание к Григорию IX, папе Римскому, книга 9. 38) Того ж папы к нему ж, Герману, отповедь, книга 9. 39) Того ж исповедание веры, его ж начало: "страдавшими", книга 9.40) Мефодия, патриарха Цареградскаго, иже в Никее, на опресноки. 41) Льва, архиепископа Болгарийскаго, три послания, книга 9, лист 640. 42) Льва, митрополита Маркианопольскаго, на опресноки, книга 9. лист 721. 43) Без имени некоего списания, его же начало: "иже в сборнике лежащем проклятии", книга 9, лист 777. 44) Иоанна, митрополита Клавдиопольскаго, на опресноки, книга 6, лист 68 и книга 9, лист 605.45) Безъименнаго некоего на опресноки, его же начало: "от Сиона глаголет пророческое слово изъити слову", книга 9, лист 753. 46) Митрополита Керкильскаго Василия послание к папе Римскому, книга 9, лист 603. 47) Навпактскаго Иоанна к Оропскому митрополиту кир Афанасию, книга 9. 48) "Собор": против Векка учиненный Собор, который был при Андронике III Палеологе, книга 10, его же начало: "бяше убо случившееся не зело давно". 49) Послание святогорцев к Михаилу-царю, его же начало: "державнейший и Богом венчанный ..." 50) Повесть о убиенных отцев во св. Горе, книга 10, ея же начало: "Михаила, перваго Палеологов". 51) Нила на латинов обличительныя главы, книга 12, лист 100 и книга 9. 52) Хризолога перечень тех же главизн, книга 3, лист 118.53) Того ж Нила Кавасила книжица перечневая на латинов, еже есть шестое на десятое (60) слово в 1С книг, еже начало: "иже в богословии догматов", и книга 9, лист 789. 54) Варлаама о исхождении Святаго Духа, книга 9, лист 405 и книга 7. 55) Того ж о соединении, книга 9. 56) Безъименно некоего к Димитрию Кидони и протчие к тому свидетельства, книга 3. 57) Панарета обличение на Фому о чистительном огне, книга 2, лист, 167.58) Максима Плануда некоторым главы, книга 2, лист 159. 59) Того ж книга о платоническом речении и потом на латинов о исхождевнии Святаго Духа. 60) Матвея Властаря, его ж начало: "ныне Церковь Христова", книга 9 и книга 10, лист 721. 61) Нила Дамила о исхождении Святаго Духа, книга 9 и 10. 62) Анчела Григория о исхождении Святаго Духа, и на опресноки, и о Святых Тайнах, яко невосприяша святые царства небеснаго, ниже грешницы муки вечныя, книга 9, лист 64 и 768. 63) Монаха Кирилла на опресноки, книга 6, лист 105. 64) Исповедание Нила, иеромонаха Траханиота, книга 4. 65) Послание Мартина-папы, его ж начало: "преясные государи", книга 4. 66) Латинов противоречей и греков на то разрешение, книга 9 — виршами. 67) Мефодия, патриарха Цареградскаго, о опресноках. 68) Исповедание кир Иосифа, архиепископа Констан-тинопольскаго, книга 2, лист 302. 69) Германа исповедание истинное сущие веры, книга 9. Книги, изданные на соборище, иже во Флоренции. 70) Схолария надгробное казание на погребение Ефесского Марка, книга 9 и 2, лист 268. 71) Мануила, великаго ритора, о Марке Ефесском и о Флоренском соборище, и против Емиста и Виссариона, и обличение на нечестивыя их писания, книга 1, лист 112 и книга 7. 72) Ефесского послания и словеса а) "аз ради послушания" книга 2, лист 272; b) "аз благодатию Христовою", книга 10; с) "аз доучением святым", книга 9; d) "иже злое на нас пленение", книга 10; е) "вопросим латинов", книга 2 и 10; f) "божествавина", книга 9; g) "понеже любовию отвещаете", книга 2, лист 130; h) "яко во истину много истязания", книга 2, лист 108; i) "понеже явнее нас вопросите", книга 2, лист 121; к) "яко не токмо от владыческих словес, но и от благословения иереева освящаются Святыя Тайны", книга 9. Доводительныя главы о исхождении Святаго Духа, книга 9: свидетельства собраны от Священнаго Писания о исхождении Святаго Духа, книга 9; Слово на успение Корона (?), книга 2, лист 162; О молитве: "Господи Иисусе Христе", книга 2, лист 164; Беседа о талантах, книга 2, лист 82; Беседа о пределах жития, книга 2, лист 143; Беседа о божественном Промысле, ея же начало: "и ты убо о божественнейший царю", книга 1 и 10; Толкование на число во евангельской притче, книга 2, лист 82. 73. — Схолариевы книги: Послание Ефесскаго к нему, книга 2, лист 80; Последняя беседа Ефесскаго, и послание к Схоларию, и отповедь Схолариева к нему, книга 12, лист 167; Сложения его ж, которыя напечатаны; сечения, их же начало: "превысочайшему царю Тропезонскому", книга 5, лист 170; Двоесловие, его же имена: Фавиян, и Евлогий, и Венедикт, книга 7. Его же: двоесловие иное, в нем же имена Неофрон и Палетин, книга 5, лист 182. Его же: рыдание и поношение на цареградских жителей, книга 9 и 10. Того же: "кто даст мне крыле", книга 9. 74) Соборное истязание и повеление патриархов восточных против Флоренскаго соборища, его же начало: "понеже прииде и преосвященный митрополит здесь", книга 1, лист 97 и книга 10. 75) Уставы Святаго и Вселенскаго Собора, который собрался в Цареграде по взятии его, его же начало: "веруем во единаго Бога", книга 10.76) Патриарха сирийскаго к царю, книга 1, лист 99.77) Неромнимона (?) послания к Амасийскому, книга 1, лист 85. 78) Того же двоесловие, книга 4.79) Максима Моргуния о исхожденин Святаго Духа, книга 1, лист 29. 80) Все, что писал Палама, и еликая к тому делу належать. 81) Догматическое всеоружие Евфимия Зигабена. 82) Мелетия Пига, патриарха Александрийскаго, на папистов, и лютеран, и кальвинов книга".
Все эти перечисленные трактаты против латинян, соединив воедино, Досифей желал напечатать в Москве. Всех же книг, присланных государям Досифеем, было 18, следующего объема и заглавия, как значится в приказной записи: "В 1-й книге листов 157, ея же начало: "тии убо, о божественнейший царю". Во 2-й книге 316 листов, ея же начало: "вопросим латинов". В 3-й книге 160 листов, ея же начало: "ныне аз дивлюся любезный". В 4-й книге 102 листа, ея начало: "метанию владыко". В 5-й книге 388 листов, в ней же начала и конца нет, обаче тако начинается: "отпустила некое искушение чрез послание". В 6-й книге 242 листа, ея же начало: "еже о Святом Духе глаголати, о Боге есть глаголати". В 7-й книге 130 листов, ея же начало: "ре-чеши ли яко невозможная вещь есть папе не быти православну". В 8-й книге 289 листов, ея же начало: "паки лютая и начало злобная змия". В 9-й книге листы неописаны (потому что та книга изо всех книг выбрана и часть той книги у архимандрита иерусалимскаго оставлена), ея же начало: "благоугоднейшему во Христе отцу". В 10-й книге 129 листов, ея же начало: "ныне убо Христова Церковь". В 11-й книге 457 листов, ея же начало: " Леонта Философа предисловие". В 12-й книге 306 листов, ея же начало: "еже о Христе житие расчет убо". В 13-й книге 307 листов, ея же начало, "вопрошавши о списаниях Акиндинова". В 14-й книге 209 листов, ея же начало: "осмотрился ли в себе быв брате". В 15-й книге 371 лист, ея же начало: "предобрая убо вода оный рече", сия книга есть Мелетиева Пига, бывшаго Александрийскаго патриарха. В 16-й книге 406 листов, ея же начало: "иже в синодиве прилежащим проклятием". В 17-й книге 550 листов, в которой хотя начала нет, обаче так начинается: "имянуемая чиновная сложивши сие есть догматическое всеоружие". 18-я книга есть напечатана Григория Паламы и Георгия Схолария".
**Греческие дела 7201 г. № 4 и 38. Греческие статейные списки, № 12, л. 1028 — 1030. См. Приложение № 2.
______________________
Со своей стороны Досифей усиленно заботился, чтобы посланные им в Москву книги были напечатаны. В письме к Хрисанфу, который пробыл в Москве до января 1694 года, Досифей пишет от 10 декабря 1692 года: "О книгах, чтоб печатати, зело радей, понеже есть дело апостольское, и не только спасительное, но и славу великую веры нашей причиняет, зане западные схизматики и еретики говорят, что после Фотия-патриарха никто не был мудрый человек у греков, а буде напечатаны будут толикие книги, тогда увидят множество премудрых и святых мужей, того ради радей ты и труждайся". В другом письме к Хрисанфу Досифей пишет: "Отпиши к нам ведомость скоро, чтобы прислать к тебе и прочие печатные и непечатные (книги), чтоб собралось то число книг. Сие дело превосходит и седмь прехвальных див, и сия библиотека превосходит зело честию Птоломеова". Еще в письме к Хрисанфу Досифей пишет: "Потщися крепко о печатании книг, и буде напечатаютца, надписание такое над ними напиши: Вивлиотека списавших православных на обновления латинов, книга 1-я, 2-я и прочая... Здесь принесли печать и печатаем на латинов книгу ту, о которой ведаешь, потом господарь хочет печатать книгу Иоанна Дохтора". В мае 1693 года Досифей пишет к Хрисанфу: "Про книги, которые послали в Россию печатати, радей накрепко, чтоб они приказаны были печатать, и буде не могут они выбрать из них, чтоб их прислать сюда и мы здесь из них выберем, что надобно, и напишем. А буде тех книг к нам послать невозможно, и мы пришлем отсюда к вам такого человека, который возможет из тех книг выбрать и написать, что к печатанию годно и исправить их совершенно"*. Между тем Досифей получил от Хрисанфа известие, что московское правительство приказало печатать присланные им книги. Ввиду этого известия Досифей шлет от 10 августа 1693 года благодарственную грамоту к патриарху Адриану. "Благодарствуем, — пишет он, — яко благоволил еси почтити патриаршеский божественный сан, понеже попекся еси о всех Церквах Божиих и подвиг совершил еси яко добрый пастырь, еже напечататися книгам, церквам Божиим нужнейшим, яже отцы наши святии списаша ко утвержению утверждений и во всю высоту возносимых на разум Божий, зане чрез тыя книги состоится благочестие, и свидетельствуют древнюю и отеческую и апостольскую мысль православныя святыя веры нашея, и отвергается безбожный папежства догмат; сия православнии, яко оружия у потребляющие, заключают уста глаголющих хульная, и, наконец, реши, благочестие держится и нечестие отвергается яже вмале не погибаша, яко иногда погибоша драхма. И вы богопочтеннии полагаете тыя в свет, почитающе Христа и общую матерь и питательницу Святую Христову Церковь. Сия ваша честь, сия ваша слава, сие царства высота, врагов низложение, и, наконец, жребий освященный, яко да сподобитися стояния в горнем Иерусалиме сущего апостолов и пророков. Благодарствуем убо и о сем зело благодарствуем, не точию мы, но и вси прочая братия и аще не было бы бедство, написали бы вси безчисленная благодарствия и похвалы к вам. И паки просим и молим или, паче рещи, просят и молят вси чрез нас, яко да братственная о Христе ваша любовь заступит со тщанием и со всяким прирадением, еже бы глаголанным по суду боговенчанных самодержцев и вашего блаженства надеждам и обещанным конец полезный прияти, по Бозе твое блаженство вемы и имамы виновника сицеваго добра и обще вся Церкви поминают вы вечно. Тако убо молимся"**.
______________________
* Греческие дела 7201 г. № 4. Греческие статейные списки № 12, л. 1070.
** См. Приложение Но 18.
______________________
Прислал Досифей от 22 октября 1693 года благодарственную грамоту и государям. "Прославляется глава церковная, — пишет он, — Христос Бог наш, державнейшие и святые владыки наши, что сохраняемое в длани Его сердце ваше источило слово благое, повелев напечатать книги благочестивых писателей на нечестивых папистов, дабы церковных догматов богословие сохранилось во веки истинно и непоколебимо. Ибо как священныя главы ваши венчаны златом и блестящими камнями, так и умы ваши украшаются евангельским и отеческим учением; ибо вы явили себя учениками и сопричастниками тех, коих вещание протекло во всю землю, и вождями всего христианского народа ко благочестию, изъяснив слова истины некоторым образом утаенныя; ибо вы раскрыли благочестие и живописали Православие, и как светила, сияющия всем верным, возсияли и церквам, обуреваемым ложною мудростию и прелестями папежскими; руку помощи подали и истинные догматы в напечатанных книгах истинного богословия утвердили. Слово сие, когда мы пришли сюда (грамота писана из Адрианополя, куда Досифей прибыл из Молдавии) дошло до слуха святейшаго Вселенскаго Цареградскаго патриарха и блаженнейшаго папы и патриарха Александрийскаго и всего великаго и святаго Собора Констан-тинопольскаго, и все здесь обретающиеся учители, архимандриты и игумены и весь клир и весь народ православный похваляют и ублажают вас, божественнейшие самодержцы, и говорят все они ж мы вместе с ними, чрез сие смиренное наше донесение, с дерзновением и единогласно: что благоволением Божиим чрез боговенчанных благочестивых царей наших Иоанна и Петра, поборников Православия и отмстителей благочестия, все сие совершилось. Исполняются радости уста наши и язык наш радования, что чрез посредство пространнаго оглашения печатной хартии языки православных возглаголют оправдания Божий. Что может быть лучше, как соблюсти древнюю красоту церковных дел, и что более исполнено радостию? Поелику губительные паписты вняли оклеветанию вавилонских жрецов, которых обличает и пророчество: изыде беззаконие от иереев вавилонских, ибо, вместо христианскаго действования, поддерживают начало папежское, римское, и чрез то делаются изобретателями злочестивых догматов, и, имея уста свои исполненными клятвы и горести, славу себе снискали побеждать только в злых делах, имея язык хульный и перо им служащее и печати многия, чтобы печатать беззаконныя свои писания, противящияся истинным глаголам Божиим, чем возмутили многия православныя Церкви и погубили их, посеяв кукол вместо пшеницы на церковных нивах и вино смешав с водою; они помыслили ближняго своего напоить мутным питием; как настоящие аравийские волки, медведи и леопарды, кожу овчую носить притворились и истину в ложь претворили, по слову пророческому: яйца аспидов растерзали и паутинную ткань соткали, и кто будет яйца их сокрушать и есть, змея в них обретет василиска, наполненного ядом и смертоносным дыханием, поелику так все беззаконные паписты извратили и едва ложь не победила истины. Сего ради и не потерпели вы, благочестивейшие и кротчайшие и храбрейшие наши государи, чтобы в ваше время такая губительная прелесть пребывала во дворе Господнем, но вы благоволили истребить ее, чтобы благосостояние церковное пребывало непоколебимо. Вы указали великое сие дело: напечатать богословские священныя книги, дабы сотканное беззаконными из терновых нитей гнойное лжеучение разорвать и истребить, хитон же Православия распространить"*.
______________________
* Греческие дела 7202 г. № 20.
______________________
Так радовался Досифей, так горячо благодарил он царей и патриарха Адриана за решение напечатать в Москве присланные им книги, придавая этому делу общеправославное значение, видя в нем залог крепости и даже будущей победы Православия над латинством. Но на деле печатание греческих книг в Москве необходимо должно было встретить серьезные затруднения. Нужно было выписать из-за границы греческий шрифт, что и сделано было русским правительством, по крайней мере, Хрисанф, по возвращении из Москвы около года живший в Батурине у гетмана, писал оттуда патриарху Адриану от 24 октября 1694 года: "Благодарствие да будет святому Богу, яко прииде и печать, и прочее совершенство, прииде же ко Архангельскому городу, яко же назнамена мне прирадивый раб ваш Николай Спафарий"*. Затем нужны были сведущие люди, которые бы могли исправить привезенные Хрисанфом списки греческих книг, заключавших в себе ошибки, и которые бы сумели вести самое печатание греческих книг, дело в Москве дотоле небывалое. Как мы видели, исправление книг и наблюдение за их печатанием сначала возложено было на самого Хрисанфа и Лихудов. Но между ними скоро возникла крупная ссора, и Хрисанф стал настаивать перед патриархом Адрианом об устранении Лихудов не только от книжного дела, но и от учительства в школе, а между тем сам Хрисанф, прежде чем просмотрены были книги и началось их печатание, должен был уехать из Москвы, так как нужен был для Досифея. Правда, Хрисанф уверял, что Досифей не замедлит прислать в Москву на место Лихудов такого человека, который вполне будет способен заняться печатанием книг и вместе учительством в школе. "Будет всесовершенно пещися блаженнейший мой владыко (т.е. Досифей), — писал он патриарху Адриану, — яко же благоволил еси, еже бы человека довольнаго во учении приел ати, который мог бы и школу держати и книги исправляти"**. Но это обещание не было, однако, выполнено. В мае 1696 года Досифей пишет Адриану: "Учителя и справщика не прислали еще труднаго ради времене, зане зде не токмо ныне писал бы кто к вам, или послал бы кто человека, но кто бы и имя ваше из уст изнес, смертную казнь приимет. И не дивно, ниже странно есть сие, зане диавол четыредесять пять лет возбранял и препинал святая святых и ныне видя, что печатаются в хотят печататися книги во утвержёния благочестия в православных местах, како не будет препинати? И блаженнаго Павла препинал от проповеди, но божественная сила непобеждена и неодолена есть. Сего ради благоволит Бог и придут к вам человецы довольни во время благопотребно к совершению начатаго и помяненнаго святаго дела"***. Патриарх Адриан, однако, был очень недоволен действиями Хрисанфа в этом деле и потому писал ему от 20 февраля 1697 года: "Святыня твоя желал о печати, яко елень на источники водныя, и се убо печать совершенна (т.е. все нужное для печатания уже готово), желание же твое несовершенно видится; ни едино бо ниже о учителе, ниже о справщике даже и доныне совершися прилежание". Затем патриарх Адриан приглашает Хрисанфа не умедлить прислать в Москву некоего врача, Иоанна Комнина, как человека вполне пригодного и для печатания книг, и для учительства****. На это послание вместо Хрисанфа отвечал Адриану Досифей от 6 марта 1698 года: "Учителей прислати к вам, — пишет Досифей, — и книги печатати не нерадим, понеже страх есть велик, того ради и преминуем время. Ныне напечатали мы книгу в Яшеве (Яссах) зело изрядну противу латинов, от которыя книги печемся прислати к вашему блаженству тридесять книг разных. И зде во Влахии печатает христолюбивый воевода тысящу книг, в них же содержится православное исповедание; да еще книгу печатает, которую собрал иеромонах некий Виссарион, зело потребна есть книга. А предреченная книга напечатана иждивением иерусалимских приходов ко Гробу Господню, аще и зело скудни есмы и долгами отягчены. Прочия же книги печатаются по моему прошению и увещанию воеводским иждивением, и егда издадутся тиснением, хощет прислати воевода к вашему блаженству тридесять книг и болыни. Книгу, которую аз хотел печатати на имя твоего блаженства, ради всяких внешних случаев, промыслихом иначе печатати, понеже от облежащих нас страх мног и ныне уже мнози антихристи суть. Сего ради молим Господа Бога, да умножит тебе лета и будем тщатися ину книгу на имя ваше печатати. В книзе, что воевода печатает, положен и Собор четырех святейших патриархов, котории утвердиша и патриаршество Московское и Вселенским Собором прославиша христианнейшаго царя Московскаго яко самодержца. Хотехом печатати и оную книгу, которую прислаша некогда во время блаженныя памяти великаго государя царя Алексия Михаиловича четыре святейшие патриарха и усмотрехом, яко требует толкования некоего и изъяснения, того ради, Богу помогающу, во иной книзе, со иными приличными вещи соглася, печатати будем. Писах выше, что книгу великую напечатал иждивением от Гроба Господня и Церкви зело потребную, а иных книг печатати силы нет (сиречь денег нет) и надежда наша по Бозе есть, еже бы напечататися у вас книгам нашим письменным, которыя того ради и послал к вам. И учителей пришлем к делу и препятие не токмо страх, но суть вашим странам непривычни и не суть довольни управляти дело, яко же подобает, кроме Иоанна Комнина, который зело потребен есть к делу, зане может учинити перво — оглавление вещей, второе — изъяснения некая, третие — изъявления на реченная святых отец и изъявления на реченная Священнаго Писания. А тыя книги, которыя присланы к вам, иныя неправописанием писаны, иныя трудным письмом, и обретаются от того в них погрешения и требуют исправления немалаго. Иоанн же Комнин при нас надержался, и вашим странам привычен и ведом, и от прочих учителей, обретающихся в наших странах, наипаче потребен, и принуждаем его прийти к вам. Но он предлагает нам три препятия: первое, яко егда приходят к вам в ведении сущий и восхощут изыти паки восвояси, удобно не могут изыти; второе, яко отходяще сим образом, не могут иметь довольную милость на потребы своя, чтобы могли по сих управити житие свое; третие, боится, чтобы ему не употребляти дело врачевское. Сего ради видится нам праведно, чтобы ваше блаженство, поговоря с царским величеством, аще благоволиши, отпиши ваше блаженство к сему Иоанну свою патриаршую грамоту, чтобы он пришел к вам токмо ради книжнаго дела духовнаго, о художестве же дохтурском ему не пещися ни мало, сиречь, чтобы ему токмо исполняти ваше повеление, кроме аще что устроити ко здравию царскаго величества или твоего блаженства, сие ниже он сам не потщится устроити всяким образом о здравии вашем. И имел бы он довольное жалованье вашего блаженства, пребывая при вас пять лет и исправляя ваши дела; егда же совершит книжное дело и аще восхощет возвратитися во свояси, изшел бы невозбранно из ваших стран. И егда узрел бы вашего блаженства по первому званию грамоту, оставя всякое малодушие и извинение, притек бы к вашему блаженству"*****. Но и Комнин в Москву не явился. Таким образом, русское правительство очень сочувственно отнеслось было к мысли Досифея об открытии в Москве греческой типографии. Оно, со своей стороны, приготовило все нужное для печатания греческих книг и ждало только сведущих справщиков, которых должен был прислать в Москву Досифей, после того как Лихуды, единственные тогда в Москве люди, способные руководить этим делом, были окончательно отстранены от него. Но Досифей не находил возможным вскоре прислать в Москву книжного справщика: то он боялся турок, с которыми в то время Россия вела войну, то затруднялся подыскать вполне подходящего для этого дела человека, то уже найденный человек соглашался ехать в Москву не иначе как только на известных формально наперед заключенных условиях. А между тем в 1700 году умер патриарх Адриан, главный деятель по этому делу, и местоблюстителем патриаршего престола сделался Стефан Яворский, к которому Досифей сразу отнесся враждебно, подозревая его в склонности к латинству. Понятно, что с Яворским Досифей уже не вступал более ни в какие сношения о печатании греческих книг в Москве, и все это дело, так много было обещавшее, заглохло, к сожалению, само собою. Особенно серьезная опасность могла угрожать Православию на Руси, когда наше правительство окончательно решилось в начале восьмидесятых годов XVII столетия открыть в Москве правильно устроенную высшую школу, которая бы послужила рассадником образования для целой России. Возможно было, что эта школа будет устроена по образцу латинских школ, что главный язык в ней будет латинский и все обучение в ней получит латинское направление, вследствие чего московская школа явится в конце концов могучим проводником латинских воззрений в русскую православную среду. Досифей прекрасно понимал ту опасность, какая грозит Православию на Руси от водворения в Москве строго латинской школы и потому считал священной своею обязанностью энергично настаивать перед русским правительством на том, чтобы школа в Москве устроена была исключительно греческая, а никак не латинская и чтобы латинский язык в ней вовсе и не преподавался.
______________________
* Непереплетенный рукописный сборник Московской Синодальной библиотеки. № IV, л. 80.
** Там же. Л. 81.
*** См. Приложение № 20.
**** Непереплетенный рукописный сборник Московской синодальной библиотеки. № IV, л. 95 об.
*****См. Приложение №21.
______________________
Мысль устроить в Москве греческую школу была далеко не новая, ее не раз, гораздо ранее Досифея, заявляли нашему правительству восточные иерархи, не раз являлись в Москву и учителя-греки. Так, еще в 1585 году Александрийский патриарх Сильвестр писал царю: "Составь училища и поставь наказателя, чтобы в ней учились греческой грамоте и были бы научены от многих божественных книг всей мудрости Божией православныя веры". Преемник Сильвестра, известный Мелетий Пигас, в 1593 году писал царю Феодору: "Устрой у себя, царь, греческое училище, как живую искру священной мудрости, потому что у нас источник мудрости грозит иссякнуть до основания". Но эти воззвания восточных иерархов остались без последствий — греческой школы в Москве открыто не было. Тогда уже в 1632 году царь и патриарх обратились с просьбою к Константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису, чтобы приискал на Востоке православного учителя и прислал его в Москву. Между тем в сентябре того же 1632 года в Москву приехал протосинкелл Александрийского патриарха Иосиф, несколько лет проживший в Южной России, принимавший там участие в исправлении церковных книг и хорошо знавший греческий и славянский языки. По просьбе царя и патриарха Иосиф остался в Москве для перевода книг с греческого языка на славянский, а также и для учительства. В грамоте царя и патриарха к Иосифу говорится: "Протосингелу архимандриту Иосифу, будучи в нашем государстве нам... служити духовными делы: переводити ему греческие книги на словенский язык и учити на учительском дворе малых ребят греческого языка и грамота. Да ему ж переводити с греческого языка на словенский на латинские ереси". Поселившись в Москве, Иосиф немедленно занялся не учительством в школе, а переводом греческих книг на славянский язык. Константинопольский патриарх Кирилл Лукарие, выражая свое удовольствие, что Иосиф остался в Москве и посылая царю "книгу Варинос, да Схолария, да Геннадия, т.е. три библии (книги) против латин и еще другие три библии господина Мелетия, патриарха Александрийскаго"*, говорит в своей грамоте царю: "А ныне бо протосинкел Иосиф с тех книг перевод писал, сколько может, как я писал ему от себя в грамоте своей, да великосильный Бог да сподобит и достальные те книги перевести". Очевидно, Иосиф занят был в Москве не учительством в школе, а переводами книг, почему и предполагалось для учительства собственно вызвать в Москву с Востока другое подходящее лицо, о чем прямо говорит та же грамота Лукариса. "Я ныне хотел было прислать к вам, — пишет он царю и патриарху, — учителя Кириака от Святой Афонские Горы, но он ехать не мог, потому что стар и безсилен. Сказывал мне архимандрит Амфилохий (который приезжал в Москву в качестве посланца от Лукариса), чтобы прислать к вам, великим государем, иного учителя и я буду впредь сыскивать". Но в 1633 году умер Филарет Никитич, в том же или следующем году умер в Москве и протосинкелл Иосиф, скоро сошел со сцены и патриарх Кирилл Лукарис, вследствие чего греческая школа в Москве не была открыта. В 1645 г. Палеопатрасский митрополит Феофан в особой челобитной между прочим заявлял государю: "Повелиши быть (в Москве) греческой печати и приехати греческому учителю учить русских людей философства и богословия греческому языку и по русскому". Затем он рекомендует царю писать об учителе к Константинопольскому патриарху Парфению, который пришлет "к царствию вашему благочестиваго учителя и богобоязненнаго и надобных книг и иное что надобно по вашему царскому повелению". Сам Феофан обещался государю, со своей стороны, "послужити и радети к сему делу", и действительно прислал из Киева "единаго учителя премудраго и достойнаго для книг печатнаго дела" Константинопольскаго архимандрита Венедикта. Прибыв в Москву в марте 1646 года, Венедикт должен был заняться здесь не учительством в школе и печатанием греческих книг, а переводом книги с латинского языка "об индийском царстве", а затем он вскоре был выслан из Москвы. В 1649 году грек Иван Петров по поручению нашего правительства разыскал на Востоке учителя "смышленаго еллинскому языку и рассудителя евангельскому слову", учителя такого выдающегося, что подобного ему "втораго не обретается во всей вселенной и ни в котором месте". Это был известный Мелетий Сириг, который соглашался было ехать в Москву, но его туда не вызвали. А между тем в это время нужный учитель сам явился в Москву. Это был известный Арсений Грек, который прибыл в Москву в 1649 году вместе с Иерусалимским патриархом Паисием и был оставлен у нас в качестве учителя риторики. Но вместо учительства в школе Арсений, как известно, попал на Соловки, откуда он был возвращен в Москву патриархом Никоном, но не для школьного учительства, а в качестве переводчика книг и книжного справщика, так что учительствовать в школе Арсению вовсе не пришлось. В 1653 году в Москву прибыл новый греческий учитель с рекомендательными грамотами восточных патриархов. Это был митрополит Навпакта и Арты Гавриил Власий, знавший, кроме греческого, и славянский язык. Иерусалимский патриарх Паисий, которому государь поручил приискивать на Востоке православного, вполне надежного учителя, посылая Гавриила в Москву для учительства в ней, писал о нем государю: "Повелели нам, богомольцу вашему, радети и обрести единаго учителя премудраго и православнаго и не имел бы никакого пороку во благочестивой вере и был бы далече от еретиков, и послати б нам ево ко святому вашему царствию поклонитися, да учинит учительство и учит еллинский язык, якоже она есть древня от иных язык, понеже она корень и источник иным. И сего ради избрали есми достойного о таком деле, яко сего преосвященнаго митрополита Навпакта и Арты, пречестнаго экзарха всея Италии, премудраго учителя и богослова великия церкви Христовы, о Святом Духе возлюбленнаго брата нашего и сослужителя нашего смирения, господина Гавриила Власия, якоже такова в нынешних временах в роде нашем не во многих обретается. И будучи в таком деянии и мудрости и разуме, почтил его блаженнейший патриарх Александрийский Иоанникей, о Святом Духе возлюбленный брат и сослужитель нашего смирения, а мы почтили иво и наместником своим учинили со властию, в котором месте не будеши, — отвещати за нас во всех благочестивых вопросех православные нашие веры. И объявляючи боголюбезную мысль святого вашего царствия, понудили его прийти для любви великаго вашего царствия, аще и труды понести и многие убытки приняти и погибели живота своего токмо идет на поклонение со прочими своими видети ваши царские очи и совершити дело с великим радением, что желает святое ваше царство, — и великаго достоинства... А только будет произволит ваше царствие быти учительству, якоже выше спорекли есми, и он готов есмь побыти колико время ему возможно, а мы ему такоже обещалися, что ему имети волю свою, а будет благодарить великое ваше царствие. И он побудет и многое время, покаместа ученики от него отойдут, и противлятися будут с еретиками и ответ будут давать обо всяком вопросе, и будет благодаритися великое ваше царствие и все бояре и князи, и будеши оставити вечное воспоминание в похвалу и славу от всех царств и королевств". Со своей стороны Константинопольский патриарх Иоанникий писал царю о митрополите, что посылает его в Москву не на долгое время и что митрополит Гавриил и "богослов и православный в роде нашем и что произволит великое ваше царствие от него вопросити от богословия и изыскания церковнаго, о том будет ответ держать и благочестно и православно, якоже восприяша благочестивая Христова великая апостольская и Восточная Церковь; такоже и блаженнейшие о Святом Духе возлюбленнии братья и сослужители нашего смирения, Александрийский патриарх господин Иоанникий и Иерусалимский господин Паисий, избрали ево наместника своево и в грамоте своих о том объявлен. И того ради молим великаго вашего царствия, да восприемлете его любительно отверстыми недры и честь ему повелите воздати не тако, яко инем, которые завсегда приходят к вашему царскому величеству, но того ради, что он послан от нас и от прочих двух блаженнейших патриархов — Александрийска-го и Иерусалимскаго, и есть верный и древний друг и богомолец теплый блаженной памяти отцу вашему, святому царю и государю и великому князю Михаилу Феодоровичу всеа Русии, также и святому вашему царствию; да он же прислал к великому вашему царствию две книги еллинским и словенским языком". Но и Гавриил Власий не был оставлен в Москве для учительства в школе**. В конце 1657 года в Путивль прибыл греческий архимандрит Симеон и привез грамоты от Иерусалимского патриарха Паисия о государевых делах. Но при осмотре грамот оказалось, что печати на грамоте не сошлись с образцом печати, какую нарочно оставил в Москве патриарх Паисий, почему архимандрита Симеона в Москву и не пропускали. Тогда он от 25 января 1658 года послал из Путивля челобитье к патриарху Никону, чтобы он приказал пропустить его в Москву, "а мы дали слово, — писал Симеон Никону, — чтоб остатися на Москве на царское имя и на твое святительское учения ради русских людей по-гречески". Симеона велено было отпустить в Москву без задержания, но далее архивное дело о нем затеряно. Вероятно, он был возвращен назад, так как греческий учитель архимандрит Симеон в Москве был неизвестен***.
______________________
* В 1632 году Филарет Никитич пишет Константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису с его архимандритом Амфилохием, который приезжал в Москву: "Послали мы, великий государь, святейший патриарх, к вам, святейшему патриарху Кириллу с архимандритом Амфилохием Псалтырь с следованием в десть и с паскалию, да Минею общую в десть печатную, печать московская. А послали мы, великий государь, святейший патриарх, к вам, святейшему патриарху Кириллу, Минею для того, что в ней служба Ризы Господни вся сполна, да в той же Минею двои часа царски, — одне пред Рождеством Христовом, а другие пред Богоявлением Господним, и иные потребные вещи, которые в Минеях общих преж того не бывали" (Греческие дела 7140 г. № 11). В ответ на эту присылку книг московской печати Кирилл Лукарис и посылает в Москву греческие книги, которые были напечатаны Лукарисом в устроенной было им в Константинополе греческой типографии. В своей "Истории патриархов Иерусалимских" Досифей говорит: "При Кирилле Лукарисе Никодиме Метаксас, о котором упоминали выше, и некоторые другие принесли в Константинополь греческую типографию и напечатали книгу Паламы и Схолария, разговоры Моргуния о происхождении Святаго Духа, некоторые письма Мелетия Александрийскаго и монаха Варлаама об очистительном огне, Гавриила Филадельфийского о пяти спорных предметах. Но латиняне подарили великую сумму денег неверным, которые и бросили типографию в море" (Кн. 12, гл. IX, § 7).
** Греческие дела 7161 г. № 5. Митрополит Власий явился в Москву не в качестве только школьного учителя, но в качестве полномочного наместника трех восточных патриархов: Константинопольского, Александрийского и Иерусалимского, чтобы в Москве ответ держать, "что его спросят от богословия и изыскания церковнаго". Это чрезвычайное посольство Гавриила Власия как выдающегося ученого и богослова в Москву для разрешения там, от лица восточных патриархов, разных богословских и церковных вопросов, находилось, очевидно, в связи с известными "Прениями с греками о вере" Арсения Суханова, в которых принимал участие и Гавриил Власий. Суханов в своем "статейном списке" рассказывает, что Иерусалимский патриарх Паисий, которому он заявил свое желание вести с греками беседу о разностях греческого и русского современного обряда, говорил ему: "Скажи мне, кто тебе надобен, с кем тебе говорить: даскол Лигаридий и даскол митрополит Власий? — Арсений говорил: владыко святый дай мне кого из своих архимандритов, кого изволишь, а те люди науки высокой, были во Цареграде и во Александры и в Риме и многие ереси заводили и того ради и царство ваше разорилося..." "Митрополит Власий Арсению говорил: Арсение, о крестном знамении ни евангелисты, ни апостолы, никто не писал, как персты складать, то есть самоизвольное, но токмо подобает крестообразно крест чинити, а то все добро и ереси и хулы на Бога никакой в том нет. Мы складаем великий перст с двемя верхними во образ Троицы и теми крестимся, а вы складаете великий перст с двемя нижними во образ Троицы, а двемя верхними креститеся — тоже добро, одинако крест Христов воображается, но только нам мнится наше лучше, что мы старие" (Рукописный сборник Московской Публичной Румянцевской библиотеки № 712, л. 155 об. и 162). Неизвестно, спрашивали или нет Гавриила Власия в Москве о чем-нибудь "от богословия и изыскания церковнаго", а известно только, что патриарх Никон вопрос о церковно-обрядовых особенностях тогдашней Русской Церкви предложил на решение Константинопольского патриарха и Собора.
*** Греческие дела 7165 г. № 25.
______________________
Паисий Лигарид в своем слове в заключение опровержения Соловецкой челобитной, задавшись вопросом, вследствие каких причин возник раскол на Руси, находит, что раскол произошел "от лишения и неимения народных училищ, такожде от скудости и недостаточества святыя книгохранительницы". Ввиду этого Паисий настоятельно советует открыть на Руси училища. Обращаясь к царю, он говорит: "Ты убо, о пресветлый царю, подражай Феодосией, Юстинианом, и созижди зде училища ради остроумных младенец, ко учению трех языков коренных наипаче: греческаго, латинскаго и славенскаго. Имаши бо, о благочестивейший царю, под своею крепкою рукою толико пребогатыя митрополии, толико преизобилующия архиепископии, тол икая величайшая монастыри. Молю, да повелиши, во еже бы кождо сих начальников, по мере своих приходов, толико имел приходов и толико клирик препитати тщился, ради изучения сих трех языков. Подобие и архи-мандритове монастырей ти царских тожде да творят. То бо по мысли блаженныя памяти Иеремии-патриарха и прочих собратий его будет народное добродетельство. Сии бо святейшие архиереи в хризовуле оном постановления патриарха Московскаго, подражающе судови Собора, иже в Трулле, велеша все это явственнейшими словесы во оставших увещаниях*. Ибо от сего новаго училища Алексиевскаго, известнаго известней (т.е. несомненно), изидут, аки от коня троянскаго, христо-именитии борцы, иже о добродетели твоего пространнейшаго царства, о умножении сего чина церковнаго, и общей на последок пользе всего христоименитаго гражданства ратовати будут".
______________________
* Константинопольский Собор 1593 года, утвердивший патриаршество в России, в седьмой главе своих определений говорит: "Святый Собор вменяет в обязанность каждому епископу в его епархии заботиться и употреблять всевозможные способы, чтобы, кто может, изучал Божественный и Священный Писания, и оказывать носильную помощь как наставникам, так и желающим учиться" (Деяния Собора 1593 г. напечатаны патриархом Никоном в "Скрижали").
______________________
Восточные патриархи, бывшие в Москве, Александрийский Паисий и Антиохийский Макарий, в слове на Рождество Христово 1666 года увещевали народ и царя взыскать премудрость. "Видите, — говорится в поучении, — яко во мнозех от вас не имеет премудрость места, идеже главу приклонити, скитается она якоже Христос премудрость Божия в Вифлеемсте вертепе, и несть взыскали ея... Оставивши греческий язык и небрегуще о нем, оставили есте и мудрость и аки оземствовасте (изгнали) ю. Страннии ради и противнии вере православной, на западе обитающий, греческий язык, яко светильник держат, ради мудрости его, и училища его назидают. Арапове же не хиротонисают и единаго, не искусна суща греческому языку. И тии ради примнози за корень премудрости еллинский наш язык имеют, и того ради; Святый Боже, херувимскую песни, поют по греческий возгласы еллинским языком творят, якоже грузи, сербы, бол rape, мултяне и волоси. Зде точию лености ради зело обезценися (греческий язык). Взыщите же ея (премудрости) толь мощне, якоже искаху ея велиции вселенныя учители: Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Афанасий Великий, Дионисий Ареопагит, Иоанн Дамаскин и инии многочисленнии светильницы Церкве. Ниже отрицайтеся неимением училища; ибо аще взыщете, даст предвечная мудрость до сердца благочестиваго самодержца таково хотение, еже училище построити и учители стяжати в сем царствующем богоспасаемом граде Москве". Затем, обращаясь к царю, патриархи говорили: "Положи отныне в сердце своем еще училища, так греческая, яко славенская и иная назидати; спудеов милостию ей и благодатию умножати, учители благоискусныя взыскати, всех же честьми на трудолюбие поощряти. То абие узриши многия учения тщатели, а в мале времени приимеши, даст Бог, плод стократный и полныя рукояти от сих семен"*. В 1667 году с турецким нашим послом Нестеровым Адрианопольский митрополит Неофит писал государю: "Чтоб царское величество изволил учинить в царствующем граде Москве училище еллинскаго языку, а к тому училищу от многих стран христиане прибегут, и если изволит царское величество к нему отписать, и он для того учения пришлет учителей двух человек добрых, а им-де для порабощения учение иметь не можно"**.
______________________
* Прибавления к Творениям святых отцов. 1845 г. Кн. III, статья: "О духовных училищах в Москве в XVII столетии".
** Турецкие статейные списки № 8, л. 332.
______________________
Так заботились восточные иерархи о том, чтобы в Москве было устроено греческое училище. Но эти заботы долгое время не приводили ни к каким практическим результатам: греческой школы у нас не устроилось. Наше правительство охотно оставляло в Москве ученых греков, но оно имело в виду получить в лице их главным образом и по преимуществу сведущих переводчиков книг с греческого и латинского языков, сведущих справщиков книг и вообще людей образованных, научными сведениями которых оно могло бы пользоваться в известных случаях. Конечно, эти ученые православные иностранцы могли заниматься у нас и учительством, но только частно, без вмешательства и посредства правительства, по частному договору с теми лицами, которые бы пожелали у них чему-нибудь поучиться, так что их учительство было частное, домашнее, а не официальное и публичное, в нарочно устроенной для того правительственной школе, с определенною, правительством одобренною программою. Об устройстве же правильной, постоянной школы наше правительство в то время думало очень мало, так как оно еще не доросло тогда до ясного понимания, что открывшаяся в начале XVII века в русском обществе потребность в разных знаниях, в расширении прежнего образования может быть удовлетворена только с помощью правильно устроенной средней или высшей школы. Наше правительство на первых порах думало, что эта потребность в образовании может быть удовлетворена другим путем — путем, так сказать, увеличения материала для чтения, увеличением количества книг по разным отраслям знаний, почему оно, оставляя ученых иностранцев в Москве, требовало прежде всего от них не устройства школы, а переводов книг с греческого и латинского языков*.
______________________
* Подробные доказательства этой мысли см. в нашей статье: О греко-латинских школах в Москве в XVII веке до открытия Славяно-греко-латинской Академии // Прибавления к Творениям святых отцов. Кн. III. 1889 г.
______________________
Дело тут заключалось, по нашему мнению, в следующем. Единственный способ приобретать разные знания, известный русскому в течение целых столетий, состоял в том, что он сначала обучался у какого-нибудь мастера чтению и письму, а затем уже самостоятельно читал те книги, какие тогда вращались в обществе и были ему доступны. Это последнее — самостоятельное чтение книг — делало тогдашнего человека в глазах общества лицом образованным, ученым. О школах общественных и правительственных, в которых бы систематически преподавался известный круг наук, о получении образования вне начетчества русский человек не имел представления, и потому начетчество считал единственно правильною и возможною для него системою приобретения всяких научных знаний. Когда в начале XVIII века в нашем обществе возник настоятельный запрос на более широкое и разностороннее образование, нежели какое получилось ранее, когда явилась у нас потребность в новых знаниях и сведениях, какие уже не могли быть добыты из прежних вращавшихся в русском обществе книжек, тогда естественно явилось у нас стремление удовлетворить этой новой народившейся потребности в расширении прежних знаний, за что довольно энергично и взялось само правительство. Оно стремится вызвать в Москву и водворить здесь ученых людей, особенно знающих языки греческий и латинский, но не с тем, чтобы с их помощью устроить в Москве правильно организованную правительственную школу и водворить у нас неведомую доселе школьную науку, а с тем, чтобы ученые прежде всего занялись в Москве по указаниям правительства переводами нужных книг с греческого и латинского языков и тем, так сказать, ввели бы в русское общество нужные ему новые знания и сведения, обновили бы и расширили запас старых знаний, оказавшихся или недостаточными, или устаревшими. Для достижения этой цели нужна была, по мнению русских, не средняя или высшая школа, значение которой они тогда еще ясно не представляли себе, а нужны были прежде всего новые книги, из которых уже каждый сам с помощью простого чтения мог бы извлечь нужные и потребные ему сведения — самостоятельное чтение книг, по их представлению, вполне могло заменить собою школьное систематическое изучение известного круга наук. Ввиду этого русские думали, что им нужно позаботиться прежде всего не об устройстве греко-латинской школы, которая в их представлении являлась пока еще какою-то излишней роскошью, а об усиленных переводах книг с греческого и латинского языков, нужду, необходимость и полезность этого дела они представляли себе ясно. Подметить и признать с первого раза несостоятельность и непригодность своей вековой, привычной им системы образования — системы начетчества — русские, естественно, не могли, а потому они и не могли сразу же стремиться заменить старую систему начетчества, как несостоятельную, новою, которая дается правильно устроенной средней или высшей школой. А пока русские оставались в уверенности, что можно сделаться человеком сведущим и образованным с помощью простого начетчества, лишь бы только было что читать, пока достоинства этой обычной для них системы образования не были поколеблены в их глазах; до тех пор, очевидно, у них не могло быть и никаких особых побуждений энергично и деятельно заботиться об устройстве в Москве греко-латинских школ, и, наоборот, были прямые побуждения усиленно заботиться об увеличении переводов книг с разных языков. Этим, по нашему мнению, и объясняется то любопытное явление, что русское правительство, вызывая в Москву разных ученых греков и южноруссов между прочим и для учительства, на первых порах не стремилось, однако, с их помощью устроить в Москве среднюю или высшую школу, а только требовало от них переводческой деятельности, вследствие чего вызванные в Москву учители становятся здесь не учителями школ, а правительственными переводчиками книг с греческого и латинского языков.
Появление раскола нанесло в представлении передового большинства смертельный удар старой системе образования с помощью простого начетчества. Все главнейшие расколоучители были воспитаны на этой системе, ей они были обязаны всеми своими знаниями и своею относительною и своеобразною ученостью, они были самыми полными и вместе сильными и выдающимися ее представителями, а между тем к чему привела воспитавшая их система образования? К отделению от Церкви, к расколу. Ученые православные иностранцы, знакомясь с зарождавшимся у нас расколом и призываемые правительством к борьбе с ним, в один голос заговорили тогда, что вина раскола лежит в невежестве расколоучителей, проистекающем, однако, не от отсутствия у них всяких знаний и всякого образования вообще, а от отсутствия у них обучения школьным наукам, от того, что они "на брезе грамматическаго разума и в мелкости ея утопают", что они, беседуя о богословии, "ниже малейшим перстом прикоснулися ея"*, т.е. что они не прошли правильной школы, не изучали систематически никаких наук, а выросли на одном только начетчестве. И для передовых православных русских становилось теперь все более и более очевидными, что простое чтение книг без предварительной школьной подготовки не только не удовлетворительно в смысле образовательном, но может быть прямо вредным и в отношении религиозном, так как ведет к неправильному пониманию и толкованию Писания неученым его читателем. Ввиду этого система начетчества, практиковавшаяся ранее, окончательно потеряла кредит в глазах православных, которые теперь стали стремиться заменить ее новою системою — школьным обучением разным наукам, так как люди, изучившие грамматику, а тем более философию и богословие, не будут, как говорилось тогда, "на святыя книги порок наводити"**.
______________________
* Жезл правления, л. 17 об. и 20.
** Увет, л. 264.
______________________
Но как скоро вопрос о необходимости устройства в Москве настоящей школы был решен у нас окончательно, сейчас же возбужден был другой вопрос, внушенный главным образом вероисповедными опасениями, именно вопрос о том, какому языку следует дать преобладающее значение в будущей московской школе: греческому или латинскому.
Вопрос для современников очень важный по тем практическим последствиям, какие ожидались от такого или иного его решения.
Перед глазами тогдашних русских стояли два ученых деятеля современника, оба выходцы южноруссы, оба ученые и даровитые, оба воспитанники одной и той же киевской школы, оба одновременно жили в Москве и обращали на себя всеобщее внимание своею ученой деятельностью, своими работами и сочинениями. Это были Епифаний Славинецкий и Симеон Полоцкий. Москвичи приглядывались к этим выдающимся выходцам, к характеру их учености и ко всей их вообще московской жизни и деятельности и нашли между ними самое глубокое различие, так что потом стали характеризовать их как будто две противоположности. Если мы прислушаемся к этим характеристикам современниками указанных двух деятелей, то нам понятными станут те причины, которые вызвали у нас споры о том, какой язык должен господствовать в будущей Московской школе: греческий или латинский.
"Епифаний Славинецкий, — говорит современник, — муж многоученый, не токмо грамматики и риторики, но и философии и самые феологии известный бысть испытатель и искуснейший разсудитель, и опасный претолковник греческаго, латинскаго, славенскаго и польскаго языков"*. "Он был муж, — говорит тоже современник, — в благочестии знатный и учении". И вообще всегда, когда современникам приходилось говорить об Епифаний, они говорят о нем с великим уважением — как о человеке не только великой учености и мудрости, но и ревнителе Православия, как о человеке, который в вопросах веры и Церкви может считаться авторитетом. Такое положение в московском обществе Епифаний занял, по объяснению современников, вследствие того, что он был большим знатоком и любителем греческого языка, благодаря чему он читал и изучал по преимуществу греческих православных отцов и учителей Церкви, на которых построено было все его образование и развитие. Епифаний читал и латинские книги, но они не были для него вредны, потому что все идущее с иноверного Запада проверялось у него православным греческим; не западные отцы и латинские церковные писатели, но восточные отцы и греческие церковные писатели были для него единственными учителями, руководителями и авторитетами в делах веры и Церкви, почему все его суждения и вся его деятельность были проникнуты духом строгого Православия и возбуждали к себе в москвичах доверие и уважение.
______________________
* Остен. С. 70.
______________________
Совсем иное было с Симеоном Полоцким. Современник, похваливший Епифания как мужа многоученого и философа, тут же говорит сейчас и о Симеоне: "Бе же и ин некто иеромонах, Симеон Полоцкий зовемый, пришедый из града Полоцка, державы краля польскаго. И той учивыйся, но не толико, — не бо бысть философ, и то токмо учися, яко обычай есть поляком и литвяном по латинским по-польски, греческаго же писания ничто же знаяше". Но мало того что Полоцкий не был философ, он в своих писаниях "написа латинскаго зломудрования некыя ереси, аще от неискуства, аще ухищренно, совесть его весть". Современники обращались к сочинениям Симеона и в них находили полное оправдание и подтверждение своего сурового приговора о нем. В своих сочинениях, приводя места из Священного Писания, Полоцкий следует не переводу Семидесяти, признаваемому Православной Церковью, а латинскому переводу Иеронимову, который он ставит выше греческого. В изложении догматов веры Полоцкий следует не Никейскому Символу, который признает Православная Церковь, а Символу так называемому апостольскому, признаваемому латинской Церковью. Полоцкий ссылается на отцов и учителей Церкви, но по большей части на западных, а не восточных:
Августина, Иеронима, которого вместе с латинянами называет даже святым, на Григория Двоеслова и пр. В своих сочинениях он пользуется не греческими, а западными церковными писателями, он, по ел рвам патриарха Иоакима, венец веры сплел "не из прекрасных цветов богоносных отец словес, но из бодливаго терния на западе прозябшаго новшества, от вымышлений Скотовых, Анзелмовых и тем подобных еретических блядословий"*. В самых своих проповедях он ссылается на премудрого Ансельма Кентерберийского, на иезуита Беллярмина и тому подобных. Эта очевидная склонность Симеона ко всему латинскому, которое он предпочитал греческому, объясняется, по мнению современников, тем обстоятельством, что он получил одностороннее латинское образование, знал один латинский язык и читал только латинские книги. Симеон, говорит современник, "книги латинские токмо чтяше, греческих же книг чтению не бяше искусен, того ради мудрствоваше латинская новоизмышления права быти; у иезуитов бо кому учившуся, — поясняет современник, — невозможну быти православну веема, Восточныя Церкве истинному сыну". И нельзя сказать, чтобы современники Симеона происхождение его латинских симпатий объясняли неверно, когда говорили, что они коренятся в том, что он знал и изучал только латинский язык и не знал языка греческого. В то время латинский язык был не только языком науки, но и языком латинства, латинская школа носила строго вероисповедный католический характер, так что всякому православному, обучавшемуся в латинских школах, нужно было, хотя бы только на время и внешне, отрекаться от Православия. Человек, воспитавшийся в латинской школе и только на латыни, читавший только латинские книги, необходимо и несознательно всасывал в себя разные латинские мнения и воззрения, чуждые Православию, сроднялся невольно с католичеством, невольно на многое начинал смотреть латинскими глазами, привыкал в затруднениях прибегать к латинским авторитетам, в их духе и по их указаниям решать возникавшие церковные вопросы и недоумения и невольно, часто незаметно для себя, отрывался от православной почвы и становился орудием, хотя бы и несознательным, пропаганды латинских воззрений в православной среде. Полоцкий служил для современников живым убедительным тому примером, особенно когда его ученики и последователи, каким, например, был известный Сильвестр Медведев, стали проводить некоторые его латинские воззрения далее и ради них даже открыто восстали против церковной власти.
______________________
* Там же. С. 132.
______________________
Итак, Полоцкий, его ученики и последователи, изучавшие один только латинский язык, читавшие одни только латинские книги, наглядно убеждали собою ревнителей Православия, что изучение одного только латинского языка безусловно вредно для русских, так как оно ведет нередко к заражению православных латинством через усвоение, хотя бы и несознательное, латинских воззрений, всегда заключающихся в латинских книгах. Ввиду этого допустить в московской школе исключительное господство латинского языка значило бы, по мнению ревнителей Православия, открыть свободный, беспрепятственный доступ в русскую православную среду всевозможным латинским заблуждениям, значило бы из будущих воспитанников московской школы приготовить сторонников латинства и врагов Православия. Поэтому ревнители Православия в Москве употребляли со своей стороны все усилия доказать, что в будущей московской школе первым и господствующим языком должен быть греческий, а не латинский и что при такой постановке школьного дела просвещение у нас не только ничего не проиграет, но еще и выиграет. Напротив, сторонники у нас так называемого "латинского учения" доказывали, что в будущей московской школе главным и господствующим языком должен быть латинский, а не греческий, так как латинский язык есть общепризнанный язык школы, науки, международных сношений, язык, изучаемый всеми образованными народами, без которого невозможно истинно научное образование*.
______________________
* До нас дошли две записки сторонников "греческого учения", в которых доказывается, что греческий язык имеет за себя решительные преимущества перед латинским и что особенно русским следует изучать именно греческий, а не латинский язык. Первая записка носит заглавие: "Довод вкратце: яко учения и язык эллино-греческий наипаче нужно потребный, нежели латинский язык и учения, и чем ползует славенскому народу". Она в полном виде напечатана в нашей статье: "О греко-латинских школах в Москве в XVII веке до открытия Славяно-греко-латинской Академии" (Прибавления к Творениям святых отцов. Кн. III. 1889 г.). Там же нами напечатано подробное содержание и второй записки, носящей заглавие: "Учитися ли наиполезнее грамматики, риторики, философии и феологии и стихотворному художеству, и оттуду познавати Божественная Писания, или, не учася сим хитростей, в простоте Богу угождати, и от чтения разум Святых Писаний познавати, — и что лучше российским людем учитися греческаго языка, а не латинскаго".
______________________
В этом московском споре между сторонниками "греческого учения" и "учения латинского" принял живое и деятельное участие Досифей как крайний приверженец "греческого учения" и решительный противник "латинского".
В 1681 году в Москву прибыл из Константинополя русский иеромонах Тимофей, пробывший на Востоке не менее четырнадцати лет. Целых пять лет Тимофей прожил в Константинополе на Иерусалимском подворье у патриарха Досифея, с благословения которого он и отправился 20 октября 1680 года в Россию. Досифей уже имел сведения о том, что в Москве решились окончательно открыть греческую или латинскую школу и что там теперь идет борьба между сторонниками учения латинского и греческого, почему, отправляя Тимофея в Москву, он, вероятно, дал ему наказ позаботиться о немедленном открытии в Москве именно греческого училища*. В грамоте к патриарху Иоакиму в начале 1682 года Досифей пишет: "Аще кто (в Москве) учения ищет еллинскому языку учитеся, а не другому, якоже пространнее написахом иеромонаху Тимофею". Ясно отсюда, что Досифей переписывался с Тимофеем о московской школе и от него, конечно, узнал, что в Москве удалось открыть в 1681 году именно греческую школу, так называемое Типографское греческое училище, и что таким образом сторонники "греческого учения", благодаря прибытию в Москву Тимофея, сделавшегося начальником вновь открытой греческой школы, восторжествовали над сторонниками латинского учения. Желая еще более прочно укрепить положение московских сторонников "греческого учения", Досифей в мае 1682 года посылает государю разрешительную грамоту патриарху Никону и в то же время, пользуясь этим удобным случаем, пишет царю и о московской школе. "Благодарим Господу Богу, — пишет он государю, — яко во дни святого вашего царствия благоволи быти в царствующем граде еллинской школе: еллинским языком писано Евангелие и Апостол, еллини бяше святии отцы, еллински написася Деяния святых Соборов и святых отцев писание и все святыя Церкви книги. И сие есть божественное дело, еже учити христианам греческий язык, во еже разу мети книги православный веры, якоже писани суть, и познавати толкование их удобно, и наипаче: дабы отдалени были от латинских, иже исполнени суть лукавства и прелести, ереси и безбожства. Благодарим убо Бога о сем и молим блаженную и святую вашу душу, во еже утвердити и умножити, да пребудет вечная ваша и безсмертная память у Бога и человек"**. Так желал Досифей "утвердить и умножить" греческое учение в Москве, желали этого и в Москве, так как понимали, что Типографская школа, где обучали только греческому и славянскому чтению и письму, была недостаточна. В Москве нуждались в такой школе, в которой бы преподавался целый круг наук, которая бы давала не элементарное, а научное образование. Но иеромонах Тимофей, начальник и учитель Типографского училища, как сам не получивший школьного научного образования, изучивший греческий язык только практически, не мог поэтому возвысить Типографское училище на степень средней или высшей школы; для этого нужны были иные люди — люди, серьезно образованные, прошедшие высшую школу наук. Такие люди действительно и явились в Москву — это были известные братья Лихуды.
______________________
* Сведения о начальнике Типографского училища иеромонахе Тимофее, о том, что он возвратился в Москву с Востока не в 1679 году, как утверждает Федор Поликарпов, а в 1681 году, когда, значит, и основано было Типографское училище, изложены нами в вышеупомянутой нашей статье: "О греко-латинских школах в Москве в XVII веке...".
** Собрание государственных грамот и договоров. Т. IV. С. 421-422.
______________________
Шестого марта 1685 года, рассказывают так называемые "греческие статейные списки", приехали в Москву к великим государям "греческие породы философии и богословии учителие и святаго Евангелия проповедателие Иоанникий и Софроний". Они представили лист от гетмана Ивана Самойловича к государям, где гетман пишет, что учителя-греки Иоанникий и Софроний Лихуды дали о себе ему, гетману, такое показание: "Едут совершенным намерением к царствующему великому граду Москве, для такой причины: когда от брата вашего, блаженные и святые памяти великаго государя, царя и великаго князя, Феодора Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, его царскаго пресветлаго величества, был в Царьгороде послом дьяк Прокофий Возницын, тогда чрез него их монаршеское святейшему патриарху Вселенскому внесено было слово, дабы он, святейший патриарх, сыскал людей разумных греческаго исповедания, которые бы философии и богословии учение исследовали, и прислал бы их к нему, великому государю, к Москве для научения младенцов. И он, святейший патриарх, еще вскоре и не возмогл таких получити, оба-че минувшу времени сыскал с Фессалонийскаго города их Иоанникия и Софрония, и виде их добре в философии и богословии суще наказанных, указал им в путь итить к царствующему великому граду Москве к вам великим государем, единым под солнцем правоверным монархом, и они, восприяв путь свой, шли на польскую землю". В Москве в Посольском приказе Лихуды показали при расспросе, что они родные братья, жители города Кефалония монастыря Пречистыя Богородицы Панагия Иэрия. В 1683 году "для благословения ради" поехали они в Царьград ко Вселенским патриархам, были у них у благословения и прожили в Константинополе пять месяцев. "И в Царьгороде призывали их, Иоанникия и Софрония, Александрийский и Антиохийский патриархи и говорили им, чтоб они поехали в царствующий град Москву к великим государем, их царскому величеству, и увидели их государские пресветлые царские очи и были б у святейшаго патриарха у благословения, и богословие и граматическое и философское учение себе объявили; а им-де, Вселенским патриархом, по воле великих государей, их царского величества, велено призывать в царствующей град Москву ученых людей чрез посла дьяка Прокофья Возницына. И они-де, увидав желание великих государей чрез посла Прокофья Возницына и прошение Вселенских патриархов, взяв у Вселенских патриархов свидетельствованный за руками лист, из Царьгорода к Москве поехали в прошлом во 192 (1684) году июля в 3 день". "А к великим государям и к святейшему патриарху от Вселенских патриархов грамот с ними никаких не прислано, а не послали-де Вселенские патриархи грамот своих с ними, Иоанникием и Софронием, к великим государям и к святейшему патриарху для того, что опасался в то военное время отнятия у них от турков или от татар на дороге. И те выше объявленные листы: святейших Вселенских патриархов свидетельствованная заручная грамота, да лист гетманской приняты и переведены"*.
______________________
* Греческие статейные списки, № 8, л. 30-32.
______________________
В приведенных показаниях Лихудов, данных ими гетману и в Москве в Посольском приказе, нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что они несколько несходны между собою. Гетману они заявили, что посол Возницын поручил приискивать учителей Константинопольскому патриарху, который и послал их в Москву. В Посольском же приказе они заявили, что Возницын поручил приискивать учителей патриархам Александрийскому и Антиохийскому, которые, а не Константинопольский патриарх, и послали их в Москву. В предисловии к своей книге "Мечец Духовный" Лихуды говорят, что они "благословения ради и оглядания отъидоша в Константинополь при патриаршестве Дионисия", который после удостоверения в их правоверии и учености "даде им власть Собором священное Евангелие на амвоне патриаршего престола проповедати; и сие множицею проповедаху присутствующим святейшим патриархом, митрополитом, архиепископом, и епископом, и клириком. Потом же общим разумом всего священнаго Собора, граматами соборне своими руками святейших патриархов и архиереов запечатанными, послашася в православнейшее и святое царство Московское". Из этого позднейшего показания Лихудов оказывается, что они были посланы в Москву не тем или другим отдельным патриархом, а "общим разумом всего священнаго Собора", причем о после Возницыне уже вовсе не упоминается. В другом сочинении Лихудов, "Акосе", говорится, что Константинопольскому патриарху пришла "славная весть, блаженныя памяти благочестивейшаго, тишайшаго и державнейшаго государя, царя и великого князя Феодора Алексеевича... чрез живущий глас тогдашняго посла достигоша в Константин град, о двоих или болше Восточныя Церкве учителех с чистою совестию, кроме всякия новости и примешения чуждых мудрований, кроме предания Восточныя Церкве; отнуду же, Богу благоволившу, общим советом всесвятейшаго нашего господина и владыки и Вселенскаго патриарха кир Дионисиа и другаго... патриарха, бывшаго Константина града кир Дионисиа, Вселенский престол агарянскаго ради мучения оставившаго, и блаженнейшаго патриарха великаго града Александрии и судии вселенный кир Парфениа... и святаго града Иерусалима патриарха кир Досифеа, и соседевших им преосвященных архиереев же и честнейших клириков, послахомся в сие благочестивейших державнейшее велие царство Московское". Здесь опять говорится, что Лихуды посланы были в Москву целым собором, на котором присутствовали три восточных патриарха, исключая Антиохийского, который, значит, в посылке Лихудов в Москву не принимал никакого участия, хотя ранее Лихуды заявляли, что они были посланы в Москву патриархами Александрийским и Антиохийским. Эти указанные нами разности в показаниях самих Лихудов относительно того, кто и при каких обстоятельствах послал их в Москву, подали повод их современнику и врагу, известному Сильвестру Медведеву, обличать их в лживости показаний, утверждать, что они вовсе не были посланы в Москву восточными патриархами, а явились сюда самовольно*.
______________________
* В своем сочинении "Известие истинное" Медведев, отвечая на вопрос, почему в Москве все духовные власти так сильно вверились Лихудам, отвечает: "Того ради, яко они в начале своего к Москве приезду, егда им единою в допросе своем в государственном и Посольском Приказе удася солгати и тоя их явныя лжи никтоже явися обличитель, но во истинную правду то им вменили, еже они сами о себе поведали, яко они по указу блаженныя памяти великаго государя, царя и великаго князя Феодора Алексеевича, всея Великия, и Малыя, и Белыя России самодержца, чрез призывание патриархов Александрийскаго и Антиохийскаго, взяв у всех патриархов свидетельствованный лист, приехали в Москву к великому государю и к святейшему патриарху... Они в своем рае-просе поведаша, еже они по государеву указу в царствующий град Москву к великим государем и к святейшему патриарху приехали по приказанию Александрийскаго и Антиохийскаго патриархов. И аще бы то правда была, и те бы патриархи о том писали с ними к великим государем нашим и к святейшему патриарху, но тии патриарси с ними о том к великим государем и к святейшему патриарху не писаша; и того ради яве, яко они, хотяще зде народ православный прельстити и вере нашей православней смущение сотворити, то солгаша. А потом познавшие они, еже сами себе своею ложью бедство сотвориша, яко в роспросе своем поведаша от Александрийскаго и Антиохийскаго патриархов в Московское царствие призванных быти, а не от Цареградскаго патриарха. А грамоты к царскому величеству и к святейшему патриарху от Александрийскаго и от Антиохийскаго патриархов о себе они, разве от Цареградскаго патриарха, по их самих челобитью, проезжие грамоты не имеют и у той Антиохийскаго патриарха руки нет. Умыслиша себе в народе сицевое ложное оправдание сотворити, непщующе, яко того их распроса и проезжей грамоты от народа развее государственная Посольскаго Приказу никтоже весть; книги своея (юже они, писавше, великим государем и великой благоверной государыне царевне и великой княжне Софии Алексиевне подаша) в предисловии дерзнуша написати, яко они от Цареградскаго и от другаго прежде бывшаго Цареградскаго Дионисиа, и от Александрийскаго, и от Иерусалимскаго патриархов к Москве присланы, а Антиохийскаго уже, его же они прежде в распросе своем поведаша их к Москве призывающаго, не воспомянуша, занеже у проезжей их грамоты руки его не обретается; и тем ложь их светло всякому показуется, ибо яко прежде в распросе они на Антиохийскаго патриарха, яко их призываше, а о Цареградском умолчаше, солгаша: тако ныне в той книге на Ца-реградских и на Александрийскаго и Иерусалимскаго патриархов в их к Москве призывании явную ложь пишут. Ибо аще бы Цареградский и Александрийский и Иерусалимский патриархи общим всех советов и кроме Антиохийскаго патриарха, который их, поведают, к Москве призывал, иже иноземцов к Москве послаша и они бы о оном с ними и к великим государем и к святейшему патриарху писаша; но они об них иноземцах о том к великим государем и к святейшему патриарху ничесогоже писаша, тем же яве есть всякому, яко тии иноземцы лестцы и лжевцы, а не православны учители" (ЧОИДР 4 [1885]. С. 33-36: сочинение Медведева "Известие истинное", напечатанное С.А. Белокуровым). Лихуды в объяснение того, почему они не привезли с собою рекомендательных грамот о себе от пославших их в Москву патриархов, заявили, что патриархи не послали с ними грамот из опасения, как бы эти грамоты не попали в то военное время в руки турок или татар. Но едва ли это объяснение вполне справедливо. С турками еще в начале 1682 года у нас заключен был формальный мир, и патриархи нисколько не побоялись послать в Москву в том же 1682 году свои разрешительные грамоты патриарху Никону, тем более что турки в это время особенно внимательно относились к русскому правительству и нисколько не препятствовали его сношениям с восточными патриархами.
______________________
Нам кажется, что самое достоверное свидетельство о посылке Лихудов в Москву дает патриарх Досифей. В грамоте 1693 года к государям он представляет это дело так: "Радеюще, — пишет он, — о умножении и прибавлении православному роду, помыслили послати учителя некоего в тамошние страны, дабы учил еллинскаго языка". И вот, когда Досифей размышлял о посылке учителя в Москву, "прииде к нам, — пишет он, — письмо от вашей страны от умершаго иеродиакона Мелетия, который писал от лица блаженного патриарха кир Иоакима, чтоб мне сыскать и прислать бы какова учителя еллинскаго языка, пиша, яко есть о том и воля иже во блаженной кончине бывшаго приснопамятнаго самодержца государя Феодора Алексеевича. И притом приехали два брата, Иоанникий и Софроний, преубогие люди и от рода безъимяннаго и простаго, яко же многие знают и венеты и во отечествии их, и жили у нас в Царьграде в монастыре святаго Гроба и били челом нам со слезами показати им образ, во еже бы могли покормитися и заплатить долг, который имели в отечествии своем. Мы же, видя их черноризцев и смиренных людей, чаяли — добрые люди, и перво взяли исповедание веры их, яко суть православный, которое обретается в кодике патриаршества Константинопольскаго, также дали им заступительныя грамоты и наипаче на дорогу протори, послахом их к вам, чающе творити им по обещанию своему".
Из приведенного свидетельства Досифея оказывается, что Лихуды, прибыв в Константинополь, жили здесь на иерусалимском подворье у Досифея. А так как в это время к нему писал от имени патриарха Иоакима иеродиакон грек Мелетий, прося его приискать для московской школы надежного учителя из греков, то Досифей, найдя Лихудов вполне пригодными для учительства в Москве, и послал их туда, снабдив их заступительными грамотами и на дорогу деньгами. Значит, Лихуды были посланы в Москву именно Досифеем, посланы были не ради прошения об этом перед восточными патриархами посла Возницына, а по письму иеродиакона грека Мелетия к Досифею*. И нет никаких сколько-нибудь серьезных причин усомниться в справедливости этого рассказа
______________________
* Мы тщательно просмотрели "дело" об отправке в Константинополь послом дьяка Возницына и между данными ему правительством наказами совсем не нашли наказа о том, чтобы он хлопотал перед восточными патриархами о присылке в Москву учителей. Внимательно просмотрели мы и "статейный список" Возницына, в котором он дает подробный отчет об исполнении своего посольства. В нем он не раз говорит о своих сношениях, свиданиях и беседах с восточными патриархами, но ни разу не упоминает, чтобы между ними был разговор о присылке в Москву учителей.
______________________
Досифея о посылке им Лихудов в Москву. Досифей, как мы знаем, уже ранее сильно интересовался московской школой: от него вышел начальник московского греческого Типографского училища иеромонах Тимофей, о школе он писал царю, о школе он переписывался с иеромонахом Тимофеем, он усиленно желал, чтобы учительство в московской школе находилось в руках надежного православного грека. Поэтому вполне было естественно со стороны московского правительства обратиться за приисканием на Востоке православного учителя именно к Досифею, а не к другим восточным патриархам, в полной уверенности, что Досифей охотно возьмется и с успехом выполнит это дело, которое он так близко принимал к сердцу. Нельзя также не обратить внимания и на следующее обстоятельство: когда впоследствии Досифей настойчиво стал требовать от патриарха Адриана, чтобы тот удалил из московской школы Лихудов как людей очень ненадежных, то Адриан через Хрисанфа писал Досифею: "Нам убо что сотворити? От вас изыдоша (Лихуды) и ваша свидетельства носяще, яко мудри и во всем совершении". На этот упрек патриарха Адриана Досифею можно был бы ответить, что Лихуды посланы в Москву вовсе не им (если бы так было в действительности) и что поэтому он за них не ответчик. Между тем Досифей пишет по этому поводу Адриану, что и сердцеведец Христос избрал в апостолы Иуду, ошибались в людях и святые мужи, чем ясно признает, что посылка Лихудов в Москву действительно была его делом, хотя и ошибочным.
Явившись в Москву, Лихуды не только ничего не сказали здесь о том, что в Константинополе они жили у Досифея и им собственно были посланы в Москву, но и не представили тех заступительных грамот Досифея, которыми он, по его собственным словам, снабдил их при отправлении в Москву. Чем руководствовались в этом случае Лихуды, почему они сочли нужным в Москве скрыть свои предшествующие близкие отношения к Досифею, мы не знаем (говорим только за себя). Явившись в Москву, Лихуды предъявили здесь только общую грамоту восточных патриархов, которые хвалят Лихудов как людей ученых и вполне православных, отпущенных в чужие страны, чтобы учить и проповедовать, почему патриархи и просят всех принимать Лихудов с честью и снабжать их милостынею. Девятого марта 1685 г. эта грамота была читана в присутствии царей, царевны Софьи и бояр, после чего государи и царевна указали Лихудам "до своего государского указу" жить в греческом Никольском монастыре и повелели им видеть свои государские пресветлые царские очи и у благословения святейшего патриарха быть указали. Представляясь государям, Лихуды "говорили порознь орацыи, один на латинском языке, другий на греческом языке, и с тех орацей перевод в "приезде" тех философов". 14 марта государи и царевна указали Лихудам жить в Никольском греческом монастыре "и давать им своего великих государей жалованья с приезду их впредь до своего великих государей указу по две гривны монаху на день из большие казны помесячно". Да им же велено дать на приезде денег по 6 рублей да по сороку соболей в 50 рублей сорок, "и послать тех монахов к святейшему патриарху с памятью". 21 марта государи указали жить Лихудам в Чудове монастыре и давать им из монастырских доходов пищу и питье "против четырех того монастыря братов и отвести им в монастыре те кельи, в которых жил Афонасий Словенас, писания учитель". Но и помещение Лихудов в Чудове монастыре найдено было неудобным. 28 марта по указу государей послан был в Богоявленский монастырь подьячий "для осмотру и переписки порожей богаделни каменной". Подьячий нашел, что указанное и осмотренное им здание занято монастырским хлебом, а внизу хором погреб набит льдом и там поставлены монастырские бочки с пивом и квасом и чаны с рыбою, верхняя же часть палат служит сушилом и все вообще здание для жилья не приноровлено. Тогда именным указом от 29 марта государи и царевна приказали для Лихудов "построить в Богоявленском монастыре, что за Ветошным рядом, две кельи поземные краснаго леса, по три сажени келья; промеж ими сени, а в них два чулана, да вход, а одну келью сделать белую, а другую черную, где варить, есть и хлеб печь и служебником их жить". Кельи эти велено построить из государевой казны, "а в каменные полаты (богадельню), которые описаны выше сего, их не переводить". Так, наконец, Лихуды водворены были в Богоявленском монастыре во вновь построенных для них двух деревянных кельях*.
______________________
* Греческие статейные списки, № 8, л. 25-46.
______________________
В сентябре того же 1685 года решено было построить в Богоявленском монастыре школу, в которой должны были учить Лихуды. Патриарх Иоаким 3 сентября нарочно ходил в Богоявленский монастырь, чтобы осмотреть место, где строить школу "для учения ученикам греческому книжному писанию", а 12 декабря во вновь устроенную деревянную школу выдан был образ
Пресвятой Богородицы Владимирской. Значит, в декабре 1685 года школа была уже готова, и с этого времени Лихуды начали свое учительство в Москве. 29 января 1686 года патриарх со архиереи ходил в Богоявленскую школу, в которой учили Лихуды, "и в той школе святейший патриарх учеников слушал учения"*. Эта первоначальная, в Богоявленском монастыре построенная деревянная школа Лихудов была очень невелика, так как, по свидетельству Феодора Поликарпова, к Лихудам в школу переведено было сначала всего шесть учеников из Типографского греческого училища**. Но скоро обстоятельства побла-гоприятствовали Лихудам: вместо небольшой деревянной Богоявленской школы были выстроены для училища по распоряжению патриарха Иоакима большие каменные здания на особо отведенном для этого месте, рядом с Заиконоспасским монастырем.
______________________
* Забелин И.Е. Материалы для истории археологии и статистики московских церквей. М., 1891. С. 401.
** Древняя вивлиофика. Т. XVI.
______________________
Лихуды, прибыв в Москву, близко сошлись здесь с известным греком иеродиаконом Мелетием, который перед смертию назначил их своими душеприказчиками. Мелетий умер 16 февраля 1686 года, оставив после себя денег и разного имущества, которое было продано Лихудами, на 4305 рублей, 30 алтын, 10 денег. Тогда патриарх Иоаким приказал из оставленных иеродиаконом Мелетием денег 2000 рублей употребить на постройку новой каменной школы, место под которую отведено было рядом с Заиконоспасским монастырем; заведовать постройкой школы патриарх поручил богоявленскому архимандриту Никифору. В расходных книгах патриаршего казенного приказа значится, что июня в 3 день (1686 г.) патриарх ходил в Спасов монастырь "для досмотру места, где строить каменные палаты для учения учеником греческого книжного писания". С осени 1686 года начали строить каменные здания школы при Заиконоспасском монастыре. 6 апреля 1687 года богоявленский архимандрит Никифор с братией бил челом государям, чтоб построенные в Богоявленском монастыре из государевой казны деревянные кельи для Лихудов отданы были в монастырь безденежно, потому что, как объясняют челобитчики, "ныне-де по их великих государей указу им, учителем, построены каменные школы". Государи указали отдать кельи в монастырь "в то время, как те учители переведены будут в каменные школы".
Значит, в апреле 1687 года каменные здания академии вчерне уже были построены, но Лихуды еще жили в Богоявленском монастыре, дожидаясь окончательной отделки новых зданий. 9 сентября 1687 года патриарх приказал богоявленскому архимандриту Никифору выдать 100 рублей "на постройку каменных школьных палат, которые строят в Китае, подле Спасского монастыря"*. Таким образом, каменные здания для школы были готовы только осенью 1687 года и только с этого времени, собственно, начала свою жизнь и деятельность Славяно-греко-латинская Академия, поместившаяся рядом с Заиконоспасским монастырем.
______________________
* Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики московских церквей. С. 401-402; Греческие статейные списки, № 8.
______________________
Ранее возникший у нас спор о том, какой язык в московской школе должен быть господствующим: греческий или латинский, — не только не прекратился с устройством Славяно-греко-латинской Академии, но возгорелся еще с большею силой благодаря тому обстоятельству, что этот вопрос поставлен был теперь в прямую связь с решением другого возникшего и горячо обсуждаемого в то время у нас вопроса: о времени пресуществления Святых Даров. Сторонники греческого учения решали этот последний вопрос в строго православном смысле, сторонники же латинского учения решали его в латинском смысле, признавая вместе с латинянами, что пресуществление Святых Даров совершается в момент произнесения слов Господа "приимите, ядите". Прибыв в Москву, Лихуды как выдающиеся ученые, естественно, должны были принять участие в разгоревшемся споре о времени пресуществления Святых Даров, причем они, горячо защищая по этому вопросу православную точку зрения, вместе с тем старались защитить и греческий язык от нападений на него сторонников латинского учения. В своем сочинении "Акос", перечислив имена выдающихся греческих писателей, указав на существовавшие в то время в разных местах греческие школы, Лихуды говорят: "Погибоша ли грецы, благочестие и обычаи и науки в толиких и сицевых учителех и светилах, в толиких и сицевых училищах? Не слышат ли буи, колика училища и учителие еще суть даже до днесь пресветлыми иждивеньми греческими? Погибоша буи и слепии клеветницы, ум их объяла есть огневица от скверна-го недуга окаянныя зависти, сего убо ради очи имут и не видят, слух имут и не слышат — нощницы суть и свет видети не могут. Всегда свет быша грецы и будут даже до скончания века; и от грек свет прияша и приемлют и вся языки или писано или неписано, или от трудов и списаний греческих, или из уст от учения их како-либо (ни есть) от них, и чрез них видят имнии языцы; вси философи греци, вси богословы греци; непоследующии же сим, не смысленнии и ненаказаннии и буи, и сего ради рече и сие: всяк не еллин варвар. Гражданская убо судьбами, иже весть Господь, переменишася, яко-же и иных многих языков бысть от начала и еще будет, но не весьма; зане первое убо в Угровлахии и в Молдавии изначала греци царствоваша и ныне подобно царствуют скиптром царским и венцами украшении... Ел инский диалект глубок и широк кладезь есть, вы же (латиняне и их сторонники) не имеете черпала почерпнути воду, рекше силу, ею же познати искренне, что яже в том диалекте, и не точию тии, но и мнози инии и мудрейший ла-тин по их диалекту. Обаче ниже диалект порицателен, ниже святый, но малое ваше и оных тщание во еллинском диалекте; и глубины ради и широты диалекта мнози погрешиша от праваго пути и истиннаго разума намеренна во святых же отцех и в философии и в феологии, и инии же паки волею погрешиша ведяще истину... Еллинским диалектом написашася научения (хитрости) Божественная Писания и прочая святых отец, и подобательно есть всем, опасно и искренно хотящим ведети, и искреннее намерение и разум Божественных Писаний отцев ведети добре еллинский диалект, иначе всуе труждаются и конец всех — погребени лежат во мраце и дымной пещере неведения, и свет никогда имут видети Востока. Такоже и не ведяй известно еллинский диалект, ниже славянский диалект весть, ниже познати может искреннюю мысль и разум Божественных Писаний и отцев, на славянский диалект претолкованных". Защищая и восхваляя греческий язык, Лихуды не забывали похвалить и самих себя. "Имена наша, — говорят они о себе, — деяния же и житие ведомо есть всем и во Фракии, и в Палестине, и в Фетталии, и Македонии, и Угровлахии, и Полши, и в казаках и зде в царствующем граде Москве; и труди наша и плоди по силе нашей и святей Христовей Восточней Церкви по всей земли — Европии же и Асии прославишася и прославляются, кроме написанных свидетельств святейших патриархов и архиереев, свидетельствующих и житие, и пребывание, и честь, и достоинство наше"*.
______________________
* "Акос", рукопись Московской Синодальной библиотеки № 440, л. 33-35,56,67 об. и 115.
______________________
Таким образом, Лихуды, прибыв в Москву, приняли живое и деятельное участие в волновавшем тогда московское общество споре о времени пресуществления Святых Даров, оказав решительное и существенное влияние на окончательное решение этого спора в строго православном духе, т.е. они содействовали в этом споре окончательному торжеству у нас православной греческой партии над латинствующей. В то же время Лихуды и в вопросе о том, какой язык в московской школе должен занять господствующее положение — греческий или латинский, опять явились энергичными сторонниками приверженцев у нас "греческого учения", доказывая превосходство греческого языка перед латинским, доказывая, что без основательного изучения греческого языка нельзя получить строго православное богословское образование, нельзя настоящим образом изучить и переведенное на славянский язык Священное Писание, а также и творения святых отцов, так что и для русских изучение греческого языка должно быть обязательно на первом месте, в их школах должен всегда стоять язык греческий, а не латинский. Понятно теперь, с какою враждою должны были отнестись к Лихудам сторонники у нас латинского учения, более ярким и крайним выразителем которого был в то время влиятельный Сильвестр Медведев. В своем сочинении "Известие истинное" он всячески силится подорвать авторитет и значение Лихудов, утверждая, что Лихуды обманули, сказав о себе, что будто бы в Москву послали их восточные патриархи, чего в действительности вовсе не было. Лихуды, заверяет он, "не суть православнии, но от еретиков лютеров или кальвинов или от римлян на возмущение нашея православныя веры подосланы, якоже прежде Исидор митрополит". Всячески понося и унижая Лихудов, Медведев в то же время борьбу с Лихудами переводит на общую почву борьбы против всего греческого вообще, силится пошатнуть доверие русских к Православию греков, старается доказать, что печатные греческие книги испорчены еретиками, в чем ученый Медведев вполне сходится с самыми невежественными расколоучителями. "Диавол, — говорит он, — ересьми тяжкими всю Грецию насея, яко там редкий престол бе, при нем же бы разныя ереси не рождалися и не возрастали, и весьма едини других низлагаху со престол силою. Самый же Цареградский престол чрез двесте лет еретиков мерзких монотелитов, несторианов, образоборцов разных времен имаше... Откуду же убо сие? Не отъинуду точию, яко мнози греки люди неправедны, сребролюбцы паче нежели боголюбцы, вящше любят ложь, неже истину". Самый раскол в Русской Церкви появился, по объяснению Медведева, "точию от новых греческих печатных книг, которыя во градех латинские веры и люторские и кальвинские ереси печатаются, и с древними греческими рукописменными книгами не согласуют".
Так старались сторонники латинского учения подорвать во мнении русских всякий авторитет греков, заподозрить самое их Православие, вполне сходясь в этом случае с раскол оучителями. Очевидно, что интересы Православия, интересы насаждения у нас строго православной церковной школы требовали всяческой поддержки Лихудов как сторонников и поборников строго православных воззрений, как насадителей в нашей школе строго православного церковного образования. И действительно, Лихуды и вообще сторонники греческого учения на первый раз победили; Медведев и другие сторонники латинского учения были торжественно осуждены Собором, но, к сожалению, торжество Лихудов, а вместе с ними и торжество всех вообще сторонников греческого учения было у нас очень непродолжительно. Удар по этой ревновавшей о Православии партии неожиданно нанесен был с такой стороны, с которой всего менее можно было ожидать его, — против Лихудов энергично выступил сам Иерусалимский патриарх Досифей.
Лихуды, как мы видели, были посланы в Москву Досифеем, который снабдил их заступительными грамотами и деньгами на дорогу.
Но Лихуды, явившись в Москву, умолчали здесь о своих отношениях к Досифею, показав этим, что у них уже и тогда было какое-то нерасположение к Досифею. Последний, однако, относился к ним и в последующее время очень благосклонно, был вполне доволен всею их московскою деятельностью. Узнав, что русское правительство изъявило готовность признать за Лихудами титул князей, Досифей в письме к ним от 29 апреля 1691 года выражает по этому случаю свою радость: "Радуемся, — пишет он, — о древней рода вашего славе, юже онома боговенчаннейшими и державнейшими святыми цари вы воззвасте". Затем выражает радость по поводу успехов московской деятельности Лихудов: "Радуемся, — пишет он, — о предуспении, еже вами Господь сотвори и творит в том же православном роде, и молим самого Бога, да и отныне превозспосылает сие дело ваше от силы в силу и свопоставит в величайшее, еже по Христе, совершенство". В заключение Досифей, видевший, очевидно, в Лихудах своих доброжелателей и преданных ему людей, просит их вспомоществовать посылаемому им в Москву архимандриту Хрисанфу во всем, что он от них потребует. Но прибытие в Москву архимандрита Хрисанфа (13 ноября 1692 г.) вскрыло истинные отношения Лихудов к Досифею, показало ему, что он сильно ошибался в их расположении к себе. Лихуды не только не выразили охоты в чем-либо содействовать Хрисанфу в Москве, но и отнеслись к нему очень недоброжелательно и даже враждебно. Тогда Хрисанф поспешил написать об этом Досифею. Человек от природы очень горячий и потому нередко действовавший под влиянием первого впечатления, Досифей, искренно и глубоко возмущенный неблагодарностью облагодетельствованных им Лихудов, решился наказать их и послал на них донос в Москву патриарху и царям*. В грамоте к патриарху Адриану от 10 августа 1693 года Досифей пишет: "Аще Бог всех, испытуяй сердца человеческая и видяй и взираяй не на лица, но на сердца, свидетельствовав святыя, яко блази, таже преступившия наказа, якоже Моисеа, Аарона, Мариам, и ины многи от святых; колми паче мы, человецы суще, и свидетельствовавше высокая некая и чудная о Иоанникий и Софронии учителех, зле убо хотящих деяти, подобает не стыдитися нам, но обличати согрешения их. И не есть дивно, аще вы, близ суще их, не весте сущая от них деяния беззаконная, мы же, далеко суще, глаголем сия, понеже един Бог весть всяческая, человецы же, наипаче же о многих поборающе и многая имуще попечения, якови есте вы, возможно вам многое не ведети. И сего ради повелевает Дух Святый, да друг друга исправляем, и сего ради божественный Павел и апостоли возвождахуся во Иерусалим и двизаху пресвитером Евангелие, да не иным проповедавше и в нечесом прельстившеся, сами непотребни будут. У вас суть деяния Вселенских Соборов, и зрите колика и святейший патриарси и инии архиерее писаху друг ко другу, хотяще утвердите друг друга во многих. Мы убо и сия ради вины и яко заступихом чрез грамоты наша и убо повелением нашим приидоша к вам реченнии иеромонаси, понеже уведехом и от архимандрита Исаиа** и от иных многих деямая у них, пишем нужная к целомудрию их великим государем, их царскому величеству, пространно. Пишем же и твоему блаженству по подобающему, яко единому епископу подобает у вас быти — тебе, святейшему патриарху, иже убо некая един, некая же соборне зриши и судиши случающаяся, и пасеши равно своя и странныя тоюжде властию и тоюжде силою, прочий же вси толико страннии, якоже и не страннии повинни суть и подчинении во всем церковному суду. Убо и учители обличи, запрети, да уцеломудрятся, сиречь, не торговали бы, князьями не называлися бы ни они сами, ни дети их, понеже случаем убогие люди (и ремесленные) и непородные и они сами, и родители их, и прадеды их. О школе подобает прилежати, латинскаго же учения весьма не показывати, яко ходатая великих злых, и наконец себе самих знати учители токмо школы, а не иных дел. И аще случится церковное дело, глаголати им вашим повелением, а не приимати им лица судии, и аще случится кое истязание или сумнение по вашему архиерейскому повелению, решити им со всяким тщанием праведно, по преданию церковному, или, паче реши, по евангельской заповеди независтно, яже и вси митрополити российстии сохраниша и во исповедании прежде бывшаго патриарха обдержится. Учители же сии, или ин будет, без великия нужды воли учити или глаголати некая или обще, или народне, или собственна не имели бы, еже бы раздором во Церкви не быти"***.
______________________
* Николай Спафарий писал боярину Головину в 1701 году: "Святейший (т.е. Досифей) зело гневен на меня за то, будто мы умаляем его честь и бережем Рязанскаго (т.е. Яворского), а его письма не брежем. Я природу его ведаю из молодых лет: запалчивый таков, что и в алтаре никому не спустит. Отпиши к нему, потому что он вашей милости в письме пеняет, что ни малой отповеди от вельможности вашей не получил; он любит частую корреспонденцию и еще мнит и то, что не все переводим, о чем пишет: так греки-воры его информовали ложно, а он верит, в том легкий, кто что скажет и верит. И того ради на всякую статейку учини ему отповедь, и так утолится гнев его: он ярливый, но скоро уходливый по природе" (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. XV. С. 125).
** Исайя, архимандрит Павловского Афонского монастыря, приезжал в Москву в 1688 году с грамотами от прежде бывшего Константинопольского патриарха Дионисия, Сербского патриарха Арсения и Валахского господаря Щербана с просьбою, чтобы государи освободили их от турецкого ига. Возвращаясь из Москвы, Исайя был арестован в Австрии и заключен в венскую тюрьму. Когда Иоанникий Лихуд возвращался через Вену в Москву из Венеции, то Исайя просил его похлопотать в Москве перед государями об его освобождении. Но Иоанникий не исполнил его просьбы, почему Исайя и нажаловался потом Досифею на Лихудов (см. нашу статью: "Приезд в Москву Павловского Афонского монастыря архимандрита Исайи в 1688 году // Прибавления к Творениям святых отцов 3 [1889]).
*** Непереплетенный сборник Московской Синодальной библиотеки № IV, л. 59-61. Досифей писал особое письмо и к самим Лихудам, в котором говорит: "Вы (Лихуды) пришли в Византию и пристаете к нам, и мы вас приснабдевали и словом, и делом, чающе вы добрые люди, якоже являше тогда образ и словеса ваша; сего ради и послахом вас овамо, наипаче же дахом вам и грамоты заступительныя" и затем указывает на те же самые их проступки, какие он перечисляет в грамотах к патриарху и царям (это письмо Досифея к Лихудам напечатано в приложении к "Истории Славяно-греко-латинской Академии" С.К. Смирнова).
______________________
Писал Досифей особую грамоту с обвинениями против Лихудов и государям. В ней Досифей заявляет, что Лихуды, живя в Москве, совершили, по его мнению, следующие преступления: 1) захватили в свою пользу имущество после умершего иеродиакона грека Мелетия, которое тот будто бы отказал Святому Гробу, причем Иоанникий ездил будто бы торговать на деньги Мелетиевы в Венецию; 2) Лихуды присвоили себе и своим детям титул князей, который им вовсе не принадлежит, как людям самого простого рода; 3) при отправлении в Москву им приказано было учить в московской школе одному только греческому языку, а они учат в Москве и латинскому; 4) они мало и нерадиво занимаются учительством, мало обучили учеников и притом учат их не настоящим наукам, "а забавляются около физики и философии"; 5) приезжающих в Москву греков одних они заступают и помогают, а других унижают и оклеветывают, причем бесстыдно говорят, что на Москве они глава грекам; 6) наконец, они взяли под свою защиту и покровительство "священнократца и латино-мудрственника", называющего себя епископом, некоего Акакия*.
______________________
* Грамота Досифея к царям с обвинениями против Лихудов напечатана Туманским в Х-м томе его "Записок о Петре Великом".
______________________
Большая часть предъявленных Досифеем обвинений против Лихудов основывалась или на недоразумении и неточности сведений, полученных Досифеем о Лихудах, или же на неверном представлении вообще о том положении, какое они занимали в Москве.
Досифей прежде всего обвинял Лихудов в том, что они захватили имущество умершего иеродиакона грека Мелетия, которое тот будто бы обещал отказать святому Гробу, и что Иоанникий Лихуд ездил торговать на Мелетиевы деньги в Венецию. Действительно ли Мелетий обещал отказать свое имущество святому Гробу, неизвестно, но зато вполне известно то, что Мелетий сам назначил Лихудов своими душеприказчиками и никакого завещания в пользу святого Гроба не оставил. В качестве душеприказчиков Мелетия Лихуды после его смерти составили подробную опись всего его имущества и представили ее куда следует — сумма всего оставшегося равнялась 4305 рублям 30 алтынам и 10 деньгам. Часть этой суммы была израсходована на погребение и обычное поминовение Мелетия, причем Лихуды представили от себя подробную роспись, на что, сколько и когда они истратили при погребении и поминовениях Мелетия. Затем приказная запись 1692 года говорит: "В прошлом во 194 (1686 г., когда умер Мелетий) году по указу блаженныя памяти святейшаго патриарха кир Иоакима на школьное строение богоявленскому архимандриту Никифору дано (из Мелетиевых денег) порознь 2000 рублей, да ему ж в недостаток тех денег 50 рублей (дано)". Значит, почти целая половина оставленных Мелетием денег по особому распоряжению патриарха Иоакима была истрачена на постройку зданий Славяно-греко-латинской Академии, часть их затем пошла на покрытие издержек по погребению и поминовению, часть на покрытие его долгов, так как к Лихудам как к душеприказчикам Мелетия предъявлен был иск со стороны некоего торгового грека Юрия Юрьева, который доказывал, что он участвовал своими деньгами в торговле, производимой умершим Мелетием, и что тот будто бы не успел с ним как следует рассчитаться*. При таких условиях трудно становится допустить, чтобы Лихуды, как уверяет Досифей, действительно захватили себе все богатства Мелетиевы и чтобы на Мелетиевы деньги Иоанникий ездил торговать в Венецию, тем более что поездка Иоанникия в Венецию, как хорошо известно, предпринята была им по приказу царя для выполнения царских поручений, а не для торговли. Очевидно, Досифей обвинял в этом случае Лихудов только на основании дошедших до него не совсем достоверных слухов. Второе обвинение Досифея против Лихудов заключалось в том, что "они, учители, прельстили божественную державу и пишутся князьями", почему Досифей просит царей, "дабы божественнейшие царские грамоты, которые утвердили то звание, чтоб взяты были назад и чтоб учинился указ такой, дабы ни их, ни детей их никто не называл князьями". Но, во-первых, не сами Лихуды, а дети Иоанникия, Николай и Анастас, хлопотали, чтобы за ними признан был княжеский титул, почему и в царском указе 7 февраля 1692 года повелевается двоих сыновей Иоанникия принять на службу "и писать их (т.е. Николая и Анастаса, а не самих Лихудов) в указех, и в списках, и во всяких делах княжеским именем, а по прозвищу Лихудиевыми"**; сами же Лихуды никогда у нас не писались и не титуловались князьями. Во-вторых, в 1691 году в письме к Лихудам сам Досифей выражал свою радость и удовольствие, что цари готовы признать за Лихудами титул князей. "Радуемся, — писал тогда он, — о древней рода вашего славе, юже онамо боговенчаннейшими и державнейшими святыми цари вы воззвасте". Значит, в то время сам Досифей признание за Лихудами титула князей считал делом не только законным и правым, но и радостным, и, конечно, ничего не находил в нем преступного или просто предосудительного.
______________________
* Дело о наследстве Мелетия находится в Греческих делах 7194 г. № 8, 7200 г. № 2; ср.: Греческие статейные списки, № 10, л. 218, об. 219.
** Греческие дела 7208 г. № 2.
______________________
Третье обвинение против Лихудов заключалось в том, что они, по мысли отправившего их в Москву Досифея, должны были учить в московской школе только греческому языку, а между тем они, приехав в Москву, стали учить здесь в школе и латинскому языку. Выше мы уже указывали на то обстоятельство, что Досифей крайне нерасположен был к латинам и ранее уже писал и патриарху Иоакиму, и царю Феодору Алексеевичу, и иеромонаху Тимофею, начальнику Типографского училища, чтобы в московской школе обучали только одному греческому языку и ни под каким видом латинскому ввиду того, что латинский язык мог сделаться опасным проводником в русскую православную среду латинских новшеств и воззрений. С особою силою Досифей указывал и теперь царям на весь тот вред для православных, какой может произойти и несомненно произойдет от изучения латинского языка в московской школе. "Латины от того времени, — пишет он царям, — что отлучились от Кафолические Церкви, учинили многая обновления, и потом, учившеся еллинскую мудрость, многие книги писали льстивою мудростию и оправдают себя, в которых и всякую добродетель отлагают и всякое зло прощают, токмо на то смотрят, чтоб прельстити простых принимати папежскую веру, тожде рещи безбожство. Второе, кальвины и лютераны, которые суть нечестивейшие всех еретиков и притворяются, будто делают, как повелевает Святое Писание, однакожде и они пишут на тайны и на святые отцы многие книги мудропрелестныя и вымышленные, дабы могли прельстити простейших. Третие, паписты имеют меж собою многих безбожных, которые писали и пишут многие книги по учению безбожного Епикура и учат многими лукавствы безбожства. Четвертое, тот езуит, который прежде всех был в Китайском государстве, той был утаенной и нечестивой, и сего ради и притворялся, будто пишет историю государства того, и меж тем пишет, что имеют китайцы лета начало от осьми сот тысяч лет — и иные такие безбожности блядословят. Пятое, паписты пишуще утвердити новые свои вымыслы иногда святых зле протолкуют, а иногда оклеветают их и Святое Писание зло протолкуют и иными лукавствы и неведомыми историями радеют утвердити ереси свои, и сия вся, кто прочтет, суще немудрый и неученый, чтоб могл разсудити, прельщается, обманывается и сердце его остужается, и падает в су мнение веры". Ввиду всего этого Досифей просит государей решительно возбранить "учение латинское" в московской школе. Но, во-первых, Лихуды учили в Москве латинскому языку уже восемь лет, что хорошо было известно и Досифею, однако ранее он не только ничего не находил в их деятельности предосудительного, но и относился к ней сочувственно и с одобрением. "Радуемся, — писал он Лихудам уже в 1691 году, — о предуспении, еже вам Господь сотвори и творит в том же православном роде, и молим самого Бога да и отныне превоспосылает сие дело ваше от силы в силу и свопос-тавит в величайшее еже по Христе совершенство". Во-вторых, Досифей требовал, чтобы в московской школе совсем не учили латинскому языку. Но решительное изгнание из школы латинского языка было такой крайностью, на какую не решались даже и самые горячие поклонники у нас греческого учения, и они допускали изучение в школе латинского языка с тем лишь только условием, чтобы ученики наперед обучились греческому языку, а потом уже переходили к изучению латинского языка. Так именно и поступали Лихуды, сообразуя свое преподавание с требованиями и нуждами русского общества. Они хотя и преподавали в московской школе латинский язык, но главное и преимущественное значение в ней усвояли греческому языку, который был господствующим языком школы, почему она и носила при Лихудах, с этой стороны, строго греческий характер. Но мало того что Лихуды были убежденными сторонниками греческого языка, они, как мы видели, были решительными, энергичными и авторитетными противниками латинствующей у нас партии, смелыми обличителями ее неправославных тенденций, так что преподавание Лихудами в московской школе латинского языка никак не вредило и не могло вредить Православию русских, наоборот, в молодой русской школе, благодаря Лихудам, насаждалось и крепло именно греческое, строго православное направление.
Четвертое обвинение против Лихудов состояло в том, что они вместо того, чтобы "учити грамматику и иныя учения, забавляются около физики и философии". Нужно заметить, что Досифей был врагом светского образования и сторонником образования исключительно церковно-религиозного. В своем окружном послании к членам Южнорусской Церкви в 1678 году он решительно восстает против всякой философии, против всякого знания, не основанного прямо на Священном Писании и церковном Предании. "Философия, — пишет он, — великий вред, егда писанию святому смешается...
Аще убо братие от философии начнем глаголати вам — испразднение есть кресту... Якоже братия моя занеже от премудрости и философии мира сего аще писати вам будем слово утешения, есть истощания, тожде реши: запрение креста Господня, и паче раззорение, нежели зидание от отец"*. В грамоте к патриарху Иоакиму Досифей пишет: "Философские наши книги научили нас в начале нечестию, Евангелие же да-де нам спасение — довлеет сие. Сице вас нецыи оклевещу ют, яко неученых, рцыте с Павлом: не срамляемся Евангелием Христовым, сила бо есть всякому верующему во спасение; и паки: несть сия мудрость сходящая от Бога, но земная, душевная и учительная, глаголет другий апостол. И Павел паки: вера наша не в премудрости человеческой, но в силе Божией, понеже да не испразднится крест Христов". Ввиду такого отношения Досифея к светским наукам, к мудрости мира сего вполне естественно было, что он восстал против Лихудов, которые "забавляются около физики и философии". Но на вопрос, чему же и как следовало обучать в московской школе, Досифей отвечает очень неопределенно. "Подобает учинити указ такой, — пишет он, — чтоб один из них (Лихудов) учил свободных учений, а другой граматику во все дни недельные, а праздновати недельные дни, и государские праздники, и Великую, и Светлую неделю, а во иные праздники не праздновали, но всегда б учили учеников. Но и в недельные дни и в государские праздники приказали б ученикам прятися меж собою, дабы училися образ диалектику. И по вся месяцы блаженнейший патриарх при существующим при блаженстве его и никем от преславного сигклита и обретающеся там ученые люди и так истязати, что учинили в том месяце ученики; и к тому истязати порознь учеников, чему училися, и радеют ли, и всегда ль пребывают в школе, и праведная чтоб хвалили, а преступления укоряли, и всякими образы исправляти их; и тако будет приращение и учение школы и великих государей жалованье дано будет не всуе". Указания предметов и программы их преподавания здесь очевидно нет. В известной "Привиллегии на Академию" предполагалось преподавать в московской школе "науки гражданские и духовныя, наченше от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной, естественной и нравной, даже до богословии, учащей вещей божественных, и совести очищения постанови. При том же и учению правосудия духовнаго и мирскаго и прочим всем свободным наукам, ими же целость Академии, сиречь училищ, составляется, быти"**. Если Лихуды считали себя обязанными выполнить хотя бы отчасти предположенную "Привиллегией" программу школьного преподавания, то они прямо обязаны были "забавляться около физики и философии", а не низводить школьное обучение до изучения только грамматики и некоторых других наук, которых Досифей даже и не называет, только глухо выражаясь, чтобы один из Лихудов "учил бы свободных учений, а другой граматику". К обвинению Лихудов в том, что они "забавляются около физики и философии", Досифей присоединяет и еще обвинение, будто бы они учат нерадиво, без достаточного прилежания, так что из их учеников "не токмо кто учинился учитель, но которые что и учили, и то не добре памятствуют, понеже без прилежания им учение предавали". Но и это обвинение несправедливо: Лихуды с усердием проходили в московской школе разные науки, и из их школы вышло несколько вполне образованных воспитанников, заявивших себя особенно переводными трудами. Сам архимандрит Хрисанф невольно засвидетельствовал ту истину, что ученики получали у Лихудов солидное образование, когда советовал патриарху Адриану отрешить Лихудов от преподавания в школе, поручив его их воспитанникам Николаю Семенову и Федору Поликарпову.
______________________
* Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 11-32.
** Древняя вивлиофика. Т. VI. С. 402.
______________________
Пятое обвинение Досифея против Лихудов состояло в том, что они многих, "которые приезжают там отселе монахов некиих заступают и помогают, а иных уничижают и оклеветают, многим же безстыдно говорят, что они на Москве у греков особо и глава". Ввиду этого Досифей доказывает, что на Москве всем приезжим духовным грекам один есть глава — Московский патриарх, что учителям должно сидеть в школе, "а не так, яко государем, но яко старцам смиренно и не гордо", чтобы они не представляли из себя "особу судии", но во всем безусловно подчинялись Московскому патриарху. Все это обвинение состоит из одного недоразумения. Дело в том, что ввиду множества просителей милостыни, постоянно являвшихся в Москву с православного Востока, и ввиду возможных злоупотреблений и обманов с их стороны русское правительство всегда старалось иметь под рукою такого доверенного грека, который бы, зная православный Восток и имея там связи и сношения с разными лицами, мог бы давать правительству, особенно в случаях сомнительных, сведения о являющихся в Москву просителях милостыни. Понятно, что такое лицо своей рекомендацией могло в известных случаях одному посодействовать в получении большей милостыни, другому отказать в своем содействии и тем затруднить ему получение такой милостыни, на какую он ранее рассчитывал; понятно также, что просители, являясь в Москву за милостынею, спешили прежде всего заручиться расположением доверенного у правительства лица. Когда Лихуды приехали в Москву и заняли здесь прочное и влиятельное положение, то наше правительство в некоторых случаях и стало обращаться к ним за справками относительно приезжавших в Москву за милостынею лиц, почему Лихуды являлись как бы посредниками между правительством и приезжими греками, которые и сами стали обращаться к Лихудам как знающим московские порядки и могущим быть для них во многих случаях полезными. Естественно, что роль посредников создала Лихудам из приезжих греков многих врагов, так как некоторым казалось, что Лихуды недостаточно заботятся об их интересах или что они даже противодействуют им, наговаривая на них московскому правительству и т.п. Отсюда жалобы на Лихудов Досифею, конечно, в преувеличенном виде, в известной окраске, а Досифей поверил этим жалобам и представил себе дело так, что будто бы Лихуды присвоили себе в Москве право судить и рядить о всех делах приезжих греков, являясь в Москве их главами и судьями, чего в действительности вовсе не было.
Шестое и последнее обвинение против Лихудов состоит в том, что они "без страха Божия учинили противно правилам и истине и потщилися утвердити священнокрадца и латиномудрственника и предателя благочестия — праведного и благочестивого, будто для того, чтобы не унижался греческий род, яко имеет и злых людей". Под "священнокрадцем, латиномудрственником и предателем благочестия" Досифей разумеет некоего епископа Акакия или Арсения, из-за которого особенно обострились отношения между Досифеем и Лихудами. Об Акакии в Москве возникло целое дело, очень неблагоприятно повлиявшее на положение Лихудов.
Восьмого марта 1693 года архимандрит Хрисанф, находившийся тогда в Москве, прислал в Посольский приказ два письма, из которых одно на греческом языке писано было к Хрисанфу от Андрусского епископа Арсения или Акакия, который находился в то время во Львове, прибыв туда из Венеции. Епископ называет в письме Хрисанфа своим двоюродным братом и говорит, что он, находясь во Львове, услыхал о проезде Хрисанфа в Москву, почему и заклинает его именем Бога вышнего и душою общего великого их дяди и госпожи-тетки, чтобы он не был против его, так как и он, епископ, тоже собирается ехать в Москву. От дяди же своего (т.е. Досифея), пишет епископ, никакого добра не видали, что хорошо знает и сам Хрисанф, о котором епископ отзывается, что он был и будет похвалою и столпом святого Гроба и своей отчизны. Письмо было помечено 11 января 1693 года и имело подпись: "прежде бывший епископ Андрусский Арсений". Вместе с этим письмом Хрисанф прислал в Посольский приказ и другое письмо, заключавшее в себе докладную записку самого Хрисанфа, в которой он объясняет, кто такой был именующий себя Андрусским епископом Арсением. "Человек сей, — писал Хрисанф, — который идет сюда под именем епископа и говорит, что имеет при себе часть Честнаго Древа, родился в Пелопоннесе и пришел в Иерусалим, только не знаю в каком году, мирянином или чернцом, поставлен был диаконом и служил брату патриаршему, старцу Каллисту, который мне дядя. Он обокрал у него келию и бежал в Кипр и другие острова и там выдавал себя за иерусалимского старца и просился отплыть с поклонниками на корабле, как бы в Иерусалим. На море за тем кораблем погнались разбойники. Тогда он уверил поклонников, что монахов разбойники не грабят, и взял у них на сохранение все деньги, и как приблизился корабль разбойнический, он перескочил на него, говоря разбойникам, что пойдет с ними во французскую землю. И так ушел, взяв животы бедных христиан, которые о том разсказали в Иерусалиме. Долго об сем не было слышно, а когда Морозини, князь венецианский, был в Морее, представил он ему подложные письма как бы от блаженнейшаго патриарха, как бы посланный от него в некоторые монастыри наместником; и по тем ложным письмам стал владеть монастырями и наделал много бед. Случилось, что Морозини посылал в Царьград одного иеромонаха тайно просить патриарха Цареградского о перемене митрополита Навплийского, которым был недоволен, и слыша, что Иерусалимский имеет великую силу на Соборе, писал к нему, что грамоты его принял (присланные с Арсением) и потому просил порадеть о его деле. Но патриарх, узнав из сих писем, что это беглец и что по страху от турок нельзя послать из Царьграда нового митрополита, отпустил без ответа пришедшаго к нему иеромонаха. Потом слух прошел, что диакон сей сделался епископом. Патриарх послал в Мо-рею Газского митрополита, который подробно известил об нем, и его низвергли соборно с епископства; но как он попал в Венецию и во Львов — не знает. Посему Хрисанф просит, чтоб великие государи приказали держать епископа на рубеже и письма отобрать, чтобы видеть, с чем идет и есть ли у него патриаршее прошение, если нет, то не только не впускать его, но и Честное Древо отобрать, ибо "украл его у святаго Гроба, а притом и наказание учинить и не отпускать его назад, а только бы дать место, где душу спасти".
Между тем 18 марта в Москву приехал сам епископ Арсений и поставлен был на Калязинском подворье. В Посольском приказе он заявил, что ехал на Венецию и, пробыв там, слышал, что монастырь его разорен турками, которые расхитили всю церковную утварь. Во епископа он поставлен Монемвасийским епископом Григорием в Андрусскую епархию тому уже пять лет, и ставленная грамота у него есть, а в Москву приехал для милостыни. В Иерусалиме он был мирянином, оттуда пошел в Царьград и с год жил у патриарха Досифея и с его благословения отошел в Кипр, где посвящен в иеромонахи, а оттуда переехал в Морею. Когда его спросили об имеющемся при нем Честном Древе, то епископ показал, что при нем есть часть оного, ради святыни и исцеления болящих, что он приобрел ее в Иерусалиме, живши у брата патриаршего восемь лет, который был ему двоюродный дядя и любил его как сына и благословил его сим Крестом, и многие получали от него исцеление. Бывши в венецианском лазарете и увидев здесь одного беснуемого солдата, осенил его трижды тем Крестом, и тот исцелился. И у самого епископа дорогою опухло лицо, он попросил архимандрита, ему сопутствовавшего, осенить его Честным Древом — и болезнь миновалась. Просили еще в приказе у епископа списка мощам, какие находились при нем, но дать его он отказался, заявив, что держит мощи у себя как неоцененное сокровище, ставленную же свою грамоту предъявил. Епископа подвергли допросу относительно обвинений, возведенных на него Хрисанфом, и в то же время спрашивали его, почему на ставленной его грамоте три печати и под одним гербом и две восковые отнятые и чьи они? Относительно ставленной грамоты епископ показал: три печати на ней потому, что диакон митрополита Монемвасийского, поставившего его во епископы, не умел хорошо запечатать, потому и герб один. Затем епископ заявил, что извержен он никогда не был и быть не мог от Иерусалимского патриарха, потому что не в его области и незачем ему просить у него прощения. Когда он был при Досифее, тот сам дал ему отпустительную грамоту в Морею на его родину. "Свидетельствуюсь совестию, — заявлял епископ, — что никогда не был извержен", и как на свидетелей своей правоты он ссылался на жившего в Венеции при Греческой Церкви митрополита Филадельфийского Мелетия и на всех архиереев Морейских. Они в Венеции вместе с ним ставили Сербского епископа в Далмацию, чего бы не могло быть, если бы он был извержен. 26 мая государи повелели сослать епископа Арсения под начал в Новоспасский монастырь, пока не отпущен будет из Москвы архимандрит Хрисанф для того, чтобы по злобе своей не сделал Арсений грабежа у него в Польше через противников православной веры римлян. Епископу же запрещено было видеть "царские очи", пока о нем не придут свидетельства восточных патриархов; до того же времени велено было отобрать у епископа Честное Древо и передать его в Успенский собор. Между тем Досифей, получив известие о намерении Арсения или Акакия, отправиться в Москву, от 5 мая 1693 г. писал патриарху Адриану: "Во Иерусалиме был некто диакон и от злобного своего жития убеже, и не знаем како, где и когда хиротонисася епископ. Потом ходил по немецким городам, составляя себе грамоты ложныя, что будто послан из Иерусалима ради собрания милостыни, потом, пришед в Вену к цесарю, таяжде чинил. Он же, епископ, учинил много зла Сербскому архиепископу Арсению и всем с ним сербяном... Потщитесязаслатитого епископа куды-нибудь, чтобы людем от него покой был". Узнав затем, что Акакий или Арсений действительно прибыл в Москву, Досифей от 15 июля посылает Адриану новую грамоту, в которой уже подробно сообщает, кто такой был епископ Акакий или Арсений и какие преступления совершил он. По словам Досифея, Акакий прибыл в Иерусалим мирским человеком "и обещался работати нашему родному брату, монаху Каллисту", у которого он украл потом часть животворящего древа и бежал в Кипр, где был рукоположен во иереи. Из Кипра он бежал в Пелопоннес, "иде-же дав сто ефимков митрополиту Монемвасийскому", поставлен был от него епископом Андрусским помимо всяких канонов. Узнав об этом, он, Досифей, вместе с патриархом Константинопольским и Собором "отлучихом его и анафематствовахом яко святокрадца и несвященна, яко наругателя и торгующа великим священства саном и таинством". Но Акакий вместо того, чтобы покаяться, "приложи зло ко злу": составил подложные грамоты и назвавшись митрополитом Иоппским, будто бы посланным от Иерусалимского патриарха за сбором милостыни, отправился в Венецию, где и присвоил себе сто золотых, завещанных одним христианином святому Гробу. Из Венеции он прибыл в Вену, "идеже совокупися тутошнему кардиналу, поведа ему папежство", так что кардинал стал ему давать содержание от себя и, кроме того, одарил его подарками. Но, попущением Божиим, Акакий в Вене "обличися в падении с некоею блудницею, сего ради искаша его озлотворити". Тогда он бежал из Вены к сербам, живущим в Венгрии, и, выдавая себя за епископа Иоппского, посланного Иерусалимским патриархом, стал собирать милостыню для святого Гроба. Сербский архиепископ Арсений усомнился в его правах сборщика и потребовал от него рекомендательную грамоту Иерусалимского патриарха, которую тот дать ему, конечно, не мог, и кроме того, обличал его за соединение в Вене с латинами. "Он же, яко злохитрый, хождаше в народ и глаголаше, яко архиепископ завиствует Гробу Господню и милостини его препинает, и возмути народ на архиепископа и тако по неволи (насилием) совершал толикая освящения и литургии и собрал милостыню ко Гробу Господню". В заключение Досифей пишет об Арсении, что он "священнокрадец, изгнан, отлучен, извержен и анафематствован от Соборного уложения; прелестник есть, понеже называется Иопскии; нечестив есть, понеже овогда прилагается к латином и служит (с ними), овоща к православным; клеветник есть, понеже глаголет, яко послан есть от Гроба Господня; тать есть, яко вторый Иуда, понеже просит и собирает милостыню от христиан на Гроб Господень, иждивает же на студодеяния своя. Сего ради Честное Древо, еже украде в Иерусалиме, возмите от него ваше блаженство и сохраните, ид еже хощете, а его, Акакиа, пошлите куды ни есть подале в монастырь, чтобы ему тамо обитати безвыходно заключенно, авось либо на покаяние приидет, зане аще отманится от вас, прямо пойдет в Рим к папе, таже будет ходи-ти и прелыцати православных и подвизати на униатство, яко же мнози творят в Унграх и в Польши и ины мнози во многих местех".
Эта грамота Досифея не произвела, однако, на патриарха Адриана того впечатления, на какое рассчитывал Досифей: обвиняемый им епископ не был сослан, а по-прежнему оставался жить в московском Новоспасском монастыре. Дело в том, что в Москве Акакия взяли под свою защиту Лихуды, которые всячески старались обелить епископа от обвинений, возведенных на него Хрисанфом и Досифеем, и даже обещались представить патриарху Адриану грамоты Константинопольского патриарха, которыми бы вполне оправдывался обвиняемый епископ. Ввиду этого архимандрит Хрисанф, уезжая из Москвы (в январе 1694 г.), обратился к государям с особою челобитной, в которой, указывая на самозванство епископа Арсения, на то, что Досифей подробно писал о его преступлениях патриарху Адриану, просил сослать его куда-нибудь подальше и ни под каким видом не давать ему свободы, так как если отпустить его на свободу, то он будет клеветать перед турками на Иерусалимского патриарха и сделает то, "что турки патриарха Иерусалимского умертвят и всех, которые при нем живут, перевешают или на кол посадят, если хотя и мало что услышат, что патриарх сюда грамоты посылает, и наипаче тому поверят, когда услышат, что архимандрит был в Москве". Далее Хрисанф заявлял: Арсений хвалится, что ожидает из Царьграда патриарших оправдательных грамот, "потому что ему обещались исходатайствовать такия грамоты школьные учители Иоанникий и Софроний Лихудиевы, и то верно, что они стараются получить сии грамоты, чтобы епископу отсюда выйти и учинить какое-либо зло патриарху Иерусалимскому и его престолу за то, что святейший писал о них к царскому величеству правду, о неправедном искательстве ими княжескаго достоинства и о неприлежании их в учении. Посему, гневаясь на него, хотят всяким образом ему отмстить и в челобитной пишут, чтобы государи велели его отпустить из Москвы судиться с патриархом Иерусалимским. Это прошение поистине достойно смеха или слез, и хотят показать они свою скверную гордость или явную глупость: будучи простыми старцами, домогаются судиться с апостолопрестольным патриархом — и кто их прошению не посмеется и их самих не обругает? Они не только с ним судиться, но и явиться к нему не посмеют, ибо сейчас там каторгу узнают и испытают за свое безумное дерзновение; посему и стараются подкупить, чтобы о низверженном епископе пришли грамоты из Царь-града и хотя бы чрез него учинить какое-либо мщение Иерусалимскому престолу клеветами у турок. Но такия грамоты не могут прийти, кроме разве подложно составленных подкупом, а если бы и пришли, то нельзя не подвергнуть особому разсмотрению от таких злонравных людей, потому что патриарх Иерусалимский ложно и затейливо таким государям писать не станет, и он по своему патриаршескому лицу наипаче заслуживает веры". В заключение Хрисанф просит государей не отпускать епископа из Москвы, а заточить его навсегда в какой-нибудь дальний монастырь. Со своей стороны и Акакий, руководимый и подкрепляемый Лихудами, подал государям челобитную, в которой заявлял: "По древней лести диавольской позавидовал архимандрит Хрисанф, что привез он (Акакий) ради царскаго здравия некую часть Честнаго Древа и иныя святыя мощи, и присылал к нему своего человека, чтобы никому о том не объявлял, если хочет себе добра. Он же не хотел изменить своего намерения и потому оболгал его Хрисанф в Посольском Приказе, будто все, что он привез, краденое". Акакий умоляет царей освободить его из заточения и запретить Хрисанфу писать о нем к патриарху Досифею, что будто бы он на него клевещет, "ибо тогда патриарх грамотою своею его конечно погубит". На эту челобитную Акакия, благодаря , конечно, ходатайству Лихудов, последовала от государей очень милостивая резолюция: Акакию велено было давать в Москве обычное для архиереев-просителей содержание и сверх того ему дано было 10 рублей на милостыню, "так как святыню свою не повез он к польскому королю или венецианскому князю, но к ним, великим государям". Но Досифей не мог, конечно, уступить в этом деле Лихудам и тем уронить свое значение и авторитет в Москве. В сентябре 1694 года Досифей обращается с особою грамотою к государям, в которой опять подробно описывает все похождения Акакия и просит немедленно заточить его в дальний монастырь. Вместе со своей грамотой Досифей прислал государям и грамоту Константинопольского патриарха, содержащую в себе соборное осуждение и низложение Акакия. Ввиду этого бывший епископ Арсений или Акакий был сослан в Казань, где он, вероятно, и умер*.
______________________
* Греческие дела 7201 г. № 38 // Непереплетенный сборник Московской Синодальной библиотеки. № IV, л. 50, 62 — 65.
______________________
Дело о епископе Арсении сильно повредило Лихудам, показав, что они действительно, как писал Досифей, покровительствуют в Москве грекам крайне сомнительной репутации. Кроме того, это дело вызвало открытое резкое столкновение между Лихудами и Иерусалимским патриархом, так что нашему правительству пришлось выбирать между двумя ссорившимися сторонами. Конечно, Лихуды были в Москве люди нужные и полезные, их деятельностью наше правительство было вполне довольно, и ему тяжело было удалить их из школы только ради гнева на них Досифея и Хрисанфа. Но, с другой стороны, правительство сильно дорожило и своими добрыми отношениями к Досифею, который был самым ревностным сторонником и слугою русских интересов в Турции — это был человек решительно незаменимый для нашего правительства, которым никак нельзя было пожертвовать ради Лихудов, почему последним и пришлось поплатиться за свою борьбу с Иерусалимским патриархом.
Архимандрит Хрисанф, проживший весь 1693 год в Москве, настаивал перед патриархом Адрианом, чтобы он удалил Лихудов из школы. Но Адриан не соглашался на этот решительный шаг, ссылаясь на то, что с удалением Лихудов школа вовсе останется без учителей. Тогда Хрисанф решился устранить это препятствие, лишь бы только добиться удаления из Москвы ненавистных ему Лихудов. Проживая по выезде своем из Москвы в Батурине у гетмана, Хрисанф от 20 мая 1694 года писал патриарху Адриану: "Николай Спафарий писал ко мне, что азбуки греческие и латинские готовы и будут-де присланы к Москве в июле месяце; и се и июль близ есть, и ко книгам нужда есть до справщика, понеже труд над ними великий. Сего ради да благоволит ваше всесвятейшество прислати ко мне писание на имя владыки моего или ко мне о таковом человеке, хотя чрез Спафария или Николая Семенова, аще не благоволиши от своего лица, и потому писанию пришлется от нас не мешкав человек искусный и довольно испытанный во всем, и в науках совершенный, и дондеже книги будут исправлятися и печататися, той же человек и первым учеником может удобно и философию показати, и един человек, и во едино время, и за единым жалованьем и книги справятся, и ученики совершенны в науках будут, и впредь от иноземцов ничего не востребуете. А дондеже пришлется от нас таковый человек, может учити последних учеников Николай и Феодор до философии, и сие сотворится без всякаго коснения, аще изволиши свою архипастырскую грамоту о сем человеке прислати, или Николаю Семенову прикажи написати ко мне и тако будет. Тем же да благоволит ваше всесвятеишество о сем ответ дати, дондеже есмь зде (т.е. в Батурине)"*. Патриарх Адриан, как видно, через Николая Семенова ответил на предложение Хрисанфа прислать для московской школы нового учителя полным согласием, так как Хрисанф от 24 октября того же 1694 года опять из Батурина писал Адриану: "Будет всесовершенно пещися блаженнейший мой владыка (т.е. Досифей), яко же благоволил еси, еже бы человека довольного во учении прислати, который могл бы и школу держати, и книги исправляти, и будет вашему всесвятейшеству раб и подножие ног ваших. И прислан будет таким поведением, что в малом времени Божиею помощию совершенных учителей поставит из первых учеников, и потом паки возвратится во своя. И присланы с ним будут грамоты имянно к великим государям и к вашему святейшеству". Затем Хрисанф пишет и о Лихудах: "На последок же о дву твое всеблаженство молю: перво, что если сии проклятии волцы (т.е. Лихуды) избавятся, еже не буди, в школу бы паки не входили, за то, что злый всегда зол и добра от него не будет. И о втором молю, чтобы школа непраздна была, но чтоб прежде реченнии ученицы учение давали, сколько сами прияли, и доволен есть раб ваш Николай таковое дело управляти, дай Боже и другим толико научитися, елико словесность его знает. И аще ваше святейшество о иных учителех сумневается, благоволи спросити Николая Спафария, яко ученого человека и правдиваго, за что и блаженнейшему моему владыке крайний друг, и не учинит лицеприятства пред вашим лицем крайним ни о сих (т.е. Лихудах), ни о хотящих быти"**. Поверив этому решительному заявлению Хрисанфа, что новый учитель для школы немедленно будет прислан в Москву, патриарх Адриан удалил Лихудов из школы, поручив временное преподавание в ней, до прибытия нового учителя, Николаю Семенову и Федору Поликарпову. Но в Москве напрасно ждали нового учителя, который бы заменил собою Лихудов. В мае уже 1696 года Досифей пишет патриарху Адриану: "Учителя и справщика не прислали еще труднаго ради времене, зане зде не токмо ныне писал бы кто к вам, или послал бы кто человека, но кто бы и имя ваше из уст изнес, смертную казнь приимет"***. Не присылая на место Лихудов нового учителя, Хрисанф, однако, продолжал настаивать, чтобы Лихуды были высланы из Москвы и отправлены куда-нибудь в заточение, пребывание их в Москве (они по удалении из школы переведены были в типографию, где обучали желающих итальянскому языку), вблизи царя и патриарха, казалось Хрисанфу опасным. От 8 июля 1696 года Хрисанф пишет патриарху Адриану: "Епископ Акакий или Арсений много зла противная писал чрез некия люди ко французскому резиденту, который есть в Царьграде, как аз посылан от Иерусалимского патриарха к Москве, дабы Московский царь возстал и воздвиг брань на турка и иная многая. И божественным смотрением такия письма, не дошедше к резиденту, попалися некоему благочестивому, и видя он, что с Москвы к резиденту французскому, распечатал и прочел такия наветы на патриарха и на меня, скрыл те письма, Всемогущий избавил нас от напасти. Еще же и учители, обретающийся при вас, не престают содеяти таяжде чрез многая средства, но спасаемся. Тем же просит блаженнейший мой владыко (Досифей), дабы того епископа изволил ты сослать в дальнее некое место, и чтоб ему чернил и бумаги отнюдь не давать; такожде и о учителях, зане в таковом времени могут проис-ходатайствовати нам всем всякое бедство. И егда будет мирнее, аще благоволит Господь, тогда будет иное управление. О сем просит владыко мой (Досифей), и да будет яко же изволит ваше всесвятейшество"****. Эти настоятельные требования со стороны Хрисанфа и Досифея сослать в заточение Лихудов были неприятны патриарху Адриану, так что он 20 февраля 1697 года послал Хрисанфу на греческом языке особую грамоту, в которой писал: "Учители ваши (т.е. Лихуды) не могуще вящшия нам пользы сотворити от сотвореннаго, тщатся иный язык, иную науку простерти и учити нас нечаянным, рекше, латино-итальянскому языку. Нам убо что сотворити? От вас изыдоша и ваша свидетельства носяще, яко мудри и во всем совершении, зде почтени и обогащени быша, но на вы паки, яко же добре веси и без описаний. Святыня твоя желал печати яко елень на источники водныя, и се убо печать совершенна, желание же твое несовершенно видится, ни едино бо ниже об учителе, ниже о справщике даже и до ныне совершися прилежание. Слышахом от писаний твоих, яко изящнейший врач Иоанн Комнин прииде из Иерусалима в Царьград, где же ныне обретается, неизвестно; тем же твоя святыня яко добрый сый ритор аще где-либо увести его прийти к нам без продолжения Бремене, елико возможно есть, ово убо сотворить по обещанию своему верность и постоянство, ово же и нам имать быти от него добротство, яко муж мудр, кроток и во всем яко воистину совершен, из обоих обаче всякое крайнее блага и пользы нам паче происходатайствуется. Подобает убо ему со всяким усердием к нам по обещанию своему прийти, с ним же, аще возможно, и твоей святыни не неприлично прибыти, приналежит бо обоим подлогов подлежащее, яко же ведомо"*****. На эту грамоту патриарха Адриана с настойчивым требованием прислать в Москву обещанного учителя школы на место удаленных Лихудов отвечал не Хрисанф, который на время уехал в Италию, а Досифей. От 6 марта 1698 года он пишет Адриану: "Слышали мы, яко нецыи, помогающе учителем, глаголют: яко аз писал прежде и хвалил учителей, ныне же чесо ради порицаю их? Обаче сицевая глаголющий суть несмысленни, зане Христос сердцеведец сый избра Иуду и сотвори апостола яко добра-го, егда же бысть зол, отринул его. И святой Григорий Богослов почиташа толика лета Максима Киника, яко честна, и егда бысть зол, отринул его толико, яко Вторый Вселенский Собор повеле того Максима ниже христианином глаголати. Тако и мы, ведяще учителей по образу яко смирных, чаяху быти им и по сердцу добрым; и понеже быша зли я лукави, писали мы лукавство их и злобу, которую и вы видесте очевидно, и не бе потреба писати многи грамоты о сицевых, но подобаше и по единой токмо грамоте послати их куды ни есть в дальншия страны, и не зде бы им пребывати и писати, что хотят, понеже они тихости стяжати не умеют и пишут сюды лживыя словеса, отчего последует некое зло, — и после смерти покаяние что пользует? И толика о них". Покончив с Лихудами, Досифей пишет далее: "Учителей пришлем к делу, и препятие не токмо страх, но суть вашим странам непривычны и не суть довольни управляти дело, якоже подобает, кроме Иоанна Комнина, который зело потребен есть к делу, зане может учинити перво оглавление вещей, второе изъяснения некая (при печатании в Москве греческих книг)"*****. В марте того же 1698 года Досифей снова пишет патриарху Адриану об учителе: "Вскоре послан бы был учитель, некто иеромонах Дионисий, совершен в еллино-греческих и латинских науках и в самой философии и богословии, и ожидает во свидетельство грамот из Царяграда и зело житием и нравом искусен, во многих государствах странствовал: в Венеции, в Падве, в Риме, во аглицкой и галанской землях"******. Но ни Иоанн Комнин, ни иеромонах Дионисий в Москву для учительства не явились.
______________________
* Непереплетенный сборник Московской Синодальной библиотеки. No IV, л. 72, об. 73.
** Там же. Л. 81-82.
*** См. Приложение № 20.
**** Непереплетенный рукописный сборник Московской Синодальной библиотеки № IV, л. 88 об. — 89.
**** Там же. Л. 95 об. — 96.
***** См. Приложение № 21.
****** См. Приложение № 22.
______________________
Из представленной переписки патриарха Адриана с Досифеем и Хрисанфом открывается, что Адриан, уступая настояниям Досифея и Хрисанфа, в конце, вероятно, 1694 года решился удалить из школы Лихудов в полной уверенности, что их место немедленно займет новый учитель, прислать которого обещались и Хрисанф, и Досифей. Между тем время шло, а новый постоянно ожидаемый учитель для школы все не являлся. Встревоженный этим обстоятельством, которое неминуемо должно было очень вредно отозваться на молодой московской школе, лишившейся так скоро своих опытных ученых преподавателей, Адриан не раз обращается к Хрисанфу и Досифею с напоминанием, чтобы они исполнили наконец данное ими обещание прислать в Москву учителя для школы, причем он даже указывает на лицо, которое было бы желательно иметь в Москве: на врача и ритора Иоанна Комнина. Но ни Комнин, ни обещанный Досифеем иеромонах Дионисий, ни какой бы то ни было другой учитель в Москву не являлись. Досифей и Хрисанф на все просьбы Адриана о немедленной присылке учителя отвечали ссылками на трудность времени, на страх перед турками, убеждали выждать более благоприятного времени, когда учитель будет несомненно прислан, причем в их ответах Адриану очень ясно проглядывает та мысль, что они близко к сердцу принимают не столько московскую школу собственно, сколько задуманное ими печатание в Москве греческих книг, почему они желали послать в Москву не столько учителя для школы, сколько подходящего справщика книг, который бы занялся в Москве прежде всего справою и печатанием книг, а между делом и учительством в школе, но такого человека, как видно, приискать им было трудно.
Между тем устранение Лихудов от учительства необходимо должно было очень неблагоприятно отозваться на неокрепшей еще московской школе, а неприбытие нового учителя должно было вызвать затруднения относительно дальнейшего преподавания в школе. Согласно указаниям Хрисанфа, преподавание в ней временно было поручено двум ученикам Лихудов: Николаю Семенову и Феодору Поликарпову, которые, согласно требованиям Досифея, должны были преподавать в школе только один греческий язык, так как латинский язык теперь окончательно изгонялся из Академии. Но Семенов и Поликарпов не могли заменить собою в школе Лихудов: они сами еще не успели изучить при Лихудах ни философии, ни богословия и потому должны были ограничить свое преподавание грамматикой, пиитикой и риторикой, вследствие чего круг наук в Академии значительно сократился, что с изъятием из предметов преподавания латинского языка сразу сильно понизило уровень научного обучения в школе. Кроме того, ни Семенов, ни Поликарпов вовсе не готовились к педагогической деятельности и вовсе не обладали той педагогической опытностью, какая необходима была для руководителей только что устроенной школы, они сами смотрели на свою учительскую деятельность как на временную, которая немедленно прекратится, лишь только в Москву явится ожидаемый настоящий учитель. Но так как этот учитель все не являлся, то им по необходимости и пришлось учительствовать более пяти лет (с конца 1694 по 1699 год), пока, наконец, в 1699 году они добровольно не оставили школу, поступив в число типографских справщиков. Тогда учительством в Академии в течение нескольких месяцев занимался чудовский монах Иов, ученик Лихудов, которого в том же году сменил возвратившийся из-за границы монах Палладий Роговский, ранее тоже учившийся у Лихудов. Роговский несколько лет пробыл за границей, где учился в латинских иезуитских школах, и вовсе не знал греческого языка. Утверждение ректором Академии Роговского было открытым признанием со стороны патриарха Адриана, что он окончательно потерял всякую надежду получить для московской школы учителя-грека и что он, не желая окончательного закрытия школы, поручает начальство и учительство в ней человеку, получившему специально латинское образование и вовсе не знающему греческого языка. На такую решимость Адриана могли повлиять и симпатии царя к западному образованию, его стремление пересадить на Русь западную науку. Сохранилось известие, что когда по смерти Адриана управление патриархией поручено было Стефану Яворскому, то ему царским указом повелено было завести в Академии "латинские учения", в исполнение чего Яворский призвал в Академию киевских ученых, знавших только один латинский язык, и московская школа с этого времени окончательно сделалась латинской*.
______________________
* Феодор Поликарпов. Историческое известие о Московской академии // Древняя вивлиофика. Т. XVI. С. 302.
______________________
Лихуды, прибыв в Москву, явились здесь горячими и энергичными ревнителями греческого, строго православного направления, авторитетными защитниками его от натиска латинствующих москвичей и киевлян. В школе они давали решительное преимущество греческому языку перед латинским, так что их ученики были знатоками и приверженцами греческого языка, и останься Лихуды во главе московской школы, они воспитали бы, конечно, целое поколение русских ученых со строго греческим направлением, которое бы, прочно утвердившись в московской церковной школе, сделалось бы в ней с течением времени традиционным, всеми признаваемым и обязательным. Удаление же Лихудов из школы было решительным ударом для всех московских сторонников "греческого учения" и вместе прямым торжеством сторонников "латинского учения", так как вполне естественно было, что как скоро сторонники греческого учения сходили со сцены, их место сейчас же занимали сторонники латинского. Ввиду этого Досифей, напав на Лихудов и добившись их удаления сначала из школы, а потом и из Москвы, сделал очень крупную ошибку: этим он несознательно содействовал у нас торжеству латинского и вообще западного направления над греческим даже и в специально церковных школах, в которых всегда бы греческий язык должен был господствовать над латинским. Конечно, Досифей ошибку удаления Лихудов из школы мог бы отчасти поправить немедленной присылкой в Москву новых подходящих учителей-греков, хотя уже самая смена учителей должна была невыгодно отразиться на преподавании в школе, но, к сожалению, Досифей, несмотря на все просьбы Адриана, новых учителей не прислал, и преподавание в московской школе окончательно перешло в руки сторонников исключительно латинского учения.
Таким образом, Досифей, боровшийся с Лихудами между прочим и потому, что они обучают в московской школе латинскому языку, который, по его мнению, никак не должен бы в ней преподаваться, удалением Лихудов достиг цели совершенно противоположной: из московской школы изгнан был греческий язык и все преподавание в ней стали вести теперь исключительно на латинском. Досифей попытался было опять убеждать русских, что им следует изучать один только греческий язык, а никак не латинский. В 1702 году Досифей пишет дьяку Полянскому, обратившемуся к нему с вопросом: следует или нет учить детей по-гречески? "Сказавшему честности вашей, чтобы не учили детей ваших по-еллински, а по-латыни, скажи во-первых, что древле Священное Писание Дух Святый на еллинский язык преложил, а не на иный. Скажи второе, что язык сей предпочитает и употребляет во свидетельство не только вся Кафолическая Христова Церковь, но и сами еретики, понуждаемые истиною. Скажи третие, что святое Евангелие и Деяния апостольские и Послания святых апостолов еллински написаны. Скажи четвертое: на Вселенских Соборах еллины собирались, а французов, бывших два или три и не больше, еллински писали их деяния и каноны. Скажи пятое: избранные из отцов были еллины. Скажи шестое: восточные отцы суть западных учители. Скажи седьмое: заповеди и каноны святых апостол еллински написаны. Скажи осьмое: Символ апостольский и Символ Перваго Вселенскаго Собора и пределы прочих Вселенских Соборов еллински написаны. Девятое: церковные историки древние еллины были. Десятое: божественные обычаи, типы и утверждения самодержцев о вере и Вселенских Соборов еллински написаны. Одиннадцатое: самый язык латинский половина есть языка греческаго. Итак, несравненно предпочитается еллинский язык латинскому, а кто предпочитает латинский, тот еретик и нечестивый, ради сказаннаго выше и еще: поелику на латинском языце написаны суть такия ереси наипаче безбожства, по сем и в политических, и в нынешних, т.е. грамматических, геометрических и астрономических, еллины суть учители латин, и как от церковных латины отпали и удалились, так и внешнее раздрали и осквернили. Глаголющий честности вашей учить детей твоих по-латыни, есть еретик и обольститель самаго себя, ибо не может сотворить в Московии то, что намеревается. Богу благоволящу, возбудятся стражи Кафолические Церкви Христовы, и все тут сущие возчувствуют обоняние смерти, скрытое в обонянии жизни, и попрут его ногами и сокрушат. Благочестивейший царь, первый страж и защититель святыя веры и изящная глава Кафолические веры, очистит гумно свое, преданное и вверенное божественности его от всевышняго Бога, и солому, т.е. новоизобретателей , и лицемеров сожжет неугасаемым огнем, погубляя их всячески, пшеницу же святыя веры сохранит, как приял и необновляемую и непоколебимую"*. Обращался Досифей и к местоблюстителю патриаршего престола Стефану Яворскому, которого он считал главным виновником торжества в московской школе латинского направления над греческим. От 15 ноября 1703 года Досифей пишет Яворскому: "Ныне в царствующем и православнейшем граде обретающуся тебе и в церковных пребывающу, в конец еллинское училище стерл еси и токмо о латинских старается, поставив учителей во иных убо едва благоговейных и честных, обаче в догматах строптивых, якоже от тебя научившеся не мудрствовать право о мнозех". Но все эти запоздавшие попытки Досифея восстановить в московской школе господствующее значение греческого языка потерпели решительную неудачу, так как в Москве с удалением Лихудов некому было защищать и авторитетно отстаивать интересы греческого направления и языка, наоборот, обстоятельства у нас слагались так, что число сторонников западного направления все более увеличивалось, так как сам царь поставил своею задачею теснее сблизить Россию с Западом, пересадить оттуда на Русь науку и всякия знания.
______________________
* Греческие дела 1702 г. № 1.
______________________
Заботы Досифея об охране русских от заражения латинством и вообще западным иноверием шли далее собственно церковной сферы и школы: он хотел, чтобы русские ни в чем и ни под каким видом не сближались с еретическим зловредным Западом, так как от этого сближения ничего, кроме зла, не может произойти для православной России. Ввиду этого путешествие государя Петра за границу сильно смутило Досифея, и он следующим образом передает в грамоте государю (1698 г.) то впечатление, какое произвело на православном Востоке неожиданное путешествие царя в западные государства: "Вопреки всякаго чаяния, — пишет он царю, — услышали мы здесь о отшествии вашем в иностранное государство, а причины тому не ведаем, ведает один только Бог и святая душа ваша, в которой действует преестественно сам Господь. Однако мы и весь собор церковный нашего народа с его старейшинами приложили молитвы к молитвам, частый эктении, коленопреклонения на Божественных литургиях и прочее, чем благоугождается и умоляется Бог, чтобы даровал вашему христолюбивому державству благое, исполненное спасения возвращение восвояси. Поганцы здешние чаяли, что пришествие вашей священной особы будет здесь в Византии для разузнания о всяких делах, а наипаче потому, что печетеся о художниках и иных потребных вещах, дабы устроить надлежащее приготовление, чтобы начать войну для избавления греков. Англичане сказали нам иное слово, сладостное не только для слуха, но и по самому делу, т.е. что божественный самодержец северных стран сказал королю Аглицкому, что в лето 1700-е будет петь молебен в храме святой Софии. Мы, слышав сие, и первенствующие с нами святители, не могли иное что учинить, как воздать славу имени Божию пред Богом Отцом Господа нашего Иисуса Христа, да видим исполнение таких речей. Но между тем опять облак мрачный скрыл солнце надежды нашей и сделал дни наши днями темноты, скорби и печали, потому что приехали сюда посланные из аглицкой и голандской земли, возвещая здешнему властительству, что римский тиран чрез некоторых своих иезуитов писал здешним папистам, что преславный царь великой России поехал с немногими людьми в Англию, а оттуда будет и у него, а иные иначе говорили, а другие и написали, возвещая как некогда иноплеменники с идолами своими противное на Израиля, суемудрствуя и ожидая нечто от вашей поклоняемои державы*, а верховныя все власти Восточныя Церкви и мы сами, пребывая в мултянской земле с боголюбезным господарем кир Константином-воеводою, который во всем держится любви и страха Божия, относительно вашей божественной державы, мы были в такой печали, что от создания мира еще не видало солнце таких печальных, с рыданиями воздыхающих из глубины сердца. Но посетил нас Господь и приехал к нам в Тарговист Родианин, называющий себя верным рабом вашего святаго державства, который сказал нам более утешительныя вести о вашем величестве и правдоподобный причины, ради коих изволили путешествовать, и притом известил о здравии и спасении вашем. Посему утешились мы и христолюбивый господарь, и чрез грамоты наши утешили иных и умножили моление к Богу о вашем величестве"*. Еще более смутила Досифея весть, что русский царь отправляет своего сына в Вену для науки. Досифей смотрел на западные народы как на еретические и безбожные и потому считал своей священной обязанностью писать царю в видах предостеречь его от посылки царевича за границу, так как, по его мнению, всякое сближение с иноверным Западом может иметь очень гибельные последствия не только относительно царевича, но и всего православного Русского царства. "Пришли сюда письма из Вены, — писал он царю в 1702 г., — и похваляются там, что пошлет богоспасаемое святое ваше царствие высокорожденнаго и порфиророжденнаго сына своего, тишайшаго царевича, государя Алексея Петровича туда, образования ради и учения, и что кесарь сотворит крепкий союз со святым вашим царствием. Посему говорим: внемли, божественнейший и величайший владыка, не посылать из Московии пресветлейшаго сына вашего, да не пойдет в чужия места и научится не образованию, но иностранным нравам, ибо не ложный сказал апостол: портят благия нравы злая сообщества. Приснопамятные отцы и праотцы святаго вашего царствия и богоутвержденное ваше царствие ни от каких франков не училися обычаю и наукам, а владели и владеете едва не всею вселенною, будучи крепки, велики, страшны и непобедимы. А оные франки, знающие и образованные, что у правили? Только что ядятся и воюют между собою, и о сем будем пространнее писать. Итак, богоутвержденный владыка, никакаго соединения никогда не твори с франками, в числе коих же и самый Леопольд, папо-венчанный ложный кесарь, сколько раз солгал великому вашему царствию: когда имеет нужду, притекает к великому вашему царствию и молит, и просит, и обещает много, а после оставил тебя одного, не боясь Бога и не устыдившись людей"***.
______________________
* Здесь Досифей намекает на распространившиеся тогда за границей слухи, которые особенно усердно разносили повсюду иезуиты, что будто бы Петр решился соединиться с Римской Церковью. Относительно этих слухов Феофан Прокопович замечает, что они с 1700 г. распространены были иезуитами и другими католическими духовными в разных иноземных странах, и "тем ложным слухом, как греческим, так и русским восточнаго исповедания людем, не малое чинили в вере сумнительство" (Чистович И.А. Феофан Прокопович и его время. СПб., 1868. С. 430).
** Греческие дела 7206 г. № 31.
*** Греческие дела 1702 г. № 1. Слухи о все более усиливающемся сближении России с Западом, об усвоении русскими западной науки и обычаев, о намерении царя в видах теснейшего сближения с Западом женить своего сына на иностранной принцессе побудили и Константинопольского патриарха возвысить свой предостерегающий голос и указать царю на ту неминуемую и страшную опасность, какой подвергается Православие русских от сближения с иноверным Западом. 8 декабря 1705 года Вселенский патриарх Гавриил тайно прислал к русскому константинопольскому послу Толстому одного грека, который от лица патриарха говорил послу: "Слышно-де ему, патриарху, учинилось, что в царствующем граде Москве, по смерти святейшаго Адриана патриарха и до днесь патриарха нет, а учинен-де наместником патриаршеским во управление церковных дел некто рязанский митрополит Стефан, который-де мудрствует купно с латыни и уже-де некоторые догматы утвердил согласно с латынскими, о которых-де догматах и прежде сего во дни святейшаго Каллиника, патриарха Константинопольскаго, такожде в Москве прозябло нечто противное, обаче тогда оные противности были потреблены и благочестно было утверждено, а ныне сей Рязанский митрополит оные догматы паки предложил согласно латинским. Такожде слышится, что ныне в Москве заведены школы латинские, и многие-де есть езувиты и по домам честных и благородных людей учат детей их, такожде сообщились с латыни и платьем и прочим. И то-де он, патриарх, знает, что сие изволяет чинить царское величество для лучшого украшения своего государства, чтобы произносилася добрая политика между народом российским, обаче-де вельми остерегатися подобает, чтоб не повредилось благочестие, понежеде езувиты ни о чем ином не помышляют, токмо чтоб им расширить и множить свое схизматическое мудрование, и когда-де во благородные младые сердца насеют своего неправомудрствующаго семени, тогда-де уже которое благочестие последовати может, а ему-де, патриарху, видя такое действие, от чего может благочестию быть умаление, молчать немочно всеконечно-де говорить и писать ему о том патриарху надлежит нужда. Обаче-де не имея такого способу чрез кого писать, вельми он, патриарх, оскорбляется, и замышлял-де было и нарочно для оных дел послать в царствующий град архиереев двух или трех, обаче-де и того учинить невозможно, понеже-де турки вельми к нему, патриарху, надзирают паче протчих, понеже о протчих патриархах не брегут, кроме Константинопольскаго, и того-де ради Иерусалимский патриарх и пишет к царскому величеству, еже имеет свободу, а ему-де писать никоторыми делы немочно. И того ради просит он, патриарх, ево, посла, яко наместника царскаго величества, чтоб сие ево патриаршеские слова все написал к царскому величеству подлинно. К тому же-де и еще слух проносится, которому-де он, патриарх, и верить не хочет: говорят-де в народе, будто царское величество изволяет сына своего сочетать законнаго брака на сестре цесаря римскаго и ежели-де сие учинит, конечное-де латинское мудрование в Российском государстве возрастет, а благочестие умалится, и вельми-де ему, патриарху, о том удивительно: чего ради царское величество в государстве своем сыну своему не изволит изобрать невесту, или-де мало в Москве благородных честных девиц избранных и благочестивых, и какия-де ради причины сопрящися крайним свойством со иноверными?" (Дела турецкие. Статейный список посла Толстого за 1705 год, № 4. С. 340).
______________________
Если Досифей употреблял все усилия предохранить Россию от возможных влияний на нее западного иноверия, то понятно, что по отношению к врагам Православия, возникшим на чисто русской почве, — раскольникам, стремившимся замутить Православие на Руси, порвать связи Русской Церкви с Вселенскою Греческою, он должен был проявить особенную суровость. В грамоте государям в 1686 году он пишет: "К вашей похвале служит изрядное житие равноапостольнаго отца вашего, который еретиков разрушил, книги исправил, царство прославил, Собор славный созвал и нужныя правила подал Церкви. И вы, как достойные его леторосли, при начале вашего царствования разрушили еретиков безграмотных и бездушных и даже убили. И да не укорит меня кто-либо, что радуюсь о убиении нечестивых, ибо если Церковь и воспретила царям убивать священников, то не возбранила жестоко и сурово поступать по закону с врагами Божиими... Не убийца Петр апостол, поразивший Ананию и Сапфиру... Царь Юстиниан закон положил убивать возвращающегося к идольским жертвам. И хотя древние не убивали ересеначальников, дабы явно было прение о вере, ныне же сие подобает и праведно сотворила держава ваша, ибо и у Павла разгорался дух, когда видел в Афинах множество идолов"*.
______________________
* Греческие дела 7195 г. № 3. Досифей раз встретился с русским раскольником, говорил с ним, и вот какое впечатление он произвел на него: "Писа к нам при вас сущий наш архимандрит, — пишет он в грамоте к патриарху Адриану в 1693 году, — о некоем еретике, хотящем ити во Иерусалим, и человек той обретеся зде, обаче невеглас и зело непотребен, и елика рече против нашего испытания, вся безсловесно и неправедно рече и о ереси его по сих отпишем пространно" (Непереплетенный сборник Московской Синодальной библиотеки. № IV, л. 48).
______________________
Глава 4
Вместе с заботами о предохранении Руси от иноверных влияний, так или иначе могущих замутить в ней чистоту Православия, Досифей заботился еще устранить из русской церковной жизни все, что ему казалось в ней несогласным с нормами строго православной церковной жизни. В грамоте к патриарху Адриану в августе 1692 года Досифей доказывает ему, что интересы Православия требуют как в малой, так и в великой России увеличить число епископских кафедр и образовать из округов, по примеру Греческой Церкви, митрополии с подчиненными епископами. Нужду этого, говорит Досифей, подтверждает апостол Павел — "пиша к Титу хиротонисати по градам пресвитеры, рекше епископы, кийждо бо епископ и пресвитер, но не всяк пресвитер епископ. Второе, яко и древний святии участиша управления множеством епископов еретиков ради, и да правосечется слово истины, еже и Великий Василий, митрополит сый, сотвори в епархии своей, еже явно есть и свидетельства не требует. Третие, яко приснопетии самодержцы по времени и нужде производиша епископии на митрополии, и во многих градех не сущия прежде митрополии и епископии расположите и хиротонисаша по временем святейшие патриарси. Тем же и в сущих ту божественное, величайшее и православное самодержавство есть, и да будут епископи больше во всяком знаменитом граде, бывающу убо повелению от божественного величества и соборному избранно". Затем Досифей старается устранить препятствия к выполнению его предложения. "Аще есть мысль неких архиереев, — пишет он, — яко аще поставятся и инии епископи, умалятся нынешних епископов приходы, глаголем, яко да сохранятся пределы, узаконения и предания святыя Церкве Восточныя, зане преступление аще и мало, но имеет великое мучение, а еже имети архиереем великия приходы, не нуждно есть. Второе, яко архиерее суть святых апостолов преемницы, якоже апостол и ничесого имеша, и архиерее да имеют мало. Третье, за Церковь пролил есть Сын Божий кровь свою, и не есть праведно архиереем лишшеимства ради умаляти или стужати Церкви Божий, ея же ради Христос умре. Четвертое, не есть праведно взирати онсицы на прибыток, но на пользу и прибыток общий. Пятое, Собор коеяждо Кафолические Церкве не зрит, что глаголет онсица и что хочет онсица и что годно онсице, но что пользует Церковь и что годно Богу. Аще же кто любопрится, глаголем тому с Павлом: мы сицеваго обычая не имамы, ниже Церковь Божия; и аще кто или нецые противоглаголют или преслушают Церковь, убо имеет тыя яко язычники и мытари, власть же наказу ет, не бо суетно меч носит, но да добрыя снабдевает, тако противоглаголющия извергает и низлагает"*. Об умножении на Руси епископских кафедр Досифей настаивал через архимандрита Хрисанфа и перед государями. В царском указе в патриарший Разряд от 2 апреля 1693 года говорится, что Иерусалимский патриарх писал государям с архимандритом Хрисанфом: "Слышно-де у них во всей Палестине у всех православных, что в России чинятся некоторые в церковных правилах отступления, а во иных дальних странах умножилась некоторая ересь капитонская, и о сем он, святейший Иерусалимский патриарх, со всем освященным Собором единомышленно просит, дабы великие государи указали поставить несколько в некоторые городы и дальние страны вновь епископов, которые б могли народ учити, дабы не прельщались. А присланный ево, святейшаго патриарха, архимандрит Хрисанф, по приказу патриаршему, объявил тому способы: чтоб тех новых епископов хиротонисать на Москве и потом послать для бытия их в тех городех к преосвященным митрополитом под власть их, а когда случится из тех епископов которому смерть, и на ево б место там иного хиротонисал преосвященный митрополит по древнему церковному обыкновенно; таким же подобием и в Сибири, и в иных дальних местех, где пристойно, при митрополитанских престолех, учинить несколько епископов, которые б могли распространять Церковь Божию"**. И в последующее время Досифей не раз обращался к государю с советами умножить в России число епископских кафедр. Когда в июле 1700 года наш константинопольский посол Украинцев при возвращении в Москву был на прощании у патриарха Досифея, тот между прочим говорил послу, "чтоб для дальняго разстояния от царствующаго града Москвы поставлен был епископ в Азов того ради, чтоб христианство распространялось и восприимали от того епископа христианское научение и имели в сердцах своих страх Божий. А епископ бы тот, живучи там, ни в какие роскоши не вдавался и служителей у себя многих не имел, а поступал так, как подобает епископу, и, ревнуя апостольским следованием, пачеже распростирался учением своим и смиренномудрием. И посланники сказали, что они и то ево, святейшаго патриарха, предложение великому государю, его царскому величеству, донесут и надеютца, что в том городе епископ поставлен будет"***. Но этим словесным наказом послу Досифей не удовольствовался. Отправляя в том же 1700 году в Москву своего племянника архимандрита Хрисанфа, он писал с ним государю: "Уповаем слышати и уже слышали, что в Азов святое и богомудрое царство ваше повелел быти митрополиту, а ведется быти и епископом по городам, потому что много епископов бывает причина, чтоб были добрые и богомудрые, и дабы не учинили тягости царской казны, житие их чтобы было по древнему обычаю Кафолической Церкви, сиречь смиренное, а наипаче понеже суть соседи наши, чтобы было и житие их, якоже наше, — патриархи и здесь в Цареграде наипаче пеши ходят. Архиереи суть нищие и преж сего были, как познается от историах и от собрания Вселенских Соборов, что так нищие были, что цари их кормили; платья дорогая духовным людем не пристойно, а носили такия платья иконоборцы. И буде изволит, прочтите правило шестое на десять Вселенскаго Седьмаго Собора, которое весьма низвергает. Тем же кротчайший и Богом почтенный святый самодержце, место, которое взял мечем своим, почти апостольски, чтобы были и архиерей много, и чтобы были нищие, якоже и апостол и, для правления добраго тамошних христиан"****. Государь принял во внимание предложение Досифея относительно устройства в Азове митрополии и писал ему в 1701 году по этому поводу следующее: "Донесена нам, великому государю, нашему царскому величеству, с архимандритом вашим Хрисанфом вашего блаженства грамота, в которой, слыша о нашем царского величества намерении, писали есте вы, что изволяем мы, в завоеванном нашем граде Азове, быти митрополии, а ваше к тому всесвятейшество требуете и того, дабы к принадлежащим той митрополии во граде же были подвластные епископии, которых бы благонравие было по древнему Кафолической Церкви обычаю смиренное, а наипаче, чтоб и житие их было якоже и ваше. И мы, великий государь, наше царское величество, по прежнему намерению своему и вашего блаженства по предложению, требуем того, чтоб был в том нашем граде Азове престол митрополитанской и к тому подвластные епископии из области вашего архипастырства из архиереев или священномонахов, которые б словенского языка и речения знали, и могли бы в тамошней стране не только что живущих христиан ко спасению приводить, но и пограничных бы народов из поганства в благочестивую православную Кафолическую веру греческаго закона навращать и в оной утверждати были довольни суть, и под властию своею по градом, где належати будет с нашего повеления, те епископии учением утверждали. И сего бы ради ваше блаженство, восприяв сего нашего царского величества грамотою известие, в тамошних ваших странах избрав житием искусных и в свободных науках ученых и в словенском речении знаемых, из архиереев или архимандритов или из священномонахов, епископского сана достойных, на тую именованную Азовскую митрополию и для иных епископии российских к нам, великому государю, к нашему царскому величеству, отпустили б двух или трех человек, а мы, великий государь, наше царское величество, таких архиереев или архиерейскаго сана достойных особ и постояннаго жития всеисполненных, когда присланы будут, с премногою нашею милостию восприяти и по достоинству удоволити их будем"*****. На эту грамоту государя Досифей отвечает в следующем 1702 году: "Повелевает ваше державное и богопрославленное царствие послати нам отсюда некоторых иеромонахов добрых и ведущих словенский язык, дабы были они у вас епископами и евангельскими проповедниками. На сие повеление отвечаем первое: в еллинских местах таковых нет, в Сербии и Булгарии и в окрестных местах сербы много зла терпят от иезуитов, и здесь в Ерделии называемый кесарь и август дает указы и повелевает православным христианам свободным быти, но является лживым и лицемерным, ибо иное говорит и иное творит, и сие так должно быть везде, где Рим и где тот ложный царь Римский, имеющий титло от лживого епископа Римскаго без всякой благословной вины; и так он иное пишет и повелевает для православных, а иезуиты иное творят, однако все с его позволения. Сербы же в Ипеки находящиеся от нищеты, от войн, от податей как бы не существуют. Только в римлянах (т.е. греках) обретаются мудрые и истинно добродетельные люди, и из них попечемся послать некиих учителей младых возрастом школы ради и места. Когда они туда придут и услышится, что обрели милость вашего величества, приидут после них и другие, и научатся удобно словенскому диалекту, и употребит их ваша боговенчанная и богоутвержденная держава, где и как укажете"******. В 1705 году Досифей снова обращается к государю с советом умножить в России число епископских кафедр. "Молим, — пишет он, — понеже великое и святое твое царствие взял много мест у шведов, да не поставит архиерея тамо, но да поставит архиерея в Петрополе, а другого в Нарве, чтоб было удобнейшее церковное поучение. Наипаче и сие полезнейше есть, дабы был митрополит в больших городах, а в иных епископы, подлежащие митрополиту, и тако да возрастает предание православныя веры. И аще будет какое-нибудь препятие в тамошних странах: архиереев украшение и расходы многая, тогда сотворит власть вашего царскаго величества меныпи, как имели то в Цареграде архиереи во время святых самодержцев, и яко-же творим и мы, что расходы наши суть равны с единым игуменом наименынаго монастыря, и на одежды наши все не изойдет пятисот копеек"*******. Желая предохранить Русскую Церковь от возможности повторения тех замешательств, какие произошли в ней в патриаршество Никона, Досифей указывает царю, какие качества должен иметь избираемый царем патриарх. "Тот, кто будет иметь смирение, — пишет он государю в 1702 году, — да будет и патриархом. Царь самодержец! Да имеют власть архиерей и иереи глаголати церковное пред ним, да не будет зверь и да не страшатся его архиереи, сущие братия яко раби; да не возможет глаголати в Церкви чуждая Церкви; да не мешается в гражданские дела и не повелевает синклиту, как сотворил Никон, и смутил вселенную и толикия иждивения и труды сотвори приснопамятный и святый ваш отец угасить гордость его и сотворить изчезнути злыя его образы. Внемли, всеблагий владыка, не давати власти гордым, тиранский и насильственный нрав имеющим"********. В 1705 году Досифей снова советует царю избрать патриарха из москвичей (а не из иностранцев) "и чтобы он был стар и добраго гражданства (жития), зане москвитяне патриархи покамест были, хранили целу Православия проповедь, и чтобы был такой человек, который смотрел бы одну Церковь, а от политических дел был бы отлучен и не писался бы господин и патриарх, но только архиепископ и патриарх"*********.
______________________
* Там же. Л. 44 об. — 46.
** Греческие статейные списки № 12, л. 1062.
*** Турецкие статейные списки № 27, л. 1252.
**** Греческие дела 1700 г. № 1.
***** См. нашу книгу: "Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях". Приложение № 10. С. 558.
****** См. Приложение № 8.
******* См. Приложение № 11
******** См. Приложение № 8.
********* См. Приложение № 11.
______________________
Особенную заботливость Досифей проявил относительно благоустройства Южнорусской Церкви. Он не раз настаивал перед царями и патриархами Московскими, чтобы они уничтожили в Южнорусской Церкви все новшества, какие перешли было в нее от латинян, все те беспорядки, которые происходят в ней от недостатка настоящего церковного надзора, причем указывал и те средства, с помощью которых дела Южнорусской Церкви следует привести в надлежащий порядок. В грамоте к государям о подчинении Киевской митрополии Московскому патриарху Досифей пишет: "По той стране Днепра, рекомой казацкой землею, суть некие, в Риме и в Польше от ла-тин наученные, архимандриты и игумены монастырей, которые не по чину совершают последование церковных служб и носят изуитское ожерелье, сего ради да попечется преосвященный митрополит, чтоб во всех монастырях одинаковая была служба, поелику не разделился Христос, и чтобы отложили ожерелья, ибо не подобает благочестивым носить на себе знамение иномудрствующих. Обретается во многих правилах святых отец, обновленное не за много времени пред сим на Поместном Соборе великия Москвы, чтобы не хиротонисать архиерею на одной литургии многих священников или диаконов, но единаго священника или диакона; сохранять непременно подобает сие и преосвященному митрополиту Киевскому. Епископам же из казаков, сие творившим безотменно в казацкой земле, да повелевает никак сего впредь не творить, ибо по неведению так поступали, как мнится; если же я впредь сие творить будут, неотложно да извержет их. Обретаются там и архиереи из греков, которые также хиротонисают многих иереев и диаконов на одной литургии; поелику же они ведением и ради денег согрешили и злой показали пример, то таковых неотложно низвергнуть и никакого прощения не удостоивать. И некоего изгнаннаго архиепископа Ахридскаго, притом же и беглеца, украшающаго себя именем патриаршим, как лицемера, оплевать и епитимий подвергнуть"*. В грамоте к патриарху Адриану в марте 1691 года Досифей пишет: "У вас архиереи и архимандриты носят митры, якоже и оный Гедеон Киевский сод ела златыя короны, хотя и той в Киеве величатися якоже патриарх, и сие неправедно есть, еже быти многим главам... К казакам приходят отселе нецыи архиереи и хиротонисуют на единой литургии многие диаконы и иереи, — и чесо ради не возбраните такового нелепаго дела, чесо ради не повелеваете митрополиту Киевскому не попущати быти таковым беззакониям"**. В августе 1692 года Досифей снова пишет Адриану: "Россы на Украине аще и хранят Православие неколебленно, обаче многия обычаи православных растлиша, от них же суть нецыи и доныне держаще сия, в них же и еже хиротонисати архиерею многи диаконы и иереи в единей и тойжде литургии. Еще же и нецыи архиерее, бегающие отселе на Украину, от них же больший суть извержены за их злобы, творят таяжде во месте тамо приходяще, еже яко есть дело неподобно и весьма пребеззаконно, — вапиют и законы, и уставы, и каноны, и самое Кафолические Христовы Церкве Предание. Сущая же при вас Святая и Кафолическая Церковь не веемы, за что терпит бывати таковым, и наипаче ныне, яко общею мыслию дадеся тоя епархии управление вашему попечению и надзиранию. Аще же мнят мала некая вне предания сицевая бывающая, но Церковь не знает великаго и малаго пременения, но всякое пременение безаконно мыслит быти.... Надобно убо твоему блаженству пещися, еже бы им исправитися во беззаконной хиротонии и во иных неких тамо безаконно бывающих"***. Указывая на некоторые беспорядки, существовавшие в Южнорусской Церкви, Досифей в то же время указывает и на средства исправить эти беспорядки. В грамоте к царям по поводу подчинения Киевской митрополии Московскому патриарху он советует составить соборное определение, "чтобы впредь священника, который пойдет в папежские места учиться, архимандритом, и игуменом, и епископом не поставлять; если же мирянин, то да не будет иереем, ибо довлеет православная вера ко спасению и не подобает верным прельщаться чрез философию и суетную прелесть. Великий князь Александр (Невский) не был философом, но ответ, который дал он послам папиным, равняется Символу веры. Если благоволите, то чрез божественную и царскую хрисовулу да учредится школа в Киеве и да учатся в ней по силе и от папежской школы да отлучатся". В грамоте к Адриану в 1692 году Досифей советует поставить епископов для Южнорусской Церкви в первый раз в Москве и из москвичей: "Радуемся, — пишет он, — аще бы хиротонисалися епископи Московский от сущих ту (т.е. в Москве), колици бо суть и толици честнии архимандрити и чисти от новосечений, яже имеют нецыи казаки". В 1693 году архимандрит Хрисанф заявлял в Москве от имени Досифея, чтобы южнорусские епископы "были или совершенно православные, или бы вовсе не были поставляемы (разумеется из южноруссов) для того, чтобы не устремили православных в унию". И еще заявлял Хрисанф от имени Досифея в Москве: "Слышно в Палестине православной, что на Украине учинились некоторыя нарушения церковных правил, а наипаче умножилась некоторая ересь капитонская. И о сем пишет блаженнейший владыка мой (т.е. Досифей) со всем Собором единомышленно к сдешнему блаженнейшему и святейшему патриарху, чтобы он поставил несколько епископов в города и страны, которые бы могли народ учить, чтобы не прельщалися. Пишет и способ к тому: чтобы хиротонисаны были в Москве волею самодержцев, и потом посылать их к митрополиту Киевскому под его власть, а если случится из тех епископов кому умереть, то имеющаго быть на его месте пусть хиротонисает митрополит Киевский, по древнему церковному обычаю, а посылать его в Москву не для чего"****.
______________________
* Греческие дела 7195 г. № 3. Архив Юго-Западной России. Т. V, № XXXV.
** Рукописный сборник Санкт-Петербургской Синодальной библиотеки. № 473, л. 150 об. -161.
*** См. Приложение № 16.
**** Греческие дела 7201 г. № 4.
______________________
В 1692 году Досифей прислал патриарху Адриану грамоту, в которой с особой силой вооружался против существовавшего в Киеве обычая хиротонисать на одной литургии нескольких священников и дьяконов, и предлагал способ уничтожить этот антицерковный обычай. "Украина, — пишет он, — имеет разные городы, сего ради аще епископии, сущие та-мо, успевают хиротонисати потребные иереи и диаконы, повелите им соборне и утверждением божественных грамот боговенчанныя державы не хиротонисати на единой литургии многих, но точию единаго иереа и единаго диакона, и кто преслушает да извержется епископии и изринется и вместо того ин да хиротонисается. И аще многи городы суть и веси и места многие и епископи не успевают хиротонисати, доносите божественной высоте, и, повелением высокости их божественныя, назрите со изрядными священнаго синклита управители боляры и избранными святых архиереев, описующе колико грады суть и городки на Украине, и определите в прибавку поставитися и иным епископом, еже бы довольным быти и законно хиротонисати иереи и народ учити благопотребным"*. В грамоте Адриану в 1693 году Досифей указывает на те злоупотребления, какие дозволяют себе в Южной России все вообще бродящие там греческие архиереи и особенно обращает внимание Адриана на проживавшего в Южной России Охридского архиепископа Мелетия. "Нецыи из зовемых архиепископов, — пишет он, — приходяще к вам, зовутся патриархами, еже есть неправедно и все весьма беззаконно. О сем пространнее пишем к царскому величеству, прислахом же и грамоту в Цареграде бывшаго Собора, яже ваше святейшество дабы вписал бы еси в священный кодик сущего при вас патриаршества, яко аще кий отныне архиепископ назовется патриархом во всей пастве вашей, да накажется и изгонится яко священнокрадяй патриаршеское имя и сквернящ и преначертаваяй патриаршеское титло, мы же убо бдяще Кафолической Церкви, еже долженствует творити, творим"**. В грамоте к государям Досифей писал: "Некий от имянованных самовластных архиепископов, которые приходят там милостыни ради и имянуются патриархи, еже есть противно и правилом и всей Кафолической Христовой Церкви; понеже во Святой Православной Церкве несть иных — только пять патриархов, аки некия главы основание и начала по Христе Кафолическаго православнаго исполнения: Константинопольский, Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский и Московский, окроме тех несть иных православных патриархов или может имяноватися, а самовластные архиепископы, а покорены суть в суде и в повелении святейших патриархов по правилам. И посылаем о сем и грамоту соборную, иже в Константинополе святаго Собора, которая, молим, дабы написана была в святые кодики сего ради: впредь, аще кто восхощет себя имяновати в тамошние страны патриархом, дабы епитимисан был и отогнан от вашего священнаго и божественнейшаго указу, понеже глаголет божественный апостол: наказуйте безчинных, яко да и протчии целомудрствуют"***.
______________________
* См. Приложение № 16.
** См. Приложение № 19.
*** Туманский. Собрание записок о Петре Великом. Т. X. С. 121.
______________________
Представления Досифея о том, чтобы на одной литургии рукополагать только одного иерея и одного диакона, вызвали соответствующие распоряжения со стороны патриарха Адриана, который писал: "К мерности нашей писаша Каллиник, патриарх Константинопольский, Досифей, патриарх Иерусалимский; еже возбранити хиротонии сицевыя бывающия на единой литургии многих иереев и диаконов, паче же в Малой Росии случающееся сие пребеззаконие отсещи и митрополиту Киевскому не попущати бы нам сие творити ему", ввиду чего Адриан предписывает рукополагать на литургии только одного иерея и диакона*. Точно так же по поводу грамоты Досифея к государям об Охридском архиепископе Мелетий государи писали гетману, что "в прошлом 1686 году приезжал к нам, великим государям, бить челом о милостыне Ахридский архиепископ Мелетий, но писался и назывался нареченным патриархом; а ныне нам известно стало, что выше помянутый архиепископ, по отпуске из нашего царствующаго града, в свою епархию не поехал, а живет в малороссийских городах и пишет себя и в службе именует нареченным патриархом", ввиду чего государи указывают "того Архидонского архиепископа писать и именовать архиепископом, как он в соборной грамоте написан, и патриархом самаго себя ему ни в какой церковной службе не именовать и ни в каких письмах никому его так называть не велеть". Такого же содержания грамота послана была государями и Киевскому митрополиту**. Со своей стороны и патриарх Адриан писал по поводу странствующих в Малороссии греческих архиереев вообще и в частности Мелетия Охридского и Киевскому митрополиту, и гетману. "Видим и слышим, — пишет он в 1694 году Киевскому митрополиту Варлааму Ясинскому, — недоброе ходящих в стране малыя России архиереев Греческих и Сербских, и незнатно и то, откуда ездяще, без всякого возбранения по градом и весям поставляют во иереи и диаконы ни к церквам, ниже в монастыри; иже оттуду приходят и к нам во грады, не имуще коего о посвещении своем извещения и писания (еже у собственных архиереев свойственных епархии творится и даются грамоты известительные чие-либо достоинство чина)". Затем патриарх указывает на то, что проживающие в Малороссии греческие архиереи "много у вас творят самочинно, и служат везде никем возбраняемы, и величаются церковне именами титл своих во эктиниях, где кто приидет или при которой церкви живет, а Мелетий Ахридонский зовется патриархом. Откуду сие взя такую честь и кто ему когда даде? Еще же он, яко свидетельствуют патриарши зде грамоты, изгнан, быв тамо архиепископ, а не патриарх. И в царствующем зде граде быв некогда, архиепископом же звася; токмо чесого ради из своея епархии изгнася и тако скитается? Знатно не за добро!" Ввиду этого патриарх предписывает митрополиту: "Которыя тамо странныя архиереи суть во градех малороссийских — служити и безчинно тако святити во священнослужители не вели, да свидетельствуются предками (наперед?), аще истиннии; и в церковном пении и молитвах и ектениях возглашати пришельцев имена с титлами возбрани; и жили бы в монастырех, а не по мирским дворам бездельно скиталися, во унижение чести архиерейской, в поношение явное невежд. Да и впредь кто приедет откуда, чтоб без нашего благословения и свидетельства никто не служил литургии. И о том нашей мерности отпиши: суть ли таковая тамо, и колико их ныне по градам, и кто они имяны, и где живут, суть ли у них свои епархии. А Ахридонскому бывшему архиепископу, ныне безглавно и самомнение именующемуся патриарху в гордости, по всякому образу служити в твоей епархии не вели, и где он будет, в церкви, чтоб священники отнюдь в церковном служении и пении не поминали его имянно, и патриарх он весьма да не имянуется". Послал патриарх Адриан особую грамоту и гетману Мазепе. "Недобре убо нашей мерности нынешняго времени совершенно изъявися, — пишет он, — яко в Малой России приезжие от коих-либо стран архиереи, ни известия и ни свидетельства коего имущи о себе, служат самовольно, где кто прибудет, и в чин священный ставят — в диаконы и в попы, и называются епископы, митрополитами, архиепископы и патриархами, инии под запрещением там от своих архиереев, инии извержени сана, инии без мест, кто где за мзду поставится, и величаются в церквах, и попам велят имена своя поминать в церквах чужих епархий". Патриарх просит гетмана содействовать Киевскому митрополиту в прекращении всех этих злоупотреблений, просит не дозволять Охридскому архиепископу Мелетию называться патриархом и служить в малороссийских городах, причем в заключение замечает, что если у них существует нужда в большем количестве архиереев, то в некоторых городах их можно поставить, "яко о том, — добавляет Адриан, — прошедших лет слышав святейший кир Досифей, патриарх Иерусалимский (что скитающийся безместнии архиереи не благочинствуют) писал, еже бы где ради многого народа в Малороссии епископа и не одного поставити"***.
______________________
* Отк. рукопись Московской Синодальной библиотеки. 11, 3. С. 479.
** Греческие дела 7201 г. № 4. О приезде в Москву в 1686 году Охридского архиепископа Мелетия см. нашу статью: Ахридские архиепископы и подчиненные им иерархи разных кафедр, являвшиеся в Москву за милостынею в XVI, XVII и в начале XVIII столетия // Прибавления к Творениям святых отцов 1 (1888). С. 119-123.
*** Архив Юго-Западной России. Т. V. С. 406-410.
______________________
Глава 5
Если патриарх Досифей принимал самое живое и деятельное участие во всей нашей церковной жизни, всегда готовый посоветовать, наставить, предостеречь, а при случае и обличить, если он горячо и непрестанно заботился о том, чтобы все в Русской Церкви совершалось правильно, по чину, без всяких перемен, в полном соответствии с существующими церковными правилами и постановлениями, в строгом духе Православия, если он вообще являлся в отношении к Русской Церкви заботливым и попечительным отцом, непрестанно пекущимся о судьбе, благосостоянии и процветании любимого детища, то не менее живое и деятельное участие патриарх Досифей принимал и в судьбах Русского государства, желая видеть его сильным, могучим и страшным для всех врагов. В качестве тайного политического агента Досифей служил России более сорока лет, служил ей верой и правдой, буквально не щадя живота своего, ничего не требуя от русского правительства за свою рискованную службу, считая службу интересам России службою всему Православию, службою самому Богу.
Политическая служба Досифея России заключалась прежде всего в том, что он сообщал нужные сведения нашим константинопольским послам, давал им советы и наставления, как им следует вести себя с турками в том или другом случае, пересылал их отписки в Россию, а им передавал бумаги, идущие к ним от русского правительства и т.п.*
Первые сношения Досифея с русскими послами в Константинополе относятся еще к 1667 году, когда Досифей был Кесарийским митрополитом. В статейном списке посла Нестерова между прочим рассказывается, что 11 ноября 1667 года, когда послы находились в Константинополе, к ним приходил тайно Кесарийский митрополит Досифей (которого послы ошибочно называют Феодосией) и сказывал, что он только 10 числа приехал из Адрианополя, откуда султан выехал "для потехи" к Филиппополю, а визирь с войском находится на о. Крите, осаждая Кандию, занятую венецианами, причем венециане побили у турок 30 000 людей. Да венециане ж заняли своими кораблями лиман, где стояли турецкие каторги, и, захватив эти каторги, сожгли их или потопили, причем побили людей больше 10 000, почему нынешний визирь опасается себе за это от султана казни. 16 февраля 1668 года к послу Нестерову явился грек Мануил Иванов и от имени Досифея словесно заявлял послу: "Писал-де к нему (Досифею) из Царягорода в Адриянополь Филиппопольский митрополит Гавриил: слышал-де он в Царегороде, что запорожских черкас полковник Серко нынешние зимы приходил в Крым войною и раззоренье учинил не малое. И по указу-де салтанову во Царегороде делают десять каторг и прибирают янычар вновь, а посылать-де тех новоприборных янычар на тех каторгах на Черное море для обереганья от запорожских черкас, чтоб запорожские черкасы безвестно на Черное море не приходили и турским, и крымским городам и уездам разоренья не чинили"**. Сам Досифей о своей службе послам Нестерову и Вахрамееву в 1706 году писал нашему константинопольскому послу Толстому следующее: "Мы обретаемся в дому божественнейшаго слуги уже ныне сорок три лета, понеже, когда был архидиаконом у блаженнейшего патриарха кир Нектаря, писахом письмена к блаженные памяти к царю Алексею Михайловичу и знал он, блаженные памяти, состояние наше. Тем же по сих сущу мне, митрополиту Кесарийскому, и приела ту блаженные памяти царю Алексею Михайловичу суды двух послов, патриархов ради Антиохийскаго и Александрийскаго, Афанасия Иоанновича, Иоанна Вахромеевича и приказал им, да имеют нас зде в прошении. Тем же поидох купно с ними во Адрианополь, яко Порта тамо тогда бяше, и елика нас слушали послы, толико их службы бяху непорочны; имеюще же совет с некоторыми людьми и неслушающе нас, во еже управляти их, стался един турченин и происходатайствовавше им многая болезноглавления у порты"***. Нужно заметить, однако, что в царском наказе послам Нестерову и Вахрамееву ни слова не говорится о том, чтобы они советовались с бывшим архидиаконом Иерусалимского патриарха, Кесарийским митрополитом Досифеем, и что статейные списки послов вовсе не говорят о том, чтобы Досифей был советчиком и руководителем послов и чтобы он оказывал им какие-либо особые услуги. Напротив, послы обо всех греках вообще замечают, что они ни в чем не помогали им — послам, а о Досифее упоминают только в двух случаях (указанных нами), причем послы не умеют даже правильно называть его по имени, т.е. называют его не Досифеем, а Феодосией.
______________________
* См. грамоту Досифея государю от 20 июня 1704 г. (приложение № 10), где он сам определяет, чем и как служил в Константинополе послу Толстому.
** Турецкие статейные списки № 10, л. 67,198 06.-199.
*** Турецкие дела 1706 г., св. 7, № 3, л. 120.
______________________
Сношения Досифея с русскими послами в Турции, раз начавшись, не только уже более не прекращались до самой смерти Досифея, но с течением времени становились все более тесными и интимными, так что со времени царствования Петра Досифей сделался наконец официальным, хотя и негласным советником и руководителем всех наших турецких послов, посредником во всех их сношениях с русским правительством, неутомимым собирателем всевозможных сведений, в каком-либо отношении полезных и нужных для послов.
Когда в 1681 году в Константинополь отправлены были послами окольничий Илья Иванович Чириков (который дорогою умер) и дьяк Прокофий Возницын, то патриарх Иоаким обратился к Досифею с особою грамотою, в которой просит его: "Ежели сей посол востребует от твоего святительства какова вспоможения, о чем он от царскаго величества послан, слова потребнаго или добраго совета, ради любве Христовы, яко ведущий тамошния обычаи, ему помощь в том твори"*. Досифей охотно принял это предложение патриарха Иоакима и ревностно стал служить нашему константинопольскому послу. Вот что писал Возницын государю из Константинополя с посланным им в Москву подьячим Протопоповым: "А пред отпуском, государь, подьячего Тимофея Протопопова посылал я, холоп твой, переводчика Костянтина Христофорова к святейшему Иерусалимскому патриарху, а велел с ним поговорить и спросить ево о здешних ведомостях. И святейший патриарх с ним, Костянтином, приказывал ко мне, холопу твоему, что-де турки зело желают, чтоб с вами, великим государем, иметь в миру утверждение, а хотят воевать сей весны венгерскую землю, только-де идет к ним для договору цесарской посол, одна-кожде они мало с ними желательны миру, и какие бде ни есть с вашей, великого государя, стороны дела были, те б в нынешнее время совершенство свое восприяли для того, чтоб им, туркам, то бремя с себя снять, и быть для венгерской войны безопасными. А с Бросалимским, государь, патриархом могу я, холоп твой, часто обсылатца, понеже учинил я, холоп твой, чрез везирскаго кегаю и чаушбаши, что с прежняго волоскаго двора, на котором я поставлен, переведен и поставлен ныне против Иеросалимскаго подворья, и для лучшаго с ним и с иными свиданья, поставил я, холоп твой, кречетников со птицы (которые посылались в подарок султану); тогда, государь, во время божественной службы и для досмотру птиц, мочно мне часто к нему посылать, также и ему ко мне о всем приказывать. А на том, государь, дворе будучи, того мне, холопу твоему, чинить было нельзя, потому что тогда и ныне никуды людем моим без караулу ходить не велят, и ко мне на двор никаго не пускают, зело стерегут накрепко, чтоб никто ко мне не приходил". В письме из Константинополя "к отцу и благодетелю Ларивону Ивановичу" (думному дьяку Посольского приказа) Возницын пишет: "Тебе, государю, извещаю, что Иеросалимский патриарх непрестанно ко мне присылает и истинно службу свою великому государю во всем кажет, и против здешних вопросов как ответ учинить, в чем мочно, я ево спрашиваюсь, и он мне способы добрые и здравые дает. И есть ли, государь, кому велит Бог и дело великаго государя здесь делать, должно ево во всем спрашиватись, понеже человек преразумной и Богу и великому государю нашему истинный слуга, а которые ему, великому государю, служат лестно, и от тех остерегает.
______________________
* Рукописный сборник Санкт-Петербургской библиотеки. № 477, л. 17.
______________________
Только я с ним не видался, потому что мне видеться и говорить с ним нельзя, да и для того, что великаго государя грамот и жалованья отдать ему не смею, а Царегородской, государь, патриарх, боясь подозрения, ничем ко мне до сего времени не отозвался". Со своей стороны, и сам Досифей заявлял послу, что он готов служить государю и на будущее время. "Майя в 13 день (1682 г.), — значится в "Статейном списке" Возницьша, — были у дьяка у Пракофея святейшие патриархи: Александрийский да Еросалимский, и Еросалимский говорил ему, Прокофею, в тайне, чтоб он великому государю донес: есть ли прилучитца о каких делех великому государю писать, и великий бы государь указал к нему писать без имяни ево, и граматы складывать малы и печатать какою малою печатью, чтоб того нихто не знал, а он-де потому ж чинить станет и о всяких делех, о которых потребно, писать учнет. И дьяк Прокофей Возницын говорил ему, что он о всем том известно учинит, а он бы, святейший патриарх, по благочестию своему великому государю послужил и о делех, которые потребны и належат ведать великому государю, его царскому величеству, писал, а радение его у великаго государя забвенно не будет"*.
______________________
* Турецкие дела 1681 г., св. 22, № 4.
______________________
Во время пребывания в Турции посла Возницына в Константинополь отправлен был подьячий Тимофей Протопопов с государевою грамотой к султану. Протопопов виделся с Досифеем и имел с ним разговор, который он так передает в своем "Статейном списке": "Генваря в 1-й день подьячий Тимофей Протопопов был у святые литоргии и на подворье у святейшаго Досифея патриарха Иеросалимскаго, в церкви святаго великомученника Георгия; а святейший патриарх во время божественныя службы в той церкви был же и стоял на своем патриаршем месте. И Тимофей, вошед в церковь, помолился святым иконам и, пошед к святейшему патриарху, поклонился по обычаю и принял у него благословение. И святейший патриарх велел стать Тимофею подле своего патриарша места с правой стороны и спрашивал его о здоровье; а потом говорил с Тимофеем о строении Московские Восточные Соборные и Апостольские Церкви, и о украшении святых икон, и о церковных сосудех, и о иных московских поведениях. И по разговорех Тимофей говорил святейшему патриарху со упрощением, чтоб он, святейший патриарх, яко истинный архиерей и пастырь Святаго Гроба, желая милости к себе великаго государя нашего, его царского пресветлаго величества, объявил ему, Тимофею: салтантурской и везирь с великим государем нашим, с его царским величеством, миру совершенно ль желают, и нет ли у них каких иных замыслов, которые надлежат к разврату того миру, и не пойдут ли обманом под Киев и малороссийские городы? А ему, Тимофею, ведомо учинилось, что салтан и везирь с великим государем нашим, его царским величеством, миру несовершенно желают и хотят итить нынешние весны войною под Киев, и готовят всякие воинские припасы тайно, а великаго государя нашего, его царскаго величества посла, которой прислан в Царьгород для подтверждения того миру, хотят в Цареграде задержать, чтоб об тех их замыслех на Москве никакие ведомости не было. — И святейший патриарх говорил Тимофею: что он милости великаго государя нашего, его царского пресветлаго величества, всегда к себе желает, так же и он, святейший патриарх, ему, великому государю, его царскому величеству, добра желает, как и себе и Восточной Церкви Святой, и о том ему, Тимофею, объявляет: салтан турской и везирь с великим государем, его царским величеством, миру совершеннаго желают, и нынешних его царскаго величества послов приняли с великою честию и приходу их обрадовались для того, понеже они, бусурманы, до их посольскаго приходу в Царьгород были во всяком сумнительстве и опасны были от царского величества в том миру невоздержания. А ныне-де они желают крепко, чтоб им тот мир подтвердить вскоре, не испустя нынешнего зимнего времени, и чает-де в подтверждении того миру учинитца все по желанию царскаго величества для того, что салтан и везирь нынешние весны хотят итти войною на венгры, которые под цесарем. А что-де он, Тимофей, объявил ему, святейшему патриарху, что салтан и везирь хотят итти с нынешние весны войною под Киев, а царскаго величества послов в то время велят в Царе-граде задержать, и салтан ту рекой и везирь не только что нынешние весны пойдут войною под Киев, и во время жития своего на Московское государство никогда войною не пойдут для того, что Московское государство от турскаго государства отстоит в дальнем разстоянии и стало за многими переправами; да и для того, что Московское государство стало им страшно: как-де салтан посылал везиря с турским войском под Чигирин, и того-де войска пошло из Царяграда многое число, а из-под Чигирина возвратилось в Царьгород самое малое число — все во время той войны побиты, а иные, идучи до Царяграда, от ран и с голоду в дороге померли. Да и чигиринскому-де взятью турки не ради и в находку того себе не ставят, только ради тому, что они от Чигирина отошли, а пришед из-под Чигирина, говорили: как-де турское государство и зачелось и с кем они в войне не были, а такой победы ни от ково на себя не видали, как от войск царскаго величества. Да у султана жде ныне происходив ссора со французским королем, и учинился ему с ево стороны великий убыток и страх для того, что нынешняго лета выходили на море в кораблях французские многие воинские люди, и многие турские каторги и корабли со многими пожитками разбили и разграбили, и стояли те корабли на море под Хиом. А нынешние весны хотят быть в Гирле, по-французски зовется Богаз, и хотят у султана просить статей многих, и чтоб отпустил к ним резидента их, а буде салтан и везирь по их воле не учинят, и они-де хотят итти на турков войною, и салтан и везирь велели того их резидента держать в Цареграде за караулом с великим утеснением"*.
______________________
* Турецкие статейные списки № 22, лл. 358-364.
______________________
При возвращении Возницына из Турции в Москву Досифей послал с ним грамоту государю, в которой между прочим писал: "Великому послу вашего царствия в чем мы содействовали, сам он да свидетельствует. Но и он, Прокопий, как никто иной поборал и подвизался, чтобы к благополучному концу привести повеление ваше. Разумный человек и честный, воистину почтил службу, ему врученную, хотя и немоществовал как человек. И Константин переводчик, как мы здесь узнали, рода честнаго и имеет жительство весьма православное и добродетельное, постоял во всякой службе вашей прилежно и вседушевно"*.
______________________
* Греческие дела 7191 г. № 2. Собрание государственных грамот и договоров. Т. IV. С. 420-421.
______________________
Таким образом, за время пребывания в Турции посла Возницына между Досифеем и русским послом установились настолько близкие и прочные отношения, что Возницын не только получал от Досифея нужные ему сведения, но и спрашивался у него, как ему следует отвечать на те или другие запросы турецкого правительства. И так как Досифей всегда давал послу советы "добрые и здравые", и так как он вообще "человек преразумный и Богу, и великому государю истинный слуга", "истинно службу свою великому государю во всем кажет", то Возницын рекомендует московскому Посольскому приказу иметь Досифея в виду и на будущее время как надежного и полезного советчика и пособника во всем нашим турецким послам.
С 1686 года русские примкнули к лиге западных христианских государств, боровшихся с Турцией, и начали войну с турками известными походами на Крым. Война эта закончилась заключением в 1699 году в Карловиче двухлетнего перемирия. За все это время приезд наших послов в Турцию естественно прекратился, и только в 1699 году в Константинополь отправлен был думный дьяк Украинцев для заключения с турками .окончательного мира. С этого времени опять начинается на время прервавшаяся было служба Досифея нашим послам, причем она принимает все более широкий и энергичный характер, а русское правительство, со своей стороны, уже прямо наказывает своим турецким послам иметь с Досифеем постоянные и близкие сношения и руководствоваться его советами и указаниями. 33-я статья наказа, данного правительством послу Украинцеву, между прочим говорит: "Буде мир по данному ему, посланнику, указу великаго государя не состоитца и ему, видевся с святейшим патриархом (Досифеем), говорить и советовать тайно о начинании войны у царскаго величества с турки, и какими образы то дело наилутчее действие свое показати может, и как возможна приступить к Дунаю и к Килии и народом христианским, которые в той войне обещаютца вспомогати, о чем многажды писал он, патриарх, и протчие к великому государю; и говорить о том довольно пространными разговоры и записывать у себя самому, и о том потому ж писать тайно, чтоб сего прочие не уведали"*. Согласно полученному от правительства наказу, Украинцев, прибыв в Константинополь, хотел было немедленно лично повидаться с Досифеем, но тот "приказывал к послу тайно, чтоб он ни о чем к нему (Досифею) не отзывался и не присылал, чтоб тем в подозрение и в беду ево не ввести". Однако Досифей скоро нашел возможность вступить с послом в постоянные, хотя и тайные сношения. Вскоре после своего приезда в Константинополь Украинцев уже пишет государю, что Досифей тайно прислал ему известие, что турки велели строить новых 10 кораблей, причем Украинцев замечает: "А про него, государь, святейшаго патриарха, слышу я здесь от иных, да и по ево пересылкам дознаваюсь, что он у турков в великом подозрении и не верят ему, и Царегородской патриарх и Александр Маврокордат ему не друзья; а за то не друзья, чают, что он, патриарх, обо всяких ведомостях имеет с тобою, государем, пересылки, и для того подозрения он, патриарх, и к церкви Божией не ходит, притворяясь, будто в ногах у него подагра, однакож ко мне приказывал, что учнет он о ведомостях со мною пересылатца, как возможно. А живет-де он в Цареграде для того, ожидает того, укажешь ли ты, великий государь, говорить турком о Гробе Господни, чтоб они греком отдали; и я, раб твой, приказывал тайно к нему, что буду я о том говорить, как мне твой великаго государя указ повелевает"**.
______________________
* Турецкие дела 1699 г., св. 24, № 6.
** Там же. № 7, л. 107 об.-108.
______________________
И так Досифей, долженствовавший, по мысли нашего правительства, быть советником нашего посла, отказался лично с ним видеться и даже запретил ему, из опасения перед турками, подозревавшими его в сношениях с Москвою, обращаться к нему с какими-либо присылками, однако же обещал, как только будет возможно, сообщать послу разные нужные для него вести. И Досифей сдержал свое обещание. Во все время пребывания Украинцева в Турции Досифей присылал ему всевозможные сведения, какие только, по его мнению, были полезны и нужны для посла, или же обстоятельно отвечал на те запросы, с какими обращался к нему сам посол. Как обстоятельны, важны и разнообразны были сведения, доставляемые Досифеем нашему послу, можно судить по следующему примеру: 13 октября 1699 года, рассказывает "Статейный список" Украинцева, Досифей тайно прислал ему такой ответ "на ево Емельянов письменный вопрос", "что не пускают (Украинцева) видетись с послами некоторые (т.е. турки) до времени: так (таково) есть обыкновение у тех, у которых еще мир не совершен, а причина сему, чтоб не восприяли света к подлиннейшему разумению дел их. Караван обретается на Белом море, генерал котораго и капитан (пашею называют) именуется Мевзаморт, есть родом сербянин, отец ево поту рченин. Царь ево имеет в великой чести за искуство ево в воинских делех, понеже есть остроумен и воспитан из детства на море. На кораблях их обретается пушек: на иных по тридцати, на иных по сороку, а на иных по шестидесят, суть на которых обретаются и по осмидесят. На галерах салтанских обретается по четыре пушки, а на бейских по шести — суть и пушечки на вертлугах. Пушки корабельные суть ординарные, как и на христианских кораблях, однакож некоторые суть превеликие, такие, каких и на воинских христианских кораблях не обретается. На воинских кораблях людей и по 400, и по 500, и по 600, и по 800 смотря по кораблю обретается. На каторгах царских по одному и по два чюрбачеев обретается с людьми их, а на бейских есть на некоторых по осмидесят, а на некоторых и по сту левентов. Кораблей или каторг и иных суден воинских не делают, потому что имеют довольно, понеже имеют в пристани приволочены, которых обретается со сто. А сколько имели в Азове и на Белом море, которые все фуркаты и подобные им — обретается их со сто пятьдесят, каторг обретается 30, кораблей 36, а корабли и галеры делают мастеры греки и турки, а наипаче большая часть суть полоняники. — Ни на игумна (т.е. султана), ни на дьякона ево (т.е. визиря) не имеют ныне никакие вражды, и хотя народ негодует на них за места, которые отдали христианам и учинили мир, однакож не смеют им ничего говорить. В деньгах имеют превеликую скудость, потому причина та, что отдали столько мест христианам и учинили мир, и не иная причина тому, токмо что денег не имели на расход; деньги сбирают с податей и с иных, которые имеют уреченные, и емлют по вся годы. С персами войны не имеют, но наипаче мир превеликий, однакож тамо все, в Вавилоне, суть некоторые арапы-изменники, суть и турки некоторые с ними имеют обачесий (?) (турки) паши, которые есть тамо все соседи определенные и бьются с ними. Янычары суть разсеяны в отчизнах своих, однакож сколько их зде во Цареграде — сберетца с десять тысяч; также и конница в отчизнах своих разсеяна, и когда их позовут, будет конницы с шесть тысяч; янычан, когда сберетца, есть с 20 тысяч, а больше никогда не могут быть, конницы бывает и 10 000; а когда имеют войну, могут поставить воинских людей сто и сто двадцать тысяч и больше, токмо денег не имеют. Жалованье янычанское во вся три месяца по 400 мешков, сиречь 200 000 левков, но понеже их здесь нет и суть разсеяны, якоже выше помянули есмы, дают на три месяца когда по сту пятидесят и когда по двести мешков, и овогда больше и овогда меньше, потому что на всякие три месяца чинят переписку, понеже призывают одабашей и спрашивают их, сколько янычан обретается в Цареграде, и тем, которых найдут здесь, токмо дают, а не иным, однакож на службе всегда даетца жалованье, понеже все янычане при том обретаются. Коннице жалованье во вся три месяцы есть по двесте мешков, когда есть собраны. Татар имели в чести и дружбе великой, понеже их потребовали, однакож от нынешняго числа как станут их иметь, не знаем. О москвичах чают, что имеют много войска, а не очень изрядны, как немецкие. О воинских делех и изготовлениях московского царя слышат, что имеет много, однакож иному верят, а иному не верят. О караване московском говорят они, яко понеже венецыаня, которыя суть в войне искуснейшия, не могли приготовитца, а москвичи и наипаче, и что против кораблей их турских никоторое государство не стоит. О корабле московском, который пришел сюда, зело им за зло показалося, того ради и на капычи-пашу, которой ездил по московскаго посла, негодовали, что не наговорил посла ехать сухим путем, но пустил его итить морем и дал познавать пути. Еще сей корабль, который пришел сюды, уверил их, что сколько кораблей имеют москвичи и могут ввести в море. Аще познают они, что спустился караван московской и как услышат, где он, там пошлют и свой, и где случитца, там будет битца. Однакож опасаются турки, чтоб не вышло каюков на море много и не пошли бы в розные места Чернаго моря восточныя и западныя загоны, и будет от того причина, что не будут приходить в Царьград хлебные запасы, и будут препону иметь службы их восточныя и западныя и иные великие и многие и нечаянные зла могут случитися от сего туркам, а наипаче смущения и мятежи и трудности вовсячине. Не чают они быть нигде себя слабыми, но надеютца, что на морском и на сухом путях суть сильны. Где знают они, что будет война, и опасаютца подлинно, где услышат и есть собрание, тамо текут битца; а буде где учинитца какое разделение войска, чтоб быть инде сбору на сухом пути, а инде каравану, инде каюкам, тогда конечно трудность следует. Мир с венецыянами и с немцами есть подлинный, несумнительной.
На Белое море выходит на всякий год караван ради разбойников, которые приезжают из Италии и докучают островам, также и караблям, которые ходят из Египта и из иных мест и для сбору и гарача с христиан, которые живут на островах. С венецианами мир хранить будут, покаместа сильны будут, обаче когда возмогут, его нарушат, с которыми прежде всех христиан нарушат мир, понеже зело им досадно, что те у них взяли Морею, которое сие и сами венециане знают. С москвичами конечно желают и хотят учинить мир, однакож на каких статьях и договорах — не знаем, и когда будут разговор чинить с послом московским, тогда явитца. Однакож турки, что аще ли билися с четырьмя, сиречь, с немцами, поляками, венецианами и москвичами и против всех стояли, и ныне, буде станут битца с одним, зело удобно будет противитца. В пушках больших сколько он ядро бывает во всякой и сколько он пороху — ныне о св. Димитрии придет караван и писарь капитанский есть христианин и разумный и тогда спознает о том подробну"*. Или, например, рассказывает "Статейный список" Украинцева: "Приказывал к нам он же патриарх, что призывал он к себе переводчика Мевзомортова капитан-паши, добраго и благоговейнаго мужа, и истязывал его и известил ся от него, что до сего числа никакаго намерения нет у турков, чтоб итти кораблям салтанским на Черное море; а пять кораблей посылают ныне в Александра с теми припасы, как он (патриарх) о том к нам наперед сего приказывал. А на Евфрате-де реке сделано 70 шаек, на которые шайки посылают ныне на тех же кораблях 70 капитанов и по 30 человек на всякую шайку искусных воинов, а больше еще позовет потреба воинов, и тех велено взять из тамошних людей"**.
______________________
* Там же. Лл. 100-113.
** Там же. Л. 431. Подобного рода сведения Досифей доставлял послам много раз, см. лл. 164-169,170-177,179,426-428 и др.
______________________
Как важны были для Украинцева сведения, сообщаемые ему Досифеем, видно из следующего: "Октября в 22 день, — пишет Украинцев, — были мы у святейших Царегородскаго Калинника, а в 29 день у Иеросалимскаго Досифея патриархов, и спрашивали их от великого государя о спасении, а о делех они с нами тогда ничего не говорили, потому что опасаютца турков. Да и мы их в том поберегли, чтоб не навесть на них от турков никакого подозрения, потому что турки зело того стерегут, чтоб никто к нам не ходил и ни о чем не разговаривал, и для того пристав, и чюрбачеи, и чауши, и яныче живут у нас на дворе безотходно и караул к нам приставлен крепкой, и двор нам дан от христианских жилищ далеко и в самом плохом переулке к Белому морю, и с чужеземными послами и разных государств всяких чинов с людьми видатца нам запрещают, хотя мы о том и выговариваем им и двора у них просим инаго, который бы был близок к Галате, где живут Иеросалимский патриарх и чужеземские послы разных государств и иноземцы, и они в том нам отказывают и отговариваютца непристойными отговоры"*. Очевидно, наш посол жил в Константинополе как бы под арестом, не имея возможности ни с кем видеться и говорить, и потому совсем не знал, что делается вокруг него. В этом случае те разнообразные и обстоятельные сведения, какие обо всем доставлял ему Досифей, были для него в высшей степени важны, так как давали ему возможность знать современное положение дел в Турции и сообразно с этим так или иначе вести переговоры с турками.
______________________
* Там же. Л. 146.
______________________
Досифей не только доставлял посланникам те или другие сведения, но и давал советы, как им следует вести дела с турками, делал им при случае предостережения, разрешал их недоумения и вообще являлся во многих случаях их советчиком и руководителем. "Иеросалимский патриарх, в то время как мы у него были (29 октября 1699 г.), — рассказывает Украинцев, — говорил нам тихо, чтоб мы с салтановым тайных дел с секретарем, с Александром Маврокордатом, поступали ласково, а истины ему не открывали и ни в чем на него не полагались, потому что он во всем верной служитель турскому государству. И мы ему за то благодарствовали и сказали, что будем в том остерегатца и поступать, как нас Господь Бог наставит".
"Марта в 20 день (1700 г.), — сообщает Украинцев, — приказывал к нам Иеросалимский патриарх, чтоб мы в деле мирном от коварства и лукавства турскаго зело остерегались, потому что то у них древняя наука, что при договорех мирных с договаривающеюся страною о миру поступать лукаво и коварно. А о сем, что продолжают они время (т.е. затягивают переговоры, на что послы жаловались Досифею), разные люди разные говорят речи. А некоторой-де ага визирской сказывал ему, патриарху, что будто ожидают они приезду польскаго посла потому: слышат-де они, что будто есть некоторая рознь между царским величеством и королем польским, и намеревают с тем послом польским говорить, любо возмогут причинить войну между ими поляками и царским величеством и так, чтоб мы, видя их соединенных с поляками, купно и с татарами, убоялися и учинили мир, как они желают, и говорят, что будто того ради и хану приказали, чтоб он поволил жить буджацким татарам в старых их местех, — и сие розные люди говорят и мыслят"*. 15 июля (1700 г.) посланники были у Досифея и говорили ему: "Вчерашняго дня от муфтия были они у галанского посла и он принял их с честию, только-де как он, так и английской сетуют о том, что в нынешнее мирное дело они не допущены и никакаго в том деле царскому величеству вспоможения не учинили. И патриарх говорил: по истинне-де те послы английской и голанской царскому величеству недоброхоты и надеетца на них никогда ни в чем невозможно. А какие-де слова про царское величество говорил, будучи в Адрианополе, голанской посол, и о том скажет им, посланником, подлинно, есть ли с ними увидитца, резидент мултянский Энакии, которой один только между христианами царскому величеству всякаго добра желает, также и сам мултянской воевода есть во всем верный и желательный его царскому величеству. И тех-де послов мало здесь любят, для того их в дело царскаго величества не допустили, а в Карловичах по нужде были, понеже сами к тому назвались; а по отъезде их посла ничьем отсюду совершенно они будут в пренебрежении; а польской-де посол дел своих ничего здесь не сделал"**. Когда посланники собирались возвратиться домой, турецкое правительство стало просить их, чтобы они оставили в Константинополе кого-нибудь из членов своего посольства. Так как послы не имели на этот предмет никакой инструкции от правительства и к тому же не понимали цели этой небывалой просьбы турок, то и обратились к Досифею с заявлением, что "желают от него, святейшего патриарха, о том благаго совета, как им в том поступить". Досифей объяснил послам, почему именно турки желают оставления в Константинополе одного из членов русского посольства, и посоветовал им исполнить просьбу турок. Тогда посланники заявили, что ввиду нужды, "а паче ж по совету его святейшаго патриарха оставляют в Константинополе одного дворянина (Семена Лаврецкого) и с ним подьячаго (Григорья) и били челом, чтоб он, святейший патриарх, во всяких нуждах и требованиях ево не оставил и был к нему милостив, якоже к ним посланником". Досифей говорил послам, что "Семену в желаниях ево всякое вспоможение чинить ему будет, только-де он, Семен, в чем ему прилучитца, советывал с ним, святейшим патриархом, и поступал по ево приказу". "И посланники сказали, что он без ево совету ничего собою делать не будет, и такое ево патриаршеское милостивое обещание великому государю, его царскому величеству, они, посланники, донесут". Со своей стороны, послы в инструкции Лаврецкому говорили: "Да ему ж, Семену и Григорью, проведывать о состоянии и поведении здешнем и о всяких ведомостях и, проведав подлинно, к великому государю писать к Москве в государственной Посольской приказ, и те свои письма, для посылки к Москве, относить и отдавать тайно святейшему Досифею, патриарху Иеросалимскому"***.
______________________
* Там же. Лл. 146 об. — 431.
** Турецкие статейные списки № 27, л. 1184.
*** Там же. Лл. 1233-1234,1255 об.
______________________
Через кого и как велись тайные обсылки между нашими послами и Досифеем, это видно из следующей записки константинопольских расходов посла Украинцева: "Октября в 27 день святейшаго Иеросалимскаго патриарха архимандриту Макарию на милостыню и что присылал ево святейший патриарх с письмом о разных ведомостях, о которых довелось к великому государю писать к Москве, дана пара соболей двухсот рублеваго сорока. Да сербянину старцу Григорию, который присылай был от него, святейшаго патриарха, к посланником со всякими ж ведомостями по часту, дана пара соболей двухсотрублеваго ж сорока. Октября в 28 день ко святейшему Досифею патриарху Иеросалимскому великаго государя жалованья на милостыню и чтоб в делех великого государя чинил он посланником вспоможение и подавал пристойные свои советы и всякия уведомления, послано с переводчиком, с Андреем Ботвинкиным, да подьячим Лаврентьем Протопоповым, сорок соболей в 300 рублей, да два косяка камки лаудану, мех белий 5 рублей с полтиною. Ноября в 28 день ко святейшему Иеросалимскому Досифею патриарху с переводчиком Андреем Ботвинкиным за ведомости послано ж две пары соболей: одна в 40, другая в 30 рублев Племянником ево патриаршим, архимандритам Неофиту и Нектарию, на милостыню и за всякия радения и вспоможения и за ведомости посланником в делех царскаго величества дяди их, святейшаго Иеросалимскаго патриарха, дано по паре соболей: Неофиту в 25 рублев, Нектарию в 20 рублев. Июня 22 мултянского господаря резиденту Енакию гречанину, по приказу святейшаго патриарха Иеросалимскаго, за ведомости, которыя он доносил ему, патриарху, а он, святейший патриарх, давал о том ведать посланником, дано три пары соболей трехсот-рублеваго сорока. Ноября в 11 день сербянину, иеромонаху Григорию, за ведомости дано 10 левков. Ноября в 28 день иеромонаху Григорию сербянину, с которым присылал к посланником Иеросалимский патриарх о ведомостях письма, да и для того, что он по вся дни приходит к посланником на двор от патриарха для проведывания, дано 6 левков. Генваря в 29 день гречанину Марке Христофорову, присланному тайно с ведомостями от святейшаго Иеросалимскаго Досифея-патриарха, дано 2 левка, потому что к старцу Григорию сербянину учали было турки признаватца, что он приходит к посланником почасту и чтоб ево не поймали, и того ради патриарх того гречанина и прислал тайно. Февраля в 23 день Иеросалимскаго патриарха человеку Афонке гречанину, которого присылал к посланником с ведомостями, дано 2 левка"*. Перед отъездом Украинцева из Константинополя Досифей лично посетил посла и поручил ему словесно передать государю относительно Азова следующее: "Есть лиде изволит великий государь, его царское величество, город Азов и к нему прилежащие старые и новые городки держать, то не надобно их пометывать, но всегда иметь во осмотрении и во всяком призрении, чтоб в них воеводы и начальные люди были разумны, а ратные люди добрые и смелые. И неприятель, на то смотря, не так будет в мысли своей распространяться, хотя он от них никакия опасности имети не будет, но и намерения своего воинскаго под те городы имети не будет же, разсуждая то, что те городы во всякой обороне, и есть ли ему под них итить, и ему их не взять, только с убытком возвратитца. А есть ли те городы в крепости и во обороне будут слабы, и неприятель всегда имети будет тщание и неусыпное радение о воинском над ними промыслу, а на то-де нечего смотреть или обнадеживаться, что с ними учинены будут мирные договоры, понеже он древний вероломный и лукавый християнский неприятель. А если когда царское величество изволит начать с ним войну, и тогда надобно прежде взять Очаков — левый рог, а правый рог был Таганрог, а взяв Очаков, то надобно Крым взять, а взявши Крым, то будет дорога на Черное море свободною и тогда пристанут сербы, и волохи, и мултяны, и болгары, а не взяв Очакова и Крыму, турков на море воевать трудно, понеже татаровя в том чинить будут препону, да и оные народы для той же опасности вспоможения чинить не будут. А к тому-де воинскому поведению надобны морские мелкие многие суды, которые великий страх могут здесь учинить, нежели корабли, и тех кораблей турки так не боятца, как мелких судов, потому что те мелкие суды могут по всему Черному морю во все стороны разсеятися и жилищам бусурманским чинить огнем и мечем раззорение и пленение. — И посланники говорили, что те мелкие суды на море одержимы бывают страхом от галер. — И патриарх говорил, что у царского величества галеры есть же. Потом святейший патриарх говорил, чтоб о состоянии нынешних мирных договоров дать знать мултянскому воеводе, понеже он истинный есть христианин и царскому величеству верный слуга и всякого добра желатель"**.
______________________
* Там же. Лл. 1296, 1297 об., 1302, 1312 об., 1313,1322,1324 об.
** Там же. Лл. 1198-1199.
______________________
Вместе с послами Досифей отправил в Москву к государю свои грамоты, в которых он делает свои отзывы о после, указывает на свои услуги послу, на свое самоотверженное служение интересам русского правительства, на то обстоятельство, что если послу удавалось улаживать с турками те или другие спорные дела к выгоде и чести русского государя и государства, то это во многом было и делом его, Досифея. Именно о константинопольской деятельности Украинцева Досифей пишет государю. Сказав, что современные турки, будучи людьми непотребнейшими, ничтожными, не имеющими ратных людей и ничего готового к войне, прикрывают бессилие и бедность свою "лестьми, пронырствы, величаниями и гордостьми", Досифей пишет: "Но добрый министр и разумный правитель сей, посланник божественнейшия вашея державы (Украинцев), либо и от иных неких, но наипаче от нас, приостро у ведав абие дела и состояние яко суть настоящих (т.е. турок), стоял крепок и тверд во всех статьях, якоже некий лев юный", благодаря чему турки, измышлявшие великие коварства, были им побеждены, "так что не токмо сами владетели (турки), но и послы, которые суть здесь, удивились разуму его". При этом Досифей замечает: "Обаче имел (посол), якоже речеся, и нас во всем способника, так что всякую беду и самую смерть пренебрегли есмы, токмо да Богом венчанной вашей державе, елико можем, послужим, яко же сам сей вельможный посланник, друг сый истины, сотворит доношение Богом хранимой вашей державе". Далее Досифей пишет об успешной деятельности русского посла: "Мудрецы немецкие, венецкие и польские хваляся риторикою Демостеновою и книгами диалектики Аристотелевой: в Карловиче, когда мирные договоры довершали с здешними, чаяли, что все добре расположили, однако ж обманулись во многих от сих; того ради живут зде, не могуще еще разсудити своя дела, а лях и неисправлен возвратился, ничего бо не учинилось, для которых дел приехал, зане ни ногайцы из мест своих не вышли, ниже полоненных ляхов, по учинении мира, у татар взяли, которые были в Каменце. А вашего божественнаго величества посланники, у ведав и от нас и таковая здешния лукавства, и уповав на милость в Троице Бога и на свойство к Святой Троице богопочтенныя вашея державы, подвизались разумно и осмотрительно, и тако угодная без всякаго погрешения договорись и написали. Потом здесь ляхи и немцы много чинили, и послы сами и многие будучи с ними люди, недостойных дел и безстудных, а вашего божественнаго величества посланник был в доме своем яко пустынник, имея дом яко некую святую обитель, упражняяся с при нем будучими людьми в молитвах и посте, и товарищество его тако устроилось от него жити, яко боголюбезнейшие и разумнейшие люди, так что не токмо нечестивые и еретики, но и сам великий султан похвалил и удивился житию и пребыванию вашего царствия людей, удивлялся наипаче пославшем, яко от нохтей льва признав; а здешних православных священство же и все состояние людское елику честь восприяли и елико молитв к Богу сотворили и творят о вашей богохранимой превеликой державе, невозможно писанию предати"*. Таким образом, Досифей не только всячески ревностно служил, "пренебрегая, по его собственному выражению, всякою бедою и самою смертию" нашему турецкому послу, но как официально признанный нашим правительством советчик и руководитель посла дает еще о его константинопольской деятельности письменный отчет царю.
______________________
* См. Приложение № 5.
______________________
Чрезвычайные услуги Досифея послу Украинцеву были по достоинству оценены царем. Так как Досифей, послав к государю свои грамоты с Украинцевым, вслед за тем в том же 1700 году отправил в Москву своего племянника, архимандрита Хрисанфа, то государь, воспользовавшись этим случаем, послал ему с Хрисанфом особую благодарственную грамоту, в которой писал: "К нам, великому государю, нашему царскому величеству, писали вы, отец наш и богомолец, святейший и всеблаженнейший патриарх, с нашим царскаго величества посланником с думным советником с Емельяном Игнатьевичем Украинцовым, да с архимандритом своим Хрисанфом, из которых писаней ваших выразумели есмы предложение ваше о разных делех и увещание духовное, мудро изображенное, и архипастырскою вашею молитвою и благословением исполненное. И мы великий государь, наше царское величество, святейшему и всеблаженнейшему крайнему архипастырю, за толикое и душеполезное посещение и увещевание сыновне благодарствуем и впредь желаем, дабы всегда благоугодныя молитвы ваши о нас были не прекращении"*.
______________________
* Греческие дела 1701 г. № 2.
______________________
В 1701 году в Турцию для окончательного утверждения мира, заключенного с турками Украинцевым, отправлен был посол князь Дмитрий Голицын. В наказе послу было сказано: "И видатца ему (послу) с ним патриархом (Досифеем) почасту и о всех великаго государя делех с ним советывать и проведать у него подлинно: поставленные мирные договоры с великим государем, с его царским величеством, салтан турской содержать хочет ли и в дружбе, и любви с его царским величеством быть желает ли, и не мыслит ли чево к нарушению тем мирным договором?". Голицыну сверх обычных даны были еще и особые наказы. В одном из них сказано: "Ему ж (послу), будучи в Константинополе, иметь со святейшим Иерусалимским Досифеем патриархом тайные обсылки, и о всяких делех с ним разговаривать, и о ведомостях спрашивать, и отдать ему явно великаго государя жалованье (150 рублей), которое послано с ним к нему патриарху и грамоту. А что с ним, князем Дмитрием Михаиловичем, послана особая дача ему, святейшему патриарху, на тысячу рублев мягкой рухляди, и тое дачу отдать ему тайно, чтоб нихто об ней не ведал, под опасением себе великого государя гневу"*.
______________________
* Турецкие дела 1700-1702 гг., св. 1, № 5.
______________________
Со своей стороны, государь послал от себя к Досифею особую грамоту, в которой писал: "Мы блаженство ваше имеем паче протчих всех о Христе возлюбленнаго отца и пастыря и великодушнаго мужа, и тем паки призываем блаженство ваше, дабы как прежде сего в богоугодных молитвах своих нас никогда запомнил, и в делах наших преключащихся всегда пособника имели есмы; так и ныне потому ж от блаженства вашего желаем, яко от возлюбленнаго отца и пастыря, яко да во всяких делех наших, покаместь наш великий посол (князь Голицын) в тех краях пребудет, был бы ему блаженство ваше советник истинный, а мы, великий государь, наше царское величество, к тебе, возлюбленному отцу и пастырю нашему, поелико возможно не токмо словом, но и делом и во всех богопроходимых местах святых склонны есмы щедрою рукою способляти, токмо и блаженство ваше, как и прежде сего, всегда честными грамотами своими нас посещать благоволиши и молитвою не оставляй"*.
______________________
* Эта грамота государя Досифею напечатана в нашей книге "Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях". Приложение № 10. С. 560.
______________________
С прибытием князя Голицына в Турцию Досифей немедленно вступает с ним в постоянные близкие сношения и сообщает ему, как ранее Украинцеву, разные сведения. Так, например, он пишет Голицыну: "Турки корабли, которые имели, теж и имеют, ничего больше не учинили, указали делать четыре, но не совершат в три года, а из тех, что имели, подарили четыре арапом маргипли-ским. Никакого приготовления военнаго не имеют, ниже хотят, ниже желают воеватца с кем. Пришли из Италии мне новые ведомости мартовские и говорят, что с одной стороны француз и новой король гишпанской и князь савойской, а с другую сторону немчин, агличаня и голандцы готовились на войну, и по се число либо и начали. Француз денег не имеет и просил, чтоб взять доходы церковный взаим, а духовные ему отказали, потом просил взять хотя треть и паки не давали, и не ведаем, что сделал. Франки, которые приезжают сюда с делами, делают много зла, и еще напиваются и убивают людей, и ходят по туркеням и блядуют, и немецкой нынешний посол, которого имели в толикой чести, посрамлен от сих дел. Воевода волоской писал людем своим, которые суть здесь у Порты, чтоб пришли и просили у вас писем, чтоб посылать к божественному величеству, а чтоб они то объявили у Порты. И даем сие знать, что воевода сей волоской есть турчин по намерению и посылает тамо людей с причиною, а намерение его: чтоб выведал все и писал сюда. Сего ради не токмо писем не посылайте когда, но и Мазепе пишите, чтоб приказал в стране своей не пускать сего воеводы людей ездить туда ни по каковому способу. Послан указ господарям Мултянскому и Волоскому и к туркам подунайским, чтоб шли к хану и проводили его мимо Очакова в Крым: причина есть, что хана большая часть татар покинули и побежали и опасаютця итти мимо Очакова от брата своего. Однакож третьяго дня послали гонца с повелением таковым, чтоб поспел к хану в четыре дни и паки б в четыре дни приехал, чтоб привез ведомость чистую и либо, чтоб спросили ногайцев на Украине, приняли ль их, или отогнали... Чрезвычайный посол венецкой пятаго месяца мая исправил с Портою подобающия статьи и присяги все на вечный мир, только осталась размена полоняничная. Речь Посполитая Венецкая возбраняет немцам пройти во Италию в сороке тысячах войск, однакож немцы хотят пройти силою военною.
Немцы с Портою держат сердечную и крепкую дружбу и в Вене выбран к Порте чрезвычайной посол и поедет в первых числах мая. Турки получили великую победу против арапов. Вавилон отбили и Батру со многими городами. — Приезд твой (Голицына) зело угоден великим и малым, однакож чают, что еще вам случатся какие споры, будьте в том тверды. Здесь никакого наряду военнаго нет, только 200 пушек новых вылили и зачали строить 3 корабля великих, а здешние корабли испорчены многие, а иные проданы и то есть знак добрый Черным морем; казна здесь зело скудная"*.
______________________
* Турецкие дела 1700-1702 гг., св. 1, № 5.
______________________
Князю Голицыну, так же как и Украинцеву, Досифей давал советы, как ему следует вести переговоры с турками в том или другом затруднительном случае. Так, например, Досифей пишет Голицыну: о "ногайцах ваша любовь предобро и премудро отвещевал, что невозможно быть лучше. И паки как изволите, как станут говорить, паки нам кажется пристойно также отвещать и не склонитесь ни налево, ни направо, и не извольте об них писать, потому что избавитеся от трудов и многих иных трудностей, а приезд твой у визиря зело изряден и принят ты был с любовию"*. Или, например, Голицын в своем статейном списке рассказывает: "Августа в 20 день писал святейший патриарх Иеросалимский к великому послу, чтоб он, посол, впредь о торговле через Черное море болыпи не говорил для многих причин, и в том письме объявил ему, послу, что хочет сам устно сказать. И посол с святейшим патриархом виделся и ему, послу, говорил, чтоб он больше о торговле не говорил, а есть ли станешь говорить, то всеконечно мир испортишь и турков приведешь в сумнение и станут приготовлять войну против государя твоего. И намерение у турков есть подлинно и хотят подлинно из Азовскаго моря в Черное море ход пересыпать и на том месте сделать крепости многия, чтоб судов московских не пропустить на Черное море. А мы слышим, что у великаго государя флот сделан великой и впредь делается, и о том у Бога всегда просим милости, чтоб Господь Бог научил и вразумил благочестивейшаго всех нас православных христиан государя, царя Петра Алексеевича, тем флотом своим избавил нас всех християн из пленения бусурманскаго, и надежда наша только, во избавлении своем, на него, великаго государя. А турки зело того флота опасаютца, и для той причины не изволь для Бога говорить, а если станешь говорить, то всеконечно засыплют ход и в том надежда наша будет помрачена, а наше избавление не может ни чрез что быть, токмо чрез Черное море. А коли засыпан будет ход, хотя б сто тысяч наделано было у великаго государя судов, то не мочно тем судам плавания по Черному морю чинить, и турки знают, что тот флот делаетца ни на кого, токмо на них. А станешь говорить, то явно приведешь их в войну, а если умолчишь и не будешь о том говорить, то для нынешней войны шведской не так иметь будут в подозрении первыя твои слова. Для Бога прошу, пожалуй, не испорть того добраго дела, которое впредь хощет быть Христианом в пользу, не говори о том, и Емельян (т.е. Украинцев) много о том домогался и ему в том всеконечно отказано. А хотя и не послушаешь меня и станешь говорить хотя тысячью, то не сделаетца, а турки добровольно не отворят ход Чернаго моря, разве великий государь изволит своею волею ход Черного моря отворить, а не просьбою у турков. И посол, — говорит Голицын, — впервых вида от турков чрез секретаря Александра Шкарлата совершенной отказ на предложение его посольское и для слов святейшаго патриарха Иерусалимскаго, больши не посылал о предложении своем просить ответа, опасая гневу великаго государя, что сей мир был нарушен"**.
______________________
* Там же.
** Турецкие дела, св. 2, № 1.
______________________
При отъезде посла в Москву Досифей вручил ему две своих грамоты к государю, причем о посольской деятельности Голицына и о своих услугах ему Досифей писал государю: "Преславный великий посол боговенчанной великой вашей державы, господин Дмитрей Михаилович, в нужныя дела с нами советывал и, как нас Бог просветил, ему совет подали, и в какое дело у нас потребовала мы служили ему по силе нашей, о которых делех и во иной нашей грамоте будем писати. Однакожде пребывал здесь преразумно и превеликолепно, и во всех делех, что он просил и говорил, истинствовал и извествовал, что пришел здесь великий посол превеликаго и преизящнаго самодержца толико, что по истинне не токмо вельможи, но и сам султан имеет его в похвалу — в толико пожил зело преразумно и славим иже в Троице Бога, который благоволит, что все люди вашего боговенчаннаго царствия, которыя посылаются сюды, похваляются и почитаются от всякаго рода и языка и от самого салтана, якоже рехом"*.
______________________
* Турецкие дела, св. 1, № 5.
______________________
Получив грамоты Досифея, посланные им с князем Голицыным, государь немедленно отправил к Досифею свою грамоту, в которой пишет: "Две грамоты блаженства вашего с великим нашим послом с князь Дмитрием Голицыным приняли. О делех наших, что пишешь, что послу нашему и делом и словом советами вашими елика сила способствовал, как о том и сам посол наш известил нам, зело благодарствуем, что блаженство ваше чините зело годное, что доведется такия особы превосходительныя равному своему имени, как везде блаженство ваше прославляется паче всех иных архипастырей православных". Затем государь извещает Досифея, что в Турцию в качестве постоянного резидента посылается особый посол, Петр Андреевич Толстой, почему и просит Досифея советовать и помогать ему во всем. "Понеже ныне мы, — пишет царь, — великий государь, наше царское величество, разсудили, что для наших великаго государя дел, которыя належат меж нами, великим государем, и меж Портою Отоманскою, доведетца посыл ати посла нашего, который бы жил на несколько время при той Порте, как и от иных христианских государей там живут: се посылаем тамо посла нашего, ближняго нашего стольника и наместника алаторскаго Петра Андреевича Толстова, которому указали, чтоб, будучи ему тамо, советы свои приобщил с блаженством вашим, как и прежние наши послы, будучи там, учинили; а от блаженства вашего желаем, дабы к тому послу нашему был еси во всяких приключающихся ему делах способник и словом и делом, елико возможно. И того рад пространнее о том на письме отповеди не пишем ко блаженству вашему, понеже указали ему про всякия дела наши объявите словесно и советывати об них, как лучше мочно быти и как Бог наставит блаженство ваше, так и учинити против святаго своего прежняго обычая. А мы в том не токмо не сумневаемся, но надеемся, что блаженство ваше тому послу нашему будешь во всех делех советник и искренний помощник и о делех тамошних случающихся желаем от блаженства вашего, дабы всегда, чрез того же посла нашего, изволил к нам писати и объявляти, а у нашего царскаго величества тое радение и прилежание к нам блаженства вашего зело приятно и незабвенно будет"*.
______________________
* См. "Характер отношений России к православному Востоку". Приложение № 10. С. 561.
______________________
Когда в 1702 году Петр Андреевич Толстой отправлялся послом в Турцию, то он подал в Посольский приказ особые статьи, на которые требовал "указа". "Желаю ведать, — писал он между прочим, — есть ли в тех странах верный человек, в котором бы мне полагать надежду о тайных делех, чтоб мне имя ево объявлено было?" Указ: "Иеросалимский патриарх, который прежде всего во многой верности явился, мочно объявлять и советывать, что и по списком с дел явилось, которые даны ему (Толстому) прежде бывших посланников". В тайном наказе Толстому значится: "По патриархе Иеросалимском, есть ли иной такой же желательный человек (окажется), о таких чрез него ж (Досифея) проведывать и познаватца". В открытой инструкции Толстому говорилось о его отношениях к Досифею то же, что и в наказе послу Голицыну, именно: "Видатца ему с ним, патриархом, почасту, и о всех великаго государя делех с ним советывать и проведать у него подлинно: поставленные мирные договоры с великим государем, с его царским величеством, салтан турской содержать хочет ли, и в дружбе и любви с его царским величеством быть желает ли, и не мыслит ли чево к нарушение тем мирным договором, и проведывая о том подлинно, к великому государю писать почасту, как возможно, с нарочными посылщики"*.
______________________
* Турецкие дела, св. 2, № 5.
______________________
Толстой прибыл в Адрианополь 29 августа (1702 г.), когда Досифей находился в Унгровлахии. Получив здесь грамоту царя, приглашавшую его помогать и советовать русскому послу, Досифей немедленно откликнулся на царский призыв и поспешил написать Толстому письмо, "в котором мы ему пишем, — доносит Досифей царю, — кого подобает ему вопрошати тамо в нуждных (делах)", и еще: "как мочно ему и нечто тайншее уведать, к тому довлеет давати грамотки, дабы они приходили известно и поспешно к вашей богохранимой и богоутвержденной державе"*. Вскоре и сам Досифей прибыл в Адрианополь и немедленно вступил с Толстым в постоянные деятельные сношения. Вот что Толстой писал Досифею от 6 ноября: "Всесвятейший и преблаженнейший пастырю добрый, от всего сердца моего желаю, да сохранит всесодержащая десница Божия спасенную вашу жизнь в пользу благочестивым. За изъявляемую милость и благословение твое архипастырское со всяким унижением благодарствую и хвалу воздаю Господу Богу, яко по призрению Его спасительному начинаю услаждатися полезною пищею от твоего архиерейскаго благословения мне преподаваемою, и прилежно молю твою архипастырскую святыню, еже имети мя в добром призрении по обыкновенному своему ко пресветлейшему и державнейшиму великому государю, государю моему всемилостивейшему люблению, яко и прежде бывших присланных от его священнаго величества награждал еси милостивно полезными делы. Присланное от пречестнейшия святыни твоея письмо с великою радостию восприях и о едином слове от вашея святыни, написанном ко мне, мало и оскорбихся: еже святейшество ваше яко бы зазор имате о отворении писем ко мне присланных, что архиерейству вашему и мыслити неприлично**, зане аз яко отца и пастыря хощу имети вашу святыню и во всяких моих делех благопоспешнаго помощника, как в молитвах и благословении, так и во внешних поведениях; и сего ради несть тайны моея, еже бы вашей святыни не была явлена. По сих моление мое до блаженнейшей святыни вашей посылаю, еже не прогневатися о умедлении ответствования от мене, дабы и ожидающий писем моих, по вашему благословению, не оскорбился до утра зде пребыти, вины ради сицевыя: еже сего дня надеюсь приняти письма из отечества моего ко мне посланные, и умыслих, еже бы единым писанием возответствовати требующим от мене отповеди, дабы и вашей святыни частою докукою о посылке писем моих не было нанесено трудности, в чем и не сумневалось, яко ваше архиерейство соизволит сие прошение по желанию моему исполнить. При сем, купно и с сыном моим, припадая пред всесвятейшим архипастырским вашим благословением, при целовании блаженнейшия десницы вашея, нижайшее поклонение творим"***.
______________________
* См. Приложение № 8.
** Пятого ноября с племянником своим Спилиотом Досифей прислал письма к Толстому, "присланные к нему, послу, с Москвы, писаны цифирью, а иные просто от Феодора Алексеевича Головина, и от гетмана, и кавалера, и пана Степановича Мазепы, да выписка о запорожском деле, а все те письма роспечатаны, да он же, патриарх, прислал письмо о ведомостях московских". В своем письме к Толстому по поводу доставленных ему распечатанных писем Досифей объясняет, что, получив от Мазепы эти и другие письма и думая, что все они писаны к нему, он распечатал их. "Пожалуй, не кручинься, — извиняется Досифей, — но жив Господь Бог и Христос Его и Святой Дух Его, что ничей иной глаз их не видел, ниже иные руки за него примались, опричь наших".
*** Турецкие дела 1702 г., св. 3, № 1, лл. 294-295.
______________________
От 16 ноября (1702 г.) Досифей в письме сообщает Толстому сведения о тогдашних отношениях между турками и татарами, "которые-де теперь ссорятся между собою, хотя и неизвестно из-за чего". Пишет, что турки, несмотря на подстрекательства татар, вовсе не думают нарушать мир с русскими, что он хотя и желает лично повидаться с Толстым, но теперь это невозможно потому, "что последует много бед и раззорения не токмо Иерусалиму, но и всем христианом. Засим ежели имеете какия письма или дела до нас, отдайте господину Спил йоту, он нам принесет, а дела напиши на бумаге пространно и пришли ко мне. А ежели что сведаем, о чем вам потребно знать, сами к вам о том напишем, и вопросу от вас не дожидаяся, также скажет вам господин Спилиот едино слово, изволь послушать и во ум взять гораздо". 6 декабря Толстой послал Досифею краткое известие о своих переговорах с рейсефендием, вследствие чего Досифей в письме от 7 декабря упрекает Толстого, что он, несмотря на его просьбу, не сообщает ему подробно своих переговоров с турками о всех статьях. "Видя и мы те статьи, — пишет Досифей, — знаем обычай сего места лучши инаго кого, Богу милующу, и дознаемся о намерении их, и будем подавать совет вашей любви в том, в чем нам Бог просветит. А как уже у ведаем от вас всякое дело начисто почти можем и мы испытать и доведется о чем и вам сказати, советовати и все прочее, что возможем вспоможение сделати вам". В ответ на это письмо Толстой посылает Досифею очень подробный отчет о своих переговорах с турками. 10 декабря Досифей по поводу присылки ему десяти пар соболей пишет Толстому: "Вашей любви работаем за любовь почтеннаго самодержавнаго лица, и работающе православной державе, самому Богу служим, от Него же и чаем воздаяния. Честное ваше писание восприяхом и возблагодарихом Господу Богу, давшему вам смысл и разумение отвещати на предложения их зело разумно, чего невозможно было лучше говорить. К тому ж говорим, что сии люди ныне не токмо с вами, но ниже с Полеем имеют охоту, ниже силу ссоритися, сего ради преимущество ваше: стой, во всех мужественно как начал, и отвещевай подобно времянно без всякаго закоснения. Аще бы же и возымели намерение брань учинить, не могут ниже в год собратися, сего ради буди всегда благонадежен и то, что учинили есте ответствовавше смирно, лица вашего не изменили и голосом большим не кричали, егда ефендий советовал и укорял зело, то учинили изрядно, также и впредь чинить изволишь, понеже самодерзость и кичливыя слова суть боязни знамение. Господине мой, вельми нас возвеселил честным твоим ответом, и Бог святой да возвеселит тя во всей жизни твоей и дарует тебе богатыя милости и щедроты своя"*.
______________________
* Турецкие дела 1702 г., св. 3, № 3. Статейный список Толстого за 1702 г. (Там же. №1), лл. 374 и 378.
______________________
Так в первые же месяцы по прибытии Толстого в Турцию между ним и Досифеем установились самые близкие и постоянные сношения, которые уже не прерывались до самой смерти Досифея. Он постоянно сообщал Толстому всевозможные сведения, давал ему указания в затруднительных случаях, отвечал на те или другие его запросы. 14 марта 1703 г. Толстой, например, писал Досифею: "Блаженнейший и всесвятейший мой владыко, радуйся и здравствуй о Господе на многие лета! Молю блаженство ваше, аще что есть новых ведомостей о старом хане и войсках круг Дуная и о Ниуф-паше и об иных таких, нам написати. Второе, ежели господин Спафарей не послал моих писем, пришлите ко мне завтра, ради приписания инаго нечего, и паки к вам пришлю завтра к вечеру и да у правит их тамо, где належит; а я, якож и всегда, благоугодныя вашея молитвы и благословения прошу, целуя, яко чадо, умственно святую вашу руку, за сим да многолетствуйте". 5 ноября 1705 года Толстой пишет Досифею: "Ежели ваше архиерейство что возможешь познати приличнаго нам к ведомости, молю прилежно, не остави нас быти безвестны, как ваше блаженство от многих лет благоволяешь трудитися не для чего инаго, токмо ради християнские пользы, так и ныне, Господа ради, не оставляй мя сира; весть Господь Бог колико известихом писанием моим вашего блаженства труды, еже презрев вся страхи, изволяешь ко мне являти неизреченныя милости, и имею надежду, еже Бог не оставит вашего блаженства тщания без воздаяния; свидетельствуюсь Господом Богом, что ни с кем несравненно ваше благодеяние изъясняю и Господь что изволит, то творит". Или, например, 8 апреля 1706 г. Толстой писал Досифею: "Господь да сохранит вашего блаженства здравие от всякаго зла. Святое ваше писание прияхом и буду тако чинить, как ваше блаженство повелевает. Ведомости оные уразумехом, и ежели то правда, буди воля Божия, понеже никоторая война без урону быти не может". Досифей сообщил Толстому распространившийся слух о поражении русских войск в войне со шведами, "обаче да благоволит Бог святый окончанию быти к стороне божественнейшаго полезному и благополучному. Удивляюся, что нет ко мне ведомости никакия от нашея страны толикое время: уже как писаны ко мне последния письма, есть тому четвертый месяц. И паки молю, еще что будет потребно нам ведать, да благоволит ваше блаженство по милости своей меня уведомляти, в чем имею крепкую надежду. Еще вашему блаженству доношу, аще соизволите, да возьмете у господина Христа мое письмо в четырнадцати мешках, которое я учинил по приказу вашему, не взяв от него денег, и да благоволиши ево прислать ко мне. Также и я ево Христово письмо, которое у меня есть в таких же деньгах, пришлю к вашему блаженству, понеже мне видится, что ныне сия письмена уже не служат ни к чему; обаче как твое блаженство изволит, да учиниши по своему разсмотрению"*.
______________________
* Турецкие дела 1703 г., св. 4, № 3 "Статейный список" Толстого, л. 176 об.; 1705 г., ев. 6, № 4, л. 315 об.; 1706 г., св. 7, №3, л. 96 об.
______________________
Досифей не только доставлял Толстому нужные для него всевозможные сведения, но умел при случае добыть и списки с султанских грамот, посылаемых к иностранным государям, и даже планы турецких крепостей. В "Статейном списке" Толстого за 1703 год значится: "Июня в 17 день в письме Иерусалимскаго патриарха к послу писано: человек хощет ехать в Крым, а оттуду, взяв людей, ехать к Москве наскоро. Я много посулил денег дать, чтоб взять список с грамоты, с которою поедет посол (турецкий, отправлявшийся в Москву), однакож подожду немного, и есть ли возму, вам пришлю". Списки с султанских грамот Досифей действительно добыл, по его выражению, "со иждивением довольными" и отослал их в Москву, до прибытия туда с этими грамотами турецкого посла. 4 июня 1703 года Толстой писал канцлеру Головину: "Прошу у тебя, государя моего, милости, чтобы от лица великаго государя писать ко святейшему Иеросалимскому патриарху благодарение за многое ево к великому государю усердие. Истинно, государь, презирая смертныя страхи, работает великому государю во всяких случаях, и ныне, государь, прислал ко мне чертеж новопостроенному в каменном затоне городу, которой чертеж прислал к Порте силистрийской Юсуп-паша, и с того чертежа святейший патриарх, по прошению моему, достал от Порты список, с котораго, государь, списка, равною мерою написав, я чертеж посылаю ныне к тебе, государю моему". 23 апреля 1704 года Толстой писал Головину: "Ныне достал я чрез Иеросалимскаго патриарха от Порты списки грамот салтанских, каковы к цесарю и ко французскому королю о подтверждении мирных договоров от нового салтана; дал за них чрез него ж, патриарха, 200 левков, и те списки досылаю к вам при сем письме"*. Досифей давал наставления Толстому, как ему следует держать себя во время переговоров с турками. 31 января 1704 г. Досифей пишет, например, Толстому: "Егда пойедете к ним (туркам) свидетися, будите сладколичны, сладкославны, веселы, приятственны; ежели случится промежду какое слово студеное, слова ясности твоея да будут присвоительны и сладше паче меда и сота, и тако исходатайствуешь себе честь велику и в делех своих велику пользу. И, христолюбезне мой боярине, мы несмы достойни вас учити, только вам напомятоваем по должности, которую имеем и по учительству Соломонову: дай премудрому вину и премудрейший будет". Досифей предостерегал Толстого, а через него и вообще русское правительство от доверчивости к лицам, преданным турецким интересам. Он в письме от июля 1706 года просит Толстого написать государю: "Да повелит Мазепе и в Киеве, и во всей Украине, где не найдут волоскаго господаря людей, чтоб им зло творили, понеже он природою есть враг християном, и посылает туда лазутчиков на кажду неделю и что сведает, то пишет к Порте, к тому же прикладывает и ложь, и радость то творит поганцом. А приятели (т.е. мултянский господарь) сколько чего знают, но которое суть не полезно, не говорят того; и волоской посылает будто ради дружбы к Мазепе, а там есть русаки и греки, от которых уведомляются о всем, и приехав ему о том сказывают, и он сюда то пишет и мутит миром". 23 апреля 1706 года Досифей пишет Толстому: "Молим тя и советуем тебе, да послушавши нас и имееши людей московских верных ради службы сия, а от греков удаляйся, зане греки тайная не хранят. Глаголем же, не веруй грекам, зане Савва (разумеется Рагузинский) говорит: аще бы кто дал заушение едино (греку) сказал бы все тако и освященнии, и мирстии, и врачеве; аще едино заушение постраждут, абие что знают, то скажут". В другом письме Толстому Досифей пишет: "Зрите, вол охи колько лжей пишут оттуду, видите колько глаголют и послы, зане суть вся ложь, прочее же: яко вас обманывают, обманывайте их и вы, а истины ищите от нас". В ответ на эти письма Толстой пишет Досифею от 28 апреля: "Прияхом ваше святое писание и вельми о сем благодарствую, паче ж неизреченно веселюся, видя вашего блаженства превеликую ко мне милость и отеческое о мне попечение, еже благоволяешь писати ко мне, да бых остерегался от вещей, могущих приключитися, за что поклоняюся ко святым вашим ногам, и паки вельми благодарствую"**.
______________________
* Турецкиедела 1703 г., св. 4, № 2, лл. 356 об., 415; 1704 г., св. 5, № 2. Из Ясс 25 сентября 1704 г. Досифей прислал письмо к боярину Головину, в котором просит его, чтобы он прислал к турецкому двору в переводчики верного человека, который бы держал втайне данные ему поручения. "У Порты Отоманской, — пишет затем Досифей, — имеют такой обычай: когда пишут грамоты к каким-нибудь государем, как к христианам, так и к язычным, и тогда пишут обще, и списки пишутся в книгах у рейсефенди, и хотя с трудностию, однакоже чрез верного человека и чрез многие протори, возможно кому добывати, как и мы промыслили многия вас ради. А те, которые пишут к кому в чужия государства и есть друг особливый их, Порты, такжеите грамоты, которые приходят от всех государей, сиречь от царей христианских и от персов, и от хана татарскаго, те все полагают внутри царскаго сокровищехранилища, и полагают их в одном сундуке, именуемый царский, и хотя даст кто весь свет в подарки, не может взяти ни единаго списка" (Греческие дела 1704 г. № 1).
** Турецкие дела 1704 г., св. 5,№ 3, л. 29; 1706 г., св. 7, № 2, лл. 119 об. — 121,124.
______________________
Чтобы правильно судить о ходе дел и иметь возможность вовремя давать послу надлежащие советы, Досифей не раз настойчиво требовал от Толстого, чтобы тот своевременно и подробно извещал его о ходе всех переговоров, какие тот вел с турками и высказывал сильное неудовольствие, когда посол не исполнял или медлил исполнить это требование. 6 марта 1704 года, например, Досифей пишет Толстому: "Не отлагая времени, но уведомляй нас подлинно, чтоб ведали явственно, что разговаривали (с турками) о любви и они о чем. Егда будете на разговорах, конечно просим, да возымем ведомость разговорам подлинную и досконалую". 15 июля 1706 года Досифей пишет Толстому: "Дважды писахом и ответа не видахом, может быть, для того, что пишем что-либо непристойно, однакоже се уже и третие пишем..." Толстой спешит успокоить Досифея: не отвечал он потому, что был болен, "паки болезнь в моих ногах так умножилась, что не мог сойти с постели, к тому же нечто и глава отяготилась". Или, например, Досифей пишет Толстому (28 марта 1704 г.): "Ныне, или завтра, или послезавтра, доколе не запечатаете к государю письма, оставьте все свои дела и напишите к нам явственно, что говорили с везирем едно по единому, и что вам говорил и что вы ему говорили, зане пишете вы, что не знаете, с чистым ли сердцем или с лукавым говорил. Мы как посмотрим, благодатию Святаго Духа познаем, которая есть истинно и которая есть лукавно, и дадим вам ведомость явственную. Приказываешь к нам, словесно, но ниже и той, которой приходит, знает, что нам говорить, ниже мы разумеем, и того ради глаголем паки, да отпишеши к нам явственно и пространно, и будем отвещати и мы подлинно и совершенно"*.
______________________
* Там же, 1704 г., св. 5, № 3, лл. 101,144 об.; 1706 г., св. 7, № 2, лл. 245 и 276 об.
______________________
Услуги Досифея Толстому получают особую ценность ввиду того, что турецкое правительство иногда держало русского посла как бы под арестом, не дозволяя ему ни с кем видеться и говорить. В письме к Головину от 4 апреля 1703 года Толстой заявляет, что в Адрианополе, куда он вместе с турецким двором переехал из Константинополя, его поставили на новый двор в тех видах, чтобы к нему никто не ходил, так как новый двор видим отовсюду; кроме того, у него поместили чурбачей и янычар в виде почетной стражи, а на деле, чтобы не допускать к нему христиан. "И зело все християне, — пишет Толстой, — опасны не токмо на двор ко мне притить, ниже мимо ворот моих пройтить смеют. И от приезду своего я и поднесь со Иеросалимским патриархом не видался, чего он и сам сердечно желает, обаче учинить того не возможно за великим от них подозрением, а ныне уже мне и пересылатца с ним стало трудно с новаго двора". Вследствие такой подозрительности турецкого правительства Толстой иногда затруднялся правильно и без замедления пересылать свои донесения русскому правительству. И в таких случаях на выручку послу являлся Досифей, через руки которого вообще проходила вся переписка между нашим послом и правительством. 23 марта 1704 года Досифей пишет Толстому: "Не скучайте о человеке, с кем письма послать, зане есть люди, что за неделю дважды ходят яко орлы, и мы пошлем с ними и пойдут в скорости и целости, и вы не поспешите токмо, напишите дела свои и нужные потребы повольно, едино по единому, и пришлите к нам грамоты в субботу, а мы их пошлем в понедельник, и дойдут и в скорости и в целости, на подписи да подпишите отдати в руки Мазепе"*.
______________________
* Там же, 1703 г., св. 4, № 2, л. 106; 1704 г., св. 5, № 3, л. 144 об.
______________________
Между Толстым и Досифеем возникали иногда недоразумения, которые, впрочем, скоро прекращались. Раз Досифей, как мы уже упоминали, случайно распечатал письма, пересылаемые через него Толстому, приняв их за адресованные ему. Толстой, получив распечатанные письма с объяснительным письмом Досифея, написал, однако, об этом случае в Москву. Досифей, узнав об этом, сильно огорчился на Толстого и стал даже подозревать его, что он в своих донесениях в Москву умалчивает о тех услугах, какие постоянно оказывает ему Досифей. "Господь с вами, ясновельможнейший мой, — пишет, Досифей Толстому 25 февраля 1703 года, — мы вам работаем без всякия надежды, но за едину токмо любовь Божию и ради честнаго имени святаго величества, и служим вам в последней беде души нашея и живота и чести нашея и в сем паки благодарствования от Бога ищем, а от вас ничего не просим, а ваша вельможность, не знаю откуду, подучается нас касатися, а наипаче в самое сердце. Мы отворили у вас один пакет письм по случаю, и написали есмы вам тогда, и представили вам на среду всечестное имя поклоняемаго Бога, что мы от тех писем ни много, ни мало не читали и ниже чие око их видело, опричь нашего, и нечего было отписывать туда, что письма примаешь отворены и оным писать к розным многие пени и смущать мир. Божественнейший владыко иное пишет во своем письме, а ясновельможность ваша иное делаешь. Но если вам не нравится, что вам работаем, да имеем ведомость, и отныне впредь перестанем, наипаче ж всем учинишь нам и приятство. Прежде тебя бывший (русские послы) всегда, когда писали ко святому величеству, всегда писали и наши труды и работы наши подробну, преимуществу ж твоему надеялися мы, что пишешь о многих хотя мало, но видим сбывается противное; а кто есть причина, отчего такое дело чинится, не можем разуметь, однако ж лутчи перестать нам от сего". Через три дня Досифей снова пишет Толстому: "Ниже преимущество твое, ниже все витии могут показать, что учинили есте доброе. Понеже отнележ пришел некто Афонасий посол, ради блаженнейших патриархов во время приснопамятнаго самодержца Алексея Михаиловича, потом пришел Прокофей, потом Алексей Никитин, и пришедший Емельян и князь Дмитрий даже до вашея любви, Бог так благоволил нам служити им во всех их потребах, но токмо Прокофей не послушал совета нашего и принес велику напасть на оное место, а мы хотя о том и умолчали по законам церковным, но там, где поехал, воистину его будут спрашивать о всем том. Всем (русским послам) мы работали не ради чего иного, окроме за любовь Божию и от ревности по благочестии, но никто нас не онеоправдил, окроме токмо преимущества твоего, понеже писали есми тебе с клятвою, что письма по случаю внезапному отворены были и мы их не видели, ниже иной кто, — для чего ж было писать, что мы отворили письма? и каким образом о том писал есть, явно от тех писем, которые пишут оттуду. Письмо, которое писал к нам святое величество, изволил ты видеть и нам приказывает писать отсюду всякую ведомость; и мы ниже писали, ниже пишем никакой ведомости для двух причин: первое, ради твоей чести, а другое, чтоб не было в том какого погрешения в каком-нибудь деле: иное напишете твое преимущества инако, и будет великий стыд, но по делу не даждь того Боже. Есть ли бы случилося учинити преимуществу твоему, живущему зде, неведением какое погрешение, пристояло ли бы нам писать о том туда, чтоб ни было пристойно, или о том умолчать, или аще бы о том тамо сведали, нам тое исправить. Благороднейший мой! с неведением погрешение учинилося наветом общего врага, да будет же и паки посрамление общему врагу, а преимущество твое от нас буди благословен и прощен, и нетокмо одним словом прощен и благословен, но как Иисус Христос есть вправду Сын Бога живущаго, тако во истине его Сына Бога живущаго буди прощен и благословен. Но понеже еще всякому погрешению есть правило, даем тебе правило: ниже размышляй, ниже попечение имей, ниже сказывай, ниже разглагольствуй, с кем, как случилося такое дело, ниже нам против сего письма восписуй уже о том впредь, ниже со своим секретарем разглогольствуй, ниже туда к кому пиши, понеже не для чего писать, не для чего и говорить, но да будет забвенно то слово, будто его не было никогда, а мы ко преимуществу твоему и паки будем оные, которые были есмы и прежде со всякою любовию и чистым сердцем". В ответ на эти письма Толстой от 1 июня 1703 года пишет Досифею: "Благодарствую Господа Бога, еже сподобился восприяти пречестнейшее писание вашего блаженства, паки и за твою милость благодарствую вельми, еже изволил меня писанием посетить. О чем святейшество ваше изволил ко мне писать, многословить о том не хочу, но желаю, да будет душа моя пред Богом в таковом оправдании, в каковом суть пред милостию твоею, понеже весть Господь Бог: ни едино писание святейшества вашего осталось, с котораго б не послан был список, обаче великое мне безчестие приводити вашему блаженству противное некакое ко мне сумнительство, о чем суть в великой печали, обаче ныне болыпи писати за скорбию переводчика моего не могу, но словом с господином Спилиотом довольно приказал. Паки требуя твоего архиерейскаго благословения, преклоняю главу мою под святую твою десницу"*.
______________________
* Там же, 1703 г., св. 4, № 3, лл. 62, об.- 63, 66-67,367.
______________________
Толстой действительно высоко ценил услуги, оказываемые ему Досифеем, и сильно дорожил его расположением и благоволением к себе, хорошо понимая, что Досифей для него лицо незаменимое по своей верности и ревности в службе России, почему он всегда всячески старался выразить ему свое глубокое почтение, преданность и благодарность. В 1704 году Досифей должен был на время отправиться в Молдавию. Но он не хотел, чтобы и в его отсутствие Толстой остался без его советов и верного надежного человека, который служил бы посредником между ними и сообщал бы послу необходимые ему сведения. В письме от 22 мая, извещая Толстого о своем отъезде в Молдавию, Досифей пишет ему: "Имеем тебе нечто писать, но оттуду, куда едем, будем вам писать и советывать и протчим приятелем, а письма те будем посылать чрез посредство зде пребывающаго священнаго лица, которое знаете (разумеется племянник Досифея, бывший архимандрит, а теперь Кесарийский митрополит Хрисанф), и паки чрез посредство того же лица да имеем и ваши. Так же, ежели изволите, молим, чтоб нам иметь некакую ведомость от разговоров, которые имеют быть". Получив это письмо, Толстой того же 22 мая пишет Досифею: "Всесвятейший и всеблаженнейший архиерею, да сохранит Господь Бог здравие вашего преподобства зде и в путешествии и на всяком месте в долгоденственном благополучии. Истинно с сокрушением сердца моего провождаю мысленно блаженство ваше, а наипаче проливаю слезы, еже не сподобится видети святолепнейшаго вашего лица, и ничто другое сему препятием сталося, токмо моя злая фортуна. Однакож не престану молити Творца всяческих Бога, да во грядущее время сподобит мя сие желание мое получити. Не достает моего смысла, ниже язык мой возможет достойно воздати вашей святыни благодарения за вся неизреченная ко мне милости, токмо до скончания жизни моей не оставлю памятствовать вашего благотворения... Благодарю Бога и твою святыню, еже не во всеконечном сиротстве оставлявши мя, и зело изрядным благодетелем награждаюся от вашего блаженства — святым Кесарийским, от котораго несу мнительно за благословением вашим, надеюся имети в делех моего превысочайшаго монарха добрую помощь, и вся сия вашего преподобства довлетворения превосходят на первообразное, его ж святому величеству потщуся ясно донести о всем". 27 января 1707 года, за несколько дней до смерти Досифея, Толстой писал ему: "Вельми благодарствую за милость вашу, что изволил мне подать ведомость, которая писана из наших стран; обаче слыша о вашей немощи, вельми оскорбихся, и истинно яко бы в моем теле возымел оную болезнь, и Господь Бог да подаст вам облегчение от скорби"*.
______________________
* Там же, 1704 г., св. 5, № 3, лл. 247 об. — 248, 251; 1707 г., св. 8, № 3, л. 35.
______________________
Высоко ценя услуги Досифея, Толстой при всяком удобном случае старался указывать нашему правительству на ревностную и самоотверженную службу Иерусалимского патриарха. 4 июня 1703 года Толстой пишет канцлеру Федору Андреевичу Головину: "Прошу у тебя, государя моего, милости, чтобы от лица великаго государя писать ко святейшему Иеросалимскому патриарху благодарение за многое его к великому государю усердие; истинно, государь, презирая смертныя страхи, работает великому государю во всяких случаях". 7 июля Толстой сообщает Головину, что Досифей прислал к нему, Толстому, грамоту к государю с просьбою перевести ее на русский язык и переслать в Москву цифирью, причем замечает: "Как прежде сего к вам писал, так и ныне доношу, что трудов ево (Досифея) в делех великаго государя много, и усердие к великому государю имеет великое". 22 мая 1704 года Толстой пишет Головину: "Известно милости твоей, государя моего, чиню: святейший Иеросалимский патриарх Досифей из Константинополя выехал в мултянскую землю, тамо ж бывши некоторое время, приедет и в волоскую землю. И во время бытности своей в Адрианополи и в Константинополи, зело усердствовал в делех великаго государя, и мне многие чинил ведомости о всяких делех, обаче, государь, подозрение от турков видетися мне с ним не поволило и, не увидевся он со мною, поехал из Константинополя. Прошу у тебя, государя моего, милости, чтоб к нему отписать и возблагодарить за ево многое усердие; обаче как о том воля великаго государя и твое, государя моего, разсмотрение будет". 16 июля 1705 года Толстой пишет Головину: "Письма мои святейший Иеросалимский патриарх начал примать по-прежнему, и в делех великаго государя усердствует вельми, обаче страха ради от сих поганцев не может мне часто подавать потребных ведомостей чрез писания, как чинил напред сего, однакож усердие являет изрядное чрез единаго грека словесно". В декабре Толстой сообщает, что Досифей приехал в Константинополь "и ко мне весьма милостив и в чем может, весьма усердствует". 24 февраля 1706 года Толстой пишет Головину: "Он, святейший патриарх, вельми радеет о делех великаго государя и заплаты никакой не требует, обаче хотя бы малым чем ево потешить, чтоб прислать от лица великаго государя, зело бы он тем увеселился; воистинно, забыв страх, усердствует, в чем может". 4 августа Толстой пишет: "Святейший Иеросалимский патриарх пребывает в Константинополе и ко мне милостив, подает мне всякие ведомости, что может, и ныне приказывал ко мне, чтоб я к милости твоей отписал о многих ево расходах, которые чинятся во Иеросалиме; и воистинно, государь, неизреченные ныне ему во Иеросалиме чинятся убытки от тамошних мятежей; и о сем как изволение великаго государя и твое, государя моего, разсмотрение будет"*.
______________________
* Там же, 1703 г., св. 4, № 2, л. 356 об., 399 об.; 1704 г., св. 5, № 2; 1705 г., св. 6, №3:1706 г., св. 7, №2.
______________________
Служба Досифея нашим послам в Турции действительно была исключительная, выдающаяся из ряда вон по своей продолжительности (более сорока лет), по своей важности и значению. Он был авторитетным советчиком и руководителем наших послов, на которых он смотрел как бы на своих воспитанников и учеников, обязанных ему своими успехами. В письме к Толстому от 23 апреля 1706 года Досифей так определяет свои отношения к послам, предшественникам Толстого: "Сушу мне митрополиту Кесарийскому и приела ту блаженные памяти царю Алексею Михаиловичу суды двух послов, патриархов ради Антиохийскаго и Александрийскаго, Афанасия Иоанновича, Иоанна Вахромеевича, и приказал им, да имеют нас зде в прошении. Тем же поидохом купно с ними в Адрианополь, яко Порта тамо тогда бяше, и елико нас слушали послы, толико их службы бяху непорочны; имеюще же совет с некоторыми людьми и не слушающее нас, во еже управляти их, стался един турченин и происходатайствовавше им многая болезноглавления у Порты. И Емельян, имяше содружество с некоторыми людьми, что хотяху творити и они подобная; мы же, приемше ведомость, о сем писаху к нему и управляше тых по писанию нашему, и они молчаху и спокойствоваху, но обаче на поел едок мало что не пострадахом зло от них, понеже знаху тайная его". В грамоте к государю от 20 июня 1704 года Досифей пишет о после Толстом: "Нынешний в Константинополе посол вашего божественнаго величества пребывал зело хорошо, зане чего не разумел, нас вопрошал и познавал, и что мы ему возвещали, слушал. Спознал уже от частных советов и от дел самых свойства тур-ков, которые, когда слабы суть, хвастают что суть зело сильны, когда суть скудны, велеречествуют, что суть зело богати, а когда бедствуют, говорят, что суть мирны. Суть бо всех христиан враги и любят всем (делать) зло, а никогда на едином слове не стоят и иныя умыслы и ласковая начинания имеют, а наипаче там, где навету ют, показу ются, что суть друзи, ненавидяще лицемерствуют любовию. Сия вся и таковая зело добре вызнал честнейший посол, того ради во всякой потребе и в деле явился он полезен и хвален, а ныне не имеет ниже вопроса, ниже запросов к тому ж ответов так трудных"*. Служба Досифея послам была вполне бескорыстная и в то же время очень рискованная в том смысле, что постоянно угрожала опасностью самой жизни Досифея. Об истинных мотивах, характере и всех опасностях своей ревностной службы в интересах России Досифей сам не раз заявлял царю, канцлеру, послам.
______________________
* Там же, 1706 г., св. 3, № 7, л. 120. См. Приложение № 10.
______________________
В грамоте государю в августе 1700 года Досифей говорит, что он во всем служил пособником послу Украинцеву, и пособником столь ревностным, "что всякую беду и самую смерть пренебрегли есмы, токмо да Богом венчанной вашей державе елико можем послужим". В другой грамоте государю того же года Досифей заявляет, что он пишет обо всем государю, "наипаче двизаемые и подвижные сущи от многия ревности, которую имеем и имели к святой и пречестной вашей главе". 31 августа 1703 года Досифей писал государю: "Изволит святое твое царствие, что как даже доныне, так и впредь советывал бы я и способлял честному вашему послу в нуждных делех; и о сем изволь ведати царское твое величество: что в сем всегда обретаемся, как и прежде сего писах, и несть такого дела, которое бы мы ведали, что оно нужно послу вашему знати, и не объявляхом ему, ниже отлучаемся когда, чтоб ему не советывати в нуждных делех. И тако будем действовать, пакамест живем, понеже не токмо есмы богомольцы теплейшия вашея державы, но и работники усерднии, а наипаче указ твой имеем, яко слово святое и глас Божий". В грамоте государю от 28 мая 1705 года Досифей пишет: "Изволяет ваша Богом основанная держава, чтоб нам имети туюжде ревность к вам, как имели есмы даже доныне. О сем глаголем, благочестивейший царю, что мы вдалися в службу вашего богоизбраннаго человеколюбия не от нас, коеже бо возмогло престати сие божественное дело, но от самого Бога; того ради и хранится даже до последняго нашего дыхания, ибо, по блаженному Павлу, дарования Божия нераскаятельна суть. И тако, Богу благоволящу, время покажет, как будем служити вашему божественному величеству многими образы, как нам подобает и можем паче всякого человека, обретающегося в сих странах". В грамоте к канцлеру Головину в июле 1706 года по поводу присылки ему соболей и денег Досифей пишет, что соболи и деньги "хотя и посылаются к нам под именем милостыни, однакож издержаны бывают даже до полушки в службе великаго государя, понеже многия суть посредствующия во исправлении службы и все хотят и все берут, а мы зело благодарны есмы, что служим священному величеству за едину любовь Господа нашего Иисуса Христа, и так будем творить и впредь". В грамоте к канцлеру Головину от 18 ноября 1706 года Досифей пишет: "Вся тайная дела повещаем Петру Андрееву (Толстому) письменне, чтоб вельможность его доносил их к вам, понеже пишет цифрами и иными знаками; а буде вельможность его для некоего человеческаго любочестия не пишет, елико изведывает от нас, мы то пренебрегаем, понеже мы служим по первой причине ради Бога и довольно есть, что знает сам Бог. Сие говорю, чтоб изволил знать сиятельство ваше, что и три государевы послы, которые приехали сюды, имели нас наставников, и сколько нас слушали — благоугодили, а в чем нас преслушали — прельстилися, а мы убыточная умолчали и молчим". То же самое о своей службе Досифей не раз заявлял и самим послам. Когда Украинцев покончил все свои посольские дела, то с ним пожелал теперь видеться Константинопольский патриарх Каллиник, пожелал видеться с послами и Досифей, ранее все время тайно сносившийся с ними и сообщавший им разные вести. При этом свидании Досифей между прочим говорил Украинцеву: "Что уже-де ныне и Вселенский святейший патриарх кир Каллиник будет являться другом и приятелем им, посланником, зане в благополучное время многие являются друзьями, а в нужное время ни один, окроме его святейшаго патриарха, от чего он имел в чести своей великое опасение, а наипаче и живота своего лишение, радея и промышляя о делех православнаго государя нашего, а иной никто ни с чем, а паче ж и со всякою осторожностию к ним посланником не отзывался". 10 декабря 1702 года Досифей пишет послу Толстому, приславшему ему десять пар соболей: "Вашей любви работаем за любовь почтеннаго самодержавнаго лица и, работающе православной державе, самому Богу служим, от него же и чаем воздаяния". В феврале 1703 года он пишет Толстому: "Мы вам работаем без всякой надежды, за едину токмо любовь Божию и ради честнаго имени святаго величества, и служим вам в последней беде души нашея и живота и чести нашея, и в сем паки благодарствования от Бога ищем, а от вас ничего не просим". В письме к Толстому от 18 мая 1704 года перед отъездом в Молдавию Досифей пишет: "Все письма, которые к нам посылал от малаго и до великаго все истребили (о чем Толстой просил Досифея) и никакова не имеем, о чем молим и мы: ежели имеете сбережены какие письма наши, все их пожгите, никакого не удерживайте для того: не знаем, что время приведет, и если случится, поганцы здешние впадут в какое подозрение, чтоб не послали внезапу обыскивать и побрать письма, а потом что последует, то есть явно и тому быть обычно у здешних, понеже так учинили послу грузинскому, понеже внезапу напали на него и побрали все ево письма, того ради и молим паки о сем, как пишем, так да учинится". В письме к Толстому от 23 апреля 1706 года Досифей опять указывает на то обстоятельство, что он служит послу не за деньги, что если иногда он и получает что от русского правительства, то полученное все до копейки растрачивает на необходимые расходы по службе государю, которая лично ему грозит постоянною бедою. "Господине мой, — пишет он Толстому, — время есть зело трудно и попремногу страшно, и боимся о роде и о жизни нашей, а о издержке не отягащайся, яко и мы держим, и ими веру: пятьсот левков, которые изволил прислать нам вместо милостыни за святая мощи Златоустаго, такожде изволил прислати и некоторую вещь третияго году и сии убо две осталися у нас. А елика иная к нам прислал еси толико во Андрианополи, елико здесь в Константинопол и, вся, а еще к нам прислал и господин Феодор (т.е. Головин) чрез друга четыре сорока соболей и тая продахом за тысячу за семьсот левков, яко же и оная, которая прислал к нам ваша преславность, и тая имеем вся во издержке, якоже ниже лист един нам остался от тех всех. Обаче токмо дабы была сохранена вещь тайная, дабы не пострадати нам что зло, такожде и роду нашему и дабы не последовала какая неудобность к делам божественнейшаго, аще и во всяк день убытчимся, но дабы возмогли сохранить сии две вещи, яко время есть зело стропотно и превратно, и сохранится от всех людей наших иначе не можем, разве сим образом да управляем и, Богу благоволящу, малую тихость имеем"*.
______________________
* Приложения № 4, 5, И; Греческие дела 1706 г. № 1; Турецкие статейные списки № 27, л. 1082; Турецкие дела 1702 г., св. 3, № 3; 1703 г., св. 4, № 3; 1704 г., св. 5, №3; 1706 г., св. 7, №2.
______________________
Царь Петр высоко ценил ревностную и полезную службу Досифея нашим турецким послам. Отправляя послами в Турцию князя Голицына и потом Толстого, он приказывает им, как мы видели, обо всех делах обязательно сообщать и советоваться с Досифеем, а Досифея особыми грамотами просит во всем помогать нашим послам, быть их советчиком и руководителем. Получая известия от послов о чрезвычайных услугах им со стороны Досифея, государь старался поощрить патриарха к дальнейшей службе русским интересам своими особыми грамотами к нему. "Понеже выразумели мы из доношения посла нашего, — пишет, например, государь Досифею от 20 мая 1703 года, — в Адрианополе пребывающаго, вашего блаженства искреннее радение и труды, которыя полагаете во всяких случаях благо-потребных к делам нашим, паче же ко всему православному христианству, по-прежнему вашему блаженству благодарствуем, желая, дабы и впредь, по своей к нам ревности, во всяких приключающихся делех благонаставительный свой совет подавати послу нашему и вспоможение всякими уведомлении чинити изволили, и онаго блаженства вашего радение о делех наших никогда забвению предано не будет, но и всякою нашею сердешною любовию воздати потщимся, прочее же повелели есмь словесно послу нашему вам донести. При сем и паки желаем от Господа Бога вашему блаженству мирнаго и душеполезнаго состояния, себя же вашим отеческим священным молитвам и благословению поручаем, и есмь вашего блаженства сын послушнейший"*.
______________________
* Наша книга "Характер отношений России к православному Востоку". Приложение № 10. С. 562.
______________________
Глава 6
Служба Досифея как тайного политического агента русского правительства не ограничивалась только тем, что он сообщал разные сведения нашим турецким послам, давал им различные советы и наставления, служил посредником в их сношениях с нашим правительством. Досифей, кроме того, посылал в Москву особые грамоты государю, канцлерам Головину и Головкину, в которых он или просто сообщал разные политические вести, или же, сообщая вести, вместе с тем и обсуждал их, высказывал по поводу их свои соображения, давал советы и указания нашему правительству, как ему следует поступать в тех или других случаях.
В марте 1691 года Досифей писал царям в Москву: "Я из Адрианополя тому 18 лет письмецо писал присноблаженные памяти к отцу вашему, государю царю кир Алексею Михаиловичу, и советовал: покиньте поляков, но смирите прежде турков, потому что конечно хотят притти к Днепру, однако ж он не послушал и не верил, а потом все так учинилось, как мы писали, и, чаю, что ныне письмецо наше есть и вы его прочтите". Из этих слов Досифея видно, что он уже в 1672 году пытался давать политические советы русскому правительству, но его услуги не были приняты тогда во внимание царем Алексеем Михайловичем. Более близкие отношения с Досифеем как тайным политическим агентом в первый раз были завязаны послом Возницыным, который вполне понял и оценил важность услуг Досифея, почему он и рекомендовал его как вполне преданного интересам России человека вниманию московского Посольского приказа. Сам Досифей, посылая с Возницыным разрешительную грамоту Никону, между прочим писал: "Когда кто договаривается с турками, потребно, во-первых, чисто совершить с великим разсмотрением и тогда послать посла. Так и немцы, договариваясь о мире, сперва поставили все свои запросы целы и без скудости, и согласились, чтобы с обеих сторон придти послам, и какой чести быть им, и где сойтись, и ехать одному в одну сторону, а другому в другую, и так по согласию сотворено совершенство". Затем Досифей пишет еще: "Просим ваше державство, да не впадут грамоты сии в чужия руки, но да будут во святых ваших руках и да не у слышатся вне, как писал апостол к солунянам, ибо тайна беззакония деется, и может случиться какой-нибудь предатель из христиан, и не принесет нам сие никакого добра. Сему учит нас Святое Писание: Божия дела проповедывать праведно есть, царей же тайны сокрывать нужно". Так писал Досифей государю, а на словах приказывал Возницыну, "чтобы он, по прибытии в Москву, великому государю донес: есть ли прилучитца о каких делех великому государю писать (к Досифею), и великий бы государь указал к нему писать без имяни ево, и грамоты складывать малы и печатать какою малою печатью, чтоб того нихто не знал, а он-де потому ж чинить станет и о всяких делех, о которых потребно, писать учнет. И дьяк Прокофей Возницын говорил ему: что он о всем о том известно учинит, а он бы, святейший патриарх, по благочестию своему, великому государю послужил и о делех, которые потребны и належат ведать великому государю, его царскому величеству, писал, а радение его у великого государя забвенно не будет"*. Итак, сам Досифей предлагал писать в Москву о всех тех делах, какие нужно было знать русскому правительству, т.е. сам вызывался присылать в Москву различные политические вести из Турции. Но правительство Софьи не воспользовалось самим Досифеем заявленной готовностью служить политическим интересам России, так что только с окончательным переходом власти в руки Петра начинаются со стороны Досифея правильные и постоянные присылки в Москву разных политических вестей, причем эти присылки с течением времени становятся все более частыми и важными по своему значению, ввиду того что сам царь, высоко ценивший услуги Досифея, не раз в своих письмах к нему просил его писать обо всем в Москву как можно чаще, а вслед за царем об этом же просили Досифея канцлеры Головин и его преемник Головкин.
______________________
* Турецкие статейные списки № 21, № 202.
______________________
18 марта 1691 года Досифей писал государям, чтобы они похлопотали перед турецким правительством о возвращении грекам отнятых у них французами святых мест в Иерусалиме, причем патриарх советует не заключать мир с турками, если они не возвратят святых мест грекам. Но настаивая на возвращении святых мест грекам и требуя, чтобы из-за этого цари начали даже войну с турками, Досифей, однако, настаивает и на том, чтобы цари хлопотали не только об освобождении Иерусалима, но и о возвращении себе Украины. "Я в грамоте пишу к вашему святейшему патриарху о поляках, — пишет Досифей — государям, а вы разумейте про здешних, потому что когда хощете поляков одолеть, тогда одолеете, а здешних не скоро можете одолеть, только ныне время зело способное. Возьмите прежде Украину и говорите про Вольскую и мултянскую землю, что вам надобно и доведетца взять и Иерусалим, и тогда учините мир; нам лучше жить с турками, нежели с французами. Однакожде и вам не полезный мир, буде турки станут жить за Дунаем, или в Подолье, или в Украине, или и Иерусалим оставите — худой тот мир, потому что никоторому государству они так не враждуют, как вам. Я из Адрианополя тому 18 лет письмецо писал присноблаженные памяти к отцу вашему, государю царю кир Алексею Михаиловичу, и советовал: покиньте поляков, а смирите прежде турков, потому что конечно хотят притти к Днепру, однакож он не послушал и не верил, а потом все так учинилось, как мы писали и, чаю, что и ныне письмецо наше есть и вы его прочтите. И ныне советую, что буде хотите мириться, миритесь, но так, чтоб и Украина была освобождена и Иерусалим был отдан — подлинно и турки отступили бы за Дунай; а буде не так, лучше бы мир покинули и Иерусалим покинули ж. И лучше воюйте с соседями вашими вкупе и отгоняйте и смиряйте нечестивых, а что поляков когда вы хощете смирить, тогда и смирите. Визирь нынешний явился достойным человеком от того лишь, что взял Ниссу и Белград, а причиною были вы, потому что татаре были с ним вместе, а если бы татаре были задержаны, ничего бы не могли они сделать. Однако никакого благодарения вам за то не изъявляют, потому что думают, что доброта ваша от неблагоразумия, и ныне, вместе с ханом, радеют вас обмануть, покамест будет возможно немцев победить, а потом и за мужей вас не будут почитать, потому что весьма глубок и лукав он. Притом, нынешний ли или иной визирь будет, если победят немцев, то после сего великую награду иметь будут и станут вас воевать с великим гневом многих ради причин. Сего ради опять пишу вам, что если не будут освобождены Украина и Иерусалим и если из Подолья не будут выгнаны турки, не делайте мира с ними, но стойте крепко, как вас Бог наставит, а когда Украина избавлена будет, то и они посмирятся и тогда Иерусалим взят будет. Если же станете мир заключать и будете вначале предлагать о Иерусалиме, а они вам не отдадут, вы мира не заключайте, турки за то убьют визиря, поелику он напрасную войну причинил. Случай имеете, дабы поганцы смирились, и не пропустите его, мы вам советуем, а Бог наставит державу вашу к лучшему. Притом говорим и то, что если турки захотят отдать вам и весь Иерусалим, а Украины не уступят и из Подолья не выйдут, не делайте мира, потому что если они засядут в Подолье, то, как сыщут удобное время, не будут молчать по своему обыкновению. Только пособляйте полякам и иным, покамест здешние погибнут, которые суть великое зло и последнее, а потом удобно и иные погибнут, наипаче татары, которые побивают христиан. А буде татары погибнут, то и турки с ними и вся власть погибнет, и дойдет ваша власть до Дуная; а если целы будут татары, то они вас обманут, ибо впредь такого времени не сыщете, как ныне... Ныне вам пишем, не только о Иерусалиме радейте, но и о других местах, о коих упоминали выше, потому что когда между государей необходима война, то мир тогда заключать грех. Досаждая вам, отдали Иерусалим французам и вас ни во что ставят. Смотрите, как смеются вам: ко всем государям послали грамоты, что учинился новый султан, а к вам не пишут ничего; раззорили Украину и заключили с вами мир, а ни в чем постоянства не показали, они думают как умножиться в Подолии, поднять на вас поляков и татар и воевать вас день и ночь. Татары — горсть людей, а похваляются, что берут с вас дань: посему как татары подданные туркам, также и вы подданные им. Много раз вы хвалились, что хотим сделать то и другое, и всегда только являлись слова, а дела не явилось ничего. Ныне время, когда все государи христианские возстали; обманывают поляков и льстят им, и поляки советуют вам, а когда утвердится их дело, то намерение их никогда с вами мира не иметь, но всегда войну. Сих ради причин и что за тем последует, бдите, труждайтесь, радейте, имея в виду будущия такия причины; вы же молчите и не делаете угоднаго ни Богу, ни человеку. А если станете действовать, то и мир царству вашему доставите, и во всем мире славу и честь получите, а народу православному великую помощь окажете и, наконец, в Царствии Небесном будете равноапостольнии"*.
______________________
* Греческие дела 7200 г. № 1.
______________________
Так энергично приглашал Досифей царей вести борьбу с турками, или же если и заключить с ними мир, то мир почетный, вполне достойный России и выгодный как для нее, так и для всего Православия; он хотел, чтобы Турция смирилась перед православной Русской державой, испытав на себе ее силу и мощь; но этого можно достигнуть только при самом энергичном и решительном образе действий русского правительства, при желании его во что бы то ни стало настоять на своем, не отступая в этих видах даже перед войною.
В октябре 1692 года в Москву прибыл посланный Досифея, его племянник архимандрит Хрисанф. От имени Досифея Хрисанф заявил в Москве следующее: "Просит Константин, мултянский господарь, чтобы святое величество промысл учинить изволили над городами турецкими, на Днепре стоящими, и их взять, дабы и Белгородскую орду раззорить; тогда те два государства (Молдавия и Валахия) поддадутся царскому величеству без всякого замедления, и в этой надежде будет выжидать время господарь мултянский, который платит две дани: одну туркам явно, другую немцам тайно, чтобы не раззорили его государство. Посему за два года пред тем, будучи принуждаем немцами к подданству их, бежал из своей столицы и немцы пришли в его государство, а он, призвав татар, немцев выбил вон и потом, чрез тайныя места мултянския, провел татар и турок в Седмиградскую землю, где одержали они ту победу, которою турки опять ожили. Дело сие двух ради причин учинил господарь: первое, чтобы папежское дело не распространялось; другая же та, что ежедневно надеется, да будет господарство его во владении православных, а не у еретиков, и если же захотел бы с немцами согласиться, то уже по сие время немцы завладели бы всеми теми странами даже до Дуная. При сем и то приказал господарь: если войско пойдет на Белгородскую орду, то более 60 тысяч казаков не надобно, и в один месяц могут всю орду раззорить, когда же та орда раззорится и городки, что на Днепре, взяты будут, тотчас и он возстанет против поганых и с ним множество христиан совокупится; для сего дал господарь и чертеж Белгородской орды, который я объявил в Посольском приказе. При сем мне приказывали святейший патриарх и господарь, дабы я и то объявил, что турки и все короли папежские и сам цесарь суть великие враги царскому величеству: турки, ибо ведают, что сие православное царство весьма пространно, и есть у них пророчества, что от сего царства будет взят Царьград, и имеют они здесь множество подданных магометанской веры, и так, если могут в чем вредить Москве, то великая им мзда от Бога. Паписты враждуют как еретики и к тому завистливые, а поляки хотя притворяются, что друзья будто они московскому государству, однако радеют, как бы учинить мир с турками, и между иными статьями одна им необходима, в чем они единомысленны и с цесарем: дабы когда Москва начнет воевать поляков или поляки Москву, тогда бы полякам дать от себя помощь и туркам и татарам. Сего ради подобает царскому величеству радеть о том, чтоб татар смирить в нынешнее время, или промышлять так, что буде цесарь и поляки учинят мир с турками, то бы царскому величеству предупредить этот мир, дабы не посмеялись еретики, но сами осмеяны были, о чем просит и государь мултянский совершеннаго ответа чрез меня, чтобы и он знал, как себя у править и как дерзать, или явно склониться к одной стороне и вручить себя на волю Божию". На это предложение Досифея и мултянского воеводы Константина, чтобы государи начали войну против турок разорением Белгородской орды, после чего воевода пристанет к русским и отдаст себя со всею своею страною под высокую руку царей, государи отвечали привезшему это предложение Хрисанфу: "Мултянскаго воеводу Иоанна Константина за его раденье о делах, предложения и предостережения великие государи жалуют и милостиво похваляют, служба его и то предложение у них в забвении не будет, и чтобы он, архимандрит, царскую сию милость воеводе объявил, когда к нему возвратится из Москвы, и чтобы впредь великих государей извещал о всех делах, какия в тамошних странах будут происходить"*.
______________________
* Греческие дела 7201 г. № 4.
______________________
В мае 1693 года Досифей писал находившемуся в Москве архимандриту Хрисанфу, чтобы он передал в Посольский приказ следующие сообщаемые им вести: "Посол аглицкий пришел в Андрианополь и просил о мире. Посла призывали к прежнему визирю, пред муфтия и весь синклит, и он просил у турок, со стороны цесаря, Седмиградскаго государства и Мултянскаго, а со стороны венециан Афины, Фивы, Негропонт и всю их окресность, а со стороны поляков волошской земли и Белгородской орды, и от того турки ни во что его поставили и ответа ему не дали". Извещал затем, что в последних числах мая идет со всею своею силою к Белгороду новый визирь, потому что прежнего визиря переменили. От 9 августа того же года Досифей вместе со своею грамотою государям прислал и копию с мирных предложений английского посла туркам, причем английский посол являлся посредником между турками и воевавшими с ними союзниками. В пользу австрийцам мирные статьи, между прочим, выговаривали, чтобы семиградская земля осталась за цесарем и чтобы Святой Гроб никогда не был возвращен грекам. Для поляков выговаривали возвращения Каменца Подольского, уступки им Белгородской орды, Молдавского и Волошского господарств. Для венециан — Морей и некоторых мест на далматинском побережье. Для Москвы же послы только обещались, что через год при посредстве немцев и поляков они будут содействовать заключению мира между Москвой и Турцией и чтобы при этом турки отдали москвичам Азов и еще две крепости при его рубеже. Приведя эти мирные статьи, Досифей по поводу их рассуждает: "Зри нечестивых папистов прошение, которые не имеют иного намерения, токмо погибель православных: во-первых, представляют, будто имеют попечение о Москве, но сие, думаем, ради своей нужды, а не любви. Во-вторых, обрекают греков на вечное порабощение и погибель. В-третьих, соседям своим, папистам же, при турках живущим, радеют всею силою, а для православных ничего. В-четвертых, поминают об отдаче Азова Москве и двух крепостей, т.е. нечто малое, что не только Москва, но и ее подвластные вскоре взять могут, а не предлагают, чтобы Украина была за Москвою. В-пятых, как положат немцы рубежей Дунай и возобладают сербскою, венгерскою и седмиградскою землями, а поляки возмут Украину, Подолию, волошскую и мултянскую земли, также и Белгородскую орду, тогда они будут первые враги Москве и всегда война будет с ними. А когда болгары, сербы, вол охи, мултяне и седмиградчане будут под ними, тогда станут всех принуждать в унию, так же как и благочестивых, которые теперь под ними обретаются, и не только весьма умалится благочестие и паписты будут весьма сильны, и не столько будут неприятелями туркам, как православному царству врагами. В-шестых, если ныне возмут Белград и, как слышим, что осадили Негропонт и буде возьмут его, тогда великую возымеют гордость и всякую войну будут подымать на православных. В-седьмых, хотя и не возмут те города и мир заключат, однако Святой Гроб достанется им, и если турки примут предложения их и станут о том писать в своих договорах, то впредь никакими средствами невозможно будет сего исправить. В-восьмых, немцы перешли Дунай ниже Белграда и раззорили Семендрию и Сарджик, сожгли предместья Белграда даже до Ниссы, а теперь, пока пишу, пришла весть, что венециане взяли Негропонт и под город Солунь пришли и надеются, что могут и немцы по Дунай придти и взять мултянскую землю, а поляки возьмут волошскую, а греческую венециане с немцами, и тогда православным будет великое утеснение, и один Бог ведает, будет ли возможно то дело исправить, ведают и те, которые по Боге владеют. А мы, сколько можем знать, так разумеем, что если войска ваши раззорят татар, тогда волохи и мултяне, не имея страха от них, легко бы воспротивились немцам, также сербы и болгаре все бы за одно были с мултянами, а казаки, как была бы воля, легко бы выучили поляков, и не только бы отмстили им, что уже тысячу лет принуждают они православных в унию, но отмстили бы и за ту льстивую любовь, какую вам показывают, и надеемся, что будут смирены, потому что тому делу Бог поможет и любящим Бога все способствует ко благому; да и то можем сказать, что турки отныне и впредь не могут помочь татарам"*.
______________________
* Греческие дела 7201 г. № 4.
______________________
Таким образом, Досифею казалось, что ослабевшая Турция уже не может более сопротивляться западным государям и ее области, населенные православными христианами, перейдут в руки иноверных западных государей, вследствие чего положение православных сделается еще хуже, чем оно было при турках, так как латиняне всех подчиненных им православных постараются обратить в унию, что они уже делали и ранее. Русские государи должны поэтому предупредить опасность, грозящую православным народам, желающим подчиниться только православному царю, о чем валашский воевода уже ранее заявлял в Москве через него, Досифея. Православный Восток в силах сам справиться со своими врагами, но только под условием энергичного и решительного образа действий русского правительства. Пусть русские государи только разгромят татар, и тогда мултяне и волохи выгонят от себя немцев, тем более что к ним пристанут сербы и болгары, а с поляками вполне удобно расправятся и одни казаки. Вопрос идет, по мнению Досифея, о том, кому достанется православный Восток: западным ли иноверным государям или же православным русским царям, как того желают сами православные народы?
Надежды Досифея на русских, казалось, стали наконец исполняться. Царь начал войну с турками; взял и укрепил Азов, построил Таганрог, усиленно строил флот, который скоро должен был появиться на Черном море, — Крым теперь будет взят русскими, а из Азова рукой подать и до Константинополя, куда на помощь русским направятся все православные народы, которые обязательно восстанут при появлении русских; час освобождения православных народов, казалось, уже наступил, стоило сделать еще только несколько усилий, и агарянское царство рухнет окончательно — древнее наследие благочестивых греческих царей законно перейдет в руки благочестивых царей русских, не следует только полагаться на западных государей, которые все, в существе дела, заклятые враги Православия и православной России. Но этим надеждам Досифея не суждено было сбыться. До него дошли слухи, что западные государства, так успешно воевавшие в последнее время с турками, хотят с ними помириться, и, что особенно встревожило его, слухи говорят, что будто бы и русский царь хочет заключить с турками мир. Ввиду этого Досифей решился убедить русского царя во что бы то ни стало продолжать войну с турками и в том случае, если бы все союзники его примирились с ними.
В грамоте от 20 июня 1698 года Досифей сообщает государю, что между турками с одной стороны, австрийцами, венецианами и поляками — с другой решено заключить мир, как полагают, на 18 лет, и таким образом война, грозившая окончательной гибелью неверным, с этой стороны должна прекратиться. Это дело естественное, и с ним Досифей мирится. Но его особенно тревожат и печалят другие распространившиеся слухи: "Говорят, что будто и ваша божественная держава содержится в том же договоре о мире", чему Досифей решительно не хочет верить. "Мы чаем, — пишет он, — что все сие басни и вымыслы, далекие от истины, ибо ведаем, что священная глава ваша исполнена разума, мудрости и любви, — и можно ли, приуготовив толикия дела для избавления рода нашего, чтобы ты искал примириться, наипаче имея примеры: вели-каго Моисея, а после него Судей и Давида, которые много потрудились на войне и, после них, еще славных благочестием великоименитых самодержцев греческих, которые не щадили оружия и денег и трудов многолетних, заботясь о тех православных, которые в Персии, и в Африке, и в Италии, и в иных местах были обижаемы от нечестивых, тем паче что ваша божественная держава более всех их непобедима. Мы же, о божественный самодержец, ниже верить будем, что ваша христолюбивая душа примет такой мир, ибо он противен Православию и от противников Православия приходит. Посему ожидаем с Богом, чтобы ты положил окончание тем делам и наипаче тому, которое начал, ибо оно свято и боголюбезно. Многие желали совершить сие, но не могли, поелику Бог сохранил сие для вашего Им утверждаемаго царствия. Однако не теряем надежды и ожидаем чрез ваше сильное царство спасения нашего. И паки молим благоутробнейшую душу вашу не отлагать дело ваше впредь, чтобы не быть побежденными человеческими советами и не оставить дело Божие, но поборай о доме и граде Божий и, Богом венчанный, воспоминай Александров, Августов и православных избранных самодержцев, как, потрудившись немного, оставили они по себе великую славу и апостольски ублажаются у Бога, которых и Церковь, восхваляя, именует хранителями своими и отмстителями, дабы возбудить к подвигу и царей и архиереев". Затем Досифей старается доказать, что русский царь и один, помимо всяких союзников, одними только собственными силами вполне успешно может окончить войну с турками, и даже окончательно уничтожить их. "Не опасайся поганцев, — пишет Досифей государю, — но воспоминай моисеевское речение: како гонит един тысящу, а сто гонит тьмы. Да будет достоверна ваша святая душа, что имеешь поборником Господа нашего Иисуса Христа: аще Бог с нами, кто на ны? Не пекись о том, что паписты примиряются, а вспомни две вещи: что Бог соблюдал сие дело для вашего святаго царствия, ибо хочет православным царем победить врага, да будет и царство православное, а не хочет, чтобы еретики им владели, что противно Православию. Второе: все папежские государи вместе не могут того, что может одна ваша святая держава, тем паче что они никогда не могут между собою согласиться, как это показал многократный опыт, — хотели и не могли, а если иногда и соглашались, то опять друг друга губили. Кажется, будто и ныне соглашаются, но и это по зависти, какую питают против вашего святаго царства. Если бы не воевала Богом венчанная держава ваша, пошел бы хан со множеством татар на Польшу или с визирем на немцев, и конечно бы победили их и раззорили. Но божественная твоя высокость, хотя и умеренно, однако же причиною была, что татары остались дома и паписты явились победителями, хотя во всех делах и показали себя неблагодарными, ибо король польский пришел было в волошскую землю, но нечестивый позорно побежал от немногих татар и чрез то явно стало, что если бы не задержаны были татары от вашей державы, они раззорили бы папистов. Итак, ваша высокая рука сотворила людьми папистов, а они вместо благодарности что сделали? Поляки опять были в Яссах и сделались причиною, что сколько тысяч благочестивых волохов впали в полон, так что от пятидесяти ни один не остался в Польше православным: иных насилуют, а иных прельщают к папежству или, вернее сказать, безбожию. А добрые люди немцы сербов, которые к ним бежали, почитая их друзьями вашей святой державы, которые ныне живут около Будина и Коморина, многими кознями стараются прельстить к папежству, наипаче силою. И что горше сего, что привилегии дарует им добрый кесарь, но и тот, который их дает, и те, которые около него, не оставили насильства против сербов, и они же хотят в Седмиградской земле выгнать благочестиваго архиерея, чтобы над всеми поставить епископа папежскаго. До такой степени неблагодарны и враждебны папежники вашему святому царствию! Но таковы же и прочие еретики, англичане и голландцы, ибо, как пишет св. Василий Великий: иудеи противятся еллинам и оба истинному христианству, так и здесь: противится папежник лютеро-кальвинам и оба истинному христианству, ибо все они видели такую готовность и слышали из святых ваших уст, что хотите молебствовать в Святой Софии и, позавидовав, радеют примириться с поганцами и наипаче в то время, когда поганцы в таком пребывают положении, что и кораблей не могли приготовить, ни выслать их по обычаю в Белое море, а схизматики-еретики, по зависти к вашему святому царствию, оставляют благополучное время победить врага своего и радеют с ним помириться. И ваше священное высочество уважают, просят и восхваляют только для того, чтоб помощию вашею победить неприятеля или избежать его нашествия; а буде увидят, что возстаете или распространяете пределы ваши, тогда завидуют и будут наветовать, хотя и не явно, но тайно, по обычаю еретическому. Сего ради ваша пречестная душа, имея сведения о их любви к вам, не верь им, ниже преклоняй святыя уши свои к советам их, но держись настоящего святаго дела, а мы по обязанности сие пишем и уповаем на вашу божественную державу, что всеми средствами будешь держаться настоящего святаго дела, и никакой человек не возможет никакими мерами удержать вас от святаго предприятия. Пишем и молим, дабы поспешил на сие дело, которое во славу Отца, и Сына, и Святаго Духа, единаго по естеству Бога". В конце грамоты, в видах еще более убедить царя продолжать войну с турками, Досифей делает еще такую приписку: "Христианнейший и божественнейший владыко! вспомни, что Вседержитель Бог не восхотел, чтобы Гедеон победил мадеонитов со многими, но с небольшим числом для того, чтобы видно было, что это дело Божие. Итак, если и помирятся еретики, довлеет вашей державе, чтобы победить неприятелей. Смотри, как мы умалены: дань за данью непрестанно от нас требуют, и в скором времени не останется ни патриаршества, ни монастыря, ни христиан. Не оставь дела, на которое вызвал тебя Бог, а если, попущением Божиим, не получим избавления, то хотя во время мира порадей, чтобы нам были отданы назад Святые Места, как было прежде сего"*.
______________________
* См. Приложение № 3.
______________________
Так убеждал и молил Досифей царя, не обращая внимания на надежных своих союзников, мирящихся с турками, продолжать войну с последними одному, имея помощником только одного Бога, который несомненно поможет царю как ратующему за святое и богоугодное дело. Но царь решил, однако, поступить иначе, нежели как желал и советовал Досифей. Вместе со своими союзниками он приступил к мирным переговорам с турками, и в Константинополь для окончательного заключения мира отправлен был посол Украинцев. Досифей примирился с таким исходом дела и, как мы видели, ревностно стал помогать во всем и служить Украинцеву во время его пребывания в Турции. А так как Досифей смотрел на заключенный между Россией и Турцией мир только как на временный перерыв борьбы между ними, которая при первом удобном случае в недалеком будущем возгорится снова, то он и постарался преподать царю некоторые советы и указания в видах убедить царя воспользоваться наступившим мирным временем для лучшей подготовки к предстоящей борьбе с турками.
С послом Украинцевым Досифей прислал государю три грамоты, писанные им от 2 августа 1700 года. В первой из них Досифей дает совет царю крепче привязать к себе казаков и позаботиться о поддержании у казаков их старого воинственного духа. "Казаки, — пишет Досифей, — или сильныя суть или не сильныя, — нечто ныне время о том истязати, однакожде глаголем, яко язычные, или рещи, турки почитают их, что они крепкия: перво для того, что когда ходят на войну, не надобны им многие запасы и богатыя еды и разныя пищи, но довольствуются малыми какими запасами и деньгами. Второе, яко того ради всегда суть готовы к войне. Третие, яко не боятся бедства и самой смерти, но готовы всегда бедствовати и умирати, что составляет свойство истинных воинов. Сего ради поганые, имея такую мысль о казаках и постоянно враждуя паче всех иных христианских государей против вашего святаго и державнаго царствия, никакое иное дело так не желают, как радеют, насколько силы их есть, разлучити казаков от подданства вашего, о каковом деле и многажды радели, чтобы совершить его, что хорошо ведает и ваше святое и великое царствие. И понеже сие дело поганов не токмо есть древнее, но и новое, а наипаче ныне, когда видят, что великое ваше царствие, от Бога устремленное, почитает, любит и жалует казаков, они от зависти тают и разрушаются, а в то же время души их вымышляют и больше прежняго радеют, домогаясь крепко того дела, чтобы могли отлучить казаков из-под вашей власти. А мы добро и несу мнительно познавая то дело, дерзаем, якоже рехом, аки изрядные ваши богомольцы, и доносим сие дело к Богом величаемой державе, дабы имел о том ведомость и пожаловал бы их, казаков, паче прежняго, а наипаче, чтобы указал и поставил бы так, дабы никто не мог говорити противно про казаков вашему божественному величеству, а кто станет дерзати говорити про них противное, дабы исчитан был аки враг явный и не сумнительный изменник Богом венчанной вашей державы. Внимай, святый и Богом величаемый Августе, и слыши историю, которую пишут Георгий Кедрин, Иоанн Зонара и исповедник святый Феофан, котораго празднует Церковь Христова втора-го на десять числа марта месяца, о некотором деле, которое случилося при святом самодержце Константине Пагонате и сыне его Иустиане, и пишут сие похвалу Константина, а нарекание Иустиниана". Затем Досифей рассказывает, как греческий царь Константин Погонат сумел привлечь к себе воинственных маронитов, живших на Ливанских горах, благодаря чему соседние владетели, питая страх перед маронитами, не только не нападали на охраняемые ими греческие области, но еще старались заискивать всячески у императора Константина. Но когда его неблагоразумный преемник переселил маронитов с Ливанских гор, тогда соседи стали нападать на греческую землю и принесли ей много зла. Рассказав эту историю, Досифей просит государя приложить ее к казакам. "Держи их под кровом своим, — пишет он, — понеже суть стена нерушимая и адаманская на турки, и на татары, и прочих зломыс-ленных соседов. Султан Осман, когда пошел воевать Каменцы, хотя и сыскал там войско польское многочисленное, однакожде имел надежду, что совершит свою волю; но когда видел, что пришли сорок тысящ казаков и совокупилися с польским войском с пещальми своими, тогда призвал бывшаго с ним мултянскаго воеводу Радула, и велел ему быть посредником и учинил мир с поляками, и отступил назад в ту реку ю землю. Но и не давния казацкия дела достойны быть записанными, т.е. те, как поляки ни во что ставили казаков и казаки возстали на них, и что случилося в Польше от тогдашняго времени даже доныне — свидетели суть дела самые и едва не вчерашнее дело: казаки, гонимые от поляков, привели турок в Подолию и Украину, и хотя и казаки отчасти злострадали, но поляки зело горше их страдали, и впредь сколько будут страдать от казаков, Бог ведает". После этого Досифей еще рассказывает царю одну историю, подобную первой, и затем пишет: "Не остави убо, о Божественный образ преславныя божественныя Троицы, божественнейший и поклоняемый великий царю, чтобы казаки были в небрежении, так как они охраняют вход от турок и татар, но оберегай их царскою крепкою и милосердою рукою: службу, честь и славу божественного величества и посрамление неусыпаемых врагов православныя веры. При сем и сие слышим, что когда казаки добиваются на войну, — платья, скота, денег или рабов похотят из рук их начальствующий ими, то это не добро делается, так как это делает казаков ленивыми, а иногда и изменниками. А царское дело есть, дабы учинился указ и заповедь писанная, в которой смертная казнь указана бы была подлинная тем, которые ослушники будут, и дабы всякия добычи их, все были бы их, как делают и турки относительно своих янычар и других воинов; а буде и возьмут что воеводы их, чтоб взяли только десятую долю, а не больше, как делают татары. А если самодержцы такой указ божественный постановят, чтобы завоеванною землею с ея городами и областями в целости овладевали цари, а корысти и добыча вся чтоб разделены были воинским людям, вследствие чего воины всегда готовы и будут воевати и пресмело на враги устремляются, и ни во что ставят умирать за честь, славу и указ. божественного величества. А посему, понеже учинился мир с здешними (т.е. турками), подобает однако оставлять казаков в покои быти и храпети, якоже пророк Иона в корабле, и сие убо для того, понеже якоже война ищет мир, так и миру следует война, а наипаче с здешными язычными, о них же многие приклады суть, яко не стоят в своих договорах истинно, но наведуют и нечаемо войны подымают, понеже сие есть их закона главизна. И на пример поставляем, яко Салтан Селим, который взял Кипрос остров от Венецианов, желая нарушить мир с венециянами, дабы мог воевать и взять Кипр и, не имея к сему причины, вопроси муфтия своего: не будет ли грех, чтобы начать войну? А муфтий отвечал ему: что буде война та, которую хощет (султан) начинати для взятия Кипроса, надежит, к прибыли веры бусурманския, не будет греха нарушить присягу и разорвать мир свенецианами, но даже будет иметь от сего честь и мзду, якоже творяй дело, которое належит к пользе веры бусурманской и царствия его. И слышав сие, султан оный завоевал и взял Кипрос, и отсюда явно есть, яко поганцы до тех пор покоятся и хранят мир, пока не могут (воевать), а когда могут, вымышляют они причини и воздвигают брань и подымают войны внезапныя и весьма нечаемыя. Сего ради славные разумом и воинским управлением самодержцы всегда сыскивали причины и обучали воинов своих воинским делам, дабы были готовы во время войны". Ввиду всего этого Досифей в заключение советует царю так поставить казаков, "чтобы они знали вся потребная и полезная и к Богу и к святому и к Богом почтенному вашему царствию, а наипаче, дабы были такие, якоже мнят их быти турки и татары, понеже слышим о них (казаках), что стали боязливые и ленивые от праздности, и покоя, и безделья, и не так, как прежде сего, любят бедства и воздержание, которое есть растление воинского состояния, почему и потребно от царского промысла, чтобы казаки опять получили прежнюю свою воинскую славу"*.
______________________
* См. Приложение № 4.
______________________
Во второй своей грамоте Досифей дает царю совет как можно сильнее укрепить взятый у турок Азов. "Турки, — пишет Досифей, — по завещанию лжепророка аще бы могли и весь мир единожды присвоили бы и всех христиан, не подчиняющихся им, во един и той же самый час побили бы. Не могуще же сие сотворити, согласуются к миру, сильны же паки будучи, презирают клятвы и договоры, якоже ныне, за еже душе разседатися им, якоже речеся, умирилися со всеми воюющими с ними, однакоже надеются, аще сильны будут, паки со всеми воеватися. Сего ради те городы и Азов, который паче надежды державное и святое твое царствие притяжал и построил, да не оставь, еже украшати его и укрепляти не токмо стенами, и каланчами, и пушками, но и много паче жительством многих добрых людей и воинов изрядных. Глаголю же изрядных и дельных, а не ленивых, и да будет образец Феопомп, который в некотором городе показующего стену ему и вопрошающу, аще крепка есть и высока, рече: добра убо, яще несть женска, разумея воинов непригодность. И Помпеи, диктатор греческий, глаголаше: не подобает боятися тучных солдат, но тощавых и бледных, наученых назнаменуя воинов. Сего ради Агисилай, царь македонский, с небольшими еллины ниспроверг многия тьмы перские в Малой Азии и, продавая пойманных живых во Ефесе, повелел продавать их нагих. Персидским же телесам, белым и нежным ради тучнопитательства сущим, посмеевалися еллины, яко непотребным сущим и ничего не стоящим. Подобает убо вам обучати воины, понеже не точию подобает быти начальнику начал ьственну, но и подручных подобает обучати, еже бы трудолюбным быти и покорным. Аще убо сицевыми державное и святое твое царствие населиши Азов и сущие окрест его грады и крепости, стену адамантову построиши великому вашему царствию, и все соседи неприятели никогда дерзнут брань происходатайствовать или какое досаждение показати. Господь же Бог просветит вашу святую и Богом почтенную державу, да паки пошлет посла (в Турцию) разумнаго и искуство имущего в делех, яко да бывшие договоры любовные сохранятся непорушны, и ежели что иное завещеваете, ваша Богом венчанная держава, возможет подвизатися, исправитися и еже зде славу вашего святаго, и великаго, и богомудраго царствия сохранити же и возрастите"*.
______________________
* См. Приложение Но 5.
______________________
В третьей грамоте к государю Досифей снова говорит об Азове, но уже не как о крепости, а как о торговом и промышленном центре и с этой стороны предлагает царю совет, как лучше устроить Азов. "Тишайшество ваше, — пишет Досифей, — взял Азов и прочие около его городы, кроме всякаго чаяния: сего ради подобает, дабы и почтил его, чтоб учинилась пристань славная всех торговых промыслов, которые могут быть, буде изволишь указать, чтоб некоторое время не брали пошлину; а если и будут брать пошлину, чтоб была она малая, против Москвы в половину. От сего две вещи родятся нужныя: первое, яко пойдут тамо (т.е. в Азов) многие торговые люди с разными товарами, а соседние народы прийдут для купли и продажи, и будет прибыль царской казне и умножится народонаселение, и чрез сожитие с иностранцами знакомства тамошних жителей умножится и честь града того. Второе, сколько греков идет чрез польскую землю, чаем, что тогда пойдут чрез Азов, а также и язычный люд и иноземцы, слыша умаление пошлины, прийдут и пойдут все чрез ту страну, и будет от этого прибыль государству. И хотя и покажется мала пошлина, однако же зело прибыльная, и понеже люди учнут ходити туда и сюда во множестве, особенно когда устроится дорога, которая пойдет к богоспасаемому граду Москве, тогда будет великая пристань в Азове торговая, и едва не все протори служивых тех, которые живут в Азове, от той наберутся, понеже есть многие товары, которыя здесь пригодятся, да и покупают их иноземцы-французы, каковы: кожи, поташ, шерсть и иных множество. Третие, что и тамошние жители от тех торгов разбогатеют, и так будет град славный и укрепится, и наконец учинится честь святому и великому вашему царствию во всей вселенной". Затем Досифей указывает царю на то обстоятельство, что турки в настоящее время сильно увеличили поголовную подать, платимую им всеми христианами, и берут ее даже с шестилетних детей, хотя закон их и велит брать подати начиная только с четырнадцатилетних. Так они поступают в тех видах: если кто не имеет, чем заплатить подать, пусть обасурманится, "зане закон его, ложнаго их пророка, есть, дабы погодно платили или дань, или обосурманились, или смерть, и для той дани многие терпят, и сидят многие годы, и живут в темницах, и умирают от тех нужд, а которые не могут — обосурманиваются и избавляются". Ввиду этого Досифей пишет царю: "Ныне, когда Бог святый дал вам Азов под власть вашу, молим вас, чтобы изволили указать, дабы которые греки приходят в Азов или в те городы и места, что около Азова, и хотят селиться там, дабы они никакую дань не платили, но жили бы вольныя и свободныя. Как услышат убогие греки, то многие из них от Чернаго моря и от иных стран станут приходить туда и жить там, и от них будет великая мзда и великая честь и слава святому вашему царствию. А при сем дабы учинили указ, что когда сберутся многие греки, чтоб имели волю строить церковь греческую, дабы чли по-гречески, понеже аще и един есть Господь, и едино крещение, и едина вера, однокожде, чтоб всякий (учение) веры слышал своим языком и сие есть причина спасения". После этого Досифей советует царю относиться к подданным своим мусульманам точно так же, как турки относятся к подданным своим христианам, т.е. советует обложить мусульман поголовной податью в тех размерах, какую платят христиане туркам, "и когда не имеет, чем платити, тогда чтоб учинился христианин, и буде такой учинится худой христианин, однакожде сын его добрый христианин будет". Далее Досифей замечает: "Слышим, что в той стране (т.е. России) христиане не ядят хлеб бусурманов, ниже живут в домах их, — и для чего не ести того хлеба, который благословляется знамением Честнаго Креста и бывает благословенный? Надобно вместе жить с ними, чтобы понудить их стать христианами". В заключение Досифей советует государю поставить в Азов митрополита, а в соседние города подчиненных ему епископов*.
______________________
* См. Приложение № 6.
______________________
Так поучал патриарх Досифеи государя Петра Алексеевича, как ему следует поставить себя относительно казаков, какими средствами следует ему крепче привязать их к себе, с помощью каких средств надлежит ему поддерживать в казаках старый их воинский дух, столь страшный для татар и турок, как внимательно нужно ему заботиться, чтобы войско его было хорошо обучено, обладало всеми лучшими боевыми качествами и постоянно готово было сразиться со всяким неприятелем, так как не следует полагаться на заключенный мир с турками, которые разорвут его при первом удобном для них случае, а все бывшие царские союзники ненадежны и скорее враги, чем друзья царя. Поучал он царя и тому, как ему следует распорядиться с отнятым у турок Азовом: царь должен сделать из Азова, с одной стороны, первоклассную крепость, снабженную сильным, хорошо обученным гарнизоном, так чтобы Азов внушал страх и уважение своим соседям, отнял у них всякую охоту нападать на него; с другой стороны, Досифеи советует государю сделать из Азова торговый и промышленный центр, привлечь в него с помощью разных льгот и устройства хорошей дороги от Азова до Москвы торговых и промышленных людей из разных стран, сделав его отпускным портом для русских товаров и передаточным пунктом для заграничных товаров, идущих через Черное море.
В том же 1700 году в октябре Досифеи прислал государю с племянником своим архимандритом Хрисанфом грамоту, в которой между прочим сообщает следующие политические вести: "Здесь никакой новости, достойной слуха, ныне нет. Посол немецкий выехал отселе сентября 30-го без великаго выезда, но просто с своими людьми и караульными своими, как выехал и господин думный дьяк Емельян. Посол (немецкий) ничего лишняга не учинил, только с великими трудами совершил то, что договорился в Карловиче. На отъезде предложил многие запросы от себя, однако ничего ему не позволили, кроме одного только дела: чтобы обновилась церковь римская в Галатее. Просил весьма прилежно, чтоб обновили на имя цесаря указ, какой имели французы о Святых Местах, но никаким образом не послушали его, а отвечали ему: что по правде доведется держать их грекам и о том будет разсмотрение в иное время, однако-де вам не доведется держать их, и ниже сперва, ниже после просить чужое. О французском короле и прежде писали и опять пишем, что он посылал грамоты сюда и просил трех предметов: первое, чтобы дан был указ ему строить в Хиссе острове все костелы римские, которые раззорились, когда взяли турки Хиос от венециан; второе, чтобы строить свод Святого Гроба; третье, чтобы обновили указы о Святых Местах касательно их обладания французами. Но, однако, здешние никакого ответа ему не дали и с того времени никто от короля не приходил сюда ниже торговый, ниже (военный) корабль. Случилось еще две вещи: посол (французский) на подворьи своем в Галате поставил на высоком месте изваяние короля французскаго, а здесь сказали султану, что это крест; султан повелел снять с того места статую, но посол не захотел, и потому султан послал множество служивых, чтобы низвергнуть. Тогда французы затворили ворота и едва не учинился бой. Визирь, услышав, что это не крест, а статуя, утолил ссору. В Иерусалиме франкские старцы все суть гиш-панцы; французский король, гордости ради, посылал консула своего жить там с великим кичением, отчего возстали жители иерусалимские и поселяне в числе многих тысяч с оружием и выгнали его оттуда, потом прислали все в Царьград челобитную, что все готовы умереть, но не примут консула в Иерусалиме. Такия противности между здешними и французами. Венециане дела свои еще не кончили, ибо и рубежи еще не намечены в Сагузе, и того ради и Левант еще не опорожнен и никакое еще дело не совершилося, почему посол их будет ожидать здесь даже до пришествия Светлой Пасхи. На поклонников, которые хотели идти из Домаска в Мекку, напали дорогою арабы, ограбили их и убили многая тысячи людей и взяли жен их. Такое дело никогда доныне не бывало... Здесь в нынешнем времени тишина, ниже слово, ниже образ, ниже дело, ниже знак есть какой войны. Сверх прежних караблей еще два строили лишних, один — 43 аршина, а другой 44, а иное ничего (т.е. ничего больше нет)"*. Когда Досифей написал государю эту грамоту, до него дошла весть, что царь начал войну со шведами, что произвело на Досифея очень неприятное впечатление. К гетману Мазепе, который должен был переслать его грамоты к государю, он пишет: "После написания сих (т.е. к государю) грамот внезапно пришла к нам весть от ясновельможнаго государя унгровлахийскаго, что непобедимый и великий царь наш наступил войною на шведов. Дело сие нас весьма опечалило, ибо если великое его царствие имело намерение не оставлять оружия, легче было бы ему в нышешния времена воевать турков, и большая ему была бы слава и честь, нежели воевать иных"**. Понятно, почему весть о начавшейся войне России со Швецией сильно опечалила Досифея: он хотел, чтобы Россия не растрачивала свои силы на войны с другими народами, но сберегала их исключительно для нанесения решительного удара по слабеющей Турции; недаром, конечно, Досифей писал царю: "Ты уже в Азове, о пресветлейший, что для турок есть то же, как будто ты присутствовал в Константинополе; трепещут и боятся непобедимые твоея силы, и разум и мужество великаго твоего царствия познали, и опасаются, как никого иного не боялись". России, по мнению Досифея, после взятия Азова стоило сделать одно только усилие, чтобы появиться в Константинополе, а она вместо этого затевает войну со Швецией. Однако это нисколько не охладило преданности Досифея интересам России и готовности его всячески служить ей, тем более что сам государь в своих письмах Досифею не раз просил его писать ему, государю, "о делех, тамо (в Турции) случающихся". И Досифей действительно не переставал извещать государя или его канцлера "о всех делех случающихся", о которых он только знал. 29 января 1702 года Досифей пишет канцлеру и боярину Федору Алексеевичу Головину: "Ведомости сих стран в нынешнем времени таковы суть: султан турский во всю зиму, даже до ромазана или поста своего, гулял на ловлях между Цареградом и Адрианополем, а ныне пребывает в Адрианополе. Из Царяграда пишут и человек, который туда был послан нарочно, извещает и все подлинно говорят, что с великим радением готовят флот морской, и не только старыя суда починили, но и многия вновь прибавили и беспрестанно прибавляют и с такою скоростию, что никогда такое дело не совершалось так прежде, да и никакой плотник корабельный не остался, котораго бы они не взяли для работы сего флота. Человек, который послан был за такими мастерами, возвратился без всякого дела, потому что все мастера поимянно у них записаны и невозможно, чтобы не были все налицо, однако же по времени паки Бог помощником будет. А какое их намерение и что с тем караваном делать, еще никто не может знать, хотя большая часть и говорят, что хотят наступить на Морею, однако не известно, только то истинно, что караван сей править будет ход свой к острову Еврипос (на Белом море близ Морей) или Негропонт, и тогда явно будет их намерение. Однако так ли будет или не так, о том время объявит, тем более что посол веницейский в Царьграде все сии дела сам видит и слышит, и думаем, что он не спит. Сверх того извещаем, что послан Капиджибаши еще около праздников св. Димитрия и, начав от самого устья Дуная тамо, где он впадает в Черное море, прошел весь берег дунайский и осматривал все города, даже до Белграда, также оружия и людей их и прочее, что надобно к обороне их. Сверх того привезли многия пушки и разделили по крепостям, где не было их довольно для обороны. Сей Капиджи-баши, будучи знакомец господарю нашему, возвратясь, приехал сюда и сам о всем объявил изустно. От страны италийские слышим: папа римский избрал достойных людей и послал их послами, однаго к цесарю, друга-го к королю французскому, а третьяго в Испанию с такою целью, чтобы они домогались всеми мерами привести их к дружбе и миру в ссорах, которыя между ними возникли. А о шведах. Так как они ближе к вам, вы ведаете лучше и вернее нас, однако для того, чтобы рассудили, согласуются ли дела со слухом, который здесь слышится, о некоторых делах объявляю: здесь говорят большие люди, что Сапега, видя короля шведскаго будто победителем, притек под защиту его, и таким образом пришли шведские войска в Курляндию и в Самоцию и в страны литовская, у чиня великия грабежи и многия там убытки, а наипаче в местности неприятеля Сапеги. Ныне пришла к нам и сия ведомость, что завладели они (шведы) и Вильною, которая есть столица литовская; и дела сии приводят многих в недоумение: как могла такая малая сила шведская одолеть столько мест и распространиться? Есть ведомость из Вены, что царское величество хочет вступить в брачное родство с цесарем, однако кто даст или возьмет из них — еще неизвестно. Однако дай Боже, чтобы сие дело совершилось добрым концом. Пишут некоторые из Царяграда, что после отъезда князя Дмитрия Голицына тотчас султан турецкий послал с таковым строгим указом в Керчь и во все украйны, чтобы никто не смел ни с большим судном, ни с малым ходить к Азову, а кто будет ослушником, тому смертная казнь — истинно ли сие, лучше у вас может быть известно... Пришла и иная ведомость, что король польский послал было прежде сего посланника к хану крымскому, прося у него помощи — полтораста тысяч татар, и обещая им дать все, что им надобно на пути, а как придут в землю врагов его, все будет их и, что ни сыщут, пусть грабят. Какой конец будет, если Бог благоволит нам даровать здравие, то, усмотрев удобное время, будем к вам писать против силы моей"***. От 2 июня 1702 года Досифей пишет государю, что две царские грамоты он получил и долго не писал государю ради двух причин: "Первая, что внезапно в болезнь впал едва не смертную и был как бы без ума и едва Божиею милостию ныне, в мае, несколько лучше себя чувствую. Другая же причина, что ничего нужнаго не имелось сказать и ныне не имеем: владеющие над нами в тихости пребывают, намерения войны не имеют, ибо начальники многих ради вин всякое воинское движение ненавидят и гнушаются им. Однако начальствующий скифами, из таврискаго острова, писал в последних числах марта к Порте, что москвитяне намерены воевать, ибо столько караблей спустили на море Донское, почему приказали в Константинополе и в иных местах сделать тринадцать галионов невеликих и изготовить двадцать семь, которыя уже существую, и иныя суда, чтобы могли до будущего года иметь в готовности сорок галионов великих и малых, двадцать четыре каторги и пятьдесят баркасов, и чтобы им начать собирать двадцать тысяч молодцов. Султанское сие повеление прочтено в Константинополе всенародно, и начались приготовления; но когда притекли священныя грамоты вашего величества и узнали, что приезжает посол, то что начало делаться — делается, однако скифоначальствующаго слово лживым явилось. Наипаче писал он и то, что казаки запорожские ищут соединиться с ним, но ему писали от Порты удаляться от таких дел и взирать на свое, ибо зло постраждет, ежели дерзнет на такия начинания. В нынешнем году посылают некоторыя суда на Черное море, не для того, что имеют намерение войны, но ради охранения по обычаю, а некоторые говорят, что приготовлением стольких кораблей намереваются воевать венетов и отнять у них Пелопонис. Однако то истинно, что не имеют намерения кого-либо воевать, только слыша о кораблях и приготовлении в Азове, видя и в Италии великую войну между германцами и французами, сами находятся в подозрении и приготовляются, чтобы им предупредить, если где-либо случилось какое смущение. В настоящее время ничего больше не обретается здесь, и если случится разведать что-либо яснее, пошлем человека к честным стопам вашего тишайшества"****. Вместе с грамотою к государю Досифей прислал письмо и к боярину Головину, в котором между прочим пишет: "Писания, которыя посылаются к божественному величеству, да не списываются в приказе, но в некоем месте таинственшем, зане пришел сюда один монах, давший несколько денег и восприявший списки от наших писем, и когда пришли в Константинополь и узнали об этом, то много сотворили иждивения, чтобы взять их у него, хотя и не знаем, есть ли у него списки и держит ли их еще у себя и бедствуем мы все"*****.
______________________
* См. Приложение № 7.
** Греческие дела 1700 г. № 1.
*** Греческие дела 1702 г. № 1.
**** См. Приложение № 8.
***** Греческие дела 1702 г. № 1.
______________________
31 августа 1703 года Досифей пишет государю: "А что учинилось здесь в турках, т.е. великия мятежи, которые произошли у них: низвержение прежняго султана и постановление брата его на султанский престол, побег визиря, который учинил мир, и иных многих из знатных и прочее, все доносят общие друзья. Мы только одно говорим, что, находясь здесь посреди такого мятежа, всякий день умираем, ибо турецкое войско, имея вольность, не только всякий день, но и всякий час чинит угодное очам, и Бог только печется о нас и о протчих братиях христианах, чтоб не впасть нам в какую беду. Посол царствия твоего обретается здесь без страха, поелику даны ему янычаре и иные многие люди, чтобы он не опасался ничего. И имеют намерение идти в Царьгород с новым султаном, а Бог да устроит что полезнее для рода христианскаго"*.
______________________
* См. Приложение № 9.
______________________
20 июня 1704 года Досифей в грамоте пишет государю, что два месяца назад татары сообщили было в Константинополь, будто москвитяне имеют намерение воевать с ними, чему турки поверили и смутились, но скоро увидали, что то была ложь и вымыслы татарские, и уверились, что Россия воевать с ними не будет. Между цесарем и ракоцианами идет борьба, и хотя турки сочувствуют ракоцианам, однако не решаются помочь им по двум причинам: "Первая потому, дабы преодолел цесарь и выгнал из Испании короля фран-цузскаго, ибо о счастии французов, которым они друзья только по наружности, турки и слышать не хотят, опасаясь, что если возвеличится король французский, то не будет спокоен, а всегда будет причинять им озлобления и докуки. Другая причина та, что боятся турки, дабы не началась война с цесарем, а потом ожесточится и ваше величество на них, что для них есть совершенная напасть, от чего и нехотя живут в тишине. Однако буде увидят, что король французский пребывает в Испании, что им делать, как не молчать, пока не узнают, как будет действовать ваше величество, а наипаче: если будет подозрение, что ваша держава имеет придти на них, то ни с каким иным игемоном христианским не будут начинать войны; однако то несомненно, что не останутся в тишине, но каким бы то ни было образом, или морем или сухим путем, будут чинить поход на вас. Оттого ныне тайно созывают в Царьград отовсюду военачальников и разных начальников войсковых, приказывая им, чтоб всяк имел людей своих готовыми и, когда им повестят, чтоб все уже готово было. Припасают пушки, гранаты, мехи, торбы, веревки и прочее потребное для завоевания городов. Притворяются пред всеми, что будто то делают для иных причин, но намерение их сие, а не иное. Починивают крепости Кафы и окрестности ея, строят у Керчи крепости, на пристанях Чернаго моря готовят деревья для фрегатов. О городе, что ваше величество состроил против запорога, сперва говорили и писали иное, а ныне сказали лестно господину Петру Андреевичу, что город тот, поелику учинились многия протори, раззорить невозможно и пусть он пребывает, только бы и им построить на Днепре город против Очакова. И поелику в договоре есть, чтобы от Тагана крепости даже до Очакова городу не быть, стараются вас обмануть, как бы взять позволение строить им, и буде увидят нужду какую, то построят и без позволения, потому что имеют намерение строить на некоем острове на Днепре, для оберегания обеих сторон, чтобы не проходили суда казацкия ни малыя, ни великия. Но поелику и в грузинской земле есть пристани великия и добрыя, и христиане богобоязливые и славные, и турки подозревают, что великое твое царствие, наступив на них, будет иметь великую помощь от грузинцев и суда ваши будут иметь пристани к упокоению; то ради сего послали, под видом других причин, и обрушили многия достославныя монастыри и церкви их, пленив многие грады и особливо множество душ христианских. Они поставили и город на большой пристани, которая называется Батона, и иныя суть многия приготовления, о которых подробно писать невозможно, а наипаче буде война, какую имеет твоя держава с шведами, не утолится. Скажем явственнее: турки теперь имеют подозрение, что примирившись с шведами, вы будете воевать с ними, а если их посол (который в то время был в Москве) возвратится без того, чего ищут, то уже будут иметь не подозрение, а уверенность в неизбежности войны после мира, который учинит святое твое царствие с шведами, и тогда они не будут в тишине, а будут, пока вы воюете с шведами, промышлять войну на вас, имея великую надежду преодолеть. Чают, что твоя держава препинается от шведов и от самих наветников и двуеличных поляков, а наипаче что король французский, чрез посла своего и чрез турок весьма их обнадеживает и научает наступить войною на великое твое царствие. Еще уверяет король французский турков, что шведы и поляки будут всегда супостатами твоего величества, и сверх того обещается туркам, что и порукою он будет, только хотя бы часом прежде учинили они какой поход на вас, потому что поляки и шведы всегда будут недремлющими и неутомимыми врагами вам. И поелику требуют турки, чтобы раззорить новые города, которые построило ваше величество, и сжечь корабли, и явно, что ваше великое царствие не сделает того, то из всего явствует, что последует война"*. От 5 сентября того же 1704 года из Ясс Досифей между прочим писал государю: "Господин Александр, переводчик султанский, говорил было, чтобы приезжал иной посол с Москвы, как французские послы проезжают чрез каждые три года новые, а старый жил бы еще здесь два-три месяца, как делают и французы, и потом бы отъезжал в Москву, и если бы так было, то здешние вменяли бы за подлинный мир и многих подозрений у них не было". 10 октября того же года Досифей советует государю в грамоте учинить одно из двух: или смирить шведов и укрепить на польском престоле саксонского [курфюрста], или заключить со шведами мир и укрепить в Польше саксонского. "Я прежде сего писал, — заявляет далее Досифей, — к благородию твоему, чтоб не печалился, что умирают воины, если это полезно, а наипаче когда время позовет, потому что много раз ни во что ставя время, трудно в другой раз дождаться удобнаго момента. Господин Димитрий (кн. Голицын) ныне как пришел в Польшу, следовало ему ударить со своими на шведа, и хотя бы не учинил и победы великой, однакож умалялась бы сила шведская, так как хотя бы москвитяне и казаки и были побиты, на их место пришли бы иные, а если бы убиты были шведы, стало бы их меньше, тем более, как ныне слышим, под Львовом их было не много. Дела саксонскаго не покажутся храбрыми, потому что хитростию ищет победы без трудов, а между тем воинские дела требуют не только хитрости, но и дела, понеже Аристотель пишет в нравоучительной своей философии, что добродетель не в том состоит, что ведати, а в том, что делати. Богом утвержденный мой! что жалеешь казаков, буде умрут? зане, буде умрут, есть мученики. Во Львове была одна горсть шведов, и казаки могли бы поглотити их живых. Воинское дело несть для какого упрямства, но для Православия, и без бедства как может получить конец, который ему доведется? Есть и стыд от людей, что вышли столько тысяч казаков с гетманом своим, и обратятся назад без дела. А есть и иное: когда воюют, сколько живы останутся, научаются воинскому делу, а как сидят, так и не воюют, во время нужды ни к чему не годны. А буде есть такие люди, которые чают, что исправление воинское делается без беды, без труда, без смерти, они бы сделали себе по камилавке, и пошли бы жить в монастырь и четки свои перевертывали бы". От 13 октября Досифей снова доносил государю о происшествиях турецких и между прочим писал: "Королю французскому родился внук, и хотел посол его в Царьграде учинить радость по обычаю своему, и просил позволения от прежняго визиря, и тот позволил ему, а новый визирь запретил, но посол, преслушав, сделал. Посему послал визирь бастанжи башу ночью, и он разбил все лампады и причинил послу великий стыд". На эти грамоты Досифея ему отвечали в том же году от 27 сентября боярин Головин, а в ноябре и сам государь. Головин пишет Досифею: "По неотложной моей к блаженству твоему должности и раболепному благоговению разсудих, во объявление к вам благоговения моего, сим писанием отдати блаженству вашему и раболепие и земное поклонение, моля Вышняго, дабы сохранил вас на пользу всего православнаго жительства зело здраво и благоденствующе от всякаго противнаго случая. Уведали есмы крайнее попечение и радение, которое имеет блаженство ваше о делах державнейшого самодержца, государя моего милостивейшаго, толико от окончания дел, елико из доношений посла нашего, что подавая советы и научения в делех царскаго священнаго величества, наставляет и научает его отечески, якоже и сам он пишет, пребывая благодарен научениями и советы блаженства вашего, и то я, по рабской моей должности, тотчас донес пресветлейшему моему самодержцу, что спознав, его величество порадовался немало, и воздаст всякими своими царскими, Богу изволившу, пришед к Москве, благодарении блаженству вашему. Подобательно и впредь желает величество его, дабы попечение имел блаженство ваше о делех его величества как прежде, так и ныне, и посла его наставлял, о чем он вопросит ваше блаженство... Здесь благодатию и помощию Божиею имеем над неприятелем частыя победы, и, по взятии двух славных в Ливонии городов, а именно: Дерпта и Нарвы, еще близ некоего града, именуемаго Ревалии, побит генерал их Шлиппенбах наголову, которой хотел итти на суккурс Нарве... При сем же, яко есмь обязанный и чадо ваше, за отеческое блаженство вашего благословение и письменное посещение коленопреклонне кланяюся, желая, дабы и впредь меня содержал во своей отеческой любви, яко служителя вашего усерднаго и послу шнаго". Из Нарвы в ноябре месяце писал Досифею и сам государь следующее: "Грамоты вашея святости, писанные к нам из Яс и присланные чрез гетмана нашего, мы восприяли в целости и выслушали оных любовно"; затем просит Досифея "подобное и впреть чинити изволите, мы же никохта, яко доброму нашему о Святом Дусе отцу и ревнителю Православия милостивно воспоминати присно не отрицаемся"; просит еще присылать "подлинно" вести обо всем, что узнает относительно вооружения турок**.
______________________
* См. Приложение № 10.
** Греческие дела 1704 г. № 1.
______________________
В январе 1705 года в грамоте государю Досифей сообщает о следующих турецких происшествиях: "Новый визирь, безчеловечный и христианоборец, привез некоторых из разных мест, которые прежде были откинуты как злонравные от власти, и ввел их в достоинства, по преимуществу в полках янычарских, и переменил самого янычар-агу; учинил и своих общих судей, которых называют кази-аскерами. Когда визирь ехал к султану, то ехал всегда с великою помпою, надевая соболью шубу, и тем подал подозрение, что имеет в виду и других вельмож заменить своими, чтобы, будучи визирем долгое время, переменить потом и султана и поставить султаном малое дитя, сына дяди султана, чтобы, пользуясь малолетством султана, иметь его в своей воле и быть всегда при нем визирем. Нынешний султан, подозревая визиря, потребовал его к себе и призвал в свои палаты 14 декабря. Визирь поехал по обычаю с помпою, однакож во дворец по обычаю пошел пеш, и султан заключил его в некоей палатке, потом тотчас послал и взял у него печать, и ночью, спустя по веревке с одною подушкою и с единым слугою и посадя его на каторгу, послал. А так как та каторга поутру возвратилась назад, то ясно, что утопил его в море, а визирем учинил некоторого своего стариннаго слугу, которого визирь Хасан-паша учинил было конюшим, а Калаилис учинил его адмиралом. Как близкого человека себе, султан учинил его визирем: это человек молодой, ничтожный и весьма непотребный. Поставив его визирем, султан тотчас же указал, чтобы он всех сенаторов, чиновников, янычар-агу, которых поставил Калаилис, выкинул и поставил бы своих. Визирь Калаилис думал, что удобно начать войну против вас, и потому начал делать некоторыя приготовления. Но так как огласилось, что москвичи учинили твердый мир с поляками, а каторги на Черном море, о которых мы писали ранее, разбилися, то умыслил, продерзливец, что полезнее, того ради призвал господина Петра Андреева (т.е. посла Толстого) и сказал ему, как о том честность его писал прежде сего к вашей Богом возвеличенной державе. Недавно некоторые приехавшие от вас в Царьград сказывали здесь и там, что в Каменец вошел Дмитрий Голицын с двенадцатью тысячью москвы, и устрашился весь синклит, хотя не явно, но тайно. Ввиду этого опять решили войну против вас, указали делать телеги и иныя приготовления для отъезда султанскаго в Адрианополь, и велели делать триста шаек, послали указы в Анатолию, чтоб готовилися войска, указали хану быть готову к подъезду к странам казацким для плену. Еще пришли указы сюда и в мултянскую землю нынешняго декабря (т.е. 1704 г.) и велено накрепко готовить лес и иную разную потребу к отсылке в Очаков и укреплять этот город. Прежний визирь Калаилис если узнавал, что у кого-либо есть деньги в Царьграде, то отнимал все, а этот у кого возмет? Три вещи недостает ныне в сем царстве: разума, единомыслия и денег"*.
______________________
* См. Приложение № 11.
______________________
На эту грамоту Досифея в том же году ему отвечали и сам государь и боярин Головин. Государь 28 февраля из Москвы писал Досифею: "Блаженнейший и премудрейший владыко, господине, господине Досифее, святаго града Иерусалима и всея Палестины патриархо! Писание вашего блаженства, писанное в генваре 1705-го году, принял любезно, видя в нем исполненно доброжелание нам и православным. Ныне ж, по прошению блаженства вашего, отпущен и Давыд, изволте с ним учинить яко предписано, дабы возвращен был он же, егда время позовет, понеже познали мы ево верна нам и вам, а прочая уведаете от иных писем. Желаем, и паки тожде попечение имейте о делех наших. При сем да даст Всемогущий блаженству вашему лета многа и спасительна. — Сый по духу сын ваш Петр". Со своей стороны, боярин Головин от того же 28 февраля пишет Досифею: "Писанныя вашего блаженства в Ясах в генваре месяце настоящего 1705 года и присланныя с знаменыциком молдавского воеводы (это и есть тот Давид, который упоминается в письме государя и который был посредником в это время в сношениях между Досифеем и нашим правительством), как ко всемилостивейшему моему самодержцу, так и ко мне письма, прияхом любезно и дружески, и содержание их совершенно и подлинно выразумели, наипаче и радовахомся о частых переменах язычников, которое объявил нам блаженство ваше. Даждь Господи и большую напасть нечестивых ко освобождению благочестивых, котораго вседушно и искренно желаем, яко единовернии и чада Восточныя Церкве. А за объявление нам вышеимянованных радований вашему блаженству зело благодарствуем и оныя, когда объявлены и донесены были чрез мене священному и приснопочитаемому величеству, принял их живаго гласа словеса ваша милостиво, яко же и прочия ваши советы настоящия же и прежде учиненныя. И паки благодарствуем блаженству вашему, что усоветывали вы, чтоб нам писал и сиятельнейший молдавский, которому и ответствуем во знак и объявление дружбы нашея, и оную его склонность к здешним странам уведал и благочестивейший наш самодержец. О Давыде как писали мы, тако и слово утвердися се, что по совету вашему отпустили мы его отсюду и едет к вам, и от него непосредственно о всем (что нам наперед писаете) известитеся пространно: даждь всеблагий Боже, дабы получил и предварил блаженство ваше тамо, и приимите от него и прежде объявленныя на 1000 рублей соболи, яко милость самодержцеву, понеже тако мне изволил держава его. О грузинцах зело добре разеудил блаженство ваше, токмо молим Вышняго, да дарует вам вся желаемая и да свободит вас от всех попечений, которыя бывают блаженству вашему от схизматиков"*. В 1706 году от 16 февраля
______________________
* Греческие дела 1705 г. № 1. Уже в грамоте к государю в 1704 году Досифей указывал на то обстоятельство, что в грузинской земле есть очень удобные гавани, которыми русские удобно могут воспользоваться в войне с турками, тем более что там живут православные христиане "богобояз-ливые и сильные", которых турки подозревают в симпатиях к России. В грамоте государю в 1705 году Досифей прямо указывает тот путь, следуя которому русское правительство при посредстве его, Досифея, может войти в непосредственные сношения с грузинцами. "О грузинцах, — пишет Досифей царю, — добрый и пристойный совет есть, и мы будем писати туды и пошлем человека ныне вскоре по Святой Пасце, и скажем и действовати будем, Богу благоволяшу, нуждная, потому что тамошние начальники суть наши знакомцы и друзья и имеют к нам склонность, благоговение и любовь. Однакож сыскати тамо людей, которые б знали по-русски, невозможно, только как приидет тот благословенный человек, тамо вельможный господарь грузинский, господин Арчил, имеет многих, которые знают по-русски, и мирских, и старцов, и пойдут вкупе некоторые из них переводчики, наипаче буде поедет вместе господин Арчил, или сын его господин Александр, имут утвердити большая". В то же время Досифей, как это видно из письма к нему Головина, постарался установить более близкие и интимные отношения между молдавским господарем и русским правительством. Очевидно, Досифей, несочувственно относившийся к войне России со Швецией, всеми зависящими от него мерами заботился привлечь усиленное внимание России к Турции, заботился усилить и укрепить положение России около Черного моря, создать здесь для нее прочные и надежные точки опоры, благодаря которым, хорошо предварительно подготовившись, она могла бы в недалеком будущем вступить в войну с турками в уверенности нанести им решительный удар.
______________________
Досифей грамотою извещал государя, что он теперь находится в Константинополе, и затем пишет: "Из мултянской и волоской земли писывали мы часто, а отсюду не писали мы для многих нужных причин, а наипаче, что всякую нужду и всякую ведомость, которую доведетца отсюду знать святому твоему царствию чисто и несумнительно, как и прежде, так и ныне, приехав сюда, повещали и словом и писанием верному твоего царскаго величества рабу господину Петру Андрееву, чтобы честность его писал сия тайною цифрою к богохранимому и святому твоему царствию". Теперь же он сам пишет государю потому, что в Москву едет сын посла Толстого Иван, "а что имели и больше нечто доносити, написали мы в письме к боярину господину Феодору". С Иваном Петровичем Толстым Досифей прислал письмо и к боярину Головину, в котором между прочим замечает: "Мы пишем токмо нужнейшее и подлиннейшее всего, — что и малыя и великия, и вельможи и подданные от альфы и до омеги, всяк тщится есть и пить, роскошить, хитить, заграбить, а попечения никакого иного, и походу, или ссор, или войны ни есть, ни разумеется, но всесовершенный мир и тишина". И еще несколько писем писал Досифей в этом году к Головину, на которые последний отвечал ему. Так, от 4 июля Головин пишет Досифею: "Настоящим моим письмом доношу вашему блаженству: все, что изволишь писать о благочестии в Польше, выразумели и обнадеживаем вас, что все то, о чем милостивейшему моему царю непосредственно или ко мне посредственно писано, вполне доносим его величеству, не только ныне, но и всегда, как повелевает мне блаженство ваше и самое дело требует. Все сие его величество приемлет милостиво и веселым лицом как наставление и учение духовное. И благодарим блаженство ваше, что от своего добраго и отеческаго произволения изволишь припоминать полезное величеству его; просим и опять писать то, что находишь полезным. Письма, которыя посылаются к господину Толстому, посылаем чрез друзей к блаженству вашему, если же случится какое дело нужное и не будет в Москве какого человека от общего друга (т.е. молдавского господаря, через руки которого в последнее время переходила вся переписка между нашим правительством, послом Толстым и Досифеем), тогда по нужде посылаем отсюда человека особеннаго, который отдает письма наша послу. Известия ваши, как пишете о тамошних владетелях, выразумели и благодарим блаженство ваше, как благодетеля нашего... Пишет нам блаженство ваше, как будто бы не знали мы попечения вашего о делах царских и советы ваши, которые подаете во всяком деле. Известились о сем не только от нынешнего, но и от прежних послов, т.е. князя Голицына и господина Украинцева, которые письменно и устно здесь поведали усердие блаженства вашего к ним, да и не требуем доношений их, ибо сами видим усердныя ваши писания". Со своей стороны, Досифей пишет Головину: "Писание вашей любви прияли мы за несколько дней и благодарим вас, что воспоминаете нас. От господина Давида приняли мы четыре связки соболей и продали за 1700 левов, потому что на такия вещи чести нет; тотчас как привезены были сюда, отдали мы их и не знаем еще есть ли в год возьмем деньги. Пишем сие только, чтобы знала вельможность твоя о состоянии места. Здесь приняли мы и ныне, как нам вы писали, 500 левов, которые хотя и посылаются нам под именем милостыни, однако издержаны бывают даже до полушки для службы великаго государя, понеже многие посредствуют в исправлении службы и все хотят, и все берут, а мы весьма довольны, что служим священному величеству за единую любовь Господа нашего Иисуса Христа, и так будем творить впредь, Богу благоволящу. Здесь никаких новизн нет; что было, объявили мы господину Петру (Толстому), чтобы он писал, а наипаче о некоторых, которые к вам приезжают и бывают предатели — пишут все сюда о вас противное". На это письмо Досифея в августе из Киева отвечал Досифею уже не Головин, который умер, а его преемник Гавриил Иванович Головкин. "Честное и священное вашего блаженства писание, — пишет он Досифею, — к боярину господину Головину писанное, по смерти его дошло к нам, в 14 день сего месяца, и по содержанию онаго имеем ответствовать в иное время. О ведомости, что нам пишете, донесли мы его царскому величеству, также и государева посла господина Толстого письма в целости приняли. Сего ради просим ваше блаженство, дабы и впредь как прежде, при господине Феодоре Алексеевиче, и с нами имели чрез писания свои собеседование, и не сомневаемся, что блаженство ваше, по обычной своей ко всем отеческой склонности, соизволит на сие непременно; мы же по возможности нашей не пренебрежем явить подобающую вам службу нашу и знаки истиннаго послушания нашего". На это письмо нового канцлера Досифей отвечал от 18 октября большим посланием Головкину, которое в то же время было и последним его посланием к русскому канцлеру. "Во время бытности здесь, — пишет Досифей, — господина Емельяна Игнатьевича выведали мы от него о изряднейших боярах благочестивейшия монархии, между которыми обрели и сего: постельничого Гавриила Ивановича Головкина; видев же ныне честной, вашей любви послание и прочитав подпись: Гавриил Головкин, познали мы того, которого имели мы преднамеренным не только в наших памятных записках, но и в душе нашей. Изволит писать вельможность твоя, что на некоторыя тайныя дела, которыя писали мы к вам, будете ответствовать впредь; однако мы о некоторых церковных делах имеем писать и на оныя требуем ответа, а о иных тайных не просим, чтобы не попались кому письма и будет беда, потому что мы пишем для уведомления, а не для ответа и пишем без подписи; пишем только, чтобы разумели, что все тайныя дела наши повещаем господину Петру Андрееву (Толстому) письменно, дабы вельможность его доносила вам цыфрами и иными знаками. А буде ради некоего человеческаго любочестия не пишет, если что изведывает от нас, мы то пренебрегаем, ибо мы служим, во-первых, ради Бога и довольно, что знает о том Сам Бог. Сие говорю, чтобы изволило знать сиятельство ваше, что три государевы послы, которые приезжали сюда, имели нас наставниками и когда нас слушали, то благоуспевали, а в чем преслушали, — прельстились, а мы о убытках умолчали и молчим. Сей господин Петр (т.е. Толстой), как прибыл в Адрианополь и привез нам письмо государя повелительное, чтобы мы ему советовали, то мы, хотя были в мултянской земле, покинули службу Святаго Гроба и выехали немедля в Адрианополь, и в потребных великих и трудных делах крайне пользовали ему и даже до сего часа пользуем, ревность имея по призванию самого государя, хотя бы и умереть нам для священнаго его величества. А сколько молений, бдений бывает во святой матери Церкви о благоденствии и укреплении священнаго государя, сие ведает Бог, к которому взывают. Сие только для уведомления вашей любви. Господин Петр Андреев не имел здесь никакой ведомости о случившемся у вас от июля и даже до сего месяца, мы же получили в первый день сего месяца список писем, которыя пришли к друзьям и честное послание вельможности вашей послали ему, и он, как и мы, опечалился о смерти блаженныя памяти Феодора (Головина), возврадовался же о возведении сиятельства твоего; он, (Толстой) служитель верный и добрый, возрадовался также, что у ведал победы его величества. Здесь за несколько дней слышно стало, что послал хан татарский ведомость, будто калмыки и астраханцы, ваши подданные, желают союза с Портою и позволения быть вашими неприятелями, однако люди хана крымского их отвергнули; и хотя после ходил господин Петр к визирю и доносил, что дело сие будет причиною соблазна, однако еще до отъезда его к султанскому наместнику визирь и сенат слова хана уже отвергли. Еще есть сорок дней, как к нам писал господин Петр, будто ему сказал некто Хасан-ага, который определен для охранения двора его, что его, Петра, хотят выслать отсюда насильно; но если б его и испекли, не выедет без воли государевой. А мы ему советывали, чтобы тому не верил и никому не сказывал, а если то ему от Порты скажут, тогда бы нам объявил и совет дадим, что отвечать. Дело сие в таком порядке было: как услышали, что ушли шведы из Польши и государь победитель, то разсудил совет и просил визирь господина Петра, чтобы брал жалованье по сороку левов надень, ибо стыдно, что посол государев, проживая здесь, не берет ничего. Прибавил и еще две причины: первое, что если их возьмет, то будет знак любви, если же не возьмет, то знак противнаго; а второе, что за три года, за которые не брал корму, дадут ему именно по 40 левов на день. О сем спросил нас господин Петр и советывали мы, чтобы брал — для многих причин, а наипаче ради того, чтобы они были безопасны, что не будут иметь от вас никакой докуки и останутся в покое. И так согласился брать, и тотчас прислали ему на два месяца корму 2400 левов, а потом призвал его визирь в дом свой и почтил его, сколько мог, и ныне обе стороны безмятежны. Иного ничего не имеем сказать, а хотя и имеем дело малое донести вельможности твоей, однако потом скажем великому государю нечто нужное по времяни... Если хан татарский писал сюда истину, что изменяют подданные ваши, можете послать проведать и к нам ваше письмо, как и наши, пришлет с любовью и безопасно мул-тянский владетель. И так справедливо, когда приезжают к вам люди его, принимаете их с великою лю-бовию и честию, и жалуйте их, и довольствуйте, а наипаче потому, что владетель бедствует от здешней власти и убыточится повсядневно, обличаем будучи от многих христиан и язычников, что служит священному величеству, и при всем том пребывает на службе безленостно и поныне. Господина Петра письма были прежде написаны, но не был куриер, чтобы их послать скоро, посему посылаем ныне господину Иоанну Мазепе. Просим уведомить нас о принятии сих писем, ибо покамест не получим такую весть, обретаемся в опасении".
От 15 ноября того же 1706 года Досифей прислал грамоту и государю, в которой заявляет: он так долго не писал государю потому, что ранее писал обо всем боярину Головину, а недавно сообщил все вести в письме к боярину Гавриилу Головкину, "и ныне, — добавляет Досифей, — но-ваго отсюду донесть не имеем ничего". Имеет, правда, он в виду написать в будущем государю "многая и нуждная о церковных делех", но теперь пишет и просит государя только об одном, чтобы он строго и решительно запретил продавать пленных шведов в Турцию, чего никогда не делает никакое другое христианское государство; если же найдутся ослушники его повеления, то они пусть подвергнутся смертной казни. В заключение грамоты Досифей замечает: "Мы здесь не токмо имеем, елико возможно нам, попечение о после твоего царскаго величества, но и о людях его, и много о том писать не доводитца"*.
______________________
* См. Приложения № 12 и 13. Греческие дела 1706 г. № 1.
______________________
Это была последняя грамота Досифея государю. 11 февраля 1707 года турецкий наш посол Петр Андреевич Толстой доносил боярину Головкину: "Известно вам чиню в настоящем времени: блаженнейшаго Иерусалимскаго патриарха кир Досифея не стало, а на ево место обран и учинен уже патриархом Иерусалимским племянник (Досифея), Кесарийский митрополит Хрисанф"*. От 17 марта 1707 года извещал государя особою грамотою о кончине Досифея и новый Иерусалимский патриарх Хрисанф, ранее в сане архимандрита два раза побывавший в Москве. Настоящая причина (сего письма) есть, пишет он, "донесть вашему высочайшему самодержавному святому величеству оное, что, якоже мню, и от оных донесено давно царским вашим ушесам (да будет же здравие и долгоденствие священнейшей и самодержавнейшей вашей главе), сиречь от привременных в вечное блаженство преставление истинно блаженнейшаго всесвятейшаго и премудраго патриарха святаго града Иерусалима, господина Досифея, дяди моего, богомольца теплаго и раба всегдашняго и мыслию, и сердцем, и душею вашего боговенчаннаго царскаго величества, которое дело, уповаю, опечалило и благоутробнейшее сердце святыя вашея державы, понеже был оный приснопамятный в любви и благоговении божественныя вашея милости, понеже и блаженство его преклоняше колена его моляся к Богу и Отцу о жизни, победе и благоденствии самодержавного вашего святого величества, — и во время болезни его, даже и до последняго его воздыхания, молитвы возсылал Господу нашему Иисусу Христу паки о здравии и на брани победе вашей. Почиубо о Господе, величайшее блаженство его, в 7 день прошедшаго февраля месяца, болезновав от претяжкаго катара 15 дней, и погребен здесь (т.е. в Константинополе) благолепно в единой церкви, имянуемой св. Параскевы"**.
______________________
* Турецкие дела 1707 г., св. 8, № 2.
** Греческие дела 1707 г. № 1.
______________________
Таким образом, только смерть положила конец беспримерно ревностной службе патриарха Досифея России, службе, продолжавшейся более сорока лет. У русского правительства немало было на православном Востоке и иных лиц, политическими услугами которых оно пользовалось в течение всего XVII столетия, но не было у него никогда другого лица, которое бы было предано России так энергично, бескорыстно и так постоянно и продолжительно, как патриарх Досифеи, рисковавший к тому же из-за службы русскому правительству потерять не только свое высокое положение в Церкви, но и самую жизнь, почему патриарх Досифей представляет собою с этой стороны явление исключительное, выходящее из ряда вон. И недаром, конечно, все наши турецкие послы, которые только пользовались услугами Досифея, такие государственные мужи, как канцлеры Головин и Головкин, высоко ценили политические услуги Досифея, считали его своим благодетелем, всегда выражали ему свое глубокое уважение и почтение; недаром, конечно, и сам государь, Великий Петр, имел Досифея "паче прочих всех о Христе возлюбленнаго отца, и пастыря, и великодушнаго мужа", заявлял, "что его блаженство прославляется паче всех иных архипастырей православных"; недаром, конечно, царь не раз просил Досифея советовать и руководить нашими турецкими послами, а в Москву неопустительно писать к царю обо всем, что делается в Турции. Он, очевидно, видел в Досифее не только просто ревностного и преданного России слугу, но и человека, обладавшего ясным и верным пониманием современного положения политических дел, человека, обладавшего настолько крупными и заметными дипломатическими способностями, что русские послы в Турции поставлены были под высшее руководство Досифея, к советам и указаниям которого они обязаны были прибегать во всех затруднительных случаях. И недаром, наконец, Досифей не только сообщал царю политические вести, но обсуждал их и оценивал, причем иногда давал наставления, как следует лучше поступить в том или другом случае, делал свои указания и предостережения, а царь "с светлым лицем", "с любовию" принимал эти советы и указания и только просил Досифея и впредь писать ему обо всем возможно чаще. Очевидно, в Москве сильно дорожили теми вестями, какие сообщал Досифей, и внимательно прислушивались к его советам и указаниям, очевидно, голос Досифея по различным вопросам не был для русского правительства голосом человека ему чужого и стороннего, но голосом человека очень близкого, очень сведущего в делах и притом всеми уважаемого и высокоценимого.
Глава 7
Беспримерно ревностная и самоотверженная сорокалетняя служба патриарха Досифея русскому правительству была в то же время, как мы видели, службою и совершенно бескорыстною, за которую он не требовал и не ждал для себя лично никакой материальной награды — это была служба ради Бога, ради интересов всего Православия. Но ничего не требуя для себя лично за свою службу русскому правительству, Досифей иногда обращался, хотя и крайне редко, с просьбами в Москву о помощи бедствующей патриархии Иерусалимской, не могшей своими силами справиться с лежащим на ней громадным долгом. Так, в год своего вступления на патриаршество, т.е. в 1669 году, Досифей прислал в Москву с архимандритом своим Прохором грамоту государю, в которой, указывая на бедственное положение Иерусалимского патриаршего престола, пишет: "Если ты, великий государь, помощи не учинишь нам, пропали мы от лица земли, и в Иерусалим нельзя нам будет ехать (грамота писана из Филиппополя) от многих долгов, а прибежища и покрова инде не имеем, кроме твоего пресветлого царствия*. От многого долгу хотят бусурманьи Великую Церковь святого града в еретические руки заложить, и боимся, чтобы не отошла от рук наших. Сего ради припадаем до лица земнаго, просим и молим милосердия и благоутробия твоего державнаго, да пришлешь помощь к Святому Гробу Господню и неизреченную милость ради здравия своего и благородных чад своих, сестер и дщерей... Буди, владыка тишайший, милость твоя на нас, яко-же уповахом на тя, и как получим милость твою, надеемся идти во святой град Иерусалим молить Господа о здравии твоем до конца жизни. И если облегчимся мало от тягости долга, помощию Божиею начнем строить монастырь св. Вифлиема великаго Царя: есть гроб и распятие и рождество первого царя, что царствовал над первыми христианами, строение; кому же иному подобает пособить и порадеть о Гробе Царя царствующих, кроме христианскаго царя, какое есть святое твое царствие, благодатно Божиею перворожденный и единородный всех православных христиан, похвала и утешение, свет и отдыхание, не только царь прекрасный, но и многими делами украшенный паче диадимы, большую похвалу имея крестом, нежели скиптром, отец сиротам и предстатель повсюду божественным церквам. Итак, призри, тишайший самодержец: если всякия церкви строит человек, то праведно есть, да строит те места, где ступала нога Христова, место украшенное Кровию Христовою; и кто хочет помогать стране в крайней нужде, то это нам, поелику сперва оттоле началось раззорение христианское и нечестивых врагов много неусыпаемых и гордых и богатых, а благочестивых весьма не много, и те безсильны.
______________________
* В своей "Истории патриархов Иерусалимских" Досифей пишет: "Долгу на Святом Гробе было тогда (когда он стал патриархом) в Константинополе шесть тысяч гросий, да одному Вартопеду армянскому десять тысяч гросий; в Иерусалиме же шестьдесять пять тысяч гросий капитальнаго долгу, да почти за три срока не были плачены проценты. Долг этот со времени Паисия и произошел, во-первых, от происков армян; во-вторых, от возмущения дамасскаго правителя против султана; в-третьих, от начальствовавших в Иерусалиме во время возмущения. А Нектарий по старости своей и немощам ничего не мог сделать к облегчению долга" (кн. 12, гл. 4, § 1). Сделавшись патриархом, Досифей прежде всего позаботился добыть средства уплатить накопившиеся проценты и убавить самый долг, для чего он и послал между прочим своего архимандрита в Москву за милостынею.
______________________
Однако, несмотря на свое безсилие, православные христиане, где только приходится, воздают помощь от безсилия своего. Подобно праведно есть милосердствовать и царствию твоему Святому Гробу, как царю преславнейшему и именитому". Милостыни Досифею на этот раз было послано соболями на 1100 рублей*. В грамоте государям, писанной в августе 1692 года и присланной в Москву с архимандритом Хрисанфом, Досифей заявлял, что с тех пор как приходил в Москву блаженнейший патриарх Иерусалимский кир Паисий, уже лет сорок тому назад, только два архимандрита от святого града были присылаемы, хотя и случались великие мятежи от еретиков и многие обновления церквей святого града, и хотя великие от того происходили расходы, однако никогда не посылали просить о помощи. Ныне же патриарх не мог умолчать далее, хотя бы и произошло от того какое-либо бедствие, и по нужде рассудил послать кого-либо к их царскому величеству, потому что пришел он в такую крайность, что если не учинится помощи от их святого царствия святому граду, то дойдет до последнего разорения, ибо все места, откуда притекала к нему помощь, разорились, и он лишился всякой помощи. По этому поводу посланный Досифеем архимандрит давал в Москве такое показание: "Святой Гроб имеет ежегодно расходов более, нежели 25 000 рублей и сверх того еще временные расходы: паши иерусалимские и визирь берут сколько хотят, особенно в нынешния смутныя времена при ссорах, какия имеют с французами, находят нечестивые разные причины и всегда нас грабят. Однако Святой Гроб всегда мог справиться с теми расходами милостынею тамошних греков, а наипаче помощию воложского и мултянского государству, потому что имеем там многие монастыри, богатые вотчинами, а наипаче милостынею господарей молдовлахийских, из которых один, блаженный Василий-воевода, послал в Иерусалим вдруг 42 000 червонных, и откупился от всех долгов Святой Гроб в то время, как кир Паисий-патриарх имел ссоры с армянами о Святых Местах, как писано и явлено в печатной книге. Да и при нынешнем блаженнейшем патриархе некто торговый грек, по имени Монолаки, дал 25 000 рублей и обновил церковь вифлеемскую, и кроме того многия святыя ризы тому месту сделал. Так и покойный Шербан, воевода мултянский, и Дука, воевода воложский, дали более нежели 15 000 ефимков в Иерусалим. И нынешний господарь мултянский и некоторые греки, сербы и болгары давали большую милостыню, кроме того, что сам блаженнейший патриарх ходил между ними. А ныне мы всего того лишены от войны турецкой, немецкой, польской и татарской. Сего ради молит блаженнейший патриарх, дабы явлена была ему некая царская милость, достойная их величеств, которая бы могла пособить Святому Гробу, во-первых, для того, что, когда прежде сего было откуда получать милостыню, то и не просили ея от здешняго места; а другая причина, что малою милостынею ничего не пособляется, а притом то дело учинить и обязанность ваша христианская, как апостол Павел к Римлянам пишет (см. Рим. 15, 27). Старцев-папистов живет в Иерусалиме человек с двадцать, а ежегодно приходит им милостыня от короля гишпанского по 6000 рублей на прокормление, которыя сам им присылает кроме иных. А нечестивые турки для ложного их пророка гроба расходуют ежегодно более 500 000 рублей, и хотя дело сие кажется невероятным, однако весь свет о том ведает"**. С Хрисанфом послано было Святому Гробу милостыни на 1000 рублей, да четыре лампады, из которых одна золотая, а три серебряных. От 2 ноября 1693 года Досифей особой грамотой просил о милостыне Святому Гробу царицу. "Издревле Святому Граду, — писал он, — не только творили милостыню приснопамятные царицы, но и многоцветными ризами украшали св. Воскресение, как и блаженная приснопамятная царица Мария Ильинична прислала саккос, омофор и митру с жемчугом и каменьями, и поминается днем и ночью. Но поелику на все праздники годовые служили прежние святейшие патриархи, кир Паисий и кир Нектарий, и тому уже сорок пять лет, как прислана сия утварь, то она обветшала и прежней красоты лишилась. Посему просим и молим, чтобы великая государыня изволила также прислать святому Воскресению святительские одежды, в которых бы патриарх мог службу отправлять на владычные праздники, так как у Гроба Господня собирается множество православных христиан разных народов: греки, сербы, болгары, арнауты, вол охи, мултяне, грузины, черкесы, аравляне, кара-маны, лазы, готфяне, тавронисы, сирияне, египтяне и обитающие на островах и в Африке, также от племен латинских и от всего Востока с живущими в Междоречии: армяне, копты, марониты, мидяне, персяне, ефиопы. И когда служат святейшие патриархи, тогда все те народы притекают и смотрят, и все племена и языки, видя святыя ризы, которыя прислать изволит великая государыня, во всем мире прославят высокое имя царского величества и при сем будет постоянно — и вечер, и утро, и полдень поминовение о ея здравии и спасении"***.
______________________
* Греческие дела 7178 г. № 6.
** Греческие дела. 7201 г. № 4.
*** Греческие дела 7202 г. № 20.
______________________
Но случаи обращения Досифея к русскому правительству за милостынею Святому Гробу были вообще очень редки, на что указывает в грамотах государям и сам Досифей. Это объясняется тем, что Досифей хотел, чтобы Россия оказывала ему помощь и содействие не столько деньгами, сколько своей политической силой и влиянием, именно он хотел и много лет неустанно хлопотал о том, чтобы Россия помогла ему своими энергичными настояниями перед турецким правительством возвратить святые места в Иерусалиме, отнятые в последнее время у греков латинянами.
Уже давно велась в Иерусалиме ожесточенная борьба между греками, латинянами и армянами из-за обладания святыми местами. Греки были и сами считали себя единственно законными и исконными обладателями всех святых мест, чего, однако, никогда не хотели признать латиняне и армяне, при всяком удобном случае стремившиеся отнять у греков те или другие святые места и занять вместо них первенствующее положение при Святом Гробе. Патриархам Иерусалимским приходилось вести постоянную энергичную борьбу и с армянами, и особенно с латинянами, чтобы удержать за собою святые места и первенство при Святом Гробе. Предшественники Досифея вели борьбу успешно, и хотя Иерусалимский престол принужден был расходовать на это большие суммы, вследствие чего на патриархии лежали иногда громадные долги, но зато святые места и первенство при Святом Гробе оставались всегда в руках православных*. Лишь только Досифей вступил на патриарший Иерусалимский престол, как и ему немедленно же пришлось бороться с латинянами, домогательствам которых в то время усиленно помогала своим политическим влиянием на Порту Франция. По словам Досифея, латиняне в том обстоятельстве, что на Иерусалимской патриархии накопился (1669 г.) огромный долг и что патриарх — человек новый, увидели для себя удобный момент, чтобы добиться удаления греков из Святого Гроба. "И вот, — рассказывает Досифей, — когда православные по субботам совершали литургию в большом отделении, которое называется и Вознесением, потому что в самой высоте свода его изображено вознесение, то диакон ставил между кувуклием и святою трапезою дискелий, на котором и читал Евангелие. Франки в описываемое нами время (т.е. в 1669 г.), совершенно потеряв ум, насильно стащили с места дискелий в то самое время, как диакон читал на нем Евангелие. От этого произошло смятение и шум между отцами и папистами, так что дело дошло до драки. Папистов вышло на бой двадцать пять человек, а отцев было только пятеро. И так принуждены мы были идти к судье, привели туда и папистов, доказали их обиду и Гроб Святый утвержден за греками"**. В 1673 году, рассказывает Досифей, в Константинополь явился французский посол и потребовал от турок, чтобы они отдали святые места латинянам, и, говорит Досифей, "много представил он на это причин, между прочим и то, что будто он имеет у себя бумаги, доказываются, что святыя места принадлежат папистам как их собственность". Но турки отказали домогательствам папистов. Тогда посол в следующем, 1674 году, взяв разрешение у Порты, отправился на богомолье в Иерусалим. Когда он на Сырной неделе приехал в Иоппию, рассказывает Досифей, то бывшие в Иерусалиме паписты пришли в неистовство. Чтобы приготовить кувуклий Святого Гроба для принятия посла, они, обтерши пыль внутри кувуклия, вздумали вычистить шнурками и отверстия, через которые проходит дым от лампад. И вот один из папистов остался внутри кувуклия, а прочие взошли на крышу, чтобы тянуть шнурок с того и другого конца и вычистить таким образом отверстия. А когда отцы греческие стали говорить им: мы с крыши будем тянуть за верхнюю часть шнурка, потому что если вы взойдете на крышу, то возьмете себе и кувуклий, — и препятствовали им взойти, то паписты, ударами пролагая себе дорогу на крышу, прибили двух отцов, и именно: старца Макария, который был человек благочестивый, родом из Македонии, и ризничего Закхея, и оставили их едва живыми. А один папист, еще пресвитер, родом из Испании, сильно ударив камнем монаха Климента, приехавшего из Русикона Мизийского, убил его до смерти. Было это третьего марта 1674 года.
______________________
* В своей "Истории патриархов Иерусалимских" (кн. 12) Досифей подробно описывает борьбу своих предшественников, патриархов Софрония, Феофана и Паисия, с латинянами и армянами из-за святых мест.
** Там же. Кн. 12, гл. 6, § 1.
______________________
А когда произошло по сему случаю смятение, то кадий послал чиновников разведать о случившемся. Паписты задарили кадия, и он в донесении своем написал, что убийство произошло в драке между греками и папистами; а с которой стороны началась драка, неизвестно". Между тем французский посол приехал в Иерусалим, "и проходя во врата патриаршаго дома, чтобы поклониться святым вратам, приказал приближенным своим разорвать камилавки у находившихся тут отцев, делал и другия жестокия и беззаконныя дела". Между прочим Досифей рассказывает следующее: "В Великую седьмицу искал посол случая войти в Великую Церковь Святаго Гроба, и в Великий вторник, когда богомольцы были на Иордане, вошедши в нее с несколькими топорами, в находящееся позади святого алтаря подле Голгофы отделение, где под святою трапезою хранится часть камня, к которому Господь был привязан, бит был бичами, пробил ночью отверстие с тем, чтобы украсть тот камень. Отцы, узнав о сем, объявили наместнику; тот бежит к судье, приводит в волнение город, приходят чиновники правителей города и немедленно отворяют святыя врата. Кельты, бросив топоры, бежали, а наместник, наговорив послу тысячу укоризн, выгнал его тотчас вон из Великой Церкви. Было это 15 апреля 1674 года".
Между тем и после этого случая с послом латиняне не переставали настойчиво хлопотать перед турецским правительством, чтобы за ними признано было первенство при Святом Гробе. Дело наконец дошло до суда, который в феврале 1675 года собрался в Адрианополе под председательством самого визиря. На суд явились уполномоченные обеих споривших сторон, т. е греки и латиняне. "Греки первые, — рассказывает Досифей, — начали говорить на суде в защиту своего дела: праведен Бог, что нам, обиженным, благоволил ныне предстать на суд пред тебя, достопочтенный великий визирь, потому что мы надеемся, что, предстоя пред таким мудрым и справедливым судьею, получим суд праведный. Итак, есть в Иерусалиме храм Воскресения, славный во всем мире; в сем храме есть кувуклий, который в царских грамотах, у нас находящихся, обыкновенно называется гробом и святынею света. Сей кувуклий, когда Омар у патриарха Софрония взял Иерусалим на договор, вместе с другими святыми местами отдал грекам и повелел, чтобы все христиане, откуда бы они ни приходили в Иерусалим для поклонения, давали патриарху до полторы драмии серебра и ему были подчинены. Потом, когда латиняне овладели Иерусалимом и после царь Саладин их выгнал, то и он дал грекам такой же фирман, как и Омар. Наконец, когда султан Селим взял у египтян Иерусалим, то и он заключил с патриархом Иерусалимским подобный договор, и мы жили в покое. Но так как мы были бедны и еще в долгу, а потому предпринимали путешествия в другия страны для собирания милостыни, то в отсутствие наше французский посол с папистами вздумали, по безразсудству своему, овладеть Святым Гробом. И когда отцы стали им противиться, то двоих из них они изувечили, а одного убили. Потом покрыли Святой Гроб так, как вы покрываете Киампе, что нам непозволительно, и завладели насильно отеческим и праотеческим наследием нашим. И так просим твое превосходительство о четырех вещах: во-первых, иметь нам полную власть в святом кувуклие; во-вторых, совершать в нем свое богослужение; в-третьих, чтобы другого исповедания входили туда не иначе как с нашего согласия; и в-четвертых, чтобы разрушено было то, что вновь сделано там латинянами". После этой речи патриарх Досифей, по требованию визиря, представил султанские фирманы, утверждающие за греками обладание святыми местами в Иерусалиме, причем в фирмане султана Мурата говорилось: "Повелеваю патриарху и грекам иметь первенство пред франками и армянами, пред иверийцами, хампесиянами, коптами, сириянами и пред всеми народами при Гробе и в каждой церкви и монастыре, и быть им первыми при всякой церемонии, при всяком действии священном, и чтобы других вероисповеданий входили на поклонение не иначе как с их позволения". Этот фирман Мурата решительно уничтожал притязания латинян, ввиду чего представитель латинян заявил: "Грамота султана Мурата, которую теперь подал патриарх для прочтения, не утверждена в верховном суде". Тогда казискерис, т.е. верховной судья из всех судей царства, сказал ему: "Лжец! Дело сперва производилось у муфтия, т.е. у блюстителя правил закона, а потом в верховном суде". Томас (представитель латинян) сказал: в фирмане не упоминается о Гробе, а только о Голгофе, Апокафилосисе и Вифлееме. А визирь ему: "Нам нет нужды до того, что в каждой строке своей содержат фирманы, а смотрим мы на то, что в них предписывает воля царская. И точно, тогдашние греки просили Пещеры вифлеемской и в храме Воскресения Голгофы и Апокафилосиса; но царь дал им большой храм Воскресения и храм вифлеемский со всем, что в них находится и что к ним принадлежит. А вы где доселе были, и если справедливость на вашей стороне, почему не искали?" Томас отвечал: "Война с Критом была тому препятствием". "Но столько прошло времени, как заключен мир, где вы были?" — сказал визирь. Томас начал говорить еще о том, что иверцы раньше греков поселились в Иерусалиме. Я ему на это: "Франков точно прежде и раньше поселились иверцы; показывают это ахтинами и из них одних это видно. Но греков не прежде. Особенно же невероятно то, чтобы греки, коих столько тысяч живет в Палестине, поселились позднее, а франки, кои с убийственными оружиями вышли из Испании, прежде и раньше". Напоследок визирь сказал Томасу: "Послушай! Если у вас есть фирман, в котором бы значилось, что вы судились и справедливость осталась на вашей стороне, и если фирман этот позднее хатия, т.е. священной грамоты султана Мурата, то подайте его; а если нет — гзик, т.е. вон!" А принято было за закон, что если визирь скажет кому "гзик", то предстоящим тут не позволялось с тем человеком ни стоять, ни говорить. И таким образом франки вышли вон. В 1683 году паписты снова добивались перед Портой получить первенство при Святом Гробе, но и на этом раз Досифей, явившись к визирю, доказал несправедливость латинских притязаний и получил фирман, утверждавший права и преимущества греков. В 1686 году французский посол снова стал энергично настаивать, чтобы турецкое правительство отдало латинянам святые места в Иерусалиме. Так как турки в это время вели войну с австрийцами, венецианами и поляками, то они и не желали обидеть отказом французов, опасаясь, как бы и они не пристали к союзникам. В Иерусалим послан был царский чиновник, который на месте должен был исследовать положение дел, после чего турецкое правительство обещалось порешить спорное дело. Сам визирь по этому случаю говорил Досифею: "Пусть эти неуважающие справедливости и бесстыдные франки ищут преимуществ, и преимуществ невозможных; пусть подкрепляют искательства свои тем, что они хотят воевать против врагов царя. Отказать им в их двух требованиях у нас найдутся причины. А исполнить сии их требования, да как это возможно? Посему мы выигрываем только время, говоря им, что пошлем узнать; а между тем время течет. И вот, когда мы узнаем, что они вооружаются против врагов царя, тогда другое дело; а если нет, то напрасны все их искания. А ты напиши монахам, чтобы они не боялись, ничего не давали и были покойны". Между тем турецкий чиновник в сопровождении папистов отправился в Иерусалим. "Осмотрев все, что есть внутри соборной церкви и в Вифлееме, они написали бумагу, что франкам принадлежит Голгофа, Апокафилосис, святый кувуклий и против него храм Вознесения, а в Вифлееме святая пещера, соборная церковь, южный двор и сады. Когда же отцы стали говорить are, что он делает несправедливо, то начал он бить их и выгонять с обнаженным в руке мечом. Паписты хотели было повесить три лампады в большем отделении, но отцы воспротивились сему и не дозволили им повесить лампады. После сего собирается великий синедрион в присутственное место; пришли сюда и все державшие сторону латинян и написали донесение, что все, что значится по описи в Вифлееме, равно Апокафилосис и Голгофа, принадлежали франками, но за пятьдесят лет пред тем завладел всем этим патриарх Феофан; также и кувуклий принадлежал будто франкам, но назад тому одиннадцать лет завладел им патриах Досифей. Потом написали коварно донесение о том, сколько монастырей и церквей у франков и сколько у греков, чтоб показать этим, будто греки владеют многим, а франки обижены". Но и на этот раз доброжелательный к грекам и Досифею визирь не обратил внимания на донесение аги, и дела в Иерусалиме на время остались в прежнем положении*.
______________________
* "История патриархов Иерусалимских". Кн. 12, гл. 6; гл. 8, § 3-6; гл. 9, § 6; гл. 12.
______________________
Так боролся патриарх Досифей с латинянами из-за первенства в святых местах, всегда одерживая верх над своими противниками. Правда, эта борьба требовала больших издержек, так как приходилось постоянно платить разным турецким чиновникам, начиная с самого визиря, вследствие чего долги патриархии увеличивались, но зато Досифей и все православные утешали себя тем, что первенство в святых местах оставалось в их руках, что православные по-прежнему были, так сказать, хозяевами святых мест. Между тем в восьмидесятых годах XVII столетия против Турции образовалась коалиция из христианских государств: Австрии, Венеции и Польши; к ним в 1686 году примкнула и Россия, предпринявшая два известных похода на Крым под предводительством князя Василия Голицына. Турция терпела поражения от союзников — австрийцев и венециан — и находилась поэтому в очень затруднительном положении. Тогда французское правительство стало обещать туркам свою помощь против союзников под тем, между прочим, условием, чтобы турки признали и формально укрепили за латинянами первенство во святых местах и чтобы те святые места, которыми когда-либо владели латиняне, а теперь владеют греки, снова отданы были латинянам. После некоторых колебаний турецкое правительство, опасавшееся, как бы и Франция не примкнула к союзникам, согласилось на требование французов. В апреле 1689 года в этом смысле издан был султанский указ, который и был приведен в исполнение. Патриарший наместник в Иерусалиме в донесении Досифею так описывает самый процесс отобрания у греков латинянами святых мест: паша вместе с фрарами, т.е. латинскими монахами, пришли в храм Воскресения и в присутствии греческих отцов прочли султанский хати-шериф "и предаша Гроб Святый в руки фраров и верхнюю кувуклию свинцовую, на которой полагаху мы плащаницы, а наины (т.е. турецкие писцы при паше) писаху, потом вынявше и восьмь кандил, их же повеси блаженство твое на святом камени, предаде им и весь круг Святаго Гроба от страны фраров и коптов даже до коих мест доходит пред Святым Гробом; и другую страну всю от дверцов ев. кувуклии даже и до желез и камару всю сверху и до желез. И тотчас сняша святыя иконы, еже имехом в боку, одну сторону и другую сняша, и три кандилы, которые суть в верху трапезы св. огня, и древо на котором повешаны бе кандилы; сняли же еще и внутренне древеса, которые держаху паникадило и прочие кандилы. Мы же спорихом им, что суть начало церкви нашея от начатия камары даже до священнаго алтаря; но никто не слушал нас, а еще и укоряху нас глаголюще: ваша бо бысть, но днесь царь дал сию нам". Но когда стали разрушать трапезу святую, на которой бывает предпразднество святого света, "мы, — повествует патриарший наместник, — возопихом, что стоит трапеза 200 лет, и что раздает патриарх наш св. свет поклонникам на ней и грех суть разрушити ю. И они отвечаху нам: поистинне древняя есть, но в месте том не хотят они ю". При разрушении упомянутой трапезы посреди нее найден был сосуд со святыми мощами, который патеры присвоили себе и немедленно перенесли в свою церковь, хотя греческие отцы и заявляли, "что в том сосуде есть 15 000 золотых, которые тамо положил Софроний-патриарх, како мы обрятохом в древних объявительных росписях". Но на это заявление греческих отцов латиняне не обратили никакого внимания. Затем все: паша, латиняне и греческие отцы, — отправились на Голгофу, где греческим отцам и приказано было отдать латинянам "и половина места святой Голгофы", так что грекам осталась одна северная сторона. Греки отдали затем латинянам и церковь Святого Креста, "и тотчас, — пишет наместник, — сняли (латиняне) два полиелея, висящие на чепи железной, и выняли и хаджы Андреевы подсвещники, на которых мы полагаем зажженные свещи; устремилися было взяти и малыя подсвещники, на которых также ставятся свещи в последование утрени — и тамо паки возопили и стязалися, что суть издавна наша сия. И они говорили, что было ваше, но ныне султан велел отдать им и впредь не хотят тем подсвещником быть тут, и выняв наши, принесли тотчас свои подобные тем, и положи ти и прибили и укрепили свинцом, и сверх того поставили медные большие подсвещники со свещами". В церкви Богородицы у греков, между прочим, отобрали и те своды, из которых "смотрят на верх священнаго алтаря нашего", и в самой церкви латиняне сейчас же произвели переделки, и хотя греческие отцы, замечает наместник, "много кричали и вопили, но не могли возбранити им ни в сем". "И оттоле, — повествует патриарший наместник, — повели нас ко обретению Честнаго Креста и там паки прочли нам список свой, в котором пишет, чтоб отдати и то им, и подняли лампады и взяли св. трапезу". В заключение паша перед Святым Гробом снова прочел греческим отцам султанский указ и говорил им: "До сего времени были есте первии, и проходили вы первые в ходах, и звонили и кадили первее; а от нынешняго дня ведайте, что французские попы первые будут над вами и в звонах, и в ходах, и в каждении; аще же сия пренебрежете, будете наказани. А писари все сие записали". Свое донесение об отобрании святых мест у греков латинянами патриарший наместник заключает: "Ведомо ж буди, владыко мой блаженнейший, что и железныя клепала ваши бросили на низ и мы их не повецили, ин-де и не бьем в них и входа не творим, да не явимся подручными им; только французы и армяне бьют в них и читают в церквах, и сие творят, будто поеледствуют один другому. А мы читаем, когда приидет время, хотя вечерню, хотя утреню, вечерню поем к вечеру, заутреню поем, когда они звонят в 5 часу, а мы звоним в 8 и 9, да не значится, что они имеют над нами первенство и покоряемся им. А места святыя кадим во время вечерняго пения, когда поется "да исправится молитва", а в заутреню кадим в 9 песнь, когда поется "честнейшую херувим", а не по-старому — до благословения вечерни и заутрени". В другом донесении Досифею его иерусалимский наместник пишет, что 17 июня паша со всеми своими чиновниками и латинянами прибыл в Вифлеем, куда были позваны и греческие отцы. Здесь от них потребовали, чтобы они отдали ключи от церкви Святого Вертепа и самую церковь, что они и принуждены были исполнить. Тогда латиняне, с разрешения паши, стали ломать новый иконостас в церкви, построенный греками, почему греческие отцы, пишет наместник, "возопихом гласом великим: тако слышите вы турки мали и велицы, да весте, яко вещь сия имеет (стоит) 60 мешков и се портят ю фрари. И от слова сего предста паша и утолися немного врази наши. И потом взял я попа Неофита и вышли даже из града, будто бежати хощем, да творят, каке хотят. И послаша паки и приведоша нас пред пашу и глаголет нам: для чего бежите от хати-шерифа царскаго? И рех аз: для чего не отсечешь главу мне, господине? Изыдох обрести одно озеро, утопитися б, понеже одна вещь, которая бысть (стоит) 60 мешков, бросаешь ю низу; для чего лучши не отсечешь мне главу? И паки учивихом вопль великий: да будьте свидетели малии и великие: 60 мешков вещь испортиша фрары!" Но паша не обратил внимания на протест греческих отцов: иконостас был сломан и выброшен вон. "Вземше же и разбита, — пишет наместник, — и амбоны все, и бросиша их на землю; и церковь соборную и клиросы разбросаша все и амбон блаженства вашего разбросаша же". Отобрав у греков все, что считал нужным отобрать, паша в заключение говорил им: "Се, яже писал царь, сделалось, только стерегитеся, чтоб един на другого не поносил и не клеветал бы; а буде кто кого оклеветает, или предаст, или подымет на них фелехов (крещеных арабов) или иных людей, да будет наказан и да будут сие ехиды (турецкие чиновники) сему свидетели. И по повелению паши, — замечает наместник, — поздравихом и цело-вахом друг друга". Но беды и напасти для греческих отцов этим не кончились. Латинские монахи, только что целовавшиеся в знак мира с греческими отцами, "оклеветаша нас, — рассказывает наместник, — паше, что вскоре и без спору не учинили отдания, и будто глаголахом ему (паше) противно, и как будто не молчахом им, яко осля". Интриги латинян довели наконец греческих отцов до того, что они принуждены были на время даже совсем оставить Иерусалим. Старец Закхей от 17 июля (1689 г.) пишет патриарху Досифею: "Даем ведомость твоему блаженству: днесь бо яко овцы разъидохомся, не имуще пастыря, понеже и наместник священник Даниил ушел, взем с собою и кир Неофита, никому ничто же рекше. По пятих же днях писал к нам из Алцмуня, что едет в Дамаск; видяще же тако, толмач и Герасим и они уидоша, и про них не знаем, где они обретаются, и нигде инде надежду не имамы, разве на Бога надежду возлагаем, да покрыет нас молитвами твоего блаженства. Приехал же и поп Даниил, днесь 10 дней, и не обретши наместника, кому отдати письма, сидит и он с размышлением. Отписахом же и в Дамаск и наместнику, и послахом наскоро человека, и ожидаем день ото дня или самого наместника или грамоток его, как быть управлению попу Данииле. А западные не престают, вымышляюще вымыслы на нас; и яко источник непрестанно течет, тако их сребро и злато всем измяильтяном... Здешние христиане, услышачи от некоего письма про твое блаженство, что здравствуешь, радости не малыя исполнилися, засветивше огнь всяк в своих домах и свет учинивше по обычаю их; рад овал ися мысляще о твоем здравии и дети их, собравшись играюще и бегающе по дорогам, проповедали про твое здоровье, и таковое дело зависть не малую возбуди в западных, они бо учинили славу, приехавши из града, яко представился блаженство твое безчестною смертию". Еще в письме к патриарху Досифею из Иерусалима говорится: "Плачут христиане наши, не имеюще где погребати мертвых и где совершати божественную литургию, и хотят учинить бунт, только ожидают видети, что будет впредки над ними, яко турки иерусалимские деньгами французскими учинишася змеи над нами и над християнами нашими. Приехахом и мы июля в 7 числе и от страха иудейскаго не обретохом никого на патриаршеском дворе ни мала, ни велика, ни наместника, ни Неофита, ни толмача, ни Герасима, ниже другого толмача, только монастырь пуст, без отцов и без начальникев, только мне сказал старец Закхей, что вышли в Дамаск и пребываю яко мертв"*. Сам патриарх Досифей в своей "Истории патриархов Иерусалимских" об отобрании латинянами святых мест у греков в 1689 году говорит: "Сколь много и сколь жестокия бедствия причинили паписты Иерусалиму, когда пришли туда с фирманом и с царским чиновником и похитили с коварством и с насилием первенство при Святых Местах, требует особаго повествования. А здесь кратко упомянем только о следующих их действиях: во-первых, чтобы показать себя закоренелыми и непримиримыми врагами православных, разрушили темплеон в храме вифлеемском, который в продолжение четырех лет выстроили нам хиосские художники. Осмеивали и презирали Честный Крест и святыя иконы греческой живописи. В отделении напротив Святого Гроба, где патриархи разделяли святый свет, раскопали святый престол, и нашед в основаниях его ковчег с святыми мощами, взяли его себе. Потом разнесли ложный слух, будто правительство повесило патриарха, и чрез то привели православных в великую печаль и смущение, так что когда пришло туда от нас известие, то христиане от радости сделали в эту ночь освещение в домах своих. Оклеветали пред правительством и наместника нашего в том, будто он сделал обиду царскому чиновнику, и придумывали и другия ковы, чтоб сделать отцам зло, почему и принуждены они были удалиться в Дамаск, и были там дотоле, доколе мы из Адрианополя не прислали туда фирмана, поставлявшаго их в безопасность, и только тогда они возвратились в Иерусалим. Во-вторых, напрасно и ложно повсюду разглашают (латиняне), будто Святыя Места в их власти, ибо хотя в некоторых из сих мест и получили они первенство, но не полную же совершенно власть, потому что и мы светло, торжественно и, как и прежде несравненно с большею свободою, чем паписты, совершаем в них все церковный службы, не опасаясь со стороны их власти никакого препятствия". Затем в утешение и ободрение православных Досифей заявляет: "Да и то, что латиняне говорят, будто Святой Гроб и Святая Пещера в их власти, показывает только то, что они одни там служат, между тем как и мы, если захотим, можем служить беспрепятственно, но не делаем сего по многим и различным причинам, а особенно потому, чтобы не подумал народ, будто мы от них же различаемся. Сверх сего сколько мы имеем Святых Мест, монастырей и церквей в самой соборной церкви Святаго Гроба и в самом Святом Граде и вне его, вблизи и в отдаленности, то паписты и все сборище еретиков не имеют и половины того, чем, по милости Божией, мы владеем и распоряжаемся с полною властию и произволом"**.
______________________
* Греческие дела 7201 г. № 4.
** Кн. 12, гл. 13.
______________________
Но хотя Досифей утешал себя и православных тем, что они и теперь, как и прежде, могут беспрепятственно совершать все церковные службы и в Святом Гробе, и в Святой Пещере, и в других святых местах и что они владеют в Святой земле столькими церквами и монастырями, "что паписты и все сборище еретиков не имеют и половины того", однако уступка латинянам некоторых и притом важнейших святых мест и, главное, признание их первенства во святых местах было таким ударом для Досифея, что он с 1689 года до самой своей смерти уже ни разу не был больше в Иерусалиме, где теперь первенствовали и хозяйничали латиняне. Правда, Досифей постоянно думал возвратиться в Иерусалим, но только тогда, когда там прекратится господство латинян, так как он был убежден, что ему скоро удастся возвратить грекам первенство в святых местах, причем он рассчитывал на помощь и содействие в этом деле России, которая, пользуясь своим политическим влиянием на Порту, должна была настоятельно требовать от турок, чтобы они возвратили грекам отнятые у них латинянами святые места.
28 апреля 1691 года прибыл в Москву слуга молдавского воеводы Марко Константинов, который привез государям "листы святейшаго Иеросалимскаго Досифея патриарха". Относительно привезенной им патриаршей грамоты Марко в расспросе заявил: "Тот-де лист из Царягорода прислал к мултянскому воеводе святейший патриарх с племянником своим с архимандритом Хрисанфом, а воевода послал с ним, Марком; а тот архимандрит остался в мултянской земле, только-де чает он, Марко, что и тот архимандрит к Москве сего лета будет ж, а о чем тот лист к великим государем святейший патриарх писал, того не ведает, а словесно наказывал ему архимандрит тот великим государем бить челом, чтоб изволили великие государи призрить милостиво, дабы в Иерусалиме святая церковь и Гроб Господень не отдана была от турок французом, а быть бы ей по-прежнему у святейшаго Иерусалимскаго патриарха, а о ином-де ни о чем с ним не приказано"*.
______________________
* Племянник патриарха Досифея архимандрит Хрисанф, посылая с патриаршими грамотами в Москву Марко Константинова, дал ему следующую рукописную инструкцию: "Господине Марко, Господь да поможет тебе! Как дойдешь туда с Богом, ты смотри обо всем там радей. Говори гетману, как доведется, чтоб и он радел о том деле. Скажи ему, что должен он радеть, потому что, ходя они войною на Крым, не учинили ничего, и гневаясь за сие дело, визирь отдал святыя места французам по наговору ханскому для того, что мы единоверцы с ними. Скажи ему, что буде изволят великие государи, то дело сделается, потому что вельможи турецкие не позволили было тому делу быти, только один хан и визирь то учинили, гневаясь за то, о чем выше писано. Говори иеромонаху Тимофею (разумеется чудовский иеромонах Тимофей, начальник московского греческого типографского училища) и архимандриту, буде есть там, чтоб они били челом великим государем о радении и запросах относительно Святых Мест, буде пойдет посол отселе или оттуда сюда, и буде здешние не совершат то дело, и мир с ними б не чинить. Говори им и о том доложить, что если не будут о том деле радельщики, грех им в том будет, потому что из-за них отдали те Святыя Места за то, что ходили войною на Крым, и хан наипаче того ради наущал отдати французам, гневаясь на них. Скажи им и то, что здесь боятся их и учинят по воле их. О том же деле и патриарху говорили бы они, чтоб и он прилежно радел пред великими государями, дабы всеконечно сие дело совершилося для вечныя их памяти. Говори им и о том сказать, что буде пойдет посол отселе и учнут великие государи просить Святаго Гроба и Святых Мест, а посол скажет, что то дело написано в запросах их, и им отвещати, что тогда еще о том не ведали, а проведали досле того. Говори им, что на патриаршеских грамотах на обертке подлинная его печать для опасения в пути. Что прикажут тебе поп Тимофей и архимандрит, так и делай и принеси к нам письмо от попа Тимофея. Смотри, возврати-ся с опасением и возможно скорее. Скажи, чтобы сие дело было зело тайно и никто б про то не ведал, что патриарх туда послал, но что они сами от иных о том слышали. Также и греки б торговые, которые выезжать будут оттуда, чтоб ничего о том не ведали. Извести им, что истинно подлинно, буде великие государи изволят всяким радением, отдадут нам па-кии Святыя Места. Последнее скажи, что хотя и мир не учинит, надобно им сказати (туркам), что наипаче за то дело (т.е. ради Святых Мест) мир не учинитца, и святый Бог да проводит тя благо. Хрисанф архимандрит".
______________________
В грамоте к царям, писанной в ноябре 1690 года, Досифей кратко излагал всю историю обладания греками святыми местами в Иерусалиме со времени завоевания его арабами, стараясь доказать исторически, что законными и всегдашними обладателями Святых Мест были только греки, а не армяне или французы. В древнее время, именно в 636 году, повествует Досифей, когда Омар взял Иерусалим, хотя арабы и учинили великие беды церквям православным, однако же во всех Церквях православные монастыри и церкви "имяше первенство и честь" благодаря заботам и особым ходатайствам византийских императоров. Так продолжалось до 1097 года, когда французы овладели Иерусалимом, из которого они были изгнаны через 85 лет, а потом в течение некоторого времени Иерусалим попеременно переходил то в руки арабов, то в руки французов. В тех случаях, когда Иерусалимом овладевали арабы, византийские императоры посылали арабам дары, ради которых арабы "давали покой святым местам и церквам и православным христианам". Так продолжалось до 1350 года, "когда всеконечно изгнали французов арабы от всея Палестины и Финикии", причем арабы, чтобы французы не пришли и не укрепились вновь в Палестине, разрушили стены Иерусалима, Газы, Аскалона, Кесарии, Птолемаиды и пр. В 1350 году, когда французы окончательно были изгнаны из Палестины, византийский император Андроник Палеолог "посылал к арабам скорое посольство с великими дарами", благодаря чему "православные в Иерусалиме паки держали святыя места, монастыри и церкви с великим покоем". Точно так же и прочие Палеологи, даже до 1453 года, "всегда тешили салтанов вавилонских, Египта и Дамаска", благодаря чему православные в Иерусалиме держали церкви свои с миром. После же взятия Константинополя турками "ослабели христиане православные в Иерусалиме, не имеюще никово заступника и помощника", чем поспешили воспользоваться французы, которые "взяли лукавством и подарками церковь святый Сион и поселились там". Когда султан Селим в тысяча пятьсот двадцатых годах отнял Иерусалим у египтян и переделал в мечеть Сионскую церковь, отняв ее от французов, то последние обманули грузинцев множеством денежным и взяли от них внутри Иерусалима монастырь св. Иоанна Богослова и поселились там. Однако по взятии Иерусалима Селимом "паки почали оживати греки", особенно при патриархе Германе, при котором султан Сулейман построил нынешние иерусалимские стены, определил, по скольку денег платить христианам, приходящим поклониться Святому Гробу, и "дал паки честь и власть патриарху греческому кир Герману". При патриархе Софроние король французский прислал в Иерусалим 12 000 червонных золотых и взял св. Голгофу, чему не мог воспротивиться патриарх Софроний ради своей бедности. Хотел было он отправиться в Москву, когда там был Константинопольский патриарх Иеремия, но, пришедши в мултянскую землю, от тогдашнего воеводы получил 6000 червонных, которыми и откупил половину Голгофы. После французы благодаря новому подкупу захватили Святую Пещеру в Вифлееме, но патриарх Феофан, побывав в Москве и получив там довольную милостыню, "осилил французов при салтане Мурате и взял все святые места от французов в 1631 году". Правда, в 1633 году визирь Байрам-паша взял с французов 80 000 ефимков и опять отдал им все святые места, но патриарх Феофан в 1635 году "к тому же султан Мурату вышел и бил челом имянно", почему султан "дал патриарху суд с французы в диване, в царском судилище, и паки оправдал патриарха, и отдал ему их (святые места) с крепким правилом". В этом судилище Феофану помог волоский воевода Василий, который дал Феофану милостыню сначала 45 000 ефимков, а потом послал еще в Иерусалим 42 000 червонных золотых. После этого, хотя православные в Царь-граде и Иерусалиме "многие обиды терпели повсядневно", однако святые места всегда оставались за греками, несмотря на все старания армян и особенно латинян завладеть ими. Патриарх Паисий в 1657 году судился в царском диване с армянами и победил их. В 1663 году, когда турки были побеждены на реке Рабе, посол "паповенчанного цесаря" просил святые места, но турки отказали ему. В 1673 году прилежно просил святых мест посол французский, но и ему отказали и даже "с укоризною". Но тот же "проклятый посол" пошел в Иерусалим, чтобы силою завладеть Святым Гробом, а так как православные ему противились, то он убил одного греческого старца, вследствие чего турецкое правительство вызвало его в Константинополь, где ему визирь дал суд с греками, после которого издал крепкий указ и утвердил, чтобы все святые места были за греками. Это решение состоялось в 1675 году. После приходили в Константинополь послы от французов, венециан, генуэзцев, от поляков и все в совокупности просили святых мест, но турки отстранили эти притязания, несмотря на то что послы французские не раз предлагали туркам подарки и помощь против венециан и немцев за уступку святых мест. Конечно, приходилось в этих случаях тратить грекам большие суммы денег, вследствие чего Иерусалимский престол впал в большие долги, но они утешались тем, что Святые Места находятся в их руках. Но вот в прошлом, 1689 году снова явился в Константинополь французский посол и заявил, что французы будут всячески помогать туркам в их войне с немцами и не положат оружия до тех пор, пока немцы не заключат с турками мир и не возвратят им всех отнятых у них государств. Визирь, по выражению Досифея, "обои уши свои к слышанию слов посланника приклонил", однако турки и теперь еще не решались отдать святые места французам по двум причинам: "Чести ради государства своего, потому что все народы били челом им, чтоб пропускали поклонитися Святым Местам; а вторая причина, что боялися, буде возмут те Святыя Места от православных, чтоб не у стремил ося ваше державнейшее и святое царство на них войною", так как всякий раз, когда западные просили себе святых мест, "всегда советовали здешние турские вельможи и говорили: что смотрите, не разбудите москалей, которые спят добро". Однако ныне турки все-таки отдали наконец святые места французам по совету крымского хана. Впрочем, французы "не взяли всего, токмо Святой Гроб, и Пещеру рождения Христова, и половину Голгофы", чем они по временам владели и ранее. Но кроме этого они теперь еще взяли "всю церковь святаго Вифлеема и один свод внутри Святаго Гроба, где мы подавали святой свет, и обретение Честнаго Креста". "Я вышел в диван, сиречь в судилище салтанское, — рассказывает далее Досифей, — и на лицо визирю говорил тма речей: что желал лучше умерети, нежели видети толикое зло к православному роду. Однакожде визирь мне никакого зла не учинил и ни в чем не безчестил, только слов моих не слушал". В конце концов визирь все-таки дал указ отобрать святые места у греков и передать их французам. С таким указом послан был в Иерусалим ага, с которым отправились и французы и отобрали у греков святые места, причинив им такие беды, "что и когда персы и арабы взяли Иерусалим, столько беды не учинили".
Рассказав историю владения святыми местами и доказав историческое право греков на обладание ими, Досифей в заключение пишет, что так как он узнал о намерении государей заключить мир с турками, к которым ради этого отправляется русский посол, то он и послал настоящую грамоту государям, "дабы ваша держава выразумели сие дело подлинно и, буде приидет посол, чтобы было и сие дело между иными нужными предложениями и запрос о тех святых местах и чтобы писано было на письме особно". Досифей выражает надежду, что турки могут отнять Святые Места у французов, так как последние не исполнили тех многих обещаний, какие они ранее надавали туркам, почему многие разумные люди в Турции говорят теперь: "Худо учинил нынешний визирь, что дал власть над Святыми Местами французу, потому что французы и без того б вели войну с немцами, с которыми они воюют не по любви к туркам, но нужды ради своей". Ввиду этого Досифей обращается с таким воззванием к царям: "Понеже преблагий Бог, Царь царствующих, поставил на земле Божественным Своим Промыслом (вас) единых православных царей и самодержцев, вам убо и подобает подвизатися в настоящем деле всяким образом, якоже и Великий Константин с Сиваром, царем персидским, и потом Малый Феодосии, и Лев Великий, и Анастасий, и Устин, и Устиниан, и Маврикий и иные многие учинили великия и многия войны православных ради". По примеру их Досифей советует и русским государям "покинуть мир с турками", буде они не послушают ходатайства царей о передаче святых мест грекам, и турки ввиду такой угрозы уступят, так как цари "будут просить дела правдиваго, в котором и самой их веры ученые люди будут вас оправдать". Что же касается того, в какой форме следует сделать об этом деле представление турецкому правительству, то Досифей предупредительно прилагает к своей грамоте к царям и письменный образец того, в каком роде должна быть послана грамота от государей к турецкому правительству относительно святых мест. В этой образцовой грамоте Досифей советует выставить перед турецким правительством прежде всего тот факт, что Омар взял Иерусалим не от армян и французов, а от греков и грекам же отдал все святые места, что после Омара утвердили и последующие владетели Египта, Вавилона и Дамаска, указы которых существуют и доныне в Иерусалиме в греческих руках, так что греки всегда считались единственными законными владетелями святых мест и после того, как Иерусалим перешел в руки турок. Сами турецкие султаны не раз решали споры из-за обладания святыми местами между армянами, латинянами и греками в пользу именно греков, как это видно из фактов, которые Досифей перечислял в том же виде, как они уже были им пересказаны в его грамоте к царям. Указав потом на последний незаконный захват французами святых мест, цари, по проекту Досифея, должны были писать турецкому правительству: "Если бы держали вы сами те места и поклонялись тем местам вашим, не было бы нам никакого дела, потому что Божественная воля так изволила, чтоб вы владели теми местами, но чтобы отдать их французам и дозволить им владеть ими, — сие разсуждается у нас непристойным и нестерпимым, потому что противно и Богу и прежнему порядку, постыдно сие и являет слабость, ибо можно ли выдать чужим такое место, ради которого турки почитаются, от иных многих и уступка котораго французам принесет подданным обиду, а древниим султанам вашим, честным мужам, стыд, потому что они поставляются ни во что и трудно будет верить договорам и присягам вашим, когда преступаете те дела, которые укрепили и указали многажды древние ваши, коих дела подобает держать и укреплять кровию вашею".
Государи отвечали Досифею особою грамотою, в которой между прочим заявляли: "Слышав о отлучении от восточнаго нашего благочестия Святых Мест и о раззорении вашем, по премногу и жалостно поскорбели есмы, и имеем попечение неотменное и молим Господа Бога, дабы изволил от таких бед и печалей милостиво вас освободити и паки те Святыя Места вашему блаженству вручити. А когда у нас, великих государей, нашего царского величества, дойдет с Портою и Крымом до мирных договоров, и тогда мы, великие государи, наше царское величество, при помощи Божией о тех о всех во Иерусалиме Святых Местах, чтоб по-прежнему вашему блаженству отданы были, говорить и в запросы писать и при том стоять повелим, по письменному желанию блаженства вашего". Государи привели свое обещание в исполнение. "В 1692 году по приказу великих государей посланы к крымскому хану с Василием Айтемировым на чем миру быть статьи, а в них при иных во второй статье написано: чтоб салтан турский в Иерусалиме Гроб Господень и прочия Святыя Места, которыя у греков отняты ныне, поволил по древним салтанским привилиям держать по-прежнему им, грекам, потому что исстари те Святые Места они держали. И великим государем и в Крыму писал Василий Айтемиров, что ближний ханов человек Алиш-ага о второй статье ему говорил: тот-де Гроб Божий в салтанской области, а не в их, и отдан французам при разорвании мира со стороны царскаго величества, потому что король французский учинил туркам против цесаря помощь, и того для взять его у французов немочно"*.
______________________
* Греческие дела 7199 г. № 31; 7201 г. № 4; см. Приложение № 1.
______________________
В сентябре того же 1691 года с греком Димитрием Юрьевым Драко Досифей прислал государям новую грамоту о святых местах, писанную от 18 марта 1691 года.
Она вызвана была опасением Досифея, что первая его грамота, посланная в Москву с Марком Константиновым, почему-либо могла не дойти до государей. Изложив историю владения святыми местами, как она изложена была в предшествовавшей грамоте, сказав опять, как и что государи должны писать турецкому правительству о святых местах, Досифей между прочим пишет, что визирь по той причине отдал святые места французам, "что москали пришли воевать Крым", что это сделано, собственно, "для досады" москалям, тем более что пришел крымский хан и сказал, "что от сего времени от москалей никакого попечения не должны иметь, он хан в том порука". Затем Досифей сообщает: "Народ турецкий все кричат, что москали были смирны, а ныне для ради Иерусалима войну начнут за то, что визирь взял у греков Иерусалим". В заключение Досифей так взывает к государям: "Вы ныне, божественные самодержцы, будучи такие заступители православные христианские веры, и оставите Святую Церковь попратися, — какая вам похвала будет? Буде хочете послать сюда своего посла, то надобно просить прилежно и таким обычаем: буде вас не послушают, то и миру не для чего чинити, и не токмо мир чинити, но и войну начати надобно и не малую, потому что Феодосии, и Устиниан, и прочие цари великия войны вчиняли на персов для ради Православия, и сам Ираклий взял из Персиды и превез Честного Креста древо. Кольми паче вам надобно творити подобное, которые во всем подобны тем силою и благочестием. А буде станете предлагать о Святых Местех и они вас не послушают, а вы тогда умолчите и мир с ними учините, то лучше ничего не предлагайте, потому что они станут разумети, что нет у вас о Иерусалиме попечения, и тогда вовеки Святыми Местами завладеют французы и мы впредь не возможем никакое челобитье о том на французов подавати. Токмо буде хочете предложити о Иерусалиме и буде они не послушают, и вы миру не чините, но еще и войну начните, а буде вы о том предложите и они вас не послушают, и вы умолчите, лучше ныне ваше молчание... Александр Великий не для ради Бога, но для ради однородных своих на персов великую воину сочинил, — а вы для ради Святых Мест и единаго Православия, для чего не бдите, и не труждаетеся, и не отгоняете от себя злых соседей, которые со временем будут вам великие враги?.. Досаждая вам, отдали Иерусалим французам и вас ни во что не ставят. Смотрите, как смеются вам: ко всем государям послали грамоты, что учинился новый салтан, а вам не пишут ничего: раззорили Украину и учинили с вами мир и ни в чем постоянства не показали; они думают, как умножатся в Подолии, поднять на вас поляков и татар и воевать вас день и ночь. Татарове горсть людей, а похваляются, что имеют у вас дань; сего ради как татарове подданные туркам, так и вы потому ж подданные им. Многажды вы хвалилися, что хотим сделать то да другое, а всегда являлись только слова, а дела не явилось ничего. Ныне время, когда все христианские государи возстали... бдите, труждайтесь, радейте... А вы молчите и не делаете ни Богу, ни человеком годное, а как станете делати, и мир царству вашему причините, и во всем мире славу и честь получите, а народу православному великую помощь окажете и наконец в Царствии Небеснем будете равноапостольнии"*. В новой грамоте государям от 2 сентября того же 1691 года Досифей снова пишет о святые местах: "Даем вам ведомость, что многие из здешних вельмож удивляются и говорят: как терпит о Иерусалиме Москва и ни в чем не подвигнется ни молением, ниже силою?.. Уповаем, что ваше прошение о Святых Местах исполнят, потому что ничего нового не просите, только чтобы они были как прежде, и не просите сами владеть ими, а чтобы они оставались под властью греков по-прежнему, ибо греки их подданные и оттого не будет никакого безчестия их царству". Извещая затем государей, что послы английский и голландский усиленно хлопочут о заключении мира между турками и немцами, Досифей пишет: "Хотя немцы, англичане и голландцы не любят французов и рады были бы безчестию их, но о Святых Местах может случиться, что папа будет писать и ходатайствовать у немцев, чтобы и они просили, дабы не нарушен был тот указ, который выдан был французам, и если так случится и напишется в договорах с немцами, трудно будет то дело изменить. Сего ради даем вам ведомость, чтобы учинили разсмотрение в том деле, как Господь Бог вас просветит... Святое державное ваше царствие, будучи страшно, и грозно, и крепко, для чего терпите такое безчестие в православной Церкви, наипаче когда здешняя страна трепещет и боится единаго вашего честнаго имени? Мы исполнили нам должное, а Богом венчанныя и преславныя и святыя ваши главы, имея о том известие, сотворите полезное, как все могущие с Богом совершить"**. В новой грамоте, писанной 28 июня 1692 года, Досифей извещает государей, что он на свое ходатайство о святых местах получил грамоту государей, посланную с Марком Константиновым, и заявляет затем, что он, Досифей, "и прочих великих престолов великия Кафолическия Церкви председатели" убеждены, что о святых местах "всеконечно радети будет святая ваша держава, имея приклад приснопамятных самодержцев православных, которые и словами, и делами, и великими многолетными войнами потщалися, во еже держатися Святым Местам у православных, которых ни в чем не менее вы, но наипаче превосходит святое ваше царствие, понеже боятся вас и трепещут язычные и, на себя вашего нашествия бояся, шатаются — которое да устроит Бог и на деле им видети, дабы пришли они в чувство, чтоб и поневоле учинили годное и правдивое православным, понеже варвары иным обычаем не исправляются, токмо искушением крепчайших себя, которые и ныне, не возмогая иное что делати, притворяются, будто не имеют попечения от страны вашея". В заключение Досифей выражает надежду, что цари окажут о святых местах "радение как подобает", так что это дело получит "добрый конец"***.
______________________
* Греческие дела 7200 г. № 1.
** Греческие дела 7201 г. № 13. Эта грамота прислана была в Москву гетманом Мазепою только 7 января 1693 г., так как везший ее грек-купец дорогою умер и она после найдена была между его товарами.
*** Греческие дела 7201 г. № 1.
______________________
Так посылал Досифей одну грамоту за другой государям, всячески убеждая их, чтобы они энергично и решительно настаивали перед турецким правительством о возвращении грекам святых мест, так как турки, уверял он, несомненно уступят настояниям русского правительства, особенно если оно свои требования о святых местах подкрепит угрозою войны в случае их неисполнения. Но посылкой одних грамот Досифей не ограничился. Он решился отправить в Москву свое доверенное лицо, которое бы лично и обстоятельно разъяснило в Москве положение дел о святых местах, побудило бы русское правительство на более скорый и энергичный образ действий перед турками. Таким доверенным лицом Досифея, отправившимся в Москву, был его родной племянник, архимандрит Хрисанф, сделавшийся потом преемником Досифея на Иерусалимской кафедре.
13 ноября 1692 года архимандрит Хрисанф прибыл в Москву и представил грамоту Досифея государям. В ней он заявлял, что, несмотря на великие мятежи от еретиков, учиняемые ими в Иерусалиме, несмотря на великие происходившие от того расходы, он никогда не посылал в Москву просить о помощи. Но теперь он не может не молить о помощи через своего посланного, "первое, потому, что пришел он (патриарх) в такую крайность, что если не учинится помощи от их святого царствия Святому Граду, то дойдет до последняго раззорения, ибо все места, откуда притекала к нему помощь, раззорились и он лишился всякой помощи. А второе: так как случилась от еретиков напасть и взяты у православного народа святыя поклоняемые места, то нет иной надежды на исправление их дел, как от царской державы, ибо цари, после Бога, суть главы и отмстители православных. Третие, есть и иныя нужныя дела, касающияся пользы всей Кафолической веры и Церкви и благосостояния святейших патриарших престолов и, просто сказать, греческих народов". Ввиду этого Досифей и посылает к государям в качестве, так сказать, чрезвычайного посла своего племянника архимандрита Хрисанфа, вручив ему памятную записку, коротко перечисляющую те дела, о которых Хрисанф должен донести государям словесно и более пространно. В этой записке относительно святых мест заключались следующие статьи: а) "объявить и довести всякими способами, как случилось, что взят был Святой Гроб и отдан латинам; б) что не только Святой Гроб отдали латинам и половину Голгофы и Снятие со Креста и святую Пещеру Рождества Христова, но и церковь Святого Вифлеема и иныя многия; в) какия злодеяния и раззорения учинили поганцы, угождая еретикам; г) супостаты наши какия употребили средства, чтобы совершить все вышеписаное;
д) он же объявит подлинную причину, почему поганцы учинили волю султанов наших ныне, а не прежде сего, т. е. что дали именно теперь латинянам Святые Места, о коих они много раз у них просили чрез различныя посредства и искушения;
е) объявить, в какое состояние привели поганцы православных и наипаче после отдания Святых Мест какия беды учинили старцам и монастырям и, просто сказать, всей вообще Восточной Церкви; ж) объяснить, в какой скудости и нужде обретается Святой Гроб ради таких злых случаев и какия еще учинились в ны-нешния времена, от которых мы лишились всех прежних способов и приближается последнее раззорение святой матери Церквей, з) поелику предстоят нам подвиг о благочестии и о Церкви, ради коего мы готовы пролить и кровь нашу, да спасется невредимо светильник Православия и никаким образом да не одолеют его врата адовы, по благоволению Господа нашего Иисуса Христа, которое воздвигло нас к сему делу и просветило, — мы приказали объявить и о тех способах, чрез которые можно возвратить Святые Места с помощию Божиею, также и для сохранения и приращения Православия чрез державнейшее и непобедимое ваше царствие. Архимандриту объявить также, что два государства православных, т.е. валахское и мултянское, всегда были помощию и утешением для монастырей и патриархов и, просто сказать, основанием их и утверждением, и во всем словом и делом подавали скорую помощь общей нашей питательнице, Восточной Церкви, которая состоит из четырех патриарших престолов и трех архи-епископств: Ахридскаго, Кипрскаго и Пекскаго, но и они в такое пришли состояние, что в настоящие злые случаи не только не могут пособить или утешить по древнему и благословенному обычаю, но и сами себе требуют помощи и утешения, чтобы не совершенно оскудеть. Он (Хрисанф) будет подвизаться и посольствовать не только со стороны нашей, но и от здешних братии наших, поелику Божественный Промысл вознес вашу святую державу на такую несравненную степень и такое превосходство самодержавия, и сотворил оное явным и славным, крепким и необоримым во всей вселенной, а дела ныне пришли здесь в такое опасное состояние, что если не исправлены будут, то придут в совершенное раззорение. Поелику предстоит подвиг благочестия ради и сам Бог, сделавшись человеком, излиял за нас святую Кровь Свою, то имеют обязанность святые и Богом венчанные цари явиться общими благодетелями наипаче оборонителями православных, отмстителями за сущих в православной вере и, просто сказать, поборниками и хранителями Кафолической Святой Христовой Церкви, помощниками и обновителями христианства и Православия".
30 января 1693 года архимандрит Хрисанф давал словесные показания в Посольском приказе относительно иерусалимских дел и затем подал думному дьяку Емельяну Украинцеву письменное объяснение на приведенные выше статьи Досифея. Эти объяснения Хрисанфа мало, однако, прибавляют новых данных к тем сведениям об отобрании святых мест у греков, какие уже ранее сообщены были в грамотах самого Досифея. Только в некоторых отдельных случаях он дает более подробные сведения. Так, на первую статью — о том, как случилось, что Святой Гроб отдан был латинянам, — Хрисанф сделал такое заявление: "Французы подарили нынешнему хану 10 000 червонных и сукна дорогого 2000 аршин, рейсефендию 25 000 ефимков, кегаю, или дворецкому визирю, 15 000 ефимков и ближнему его человеку 10 000; а самому визирю и иным великим людям хотя и не ведомо сколько, однако гораздо больше вышереченнаго". На статью, которою Хрисанфу повелевалось выяснить подлинную причину, почему именно в настоящее время турки отдали святые места латинянам, он заявил: "Всегда короли католические вообще и каждый особенно старались, чтобы Святые Места были взяты из рук православных — иногда силою денежною, иногда же посольством от цесаря и королей французскаго и польскаго, от венециан и от прочих, однако и слышать не хотели турки о том деле. Ныне же турки учинили по воле французскаго, вышереченной ради причины (так как французы обещали помогать туркам в их войне с немцами) и оттого, что турки чаяли и чаят, что те Святыя Места держат святые самодержцы. Сего ради, когда просили Святые Места сии прочий короли, то никогда не учинили по их воле как потому, что было против закона их веры, так и оттого, что боялись великих государей. А ныне, как пришли в нужду и при том войска самодержцев пришли под Крым, нашли годную причину французы и говорили: видите, что и москали ваши неприятели, а мы вам помощники. Так как французы имели на своей стороне близких людей визиря и самого хана, то и склонились турки учинить по воле французской. Если бы войска православныя вовсе не приходили под Крым, или бы, пришедши, одержали победу, не были бы отданы Святые Места, потому что боялись сего дела нечестивые. А как увидели, что два раза возвратились, не совершив ничего, тогда ни во что поставили их и для того и отдали". Затем Хрисанф опять заявляет: "Явно то, что ради ненависти учинили турки сие дело — отдали Святые Места, потому что в подозрении бывают у нечестивых православные, и оттого рады всеми способами искоренить их, посему после нашествия православных войск на Крым положили тяжкую дань на монастыри и на старцев — дело, которое против их веры и ни от кого не начиналось, ни от француза, ни от иных, только от самих турок". Таким образом, неудачный поход русских войск на Крым, по мнению Досифея, не только вызвал отнятие у греков святых мест, но и новые разорительные налоги со стороны турок на православные монастыри, вследствие чего Иерусалимская патриархия пришла в крайнее обеднение и не находит более средств выйти из своего бедственного положения. Всех обычных расходов, заявлял Хрисанф, Святой Гроб производит более чем на 25 000 рублей ежегодно, кроме расходов чрезвычайных, которые также не малы: паши иерусалимские и визирь берут сколько хотят, особенно в последние смутные времена. Они, пользуясь ссорами греков с французами, удобно находят теперь поводы грабить греков. Прежде Святой Гроб еще мог справляться с подобными расходами благодаря отчасти милостыне греков, а главным образом благодаря волошскому и мултянскому воеводам, в областях которых имеются многие принадлежащие Иерусалимской кафедре монастыри с богатыми вотчинами, но, что главное, сами воеводы нередко помогают Иерусалимским патриархам значительными суммами. Но в настоящее время ввиду войн турецкой, немецкой, польской и татарской все эти источники иссякли и Святой Гроб находится в безвыходном положении. Ввиду этого патриарх Досифей молит, "дабы явлена была ему некая царская милость, достойная их величеств, которая могла бы пособить Святому Гробу". Кроме денежной милостыни Досифей просил через Хрисанфа, "чтобы святые цари приказали сделать четыре лампады серебряных, дабы одна была над Святым Гробом, где кувуклий, а другая над Снятием со Креста, третья — над святою Голгофою и четвертая — над святою Пещерою, и просит о том наипаче для того, чтобы слышано было во всем мире и во всех королевствах, что есть попечение православных царей о Святом Гробе Господнем". От имени Досифея Хрисанф указал и те способы, которыми, по мнению Иерусалимского патриарха, можно православным возвратить святые места. Способ первый: "Буде есть намерение православным царям продолжить войну с турками, то в нынешнее время лучше о том помолчать, а после победы, которой чаем, если что-либо станут просить святые цари, турки конечно исполнят, и тогда между иных дел и сия статья предложится. Второй способ: буде не продолжится война, хотя бы таким образом просить у них о том деле, что если не возвратят Святые Места православным, то не заключите с ними мира, хотя бы турки и приняли все прочия статьи, посланныя от святых самодержцев; потому что если без угрозы войны иным способом станут просить те Святые Места у турок и они не послушают, то уже не останется никакой надежды. Надобно о том деле промышлять так, чтобы начинание его совершилось без замедления, потому что может случиться, что мир будет заключен между турками и немцами, и тогда Святой Гроб у турок будет просить и цесарь, и если Святые Места написаны будут в договорах, то уже после трудно будет приступиться к тому делу для православных самодержцев. Сего ради приказал мне блаженнейший мой владыка, дабы я по сему делу радел взять совершенный и верный ответ от святых самодержцев, какое их святое намерение, дабы и он знал, как ему поступать, ибо дело сие должно вести осторожно, а если окажется нерадение, то уже никогда нельзя ожидать исправления — и будет это тяжкий грех". Далее Хрисанф заявляет, что турки обязательно исполнят требование русского правительства о святых местах, если оно будет сопровождаться угрозою разорвать мир: "Первое, оттого, что святое величество просит о деле древнем и праведном, а не новом, ниже не праведном; второе, ибо и сами знают, что напрасно отняли у нас Святые Места; третие, сами говорят: как не явился никто из Москвы о том деле ходатайствовать; четвертое, если мир заключится с цесарем, французы уже не будут иметь приступа к туркам о том же; пятое, наипаче и то, что Бог нам помощник". Цесарь, по заявлению Хрисанфа, предлагал было разрешить спор таким образом, чтобы святые места по временам держали греки, а по временам паписты, но патриарх решительно отказался от такой сделки, так как святые места всегда принадлежали только грекам. В заключение своих объяснений Хрисанф заявил: "Об отдании и получении Святых Мест весьма молю, чтобы крайнюю употребили осторожность и дали бы указ и ответ, чтобы я мог писать к святейшему, дабы он или подождал еще, или искал бы инаго способа, как Господь Бог наставит".
Архимандрит Хрисанф обращался с особой челобитной и к патриарху Адриану, умоляя его подвигнуть царей на освобождение святых мест из рук латинян, так как святые места, замечает Хрисанф, были отняты у греков, между прочим, и по вине русских: "Понеже убо идоша воинства ваша на Крым, и сего ради подвиже хан царского наместника и сотвори сия, яже сотвори"*.
______________________
* Рукописный сборник Санкт-Петербургской Синодальной библиотеки № 473, лл. 404-408. Рукописный незанумерованный сборник библиотеки Московской Духовной Академии.
______________________
5 марта 1693 года Хрисанф позван был в Посольский приказ, где ему от имени государей было сказано следующее: "Что им, великим государем, по письмам святейшаго патриарха и по ево архимандритову словесному доношению о всем известно; и великие государи, слыша о отлучении от восточнаго благочестия Святых Мест во Иерусалиме и о раззорении тамошнем христианском, не помалу поскорбели и имеют свое государское попечение и Господа Бога молят, дабы изволил от таких бед и печалей святейшаго патриарха и всех тамошних и благочестивых христиан свободить, и паки те Святые Места ему, святейшему патриарху, и христианам вручить. А когда у них, государей, у их царскаго величества, дойдет с турским салтаном и с крымским ханом до мирных договоров, и тогда они, великие государи, при помощи Божией, о тех о всех во Иерусалиме Святых Местах, чтоб по-прежнему ему, святейшему патриарху, и греком были отданы, говорить и в запросы вписать, то повелят по прежнему и по нынешнему ево святейшаго патриарха желанию. И о том бы их государском о тех Святых Местах попечении и намерении ко святейшему патриарху он, архимандрит, писал заранее, прежде своего с Москвы поезду. Да и о том бы ко святейшему патриарху писал же, чтоб и он, святейший патриарх, о привращении себе тех же всех Святых Мест иерусалимских у тамошней власти и с своей стороны домогался ж всякими способы и образцы, как возможно и как наперед сего тамошние христиане-греки о тех Святых Мест и о иных своих делех там промышляли, и радение свое при помощи Божией чинил, елико воля Его святая в том ему да поможет. А своего великих государей жалованья указали они, великие государи, к нему, святейшему патриарху, с ним, архимандритом, послать милостыни соболями на тысячу рублев. Да по ево ж святейша-го патриарха прошению указали они, великие государи, сделав, послать с ним же, архимандритом, во Иерусалим ко Святым Местам: ко Гробу Господню лампаду золотую в 250 золотых червонных, да три лампады серебряные, и в том числе одну во святую Пещеру, другую ко Снятию со Креста святаго Тела Спасителя нашего Иисуса Христа, третью во святую Голгофу, весом по 10 фунтов лампада"*.
______________________
* На лампадах были такие надписи: на золотой, что ко Гробу Христову: "Твоя от Твоих Тебе Христе Царю приносим, нас ради во Гробе сем погребенному, лампаду сию верные царие Иоанн и Петр Алексеевичи, России всеа самодержцы; Ты убо родителей наших упокой и нас и царство сохрани, победы даяй на супостаты. Лета 1693 году". На серебряной, что на Голгофу: "Свет невечерний сый Христе, свет Ти приносим — лампаду сию на лобном месте распятому, Тобою избраннные, Тобою скиптры российские правящие царие Иоанн и Петр Алексеевичи самодержцы; Ты же родителей наших упокой и царство наше соблюди от всякого обстояния. Лета 1693 году". На серебряной, что на Снятие со Креста: "Что Ти принесем, Христе Царю, иже по снятии со Креста от Иосифа погребенному, токмо непреступному свету свет чрез сию лампаду, Тобою царствующие Иоанн и Петр Алексеевичи, всеа России самодержцы, моляще на супротивныя победы и православному жительству приращения и соблюдения. Лета 1693 году". На серебряное, что к вифлеемской Пещере: "Иже в пещере рождыпемуся Ти, Христе Царю, и свет пастырем, светило же волхвам новоявленное возсиявшему, светило аще и малое приносим, на Тя уповающия верные цари и самодержцы всеа России Иоанн и Петр Алексеевичи; Ты же Твоим рабом подай тишину и здравие и христолюбивому жительству утвержение. Лета 1693 году".
______________________
Архимандрит Хрисанф немедленно сообщил Досифею царский ответ на его просьбы относительно святых мест, почему Досифей в том же 1693 году от 9 августа писал государям благодарственную грамоту за их внимание к его просьбе, которую они "благоприятно выслушали, скоро приняли, царски выразумели, боголюбезно разсудили и совершили"*.
______________________
* Греческие дела 7201 г. № 4.
______________________
1 января 1694 года государи послали от себя Досифею особую грамоту, в которой они повторили все то, что уже ранее словесно было сказано архимандриту Хрисанфу, т.е. что когда начнутся мирные переговоры с турками, то русское правительство предъявит к ним требование о возвращении святых мест грекам. Однако вскоре исполнить это обещание русское правительство не могло, так как начались известные азовские походы, сопровождавшиеся взятием у турок Азова, так что только в 1699 году в Турцию отправился русский посол, думный дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев, для обращения заключенного в Карловиче с турками двухлетнего перемирия в прочный мир. В тайном наказе, данном Украинцеву, именно в двадцать пятой статье наказа, говорилось: "Ему ж, посланнику, будучи у салтана или у везиря в пристойное время при иных делех говорить, чтоб Вселенским патриархом и всем благочестивым христианом греческаго закона была в вере свобода, и Гроб бы Господень и Церковь Иерусалимская была отдана по прежнему им грекам, как бывало исстари, да и дань бы с них новонакладная, а наипаче с монастырей, была бы сложена, и вольно б было русским людям и бельцам ходить ко Святым Местам в Иерусалим, и в Синайскую, и во Афонскую горы, и говорить о том по возможности смотря по делу. И буде салтан учинить того не похочет, и учнет везирь и ближние люди говорить, что есть ли царское величество завоеванных городов не уступит, и салтан велит у греков Гроб Господень и Церковь Иерусалимскую вовсе отнять и веру греческую искоренить, и посланнику говорить: в воле то салтанова величества, греки подданные ево, что он хочет, то с ними и учинит; а отдачею завоеванных городков тем грекам не пособит, токмо своих погубит салтаново величество; а те Святые Места исстари всегда были у греков, а не у иных народов, и прежние салтаны их в том не теснили, и если то будет вновь утеснение, и мздовоздатель за всякия обиды есть Всемогущий"*.
______________________
* Турецкие дела 1699 г., св. 24 — 2.
______________________
Таким образом, наше правительство, согласно заявлениям патриарха Досифея, поручило послу Украинцеву хлопотать перед Портою, чтобы святые места в Иерусалиме опять были отданы грекам и чтобы вновь наложенная турками дань на христиан и особенно на монастыри была уничтожена. Правда, русское правительство несколько отступило в своей инструкции послу от требований Досифея: в своих грамотах государям он энергично настаивал на том, чтобы при переговорах с турками о мире статья о Святом Гробе поставлена была первою и что если бы турки отказались возвратить Святые Места грекам, то следует прервать с ними все дальнейшие переговоры о мире и пригрозить им новою войной. Инструкция же повелевает послу говорить султану и визирю о возвращении святых мест только "в пристойное время", "при иных делех", не употреблять в этом деле особенной настойчивости, а тем более угроз, и из-за отказа султана по этому делу мирных договоров не разрывать — посол должен был только просить султана оказать справедливость своим подданным грекам, с которыми он вправе, впрочем, поступать как ему угодно.
Исполняя данную правительством инструкцию, посол Украинцев, представляя Порте те статьи, на основании которых русское правительство готово было заключить с нею мирный договор, между другими поместил и такую статью (по общему счету статей тринадцатую): "Гроб Спасителя нашего Христа и все Свя-тыя Места, которые имели греки в Иерусалиме и вне Иерусалима, а ныне то отдано фраром (католикам), чтоб отдано было то все им грекам по-прежнему, понеже в книгохранительницах российских во историях церковных обретается, что взял Иерусалим преславный Омер от греков по соглашению с ними и греком отдал Святые Места, яко же явно то есть не токмо от указу его, но и от многих книг мусульманских. И имели греки Святые Места по-каместа взяли фрары Иерусалим, и тогда пресветлейший султан Салахандин, выгнав фраров из Иерусалима, паки Святыя Места и поклонения отдал греком, якоже о том написано во указе его, который подобно и ныне обретается в руках греческих. И паки держали те Святыя Места греки непременно, якоже и прежде, покамест взял пресветлейший султан Селим Египет и Палестину, которой, обрет Святыя Места в руках греческих, паки им отдал с указом, подтвержденным рукою его". Затем, согласно с теми данными, которые ранее сообщил в Москву о святых местах Досифей, указывается, как в происшедших потом спорах между греками, латинянами и армянами из-за преобладания в святых местах турецкие султаны всегда решали эти споры в пользу греков и утверждали их права своими указами, которые и сейчас находятся в руках иерусалимских греков. Ввиду этого договорная статья говорит далее: "Того ради желает ныне пресветлейший и державнейший великий государь, его царское величество, дабы Святой Гроб как есть, с кувуклием его, и с Голгофою, и с Снятием с Креста, и с Великою церковию, которая есть в Вифлееме, и со святою Пещерою, ид еже родился Христос, с дверьми их, и прочия Святыя Места, и церкви, и лампады, как в Иерусалиме, так и в Вифлееме, которые ныне держат фрары по указу пресветлейшаго султана Сулеймана, который султанствовал после пресветлейшаго султана Мегмета, отданы бы те все Святые Места также и первенства в руки греческие, как их имели напредь сего по указам Казиаскерским и по указам же и по жалованным грамотам султанским, утвержденным их султанскими руками. А хотя те святыя поклонения и места суть пресветлейшаго и державнейшаго великаго государя, его солтанова величества, и во власти и во владении его, но понеже древние султаны, предки его величества, отдали их грекам иметь в предстательстве своем, и пресветлейший султан Мегмет, отец преславнаго и державнаго государя, султанова величества, ныне счастливо царствующаго, подтвердить то на двух диванех своими султанскими указы и своею рукою подписал и содержится то все, якоже выше сего написано, в их солтанских жалованных грамотах и указах диванских, а великий государь, его царское величество, не изволит признавать в Иерусалиме инаго государя во гражданских, кроме пресветлейшаго государя, его салтанова величества, занеже Господь Бог повелел ему тем владеть. И его царское величество не для себя тех Святых Мест требует, но изволит в том посредствовать, чтоб ево салтаново величество изволил те Святые Места отдать подданным своим, которым отдали предки его салтанова величества, и славные памяти отец его салтанова величества то подтвердил. А прочие, яко фрары, тако и иные, которые обретаются во Иерусалиме, имели бы места, которые напред сего держали, а поклонятися в Святых Местах греки возбраняти им не будут". В 14-й статье мирного договора, предложенного Порте Украинцевым говорилось: "Церквам Божиим и монастырям, греческую веру имущим, также и разных народов людей, тоеж веру употребляющим, во владении его салтанова величества пребывающим, да будет в вере всякая свобода и вольность безо всякого отягчения, и чтоб церкви Божий духовные и мирские люди починивать и покрывать, и съизнова строить и чины свои исстари обыклые творить могли, и никому б допущено не было, противно священным статьям и противо закона Божия, досадою или денежным прошением тех же духовных и мирских озлоблять".
Таким образом, тринадцатой статьей мирного договора русское правительство настаивало перед турецким о возвращении святых мест и первенства в них грекам, а четырнадцатой статьей оно имело в виду взять под свое покровительство всех православных христиан, живущих в Турции, требуя для них от турецкого правительства полной религиозной свободы, справедливости и освобождения от вновь введенных денежных налогов.
Служивший посредником в переговорах между нашими послами и высокой Портой, тайный секретарь султана, православный грек Александр Маврокордато, радетель туркам, каким его, по крайней мере, признавал патриарх Досифей, не раз предостерегавший от него наших послов, по поводу 13-й и 14-й статей договора заявил послам: "А 13-я статья, чтобы грекам никакого насилия и лишняго в податях имания не было, и о том-де он, Александр, им, посланникам, объявляет самую истинную правду: когда-де между великими государи нынешней мирный договор состоитца и утвердитца, и ево надобно с обоих сторон держать святцки, непременно, а есть ли держать ево не таким образом, то не для чего-де тех договоров делать начинать; а те-де Святыя Места во владении, также и греки в подданстве у султанова величества — и кто может ему указать или насильно отнять? И всяк-де в своем силен и волен. И того-де ради тех статей в нынешние договоры салтаново величество писать не указал, а когда, даст Господь Бог, нынешней мирной договор между ими обоими великими государями состоитца и утвердитца, и тогда о Гробе Господни и о иных Святых Местах, также и о вере и о Церквах вспоможение чинить и у великаго везиря того домогатца он, Александр, будет и упросит. А великий государь, его царское величество, изволил бы к салтанову величеству и везирю отозватца о том по особым своим царскаго величества просительным грамотам во время подтверждения мирных договоров. И посланники говорили, что великий государь, его царское величество, тех Святых Мест иерусалимских у него, салтана, себе не просит, а изволит он, великий государь, попечение свое государское иметь за подданных ево ж салтанских, которые в вере христианской пребывают, за греков, что напрасно у него те подданные воизобижены и Гроб Господень и иные Святые Места у них отняты, а преданы в руки чужаго государства, людем-французам, и чтоб у них, французов, то все было взято и отдано по-прежнему им, грекам. И Александр говорил: есть и у него о том совершенное радение, да и святейшие-де патриархи Цареградский и Иерусалимский и прочие того желают же, что Гроб Господень и иныя Святыя Места иерусалимския по-прежнему были отданы им, и говорят-де так одиногласно: лучше им всем православным христианом помереть, нежели Гроб Господень и Святыя Места иерусалимския держать французам; да и турки-де между собою переговаривают почасту, что напрасно они подданных своих тем отнятием Святых Мест оскорбили. И слыша-де от турков такие склонительные слова, мочно им, святейшим патриархом, собрався со всем своим освященным Собором, по учинении нынешняго мирнаго постановления, приитить с челобитьем в диван и бить челом салтанову величеству на прежняго везиря Купирли, который у них те Святыя Места отнял и французам отдал. А когда-де они с таким челобитьем пришли, а сверх того будет тогда и прошение царскаго величества, и он-де, Александр, надеетца подлинно, что салтаново величество и великий везирь все те Святые Места укажет по-прежнему взять у французов и отдать им, грекам, безо всякаго прекословия. И в том деле не токмо он, Александр, ходатайство свое учинить хочет, но и половину имения своего за то готов отдать и не пожалеет, и в том бы во всем они, посланники, положились на него, Александра, и ему в том поверили, понеже он православный христианин и о том деле радеть станет для себя и для единаго Православия. А есть лиде им, посланникам, стоять за то дело крепко и упорно, и оттого опасно, чтоб в иных делах остановки тем не учинилось. И посланники говорили, что они в том деле полагаютца на него, Александра, и в том ему верят. А если-де он о тех Святых Местах простиратись будет и ходатайством своим у салтана и у везиря того упросит и сделает и будут те Святыя Места по-прежнему в руках христианских, и за то получит он себе не токмо вечную на сем свете от всех христиан славу, но и Царствия Небеснаго да сподобитца".
Явившись к послам в другой раз, Александр Маврокордато заявил, что в мирном договоре "статья о Гробе Господне и о Святых Местах иерусалимских, также и о вольностях грекам, написана не будет, потому что греки живут в подданстве у салтанова величества, и никогда иной государь в другом государстве иному государю в делах не указывает, и всякой-де государь над подданными своими волен, и чтоб они, посланники, о тех греках больше не упоминали, и тем салтана на гнев не приводили", и затем опять говорил прежнее, что о Гробе Господнем царь может ходатайствовать после заключения мира, и он убежден, что султан исполнит царское ходатайство и что если сами патриархи будут об этом промышлять, то он, со своей стороны, им всячески поможет, только бы в мирный договор статьи об этом не вносились; пусть посланники положатся на него, он душу свою готов отдать за это дело. "И посланники говорили, что они о Гробе Господне и Святых Местах иерусалимских полагаютца на него, Александра, только б то все было от него исправлено; а о вольностях-де церковных и о вере, если в договоре не напишется, и в том будет православным христианам великая печаль и от католиков стыд для того, что по карловицким договорам всем католикам в вере их учинена здесь всякая повольность, и не токмо им, католикам, положено веру распространять, но и костелы свои созидать и старые починивать во многих местех, также и в острове Хиосе". И Александр говорил, чтоб они, посланники, верили ему, Александру, а не посторонним словам, так как-де на Хиосе не только не велено строить новые костелы, но и все старые разорены, так что теперь там нет ни одного костела. Католикам никаких вольностей в Турции не дано, их даже не пропускают через турецкую землю в другие государства, и сейчас-де цесарский посол хлопочет о пропуске одного иезуита в Персию, но и доселе его домогательство не имело успеха, да и вообще-де турки противятся всякому усилению у себя католиков. "А если им, посланникам, кажется то, что если о вольностях православным Христианом греческаго исповедания ничего не написать, и подозрительно и пред католиками зазорно", то он, Александр, предлагает им внести в мирный договор такую статью: "что российским и московским духовным и церквам их противно законом Божиим никакое насилие в турском государстве да не наноситца". Посланники сдались на увещания Александра Маврокордато, статьи о возвращении святых мест грекам и о свободе в вере православных христиан, живущих в Турции, не были включены в мирный договор, в который вошла только следующая статья: "Московскаго народа миряном и иноком иметь вольное употребление ходить во святой град Иерусалим, и посещать места достойныя посещения, а от таких посещений ради проходящих ни во Иерусалиме и нигде дань, или гарач, или пескеш да не проситца, ни за надобную проезжую грамоту деньги да не вымогаютца. Сверх того живущим в странах государства оттоманского московским и российским духовным ни едина, по божественному закону, досада и озлобление да не чинится". Таким образом, в мирном договоре с турками говорилось только о свободе посещения святых мест русскими богомольцами, об охране их от разных поборов, притеснений и обид со стороны турок.
Но отказавшись, по совету Александра Маврокордато, от внесения статьи о святых местах в мирный договор, послы не отказались, однако, от дальнейших хлопот по этому делу перед турецким правительством. Когда мирный договор с турками был окончательно заключен, послы заявили визирю от лица государя "о нужнейшем другом деле" и вручили ему докладную записку о святых местах, буквально повторив в ней прежнюю, теперь оставленную ими тринадцатую статью договора, причем заявляли, что они вполне рассчитывают на исполнение царского прошения, так как его царское величество "не повелевает, но просит, хотя и есть в том великая разность, что католицкие законники просили чуждих, а мы просим, чтоб отдать своим своя". В заключение записки послы выражали уверенность, что и визирь "приложит в том преизящное свое ходатайство". Визирь принял от послов записку и сказал, что велит ее перевести и, выразумев, даст на нее ответ. После визиря послы, по совету того же Александра Маврокордато, посетили муфтия, которому вручили такую же докладную записку о святых местах, что и визирю, и говорили, "яко государства здешняго святую правду любящий и закон хранящий общественно или по согласию с наместником государства ж здешняго у салтанова величества то исходатайствовали, чтоб по желанию царскаго величества то все отдано было грекам". Муфтий, со своей стороны, заметил, "что и у них в книгах есть то писано, что те места належат грекам, и лутче-де им подданных своих иметь в милости и в призрении, нежели иных. Только то за некоторою ссорою фраром отдано, и подлинно-де есть у блистательной Порты такое намерение, что по-прежнему те Святыя Места отдать грекам и, конечно, то и сделаетца, только ныне вскоре учинить того невозможно, занеж от народа их будет на них подозрение, а от иностранцев причтено им будет, то будто в страх или во ужас, что, будто чего боясь или испужався, мир с царским величеством учинили да и Гроб Господень по желанию его греком отдали. А что-де фрары хотели было Гроб Спасителев украсть, и то-де они ведают же, и о том накрепко приказано смотреть, и для того и церковь не поволено им старую разрушивать и вновь строить".
Когда 3 июля 1700 года мирный договор с турками был уже подписан, послы на другой же день послали дворянина Беклемишева уведомить об этом радостном событии патриарха Досифея. "И Иерусалимский патриарх говорил: радуемся-де и мы, слыша такое благополезное окончание его царского величества мирнаго дела, учиненнаго на пользу подданным обоего государства, а наипаче-де тому радуемся, что то мирное дело по желанию его великаго государя, православнаго нашего самодержца, совершилось. А с другой стороны, паче меры опечалились душею, что дело святаго и живоприемнаго Гроба Спаса нашего Иисуса Христа, купно с настоящим его царскаго величества мирным делом, конца не восприяло и оставлено на договаривание после окончания его мирнаго дела; знатно-де их, посланников, Александр Маврокордат какими-нибудь словами наговорил, чтоб того не просить, или будто бы от того и мир не состоялся бы". Досифей имел все основания "паче меры печалиться душею", что статья о возвращении святых мест грекам не была внесена, по совету Маврокордато, в мирный договор и что относительно Святых Мест поведутся с турками отдельные переговоры. Досифей хорошо понимал, что в его деле, о котором он столько хлопотал ранее перед русским правительством, на благополучный исход которого он сильно в последнее время рассчитывал, уже упущен подходящий благоприятный момент и что раз упущенное потом трудно будет поправить, несмотря на все желание русского правительства. Досифей хорошо знал турок, знал, как они неохотно исполняют даже данные ими на словах обещания, с каким трудом они соглашаются уступить другим в чем-либо, если не имеют к тому каких-либо сильных побудительных причин. И Досифей в этом случае, как увидим, не ошибался.
15 июля 1700 года Досифей посетил посланников и спрашивал их, говорили ль они визирю о святых местах. Посланники подробно рассказали ему о том, как они были у визиря и муфтия по поводу святых мест и как муфтий обнадежил их, что святые места будут возвращены грекам. "И святейший патриарх говорил: надобно-де им, посланникам, взять такое ж обнадеживание и у великаго визиря, а когда он их словом обнадежит, то мочно в том надеятся, что отдано то будет; и потому-де обнадеживанию надобно и с послом царскаго величества, которой прислан сюды будет для подтверждения мира, в его царскаго величества грамоте предложить, что они, посланники, с великим везирем и с министры их договорили и постановили, и в чем словесно чрез него ж везиря и муфтия и министров обнадежены, и то он, великий государь, его царское величество, приемлет и надеетца, что то постановление и словесное обнадеживание со стороны блистательной Порты сдержано будет; да о том же обнадеживании надобно послать особые его царскаго величества грамоты к везирю и муфтию. А о нынешнем-де своем с ними, посланниками, свидании сказал он, патриарх, Александру, что хочет он с ними, посланниками, видитца для того, чтоб дана была царскаго величества жалованная грамота в монастырь Саввы Сербскаго о милостыне. И он-де, Александр, ему говорил: ведает-де он, что хочет он, патриарх, с ними видитца о Гробе Господни, и везирь-де велел ему сказать, что Гроб Господень отдан будет греком тогда, когда от царскаго величества прислан будет посол для подтверждения сего мира. И он-де, патриарх, ево, Александра, спросил: а если-де везирю будет премена, то како может быти? И он сказал: что муфтий останется, а если-де и муфтия не будет, то пременения в том обнадеживании не будет, понеже то обнадеживание везирское записано будет в книгах.
И потому чает он, патриарх, что есть ли их посланников сам везирь о отдании грекам Гроба Господня словом обнадежит, то хотя со многим убытком, однако же подлинно им, греком, отдастся, а теперь-де на ту отдачу не хотят они поступить для своей гордости. И посланники говорили, что они о том обнадеживании о отдании Гроба Господня, будучи у везиря на отпуске, домогатца будут, и что он им скажет, о том они царскому величеству донесут, и чают то, что по предложении его святейшества великий государь, его царское величество, к салтану, и квезирю, и к муфтию в грамотах своих написать и послу говорить о том укажет. И патриарх говорил, что у него и у всех христиан, под игом бусурманским зде живущих, в том надежда, т.е. во отыскании во Иерусалиме Гроба Господня и иных Святых Мест у фраров и отдании их по-прежнему греком, на великаго государя, его царское величество. А есть лиде тех Святых Мест по подтверждении сих мирных договоров им не отдадут, тогда он, патриарх, оставя престол свой, выедет отсюда в мултянскую землю, а оттуда к Москве, понеже инаго прибежища, кроме того, он не имеет. И посланники отвещали: надежда в Господе Бозе, а великий государь, его царское величество, ревнуя по тех святых поклонениях, в грамотах своих государских с послом своим к салтану, и к везирю, и к муфтию о том, как его святейшество желает, писать изволит и сего святаго дела не покинет". Через несколько дней, именно 19 июля, Досифей снова посетил посланников и говорил, что он намерен при их отъезде писать государю и просить его порадеть о возвращении святых мест грекам, "так как кроме ево инаго в том помощника и заступника они не имеют. И есть лиде им, грекам, тот Гроб Спасителев и иные Святыя Места при подтверждении мирнаго договору не отдадутца, то уже никогда отданы не будут. И какая-де то честь христианам, что теми Святыми Месты владеют папежники? А он-де, святейший патриарх, во изгнании от тех папежников пребывает осмой год, и непрестанно тамо живущих христиан писанием и чрез посылыциков словесне утверждает и увещавает, чтоб они от Кафолическия Восточныя Церкви не отпали, и во отчаяние надежды спасения своего не пришли, и к Западной Церкви не обратились, а есть ли бде таких от него к ним увещаней не было, то давно б все обратились к Западной Церкви. И посланники говорили, что они в той посылке к царскому величеству запретить ему не могут, а по прежнему предложению своему у великаго везиря ответу просить будут, а каков ответ получат, о том ему скажут, да и царскому величеству, по возвращении своем отсюду, о том донесут же. И святейший патриарх говорил: слышал-де он от Александра Маврокордата, что при нынешнем их здесь посланничье бытии никаким образом не возможно того сделать, чтоб те Святыя Места отдать грекам, потому что здесь всех союзных государей послы, и если дать, то те послы, а имянно: цесарской, польской, веницейской, хотя им всем те Святыя Места держать невозможно, только по вере своей за француза будут ходатайствовать и докучать; а как оные отсюду восвояси возвратятца, а от царскаго величества будет о том прошение, тогда паки те Святыя Места грекам возвратятца. И по таковому-де его Александрову предложению к тому делу надобны или содержатся три вещи: 1) чтоб везирь обнадежил их посланников в том словом, что те Святыя Места отданы будут грекам в свое время; 2) когда от царскаго величества послан будет гонец со обещанием о великом посольстве, тогда дабы в его царскаго величества грамотах к салтану и везирю доложено было так: что договорено и словесно имянем его везиревым о отдаянии Гроба Господня грекам обнадежено, и то приемлет он, великий государь, благонадежно и надеетца, что со стороны салтанова величества исполнено будет; 3) дабы с послом приказано было, чтоб он при том стоял крепко и подтверждающей царскаго величества грамоты без удовольствования и исполнения того дела не отдавал. И посланники говорили, что они о таком обнадеживании у великаго везиря домогатца будут, и есть ли он их в том обнадежит, то они ему скажут так, что они то ево обнадеживание царскому величеству донесут имянно".
26 июля посланники были у визиря на отпуске и говорили ему, "что иных никаких дел ко объявлению у них нет, а желают они слышать соответствования от великаго везиря на прежнее свое письменное предложение о Гробе Господни и о иных Святых Местах иерусалимских. И визирь говорил: напред-де сего предложили они ему о Гробе Господни и о иных Святых Местах, яже во Иерусалиме, дабы все то по-прежнему возвращено было тем же, у кого они были исстари, т.е. грекам. И из того-де их посланничья предложения он, везирь, выразумел и ведает подлинно, что те Святыя Места были у греков и армян во владении, а потом по некоторому случаю предки ево те Святые Места отдали римлянам. Однакож впредь, по прошению великаго государя, его царскаго величества, сотворено будет, и те Святыя Места и Гроб Господень от латинни-ков взяты и по-прежнему греком возвращены будут. — И посланники говорили, что великий государь, его царское величество, тех Святых иерусалимских Мест желает не себе, но ево ж салтанова величества подданным греком, при которых издревле те Святыя Места были и быти належат, а иные-де того домогаютца во владение себе, а не подданным ево салтанова величества, ныне-де они называютца и имянуютца уже подлинными тех Святых Мест владетели. — И везирь говорил: хотя-де латинники и присвояют те Святыя Места, только-де оные в державе и во владении салтанова величества, а иного государя к тому несть, и даны им те Святыя Места иерусалимския и Гроб Господень на время, а не вовсе, и такую-де похвалу себе произносят они напрасно, и конечно то царскаго величества желание во свое время исполнитца, и будет он, везирь, радеть, чтоб все то было по-прежнему у греков, а не у иных. И посланники говорили: что они от него слышат, то великому государю, его царскому величеству, донесут имянно".
Таким образом, и визирь, и муфтий одинаково признали перед посланниками полную законность и справедливость их домогательств о возвращении святых мест грекам, оба обещали в этом деле свое содействие и оба дали надежду, что по ходатайству государя святые места действительно опять будут возвращены грекам.
28 июля посланники посетили Досифея, "и спрашивал он, патриарх, их, посланников, каков им при отпуске их у визиря о Гробе Господни и о иных Святых Местах иерусалимских учинен ответ. И посланники сказали, что при отпуске их говорил им великий везирь, что наперед сего те Святыя Места бывали с переменою: иногда у греков, иногда у армян, а по некакому случаю предки ево поволили теми Святыми Местами владеть римляном, только-де впредь желание царскаго величества сотворитца и те Святые Места по-прежнему грекам отданы будут. И патриарх говорил такие-де слова произошли от него, везиря, явно для того, что о том ответе была у него, везиря, со всем диваном дума, и приговорила таков ответ ученить, каков им сказан. А что-де послы, ныне здесь пребывающие, о утверждении тех Святых Мест и о отдании достальных накрепко домогались, и им-де ничего не сказано и никакова указу не учинено, сказывал-де ему о том вчерашняго дня Александр Маврокордат. А отдание-де того Гроба Господня греком учинитца тогда, когда у француза с гишпанским государством о разделении онаго ссора или война взочнетца, а ныне-де турки без причины Святых Мест у французов отнять опасаютца. И посланники говорили, что тому делу несть ни начала, ни конца, потому что королевское величество гишпанской еще здравствует. И патриарх говорил: могут-де турки и без того сыскать случай. Он-де вчерась говорил Александру, что уже в деле ево несть надежды и для того хочет он ехать в мултянскую землю. И Александр сказал, чтоб не ездил, а пообождал от царскаго величества торжественнаго посла. И он-де, патриарх, чрез посланников милости у великаго государя, его царскаго величества, просит: первое, чтоб он, великий государь, изволил в грамоте своей сообщением о том торжественном после к салтану написать, о чем они, посланники, будучи здесь, договорили и постановили и словесно о отдании Гроба Господня и иных Святых Мест по-прежнему греком чрез великаго везиря обнадеживание восприяли, и то он, великий государь, приемлет и имеет неотменную надежду, что то со стороны салтанова величества исполнено и сдержано будет. Второе, чтоб с послом присланы были о том же его царского величества грамоты к салтану, к везирю и к муфтию. Третье, чтоб оному послу приказано было стоять при том крепко; а есть ли-де то при том торжественном после не сделается, то уже впредь никогда не сделаетца. И до сего-де времени была Христианом честь от римлян за то, что у них христиан глава в руках была, т.е. Спасителя нашего Иисуса
Христа Гроб, а когда то без пременения будут иметь римляне, тогда уже христиане от них будут в поругании и посмеянии, потому что самая глава христианская будет у них в руках. И посланники сказали, что они то ево желание великому государю, его царскому величеству, донесут"*. Итак, посольство Украинцева, долженствовавшее хлопотать перед Портою о возвращении святых мест грекам, окончилось с этой стороны неудачно. Украинцев должен был удовольствоваться только словесным обещанием визиря и муфтия, что святые места действительно возвращены будут грекам, когда об этом будет потом особое ходатайство русского царя. Следовательно, дальнейший исход этого дела зависел теперь исключительно от русского царя, от того, насколько он проявит охоты и желания усиленно и настойчиво хлопотать об этом деле перед турецким правительством. Ввиду такого положения дел Досифей при личных свиданиях с посланниками не раз и не два настойчиво говорил им одно и то же: чтобы государь с новым послом в Турцию прислал особые грамоты к султану, визирю и муфтию, в которых бы заключалось особое царское ходатайство о возвращении грекам святых мест, и чтобы послу наказано было крепко настаивать перед турками на исполнении царского требования.
______________________
* Турецкие статейные списки № 27 (статейный список посла Украинцева), лл. 279 — 282, 787-788, 827-829, 1047-1052, 1064 об. — 1065, 1081-1082, 1091 об., 1176 об. — 1178, 1182-1184, 1193-1199, 1220, 1232,1250-1252.
______________________
Словесными заявлениями перед послами Досифей, однако, не удовольствовался. Он отправил с ними особые грамоты к государю, наследнику престола, к Московскому патриарху и боярину Головину, умоляя всех о содействии к возвращению святых мест грекам.
В грамоте к государю от 2 августа 1700 года Досифей заявляет, что ранее он уже не раз и не два писал о Святом Гробе пространно. Он указывает государю на то обстоятельство, что в Ветхом Завете особенно прославились те цари, которые пеклися о сооружении, сохранении и возобновлении святилища, каковы Давид, Соломон, Осия и Зоровавель, и что православные греческие цари вседушно пеклись о чести, создании и сохранении Господня Гроба и прочих честных поклоняемых мест, и покровительством "матери Церквей почитахуся христианстии самодержавцы больше, нежели почитахуся скиптрами и диадимами". Когда же пал Константинополь, "осталися христиане в Иерусалиме сиротами и пренебрежены и от еретиков неусыпно наветуемы, но всегда побеждаху о Господе". Только в самое последнее время "пришли немцы до града Софии, случися же и везирь глуп и горд, султан непотребный", а французы обещали туркам деятельную помощь на море и на суше, почему турки и отдали им святые места. В таких бедственных обстоятельствах у православных христиан осталась одна надежда на русского царя, который "пресловущ по всему миру в разуме, в бранех и победах, в гражданских делах и церковном установлении" и который особою грамотой к нему, Досифею, извещал, что он печется о возвращении святые мест грекам. Сами турки ждут царского ходатайства о возвращении святых мест, так что когда в Турцию прибыли царские послы, то турки говорили "обще малые же и великие, что московские будут просить и прияти поклонные места". И французы сильно этого опасались, "не благоговейнства ради, понеже предал ися мирским страстем, но да не отпадет честь их и не вознесется наша во всем мире, понеже аще будет в руках православных Святой Гроб, — православных же первейший есть державное твое и Богом нареченное царствие, явлено, что величайшую честь у всех христиан имеет ваше царствие, и святаго Иерусалима царь есть беспрекословно ваше великое царствие, и есть и говорится первый царь у христиан безеумненно". Упомянув затем, что визирь и муфтий дали царским послам благоприятный ответ относительно святых мест, Досифей, однако, этот ответ считает неудовлетворительным, так что государю нужно будет показать особое радение и теплейшее прошение перед турками, чтобы дело о святых местах приняло желанный конец. Об этом государя просит не один он, Досифей, "но вся Восточная Кафолическая Апостольская Церковь", так как русский государь есть "местник ея, защититель православныя веры, другий равноапостольный новый Константин и сый и глаголемый крайний благодетель, и опасатель, и отец, и утешение всего православного рода". Практические меры, которые, по мнению Досифея, государь должен предпринять в видах окончательного возвращения святых мест грекам, заключаются в следующем: во-первых, государь, утверждая мирные статьи с турками, должен написать и о том, что он принимает их с тем, "чтобы поклонныя Святыя Места, которыя побрали французы у греков в Иерусалиме, отдати бы назад грекам без замотчанья". Во-вторых, когда государь отправит посла в Турцию, чтобы о святых местах были написаны три особые грамоты: одна к султану, другая к визирю и третья к муфтию, причем Досифей прилагает от себя и образец, как должны быть написаны грамоты, предоставляя усмотрению государя что-либо изменить в предложенном образце. В-третьих, "накрепко прикажет (государь), которой посол приедет, дабы он сотворил подобающий подвиг и словом и делом, имея сию яко нужную и первую статью мирную". Если это будет выполнено, то, по мнению Досифея, "подлинно есть и несу мнительно, яко поклонения отдадут турки православным в вечное повиновение, и всемирную похвалу, и честь при всех христианских государех царех вашея богомудрыя светлости и в прибавление православные веры".
В грамоте к царскому наследнику Алексею Петровичу Досифей, указав на незаконный захват святых мест папежниками, пишет: "Молим святое ваше царствие, да доношение, которое послахом к богохранимой державе божественнейшаго великаго деспоты, да прочтет святое ваше царствие и познает добре в ней лежащая, потом да приступит к милосерднейшему великому государю, яко по существу сын, ко благому и кротчайшему отцу, и молит яко же ин никто, понеже ближайший святаго твоего благородия к его высочайшеству ни един есть другий, дабы послушал моление наше, и соизволил ко потщанию и действу, да отъимутся святая поклоняемая места у папежников и отдадутся православным, якоже и прежде".
Затем Досифей заявляет, "что язычницы не сильныя и боятся и трепещут величайшаго самодержца православна", так что если государь "попросит сию святейшую вещь притужно и крепко", святые места непременно возвращены будут православным; а если теперь не будет крепкого радения и попечения со стороны русского правительства о святых местах, то они навсегда останутся у папежников "и будет стыд всемирный роду православных". Ввиду этого Досифей снова просит царевича, чтоб он молил своего державного отца исполнить просьбу патриарха относительно возвращения святых мест.
В грамоте к боярину и государственному канцлеру Федору Алексеевичу Головину Досифей молит его с духовным дерзновением: "Перво, чтобы изволил слышать сие дело (о святых местах) подробно изо уст господина Емельяна (т.е. Украинцева); второе, чтобы изволил прочесть нашу грамоту, которую пишем к божественному величеству подробну и по всякой точке, чтоб мог выразумети дело добро и потом советовати, ходатайствовати и молити от страны Бога и Господа нашего Иисуса Христа, чтобы изволил божественная его держава склонитися к тем делам, о которых пишем и молим, сиречь: ныне, когда будет писать его божественное величество сюды, к здешним владетелям, яко принимает и отверждает мирные статьи, писати и сие: принимает мир с сим определением, чтобы отданы были Святыя Места, которыя взяли французы, православным. И когда будет прийти другой посол, чтобы велел (государь) писати три грамоты от страны Богом венчанные его державы против образца, который мы писали, единую к султану, вторую к везирю, а третию к муфтию, и указати послу, чтоб и он учинил, как доведетца радение и делом и словом, и чтобы домогался, дабы дело сие совершилося в прибытии ево там".
Писал, наконец, Досифей особую грамоту и к Московскому патриарху Адриану. В ней он говорит, что патриархи как преемники святых апостолов должны иметь особое попечение о всех Церквах. Если какое-нибудь церковное дело требует помощи со стороны царя, то "патриаршаго достоинства есть дело, еже напоминати, и молити их (царей), и поощряти", как это всегда было при прежних благочестивых греческих царях. А так как ныне святые места отняты у православых французами, а у православных есть теперь только один защитник и покровитель — русский царь, то именно он и должен позаботиться "о призрении и управлении святых Церквей матере". "Писахом же, — говорит Досифей, — и Богом почтенному твоему блаженству единожды и дважды, да свидетельствует и подвигнет божественное величество о сем деле, еже ответствовавши писало нам, что будешь пещися лепотствующими вовремя подобно и имеем писания святейшества твоего. Ныне же, пришедшим зде самодержчим послам, ниже завещание было крепко о Святом Гробе братския твоея любви прияхом от них, и сего ради опечалихомся и наипаче много плакахом. Сие убо, занеже видим еретиков и пекутся всеми равне и единогласно противо православных, православных же нерадеющи и ленивы сущи, во еже пещися и помогати Церквам, а наипаче святей Церкви-матери. Сие же, яко братская твоя любовь несть уже митрополит Московские, да объемлются во единой епархии твоей попечения твоя и труды твоя, но еси благодатию Христовою патриарх сый и сопричисляемый и сопочитаемый со протчими святейшими патриархи, и имевши свойственно, якоже и протчие святейшие имеют патриархи, сиречь, попечение всех святых Церквей и наипаче святыя всех Церквей-матере, в ней же явился Бог плотию, и от оныя, яко от источника приснотекущаго, напоил весь мир, и тамо имать быти общий суд ко оправданию избранных, ко осуждению погибших и таже, яже не радети, несть лепо, ниже праведно. Яко аще о чести и исправлении матере Церквей не радиши, божественнейший, како хощеши показати ревность и свойственная патриаршескому твоему достоинству? Опечалихомся убо, зане отбеже вашея памяти святый Сион, и рыдахом и плакахом паче сынов израилевых в Вавилоне, наипаче же яко за нерадение Бог огорчевается и негодует". Затем Досифей просит Адриана, чтобы он познакомился с положением дел о святых местах через посланника Украинцева и из чтения присланных государю Досифеем грамот, и это в тех видах, "да притечет святейшество ваше к щедрым утробам божественнаго величества молити и ходатайствовати от страны нашея и от страны всех православных христиан, да соизволит к нашим доношениям и действует всякими образы ради паки восприятия честных мест поклонных... Какую честь имеют православны, — пишет далее Досифей, — еже быти господами попежником во Святых Местах? Егда благочестивейший царь похощет сотворити подобающий подвиг, не возмет ли их абие? — Рече и быша, и ничто не возмогает державнейшему царствию его с Богом. Егда православнии имеют Святыя Места, святое его царствие есть великий царь между всеми явленно христианы, обретающимися во всей вселенней, и в самом новом мире святое его имя слышится, чуднемо есть и похваляется, и ублажается. Но блаженство ваше, егда сотвориши подобающ подвиг к блаженной высоте, и тое служение примет конец, о котором молим, — будет имети честь во всем мире и память вечна и непрестанна во Святых Местах. Напротив же, егда будет нерадение, имут смеятися нам вся языки и самые нечестивые, яко нерадящим о лучших и величайших, а наипаче яко бывшу по подобающему ходатайству бывают удобна. Сего ради паки молим братскую твою любовь припасти, притещи, умолити, упросити и ходатайствовати к Богом хранимому самодержцу, да происходатайствует честь и славу Кафолические Церкве, и притяжет великое его царство имя и славу и честь равноапостольну и в присутствующем веце и в будущем"*.
______________________
* Греческие дела 1700 г. № 1. См. также Приложения № 5, 23.
______________________
Так просил и молил Досифей всех: царя, наследника, патриарха и канцлера Головина, энергично хлопотать перед турецким правительством о возвращении святых мест грекам. Он был убежден, что они будут им возвращены, если только русский царь возмется за это дело и поведет его как следует, т.е. энергично и настойчиво, так как турки необходимо уступят перед твердо заявленным требованием царя.
Но хотя Досифей, по-видимому, предпринял все меры, чтобы подвигнуть русского государя действовать в пользу возвращения Святых Мест грекам, и несмотря на то, что он дал самые определенные указания, как следует вести это дело перед турками, однако сомнение в успехе все-таки закрадывалось в его душу. В Москве могли в каком-либо отношении неправильно понять и истолковать его грамоты, могли, не имея постоянного поощрения, отнестись к делу или равнодушно, или не так внимательно, как требовалось; могли, вопреки указаниям Досифея, руководствуясь какими-либо сторонними соображениями, избрать ложный путь для достижения цели и испортить все дело. Чтобы избежать всего этого, Досифею казалось необходимым послать от себя в Москву вполне доверенное лицо, которое бы снова подкрепило и усилило прежние ходатайства Досифея и лично могло бы повлиять в Москве там, где это нужно, и так, как это нужно. Племянник Досифея архимандрит Хрисанф уже раз был в Москве с поручением Досифея хлопотать о возвращении святых мест, его как знающего Москву и знаемого в ней Досифей решил снова отправить к русскому царю, чтобы ходатайствовать перед ним о возвращении святых мест в Иерусалиме православным. Хрисанф прибыл в Москву 5 января 1701 года и привез от Досифея грамоты государю, патриарху, канцлеру Головину.
В грамоте государю Досифей пишет, что хотя государю и хорошо уже известно из прежних доношений патриарха о случившемся за десять лет отнятии французами у греков святых мест, но так как слово Божие говорит "просите и дастся вам", то он снова посылает своего племянника Хрисанфа ходатайствовать перед царем о возвращении святых мест. "Говорили, — пишет Досифей, — со всякою отеческою и духовною дерзостию к божественной высоте вашего мужества, зане зело святое есть и дело, и имя, да потщитеся на избавление честных поклонений от рук беззаконных, ибо написано есть об вас наипаче благочестивейший царю: не дадите святая псом, сиречь не оставите Церковь пренебрегаему от беззаконных папежников, которые горше суть нечестивых и безбожных, они безбожны суть — два Бога подлагающе: единаго на небеси, а другаго на земли. Сия должность ваша есть благочестивейший и Богом наученный государь, не токмо бо еси самодержец единейший, православнейший, но искренний и законный наследник православных самодержцев, которые, испытав, обрели Господний Гроб, место лобное, и в Вифлиеме Святаго Рождества Пещеру и Честный Крест и явили миру, создали над ними прекрасные храмы, украсили их священными приклады и доходами многими, и избавляли их от персов и араплян многажды и от самих папежников, дондеже стояло царство их. Ныне же, понеже предопределил Бог единой главе, и началу, и мстителю, и хранителю православных и православныя веры быти тебе вседобродетельному, и почитаемому, и пресветлому государю, приложи к делам прародителей своих попечение о Святом Гробе, которых (прародителей), яко же речеся, наследник еси и делом, и именем, и наипаче яко имееши вспомогающую, Богу благоволящу, хотение и силу, и слово самодержавныя твоея власти бывает дело тотчас; трепещут бо, якоже мы знаем и ведаем подлинно, язычники вашей во Христе непобедимые силы, аще и притворяются по отеческому их обыкновению, якоже писали есмы многажды". Далее Досифей выражает уверенность, что турки теперь готовы будут исполнить просьбу царя о святых местах, так как они уже недовольны господством в Иерусалиме французов: "Видят бо неправду, видят бездельства французские во Святой Земле, идеже городы созидают под именем монастырей и иныя безчинства творят, какия не бывали, егда имели мы службу у честных поклонений, но подзирают многое от наговоров и вымыслов некоторых, о чем предписали есмы в докладе нашем с господином думным (т.е. с послом Украинцевым); однакож егда увидят, что прилежно и подлинно просит ваше непобедимое и великое царствие святых поклонений, конечно их отдадут и безотказно". Досифей сообщает царю, что в этом деле будет действовать муфтий, который "нам зело помощника, он уже помешал латинянам починить свод над Святым Гробом. Точно также, когда послы шаха персидскаго хлопотали перед турецким правительством, подкупая начальных людей Порты, чтобы армяне имели в Иерусалиме одинаковое старейшинство с греками, то муфтий вопиял и говорил: недовольно ль сколько зла учинилось грекам со стороны французския, но быть еще больше и чрез ходатайство шахово; а потом как царь московский будет просить ключей Святых Мест, как быть и какую отповедь дадим, или как поступим?" Когда пришло в Адрианополь, повествует Досифей, письмо гетмана казацкого к хану с несколькими статьями, между которыми было и прошение о святых местах, тогда турки вопияли: "Се царь московский просит ключей, и всегда сие говорили с того времени. В прошлом году, как пришел визирь из Белграда в Адрианополь и приехали из Карловича посредники, Рейз и Александр, и замешкал приехать человек со стороны вашего державнаго и святаго царствия, говорили мне: что аще не приедет человек, а ты порадеешь о приезде его, возмешь место жалованья Святыя Места. А как приехал посланец с Украины в Адрианополь, говорили мне, чтоб я ходатайствовал об отдаче паки Азова назад им, а мне бы дали Святыя Места. От сего мы отступили назад, зане мы об Азове какое намерение имеем, ведает господин Емельян (Украинцев), которому советывали мы стоять о сем тверду и постоянну; а как приехал сюда благородие его, паки вся Порта кричала, что ключей хочет просить и возмет их". И если святые места не были возвращены грекам во время посольства Украинцева, то это случилось, по мнению Досифея, потому, "зане были здесь толиких царей и королей послы, и все прилежно просили положить в статьях своих Святыя Места, как предписывал указ, который взяли французы, и всех паче их подвизался всескверный лях". Но, несмотря на это, теперь наступило, по мнению Досифея, самое удобное время хлопотать о возвращении святых мест, так как и сами турки не прочь снова отдать их грекам, только они хотят показать вид, "что отдают их ради правды, а не ради ходатайства чьего", почему они и желают, чтобы это дело перенесено было на их суд, на чем, собственно, и должен настаивать царский посол. Пусть он сделает такое заявление: "Наш богоуправляемый самодержец желает, чтобы сие прошение учинилось, а вы каким способом восхощете, учините сие". Если турки согласятся на такое предложение, то это будет ими сделано "ради ходатайства вашего державнаго царствия".
В грамоте к патриарху Адриану Досифей писал: "Ваше блаженство имеет уже девять лет, как принимает наши грамоты, из которых ведаешь добре случившееся во святом граде Иерусалиме от еретиков, коея ради вины послахом ко следом Богом утвержденнаго великаго царя и к любви твоея святыни сего преподобнейшаго и словеснейшаго архимандрита Хрисанфа и нашего племянника, да ваша святыня посредствует к Богом прославленному самодержцу, не от нас точию, но от всея Восточныя Церкви, да печется о освобождении и чести града и изряднаго дома Божия. Тишайший же и поклонимый великий государь, по данному ему от Бога разуму и премудрости и силе, да печется о сем и святом, сиречь, да Господний Гроб и прочия честныя поклонныя места, которыя побрали у православных еретики, возвратятся паки в руки православных. Сия тогда писахом и просихом, ответ дала нам тогда братская твоя любовь, что о сем попечется... Однако же пришел сюда посланник, господин Емельян Игнатьевич, и вещи как текли, написахом в послании, которое послахом вашему блаженству с тем же посланником, в нем же наипаче жаловались много, что блаженство твое, будучи честнейший человек и ревнитель Святыя Христовы Церкве, и имеем и память, твою непрестанно во святом граде Иерусалиме, не порадело по достоинству своему, но ниже нам писал что-либо о сем деле". В заключение Досифей просит Адриана "не отринуть его моления о Святых Местах и порадеть о них у великого государя". В грамоте к боярину канцлеру Федору Алексеевичу Головину Досифей писал: "Молим со всяким отеческим и духовным дерзновением вашу любовь не ради иного, как только для любви Господа нашего Иисуса Христа и чести Святой Кафолической и Апостольской Христовой Церкви и дабы не унизился всемирно православный народ... порадейте и действуйте советами, увещаниями, умоляя всеми средствами христолюбиваго и Богом венчаннаго царя, дабы изволил пещись о возвращении Святых Мест в руки православных, ибо если не будет радения ныне и исправления, те Святыя Места навсегда останутся в руках еретических, и не только будет нам от сего безчестие, но последует от сего и то, что угаснет апостольский престол и большая часть православных приложится к папистам. Видишь ли, о православный боярин, что все принцы папистов согласились в ереси своей; подобает также, чтобы и ваша любовь, яко православных, имела большое радение о благочестии; наипаче сие подобает, когда великаго государя трепещут и боятся здесь, и нельзя им его не слушать. Не видите ли, сколько протори имеют язычники гроба ради Мехмета своего? Кольми паче подобает трудитися нам Гроба ради Господа нашего Иисуса Христа, который есть честь и похвала всем православным. Некогда разными средствами заботились блаженные самодержцы греческие о Святом Гробе и прочих Святых Местах, ныне же благочестия и самодержавнаго царствия величества наследник храбрейший и тишайший царь, государь Петр Алексеевич; его величеству есть свойственное дело учинить подобающее о возвращении Святых Мест".
Писал Досифей две грамоты и гетману Мазепе. В первой из них он просит гетмана не задержать архимандрита Хрисанфа, но без замедления отослать его к царю, просит позаботиться и о скорейшем возвращении Хрисанфа из Москвы, "ибо устарели мы, и если благоволит Бог святый, надеемся, что святый архимандрит будет преемником святейшего Иерусалимскаго престола, и потому подобает, чтобы не был далеко от сих стран; только ради великой нужды понудились мы его послать". В другой грамоте к гетману Досифей между прочим писал: "Когда испросили французы указ служить в церкви Святаго Гроба, то не прошло года, как начали все турки малые и великие говорить, что сего не потерпит царь московский. И когда самодержец подвиг войну на Азов, все турки простые и мудрые, малые и великие на самого султана вопиют, не только здесь в Царьграде, но и на востоке, и на западе, и в Каире, и во всем царстве, что царь московский начал войну не для чего иного, как только ради ключа Святого Гроба. Французы били челом, чтобы им построить большой свод в Великой церкви Святаго Гроба, но Порта, размыслив, запретила, боясь чтобы не прогневался царь московский и не удержал мира. А как услышали, что здесь московский посол, говорили, что в первом договоре будет говорить о Святом Гробе. Мы послу здесь в чем радели, он сам известит вас, и во всех государевых делах слушал нас, а в делах Святаго Гроба послушал антихриста; говорили ему много, но не послушал нас, наипаче обольстил нас, и что из сего последует? Если не будет какого-либо исправления, то отселе поклонныя места будут иметь французы вечно и лишатся их православные; если же возвратятся нам, будет честь божественному величеству всемирная и безсмертная". В заключение грамоты Досифей снова обращается к гетману с просьбою: "Паки тебе бьем челом о деле Святаго Гроба: напиши, и посоветуй, и подвигни".
Вместе с грамотами Досифея архимандрит Хрисанф привез государю еще грамоту мултянского воеводы, который между прочим писал, что архимандрит Хрисанф послан в Москву "не с малою ниже отдельною вещию или с особыми делами, но с нуждами необходимыми и общими, поелику весь род православный, как и в здешних странах видится, много изнемогает и при последнем издыхании обретается, отовсюду хулимый, укоряемый и умаляемый. От толикой скорби избавления он уже не ведает, как бы заблудившись чрез насилие, куда и каким образом обратиться и к кому прибегнуть? Разве только к тебе, великому монарху, как к предводительной главе и корифею всякаго православного христианского рода". Далее воевода пишет, что православные терпят не только "от человеконелюбцев и лютых язычников, но и от именующих себя христианами, которые прилагают (православным) лютыя озлобления на озлобления, поелику всяким образом подвизаются и усиливаются пребезаконно поразить народ православный даже до самой души удалением и оскудением Церкви Восточной, царствуя неотступно, укоряя и потирая правоверных первенствующая и истинныя Христовы Церкви. Так они сотворили святому граду Иерусалимскому отъятием жизнеподательнаго Гроба и иных честных и святых поклонений, которыя от начала чрез многия старания и в мятежныя времена православные патриархи и христоименитые люди восточные удержали и соблюли до настоящих лет, повелением и грамотами иноплеменных султанов отоманских утвержденными — Святой Гроб и поклоняемые места при иных озлоблениях и теснотах великих православным честь и многое утешение доставляли. Сие все от папистов, непримиримых врагов Святыя Восточныя Церкви, похищено было со многими ухищрениями лукавыми наваждением владеющих язычников и сребролюбных лихоимцев, да умалят, поносят и хулят Святую Церковь и Православие ея". В заключение воевода уведомляет государя, что архимандрит Хрисанф подробно донесет ему, "что в странах восточных во святом граде Иерусалимском приключилось прежде и как ныне вещи стоят", и затем пишет: "Ради сего дела и я со многим преклонением, как худой и немощной, однако верный и нелестный раб вашего великодержавнаго царства, молю: приклони милостивое ваше ухо, дай благоприемное и человеколюбивое слышание всему, что преподобнейший архимандрит лично изъяснит праведно, истинно и благопотребно вашему царскому пресветлому величеству".
На прошение Досифея хлопотать перед турецким правительством о возвращении грекам святых мест в Иерусалиме государь отвечал ему от 23 января (1701 г.) особой грамотой, в которой "по имяновании великаго государя и патриаршеском написано: к нам, великому государю, нашему царскому величеству, писали вы, отец наш и богомолец, святейший и всеблаженней-ший патриарх, с нашим царскаго величества посланником, с думным советником с Емельяном Игнатьевичем Украинцевым, да с архимандритом своим Хрисанфом, из которых писаней ваших выразумели есмы предложение ваше о разных делех и увещание духовное, мудро изображенное, и архипасторскою вашею молитвою и благословением исполненное. И мы, великий государь, наше царское величество, вам, всесвятейшему и всеблаженнейшему крайнему архипастырю, за толикое и душеполезное посещение и увещевание сыновне благодарствуем и впредь желаем, дабы всегда благоугодныя молитвы ваши о нас были не прекращены. А о возвращении Гроба Господа нашего Иисуса Христа и прочих Святых Мест престолу вашему по-прежнему, как по нашему царского величества ревнительному намерению, так и по вашему архипастырскому прошению, указали мы, великий государь, наше царское величество, великому послу, ближнему нашему человеку, наместнику смоленскому князю Дмитрею Михайловичу Голицыну, будучи у салтана турского на посольстве, чрез великаго визиря и муфтия и иных ево ближних людей домогатца радетельно во всех мерах и поступках так, как вы, всесвятейший, и блаженнейший, и крайнейший архипастырь, в том ему у советуете и прикажите. А наши великаго государя, нашего царскаго величества, грамоты о том с ним ж салтану турскому, и к везирю, и к муфтию против предложенная вами образца посланы, и о всем ему блаженству вашему объявить наказано; а архимандрита вашего Хрисанфа, пожаловав нашим царскаго величества жалованьем, указали к блаженству вашему отпустить без замедления"*.
______________________
* Греческие дела 1701 г. № 2. См. Приложения № 7 и 24.
______________________
Таким образом, русское правительство решилось согласно с просьбами Досифея настаивать перед Высокой Портой о возвращении святых мест в Иерусалиме грекам, и в этом смысле дало наказ своему чрезвычайному послу князю Голицыну, отправившемуся в 1701 году в Константинополь для ратификации заключенного Украинцевым мирного договора с турками. В правительственном наказе послу Голицыну именно говорилось: "Ему ж, чрезвычайному послу, будучи у султана или у везиря в пристойное время при иных делех говорить, чтоб Вселенским патриархам и всем благочестивым христианам греческого закона была в вере свобода, и Гроб бы Господень и Церковь Иерусалимская была отдана по-прежнему им, грекам, как бывало исстари, да и дань бы с них новонакладная, а наипаче с монастырей, была бы сложена". В другой статье наказа послу говорилось: "И по совершении и по подкреплении дела своего, об отдаче грекам Гроба Господня говорить пространно с салтановыми ближними людьми, приводя на сие, дабы для нынешняго постановления мира указал салтаново величество отдати Гроб Господень грекам. И о том святейшему патриарху объявить тайно, что указ великаго государя он имеет ближним салтанским людям говорить об отдании Гроба Господня, и потому его, великаго государя, указу, говорить он будет". Кроме того, государь отправил с послом, как желал того Досифей, особые грамоты к султану, визирю и муфтию с просьбою возвратить грекам отнятые у них латинянами святые места. В царской грамоте к султану говорилось, что посол Украинцев привез мирные статьи, заключенные с турецким правительством, которые государь принял за благо и утвердил своею грамотою. "Но дело, которое надлежит к вере вещей христианской, то есть о Гробе Спасителя нашего Христа и о иных святых поклонениях со всеми их принадлежностями еще окончания своего не восприяли, понеже оный Святой Гроб и поклонения во Иерусалиме и в Вифлееме у древних вашего султанова величества подданных греков взяты и отданы француским законником, а имели те поклонения они, греки, в руках своих исстари, оттого времяни, егда взял Иерусалим славный вождь ваш Омеря", и затем исторически кратко доказывается, согласно образцовой грамоте Досифея, что святые места всегда были за греками, и все раннейшие попытки латинян и армян овладеть ими уничтожались самими султанами, которые каждый раз новыми своими указами утверждали за греками право на владение святыми местами. На все это, говорит грамота, и указывал визирю и муфтию посол Украинцев, который прилежно просил и домогался, чтобы святые места по-прежнему отданы были грекам в полное владение, "на что великий везирь и муфтий ему отвещали и подлинно обнадежили, что Святый Гроб Господень и иныя все Святыя Места, и поклонения, и первенства, по желанию нашего царского величества, во свое время возвратятца и отдадутца по-прежнему грекам". Ввиду этого государь и просит султана: "Извольте в том препочесть святую правду паче всякого человека, якоже предки вашего величества все чинили, повелите, по древним вашим султанским привилегиям и по приговорам везирским и муфтинским и казыаскерским, Святой Гроб Спасителя нашего Христа, с кувуклием, и со украшениями его, и все святыя поклонения, со всеми их принадлежностями" возвратить старинным законным их владельцам — грекам. "А взаимно мы, — говорит в заключение царская грамота, — увидев вас, великаго государя, вашего султанова величества, в том благоприятное к нам склонение, учнем вам воздавать дружбою нашею, какова прилична суть и свойствует к доброму соседству и к соблюдению статей мирных". Точно такие же грамоты от имени государя посланы были с нашим послом к визирю и муфтию*. Досифей должен был остаться доволен действиями русского правительства: государь, согласно его желанию, послал к султану, визирю и муфтию особые грамоты о святых местах, составленные по тому образцу, который прислал Досифей; чрезвычайному послу наказано было говорить и домогаться возвращения Святых Мест грекам перед ближними султановыми людьми, причем ему предписывалось действовать в этом случае согласно с указаниями и советами Досифея. Правда, послу вовсе не было наказано, как на том настаивал Досифей, чтобы статья о возвращении святых мест грекам была поставлена в переговорах первой и чтобы с принятием или непринятием ее связано было окончательное заключение или разорвание мира с турками. Но так ставить дело наше правительство тогда никак не могло, так как начавшаяся Шведская война ни под каким видом не дозволяла ему ссориться с турками. Оно со своей стороны сделало для Досифея все, что только могло сделать при тогдашних обстоятельствах. Прибыв в Константинополь, наш посол князь Дмитрий Михайлович Голицын вошел здесь немедленно в сношения с Досифеем, советами и указаниями которого ему приказано было руководиться в деле переговоров о святых местах. Будучи в первый раз у визиря и вручив ему "любительную" грамоту государя к султану, Голицын на этот раз не отдал визирю царской грамоты к султану о святых местах вследствие письма Досифея, который "приказывал о грамоте Гроба Господня, как подать, то он даст великому послу знать, а в наказе ему, послу, написано, о деле Гроба Господня согласясь с святейшим патриархом делать". 9 июня 1702 г. Досифей прислал сказать послу: "Как он, посол, будет у салтанова величества, чтоб в ту пору подал грамоту о Гробе Господни, и узнал он, святейший патриарх, что есть время угодно для того и приказывает. И посол посланному говорил: в первых надобно об ней объявить чрез секретаря о подаче и подать, а есть ли не обвестясь подать, и чтобы то не привело турков в подозрение; а коли будет какое дело в подозрении, то не может учинитца по желанию, а мой совет так к святейшему патриарху, изволил бы помыслить и приказать ко мне. Того ж числа святейший патриарх присылал к послу и велел говорить: добро и так, как великий посол советует"**. Когда посол был во второй раз у визиря, то говорил ему, чтобы он порадел о возвращении святых мест грекам, о чем государь просит особою грамотой как самого султана, так и его визиря. Визирь отвечал, что это невозможно "для того, что туркам союзник великий король французской, такожде и цесарь, и венеты, и король польской и те с салтановым величеством учинились союзники, и в договорех с ними постановлено, чтоб тем Святым Местам быть у римлян, а не у греков, и для тех причин отнять у римлян невозможно и отдать грекам". Тогда посол стал исторически доказывать правоту домогательств греков, которые к тому же подданные султана, а французы чужие. Визирь соглашался с силою этих доводов в пользу греков, но решительно отказывался отнять святые места у французов. "И чернила еще не обсохли, говорил он послу, как та отдача учинена, хотя не правом вечнаго владения, но правом дружбы и общего приятства мирнаго". Посол снова было начал доказывать права греков на святые места, но все напрасно. Единственно, что наконец обещал визирь, это что "прошение великаго государя в сердце своем он, везирь, сокровенно имети будет. И великий посол знал бы то крепко, прибавил везирь, что слышит из уст самого везиря: что всякого случая искати будут салтан и он, везирь, к отъятию от иностранных первенства их над теми местами святыми, а отдать бы своим салтанским подданным служителем; только б все то говоренное чрез него, везиря, устами, его царского величества посол имел в сердце своем погребенно, дондеже придет время, тогда даст Бог домогание и желание царскаго величества чрез него, великаго посла, свой возможет принять конец, а теперь-де то учинить по желанию государя твоего невозможно. И после, — заключает свой рассказ князь Голицын, — видя несклонность везирскую и совершенной отказ, и говорить болыни того не стал". 20 августа 1701 года Досифей в тайном письме к послу князю Голицыну писал следующее: "О Святом Гробе и тысящью аще им будете говорить, кроме сего, что вам сказали, иного не скажут. Однако извольте (отправиться) к муфтию, и говорить и ему доведетца. И так как прежде вы просились ехать к муфтию, паки проситесь ехать. И хотя и он скажет вам то ж, однакож доведетца ехать и услышать и от него. Грамоты, которые дадут вам о деле Святаго Гроба, что напишут, возмите, а буде не дадут вам списков, не труждайтесь. Они вам дадут и салтан, и везирь, и муфтий грамоты и, для ведома нам, отворим одну и увидим, что пишут. Однако сиятельство твое проси токмо списки салтановой грамоты, чтоб тебе и нам видеть, а буде не дадут ево, не проси прилежно, но, как рекли есмы, отворим одну грамоту и увидим. Глаголем паки, что изволь к муфтию и говори о деле Святаго Гроба; чтоб услышать тебе и из уст ево, что имеет вам сказать, и потом впредь ничего ни везирю, ни муфтию не говори, и какия грамоты тебе дадут, возмешь. И потом: буде не учинят то, что обещают, великий государь пусть говорит и чинит, что изволит. А сиятельство ваше, что довелось — говорил, что довелось — делал; одно токмо осталось — ехать к муфтию, и впредь ничего не говори, токмо грамоты возьми. И не прогневись, что многословил, понеже дело так требует". Вследствие этого письма Досифея князь Голицын 26 августа побывал у муфтия, который говорил с ними не особенно ласково. На требование посла дать ответ на грамоту государя о святых местах муфтий подал ему свою ответную грамоту к царю, "и посол ту грамоту принял и говорил, чтоб он, муфтий, ему, великому послу, явил словесно, что о том есть салтанова величества указ, чтоб ему, великому послу, было о том ведомо. И муфтий говорил: слов моих с ним, послом, никаких не будет и что было говорить, и то писано в грамоте, и болыпи о том с ним, послом, говорить не будут, чтоб он, посол, ехал в дом свой. И посол зачал говорить о том же деле. И муфтий говорил: чтоб великий посол ни о чем не говорил и не докучал, и отповеди ему, послу, никакой не будет, ехал бы в дом свой. И посол, видев ево в своем предложенном несклонность и совершенный отказ, болыни говорить не стал". Таким образом, князь Голицын в своих хлопотах о возвращении святых мест грекам получил решительный отказ от визиря и муфтия. Такой же отказ заключался и в ответной грамоте султана на просительную грамоту государя о святых местах. В ней султан писал следующее: "Подана нашему салтанову величеству в диване любительная ваша грамота, которую велели перевесть и по переводу по прежней нашей амусманской обыкности донес нам надо всеми нашими народы всяких наших дел исполнитель и сберегатель великий везирь Усеин-паша, что пишите вы к нам с прошением: что в моем великом государстве обретается греческой святой город Иерусалим и было моление их греческое, а в недавних летех отнято будто у них напрасно и отдано французам, и желаете от нас, чтоб быть тому Иерусалиму по-прежнему у греческаго народу, чтоб мы им отдали для поклонения. И мы вам объявляем: что того иерусалимскаго моления отдать греческому народу невозможно для того, что то моление отдали мы французам в давних летех, и естьли бы ныне грекам мало что поволить, то б могли они иметь с французы непрестанные ссоры и вражды, что и нам неудобно б было. Да и не судное то дело, потому что бывало то моление напереде сего за многие годы пременно не у одних греков, но у всех народов, которые живут в Иерусалиме. А хотя греки и християне, и живут в нашем подданстве и владеть было им довелось для старины и множества их за добродетели их, о которых их добродетелях всем нам явно и памятуем, однакож у нас с французами дружба и затем у них отнять не возможно — буди вам о том ведомо"***.
______________________
* Турецкие дела 1700 — 1702 гг., св. 1, № 5.
**Турецкие дела 1700 — 1702 гг.. Св. 2, № 1, лл. 47 об. — 48 (Статейный список князя Голицына).
*** Там же. Лл. 103-107, 132-123; и св. 1, №5.
______________________
Итак, и на этот раз все хлопоты русского правительства побудить турок возвратить святые места грекам потерпели полную неудачу. Сам Досифей, ранее утверждавший, что турки исполнят желание царя относительно святых мест, теперь должен был признать, что русское правительство со своей стороны сделало все, что для него было возможно, и что причина неудачи заключается не в равнодушии или ненадлежащих и ошибочных действиях русского правительства, а единственно в сопротивлении турок, побуждаемых к тому особыми обстоятельствами. Досифей должен был убедиться, что, по крайней мере, на время, до наступления более благоприятных обстоятельств, хлопоты о возвращении святых мест нужно оставить. В грамоте к государю от 5 января 1702 года, присланной с послом князем Голицыным, Досифей пишет: "Ваше превелие радение и крайнее попечение о обращении пречестных мест, величайший государь, и тишайший, и поклоняемый царю , будет явитися в день Господень преизрядной и многоценной венец посреди Церкви первородных написанных на небеси, яко поистине что довелося говорити и что нужно было творити, великое ваше царствие вся и рече и сотвори. И надеемся, что не будет всуе настоящее попечение твоей апостольской души, но приидет к полезному концу. Препочтенныя ваши грамоты поданы суть и султану, и везирю, и муфтию, и сверх того, преславный посол вашей божественнейшей державы говорил всем троим, что было нужно, и сотворил достойные подвиги многообразие и многовидно. И учинилось бы абие и дело после отдания пречестных грамот, но смотрят здешний на короля французскаго двух ради причин: первая есть, что почитают его, что он есть многодельный и многоведомец, и боятся, чтоб не причинил им какую напасть. А другая есть, что ныне учинилася Франция, Испания, Португалия и Дук Савойский все одно, якоже о том ведомо есть вашему царскому величеству, и для того почитают его быти крепкого и боятся его и ныне смотрят видети: буде цесарь и прочия с ними могут побеждати французов и одолети его, тогда они не будут бояться французов, и так могут нам дати Святыя Места по пречестному слову вашего царскаго величества. А буде француз будет победити цесаря, тогда усмотрим, что станут думати и делати, и тогда паки будем имати попечение писати часто, истинно и пространно вашему державнейшему царствию". Затем Досифей обращается с просьбою к царю, чтобы "Святой Гроб имел и тамо в преблагополучном, царствующем, великом граде Москве единое священное жилище", в котором бы постоянно жили старцы Святого Гроба, т.е. чтобы учреждено было в Москве Святогробское подворье ради потреб Святого Гроба, и чтобы послы патриарха имели в Москве определенное свое место, "и чтобы они не искали жилища себе туды и сюды", тем более что, имея в Москве подворье со своими старцами, он, Досифей, удобнее может пересылать чрез них нужные вести государю, тогда как пересылать грамоты с другими лицами опасно*.
______________________
* Там же. Св. 1, № 5.
______________________
Неудача, постигшая Досифея и русское правительство в их домогательствах возвратить святые места грекам, не остановила, однако, Досифея от дальнейших попыток возвратить святые места, опираясь на русское правительство; он только выжидал удобного момента для возбуждения новых хлопот по этому делу. Такой момент, казалось ему, наступил, когда в 1703 году в Москву должен был отправиться турецкий посол, и Досифей, извещая об этом государя особою грамотою, в то же время просит его порадеть перед послом, "чтобы ныне отданы были святыя поклонныя места, да возымееши возмездия безсмертная и всемирную похвалу"*. В августе того же 1703 года, отвечая на грамоту государя, Досифей снова просит его порадеть о святых местах, о чем он писал ранее: "Молю же святое твое царствие, попекись и о сем деле (т.е. возвращении святых мест), как прежде сего с прошением писахом". И к боярину Головину Досифей писал между прочим: "Как приедет посол турецкий, зело прошу, поспособствуй и ваша высокость о святых поклоняемых местах к получению православным, как предписал пространно к святой державе"**. В 1704 году 20 июня Досифей снова пишет государю: "Коленопреклонно, чрез сие наше смиренное прошение, молили ваше боговенчанное человеколюбие, да объявит нам явственно, как просили мы вас прежде сего через доношения наши: сказано ли послу салтанскому, к вам пришедшему, о честных поклоняемых местах, чтобы взяты были от французов и отданы православным по-прежнему? Мы надеемся и уверены, что ваша боговенчанная верховность или уже говорила, или будет говорить о том, когда будет отпуск послу от вас. Хотя мы и с прилежанием обо всем подробно доносили и просили вас, однако нам необходимо иметь ведомость явственную, что говорено и приказано отпущенному турецкому послу. Если бы Бог устроил, о благочестивейший государь, и отнял бы цесарь у короля французскаго власть в Испании, мы бы весьма удобно взяли места поклоняемыя, потому что здешние державцы хотят о Святом Иерусалиме то, что и мы хотим, и бранят, и клянут визиря того, который отдал те места святыя французам, только отлагают время ради силы и упрямства короля французскаго. А когда будет ходатайствовать ваша Богом утвержденная держава и просить, чтобы учинился указ неотменно, как и прежде они чрез письма свои обещали вам, чаем, что правда найдет свое место. По советам добрых друзей мы приняли намерение с Божиим благословением ныне ехать из волосекой земли в Царьград — пойдем к султанскому престолу просить достояние наше, ибо сказали нам некоторые вельможи-друзья: что доныне хорошо-де вы сделали, что молчали, поелику времена были туги, а ныне время вам просить праведнаго достояния своего, и чаем, что исправите прошение ваше, и буде царь московский будет говорить там нашему послу как подобает, то совершенно воля ваша сбудется. Сего ради молим вашу христолюбивую и Богом утвержденную державу, благочестивейший, величайший, тишайший и поклоняемый монарх и самодержец, да поговорит любви ради и нашего ради спасения вочеловечившагося Сына Божия прилежно и неотменно вышереченному послу, и прочтеши образцовое письмо, какое послали мы и в котором заявили, как и что говорить послу, и по тому письму да поговориши и прикажеши послу и надеемся, что слово вашего святаго и державнаго царствия будет действительно, и паки приидет честь православных в свое место".
______________________
* Там же. Св. 4, № 2, л. 412-415.
** Греческие дела 1703 г. № 1. См. Приложение № 9.
______________________
5 сентября того же года Досифей из Ясс писал государю: "Прежде сего писали мы однажды и дважды к вашей Богом утвержденный державе приказать турецкому послу, когда будет отпущен, чтобы донес визирю с вашей стороны, дабы он совершил о Святых Местах то, что обещал в Адрианополе изустно и письменно, ибо прошло много времени, а дело не пришло к концу, и то, что по образцовому письму, которое мы писали, чтобы приказали ему сказать визирю наедине. А ныне Дух Святый приложил в ум нам, что нужнее и лучше, дабы писала ваша богоспасаемая держава и к сущему в Константинополе послу вашему, и велели бы ему видеться с визирем и говорить ему с вашей стороны с большим радением о деле Святаго Гроба, и буде прежде пришествия сей грамоты отпущен будет от вас посол турский, то чтобы опять писало великое ваше царствие послу вашему о том же, потому что турский посол, как нечестивый, может быть и ничего не скажет ему, или хотя и скажет, но недельно и без подобающей политики". Затем Досифей просит государя уведомить его о своих распоряжениях, чтобы ему знать, как поступать и что начинать, дабы возможно было взять святые места от французов. В заключение Досифей сообщает: "В Иерусалиме в нынешнем времени многия беды и буде соизволите, посмотрите грамотку своеручную намесника нашего, которого имеем в Иерусалиме, которую послали мы к гетману Мазепе, чтобы он послал ее к вам. Мы же, будучи в Царьграде, что можем помочь сущим во Иерусалиме старцам? Так страдаем от убожества и худого правления нечестивых; посему и немоществуем и едва не по-всядневно умираем"*. От 25 сентября из Ясс писал Досифей о святых местах и боярину Головину: "Писали мы прежде к божественной державе однажды и дважды о деле Святаго Гроба и ныне пишем; а наипаче, что просветил нас Бог и писали ныне нечто лишнее и тверже, т.е. не только приказать турецкому послу, но и писать к господину Петру Андреевичу в Царьград с повелением, чтобы он повидался с визирем и говорил о святых честных местах. И просим вашу вельможность, чтобы порадели о совершении прошения нашего и чтобы знать дали, как промышлять. Ваша высокость известили нас прежде сего, чтобы присылали старцев и пожаловал бы великий самодержец Святому Гробу у вас какой-нибудь монастырь; однакоже хотя монастыря и желаем для помощи Святому Гробу, но страх от нечестивых велик, как бы не впасть в какое подозрение". На просьбы Досифея о святых местах ему отвечал в ноябре того же 1704 года сам государь особою грамотою, в которой писал: "Грамоты вашея святости, писанные к нам из Ясс и присланные чрез гетмана нашего, мы восприяли в целости и выслушали оых любовно и о достоинном прошении, чтобы учинить к вам о возвращении Святых Мест от французов, како послу турскому, тако и нашему говорити о том повелим"**.
______________________
* Донесение патриаршего иерусалимского наместника, которое прислал Досифей и на которое он ссылается в грамоте государю от 5 сентября, очень любопытно, так как ярко рисует те злоупотребления, какие дозволяли себе иногда турецкие чиновники в Иерусалиме. В письме своем к Досифею от 5 июня 1703 года патриарший наместник рассказывает, что (мая 1703 г.) иерусалимский кади (судия) издал приказ всем иерусалимским христианам и жидам, "чтобы убивать всякому христианину и жидовину по одной собаке на день с роспискою". В исполнение этого приказа кадий турецкие чиновники описали дворы христиан и жидов, "учинив наказ на всякий дом, чтобы хватали по собаке, и отводили б за Святой Сион, и убивали их, и давали бы по пяти магидей писарю за вымарку имени своего; а если кто не пойдет, то раззорят дом его, а самого повесят". Узнав о таком приказе, христиане разбежались было по монастырям, ища в них защиты, однако мы, замечает наместник, не могли избавить их ни челобитьем, ни деньгами, ниже угрозами султанскими, тем более что приказано было и от каждой церкви убить по пяти собак. "Тогда стали, — рассказывает патриарший наместник, — христиане и евреи бросаться по иерусалимским переулкам и хватали собак и прятали их, а кто не мог поймать, покупал их у турков по червонному за собаку: и во второй день мая, в воскресенье, клали их в мешки, выносили и убивали пред многими свидетелями, и давали по пяти магидей денег за вымарку имен своих". Кадий решился арестовать и самого патриаршего наместника в день Вознесения на Елеонской горе. Он написал приказ, запрещавший христианам собираться на Елеонской горе, "потому будто, что там есть их мечеть", но этого указа не обнародовал, ожидая, что православные в Вознесенье явятся на гору, где он — и арестует их как ослушников своего приказа. Вполне рассчитывая на успех своей проделки, кадий уже приготовил было в судейском доме "цепь и три кола". Но мы, сообщает наместник, "проведав от друзей навет кадия, не пошли молиться по обычаю на гору Елеонскую, мирян не пустили и осталось сие всуе". Но этим дело не ограничилось. "Услышал кадий собачий лай и тотчас велел христианам опять хватать и убивать всех оставшихся собак; побежали христиане ловить собак турецких, и били их турки за это. Некоторые христиане пришли и плакали пред кадием, и тот велел хватать турок, а турки начали бросать каменьями в людей кадиевых и тотчас подняли бунт на него. В один час собралось до 3000 с пищалями к воротам кадия, отворили тюрму и выпустили заключенных, дали и христианам позволение носить что хотят, чтобы вооружились. Спрятался грозный начальник, и муселим спрятался также с служившими в сарае, и остались иерусалимляне властителями". В заключение своего рассказа наместник замечает: "Благодарение Богу: двадцать пять мешков кадий взял от армян, шестнадцать мешков и больше взял у французов, а с нас взял только мешка с четыре пени кроме людей его". В другом письме патриарший наместник сообщает между прочим: "В прошедшую Великою Субботу вошли все христиане к Святому Гробу и ни один из самых меньших людей не остался вне. В час святого света пришел Накиб и Мустаф-ага муселим, сели при святых вратах и домогалися исчислять богомольцев, и поелику тогда не было времени, заперли и запечатали святые врата, поставив служивых, извнутри и вне стерегли всю ночь, чтобы никто не убежал. Настал светлый день, и мы пришли и сели у святых врат; привезли с собою и Диванефендия пашу и шехов арабов и опять домогались считать поклонников, и мы радели все три наместника возбранить добром, но не удалось нам... Напоследок видя, что уже будет пролитие крови и убийство у святых врат, закричали все мы на Диванефендия, и на Накиба, и прочих, говоря, что вы к сим вратам пришли с фирманом, и потоптали тех, которым султан отдал их с хатшерифами, так как вы попрали хатшерифы, то мы отходим, делайте что хотите и отдайте ответ султану... Тогда убоялся и Накиб, и Диванефендий, и шейхи и оставили святые врата, дав позволение отворить их и выпустить всех христиан без препятствия".
** Греческие дела 1704 г. № 1. См. Приложение № 10.
______________________
К грамоте государю в январе 1705 года Досифей о святых местах писал, что французы много раз просили у турок разрешения, "чтоб раззорити великий храм Святаго Гроба и состроити б новый, но мы, зная, сколько последует от этого зла, всякий раз успевали добывать иные указы, которыми отменялись данные французам". По возвращении из Карловича турки, подкупленные деньгами французов, дали указ строить храм и даже послали в Иерусалим с этим указом особого агу. Но, говорит Досифей, "уведав о том в мултянской земле, поехали мы в Адрианополь и, взойдя в диван, получили указ крепкий и агу, и опять тому воспрепятствовали. В стольких указах крепких и явных, буде узрит ваша тишайшая держава список с письма Кесарийскаго Хрисанфа, что пишет к нам из Царяграда, выразумеет великое непостоянство поганцев, и безумие, и ничтожность архитиранна султана. Того ради, имея мы намерение побыти в мултянской земле до Святой Пасхи, поедем заранее в Царьград, зане буде победим, надеемся препяти тое, а буде не поедем, то могут сотворити волю свою нечестивцы и еретики, и после будут нам многие труды и головоломы. И Бог святый да смилуется о нас, яко же и прежде, и да поставит в препятие сие противное. Потом с священным указом вашего божественного величества к господину Петру Андреевичу надеемся, пошед туда и переговоря с ним, как подобает, или Святые Места отыщем, или тому злу препятие учиним, и паки честь и слава по Бозе вашего великаго и святаго царствия есть".
В упоминаемом письме Хрисанфа к Досифею, которое последний прислал к государю вместе со своею грамотою, Хрисанф извещал Досифея, что французский посол просил у султана, по повелению своего короля, дозволения французам перестроить свод Святого Гроба и что прежний визирь стал на сторону французов; тогда драгоман Порты, Александр Маврокордато, много говорил рейсефендию и внушил, что, если французы перестроят свод, "уже султан не будет иметь власти опять Святой Гроб отдать кому хочет, потому что будут говорить (французы), что издержали столько тысяч и то есть доход их. Еще же говорил (Александр), что там, где будут строить, могут взять все то, что почитают христиане как святыню, и вывезут в Италию и устроят так Святое Место, и возмется честь сия от царства их (турок), говорил и иное подобное, и тем внушил визирю, что дело сие касается чести царства их и есть надежда, что препнется конечно дело сие. А наконец, говорил (Александр) и то, что если и поволят законникам (французским) строить, пусть напишет сиятельство его один мемориал, чтобы вышли греки и армяне в диван для челобитья. И так или не позволят вовсе, или, хотя позволят, однакож чтоб строили греки, римляне и армяне". В заключение Хрисанф просит Досифея похлопотать известными ему способами, чтобы дело сие осталось по-прежнему*.
______________________
* Греческие дела 1705 г. № 1. См. Приложение №11.
______________________
Это была последняя грамота Досифея русскому царю о святых местах. Досифей умер, не дождавшись исполнения самого заветного своего желания: восстановления во святых местах прав православных греков в их прежнем объеме и значении.
Приложение
Опубликовано: М., Типография А.И. Снегиревой. 1891.
Николай Федорович Каптерев (1847-1917) церковный историк и общественный деятель, член-корреспондент Российской Академии Наук, профессор.
На главную |
Произведения Н.Ф. Каптерева |
