| ||
|
Москва, 22 февраля 1882 В последнее время не один Харьковский университет вновь напомнил о необходимости коренного преобразования наших университетов: то же напоминание, хотя в менее резких формах, идет и от Петербургского университета. На торжественном акте его, 8 сего февраля, не разбрасывались, правда, как в прошлом году, возмутительные прокламации; не было также попытки нанести «оскорбление действием» кому-либо из облеченных властью. Но один почтенный профессор, на которого было возложено университетским советом составление и чтение отчета о состоянии и деятельности университета, не был в состоянии исполнить это поручение: его принудили нескончаемыми криками сойти с кафедры; чтение отчета было тогда поручено ректором другому, более популярному профессору, который и был встречен громом рукоплесканий, но только что он принялся за чтение дальнейших частей отчета, как снова начались крики, и его заставили читать сначала, так что публике пришлось дважды прослушать одно и то же. Раздавался от времени до времени пронзительный свисток, а крикам и аплодисментам при всяком вызове награжденного медалью студента не было конца. Такой ли порядок желательно видеть в университете на его торжественном акте, на который приглашается публика, и в том числе многие высокопоставленные лица? Не было ли это глумлением над присутствовавшим тут министром народного просвещения и всеми учебными властями? Никакое общество или учреждение, тем паче учебное заведение, не может существовать без дисциплины и порядка. Дух дисциплины и порядка должен же наконец быть восстановлен в наших университетах. Этого требуют прежде всего интересы самой учащейся молодежи, которую приходится десятками и сотнями выбрасывать из университетов и рассылать по более или менее отдаленным местам Империи и которая, во всяком случае во время пребывания своего в нынешних университетах, проходит школу непризнавания никаких властей, никаких правил и законов. Восстановления духа порядка и дисциплина в университетах требуют интересы родителей, которые не могут не трепетать за своих сыновей, попадающих в анархическую среду; наконец, интересы всего общества, всего государства. Горе и позор стране, где высшие учебные заведения становятся рассадниками не одних только полезных людей, но вместе и Соловьевых, Желябовых, Кибальчичей со всеми их пособниками из числа бывших студентов, имена которых наполняли собою летопись наших политических процессов за последнее время. Могло ли бы все это быть при твердых, разумных и нормальных порядках? Сила не в том, чтобы только усилить инспекцию над студентами. Как известно, такая мера была уже отчасти испробована в 1879 году по инициативе бывшего тогда харьковского генерал-губернатора графа Лорис-Меликова и не увенчалась успехом: частью она осталась только на бумаге, частью же, будучи вдвинута в совершенно чуждый ей строй, она была парализована в своих действиях и в своем влиянии на студентов прочими университетскими властями: ректором, правлением, университетским советом, даже отдельными профессорами. Ничего подобного не могло бы случиться, если бы сами эти власти и все профессора в отдельности были поставлены в правильные отношения к государственной власти. С этого только и может начаться действительная и сериозная реформа университетов; а пока каждый профессор при своем назначении на должность во всем прохождении своей службы гораздо более зависит от своих сотоварищей, от случайного большинства в факультетском собрании и университетском совете, чем от государственной власти, до тех пор совершенно напрасно было бы рассчитывать на профессоров, профессорские коллегии и выборные от них власти. В таких многолюдных и такими полномочиями облеченных коллегиях, как университетский совет, усердное содействие видам правительства не популярно и оказывающие такое усердие из самых лучших и чистых побуждений легко могут прослыть выскочками и прислужниками, преследующими личные корыстные цели, изменниками так называемому университетскому самоуправлению; при ближайших выборах им грозит забаллотировка, потеря должности и удаление на пенсию, не обеспечивающую семейного человека. Вот почему и самые лучшие, самые благонамеренные из профессоров скорее замкнутся в сферу своего преподавания и своих научных занятий, чем решатся оказать какое-либо содействие инспекции и попечителю в деле нравственно-дисциплинарного благоустройства своего университета. Но если бы вывести их из ложного положения той гнетущей зависимости друг от друга, они оказались бы надежною опорой для осуществления вполне сочувственных им и действительно благотворных для университета и науки государственных видов. Опора эта совершенно необходима. Профессора не могут и не должны быть только чтецами составленных ими более или менее научных курсов: они должны быть истинными наставниками, руководителями и друзьями юношества. Так смотрят на себя университетские профессора, например, в Германии; так смотрели на себя и наши профессора в пору действия устава 1835 года. Но под влиянием злосчастного устава 1863 года взаимные отношения профессоров и студентов совершенно извратились. Если в прежнее время только одни экзамены, на которых профессор являлся решителем участи студентов, могли охлаждать и портить их взаимные отношения, то в настоящее время, сверх того и благодаря тем необычайным полномочиям, которые предоставлены профессорским коллегиям, профессор и сам себя сознает, и студентам представляется частицею той всеобъемлющей власти, от которой зависит все их существование, которая предписывает им законы, правда, никем не исполняемые которая поставляет над ними всех начальников, правда, никем не признаваемых, которая может во всякое время их карать, хотя большею частью этого не смеет, но которая зато обязана как можно более ублажать их, раздавая им стипендии, пособия и льготы, исполняя все их требования и домогательства и оказывая им всякого рода послабления. При таких условиях могут ли быть чистые, искренние, близкие отношения между профессорами и студентами, и наставническое звание профессора не заслоняется ли ролью не только экзаменатора, как прежде, но еще и члена факультетского собрания, университетского совета, университетского суда и правления? Это по преимуществу должностное лицо, по большей части в чинах и украшенное лентами, доступ к которому нелегок и с которым сближение может быть желательно для бедняка-студента только ради внешних выгод. Устав 1863 года, поставив профессоров в крайне ложное положение друг к другу и к государству, вместе с тем внес фальшь и в отношения их к студентам. Всякая близость, искренность и чистота этих отношений, омрачавшаяся прежде только перспективою экзаменов, теперь под влиянием этого устава вовсе исчезла; о характере профессора как наставника юношества забыли и юноши, и профессора, из коих многие, если вопросы высшей университетской политики и администрации еще не заглушили в них любви к науке, склоняются к тому, чтобы смотреть на себя только как на ученых, которые вовсе не обязаны «возиться со студентами». Таким образом, устав 1863 года не только водворил безначалие в университетах, но и отнял у студентов их естественных наставников и руководителей. А между тем, как бы пригодились им эти наставления и это руководство благонамеренных профессоров в смутную пору, которую мы теперь переживаем! Скольких бы они предохранили от пагубных влияний и текущей литературы, и неблагоприятной общественной среды, в которую нередко попадают иногородные студенты, и от искусственно распространяемых преступною пропагандой лжеучений, и скольких бы спасли они от увлечений, приводящих прямо на путь гибели и преступления! В своих профессорах наши студенты в большинстве случаев не имеют теперь, благодаря уставу 1863 года, таких наставников и руководителей, даже отвыкли смотреть на них с этой точки зрения, да и сами профессора, забывая о своей наставнической обязанности, ни в своих частных сношениях со студентами, ни в своих лекциях весьма часто не сообразуются с тем, чего настоятельно требовало бы от них их звание наставников, даже нередко вовлекают их в борьбу свою друг с другом... Какая громадная разница в этом отношении между нашими нынешними профессорами и их германскими собратьями по науке, которые никогда и ни в каком случае в отношениях своих к студентам не забывают, что они наставники, а это их ученики, которым они обязаны не только преподавать науку, руководя всеми их научными занятиями, но в случае надобности делать и замечания, и выговоры, и наставления, охраняя их от всего, что несовместно со званием студента и с честью университета. Только этим характером германских профессоров можно объяснить то, что самые многолюдные из университетов Германии, каковы Берлинский или Лейпцигский, на трехтысячную массу студентов имеют только одного судью, соответствующего нашему инспектору, одного обер-педелля и четырех педеллей, по одному на факультет. Как же не желать, чтоб и наши профессора сколь можно скорее возвратились на путь истинных друзей, наставников и добрых руководителей вверенного им юношества, для чего, конечно, прежде всего необходимо коренное изменение устава 1863 года. Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1882. 23 февраля. № 54.
Михаил Никифорович Катков (1818-1887) - русский публицист, философ, литературный критик, издатель журнала "Русский вестник", редактор-издатель газеты "Московские ведомости", основоположник русской политической журналистики. | ||
|