| ||
|
Москва, 25 января 1874 Медико-хирургическая академия, как о том не раз уже говорилось в петербургских газетах, надеется в скором времени перейти из ведения военного министерства в ведомство народного просвещения. Вопрос об этом действительно, слышали мы, решен в принципе Высочайшею волею, и все дело теперь состоит в соглашении подлежащих министров относительно зданий и помещений, коими поныне пользуются совместно академия и военный госпиталь, служащий клиникою для ее студентов, а равно и бюджетных сумм, отпускаемых на эти учреждения; при отделении академии от военного ведомства и те и другие естественным образом должны быть с точностью разграничены и определены по назначению. Перейдя в ведомство просвещения, Медико-хирургическая академия обратится, как полагают, в медицинский факультет Петербургского университета, нераздельною частью которого ей по всем правам надлежало бы быть давно. Нельзя искренно не порадоваться такому мудрому и справедливому решению. Медико-хирургическая академия по существу и предназначению своему не имеет, — как ясно и понятно это для каждого, — ничего общего с военным ведомством и никакою органическою связью с ним не связана. Теперешняя принадлежность ее к этому ведомству есть ничего более, как случайный припай, объяснение которого мы должны искать в ее истории. Основанная в 1799 году одновременно с Московскою медико-хирургическою академией с главною целью приготовления врачей для армии и флота, она до 1804 года, то есть до времени учреждения министерств, находилась в ведении медицинской коллегии, а в 1804 году причислена была к министерству внутренних дел. В 1811 году, с образованием этого ведомства, академия перешла из министерства внутренних дел в министерство народного просвещения, под началом которого и состояла до 1823 года. Тогдашний министр просвещения князь Ал. Ник. Голицын под влиянием владевших им, как известно, мистических идей передал ее в министерство внутренних дел, разумея ее таким учреждением, материалистическая задача которого несовместима-де с высшими духовными делами, к коим должно стремиться просвещение народное. Переход же академии в ведение военного министерства совершился совершенно неожиданно и, как это видно из «Академических актов», вследствие такого рода обстоятельства: в 1838 году один студент фармацевтического отделения академии, раздраженный тем, что профессор Нечаев не поставил ему переводного балла, совершил покушение на жизнь его; факт этот доведен был, разумеется, до Высочайшего сведения, и император Николай I, видя в нем признак недостаточно зоркого наблюдения над нравственностью студентов академии, отдал ее в виде наказания под более строгую руку военного ведомства. Таков точный факт, таков повод передачи в 1838 году Медико-хирургической академии в ведение военного министерства. До этого времени в продолжение тридцати лет (1808—1838) состоял в должности ее президента знаменитый баронет Виллие. Из недавно помещенной в нашей газете статьи по поводу открытия Михайловской клинической больницы, сооруженной на капитал, завещанный покойным на этот предмет, читатели наши могли составить себе довольно ясно преставление об этом замечательном, незабвенном в истории русской медицины человеке. При том личном значении, каким пользовался баронет Виллие, и при неограниченном к нему доверии императоров Александра I и Николая I, зависимость Медико-хирургической академии от того или другого ведомства была в продолжение всего того времени, в которое он стоял во главе ее, делом чисто номинальным: там ли или здесь, академиею, к вящей пользе ее, все так же полновластно ведал высокопросвещенный ее президент, этот вызванный в Россию иностранец, который, выражаясь его собственными словами, в течение всей своей жизни «озабочен был мыслию об образовании хороших отечественных врачей, дабы тем устранить навсегда необходимость вызова в Россию врачей иностранных». Читатели наши уже знают, с какой высоты смотрел баронет Виллие на эту поставленную им себе задачу, какие высокие требования подготовительного классического образования почитал он необходимыми для того, чтобы «мог образоваться у нас класс врачей-ученых, из среды которых возникнут таланты самобытные, появятся писатели оригинальные, и русская медицинская школа из слепой подражательницы иностранной сделается самостоятельной». К стыду переживаемых нами дней, надо сказать, что эти высокие требования зрелой подготовки к медицинским занятиям могли быть удовлетворены не в пример полнее и успешнее, чем ныне, в то время, когда приходилось действовать баронету Виллие. Воспитанники семинарий и духовный академий, в которых весьма сильно тогда поставлены были оба древние языка и из коих почти исключительно состоял тогдашний контингент слушателей Медико-хирургической академии, были крепкие, привыкшие к плодотворному умственному труду люди; из этого доброго материала в блестящий период деятельности баронета Виллие Медико-хирургическая академия подготовила для России целый ряд замечательных медицинских профессоров и администраторов по военному, морскому и гражданскому ведомствам, искусных врачей и хирургов, заслуги которых во время Наполеоновских войн не раз вызывали горячую благодарность и похвалу со стороны иностранных государей и лучших тогдашних представителей медицинской науки в Европе. С переходом академии в военное ведомство баронет Виллие, этот «военный врач в высшем и обширном значении этого слова», как справедливо назвала его недавно газета военного министерства, отказывается от звания ее президента. Вслед за тем он предоставляет в распоряжение министерства народного просвещения сумму во 100 000 рублей ассигнациями на стипендию его имени «для приготовления на службу военного ведомства отлично образованных и искусных врачей-наствников, которые бы, в свою очередь, могли образовать и приготовить хороших старших врачей для полков и военных госпиталей». Такими стипендиатами его, по выраженной баронетом Виллие воле, должны были быть «те из молодых людей, окончившие курс (университетский) свободных наук (humaniora), кто по конкурсу Советом Университета будет признан того достойным и пожелает посвятить себя изучению медицины». Этими столь твердо определенными и высоко поставленными требованиями досточтимейший человек как бы в предвидении того, что должно было статься в наши дни, явно старался обеспечить будущее близкой и дорогой ему военно-медицинской части в России, подготовляя людей высокой культуры, которые могли бы служить образцами и наставниками для врачей русской армии и флота. Читателям нашим уже известно, что воля Виллие ныне не исполняется. В продолжение некоторого времени стипендия Виллие выдавалась Московским университетом, но затем назначенная на эту стипендию сумма, отданная жертвователем в распоряжение министерства народного просвещения, которое он почитал единственно компетентным там, где прежде всего имелся в виду высший интерес науки, — передана была бывшим министром А.В. Головниным, неведомо ради каких соображений, в то же военное ведомство, от вмешательства которого так очевидно ограждал это дело баронет Виллие. Кому идут теперь эти деньги — нам неизвестно, но уже вследствие этой неизвестности можно усомниться, чтоб их употребление было сообразно с задушевным желанием и ясно выраженною целью высокопросвещенного жертвователя. Нынешнее положение Медико-хирургической академии мало назвать печальным; оно есть положение невозможное, и совершенно понятно поэтому, что еще в 1869 году военный министр предлагал снять с него неподходящую обязанность заведывания этим заведением и передать оное по естественной его принадлежности в ведение министерства просвещения. В настоящую пору все традиции, все начала правильной организации и разумного руководства в Медико-хирургической академии затеряны, всякое единство с однородными ей медицинскими факультетами университетов порвано. Привилегии и огромные средства, которыми пользуется она в прямой ущерб университетских факультетов, постоянно отвлекая от оных учащихся, представляют с государственной точки зрения уже сами по себе положительный вред, но он становится вопиющим, когда эти преимущества свои Медико-хирургическая академия употребляет как приманку для искусственного привлечения недоучившихся юношей к явному, систематическому принижению всего медицинского образования в России! По понятиям нынешних руководителей Медико-хирургической академии, столь мало сходных со стоявшим сорок лет тому назад во главе ее знаменитым британцем, сериозная умственная подготовка к медицинским занятиям есть бесполезная, чуть не пагубная роскошь. «Академия — военное, мол, заведение», и в этом качестве должна готовить не людей высшего специального образования, а «техников» (sic) какой-то небывалой «военно-медицинской» науки. Согласно с такими воззрениями, все дело академии ведется в настоящую пору так, чтоб из нее выходили не образованные, ученые специалисты-медики, а полудикие ремесленники врачебного искусства. Слушатели ее, подобно тем, каких соединяет случайно какая-нибудь публичная лекция, не имеют между собою ничего общего по предварительному образованию и представляют пестрый сброд лиц, набранных изо всевозможных и разнородных учебных заведений; не окончившие гимназического курса юноши и военные гимназисты, семинаристы и воспитанники реальных и раввинских училищ — вот из чего состоит главная масса этих слушателей. Словно приняв себе в начало известный стих Грибоедова: «числом поболее, ценою подешевле», начальство академии озабочено единственно тем, чтобы вопреки всякому здравому педагогическому основанию набрать этих слушателей как можно более и как можно менее требовать доброкачественности их. Приемные и переходные экзамены в академии имеют чисто фиктивный характер, и студенты смотрят на них как на пустую формальность; установленная de jure экзаменационная комиссия состоит de facto из двух-трех профессоров, экзаменующих каждый из своего предмета отдельно друг от друга и даже без участия ассистента. При таких порядках и огромной массе являющихся к экзаменам лиц эта soi-disant [так называемая (фр.)] экзаменационная комиссия не только не находит возможным правильно вести свое дело, но даже и определить личность испытуемых, по большей части профессорам совершенно неведомых. Вследствие сего студенты академии хронически держат экзамены один за другого, и академия выпускает на практику часто поражающих своим полнейшим медицинским невежеством врачей*. Такая же полная неурядица существует и во всем остальном. Конференция академии никакого общего плана преподавания учебных предметов не устанавливает; профессорские программы на обсуждение конференции или вовсе не представляются, или лежат там без изменения со дня поступления преподавателя на кафедру; каждый профессор относительно объема своего курса и учебных приемов действует по произволу, не соображаясь ни с предыдущею подготовкой, ни с предстоящими студентам на следующих курсах занятиями. Неподготовленных, незрелых студентов понукают к так называемым самостоятельным занятиям, вследствие чего они, вместо того чтобы систематически и прилежно усваивать себе преподаваемый им курс медицинских наук, кидаются на специальные микроскопические и химические работы, в которых, разумеется, никакой самостоятельности не оказывают и оказать не могут, но которые дают им повод воображать себя со второго курса не столько учащимися, сколько учеными. Прибавим к этому совершенную бесконтрольность и отсутствие всякой дисциплины в заведении, либеральничанье с учащеюся молодежью, с одной стороны, а с другой — полнейший произвол главного военно-медицинского начальства по отношению к правящей Медико-хирургической академиею конференции, и мы будем иметь полную картину того действительно невозможного положения, в котором находится это заведение. Учебное время сокращено в нем до самых крайних размеров: лекции начинаются в конце сентября и прекращаются в начале апреля, причем следует еще исключить время осеннего разведения мостов, занимающее от одной до двух недель, и рождественскую вакацию. Не довольствуясь таким уже в достаточной мере произвольно сокращенным сроком, некоторые преподаватели перестают читать лекции прямо с марта. Студенты, в свою очередь, не обязанные к курсовым экзаменам (существующим только для стипендиатов, коих всего в академии 279 человек на 1500 студентов, и в том числе только 200 стипендиатов военного ведомства), на половину общего числа их вовсе не являются на лекции, часто даже не живут в Петербурге, а живущие берут по большей части отпуски пред Страстною неделей и не возвращаются до октября. Проведя при таких блаженных условиях и с такою пользою для себя и будущих пациентов свои пять лет академического курса, эти господа являются затем, ничтоже сумняся, к окончательному экзамену, возлагая главнейшее упование на просвещенный либерализм своего военного начальства. И действительно, все сходит с рук наиблагополучнейшим образом. По установленным правилам, студент, получивший неудовлетворительную отметку по одному предмету, имеет право на переэкзаменовку из этого предмета через три месяца, а если он получил такую отметку по двум предметам, то переэкзаменовка допускается не ранее шести месяцев, и притом изо всех предметов курса. Эти правила вполне рациональны, но либеральное начальство видит в них стеснение свободы своих питомцев, и потому существуют они только на бумаге; переэкзаменовка дозволяется официально безо всяких сроков, сколько бы раз студент ни пожелал, и из произвольного числа предметов, как вздумается. В результате выходит, что по окончании пяти лет не выдержавших экзамена не бывает, и не учившийся наравне с учившимся выходит из академии с одинаковым правом на звание, с которым соединены такие важные, такие ответственные обязанности! Либеральное военное начальство Медико-хирургической академии властною рукою своею отстраняет от нерадивого студента всякое сколько-нибудь серьёзное требование, могущее грозить ему со стороны конференции или какого-либо совестливого профессора, и сводит такое требование на нет. Так, узнаем мы, например, из петербургских газет, студент, стипендиат 4-го курса Медико-хирургической академии М., не выдержав экзамена из акушерства и женских болезней, был оставлен на том же курсе с лишением стипендии. Пожаловавшись на такое, по его мнению, притеснении конференции главному военно-медицинскому инспектору, он нашел в нем горячего защитника, который поспешил войти с представлением о «притесненном» М. к г. военному министру и исходатайствовал у сего последнего, вопреки прямому решению конференции, начальническое приказание — допустить помянутого студента 4-го курса прямо к выпускному экзамену на лекаря. И нерадивый студент, возложивший упование свое на либеральное начальство, получает в настоящее время лекарский диплом**. Другой красноречивый случай в том же роде произошел прошлого весной при экзаменах на женских курсах, устроенных, как известно, при Медико-хирургической академии в 1872 году. Несколько воспитанниц, в том числе близкая родственница главного военного-медицинского инспектора г-жа Т., получили неудовлетворительную отметку по физике. По существующим правилам, оне должны были иметь переэкзаменовку в сентябре месяце, но главный военно-медицинский инспектор приказал переэкзаменовать их тотчас же, поручив это не преподавателю, а двум другим профессорам. За продерзость же свою преподаватель должен был подать в отставку и уволен!.. Такие же precedes [методы (фр.)] употребляются начальством и во всех отношениях его к существующей и действующей на основании данных ей прав конференции академии. Почти нет ни одного дела, говорят, особенно по личному составу, где бы решения, постановленные большинством голосов конференции (баллотировкой) не были кассированы высшею военного властью, или по поводу отдельных мнений меньшинства, по представлению все того же главного военно-медицинского инспектора. «Русский Mip», с таким же недоумением, как и мы, относясь к возможности существующих в Медико-хирургической академии порядков, сообщает (№ 5), между прочим, в подтверждение действительности их весьма курьёзные извлечения из «протоколов заседаний конференции академии», свидетельствующие о совершенно диктаторском образе действий начальства относительно этого учреждения. ______________________ * Невежество это, если верить слухам, доходит до того, что в некоторые петербургские аптеки приносились такого рода рецепты, по которым нельзя было отпустить предписанных медикаментов, ибо они, по неведению фармакологии, назначались врачом в таких приемах, от которых неминуемо последовала бы смерть больного.
______________________ Неудивительно, что такое положение вещей, когда, с одной стороны, властвует неизъяснимый произвол, с другой — царит полнейшая анархия, когда в учебном заведении, по выражению одного близко знакомого с ним почтенного лица, «все говорят о свободе и никто об обязанностях, все заботятся о популярности и никто о долге», — неудивительно, что такое положение привело и без того уже незрелое, неподготовленное, набранное без разбора изо всех углов юношество Медико-хирургической академии к прискорбной деморализации, развило в нем болезненное самолюбие и дерзкое отрицание всякого над собою контроля, порядка и дисциплины. По отзывам, заслуживающим полного доверия, такое настроение академических студентов, постепенно усиливаясь в последние 5—6 лет (со смерти бывшего президента академии Дубовицкого), дошло в настоящее время до полной распущенности. Они буквально делают в академии все, что им угодно; инспекция существует только по имени и не смеет существовать иначе; в аудиториях студенты курят во время лекций, курят во всех коридорах, курят в клинических палатах, несмотря на вывешенные всюду печатные против этого запрещения, громко разговаривают, прерывают преподавателей во время лекций. Сообщаемые нам образчики грубых выходок студентов против профессоров своих едва вероятны, и еще удивительнее, что буде профессор вздумает принести жалобу на грубость к нему студента, то наряжается третейский суд (?!), имеющий предварительно разобрать, кто действительно виноват, профессор или студент... Переход академии в ведение министерства просвещения представляется единственным и разумнейшим исходом из аномалии, в которую поставлена она была случайностью передачи ее в 1838 году в виде наказания в военное ведомство. Таково, как сообщает «Гражданин», мнение «лучших профессоров академии», кои с величайшим сочувствием и глубокою благодарностью отнеслись к воспоследовавшему Высочайшему решению, которое они, как и все здравомыслящие люди, разумеют не иначе как «спасением всего нашего медицинского образования». Имея намерение весьма скоро еще раз вернуться к этому предмету, мы теперь не будем касаться тех пристрастных суждений, которые слышатся кое-где в защиту какого-то «сродства», образовавшегося будто бы между Медико-хирургическою академией и военным ведомством. Скажем здесь мимоходом, что «сродство» это образовалось, должно быть, весьма недавно, а именно с 1869 года, когда сам военный министр почитал себя столь мало связанным родственными узами с академиею, что собственною своею инициативою предлагал избавить его от сопряженной с заведыванием ею ответственности... Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1874. 26 января. № 25.
Михаил Никифорович Катков (1818-1887) - русский публицист, философ, литературный критик, издатель журнала "Русский вестник", редактор-издатель газеты "Московские ведомости", основоположник русской политической журналистики. | ||
|