М.Н. Катков
Промышленный и торговый кризис

На главную

Произведения М.Н. Каткова


<1>

Москва, 15 февраля 1883

Вот уже несколько месяцев длится общий и повсеместный промышленный и торговый кризис. У торговцев нейдут с рук товары, покупатели забирают их в половинном и част менее чем в половинном количестве против того, как покупались они обычно. С нераспроданными запасами товаров на руках, не имея в виду усиления их распродажи в близком будущем, торговцы воздерживаются от заказов и закупок новых партий товаров. Нетрудно понять, как такое положение торговых дел должно отзываться на производстве. Необходимый для правильного хода производства оборот капиталов нарушен. Деньги, затраченные на производство фабрикантом или заводчиком, не возвращаются к нему путем продажи продуктов, чтобы давать ему средства для дальнейшего ведения дела. Сильное сокращение сбыта, граничащее с приостановкой его, так как и сокращенный сбыт возможен лишь при значительном понижении цен, ведет к тому, что фабрики и заводы занимаются выработкой товаров не для снабжения ими потребителей, а главным образом для наполнения своих же складов. И, по приходящим отовсюду сведениям, фабричные и заводские склады переполнены массой нейдущих с рук товаров. Работать для наполнения своих складов при невозможности продать заготовленные товары по сходным и сносным ценам, чтобы выручить деньги, затраченные на производство, дело не только не выгодное, но и опасное во многих отношениях. Прежде всего, оно может вести к банкротствам совершенно особого рода, к несостоятельности фирм, у которых актив значительно выше пассива, но которые недостатком сбыта ставятся в невозможность оплачивать свои срочные обязательства, потому что их капиталы заключаются в массах товара, и эти капиталы при данных обстоятельствах не могут быть обращены в деньги соответственно расчету, по какому срочные обязательства выдавались. Затем, производство не для сбыта, а для переполнения фабричных складов, кроме вышеупомянутых разорительных несостоятельностей со всеми их печальными, широко разветвляющимися последствиями, ведет еще к другому злу, — к продлению кризиса против того периода времени, каким он мог бы ограничиться, ибо излишне заготовленный, переполнивший склады товар не перестанет угнетать рынки сбыта до тех пор, пока не разойдется между потребителями. Для крупных и сильных фирм, конечно, все это имеет сравнительно меньшее значение: им менее грозит опасность несостоятельности, им легче пережить кризис, если б он и затянулся еще на некоторое время. Но не такова участь фирм мелкого и среднего калибра: им прямо грозит разорение, которое только облегчит монополизацию производства в руках крупных и сильных производителей.

Известен рецепт, прописываемый политико-экономами в случаях, подобных нашему нынешнему промышленному кризису для ослабления его вредных последствий: необходимо временное сокращение производства, приведение его в соразмерность с видами на сбыт производимых продуктов. Чтобы знать этот рецепт и его целебность, не требуется, впрочем, знакомства ни с политико-экономическою, ни с иными науками: сокращать и даже прекращать производство во время кризиса вынуждает фабриканта прямой расчет, и не только расчет, но и просто необходимость по истощении средств, положенных в производство и не возвращающихся фабрикантам вследствие застоя в оборотах. Эта необходимость сокращения производства чувствуется у нас почти повсеместно. Производство без соответственного сбыта есть производство в прямой убыток, а несомненно убыточным делом мало кто хочет и мало кто может заниматься. С разных сторон приходят вести, что фабрики то тут, то там уменьшают производство, сокращая число рабочих дней и часов, или уменьшают убыточность производства понижением заработной платы. И нет сомнения, что при нынешних обстоятельствах деятельность фабрик сократилась бы несравненно быстрее и гораздо в больших размерах, если бы фабриканты в этом деле могли руководиться только расчетами невыгод от продолжения производства. Но кроме убыточности производства без надежды на удовлетворительный сбыт, фабриканты должны руководиться еще и иными соображениями. Выгодное для них сокращение производства невыгодно для массы рабочих. Как бы ни было убыточно продолжение производства, фабриканту не может быть желательно совершенным прекращением его порвать часто многими годами и десятками лет установившиеся связи с местным рабочим населением и тем создать затруднение для своей деятельности, когда, по миновании кризиса, настанет для нее благоприятное время. Фабрикантам нужно поэтому лишь уменьшить для себя убыточность дела, не приостанавливая его вполне, чтоб иметь возможность пережить кризис без разорения. Но это недостижимо без ущерба для рабочих. Всякое сокращение работ, всякое понижение заработной платы уменьшает их средства к жизни. Рабочим было бы желательно, чтобы вся тяжесть кризиса пала на хозяев.

Это столкновение интересов хозяина с интересами рабочего люда сказывалось в тех или иных формах везде и при всех серьезных промышленных кризисах. Периоды таких кризисов бывают обыкновенно и периодами обострения рабочего вопроса. У нас рабочего вопроса в том смысле, как он давно возник во многих других государствах, слава Богу, нет; той полной разрозненности, того решительного антагонизма между хозяевами и рабочими, какие бывают в других странах, у нас не замечается. Но без столкновения между интересами двух сторон при разных случаях, конечно, не может обойтись дело и у нас. Невозможно, чтоб и нынешний кризис, признаваемый всеми особенно тяжелым, не подавал к тому повода. Самым лучшим выходом из этих столкновений было бы соглашение на экономической почве. Было бы всего лучше, если бы рабочим могло быть объяснено, а ими понято, что кризис есть общая беда как их, так и их хозяев, что эту беду нужно пережить общими силами и обоюдными жертвами; что во время кризиса для самих рабочих бывает выгоднее мириться с некоторым понижением задельной платы или с известным уменьшением работ, чем домогаться, чтобы хозяева продолжали производство в тех же размерах и на тех же условиях, как в хорошее время, пока не лопнут; что лучше потерпеть временное уменьшение заработка, чем потерять его вовсе. Но не всегда бывает то, что желательно, и недоразумения между хозяевами и рабочими требуют по местами вмешательства власти, которая устанавливала бы взаимные отношения между сторонами на основании закона.

К сожалению, в нашем законодательстве по этой части большой пробел, восполняемый с грехом пополам подбором нескольких кое-как случайно сопоставленных правил, во многом противоречащих и самим себе, и требованиям жизни и справедливости, частию неисполнимых, частию неисполняемых на практике, — правил, которые каждый может прочесть в выдаваемых рабочим расчетных тетрадях. Трудность руководиться этими правилами возникает почти каждый раз, когда является в том надобность. Необходимость закона, на который можно было бы опираться при разрешении обоюдных жалоб и несогласий между рабочими и хозяевами, сознается давно. Лет семь тому назад вопрос об этом был в полном ходу, составлялись, изменялись и дополнялись, переходя из комиссий в комиссии, законодательные проекты по этому важному предмету, но вскоре дело вдруг заглохло и было предано забвению. Теперь обстоятельства принуждают о нем вспомнить.

Вследствие промышленного кризиса, как сказано, во многих местностях и на многих фабриках и заводах состоялось сокращение дней и часов работы или понижение задельной платы рабочим. Было ли это делом законным или правонарушением? Хорошо, если такого вопроса не возникало, но он ежеминутно может возникнуть и потребовать решения со стороны властей. Чем могут оне руководствоваться при постановлении своих решений?

В «правилах», определяющих «обязанности и права хозяев», находим параграф третий, который гласит, что «хозяин не вправе понизить самовольно задельную или месячную плату прежде истечения условленного срока». Подробного разъяснения этого правила нет, но широкое в интересах рабочего люда истолкование его влечет за собою тот вывод, что в течение всего того периода, на который нанят рабочий, хозяин не вправе самовольно ни понизить той сдельной платы, какая существовала на фабрике в момент поступления на нее рабочего, ни сократить до истечения срока, на который нанят рабочий размеры производства, так как это сокращение уменьшило бы заработок, то есть изменило бы условие, которое имел в виду рабочий, поступая на фабрику. Чего нельзя сделать самовольно, то может быть, однако, сделано по соглашению или с чьего-либо разрешения ввиду исключительных обстоятельств. К сожалению, в «правилах» нет никаких указаний на то, кем, каким путем и при каких обстоятельствах могло бы быть дано подобное разрешение, равно как нет указаний и на то, какими способами могло бы в подобных случаях состояться соглашение между хозяином и рабочим и каким порядком оное могло бы быть засвидетельствовано, дабы ни та, ни другая сторона не оспаривала потом его условий и не отказывалась подчиниться им. Этот существенный пробел в «правилах», не восполняемый никаким обязательным для обеих сторон, основанным на праве постановлением, ведет к тому, что все многочисленные случаи понижения фабричных заработков и сокращения работ остаются под вопросом, должно ли их причислить к самовольным, то есть незаконным, действиям или же они произошли без нарушения права. Рабочие обыкновенно нанимаются на срок от Покрова до Пасхи. Вскоре после того оказывается необходимость ввиду обозначившегося кризиса сократить или уменьшить стоимость производства. Принимается одна из таких мер: или сокращение работ с 6 на 5 дней в неделю, или отмена работ в ночную смену от 11 до 5 часов утра, или понижение на 10% сдельной платы. За месяц вывешивается об этом объявление. Затем в течение двух месяцев рабочие рассчитываются на новых условиях. Считать ли, что в данном случае не было самовольного поступка? Если он был, то у рабочих было достаточно времени, чтоб его обжаловать. Но правы ли они будут, если вместо принесения жалобы сделают стачку?

В других странах, например в Англии, где правительство не вмешивается в борьбу между трудом и капиталом, стачки служат в известной мере гарантией для одной стороны против давления другой. Но у нас стачки не могут быть допускаемы, и нет никакого основания к их допущению, когда власть берет на себя установление отношений между сторонами при возникновении споров и недоразумений. У нас необходимы энергические меры к тому, чтобы стачек не было, необходимо указать рабочим законный путь для заявления их неудовольствий с пресечением незаконного. Если стачка вызвана нарушением прав рабочего люда, нарушенные права должны быть восстановлены; но если при стачке обнаружился дурной дух, волнующий рабочих, то не следует оказывать поблажек вредным элементам. Такие поблажки в видах поддержания на время внешнего и мнимого порядка и спокойствия были бы плохою политикой, какими бы громкими фразами и софизмами она ни оправдывалась. Не довольно ли мы поплатились за систему поблажек вредному духу и несогласимым элементам? Благодаря такой системе умиротворения мы сами подготовили условия, при каких только и мог вспыхнуть польский мятеж 1863 года. Тою же системой поблажек мы в течение нескольких лет сами создали ряд тех университетских беспорядков, благодаря которым испорчено столько молодежи. Должно остерегаться, чтобы не внести порчу и в среду нашего рабочего населения. Оно отличается пока добрым духом, не допускающим возникновения у нас рабочего вопроса в той острой форме, как за границей. Но власть у нас достаточно сильна на то, чтоб из ничего создать худое.

<2>

Москва, 16 февраля 1883

Сущность переживаемого ныне страною промышленного кризиса совершенно ясна и понятна: сильно уменьшился спрос на товары внутреннего производства, и потому они остаются на руках у их производителей, которые вынуждаются этим, во избежание разорения, сокращать работы или понижать плату рабочим. Но чем причинен этот кризис, что его обостряет и поддерживает? Товары русского производства не находят сбыта в обычных размерах. Но почему же этот сбыт сузился и что мешает ему расшириться?

Как на одну из главных причин нашего нынешнего промышленного кризиса справедливо указывается на неблагоприятное положение нашей хлебной торговли, характеризуемое вялостью заграничного спроса и упадком цен на хлеб. Отсюда недостаток денежных средств у сельского населения, то есть у главного потребителя изделий русского производства.

Само собою разумеется, что при недостатке денег приходится сокращать расходы и воздерживаться от многих покупок. Но так ли велик на самом деле этот причиненный временною заминкой в хлебной торговле недостаток средств, чтобы можно было только одною этою причиной объяснять возникший промышленный кризис во всем его объеме и силе? Не в такой же мере хлебный сбыт плох, чтобы привести к какому-то небывалому, исключительному безденежью. Хлеб шел за границу по ценам, много понизившимся против прежних, но зато, по таможенным сведениям, его вывезено в минувшем 1882 г. в полтора раза более против 1881 года*. Таким образом, в денежном отношении потерянное на ценах было частию возмещено размерами сбыта, а отсюда далеко до такого общего безденежья, каким мог бы быть объяснен нынешний промышленный кризис. Притом, если б именно во внезапно возникшем недостатке денежных средств была главная причина застоя в сбыте продуктов русской промышленности, то эта же причина, этот же недостаток средств должен был бы повести к сокращению сбыта у нас не одних русских, но и заграничных товаров. А этого на деле, по тем же таможенным сведениям, вовсе не видно. Оказывается, таким образом, странный факт не столько уменьшения денежных средств, сколько усиления в них свойства уклоняться от покупки русских товаров и обращаться на покупку иностранных. И обозначился такой странный факт именно вслед за недавнею Всероссийскою промышленно-художественною выставкой, столь наглядно показавшею технические успехи, достигнутые нашими заводчиками и фабрикантами и доказавшею неосновательность огульного предпочтения всяких иностранных товаров своим, русским; именно вслед за тем, — правда, робкими и незначительными, — изменениями в нашем таможенном тарифе, на которые в № 27 «Правительственного Вестника» указывалось как на пункт поворота нашей торговой политики к системе покровительства отечественной промышленности...

______________________

* Именно, всего в одиннадцать месяцев, с 1 января по 1 декабря, было вывезено:
В 1881 году 21442 375 четв.
В 1882 ----- 32 515 063 -----

______________________

Кстати об этих недавних изменениях в тарифе и об оказанном ими содействии русской промышленности. Одно из наиболее важных в ряду этих изменений относилось к определению диаметра прутового железа, при котором оно должно считаться за проволоку. Занимающиеся этою отраслью металлического производства заводчики усмотрели в этой тарифной перемене сериозное поощрение и в расчете на нее приняли меры к расширению выработки русской проволоки, сделав в этих видах немалые затраты. Им пришлось, однако, горько разочароваться. Изменение статьи 167 таможенного тарифа повело не к ограждению русских рынков от наплыва иностранной проволоки, а наоборот, к загромождению их массами этого иностранного товара, надолго парализовавшему действие льготы, которая так порадовала было русских заводчиков. Вследствие отсрочек относительно вступления в силу упомянутой статьи в измененном виде получились, как видно из последней таможенной ведомости, следующие цифры: в одиннадцать месяцев, с 1 января по 1 декабря, было привезено из-за границы железной и стальной проволоки:

В 1881 году--------------14 020 пудов.
В 1882 ----- ------------ 560 172 пудов.

Затем и по миновании отсрочек, приведших к такому результату, по вступлении наконец изменения ст. 167 тарифа в полную силу, далеко еще не настала пора для русских проволочников воспользоваться дарованною им 1 июня льготой. Прутовое железо до полудюйма в диаметре не проникает более в Россию чрез таможни по европейской границе иначе как под условием оплаты охранительною для русского производства пошлиной. Но это не значит, чтобы не пропускаемое без этого условия чрез означенные таможни иностранное прутовое железо не могло проникать к нам иным путем, в обход этих таможен, совершенно беспошлинно и в каком угодно количестве под видом финляндского продукта. Видя грозящую отсюда опасность русскому металлическому производству, «Наследники П.И. Гужон» заявили о ней чрез посредство нашей газеты (№ 14). В этом своем заявлении они ошиблись, предположив, что дело идет о даровании льготы по привозу в Россию финляндского прутового железа в определенном количестве. Эта их ошибка чрез месяц, но сугубо исправлена официальным «опровержением», напечатанным двукратно, сперва в прибавлении к «Правительственному Вестнику», разосланном 14 февраля, затем в № той же газеты от 15 февраля. Из этого опровержения явствует, что «Наследники П.И. Гужон» видят условия, в какие поставлено русское производство, в слишком розовом цвете. Не со ввозом нескольких десятков тысяч пудов прутового железа, и то лишь в случае, если бы мнимое ходатайство о таковом ввозе было уважено, приходится иметь дело русскому производству, но с правом Финляндии ввозить в Россию прутовое железо беспошлинно в не ограниченном никакою нормою количестве. Ведутся, правда, переговоры между министром финансов Империи и финляндским сенатом, но к чему они придут и когда окончатся — неизвестно. До тех же пор не десятки тысяч, а сколько угодно, хоть миллионы пудов привозного прутового железа (всякого, без различия диаметра) могут быть беспошлинно водворены в России и образовать в ней запасы этого товара хоть на несколько лет, так что осуществление данной 1 июня охраны русскому производству может оказаться отложенным ad calendas graecas.

Пример поучительный, дающий нить к разъяснению причин нашего нынешнего промышленного кризиса. Не относительно одного прутового и проволочного железа служит Финляндия рогом изобилия, из которого сыплются на русские рынки разные беспошлинные товары. Было бы слишком трудно перечислить все эти товары: понадобилось бы несколько колонн нашей газеты для того, чтобы перепечатать 1) «Роспись финляндским товарам и изделиям, кои дозволяется привозить в Россию по сухопутной финляндской границе, также Балтийским морем, Финским заливом и частью Ладожским озером, прямо из Финляндии на финляндских и российских судах без пошлин, но не иначе как со свидетельствами местного начальства в том, что они происхождения и изделия финляндского, и которые сверх клейма мануфактур, фабрик и заводов, на коих выделаны, должны иметь клейма фабрикантных судов или, где оных нет, магистратов, поколику могут подлежать таковым клеймам» и 2) «Роспись финляндским товарам, произведениям и изделиям, кои дозволяется привозить в Россию по сухопутной финляндской границе, также Ладожским озером, Балтийским морем и Финским заливом, прямо из Финляндии на финляндских или российских судах без свидетельства о происхождении и без пошлины » (Св. Зак. т. VI, Уст. Тамож. по прод. 1876 г. Прилож. к ст. 1485).

Но Финляндия представляет собою хотя и широкие, но не главные ворота, чрез которые вторгаются в Россию иностранные товары в подрыв русскому производству оных. Еще шире отворены южные кавказские ворота под транзитным флагом...

Закавказский транзит выдается за торговлю иностранцев с Персией. Но на деле это не торговля с Персией, а просто водворение в России иностранных товаров без соблюдения тех условий, какие требуются при прохождении их чрез наши таможни. Вызываются в Петербург одни за другими выборные от разных биржевых комитетов и мануфактурных советов, уже высказавшихся обстоятельно о значении транзитного вопроса, вызываются неизвестно зачем. От всех этих экспертов едва ли можно ожидать услышать что-нибудь еще новое в разъяснение вопроса, из-за чего стоило бы затягивать его решение. А предположено будто бы, как говорят, пригласить еще экспертов и от Петербургского биржевого общества, как будто его голос может иметь какой-нибудь вес в этом совершенно ему чуждом и незнакомом деле. А быть может, не излишне было бы осведомиться кой о чем у некоторых проживающих в Москве персиян, ведущих действительную, а не мнимую торговлю в Персии и хорошо с нею знакомых. Эти персияне, как слышно, очень сомневаются, чтобы кавказские транзитоторговцы вели дела действительно с Персией и сбывали именно туда свои транзитные товары... Нет, не в Персию идут, не для нее назначаются эти товары, а для контрабандного водворения в России, для вытеснения русских товаров с их обычных рынков, и со всех каспийских прибрежий, и с Поволжья, и отовсюду, куда покровительствуемый контрабандный товар может проникнуть.

Имеет или не имеет это значения при объяснении причин нашего нынешнего промышленного кризиса? Заметим между прочим, что начало кризиса как раз совпало с необычайным, небывалым усилением размеров закавказского транзита: в предшедшие годы он определялся сотнями тысяч пудов; в минувшем 1882 году он дошел уже до миллиона пудов. С транзитными товарами повторяется, очевидно, то же, что проделывалось с проволокой во время вышеупомянутых отсрочек применения статья 167 тарифа в измененном виде. Пока о транзите судят да рядят, пережевывая одно и то же до оскомины, иностранцы и их кавказские агенты спешат ввезти к нам чрез закавказские транзито-контрабандные ворота неслыханные прежде массы товаров, спешат тем с большим рвением, чем слабее становится надежда, что вопрос будет наконец решен не в русском, а в иностранном интересе. Их главное желание теперь — чтобы решение вопроса как можно более затянулось, чтоб он прошел еще какие-нибудь инстанции... Им дорог тут каждый день; при усиленной транзитной работе можно в короткое время заготовить в России склады quasi-транзитных товаров не только в годичной, но и в двух-, и в трехгодичной пропорции, после чего, пожалуй, запрещайте транзит... Не скоро тогда дождетесь пользы от запрета, не скоро и русская промышленность получит обратно рынки сбыта, нужные ей, чтобы выйти из нынешнего кризиса и дохнуть полною грудью...


Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1883.16,17 февраля. № 47, 48.

Михаил Никифорович Катков (1818-1887) — русский публицист, философ, литературный критик, издатель журнала "Русский вестник", редактор-издатель газеты "Московские ведомости", основоположник русской политической журналистики.



На главную

Произведения М.Н. Каткова

Монастыри и храмы Северо-запада