| ||
|
Москва, 16 февраля 1880 Когда заводится у нас речь об университетах, нередко можно встретить обращение ко временам, когда во главе управления Московским учебным округом стоял граф С.Г. Строганов. О временах этих упоминается и официально, и приватно, на собраниях и в адресах, в статьях и речах. «Светлые предания» этой эпохи выставляются как бы в укор нынешнему времени; возвращение к ним рекомендуется как наилучшее преобразование. При этом весьма решительно повествуется, что эпоха управления графа Строганова была чем-то вроде золотого века университетского самоуправления, и рассказывается, что знаменитый попечитель «проводил в жизнь» начала «автономии», дарованной-де университетам уставом 1835 года и расширенной ныне действующими постановлениями. Проницательному читателю и внимательному слушателю предоставляется самим дорисовать картину университетской корпорации, распоряжающейся по своему усмотрению под охраною попечителя, приводящего в исполнение решения профессорских собраний. Нельзя не согласиться, что чествуемая эпоха действительно была эпохой процветания Московского университета и его «светлым временем», правдивая история которого представила бы немало поучительного и для нашего времени. К сожалению, история любопытной эпохи в изображении новейших летописцев менее всего имеет общего с правдивостью и свидетельствует только о значительном запасе смелости повествователей, забывших, по-видимому, что не вымерло еще поколение, действовавшее в изображаемое ими время. Как действовал знаменитый попечитель и каким путем не в новейшей фантазии, а в прошлой действительности старейший из русских университетов, вверенный его управлению, был доведен им до состояния процветания? Блаженны, говорят, народы, не имеющие истории. Именно в таком блаженном состоянии был совет Московского университета в продолжение четырнадцатилетнего попечительства графа Строганова. Историк, который вздумает перелистывать советские протоколы за этот промежуток времени, не встретит в них и следа той кипучей советской деятельности, какую можно усмотреть в университетских протоколах новой эпохи и которая главным образом выражается в столкновениях их членов между собою и целой комиссии с попечителями. Не только не было «историй», но даже незаметно, чтобы какие-либо сериозные дела, касавшиеся университета, подвергались обсуждению в совете. Занесут в протокол какое-нибудь начальническое распоряжение, переданное на бумаге, а чаще ректором на словах, отметят экзамен, выдадут по утверждении диплом, запишут ходатайство какого-нибудь факультета о книге или инструмента и т.п. Все бесцветно и вяло в административной деятельности профессорской корпорации, никто не борется за права, никто не стоит на страже интересов. Но в то же время университетская жизнь в смысле научной и учебной деятельности несомненно процветает. Центр тяжести управления находится в попечителе, действующем по своему усмотрению. Граф Строганов вступил в управление Московским университетом в августе 1835 года, о чем совет университета и получил извещение в заседании 26 августа. В протоколе того же заседания значится, что новый попечитель утвердил экзаменаторов для вступающих в университет и правила испытания, изъявил согласие, чтоб были баллотированы в ординарные профессоры экстраординарные профессоры Эйнбродт и Иовский. С первых дней вступления главною заботой нового попечителя было обновление личного состава преподавателей. Профессоры, как Ивашковский, Василевский, Снегирев, были в непродолжительный срок уволены по прошению и болезни. В университет вступило значительное число новых преподавателей. Как происходило их назначение и как вообще делалось назначение профессоров во время попечительства графа Строганова? Во весь этот период университет фактически был, можно сказать, лишен права избрания, хотя такое и было ему предоставлено уставом 1835 года. За все это время мы не припомним ни одного профессора или адъюнкта, вступившего в университет по советскому избранию, и можем припомнить десятки вступивших по назначению без всяких баллотировок. Вот какая была в те годы автономия! Самый порядок, каким происходили назначения, заслуживает внимания, и полагаемы небезынтересным привести несколько примеров. В протоколе заседания совета Московского университета 4 сентября 1835 года занесено предложение попечителя, в котором он сообщает «о назначении в оный университет пятерых возвратившихся из Германии русских ученых, а именно: докторов философии Шаховского и Крюкова и медицины Филомафитского, магистра философии Чивилева и кандидата философии Печерина, не утверждая их ни адъюнктами, ни профессорами». По выслушании предложения «призваны были в собрание доктора Шаховской, Крюков и Филомафитский, от которых и отобраны сведения о главном предмете каждого из них». Согласно этим сведениям назначено преподавание. Подобным образом, без утверждения адъюнктами или профессорами, причислены были к университету в том же месяце доктора законоведения Редкин, Крылов и Баршев. По введении в действие нового устава молодые преподаватели были назначены экстраординарными профессорами, а чрез два года повышены по ходатайству попечителя в ординарные. Не лишено интереса, как состоялось назначение профессора Армфельда на кафедру судебной медицины. Армфельд, состоявший ординатором при университетской больнице, был в начале 1834 года отпущен за границу с сохранением на службе для занятия науками. В феврале 1836 года попечитель сообщил совету, что «его сиятельством назначены путешествующему от сего университета в чужих краях доктору медицины Армфельду предметом занятий — судебная медицина, история и литература медицины с оставлением за границею до 1 сентября 1837 года, с тем что ему предоставлена будет в университете кафедра судебной медицины, если он по возвращении окажет себя достойным. Приказали: предложение попечителя приобщить к делу и об изъясненном распоряжении его сиятельства уведомить медицинский факультет». Когда в 1837 году Армфельд возвратился, попечитель уведомил совет, что возвратившийся из-за границы доктор Армфельд «желает занять кафедру судебной медицины». Попечитель предложил «допустить его к пробной лекции и, если удовлетворит требованиям факультета, поручить ему преподавание». Граф Строганов сам был на пробной лекции, остался доволен и в октябре того же года сообщил совету, что министр по его представлению назначил Армфельда исправляющим должность ординарного профессора со всеми правами этого звания, кроме выбора в деканы и ректоры. Как был назначен Грановский? В мае 1836 года попечитель уведомил совет, что «государь император по всеподданнейшему докладу г. министра народного просвещения, основанному на ходатайстве ее сиятельства, в четвертый день того месяца изъявил высочайшее соизволение на отправление кандидата Петербургского университета Тимофея Грановского для усовершенствования по части всеобщей истории в Берлин на два года с производством ему на содержание за границей по 3580 рублей в год и с обращением расхода на счет экономических сумм Московского университета». По возвращении в 1839 году Грановский был определен преподавателем всеобщей истории в Московский университет и оставался в этом звании до 1845 года, когда по защищении магистерской диссертации был утвержден в звании исправляющего должность экстраординарного профессора. Непосредственному выбору попечителя обязан был Московский университет назначением Леонтьева, Кудрявцева, Соловьева и многих других. Повышение преподавателей в профессорской иерархии, в свою очередь, обращало на себя значительное внимание попечителя, руководившего и в этом деле своим усмотрением. С первой же поры своего попечительства он дал понять, что менее всего намерен смотреть на свою должность как на инстанцию, назначенную, чтоб утверждать советские представления. Совет ходатайствовал о повышении Г.Е. Щуровского в звание ординарного профессора по кафедре минералогии. Попечителю повышение показалось несколько преждевременным. Об ответе его узнаем из протокола заседания 23 сентября 1836 года, где значится: «На представление совета об утверждении экстраординарного профессора Щуровского ординарным профессором его сиятельство ответствует, что если г. Щуровским будут представлены еще опыты отличного преподавания минералогии и геогнозии и сверх того новые ученые сочинения по оным, подобные изданным им по зоологии, то его сиятельство не преминет ходатайствовать о вознаграждении его званием ординарного профессора». Утверждение последовало лишь в 1838 году. Приведенных примеров, полагаем, достаточно, чтобы показать, как стояло дело назначения профессоров в эпоху графа Строганова. Дело преподавания и испытания находилось также под бдительным наблюдением попечителя. Он посещал лекции, рассматривал программы, и бывали случаи — возвращал их для пополнений и изменений. Заметив в 1837 году ослабления в испытании нововступающих, немедленно требует объяснения причин, почему такое ослабление произошло. Попечитель входил в мелочи дела и, заметив, например, однажды в списке предположенных к выписке журналов «Gazette des Tribunaux», делает распоряжение о невыписке этого издания. Как смотрел граф Строганов на университетскую автономию, лучше всего можно видеть из возражения его на предположения министра (в 1842 году) касательно преобразования в ходе университетского преподавания и испытаний. Сообщив попечителю свои соображения, министр предложил ему «внести это дело на рассмотрение совета «Московского университета и о мнении оного со своим заключением представить в свое время». Проект этот встретил в графе Строганове самого резкого противника. Он даже отказал министру во внесении дела в совет, хотя оно вполне входило в профессорскую компетенцию, и мотивировал свой отказ следующими соображениями. «Правила, — писал он, — служившие до настоящего времени основанием внутреннего порядка в Московском университете, никогда не были обсуждаемы в совете. Возложенные на членов оного трудные обязанности со времени преобразования университетов приводились всегда в исполнение по одному настоятельному и сильному влиянию местного начальства. Вызванные теперь на свободное и гласное толкование сих мер, гг. профессоры сделаются судьями в собственном деле, доверие к существующему порядку поколеблется, а разгласка сих суждений будет иметь еще невыгоднейшее влияние на самих студентов, тем более что новое предположение является как выражение убеждений министерства. Признавая подобный приступ к столь важному делу несогласным с общепринятым в России порядком, я не решился передать совету университета предложение вашего высокопревосходительства, а долгом почитаю представить вам, м. г., собственные мои по этому предмету заключения». Как происходило в Московском университете устройство новых учреждений, возведение построек и вообще распоряжения по хозяйственной части? Понятие о том можно получить, припомнив, как сделана была, например, капитальная перестройка в 1843 году университетской обсерватории на Трех Горах. Построенная в начале тридцатых годов обсерватория Московского университета имела значение весьма скромного учебного пособия, далеко не стояла на уровне современной науки и не могла идти в сравнение не только с Пулковскою, но и с обсерваториями некоторых других русских университетов, уже довольно роскошными. Около 1842 года возвратился из-за границы адъюнкт Драшусов, занимавшийся в лучших обсерваториях и хорошо знакомый с устройством этого рода учреждений. На него граф Строганов помимо всех университетских инстанций личным и непосредственным распоряжением возложил все дело приведения Московской обсерватории в уровень с современными научными требованиями. В 1849 году А.Н. Драшусов составил при содействии архитектора Авдеева план нового устройства здания обсерватории. План был представлен попечителем министру, был рассмотрен и одобрен Академиею наук и удостоен Высочайшего утверждения. Надзор за работами, заказ художниками новых снарядов на значительные суммы были возложены исключительно на А.Н. Драшусова, исполнившего дело с замечательным успехом. Все распоряжения и приобретения происходили помимо университета, по личному разрешению попечителя. Правление получило только предписания об уплате той или другой суммы. Говорить ли о надзоре за студентами? Кому неизвестно, что все дисциплинарное ведение студентов было в ту эпоху в руках инспектора, находившегося в непосредственном подчинении попечителю, независимого от ректора и совета, ежедневно являвшегося к графу Строганову и получавшего от него приказания и наставления. Мы сделали точный очерк системы, какою руководился граф Строганов в своем управлении Московским университетом. Самая смелая фантазия едва ли усмотрит в ней хотя бы одну черту той системы, какая чествуется ныне под именем системы самоуправления. Но есть нечто более смелое, чем фантазия. Это обман. Сказать правду, больших успехов в умственной и нравственной области мы не сделали в последние годы, но отлично навострились обращать печать в орудие обмана и интриги... Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1880.17 февраля. № 47.
Михаил Никифорович Катков (1818-1887) - русский публицист, философ, литературный критик, издатель журнала "Русский вестник", редактор-издатель газеты "Московские ведомости", основоположник русской политической журналистики. | ||
|