Л.А. Тихомиров
Двадцатипятилетие кончины М.Н. Каткова

День 20 июля является в настоящем году двадцатипятилетнею годовщиной кончины Михаила Никифоровича Каткова, замечательнейшего из политических публицистов России, достигшего такого влияния во внутренних делах и внешней политики своей страны, какого ни до того, ни после того не имел у нас ни один политический писатель.

М.Н. Катковым в этом отношении была проложена дорога и вообще всей русской печати. Сравниться с ним в этом отношении не мог, однако, никто, так как сила Каткова создавалась редкою комбинацией личных способностей: прозорливый политик, он был искусным организатором, являлся писателем необычайного таланта и обладал исключительною энергией. Сочетанием этих дарований М.Н. Катков только и мог, не занимая никакого официального положения, являться в течение более 30 лет могущественным государственным деятелем, подчас затмевавшим значение министров.

Естественно, что он в вечной борьбе имел множество врагов, тем более что шел в большинстве случаев против господствующих течений. Как все люди такого калибра, он видел вокруг себя не только людей ему преданных, но и жгучую ненависть разнообразных врагов. Эта ненависть проводила его в могилу и долго мешала его беспристрастной оценке.

После его кончины, в 1887 году, не раз возникала мысль об увековечении его памяти общественным монументом. Но самое значение его в политике, вызывавшее ненависть переживших его противников, постоянно являлось препятствием для осуществления этой мысли.

В настоящее время мы, однако, настолько отошли уже от его эпохи, что к нынешнему двадцатипятилетию со дня его кончины Россия, конечно, могла бы вспомнить свою обязанность почтить человека, принесшего на служение ей такую громадную силу убеждения, таланта и энергии. По сообщению "Курской были" (№ 139), в среде курского дворянства мысль об этом приняла некоторые реальные формы. "Среди некоторых дворян Курской губернии, — говорит газета, — возникла мысль о желании увековечить память защитника тех исторических заветов, которые особенно дороги курскому дворянству. Была, между прочим, предложена мысль об открытии подписки на сооружение памятника-бюста Каткову в Москве, на Страстном бульваре, откуда его мощное слово раздавалось на всю Россию. Так как имя Каткова и вся его публицистическая деятельность тесно связаны с Москвой, то Курский губернский предводитель дворянства князь Л.И. Дондуков-Изъединов обратился по этому вопросу с письмом к Московскому губернскому предводителю дворянства А.Д. Самарину".

Из этого обращения, насколько нам известно, доселе еще ничего не воспоследовало. Но нельзя не сказать, что, так сказать, партийность М.Н. Каткова собственно для настоящего времени уже не должна бы заслонять пред Россией его общенациональной роли и значения.

В условиях своего времени он служил не кому и не чему иному, как России. Дело Каткова во многом восторжествовало, стало более национальным, чем было при его жизни. Его идеи, хотя иногда и бессознательно, проникли в понятия общества, создав в нем многое, поддержавшее теперь Россию в разгар пережитой ей новой смуты.

Катков не был доктринером, ни практическим политиком; он защищал но отвлеченные положения, и те меры, которые были при данных условиях, по убеждению его, наиболее полезны для страны. Для определения полезности мер и частных задач у него всегда оставалась одна неизменная мерка, сознание которой и вкоренено им в умы русских.

Катков глубже других русских ученых и публицистов, до него бывших, осознал значение для России государства. В этом отношении его предшественником можно назвать разве Карамзина. Для Каткова русская нация сливалась в неразрывное целое с русским государством. Единство, мощь и развитие государства русского — вот что было основною меркой всех частных, защищаемых им мер политики внутренней, внешней, административной, общественной, экономической. На этом основном фоне никто лучше Каткова не понимал значение Верховной Власти Самодержавия. Для русского государства, объединяющего множество народностей и выросшего на идее Самодержавия, нет другого способа единения и мощи, как самодержавная власть. Это была глубочайшая идея Каткова, из-за которой и восставали против него "либералы" и тем паче "радикалы", с которыми он столько воевал. Та же идея единения, нравственной сплоченности нации, побуждала его придавать громадное политическое значение Православной Церкви, которую он точно также теснейше связывал с Самодержавием. Царь для него являлся центром и выразителем всестороннего единения народа с государством, потому что Царь и создан этим единением и является его поддержкой и орудием.

Вот этому-то государству, без которого нет ни единения народа, ни способов к его развитию, этому-то самодержавию, без которого нет единого мощного государства, и служил Катков. Он не был врагом свободы и прав. Напротив, считал их необходимыми. Но когда свобода или право грозили стать орудием подрыва Самодержавия, то есть русского государства, — Катков страстно требовал ограничения свободы, не навсегда, не по принципу, а в качестве меры, необходимой в данный момент для государства. Он никогда не смотрел на "подданных", как на каких-то рабов власти. Напротив, он требовал от русских — быть активными гражданами, указывал, что они "имеют более чем политические права — имеют политические обязанности". Но если веяния времени побуждали граждан пользоваться политическими правами для подрыва и разрушения государства, — Катков страстно требовал обуздания, опять же не как постоянного положения, а как меры, в данное время необходимой для государства, то есть для всего народа.

Эта-то вечная практическая проповедь государственности вошла в сознание русских гораздо глубже, чем многие из них сами думают, и сослужила огромную службу России в годину сложной смуты, потрясшей наши дни.

И потому-то ошибочно говорить, будто бы позднейшее время разрушило дело М.Н. Каткова. Кое в чем — да, но кое в чем — наши дни осуществили дело Каткова. Разве не его идея разрушила вековую ткань финляндского обособления? Разве не его государственная идея сказывается в том, что даже сами поляки обнаруживают готовность государственного единения с Россией? Разве не наши вписали в законы единство и нераздельность России и единство государственного языка? И если современное отношение к Самодержавию вызвало бы, конечно, горячо негодующие строки Каткова, то наше время доказало и справедливость того, что почивший трибун государственности говорил о парламентаризме и партиях.

Враги русской государственности и при жизни боролись против него. Но государство русское и все ему преданные могут сказать, что теперь — самое надлежащее время почтить памятником того, кто всю жизнь посвятил на развитие государственных сил, спасших Россию в развале смуты.

Истекшие со времени кончины его двадцать пять лет уже вывели М.Н. Каткова из возможности принадлежать в узком смысле к партиям наших дней. Но все, которые стоят в наши дни за государственность, за монархию, за единство и нераздельность России — в каких бы частных партиях они не состояли — должны вспомнить в Каткове могучего борца за эти дорогие для них начала и подготовителя тех живых сил, с помощью которых современная Россия борется против антигосударственных стремлений революции. И это основное дело, которому служил М.Н. Катков, вполне дает основания для того, чтобы серьезно подумать о памятнике ему.

Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1912. № 168 (20 июля).

Тихомиров Лев Александрович (1852-1923) — политический деятель, публицист, религиозный философ.