| ||
|
В письме в редакцию г-на "Не публициста", помещенном в № "Русской Речи" от 14 мая сего года, находится выражение, приписывающее мне то, чего я не говорил. Там сказано: "Г. Никонов говорит, что были времена, когда при определении слова "нация" на первом месте ставили "единство крови" Каткова". Здесь неправильно приписывается: 1) г-ну Никонову (которого не имею чести знать) то, чего он не говорил обо мне и моем отношении к "единству крови", 2) влагается в мои уста то, чего я не говорил и не помышлял... Никакого определения "нации" я не давал и не даю, и не могу дать, так как и вообще никто такого бесспорного определения не давал и не может дать. И об отношении "единства крови" к понятию нации я ничего не говорил. Мое отношение к "определениям" основано на науке общего языковедения. Если римские юристы инстинктивно выражали истину в положении, что "всякое определение... опасно" (omnis definitio periculosa est), то современные языковеды объяснили нам причину этого. Единицею мышления служит не слово, а предложение (фраза). Это бесспорнейшее положение воочию доказывается существованием многочисленных языков, не знающих наших слов. В определениях же люди стараются заставить слова играть несвойственную им роль чего-то самостоятельного. Искание определений играет очень важную роль в деле нашего умственного развития, но всякое определение есть нечто несовершенное, искусственное, временное и чреватое опасностями. Значение наших слов-понятий, как учит наука о языке-мышлении, определяется предложениями и обстоятельствами вне предложений. Значение моего выражения "вексель есть институт с национальной окраской" определяется противопоставлением этого термина термину "космополитический" в той же фразе. И с точки зрения такого противопоставления швейцарский вексель — вексель с национальной окраской, независимо от того, живет ли в Швейцарии одна национальность или четыре, а австрийский вексель также не является космополитом, независимо от того, какая национальность преобладает в Австрии. Недостаточно задолбить omnis definitio periculosa est, но важно понимать, почему это так. Масса сил растрачивается у юристов потому, что все их определения, например, понятие договора в учебниках и в монографиях — неполны, неверны и... опасны. Определение нации выражением, исключающим возможность применения этого понятия к грекам, римлянам, арабам, китайцам, евреям и т.д., игравшим роль ранее XVIII и XIX столетий, очевидно не соответствует ни одному из словарей тех языков, где это слово существует. Это особый условный язык, за которым мы не можем заставить идти большинство людей. Насколько я помню, речь на диспуте зашла об отношении наших понятий к словам: как это ни странно покажется многим, но наши "понятия" — это наши "слова". Расчленение нашей мысли на понятия совершается под влиянием расчленения нашей речи на слова. Где нет соответствующих слов, там нет и понятий. Японец питается главным образом рисом, но абстрактного понятия и слова "рис" не имеет. Миссионеры среди некоторых индейских племен Южной Америки не могли передать нашего учения о Боге этим дикарям, так как у них не было соответствующего нашему понятия слова "Бог". Мышление "без слов" возможно, как в том смысле, что есть языки без слов (как мы их имеем), так и в том, что есть другие "выразительные движения", кроме звуков речи. Но наука создана лишь благодаря мышлению, опирающемуся на человеческую речь, и в великие заблуждения, в мифологию и схоластику впадает она благодаря речи. Можно с величайшим презрением относиться к речи как к чему-то материальному, по сравнению с спиритуализмом (якобы) чистого мышления, но освободиться от пагубного влияния речи можно только благодаря науке о языке. Завися от речи, хотя бы в том смысле, в каком виноградная лоза в своем росте зависит от поставленной рядом с ней палки (да не примет кто-либо этой картины за передачу действительного отношения мышления и речи), наука, как и вообще мышление, не космополитична, а национальна, так как мы не знаем языка вообще, а язык французский, английский, папуасский и пр. И не было такого мудреца, который бы смог приобщить японца или чукчу к благам европейской культуры, не приобщая его к европейским языкам: не внося в его язык новых элементов, выработанных языками — мышлением европейцев, а для полноты и широты усвоения не заставляя его изучить европейский какой-нибудь язык. Даже математике, пользующейся в столь значительной степени интернациональными идеограммами (1, 2, 3, 4 х 6 = 24 и пр.), нельзя научить народы, считающие только до трех, не внеся в речь их изменений из наших языков или не заставивших их изучить какой-либо европейский язык. Юрист же, не знающий элементов науки о языке — мышления, всегда будет блуждать среди мифов, создаваемых речью, и тратить свои лучшие силы, как их тратили схоластики. Национальность мышления — факт величайшей научной и практической верности. Языковедение учит нас, что, например, русское "деревня" не соответствует немецкому Dorf и французскому village. Еще менее соответствуют понятия свободы, власти, закона, собственности, труда... на русском языке их эквивалентам по словарю в английском, немецком и других языках. В этом несоответствии причина непонимания нашей "образованной" публикой западной жизни и обратно: непонимания нас европейцами. Западная литература юридическая и публицистическая понимается, да и то не вполне, только некоторыми знатоками европейской жизни, а большая публика способна создавать из нее разве разбойно-сумасшедшие революции, вроде только что пережитой нами. Впервые опубликовано: Русская речь. 1910. Май, 16.
Василий Данилович Катков (1867-1919) — русский правовед, профессор, публицист. | ||
|