| ||
|
Эту идею о парламентаризме, "который справедливо называют величайшим из современных предрассудков и который в Италии и Франции (Donnat, la politique experimentale) все более и более мешает развитию правильной системы управления, так как не соответствует характеру народа", вы, читатель, найдете не в каком-либо "черносотенном" произведении отечественной литературы, а в одном из литературных трудов той самой Западной Европы, которая имела возможность на опыте испытать прелести парламентаризма: в недавно переведенной на русский язык книге Ломброзо и Ляски: "Политическая преступность и революция" (стр. 243). Многие отрицательные стороны жизни "конституционных" стран вообще и парламентарных в особенности, несомненно, исчезли бы, если бы в них водворилась та "лучшая (по словам Гейне) демократия", в которой государством управляло бы одно лицо, а не многоголовое собрание из случайно выдвинутых преходящим настроением толпы людей. У англосаксов, где выросли те учреждения, которые сделались объектом подражания для других народов, они также не являются идеалом лучшего управления страной. Это выражается как в стремлении к усилению королевской власти, так и в том, что для громадного по населению большинства своих владений сами англичане не считают возможным применение тех самых начал управления, которые существуют у них и которые некоторыми публицистами-теоретиками выставляются как безусловный идеал государственности и последнее слово "науки". Народ может принять ошибочную систему управления страной, и, однако же, эта ошибка может и не вести к пагубным последствиям, если в характере и истории народа существуют обстоятельства, смягчающие ошибку. Хорошими сторонами государственной жизни англичане обязаны прежде всего активному характеру народа, суровому воспитанию в течение целых веков, строгости нравов и глубокой религиозности, живущей и теперь среди значительной части населения. Парламентаризм в Англии установлен был не народом и не в интересах народа, а знатными, образованными и сильными людьми в интересах расширения собственной власти и лучшего господства над массами. Английские монархи не устояли в борьбе из-за власти со своей знатью не потому, чтобы правда была на стороне этой знати, а потому, что не позаботились своевременно организовать народные массы в опору себе. Народ остался пассивным зрителем в борьбе знати с монархами и нашел себе худшего господина в лице господ из парламента, чем был бы им наследственный, сильный, ни от кого не зависимый монарх. "Народное благо" было только ширмой в борьбе за власть знати, которую они представляли как борьбу за свободу и счастье всего народа. Это обычный прием всякой своекорыстной манипуляции: нужно представить ее как требуемую "благом нации". Какое "народное благо" вышло из этого стремления лишить короля власти и отнять у него возможность защищать свой народ, то есть незнатное, небогатое, несильное и непросвещенное большинство, это "нация" узнала только тогда, когда все крестьянство было обезземелено, — в руках якобы народолюбивой знати очутились огромные поместья, где она предавалась охоте, а промышленная деятельность захвачена была капиталистами. Тогда придумано было средство — демократизация парламента, введение в его состав элементов, которые могли бы защищать небогатого и непросвещенного от насилий и своекорыстия знати, так как естественного защитника, сильного, никем неограниченного монарха, у народа уже не было. Но и эта мера не достигает своей цели: парламентарный строй и теперь служит раем для богатого, образованного, сильного и знатного, и чистилищем или даже адом для бедняков, спасающихся из него только путем переселения за море. Системой воспитания и всякого рода внушения от масс скрывают настоящую причину их бедствий: режим, при котором все места на пиру природы оказываются занятыми господами из парламента или их присными. Но люди, которые подобно Карлейлю поднимались из народных масс силой своего ума и образования, видели ясно, что парламентаризм не служит совсем той цели, ради которой его создала знать: не "народное благо" было его жизненным нервом. Смутное создание этого в народных массах вместе с интересами между народного положения Англии и создало теперь течение в пользу империализма, который не может, конечно, обойтись без усиления королевской власти и поведет, вероятно, в будущем к государственному переустройству на началах, ближе лежащих к самодержавному строю Русской Империи. Это уже сделано по отношению к значительнейшей части Великобритании — трехсотмиллионной Индии. Сначала ее вырвали из рук коммерческой компании, а потом усилили "официализм" и объявили население подданными индийской императрицы. Будущее в Англии принадлежит монархическому началу, которое в своем настоящем и чистом виде и выражается термином "самодержавие". Уклонившись от монархической формы управления, которую еще Аристотель и Плутарх считали лучшей, Англия в конце концов должна будет восстановить ее и устранить уродующие ее черты, обнимаемые словом "парламентаризм". Народу нужен неподкупный Судия и независимый ни от кого Страж его интересов, нужен Правитель, стоящий выше всяких партий, выше временных настроений и связанный всеми своими интересами и всею своей и своего потомства жизнью с судьбою страны. Нужно, чтобы во главе правления стоял человек, который имел бы полную свободу руководиться в деле управления только велениями своей совести, не заботясь об угождении какому-нибудь случайно подобранному парламенту, который может состоять как наши первая и вторая Думы или из близоруких честолюбцев, или из совершенных невежд в деле правления, или даже из прямых преступников, из тюрем вышедших и в тюрьму возвратившихся. Если такой новый курс страны, давшей другим образцы для подражания в деле управления, то еще с большей необходимостью придется пойти по этому курсу подражавшим странам. Если во Франции и Италии парламентаризм мешает установлению правильной системы управления, то еще сколь более не подходит он к условиям государственной жизни в Австрии, Португалии, Румынии и России, раздираемых внутренними смутами или трениями вследствие недостатка сильной центральной, объединяющей страну власти. Только монархическое начало в его чистом виде способно служить якорем спасения для подобных государств. Где не только нет устойчивой государственной культуры, но и нравственные понятия, служащие ей основанием, стоят на глиняных ногах, а свобода делается источником горя для населения и ничего не внушает к себе, кроме страха, ненависти и презрения, там безусловно необходимо создать крепкую, независимую и грозную власть на страх всем антигосударственным элементам и на защиту мирных и честных тружеников. Историческая неустойчивость парламентаризма объясняется гнилостью питающих его корней. Управлять государством ко благу народа не могут ни все, ни большинство, ни меньшинство. Ко благу народа может управлять страною только одно лицо, поставленное в исключительное положение: ни от кого не зависимое, никому не угождающее, никого не боящееся. Все не могут управлять страной, потому что к этому делу нельзя привлечь детей и младенцев, больных, стариков и женщин, а остальная часть населения, хотя бы она составляла большинство, призванная к управлению вся, дала бы преобладание числа над качеством, количества над достоинством и подавила бы исключительные сильные умы, исключительные, сильные характеры, опытность и познания. Не все дела управления столь просты, чтобы они могли быть понятны всем или даже только большинству: для многих из них нужны выдающийся ум, высокое развитие, обширные познания в связи с честностью, опытностью, мудростью и таким положением, которое исключало бы влияние побочных факторов: страха, лести, угодничества и пр. Не власть большинства, а счастье народа — верховная цель управления. Дать власть большинству, значить отдать народ под руководство лжеапостолов и демагогов, которые непременно приведут его к несчастью. Признавать решающее значение за голосом большинства в деле законодательства или управления значит устранять влияние всегда немногочисленных честных характеров и исключительно высоких интеллектов. Большинство, толпа всегда будет ребенком в деле управления. И благосостояние народа столь же несовместимо с властью большинства или толпы, как здоровое развитие и будущность ребенка несогласимы с полной свободой и всемогуществом его в детском возрасте. Меньшинство, которое фактически всегда становится управляющей машиной страны, выполняет хорошо свое предназначение только тогда, когда оно подобрано и действует под контролем высшей единоличной власти, вполне свободной и ответственной не перед толпою, а перед совестью, историей и Богом, то есть когда во главе стоит самодержавный, неограниченный Государь. Если парламентаризм в смысле установления правильной системы управления есть только предрассудок, очевидно, что введение его требуется не интересами народа, а какими-либо частными интересами. Во всех странах парламентаризма мы видим необычайный рост чиновничества. Адвокаты, разные служащие и представители "свободных профессий" путем парламентаризма создают себе несколько сот теплых местечек в качестве членов парламента, а потом, добившись власти, создают места для родственников, знакомых и для поддерживавших их партизанов. "Свободный" народ оказывается рабом сплотившейся кучки людей, сделавших себе профессию из политики, вроде наших кадетов. "Если приглядеться пристальнее, — говорится в той же книге ("Политическая преступность и революции, стр. 19), — то весь современный государственный механизм работает на пользу адвокатов, для которых золото, отнятое мошенниками у честных людей, превращается в капиталы, точно так же, как земля, под влиянием червей, превращается в плодородный humus (чернозем). В Соединенных Штатах, стране архидемократической, состав действительно самодержавного народа сводится к двум- или тремстам тысяч субъектов (это из 85 миллионов!?), находящих средства к жизни в занятии политикой, так что издержки их на избрание покрываются бюджетом государства. Благодаря этому вместо трех тысяч чиновников, как было тридцать лет тому назад, там теперь их больше ста тысяч". Вот вам и сокровенный смысл всего современного строя конституционных государств или конституционного строя современных государств! И это не по оценке "Русского знамени", "Веча", "Киевлянина" и прочей "черносотенной" российской литературы, а по свидетельству самих же западных европейцев. Изменить это печальное положение можно только возрождением строго монархических начал управления, то есть воссозданием Самодержавия. Впервые опубликовано: Харьковские Губернские Ведомости. 1907. № 166.
Василий Данилович Катков (1867-1919) — русский правовед, профессор, публицист.
| ||
|