А.А. Кизеветтер
Внутренняя политика в царствование императора Николая Павловича

На главную

Произведения А.А. Кизеветтера

СОДЕРЖАНИЕ

1. ЗАДАЧИ И СРЕДСТВА ПРАВИТЕЛЬСТВА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ I

Широко распространен тот взгляд, что внутренняя политика правительства императора Николая I была безусловно чужда каких-либо преобразовательных начинаний, что это была политика застоя par excellence. Этот взгляд не может быть принят без существенных оговорок. Особенность внутренней политики названного царствования заключалась не в недостатке преобразовательных попыток, а скорее наоборот: в той самонадеянности, с которой правящая бюрократия бралась за разработку широких и коренных государственных задач. И если тем не менее это царствование никогда и никем не будет названо эпохой реформ, причина тому лежит в своеобразии приемов и способов, посредством которых подготовлялись тогда задуманные преобразования и которые заранее обрекали на полное бесплодие все попытки правительства вступить на путь реформационной работы. Вряд ли кто решится причислить императора Николая Павловича к разряду утопистов, а между тем политическая программа его царствования отличалась чрезвычайной утопичностью. Две несбыточные идеи лежали в ее основе: 1) мысль о возможности разрешения крупных государственных проблем путем частичных и нечувствительных изменений в мелких подробностях старого порядка и 2) надежда провести в жизнь реформу этого порядка при помощи тех органов, которые сами входили необходимым элементом в его состав. Задумывались реформы, которые должны были всколыхнуть самые глубины народной жизни, и при этом говорилось, что преобразование предстоит осуществлять такими мерами, которые "отнюдь не имели бы вида какой-нибудь перемены". Готовились снимать с народа цепи крепостной неволи — и ждали разрешения этой великой проблемы от сановных бюрократов, которые сами выросли целиком на горбу порабощенного крестьянства, а в то же время все побеги прогрессивной общественной мысли взнуздывались всезахватывающей полицейской опекой. Нетрудно предугадать, что получалось в результате подготовки государственных преобразований по такому своеобразному методу. Скрипели перья, исписывались горы бумаги, комиссии и комитеты беспрерывно сменяли друг друга, и деятельность правящих сфер носила все видимые черты интенсивной работы. Но эта бумажная работа не получала реальных отражений на жизненной практике. Ее содержание сводилось к изощренному словесному развитию некоторых предрешенных положений, в которых каждая сколько-нибудь жизнеспособная мысль всегда была обставлена коварными ограничительными оговорками, лишавшими ее всякого практического значения. То был непрерывный бюрократический "бег на месте", подобный тому, который употребляется в гимнастике и при котором люди, деятельно двигаясь, никуда не подвигаются. Только привлечение к государственной работе живых общественных сил могло бы придать реальное значение преобразовательным попыткам правительства, но такое привлечение как раз и не входило в политическую программу николаевского царствования: первым требованием этой программы было отрицание всякого рода общественной самодеятельности и инициативы и уже затем вторым нумером ставилась подготовка социальных преобразований.

История преобразовательных попыток в царствование императора Николая Павловича представляет яркий образчик беспомощности всесильной на вид бюрократии, отгородившейся от всякого общения с живыми силами страны. Обе указанные выше характеристические черты этой политики — и сознание необходимости серьезных преобразований, и боязнь участия общества в их разработке — выросли из одного и того же зерна, глубоко запавшего в душу императора Николая. То было 14 декабря 1825 г. Событие, разыгравшееся в этот знаменательный день на Сенатской площади Петербурга, не выходило из головы императора в течение всей его жизни. Оно произвело на государя двойственное впечатление. С одной стороны, он был потрясен готовностью тайных обществ прибегнуть к чисто революционным средствам для достижения своих целей, и с этого времени во всяком, хотя бы самом невинном, проявлении общественной инициативы ему уже чудился призрак кровавого переворота. Отсюда развился тот невыносимый полицейский гнет, который навис над русским обществом на все 30-летие николаевского царствования. Но, с другой стороны, декабрьское возмущение и вызванное им расследование деятельности тайных обществ не могло не обнажить перед глазами правительства картины глубоких политических недугов, подтачивавших благосостояние России. Сами декабристы позаботились о том, чтобы общественное значение их дела вскрылось как можно ярче на учиненном над ними суде. Для себя лично они уже не ожидали ни снисхождения, ни справедливости от своих судей, в гражданское мужество и беспристрастие которых они не имели основания верить. Но, чувствуя себя во власти этих судей, перед лицом самой смерти они не переставали заботиться о России. Пусть — думали они — хотя бы косвенно, чрез фильтр Следственной комиссии дойдет до престола голос правды о вопиющих нуждах русской земли и, может быть, кое-что из того, что не удалось осуществить путем переворота, выполнит впоследствии сама самодержавная власть. Движимые этой мыслью, декабристы вставляли в свои показания на следствии обширные рассуждения о причинах царящего в России неустройства и о тех преобразованиях, в которых, по их мнению, нуждалась страна. Много красноречивого было ими сказано, например, об ужасах крепостного права и о чудовищных злоупотреблениях администрации. На личном допросе у государя некоторые из них ловили всякую удобную минуту, чтобы сообщить царю какую-либо из своих заветных идей. Наконец, некоторые декабристы обращались к государю из крепости с письмами, в которых опять-таки говорилось о необходимых преобразованиях*. Внимательное и непредубежденное ознакомление со всеми этими устными и письменными заявлениями декабристов должно было бы внушить правительству высокое представление о мужественном и бескорыстном патриотизме их авторов. И у нас есть некоторые данные, свидетельствующие о том, что правительство склонно было признать в заявлениях декабристов голос политической мудрости. Делопроизводителю Следственной комиссии Боровкову поручено было составить из писем и записок декабристов о внутреннем положении России систематический свод для представления государю. Эта работа действительно была выполнена. Государь оставил свод у себя в кабинете, один список с него сообщил цесаревичу Константину, другой — председателю Комитета министров князю Кочубею. Впоследствии Кочубей говорил Боровкову: "Государь часто просматривает ваш любопытный свод и черпает из него много дельного, да и я часто к нему прибегаю". Этот свод был представлен и комитету 6 декабря 1826 г., в котором обсуждались проекты государственных преобразований и о котором будет подробно рассказано в своем месте. Комитет, заслушав свод в заседании 27 марта 1827 г., в своем "заключении" признал, что в своде "содержатся многие истины, на кои правительство отчасти обратило уже внимание", и положил "извлечь из сих сведений возможную пользу при будущих трудах своих", хотя и прибавил при этом, соблюдая бюрократическое приличие, "что в показаниях злоумышленников существующее действительно зло весьма увеличено, чего и ожидать надлежало от людей, желавших прикрыть свой умысел благовидным предлогом"**.

______________________

* См. статью В. И. Семевского "Крестьянский вопрос в России во второй половине XVIII и первой половине ХIХв." в сборнике "Крестьянский Строй". Т. I.C. 237-241.
** Бумаги комитета 1826 г. в Сборнике Исторического общества. Т. 74- С. 94.

______________________

В записках Боровкова приведен полный текст этого свода, что и дает нам возможность составить понятие о том, в какой форме и в каком объеме достигли престола думы, волновавшие декабристов и открывшие им путь частью на эшафот, частью — в казематы Сибири.

Во введении к своду* очень кратко, но совершенно правильно указаны причины всеобщего недовольства существующим порядком. Либеральные начинания первых лет александровского царствования развязали языки и возбудили надежды: "Все свободно говорили, что думали, и по многому хорошему ждали еще лучшего". Затем патриотическая борьба с Наполеоном пробудила народное самосознание и взрастила в сердцах чувство самоуважения и независимости. Народ возроптал усиленно против крепостной неволи. "Мы проливали кровь за спасение отечества, — говорили возвратившиеся по домам ратники, — а нас опять заставляют потеть на барщине; мы избавили родину от тирана, а нас опять тиранят господа!" Образованное общество мечтало о водворении в России политической свободы. "Войска от генералов до солдат, пришедши в отечество, только и толковали, как хорошо в чужих краях". Обещание дать России конституцию, провозглашенное императором при открытии Варшавского сейма, было принято обществом как луч сладкой надежды. И после всего этого резкий поворот правительственного курса смутил и ожесточил передовых людей, а пущенная в ход система усиленного шпионства заставила их разговаривать более скрытно и тем теснее сближаться друг с другом. Репрессия сверху породила конспирацию снизу. Глубокое расстройство всех сторон государственной жизни питало общественное недовольство. В целом ряде пунктов свода перечисляются далее главнейшие из этих неустройств. Законы, полные противоречий, не приведены в систему, отчего "сильные и ябедники торжествуют, а бедность и невинность страждут". Судопроизводство страдает сложностью, многочисленностью инстанций, волокитой и лихоимством. Система управления представляет полное искажение правильных начал; губернские учреждения Екатерины II извращены: губернаторы и генерал-губернаторы хозяйничают в областях как настоящие сатрапы; центральное управление утратило единство и представляет нестройную громаду; сенат, это хранилище законов, блюститель правосудия и благоустройства, обращен в простую типографию, подчиненную каждому лицу, пользующемуся доверенностью монарха; система министерств привела к полному отсутствию гласности в делопроизводстве и к постоянному прикрытию злоупотреблений формальной обрядностью; в результате — произвол восторжествовал по всей линии. Жалованье чиновникам распределяется крайне неравномерно: наряду с огромными окладами заместителей разных синекур громадная масса приказных обречена работать с утра до вечера за 30 или 40 рублей ассигнациями в год. Земские повинности, изнурительные для населения, взимаются без всяких форм, без всякой поверки, без всякого учета. Наложение этих повинностей предоставляется всецело усмотрению местных властей: "Стоило губернатору пожелать награды, и вся губерния, стеная, вынуждена была приносить величайшие пожертвования". Выбивание недоимок приводит население к полному оскудению и упадку духа.

______________________

* Русская Старина. 1898. Т. 96. С. 353-362.

______________________

Казенное хозяйство — лишено планомерности и исполнено хищений; искусно составляемые отчеты не имеют ничего общего с действительным положением финансов; господство казенных монополий подрывает промышленность, разоряет и развращает народ. Торговля расстроена неустойчивостью тарифной политики. Состояние флота сводится к отсутствию флота: "...корабли ежегодно строились, отводились в Кронштадт и нередко гнили, не сделав ни одной кампании. Итак, переводится последний лес, тратятся деньги, а флота нет". Дворяне-помещики и крепостные крестьяне живут в ужасных условиях. Помещики неистовствуют над своими крестьянами, продавать в розницу семьи, похищать невинность, развращать крестьянских жен считается ни во что, что и делается явно, не говоря уже о тягостном обременении барщиною и оброками. Духовенство сельское предано пьянству и не имеет никакого нравственного авторитета. Купечество находится в угнетенном положении, оно страдает и от торгово-промышленного кризиса после 1812 г., расшатавшего многие состояния, и от стеснительных узаконений: права, облагораживающие граждан, присвоены законом не лицу, а капиталу, и потому добродетельный, но бедный купец остается в низшем звании, тогда как бесчестный, но богатый, объявя капитал, получает права, равняющие его с знатнейшим дворянством. Казенные крестьяне, отданные в полную власть земской полиции, уездных судов и губернских правлений, совершенно разоряются частыми набегами чиновников. Никто о них не печется, никто не ответствует за их благосостояние. Свод заканчивается знаменательным заключением, в котором указаны многочисленные трудные и сложные задачи, предстоящие правительству: "надобно даровать ясные, положительные законы, водворить правосудие учреждением кратчайшего судопроизводства, возвысить нравственное образование духовенства, подкрепить дворянство, упавшее и совершенно разоренное займами в кредитных учреждениях, воскресить торговлю и промышленность незыблемыми уставами, направить просвещение юношества сообразно каждому состоянию, улучшить положение землевладельцев, уничтожить унизительную продажу людей, воскресить флот, поощрить частных людей к мореплаванию, словом — исправить неисчисленные беспорядки и злоупотребления".

Такими чертами изображено было на основании показаний декабристов внутреннее состояние России. Даже и под пером благонамеренного чиновника, каким был составитель свода, картина эта сохранила достаточную долю выразительности. Глубокие, коренные реформы, обнимающие все стороны государственного быта, — вот что выдвигалось на очередь жизненными потребностями России. Сопоставление заключения свода с его введением должно было навести на мысль, что все указанные реформы могли быть осуществлены лишь при помощи благомыслящих передовых представителей самого общества. Но, как уже было сказано, правительство императора Николая Павловича раз навсегда отказалось от услуг общественной самодеятельности. Лучшие люди земли были посланы на эшафот и за Урал, а выполнение выставленной ими программы преобразований было возложено на сановников, или целиком вскормленных бюрократической рутиной, или уже утративших под ударами жизненных превратностей былую смелость независимой мысли. Под покровом тайны среди безгласного общества пошли черепашьим ходом правительственные работы.

Устраняя общество от обсуждения государственных вопросов и тем более от всякого участия в их разрешении, правительство Николая I переносило то же недоверие и мнительную подозрительность даже и на высшие государственные учреждения. Достаточно сказать, что сам государственный совет тщательно был оберегаем от ознакомления с некоторыми государственными тайнами. Внесение дела в государственный совет почиталось уже опасным шагом в смысле возможного разглашения в публике официальных "предначертаний" и, например, для сокрытия истинных размеров государственного дефицита в Государственный совет на обсуждение вносились заведомо подтасованные бюджетные росписи*. Правительство пряталось не только от общества, но и от своих собственных органов. Для обсуждения планов государственных нововведений ради избежания огласки применялся особый аппарат так называемых "секретных комитетов". Здесь претендовавшее на всемогущество правительство прибегало к приемам настоящих заговорщиков для сокрытия своих замыслов. Иногда таким комитетам умышленно присваивалось название, совершенно несоответствовавшее настоящему предмету их работ. Так, когда в 1839 г. был учрежден комитет по вопросу об изменении быта крепостных крестьян, ему было присвоено "с целью отклонения всех подозрений и догадок" вымышленное название "комитета для уравнения земских повинностей в западных губерниях"**. Тайна этих комитетов должна была соблюдаться даже для тесного круга тех сановников, которые сами участвовали в подобных работах, но почему-либо не были назначены в данный комитет. Так, когда комитету 6 декабря, — о котором см. ниже — явилась надобность выслушать по некоторым вопросам мнение министра финансов Канкрина, не состоявшего в числе членов комитета, государь разрешил пригласить туда названного министра на несколько заседаний, но "отнюдь не открывая ему о существовании комитета 6 декабря"***. И граф Кан-крин действительно заседал в комитете, не зная или делая вид, что не знает, где он находится. Ему было сказано, что он приглашен в отдельное совещание, якобы созванное только по тому вопросу, по которому понадобилось его заключение. Могла ли идти дальше оригинальная конспирация в практике государственных совещательных собраний?!

______________________

* Блиох И. С. Финансы России XIX столетия. СПб., 1882.
** Так свидетельствует участник работ комитета барон Корф. См.: Сборник Историчнского общества. Т. 48. С. 107.
*** Там же. Т. 74. С. 335, примеч.

______________________

Общий характер деятельности всех этих совещаний по разработке государственных преобразований ярко обрисовывается в следующем разговоре двух членов таких собраний, переданном одним из участников разговора, тем же бароном Корфом. При разъезде с заседания одного из таких комитетов некто сказал Корфу: "В том-то и беда наша: коснуться одной части считают невозможным, не потрясая целого а коснуться целого отказываются потому, что, дескать, опасно тронуть 25 миллионов народу. Как же из этого выйти?" — "Очень просто — отвечал Корф, — не трогать ни части, ни целого; так мы, может быть долее проживем!"* По возможности ничего не трогать — таков и был в действительности заветный лозунг сановных реформаторов, заседавших в секретных комитетах при Николае Павловиче. Этот лозунг не был выставляем на вид, но он неизменно чувствуется во всех благожелательных периодах канцелярской риторики, которыми наполнялись журналы заседаний упомянутых комитетов. Сам император охотно шел навстречу всякому намеку на желательность ограничения предполагаемых преобразований более узкими пределами и легко становился на ту точку зрения, что "обсуждение" реформ не должно завершаться их "осуществлением". Все это не могло, конечно, способствовать производительности преобразовательных начинаний николаевского правительства.

______________________

* Там же. Т. 98. С. 237.

______________________

2. КОМИТЕТ 6 ДЕКАБРЯ

Длинный ряд секретных комитетов, действовавших в царствование Николая Павловича, открылся так называемым комитетом 6 декабря. Он был учрежден 6 декабря 1826 г. и проработал до 1830 г. По некоторым соображениям мы считаем необходимым остановиться с известной подробностью на работах этого комитета. Во-первых, его работы очень полно освещены изданными в печати журналами его заседаний*. Во-вторых, в этом первом по времени комитете программа задуманных преобразований была поставлена всего шире и систематичнее. Все последующие комитеты разрабатывали лишь отдельные части этой программы, почти не сходя с той почвы, на которую они были поставлены в комитете 6 декабря. Отправные точки зрения и приемы обсуждения государственных вопросов, усвоенные названным комитетом, послужили характеристическим образцом для всех совещательных собраний николаевского царствования.

______________________

* Там же. Т. 74 и 90.

______________________

Комитет был учрежден под председательством графа Кочубея, членами комитета были назначены — граф Толстой, Васильчиков, князь Голицын, барон Дибич, Сперанский и в качестве делопроизводителя — Блудов. Комитету было поручено: 1) обозреть разные предположения, найденные в бумагах покойного императора, 2) по связи этих предположений со всеми почти важнейшими предметами управления обозреть все части управления и наметить правила к лучшему их устройству. Рассмотрение проектов, найденных в кабинете покойного императора, заняло немного времени. Покончив довольно быстро с этими проектами, комитет перешел к чтению существующих положений о высших государственных учреждениях — Государственном совете, сенате и министерствах, причем по мере чтения намечались желательные изменения в этих положениях. Далее комитетом был рассмотрен и с некоторыми изменениями принят проект нового устройства местного управления, составленный Сперанским. Наконец, комитет выработал проект закона о состояниях, в котором были намечены некоторые изменения в юридическом положении различных сословий. Главной рабочей силой комитета явился Сперанский. Его перу принадлежали обширные записки и проекты, которые легли в основание принятых комитетом предположений. Ошибочно было бы принять имя Сперанского за ручательство глубины и широты преобразовательных идей, восторжествовавших в комитете. Сам Сперанский не был уже в это время тем смелым реформатором, каким он явился некогда в период фавора при Александре I. Все выходящее из-под его пера по-прежнему было отмечено блеском удивительного технического мастерства в формулировании сложных вопросов. Но былая смелость мысли в его построениях сменилась теперь заботливым стремлением к охране существующих отношений. Он уже не предлагал коренных реформ, все усилия его изобретательности были направлены на сооружение отдельных заплат для ветхого рубища старого государственного порядка. Вот почему участие Сперанского в комитете 6 декабря ни в чем не могло изменить общего тона комитетских работ, неизменно направлявшихся на то, чтобы свести на нет результаты предпринятого пересмотра государственного устройства России. В журнале одного из заседаний комитет ясно высказал ту мысль, что он ставит целью своих трудов "не полное изменение существующего порядка управления, но его усовершение посредством некоторых частных перемен и дополнений"*. Эта мысль последовательно была проведена через все работы комитета как по отношению к переустройству государственных учреждений, так и по отношению к пересмотру положения о сословиях.

______________________

* Там же. Т. 74. С. 264.

______________________

В основание пересмотра Положений о государственных учреждениях комитет поставил принцип разделения властей, принятый им, впрочем, в весьма своеобразной формулировке, по которой выходило, что осуществление этого принципа органически связано с самодержавием монарха. Необходимость разграничения властей комитет объяснил себе тем, что "государь, будучи самодержавным, не вверяет никому власти во всем пространстве ее, но употребляет отдельно удостоенные доверенности его места и лица или для совещаний при составлении новых и пересмотре прежде изданных узаконений, или для проведения в исполнение обнародованных законов, или для наблюдения за точностью и правильностью сего исполнения"*. Комитет справедливо полагал, что строй государственных учреждений России представляет собой картину полного смешения властей: судные дела нередко поступали в Комитет министров и в Государственный совет, а, с другой стороны, сенат помимо отправления судебных функций входил и в дела правительственные**. Комитет поставил себе задачей провести точные разграничительные линии между компетенцией различных государственных установлений. При этом предполагалось оставить Государственному совету только законосовещательные функции. Функции верховного судилища сосредоточить в судебном сенате. а дела управления, разделенные между сенатом и Комитетом министров, вверить особому правительствующему сенату, составленному из главных начальников разных частей управления и других лиц, удостоенных особой доверенности монарха, причем Комитет министров подлежал бы полному упразднению***. Все изменения, намеченные затем комитетом в действующих положениях о высших государственных установлениях, и сводились либо к чисто техническим и редакционным поправкам, либо к более точному разграничению ведомств на вышеуказанных основаниях. Комитет обнаружил при этом удивительное мастерство по части подмены принципиальных нововведений чисто формальными, наружными изменениями, в существе дела ничего не изменявшими в положении вещей. Нередко сам император в своих заключениях по журналам комитета делал отметки, выражавшие недоумение перед словесными фокусами, с помощью которых комитет под видом чего-то нового узаконял старый порядок, только что им самим обстоятельно и убедительно раскритикованный.

______________________

* Там же. С. 7.
** Там же. С. 14.
*** Там же.

______________________

Я не буду останавливаться на тех предложениях комитета, которые носили характер чисто технических или редакционных поправок к тексту старых законов. Я отмечу только те предложенные комитетом перемены, которые исходили из принципиальных соображений комитета. Мы увидим на этих примерах, к чему сводилось "принципиальное" преобразовательное творчество сановных советников императора Николая I.

Рассматривая учреждение Государственного совета, комитет признал необходимым освободить это законосовещательное учреждение от всяких судебных и правительственных функций. Для этой цели комитет постановил категоричнее и яснее выразить то правило, что "государственный совет никогда не судит дел частных и все свои заключения представляет в виде закона или учреждения для разрешения не в одном случае, а во всех однородных"*. Но одно дело — "установление правила", другое дело — "приложение оного". Комитет 6 декабря строго различал эти два понятия, и если "правило об отделении части судной от законодательной единогласно признано было в комитете неоспоримым", то, с другой стороны, "относительно к приложению оного рассуждаемо было", что это "неоспоримое правило" полного осуществления получить не может. Как быть с теми делами, которые раньше восходили из сената на разрешение государя чрез Государственный совет? Направлять эти дела из сената прямо государю, минуя Государственный совет? По мнению комитета, это было бы рискованно "при нынешнем неустройстве части судной" (несмотря на то, что и "судная часть" должна была подвергнуться переустройству в том же самом комитете). По-прежнему вносить такие дела на рассмотрение Государственного совета? Но это было бы нарушением только что провозглашенного начала разграничения ведомств. И вот комитет придумывает следующую комбинацию: рассмотрение докладов, подносимых государю от сената, не поручать впредь Государственному совету, дабы устранить из него дела судные, но учредить для этого особую комиссию из членов Государственного же совета с тем, однако, чтобы она была вне совета**!

______________________

* Там же. С. 28.
Там же. С. 20.

______________________

Император в своей резолюции на это предложение справедливо заметил, что порядок рассмотрения не изменится от того, будет ли проектируемая комиссия значиться "в совете" или "вне совета". Со своей стороны, государь предложил учредить такую комиссию при совете, но зато предписать ей такие правила, чтобы она не могла обратиться в судебную инстанцию, а ограничивалась бы лишь составлением заключений по докладам сената"*. Так, судебные дела и не были окончательно вынесены из круга занятий Государственного совета в составленных комитетом проектах.

______________________

* Там же. С. 22-23.

______________________

Вопрос об отношении Государственного совета к делам текущего управления приводил комитет к многократным суждениям о разграничении прав совета, сената и министров. Принятое комитетом начало "разделения ведомств" требовало, с одной стороны, полного исключения из компетенции совета дел, принадлежащих до "правительственной части", а с другой стороны — полного запрещения изменять, дополнять и даже толковать законы кому бы то ни было помимо Государственного совета. Однако последовательное применение этого правила влекло за собой, по авторитетному указанию Сперанского, большие практические неудобства. Пользуясь им, и министры, и сенат всякое малейшее сомнение, встреченное при исполнении закона, предпочитают вносить в совет, течение дел останавливается, и количество дел нерешенных — иногда по самым маловажным спорам — накопляется до чрезмерности. Комитет задался целью изыскать такой способ разграничения функций различных учреждений, который бы устранял указанные неудобства и в то же время предохранял от своевольного толкования законов. Под диктовку изощренного в юридическом мышлении Сперанского комитет положил различить законы как совокупность правил, определяющих отношения подданных к правительству и друг к другу, учреждения — как правила, определяющие цель и круг действия правительственных мест, и уставы — как правила, определяющие формы и порядок сих действий. При таком различении было предположено дополнение законов предоставить исключительно Государственному совету; объяснение законов без всяких дополнений — сенату как верховному судилищу. Министры, не имея права ни дополнения, ни объяснения законов, получили дозволение как объяснять, так и дополнять учреждения и уставы, наблюдая только, чтобы дополнение и объяснение не было противно цели этих учреждений и уставов. Наконец, суждение об уничтожении или ограничении как законов, так и учреждений и уставов было предоставлено опять-таки исключительно Государственному совету*. Впоследствии комитет счел, однако, нужным и дополнение учреждений и уставов обставить более стеснительными правилами. Министрам было оставлено право только объяснять учреждения и уставы; дополнение их, но лишь для определенного единичного случая без обращения в общее правило, предоставлено правительствующему сенату и, наконец, дополнения общего и постоянного характера — только Государственному совету**.

______________________

* Там же. С. 25-26.
** Там же. С. 64, 188.

______________________

Надо отдать справедливость и тонкости всех этих различений, и тому усердию, с которым члены комитета готовы были витать в области отвлеченных юридических построений. Приходится добавить только, что при установлении столь дробных и тонких подразделений надлежало бы подумать и о соответствующих реальных гарантиях для точного соблюдения всех этих правил. Никаких намеков на подобные гарантии мы не встречаем в рассуждениях комитета. В журналах комитета несколько раз выражена та мысль, что во избежание нарушения вышеизложенных правил необходимо сколь возможно яснее определить и разграничить в законе понятия объяснения и дополнения законодательных постановлений, и комитет уделил немало внимания логическим и стилистическим упражнениям на эту тему. Но всякий раз, когда рассуждения подходили к вопросу о реальных политических гарантиях независимости властей и охранения силы закона, комитет либо снимал вопрос с очереди, ссылаясь на опасность коренных перемен в прежнем порядке, либо удовлетворялся мерами, не имевшими никакого практического значения. Мы сейчас увидим примеры и того и другого в рассуждениях комитета об устройстве судебного и правительствующего сенатов и министерств.

В суждениях комитета о сенате судебном наибольший интерес представляют два пункта — о личном составе судебного сената и о независимости суда. По первому вопросу комитет прежде всего обратил внимание на крайне неудовлетворительный состав сенаторов. "Сенат — сказано в одном из журналов комитета — нередко наполняется людьми, не имеющими навыка в делах гражданских, не знающими ни отечественных законов, ни даже языка, — такими, кои никогда не готовили себя к званию судии и всю жизнь свою провели на ином поприще" и, "став членами верховного судилища в преклонных летах, часто должны невольно подчинять себя влиянию товарищей своих или канцелярии". Причину этого печального явления комитет видел в том, что правительство было крайне стеснено в подборе способных и достойных сенаторов правилом об определении в сенат одних только действительных тайных и просто тайных советников. Как видно из данного примера, комитет мог подчас весьма ярко очертить недостатки старого строя и даже правильно указать причину этих недостатков. Оставалось отыскать средство к устранению зла. Тут-то и развертывалось во всем блеске глубокомыслие суждений комитета. Припомнив, что в проекте Сперанского 1811 года предполагалось определять некоторое число сенаторов по избранию дворянства, комитет без дальних рассуждений и без всяких мотивов "отменил сие предположение" и вместо того остановился на другом способе: по мнению комитета, все указанные недостатки должны были исчезнуть, если назначать в судебный сенат не только действительных тайных и тайных, но также и действительных статских советников! Впрочем, опасаясь, чтобы столь решительная мера не взволновала общество, комитет предложил далее не присваивать этим действительным статским советникам наименования сенаторов, а именовать их "присутствующими", предоставляя им, однако, совершенное равенство с сенаторами в суждении дел и в подании голосов*, — одна из тех маленьких терминологических хитростей, в которых вельможные мужи совета, окружавшие трон Николая Павловича, склонны были видеть высшую государственную мудрость. Замечательна резолюция, положенная государем на это определение комитета. Государь находил, что предлагаемая комитетом мера "не может иметь тех полезных последствий, коих комитет ожидает", ввиду того, что у государя "нет уверенности найти в чине действительных статских советников людей, более сведущих и опытных в делах гражданских"**. Трудно сказать, что более поразительно в отмеченном эпизоде — предложенный комитетом способ исправления полного расстройства сената или категорически выраженная государем уверенность в полной непригодности всех вообще высших чиновников к государственной деятельности! Государь усматривал один только возможный выход из представлявшегося затруднения — замену иерархии чинов иерархией должностей, которая открыла бы доступ к высшим ступеням службы способным людям независимо от чиновной выслуги. Ознакомившись на этом примере с тем, что разумел иногда комитет под "смелыми" нововведениями, мы уже не удивимся тому, каким образом комитет "покончил" с принципом независимости суда от администрации по поводу предложения о несменяемости сенаторов судебного сената. По обыкновению комитет подробно очертил всю важность нового принципа. "Право не быть лишенным места своего против воли без судебного исследования и приговора — читаем в журнале комитета — есть первое основание независимости судов, по справедливости столь ценимой в образованнейших государствах Европы". Далее было сказано, что правило о несменяемости судей "в существе своем непреложно и неоспоримо", и тотчас же вслед за этими словами при помощи услужливого союза "однако" комитет перешел к оспариванию этого "неоспоримого" принципа, для чего ему показались достаточными следующие два соображения: 1) комитет признал, что "благонамеренное правительство не должно лишать себя способа обуздывать людей, не совершенно твердых в правилах чести", а между тем "иные члены и самых высших судов наших" удерживаются от нарушения служебного долга единственно "страхом перед справедливым гневом государя", который может поразить их и тогда, когда допущенные ими злоупотребления не будут доказаны судебным порядком; 2) комитет считал невозможным усомниться в том, что верховное правительство и помимо установления несменяемости судебных сенаторов само собой будет пользоваться правом смещать этих сенаторов с достаточной осторожностью и разборчивостью***. На этом и покончен был вопрос о "непреложном и неоспоримом" принципе. Красноречивый журнал комитета был написан лишь для того, чтобы, воздав словесную хвалу хорошему принципу, оставить в неприкосновенности противоречивший этому принципу старый порядок. На этот раз и государь не счел нужным что-либо возразить против журнального постановления комитета.

______________________

* Там же. С. 92.
** Там же. С. 107.
*** Там же. С. 243-244.

______________________

Вопрос о разделении сената на два учреждения — сенат судебный и сенат правительствующий — возник, как уже было сказано, в целях точного разграничения суда и управления. В связи с установлением особого правительствующего сената предполагалось совершенно упразднить Комитет министров ввиду того, что это последнее учреждение, притягивая к себе дела самого разнородного характера, нарушало всякую систему и правильность в разграничении компетенции высших государственных установлений. И снова комитет 6 декабря остался верен своему излюбленному пути — либо опровергать самого себя, либо восстановлять под другим наименованием учреждение, несостоятельность которого только что им самим была красноречиво доказана. Осудив Комитет министров на полное упразднение, комитет 6 декабря тотчас же признал необходимым для объединения действий отдельных министерств учредить вне сената особое совещание министров*. Государь и на этот раз не обошел своим недоумением "терминологическую" реформу, рекомендованную комитетом. "Предполагаемое комитетом вне сената присутствие или совещание министров — гласила резолюция государя — может постепенно и нечувствительно присвоить себе особенное место в управлении подобно нынешнему комитету министров, который, как было уже и прежде замечено, привлекал к себе мало-помалу дела всякого рода"**.

______________________

* Там же. С. 51.
** Там же. С. 58.

______________________

Я исчерпал все те случаи, когда комитет 6 декабря при пересмотре центральных государственных учреждений останавливался на более или менее общих и принципиальных вопросах. Все другие рассуждения и предложения комитета имели уже исключительно один технический интерес, как, например, предположение о новом распределении дел между министерствами, об изменении числа департаментов в различных учреждениях и т.п. К чему же сводились в конце концов проекты комитета по реформе центральных учреждений? Можно смело высказать то положение, что, несмотря на горы исписанной бумаги, комитет предлагал, в сущности, оставить в полной силе тот самый порядок, который он был призван реформировать. Кое-какие колесики государственной машины предлагалось подвергнуть кое-каким частичным починкам. Но напрасно беспокоил себя комитет возбуждением различных принципиальных вопросов, вроде вопроса о "разделении властей", о "несменяемости судей" или даже о существенном улучшении личного состава высших правительственных мест. Подобные вопросы были слишком не по плечу сановным членам комитета, и в той легкости, с которой они от таких вопросов отделывались, обнаруживалась вся призрачность преобразовательных начинаний николаевского правительства. Да и на чем могло бы построить это правительство здание сколько-нибудь серьезных реформ управления? Всякая — политическая или даже только административная — реформа предполагает наличность веры в силы и мудрость тех или других общественных элементов. Сторонник народоправства доверяет мудрости народа, просвещенный абсолютист верит в исполнительность бюрократии. Правительство Николая Павловича боялось народа, не верило и в бюрократию. Мысль о привлечении общественных избранников к участию в высшем управлении "оставлялась без уважения", без дальних рассуждений, но в то же время и коронные агенты правительственной власти, как высшие, так и низшие чиновники, признавались с высоты престола сплошь неспособными или недобросовестными людьми, от которых нельзя ожидать плодотворной работы на пользу родины. Мы только что видели, как низко оценивал император Николай Павлович в резолюциях на журналы комитета качества носителей высших гражданских чинов в государстве. Скоро мы убедимся, что такое же отрицательное и недоверчивое отношение император распространял и на всю остальную массу чиновничества. О каких же существенных усовершенствованиях управления можно было помышлять, отвергая самодеятельность общества и не доверяя заведомо негодной бюрократии? Немудрено, что обсуждение административных реформ ограничивалось топтанием на месте, и всякая сколько-нибудь серьезная преобразовательная идея тотчас признавалась неосуществимой в условиях русской действительности. Комитет 6 декабря не мог обойтись без пространных суждений о высших принципах управления, это было нужно для соблюдения внешнего декорума, но все такие суждения сводились в конце концов к одному и тому же поучению: высшие принципы прекрасны, непреложны и неоспоримы, но "писаны не про нас" и о реализации их в России мечтать не приходится. Засим оставалось обратиться к частичной технической чинке существующего государственного механизма. Однако и при этой скромной работе комитет 6 декабря ухитрился свести большую часть своих предложений к чисто наружным, призрачным изменениям, порой доходя до того, что под видом нового принципа вводился в действующую систему не более как новый термин, прикрывавший прежнее нетронутое содержание. Сам император, отнюдь не бывший противником умеренности и осторожности в нововведениях, не раз приходил в полное недоумение перед этой игрой в слова, которую комитет считал серьезным обсуждением реформ.

Вслед за пересмотром высших государственных учреждений комитет обратился к обзору необходимых улучшений в местном управлении. И здесь комитет поставил себе весьма почтенную, сложную и ответственную задачу, с тем чтобы выполнить ее "легко и просто". Если в основу реформы центрального управления комитет предполагал положить принцип строгого разграничения ведомств, то при усовершенствовании местного управления, помимо той же самой задачи, была поставлена еще и другая цель: создать над действиями местных учреждений правильный надзор, "не личный и самовластный, каков есть надзор генерал-губернатора, не слабый и ничтожный, каков есть надзор прокурора, а коллегиальный, постоянный, на твердых правилах установленный, имеющий средства не только заявлять беспорядки и злоупотребления, но прекращать их, останавливать зло не через месяцы и годы, а в самом начале его, держать чиновников в строгой дисциплине и виновных преследовать судом"*. Каким же способом предполагалось выполнить эту важную задачу водворения строгой законности в сфере местного управления? Казалось бы, указанная задача могла быть осуществлена только путем коренного переустройства всей системы местных учреждений. Но мы уже знаем, насколько способен был комитет 6-го декабря к созданию планов широких преобразований. Комитет удовольствовался тем, что принял почти без изменений составленный Сперанским проект губернского учреждения. В этом проекте весь состав местных учреждений был оставлен в прежнем его виде, а для обеспечения правомерного контроля за действиями этих учреждений предлагалось только установить общие присутствия всех административных и отдельно всех судебных мест в губерниях и уездах, дав этим общим присутствиям особых председателей: в губернском общем присутствии председательство предлагалось поручить гражданскому губернатору, а в судебном общем присутствии — особому чиновнику с наименованием главного губернского судьи; председательство в уездных общих присутствиях если не в виде общеобязательного правила, то в виде весьма желательной меры, предлагалось возложить на уездного предводителя дворянства**. Легко видеть, что удовольствоваться такими мерами для водворения твердой законности в местном управлении мог только тот реформатор, который заранее решил воздержаться от какой бы то ни было настоящей реформы. Государь одобрил сущность предложений Сперанского, но высказал сильное сомнение в осуществимости даже и такого скромного нововведения. В этих сомнениях с новой силой обнаружилось отсутствие у государя уверенности в жизнеспособности того бюрократического строя, который им самим ставился во главу угла управления Россией. Государь недоуме вал, кем удастся заместить должности председателей проектируемых "общих присутствий". Найти для замещения этих должностей около 500 надежных чиновников представлялось государю невозможным. Предоставление названных мест предводителям дворянства в виде общего правила вызвало бы большие затруднения: многие предводители стали бы тяготиться новыми обязанностями, а принуждение к принятию этих мест могло бы быть истолковано как нарушение преимуществ, дарованных дворянской грамотой. Наконец, занимая должности правителей уездов, предводители дворянства могли бы к ущербу для дела увлекаться односторонней защитой интересов только одного своего сословия. Можно было бы предоставить губернаторам замещать эти должности по своему усмотрению, но — спрашивал опять император — "можно ли на губернаторов положиться?" В конце концов выходило, что при существующих порядках ни в чем ни на кого положиться невозможно, а между тем внести в эти порядки сколько-нибудь основательные переделки раз навсегда было признано нежелательным и опасным. Получался поистине безвыходный круг, ввиду которого невольно шевелится вопрос: зачем беспокоили себя люди созывом каких-то комитетов, составлением каких-то протоколов и проектов, раз твердо было решено замкнуться в таком круге? Государь остановился в конце концов на том, чтобы для замещения названных должностей известное число кандидатов намечалось по выбору дворянства и такое же число — по предложению губернского начальства с предоставлением окончательного выбора высшему правительству***. Иначе говоря, не доверяя ни дворянам, ни чиновникам, государь предполагал возложить определение кандидатов и на тех и на других, с тем чтобы можно было выбор одних поверить выбором других. Выход из затруднения весьма проблематичный и, очевидно, принятый лишь за полной невозможностью придумать что-либо иное при данных условиях.

______________________

* Там же. С. 379- 380.
** Там же. С. 379-383.
*** Там же. С. 429-430.

______________________

В связи с обсуждением реформы местного управления комитетом 6 декабря был рассмотрен составленный в Министерстве внутренних дел проект нового положения "о дворянских выборах и других действиях собрания дворянства". Два пункта в суждениях комитета по этому вопросу заслуживают быть отмеченными: 1) комитет предлагал отменить трехлетний срок для службы по дворянским выборам в судебных должностях, сделав эту службу бессрочной, и 2) комитет признал необходимым ограничить участие в дворянских выборах мелкоместных дворян установлением значительного имущественного ценза для дворян-избирателей, без распространения, однако, этих цензовых ограничений на пользование пассивным выборным правом.

Второе важное дело комитета 6 декабря помимо обсуждения административных преобразований заключалось в составлении проекта закона о состояниях. История составления этого проекта богата чертами, весьма характерными для социальной политики императорского правительства первой половины XIX века и, в частности, для преобразовательных начинаний николаевского царствования. Дело началось с того, что по одному частному поводу император Николай Павлович поручил комитету 6 декабря заняться вопросом о воспрещении продажи людей без земли*. Комитет, по обыкновению отдав должное важности и даже необходимости предполагаемой новой законодательной меры, тотчас же выдвинул ряд соображений о неудобствах и опасностях ее осуществления. Запрещение продажи крепостных без земли — рассуждал комитет — покажется стеснением права собственности для многочисленного класса необразованных и закоснелых в грубых привычках помещиков. Хотя комитет и заметил, что "подобные сим предрассудки, без сомнения, не должны останавливать мудрое и твердое правительство в действиях, с благом государства сообразных", но сделана была эта оговорка лишь для того, чтобы тотчас вслед за этим посоветовать "мудрому и твердому правительству" по возможности уважить указанные предрассудки. Комитет полагал необходимым обставить издание этого закона такими условиями, чтобы, с одной стороны, помещики не огорчились стеснением своих прав, а с другой стороны, и крестьяне "не возмечтали, что правительство только ими одними и занимается"**. Способ к тому был найден в том, чтобы не издавать упомянутого закона в виде сепаратной меры, но включить его как одну из статей в общий закон о состояниях, в котором и для всех других сословий были бы предоставлены некоторые новые льготы и преимущества. Таким-то путем комитет и пришел к мысли приступить к составлению проекта закона о состояниях, что и было затем ему поручено государем. Хотя, таким образом, новый закон должен был явиться, в сущности, совокупностью льгот и преимуществ для всех сословий государства, но легко понять, что эти льготы и преимущества не могли быть сколько-нибудь широки, не могли вносить сколько-нибудь решительных перемен в сословную организацию России, если все дело составления этого закона диктовалось двумя задними целями: замаскировать в глазах одного сословия некоторое стеснение его прав и не допустить в сознании другого сословия мысли о том, что его интересы могут составлять предмет особенной заботливости правительства!

______________________

* Там же. С. 133-134.
** Там же. С. 426.

______________________

Прежде всего было установлено, что новый закон о состояниях не должен давать населению никаких прав политических*. Затем по отношению к духовенству прямо был принят тот принцип, что в новый закон не войдет никаких новых прав и преимуществ, а будут лишь воспроизведены права, ранее признанные за этим сословием. Казалось бы, что в подтверждении новым законом правил, уже признанных в прежнем законодательстве, не могло быть никакой надобности. Но комитет полагал, что закон произведет более благоприятное впечатление на общество, если в нем не будет обойдено ни одно сословие. Иначе говоря, здесь предлагалась просто-напросто политическая подтасовка: включение в закон о новых льготах старых, давно действующих прав для вящего усиления эффекта от нового закона. Правда, комитет имел сношения с московским митрополитом Филаретом по вопросу о способах улучшения состояния духовенства. Но указанные митрополитом Филаретом желательные нововведения касались лишь некоторых частностей быта духовенства, не затрагивая общих прав духовного сословия. Эти меры не вошли в проект закона о состояниях и получили дальнейшую законодательную разработку уже помимо комитета 6 декабря**. Любопытно, однако, отметить, что даже в предложениях московского митрополита комитет ухитрился отыскать кое-что страшное. Митрополит предлагал, между прочим, ввести в духовных академиях и семинариях преподавание всех предметов, кроме красноречия и философии, на русском языке вместо латинского. Комитет заметил в своем отзыве на это предложение, что преподавание на русском языке богословских предметов вызовет издание книг и руководств по догматическому богословию и герменевтике на русском языке, что привлечет внимание непросвещенных людей к богословским вопросам и может "подать случай к неосновательным толкованиям и догадкам, нередко ведущим за собою пагубные заблуждения в мнениях о самых важных истинах религии"***.

______________________

* Там же. С. 194.
** 2-е Полное собрание законов. № 3323.
*** Сборник исторического общества. Т. 74. С. 223.

______________________

Покончив, таким образом, с духовенством, комитет занялся другими сословиями. В распространение прав дворянства намечалось предоставить дворянам право вводить в своих имениях майораты. Кроме того, в угоду дворянству предложено было принять меры против непрестанного умножения этого сословия, стеснив доступ в него посторонним элементам, унижающий дворянское звание, "столь необходимое в составе монархического правления". Эта мера — полагал комитет — "будет принята коренным дворянством, как благодеяние, усилит в нем ревность к службе государя и утвердит обоюдно необходимую связь его с престолом"*. Для этой цели предлагалось отменить вовсе получение дворянского достоинства выслугой чинов, оставив лишь один путь приобщения к дворянскому сословию для сторонних элементов — высочайшее пожалование. Затем доступ в дворянство даже и этим путем открыть лишь для одного высшего слоя гражданства. Эти предположения сами собой приводили к реформе сословной организации и "среднего рода людей". Комитет наметил эту реформу в следующих чертах.

______________________

* Там же. С. 151.

______________________

В составе людей "среднего состояния" образовывается особый высший разряд "именитых граждан". Выслуга обер-офицерского чина или чина VIII класса по гражданской службе, ранее сопряженная с получением дворянского достоинства, впредь открывает доступ лишь в разряд именитых граждан. Именитые граждане могут получать затем звание дворянина лишь в отдельных случаях и не иначе, как по непосредственному усмотрению императора по особым высочайшим грамотам.

Именитые граждане получают право быть избираемыми по воле дворянства на места, зависящие от дворянских выборов, исключая, однако, звания предводителя и депутатов; иметь родовой герб, но без короны, составляющей отличительный знак дворянского достоинства, и некоторые преимущества при вступлении на службу, но меньшие против тех, кои присвоены дворянству. Они получают право помещать своих детей в казенные учебные заведения наравне с детьми дворян, за исключением Пажеского корпуса и Царскосельского лицея. Прочие права дворянского звания на них не распространяются. Затем остальное "гражданство", уже лишаемое вообще доступа к дворянскому званию, подразделяется на граждан потомственных и личных. Потомственные граждане, в состав которых входят те, кто ранее должен был пользоваться личным дворянством, а также купцы 1-й и 2-й гильдий, освобождаются вместе с детьми их от подушного оклада, рекрутского набора и телесного наказания. Наконец, личные гражданепользуются теми же преимуществами, но без распространения их на детей этих лиц*. Впоследствии комитет несколько раз изменял наименования означенных разрядов гражданства, но основания всей этой группировки не были изменены комитетом и получили одобрение государя. Это "обновление" среднего рода людей, предпринятое, собственно, для удовольствия коренного дворянства и представлявшее, в сущности, стеснение прав "гражданства" отнятием у большинства граждан права на достижение высшей ступени сословной лестницы, представлено было комитетом как новая льгота, даруемая гражданству "положением твердого основания среднему состоянию"**.

______________________

* Там же. С. 159-161.
Там же. С. 194.

______________________

Последний отдел закона о состояниях посвящался положению крестьянского сословия. При обсуждении этой части проектируемого закона впервые при Николае Павловиче поставлен был на рассмотрение официальных сфер вопрос о крепостном праве. Постановка, приданная этому вопросу в комитете 6 декабря, оказала решающее влияние на все дальнейшее его движение в течение этого царствования. Нелишне поэтому остановиться со вниманием на суждениях и предположениях комитета, сюда относящихся. Как и во многих других случаях, руководящая роль в работах комитета и на этот раз выпала на долю Сперанского. Сперанский составил для комитета обширную записку, в которой была начертана целая программа законодательной разработки крестьянского вопроса, — программа, как раз отвечавшая заветным желаниям членов комитета отложить отмену крепостного права в возможно более отдаленное будущее. Первое положение этой записки заключалось в том, что крепостное право на крестьян с течением времени приняло искаженные формы, совершенно отдалившись от своей первоначальной природы.

Первоначальное крепостное право состояло в прикреплении крестьянина к земле помещика, чем полагалась граница помещичьей над крестьянами власть: помещик не мог отделять крестьянина от земли продажей или залогом. Впоследствии крепостное право превратилось в прикрепление крестьянина к лицу помещика, крестьянин сделался движимым имуществом своего господина, в результате чего появились сделки по отчуждению земли без крестьян и крестьян без земли, и исчезло всякое различие между крепостными крестьянами и теми дворовыми людьми, которые по примеру прежних холопов всегда составляли личную собственность помещика. Отсюда Сперанский делал вывод, что первоначальные меры по отношению к крепостным крестьянам должны свестись к восстановлению истинного крепостного права. К таким мерам он причислял: запрещение отчуждать крестьян без земли и землю без поселенных на ней крепостных крестьян. Затем уже Сперанский полагал возможным приступить к дальнейшему преобразованию крепостного права для установления твердых и правильных оснований крестьянского быта. Эта цель должна быть выполнена не иначе, как путем постепенных переходных мер, рассчитанных на очень продолжительное время. К таким мерам Сперанский относил: 1) изменение порядка отпуска на волю отдельных крестьян и крестьянских обществ в смысле отмены различных стеснительных правил, затрудняющих отпуск на волю; 2) улучшение быта казенных крестьян, находящихся в весьма тягостных условиях, с тем чтобы устройство положения казенных крестьян на усовершенствованных и облегчительных для крестьян началах могло послужить образцом и для владельцев крепостных крестьян в их заботах о подвластной им деревне.

Лишь после целого ряда постепенных подготовительных мер в указанном направлении Сперанский допускал возможность окончательного преобразования крепостных отношений. В чем же должно было заключаться это окончательное преобразование по мысли Сперанского? Ни в чем ином, как в ограничении крепостных работ и повинностей на помещика определенными условиями по договору между помещиками и крестьянами. Дальше этой меры не шли самые отдаленные предположения Сперанского, и для осуществления даже такой меры он указывал долгий путь подготовительных паллиативов*.

______________________

* Там же. С. 133, 165, 171-175, 199-201 и др.; Семевский В.И. Указ. соч. Т.II. С. 1-9.

______________________

Немудрено, что записка Сперанского встретила самый радушный прием в комитете 6 декабря, который всегда был готов ухватиться за предложения, отодвигавшие вдаль ту или другую решительную реформу. Отмена продажи крепостных крестьян без земли, в сущности, была уже предписана комитету государем, с чего и началось все дело по составлению проекта закона о состояниях. Таким образом, мысль Сперанского о немедленном воспрещении отчуждения крестьян без земли была принята без всяких возражений, и комитет озаботился лишь о том, чтобы редакция закона была составлена в таких выражениях, которые "дали бы почувствовать, сколь священно и неотъемлемо перед правительством и законом право и самих помещиков на собственность владеемой ими земли". При этом комитет довел свою обычную осторожность до того, что потребовал выразить в новом законе эту важную мысль " положительно, но почти мимоходом, как о праве, которое не может быть подвержено сомнению"*. Выходило так, что комитет в одно и то же время решил и подчеркнуть в законе эту мысль для большего ее укрепления в сознании населения и не подчеркивать ее, как нечто само по себе безусловное и неоспоримое! Впрочем, проект постановления о неотчуждении крестьян без земли был выработан затем особым комитетом под председательством Тутолмина и с одобрения комитета 6 декабря был включен в проект закона о состояниях**. В тот же проект вошли и постановления о порядке отпуска крестьян на волю, также рекомендованные Сперанским. Отпуск крестьян на волю дозволялся как с землей, так и без земли. При выдаче отпускной помещик мог взыскать с увольняемого и единовременно внести за него в казну подати за все предстоящее время до новой ревизии; вольноотпущенный обязывался в течение года приписаться к какому-либо мещанскому или сельскому обществу или в особый разряд "вольноотпущенных земледельцев", при этом мещанские и сельские общества не получали права отказывать таким лицам в приписке, но не обязаны были наделять их землей. Освобождение крестьян целыми селениями допускалось впредь или на основании указа 1803 г. о свободных хлебопашцах, или по вновь составленным правилам, которые, впрочем, не содержали существенных нововведений. Нарушение вольноотпущенными договоров, заключенных ими с их прежними господами, могло повлечь за собой в случае недостаточности другого рода взысканий и кар возвращение их в прежнее крепостное состояние***.

______________________

* Сборник Исторического общества. Т. 74- С. 171-172.
** Там же. С. 378. 403-404. 425-426.
*** Там же. Т. до. С. 377-381.

______________________

Этим и ограничились "льготы и преимущества", намеченные для крепостных крестьян в проекте закона о состояниях. Затем комитет 6 декабря с жаром ухватился за предложенную Сперанским подмену вопроса о крепостном праве вопросом об улучшении быта казенных крестьян. Эта идея была как нельзя более на руку сановным крепостникам, окружавшим трон императора Николая Павловича. Комитет 6 декабря несколько раз возвращался к одобрению этой мысли, высказывая уверенность, что для смягчения участи крепостных крестьян лучше всего заняться усовершенствованием быта крестьян казенных: помещики, могущие возроптать на принудительные меры правительства по стеснению их владельческих прав, добровольно, без всяких потрясений общественного порядка и не опасаясь крестьянских волнений, последуют исподволь благому примеру казны*. Для подготовки преобразования быта казенных крестьян была учреждена особая комиссия под председательством князя Куракина, и предположения этой комиссии были обсуждены затем в комитете 6 декабря**. Но так как намеченные при этом меры не вошли в проект закона о состояниях, где лишь возвещалось о намерении правительства приступить к преобразованию быта казенных крестьян, и так как дальнейшее движение этой реформы получило вскоре иное направление в твердых руках Киселева, то мы и не будем останавливаться на суждениях комитета 6 декабря по этому вопросу.

______________________

* Там же. Т. 74- С. 173-174, 285, 336.
** Там же. С. 346-352, 352-356, 364, 367-370, 373-376.

______________________

В виде особого приложения к проекту закона о состояниях было присоединено "Положение о крепостных дворовых людях", составленное опять-таки на основании записки Сперанского.

Класс дворовых людей был признан особенно вредным и нежелательным продуктом крепостного права и ввиду этого решено было изыскать меры к постепенному его сокращению. Все постановления, вошедшие в проект о дворовых людях, и были направлены к этой главной цели. Эти постановления сводились к следующему: дворовые люди при всех переписях, начиная с ближайшей ревизии, и во всех крепостных актах означаются отдельно от крестьян под особой рубрикой. Взимание подушной подати с дворовых людей производится отдельно от крестьян, а для отправления рекрутской повинности из дворовых составляются особые от крестьян рекрутские участки. Засим следовал ряд мер, затрудняющих количественное увеличение этого класса или, наоборот, ускоряющих его сокращение. Запрещалось вместо дворовых людей ставить в рекруты крестьян, но дозволялось вместо крестьян ставить рекрут из дворовых. Запрещалось переводить крестьян в дворню, но дозволялось дворовых людей переводить в крестьян с обязательством: только не разлучая членов одного семейства и в течение двух лет после такого перечисления действительно водворять в деревне переведенного в крестьяне дворового человека под страхом уплаты особой пени*. С дворовых людей помещик обязывался платить двойную подушную подать против той, которой обложены крестьяне**. Помещики, не имеющие деревень, могут приписывать своих дворовых в городах к служебным цехам. Дворовые могут быть отпускаемы на волю или за единовременный выкуп, или под условием уплаты договоренного оброка пожизненно или в течение какого-либо срока, но с правом навсегда освободиться от оброка единовременным взносом капительной суммы. Вольноотпущенные дворовые люди обязаны в течение года записаться в служебный цех или избрать иной род жизни, и помещик обязан платить за них подати не до ревизии, но только до истечения этого года; дворовые, не избравшие рода жизни в указанный срок, считаются бродягами и подлежат назначенным для бродяг взысканиям. Дворовых людей, не приписанных к деревням, запрещается принимать в залог или под обеспечение какого-либо частного или казенного взыскания. Точно так же воспрещается продавать, закладывать, отдавать по завещанию в другой род дворовых людей отдельно от деревень, к которым они приписаны. Передача личных прав на дворовых людей в пределах одного рода допускается лишь без раздробления семейств***.

______________________

* Сперанский первоначально предлагал объявлять дворовых в этом случае свободными, комитет заменил это взысканием пени с помещика. — Сборник Исторического общества. Т. 74. С. 165.
** Сперанский первоначально предлагал тройную. — Там же. С. 172.
*** Сборник Исторического общества. Т. до. С. 386-390.

______________________

Таковы были работы комитета 6 декабря. Результаты его деятельности выразились в составлении проектов: нового учреждения Государственного совета, правительствующего и судебного сенатов, комиссии прошений, учреждения для управления губерниями и закона о состояниях с приложенными к нему проектами положения о дворовых людях и указа об ограничении и раздроблении недвижимых населенных имуществ. Из всех этих проектов только проект закона о состояниях поступил в Государственный совет, прошел там с некоторыми изменениями и получил даже утверждение государя, но, как увидим в своем месте, и этот закон не был опубликован и не вошел в силу.

Тем не менее труды комитета 6 декабря, проработавшего до 1830 г., не прошли совершенно бесследно. Многие заключения, высказанные им по различным вопросам, были восприняты и взяты за основание последующими совещаниями, которые были созываемы императором Николаем Павловичем для обсуждения преобразовательных предположений, а главное — труды комитета 6 декабря задали тон общему направлению, по которому пошла затем за самыми немногими исключениями законодательная работа этого царствования.

Круг вопросов, которых коснулся комитет 6 декабря, был достаточно широк: все управление — и центральное, и местное, вся сословная организация вошли в программу его занятий. Но при обсуждении всех этих вопросов комитет обнаружил необычайную способность касаться всего, почти ничего не изменяя, сводить к немногочисленным формальным переменам крупнейшие законодательные проблемы и изыскивать благовидные предлоги для откладывания в долгий ящик разрешения давно назревших насущных задач. Разнообразные хитроумные способы, использованные для всего этого комитетом, составили образец и вошли в прочную традицию высшей бюрократии в деле изготовления преобразовательных проектов.

Все дальнейшие реформационные начинания этого царствования представляли собой попытки выполнения отдельными частями тех вопросов, которые рассматривались в комитете 6 декабря в виде единой связной программы.

3. ЦЕНТРАЛЬНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ. МЕСТНОЕ УПРАВЛЕНИЕ. САМОУПРАВЛЕНИЕ ДВОРЯНСКОЕ И ГОРОДСКОЕ

Мы посмотрим теперь, как справлялось правительство николаевского царствования с оставшимся после комитета 6 декабря обширным наследством намеченных, но не разрешенных государственных вопросов. Устройство центральных государственных учреждений всего менее было затронуто преобразовательными предположениями названного комитета. Последующая четверть века николаевского царствования (комитет 6 декабря закрылся в 1830 г.) не принесла никаких существенных перемен в этом отношении. 15 апреля 1842 г. было издано новое положение о Государственном совете. Оно не заключало в себе каких-либо значительных новшеств сравнительно с положением 1810 г. Основания, на которых было установлено тогда это высшее государственное законосовещательное учреждение, остались неприкосновенными. Зато на практике авторитет Государственного совета не раз претерпевал в царствование Николая Павловича чувствительные удары. Император ограничивал его законосовещательную роль самыми тесными пределами. Правда, сильно развившаяся при Александре I узурпация прав Государственного совета Комитетом министров была значительно ослаблена при Николае I*, но умаление роли совета шло с другой стороны. Обсуждение законопроектов все более сосредоточивалось в секретных комитетах, и прохождение закона чрез Государственный совет сводилось почти к формальности: судьба законопроекта уже предрешалась государем на основании суждений, высказанных комитетами. Когда в 1844 г. специальный комитет выработал проект указа о дворовых людях, государь, одобрив указ, намеревался тотчас подписать и опубликовать его. Председателю Государственного совета князю Васильчикову пришлось убеждать государя не отступать от общего порядка и внести проект указа в совет. Николай Павлович положил наконец следующую резолюцию: "Согласен, в надежде, что не последует в совете невыгода излишних прений"**. В этих словах со всей полнотой выразилось отношение Николая Павловича к Государственному совету не как к необходимому элементу политической жизни, а как к какому-то излишнему привеску к государственному механизму, который приходится терпеть только потому, что он уже существует. Барон Корф, очевидец и участник того, что делалось в высших бюрократических кругах описываемого времени, рассказывает в своих интересных мемуарах о другом аналогичном эпизоде, также разыгравшемся по вопросу о дворовых людях. Уже в 1840 г. Блудовым были изготовлены предположения о мерах к уменьшению дворового класса. Государь повелел рассмотреть эти предположения Блудову, Васильчикову и министру юстиции и затем проект указа прямо поднести к подписанию. И в этот раз Васильчиков поднял голос в защиту достоинства Государственного совета. "Да неужели же, — возразил государь, — когда сам я признаю какую-нибудь вещь полезною или благодетельною, мне непременно надо спрашивать на нее сперва согласие совета?" "Не согласие, — отвечал Васильчиков, — но мнение непременно, потому что совет для этого и существует, или надо его уничтожить или охранять тот закон, который сами Вы для него издали".

______________________

* Середонин С.М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. Т. I и II. СПб., 1902.
** Семевский В.И. Указ. соч. Т.II. С. 131.

______________________

Прение по этому поводу между государем и Васильчиковым было длинное и окончилось тем, что обсуждение указа было поручено комитету не из трех, а из 12 лиц, которым и поручалось рассмотреть как саму сущность дела, так и вопрос: вносить ли проект в общее собрание Государственного совета? Хотя комитет решил последний вопрос в утвердительном смысле, но дело вскоре совершенно заглохло вплоть до 1844 г., когда, как мы только что видели, Государственный совет снова едва не остался в стороне и получил дозволение рассмотреть законопроект лишь под условием принятия его без излишних прений*. Издание нового закона помимо Государственного совета было еще не худшей формой умаления советского авторитета. Еще более жалкая роль выпадала на долю совета в тех случаях, когда среди самой работы совет встречал противодействие со стороны сильного министра. Тот же Корф передает в своих мемуарах в высшей степени характерный эпизод подобного рода. В 1839 г. в Государственном совете рассматривался чрезвычайно важный вопрос о мерах к исправлению курса бумажных денег. Проект министра финансов Канкрина был отвергнут в совете большинством голосов. Канкрин, не дожидаясь представления государю мнений Государственного совета, предложил государю свою комбинацию непосредственно от своего имени и успел получить благоприятную для себя высочайшую резолюцию на свой доклад. Выходило так, что совет собирался, рассуждал и баллотировал совершенно напрасно: государь решил дело, даже не поинтересовавшись состоявшимися в совете мнениями. Председатель совета Васильчиков был вне себя от гнева. "Пока есть совет, — восклицал он, — нельзя им так играть, министр не вправе самовольно забегать к государю со своими предложениями по делам, решенным в совете!" По настоянию Васильчикова государь приказал "сделанное Канкриным предложение обратить к рассмотрению в совете". Тогда, в свою очередь, вознегодовал Канкрин. "Это есть, — говорил он, — величайшее оскорбление самодержавной власти, совет — место совещательное, куда государь посылает только то, что самому ему рассудится, а тут из совета хотят сделать камеры и место соцарствующее". В самый день заседания совета Канкрин получил аудиенцию у государя. Совет собрался, готовый к дальнейшему обсуждению мысли Канкрина, но в самый момент открытия заседания фельдъегерь привез собственноручную записку государя, где было написано: "Желательно мне, чтоб принято было..." и дальше излагалось предложение Канкрина. Совету оставалось только констатировать, что в записке выражена "прямая воля его величества, требующая одного безмолвного исполнения"**. Вопреки мнению Васильчикова оказалось, что Государственным советом можно играть как угодно. Практика ограничивала сферу влияния совета еще более узкими пределами, чем это было намечено в официальном о нем положении.

______________________

* Русская Старина. 1899. T. 99. С. 280-282.
** Там же. С. 19-21.

______________________

Никаких перемен общего характера не было произведено и в строе министерств. Самым крупным явлением в этой области было возникновение нового Министерства государственных имуществ. И эта мера касалась только перераспределения ведомств между некоторыми министерствами. Сами основания министерского устройства не были затронуты законодательством Николая I. Зато в сфере высшего управления шел другой любопытный процесс: многие отрасли администрации извлекались из круга министерского ведения и переходили в непосредственное ведение государя. В царствование Николая I необычайно разрастается "Собственная Его Императорского Величества Канцелярия". Первое отделение этой канцелярии сосредоточивало в себе дела, подлежавшие личному рассмотрению государя, а также наблюдение за исполнением высочайших повелений. С 1846 г. сюда же были присоединены дела государственной службы гражданского ведомства. В 1826 г. было образовано второе отделение названной канцелярии — кодификационное, заменившее собой упраздненную комиссию составления законов. В том же году возникло знаменитое третье отделение под начальством шефа корпуса жандармов, ведавшее высшую полицию. Видная и громкая печальной памяти роль выпала на долю этого учреждения в царствование Николая I. В 1828 г. появляется четвертое отделение для заведования благотворительными и учебными заведениями, находившимися под покровительством императрицы Марии Феодоровны. В 1836 г. было открыто временное пятое отделение для руководства преобразованием управления казенными крестьянами и, наконец, в 1843 г. — также временное — шестое отделение для разработки правил по устройству Закавказского края. В этом последовательном росте собственной Канцелярии Его Величества нельзя не видеть проявления той идеи, что только обыкновенные или давно налаженные отрасли администрации могут быть вверяемы заведованию министерств, но всякое крупное государственное начинание, выходящее из рамок текущей административной практики, должно быть ведено вне общего порядка, должно стать под более непосредственный надзор и направляющее руководительство самого монарха. Конечно, это было чисто фиктивное разграничение, ибо, что же представляли собой эти обширные отделения названной канцелярии, как не те же министерства, построенные целиком на обычных бюрократических основаниях?

Переходя теперь от центральных государственных учреждений к местному управлению, мы встречаем там другой любопытный процесс. Конечно, и в области местного управления правительство императора Николая Павловича всецело стояло на почве бюрократической системы. Чиновничество, "крапивное семя", царило по всей линии. "Общество" рассматривалось как совокупность плательщиков государственных повинностей или выполнителей разных "служб" — военных или гражданских. Мемуаристы того времени рассказывают нам поистине чудовищные эпопеи произвола, хищничества, взяточничества, волокиты, бумагописания, под гнетом которых задыхалась страна и гибла всякая живая мысль, всякое честное намерение. Читайте комедии Сухово-Кобылина. Там в точности изображены типичные канцелярские порядки Николаевской эпохи, которые превращали правительственные учреждения в настоящие воровские и разбойничьи притоны, куда опасно было заглядывать беззащитному человеку. Казалось бы, при господстве таких воззрений и таких порядков не могло быть места никакому проявлению общественной самостоятельности в сфере местного управления. Но жизнь пересиливала систему. Бюрократия мнила себя всесильной. Но на поверку она не могла справиться со своими задачами без услуг земства. И вот, в царствование Николая Павловича, в самый разгар бюрократического всевластия, начинают возникать под давлением необходимости зародыши местного самоуправления. Дворянские и городские общества, появившиеся еще при Екатерине II, получают более точную и упорядоченную организацию. Выборные элементы проникают и в чисто бюрократические местные учреждения в качестве необходимых сотрудников коронного чиновничества. Конечно, все эти зародыши земского самоуправления были чахлы, господствующие условия времени обрекали их на жалкое, приниженное существование, но уже само их появление в составе местных административных органов было знаменательно: оно указывало на то, что полное отстранение местных общественных сил от участия в управлении есть неосуществимая химера.

В 1837 г. была упразднена должность генерал-губернатора как постоянный и повсеместно действующий институт, который весьма трудно было согласовать с властью министров. Это содействовало усилению централизации в управлении. Вместе с тем по наказу 1837 г. губернатор сделался единственным высшим начальником губернии, и его власть стала простираться на все части управления. Затем, по закону 1845 г., губернское правление получило более определенную компетенцию и, перестав действовать исключительно по предписаниям губернатора, приобрело значение самостоятельного учреждения. Закон определил случаи, в которых губернские правления могли действовать самостоятельно, без участия губернатора.

Важнее всех указанных только что перемен были явления другого рода. В местном управлении начинают выделяться в особые ведомства отдельные стороны местного хозяйства и благоустройства. Часть санитарная, пути сообщения, призрение бедных, дело народного продовольствия организуются мало-помалу в специальные учреждения. В 1833 г. учреждаются губернские дорожные комиссии, соединяющиеся в 1848 г. со строительными комиссиями; в 1834 г. основаны "общие губернские комиссии народного продовольствия", в 1851 г. возникают "комитеты о земских повинностях". Все эти учреждения получают состав наполовину коронный, наполовину выборный. В их деятельности намечаются первые отдаленные очертания будущих земских учреждений пореформенной России. Я уже указал выше на то, в каких неблагоприятных для своего развития условиях, в каком приниженном и придавленном положении влачили тогда свое существование эти зародыши земской самодеятельности. Поясню эту мысль примером "комитетов о земских повинностях". В них участвовали губернатор, в качестве председателя, начальники палат казенной и государственных имуществ, начальник удельной конторы и затем — предводители и депутаты дворянства, городские головы губернских городов и депутаты от городов негубернских. Задачу комитетов составляло изготовление смет и раскладок земских денежных повинностей для каждой губернии на три года. Выполнение даже и этой скромной задачи было обставлено такими условиями, при которых роль земского элемента делалась совершенно призрачной. Помимо того, что в составе комитетов местные чиновные нотабли заслоняли представителей земли, сама работа комитетов была сведена к подготовительным черновым действиям, не имевшим никакого решающего значения. В сущности, комитеты только давали материал, на основании которого высшие государственные учреждения сами уже составляли сметы. Изготовленные комитетами проекты смет отдавались на рассмотрение министрам финансов, внутренних дел, государственных имуществ, уделов и генерал-губернаторам. На основании замечаний всех этих инстанций министр финансов составлял табель повинностям и общую роспись денежным сборам и расходам на земские повинности. Роспись и табели вносились в департамент экономии и затем — в общее собрание Государственного совета и, наконец, утверждались императором.

Сами "земские повинности", о которых шла речь в этом случае, далеко не соответствовали по существу этому названию. На счет земских повинностей относились то предметы частных потребностей отдельных сословий и обществ, то предметы государственной необходимости, которые удовлетворялись ранее из казенных сумм.

Если участие общественных представителей в общих административных учреждениях было столь минимальным и эфемерным, то не восполнялся ли этот недостаток деятельностью сословных самоуправляющихся обществ — дворянского и городского, которые существовали еще со времен Екатерины II? И дворянские собрания, и городские думы были весьма далеки от процветания в первой четверти XIX столетия. Дворянские выборы падали очень быстро после первых сравнительно более удачных опытов, городские думы с самого начала превратились в послушное орудие коронной городской полиции. В царствование Николая Павловича были сделаны некоторые опыты оживления и дворянского, и городского самоуправления. Необходимо бросить взгляд на содержание и результаты этих опытов. В 1831 г. было издано новое положение о дворянских обществах. В основу этого закона легли две руководящие цели: 1) точнее и определительнее выяснить подробности устройства этих обществ, слишком недостаточно намеченные в екатерининском законодательстве, и 2) улучшить личный состав дворянских собраний. Первой целью были продиктованы статьи нового положения: 1) точнее определяющие роды и виды дворянских собраний с их разделением на губернские и уездные; обыкновенные и чрезвычайные, с обозначением порядка созыва и открытия каждого из таких собраний; 2) точнее определяющие порядок выборов должностных лиц на дворянских собраниях; 3) точнее обозначающие порядок направления петиций, возбуждаемых дворянскими собраниями; кроме того, положением 1831 г. право петиций существенно расширялось дозволением ходатайствовать в них не только о нуждах дворянского сословия, но и об устранении всякого рода местных злоупотреблений и неудобств, хотя бы и происходящих от какого-либо общего постановления; 4) статьи, впервые точно исчисляющие предметы занятий уездных дворянских собраний, вовсе не определенные жалованной грамотой, и, наконец, 5) статьи, касающиеся замещения разных должностей по выбору от дворянства; здесь в особенности надлежит отметить полное уравнение местной службы дворянства на выборных должностях с общей государственной службой в наградах и выгодах и расширение круга должностей, замещаемых дворянскими выборами; так, дворянству было предоставлено право выбирать не только членов, но и председателей судебных палат. Кроме того, узаконения 1831 г. подробно определяли сам порядок замещения дворянами выборных должностей.

Вторая цель, поставленная законодателем, — улучшение личного состава дворянских избирательных собраний — вызвала другой ряд постановлений, в которых осуществлялась мысль, выдвинутая еще в комитете 6 декабря о необходимости сократить участие в дворянских избирательных собраниях мелкопоместных дворян установлением значительного избирательного ценза. Положение 1831 г., развитое и дополненное некоторыми постановлениями 1832 и 1836 гг., значительно повысило активный имущественный ценз сравнительно с жалованной грамотой 1785 г.: к непосредственному пользованию активным избирательным правом допускались теперь дворяне, имеющие не менее ста душ крестьян мужского пола, а также не менее 3000 десятин земли, хотя и незаселенной, но в одной губернии. Для дворян, приобретших во время действительной службы, а не при отставке чин полковника или действительного статского советника ценз понижался (по закону 1836 г.) до 5 душ крестьян или 150 десятин незаселенной земли. Дворяне, не получившие указанных выше чинов, но обладающие цензом не ниже 5 душ или 150 десятин, получили право участвовать в выборах чрез уполномоченных. Нельзя отрицать того, что все изложенные постановления были внушены желанием оживить деятельность дворянских собраний и поднять их значение. Цель эта не была, однако, достигнута. И немудрено: деятельность самоуправляющихся обществ не может получить оживления от одних технических усовершенствований их внутреннего распорядка, для этого необходима прежде всего наличность благоприятных общих условий в жизни всей страны, необходима наличность здоровой атмосферы, истинной законности и правомерной свободы. В бюрократическо-крепостнической России времени Николая Павловича самоуправляющиеся союзы могли представлять из себя не более, как карикатурные пародии на самоуправление, как бы подробно ни были разработаны регламенты их устройства и их деятельности. Дворянство чувствовало это — сознательно или бессознательно — и не дорожило своим сословным самоуправлением. Недаром в тот же закон 1831 г. пришлось включить ряд постановлений, направленных на побуждение местного дворянства к деятельному участию в дворянских собраниях. В этом законе участие дворян в собраниях названо даже обязанностью, освобождение от которой может быть допускаемо только по уважительным причинам. За непосещение собраний без уважительных причин собранию предоставлялось налагать на дворянина штрафы в пользу дворянской казны в размере от 25 до 250 рублей и даже временно исключать его из дворянского собрания. Но и эти постановления не принесли желаемых результатов. Уклонение дворян от участия в собраниях и выборах составляло хроническое явление и в 30-х, и в 40-х, и в 50-х годах XIX столетия, на что имеются положительные официальные указания.

Вопрос о городском самоуправлении также не был обойден законодательством этого царствования. Выработка нового Городового положения для Петербурга (1846) считалась даже в свое время наиболее смелым шагом николаевского правительства на пути преобразований. В Городовом положении 1846 г. хотели видеть — как бы в исключение из общего характера политики этого царствования — официальное признание принципа общественной автономии. Недаром один из главных участников этой реформы, Николай Милютин, получил в придворных сферах Петербурга репутацию "красного" именно за свои работы по составлению названного положения — репутацию, уже при новом государе едва не помешавшую ему принять участие в крестьянской реформе! Когда сообразишь возможность такого факта, когда припомнишь, что даже екатерининское Городовое положение 1785 г. в глазах петербургского генерал-губернатора в 1861 г. казалось безвредным в политическом отношении только потому, что оставалось "мертвой буквой"*, — тогда, конечно, невольно отдаешь полную справедливость стараниям Милютина сделать хотя что-нибудь для поддержания начал муниципальной автономии в период расцвета полицейской государственности. Но, вглядываясь безотносительно в содержание Городового положения 1846 г., нельзя не признать, что злоключения, испытанные Милютиным, свидетельствуют не о радикализме преобразовательных идей, вложенных в этот законодательный акт, а лишь о необычайной политической косности той среды, которая могла усматривать в этом законе какую-то новаторскую смелость. На самом деле и Городовое положение 1846 г., несмотря на все благие побуждения и стремления составителей, носило на себе глубокую печать своего времени или, если угодно, своего безвременья. В некоторых отношениях оно являлось даже шагом назад по сравнению с Городовым положением 1785 г.

______________________

* Дитятин И.И. Устройство и управление городов России. Т. II. 1875. С. 426.

______________________

Екатерининское Городовое положение 1785 г. впервые провозглашало два новых в истории нашего муниципального управления принципа: 1) объединение всех элементов городского населения без различия их сословного происхождения в одном всесословном "обществе градском"; 2) предоставление этому всесословному градскому обществу права самостоятельного заведования местным городским хозяйством не только в целях удовлетворения фискальных государственных потребностей, но и в целях удовлетворения нужд самого городского населения. Надо заметить, однако, что уже в екатерининском законодательстве эти начала, будучи только намечены, не были последовательно развиты и проведены в жизнь. Многочисленными отступлениями и ограничениями закон ослабил значение провозглашенных им принципов и, можно сказать, отдал их на жертву умерщвляющему влиянию жизненной рутины. Последующие царствования принесли с собой много изменений в строе городского управления, еще более исказивших начала жалованной грамоты 1785 г., и ко времени воцарения Николая Павловича екатерининское Городовое положение, по-прежнему официально признаваемое действующим законом, находилось на самом деле в состоянии полного разгрома. План Екатерины II объединить всех городских жителей без различия сословий в общей дружной работе на почве городского самоуправления потерпел совершенное крушение. Нельзя было звать сословия к общей деятельности, оставляя в силе и даже еще более укрепляя сословные перегородки, разобщившие различные элементы населения. Дворяне гнушались совместной работой с купцами и мещанами, боясь запачкать свое "благородство". Купцы и мещане, в свою очередь, сторонились от дворян, опасаясь, как бы последние, проникнув в городские учреждения, не захватили в свои руки все влияние на городские дела. В результате, несмотря на закон 1785 г. и прямо вопреки его смыслу и его букве, и "градское общество" и органы этого общества — городские думы — стали фактически чисто сословными учреждениями, в которых жившее в городах дворянство не принимало участия. Это систематическое нарушение закона 1785 г. до такой степени укоренилось и вошло в жизнь, что в сознании общества утвердилась ложная мысль о том, что сам закон требует такого порядка. Недаром в 1845 г. Милютину пришлось составлять особую обширную записку в доказательство того, что Городовое положение 1785 г. не только не противоречит участию дворян в городском самоуправлении, но, наоборот, прямо и положительно включает живущих в городах дворян в состав градского общества*.

______________________

* Там же. С. 40.

______________________

Не в меньшей степени подверглось крушению и другое начало муниципального строя, провозглашенное в 1785 г.: самостоятельность выборных городских учреждений в заведывании городским хозяйством.

Уже в законодательстве Екатерины II этот вопрос был поставлен совершенно неудовлетворительно: городским думам была предоставлена чисто призрачная самостоятельность. Коронная полиция получила полную власть во всех отраслях городского хозяйства, вверенных попечению дум, и не нужно особенной догадливости, чтобы понять, которое из этих двух конкурирующих ведомств заняло на деле господствующее положение. Неравное соотношение сил между коронными административными властями и муниципалитетами еще более обострилось к невыгоде последних в течение первой четверти XIX столетия. И на практике, и по закону органы городского самоуправления превратились в безгласное и послушное орудие коронного начальства, и все "самоуправление" городов свелось в конце концов к обязательному доставлению денег по запросам казны из собираемых с горожан сумм.

Жалкое состояние, в котором находились русские города в первой четверти XIX столетия, побудило правительство императора Николая Павловича обратить внимание на реформу городского управления. Посредством пересмотра Городового положения надеялись вывести русский город на путь преуспеяния, оживить городскую промышленность и поднять уровень городской культуры.

Вопрос о том, возможно ли возрождение городской жизни путем одних административных преобразований без изменения всех социальных условий и отношений, в которых пребывала тогдашняя Россия, в правительственных сферах того времени, по-видимому, не поднимался. Не задавалось правительство и другим вопросом: каким образом официальные совещания и комитеты изыщут способы усовершенствовать городское самоуправление при общем господстве полицейской опеки надо всеми отраслями народной деятельности?

Целый ряд инстанций последовательно трудился над составлением нового Городового положения, начиная с самых первых лет николаевского царствования. Еще при Александре I комиссия законов вырабатывала проект Городового положения. По закрытии названной комиссии составленный ею проект был передан на рассмотрение главноуправляющему II Отделением Собственной Его Величества Канцелярии Балугьянскому, который забраковал работу комиссии и составил собственный проект, в 1827 г. поступивший в Государственный совет. Государственный совет не придал значения проекту Балугьянского и поручил Министерству внутренних дел заняться дальнейшей разработкой городской реформы. Министерство в том же 1827 г. учредило для этой цели особый комитет, в состав которого, кроме чиновников министерства, вошли два чиновника по назначению генерал-губернаторов Петербурга и Москвы. Комитет должен был составить Городовое положение лишь для обеих столиц. Работа была закончена к февралю 1828 г. Жестоко раскритикованный столичными генерал-губернаторами и дворянскими и купеческими обществами обеих столиц, которым он был передан на заключение, этот проект был отвергнут Государственным советом. В 1836 г. при Министерстве внутренних дел была организована новая комиссия для пересмотра этого неудачного проекта, но и ее труды не получили одобрения и утверждения. В 1840 г. только что упомянутая комиссия была преобразована и с новым составом и под новым наименованием опять принялась за то же дело составления проекта городового положения. По отзыву министра, комиссия "в занятиях не подвигалась" и потому через два года была распущена. Наконец, в 1842 г. при хозяйственном департаменте Министерства внутренних дел открылось "временное отделение для устройства городского хозяйства", в работах которого деятельное участие принял Николай Милютин, только еще выступавший на государственное поприще. В течение двух лет отделение составило проект Городового положения для Петербурга, которому предшествовали "главные основания для начертания проекта об общественном устройстве столичного города С.-Петербурга". Обширные подготовительные работы были предприняты отделением в связи с составлением этого проекта; помимо собирания прежних законов по городскому управлению, начиная с Петра Великого, во многие города были посланы чиновники для обревизования всех сторон городского управления и составления статистических описаний осмотренных ими городов.

В апреле 1844 г. составленные отделением "главные основания" были утверждены Государственным советом, но сам проект был возвращен в Министерство внутренних дел для окончательной обработки. В 1845 г. министерство изготовило пересмотренный текст проекта, который вторично был возвращен из Государственного совета ввиду последовавших возражений и замечаний. Проект вторично был переработан в министерстве и, наконец, после новой его переделки уже в самом Государственном совете 13 февраля 1846 г. он получил высочайшее утверждение и стал законом.

Во всех этих многочисленных проектах на первый план выдвигалась идея привлечения к действительному участию в городском самоуправлении живущих в городах дворян. Восстановить предначертанную в екатерининском положении всесословность городских дум, отнять у них исключительный купеческо-мещанский характер, какой они приняли в жизни вопреки замыслам законодательницы, — вот в чем видели главную задачу обновления городского управления составители всех упомянутых выше проектов. Казалось бы, единственным средством к достижению этой цели могло явиться устранение коренных причин, препятствовавших до тех пор дружному слиянию сословий на почве городского самоуправления. Таких причин было две: 1) резкая обособленность сословий во всем складе русской жизни того времени: лишь глубокая демократизация общественного порядка, немыслимая без полной перестановки всех социально-экономических отношений, могла бы потушить междусословный антагонизм, не дозволявший дворянину вступать в общее собрание с купцом и мещанином; 2) безгласное подчинение органов городского самоуправления коронному начальству: лишь настоящая независимость и самостоятельность муниципальных учреждений могла бы сделать их привлекательными для всех слоев населения. Устранить первую причину крушения екатерининского Городового положения составители проектов нового закона, конечно, не могли: не росчерком пера, а медленной социальной эволюцией совершается демократизация обществ. Устранить вторую причину составители не хотели или не считали нужным: стремясь привлечь дворян к фактическому участию в городских учреждениях, они не только не ослабляли, но нередко еще усиливали зависимость этих учреждений от бюрократического надзора и властного руководительства коронного начальства. Не трудно предугадать, насколько успешными должны были оказаться при этих условиях попытки обновления муниципальной жизни, хотя бы только в одном Петербурге. Окончательным результатом всех этих попыток явился, как уже сказано, закон 1846 г., вводивший новое Городовое положение для одного Петербурга. Какое же значение мог получить этот закон в истории городского самоуправления России? Всего лучше на этот вопрос ответит нам сопоставление названного закона со старым Городовым положением 1785 г.

Совершенно согласно с общим духом законодательства Николаевской эпохи рассматриваемый новый закон был издан в качестве "разработки" старого Положения, которое в своих основных началах было признано подлежащим незыблемому сохранению. Главнейшие пункты, которых коснулась "разработка", состояли в следующем.

Новое Положение стремилось прежде всего яснее и определеннее установить принадлежность к градскому обществу всех слоев городского населения, включая и живущих в городах дворян. И потому вместо простого установления общего имущественного ценза для участия в городском обществе, теперь поименно перечислялись все разряды населения, составляющие городское общество. Но, освящая всесословность городского общества, положение 1846 г. не делает его бессословным. Наоборот, теперь еще сильнее подчеркивалась раздельность тех сословных групп, которые должны были объединиться в городском управлении, отнюдь не сливаясь, однако, в однородную массу. Во-первых, разные сословия входят в городское общество на различных основаниях: дворяне, почетные граждане и разночинцы — по владению недвижимой собственностью в черте города, а купцы, мещане и цеховые ремесленники — просто в силу принадлежности к определенному податному состоянию. Затем и в составе этого самого градского общества сословные группы действуют раздельно. Для выборов гласных в думу каждое сословие составляет особое избирательное собрание; далее, каждая сословная группа избирает гласных только из своей собственной среды. "Общая дума", таким образом составленная, является лишь механическим соединением представителей отдельных сословий. Она и формально разделяется на 5 отделений по числу городских сословий*. У каждого отделения — свой сословный старшина.

______________________

* Отделения: 1) потомственных дворян, 2) дворян личных и почетных граждан, 3) купцов, 4) мещан и 5) ремесленников.

______________________

В высшей степени редко общая дума действует в полном составе, т.е. в виде общего собрания гласных всех отделений. Обыкновенно дума собирается по отделениям, в которых гласные каждого сословия рассматривают особо дела, до него касающиеся. Этого мало: даже и такие дела, которые касаются нескольких сословий, рассматриваются в каждом отделении думы порознь, причем приговором думы считается решение, за которое выскажется большинство по всем отделениям. Такой же всесословный, но не бессословный состав придан и "распорядительной думе" — орган, соответствовавший шести-гласной думе по положению 1785 г. Члены распорядительной думы избираются опять-таки по сословиям. То же начало было применено и к городскому депутатскому собранию. Это последнее учреждение даже по положению 1785 г. имело бессословную организацию. Теперь здесь вводятся те же выборы по сословным группам и то же производство дел по обособленным сословным отделениям, как и в общей думе. Изложенные постановления имели целью привлечь дворян к фактическому участию в городском самоуправлении, не пугая их перспективой полного смешения с серой купеческой и мещанской массой. Законодатель пошел еще дальше и постарался сосредоточить в руках высших, или, по выражению рассматриваемого закона, старших, сословий преимущественное руководящее влияние на ход городских дел. Так, при рассмотрении какого-либо вопроса в нескольких отделениях общей думы первоначально должны были постановить свои решения отделения двух "старших" сословий, остальные отделения получают эти уже готовые решения и прямо приступают к их баллотированию, и только. Если баллотировка не даст благоприятного для них результата, младшие отделения приступают к самостоятельному обсуждению вопроса. На практике этот странный порядок сводился просто-напросто к тому, что младшие отделения принимали к подписанию готовые резолюции старших, чем и ограничивалось их участие в делах думы. В думе "распорядительной" главенство "старших" сословий выражалось уже в крайне неравномерном распределении мест, занимавшихся представителями отдельных сословий: из 12 выборных членов распорядительной думы каждое из трех высших сословий выбирает по 3 представителя (итого — 9), тогда как два низших сословия — мещане и ремесленники — оба вместе представлены тремя гласными. Все эти заботы по выдвиганию на первый план в деятельности дум представителей дворянства и почетного гражданства вытекали из уверенности в том, что одного привлечения к городским делам высших слоев городского населения будет достаточно для возрождения захудалого городского самоуправления. Посмотрим же, какие рамки ставило Положение 1846 г. для обновленных по составу и призываемых к возрождению городских учреждений.

Прежде всего достойно упоминания, что Положение 1846 г. значительно сократило количество избирателей при выборах в думу, подняв установленный для того имущественный ценз с 15 рублей серебром чистого дохода до юо рублей серебром. Количество избираемых в общую думу гласных определялось Положением 1846 г. minimum по юо и maximum по 150 человек от каждого сословия, т.е. на всю общую думу minimum 500 и maximum — 750 гласных*. Здесь следует отметить, что все городские сословия, независимо от их численности, выбирали по одинаковому числу гласных: это — новая привилегия для высших сословий, значительно уступавших количественно низшим слоям городского населения. Гласные избираются на три года, как и по старому Положению. О разделении общей думы на секции было сказано выше. Объединительным органом всей думы служил городской голова. В порядке замещения этой важной должности Положение 1846 г. резко отступает от старого положения к невыгоде для муниципальной автономии. По законам Екатерины II городской голова избирался самим градским обществом и лишь утверждался в должности правительством. Теперь дума, а не все градское общество, должна была выбирать из своей среды лишь двух кандидатов, одного из которых утверждает император. Кандидаты могут быть намечаемы лишь из среды дворянства, почетного гражданства и первогильдейского купечества, притом не моложе 30 лет от роду и с недвижимой собственностью не ниже 15 тысяч рублей. Изменением порядка при замещении должности городского головы не ограничились постановления нового закона, суживавшие применение выборного начала в городском управлении. Так, весь состав думской канцелярии определялся правительством.

______________________

* Уже в 1862 г. число гласных общей думы было сокращено до 250 человек.

______________________

В состав "распорядительной думы", заменившей собой прежнюю шестигласную, сверх 12 выборных гласных был введен еще тринадцатый "член от короны". Составители Положения 1846 г. не только не опасались бюрократизации муниципальных учреждений, но, наоборот, усматривали причину неудачи городской реформы 1785 г. как раз в том, что применение и развитие начал екатерининского Положения было предоставлено всецело "самим обществам, слишком малообразованным для этого". И вот, член от короны, назначаемый самим министром внутренних дел, должен был по их замыслу оживотворить муниципальное управление, внося в него со своей стороны административный опыт и просвещенное воззрение на дела.

Пределы ведомства городских дум, круг предоставленных им дел оставался тот же, что и по Положению 1785 г., но при этом не только не ослаблялось, но даже еще усиливалось вмешательство коронной администрации в деятельность городских учреждений. Опека и надзор со стороны коронной власти опутывали городское самоуправление по рукам и ногам. Не говоря уже о том, что все наиболее важные функции отправлялись думой не иначе, как с утверждения "начальства", следует заметить, что и внутренний распорядок городских учреждений, взаимные отношения отдельных муниципальных органов в самой широкой мере подчинялись усмотрению различных "начальств". Так, распорядительная дума, по существу — исполнительный орган общей думы, была поставлена в непосредственное подчинение не общей думе, а коронной администрации. Всякий приговор общей думы, с которым распорядительная дума не согласится, последняя могла представить начальнику губернии, который со своей стороны мог внести спорное дело со своим заключением на разрешение военного генерал-губернатора. Легко видеть, что изложенное правило, в сущности, сводило к нулю право общей думы принимать самостоятельные решения по управлению городом. Но и распорядительная дума, в свою очередь, была поставлена в такое же положение по отношению к своему председателю — городскому голове. Местное "главное начальство" получило право предписывать городскому голове принимать лично, без предварительного доклада распорядительной думе, неотложные меры по делам общественного управления. Усмотрение коронного начальства продвигалось между головой и распорядительной думой точно так же, как и между двумя думами — распорядительной и общей. Система автономных муниципальных учреждений, воздвигнутая Положением 1846 г., на поверку оказывалась чистой фикцией, и отдельные части этой системы, в сущности обособленные друг от друга, превращались просто-напросто в ряд исполнительных органов коронной власти. Все вообще городское управление было отдано по этому Положению "под главное наблюдение и ведение военного генерал-губернатора". Помимо распоряжения этого последнего, не могло быть созвано ни одно собрание "градского общества" и общей думы. Военный генерал-губернатор разрешал несогласия, возникавшие между обеими думами; он же по соглашению с министром внутренних дел составлял инструкцию члену от короны, входившему в состав распорядительной думы; он же назначал одного из выбранных Общей думой кандидатов на должность городского секретаря, утверждал из выбранных кандидатов сословных старшин, утверждал в должности членов распорядительной думы и торговой депутации. Наконец, решения распорядительной думы по некоторым категориям дел обязательно представлялись на его утверждение. Наряду с военным генерал-губернатором на городское самоуправление Петербурга распространял свое "непосредственное ведение" и гражданский губернатор. Он обязательно председательствовал в распорядительной думе при рассмотрении ежегодной росписи и кроме того мог занять там председательское место всегда, когда находил это нужным; он мог предписать думе внести в дополнительные росписи расход на те или другие нужды, признанные им неотложными. Справедливо замечает Дитятин*, что в этих случаях правительственная власть уже не ограничивается надзором за городским самоуправлением, а переходит к прямому вмешательству в деятельность муниципальных учреждений. Сообразив совокупность всех этих постановлений об отношениях городских учреждений к "коронному начальству", естественно глубоко усомниться в том, чтобы в этом "обновленном" и "переработанном" городском самоуправлении осталась еще хотя бы слабая тень истинной муниципальной автономии. Император Николай Павлович, не склонный поощрять преобразовательную предприимчивость, мог спокойно дать этому Положению силу закона: оно ничего по существу не реформировало, а если и вводило какие-либо новости сравнительно с Положением 1785 г., то лишь ради вящего торжества той самой бюрократической опеки, которая полагалась во главу угла всей правительственной политики этого царствования. Следует ли удивляться тому, что городское население Петербурга не сочло для себя особенно заманчивым работу в обновленном городском самоуправлении, и можно ли — как это иногда делается — приписывать неуспех этой правительственной реформы косности общества? Городская реформа 1846 г. была чисто бумажной реформой. Она не опиралась на реальное соотношение наличных общественных сил, она не провозглашала какого-либо животворного принципа. Ее практические последствия свелись к кое-каким техническим починкам старой екатерининской системы городских учреждений — и только. Объединить общество на почве городского самоуправления, раздвинуть рамки муниципальной автономии и вдохнуть в ее формы жизненную энергию — такие починки, разумеется, не могли, и если составители Положения 1846 г. ставили себе подобные задачи, то совершенное ими дело не приходится признать удачной попыткой.

______________________

* Дитятин И.И. Указ. соч. Т. II.

______________________

4. СОСЛОВНЫЕ РЕФОРМЫ: ДВОРЯНСТВО, ПОЧЕТНОЕ ГРАЖДАНСТВО, КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС

Мы уже знаем, что к 1830 г. так называемый комитет 6 декабря выработал проект закона о состояниях, в котором содержались новые постановления о всех сословиях. Намеченные в проекте нововведения были более, чем скромны: для очистки совести было сказано несколько общих фраз о духовенстве, отменялось получение дворянского достоинства выслугой чинов и в связи с этим проектировалось новое сословие именитых граждан и, наконец, робко затрагивался вопрос о крепостных крестьянах с явным желанием ограничить разработку этого вопроса частными паллиативами и подменить задачу раскрепощения владельческих крестьян задачей улучшения быта крестьян казенных. Как ни были осторожны и незначительны все эти предположения, основанный на них проект закона о состояниях все же не получил осуществления. Судьба этого проекта очень характерна. Она живо рисует бессилие законодательной машины, направляемой "всемогущей" бюрократией. По приказанию императора упомянутый проект был внесен на рассмотрение Государственного совета. Там он был принят после некоторых поправок. Император дважды возвращал его в совет для исправлений, и наконец в июне 1830 г. проект в окончательном виде получил утверждение государя. Казалось бы, дело было кончено, оставалось лишь обнародовать новый закон установленным порядком. Но в этот последний момент сомнения и колебания овладели душой государя. Присущий ему страх перед всякой, хотя бы невинной, реформой сказался со всей силой. Не приступая к обнародованию закона, государь отправил его на предварительное рассмотрение цесаревича Константина Павловича в Варшаву. Это обстоятельство решило все дело. Цесаревич представил пространный отзыв, похожий на заклинание воздержаться от опасной ломки существующих порядков. По тону отзыва цесаревича можно было бы подумать, что дело шло о целом перевороте в сословной организации России. Надежнейшая ограда основных государственных законов и уставов есть их древность; сохранение "древнего порядка главных состояний" всего лучше обеспечивает твердость государственного быта и потому предположенные существенные перемены следовало бы "отдать еще на суд времени" и, во всяком случае, не осуществлять "вдруг во многих предметах", как это предлагается в проекте.

Мысли, высказанные цесаревичем, произвели глубокое впечатление на государя, тем более что они вполне соответствовали его собственным убеждениям. Хотя отзыв цесаревича и был передан председателю Государственного совета для ответных объяснений, которые и были действительно составлены, но дело об издании закона о состояниях уже не получило дальнейшего движения*. На Западе поднялась революционная гроза, в Польше вспыхнуло восстание. Трудно было бы указать, какие точки соприкосновения могли бы получиться между этими политическими сотрясениями и обнародованием невиннейшего "закона о состояниях", проектированного сановными членами комитета 6 декабря. Но лозунг "не время делать реформы" восторжествовал по всей линии с получением вестей о западных событиях. Чахлое детище сановных дум вдруг показалось страшным призраком, и его поспешили похоронить в архивной пыли, откуда оно выглянуло, наконец, на свет Божий не ранее 1894 г. в не раз уже цитированном мной Сборнике Русского исторического общества.

______________________

* Сборник Исторического общества. Т. 90. С. 467-536.

______________________

Посмотрим теперь, как справлялось законодательство николаевского царствования с наследием, оставленным ему комитетом 6 декабря по вопросу об устройстве общественных состояний.

Вопрос о реорганизации дворянского сословия совсем не ставился на очередь во всем его объеме. Предположения, выдвинутые комитетом 6 декабря, отразились на последующем законодательстве лишь косвенно и частично. Доступ в ряды дворянства посторонним элементам путем выслуги чинов отменен не был, но зато были повышены условия для такого доступа в целях его ограничения. Манифестом 1845 г. были повышены чины как по военной, так и по гражданской службе, дававшие права потомственного дворянства: теперь только первый штаб-офицерский чин должен был приносить потомственное дворянство, а первый обер-офицерский чин — лишь личное дворянство; по гражданской же службе потомственное дворянство должно было приобретаться чином 5-го класса, а не 8-го, как было установлено табелью о рангах. Личное дворянство должно было приобретаться по гражданской службе чином g класса, тогда как чины ниже 9 класса давали только личное почетное гражданство. Таким образом, предложения комитета 6 декабря были осуществлены лишь наполовину: приобретение дворянства чином не было уничтожено, но было затруднено. В то же время для дворян были установлены сокращенные сроки производства в чины. Другая мера, намеченная комитетом 6 декабря по отношению к дворянству, — ограничение дроби-мости дворянских имений — была осуществлена законом 1845 г. о заповедных недвижимых имениях. Обширного применения этот закон получить не мог ввиду весьма высокого минимального размера, установленного для имений, могущих быть обращенными в заповедные: 400 крестьянских дворов или ю тысяч удобной земли с доходом 12 тысяч рублей серебром в год.

Наряду с этими мерами, направленными к поднятию и расширению привилегий дворянского сословия, при Николае Павловиче были, однако, изданы и другого рода узаконения, которые ограничивали права дворянства, освященные еще екатерининской жалованной грамотой. Эти ограничительные узаконения были вызваны разнообразными мотивами. Во-первых, и дворянству пришлось принести свои жертвы на алтарь политической реакции, прочно воцарившейся у нас при Николае Павловиче. Император усиленно старался об установлении политического карантина на нашей западной границе. Он усматривал страшный вред от поездок русских людей в Западную Европу, обуреваемую либеральными стремлениями, и для предотвращения этого вреда не остановился перед нарушением дворянских прав, утвержденных грамотой 1785 г. В 1831 г. было воспрещено отправлять российских юношей моложе 18 лет за границу для усовершенствования в науках, в 1834 г. срок дозволенного пребывания в чужих краях с узаконенным паспортом ограничивался для дворян пятью годами (для прочих сословий — тремя годами), в 1851 г. эти сроки подверглись дальнейшему сокращению: для дворян — до трех лет, для лиц прочих сословий — до двух. В то же время была сильно повышена оплата заграничных паспортов.

Другого рода ограничения были вызваны желанием привлечь дворян к службе в местных учреждениях. В 1837- в 1840 гг. вышли запрещения принимать дворян на службу в министерства, пока они не прослужат установленных сроков в местах губернских. Наконец, некоторые ограничения дворянских преимуществ стояли в связи с попытками правительства по ослаблению крепостного права, которые будут отмечены ниже при обзоре законодательства по крестьянскому вопросу. Сюда относятся: воспрещение приобретать крестьян без земли тем дворянам, которые не владеют населенными имениями (1841); стеснение в праве владеть населенными имениями для возведенных в дворянское достоинство из крестьян (1842); запрещение продавать крестьян без земли с публичного торга в удовлетворение частных долгов, а также продавать крестьян с раздроблением семейств (1833); воспрещение отдавать крестьян в работу на горные заводы (1827); ограничительные правила о праве помещиков ссылать крестьян в Сибирь (1827 и 1828); регулирование законом карательных мер, применяемых к крестьянам помещиками (1845-46); запрещение поручать управителям без ведома самого помещика удалять крестьян из имения или отдавать их в рекруты (1854); запрещение сдавать в аренду имения, населенные крепостными крестьянами (1853). Конечно, все эти постановления стесняли владельческие права дворян по отношению к крепостным крестьянам и населенным имениям. И многим дворянам уже чудился в этих отрывочных мерах правительства страшный для них призрак отмены самого крепостного права. Эти опасения не были безосновательны, но для эпохи императора Николая I были еще преждевременны.

Ходатаи за незыблемое сохранение крестьянской неволи еще окружали трон плотной стеной. Мы сейчас перейдем к деятельности этих сановных крепостников, предварительно бросив взгляд на то, что было сделано законодательством Николая Павловича по устройству "среднего состояния".

Самой крупной мерой по отношению "к среднему состоянию" было учреждение в 1832 г. почетного гражданства. То был косвенный отголосок тех предположений, которые возникали еще в комитете 6 декабря. Однако тогда образование особого привилегированного разряда лиц среднего состояния ставилось в связь с проектированной отменой получения дворянского достоинства выслугой чинов. Как мы уже знаем, получение дворянства чином осталось в силе, а потому и реформа "среднего состояния" получила иное направление. Установление почетного гражданства в 1832 г. вызвано было желанием предотвратить обращение почтенных купеческих фамилий в мещанство вследствие расстройства денежных дел и невозможности объявить гильдейский капитал. С этой целью и был создан разряд "почетных граждан", пребывание в котором не требовало непременного сохранения за собой гильдейского капитала.

Соответственно с этим почетным гражданам уже не присвоялось той доли дворянских привилегий, которую комитет 6 декабря предполагал предоставить "именитым гражданам". Права почетных граждан по закону 1832 г. ограничивались свободой от рекрутской повинности, подушного оклада и телесного наказания. Теми же правами пользовалось и гильдейское купечество. Почетное гражданство делилось на потомственное и личное.

В состав первого вступали: 1) дети личных дворян и церковнослужителей с определенным образовательным цензом — по рождению, 2) коммерц- и мануфактур-советники, купцы, пробывшие го лет сряду в первой гильдии, купцы, получившие вне службы чин или орден, ученые и художники, имеющие ученые степени и дипломы — по ходатайству. В состав личного почетного гражданства вступали: 1) дети церковнослужителей, не обладающих установленным образовательным цензом, — по рождению, 2) лица, кончившие университеты, коммерческие училища и многое др., — по ходатайству и 3) по служебной выслуге — лица, получившие те чины, которые не давали дворянства.

Как видим, вопросы о сословной организации и дворянства и "среднего состояния" не вызвали усиленного движения в законодательстве николаевского царствования. Зато вопрос крестьянский доставил наибольшее количество хлопот правительству Николая Павловича*. Император живо сознавал всю неотложность разрешения этого больного вопроса законодательным порядком. Он прямо назвал крепостное право "злом, для всех ощутительным и очевидным". В беседе со своим лучшим советником по крестьянскому делу Киселевым он высказывал, что приготовляется начать "процесс против рабства, когда наступит время освободить крестьян во всей империи", и горько жаловался при этом на недостаток помощников, сочувствующих этой идее и понимающих всю важность этого вопроса. Но сознание неизбежности реформы крепостных отношений соединялось у него с чувством страха перед крупными социальными преобразованиями, а желание найти надежных помощников в этом трудном деле разбивалось об отчуждение трона от всех живых, сознательных и передовых элементов общества. И по-прежнему разработка крестьянского вопроса не выходила из рамок небольших секретных комитетов, большинство членов которых было заведомо враждебно не только отмене, но даже и простому смягчению крепостного права. Все эти комитеты твердо держались заветов своего предшественника-комитета 6 декабря: раздроблять вопрос на частности и второстепенные паллиативы, отнюдь не ставя его во всем объеме. Отмена крепостного права как общая мера раз навсегда была признана делом лишь отдаленного будущего, пока же считалось возможным обсуждать либо частичные способы смягчения крепостной зависимости, либо порядок отпуска на волю отдельных крестьян и крестьянских обществ. Впрочем и при таком обсуждении сами собой намечались мало-помалу общие основания крестьянской реформы, и в этом отношении в течение царствования Николая Павловича были достигнуты некоторые теоретические результаты.

______________________

* Семевский В.И. Указ. соч. Т.II.

______________________

Начав с идеи безземельного освобождения, секретные комитеты пришли впоследствии к мысли о необходимости земельного обеспечения освобождаемого крестьянина, однако при условии сохранения и за помещиками права собственности на все их земли.

Впервые после распущения комитета 6 декабря крестьянский вопрос вновь был сделан предметом официального обсуждения в 1833-1834 гг. Тогда в Государственном совете рассматривался вопрос о запрещении продажи крестьян без земли.

После долгих обсуждений вопрос в общей форме был похоронен, и достигнутый законодательный результат ограничился воспрещением продавать крестьян без земли с публичного торга, а также дробить семьи при продаже. В марте 1835 г. был учрежден второй секретный комитет "для изыскания средств к улучшению состояния крестьян разных званий". В этом комитете уже участвовал Киселев, деятельно занимавшийся крестьянским вопросом, изучавший ход крестьянских реформ в западных странах и сам практически поработавший над крестьянским делом в Молдавии и Валахии. Киселев имел свои оригинальные воззрения на возможные формы разрешения крестьянского вопроса, но в комитете 1835 г. он не играл заметной роли, уступая первенство старым деятелям — Сперанскому и Канкрину. Немудрено, что комитет 1835 г. пошел целиком по прежней дорожке, повторяя общие места из протоколов комитета 6 декабря. Единственно верным способом разрешения крестьянского вопроса был признан "осторожно размеренный переход от одной степени крепостной зависимости к другой, менее тяжелой, и нечувствительное возведение крестьян от состояния крепостного до состояния свободы".

Старая песня: делать реформы так, чтобы никто их не заметил и не почувствовал.

Три степени "состояния крестьян" были намечены комитетом:

1) полная зависимость от помещика с единственным только ограничением барщинной работы тремя днями в неделю по закону 1797 г.; 2) прикрепление к земле с обязательством работать на господина лишь в указанных законом размерах пропорционально количеству получаемой от помещика земли и 3) безземельное освобождение с правом обрабатывать владельческие земли на основании заключаемых с помещиками договоров — порядок, установленный в Остзейском крае при Александре I.

Приведение всех крестьян различных наименований на эту третью степень, т.е. на положение остзейского крестьянства, комитет и считал окончательной формой разрешения крестьянского вопроса в России. Иначе говоря, комитет допускал в более или менее отдаленном будущем не иначе, как безземельное освобождение крестьян. Но эта цель — совершенно согласно с характером суждений и комитета 6 декабря — считалась достижимой лишь медленным и долгим путем, так как переход от одного "состояния" к другому предполагался в виде целого ряда отдельных мер и распоряжений, приводимых в действие постепенно и "с расстановкою" и притом составляющих такого рода изменения прежнего порядка, которые "отнюдь не имели бы вида какой-либо перемены". Можно делать нововведения, но так, чтобы все оставалось по-старому! Формулированием этих глубоких и смелых идей относительно крестьян крепостных комитет и ограничил свои занятия крепостным вопросом, поспешив затем перейти к казенным крестьянам. Министр финансов граф Канкрин представил на обсуждение комитета проект нового управления казенными имуществами и сам же заявил при этом, что — по его мнению — сочиненный им проект ни к чему не приведет. Немудрено, что деятельность комитета 1835 г. не ознаменовалась никакими практическими результатами. Сами его члены не верили в серьезное значение собственных занятий, и комитету оставалось только одно — поскорее прекратить свое бесцельное существование.

В начале 1836 г. он был распущен. С этого момента в разработке крестьянского вопроса выдвигается влияние Киселева. Кое в чем даровитому и энергичному Киселеву удалось сдвинуть крестьянский вопрос с мертвой точки, но достигнутые им после упорных усилий результаты оказались уже предельной чертой тех успехов, до которых вообще способно было дойти николаевское правительство. Тотчас по закрытии комитета 1835 г. Киселев берет в свои руки реформу быта казенных крестьян, с тем чтобы воплотить в реальные формы отвлеченные рассуждения предшествующих комитетов о необходимости подать помещикам "пример" улучшением устройства казенных крестьян. Киселев становится во главе вновь образованного Министерства государственных имуществ (1836), в ведение которого переводятся казенные крестьяне, ранее состоявшие в ведомстве Министерства финансов. На этом посту Киселев развил энергичную деятельность. Немало было ошибок и недочетов в этой деятельности, но, в общем, с именем Киселева несомненно связаны крупные успехи в улучшении быта казенных крестьян. Занимаясь казенными крестьянами, Киселев не упускал из виду связи этой ближайшей своей задачи с крестьянским вопросом во всем его объеме. И, когда через три года после закрытия комитета 1836 г. был образован новый комитет по вопросу об изменении быта крепостных крестьян, Киселев сыграл первенствующую роль в его работах. Членами нового комитета, открытого под председательством князя Васильчикова, были назначены — кроме Киселева — граф Орлов, министр юстиции граф Панин, Блудов, Тучков, Танеев и управляющий Министерством внутренних дел граф Строганов. Правителем дел при комитете состоял Ханыков. Комитет 1839-1842 гг. отличается от своих предшественников уже тем, что его работы увенчались некоторым определенным результатом: изданием закона 1842 г. об обязанных крестьянах. Правда, этот закон не получил да, как увидим, и не мог получить, сколько-нибудь заметного практического приложения. Но он знаменовал собой немаловажный поступательный шаг в теоретической постановке крестьянского вопроса. С этой именно стороны получает особенный интерес и история подготовки названного закона в комитете 1839-1842 гг. При открытии комитета ему поведено было заняться пересмотром закона 1802 г. о свободных хлебопашцах. Комитет готовился приступить к выполнению этой задачи на почве тех же самых воззрений, которые господствовали в предшествующих официальных совещаниях по крестьянскому вопросу.

Только три года тому назад советники императора Николая провозгласили безземельное освобождение крестьян единственной формой, в которой может разрешиться в отдаленном будущем крестьянский вопрос. И теперь большинство их понимало задачу пересмотра закона 1802 г. именно в смысле приспособления этого закона к подготовке безземельного освобождения. Закон 1802 г. как раз не допускал безземельного освобождения, и с этой-то стороны он и нуждался, по мнению комитета, в исправлении и переработке. В предварительной записке, которая была доложена комитету при открытии его заседаний, прямо было сказано: "Правительство имеет в виду улучшить быт крестьян и постепенно выводить их из крепостного состояния, не ослабляя значущности достояния дворянства, единственно в землях состоящего". Против этой-то программы безземельного освобождения и выступил со всей энергией Киселев. И ему удалось, наперекор господствующим воззрениям, выдвинуть и закрепить законодательным порядком совершенно противоположную мысль — освобождение крестьянина должно неразрывно соединяться с его земельным обеспечением.

Однако, по мысли Киселева, земельное обеспечение освобождаемых крестьян отнюдь не должно было производиться насчет сокращения прав собственности помещиков на принадлежащие им земли. Нужно дать землю крестьянину, не отнимая ее в то же время и у дворянина. Разрешению этой задачи Киселев посвятил обширную записку, внесенную им в комитет и легшую затем в основание закона об обязанных крестьянах. И безземельное освобождение, и передача крестьянам части помещичьей земли, — говорилось в записке, — одинаково опасно для правильного и спокойного развития государственной жизни. Безземельное освобождение породит сельский пролетариат, который явится постоянным источником революционных смут. Передача крестьянам части помещичьей земли поколеблет институт частной собственности, ослабит высшее сословие, составляющее важнейшую нравственную силу в государстве, и, наконец, повлечет за собой участие в государственном управлении по праву вотчинной собственности массы народа, которая "силою необузданного большинства, ниспровергнет равновесие в частях государственного организма". Необходимо избежать всех этих опасностей. Как же сделать это? Исход один — избрать средний путь: крестьянам предоставляется личная свобода, вся земля по-прежнему остается в собственности помещиков. Но при этом помещики обязуются выделить крестьянам в пользование определенные земельные наделы, которые крестьяне обязаны обрабатывать за известное вознаграждение помещикам. Помещик не может согнать крестьянина с его надела, крестьянин не может бросить этого надела. Личная свобода крестьянина сочетается с земельным прикреплением, а право собственности помещика на принадлежащие ему земли ограничивается обязанностью выделить в пользование крестьянина известный надел. Остается вопрос: кем и как должны быть определены размеры этих наделов и тех оброков или повинностей, которые пойдут с крестьян в пользу помещиков за пользование наделами? Киселев высказался в своей записке за то, чтобы размеры того и другого были нормированы законом, причем наметил и сами нормы. Предложение Киселева вызвало в комитете оживленную оппозицию. Представителем сторонников безземельного освобождения крестьян на остзейский манер выступил князь Меньшиков, в ряде записок отвергавший проект Киселева в самих его основаниях. Другие члены комитета настаивали главным образом на сокращении предложенных Киселевым норм для земельных наделов и крестьянских повинностей. Было ясно, что мысли Киселева не встречали сочувствия: при всей своей умеренности и консервативности они оказывались слишком смелыми для рядовой помещичьей массы, не желавшей поступаться ничем из своих землевладельческих привилегий. Но Киселев заранее обеспечил себе выгодную позицию в противовес ожидаемым противодействиям: еще до внесения своей записки в комитет он заручился для нее одобрением государя. После этого не было уже возможности сомневаться в том, что проект Киселева не будет отвергнут комитетом, как бы ни отнеслось к нему большинство членов. Однако, не решаясь похоронить проект Киселева, комитет сумел в достаточной мере извратить его. В записках барона Корфа, личного участника кампании, веденной в это время против Киселева, мы находим любопытные указания на ход этого дела. Все усилия членов комитета были направлены на то, чтобы по возможности свести на нет реальное значение обсуждаемой меры. Председатель князь Васильчиков прямо сказал Корфу, что, по его мнению, весь смысл подготовляемого закона состоит в том, чтобы ввиду разнесшихся в публике слухов о замышляемой будто бы отмене крепостного права, сделать что-нибудь в доказательство, что этим одним и ограничиваются намерения правительства, а потом уже решительно прекратить всякое занятие сим делом, чтобы не давать пищи напрасным толкам и волнениям*. Иначе говоря, хотели свести важную законодательную меру к простой канцелярской отписке по поводу общественных толков и ожиданий. Проект обширного закона, предложенный Киселевым, был заменен в конце концов очень небольшим проектом указа, окончательная редакция которого была поручена упомянутому барону Корфу. Важнейшее отступление, сделанное при этом от первоначальных идей Киселева, состояло в том, что определение размеров надела и причитающихся за надел повинностей предоставлялось теперь свободному соглашению помещика с крестьянами с полным устранением каких-либо общеобязательных норм.

______________________

* Сборник Исторического общества. Т. 98. С. 110.

______________________

В таком виде проект указа поступил сперва в соединенные департаменты, а потом и в общее собрание Государственного совета. В последнем присутствовал и государь, произнесший при этом обширную речь. Речь открывалась знаменитым заявлением Николая Павловича: "Нет сомнения, что крепостное право в нынешнем его положении у нас есть зло для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к нему теперь было бы делом еще более гибельным". Как понятен был этот язык для советников императора Николая, этих реформаторов, боявшихся реформ! При обсуждении указа в Государственном совете, возникли оживленные прения, но, в сущности, дело было уже предрешено волей государя: 2 апреля 1842 г. "указ об обязанных крестьянах" получил силу закона. И подготовка, и обнародование этого указа были встречены с большим волнением поместного дворянства, которое на первых порах взглянуло на новую меру как на опасный удар незыблемости крепостного права. Не менее тревожилось и правительство, ожидавшее общественных смут и со стороны дворянства, недовольного указом, и со стороны крестьянской массы, которая могла всколыхнуться от одного намека на облегчение своей участи.

Вслед за изданием указа в провинцию полетели и гласные и секретные циркуляры с предписаниями предупреждать и пресекать всякие ложные и распространительные толкования нового закона и "учредить бдительное секретное наблюдение за известными в губернии вредными разглашателями". Скоро, однако, выяснилось, что и ропот дворянства, и страхи правительства были совершенно напрасны. Новый закон оказался чисто бумажной мерой. Подобно указу о свободных хлебопашцах он не заключал в себе никакой принудительной силы. Это были правила о порядке освобождения крестьян для тех помещиков, которые пожелали бы ими воспользоваться — и не более. Во время прений в Государственном совете князь Голицын высказал правильную мысль, что при оставлении договоров на добрую волю помещиков едва ли кто-нибудь приступит к их заключению, и потому предлагал прямо ограничить власть помещичью обязательными инвентарями. Государь ответил на это знаменательными словами: "Я, конечно, самодержавный и самовластный, но на такую меру никогда не решусь, как не решусь и на то, чтобы приказать помещикам заключать договоры, это должно быть, опять повторю, делом их доброй воли". Указ об обязанных крестьянах и явился своеобразным законом, лишенным принудительной силы. Поместное дворянство, не желавшее никаких ограничений в своих правах на землю и на крепостных крестьян, просто-напросто игнорировало этот указ, оставшийся почти без применения. Единичные случаи отпуска на волю крестьян на основании указа 1842 г. можно перечислить по пальцам. Это была самая громкая мера, на которую отважилось правительство Николая Павловича по крестьянскому вопросу, но и она оказалась на поверку лишенной всякого реального жизненного содержания. Немудрено, что правительству вскоре опять пришлось столкнуться с крестьянским вопросом все в той же форме, как это было и ранее. В 1846 г. в четвертый раз специальному комитету была поставлена задача: решить, что делать с крепостным правом. И в четвертый раз комитетом была разыграна, как по хорошо разученным нотам, привычная пьеса в трех действиях. Действие первое: появление обширной записки, намечающей ряд мер для того, чтобы сдвинуть крестьянский вопрос с мертвой точки; действие второе: полное одобрение этих мер в принципе, соединенное с признанием несвоевременности их исполнения; действие третье: закрытие комитета на том основании, что всего спокойнее все оставить по-старому.

На этот раз первое действие было выполнено министром внутренних дел Перовским. В составленной им записке он, в сущности, оставался на почве идей Киселева: не нужно ни безземельного освобождения, ни передачи крестьянам части помещичьей земли — нужна личная свобода крестьянина с правом на обработку известной части помещичьей земли. Однако дарование крестьянам полной личной свободы необходимо подготовить предварительными мерами. Главнейшие из этих мер следующие: 1) урегулирование крестьянских повинностей обязательными инвентарями, 2) ограждение законом права крестьян на собственность недвижимую и движимую, 3) запрещение отчуждать крестьян без земли, 4) запрещение обращать крестьян в дворовых. В будущем — в виде отдаленной конечной цели — допускался свободный переход крестьян.

Для обсуждения записки Перовского был образован комитет из четырех лиц: наследника цесаревича, ярого крепостника графа Орлова, мягкого оппортуниста князя Васильчикова, полагавшего нужным сделать "что-нибудь" только для успокоения общественных толков и, наконец, самого Перовского. Комитет в одно заседание следующим образом "обсудил" все вопросы, возбужденные запиской Перовского: 1) составление инвентарей невозможно "по совершенной новости этого дела"; 2) ограждение прав крестьянской собственности необходимо, ибо "собственность есть главнейшее из благ земных после жизни", но гласное узаконение неприкосновенности крестьянского имущества опасно: это может возбудить ропот и пререкания "там, где их теперь не существует". Посему надлежит приступить к составлению проекта соответствующих правил, но не издавать их в виде особого манифеста или указа, а просто поручить Второму Отделению Собственной Его Величества Канцелярии иметь в виду ограждение крестьянского движимого имущества от помещичьих посягательств при составлении будущего гражданского уложения. Иначе говоря, отложить весь этот вопрос ad calendas graecas; 3) необходимо даровать крестьянам право жалоб на злоупотребления помещичьей властью, но "очередь сей необходимой меры еще не настала", раньше нужно определить и обеспечить законом права крестьян личные и по имуществу; наконец, 4) полная отмена крепостного права в России невозможна, ибо власть помещика над крепостными крестьянами есть первое орудие и опора самодержавной власти российского монарха.

Итак, одни нововведения невозможны по "новости дела" (как будто могут существовать не новые нововведения), другие — должны быть выполнены как можно малозаметнее и медлительнее, третьи — должны быть отсрочены впредь до выполнения вторых, и, наконец, все вообще нововведения не должны поколебать того старого порядка, на реформирование которого они направлены. Составлением этой глубокомысленной политической декларации комитет 1846 г. и ограничил свою деятельность.

Мы рассматривали до сих пор такие действия николаевского правительства, которые обнаружили полное бессилие сановной бюрократии предпринять или подготовить какие-либо положительные шаги в развитии крестьянского вопроса.

Нам остается теперь отметить явления другого порядка, указывающие на то, как хорошо умела та же бюрократия обращать вспять движение этого вопроса, искажая и уничтожая уже достигнутые им успехи.

Вскоре после закрытия комитета 1846 г. Киселев по одному частному поводу возбудил в Комитете министров вопрос о необходимости законодательным порядком обеспечить за крестьянами право собственности на приобретаемое ими на свои средства недвижимое имущество. По справедливому замечанию В.И. Семевского, этот эпизод в истории нашего законодательства представляет своеобразный случай, где "дело, возбужденное для ограждения прав крестьян, окончилось еще большим ухудшением их положения". После продолжительных обсуждений возбужденного Киселевым вопроса Государственный совет составил проект закона в такой своеобразной редакции и с такими оговорками, которые, ничего, в сущности, не прибавляя к правам крестьян, в то же время лишали их одного весьма важного права, которым ранее они фактически пользовались. Новый закон (он получил утверждение государя и вступил в силу 3 марта 1848 г.) дозволял крепостным крестьянам приобретать в собственность недвижимые имущества, кроме населенных имений, но не иначе, как с согласия помещика. Все реальное значение последней оговорки понять не трудно. Вместе с тем закон повелевал не принимать от крестьян никаких споров и не делать никаких разысканий по делам о присвоении себе помещиками тех имуществ, которые ранее были приобретены крестьянами на имя своих господ. Иначе говоря, помещик по-прежнему мог запретить крестьянам приобретение имуществ, в то же время он получил законную возможность безнаказанно отнять у крестьян все то, что ими было приобретено ранее с его же дозволения. Так умела николаевская бюрократия обрабатывать и редактировать законопроекты, предложенные сторонниками крестьянских интересов. Зато в тех случаях, когда в законодательство проникала действительно облегчительная для крестьян мера, правящие сферы не успокаивались до тех пор, пока не достигали ее полного упразднения. Так случилось с законом о праве крестьян выкупаться на свободу при продаже с публичного торга дворянских имений. Еще с 1824 г. такое право было предоставлено грузинским крепостным крестьянам. В 1847 г. барон Корф, управлявший тогда Вторым Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, представил государю записку о распространении этого права на все крепостное население империи. Государь одобрил предположения Корфа и поручил обсудить их в келейном комитете (пятый секретный комитет) в составе графа Орлова, графа Левашова, Киселева, Панина, министра финансов Вронченко, министра внутренних дел Перовского и Корфа.

Так как уже имелось одобрение государя задуманной мере, комитет ограничился обсуждением лишь некоторых частностей, и дело быстро перешло в Государственный совет. Здесь возникло даже предположение еще более расширить эту меру, дозволив крестьянам выкупаться с землей не только при продаже земли с аукциона, но и при продаже земель между частными людьми. Любопытно, что горячим противником этого предложения выступил... инициатор всего дела барон Корф. Аргументы, которые были им при этом выставлены, заслуживают упоминания. Он доказывал, что продажи с аукциона сравнительно редки и потому предлагаемая им мера будет применяться лишь в скромных размерах, тогда как переходы имений по частным сделкам совершаются постоянно, и выкуп крестьян на свободу при таких сделках может получить массовый характер. "Не откроет ли это крестьянам, — спрашивал Корф, — весьма важную и весьма опасную тайну, что они могут случайно и без воли помещика быть иначе, нежели были?" Перед нами опять знакомые нам черты политической философии Николаевской эпохи: государственная мера хороша только тогда, если она почти не будет применяться; первой заботой реформатора должно быть стремление ограничить и затруднить развитие и приложение реформы. Корф, сам поднявший вопрос с целью обратить на себя внимание государя, лишь только дело пошло в ход, хлопотал лишь о том, чтобы его не сочли "личным возбудителем вредной и опасной новизны". 8 ноября 1847 г. проект Корфа получил силу закона. С этого момента крепостники сосредоточивают все свои усилия на том, чтобы добиться уничтожения этого ненавистного им закона. Уже в январе 1848 г. Николай Павлович счел нужным образовать новый (шестой) комитет, которому было поручено обсудить, не следует ли дополнить или изменить закон 8 ноября ввиду возбуждаемого им неудовольствия в дворянской среде. На этот раз благодаря усилиям Блудова и Киселева закон был сохранен, и комитет решил, что правительству следует воздержаться от каких-либо мероприятий, ожидая дальнейших последствий. Но крепостники усугубили свою агитацию. Чрез несколько месяцев государю была представлена записка тульского предводителя дворянства Норова, где в самых мрачных красках изображались пагубные последствия закона 8 ноября 1847 г.: разрушение дворянского кредита, разорение самих крестьян, которые в целях выкупа распродают за бесценок все, что имеют, лишь бы скопить нужную для выкупа сумму — вот к чему привел этот закон. Норов еще не подымал вопроса об уничтожении закона, но предлагал некоторые меры для изменения порядка его применения.

Для рассмотрения записки Норова образован был седьмой секретный комитет, открывший заседания в июне 1848 г. Меры, предложенные Норовым, были весьма непрактичны, и Киселев без труда раскритиковал всю норовскую записку. Комитет отверг предложения Норова, однако, вполне согласился с тем, что закон 1847 г. вызывает многочисленные неудобства. Полная отмена этого закона была бы — по мнению комитета — лучшим средством избежать всех этих неудобств. Но секретные советники Николая I боялись всякого решительного шага, хотя бы даже отвечающего их заветным желаниям. Отмена недавно изданного закона обнаружила бы колебание и неустойчивость правительства, что могло бы повлечь "самые опасные последствия". Одним словом, комитет совершенно не знал, что предпринять, и остановился на довольно странном решении: отложить окончательное решение вопроса на полгода. Но уже через два месяца крепостническая партия двинула в ход новое сильное средство, чтобы повлиять в желательном для себя смысле на настроение государя. Государю была подана анонимная записка, озаглавленная "О возмутительных началах, развивающихся в России вследствие нового распоряжения, предоставляющего крестьянам право выкупа приобретением достояния прежних их владельцев". Записка метила в самое больное место в чувствах государя. На Западе опять бушевала революционная буря, и ничем нельзя было сильнее испугать императора Николая Павловича, как указанием на возможность революционных вспышек в пределах его собственной империи. Автор записки с пафосом изображает закон 8 ноября источником грозящих России возмущений: "Перед глазами всех кровавый мятеж, грозящий гибелью всей Европе; он возник там, где давно уничтожена поместная власть дворянства, где раздроблена поземельная собственность.

Неужели Господь прогневался на Россию и попустит врагам увлекать ее по тем же гибельным стезям? Нет, велик Бог земли Русской! не совсем погибла надежда. Государь силен восстановить спокойствие умов своего народа, взволнованного соблазном своеволия"*.

______________________

* Семевский В.И. Указ. соч. Т.II. С. 194.

______________________

Записка была передана на рассмотрение прежнего комитета. Киселев доказал несостоятельность выставленных в записке предложений, но комитет, отвергнув эти предложения, тем не менее признал справедливыми высказанные в записке опасения насчет политической зловредности указа 8 ноября 1847 г. Участь этого указа была уже предрешена. Все члены Государственного совета, опрошенные государем, высказались за отмену указа. Но указ отменен не был. Произошло нечто своеобразное. Не будучи формально отмененным, закон 1847 г. был фактически похищен у России. В июле 1849 г. по повелению государя было составлено новое обширное положение о порядке продажи имений с публичных торгов, и в это-то положение были включены параграфы, в сущности, совершенно упразднявшие значение упомянутого закона: выкуп крестьян на волю при публичной продаже имений ставился этими параграфами в полную зависимость от согласия самого помещика, иначе говоря, превращался в отпуск крестьян на волю по желанию помещика.

Так действовала бюрократия той эпохи: если ей не удавалось уничтожить значение облегчительного для крестьян закона при самом его издании, она добивалась своей цели уже после того, как закон вступил в силу. Она не любила шума и гласности и вместо отмены неприятного закона установленным порядком предпочитала в этом случае просто-напросто втихомолку исключить такой закон при издании новых правил по тому же предмету.

Рассказанный эпизод был последней попыткой николаевского законодательства затронуть вопрос о крепостных крестьянах. Остается еще упомянуть, что в 40-х годах действовали еще два секретных комитета (итак, всего было 9 комитетов при Николае I), работы которых были посвящены специально вопросу о дворовых людях. Уже комитет 6 декабря, как мы видели выше, проектировал ряд мер, направленных к постепенному сокращению класса дворовых людей. Из всех этих мер в 1833 г. было осуществлено только запрещение продавать дворовых за долги и казенные взыскания, а также отчуждать дворовых с раздроблением семейств.

В 1840 г. Блудов снова поднял вопрос о дворовых людях, составив записку, в которой повторял предложения комитета 6 декабря. Обсуждение этой записки было поручено особому комитету, имевшему три заседания. Военный министр Чернышев настойчиво отрицал потребность в каких бы то ни было изменениях в положении дворовых. Комитет ограничился тем, что наметил некоторые косвенные и отдаленные меры, которые могли бы подготовить сокращение числа дворовых людей. Император Николай не дал хода предложениям комитета, решив "оставить сие дело впредь до удобного времени". В 1844 г. был образован новый комитет о дворовых людях. На этот раз сам император принял деятельное участие в заседаниях комитета. Снова были перебраны все те меры, которые намечались еще в комитете 6 декабря для сокращения дворового класса: 1) облегчающие отпуск на волю дворовых людей, 2) стесняющие помещиков в разных отношениях при пользовании услугами дворовых и 3) затрудняющие перевод во двор крепостных крестьян. Николай Павлович, сочувствуя всем этим мерам, однако, решительно высказался против прямого запрещения помещикам переводить крестьян с пашни во двор. В конце концов работы комитета разрешились изданием лишь двух постановлений 12 июня 1844 г.: 1) помещикам было предоставлено отпускать дворовых людей на волю без земли по обоюдным договорам, причем предписывались подробные правила о порядке взимания выкупной суммы и о мерах взыскания на случай несостоятельности отпущенных, г) дозволялось отпускать на волю дворовых людей из имений, заложенных в кредитных учреждениях, без испрошения разрешения этих учреждений, а при отпуске не более 10 душ на каждые 100 душ, состоящих в залоге, и без взноса выкупных денег. Оба эти постановления не получили сколько-нибудь заметного практического значения.

И по отношению к крепостным крестьянам, и по отношению к крепостным дворовым людям правительство Николая Павловича упорно избегало действительных, осязательных мероприятий. Сам государь боязливо отказывался от таких мер, как, например, ограничение крестьянских повинностей инвентарными нормами, или запрещение помещикам переводить крестьян в дворовые.

В одном только случае правительство Николая I проявило большую решительность в урегулировании крепостных отношений. Я разумею введение инвентарей в Юго-Западном и Северо-Западном крае. Здесь крестьянский вопрос развивался в иной политической обстановке, чем во внутренней России, и это обстоятельство глубоко отразилось на всем поведении правительства в направлении крестьянского дела. У себя дома правительство боялось облегчительными для крестьян мерами вызвать ропот и неудовольствия дворянства. Там, на западной окраине, дворянство, составлявшее польский элемент в крае, и без того уже стояло в открытой вражде с русской правительственной властью. Правительству приходилось искать против него надежных союзников, и оно возложило надежды в этом отношении на подвластное помещикам русское крестьянство. Ослабление крепостного права явилось здесь в руках правительства средством национальной политической борьбы с мятежным полонизмом. Насколько умело и успешно использовало оно это средство — вопрос особый, но специальные задачи русификаторской политики, во всяком случае, придали здесь правительству такую решительность в крестьянском деле, какой оно ни разу не обнаружило в царствование Николая Павловича применительно к коренной России. Впрочем, и здесь правительство отнюдь не помышляло об отмене крепостного права. Оно решилось только на ту самую меру, которую император Николай Павлович категорически признал неосуществимой в собственной России — на урегулирование крестьянских земельных наделов и повинностей обязательными инвентарями.

Осуществление этой меры выпало на долю Бибикова, назначенного в 1839 г. генерал-губернатором Юго-Западного края. Под влиянием его представлений, подкрепленных, между прочим, и авторитетным голосом Киселева, в 1844 г. в губерниях Юго-Западного края были учреждены губернские комитеты из представителей местной губернской администрации и помещиков по выбору самих дворян (по 3 человека в каждом комитете). Комитеты должны были рассмотреть и составить инвентари по каждому помещичьему имению. Однако по окончании этих работ в 1846 г. Бибиков заявил, что привести в действие составленные комитетом инвентари нет возможности, так как они основаны на слишком недостаточных и непроверенных статистических материалах и отличаются крайней несогласованностью по отдельным имениям. Бибиков предлагал взамен этого ввести инвентари по составленной им единообразной форме, в которой были обозначены лишь общие нормы. Эта мысль получила одобрение особого комитета, образованного для рассмотрения предложенных Бибиковым правил, и 26 мая 1847 г. вступили в силу "Правила для управления имениями по утвержденным для оных инвентарям в Киевском генерал-губернаторстве". С этими общеобязательными правилами должны были согласоваться инвентари по отдельным имениям. Такое согласование было поручено тем же упомянутым выше губернским комитетам, которые и выполнили означенную работу в течение четырех лет. Разумеется, эта инвентарная реформа изобиловала недостатками. В определении инвентарных норм было много произвольного, и многие постановления "общих правил" оказались невыгодными для крестьянских интересов. И все-таки инвентари наносили серьезный удар рабовладельческому произволу, ставя ему освященные законом границы. Ничего подобного не было допущено при Николае Павловиче для коренной России.

Инвентарную реформу решено было распространить и на губернии Северо-Западного края. Но здесь был испробован другой путь. Общих, для всех одинаково обязательных, правил и норм установлено не было. Приступили прямо к составлению и узаконению инвентарей для каждого отдельного имения. Дело чрезвычайно затянулось; местные инвентарные комиссии действовали под влиянием помещиков и мало принимали в расчет интересы крестьян.

В 1852 г. по настоянию того же Бибикова, только что занявшего пост министра внутренних дел, на Северо-Западный край были распространены те же общие инвентарные правила, которые были изданы и для Киевского генерал-губернаторства. Помещики встретили эту меру упорным противодействием, и в 1854 г. — перед самым концом интересующего нас царствования — дело крестьянской реформы в Северо-Западном крае решено было подвергнуть новому пересмотру.

Мы исчерпали все главнейшие преобразовательные начинания царствования Николая Павловича. Все они носили общую печать нерешительности и половинчатости. Всемогущая бюрократия робела перед всякой серьезной жизненной задачей. Она боялась толков публики и потому чувствовала необходимость сделать "что-нибудь", но она боялась и всякого изменения существующих отношений и потому прилагала все усилия к тому, чтобы это "что-нибудь" превратилось на деле в "ничто".

Однако даже и такие двусмысленные опыты преобразований совершенно прекращаются с 1849 г. В последнее пятилетие николаевского царствования правительство уже вполне отказывается от какой бы то ни было творческой работы. После революционных событий 1848-1849 гг. на западе Европы правительственная деятельность целиком и безраздельно сосредоточивается на полицейской охране "старого порядка".

5. КОДИФИКАЦИЯ

Действительно, крупное дело было совершено в царствование императора Николая Павловича лишь в сфере кодификации русских законов. Здесь не приходилось помышлять об обновлении жизненных отношений, все сводилось лишь к систематизации наличного законодательного материала, и на такую работу оказалась способной и Николаевская эпоха.

Весь XVIII век прошел в беспрерывных и всегда неудачных попытках привести в систему русские законы, накопившиеся после Уложения 1649 года.

Петр I, Петр II, Анна, Елизавета, Екатерина II приступали к этой задаче с одинаковым неуспехом. В царствование Александра I над тем же делом трудилась особая "Комиссия для составления законов". И ее деятельность не ознаменовалась практическими результатами. В 1826 г. Николай Павлович преобразовал эту комиссию во Второе Отделение Собственной Его Величества Канцелярии, возложив на его обязанность кодификационные работы. Во главе дела стал Сперанский, и под его руководством к 1833 г. были изготовлены два грандиозные труда: "Полное собрание законов" и "Свод Законов Российской империи".

Сперанский различал три стадии кодификационной работы: 1) составление Полного собрания законов, т.е. расположение всех актов законодательства в хронологическом порядке, 2) составление Свода законов, т.е. расположение всех действующих законов в систематическом порядке, но без всяких изменений в существе их и 3) составление Уложения, т.е. приведение в систему действующих законов с надлежащими дополнениями и исправлениями.

По воле императора работы II Отделения были ограничены двумя первыми задачами. Мысль об Уложении казалась Николаю Павловичу чем-то отвлеченным и слишком теоретичным. Руководящий лозунг эпохи — держаться рамок существующего — сказался и в этой области. Изданием Полного собрания законов была принесена громадная польза и для текущих потребностей суда и управления, и для нужд русской исторической науки. Ранее существовали различные как правительственные, так и частные сборники узаконений, но все они страдали неполнотой состава и неточностью помещенных в них текстов. Воспользовавшись всеми этими сборниками, Сперанский предпринял кроме того обширные архивные разыскания, в результате которых удалось включить в Полное собрание законов всего 35 993 акта. Из этого числа — 30 920 актов пришлось на так называемое первое собрание законов, в которое вошли законы и указы от Уложения 1649 г. и по 1825 г., и 5073 акта — на второе собрание законов, с 1825 г. по 1832 г. Первое собрание составило 45 томов в 48 частях, второе — 6 томов в 8 частях*.

______________________

* С 183 гг. Собрание последовательно пополняется дальнейшими томами по мере накопления нового материала.

______________________

Составление Полного собрания законов должно было служить по мысли Сперанского, подготовительной работой для составления Свода законов. Работа над Сводом состояла в следующем. Из Полного собрания составлены были специальные исторические своды по отдельным материям. Из этих исторических сводов было устранено затем все недействующее, а законоположения, сохранившие силу, окончательно сведены в определенную систему. Сперанский принял при этом за образец Corpus juris Юстиниана, а за руководство — правила, преподанные Бэконом: исключение всех повторений; сокращение слишком многословных законов; из двух противоречащих друг другу законов предпочтение позднейшего; и — за выполнением всех этих условий — внесение в свод законов дословно в тех самых выражениях, в каких они были первоначально составлены*. Под каждой статьей Свода означались источники, из которых она была почерпнута. Сама система Свода, или план распределения его частей, состояла в следующем. Законы разделялись на две категории: 1) законы, определяющие союз государственный, и 2) законы, определяющие союз гражданский. Законы первой категории определяют:

______________________

* Впрочем, есть данные, указывающие на то, что Сперанский все-таки выходил иногда из роли простого собирателя действующего права и являлся, может быть, невольно творцом новых юридических норм. Ср.: А.Филиппов. Сперанский как кодификатор. — Русская Мысль. 1892. № 10.

______________________

а) порядок, коим верховная власть образуется и действует в законодательстве и управлении, — основные законы;

б) органы действия этой власти — учреждения — тома I — III Свода;

в) силы, предназначенные для сего действия: уставы о повинностях — т. IV Свода; уставы казенного управления — тт. V-VIII Свода;

г) участие подданных в составе этих органов и сил — законы о состояниях — т. IX Свода.

Законы второй категории определяют:

а) отношения семейственные и имущественные: законы гражданские и межевые; законы о гражданском и межевом судопроизводстве — т. X Свода;

б) порядок действия имущественных прав в особом их отношении к государственному и частному кредиту, торговле, промышленности — уставы государственного благоустройства (государственное хозяйство) — тт. XI-XII Свода.

Наконец, Свод заключается законами, охраняющими силу как государственного, так и гражданского союзов и возникающих от них прав, мерами общего государственного порядка:

а) уставы благочиния — тт. XIII-XIV Свода;

б) уставы уголовные — т. XV Свода.

Огромная работа, которую пришлось совершить при составлении Свода — в соединении с новизной предпринятого дела — не могла обойтись без существенных недостатков. Отдельные узаконения, вошедшие в статьи Свода, возникшие в разное время и при неодинаковых обстоятельствах, сведены в нем без внутренней переработки, благодаря чему свод страдает слабостью связи между отдельными статьями, разнородностью начал и неравномерностью в развитии отдельных частей законодательства. Частные определения решительно преобладают в Своде над общими началами. Распределение материала недостаточно систематично, статьи, относящиеся к одному предмету, нередко разбросаны по различным частям. Немало оказалось в Своде статей, не имеющих законодательного характера. Наконец, Свод далеко не был свободен от противоречий и пропусков*. Все эти недостатки были естественны и, пожалуй, даже неизбежны в столь громадном и новом деле. К сожалению, в последующих изданиях Свода (второе издание вышло еще при Николае I — в 1842 г.) указанные недостатки не только не были устранены, но в некоторых отношениях еще более усилились. Согласно первоначальной мысли Сперанского,

______________________

* Пахман. История кодификации гражданского права. Т. II. С. 19-20.

______________________

Свод должен был послужить лишь подготовительной основой для составления Уложения, под которым Сперанский разумел совокупность действующих законов, исправленных и дополненных сообразно требованиям времени. Мы уже видели, что мысль о составлении Уложения не была одобрена государем и по издании Свода в 1833 г. ему была придана сила закона. Однако частичные работы по Уложению все же были начаты. Сам Сперанский трудился над Уголовным Уложением, которое уже после его смерти было закончено в 1845 г.

6. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Я уже сказал, что 1849 г. явился предельным хронологическим пунктом реформационных попыток в царствование Николая Павловича. Испуганное западноевропейскими политическими событиями, русское правительство с этого времени отказывается от надежды решить квадратуру круга, т.е. произвести реформы, ничего не реформируя, и открыто и всецело сосредоточивает все свои заботы на том, чтобы остановить на точке замерзания всякое жизненное движение в России. Открывается эпоха настоящей вакханалии полицейского и цензурного произвола. Гонение на мысль принимает до нелепости уродливые формы*. Знаменитый Бутурлинский комитет объявил жестокую войну не только свободомыслию, но и просто здравому смыслу. Полицейский гнет кошмаром навис над всем русским обществом.

______________________

* Мы не будем обременять изложения фактическими иллюстрациями этого белого террора николаевской цензуры. Общий характер его достаточно общеизвестен. Интересующихся отсылаем к специальному труду по этому вопросу — Лемке М.К. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб. 1904.

______________________

Послушаем одного из самых искренних русских писателей, по личным воспоминаниям изобразившего психологию того общества, которому довелось пережить эту зловещую пору: "Не шевелиться, хотя и мечтать; не показать виду, что думаешь; не показать виду, что не боишься; показывать, напротив, что "боишься", трепещешь, — тогда как для этого и оснований-то никаких нет: вот что выработали эти годы в русской толпе. Надо постоянно бояться — это корень жизненной правды, все остальное может быть, а может и не быть, да и не нужно всего этого остального, еще наживешь хлопот — вот что носилось тогда в воздухе, угнетало толпу, отшибало у нее ум и охоту думать... уверенности, что человек имеет право жить, не было ни у кого; напротив, именно эта-то уверенность и была умерщвлена в толпе... атмосфера была полна страхов; "пропадешь"! — кричали небо и земля, воздух и вода, люди и звери. И все ежилось и бежало от беды в первую попавшуюся нору"*.

______________________

* Сочинения Глеба Успенского. Издание Павленкова. СПб., 1889. T.I. с. 175-176.

______________________

Практические результаты такого положения вещей были зловещи. Все стороны государственной жизни приходили в полное расстройство. Для характеристики этого расстройства мы умышленно воспользуемся не оппозиционной обличительной литературой, а чисто официальным документом, составленным для самого государя. Я разумею докладную записку, поданную государю генерал-адъютантом Кутузовым после объезда им нескольких губерний во второй половине царствования Николая Павловича*. Записка открывается общей картиной народной угнетенности. "При проезде моем, — пишет Кутузов, — по трем губерниям в самое лучшее время года при уборке сена и хлеба не было слышно ни одного голоса радости, не было видно ни одного движения, доказывающего довольство народное. Печать уныния и скорби отражается на всех лицах, проглядывает во всех чувствах и действиях.

______________________

* Русская Старина. 1898. Сентябрь.

______________________

...Эта печать уныния была для меня поразительна тем более, что благословение Божие лежало на полях губерний, мною проеханных, на них красовались богатые жатвы, обещавшие вознаградить труды земледельца более, чем обыкновенно вознаграждает их северное небо нашей родины. Отпечаток этих чувств скорби так общ всем классам, следы бедности общественной так явны, неправда и угнетение везде и во всем так губительны для государства, что невольно рождается вопрос: неужели все это не доходит до престола Вашего Императорского Величества?"

В дальнейшем изложении записки находим столь же красноречиво выраженное перечисление тех явлений, которые автор считает главными язвами общественного порядка. Это, во-первых, всесилие корыстной бюрократии, не знающей над собой общественного контроля: "бедственное состояние государства происходит от недостатка административного устройства, производящего множество чиновников, желающих обогащения, а от сего нет правды в судах, нет истины в делах, одна корысть и угнетение. У нас каждый министр для доказательства важности своего управления старается об учреждении множества департаментов, комиссий, канцелярий, наполненных множеством чиновников, отчего управление идет гораздо хуже по очень простой причине — чем более предметов окружает движущееся тело, тем движение его медленнее и неправильнее". Эта бюрократия, всесильная по отношению к управляемой массе, мало поддается и надзору свыше: "...у престола Вашего Величества несколько человек, окружая оный, составили ограду, чрез которую никакие злоупотребления Вам не видны и голоса угнетения и страдания Вашего народа не слышны... К кому обратиться угнетенному? К министрам? Но они всегда отвечают — не мое дело и, составляя между собою союз наступательных и оборонительных действий, не выдадут один другого. К комиссии прошений? Но она по многим предметам не может входить в рассмотрение, а по которым должна, не хочет, чтобы не вступить в борьбу с сильными. Она всегда плыла по ветру и держалась того берега, который греет солнце и изобилен земными благами: ей тепло и сытно, а народу и холодно и голодно".

Результатом такого бюрократического режима автор считает то обстоятельство, что внимание власти сосредоточивается на предметах, не имеющих отношения к нуждам страны в то время, как настоятельные жизненные задачи первостепенной важности не находят разрешения. Отрешенность правительственной политики от реальных потребностей народа ярко выражается, по мнению автора записки, в господстве неразумного, ненужного и нецелесообразного развития "военщины", которая занимает первое место в ряду правительственных забот: "...войско блестяще, но это — наружный блеск, тогда как в существе своем оно носит семена разрушения нравственной и физической силы. Четвертая часть армии исчезает ежегодно от необыкновенной смертности... из отчета действующей армии за 1835 г. видно, что по спискам состояло 231 099 чел., заболело 173 892 чел. Итак, почти вся армия была в госпиталях. Умерло 11 023 чел., т.е. [каждый] двадцатый человек. При Суворове на 500 человек здоровых бывал один больной, теперь на 500 чел. больных один здоровый. Метода обучения гибельна для жизни человеческой. Солдата тянут вверх и вниз в одно и то же время: вверх — для какой-то фигурной стойки, вниз — для вытяжки ног и носков. Солдат должен медленно с напряжением всех мускулов и нервов вытянуть ногу в половину человеческого роста и потом быстро опустить ее, подавшись на нее всем телом, от этого вся внутренность, растянутая и беспрестанно потрясаемая, производит чахотки и воспалительные болезни. По отчету армии за 1835 г. видно, что из 173 892 чел. больных было одержимо воспалительными и изнурительными болезнями 130 000 чел. Явилась мысль пересоздать человека. Требуют, чтобы солдат шагал в полтора аршина, когда Бог ему создал ноги шагать в аршин... после всех вытяжек и растяжек солдат идет в казармы, как разбитая на ноги лошадь. Присоединяя к этому дурное лечение и содержание солдат в госпиталях — из отчета армии за 1837 г. видно, что в госпиталях умирает 15-й человек, а в лазарете — 28-й, надо удивляться, что не половина войска ежегодно уничтожается. Военная повинность, выбирая из семейств лучших людей, приводит в бедность и семейства и государство, теряющие производительные силы без пользы и славы для себя. Огромнейшая армия есть выражение не силы, а бессилия государства. И для чего эта громадная армия, когда она исчезает от болезней, когда она, можно сказать, съедает благосостояние государства без пользы и славы для империи". В то время как масса народных сил непроизводительно уходила на подобные ненужные затеи, бюрократия относилась с преступным безучастием к насущным нуждам народа. "В прошедшем году, — пишет автор записки, — некоторые губернии поражены были голодом. Бедствие было ужасное! Но разве голод вдруг упал с неба? Нет, еще в ноябре предшествующего года в тех губерниях ели желуди, не было ни всходов, ни хлеба, ни овощей, голод представлялся везде и во всем, а в Петербурге узнали об этом лишь через шесть месяцев — в мае, когда целые селения заражены были повальными болезнями, когда уже младенцы умирали у грудей матери, находя в них не жизнь, а заразу смерти. Причина столь предосудительной невнимательности заключается в том, что все внимание главных начальников обращено на очистку бумаг для представления в отчетах блестящей деятельности, когда сущность управления — в самом жалком положении".

В начале настоящего очерка я привел докладную записку Боровкова, в которой были сведены указания декабристов на общественные язвы России. То было на пороге царствования императора Николая Павловича. Теперь перед нами записка Кутузова, от второй половины того же царствования. Чем разнятся друг от друга эти две картины внутреннего состояния России? Не повторяет ли Кутузов все то же, на что указывали декабристы несколько десятилетий тому назад? Во что же разрешилась, что принесла многолетняя работа секретных комитетов и комиссий, претендовавших на то, чтобы вязать и решить судьбы страны? Жизнь выдвигала на очередь крупные и сложные задачи, но старый режим, в котором цепенела Россия, не был способен ни разрешить, ни снять их с очереди. Ему оставался только один исход: пасть жертвой собственного бессилия.

Опубликовано: Кизеветтер А.А. Исторические очерки. М., 1912.

Кизеветтер Александр Александрович (1866-1933) — историк, публицист, профессор Московского университета и член ЦК партии кадетов. В 1922 году эмигрировал в Прагу.

На главную

Произведения А.А. Кизеветтера
Монастыри и храмы Северо-запада