В.О. Ключевский
История сословий в России

На главную

Произведения В.О. Ключевского


СОДЕРЖАНИЕ



Лекция I
...Понятие о сословии. Что такое сословные права? Отличие сословного права от привилегии и служебного полномочия. Разделение сословных прав на политические и гражданские. Сравнительное значение тех и других для сословий. Разделение сословных обязанностей на личные и общественные, на прямые и косвенные

ПОНЯТИЕ О СОСЛОВИИ

Сословие (ordo или status, франц. etat, нем. Stand) — государственного права и обозначает известный ряд политических учреждений. Сословиями мы называем классы, на которые делится общество по правам и обязанностям. Права дает либо утверждает, а обязанности возлагает государственная верховная власть, выражающая свою волю в законе; итак, сословное деление — существенно юридическое, устанавливается законом в отличие от других общественных делений, устанавливаемых экономическими, умственными и нравственными условиями, не говоря о физических. Существенным и наиболее осязательным признаком сословного деления служит различие прав, а не обязанностей. Довольно простого анализа обоих этих понятий, чтобы видеть, что когда речь идет о сословном различии обязанностей, то при этом разумеется, собственно, различие прав. Обладая различными правами, классы общества могут нести одинаковые государственные обязанности; но если на них положены неодинаковые обязанности, то они не могут обладать равными правами. Отсутствие у одного класса прав, которыми обладают другие, не увеличивает количества его обязанностей; напротив, свобода одного класса от обязанности, падающей на другие, дает ему лишнее, хотя и отрицательное, право в сравнении с другими. Притом же государственные обязанности отличаются неодинаковой тяжестью, и если они разделены между классами, а не падают все одинаково на всех, то их удельный вес дает преимущество менее обремененным классам, позволяя им в потоке юридических отношений держаться выше других. Короче, сословным неравенством прав не обусловливается неравенство обязанностей, но неодинаковые обязанности всегда обусловливают неравенство прав. Значит, обязанность есть случайный признак сословного деления; это объясняется юридическим свойством государственной обязанности: цель государственного союза — защита законно приобретенных прав, государственные обязанности — только средства для этой защиты.

ЧТО ТАКОЕ СОСЛОВНЫЕ ПРАВА?

Что такое сословное право? Это есть всякое преимущество, даваемое законом целому классу общества в постоянное обладание. Состав такого класса определяется кругом лиц, удовлетворяющих условиям, в зависимости от которых закон ставит приобретение и сохранение известных преимуществ. Тем признаком, что преимущество дается целому классу общим законом, сословное право отличается от преимущества, даваемого по особому пожалованию отдельному лицу или фамилии.

ОТЛИЧИЕ СОСЛОВНОГО ПРАВА ОТ ПРИВИЛЕГИИ

Такое преимущество называется привилегией. По Уложению 1649 г. из высшего купечества в Московском государстве выделялась фамилия солеваров Строгановых, носивших особое звание "именитых людей"; по городовой жалованной грамоте 1785 г. звание "именитых граждан" давалось, между прочим, всем оптовым торговцам и таким капиталистам, которые объявляли за собой не меньше 50 000 руб. капитала.

ОТЛИЧИЕ СОСЛОВНОГО ПРАВА ОТ СЛУЖЕБНОГО ПОЛНОМОЧИЯ

Преимущества Строгановых были фамильной привилегией, преимущества "именитых граждан" — сословные права. Тот признак сословного преимущества, что оно дается сословию в постоянное обладание, составляет его отличие от служебного полномочия. В составе всякого государственного общества резко выделяется своим положением обыкновенно очень значительная масса лиц, служащих орудиями государственного управления и суда; каждое из этих лиц по своей должности обладает известной долей власти, известными правами, каких не имеют лица, не состоящие на государственной службе. Но эти должностные права существенно отличаются от сословных. Во-первых, должностные права чрезвычайно неравномерны: с каждой должностью связана особая степень власти, тогда как сословные права одинаковы для всех лиц сословия. Во-вторых, служебные права суть вместе и обязанности, которыми должностное лицо не может не пользоваться, пока занимает должность, тогда как сословным правом можно не пользоваться, не выходя из сословия. В-третьих, должностные полномочия даются каждому лицу особо и не могут переходить по наследству, тогда как сословные права по существу своему суть потомственные преимущества и даются всему сословию, без различия первых приобретателей и их прямых наследников. В феодальных обществах некоторые правительственные должности составляли наследственную собственность известных аристократических фамилий; тогда они имели значение фамильных привилегий, но не получали характера сословных прав. В сословных государствах сверх служебных полномочий, связанных с должностями, должностные лица обыкновенно получают еще права, которые не только не отнимаются у них при отставке, но и переходят к их потомкам. Эти права или одинаковы с правами других сословий, или составляют особые преимущества: в первом случае чиновничество разбивается по другим сословиям, во втором — составляет особое сословие. Так, по нашим законам чиновник, дослужившийся до чина действительного статского советника, или военный, дослужившийся до чина полковника, становится потомственным дворянином, лицо, получившее на гражданской или военной службе чин IX класса или обер-офицера, получает звание личного дворянина.

Итак, сословное право по общему закону, как своему источнику, отличается от привилегии, а по потомственности, как существенному свойству своего характера, — от служебного полномочия...

РАЗДЕЛЕНИЕ СОСЛОВНЫХ ПРАВ НА ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ГРАЖДАНСКИЕ

Какие бывают сословные права? Их можно разделить на два разряда: на права политические и права гражданские; первыми определяется участие всего сословия в государственных делах, вторыми — степень правоспособности каждого лица известного сословия в его частных отношениях.

Права политические можно свести в такой перечень:

I. Участие в общем государственном управлении. Оно обыкновенно выражается в законодательной деятельности сословных собраний. Государства, где это участие предоставлено одному или нескольким, но не всем сословиям, принято называть аристократическими, а где оно распространено на все сословия, и притом в одинаковой мере, там государственный порядок можно назвать сословно-демократическим. В этом последнем случае участие в общем государственном управлении перестает быть отличительным сословным правом и становится достоянием всего общества. Чаще бывает, что влияние на государственное управление распределяется между сословиями неравномерно, тогда и при участии всех сословий в государственном управлении политический порядок не теряет аристократического характера. То различие, что иные сословия принимают прямое участие в управлении, in corpore являясь на законодательное собрание, а другие присылают только выборных представителей, — это различие касается конституционной техники, а не государственного права; это вопрос удобства или необходимости, а не вопрос сословного неравенства.

II. Участие в местном управлении. Это право обыкновенно соединяется с первым и служит ему опорой, но само может действовать и без него. Оно также принимает довольно разнообразные формы. Где оно принадлежит не всему обществу, там господствующее сословие заведует местными делами и остального населения. Где участие в местном управлении предоставлено всем сословиям, там оно может иметь двоякую форму: или каждое сословие действует особняком, ведая исключительно свои местные сословные дела, или эта уединенная деятельность сословий соединяется с совокупным ведением ими дел, касающихся всех сословий. На этом последнем двойственном основании построено местное самоуправление в современной России, где рядом с местными сословными собраниями дворянства, духовенства, городских обывателей и крестьян действуют всесословные земские учреждения, которым предоставлено ведать известные местные дела всех сословий.

III. Вотчинное управление. Это право состоит в усвояемой землевладельцами судебной и полицейской власти над обывателями их вотчин. Такая власть дается землевладельцам обыкновенно там, где землевладение имеет политическое значение, где с ним соединяются особые государственные права и оно потому является преимуществом одного или нескольких сословий. Крепостное поземельное право обыкновенно соединялось с такой властью, а последняя и независимо от крепостного права может быть следствием государственного поручения: так, русские землевладельцы, церковные и служилые, в XV и XVI вв. имели такую власть над вольными крестьянами, снимавшими у них земли. Точно так же вотчинный суд и полиция не были отняты у остзейского дворянства, когда во втором десятилетии текущего века его крестьяне были освобождены от крепостной зависимости. Вотчинное управление надобно отличать от участия в местном управлении: это последнее может находиться в руках одного сословия, которому, между прочим, принадлежит и исключительное право личной земельной собственности; но участия в местном управлении не лишены и те лица господствующего сословия, у которых нет населенных вотчин. Это участие в местном управлении есть политическое право, принадлежащее всему сословию, независимо от того, пользуются ли его отдельные лица остальными правами своего сословия или нет: вотчинное управление есть политическое право, принадлежащее только некоторым лицам господствующего сословия как следствие действительного пользования одним из сословных прав, притом не политических, а гражданских. Поэтому вотчинное управление имеет характер смешанного права, частью политического, частью гражданского.

Гражданские сословные права в свою очередь подразделяются на личные и вещественные. Это разделение вытекает из самого значения гражданских сословных прав. Мы сказали, что ими определяется степень правоспособности отдельных лиц сословия в их частных отношениях. Юридический оборот частного гражданского общежития слагается из двух порядков отношений: из обязательств, т.е. из прав одного лица на действия другого, и из прав на вещи, нужные людям.

1. Отсюда следует, что личными сословными правами определяется признаваемая законом за лицами разных сословий степень способности входить в обязательства. Сословное неравенство этой способности основывается на неодинаковой оценке или неодинаковом нравственном доверии закона к разным классам общества. Эта неодинаковая сословная оценка обнаруживается в том, что закон различно наказывает людей разных сословий за одни и те же преступления, различно карает за обиды, нанесенные лицам разных сословий, дает неодинаковую цену свидетельским показаниям лиц разных сословий на суде. Из этой неодинаковой оценки сословий законом вытекает и неодинаковая их обязательственная правоспособность. Так, в обществах, разделенных на свободные и несвободные классы, лица последних обыкновенно лишались свободы вступать в брак, покидать свое местожительство, вообще стеснялись в праве распоряжаться своей личностью и трудом, наниматься на работы, заключать долговые сделки и т.п.

2. Из указанного состава гражданского оборота следует, что вещественными сословными правами определяется сословная степень имущественной правоспособности: закон признает за лицами разных сословий право приобретения не всех видов собственности и признает не в одинаковой мере право на одни и те же виды приобретенной собственности. Говоря проще, не все сословия могли приобретать в собственность всякое имущество и не все сословия имели одинаковое право собственности на приобретаемые имущества. Так, лишь высшему классу предоставлялось право сельской недвижимой собственности, а при крепостных отношениях — право владения крепостными людьми. Крепостные крестьяне могли приобретать и движимое имущество только в неполную, условную собственность. Наконец, рабы не могли иметь никакой собственности. С сословными различиями в свободе приобретения собственности обыкновенно соединялось и сословное неравенство в свободе распоряжения ею: одним сословиям предоставлялось полное право отчуждения собственности во всех ее видах, как и право ее передачи по завещанию жене, нисходящим и боковым родственникам, даже сторонним лицам; другие классы пользовались правами отчуждения и завещания в ограниченных размерах, например могли безусловно отчуждать только движимое имущество, но не могли или были стеснены в праве отчуждения недвижимости — могли завещать имущество только сыновьям, с исключением дочерей, или нисходящим, с исключением боковых родственников.

СРАВНИТЕЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ И ГРАЖДАНСКИХ СОСЛОВНЫХ ПРАВ ДЛЯ СОСЛОВИЙ

По самому свойству описанных сословных прав, политических и гражданских, можно заметить, что они действуют неодинаково и имеют различную цену для сословий; политические права осуществляются совокупной, или корпоративной, деятельностью обладающего ими сословия; права гражданские приводятся в действие волей и усилиями отдельных лиц. В связи с этим объясняется и сравнительное значение тех и других прав для сословий: сословные гражданские права приносят прямую, осязательную выгоду каждому члену сословия, расширяя или упрочивая его личную свободу и средства материального обеспечения; права политические, доставляя всему сословию власть и влияние на управление, имеют интерес для отдельных лиц не сами по себе, а потому, что обыкновенно служат средством расширения и обеспечения прав гражданских. Значит, гражданские права для сословий важнее политических; они — наиболее энергичный мотив сословного неравенства, настоящая цель, к которой стремятся высшие сословия, добиваясь этого неравенства или отстаивая его. Вот почему сословные гражданские права могут действовать, даже не соединяясь с политическими, тогда как сословные политические преимущества при гражданском равенстве теряют свой смысл и падают или превращаются в сословные повинности. В таком случае участие сословия в управлении получает для него значение обязательного безвозмездного содействия правительству.

РАЗДЕЛЕНИЕ СОСЛОВНЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ НА ЛИЧНЫЕ И ВЕЩЕСТВЕННЫЕ, НА ПРЯМЫЕ И КОСВЕННЫЕ

Что касается сословных обязанностей, то они, разумеется, все государственные, но их можно разделить, во-первых, на личные и вещественные, во-вторых, на прямые и косвенные. Личная государственная обязанность — это часть личного труда, обязательно уделяемого в пользу государства; личная государственная обязанность обыкновенно называется повинностью; самая важная из повинностей — воинская. Вещественная обязанность — это часть имущества, обязательно уделяемая в пользу государства; вещественные обязанности — налоги и подати. Те и другие обязанности можно разделить еще на прямые и косвенные. Прямые обязанности — это жертвы, обязательно приносимые непосредственно государству; косвенные — это жертвы, обязательно приносимые лицами известного класса не прямо государству, а по поручению государства лицам других классов...

Лекция II
Постепенное исчезновение сословных различий — общий факт европейской истории. Общественный склад, к какому стремится современное европейской государство. Наследственное неравенство перед законом — основание сословного деления. Двоякое происхождение сословий — политическое и экономическое

ПОСТЕПЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СОСЛОВНЫХ РАЗЛИЧИЙ — ОБЩИЙ ФАКТ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Сословное неравенство — историческое явление, исчезающее почти всюду в Европе; сословные различия все более сглаживаются в праве, оставляя неодинаково глубокие следы в народных преданиях, в привычках и нравах, в распределении собственности. Но с самого возникновения новоевропейских государств в продолжение многих веков это неравенство было основанием политического порядка, и даже в обществах, потом усвоивших вполне демократический склад, в первые периоды их политической жизни можно заметить следы сильных движений в сторону аристократического неравенства. Но с XV в. на западе, гораздо позднее на востоке Европы в умах и законодательствах обнарркивается стремление к постепенному уравнению сословий. Тот же самый процесс можно заметить и в государствах античной Европы, так что его можно признать общим и повсеместным фактом европейской истории. Если бы было доказано, что он повторялся в политических союзах и других частей света, то этот общий факт получил бы значение исторического закона, который можно было бы выразить в такой формуле: "политическое общежитие начинается сословным расчленением общества и продолжается постепенным уравнением сословии"...

ОБЩЕСТВЕННЫЙ СКЛАД, К КАКОМУ СТРЕМИТСЯ СОВРЕМЕННОЕ ЕВРОПЕЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО

Хотя этот процесс завершился далеко не везде в Европе, однако достаточно ясно успели обозначиться основные черты этого нового общественного склада, какой стремятся принять западноевропейские государства. В прежних сословных обществах отдельные лица не имели непосредственного отношения к государству; перед государством являлись сословные корпорации и значение каждого лица в государстве определялось значением сословия, к которому лицо принадлежало. Законодательство начало разбивать эти крупные и плотные общественные сочленения на их первичные составные частицы — одинокие лица, ставя каждое из них в непосредственное отношение к государству и признавая всех их одинаково свободными. Но, признавая их одинаково свободными, законодательство доселе не нашло средств сделать их равноправными, потому что доселе не умеет одинаково распределить между ними обязанности. При сословном неравенстве обязанности распределялись между целыми классами по их политическому значению и потому наиболее обременены были ими низшие классы, располагавшие наименьшими средствами, материальными и другими. Положив в основу государственного порядка бессословное равенство, необходимо было и разверстку обязанностей перенести на новые основания; таким основанием стало правило: "государство требует с каждого в меру тою, что дает ему". Потребность в личной безопасности у всех одинакова, поэтому самая тяжкая личная обязанность, воинская повинность, положена на всех, способных нести ее. Нельзя было так же поступить с обязанностями вещественными. Потребность в имущественной безопасности не у всех одинакова. Миллионер, разбросавший свои имения по всем углам государства и ведущий огромные промышленные дела, гораздо более задает работы правительственным учреждениям, охраняющим имущественную безопасность, чем рабочий, живущий поденным заработком; но по этому же самому миллионер гораздо более поденщика заинтересован в делах государства, в исправном действии его охранительных учреждений. Таким образом, вещественные тягости должны падать на лица соразмерно с потребностью каждого в имущественной безопасности, а степень этой потребности соответствует его имущественной состоятельности. Таков смысл подоходного налога, приобретающего все большее господство в финансовой системе Европы. Значит, государственная обязанность из обязательной жертвы, приносимой одними классами в пользу других, превращается в плату лица государству за услуги, которыми первое пользуется от последнего. Но, с другой стороны, и участие в государственных делах соразмеряется с тяжестью государственных обязанностей, падающих на каждое лицо, и, следовательно, со степенью его интереса в этих делах; это участие выражается в народном представительстве. Воинская повинность падает на всех граждан в возрасте, способном нести ее, поэтому все граждане участвуют в выборе народных представителей. Но они участвуют в нем неодинаково: посредством известного сочетания подоходного налога с избирательной системой платящие более имеют и более веский избирательный голос. Таким образом, политический порядок, к какому идет современное западноевропейское государство, строится на сложном сочетании государственных прав и обязанностей, между которыми примиряющим посредником служит не сословный, а личный политический интерес. Этот порядок можно представить в такой схеме. Первичным составным элементом его служит одинокое и свободное лицо, несущее государственные тягости в меру своей потребности в тех личных и имущественных обеспечениях, какие дает государство, и участвующее в управлении в меру тягостей, какие оно несет в пользу государства. Самый порядок состоит из двух параллельных рядов, из которых один представляет обязанности, а другой — соответствующие им права. Вот оба эти ряда: общая воинская повинность и общее голосование; подоходный налог и личное представительство, разверстанное по числу правоспособных лиц и по количеству платимых ими налогов. Благодаря такому сочетанию современные европейские государства представляют сложный механический прибор, построенный на юридической и экономической сделке, который, соединяя в одно целое одинокие, разбитые лица, своей тяжелой деятельностью вырабатывает им благо, носящее на языке Западной Европы название политической свободы.

НАСЛЕДСТВЕННОЕ НЕРАВЕНСТВО ПЕРЕД ЗАКОНОМ — ОСНОВАНИЕ СОСЛОВНОГО ДЕЛЕНИЯ

Итак, современное бессословное государство достигает политической свободы, но оно не достигает политического равенства. Однако это неравенство отличается от сословного в двух отношениях. Во-первых, сословные общества отличаются резким разграничением прав и обязанностей; наиболее чистые типы такого общества стремились сосредоточить все права в одних классах, все обязанности — в других. В современном государстве все уравнены в гражданских правах и личных обязанностях, но различаются политическими правами и вещественными обязанностями. Во-вторых, неравенство в современном государстве есть неравенство лиц, а не классов; в сословных государствах различались перед законом целые сословия, но отдельные лица одного сословия признавались равными между собою по правам и обязанностям.

В современном государстве каждое лицо есть своего рода сословие. Общество разбито на мельчайшие пылинки, сравнительная величина которых трудноуловима невооруженным глазом и доступна только микроскопическим наблюдениям статистики да министерства финансов, распределяющего налоги. Эта политическая пульверизация общества есть следствие отмены потомственности прав и обязанностей, на которой держалось сословное деление. Благодаря этому политическая группировка лиц в современном государстве поставлена в зависимость от их имущественного положения, т.е. предоставлена игре случая и борьбе индивидуальных сил. Политическое положение лица в современном государстве может представлять непрерывное кочевание по разным политическим группам, смотря по его успехам или неудачам в экономической борьбе, изменяющим его имущественное положение, тогда как в сословном государстве политическое положение лица определялось его сословным происхождением, а не изменчивым имущественным положением — генеалогией, а не цензом. Это сопоставление нового складывающегося типа бессословного государства с исчезающим сословным приводит к тому заключению, что основанием сословного деления служит наследственное неравенство целых классов в правах и обязанностях, а не распределение тех и других по изменчивым личным состояниям, как в современном бессословном государстве.

ДВОЯКОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СОСЛОВИЙ: ПОЛИТИЧЕСКОЕ И ЭКОНОМИЧЕСКОЕ

Если сословное неравенство есть временное состояние обществ, в жизни которых бывали времена, когда сословий еще не было, и наступает время, когда их уже не бывает, то спрашивается, как и при каких условиях возникает сословное неравенство? Вследствие чего общества разбиваются на классы с неравным распределением между ними прав и обязанностей? Сословное неравенство возникало двояким путем. Иногда источником его бывало экономическое деление общества в момент образования государства. Тогда общество делилось на классы сообразно с разделением народного труда: классы различались между собой родом труда или родом капитала, которым работал каждый класс, и сравнительное значение каждого общественного класса определялось ценой, которую имел тот или другой род труда, тот или другой капитал в народном хозяйстве известного времени или места. Но бывал и другой порядок явлений. Общество подчинялось вооруженной силе, вторгнувшейся со стороны или образовавшейся в нем самом, которая захватывала распоряжение народным трудом. Такой силой бывало или чуждое пришлое племя, или особый класс, сложившийся в самом обществе для его защиты от внешних врагов и потом завоевавший защищаемое общество. В том и другом случае общества следовали в своем дальнейшем развитии совершенно различными путями; укажем сначала путь, каким шли общества во втором случае. Вооруженная сила, своя туземная или пришлая, захватив распоряжение народным трудом, спешила стать властью, чтобы мирно пользоваться плодами захвата. Для обеспечения постоянного пользования захваченными экономическими выгодами она не имела нужды заботиться о новом устройстве народного хозяйства: она насильственно вторгнулась в уже сложившийся экономический порядок, с оружием в руках стала у готового хозяйственного механизма; ей не было нужды вновь заводить хозяйство в захваченной стране. Захватив в свои руки господствующий капитал, эта сила только старалась обеспечить себе послушное действие рабочих рук, приставленных к готовому хозяйственному механизму, но, чтобы обеспечить себе спокойное обладание захваченными выгодами, сила, став властью, спешила создать известный государственный порядок, помощью которого она, став его движущей пружиной, могла бы распоряжаться народным трудом, не прибегая постоянно к первоначальному своему средству действия — к оружию. Вот почему все заботы этой силы обращались на государственное устройство, на выработку системы законодательства, на приспособленную к цели организацию сословий, на соответствующее устройство правительственных учреждений. Вопросы права, государственного и гражданского, отношения к верховной власти, отношения господствующей силы к другим классам составляли главные явления жизни в таком обществе. Благодаря тому жизнь общества получала, как бы сказать, боевой характер: борьба вооруженная сменялась борьбой политической; оружие утомлялось в своей деятельности и передавало свое дело закону, и работа обеих этих сил, оружия и закона, направлялась к одной цели — к упрочению обладания властью, а властью дорожили, потому что она доставляла обладание народным трудом. Под влиянием этой борьбы все отношения обострялись, классы и учреждения получали резкие очертания. Сообразно с тем и общество усвояло особую физиономию. Все оно складывалось из двух основных элементов: с одной стороны стоял победитель — господин, с другой — пленник, холоп. Все общество стремилось разделиться на два резко разграниченных класса, из которых один старался усвоить себе все права, навязывая другому все обязанности. С великими усилиями складывались и пробивались промежуточные классы, которые отрывали себе частички прав высшего сословия, платя за них частичками обязанностей низшего. Таков склад, усвояемый обществами, которые создавались завоеванием.

Иным путем следовали общества, где не вооруженная сила, захватив господствующий в стране капитал, становилась властью и распорядительницей народного труда, а, наоборот, господствующий капитал страны, овладев народным трудом, создавал из владельцев этого капитала власть. Господствующий капитал, движимый или недвижимый, смотря по хозяйственным условиям страны, становился источником власти; его операции соединялись с политическими и гражданскими правами; экономические классы превращались в политические сословия. Так как в этом случае влияние на общество приобреталось не силой оружия, а гнетом капитала, который не утомляется, как оружие, а требует постоянной деятельности для своего сохранения и роста, то классу, владевшему капиталом, не было нужды торопиться созданием нового государственного порядка, который бы обеспечил его господство. Господство его обеспечивалось не политическими средствами, не хартиями и учреждениями, а экономическими отношениями. В таких обществах не было нужды завоевывать рабочих: люди сами отдавались тем, в чьих руках скоплялся капитал, кто давал им хлеб, т.е. средство для работы. Все внимание господствующего класса обращалось на устройство народного хозяйства, на расширение простора для деятельности капитала, на приемы и средства эксплуатации естественных богатств страны, на открытие и удержание рынков сбыта. Поэтому вопросы права и государственного устройства становились на втором плане, и юридические отношения не получали достаточной выработки и определенности. Общество и в этом случае слагалось из двух главных элементов: с одной стороны стоял капиталист-заимодавец, с другой — рабочий-должник. Но так как политическое значение распределялось по экономическим состояниям, которые чрезвычайно разнообразны и изменчивы, то общество получало очень дробное деление, и чем оно было дробнее, тем слабее было неравенство прав и обязанностей, которыми различались между собою его классы.

Итак, сословия имели двоякое происхождение — политическое и экономическое. Сословное деление общества начиналось либо насильственным порабощением его вооруженной силой, либо добровольным политическим подчинением его классу, достигшему хозяйственного господства в стране. Это порабощение или это подчинение устанавливало государственный порядок, сосредоточивало власть над обществом в одном классе. Следовательно, в обоих случаях сословное деление одинаково выходило из политического акта, но источник сословного неравенства в том и другом случае был неодинаков. В первом случае права и обязанности неравномерно распределялись по праву силы между властителями и подвластными, во втором — по экономическому весу между капиталистами и рабочими. Значит, источником сослозного неравенства в первом случае было различие политических положений, созданных порабощением общества одним классом, во втором — различие экономических состояний, образовавшихся еще до политического подчинения общества одному классу. То и другое происхождение сословий имело неодинаковое действие на характер сословного деления: при политическом происхождении сословий общество стремилось распасться на немногие крупные части, разделенные резким неравенством прав и обязанностей, тогда как сословное деление, построенное на неравенстве экономических состояний, отличалось большей дробностью частей и меньшей резкостью сословных различий. Этот неодинаковый процесс сословного расчленения можно обозначить таким общим положением: чем резче сословное неравенство, тем проще сословное деление, и наоборот: чем слабее сословное неравенство, тем сложнее, дробнее, сословное деление.

Лекция III
Формула, выражающая ход уравнения сословий. Место сословного государства в ряду преемственно сменявшихся общественных союзов. Влияние сословного деления на политический порядок. Исторические процессы, открывающиеся в истории сословий. Памятники права как единственно надежные источники истории сословий

ФОРМУЛА, ВЫРАЖАЮЩАЯ ХОД УРАВНЕНИЯ СОСЛОВИЙ

Положение, сейчас высказанное мною, об отношении сословного неравенства к дробности сословного деления следует сопоставить с другим общим фактом, который мы заметили, обратившись к изучению сословного строения общества. Этот факт состоит в том, что сословное разъединение не было устойчивым состоянием общества, что им отличались вообще первые периоды политического общежития; но, достигнув известного напряжения, оно сменялось стремлением к сближению и уравнению сословий. Понятно, что это стремление обнаруживалось раньше и шло быстрее там, где сословия с самого своего возникновения стояли ближе друг к другу и где вместе с тем сословное деление было дробнее. Так как степень взаимного отчуждения сословий и их дробности обусловливается их происхождением, то отсюда следует, что то или другое их происхождение оказывало действие не только на характер, но и на продолжительность сословного склада общества. Известно, с каким упорством в государствах, образовавшихся путем завоевания, сословные различия держались не только против уравнительных идей, но и против открытых нападений низших классов на преимущества высших. Из сопоставления обоих указанных положений можно вывести следующее третье: уравнение сословий идет тем труднее, чем проще сословное деление и чем резче сословное неравенство. Иначе говоря: скорость сословного уравнения находится в прямом отношении к сложности сословного деления и в обратном отношении к степени сословного неравенства.

Этими тремя положениями и обозначается ход сословного строения обществ. Политическое общежитие, повторяю, обыкновенно начиналось установлением сословного неравенства и продолжалось уравнением сословий, а успех этого уравнения зависел от большей или меньшей дробности сословного деления и от степени сословного неравенства. Теперь рассмотрим внутренние условия сословного строения, чтобы видеть, какие силы управляли его ходом. Это поможет нам определить влияние сословного склада на государственный порядок.

МЕСТО СОСЛОВНОГО ГОСУДАРСТВА В РЯДУ ПРЕЕМСТВЕННО СМЕНЯВШИХСЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ СОЮЗОВ

Чтобы заметить эти условия и силы, надобно припомнить, какое место занимает сословное государство в ряду преемственно сменявшихся общественных союзов. Политическому общежитию, основанному в целях общего блага, как известно, предшествовали естественные союзы, завязанные кровным родством. В этих союзах не было равенства, но не было и сословий; их место занимали возрасты: старшие составляли правящий класс, младшие — управляемое общество. В современном государстве тоже нет равенства и тоже нет сословий; их место занимают изменчивые экономические состояния. Наиболее платящие государству, т.е. наиболее состоятельные, прямо или косвенно руководят делами государства, а наименее состоятельные волей-неволей подчиняются этому руководству. Может быть, и капитал утратит политический вес, уступив свое место другой силе, например науке, знанию; по крайней мере о возможности управлять обществом посредством этой силы давно мечтали многие, мечтают и теперь. В государственном механизме, который будет приводиться в движение этой силой, также не будет ни равенства, ни сословий; их место займут ученые степени, и в законодательных собраниях депутаты с цензом очистят скамьи для делегатов ученых обществ с дипломами. Каждый из этих трех политических порядков построен по типу мелкого частного союза, который, очевидно, имел или получит в общежитии господствующее значение в момент построения соответствующего ему. порядка. В кровном союзе отношения классов, т.е. возрастов, сняты, очевидно, с отношений поколений в семье, т.е. отца, сына и внуков. Прототипом современного государства, очевидно, служит акционерная компания; здесь политический вес лиц зависит от количества голосов, а количество голосов, как в акционерной компании, определяется количеством акций. Будущее государство знания, науки устроится по образцу школы с разделением на учеников и учителей и с подразделением последних на старших и младших. В каждом союзе порядок приводится в движение особой силой: в первом такой силой служит власть родителей или старших, во втором — сила капитала, в третьем — авторитет знания. По какому типу построено Сословное государство и какая сила двигает в нем отношениями? В нем легко заметить две особенности: во-первых, наследственность сословных прав и, во-вторых, различие занятий, обусловливаемое различием наследственных прав. Наследственность прав есть юридический принцип, выработанный в кровном союзе: согласно с общим началом этого союза, по которому все отношения определяются происхождением, т.е. становятся наследственными, и права, раз приобретенные, переходят к потомству приобретателя. Эта идея особенно ясно сказывается в преимуществах линии старшего сына, какие замечаем в кельтских кланах. Значит, сословное государство — ближайший преемник родственного союза. Вот его исторический возраст, место в процессе развития людского общежития. Различие сословий по занятиям указывает на момент экономического развития, с которым совпадало возникновение сословного государства. Кровные естественные союзы, соединяясь, складывались в искусственные государственные общества, в то время когда начиналось разделение труда, когда кровные союзы переставали делать сами все им нужное и начиналась специализация занятий. Легко понять, что возникшая отсюда необходимость хозяйственного обмена между кровными союзами и была причиной искусственного соединения этих союзов в государство. Итак, наследственность сословных прав указывает на генетическую связь сословного государства с родовым союзом, а сословное разделение занятий есть то новое начало, которое было причиной соединения родовых союзов в государство.

ВЛИЯНИЕ СОСЛОВНОГО ДЕЛЕНИЯ НА ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРЯДОК

Согласно с этим началом люди в государстве должны были привыкать к связям, которых не знали прежде. В кровных союзах соотечественниками считались родственники; принадлежность к союзу рассматривалась как неизменное определение судьбы, переход в другие союзы был немыслим как физическая невозможность, как перемена пола. С образованием государства родственный круг разбивался по месту жительства, по занятиям, по общественным состояниям, забывая своего общего предка. Этим начинался новый подбор людей: своих и чужих начинали различать не по генеалогическим воспоминаниям, а по сходству занятий и состояний, прав и обязанностей по отношениям не к общему предку, а к общему государю. Сходство целей, понятий, нравов, прав и обязанностей, разнообразных житейских отношений рождало новую могущественную связь между людьми — сословный интерес, становившийся на место чувства кровного родства. Эта новая кристаллизация общества сильно действовала на законодательство. Задача закона — примирять частные интересы с общими, на которых держится государственный союз. Мелкие частные интересы, обобщаясь путем сделок или разъединяясь взаимной борьбой, соединяли отдельных лиц в крупные группы или разбивали уже образовавшиеся общественные соединения на мелкие части. Сообразуясь с ходом этого подбора, законодательство или создавало из однородных мелких классов крупные сословия, или крупные сословия делило на мелкие классы, обобщая или дробя разверстываемые между ними права и обязанности: от этой законодательной растасовки зависело и положение государственной власти. Если общество распадалось на мелкие части, которые никак не могли сложиться в крупные, плотные сословия, власть насильственно соединяла их для совокупной деятельности во имя общих интересов. Если в обществе сильно сознание этих интересов, его части поневоле повинуются объединяющей их власти, потому что не могут ни соединиться все дружно против нее по взаимному антагонизму, ни подчиниться одной из частей по слабости каждой из них. Таким образом, рознь и дробность общественных групп ведет к усилению государственной власти, к развитию политической централизации. Иной ряд отношений устанавливался, когда общество делилось на крупные классы. Государственная власть или пользовалась содействием всех их, если они действовали согласно, или опиралась на один из них, чтобы подчинить себе другие, если они были во вражде друг с другом. В обоих случаях государственная власть принуждена была делиться своими полномочиями с сословиями, но государственный порядок устроялся неодинаково: в первом случае, при единодушии сословий, сословные интересы становились общими интересами государства, во втором — интересы одного сословия торжествовали над общими интересами государства и делали государственную власть своим орудием. В средневековой Европе три сословия, призывавшиеся к участию в государственном управлении, — духовенство, дворянство и буржуазия — представляли особые государства, между которыми с причудливой чересполосицей поделены были государственная территория и работавшее на ней низшее население, так что средневековое западноевропейское государство можно назвать федерацией трех сословных государств, соединенных в лице короля только династической связью. Это отношение сословного деления к политическому порядку можно выразить в таком положении: верховная власть в сословном государстве тем более подчиняется сословиям, чем их менее и чем резче они разъединены, иначе говоря, сила давления сословных интересов на общие находится в обратном отношении к дробности сословного деления.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ, ОТКРЫВАЮЩИЕСЯ В ИСТОРИИ

Отсюда можно видеть, что дает нам, т.е. какие исторические процессы вскрывает, история сословий. Из истории образования сословий мы узнаем, как борются между собой частные интересы, как в этой борьбе из частных интересов вырабатывается путем обобщения и примирения сознание общих интересов или как последние терпят крушение, разлагаясь на частные. Другой процесс вскрывается в истории разрушения сословий. Чем плотнее и замкнутее сословие, тем сильнее сжимает оно отдельных лиц своими требованиями, понятиями и нравами, сковывая личную свободу. Чем крупнее сословные группы и чем неравномернее распределены между ними права и обязанности, тем труднее переход из одного сословия в другое, тем более стеснено лицо в выборе житейских путей, тем более оно поглощено сословными интересами и тем труднее дается ему сознание интересов общих. Поэтому уравнение сословий есть одновременное торжество и общего государственного интереса, и личной свободы. Значит, история сословий вскрывает нам два наиболее скрытые и тесно связанные друг с другом исторических процесса: движение сознания общих интересов и высвобождение личности из-под сословного гнета во имя общего интереса...

ПАМЯТНИКИ ПРАВА КАК ЕДИНСТВЕННО НАДЕЖНЫЕ ИСТОЧНИКИ ИСТОРИИ СОСЛОВИЙ

И только в памятниках сословного законодательства можно уловить оба эти великие и глубоко скрытые исторические процесса. Напрасно будем искать их верного отражения в произведениях литературы и искусства; эти произведения — плоды индивидуального сознания, а в индивидуальном сознании явления общественной жизни, отражаясь, преломляются под известным углом, и историческая критика доселе не нашла надежного способа точно измерять этот угол преломления. Факты общественной жизни в сознании наблюдателя становятся идеями, т.е. перестают быть фактами, и возвращаются в ряд последних, когда облекаются в законодательные постановления. Общество, как живое и мыслящее существо, говорит своим особым языком, не похожим на тот, каким выражается индивидуальный ум. Последний выражает свои идеи логическими понятиями или художественными образами, а первое говорит юридическими нормами; поэтому вы не удивитесь методологическому правилу, которым я закончу предварительные свои замечания о цели и приемах исторического изучения сословий и которое вместе с тем объяснит вам, почему я в истории сословий в России буду опираться только на ограниченный запас источников: общество сословное или бессословное надобно изучать не в кабинете литератора и не в мастерской художника, а в законодательном совете и судебной камере. Я знаю только одно место, где встречаются и объединяются оба эти процесса, из которых, собственно, и слагается вся история, — и работа индивидуального ума, и движение общественного сознания: это место — университетская аудитория.

Изложив эти общие соображения, которые послужат нам руководством при изучении истории сословий в России, перейдем к самому предмету изучения.

Лекция IV
Скудость литературы по истории сословий в России. Постановка изучения нашей истории в 30-х и 40-х годах как одна из причин этой скудости. Перечень важнейших сочинений по истории русских сословий. Пробуждение интереса к истории русского общества в 50-х годах и связь его с реформами царствования. Научный интерес исторического изучения русских сословий. Общая характеристика сословного процесса в России сравнительно с западноевропейским. Изменчивость и разнообразие оснований сословного деления русского общества. Периоды истории русских сословий

СКУДОСТЬ ЛИТЕРАТУРЫ ПО ИСТОРИИ СОСЛОВИЙ В РОССИИ

Изучение истории сословий в России я должен начать коротким очерком того состояния, в каком находится в нашей литературе изучение этого вопроса. Литература по истории сословий в России является едва ли не самым юным отделом в составе молодой русской исторической литературы. Главной причиной этой запоздалости истории русского общества надобно считать постановку дела изучения отечественной истории. После Карамзина в нашей исторической литературе образовались два направления, которые, как серьезно и напрасно думали сторонники того и другого, существенно отличались друг от друга, даже исключали одно другое. Одно из этих направлений обращало преимущественное внимание на историю государства, другое — на историю общества. Исследователи этого второго направления, впрочем, изучали не столько процесс сословного расчленения русского общества, сколько жизнь народа вообще. Народ — вот что составляло предмет исторических изысканий целого ряда умных и даровитых исследователей и что они считали единственным предметом, достойным исторического изучения.

ПОСТАНОВКА ИЗУЧЕНИЯ НАШЕЙ ИСТОРИИ В 30-х И 40-х ГОДАХ КАК ПРИЧИНА ЭТОЙ СКУДОСТИ

Термин "народ" покрывал собою общество, а под "народом" разумели преимущественно или исключительно простонародье. В литературе 30-х и 40-х годов образовалась даже целая историческая теория, которая довольно складно построяла всю историю России не столько на ее действительных процессах, сколько на диалектическом развитии понятия о народе, т.е. того значения, какое придавалось этому понятию. Люди, державшиеся этой теории, конечно, не могли не знать, что и в нашей исторической жизни действовали общественные стихии, которые никак нельзя было бы подвести под такое понятие о народе, что и у нас из так называемой массы выделялись и действовали на ее поверхности высшие классы. Из затруднения, в какое ставились исследователи этим противоречием, они старались выпутаться двояким путем: они или утверждали, что высшие классы выделялись из народа политически и экономически, как это было в древней Руси, не отрывались от него нравственно, жили одной с ним жизнью, проникались одинаковым духом, или же исследователи уверяли, что высшие сословия, отрываясь от народа, как это пошло со времени Петра, становились против народа, являлись отщепенцами, которые изменяли народным началам, и как изменники переставали принадлежать народу, становились чуждым фактом для его истории. При таком взгляде на общественное расчленение высшие классы являлись наростом на народном теле, вредным в практическом отношении и бесполезным в научном. Таким образом, история общественных классов превращалась в назидательную или обличительную повесть об отношениях общественного верха к общественному низу, о спасительном единодушии обеих общественных половин или о гибельном их антагонизме, причем честь единодушия всецело падала на народ, а ответственность за антагонизм возлагалась на высшие классы. Соответственно такому взгляду главными источниками изучения истории общества выбирались не памятники права, а либо предания о массовых, гуртовых движениях народа, либо жалобы древнерусских публицистов на неправды высших сословий по отношению к народу. В таком взгляде, если выкинуть из него излишнее обилие общих мест и положений, останется много погрешностей, и прежде всего погрешность физиологическая. Нарост, хотя и нарост, остается органической частью живого существа, которая принимает участие в жизни организма, и даже иногда более сильное, чем нормальная часть организма. Он вытягивает соки из организма и, смотря по состоянию последнего, либо истощает его, либо освобождает от вредных соков. Притом в этом взгляде было много несообразностей. Высшие классы представлялись как изменники народным началам, враги народа; на их отчуждении от родного народа строили даже целый небывалый период нашей истории, начинавшийся деятельностью Петра, и весь смысл этого периода полагали в нравственном отчуждении высших классов от родной массы. Добрые люди, державшиеся этого направления, сами того не замечая, вносили даже анархическую тенденцию в свои исследования: они, подобно царю Ивану Васильевичу Грозному, беспричинно клали опалу на все высшие классы, а о простом народе говорили, что на него гнева и опалы нет. Эта, если можно так выразиться, демомания, или аристофобия, доходила даже до нарушения лояльности, до политической обиды высшим классам. Ведь последние не тайком прокрадывались в наше общество, а существовали с ведома и разрешения законной верховной власти, и их законные права и положение в государстве чрезвычайно точно определены в IX томе Свода законов.

ПЕРЕЧЕНЬ ВАЖНЕЙШИХ СОЧИНЕНИЙ ПО ИСТОРИИ РУССКИХ СОСЛОВИЙ

Серьезный интерес к историческому изучению русских сословий был пробужден не ранее или немного ранее 50-х годов текущего столетия, и всего более возбужден был этот интерес покойным Соловьевым. Его старшие ученики работали в указанном им направлении и развивали его мысли в целом ряде дельных и трудолюбивых исследований. Отзвук этого нового пробудившегося интереса слышен как в пространной истории Соловьева, так и в его отдельных статьях. В "Истории России" Соловьев или исследует обстоятельно, или лишь общими чертами отмечает ход сословного расчленения русского общества всюду, где этот ход становится уловим, и, что еще важнее, этот процесс у него поставлен в связь с условиями, действовавшими не только в политической, но по временам и в экономической жизни народа. Живость, с какой пробужден был этот интерес, вы почувствуете, читая, например, "Исторические письма", одно из наиболее свежих произведений Соловьева, появившееся в 1858 г. В свое время эти письма читались с большим интересом и не утратили своего значения доселе. Такое недолгое прошлое имеет за собою научная обработка истории русского общества. Вот почему нельзя удивляться скудости литературы по этому предмету. Этой литературой, по крайней мере всем, что в ней заслуживает чтения, можно овладеть в довольно короткое время. В 50-х годах и позднее появляются вслед за порядочным для своего времени сочинением Плошинского "Городское или среднее состояние русского народа", напечатанным в 1852 г., статьи г. Чичерина, особенно его исследование "Холопы и крестьяне в России в XVI в..", потом цельная монография Беляева "Крестьяне на Руси", представляющая опыт полной истории этого сословия и особенно ценная по обилию неизданных материалов, в ней напечатанных, далее ряд очерков г. Победоносцева по истории крепостного права в России со времени Уложения. В конце 60-х годов было напечатано сочинение Пригары "О городских состояниях в России при Петре Великом", представляющее опыт истории городских состояний не только в это царствование, но и до него. Наконец, в 1875 г. вышел I том сочинения г. Дитятина "Устройство и управление городов в России", представляющий очень хорошо составленный очерк истории городов в России до XVIII в. и историю их устройства до жалованной городовой грамоты 1785 г. включительно. Любопытно, что доселе не встречаем дельной, полной истории двух высших сословий России — дворянства и духовенства. Есть, правда, два общих сочинения по истории дворянства в России, из которых одно принадлежит Яблочкову, а другое — Порай-Кошицу, но эти сочинения заслуживают мало внимания. Серьезно и трудолюбиво составленное сочинение, но специальное, излагающее историю дворянства со времени Петра, принадлежит Романовичу-Славатинскому ("Дворянство в России"). По истории духовного сословия есть обширная и дельная монография г. Знаменского "Приходское духовенство в России со времени реформы Петра". К сожалению, эта монография очень мало касается положения этого класса в древней России. Такой пробел в нашей исторической литературе надобно объяснять особенной трудностью и сложностью истории двух этих высших классов. Наконец, совсем не было сделано попытки представить связное изложение истории сословий в России в их взаимодействии. Я знаю один монографический опыт такого рода в "Истории местного управления в России" (1868) г. Градовского. Описывая устройство провинций в Московском государстве XVI и XVII вв., автор хотел представить положение и взаимное отношение трех основных классов русского общества: служилого, городского и земледельческого. К сожалению, этот опыт остановился на первом томе. Вот почти все, что есть в нашей литературе крупного и ценного по истории общественных классов в России, если не упоминать о разных мелких статьях. Своим курсом я хотел бы несколько восполнить этот пробел, представив короткий и сжатый, более конспективный очерк истории сословий в России в их взаимных отношениях до той эпохи, когда они получили свой окончательный склад.

ПРОБУЖДЕНИЕ ИНТЕРЕСА К ИСТОРИИ РУССКОГО ОБЩЕСТВА В 50-х ГОДАХ И СВЯЗЬ ЕГО С РЕФОРМАМИ МИНУВШЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ

Понятно, чем пробужден был интерес к истории наших сословий с 50-х годов. Толчком, который обратил внимание любознательных людей на этот предмет, служили сословные реформы минувшего царствования. Эти реформы, особенно одна из них, крестьянская, так глубоко изменившая положение и взаимное отношение классов русского общества, впервые заставили искать указаний на средства их успешного осуществления в изучении того, как строилось общество, тронутое этими реформами. Историческое изучение обыкновенно цепляется за сильное движение, обнаруживающееся в обществе, и стремится иллюстрировать то, что становится насущным интересом минуты, дать ответ на вопрос, составляющий злобу текущего дня. Реформы минувшего царствования, особенно крестьянская реформа 19 февраля 1861 г., вскрыли целый ряд неожиданных явлений, которые прежде не подозревались и которые указывали на сложные процессы, пережитые нашим обществом. Люди, занимавшиеся историей западноевропейских обществ, издавна привыкли несколько свысока относиться к истории русского общества. Это русское общество представлялось им слишком простым по своему составу, с наивными формами и недостаточно определенными отношениями, обещавшими мало научно-поучительных данных. Таково было господствующее мнение. При поверхностном взгляде на развитие русского общества можно было найти некоторое оправдание этой привычки. В самом деле, что можно представить себе проще того склада, какой усвоило себе русское общество, например, в ту минуту, когда закрывал глаза великий преобразователь Петр I? На верху этого общества стояла могущественная верховная власть, сосредоточенная в одном лице, а перед ней лежала огромная масса черного народа, руководимого по поручению верховной власти землевладельческим классом; и между этими двумя сословными стихиями робко жмутся незначительные переходные слои — духовенство, чиновничество, горожане, — жмутся, как будто ожидая, не придет ли кто оправдать их стесненное и игнорируемое существование? Реформа 19 февраля вскрыла крепкие установления, чрезвычайно сложные и запутанные отношения между разными классами, вывела на свет такие формы общежития, каких до этого времени самое сильное воображение не могло бы ни предположить, ни построить a priori. Все это заставило думать, что и наше общество пережило страшно напряженную работу, которая только выразилась в наружно простых и немудреных формах.

НАУЧНЫЙ ИНТЕРЕС ИСТОРИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ РУССКИХ СОСЛОВИЙ

Итак, научный интерес к истории нашего общества был возбужден его недавней перестройкой; вот почему мы еще так мало знаем эту историю. Между тем исторический склад нашего общества, может быть, и сообщает всего более общенаучного интереса нашей истории. Этот склад очень своеобразен, и наблюдения над его ходом могут пригодиться при изучении какой угодно части исторической науки. Изучая эти сословия, встречаем отношения и формы, которые дают много материала для приложения сравнительного исторического изучения. Истинное назначение этого метода состоит не в том, чтобы искать сходства в различных явлениях, а в том, чтобы находить различие в сходных явлениях.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СОСЛОВНОГО ПРОЦЕССА В РОССИИ СРАВНИТЕЛЬНО С ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИМИ

При сходстве многих явлений нашего и западноевропейского обществ, однако, легко заметить еще больше особенностей, которыми отличается первое от последних и которые все можно свести к одной следующей: сравнительно более резкие сословные очертания и более сложные общественные формации на Западе достигались более быстрым и простым путем, тогда как более простые общественные формации в России создавались процессом более продолжительным и сложным. У нас общественный процесс всегда сложнее, но общественные формы проще и сословные очертания менее резки. Такая особенность нашего общественного развития невольно вызывает на одно сравнение. Наше общество, кажется, шло путем, напоминающим наши проселочные дороги: чтобы ими пройти незначительное расстояние между двумя пунктами, надобно благодаря извилинам пути сделать столько шагов, сколько при более прямой дороге потребовалось бы, чтобы пройти расстояние вдвое большее.

ИЗМЕНЧИВОСТЬ И РАЗНООБРАЗИЕ ОСНОВАНИЙ СОСЛОВНОГО ДЕЛЕНИЯ РУССКОГО ОБЩЕСТВА

Эта особенность, заметная в развитии разных сторон общественной жизни России, сказалась всего резче в истории русских сословий. Сословное деление в России отличается необычайной подвижностью и изменчивостью. Общество несколько раз делилось и переделялось, неоднократно меняло свою юридическую физиономию и свой состав. Следя за этими изменениями, историю русских сословий можно разделить на четыре периода, из которых в каждом было свое основание сословного деления, непохожее на то, на котором строилось сословное деление предшествующего или последующего периода. Первая формация русского общества, какая нам известна, обнаруживается в памятниках права XI и XII вв. По этим памятникам мы видим, что общество делилось на две резко разграниченные и неравные половины, и первоначальным основанием деления служило завоевание или вооруженное давление. На этом основании строилось и держалось общество с IX до конца XII в. Рассматривая состав общества в удельные века (XIII, XIV и XV), встречаем другое основание, которым служил хозяйственный договор свободного лица с удельным князем. В период, когда созидалось Московское государство (в XVI и XVII вв.), основанием сословного деления служило различие государственного тягла, разверстанного между классами общества по их хозяйственным положениям. Наконец, в XVIII в. сословное деление перешло на новое основание, которым служило различие прав, распределенных между сословиями по их политическому значению.

ПЕРИОДЫ ИСТОРИИ РУССКИХ СОСЛОВИЙ

Таковы четыре периода в истории наших сословий и таковы основания, на которых в каждом из них строилось сословное деление. В первом периоде этим основанием было завоевание или вооруженное давление, во втором — хозяйственный договор с князем, в третьем — различие государственных повинностей и в четвертом — различие государственных и гражданских прав.

Лекция V
Хронологические пределы первого периода в истории русских сословий. Завоевание как первоначальное основание политического деления общества в этот период. Военно-промышленное происхождение Киевского княжества. Этнографический и экономический состав общества, объединенного киевскими князьями в IX и X вв. Следы сословного деления общества в X и XI вв.

ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДЕЛЫ ПЕРВОГО ПЕРИОДА В ИСТОРИИ РУССКИХ СОСЛОВИЙ

Я обозначил границами первого периода в истории русских сословий конец IX и XII вв. Политическое расчленение общества в этот период держалось на завоевании. Но я высказываю это положение с оговоркой. Завоевание легло в основу сословного деления общества, но в продолжение периода это первоначальное основание так осложнилось новыми влияниями, что к концу XII в. стало трудно распознать его в глубине общественного строя Русской земли. Чтобы видеть, как положено было это основание и какие влияния потом изменили строившиеся на нем сословные отношения, необходимо бросить беглый взгляд на происхождение той политической формы, под которой впервые соединились разнородные части Русской земли в одно политическое целое. Этой формой было Киевское княжество, возникшее в конце IX в.

Я так представляю себе происхождение этой формы. В VII и VIII вв. по Р.Х. западная половина Восточной русской равнины была заселена восточными славянами. Хозяйственный быт населения в этой полосе направлялся большим речным потоком — Днепром. По этой речной дороге шло давнее и живое торговое движение, вызванное и поддержанное еще до Р.Х. многочисленными греческими колониями по северному берегу Черного моря. В это торговое движение втянулись и славянские поселенцы в Днепровье. Одно внешнее обстоятельство помогло их торговым успехам. В VIII в. Днепровье с южнорусскими степями было завоевано хазарами. Хазарское иго оказало благотворное действие на промышленные успехи днепровских славян. Хазары, утвердившиеся в степях между Волгой и Днепром, скоро перешли к мирным промыслам и открыли своим днепровским данникам свободный проход по многочисленным степным и речным дорогам. Таким образом, завязались тесные торговые связи Днепровья с черноморскими и каспийскими рынками. Это торговое движение вызвало среди славянских поселенцев Днепровья усиленную разработку богатств русского леса, преимущественно добычу пушного зверя. Эти торговые успехи развили русское мореходство, и русские моряки уже в первой половине X в. господствовали на Черном море. Арабский географ Масуди, писавший в это время, говорил о руси, что она плавала по Черному морю и никто, кроме нее, по нему не плавал. Следствием этих торговых успехов было появление древнейших торговых городов на Руси по главным речным путям западной полосы. Около каждого из таких городов — Новгорода, Полоцка, Смоленска, Чернигова, Киева — образовался из промышленных поселений торговый округ, для которого город служил центральным складочным местом. Это все факты, пережитые восточным славянством до IX в. С начала этого столетия Днепровье испытало ряд новых переворотов, источником которых был упадок хазарского владычества в Днепровье. Причиной этого упадка было появление в южнорусских степях новой орды, печенегов, которые еще в первой половине IX в. прорвались из-за Волги сквозь хазарские жилища к Днепру. Эти печенеги стали грозить великой опасностью русской торговле. Хазары не могли более защищать русских купцов на востоке; торговые города Руси сами должны были взять на себя охрану своих торговых путей и торговых оборотов. К тому времени относятся укрепление торговых городов и их военно-политическое устройство, с каким они являются впоследствии в X и XI вв. Новая опасность пробудила в городах потребность в вооруженной силе. Эта сила постепенно была стянута в городах и составилась из различных элементов туземных, как и пришлых.

ЗАВОЕВАНИЕ КАК ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ОСНОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДЕЛЕНИЯ ОБЩЕСТВА В ПЕРВЫЙ ПЕРИОД

Пришлым элементом вошли в состав этой силы заморские варяги, преимущественно скандинавы. Появление этого вооруженного класса в торговых городах сопровождалось тем, что последние подчинили себе свои торговые округа. Это подчинение окрестного населения, для которого город служил торговым средоточием, достигалось неодинаковым способом. В иных местах беззащитные окрестные обыватели добровольно подчинялись большому городу как укрепленному убежищу в минуту опасности; в других — сами города, пользуясь своей вооруженной силой, насильно подчиняли окрестное население, для которого прежде служили торговыми центрами. Так, около половины IX в. на Руси обозначается ряд торгово-политических союзов, городовых областей, т.е. промышленных округов, политически подчиненных главным торговым городам.

ВОЕННО-ПРОМЫШЛЕННОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ КИЕВСКОГО КНЯЖЕСТВА

Из всех этих городов с их округами особенное значение для всей полосы равнины, втянутой в торговый оборот, имел город Киев. Он возник со своим торговым округом на самом рубеже Степи. Таким образом, он служил главными воротами русской торговли, направлявшейся с севера и северо-запада на юг и юго-восток. Торговый оборот на Руси прерывался и останавливался, как скоро степные кочевники захватывали Киев в свои руки. Отсюда вышел общий экономический интерес, который привязывал все торговые города Руси к Киеву. Этот общий интерес состоял в том, чтобы Киев был всегда открыт для русского торгового движения, чтобы мимо него шел свободный путь по степным рекам к каспийским и черноморским рынкам, следовательно, чтобы в нем находилась сила, способная защищать этот пограничный пункт от внешних врагов. Этот общий интерес и вызвал усиленное сосредоточие в Киеве вооруженного люда, дотоле рассеянного по русским городам. Около киевского князя, вождя торгово-оборонительной вооруженной дружины, сосредоточивалось наиболее боевых сил, скоплявшихся в стране; с помощью этих сил киевский князь и подчинил себе остальные города и племена восточных славян. Действие общего интереса, созданного экономическим движением, ясно открывается в ходе подчинения Русской земли киевскими князьями, совершившегося в IX и X вв. Племена неодинаково легко принимали на себя киевское иго: одни подчинялись добровольно, другие надобно было завоевывать упорной борьбой. Рассматривая причины этой разницы, находим, что племена или города, охотно признавшие над собой киевскую власть — кривичи, северяне, поляне, — жили по главной речной торговой дороге, шедшей по Днепру с его северным водным продолжением — бассейном Ильменя. Напротив, племена, упорно боровшиеся с Киевом, жили вдали от этой речной дороги. Значит, киевскую власть охотно признавали нуждавшиеся в ней племена, которые наиболее участвовали в торговом обороте. Напротив, населения, жившие вдали от этого речного пути и не разделявшие этого общего материального интереса — племена древлян, радимичей и вятичей, не чувствовали охоты признавать власть киевского князя и упорно с ней боролись. Таким образом, Киевское княжество имело двойное — военно-промышленное происхождение. Оно возникло при содействии общего интереса, созданного торговым оборотом, но этот интерес разделялся далеко не всеми частями Русской земли. Эти не разделявшие его части нужно было подчинять силой оружия, завоевывать.

ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ И ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СОСТАВ ОБЩЕСТВА, ОБЪЕДИНЕННОГО КИЕВСКИМИ КНЯЗЬЯМИ В IX И X вв.

Общество, объединенное властью киевских князей, было довольно механически составлено из очень пестрых этнографических и экономических элементов. Единственный общий интерес, действовавший далеко не в одинаковой мере во всех этих элементах, был материальный, состоявший в охране торговых путей и оборотов. Единственной силой, поддерживавшей союз даже там, где слабо чувствовался этот общий интерес, был вооруженный класс, который образовался под рукой князя Киевского из разнородного бродячего военно-торгового люда, скопившегося в торговых городах Руси. Этот люд был частью туземный, частью пришлый, варяжский. В свою очередь туземное население, городское и сельское, распадалось на несколько племен славянского и финского происхождения. Но с конца X в., когда почти все племена западной полосы стали уже данниками киевского князя, племенной антагонизм заметно стихает. Варяжские толпы, не переставая приливать на Русь из-за моря, мирно уживались с туземцами. Славянские племена, разорванные между городовыми областями, по-видимому, начинали забывать свое племенное происхождение. Племенные различия и интересы уступали место провинциальным, областным. Столь же неопределенны и экономические очертания общества. Торговый капитал продолжал господствовать исключительно до XI в., не встречая соперника со стороны землевладения. "Руссы", как называет арабский писатель первой половины X в. Ибн-Даст верхние слои русско-славянского общества, — эти руссы, по его словам, не имели недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен. Единственный их промысел состоял в торговле мехами. Военный класс с киевским князем во главе руководил торговым движением страны и принимал в нем живейшее участие, ежегодно посылая лодки с товарами в Царьград и на другие черноморские и каспийские рынки. Зато и торговые города сохраняли военное устройство, какое усвоили они с начала IX в.; образовали они тысячи, или городовые полки, и участвовали в княжеских походах под командой выборных из городового купечества военно-городских старшин — тысяцких и сотских.

СЛЕДЫ СОСЛОВНОГО ДЕЛЕНИЯ ОБЩЕСТВА В X И XI ВВ.

Но среди этого беспорядочного этнографического и экономического брожения в X и XI вв. все заметнее начинает выступать наружу политическое разделение общества. Завоевательные походы из Киева на непокорные туземные племена и оборонительная борьба со степными врагами все более размножала вооруженный класс, предводимый киевским князем, а служба по управлению завоеванными племенами все более обособляла его от управляемого общества как властителя от данников. Класс этот все резче выделялся из вооруженного купечества торговых городов, с которым он смешивался до тех пор. Еще при князе Владимире Святом старцы градские, выборные военные управители торговых городов, заседали в Думе киевского князя рядом с его дрркинниками-боярами. При Ярославе они уже не появляются в боярском совете, даже исчезают и из городской администрации: их выборные военно-административные должности замещались княжими боярами по княжому назначению. Так, витязь, морской наездник, все более отчуждался от гостя, вооруженного купца, с которым он прежде шел об руку. Политическое отчуждение начинало отражаться и на хозяйственном быту этих обоих родственных по происхождению классов. При завоевании непокорных племен целые массы пленников становились рабами и делились между завоевателями. Ибн-Даст в немногих словах живо описывает это явление. "Руссы, — говорит он, — производят набеги на славян (т.е. на славян восточных); подъезжая к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен и продают". Это наблюдение, очевидно, схвачено с завоевательных походов первых киевских князей на славянские племена Днепровья — древлян, северян, радимичей и др. Слова Ибн-Даста подтверждает и наша Начальная летопись в рассказе о захвате Искоростеня Ольгой в 906 г.: Ольга велела одних пленных горожан перебить, других — "работе предасть, мужем своим", т.е. раздала в рабство своей дружине, а остальных оставила на месте платить дань. Таким образом, хозяйство военно-правительственного класса все более становилось рабовладельческим. Наполнив холопами свои городские дворы и сбывая излишек на заморских рынках, служилые люди с конца X или начала XI в. нашли новое хозяйственное приложение холопскому труду: они начали селить своих холопов на приобретаемых земельных участках, эксплуатируя последние холопьими руками. Так возникло русское частное землевладение, первые неясные следы которого в памятниках являются в самом начале XI в. Землевладение еще резче обособило служилый класс от высшего городского купечества. Все это питало в военно-правительственном классе чувство политического превосходства над остальным обществом. Этим чувством и ассимилировались разноплеменные элементы, из которых складывался этот военно-правительственный класс. По мере усиления внешней борьбы, которую должны были вести киевские князья, в состав этого класса втягивались боевые силы из разных племен, им подвластных. Владимир, после принятия христианства начавши окружать Киев цепью укрепленных городков со стороны Степи, вербовал в их гарнизоны лучших людей из новгородцев, кривичей, чуди, вятичей и др. Сплоченный этим чувством политического превосходства, военно-правительственный класс усвоил себе сословное название руси. Русь в X в. — термин не этнографический и не географический, а социальный, обозначавший господствующее сословие. До сих пор не объяснено этимологическое происхождение этого слова. Под таким именем знают господствующий класс на Руси византийские и арабские писатели X в.; этим именем называет его и наша древняя "Повесть временных лет", составляющая введение в Начальную летопись. Рассказав о том, как Олег утвердился в Киеве в 882 г., "Повесть" так характеризует состав его Дружины: "Беша у него варязи и словени и прочи, прозвашася русью". Итак, русью стали зваться, по преданию "Повести", вооруженные разноплеменные соратники Олега, вместе с ним занявшие Киев.

Таковы признаки политического расчленения русского общества в X и XI вв. Вы видите, что этим расчленением двигало завоевание; но, служа рычагом общественного деления, завоевание не было его первоначальным источником. Завоевательная роль военно-правительственного класса была подготовлена его экономическим значением, раньше создавшимся. Прежде чем стать с оружием в руках над покоренным населением страны, этот класс стянул в своих руках нити его хозяйственного оборота. Из этого сложного экономического и политического процесса и вышло довольно резкое сословное деление, какое открывается в памятниках XII в., преимущественно в Русской Правде, окончательную редакцию которой я отношу к этому столетию. Согласно с двойным происхождением Киевского княжества, военно-промышленным, и это сословное деление имело двойное основание.

Лекция VI
Сословия по русской правде: княжи мужи, люди, холопы, источники холопства. Политическое основание этого деления. След более раннего деления, имевшего иное основание: значение огнищан. Экономические подразделения основных политических классов: бояре, смерды, закупы и боярские тиуны. Связь экономических различий с юридическим неравенством как основание этих подразделений. Три момента в ходе сословного образования русского общества в первый период

СОСЛОВИЯ ПО РУССКОЙ ПРАВДЕ

В Русской Правде очень явственно обозначены три класса, на которые распадалось русское общество ее времени: это княжи мужи, люди и холопы. Эти классы отличались неодинаковой оценкой их значения перед законом, выражавшейся в неодинаковой заботливости, с какой закон охранял личную безопасность людей этих классов. Так, убийство княжего мужа наказывалось двойной уголовной пеней (вирой); убийство людина — простой, а за убийство холопа вовсе не назначалось уголовной пени, но взыскивался только гражданский штраф (продажа) с вознаграждением господина за вред, причиненный чужому имуществу. Закон различно ценил эти классы по свойству отношений, в каких они стояли к князю, т.е. к верховной власти.

КНЯЖИ МУЖИ

Княжи мужи несли личную службу князю, люди платили ему дань, наконец, холопы не несли никаких государственных повинностей, служа частным лицам и не имея прямого отношения к князю. Впрочем, кроме этой оценки жизни, Правда не обозначает никаких других сословных прав — ни гражданских, ни политических, которыми различались два свободных класса — княжих мужей и людей. От этого при ясном разграничении основных сословий остаются неясными юридические особенности некоторых мелких классов, обозначающихся в их составе. Так, не все свободные слуги князя считались княжими мужами: к последним причислялись только высшие военно-правительственные сановники, а рядовые ратные люди князя и низшие дворцовые слуги, конюхи, повара, сельские приказчики, по тарифу жизни уравнивались с простыми людьми, сходясь с княжими мужами только в личной службе князю. Они объединялись с этими мужами общим сословным названием дружины, но отличались особыми званиями молодшей дружины, отроков или детских.

ЛЮДИ

Напротив, люди — податное простонародье — отличались от низшей дружины своим отношением к князю: как плательщики податей, они относились к князю не одинокими лицами, подобно служилым людям, а целыми мирами, городскими или сельскими обществами, связанными круговой порукой в уплате податей и мирской ответственностью за полицейский порядок (дикая вира Русской Правды).

ХОЛОПЫ

Холопство является в Русской Правде суровым институтом с резко очерченными границами. Холоп, ударивший свободного человека, еще при Ярославе мог быть за то убит безнаказанно потерпевшим. Правда не различает видов холопства; она знает одно холопство — обельное (облое — круглое), т.е. полное, вечное, потомственное и наследственное; как зависимость холопа переходила от него на его потомство, так и право на холопа передавалось господином своим наследникам. Рабовладение успело выработать довольно разнообразные источники холопства.

ИСТОЧНИКИ ХОЛОПСТВА

Их было два ряда: холопами делались или по закону или по договору. Принудительное холопство по закону создавалось четырьмя случаями: 1) пленом, 2) преступлениями, за которые закон навсегда лишал преступника свободы, например разбоем, поджогом, конокрадством, 3) несостоятельностью купца-должника по его вине, если кредиторы не соглашались ждать уплаты долга, и 4) происхождением от холопа. Добровольное холопство по договору создавалось тремя способами: 1) продажей в холопство, 2) женитьбой на холопке без уговора с ее господином, ограждающего свободу жениха, и 3) вступлением в частную дворовую службу приказчиком или ключником без такого же уговора слуги с хозяином. Холопство в Русской Правде является с такими резкими чертами неволи, которые лишали холопа значения лица в юридическом смысле слова, приближая его к вещи, к домашнему скоту. Но так как закон определял положение холопов, их отношение к господам, источники и границы холопства, то, очевидно, он рассматривал это состояние как особый класс в составе русского общества, отличавшийся от других классов тем, что он не имел прямого отношения к государственной власти, а связан был с нею через посредство господ, которым служили холопы.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОСНОВАНИЕ СОСЛОВНОГО ДЕЛЕНИЯ РУССКОЙ ПРАВДЫ

Так, гражданское общество по Русской Правде делилось на людей свободных, лично служивших князю, на свободных, плативших ему дань миром, и на несвободных, служивших частным лицам. Отношение первых к князю было личное, вторых — коллективное, третьих — посредственное.

СЛЕД БОЛЕЕ РАННЕГО ДЕЛЕНИЯ, ИМЕВШЕГО ИНОЕ ОСНОВАНИЕ

В Русской Правде уцелел неясный след, указывающий приблизительно на время, когда устанавливалось такое общественное деление. Узнаем, что оно было не особенно давнего происхождения. В одном списке Правды сохранился ряд статей, в которых изложены постановления, состоявшиеся на съезде старших сыновей Ярослава. Эти статьи составлены, вероятно, в конце XI или в начале XII в. и в измененном виде вошли в окончательную редакцию Правды, составленную в конце XII в., перемешавшись в ней со статьями разновременного происхождения. Отсюда узнаем, что еще во второй половине XI в., при сыновьях Ярослава, не был окончательно определен состав привилегированного класса княжих мужей. Русская Правда причисляет к лицам, убийство коих оплачивалось двойной уголовной пеней, и тиуна конюшего, т.е. главного приказчика княжеских табунов. Одна из статей, излагающих постановления съезда, гласит, что двойную пеню за убийство конюха старого у стада установил впервые старший сын Ярослава, Изяслав, судебным приговором по делу о своем конюхе, убитом жителями Дорогобужа. "Конюх старый у стада" — это, очевидно, тиун, или староста конюший, о котором говорит как о привилегированном княжем муже окончательная редакция Русской Правды.

Статьи, излагающие постановления съезда, сберегли намек и на общественное деление, предшествовавшее тому, которое обозначено в окончательной редакции Русской Правды. Эти статьи еще не знают класса княжих мужей: там, где окончательная редакция упоминает об этом классе, они говорят об огнищанах. Только в одной статье, заимствованной из постановлений съезда, окончательная редакция повторила этот термин, не заменив его званием княжа мужа. Очевидно, во второй половине XII в., когда составлялась окончательная редакция Правды, слово огнищанин было обветшалым термином, повторявшимся по привычке, но уже вытеснявшимся из ходячего юридического языка. Объяснение этого термина затруднялось неизвестностью древнего значения термина огнище. Один памятник объясняет это значение. В XI в. на Руси было списано с болгарской рукописи несколько слов Григория Богослова, переведенных для болгар; но в русском списке встречаются вставки и переделки, произведенные, очевидно, русской рукой. В одном из этих слов термином "огнище" переведено греческое άνδράποδα(единств, ч. άνδράποδον) — рабы, челядь.

ЗНАЧЕНИЕ ОГНИЩАН

Значит, огнищанин — рабовладелец. Если Русская Правда дает огнищанину привилегированное положение, какое в ее время занимали княжи мужи, то в этом надобно видеть ее воспоминание о том времени, когда такое положение создавалось условием экономическим, а не политическим, не службой князю, а рабовладением, точнее говоря, когда рабовладение служило самой характерной особенностью господствующего класса. Таким временем были IX и X вв., когда киевский князь со своей дружиной завоевывал непокорные племена Руси, обращая пленных в рабство, когда, по приведенному выше замечанию Ибн-Даста, арабского писателя первой половины X в., русь делала набеги на славян, подъезжая к ним на кораблях, забирала их в плен и продавала. Тогда огнищанами были преимущественно те же княжи мужи, обладатели военной добычи; но их ставила во главе общества еще не служба князю, а обладание этой добычей, т.е. не право, а сила. Тогда привилегированным считался не правитель, а завоеватель. Так, в древнейшем туземном памятнике права вскрывается первоначальное основание общественного деления, и этим основанием является завоевание. Из того же сопоставления окончательной редакции Правды со статьями съезда Ярославичей оказывается, что XI в. был временем, когда русское общество, делившееся первоначально на завоевателей и побежденных, превратилось в союз управителей и управляемых.

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ ОСНОВНЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ КЛАССОВ

Но и этот преобразившийся общественный состав недолго сохранял свою первоначальную простоту. В Русской Правде, особенно в ее поздних статьях, сохранились следы дальнейшего общественного деления. В составе основных сословий стали обозначаться новые классы и признаки, их обособлявшие, не похожие на те, которыми различались основные сословия.

БОЯРЕ

Так, среди княжих мужей появляются бояре. Русская Правда едва знает это состояние и обозначает его такими бледными чертами, по которым с трудом можно распознать его юридический и экономический облик. Она говорит о боярских холопах, о боярском сельском или земледельческом приказчике и наемном работнике. Очевидно, Русская Правда придает боярину значение крупного привилегированного рабовладельца и землевладельца; такое значение сохранял этот термин и в русском гражданском праве позднейших веков. Далее, в сословии людей выделяются два особых класса закупов и смердов. Появление тех и других, по-видимому, было связано с выделением класса бояр. По некоторым указаниям можно думать, что первоначальным рабочим населением боярских вотчин была челядь, руками которой землевладельцы эксплуатировали свои земли. Но чем более развивалось боярское землевладение, тем больше привлекали бояре на свои земли хлебопашцев из свободного населения. Эти хлебопашцы получали от землевладельцев ссуды на обзаведение и земельные участки в пользование, которые обрабатывали барским скотом и барскими орудиями, за что работали на землевладельца. Такие работники-арендаторы и носят в Русской Правде название ролейных (пахотных) закупов, или наймитов. Состояние закупов помогает объяснить значение класса смердов, очень неясно обозначенного в Правде.

ЗАКУПЫ. СМЕРДЫ

Этому термину Правда, по-видимому, придает двоякое значение: свободного простолюдина вообще и свободного крестьянина в частности. Правда указывает на ближайшее отношение смерда к князю; князь наследовал имущество смерда, не оставившего после себя сыновей. Позднее в Новгородской и Псковской областях XIII и XIV вв. смердом назывался вольный хлебопашец, пользовавшийся казенной землей, т.е. государственный крестьянин. По-видимому, такое же значение имел этот термин и во времена Русской Правды: так назывался вольный хлебопашец, живший на княжеской земле. Когда княжеская власть укрепилась, в состояние смердов попали все свободные сельские обыватели, жившие на землях, не принадлежащих частным владельцам, потому что все такие земли были признаны княжескими, государственными. Этим и отличались смерды от закупов.

БОЯРСКИЕ ТИУНЫ

Наконец, в составе холопства Русская Правда различает разряд высших холопов, отличавшихся от простых чернорабочих невольников тем, что им господа поручали должности по управлению своими имениями. Этот класс носит в Правде название боярских тиунов (приказчиков).

СВЯЗЬ ЭКОНОМИЧЕСКИХ РАЗЛИЧИЙ С ЮРИДИЧЕСКИМ НЕРАВЕНСТВОМ КАК ОСНОВАНИЕ ЭТИХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ

Перечисленные классы по происхождению своему не были новыми сословиями, отличными от тех, на какие делилось общество по свойству отношений лиц к князю. Это были различные экономические положения, в которые становились лица тех же сословий. Бояре были те же княжи мужи или члены дружины, только приобретавшие земельную собственность. Смерды были свободные "люди", отличавшиеся от других лиц этого сословия, свободных тяглых горожан, тем, что они занимались хлебопашеством, обрабатывая участки государственной земли своим инвентарем. Закупы были те же смерды, только работавшие на землях частных владельцев и не имевшие своего инвентаря или земледельческого капитала, которым ссужали их землевладельцы. Боярские тиуны отличались от рядовых холопов тем, что управляли привилегированными боярскими хозяйствами и за то пользовались некоторыми имущественными льготами, каких не имели чернорабочие холопы. Но эти хозяйственные состояния в Русской Правде уже разделены юридическим неравенством: различием прав. Бояре пользовались преимуществом, в силу которого могли завещать свое движимое и недвижимое имущество дочерям, если не оставляли после себя сыновей. Напротив, имущество смерда, умиравшего бессыновным, его участок, двор и движимость, переходило к князю; только незамужние дочери, остававшиеся после смерда, получали часть его движимости. Это ставило смерда ниже других "людей", свободных тяглых горожан, которые, по Русской Правде, наравне с служилыми людьми могли завещать свое имущество детям, а при их отсутствии — родственникам, как хотели. Еще ниже смердов стояли закупы. Смерды, несмотря на ограничение права завещания, оставались лично свободными людьми. Ссуда делала закупов должниками владельцев и ставила их в личную зависимость от последних, сообщая им характер полусвободных людей. Такой характер этого состояния обнаруживался в том, что, во-первых, хозяин пользовался правом подвергать своего закупа телесному наказанию за вину; во-вторых, закуп мог быть свидетелем на суде только в незначительных тяжбах и при отсутствии свидетелей из свободных лиц; в-третьих, закуп не отвечал сам за некоторые свои преступления, например за кражу: пеню за него в таком случае платил хозяин, который за то превращал его в полного своего холопа. Из этих ограничений свободы закупа видно, что, несмотря на долговое обязательство и обусловленную им обязательную работу закупа на господина, первый не считался холопом последнего. Закуп, по Русской Правде, мог всегда прекратить свою зависимость от господина, заплатив ему долг, и закон ставил известные пределы судебной власти господина, как и его праву на труд закупа. Но те же ограничения свободы последнего указывают на усилия владельцев сравнять закупов со своими сельскими холопами. Наконец, боярские тиуны, оставаясь холопами, пользовались некоторыми правами свободных лиц и тем приближались к состоянию закупов: суд принимал его свидетельское показание "по нужде", когда не было свободных свидетелей; за убийство тиуна, как и свободного простолюдина, закон назначал сорокагривенную уголовную пеню, а не двенадцатигривенный штраф, как за убийство простого холопа. Итак, закон придавал неодинаковое юридическое значение лицам, различавшимся хозяйственным положением.

Таким образом, новое, экономическое, деление общества, обозначившееся в пределах прежнего, юридического, в свою очередь стало превращаться также в юридическое. Но это новое деление не вполне совпадало с прежним, было дробнее его. Оно разбивало общество не на три сословия, как прежнее, а на шесть состояний: это были бояре, свободные тяглые горожане, смерды — свободные государственные крестьяне, закупы — полусвободные владельческие крестьяне, боярские тиуны — привилегированные холопы и, наконец, рядовые холопы. Самое основание этого нового деления было не то, на каком держалось прежнее. Три прежних класса различались политическими признаками — неодинаковым отношением лиц к князю и неодинаковым отношением княжеского закона к лицам. Неодинаковое отношение лиц к князю выражалось в различии государственных повинностей, падавших на людей служилых, тяглых и холопов; неодинаковое отношение закона к лицам выражалось в различной цене, какую давал закон лицам разных классов по свойству их отношений к князю, неодинаково наказывая за их убийство. Но мы видели, что с этой оценкой Правда не соединяла никаких других прав, которыми различались бы свободные классы княжих мужей и людей. Новые, более дробные классы различались двумя другими признаками, экономическим и юридическим: различием имущественных состояний и соединенным с ним неравенством гражданских прав. Таким образом, различие прав вырабатывалось не из отношений общества к верховной власти, а из экономических отношений лиц между собой, из имущественного неравенства людей. Очевидно, это была новая, более сложная формация общества, выработавшаяся путем дальнейшего дробления из того общественного склада, какой установился в XI в. Отношение этой новой формации к прежнему складу можно обозначить так: русское общество, в XI в. делившееся по государственным обязанностям на три класса, в XII в. стало делиться еще по гражданским правам на шесть классов.

ТРИ МОМЕНТА В ХОДЕ СОСЛОВНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РУССКОГО ОБЩЕСТВА В ПЕРВЫЙ ПЕРИОД

Итак, в продолжение первого периода преемственно обозначились три формации русского общества, из которых каждая следующая была осложнением предыдущей. Первоначально общество распалось на два класса: на завоевателей и побежденных. Потом общество разделилось на три части: на военно-правительственный класс, свободное простонародье и крепостную челядь. Наконец, эти три класса подразделились на привилегированных землевладельцев, свободных горожан, государственных крестьян, владельческих крестьян и на холопов, привилегированных и рядовых. Первая формация строилась вооруженной силой, завоеванием, вторая — законодательной властью, которая создана была этой силой, третья — работой капитала, т.е. народнохозяйственным оборотом, который был установлен завоеванием и общественные последствия которого должна была признать законодательная власть. Таким образом, завоевание послужило исходным пунктом сословного процесса, совершавшегося в первый период, и направляло его во всех моментах, последовательно им пройденных.

Но несколько позднее этого процесса, вышедшего из завоевания, начался другой, источником которого служил другой факт и который внес глубокие перемены в общественный склад, создавшийся под влиянием завоевания. Этим фактом было распространение христианства на Руси с конца X в.

Лекция VII
Положение церкви в русском обществе в первые века христианства на Руси. Состав церковного общества. Сходство его с государственным по составу и отличие от него по устройству. Отношение церковного деления общества к политическому. Действие церкви на состав государственного общества. Перемены, внесенные ею в русское рабовладельческое право: 1) обычай благотворительного освобождения по завещанию, 2) случаи обязательного дарового отпуска на волю и 3) принудительный выкуп на волю. Следствие этих перемен для личного и имущественного положения холопов. Выводы из сказанного

ПОЛОЖЕНИЕ ЦЕРКВИ В РУССКОМ ОБЩЕСТВЕ В ПЕРВЫЕ ВЕКА ХРИСТИАНСТВА НА РУСИ

Рядом с тем делением, которое вносилось в общество государством XI и XII вв., и церковь делила его по-своему. Христианская церковь явилась на Руси вполне организованным учреждением, с выработанными источниками права. Эти источники были двоякие: церковные каноны и византийские императорские законы с перебранными в них остатками римского права. Первые были для церкви обязательным руководством, вторые имели только авторитет привычной традиции и юридической выработки. Применение тех и других к жизни русского общества создавало много затруднений. По отношению к русскому праву те и Другие источники представляли более новизны, чем противоречий, устанавливая такие отношения, которых не знала русская жизнь или не считала доступными юридической нормировке. Русь, например, не понимала, как может быть поводом к судебному иску брань, не причиняющая ни личного, ни имущественного вреда. Поэтому церкви приходилось более созидать, чем реформировать, более бороться с юридическим непониманием, чем с юридическими предрассудками. Это и определило ее образ действий. Она не столько противодействовала встреченному на Руси порядку, сколько приноравливалась к нему; терпеливее относилась к положительным порокам, чем к отрицательным недостаткам; ее более огорчало равнодушие к новому, чем упорство в старине.

СОСТАВ ЦЕРКОВНОГО ОБЩЕСТВА

Точно так же она действовала и в устроении общества. С принятием христианства постоянно возникали отношения, не укладывавшиеся в рамки установленного порядка. Из общественного строя выпадали лица, с которыми закон не знал, что делать. Сирота, увечный, больной, вольноотпущенный набожного новокрещенного господина не знали, к какому пристать классу, и во имя христианского сострадания вопияли о помощи. Все такие брошенные общественные элементы и вошли в состав нового класса русского общества, получившего название церковных или богадельных людей. Этих богадельных, или церковных, людей государство охотно предоставило исключительной заботливости церкви. Это общество было очень пестро по своему составу. Его части обыкновенно перечислялись в церковных уставах, которыми христианские князья Руси, начиная с первого из них, Владимира Святого, определили положение церкви в своем государстве, указывали судебно-полицейские и благотворительные дела, которые поручались церковной власти, и выделяли ей из своих имений и доходов материальные средства, необходимые для ведения этих дел. По признакам, какими условливалась принадлежность лиц к церковному обществу, в составе последнего можно различить такие разряды. 1) Лица черного и белого духовенства с семьями последнего. Назначение этих лиц — руководить христианами на пути душевного спасения совершением таинств, пастырским словом и живым назидательным примером. То и другое духовенство составлялось из лиц разных классов гражданского общества, начиная с князей и кончая холопами. 2) Миряне, служившие материальным нуждам церкви. В древних церковных уставах из таких слуг обыкновенно упоминаются просвирни и свещегас (церковный служитель при богослужении). К этому разряду можно причислить и прикладней — холопов, пожертвованных церкви. Она обыкновенно возвращала таким холопам личную свободу и назначала на службу при церковных учреждениях, которым они были пожертвованы. 3) Миряне, занятия которых подлежали ближайшему наблюдению духовенства по их тесной связи с ведомством церкви. Таковы были повивальные бабки и врачи — "бабы вдовицы" и "лечцы", как тогда говорили. Те и другие помогали духовенству следить, все ли новорождающиеся принимают крещение, а умирающие напутствуются по церковным правилам. В первую пору христианской жизни Руси, когда многие, наружно принявши новую веру, уклонялись от предписываемых ею обязанностей, такое наблюдение было очень важной заботой церкви. Кроме того, врачи были обязаны служить в больницах, которые заводила и содержала церковь. 4) Миряне, вследствие болезни или увечья лишавшиеся способности работать и нуждавшиеся в благотворительной поддержке, — слепые, хромые, вообще калеки. 5) Миряне, из набожных побуждений добровольно становившиеся или чужой волей поставленные в такое положение, которое делало для них необходимой юридическую защиту или материальную помощь. Таковы были паломники — путешественники-богомольцы, странники, питавшиеся подаянием и для того становившиеся при храмах во время богослужения; прощеники или пущеники — холопы, отпущенные на волю при жизни господина благотворительным образом, без выкупа. Затем задушные люди — рабы, получавшие свободу по завещанию на помин души. Наконец, 6) миряне, по собственной вине или несчастной случайности принужденные выступить из своего состояния и лишиться соединенных с ним прав или средств к жизни. Таковы были сыновья духовных лиц, по безграмотности лишавшиеся возможности вступить в духовную службу; купцы, становившиеся несостоятельными должниками и с потерей капитала принужденные прекратить торговлю; холопы, выкупавшиеся на волю и остававшиеся без общественного положения и определенного рода жизни. Наконец, князья, преждевременно сиротевшие и остававшиеся без княжества, выпадавшие из владельческой очереди, по которой потомки Ярослава занимали княжеские столы в Русской земле. Безграмотные сыновья духовенства, обанкротившиеся купцы, выкупившиеся на волю холопы и преждевременно сиротевшие князья — эти четыре разряда лиц носили в древнерусском праве XII в. название изгоев. К ним можно причислить и лиц монашествующего духовенства, которые слагали с себя иночество и возвращались в мир. Этот разряд лиц в одном из списков устава Владимира Святого обозначается словами: "кто порты чернеческие свержет".

Таков состав церковного общества по княжеским уставам XI и XII вв. Я намеренно подробно перечислил его составные элементы, чтобы нагляднее обозначить его пестроту. Наружная юридическая особенность, которой оно отделялось от гражданского общества, состояла в подсудности. По всем делам, по которым светские люди ведались в княжеском суде, люди церковные судились духовными судьями — митрополитом и епископами либо их уполномоченными. С течением времени церковное общество стало еще сложнее; особенно расширился разряд церковных слуг. Когда церковные учреждения стали приобретать недвижимые имущества, крестьяне, селившиеся на церковных землях, также получили характер церковных людей, подлежали полной, либо ограниченной юрисдикции церковных землевладельцев по уголовным и гражданским делам. Для управления церковными землями и благотворительными учреждениями, порученными церкви, для ведения дел сложной церковной юрисдикции с течением времени образовался многочисленный штат светских слуг церкви, таких же служилых людей, какие были орудиями княжеского, государственного суда и управления, и с одинаковыми званиями бояр, стольников, дворян и т.д. Митрополичьи бояре и слуги впоследствии даже участвовали в вооруженной защите страны вместе с княжескими ратными людьми, ходили в походы под командой особого митрополичьего воеводы.

СХОДСТВО ЦЕРКОВНОГО ОБЩЕСТВА С ГОСУДАРСТВЕННЫМ ПО СОСТАВУ

Все это делало церковное общество по составу очень похожим на государственное; за исключением самого духовенства, первое — церковное общество — состояло из таких же точно элементов, какие входили в состав второго. У церкви были свои бояре и вольные слуги, свои крестьяне и даже горожане, потому что она владела не только селами и деревнями, но и целыми городами. Еще в начале XIII в. епископ Владимирский Симон в послании к киево-печерскому монаху Поликарпу писал о кафедральных церквах своей епархии, церкви владимирской и церкви суздальской, сколько имеют они городов и сел, и всем этим владеет "моя худость". В уставе князя Всеволода даже предполагается возможность церковных богадельных князей. Таким образом, церковное общество не входило в общий строй государственного как однородное цельное сословие, не становилось в один ряд с другими его классами, а выделялось из него как особое, параллельное ему общество. Духовенство, руководимое всероссийским митрополитом, стояло во главе этого общества как правящий класс, как власть, у которой были свои органы управления и свои подвластные. Итак, церковное общество XI и XII вв. нельзя назвать сословием.

ОТЛИЧИЕ ЦЕРКОВНОГО ОБЩЕСТВА ОТ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПО УСТРОЙСТВУ

Но при сходстве в составе церковное общество резко отличалось от государственного по своему устройству. Основания того и другого были совершенно различны. Положение лица в государственном обществе определялось его правами и обязанностями или его экономическим состоянием. Положение лиц в церковном обществе определялось их нравственно-религиозным назначением или степенью нужды в чужой помощи. Наибольшей властью в нем облекались лица, отказывавшиеся от всех благ мира — монахи-иерархи. Наиболее привилегированными, т.е. наименее обязанными, считались в нем люди наиболее бесполющные — убогие и бесприютные. Если государственное общество было похоже на тогдашний большой русский дом с хозяином, приказчиками и рабочими слугами, то общество церковное было устроено по образцу богадельни, в которой, по евангельскому слову, хотящий быть больше всех должен стать слугой всех. Таким образом, церковь осложнила общественное деление, внесла в него новые мотивы, поставила общежитию неведомые задачи и, согласно с ними, заставила людей установиться в новые ряды и шеренги.

ОТНОШЕНИЕ ЦЕРКОВНОГО ДЕЛЕНИЯ ОБЩЕСТВА К ПОЛИТИЧЕСКОМУ

Легко заметить, что она делила общество совсем не в том направлении, как государство: последнее резало его горизонтально, на политические и экономические слои, лежавшие один на другом; церковь, напротив, делила общество вертикально, сверху вниз, отрезая куски от разных общественных классов и для своих целей расставляя их совершенно не в том порядке, в каком расставлял их государственный закон.

ДЕЙСТВИЕ ЦЕРКВИ НА СОСТАВ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБЩЕСТВА

Но, поставив рядом с государственным обществом свое особое общество, состоявшее из одинаковых элементов, но устроенное на иных основаниях, церковь оказала сильное действие и на состав самого государственного общества. Переработку последнего она вела снизу, с класса, лежавшего в самой глубине его и, следовательно, наиболее обремененного — с холопства. Она произвела в русском рабовладельческом праве такой решительный перелом, которого одного было достаточно, чтобы дать церкви место в ряду главных сил, созидавших наше общество.

ПЕРЕМЕНЫ, ВНЕСЕННЫЕ В РУССКОЕ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЕ ПРАВО

Этот перелом обозначился тремя переменами. Во-первых, церковь ввела в русское общество обычай благотворительного освобождения рабов по завещанию. Этот обычай был принесен из византийского общества, где его источником было внушаемое христианам сознание нравственной несправедливости рабства. Это сознание успело давно проникнуть в византийское законодательство.

ОБЫЧАЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ ПО ЗАВЕЩАНИЮ

Закон императора Константина Багрянородного, относящийся к половине X в., постановил посвящать Богу треть имущества, оставшегося без прямых наследников. В состав этой трети отчислялись все рабы, оставшиеся после умершего, которые при этом получали свободу. Мотивируя этот закон, император признал наследственность рабства учреждением богопротивным и бессовестным. Допустить, говорил закон, что и самая смерть господина не разбивает тяготеющих на рабе оков, значило бы оскорбить святость божию, мудрость государя, самую совесть человека. Действуя во имя этих понятий, духовенство рано путем исповеди и участия в составлении завещаний укрепило среди рабовладельцев обычай отпускать по смерти свою челядь или часть ее, чтобы создать из отпущенных вечных богомольцев за освободителя.

СЛУЧАИ ОБЯЗАТЕЛЬНОГО ДАРОВОГО ОТПУСКА НА ВОЛЮ

Вторая перемена состояла в установлении случаев обязательного дарового отпуска холопов на волю. Церковь успела установить в XI и XII вв. три таких случая: 1) Раба, прижившая детей от собственного господина, по смерти его обязательно освобождалась вместе с прижитыми детьми. 2) Свободный человек, совершивший насилие над чужой рабой, тем самым делал ее свободной. 3) Холоп или раба, которым причинено увечье по вине их господина, становились свободными. Два первых случая обязательного дарового освобождения не были заимствованы прямо из греко-римского права: они были плодом самостоятельного опыта русского духовенства в применении греко-римского церковного права к туземным нравам. В греко-римском праве очень точно была определена зависимость юридического положения детей от юридического состояния их родителей; это определение основывалось на возможности или невозможности законного брака между лицами разных состояний, на которые делилось римское общество. Здесь действовало правило: если родители были люди разных состояний, между которыми закон допускал брак, то дети наследовали состояние отца, в противном случае — состояние матери. Так, закон не допускал равного брака свободного лица с несвободным; поэтому дети свободного и рабы рождались рабами, дети свободной и холопа — свободными. Эти определения имели целью оградить интересы, связанные с правами римского гражданства, от слишком обильного прилива чуждых элементов в состав гражданства. Византийское законодательство усвоило себе эти римские постановления и, переработав их, вносило в византийские кодексы, например в Эклогу, кодекс VIII в., и в Прохирон, кодекс IX в. Христианская церковь была равнодушна к языческим институтам, которые ограждались этими определениями; но она старалась усвоить и охотно принимала лишь те из них, под защиту которых можно было поставить более дорогие ей интересы. Так, не отвергая прямо неравных браков, т.е. брачных союзов лиц различных состояний, между которыми римское право не допускало законных браков, церковь, в интересе чистоты семейных нравов провела в упомянутые кодексы постановление, в силу которого раба, ставшая наложницей женатого господина, конфисковалась по закону: местный правитель обязан был продать такую соперницу домохозяйки в пользу казны за границу области. Далее, под влиянием духовенства получил более широкое действие в греко-римском праве особый способ отпуска рабов на волю, носивший название молчаливого освобождения — σιωπγρά έλευθερία tacita libertas. Такое освобождение имело место в том, например, случае, когда господин вступал в связь как с женой с выкупленной им пленницей. Пленница получала свободу в силу презумпции, т.е. юридического предположения, что господин, вступая с ней в связь, тем самым прощал ей стоимость выкупа и, следовательно, возвращал ей свободу. В древнерусском обществе долго и по принятии христианства господствовали чрезвычайно неопрятные отношения к холопкам. Духовенство не имело прямых средств бороться с этим обычаем; оно подступило к нему осторожно, со стороны. Щадя местные привычки и не покидая принесенных из Византии понятий о значении общественных состояний в брачных отношениях, церковь не принуждала неженатого господина закреплять свою связь с рабой женитьбой на ней и не разрывала насильственно связи с ней женатого господина; она оставляла рабу-наложницу при том и другом до его смерти. Но, применяя к таким связям римскую презумпцию молчаливого освобождения, она требовала, чтобы раба, прижившая детей со своим господином, по смерти его получала свободу, право на которую она приобрела самой связью с ним. Это право переходило с матери и на прижитых ею детей. Последовательно развивая ту же презумпцию, русское духовенство прилагало ее и к случаям насилия, совершенного свободным человеком над чужой рабой: такая раба получала свободу независимо от того, сопровождалось ли насилие известным положением или нет, т.е. учинивший насилие должен был выкупить ее у господина. Так сложилась в нашем праве норма, выраженная в известной статье Русской Правды, которая гласит, что дети рабы, прижитые от господина, не участвуют в разделе оставшегося после него наследства наравне с законными наследниками, но получают свободу вместе с матерью. Впрочем, Русская Правда не досказала всего: духовенство добилось большего. В византийском законодательстве было точно определено, какую часть отцовского имущества и в каких случаях получали его незаконные дети. Применяя эти византийские постановления, и русское духовенство провело в законодательство "урочную прелюбодейную часть", которая обязательно выдавалась детям рабы из имущества прижившего их господина их матери. Эта урочная прелюбодейная часть является как обязательное постановление в церковном новгородском уставе Всеволода Мстиславича 1130-х гг. Я изложил историческое происхождение двух случаев обязательного дарового отпуска холопов на волю, чтобы показать, как русское духовенство применяло греко-римское и церковное право к местным общественным условиям.

ПРИНУДИТЕЛЬНЫЙ ВЫКУП ХОЛОПОВ НА ВОЛЮ

Третья перемена, внесенная церковью в русское рабовладельческое право, состояла в установлении принудительного выкупа холопа. Греко-римское право в иных случаях обязывало господина отчуждать своего холопа, получая за него вознаграждение или выкуп. Таких случаев было два: жестокое обращение с холопом и выкуп пленника; в первом случае господина принуждали продать холопа в другие руки; во втором — сам холоп мог выкупиться без согласия господина. Как известно, по греко-римскому праву свободный человек, попавший в плен к неприятелю, считался рабом и в своем отечестве. Тогда все права, которыми он пользовался дома, приостанавливались до его возвращения. Если соотечественник выкупал такого пленника, последний становился в личную временную зависимость от него, которую мог прекратить по своей воле, уплативши ему условленную сумму. Если он не был в состоянии уплатить ее, он оставался у выкупившего как бы наемным работником, и тогда судебным порядком определялось, по скольку засчитать пленнику в счет выкупной суммы каждый год его работы. К русскому рабовладению X — XII вв. удобно применялось это греко-римское постановление о выкупе пленных. Огромное количество русских рабов образовалось из туземного населения; князья и их дружины, завоевывая непокорные племена или враждуя между собою, массами обращали туземцев в рабство, продавая их туземным же купцам. Применяя к этим пленным туземцам греко-римское постановление, церковь и дала широкое действие обязательному выкупу самими холопами своей свободы. Свободный человек, продавшийся в рабство, мог возвратить себе свободу, уплатив хозяину сумму, за которую тот купил его. Действие этого права мы открываем в памятниках XII и XIII вв. Легко видеть, как изменилось юридическое значение продажи свободного лица в рабство: эта продажа обратилась в долговое обязательство, создавшее временнообязанное состояние, которое холоп мог прекратить уплатой долга. Из этой перемены с течением времени и развились сложные сделки о срочной или бессрочной зависимости, обеспеченной личным закладом, и в удельные века образовавшей особое, полусвободное состояние закладной. С появлением мысли об условной зависимости из холопства были изъяты некоторые виды неволи. Русская Правда, указывая основные источники холопства, обозначает три вида личной зависимости, которые она не признает холопством: это, во-первых, отдача детей родителями в работу, во-вторых, вступление свободного человека в личное услужение за один прокорм и, в-третьих, вступление в такое услужение за прокорм с придатком, т.е. с платой, выдаваемой вперед, в виде ссуды. Эти виды зависимости Русская Правда характеризует одной общей чертой: дослужив до условленного срока, такие слуги могли уходить от хозяев, ничего не платя им; но они могли уйти и до срока, только уплатив ссуду или вознаградив хозяина за прокорм по условию. Прежнее русское рабовладельческое право не признавало таких видов условной зависимости.

СЛЕДСТВИЯ ПЕРЕМЕН В РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОМ ПРАВЕ ДЛЯ ЛИЧНОГО И ИМУЩЕСТВЕННОГО ПОЛОЖЕНИЯ ХОЛОПОВ

Вот главные перемены, внесенные церковью в русское рабовладельческое право. Она существенно изменила юридический характер русского холопства. Прежде это холопство отличалось цельностью, однообразием и безусловностью; к нему была вполне приложима встречаемая в Прохироне характеристика греко-римского рабства: "рабство неделимо". Состояние рабов не допускало никаких различий. Про раба нельзя сказать, что он раб больше или меньше. Теперь в русское холопство внесены были различия и условность: рядом с полным холопством появляется ограниченная зависимость. Эти перемены и сделали возможным появление описанных выше двух переходных состояний — закупов и привилегированных холопов, т.е. боярских тиунов, из которых первые не делались холопами, несмотря на свою личную зависимость от хозяев, а вторые пользовались некоторыми правами свободных людей, несмотря на свое холопство. Всем этим было положено начало разложения древнерусского холопства. Вместе с этим разложением росло и юридическое значение личности холопа. Дети Ярослава запретили дозволенное прежде законом убийство холопа за удар, нанесенный им свободному человеку. В Смоленском договоре с немцами в 1229 г. назначена даже денежная пеня за удар, нанесенный холопу свободным человеком. Вместе с юридическим значением личности холопа укреплялось и его имущественное положение. Первоначально холоп не мог иметь ничего своего. Все, что он приобретал, принадлежало его господину. Но с течением времени имущество холопа (отарица Русской Правды, римское peculium) стало считаться его собственностью, хотя и ограниченной, неполной. В упомянутом Смоленском договоре есть статья, из которой видно, что долг холопа, княжеского или боярского, свободному человеку обязан платить тот, к кому переходило по наследству имущество должника. Значит, имущество по крайней мере некоторых привилегированных холопов переходило по наследству одинаковым порядком с имуществом свободных людей.

ВЫВОДЫ ИЗ СКАЗАННОГО

Таково было действие церкви на состав общества; он, было двоякое: 1) церковь усложнила общественное деление, поставив рядом с государственным обществом другое, церковное; 2) она начала подкапывать самое основание государственного общества, изменяя положение холопства. Она изменяла его в двух отношениях: во-первых, она стесняла пределы холопства, выделяя из него некоторые виды зависимости; во-вторых, она размыкала холопство, открывая выход из него в свободные состояния.

Лекция XII
Происхождение и ход общественного деления в Московском государстве. Политические основания этого деления. Перемена в значении верховной власти. Отличие власти московского государя от двух ей предшествовавших русских типов верховной власти. Перемена в характере отношений государя к обществу: 1) возникновение идеи политического подданства; 2) исчезновение личного гражданского подданства и новое политическое значение звания "государевых холопов"; 3) превращение договорных сословных обязательств в государственные обязанности. Общее основание сословной разверстки этих обязанностей. Выводы

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО ДЕЛЕНИЯ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ

Из какого источника вышло столь дробное общественное деление, как оно началось и совершалось? Это деление вышло из очень сложного исторического процесса, начавшегося в жизни Древней Руси с тех пор, как разбитая на уделы Северо-Восточная Русь соединись под властью московского государя. Этот процесс не принадлежит к порядку крупных всемирно-исторических явлений, но он очень своеобразен. В нем вскрылись не только черты народного характера, но и общие мотивы исторического движения, пружины механики общежития, и если вы, подобно мне, придаете научный интерес явлениям такого рода, то терпеливо последуйте за мной в микроскопических наблюдениях, в которые я хочу вас ввести. Прежде всего я изложу общие политические основания этого деления, которые попытаюсь вывести из подробностей всего склада Московского государства, указывая на самые эти подробности только мимоходом.

Политическое объединение Северо-Восточной Руси решительно изменило характер отношений, установившихся в удельные века между князем и всеми классами удельного общества. ...В удельные века эти отношения держались на частном гражданском договоре или на крепостном личном подданстве и состояли в обмене материальных услуг и выгод между обеими сторонами. Такой характер отношений вполне отвечал юридическому значению удельного князя, который был владельцем-хозяином удела, а не государем-правителем удельного общества. Территориальное рассеяние власти по уделам и еще сохранявшееся воспоминание о родственном происхождении князей, между которыми она была разделена, давали свободным лицам возможность разрывать договор с одним князем и заключать его с другим. Таким образом, состав удельного общества, возникновение и прекращение его отношений к князю зависели от чисто случайного условия — от воли самого князя и свободных частных лиц, с ним договаривавшихся. Самое пространство территориальной власти князя определялось волей его предшественника: каждый удельный князь обыкновенно владел лишь тем, что ему доставалось по духовному завещанию отца, брата или дальнего родственника.

ПЕРЕМЕНА В ЗНАЧЕНИИ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ

Сосредоточение рассеянной по уделам власти в лице московского государя изменило его положение в государстве с двух сторон, но в одном направлении: 1) пространство и содержание его власти перестали зависеть от такого случайного условия, как воля отдельных лиц. Они определялись государственным требованием, политической необходимостью. Когда Северо-Восточная Русь соединилась под властью московского государя, последний очутился властителем всей Великороссии, т.е. целой великорусской народности. Мало того, он укрепил за собою титул "государя всея Руси", в котором громко звучало притязание и на другие части Русской земли, еще не находившиеся в его обладании. Таким образом, московский князь становился в положение творца национального единства и блюстителя национальных интересов. Русское население, обитавшее в пределах Московского государства, подчинялось ему не в силу договора с ним, а в силу своей принадлежности к русскому народу и общности народных интересов. Владелец территории теперь стал и правителем общества. Пространство и характер его власти, как и состав управляемого им общества, теперь определялись уже не условиями и количеством гражданских сделок и не предсмертной волей его предшественника, а границами народности и целями народного блага. 2) Возникшая из столь повелительных условий зависимость подданных от московского государя не могла быть и прекращаема с прежней легкостью старым удельным способом — уходом, выселением. В XVI в., после того как Ярославль, Ростов, Новгород, Тверь, Псков, Рязань и княжества черниговской линии вошли в состав Московского государства, рядом с ним на всем пространстве русской равнины не оказалось другой территории, которая принадлежала бы владельцу самостоятельному и родственному по крови и по вере московскому государю. Теперь из Московского государства стало некуда уйти, не совершая незаконного побега. Выселение, которое признавалось удельными князьями как право всех свободных обывателей русских княжеств, теперь получило характер политического преступления и национально-религиозной измены. Так власть, которой свободные лица подчинялись прежде условно и временно, стала для них безусловно обязательной.

ОТЛИЧИЕ ВЛАСТИ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРЯ ОТ ДВУХ ЕЙ ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ РУССКИХ ТИПОВ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ

Получивши такой характер, московский государь явился в истории нашего государственного права новым типом верховной власти, отличным от типов, господствовавших в обоих предыдущих периодах. В XI и XII вв. верховная власть на Руси принадлежала целому княжескому роду, который сообща владел всей русской территорией и правил жившим на ней разноплеменным населением. В XIII и XIV вв. этот владетельный род распался на множество родственных и независимых друг от друга владельцев, которые были наследственными собственниками своих удельных территорий, но не считались политическими правителями удельных обществ. Составные единицы этих обществ — свободные лица — были не подданными его, а лишь контрагентами, вольными служилыми наемниками или вольными съемщиками земли в его уделе. Московский государь совмещал в себе некоторые признаки обоих этих типов: он был и наследственным владельцем всей государственной территории, и политическим правителем жившего на ней населения. Но к этим двум признакам, территориальному и политическому, в содержание власти московского государя присоединился еще третий — национальный. Власть княжеского рода XI и XII вв. не имела такого национального значения: она вытекала не из чувства народного единства, а из факта завоевания. Идея русской народности, едва начавшая зарождаться в умах, еще не была проведена в государственное право, в политический порядок. Такого значения не имели и удельные князья XIV в., потому что каждый из них владел лишь частью русской территории и самая мысль о политическом единстве народа погибла среди удельного раздробления Русской земли. Напротив, в лице московского государя эта национальная идея является не только основанием его действительной политической власти, но и оправданием его политических притязаний. Ставши блюстителем общих интересов великорусского племени, главной части русского народа, он стремился сделаться и творцом политического единства всего этого народа и поставил себе задачей распространить свою власть на все его ветви и на все области, когда-либо бывшие в обладании русского народа. Эти притязания и были заявлены в принятом московским великим князем титуле "царя и великого князя всея Руси". Таким образом, власть московского государя отличалась от власти княжеского рода XII в. тем, что была единоличной, а не коллективной; от власти удельного князя тем, что была не только территориальной, но и политической; наконец, от той и другой тем, что была национальной.

ПЕРЕМЕНА В ХАРАКТЕРЕ ОТНОШЕНИЙ ГОСУДАРЯ К ОБЩЕСТВУ

Такая перемена в значении верховной власти решительно изменила характер ее отношений и ко всему обществу, и к отдельным его классам. Я перечислю эти перемены, которые представляют ряд следствий, тесно между собой связанных и вытекших из одного источника — из национального значения верховной власти.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ИДЕИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОДДАНСТВА

1) Это новое значение верховной власти превратило вольных контрагентов удельною князя в политических подданных московскою государя. Так воскресла мысль о политическом подданстве, слабо и на короткое время блеснувшая в нашем праве XI и XII вв. и скоро погасшая среди разрыва княжеского рода на враждебные линии и среди одновременного распадения Русской земли на обособленные области. Но эта мысль о политическом подданстве теперь вышла из другого источника — не из того, из которого она вышла в первом периоде. Тогда ее источником было завоевание; подданными считались покоренные. Теперь эта мысль вышла из чувства национального единства и сознания внешних опасностей, угрожавших народной свободе. Теперь подданным стал считаться русский, т.е. частный человек одного племени и веры с московским государем.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ЛИЧНОГО ГРАЖДАНСКОГО ПОДДАНСТВА

2) В связи с этой переменой стояла другая. Личное подданство холопа удельного князя превратилось в подданство государственное. В этом состояла одна из самых характерных особенностей московского государственного права: у московского государя не было частных, лично крепостных холопов, какие были у удельного князя, как и у князей XII в.; в XV и XVI вв. такие холопы слились со свободными подданными московского государя. Но здесь следует объяснить одно явление, которое может помешать установлению правильного взгляда на строение общества в Московском государстве и которое часто этому мешает. Лично крепостные холопы государя, сливаясь с его свободными подданными, сообщили последним свое юридическое звание: свободные лица, преимущественно служилые люди, в удельное время отличавшиеся от холопов званием вольных слуг, обращаясь к московскому государю XVI и XVII вв., называли себя "его государевыми холопами".

НОВОЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ЗВАНИЯ "ГОСУДАРЕВЫХ ХОЛОПОВ"

Не следует придавать этому того обостренного, шокирующего смысла, какой подсказывается нашим современным, несколько щекотливым политическим чувством, не следует думатъ, что все свободные лица в Московском государстве стали такими же личными крепостными московского государя, какими были холопы удельных князей или какими и в XVI в. оставались холопы частных рабовладельцев. Такие холопы могли быть у князей XI и XII вв., потому что ни один из них не был носителем политической верховной власти. Верховная власть была сосредоточена в целом роде, а отдельные члены его были лишь местными представителями этой власти; потому они могли вступать в частные крепостные отношения с отдельными лицами. Такие холопы могли быть и у удельного князя, который считался не властителем удельного общества по закону, а только одной из сторон по договору. Московский государь XVI в. не мог иметь таких холопов: последние были орудиями частного личного интереса, а московский государь, начав сознавать себя национальным властителем, был связан со своими подданными не личными интересами, а целями народного блага. Рассматриваемое явление относится более к политической терминологии, чем к государственному праву; но не следует пренебрегать и терминологией: история политических терминов есть история если не политических форм, то политических представлений. Мысль о государственном подданстве, возникшая из политического объединения великорусской народности, была новой идеей, незнакомой русскому обществу прежних веков, разбитому на множество независимых политических союзов. В удельное время знали подданного только в юридическом образе холопа, укреплявшегося за своим господином средствами гражданского права. Когда возникла идея государственного подданства, новому политическому отношению усвоен был привычный термин гражданского права. Итак, звание государевых холопов, которым стали величаться в Московском государстве прежние бояре и вольные слуги, значило, что и они из временных вольных наемников государя превратились в его вечнообязанных подданных, и более ничего не значило это звание. Когда в умах рождаются новые представления, люди, силясь их выразить, роются в старом заученном лексиконе и хватаются за первое подходящее по смыслу слово, им подвертывающееся. Повторю: когда в Московском государстве возникла зависимость во имя общего народного блага, а не частного интереса, тогдашний язык стал обозначать новые политические отношения старыми терминами гражданского права. Но первые не следует отождествлять с последними. Этот вывод, извлеченный из истории одного сословного термина, надобно твердо запомнить, чтобы не ошибиться в понимании явлений, по которым мы будем следить за строением нашего общества в XV и XVI вв. Значит, и превращение лично крепостных государя в государевых подданных было тесно связано как последствие с национальным значением государевой власти.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ДОГОВОРНЫХ СОСЛОВНЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ В ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОБЯЗАННОСТИ

3) Изменился источник отношений разных классов общества к государю. В материальном, хозяйственном смысле эти отношения остались прежними, но они вытекали теперь не из частного договора, а из общего закона. Служилые люди по преимуществу служили государю мечом или правительственным советом и получали от него доходные должности, кормления; но они теперь обязаны были служить, хотя бы и не получали кормлений, и если продолжали получать их, то только как средство, помогавшее им исправно служить. Прежде государь кормил их за то, что они служили; теперь он кормил их для того, чтобы они были в состоянии служить. Точно так же тяглый человек платил удельному князю тягло, если и пока пользовался в его уделе городским промысловым местом или пахотным участком; теперь он обязан был пользоваться таким местом или участком, потому что без того не мог платить тягло. Значит, виды условий и выгод, которыми обменивались государь и свободные обыватели государства, не изменились, но изменился характер обмена, связь между условиями и выгодами. Прежде эта связь была юридическая, устанавливалась обоюдным добровольным соглашением, т.е. актом гражданского права; теперь она стала политической, принудительной, устанавливалась односторонним требованием власти. Поэтому и договорные выгоды свободных лиц, бывшие прежде юридическим условием или юридическим последствием их договорных услуг князю, теперь стали лишь экономическими средствами для исправного несения государственных повинностей. Эти перемены в юридической связи условий и выгод, т.е. в источнике отношений государя к обществу, можно выразить такими словами: договорные обязательства со стороны свободных лиц превратились в государственные обязанности, а договорные выгоды со стороны князя — в казенное пособие для исправного исполнения этих обязанностей.

ОБЩЕЕ ОСНОВАНИЕ СОСЛОВНОЙ РАЗВЕРСТКИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОБЯЗАННОСТЕЙ

Это превращение в истории русского государственного права было коренным фактом, которым надолго определилось политическое положение русского общества. Этот факт сообщил всему строю Московского государства своеобразный характер. В других странах мы знаем государственные порядки, основанные на сочетании сословных прав с сословными обязанностями или на сосредоточении прав в одних сословиях и обязанностей — в других. Политический порядок в Московском государстве основан был на разверстке между всеми классами только обязанностей, не соединенных с правами. Правда, обязанности соединены были с неодинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а только экономическими пособиями для несения обязанностей. Отношение обязанностей к этим выгодам в Московском государстве было обратно тому, какое существовало в других государствах между политическими обязанностями и правами: там первые вытекали из последних как их следствия; здесь, напротив, выгоды были политическими последствиями государственных обязанностей. Это различие отношения выражалось в том, что там сословные обязанности слагались с лица, отказавшегося от сословных прав; здесь, напротив, не позволено было слагать с себя обязанности даже под условием отказа от выгод, и часто обязанность оставалась на лице, не пользовавшемся соответствующими выгодами. Так, обязательная ратная служба в Московском государстве соединена была с поместным владением, но иному служилому человеку не давали поместья, если он и без того имел средство служить, владел достаточной вотчиной. Такой своеобразный склад государственного порядка объясняется господствующим интересом, его создавшим. Этим интересом было ограждение внешней безопасности народа, во имя которой политически раздробленные прежде части его соединились под одной властью. Великороссия объединилась под властью московского государя не вследствие завоевания, а под давлением внешних опасностей, грозивших существованию великорусского народа. Московские государи расширяли свою территорию и вооруженной борьбой; но то была борьба с местными правителями, а не с местными обществами. Поразив правителей княжеств или аристократию вольных городов, московские государи не встречали отпора со стороны местных обществ, которые большей частью добровольно и раньше своих правителей тянулись к Москве. Итак, политическое объединение Великороссии вызвано было необходимостью борьбы за национальное существование. Эта необходимость мешала установиться самому понятию о сословном праве. В первом периоде нашей истории, когда государственный порядок развился из завоевания, такое понятие установилось легко. Победители старались присвоить себе возможно больше прав, возложив на побежденных возможно больше обязанностей. В Московском государстве, все силы которого направлены были на внешнюю борьбу, усилия законодательства должны были сосредоточиться на том, какое участие принимать в этой борьбе разным классам общества, а не на том, какими правами будет пользоваться каждый класс. Предметом законодательной разработки и стала разверстка тяжестей национальной борьбы, которые налагала эта борьба, а не сословных прав, которые не вели к цели.

Из сказанного видно, что все три перемены в характере отношений государя к обществу вытекли из национального значения, какое получила верховная власть в Московском государстве. Под влиянием этих перемен изменилось отношение экономического деления общества к политическому. В удельное время экономическое положение свободных лиц в уделе определялось родом обязательств, в которые они входили со своим князем. Служилый человек обыкновенно становился землевладельцем, потому что право приобретения земельной собственности было непременным условием его договора с князем и потому что землевладение при тогдашнем состоянии народного хозяйства было единственным удобным средством материального обеспечения служилого человека. Подобно тому и черный человек становился либо городским промышленником, либо хлебопашцем, потому что непременным условием его договора с князем было либо пользование городским промысловым местом, либо пахотным участком. Теперь отношение экономического деления к политическому совершенно изменилось, стало обратным; так как государственные повинности стали обязательны сами по себе, а хозяйственные состояния служили только средством для их исполнения, то теперь экономическим положением класса должен был определяться род государственных повинностей, на него падавших. Московская политика теперь должна была согласовать сословную раскладку государственных обязанностей с теми экономическими состояниями, в которых она застала выходившие из удельного порядка общественные классы, той переменой в отношении экономического деления к политическому указано было и общее основание разверстки повинностей между подданными. В устройстве общественных классов эта перемена связала неразрывно экономическое положение каждого из них с родом государственного его служения. Отсюда сложилось правило, которое и легло в основание общественного деления в Московском государстве — разверстать государственные обязанности между классами общества по хозяйственному состоянию каждого из них.

ВЫВОДЫ

На этом основании московская политика и строила государственное положение всех классов общества. Из этого основания она выработала и специальные приемы разверстки, которыми руководилась при раскладке государственных повинностей между отдельными классами.

Лекция XIII
Практические приемы разверстки государственных повинностей между отдельными классами общества. Приемы разверстки между служилыми людьми по чинам. Состав и характер московского боярства в удельное время. Три генеалогических слоя в составе московского боярства XVI в.

ПРАКТИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ РАЗВЕРСТКИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПОВИННОСТЕЙ МЕЖДУ КЛАССАМИ ОБЩЕСТВА

Напомню содержание предшествующего чтения. Я пытался вывести и формулировать политические основания общественного деления в Московском государстве. Эти основания положены были коренной переменой, происшедшей в характере верховной власти под влиянием политического объединения Великороссии. Эта власть из договорной и территориальной превратилась в обязательную и национальную. Национальное значение ее было источником важных перемен, происшедших в ее отношениях к великорусскому населению. Так как эти отношения держались на общих народных интересах, то все население государства из контрагентов превратилось в подданных государя. Так как основным интересом, служившим основанием отношений государя к подданным, было ограждение внешней безопасности государства, то тяжесть внешней обороны разделена была на специальные обязательные повинности, которыми и заменились прежние договорные обязательства населения перед князем. Таким образом, государственная повинность стала основанием общественного деления, существенным признаком сословия или класса. Из этих политических оснований общественного деления вышло само собой главное правило разверстки государственных обязанностей между классами. В удельное время договорными обязательствами разных частей населения определялись их экономические состояния. Когда договорные обязательства превратились в государственные обязанности, их разверстка между классами приспособилась к различию экономического положения каждого из них. Так, общим правилом разверстки обязанностей было принято распределение их между классами по экономическим состояниям последних.

Руководясь формулированным в конце прошлого чтения правилом сословной разверстки государственных повинностей, московская политика и создала в XVI и XVII вв. новое общественное устройство, которое постепенно установилось на место удельного среди внешней борьбы. Это устройство — целая политическая система, которой нельзя отказать ни в стройности и последовательности, ни в практической пригодности. Пригодность системы доказали ее результаты: она помогла государству в продолжение двух веков с лишком, с половины XV и до второй четверти XVIII в., выдержать трехстороннюю борьбу — на западе, юге и юго-востоке, с которой по тяжести ни в какое сравнение не могут идти внешние затруднения, испытанные в те века государствами Западной Европы. Что касается стройности и последовательности системы, это, надеюсь, обнаружится из самого ее изложения. Нам необходимо внимательно рассмотреть эту систему: тогда не будет никакого труда объяснить происхождение и значение того сословного устройства, которое установилось в нашем государстве XVIII в.

Строя общество на указанных политических основаниях, московская политика крепко держалась за общественный порядок, унаследованный ею от удельного времени. В удельное время, как мы видели, общество распадалось на две главные части, различавшиеся между собой отношением к князю и хозяйственным положением. Служилые люди несли личную службу князю, административную и ратную, и в их же руках сосредоточивалась частная земельная собственность. Люди тяглые пользовались чужой землей, княжеской или частной, и за то несли мирские платежи и работы. Московская политика начала перестройку удельного общества тем, что этот порядок, создавшийся посредством соглашения частных интересов, закрепила во имя интересов государственных, сообщив им обязательность. Так, например, если в удельное время личными земельными собственниками обыкновенно были служилые люди, то теперь было установлено, что личные земельные собственники непременно должны становиться служилыми людьми. В удельные века кто служил, тот обыкновенно становился личным земельным собственником; теперь — кто был личным земельным собственником, тот обязан был служить. Но у московского правительства не было особого правительственного персонала, который бы заведовал делами службы служилых и тяглых людей. В удельное время орудиями администрации были те же служилые люди, и только неважные местные дела земских тяглых обществ, городских и сельских, предоставлены были выборным земским властям — старостам и сотским. Московское правительство XVI в. увеличило число дьяков и подьячих, которые в удельное время вели несложное канцелярское делопроизводство. Однако при этом оно не только не отказалось от удельного правительственного порядка, но еще усложнило и развило его в том же направлении, расширив круг деятельности низших местных органов администрации — земских учреждений, которые оставались едва заметными в удельное время. Теперь московское правительство попыталось этим земским учреждениям передать все местное управление. Таким образом, все государственное управление в Московском государстве распалось на две сферы: в одной сосредоточены были дела, касавшиеся внешней обороны страны и устройства ее боевых сил, в другой — дела внутренней безопасности и государственного хозяйства, т.е. устройства тех экономических источников, из которых должны были получать питание боевые силы. В первой сфере, военно-административной, правительственными орудиями остались те же служилые люди, положение которых и организация устроялись в этой сфере. Дела полицейские и финансовые, которые составляли вторую сферу, возложены были на местные земские общества, безопасность которых ограждалась этим порядком учреждений и которые доставляли материальные средства для содержания боевых сил страны. В первой сфере правительственные органы действовали по непосредственному поручению или приказу государя, и потому она называлась приказной; во второй — органами управления служили ответственные выборные власти земских обществ, которые только действовали под руководством и контролем центральных приказных учреждений, и потому эту сферу управления можно назвать земской.

Так обозначались и практические приемы разверстки государственных обязанностей между отдельными классами общества. Эти приемы выработаны были посредством применения общего основания разверстки к тем экономическим состояниям, какие установились в удельные века. Таких состояний было два: одни свободные люди владели землей на праве собственности, эксплуатируя ее руками вольных съемщиков или крепостных рабочих, холопов; другие пользовались чужой землей, казенной или частной, эксплуатируя ее непосредственно собственным трудом. Сообразно с тем приемы разверстки государственных обязанностей, выработанные путем такого применения, можно выразить в следующих трех правилах: 1) кто владеет своей землей, тот должен нести государственную ратную службу; 2) кто непосредственно пользуется чужой землей, частной или казенной, тот несет государственное податное тягло; 3) управление как службой, так и тяглом ведется посредством самих служилых и тяглых людей, с той разницей, что первые получают свои правительственные полномочия по назначению государя, вторые — по мирскому выбору, и потому деятельность первых соединена с властью, деятельность вторых — только с ответственностью. Запомнив эти три правила, мы без труда разберемся в том сложном общественном складе, какой установился в Московском государстве XVI и XVII вв. Напротив, непризнание этих правил повергает наблюдателя в полное недоумение при виде этого беспорядочного склада.

ПРИЕМЫ РАЗВЕРСТКИ МЕЖДУ СЛУЖИЛЫМИ ЛЮДЬМИ ПО ЧИНАМ

Теперь рассмотрим, как развёрстывались государственные обязанности в каждом отдельном классе по чинам. Прежде всего, применяя указанные приемы разверстки государственных обязанностей к устройству служилых людей по отечеству, московская политика разделила этот многочисленный класс на длинный ряд иерархических слоев. На этот класс, как мы знаем, падали две повинности: ратная и приказная; но каждая из них была раздроблена на мельчайшие доли или специальные функции, соответственно которым и вся служилая масса раскололась на несколько чинов. Это дробление облегчалось составом многочисленного служилого люда, собравшегося под рукой московского государя. Независимо от разверстки государственных повинностей и даже раньше ее этот класс слагался из очень пестрых элементов, различавшихся происхождением и экономическим положением. Двор московского великого князя, в удельное время делившийся на бояр, слуг вольных и дворовых, со второй половины XV в. вобрал в себя дворы других великих и удельных князей, делившиеся на те же самые разряды. Но бояре и слуги других княжеств не слились с боярами и слугами московскими, стали ниже их в порядке политического значения своих княжеств, образуя ряд новых ступеней служилой московской иерархии. Наконец, выше всех этих разрядов, и туземных, и пришлых, стали бывшие владетельные князья с их потомками, превратившиеся из самостоятельных государей в слуг московского государя; а в самом низу густым пластом легли новые служилые люди, навербованные для усиления внешней обороны страны из неслужилых классов — из семей духовенства, из горожан, из степных казаков, даже из крестьян и холопов. С происхождением в то время было связано и хозяйственное положение столь не похожих друг на друга классов. Новобранцы из неслужилых состояний были люди безземельные; потомки удельных бояр и вольных слуг в большинстве были крупные или мелкие землевладельцы. Наконец, большинство потомков владетельных князей не только владело крупной земельной собственностью, но и сохраняло в своих вотчинах значительную долю правительственных полномочий, какими пользовались их владетельные предки в удельные времена. Происхождением и экономическим положением условливалась служебная годность служилого лица. При тогдашнем положении народного и государственного хозяйства землевладение было необходимым условием исправного отбывания ратной службы, как она была тогда устроена. Для занятия высших должностей по приказной службе нужны были навык и авторитет, которые приобретались практикой власти и особенно породой, отечеством, происхождением из родовитой фамилии, членов которой общество привыкло видеть облеченными властью и которым потому привыкло повиноваться. С этими средствами и условиями московская политика и должна была согласовать устройство служилого класса. Легко видеть, как она должна была действовать в этом устройстве. Сделав ратную службу пожизненной и потомственной обязанностью всех служилых людей, надобно было разверстать ее по размерам служилого землевладения и с этой целью прежде всего наделить худородных безземельных служилых людей казенной землей в размерах, которые бы обеспечивали исправное исполнение обязанностей рядовой ратной службы. Далее, на людей средней породы и состоятельности сверх ратной повинности надобно было возложить исполнительные дела приказной службы. Людям знатнейших фамилий и вместе крупным землевладельцам дать руководящее значение в военном и гражданском управлении — и посредством таких разнообразных сочетаний породы, землевладельческой состоятельности и службы разместить весь пестрый служилый люд по степеням чиновной лестницы. Приемы, которые московская политика прилагала к устройству этого люда, разверстывая ратную и административную повинность по чинам, можно для памяти обозначить такой короткой формулой: приказная служба — по отечеству, ратноя — по земле, земельный надел — по службе, чины — по отечеству и по службе. Из разверстки приказной службы по отечеству постепенно развились высшие думные чины, с которых по принятому в перечне чинов порядку мы и начнем изучение процесса чиновного деления в Московском государстве.

СОСТАВ И ХАРАКТЕР МОСКОВСКОГО БОЯРСТВА В УДЕЛЬНОЕ ВРЕМЯ

Еще в удельное время при московском дворе собралось боярство, которое и численностью, и политическим характером заметно отличалось от боярства, служившего при других княжеских дворах Северной Руси. При господстве боярского права служить князю по временному личному уговору, часто меняя место службы, боярство нигде, ни при одном дворе, не могло составить плотного общественного класса. В каждом княжестве это был не общественный класс, плотный и солидарный по своему положению и интересам, а скорее изменчивый круг одиноких лиц, случайно встретившихся друг с другом при одном княжеском дворе. Но в Москве обстоятельства рано начали сбивать таких одиноких служилых лиц в плотный общественный класс. Служба при московском дворе уже в XIV в. доставляла служилому человеку выгоды, каких он не мог найти ни при каком другом дворе. Это было причиной усиленного прилива служилых людей в Москву и сравнительно меньшей наклонности московских бояр переезжать к другим князьям. Благодаря этому усиленному приливу к половине XV в. в Москве собралось боярство, элементы которого представляли собой почти всю тогдашнюю Русскую землю. Родоначальники московских боярских фамилий сошлись в Москву чуть не изо всех углов Русской земли, даже из таких, где в те века еще очень мало пахло Русью. Достаточно простого перечня главных фамилий, чтобы видеть этот сборный состав московское го боярства. Около половины XV в. при дворе московского государя видная деятельность принадлежала членам фамилий: Волынских, пришедших с Волыни, Квашниных из Киева, Плещеевых и Фоминых из Чернигова, Фоминских и Всеволжских из Смоленска, Алферьевых и Безниных из Твери, Овцыных из Мурома, князей Патрикеевых-Гедиминовичей из Литвы, Сабуровых и Годуновых из Орды, Ховриных-Головиных из Крыма, Кошкиных, Захарьиных и Колычевых из Пруссии. Кроме того, среди этих фамилий стояли с видным значением, но неизвестного происхождения боярские роды Морозовых, Поплевиных, Бутурлиных, Челядниных и многих других. Несмотря на различие происхождений, в этом боярстве заметна большая устойчивость положений и отношений. Выгоды московской службы увеличивались с политическими успехами Москвы. Вот почему московское боярство в продолжение полутора веков усердно работало в полном согласии и об руку с московскими государями. Благодаря этим выгодам и видной деятельности, которая открылась московскому боярству с усилением Московского княжества, здешние бояре привыкали к дружному действию в одном направлении, воспитывая в себе твердые политические привычки и крепкое политическое предание. Все это сообщало московскому боярству больше сословной сплоченности и выправки сравнительно с его братией других княжеств. Бояре московские переставали быть случайными товарищами по службе и равнодушными наемниками своего князя. В начале XV столетия на Руси ни при одном княжеском дворе не было боярства более дисциплинированного и более преданного своему князю. В этом боярстве и стала совершаться глубокая перемена с половины XV в. под влиянием политических событий, которые превратили Московский удел в Великорусское государство.

Политическое объединение Северо-Восточной Руси принесло в Москву густой слой знатного удельного княжья, сведенного или добровольно сошедшего с наследственных столов. Этот слой стал выше старого, нетитулованного московского боярства. Московский государь должен был признать за первым служебное превосходство перед последним, давая служилым князьям первые места в управлении. Это предпочтение вынуждалось самым ходом политического объединения Руси. Едва ли не большая часть удельных князей добровольно подчинилась московскому государю со своими уделами. Таковы были многочисленные князья Ярославские, Пронские, Микулинские, Воротынские, Одоевские, Вяземские и многие другие; принимая их важные политические услуги, московский государь обыкновенно оставлял их владельцами или по крайней мере наместниками-правителями их прежних уделов со значительной долей их владетельных прав. В первое время своей московской службы это были не столько подданные московского государя, сколько союзные с ним государи, его державные вассалы. Многие из них, например князья Одоевские, Белевские, долго сохраняли при себе особые удельные войска, которыми сами командовали в московских походах независимо от воевод московских полков. При таком положении знатное удельное княжьё не могло скоро слиться в плотный класс со старым нетитулованным боярством Москвы; оно легло поверх его густым и надменным слоем, помня, что у него самого еще недавно были на службе точно такие же бояре, каких оно встретило при московском дворе. С другой стороны, бояре этих служилых князей с переходом последних на московскую службу разрывали свои служебные связи с прежними хозяевами и вступали в непосредственную зависимость от московского государя. Но и они не слились со старым московским боярством, не вошли в его плотно сомкнутые ряды, а стали в социальном распорядке ниже его, как бывшие слуги младших князей сравнительно с московским государем. К этому новому слою примкнули и удельные князья, владевшие мелкими уделами или утратившие удельную самостоятельность еще до перехода на московскую службу. Так старое московское боярство обложилось сверху и снизу двумя пришлыми классами, из которых один давил его книзу, погружая его в рядовую служилую массу, а другой подпирал его кверху, отрезывая от этой массы.

Лекция XX
Понятие о сословном праве. Отсутствие этого понятия в московском государстве XV и XVI вв. (...) Двоякое происхождение мысли о сословном праве в московском государстве XVII в.: 1. Сословное право как средство удержать классы в кругу их обязанностей. Превращение чиновных выгод в сословные права по состоянию. Обоснование трех сословий по правам

ПОНЯТИЕ О СОСЛОВНОМ ПРАВЕ

Прошу припомнить, как мы определили сословное право ...я сказал, что это есть всякое преимущество, предоставляемое законом целому классу общества в постоянное обладание. Разумеется, юридическое отличие известного класса только тогда можно назвать его преимуществом, когда оно обращается в его пользу: дает ему средства обеспечения его интересов, создает ему выгодное положение в государстве или помогает сохранять и укреплять это положение.

ОТСУТСТВИЕ ЭТОГО ПОНЯТИЯ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ XV И XVI вв.

В московском государственном праве XV и XVI вв., когда складывалось государство, мы не находим твердо выраженного понятия о таком сословном преимуществе. Законодательство знало хозяйственные выгоды, которыми пользовались разные классы и которые служили не интересам этих классов, а целям государства, были средствами исправного исполнения государственных обязанностей, положенных на общественные чины, а не средством обеспечения интересов этих чинов. Такие выгоды достигались собственными усилиями отдельных лиц или получались лицами от государства, например поместья. В том и другом случае государство налагало на лица соответствующие этим выгодам тягости: на землевладельцев, приобретавших землю собственными средствами или получавших ее от казны, оно налагало службу приказную и ратную, на торгово-промышленных капиталистов — казенную службу и промысловое тягло, на хлебопашцев, снимавших земли казенные или частные, — тягло поземельное.

Первый вопрос, возникающий при изучении нового периода, состоит в том, когда, откуда и каким образом возникла в Московском государстве мысль о сословном праве как о таком юридическом преимуществе, которое служило бы не столько средством для отбывания государственных повинностей, сколько средством для ограждения и проведения сословных интересов. Происхождение этой мысли было довольно сложно и заслуживает некоторого внимания, тем более что этот вопрос почему-то обыкновенно оставляется в тени нашей историко-юридической литературой. Московское законодательство начинает довольно твердо формулировать такие преимущества и согласно с ними перестраивать прежнюю чиновную иерархию общества с половины XVII в., с Уложения 1649 г. Постепенно вырабатываясь и укрепляясь, основанный на различии сословных прав новый склад нашего общества достигает если не полного и окончательного, то довольно определенного выражения в сословных жалованных грамотах 1785 г...

ДВОЯКОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ МЫСЛИ О СОСЛОВНОМ ПРАВЕ В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ

Сословные права возникали и развивались в нашем государственном порядке двумя путями: все они являлись последствиями чиновного деления, но различались свойством побуждений, их вызывавших, или тех интересов, которые ими ограждались. Одни из них создавались самим законодательством и направлены были к тому, чтобы поддерживать и укреплять чиновное деление общества, удерживая классы в кругу назначенных им чиновных обязанностей; другие сами собой рождались из материальных выгод, связанных с чиновными обязанностями, и служили выражением и средством поддержания того государственного значения или веса, какой приобретали чины исполнением своих обязанностей. С первого взгляда эта разница в происхождении сословных прав покажется неясной, но вы увидите из дальнейшего изложения, в чем она состояла.

СОСЛОВНОЕ ПРАВО КАК СРЕДСТВО УДЕРЖИВАТЬ КЛАССЫ В КРУГУ ИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ

1. Сословные права как средства удержания классов в кругу их государственных обязанностей постепенно развивались путем перерождений, каким подвергались эти обязанности в своем практическом применении. Мы видели, что первоначально эти обязанности развёрстывались по хозяйственным состояниям лиц: кто владел землей, тот должен был служить ратную службу; кто пахал землю, тот обязан был тянуть поземельное тягло. Эти повинности падали на состояния или занятия даже независимо от лиц, которые владели этими состояниями или вели эти занятия: если землевладелец, служивший ратную службу со своей земли, часть этой земли пахал на себя своими холопами или вольнонаемными рабочими, не сдавая ее тяглым людям — крестьянам, то в XVI в. он сверх ратной службы платил еще поземельное тягло с этой части наравне с тяглыми хлебопашцами. Таким образом, по земле землевладелец служил, а по пашне платил. Потом, когда посредством такой разверстки лица рассортировались на классы, по мере того как общественное деление, кристаллизуясь, застывало и твердело, повинности с помощью наследственной их передачи постепенно переносились с хозяйственных состояний на самые лица и только отбывались лицами по хозяйственным состояниям, даже иногда ложились на лица независимо от их состояний. Сын служилого человека нес ратную службу, даже не имея земли; напротив, неслужилый человек, ставший землевладельцем, например холоп, получивший от господина часть его вотчины в награду за верную службу, что нередко бывало в XVI в., такой землевладелец не был обязан ратной службой государству. Если служилый человек должен был служить, хотя бы и не владел землей, то, наоборот, служилый землевладелец не обязан был платить поземельное тягло, хотя бы часть своей земли и обрабатывал на себя. Вот почему в царствование Михаила Федоровича дворовые пашни служилых землевладельцев по писцовым книгам являются уже свободными от поземельного налога. Эта перемена была, очевидно, перенесением государственных повинностей с хозяйственного состояния на самое лицо, им владевшее. Отсюда установилось правило, по которому податное тягло освобождало от ратной службы, а ратная служба — от податного тягла. Естественно, однако же, что повинность, переставши быть вещественной и сделавшись личной, не могла исправно отбываться, если теряла свое вещественное, т.е. хозяйственное, основание. Отсюда еще в XVI в. становится заметным в московском законодательстве стремление поставить лица в экономические состояния, соответствующие несомым ими повинностям, и удержать их в этих состояниях. Самым решительным выражением этого стремления была система поместных наделов, превратившая тысячи безземельных ратников в мелких землевладельцев. Но и вотчинное землевладение испытало на себе действие того же стремления. Здесь оно прежде всего повело к стеснению прав вотчинного землевладения в интересах поддержания служебной годности служилых фамилий; чтобы предохранить их от упадка и предупредить переход вотчинных земель от служилых владельцев в неслужилые или неспособные к службе руки, было ограничено право отчуждения и право завещания родовых наследственных вотчин. В статье 85 Судебника 1550 г. и в дополнительном законе 1557 г. был точно определен порядок выкупа таких вотчин, отчужденных владельцами в чужой род. Нисходящие потомки вотчинника, продавшего родовую вотчину, — дети и внуки, по Судебнику и закону 1557 г., не могли выкупать ее: это право сохраняли только боковые родственники — братья, сестры и племянники, притом если они не подписались на купчей продавца свидетелями, т.е. не дали молчаливого согласия на продажу вотчины. Право выкупа отчужденной вотчины сохранялось за родичами в продолжение сорока лет, притом родич, выкупивший родовую вотчину, лишался права ее дальнейшего отчуждения в род: он мог продать или заложить' ее только члену своего рода, не подписавшемуся свидетелем на купчей первого продавца. В одном списке Судебника является еще более важное стеснение права отчуждать родовые вотчины: здесь к изложенной статье Судебника приписан закон царя Ивана, неизвестно в каком году изданный. По этому закону бездетный вотчинник мог продать, заложить или отказать в монастырь по душе только половину своей родовой вотчины без согласия родичей. Все, что он отчуждал сверх этой половины без их согласия, отдавалось им по их челобитью без выкупа, а покупатель лишался своих денег. Законами 1562 и 1572 гг. право отчуждения и завещания родовых вотчин было еще более стеснено в пользу казны, точнее говоря, в интересах службы, для предупреждения перехода вотчин в неслужилые руки. По этим законам крупным землевладельцам, князьям и боярам, вообще запрещено было отчуждать, т.е. продавать, менять или закладывать, свои родовые вотчины, точно так же отдавать их в приданое. Они могли ввиду бездетной смерти завещать эти вотчины боковым родственникам, но только ближайшим — братьям, их детям и детям этих племянников, но не далее. Сверх того, запрещено было завещать вотчины вдовам, женам и дочерям и отдавать их в монастыри по душе без доклада государю. Во всех случаях, когда по закону вотчинник терял право располагать вотчиной по своему усмотрению, она по его смерти бралась в казну и обращалась на поместные дачи. Все эти стеснения были объяснены в законе 1572 г. одним главным побуждением: "чтобы службе убытка не было и земля бы из службы не выходила".

Все изложенные узаконения были косвенно направлены к удержанию служилых фамилий в раз занятом ими положении по службе, которое чаще всего терялось вследствие потери вотчин и наследственных состояний. Такие распоряжения касались только высших слоев служилого класса, княжеских и боярских фамилий, т.е. крупнейших землевладельцев, наиболее важных для службы. Но в XVII столетии мы встречаем и прямые законодательные меры с целью затруднить и даже запереть выход из всех, как служилых, так и тяглых, состояний. Легко понять, что невозможно было превратить каждый служебный чин в замкнутое состояние; среди чинов господствовало постоянное движение: личная заслуга или личная удача в хозяйственных предприятиях постоянно изменяла чиновное положение лица, переводя его из одного чина в другой. Бедный городовой сын боярский, по состоянию своему способный служить только городовую осадную службу, постепенно богатея, запасался конем и вооружением и, таким образом получая возможность нести более тяжелую повинность — ходить в дальние походы, переходил в разряд городовых дворян или даже в выбор. Но вся иерархия чинов не представляла непрерывной лествицы ступеней, которую одно и то же лицо могло бы пройти снизу до самой вершины. В московском чиновном делении не было того, что потом бывало по Табели о рангах, когда чиновник, начавший снизу, с низшего чина, личными качествами или с помощью служебной удачи пробегал всю лестницу чинов и кончал свою государственную службу в высшем чине. Таких примеров не было в московской службе XVI — XVII вв. Вся ле-ствица московских чинов распадалась на несколько отделов, и иерархическое движение было возможно для лица известного происхождения только на пространстве ступеней известного отдела. У каждого "отечества" были свои доступные ему чины. Провинциальный дворянин, начавший службу городовым сыном боярским, мог дослужиться до выборного дворянства, в исключительных случаях попадал даже в московский список, но редко шел выше московского дворянства. Точно так же тяглый посадский человек, начавший свою деятельность в звании молодшего, мог, богатея, стать "лучшим" посадским человеком, мог даже попасть в высшее столичное купечество, стать торговым человеком гостиной или суконной сотни, даже гостем; но мы знаем очень немного случаев еще более успешного возвышения. Некоторые гости за свою усердную службу казне награждались дьячеством, получали поместья, и даже известны два-три человека в XVII в., которые из гостей через дьячество попали в Думу в звании думных дворян. Но не было ни одного купца, который бы дослужился до боярства. Так, у каждого общественного слоя была своя чиновная карьера, свой ряд доступных ему чинов. Следовательно, отделы чинов были менее подвижными состояниями, чем самые чины. Чины каждого отдела отличались неодинаковыми, но однородными обязанностями, и соответственно тому лица, их получавшие, должны были иметь неодинаковые, но однородные хозяйственные состояния. Так, посредством естественной группировки мелких чинов сами собой обозначались очертания более крупных классов, которые законодательство и обратило в сословия, сперва замкнув выход из них, а потом обособив их друг от друга специальными правами. В одной статье Судебника 1550 г. мы читаем: "А детей боярских служивых и их детей, которые не служивали, в холопи не приимати никому, опричь тех, кого государь от службы отставит". Точно так же Судебник запретил заимодавцам брать к себе во дворовую службу тех должников, которые занимали деньги в рост, а не под условием служить за рост. В XVII в. запрещение выходить из служилых и тяглых состояний становится общим и настойчивым стремлением московского законодательства. Так, закон 9 марта 1642 г. безусловно запретил вступать в холопство дворянам и детям боярским. Точно так же еще до Уложения принимались меры против закладничества, т.е. против вступления в личную зависимость с правом всегда ее прекратить или без этого права. Уложение окончательно запретило тяглым посадским людям и крестьянам отдаваться в зависимость по служилым кабалам к церковным властям или светским землевладельцам. Детей или своих младших родственников тяглые люди могли отдавать только в жилую неволю, и притом не более как на пять лет. Так, отменена была 88-я статья Судебника 1550 г., которая давала крестьянину право продаваться с пашни в полное холопство. В XVII в. люди православного исповедания в Московском государстве вообще не могли продаваться в полное холопство. Если мы припомним установленную наказом 1646 г. крестьянскую вечность, то все почти общество в Московском государстве, все служилые и тяглые чины его представятся нам сосредоточенными в три группы: служилую, посадскую и крестьянскую, которые были замкнуты с одной стороны — со стороны выхода из них.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ЧИНОВНЫХ ВЫГОД В СОСЛОВНЫЕ ПРАВА ПО СОСТОЯНИЮ

Но если специальные повинности целых чиновных групп стали безусловно обязательными и неизменными, даже наследственными, то являлась необходимость и обеспечивавшие их исполнение хозяйственные выгоды сделать исключительным достоянием классов, которые несли на себе эти повинности. Если служилый человек по закону нес вечнопотомственную ратную службу, а посадский тяглец вечно и потомственно платил тягло по городскому промыслу, то было необходимо, чтобы никто, кроме служилых людей, и не владел землей, чтобы никто, кроме посадских тяглецов, и не имел права промышлять в городе. Так, хозяйственные состояния и занятия из экономических средств исправного отбывания государственных повинностей превратились в исключительные юридические преимущества отдельных классов, направленные к удержанию лиц в кругу их наследственных обязанностей, иначе говоря, превратились в сословные права. Отсюда возникло новое явление в московском государственном порядке — приобретение права на известное хозяйственное состояние или занятие. Прежде хозяйственные состояния приобретались усилиями отдельных лиц, средствами гражданского права; каждое занятие было всем доступно, возникало из свободного приложения труда, руководимого частными интересами трудящегося лица. Теперь лицо, прежде чем войти в известное состояние, должно было приобрести право на это, прежде чем принималось за известные занятия и обязано было вступить в тот общественный класс, которому это занятие было усвоено законом как его сословное преимущество.

ОБОСОБЛЕНИЕ ТРЕХ СОСЛОВИЙ ПО ПРАВАМ

Из указанного правила само собой вытекало и обратное требование: если только служилые люди имеют право владеть землей, только посадские люди могут заниматься городским промыслом и торгом, то все владеющие землей должны войти в состав служилого класса, все занимающиеся городским промыслом и торгом обязаны примкнуть к классу посадских людей. Так право землевладения и право городского промысла и торга объединяли мелкие чины, разделенные до тех пор дробными различиями в тяжести ратных служилых и тяглых посадских повинностей. Такое обоюдостороннее приложение правила и сомкнуло прежние чины в несколько крупных классов, или сословий, придав им посредством принудительной сословной приписки более плотный и постоянный состав и обособив их друг от друга.

Меры, направленные к сосредоточению и округлению раздробленных прежде общественных классов, были проведены на Земском соборе 1648 и 1649 гг. по инициативе правительства или по ходатайству самих земских чинов и сведены в Уложении.

1) Личное землевладение стало исключительным правом служилых людей и тех из земских, которые несли казенную службу по выборам. Боярские холопы и находившиеся в сходном с ними юридическом положении монастырские служки не могли покупать и принимать в заклад вотчин; если кто из служилых людей находил такую вотчину и бил о ней челом государю, она отбиралась у холопа или служки и отдавалась челобитчику в поместье как конфискованная земля. Им не давали и поместий из государевых казенных земель.

2) Право торговать и промышлять в городе присвоено было исключительно посадским людям, а не принадлежавшие к посадскому обществу городские торговцы и промышленники были обязаны либо отказаться от своих торгов и промыслов, либо приписаться к городскому обществу. Холопы и крестьяне, владевшие в городах тяглыми дворами и промышленными заведениями — лавками, амбарами, погребами, — обязаны были продать их тяглым посадским людям; впредь запрещалось кому-либо приобретать такие дворы и заведения в городах, кроме посадских людей, под угрозой конфискации приобретенного имущества и торговой казни для приобретателей из крестьян и холопов. Крестьяне могли привозить в города свои товары и продавать их на гостином дворе с возов и судов, но не могли покупать и нанимать для того лавок в торговых рядах. С другой стороны, слободы в городах, населенные нетяглыми промышленниками и торговцами, заложившимися за служилых людей или духовных сановников, приписывались к посадским обществам со всем своим населением и землями. Даже дети духовенства и другие вольные люди, жившие по городам на церковных землях и занимавшиеся торгами и промыслами, зачислялись в городское тягло. Не только вольные люди, не принадлежавшие к какому-либо определенному состоянию, но и состоявшие на государственной ратной службе по прибору и за то получавшие казенное жалованье, занимаясь в городе торговлей и промыслами, должны были тянуть городское тягло. По Уложению такие приборные служилые люди, остазаясь в своих служилых чинах и продолжая нести ратную службу, вместе с тем по своим торгам и промыслам обязаны были записаться в городское тягло и платить всякие подати наравне с тяглыми посадскими людьми. Исключение сделано было только для некоторых разрядов служилых приборных людей, например для стрельцов, которые со своих городских торгов и торговых заведений платили таможенные пошлины и годовые оброки по окладу городского общества, но не были обязаны нести тягло и земские службы наравне с посадскими людьми. Таким образом, одно и то же лицо могло принадлежать к служилому и тяглому состоянию, чем для низших служилых людей отменялось установившееся в начале XVII в. правило, что ратная служба освобождает от тягла, и обратно — тягло от службы.

3) Наконец, и земледельческий труд, став сословным правом, начал объединять сельское население, дотоле разбитое на различные юридические состояния. В состав этого населения входили тяглые крестьяне и бобыли, жившие на казенной или частной владельческой земле, безземельные гулящие люди, занимавшиеся сельскими промыслами или наемной работой, и пахотные холопы, получавшие от господ земельные участки в пользование с усадьбами и земледельческим инвентарем и за то работавшие на господ или платившие им оброк, подобно крестьянам; такие пахотные холопы назывались деловыми и задворными людьми. Уложение ясно отличает крестьян и бобылей, черных и дворцовых, от крепостных владельческих, а тех и других — от холопов: первых оно признает прикрепленными к земле или, точнее, к сельским обществам, вторых и третьих — прикрепленными к лицам, т.е. к землевладельцам, различая их друг от друга тем, что крепостные крестьяне и бобыли были люди тяглые, а деловые и задворные холопы — нетяглые. Но в самих признаках, которыми различались указанные три состояния, заключались условия их взаимного юридического сближения. Прикрепляя одних хлебопашцев к сельским обществам, других — к землевладельцам, Уложение окончательно утверждало то правило, что сельские общества казенных крестьян отвечают за податную исправность последних, а землевладельцы — за исправность своих крепостных крестьян. Неизбежным последствием этого правила была принудительная разверстка тягла: сельские общества и землевладельцы получали право отводить отдельным крестьянам большие или меньшие пахотные участки соразмерно с их рабочими силами и налагать на них подати соразмерно с отведенными участками. Эта принудительная разверстка вносила важные перемены в юридический состав сельского населения. С одной стороны, она уничтожала юридическое различие между крестьянами и бобылями: принадлежность к тому или другому из этих состояний определялась не выбором самого тяглого хлебопашца, а хозяйственным усмотрением общества или землевладельца, которые разверстывали тягло. С другой стороны, эта разверстка уничтожала на деле юридическое различие между крестьянами и пахотными холопами. Сумма податей, падавшая на имения, определялась количеством тяглых крестьянских и бобыльских дворов, значившихся в нем по переписной книге. Но податные платежи предоставлено было разверстывать ответственному за них владельцу между всеми крепостными его хлебопашцами, как он хотел, и недоимки взыскивались сборщиками как с тяглых крестьян, так и с нетяглых пахотных холопов. Поэтому в переписных книгах 1646 и 1678 гг., когда были произведены общие переписи тяглых людей, обозначались и дворы деловых и задворных холопов наряду с крестьянскими и бобыльскими, хотя закон этих холопов еще не признавал прямо тяглыми людьми. Так подготовлялось слияние бобылей и пахотных холопов с крестьянами в один класс, завершенное введением подушной подати при Петре. Наконец, юридический состав сельского населения упрощался еще тем, что Уложение, прикрепляя казенных крестьян к сельским обществам, а владельческих — к владельцам, распространило это прикрепление и на детей и родственников крестьянина, которые жили в его доме, не имея своих участков, и считались до тех пор вольными людьми.

Таковы были три крупные группы, на которые стало распадаться с половины XVII в. гражданское общество в Московском государстве по сословным правам.

Лекция XXI 2.
Честь чинов как источник сословных прав. Первоначальное значение чиновной чести в московском праве, дальнейшее юридическое осложнение этого значения. Новая форма сословного законодательства в XVII в. Жалованная сословная грамота. Отношение нового сословного деления общества к прежнему чиновному

ЧЕСТЬ ЧИНОВ КАК ИСТОЧНИК СОСЛОВНЫХ ПРАВ.

2. Другим источником сословных прав в Московском государстве XVTI в. была честь чинов. Это был своеобразный и довольно сложный юридический институт, выработанный древнерусским правом.

ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ЧИНОВНОЙ ЧЕСТИ В МОСКОВСКОМ ПРАВЕ

Первоначально под этим термином разумелось значение, которое придавал закон известному чину и в котором выражалась государственная оценка сравнительной пользы, приносимой государству разными общественными чинами. Наиболее осязательной формой, в которой выражалась эта оценка чиновной чести, служило наказание за бесчестье, т.е. за оскорбление лица действием и преимущественно "непригожим словом". Наказания за бесчестье различались по чинам как оскорбленной, так и оскорбившей стороны и были очень разнообразны: за бесчестье подвергали денежным пеням, тюремному заключению, телесным наказаниям и позорному обряду отсылки виновного головою к потерпевшему. Котошихин описывает обряд отсылки головою за боярское бесчестье. Пристава вели под руки обидчика на двор к обиженному боярину и ставили его на низу крыльца, на которое вызывали из дома и обиженного. Дьяк произносил последнему речь, говоря, что государь указал и бояре приговорили за его боярское бесчестье отвесть обидчика к нему головою. Обиженный благодарил за царскую милость, а обидчика позволял отпустить домой. На пути к обиженному, как и стоя на дворе у него, обидчик пользовался правом безнаказанно "лаять и бесчестить всякою бранью обиженного", который "за те злые лайчивые слова" ничего не смел сделать с обидчиком под опасением усиленной кары. Уже в Судебнике 1550 г. встречаем сложный тариф денежных штрафов за бесчестье людей разных чинов, который был еще более развит Уложением 1649 г. Судебник, между прочим, назначал 5 руб. пени (около 350 руб. на наши деньги) за бесчестье "доброго боярского человека", т.е. лучшего служилого холопа, ходившего в походы с господином, тогда как бесчестье свободного крестьянина оплачивалось впятеро дешевле. На лествице чинов холоп стоял очень низко и не пользовался правами свободного лица, как и не нес никаких прямых государственных обязанностей; но государство ценило пользу, приносимую им как вооруженным спутником служилого ратника, и за эту пользу ставило его выше тяглого крестьянина. Значит, чиновная честь лица определялась, собственно, не положением его чина на чиновной лествице, а приносимой им государственной пользой, прямой или косвенной. Но если в различии наказаний за бесчестье по чинам оскорбленных выражалась оценка не столько достоинства самого чина, сколько государственной полезности чиновного лица, то, наоборот, в различии наказаний за бесчестье по чинам обидчиков выражалась оценка не столько этой полезности, сколько значение чина, чем бы он ни приобретался — заслугой или породой. По Уложению думные люди за оскорбление патриарха отсылались к нему головою, служилые по отечеству наказывались батогами, а тяглые и служилые по прибору — кнутом на площади и сверх того месячным заключением в тюрьме. Род государственного служения сообщал лицу известное достоинство, которым определялся и род наказания за известные преступления и проступки. Для людей высших чинов, руководивших управлением, это достоинство служило средством успешного исполнения их правительственных обязанностей: они должны были иметь авторитет, необходимый для поддержания в управляемых чувства порядка и повиновения. Поэтому закон не подвергал их за одни и те же проступки одинаковым наказаниям с людьми низших чинов. Бот почему в прежней Руси думные люди и высшее духовенство были свободны от телесных наказаний. Таким образом, чиновная честь была первоначально личным преимуществом, которое либо прямо связывалось с чином, либо приобреталось службой государству независимо от чина: походный холоп был одного чина с простым, но честь первого ценилась впятеро дороже чести последнего.

ДАЛЬНЕЙШЕЕ ЮРИДИЧЕСКОЕ ОСЛОЖНЕНИЕ ЭТОГО ЗНАЧЕНИЯ

С течением времени юридический состав чиновной чести осложнился: к личным преимуществам присоединились материальные выгоды, которые также вытекали из чиновных обязанностей, но не служили обеспечением их исправного исполнения. Так, согласно с правилом, что владеть землей может только тот, кто несет службу ратную, приказную или земскую, право вотчинного и поместного землевладения в Московском государстве присвоено было как высшему столичному купечеству, несшему наиболее тяжелые казенные службы, так и посадским людям, которых выбирали в земские старосты. Но землевладение для этих людей не соединялось с воинской повинностью, падавшей на служилых землевладельцев, и таким образом становилось чистым сословным их правом. Точно такое же значение получило признанное законом в XVII в. право служилых землевладельцев на крепостной труд их крестьян: ратная повинность этих землевладельцев обусловливалась вотчинным и поместным землевладением, а не этим правом, хотя последнее было тесно связано с первым. Таким образом, землевладение гостей и земских старост и владение крепостными крестьянскими руками получили характер сословных прав, не соединенных с соответствующими обязанностями, стали наградой за службу, а не средством или условием службы. Этот новый род сословных прав, возникших из юридического развития чиновной чести, усилил обособление чиновных групп, разделенных правами, которые, как мы видели, возникли из превращения экономических состояний или занятий в исключительные преимущества известных классов.

НОВАЯ ФОРМА СОСЛОВНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В XVII В. ЖАЛОВАННАЯ СОСЛОВНАЯ ГРАМОТА

Таково было происхождение сословных прав в Московском государстве. Этим новым юридическим явлением был вызван и новый род законодательства. До XVII в. московское законодательство, устрояя общественные классы, определяло преимущественно их государственные обязанности. В XVII в. встречаем законодательный памятник, который говорит о сословных правах, — это жалованная грамота гостям и гостиной сотне, данная 26 августа 1648 г. В этом акте воспроизведена грамота, пожалованная высшему столичному купечеству еще в 1613 г., вскоре по воцарении Михаила. Гостям и гостиной сотне присвоялись этой грамотой очень важные преимущества: между прочим, их дворы освобождались от тягла и постоя; они сами, их дети и приказчики в поездках по торговым делам не подлежали суду местных областных управителей; иски на них принимал только московский Казенный приказ. Эта грамота о правах высшего купечества была предвестницей жалованных сословных грамот Екатерины II.

ОТНОШЕНИЕ НОВОГО СОСЛОВНОГО ДЕЛЕНИЯ ОБЩЕСТВА К ПРЕЖНЕМУ ЧИНОВНОМУ

Новая группировка общественных классов, начавшая обозначаться с половины XVII в., не устраняла прямо прежнего чиновного деления общества, а только прикрывала его на первое время; но она по самым своим основаниям отличалась от этого деления. Чины, во-первых, были дробные и изменчивые хозяйственно-служебные состояния, принадлежность к которым в значительной степени зависела от воли самих лиц; новые, более крупные общественные группы представляли более устойчивые классы, которые закон даже стремился сделать замкнутыми и принадлежность к которым определялась преимущественно происхождением лиц, независимо от экономического их положения. С другой стороны, чиновное деление основывалось на различии государственных обязанностей, а новые крупные классы различались между собою еще и правами. Этот последний признак и сообщал новым классам характер сословий в настоящем смысле слова...

Но не устраняя прямо прежнего чиновного деления, новая сословная группировка общества косвенно содействовала разрушению старой лествицы чинов, подготовленному рядом других условий.

Лекция XXII
Разрушение чиновного склада русского общества. Троякий процесс этого разрушения. 1) Перемены в приказной службе. Смещение генеалогических слоев высшего служилого класса в московском государстве и закон 12 января 1682 г. Табель о рангах. 2) Преобразование земского управления при Петре I. Указы 30 января 1699 г. Введение дворянства в порядок земского управления: дворянские советы при воеводах, ландраты и земские комиссары. 3) Превращение специальных чиновных повинностей в общесословные. Распространение воинской повинности на тяглых людей, на детей духовенства и на холопов. Распространение податного тягла на гулящих людей, холопов и косвенно на землевладельцев. Сословный состав русского общества после первой ревизии

РАЗРУШЕНИЕ ЧИНОВНОГО СКЛАДА РУССКОГО ОБЩЕСТВА. ТРОЯКИЙ ПРОЦЕСС ЭТОГО РАЗРУШЕНИЯ

Ход начавшегося приблизительно с половины XVII в. разрушения чиновного склада русского общества обозначился тремя процессами — соответственно трем основаниям, на которых были построены различные части старой лествицы чинов. Верхние ступени этой лествицы, как мы видели, держались на разверстке приказной службы между служилыми людьми по отечеству, средние — на распределении казенных поручений между земскими людьми по личному доверию, наконец, низшие — на раскладке ратной службы и тягла между служилыми и земскими людьми по их хозяйственным состояниям. Каждое из этих оснований и начало колебаться с половины XVII в., частью под влиянием условий, вызвавших новое сословное деление общества.

ПЕРЕМЕНЫ В ПРИКАЗНОЙ СЛУЖБЕ

1) Первый процесс разрушения чиновного склада общества обозначился постепенным изменением характера приказной службы, обязанности которой разверстывались между служилыми людьми по отечеству. Эта разверстка была тесно связана с теми генеалогическими слоями, из которых составился высший служилый класс в Московском государстве XV и XVI вв. Правительственные полномочия, требовавшие большего или меньшего авторитета со стороны уполномоченных лиц, распределялись по отечеству или происхождению, которым обусловливалось в Древней Руси общественное значение лица.

СМЕШЕНИЕ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИХ СЛОЕВ ВЫСШЕГО СЛУЖИЛОГО КЛАССА В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ И ЗАКОН 12 ЯНВАРЯ 1682 г.

Но с начала XVII в. генеалогические слои высшего служилого класса, прежде резко различавшиеся между собою, стали заметно смешиваться: старые родовитые фамилии, княжеские и боярские, вымирали или беднели и падали; новые, незнатные люди личной заслугой или случайной удачей выносились наверх, достигали влиятельного положения в управлении, богатели и становились родоначальниками новой аристократии. Таким образом, высшие чины постепенно теряли свое старое основание, переставали быть выражением породы и становились отличиями по личной заслуге или выслуге. Эта перемена в составе высшего служилого общества уже в XVII в. повела к отмене местничества, на котором держались старые высшие чины. Комиссия, составленная в 1681 г. из выборных служилых людей под председательством князя В.В. Голицына для выработки плана нового военного устройства, составив проект новой организации военных частей, предложила назначать их командиров из всех служилых фамилий "без мест и без подбора", т.е. не по отечеству, как прежде, а по личной годности или заслуге. Это предложение было принято государем и Думой, приговорившим 12 января 1682 г. отменить "богоненавистное и враждотворное местничество". С того времени совершенно изменилось отношение сословного положения служилого лица к служебному чину. Прежде этот чин определялся принадлежностью лица к известному генеалогическому слою служилого класса; теперь, наоборот, приобретение известного служилого чина вводило в состав высшего служилого класса, какого бы оно ни было происхождения. Эта перемена выражена, между прочим, в лаконическом указе Петра 16 января 1721 г. Указ этот гласил: "Все обер-офицеры, которые произошли не из дворянства, оные и их дети и их потомки суть дворяне, и надлежит им дать патенты на дворянство". Напротив, Петр не раз и настойчиво выражал мысль, что дворянское происхождение само по себе, без известного чина, приобретенного службой, не дает никаких прав. Этим совершенно разрушалось основание старой лестницы служилых чинов и вызывалась необходимость нового чиновного распорядка служилого люда. Этот распорядок был установлен утвержденной 24 января 1722 г. Табелью о рангах всех чинов.

ТАБЕЛЬ О РАНГАХ

В этой Табели все должности распределены на три параллельных ряда должностей воинских, статских и придворных и каждый ряд разделен на четырнадцать рангов, или классов. Лестница воинских должностей начинается генерал-фельдмаршалом и оканчивается фендриком; во главе иерархии статских рангов поставлены, во-первых, канцлер, во-вторых, действительные тайные советники, а внизу — провинциальные секретари и коллежские регистраторы (классы 13-й и 14-й). Надобно заметить, что эти четырнадцать классов не были простыми чинами или служебными отличиями, не соединенными с определенными должностями, как теперь: к каждому классу отнесена была одна должность или целая группа равностепенных должностей; так, в четырнадцатом статском классе числились кроме регистраторов при коллегиях еще комиссары при коллегиях, фискалы при надворных судах, земские комиссары, губернские почтмейстеры и пр. В пунктах, которыми сопровождалась Табель о рангах, было выражено основание нового чиновного деления. Так, в одном пункте сказано, что все служащие первых восьми рангов (не ниже майора и коллежского асессора) с потомством своим причисляются к лучшему старшему дворянству "во всяких достоинствах и авантажах, хотя б они и низкой породы были". А в другом читаем, что хотя сыновьям российского знатнейшего дворянства и открывается для знатной их породы свободный доступ ко двору и желательно, "чтобы они от других во всяких случаях по достоинству отличались, однако за это одно никому из них никакого ранга не дается, пока они государю и отечеству услуг не покажут и за оные характера (чести и чина) не получат". Введением этой Табели завершена была перестройка высшего служилого класса, которую можно выразить такими словами: чиновные обязанности приказной службы, постепенно теряя связь с генеалогическим составом высшего служилого класса, превратились в простые должностные полномочия.

ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ЗЕМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ ПРИ ПЕТРЕ I

2) Подобная перемена произошла при Петре и в порядке отправления земской службы. Мы знаем, что самым тяжелым видом ее была верная служба, на раскладке которой основывалось чиновное деление высшего купечества. Безмездное и ответственное исполнение казенных поручений по сбору таможенных, питейных и других доходов благонадежными торговыми людьми вызывалось недостатком у казны собственных органов, пригодных для этого дела. При Петре возникла мысль сложить обязанности верного управления с городских обывателей и отдать все косвенные налоги на откуп или поручить их сбор отставным офицерам и солдатам. Указами 13 апреля и 11 мая 1722 г. предписано было все казенные доходы, собираемые на вере, постепенно отдать на откуп, а пока посадских людей к таким сборам не выбирать, заменяя их отставными офицерами, дворянами и рядовыми; в помощь им велено было выбирать, с значением подчиненных целовальников, раскольников и "бородачей", на которых эта повинность была положена как наказание за их упорную привязанность к старообрядству и бороде. Попытка отменить верное управление получает тем большее значение, что была предпринята преждевременно, без достаточной подготовки. Из указа 9 декабря 1723 г. узнаем, что во всех губерниях к казенным сборам прислано из Военной коллегии только 475 человек отставных, тогда как требовалось всего около 7 тыс. сборщиков. Пришлось обращаться опять к выборным сборщикам из купечества и посадских людей там, где недоставало отставных военных. Значит, потребность снять повинность верной службы с городского населения явилась раньше, чем казна успела найти удобные орудия, которыми можно было бы заменить верных голов и целовальников. Понятно, что, по мере того как купечество освобождалось от этих повинностей, исчезало и основанное на их разверстке старое, чиновное деление этого класса. В то время как падал прежний строй земской службы по личному доверию, служившему основанием верного управления, земская служба по мирской поруке развивалась и в дальнейшем своем развитии получила новый характер. В царствование Грозного земские миры, городские и сельские, получили право управляться выборными земскими старостами и целовальниками, которые творили среди них суд и собирали с них казенные подати. Миры, избиравшие этих старост и целовальников, отвечали перед правительством за их деятельность. Эти земские выборные заменяли коронных областных управителей — наместников и волостелей, которые оказались непригодными к делу. В XVII в., когда во главе каждого уезда ставился воевода, коронный управитель с широкими военно-гражданскими полномочиями, земские старосты и целовальники очутились в положении орудий этих управителей и делали для них всю черную работу правления, утратив всякую самостоятельность. В царствование Алексея правительство начало помышлять о восстановлении придавленного воеводами земского самоуправления. Петр наследовал и осуществил эти помыслы.

УКАЗЫ 30 ЯНВАРЯ 1699 г.

Двумя указами 30 января 1699 г. предоставлено было торгово-промышленному населению столицы и других городов, а также и крестьянам государевых сельских волостей, "буде они похотят", управляться своими выборными бурмистрами, которые бы чинили между ними суд и собирали государственные налоги. За освобождение от воевод и приказных людей города должны были платить только удвоенные оклады казенных податей. Возникшие по этим указам московская Бурмистерская палата и городовые ратуши были потом, в конце царствования Петра, преобразованы в магистраты. Этими учреждениями не только восстановлялось, но и расширялось городское самоуправление. Городские выборные управители, прежде служившие ответственными заместителями коронных областных чиновников, теперь получили значение блюстителей сословных интересов выбиравших их городских обществ. Законодательство Петра не обязывало городских избирателей строгой порукой за избираемых управителей. Таким образом, выборное земское управление, имевшее прежде характер земской служебной повинности, теперь получило в городах значение сословного права.

ВВЕДЕНИЕ ДВОРЯНСТВА В ПОРЯДОК ЗЕМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ.

Вскоре по учреждении бурмистров это право было распространено и на областное дворянство. В XVII в. дворянство в составе областных миров стояло довольно уединенно: сомкнувшись в уездные корпорации, оно имело очень мало связи с другими классами и оказывало слабое действие на ход местного управления, выбирая из своей среды лишь на некоторые второстепенные должности уездной администрации. Губные старосты, избиравшиеся из среды уездных служилых людей всеми классами местного общества, были отменены незадолго до царствования Петра. Взамен этого учреждения Петр открыл дворянству более широкое и прямое участие в местной администрации и этим органически ввел сословие в систему местного земского управления.

ДВОРЯНСКИЕ СОВЕТЫ ПРИ ВОЕВОДАХ

Указом 10 марта 1702 г. при уездных воеводах были учреждены дворянские советы по выбору уездных дворянских обществ. Эти выборные дворяне-советники должны были ведать всякие дела с воеводами, "а одному воеводе без них, дворян, никаких дел не делать". После того как в 1708 г. введено было новое деление России на губернии, уездные дворянские советы были заменены ландратскими советами при губернаторах.

ЛАНДРАТЫ

Указом 24 апреля 1713 г. предписано было дворянству каждой губернии, смотря по величине ее, выбрать восемь, десять или двенадцать ландратов, которые "должны были все дела с губернатором делать и подписывать, и губернатор у них не яко властитель, но яко президент", отличавшийся от них только тем преимуществом, что ему при голосовании вопроса принадлежало два голоса. Эти ландраты не только составляли совет при губернаторе, но и принимали непосредственное участие в управлении губернией. Вся губерния разделялась на несколько округов, и во главе каждого из них становился ландрат. С 1719 г. ландраты исчезают, но участие дворянства в местном управлении не прекращается. Указом 26 ноября 1718 г., предписавшим произвести первую ревизию и расквартировать полки по уездам для содержания их новым подушным сбором, было велено дворянам каждого уезда выбирать ежегодно земского комиссара для сбора этой подати.

ЗЕМСКИЕ КОМИССАРЫ

Сверх этого сбора январской инструкцией 1719 г. на земских комиссаров возложены были разнообразные полицейские обязанности. Они должны были наблюдать за местными откупщиками казенных доходных статей, смотреть за правильным отбыванием рекрутской повинности, за устройством и безопасностью путей сообщения, за нравственностью и поведением обывателей уезда, также содействовать отправлению правосудия и т.п. Земский комиссар по окончании годичного срока службы отдавал отчет в своей деятельности уездному дворянскому обществу, которое за неисправности и злоупотребления могло предавать его суду и подвергать наказанию. Таким образом, земское самоуправление при Петре было не только восстановлено в городах, но и распространено на сельское землевладельческое население. Как дворянское, так и городское самоуправление теперь облечено было полномочиями, существенно изменившими значение центральных органов местного управления: областной коронный управитель, прежде полновластно распоряжавшийся как городским, так и сельским населением, землевладельческим и земледельческим, теперь сохранил только право надзора за городским выборным управлением и превратился в простого председателя коллегии выборных дворян-советников. Благодаря этой перемене обязанности прежней земской службы по личному доверию и мирской поруке, распространившись из городов и на местные дворянские общества, при Петре соединились с такими условиями, которые сообщили им характер сословно-политических прав.

ПРЕВРАЩЕНИЕ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЧИНОВНЫХ ПОВИННОСТЕЙ В ОБЩЕСОСЛОВНЫЕ

3) Чиновное деление древнерусского общества, как мы видели, держалось на том, что на каждый класс падала особая государственная повинность. Повинностей общих, всечиновных или всесословных, не существовало. Со времени Петра эти специальные повинности стали обобщаться, распространяясь с одного класса или группы чинов на другие. Это обобщение началось с низа общества.

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ВОИНСКОЙ ПОВИННОСТИ НА ТЯГЛЫХ ЛЮДЕЙ, НА ДЕТЕЙ ДУХОВЕНСТВА И НА ХОЛОПОВ

Воинская повинность, прежде падавшая прямо только на служилых людей по отечеству или по прибору, теперь стала распространяться и на низшие классы. Готовясь к Северной войне, Петр произвел рекрутский набор и с тяглого населения, посадских людей и крестьян. Потом такие наборы повторялись периодически в продолжение всего его царствования. Мало того, Петр решил положить воинскую повинность и на классы, прежде свободные от всяких прямых государственных обязанностей, — на холопов и вольных гулящих людей. По указам 1 февраля и 31 марта 1700 г. все вольноотпущенные, годные в службу, должны были записаться в солдаты, а холопы могли вступать в военную службу без отпуска и позволения своих господ. Первоначально Петр думал привлечь к военной службе только дворовую челядь, к которой принадлежали походные спутники господ. Начав войну с Турцией в 1711 г., он указом 1 марта потребовал у господ третьего из их дворовых людей в солдаты. Вместе с этим и податное тягло распространялось как на холопов, так и на гулящих людей. Зачисляя в солдаты способную к службе дворовую челядь, Петр еще до ревизии решительно и прямо положил подать на пахотных холопов, живших особыми дворами и называвшихся деловыми и задворными людьми. Наконец, первая ревизия сгладила и это различие между дворовыми и пахотными холопами.

РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПОДАТНОГО ТЯГЛА НА ГУЛЯЩИХ ЛЮДЕЙ И КОСВЕННО НА ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЕВ

Рядом указов 1719-го и следующих годов подушная подать распространена была на все разряды как гулящих людей, так и холопов. Большая часть гулящих людей была записана в ревизские сказки за землевладельцами, на землях которых заставала их ревизия, и таким образом попала к ним в крепостную зависимость. Вместе с этим и рекрутские наборы стали производиться с гулящих людей и с холопов совершенно на одинаковых основаниях с крестьянами — по одному рекруту с известного количества душ. Таким образом, исчезли оба эти класса, слившись с крепостными крестьянами в одно состояние крепостных людей. Сохранялось различие между дворовыми людьми и крестьянами, но оно было хозяйственное, а не юридическое, какое существовало прежде между крепостными крестьянами и холопами, как между людьми тяглыми и нетяглыми. Податная повинность косвенно падала и на самих владельцев крепостных душ. Лично они не подлежали подушной подати, но указы первой ревизии окончательно закрепили за ними ответственность за казенные платежи их крепостных людей. Недоимки в этих платежах казна взыскивала с самих владельцев. Так специальные повинности ратной службы и податного тягла, распространяясь на большее количество классов, постепенно превращались во всесословные государственные обязанности. Этим обобщением повинностей завершалось юридическое смешение прежних чинов, т.е. разрушение чиновного склада русского общества.

СОСЛОВНЫЙ СОСТАВ РУССКОГО ОБЩЕСТВА ПОСЛЕ ПЕРВОЙ РЕВИЗИИ

Посредством изложенных трех процессов, разрушавших основание иерархии чинов, чиновное деление, прежде прикрывавшееся сословным, ко второй четверти XVIII в. растворилось в последнем. По мере того как государственные повинности, обобщаясь, переставали дробить общество на мелкие части, развивались сословные права, не связанные с повинностями. Эта перемена служила переходом государственного порядка со старых оснований на новые. Московское государство брало в свое распоряжение во имя общего блага все силы и средства общества, не оставляя простора частным интересам отдельных лиц и классов. Это поглощение частных интересов государственными и выразилось в чиновной разверстке специальных государственных обязанностей. Петр завершил эту разверстку, распространив некоторые специальные повинности отдельных чинов на целые их группы или даже на все общество. Но с его смерти началось обратное движение. Некоторые сословия постепенно освобождались от своих прежних обязанностей и при этом не только сохраняли прежние права, но и приобретали новые. Этими правами, как частными, так и политическими, определялся все более расширявшийся простор, какой государство предоставляло свободной деятельности некоторых сословий. Движение это началось с дворянства и слабее захватило городское торгово-промышленное население. Условия, вызвавшие это движение, и его ход и следствия для русского общества частью известны из общего курса русской истории. Права, которые приобрели в продолжение XVIII в. дворянство и городское население, выражены были в жалованных грамотах 1785 г. этим сословиям, которые вследствие того вместе с духовенством получили значение привилегированных состояний. Законодательство XIX в. постепенно распространяло и распространяет эти права и на другие, прежде обделенные сословия, уравнивая перед законом все состояния.

ОБЗОР ПРОЧИТАННОГО И ГЛАВНЫЙ ВЫВОД

Теперь бросим взгляд на все изученные нами явления. Мы видели, как и на каких основаниях делилось и переделялось русское общество до второй четверти XVIII в. Эти переделы были довольно часты и разнообразны. Чтобы лучше запомнить их историческую преемственность, мы их изложим еще раз в общих чертах.

Первоначально, во времена, предшествовавшие древнейшим памятникам нашего права, общество распалось на завоевателей и завоеванных, из которых первые старались присвоить себе все права, оставляя последним только обязанности. Но в древнейших памятниках права это деление отразилось едва заметно. По этим памятникам мы застаем русское общество в X — XII вв. разделенным уже не по праву материальной силы, а по отношениям лиц к верховной власти, т.е. по закону: завоеватели превратились в княжих мужей, в управителей, в орудие княжеской власти, завоеванные — в людей, в управляемых, данников князя. Но кроме этого различия в отношениях того и другого класса к князю они различались между собою еще одним признаком — неодинаковым отношением закона к лицам: жизнь органов княжеской власти, и притом лишь высших, ценилась по закону дороже, т.е. ограждалась государством заботливее, чем жизнь других классов. Но уже в XII в. становится заметно более дробное деление общества по правам — на бояр, смердов, закупов и пр. По происхождению своему это деление было экономическое: классы различались по хозяйственным состояниям. Но так как закон признавал юридические последствия этого хозяйственного неравенства и связывал с ним различие прав, то эти состояния получали значение сословий. Легко заметить историческую связь этого нового сословного деления с более ранним — с распадением общества по отношению лиц к князю на управителей и управляемых: боярами-землевладельцами становились обыкновенно княжи мужи; смерды были люди, жившие на княжой земле; закупы — люди, жившие на земле или в домах частных лиц. Таким образом, новое сословное деление основалось на экономических последствиях, вышедших из предшествующего деления.

В удельное время общество делилось на классы, различавшиеся родом договорных услуг или служеб в пользу князя и родом выгод, какими они пользовались за эти услуги. И это деление построилось на последствиях предшествующего; различными хозяйственно-юридическими состояниями, образовавшимися в предшествующий период, обусловливалась неодинаковая служебная годность лиц, т.е. их способность вступать в те, а не другие обязательства с князем; только привилегированный землевладелец мог нести административную или ратную службу, смерд-хлебопашец мог принимать на себя только поземельное тягло и так далее. В Московском государстве общество раздробилось на чины по роду государственных повинностей. Эти повинности были те же самые службы, которыми различались классы населения в удельное время; только из договорных они превратились в обязательные. Они развёрстывались по хозяйственным состояниям, образовавшимся в удельное время под влиянием договорных отношений к князю; следовательно, чиновное государственное деление общества основалось на экономических последствиях предшествующего договорного. С половины XVII в. дробные чины стали соединяться в крупные сословные группы, различавшиеся правами. Эти права образовались двояким путем: одни вышли из превращения хозяйственных выгод, служивших средствами исправного отбывания государственных повинностей, в исключительное достояние чинов, которые несли соответствующие повинности; другие были выражением чести чинов, т.е. степени государственной пользы, приносимой службой каждого из них. Значит, те и другие сословные права были последствиями чиновных обязанностей, служили либо средством обеспечения исправного их исполнения, либо выражением того государственного значения, какое придавалось обязанностям известных чинов. Так, рассматривая историческую преемственность общественных делений, мы открываем и внутреннюю, причинную связь между ними. Эту связь можно обозначить такой формулой: основанием каждого последующего деления становились последствия, вытекавшие из деления предшествовавшего. Первоначальное политическое деление на управителей и управляемых повело к экономическому неравенству — к различию лиц по хозяйственным состояниям; различием лиц по хозяйственным состояниям условливалось различие договорных отношений, в какие вступали лица к князю удельных веков; различием состояний, созданных этими договорными отношениями, определилась раскладка государственных повинностей, какие положены были на лица в Московском государстве; из неодинаковой оценки государственного значения этих повинностей развилось различие прав, послужившее основанием деления общества на сословия, образовавшиеся из соединения прежних однородных чинов. Каждое последующее деление цеплялось за последствия предыдущего. Таков основной вывод, вытекающий из истории наших сословий.


Лекции, прочитанные в Московском университете (1887), изданы: М., 1913.

Ключевский Василий Осипович (1841-1911). Российский историк, академик (1900 г.), почетный академик (1908 г.) Петербургской Академии Наук.


На главную

Произведения В.О. Ключевского

Монастыри и храмы Северо-запада