| ||
|
Родился 15 июля 1853 года в Житомире, городе с смешанным русско-польско-украинским населением, в семье тоже смешанной национальности: дед и отец, русские чиновники украинского происхождения, были женаты на польках. Учился первоначально в Житомирской гимназии, потом, с переводом отца по службе, перешел в Ровен-скую реальную гимназию, которую и окончил с серебряной медалью, но без права поступить в университет. Мечтой его с ранних лет было писательство и адвокатура. В 1871 году поступил в Технологический институт, но два года прошли в борьбе с нуждой и в плохо оплачиваемой работе. Занимался раскраской ботанических атласов, чертежами и корректурой. На третий год бросил Петербург и поступил в Петровскую академию. Учился изрядно, но в 1876 году за подачу "коллективного заявления студентов" в числе трех депутатов исключен из академии и выслан административно сначала в Вологодскую губернию, потом — под надзор полиции в Кронштадт. Через год вернулся в Петербург, куда за ним и его семьей последовала прочная репутация "неблагонадежности". При всяком более или менее выдающемся событии полиция считала необходимым произвести в семье высылавшегося студента "внезапные обыски". Хотя при этом ни разу ничего особенно предосудительного не находилось, но по тогдашним (а может быть, и теперешним?) полицейским взглядам, большое количество хотя бы и безрезультатных обысков означало (пропорционально) большую степень неблагонадежности. На этом достаточном основании в феврале 1879 года по настоянию пом. градоначальника Фурсова все мужчины "неблагонадежной семьи" были арестованы и высланы в разные места европейской России и Сибири, а семья была разметана по свету. На все настойчивые запросы К<ороленко> о причинах столь серьезной меры получался стереотипный ответ: "За политическую неблагонадежность". — "В каких поступках оная проявилась?" — "Это государственная тайна"... Нет никакого сомнения, что в основе высылки лежали ложные доносы "агентов" и совершенный вздор. Впоследствии, уже в 90-х годах, К<ороленко> имел удовольствие услышать от директора департамента полиции Зволянского подтверждение этого — правда, в форме очень мягкой: "печальное недоразумение"... "Но ведь ваш образ мыслей... и теперь..." — прибавил Зволянский в виде ultima ratio [решающий довод (лат.)]. "Образ мыслей" действительно был, и притом, с полицейской точки зрения, вполне предосудительный. Как и большинство тогдашней молодежи, К<ороленко> и его близкие не питали ни малейшего уважения к существующему политическому строю, основанному на полицейском всемогуществе и произволе, и к строю социальному, покоящемуся на неравенстве и привилегиях. Он готов был содействовать перемене этого строя на лучший. Что касается средств для этого коренного улучшения, то они были идеалистичны и туманны. Мы думали, что у дверей грядущей русской истории уже стучится великий незнакомец, называемый русским народом, который придет и скажет свое решающее слово. В те годы Достоевский сказал над могилой Некрасова: "Некрасов был последний народный поэт из господ. Теперь уже придет поэт из народа, и поэзия станет новая". Мы расширяли это пророчество. Все творчество жизни перейдет к народу, и станет "новое небо и новая земля". Социальный и политический мир завертится на новой оси. Роль интеллигенции при этом является, думали мы, чисто служебной. В этот период К<ороленко> перестал одно время мечтать о литературе — "не стоит... Все будет новое". Это было уничижение мысли и вместе... необыкновенная ее самонадеянность: у народа есть вещее слово... Но заставить его сказать это слово должна была зеленая молодежь. И она же вперед угадывала его общий смысл: свобода! Молодежь того поколения готовилась к торжественному историческому моменту. Предстояла трудная задача — совлечь ветхого человека и слиться с трудовой массой. Трудно сказать, как удалось бы осуществить эту задачу К<ороленко> и его друзьям, но в это время подоспело всеразрешающее административное вмешательство. В 1879 году К<ороленк>а и его брата экспортировали из Петербурга в двух каретах, по сторонам которых скакали конные жандармы. Зятя еще раньше выслали в Сибирь. В это время К<ороленко> думал с гордой надеждой, что "это уже ненадолго"... Ссылка продолжалась 6 лет. К<ороленко> приобрел репутацию "беспокойного человека", благодаря главным образом совершенно легальной борьбе с "административным порядком". Вследствие этого его постоянно переводили с места на место. Глазов, потом глухие лесные дебри Вятской губернии, потом высылка в Сибирь, возвращение во время Лорис-Меликова в Пермь и вторичная высылка в Сибирь, в Якутскую область. К<ороленко> — молодой и здоровый — относился к этим приключениям с веселой философией: они дали ему возможность увидеть самые глубины народной жизни и стать с народом в отношения полного равенства: в ссылке он по зимам шил сапоги; летом вместе с товарищами пахал землю. Казалось, сбылась мечта его юности. "В народ" он был доставлен на казенный счет. Вначале он еще жадно вслушивался, ожидая услышать в дебрях "вещее народное слово". Под конец идеалистический туман рассеялся. Осталось уважение к человеку в народе, как и вне его. Выросло уважение к интеллигентной мысли, и мечта о литературе возродилась с новой силой....................................................................... Впервые опубликовано: Короленко В.Г. Полное посмертное собрание сочинений в 50 т. Издательство: Харьков; Полтава, Гос. изд.-во Украины 1922-1929. Т. 5.
Короленко Владимир Галактионович (1853-1921) русский писатель украинско-польского происхождения, журналист, публицист, общественный деятель, почётный академик Императорской Академии наук по разряду изящной словесности (1900-1902). | ||
|