| ||
СОДЕРЖАНИЕГЛАВА IНародное понятие о любви. — ВеснаГЛАВА IIРазлука. — Тоска девушки без молодца. — Тоска молодца в разлуке с милою. — Смерть козака при участии девицы. — Бегство девицы с молодцем. — Девица в отсутствии милого выходит за другого. — Потеря девической чести. — Отношения соблазнителя к девице. — Чары. — ОтравыГЛАВА IIIСвадьба. Сватовство. — Сговор или заручины. — Суббота. — Гильце. — Коровай. — Девич-вечер. — Расплетание косы. — Венчание. — Приезд жениха за невестою. — Игра в войну. — Брат невесты. — Подарки. — Ужин у невесты. — Отъезд новобрачных из дома невесты. — Комора. — ПерезваГЛАВА IVСупружество. — Согласное житье. — Бедность. — Женские пороки. — Лень. — Пьянство. — Капризы. — Муж отучает жену строгостями. — Слабый муж. — Разумная жена. — Неверность жены. — Недовольство замужеством. — Чужая сторона. — Муж пьяница. — Муж ревнивец. — Неверность мужа. — Жестокость. — Отношения жены к своей родне. — Отношения жены к родне мужа. — Злоба свекрови. — Убийство жены мужем. — Смерть жены. — Смерть мужа. — ВдовствоГЛАВА VРодители. Братья и сестрыСемейный быт народа в его песнях выражается в изображении любви как между молодыми людьми обоего пола до брака, так и после брака, со всеми последствиями и условиями домашнего быта и семейных связей. ______________________ * В 1872 году, в журнале "Беседа", печаталось сочинение: "Историческое значение южнорусского народного песенного творчества" (см. том "Славянская мифология" настоящего издания). Продолжение этого сочинения печаталось в журнале "Русская Мысль" в 1880 и 1883 годах под заглавием "История козачества в памятниках южнорусского народного песенного творчества". Печатаемое ныне исследование автор считал продолжением означенного сочинения. (Примеч. издат. 1903 г.). ______________________ Песни этого рода разделяются на два отдела: любовные и собственно семейные, но строгой грани между теми и другими провести невозможно, во-первых, оттого, что народные песни в текущем своем обращении часто смешиваются, во-вторых, не всегда можно отличить — говорится ли о находящихся в положении до брака или уже состоящих в брачной связи. Заметим, что песни свадебные, по своему содержанию, одинаково принадлежат и к любовным, и к семейным песням. Южнорусские песни, изображающие любовь между обоими полами, преимущественно поются женским полом и потому носят на себе отпечаток женственности. Это особенно надлежит заметить относительно настоящего времени, когда мужчины перенимают и поют великорусские песни, искажая их самым безобразным способом*. ______________________ * Для удобства читателей в данном издании песни из сносок перенесены в основной текст. ______________________ ГЛАВА IНародное понятие о любви. — Весна Жизнь поселян протекает в постоянной близости с природою, и эта близость отражается на их песнопениях Как в природе в полях, рощах, садах можно проследить периоды прозябания, роста, цветения, оплодотворения растений, так и в народной поэзии — проследить историю любви, ее зарождение, развитие, можно видеть, что по внутренним душевным проявлениям и по внешним житейским условиям способствовало этому развитию или задерживало его и — конец, завершающийся или браком, или разлукою. Всего вернее и удобнее изучать любовный элемент в песнях сообразно сопоставлению народной песенности с годовым течением природы. Вот начинается весна. Сходит снег. Текут воды. Появляется травка. Потом начинают развиваться и цвести деревья. В песнях начало весны выражается символическим изображением жаворонка, прилетевшего из теплых стран, — народного вырья; — еще виднеются снежные останки и льдины, он будет разгонять их крылышками и топтать ножками. — Чом ты, жавороньку,
каждому возрасту свое — деткам игры, старикам советы об общественных делах, старым бабам праздное сиденье, хозяевам полевые работы, хозяйкам домашнее тканье, а девицам — гулянье. Малым деткам — ручечки бити,
Воскресла весна, принесла с собой девичью и молодецкую красу: девичья краса — коса до пояса, а молодецкая — платок за поясом, шапка с пучком цветов, а в правой руке — девица. А вже весна вскресла,
Девоцькую Песня поется дважды, и один раз говорится про Парубоцькую девоцькую, другой — про парубоцькую. Девоцькая краса
Девицам гулянье — их стихия. Пусть замужняя женщина ведет беседы с своим мужем, пусть бедная одинокая вдова сидит в раздумье, — девице всех лучше на свете; она до поры до времени гуляет, целую неделю ходит в венке, а придет воскресный день — идет в хоровод. Мужняя жона з мужем розмовляе,
Сами родители подсказывают это девицам. Спрашивает дочь матери: гулять ли ей? Мать отвечает. Гуляй, доченька, сколько хочешь!
Когда замуж пойдешь — позабудешь, а когда постареешь — вспомнишь про молодость. Гуляй, доненько, сколько хоч,
Спрашивают девицы птицу — чижа или воробья — кому на свете воля, и кому нет воли. Ой чижичку, воробейчику, скажи мене всю правдочку:
и получают такой отрет. Девочкам во всем воля: схвати монисто — да на рынок, венок — да в хоровод, ленту — да на игрище. А девочкам — уся волечка,
А замужним нет воли; все их стережет: А жиночкам вся неволечка: и кушанье в печи, и поросенок под лавкою, и ребенок в колыбели; Що в печи огонь горить,
все к ней с требованиями: Огонь каже: "загреби мене!"
А тут еще муж или свекор-воркун с своими желаниями: Воркун каже: "поцелуй мене!"
Наступает веселая пора игр весенних и пения веснянок или гаивок, как этого рода песни называются в Червоной Руси. Игры и песни специально посвящаются весне. Все здесь отзывается отрочеством, невинностью. Любовь еще не коснулась сердца девического, голова девическая еще не заволакивалась думами. Из весенних игр некоторые выказывают в себе мифологический смысл, теперь уже совершенно или почти утраченный; это остатки глубокой старославянской языческой старины. Таковы: Костру-бонько с воспроизведением действа погребения мифического существа, Воротарь (Володар), где поется о ребенке, которого подвозят в золотом кресле к дому и отдают хозяйке — должно быть, символическое изображение наступающего лета, Шум, Белоданчик, Рожа и Рожина мать — игра, показывающая как бы на существование легенды, похожей на греческий миф о Прозерпине, Пылающая дуброва. Вот вариант, слышанный мною на Волыни: Ишла девочка через двор, через двор,
Другие игры прямо заимствованы из природы. Таковы. Ласочка, Кот, Перепелка, Коза, Галка, Ворон, Зозуля, Заинька, Горобейко, Козлик, Жук, Мак, Просо, Лен. Есть, наконец, игры, изображающие сцены из семейной жизни. Например, мать собирается отдавать дочь замуж и рекомендует ей нескольких женихов, описывая при этом их хорошие и худые качества; от одних дочь прямо отказывается, а к другим относится с благорасположением. Жельман, где представляется, что девицу предлагают отдать за одного из нескольких женихов, называя их одного за другим по их занятиям (за шевця, за кравця, за коваля, за кушнира), и в заключение дают такой ответ представляющему лицо свата, что девица еще не подросла. Кривый Танец, где представляется, что девице рекомендуют женихов, о которых говорят, что они с разными физическими недостатками (один слепой, другой кривоногий, третий горбатый, четвертый заиковатый и т.п.). Девица не хочет выходить ни за одного из них, наконец, ей предлагают парубка степенного, работящего, и она соглашается. В это время девицы подтрунивают над молодцами. Есть целый ряд песен, где парубки изображаются в виде смешном или униженном в сравнении с девицами. Например, парубков гонят возить навоз, а девиц к нарядам, парубков молотить, а девиц есть хлеб; парубков рубить лес, а девиц на площадь гулять. А вы, парубоньки, до гною,
Сопоставляется краса девическая с парубоцкою и первая сравнивается с летнею, а последняя с зимнею росою: Та девоцькая краса
Девицы представляются одетыми в хороший наряд, а парубки в отрепьях. На девочках добре платьтя,
Приглашаются парубки есть мякину вместе с свиньями: Час вам, девочки, до дому,
или приготовленных для них лягушек; рассказывается, как парубки блудили многие годы в хате за печью и на припечке, наконец заблудились до угольного оконца и просили хлеба у девиц: Блудили хлопьята, блудили
Как ездили на охоту и затравили комара, а потом делили между собою эту добычу: Поехали на ловы
Чуждою таких веселых юношеских игр представляется в песне девица-сиротка. Она, бедняжка, берет лен и, припадая к сырой земле, умоляет принять ее к себе, как уже приняла отца и мать, Земля ж моя, земля сыренькая,
Или с такою же мыслью о скорой смерти своей обращается к Богу, Ой, Боже, взяв есь витця и матенку,
Или наконец, пришедши к родительской могиле, просит отца встать и дать ей добрый совет, но отец из могилы отвечает, что не пускают подняться дубовые гробовые доски, притиснувшие ему руки. Ой рад бы я встати, тобе правду сказати,
Кроме сироты, еще существо девическое чуждо бывает забав: это дева, не успевшая выйти замуж и уже начинающая увядать. Ей не досталась добрая доля. Другие девки расхватали добрые доли, а ее, видно, мать не разбудила вовремя, она опоздала и ее встретила доля лихая, и проходят напрасно ее лета как маков цвет, что днем поцветает, а к ночи опадает. Чужи дивки рано встали,
Не гуляла она у родителей, не пришлось ей быть замужем. Не почем вспомнить протекшие годы. Отця-матки не зазнала, а мужа не маю,
Видит она, как чужой человек пашет, а его подруга помогает ему, и заплачет она, потому что ей не дано жить в паре. В церковь ли войдет она, в корчму ли пойдет — везде людей много, все для нее — чужие, а милого друга нет у ней. Аж там оре милый плугом,
Люди не знают, как она заливается слезами, и даже думают, что она счастлива. Уже половина лет ее исходит, а ей все нет счастья: не с кем ни пить, ни есть, не с кем гулять; все только дума за думою идут об одном и том же, как ей на свете жить. Кажуть люди щом счастлива, я с того тешуся,
Такая увядшая красота, само собою разумеется, не причастна девическим забавам; впрочем, и то сказать надобно, что таких женских личностей в сельском быту встречается редко, так как в этом быту почти все соединяются браком в молодости. Кроме сироты — безродной и устаревшей девки, все родительские дочери девицы спешат участвовать в великом всеобщем празднике природы. С весенним временем начинаются вечерние и ночные сборища молодежи обоего пола, называемые "улицами". Участники в них — парубки и девчата — носят собирательное название — челядь, в старину корогод или хоровод, название и до сих пор еще не везде и не совсем испарившееся из народной поэзии. В древности несомненно существовали священные обряды составления таких хороводов: на это указывают сохранившиеся до сих пор песни с соблюдением некоторых приемов, показывающихся остатками каких-то действ. Такова песня: А мы просо сеяли, сеяли! с припевом: Ой деду-ладо! Песня эта употребительна и у малоруссов, и у великоруссов и одинакова почти дословно. Смысл ее таков, образуется две группы, одна против другой. Одна сторона грозит выпустить коней и потоптать посеянное другою просо. Другая угрожает захватить коней. Первая хочет выкупить их и обещает сначала сто рублей, потом тысячу, на придачу бабу, потом молодца; от всего другая сторона отказывается, наконец, предлагают девицу и девица принимается. Нам девице надобно. Другая подобная весенняя песня представляет хоровод девиц в виде войска, порывающегося на войну. Их не пускают, не допуская ломать мосты: Или: "Пустете нас, пустете нас сей свет воювати!"
Предлагают за пропуск деньги, наконец, девицу — и на этом состоит сделка. "Защитимо, защитимо тым бытым таляром".
Эти песни с остатками действа, хотя и сохранились, но прежний смысл их уже утрачен. "Улица" в наше время складывается сама собою из произвольно набравшейся челяди из односельчан. "Что ты улица не зелена?" — спрашивается в одной песне. — Как мне зеленою быть — отвечает улица: — меня девицы топчут желтыми сапожками, золотыми подковками, а молодцы своею неуклюжею обувью! Як мени зеленою бути,
Вот открывается роскошное весеннее торжество, брачное пиршество природы: разливаются на все стороны воды, — Розлилися воды на чотыри броды, — кукует кукушечка, чуя наступление лета, — Зозуленька куе, бо летечко чуе, — щебечет соловей в развивающихся садах, — Соловейко щебече-садки розвивае, — играет сопелка, скликая молодежь на игрище, — Сопилочка грае в улицю скликае, — приглашаются девицы гулять, потому что зазеленели травы, наступила красная весна: Гей девки! Весна красна!
Но тут уже дает о себе знать будущее, неизбежное для многих, житейское горе. Девицу отдадут замуж за немилого ей человека, она плачет, предчувствуя свою горькую судьбу. Девчинонька плаче за нелюба идучи,
Ее нелюб — пьяница, он пропьет ее приданое, а когда она придет в гости к своей матушке, станет мать ее спрашивать: где твои дорогие кораллы? Где твои волы и коровы? — Все пошло к шинкаркам. "Деж твои, доню, дороги корали?"
Неизвестность неизбежного брака тревожит девическое сердце. Девица боится, как бы с нею не было того, что она уже видела с другими. Ее беспокоит незнание, за кого-то ее отдадут родители. Вот она плетет себе венок из барвинка, повесила его на золотом колке и говорит к нему: если б она знала, что пойдет за милого, то сплела бы лучше, а если за немилого — она бы заранее порвала и потоптала его. Ой венку мий венку, хрещатый барвинку,
Между весенними песнями можно отметить целый отдел таких песен, где девушка мечтает, как ей будет нехорошо, когда ее отдадут замуж в чужой дом, меж чужих людей; она ожидает худого себе особенно от будущей свекрови. Эти песни есть выражение того состояния, когда девица еще не познакомилась с любовным чувством, отодвигающим на задний план всякие подобные опасения. Но пока сердце девицы еще свободно от любви, на нее кладет отпечаток подмеченное с самых детских лет... Теперь она у родителей, как калина красная, а когда будет замужем, станет, как береза белая. Я у батька була червона калина,
Теперь у нее всего изобильно, а тогда отрежет ей свекор хлеба тонкий кусок, не съест она его в хате, а съест за дверьми, обливши слезами. Вкроив свекор лусту, як кленового листу.
В другой веснянке девица воображает себе, как ее отдадут в многочисленную семью и там станут помыкать ею, заставляя исполнять разные домашние работы. Мене замуж отдала, а в великую семью.
Она все сделает, потом подойдет к окну и услышит, как мужу ее станут говорить: зачем ты не бьешь своей жены? Зачем не караешь ее? А муж ответит так: нельзя бить ее, когда надобно с нею жить! Если она сонлива — разбужайте ее. Если она ленива — научайте ее. Покиль воду принесла, той вечеря одийшла.
Более всего боится девическое воображение свекрови, и в народной поэзии есть целая группа веснянок, где выражается опасение девицы испытывать неприятности от будущей свекрови. В одной повсеместно распространенной песне девица обращается к дубровной кукушечке, просит не будить ее рано, когда она спит в родительском гнезде. Придет время, станут будить ее еще раньше; свекровь не родная мать, станет укорять ее за лень и долгое спанье, упрекая тем, что она в семье своего мужа не трудящаяся, не скопидомка. Ой дибривно да зозуленько, да не куй рано у диброви,
Во всяком случае, если б ее не ожидали упреки и неприятности сурового обращения от свекрови, свекра и всей мужниной родни, все-таки минулось тогда для нее прежнее время девичьего гулянья: дитя малое не пустит ее. Месяц над водою, девки на улице,
Но как бы не беспокоила своего воображения девица пугливыми образами ожидающих ее неприятностей в замужестве, а прирожденная потребность любви берет свое. "То мне печаль, — говорит девица, — что я молода, а у меня милого друга нет. Една туга — сама молодая,
Вон, видит она, играют в реке рыбы — у каждой своя пара, а у меня только пара черных глаз и черных бровей". Щука рыба в море гуляе до воле,
Томительно действует на девицу вид постели, на которой ей надобно спать. Бела постель, нема стена, у которой постель поставлена. "О сжалься, Боже, — восклицает девица, — сжалься надо мной, милосердый, ведь я молоденькая! Дала бы я свою белую руку, да не знаю кому дать ее". Постелька беленька, а стена неменька —
Боится она, чтоб не отдали ее за вдовца: он вспомнит прежнюю жену и станет с нею сурово обращаться. Ой не пийду за вдивця, буде мене лихо!
Или: За удивцем хлеб готовый, серце засмучено,
Если сильно волнуется сердце у девицы, то еще сильнее волнуется оно у молодца. Он чувствует грусть одиночества, — Жаль серцю моему так жита самому, — отгадывает, чего ему нужно, и просит Бога послать ему в подруги жизни хорошую девицу. Боже з неба высокого!
Всего у него вдоволь, и в хате, и в комнате полно всякой благодати: богатые образа, размалеванные стены, куда ни глянет, все у него так, как следует быть, недостает только подруги. Слышимое девическое пение нагоняет на него тоску. А в тий хати и кимнате у сякой благодати:
Где она, эта неведомая его суженая? Он пошлет на все стороны послов искать, где живет она. На все света стороньки пошлю посдоньки,
Пусть летят ласточки и галки в чужую сторону, пусть прилетят к нему и принесут весть о ней. Пошлю ж бо я ластивочку на чужую стороночку.
Тогда и он оседлает коня, поедет на край Дуная, найдет ту, которая ему по сердцу, и скажет ей — добрый день, а она даст ему свою руку. Сам я коня осидлаю, поеду край Дунаю,
Вот прилетает к нему галка и приносит весть: его суженая сидит где-то на берегу моря, умывается морскою водою, утирается своею русою косою. Галочко моя, галочка чорненька!
В какой очарованный мир заносит молодца воображение! Какой огонь пылает у него в сердце! Ой чи не найдеться такого чоловечка,
Не знает он, какая судьба ожидает его в грядущем, просит рыбаков закинуть в море сеть и поймать его долю. Рыбаки исполнили его желание, но вытащили не его долю, а рыбу. Он видит, что рыба живет в паре, а у него нет пары, и становится ему еще досаднее. Хлопци рыболовци, удали молодци!
Что ему в красоте его, когда он не может жениться! Лучше ему броситься в воду и утопиться. Чорны брови маю тай не оженюся,
Но тут воображению его представляется образ девицы, которая удерживает его от самоубийства и обещает ему любовь свою. Или: Не топись, козаче, не топися, орле:
В темную ночь не спится молодцу: ему все мерещится будущая подруга. Темна ничка невеличка, и чого-сь не спиться,
Он бежит в рощу. Он просит у нее совета: жениться ли ему и какую подругу взять себе. Он перебирает всяких: богатую бы взял — так не захочет трудиться, умную взять — станет умничать, глупую возьму — с нею будет горе, станут судить люди и не будет нам житья. Порадь мене, гаю, що маю робити.
Родители посылают его косить, а он бросил косу и стал плакать. Яж думала, мий сыночку, що будеш косити,
На синем море мраморный камень, на нем сидит молодец и наигрывает на сопелке. Что мне богатство: есть ли оно, нет ли его — все для меня едино, говорит он, а с доброю подругою мне было бы легче. На синему море стоить камень мармуровий;
Вот он возвращается домой, кланяется в ноги своей матери и говорит ей: если б ты знала, матушка, какая мне досада, ты бы меня женила, чтобы мне было с кем совет держать! Мать отвечает ему: женись, мой сынок, возьми любимую свою и целуй ее да милуй, как голубку. Ой коли б ты, мати, знала, яка то досада,
Не бери вдовоньки, не буде доленьки, — а советует взять себе в жену сироту: Возьми собе сиритоньку, будеш мав долейку. По нравственному народному воззрению, при браке не должно рассчитывать на богатство. Погибель постигнет того, — говорит песня, — кто ищет в имуществе сердца. Но погибель прийде тому,
Жена станет говорить ему: ты убог, а я богата, моя хата, моя правда! Бедняк станет проклинать себя за то, что из-за денег нажил себе хлопот. Ты убогий, я багата,
Вот я, говорит кто-то в поучение молодежи — взял себе жену убогую, но живу с нею, слава Богу, и мил мне кусок хлеба, заработанный ее руками. В погоду ли, в непогоду — иду с нею на работу, и в поле мило мне с нею трудиться. Я собе взяв жинку вбогу,
Если девица, в чаянии будущего брака, пугается неприятностей, которые могут ее ожидать в новой жизни, то и молодец также останавливается перед опасением, что его жизнь с женою станет для него тяжелым камнем и станет он плакать о своей судьбе, да не воротит раз потерянной свободы. Хлопче молодче з карыми очима!
Но и молодца, как девицу, такие страхи не удержат от того, к чему влечет всех природа и что указано человеку самим Богом. Видкиль Бог небо створив и свети повстали,
Первая встреча молодца с девицею, то время, с которого завязывается между ними любовь, иногда представляется как бы случайным событием, хотя, разумеется, в сельском быту дети обоего пола знают друг друга с малых лет. Вот изображается две горы; между ними в долине всходит заря: то не заря — говорит песня — то молодая девица шла по воду. Молодец за нею на сером коне верхом по над Дунаем (т.е. по берегу большой реки). Он догоняет девицу и просит напоить его коня. И видтиль гора, и видсиль гора;
Девица, понимая, как видно, символический смысл такой просьбы, отказывает ему, потому что еще не принадлежит ему; она говорит, что ей надобно спешить, потому что у нее дома лежит больной отец, — Пусти мене молодую:
а молодец научает ее, как отговориться перед матерью, зачем она замешкалась; налетели де гуси и взмутили воду, а она подождала, пока вода устоялась. Надлетели гуси з броду,
В песнях старого козацкого быта встречаются такие образы: козак, едучи, встречает девицу, спрашивает у нее дорогу, она ему показывает три дороги — в Польшу, на Дон и к славному Запорожью, и отсюда завязывается между ними любовь; песня кончается словами козака к девице: пока жив — тебя не забуду и по весне стану тебя сватать. Як жив буду, до я тебе не забуду,
Или — козак заснул в степи под могилою; вдруг является неизвестно откуда девица, будит козака, потому что идут бусурманы, возьмут у него коня, а его изрубят. Девица прибавляет, что конь может быть и другой, а если козака убьют, то ей жаль станет. Коня возьмуть, кинь другий буде,
Из быта более позднего встречаем в песнях такие образы: ходила девица по грибы и заблудила в лесной чаще. Там встречает она молодца, которого принимает за лесничего, и просит вывести ее на дорогу. Ой гайдаю, гайдаю, выведи мене з гаю!
Молодец говорит, что его следует назвать не лесничим, а своим "серденьком". Коли-б же ты дороги не знала,
Или — молодец пас коз и, заснувши, потерял козу; он стал искать ее и наткнулся на спящую девицу; он не будил ее, а стал целовать ее сонную, пока она не проснулась, не начала кричать, браниться, а он таки нацеловался вдоволь. Бегаю по лесе, собою нуджу.
В распространенной повсюду песне первое сближение изображено так: девица пахала и не умела кричать на волов, — Там орала дивчинонька великом черненьким,
а потому пригласила молодца — по одним вариантам — погонять волов, — Да наняла козаченька водив поганяти, — по другим — играть на дудочке, — Да наняла дударика у дудочку грати, — а тот, исполняя свою обязанность, стал в то же время моргать, неизвестно на что: на волов ли и коров или на белое лицо и черные брови девицы. Дударик играе, бровами моргав
В другой песне, без всяких предварительных черт, изображается, что девица в поле жала хлеб, мимо проехал молодец и сказал ей здравствуй, жница, а она отвечала: здравствуй, душа моя! И с той поры все узнали, что девица козака назвала таким нежным словом. Ехав козак дорогою: помогай Биг женче!
Но прямее, естественнее, и чаще первая встреча любви бывает на улицах. Такие сходбища на тот конец и составились в сельском быту, чтоб молодые люди обоих полов сходились между собой и приготовляли себя к супружеству. Недаром в весенних песнях молодцы, участвующие на улице или в хороводе, символически представляются в образе месяцев, — Три месяце ясных, три молодце красных, — а девицы в образе звездочек, — Три зирочки ясных, три девочки красных, — и каждому месяцу, — Первый месяченько — молодый (имя-рек), — и звездочке, — Першая зирка — молода (имя-рек), — придаются имена, какие носят молодцы и девицы. Собирается улица где-нибудь на выгоне, близ села в долине или на холму; туда из родительских домов выступают девицы гулять, словно лебеди на тихом Дунае, и пускают голоса, чтоб их услыхали те, кому это нужно. Весело девице на улице, а ее сердце порывается туда, где тот, которому она полюбилась. Ой выйду я за ворота, гуляю, гуляю,
Вот на такую-то улицу стал учащать молодец и все стали замечать, что он чего-то вздыхает, догадываются, что он уже полюбил. Молодици и дивчата стали говорити:
Не может он насмотреться и налюбоваться на нее, когда пойдет она в танец под звуки скрипки и кажется ему — благоухает она розою. Як пийде пид скрипочку то и не надивлюся
И девица, которой он полюбится, втайне говорит, что нет на той улице, куда она ходит, красивее молодца, как тот, кого она удостаивает звать нашим. На нашей на вулици
Она им любуется, когда увидит, что он проехал верхом- Ой Василю, Василино, любая дитино!
Она ради него идет в гости. Ой Василю, Василечку, хороший стане,
Если случится ей во сне увидеть его — ей делается весело, но, когда, пробудившись, она поймет, что его нет при ней, ей станет грустно. Ой я сплю, милый сниться,
Где только увидит, что он идет, "и показывается, что солнышко всходит. Я ж думала, що сонечко сходить,
Он, с своей стороны, полюбивши девицу, воображает себе, как бы он ее ласкал, берег и баловал, если бы она стала его подругою. То б я ей циловав, миловав,
Целую ночь гуляет на улице челядь и расходится уже светом, — Цвели лозы при дорозе синеньким цветом,
когда проснутся работящие люди и в селе начнется доение коров Нова церква, нова церква, а стари пороги,
Молодец, залюбезничавшись с девицею, не в силах от ней оторваться, как и она от него: Ой як мене, козаченьку, раненько ходити
Петухи ночные поют одни за другими, а он все продолжает стоять с нею и только тогда, когда наступит ясный день, пожелает ей доброй ночи, — Куроньки пиють, я з дивчиною стою,
А удалившись домой, никак не может удалить от себя ночных воспоминаний и сам себя не слышит. Люблю дивчину, та и трудно ей забути,
Пока еще он не успел отдать свое чувство исключительно одной, его сердце, по выражению песни, разбивается на две половины Две девицы разом ему нравятся. Одна — дальше, другая — поближе. У молодца происходит внутреннее борение, а потом и решимость: ту, которая от него подальше, он подарит людям, а к другой, которая поближе, пойдет сам. Одна гора высокая, а другая низька,
Если одна из этих девиц богата, другая убога — предпочтение отдается последней. Багатая губатая, та ще и к тому пышна.
Если же молодец начнет ухаживать за девицею только ради опыта и станет хорохориться перед нею, то подвергается неприятности быть разгаданным, и девица скажет ему, что коли он ее любит так, как уверяет, то может сватать ее, — Не козерись, парубоньку, и не копыль губу;
А иначе должен отцепиться от нее, и если он станет перед нею говорить, что рад бы жениться, да не велят родители: Ой рад бы я шлюб узяти
то она скажет: коли не велят, так и не таскайся на наш край на улицу. Як не велить, то и не ходи
Она еще пригрозит ему, что расскажет о его ухаживании около ней всей челяди, чтобы про него сложили веснянку и приложили бы ему какое-нибудь прозвище. Ой скажу всем, щоб про тебе
Не то отрежет ему и почище. Ще я таких дурнив з роду не видала,
Даже мать молодца станет корить его, если узнает, что он ради шутки ухаживает за девушкою. Ой грих, сыночку, в недиленьку снидати,
Любовные свидания и взаимные нежности молодца и девицы изображаются в народных песнях с усвоенными в народной поэзии приемами, часто повторяющимися, хотя и с некоторым разнообразием. Вот молодец бродит около хаты, где живет девица и дожидается, пока у ней в хате погаснет свеча и улягутся ее родители: тогда она выйдет к нему. Ходить сорока коло потока тай кряче! тай кряче!
Вот он стоит под окном, окутавшись свитою с капюшоном, согнулся, ожидает, пока выйдет его Маруся. Чи не цей-то Микитка, що по локти свитка?
Он просит выйти скорее, поговорить с ним, пусть сойдутся они, как месяц с звездою. Выйди, выйди, молода девчино, поговору з тобою
Постой, милый, говорит она: вот я матушке старой изготовлю ужинать, постелю белую постель, тогда выйду и развеселю тебя. Чекай, парень, годину,
Вот она вышла, наконец; как звезда вечерняя осветила все поле, так она взвеселила сердце молодецкое. А зиронька зийшла, усе поле освитила,
Впрочем, трудно бывает матери удержать дочь, когда она искренно полюбит молодца. Хоть построй мать для ней особую ко-мору, хоть запирай ее замками, хоть поставь она караульных наблюдать за дочерью... дочь все-таки найдет способ выскочить и проведет ночь с милым своим в вишневом садике, — Збудуй мени, мати, комору новую,
или в темной роще, — Ночувала другу в темненьким лугу,
либо же украдет у матери ключи и впустит к себе молодца. Вкрала ключи девчинонька, мати не почула,
Девица блаженствует с милым, сравнивает себя с кукушкою, а его с соловьем. Ой прилетив соловейко, щебече гарненько,
Дорожа своим счастьем, молодец допрашивает ее: любит ли она его, не разлюбит ли? Девица уверяет его в своей любви, сознает, что у ней нет ни серебра, ни золота, ничего, кроме любви к молодцу. Молодец отвечает, что ему и не нужно золота: он приобретет его, а нужно ему любимую девицу. "Не маю я срибла, не маю злота;
Молодец толкует ей, как будет хорошо, когда она станет его женою, матерью детей его, слугою родителей его, а между близкими соседями хозяйкою. Будеш ты мени жоною,
Девица уверяет, что их никто никогда не разлучит, кроме смерти Нас не розлучить матуся твоя...
Иногда, проникнутые мечтательностью, так свойственной вообще малорусской натуре, они собираются разом умирать, чтобы их вместе положили в одной могиле и там бы они вели между собою беседу. Як ты умреш а з вечора, то я умру рано,
Влюбленные угощают друг друга лакомствами. Маруся выходит из своего дома к возлюбленному с орешками. И Маруся выходить и горишки выносить,
Молодец зимою подходит к окну своей возлюбленной с чашею меда в руке и жалуется, что она медлит выходить к нему; ей тепло расхаживать по светлице, а ему снег забивает глаза, чаша с медом от мороза пристает к рукам. Добре тоби, дивчино, по свитлонце ходити,
Свидания происходят обыкновенно ночью, чтоб люди их не увидали и не стали разлучать. "Не ходи в день, не смеши людей,
Девица просит козака не подвергать ее бесславию и настаивает, чтоб он поскорее ее сватал. Сватай мене, козаченьку, та не вводь мене в славу. Оригинальная черта в малорусской народной жизни — жениханье, обычай, состоящий в том, что молодые люди обоего пола ложатся вместе, любезничают и часто засыпают во взаимных объятиях. Дай мене, миленький, повечеряти,
Это обычай старый и не раз приводил он в удивление и возбуждал порицание тех, которые его наблюдали, не будучи сами малорусами; но всего удивительнее казалось всегда то, что при таком близком обхождении между собою двух полов, редко нарушалось целомудрие девиц. Малорусские девицы слишком берегли свою честь, потому что за потерю чести жестоко преследовало общественное мнение, а по свадебному чину существовали такие обряды, которые не допускали скрыть от других прежде содеянный грех, который наказывался унизительными насмешками и поруганиями, даже и тогда, когда бы сам новобрачный признал, что грех содеян с ним. Такие жениханья происходят обыкновенно летом на улицах, где после общего гулянья, пения, музыки и плясок, молодежь расходится парочками, улегаются где попало, иногда под кустами, под мельницами или другими сельскими постройками, а иногда просто на дороге. Стелить, стелить молода дивчина
Осенью и зимою вместо улиц отправляются вечерницы или досветки, такие же сборища как и летние улицы, только происходящие в хате. Обыкновенно хозяйками таких хат бывают вдовы, преимущественно солдатки. Такая женщина пускает к себе в хату молодежь: там нередко пьют вино и готовят ужин, состоящий чаще всего из яичницы, жареных кур и колбас, поют и пляшут под сельскую музыку. Хозяйка хаты носит всегда название: "досветчана маты". На взаимное угощение участники делают складчину, а хозяйка получает известную долю по уговору в свою пользу за хлопоты и труды. После гулянья молодцы и девицы располагаются где попало на земле и женихаются, лежа вместе попарно. Ой стелить моя чернявая билу постиль для мене.
Девицы на такие сборища отправляются под благовидным предлогом прясть и каждая берет с собою прядево и гребень, но само собою разумеется, работа идет плохо. Де ходив, то ходив, прийшов пид виконце:
Каждая выглядывает своего милого: Яж думала чужий иде та стала ховаться,
Кто кого любит — стремится к своему предмету: Сядь, Грицю, коло чене, ще и нижечки пидгорни,
Обнимаются, целуются и наконец укладываются. Ой девчино, бедна сирото,
Если какой-нибудь молодец отвертывается от девицы, то это знак, что не любит и презирает ее. Ой знати знати хто з кого кпиться,
Вообще стараются, чтобы все были парами, третьему между двух быть неуместно. Ой дес стоить парочка, любая розмова,
Не только на улицах и досветках происходит жениханье. В одной песне девица впускает к себе возлюбленного тайком от родителей. Ой прийди, прийди, впущу до кимнаты,
В другой козак добивается, чтоб девица пустила его к себе на ночь, а девица сначала отговаривается, что боится утратить ласки матери, — Ой добры — вечор, дивчинонько, пусти мене на нич,
потом соглашается с условием, чтоб молодец не помял ее руты: Прошу тебе, козаченьку, не толоч ми руты, — т.е. не нарушил целомудрия. В строго-нравственной семье девица приглашает в гости своего возлюбленного и предупреждает, что можно говорить между собою только шепотом, чтоб мать не услыхала. Прийдеш, козаче, сей вечир до мене,
Такая мать не пускает дочери на улицу и на досветки, и девица говорит своему милому, что только тогда они будут неразлучны, когда повенчаются. Ой рада б я выйти, так неволенька моя,.
Но есть матери, гораздо снисходительнее относящиеся к молодежи и ее увлечениям. Дочь поручает матери готовить ужин, а сама собирается спать, и говорит, что тот, кому она мила, сам придет в ее хату. Вари, мати, вечеряти, а я ляжу спати;
Другая мать сама научает дочь, как привлечь к себе и наставляет ее в приемах любовного дела. "Що то, моя мати, за пташок летае?"
Однако таким матерям бывает награда за такие уроки, когда придется им сидеть за печью и качать внуков. От то тобе, моя мамцю, за твою науку,
Такие матери воспитали легкомысленный взгляд на жизнь девиц: жениханье с разными молодцами попеременно не представляется предосудительным. Девица приглашает целый кружок молодцов к себе на ужин, обещая притом и перину с подушками. Як любила кавалерив, так любити буде...
Оттого в песнях попадаются такие черты, где девица не сердится на милого, зная, что он ночует с другою, лишь бы только опять к ней обратился: Десь мий милый, чорнобривый з иншою ночуе?
А также и парубок дозволяет своей возлюбленной полюбезничать с другим молодцом, только просит не быть с этим другим так откровенною, как с ним: — Пригортайся, дивчинонько, к другому такому,
А уходящий в военную службу молодец предоставляет своей девице гулять по-прежнему со всеми, с кем захочет, только не с москалями, вероятно, потому, что те, не зная малороссийских обычаев в их внутреннем смысле, могут их употребить во зло. "А чи мени за муж ити, чи гуляти?
Впрочем, такие черты легкомысленного обращения полов в народных песнях не часты; чаще представляется, что парубки с девицами женихаются в надежде соединиться вечными узами супружества. Так молодец говорит, что он ночевал с девицею, которую хочет посватать, — Де ж ты, козак, сю нич ночував, що и не роззувався?
а девица в одной веснянке, на вопрос козака: будет ли она принимать его к себе на ночь, отвечает: как принимала с осени, так будет и теперь, что указывает на постоянство связи и на ее продолжительность. Обычная и часто повторяющаяся черта в малорусских любовных песнях — жалобы на врагов, разными средствами затевающих разлучить любящихся. Первыми такими врагами бывают нередко родители девицы. Она жалуется своему возлюбленному, что мать грозит ее бить за то, что она полюбила молодца, и затем просит козака не ходить более к ней. "Дивчинонько моя мила, За що ж тебе мати била?"
Козак просит свою Катрусю выйти на крыльцо и поговорить с ним, а девица отвечает, что мать не пускает ее к нему. — Катрусю, сердечко! Выйди на крылечко,
Нет ничего естественнее, как появление врагов у молодых людей, между которыми возникают любовные отношения. Начинают за ними присматривать родные и близкие с обеих сторон, нет недостатка и в советниках, которые стараются вооружить против их союза родителей. Поднимаются также толки и сплетни. Являются, кроме того, соперники и соперницы. Девица жалуется, что за нею поглядывают и ей невозможно через врагов ходить на улицу. Затопила, закурила сырыми дровами,
С своей стороны жалуется молодец, что враги не допускают его проникнуть к милой. Ой рад бы я прийти, рад бы я приихать,
Девица прячется с своей любовью и от врагов и от матери; зазвавши молодца к себе, раньше всех встает, чтобы замести следы своего милого и не дать врагам повода осуждать их, а матери своей проклинать ее. А я встану ранесенько слиду замитати,
Недоброжелатели стараются между влюбленною парою посеять раздор: наговаривают девице, будто ее возлюбленный полюбил другую девушку, — Ой я чую через люди, що ты иншую кохаеш, — а молодец от людей слышит, будто с его девицею проводит ночи кто-то иной. Tee я тя скажу, що вид людей чую,
Молодец и девица взаимно уверяют друг друга, что все это выдумали враги, и в раздражении против врагов девица сравнивает их с лающими собаками, — На що мени собаки тримати,
которые, однако, ничего ей не могут сделать, когда она выйдет замуж. Брешить, брешить, вороженьки, най буде Бог з вами!
Приходится, однако, девице предупреждать молодца, когда ему угрожают враги, — Тикай, тикай, козаченьку, хотять тя злапати, — а ему — ускользать от них и прятаться в траву. Козак молоденький та и того злякався,
На улицах поднимаются иногда между молодцами драки. В одной песне парубок угрожает, что кто прикоснется к его девице, тому он изломает руки и ноги. — Нехай моей дивчиноньки нихто не займае —
В другой песне двое молодцев ходили на вечерницы к одной и той же девушке и рассудили, что лучше приказать сделать гроб и одному из них достанется этот гроб, а другому девица молодая. Ой як мы будем до одной ходити,
И девице бывает не безопасно от врагов, в одной песне молодец зовет ее к себе, а она отвечает, что стоит враг и хочет убить ее. — Выйди, дивчино, поговоримо з тобою!
Матери, которая дозволяет дочери половину ночи проводить на улице, — Пиють пивни, гадать друга, а дочки не мае,
дочь говорит, что на нее находит бесславие, как черная туча, но она перенесет эту невзгоду, зная, что как за тучею следует гром и наконец дождь, так и девица не выходит замуж, чтоб не испытать клеветы и сплетен от врагов. Пид моими воротами чорна хмара стала;
— Ах враги, враги! — говорит девица: сходитесь себе в беседу, пейте, гуляйте, только не разлучайте тех, что уже сошлись в пару, а напротив сводите в пару тех, что еще не сошлись. Прошу, вороги, на беседу к соби,
Иногда препятствие к соединению любящих друг друга исходит от родни молодца; так в одной песне молодец говорит своей девице, что он рад бы жениться на ней, но мать его не велит: А рад бы я тебе взяти,
А в другой песне говорит, что сестра его отговаривает. Не бери, брате, дивча — без доли зросла,
Чаще всего, однако, мать девицы бывает причиною разлуки, и в одной песне, обращаясь к суровой матери, которая колотит ее за любовь к молодцу, девица просит лучше повести ее к реке и утопить. Ой не бий, мати, и не лай мати, не роби каличеньки,
Или же грозит самоубийством если ее станут отдавать насильно замуж. Ах волю сама собе смерть зробити,
Преследование влюбленных доводит их до мечтательного желанья смерти. Молодец, которому враги-соседи не дозволяют ходить к своей милой, собирается умирать и просит свою девицу посетить его могилу на берегу моря, но не махать рукою, когда его станут класть в гроб, чтоб не узнали враги, что они любили друг друга и не кидать земли на гроб его, потому что под землею тяжело ...Сусиди близкий вороги тяжкий,
Встречается только в одной песне такая черта, что молодец, полюбивши девицу, не решается сватать ее потому, что она бедна, а бедная девица с презрением относится к такому искателю ее любви. — Ой коли б ты, дивчинонько, трошки багатенька —
Но чаще в песнях молодец, сообразно усвоенному в народе нравственному воззрению, не думает о приданом: Ты думает, ти любляться, що багато грошей,
и даже с пренебрежением относится к богатым девицам, обличая их в лени и склонности к нарядам из желания прельщать мужчин. Засватав я вбогу дивку, нехай багачка плаче,
В другой песне молодец, встретивши рыжую и некрасивую девицу, которая хвалится тем, что она дочь богача и чванится вывешенным на груди червонцем, смеется над нею. Хоть я руда и погана
Есть черты, что бедная девушка не хочет выходить за богатого из-за того, чтоб он впоследствии не пожалел и родители его не были недовольны таким союзом их сына. Тепер ты скажет: зиронька ясна!
В другой песне Девица бедная отвергает руку богача и с гордостью указывает, что вместо всяких материальных богатств дорожит своей девической честью. Ой чи ты, багачу, з розуму зступаеш,
ГЛАВА IIРазлука. — Тоска девушки без молодца. — Тоска молодца в разлуке с милою. — Смерть козака при участии девицы. — Бегство девицы с молодцем. — Девица в отсутствии милого выходит за другого. — Потеря девической чести. — Отношения соблазнителя к девице. — Чары. — Отравы Разлука любящих друг друга изображается в песнях чаще всего по поводу отъезда молодца в чужую сторону. Это естественно в те времена, когда козацкая служба отвлекала здоровых и молодых людей к походам и битвам. Вот молодец отправляется в поход. Ему не мило отрываться от своей мирной домашней среды; его положение сравнивается с сухим (безлистным) дубом, которому велят развиваться в морозное утро, но козак пересиливает себя. Розвивайся, сухий дубе, завтра мороз буде!
Девушка, которая прильнула к нему, как снег в метель прилипает к дереву, провожает его. Ой як тая метелиця до дерева липне,
Она ведет ему и седлает коня, подает ему стрелы и лук; дает ему в воспоминание о себе белый платок. Козак покроет им седло, а когда платок запылится — это будет ему знаком, что девица без него тоскует. Ой вывела коня, взяла, привъязала,
Заботясь о своем милом, девица заявляет страх, что, быть может, в чужой стороне постигнет его недуг и некому будет без нее ухаживать за ним. Не дай, Боже, недуги на тебе:
Молодец обнимает и целует в последний раз свою возлюбленную, уверяет, что не забудет ее, хотя бы ему пришлось умирать в степи. Плохо доверяя постоянству девического сердца, козак высказывает опасение, что, быть может, оставшись без него, она его забудет и достанется иному — богатому. Девица, с своей стороны, уверяет возлюбленного, что будет ждать его возвращения и никому иному не достанется. — Не одна из вас, красавиц, любила искренно, а правды не сказала, возражает он ей. "Прощай, серце-дивчинонько, ты моя не будеш,
Иной перед отъездом поддается искушению переночевать последний раз с своею милою, хотя и опасается потерять поход. Девица обещает разбудить его рано и исполняет обещание. "Выряжаюсь, моя мила, у велику дорогу!
Козак уехал, догоняя своих товарищей, а девице остается гонять на воду гусей и плакать о разлуке с милым. Тилько систы и поехати товаришив доганять,
Вырываясь из объятий своей милой, козак завещает ей, ожидая его возврата, выбегать почаще на дорогу. Он перестань, дивчинонько, слизоньками умыватися.
Помнит она последние слова милого, истаптывает черевика, выбегая на дорогу, выплакивает глаза, выглядывая своего возлюбленного. Вытоптала черевички, на дорогу выбегачи,
Она все тоскует, думает о нем каждую минуту, называет себя сиротою без него. Ой ты поехав, мене покинув, сироту на чужини.
Многое напоминает ей прежние утехи с милым и усиливает ее тоску. Нема мого миленького, нема моей душки,
Иногда эта тоска разражается отчаянием, доходящим до того, что девушка бредит самоубийством. Лучче б було не любиться, чим тепера розлучиться.
Песенный мир представляет образчики скорой смерти девицы от разлуки с милым. Козак, Отъезжая в поход, спрашивает девицу: будет ли она за ним печалиться? Она отвечает, что забудет, как только он выедет за ворота. Ой не буду, козаченьку, дале-би не буду,
Но не успел козак скрыться из вида, как девица не могла ни спать, ни работать от тоски. Та не взяли дивчиноньки ни сон, ни робота. Она посылает свою сестру заворотить своего милого и сказать ему, что его девица при смерти. Ой вернися, козаченьку, дивчина вмирае. Когда козак, возвратившись, доезжал до двора, где жила его возлюбленная, он увидал, что ее несут хоронить. Не доехав козаченько до новой хаты:
Оставаясь в разлуке с предметом своей любви, девушка подвергается большим искушениям. Ее родная мать хочет отдать ее за богатого жениха. Дочь упорствует. Напрасно мать пытается восстановить ее против избранного ее сердцем, — Буде тоби, доню, буде лихая година,
напрасно представляет ей, что с этим человеком ей будет худо, и лучше ей полюбить богатого — девица говорит ей решительно, что не будет так, как матери хочется, а станется так, как желает сама дочь. Але с власной твоей воле нечого не буде,
Не зная, где ее милый, девица посылает галку принести ей от него весть. Як пошлю я чорну галку на Дин рыбы ести.
Галка не замедлила доставить ей слово милого: не предавайся тоске, ты, молодая, пойдешь замуж, а я, молодой, женюсь на тебе. Полетела чорна галка та и не барилася,
Девица от такой вести ободрилась, весело стала заниматься домашними работами. Заметила это мать и спрашивает: что-то она улыбается? Дочь говорит ей аллегорически: — "Пей, матушка, ту воду, что я наносила: зови, матушка, того зятем, кого я полюбила!" — Нет, отвечает мать, не буду я пить этой воды, а начну разливать ее! Не приму немилого себе зятя — стану разлучать его с тобою! — Ах, матушка, — проговорила дочь: — не разливай воды, ведь ее тяжело носить. Не разлучай меня с милым — тебе с ним не жить. Мела хату, мела сини, та и засмиялася,
— Ну, смотри же, — пугает мать свою дочь: — делай по-своему, только уже не жалуйся потом на мать свою. — "Не буду, матушка, на тебя жаловаться; какую бы ни послал Бог мне судьбу — стану терпеть. Живи, доню, в свою волю, так як полюбила.
У иной девицы рождается подозрение: а что, если в то время, когда она за милым так плачет, он, быть может, окружен толпою девушек и изменяет ей! Пусть же, если так, одолеет его тоска такая, какою томится его возлюбленная, пусть изменит ему та, которая стала ему всех милее! Пусть узнает на опыте: каково томиться в разлуке. Може я за ним дармо плачу...
Между тем, козак в чужой стороне также тоскует о своей милой девице. Он хочет написать к ней письмо, прилить его слезами и послать с буйными ветрами. Чи письма писати,
Ему хотелось бы, чтоб у него были крылья — полетел бы он соколом во двор своей милой, а та вышла бы из хаты и произнесла слово сожаления о том, что сокол летает одинок, без пары. Ой коли б же я мав Орловым крыла...
Время идет, козак не возвращается. Девица боится, что сбылось то, что он предрекал о своем возврате в минуты уныния: Сподевайся мене, серденятко мое, та и у ти поры в гости,
Он где-нибудь пал в чужой стороне и его тело расклевали птицы. Ей хотелось бы в таком случае самой собрать его останки и похоронить. Сороки и вороны тило поклювали,
В малорусской поэзии есть целая группа песен о кончине козака, где таким или иным способом показывается присутствие и участие девицы. Вот, например, в одной песне рассказывается, что молодец и девица были долго в разлуке и как свиделись, то оба заболели. Ой як ся узрили, обое побелили. Девица лежала в отцовской коморе, а козак в зеленой дубраве. За девицею ухаживали домашние и давали ей есть и пить, а козак просил дать ему хоть бы холодной воды и девица умоляла мать послать ему пива. Девчина лежит у батенька в комори,
Умер козак, умерла и девица, завещавши похоронить себя вместе с козаком в одной могиле. По девице звонили колокола, над ее телом пели попы и дьяки, а по козаку шумели леса, кричали вороны. А по дивчини дзвоны задзвонили,
Есть песня об утонувшем молодце и о плаче по нем девицы: песня эта очень распространена в разных вариантах не только у малорусов, но и у других славянских народов, и у немцев. По одним нашим вариантам, девица ожидает козака из похода и готовит для него ужин и постель: Як прийдеш из вечера — вечера готовенька,
Зажигает перед образами свечи и молит Бога, чтобы козак благополучно переправился через реку Ой засвечу на божничку восковую свичку,
По другим — девица приглашает к себе молодца, по имени Василя, и дает зарок, что если он не приедет к ней, то утонет. Як не прийдеш обидати, прийди одвидати,
Козак утонул. Втонув втонув козаченъко, леш хусточка плавле,
Девица приглашает рыболовов вытянуть утопленника и оплакивает его. — Ой рыбари рыбареньки, дам вам напитися,
Не менее распространена песня о смерти и погребении козака, которого девица ожидала к себе из похода в гости. Во многих вариантах этот козак называется прилуцким полковником, в иных — просто козаком. Ждала, ждала, дожидала полковника в гости,
Девица чернявая-белявая ждала его и не дождалась, а потом получила весть, что полковник захворал, находится при смерти и желает ее видеть. Вранци рано уставала, листы получала:
Затем — умер пан полковник и не слышно более его повелительной речи. Умер, умер пан полковник и гризная мова. Козаки, собравшись в раду, — Собирались козаченьки всю раду радити, — приговорили передать оставшегося после полковника коня атаману, а вооружение — сотнику, чтобы похоронить полковника с большим почетом. Атаману коня дали, сотникови зброю,
И вот везут тело умершего, ведут коня, конь склоняет голову; за ним идет чернявая и от горести ломает себе руки. На целом свете не найти ей такого возлюбленного. Тило везуть, коня ведуть, кинь головку клонит,
Есть песни, где представляется, что девица уходит против воли родителей с козаком, которого любит. На пути козак задремал. Его подруга не дает ему спать, предостерегает, что за ними отправлена погоня и если их догонят, то ее возьмут, а его убьют. Сили спочивати, став козак дримати.
В песне, которую, по некоторым повторяющимся там выражениям, можно считать вариантом предшествовавшей, пара, таким образом убежавшая с намерением обвенчаться, превратилась в деревья. Пойшов козак яром, дивка долиною,
Но мы считаем не лишним указать еще на один вариант песни о побеге молодца с девицею, где молодец погибает не от погони, а от рук той самой девицы, которая подговорила его к побегу вместе с собой, стоя у колодца и набирая воду. На дубовем мости там Ганя стояла,
На дороге, козак, именуемый в песне Марком, задремал, вдруг девица будит его и велит ему сражаться с нею саблею. Стали спочивати, став дощик накрапати,
Она победила Марка, взяла его коня, — Марка звоювала, коня видобрала,
и поехала на нем в дом матери Марка объявить ей, что сын ее Марко женился и взял себе в жены могилу. А вжеж твий Марко в поли оженився,
В других песнях о побеге девицы вместе с козаком, представляются лишения, каким подвергается беглянка с своим возлюбленным. Где дом его? — В чистом поле, близ Дуная; обставлен камышом, подперт лебедой. В чистим полю, край Дунаю
На чем им вести путь? — Много лошадей в степи; коли поймаем, то поедем, а не поймаем, пойдем пешком, — Ой у степу коней много,
отвечает козак. Чем будем одеваться? — Сделаем себе жупаны из лопуха. Як пийдемо в долину, да вырвемо лопушину
На какой постели спать? — Под бок кулак, а под голову нагайку подложим. Булачище пид бочище,
Разумеется, такие песни о побеге девицы с козаком изображают исключительные случаи. Обыкновенно козак отправляется на свои подвиги один, а его девица возлюбленная остается дома. Иногда, стосковавшись по своей милой, пытается козак у своего начальника просить отпуска, но получает отказ. Его не увольняют прежде срока службы. Аж там казак по рыночку ходить,
Если, возвратившись домой, козак находит свою возлюбленную верною себе, то, разумеется, все кончается благополучно — свадьбою. Верная подруга проплакала глаза, выглядывая своего милого. Она будит слуг, чтоб светили возвратившемуся. Он похудел в дороге оттого, что долго не видел своей Маруси. Все свои служеньки позбужовала:
— Кто теперь наградит меня за труды? — спрашивает козак. — Я, — отвечает ему возлюбленная, — я награжу тебя тем, что сорок пять раз тебя поцелую и отдам тебе все, что есть для меня милого и дорогого. — А хто ж мене нагородит за мои труды?
Если же молодец ревниво бережет чувство любви к себе и узнает, что без него девушка играла с другими, то ей это не обойдется даром. Хоть радий, не радий, то не буду брати;
Случится, что молодец, возвратившись из далекого похода, застанет свою дорогую женою другого. Одна из таких оправдывает себя тем, что ей сказали, будто ее милый умер, и теперь она у него просит прощения, говоря, что, отдавши себя иному, она будет ему верна. Людьская обмовонька то сь мя обманула,
Другая в отсутствие милого своего вышла замуж по принуждению за немилого ей человека, — Ой там в темним лесе церковця стояла,
плача и проклиная судьбу свою. Ой шлюбе мий, шлюбе, примушеный шлюбе,
"Для чего ж ты не писала ко мне, когда тебя сватали?" — спрашивает козак. Ой як будеш ты, дивчино моя, рушники давати,
— Я писала и пересылала, только мои письма не доходили: мои карие очи исходили слезами. Меня мать отдала за того, за кого я не хотела! Теперь шумит надо мною нагайка. Вже ж я писала и пересылала, мои листы не доходять,
— О милая моя! Душа моя! — восклицает несчастный молодец. — Я умираю оттого, что не довелось мне быть твоим мужем, а тебе моею женою. Милая моя, серденько мое, я вмираю за тобою,
Тоскует молодец: все ему напоминает прежнюю любовь. Вот родник, при котором они прежде сходились на свидание; как голубок там в воде купался, так он женихался с своею милою. Чи се ж тая криниченька, що голуб купався,
Но его милую повели к венцу; у него сердце болит; не ему досталась девица. Досталася девчинонька людям — не мени. — Горе, — восклицает он: — горе моим ногам, которыми я ходил к тебе, горе моим рукам, которыми обнимал тебя, горе моим бровям, которыми я моргал на тебя, горе моим устам, которые целовали тебя! Бог бы тебя покарал за твой грех: я любил тебя и не взял женою себе. Шкода ж моих белых нижок що м до тя ходжав,
Встретятся они и вспомнят о прошлом. — Бог тебе помогай, друг не суженый! — скажет она. — Любились мы и матушка того не знала, а теперь вот разошлись, как черные тучи! Помнишь ли, как я тебя в вишневый сад водила, как там тебя ягодками угощала; помнишь ли, как я постель стлала, с тобою спать ложилась, одну ручку подложивши под голову тебе, а другой обнимала тебя? Лучше жилось тогда девицею, чем теперь замужнею. Ой помагай Биг, ты, несуженый друже!
Чем ближе к нему живет его бывшая возлюбленная, тем тяжелее его сердцу. Не жаль бы мени, коли б в стороны,
Вот она проходит с водою и посылает ему привет: По воду йде — жалю завдае,
и ему так становится досадно, что он готов броситься к ней и побить у ней ведра. Чужа, не моя, товаришова!
Она просит не делать этого и не наносить ей бесславия. Ой милый чужий! видерця не бий!
Тяжелее еще ему сидеть у окна и смотреть, как она идет рука об руку с своим мужем, его соперником. Так бы вот и выскочил он и стал допрашивать: зачем, любивши его, оставила? Жаль в свете одному!
Иной молодец в таком положении думает найти утешение в горелке, но не находит: у него около сердца словно какая-то змея бьется. Ой пойду я до корчомки — горелки напьюся,
Иной молодец, зная, что причиною разлуки мать девицы, произносит над нею проклятие перед своею прежнею милой. Бодай твоя мати на свете не жила,
Иной, раздраженный неудачею в первой любви говорит, что пойдет в чужой край; там поищет себе другую, безродную, убогую, прежняя милая будет вспоминать о нем добрым словом, а он всплакнет, когда о ней вспомнит. А я пийду в чужий край, то там буду жити,
Иной же в досаде зарекается когда-нибудь любить девиц и говорит, что не перестанет плакать о прежней возлюбленной. Ой хто хоче на свете жити,
Напрасно мать его советует идти ему меж челядь и развлечься от тоски. "Не плач, козаче, не плач не журися,
Молодец собирается умирать, просит похоронить его прилично в вишневом садике и пусть вся родня пирует, творя поминки о нем. — А вже ж мени, мати, челядь не до того,
Бывало и так, что в отсутствие молодца его возлюбленную девицу отдавали за иного замуж по воле пана и вообще высшей власти: такое событие изображается в песнях в символическом виде орла или сокола, разгоняющего- голубей из пары и предлагающего голубке семь других голубей на выбор, вместо того, которого она любила и утратила. Голубка не хочет никем заменить его и говорит, что будет вечно горевать о своем милом, — ...Що ся не хоче вже знати з никим,
у нее такое горе, что от слез на твердых камнях останутся знаки. Стану плаката аж мени горе,
В другой подобной песне сизокрылый орел, убивши голубя, берет голубку не с тем, чтоб отдать ее по выбору другому голубку, а удерживает ее для себя, сыплет ей пшеницу, ставит воду, но она не прикасается ни к чему, — Ой де узявся сизокрыл орел,
чувствует что она в неволе, орла не любит, — "Ой я ж и в горе я ж у неволи,
и ходит в вишневый сад плакать о своем милом голубке. Да все в вишнев сад плаката йде:
Здесь очевидно изображается аллегорически насилие имеющих власть над бедною девицею. Но причиною разлуки любящихся пар изображается также измена одного из них. Вот молодец приходит к своей милой и та напрямик заявляет ему, что надо перестать им любить друг друга, мать его этого не хочет. Перестаньмо ж ся любити,
О лучше бы тебе вонзить мне в сердце нож, чем говорить такие слова, — восклицает молодец. Болела ж бы ты ниж в мене вгородити,
Этот молодец вынужден покинуть девицу потому, что его мать произнесла такой приговор: ее материнскому чувству легче увидать его в солдатах, нежели мужем той, на которой он хочет жениться. — Пийду я до неньки, буду ся пытата,
Раздраженный сын произносит проклятие суровости матери. Бодай же ти, мати, так легко конати,
Другой молодец заявляет своей милой, что он ее намерен покинуть, оттого что ее родня наговаривает на него, будто он пьяница и гуляка. — Скажу тоби, моя мила, скажу, шо думаю:
Третий, полюбивши новую девицу, приходит к прежней и говорит ей просто: тебе одна дорога, а мне иная, прощай! "Тоби дорога, а мени шлячок битый!"
Иной же не объясняется вовсе, а, спознавшись с другою, идет мимо двора прежней и дразнит ее тем, что не заходит к ней, а проходит мимо, напевая песенку и еще говорит ей, чтоб рна обсадила вишнями двор свой, дабы к ней не заходил его голос. "Ой не по правди, мий милый, живеш,
Иной без всякой по-видимому причины объявляет девице, что нашел себе получше. "Ой де ж ты, мий милый, довго забарився?"
В одной песне богатый овчар посылает товарищей передать девице, чтоб она его больше не любила, потому что он ей не пара, он богат, а она бедна. Вы молодци, молодци... накажите девочци,
Девица различно принимает к сердцу заявление молодца о прекращении любви к ней, смотря по личному характеру. Иная предоставляет ему поступать, как хочет, только не судить ее промежду людей, потому что людской суд ей всего страшнее. Яким схочеш, таким будь,
Другая — характера решительного и рассудительного — говорит, что узнавши его неверность сама уже не любит его, будет любить кого-нибудь другого, а о нем забудет. Дотим я тебе вирно кохала,
Гордая показывает к нему презрение и невнимание. Нехай его тыи просят, що гребли розносять,
Вольно молодцу искать себе другой девицы, но и девица найдет себе лучшего молодца, а он тогда поплачет об ней. Шукай, шукай, парень, дивки, а я соби молодая;
Девушка язвительного характера в ответ молодцу, извещающему, что он полюбил другую и хочет на ней жениться, говорит: женись, желаю, чтоб неверного Бог покарал не огнем, не водою, а лихою подругою. Женися, женися, поможи тоби Боже!
Иная однако, произнеся проклятие, по свойственному добродушию тотчас опомнится, просит Бога не послушать ее проклятия, — Ой поехав, поехав, не звинчався зо мною,
и желает изменнику счастья с его новою возлюбленною. Будь здоровый и счасливый с тою, що ю маеш,
Она для себя хотела бы только такого зелья, которое бы помогло ей забыть неверного, — Як не хочеш, серце, дружиною бути
но теперь же сознается, что такое зелье окажется бессильным и она забудет только тогда, когда закроет глаза навеки. Буду пити через силу и капли не пущу,
Но вместе с тем она говорит, что если он и найдет другую с большими достоинствами, то не найдет такой, которая любила бы его, как прежняя. Хочь ты знайдеш на личко билийшу,
Тоска покинутой милым девицы составляет содержание целой группы песен любовных. Одинокая, постелет она себе с вечера постель, одинокая, вставши, садится у окна и видит, как ее милый гуляет с иною; он ее целует-милует, а если бы она, прежняя, осмелилась выйти и подойти к нему — он бы ее угостил проволочною нагайкою, она же не была еще ни от кого битою. Постелю билу постиль, сама спати ляжу,
Она разражается злостью к сопернице, дает ей эпитеты мерзкая, постыдная, — Сидить стыдко з моим милым да ще и обнялася,
— (т.е. смуглянка) шельма-разлучница. Стоить шельма-розлучниця, з милым обнялася. Она готова дать этой мурой полотна на рубаху, лишь бы не видеть ее с своим милым Ой на тобе, розлучнице, да ще и на сорочку,
Вот так и хочется эту разлучницу ударить в щеку, — Таки тую розлучницю по щоци урижу, — да нельзя ее бить, когда она сидит с ее милым; — Сидит мура з моим милым не можно ей бити, — в запальчивости зарекается покинутая согнать ее со света и опять сойтись с милым. А я муру з свита сжену, з милым оженюся. Нередко такая соперница бывает ее прежняя подруга, которой она поверяла свои сердечные тайны и которая, сошедшись с ее милым, притворяется перед нею, будто ее милый спрашивал о ней, своей возлюбленной. А в козака та дви дивоньки — одна другу перепытуе:
Уразумевши коварство подруги, девица разражается проклятием, выражая желание, чтоб комары выели ей глаза за полуночные беседы с милым. Бодай тоби, подруженько, та выели комари очи,
Бешеная злоба обрушивается на изменника, когда она услышит, что он смеется над нею. Не смех, — говорит она, — придет тебе, как будешь ты трястись семь лет, лежать в постели и просить у своей матери воды; тогда-то пожалеешь, что посмеялся над красной девицей. Перечула через люде — ледащо смиеться.
Но несмотря на такие проклятия, несмотря ни на то, что она хочет, чтоб тот, кто был причиною разлуки ее с милым, не видал ясного солнца, — Хто був причиною росстання мого,
все-таки она сама перед собой сознается, что продолжает его любить. Не збуду смутку а ни в день, ни в ночи,
Она считает свою судьбу погибшею, верно, мать прокляла ее в детстве, верно, ее в церковь не носили и не вымолили у Бога доброй доли. Пропала моя доля! Прокляла мене ненька,
Напрасно мать уверяет ее, что она и в церковь носила ее маленькою и доли доброй у Бога ей просила, — И в церкву тебе носила, Богу — молилася. она с ропотом обращается к Богу, укоряет, зачем он допускает спознаваться с тем, с которым не суждено сочетатьря браком, — Ой, Боже, Боже, дав ся познати,
признает себя самою несчастнейшею в мире и думает утопиться, — Вже ж я бачу на сим свити, що все мени горе,
либо идти в темный лес и отдаться лютым зверям на растерзание. А я пийду в темный лис: нехай мене звирь изъисть:
В песнях изображаются случаи, когда разлука происходит от неверности девицы. Иная, на первое же объяснение в любви молодца, — Панно моя, люба мила,
сразу обольет его холодною водою, объявивши, что не любит его и не может своему сердцу приказать любить: Рада бы я тя кохати,
А когда молодец, по обычной замашке влюбленных, начнет говорить, что он убьет себя с горя, — Ой девчино, серденько! згубиш мою душу,
то девица напрямик объявляет ему, что она не будет его женою и он должен выбить себе из головы мысль об этом: Не чорней, не марней, не нуди собою,
Иная же девица, более живого нрава, приправит еще свой отказ шуточным сообщением, что у ней без него найдется таких молодцев пять', — Умри, умри, Бог тя бери!
а он ей кажется нехорошим. Не ходи, не люби, не залпцяйся,
Но вот уже, когда между молодцем и девицею возникла сердечная взаимная вязь, девица вдруг нежданно изменяется. Стал молодец замечать, что его возлюбленная подолгу стоит на улице с другими молодцами. Это режет ему сердце. Не стий, мила, из иншими, не край мого серця,
Один, не решаясь объясниться с девицею прямо и уличать ее, передает ей через своего товарища, чтоб она не любила двух, — Ой, чи буде двох приймати?
другой, подметивши, что у девицы явился новый милый, молча от нее хочет удалиться: Ой ще вчора из вечора зийшов мисяц и зора,
говорит, что незачем ему ворочаться, когда видел сам, стоя у ней под окном, как она любезничала с другим молодцом. Не вернуся, любе закоханьня, бо нема до кого,
Третий является к девице и укоряет се, что она полюбила другого, красивейшего. Бо ты того любиш, що красный из твари. Иная девица не отпирается и ссылается на Бога, который владеет чувством — но и постоянных в любви разлучает. Трудно занехати — я инчого маю;
Другая же в таком положении начинает оправдываться тем, что родители ее не хотят, чтоб она любила этого молодца, что такова уж видно судьба: Я ж тому невинна, лес тому владае:
А молодец отвечает, что незачем обвинять судьбу, лучше прямо сказать, что молодец нехорош, но и молодец найдет себе другую возлюбленную. На що ж, невдячнице, на лес нарикати,
Один молодец, которому отказала девушка в любви, желает достать такого зелья, чтобы забыть ее: Бона мене одказала щобы, в ней не бути,
А девушка говорит ему, что есть такое зелье, перекати-поле, двое придут, поцелуют, а третий ее приголубит. Есть у мене ище зильле — перекоти-поле,
Бывают приемы отказа в любви грубее: молодец стучится к своей девице и жалуется, что его чуть не покусали злые собаки. Девица отвечает: пусть тебя загрызут собаки; у меня сидят молодцы покрасивее тебя. Пидийшов я пид синечки — грукнув,
Случается, что девица, простившись с отъезжающим молод-цем, изменяется к нему в чувствах во время его отсутствия. Козака известили в чужой стороне, что его возлюбленная обручилась с другим. Козак возвратился домой и тогда стал упрекать девицу в измене, припоминая, как она принимала от него подарки. Взяли Козакове люде поведати
Тогда девица предлагает ему обратно его подарки и заявляет, что она его никогда не любила. Забирай си тии дары, тии дары,
В другой подобной песне молодой человек, надаривши девушке жемчугу и кораллов, — Ой що ж то мени за таки дарунки,
посылает к ней, по народному обычаю, сватов, а сам становится под окном ее хаты, чтобы быть незримым для других свидетелем того, что будет происходить. Ой пошлю я до дивчины люде,
Первый же прием показался ему зловещим: ворота на дворе заперты, двери сенные на засове, а в хате темно. Прийшли люде до ворит, ворота заперта,
У молодца под окном все тело трясется от страха, и видит: сидит баба за печью, а девка на постели и кобенится; баба гонит сватов из хаты вон, — Сили люде на лавках, взяли говорити,
а девушка встает с своего места, обувается и, увидев чрез окно молодца, кричит ему: прочь пошел. Сидить дивка на постели та ся гоноруе...
Молодец говорит, что она тогда не прогоняла, когда брала подарки, а девушка требует у матери ключей, чтобы достать подарки и швырнуть ему их в глаза. "Чому ж мени, моя мила, тогди вара не сказала,
Отвергнутый и осмеянный девицею молодец иногда также найдет способ отнестись к ней с презрением. Так молодец, получивший от матери девицы холодный прием, — "Добры вечер, удивонько, дай воды напиться,
говорит, что девица ему не нравится и он пойдет ко вдове, у которой две светлицы, а у девицы одна бедная хатенка и сама девица убога. Не вподобав козак дивки, пийде до вдовици,
Хоть я и убога, да все-таки отецкая дочь, не для тебя, сякой-такой, выросла. Хоч убога, не убога, та в батька дитина,
Обменявшись такими нелюбезностями, оба разойдутся и тем дело кончится. Есть в песнях примеры отчаяния молодца: испытавши пренебрежение к себе от любимой девицы, которая выпроваживает его от себя, — Сидлай коня да едь з двора,
молодец собирается ехать к Дунаю и броситься в воду. Я ж доеду до Дунаю,
Но есть примеры и свирепой расправы козака с изменившею ему девицею. Приезжает козак к девице и спрашивает: для кого она устраивала и украшала свой двор. Получивши ответ, что не для него, а для другого, кого она полюбила, — За для того, що вирно кохала, — козак схватил ее за бока и утопил. Узяв милый милу за билыи боки,
Есть распространенная повсюду легендарная песня о трое-зелье, баснословном каком-то растении, в некоторых вариантах царь-зелье; содержание ее таково: девица Марусенька захворала и пожелала, чтобы козак достал ей трое-зелье, обещая ему за то свою руку. Ой хто мени трой-зильля достане.
Козак отправился за море, нашел там трое-зелье и стал его выкапывать из земли. Вдруг закуковала кукушка и подала ему весть, что Марусенька изменила ему и празднует свою свадьбу с кем-то другим. Стала зозуля кувати:
Козак немедленно возвратился и доезжая до двора встретил свадебный поезд своей Маруси. Он приказал играть музыке, а сам пошел танцевать с Марусею. Он схватил ее за левую руку, а в правую взял саблю и отрубил ей голову, произнеся: вот тебе, Маруся, и трое-зелье; не начинай без меня своей свадьбы. Зострив вин Марусино весильля,
Немалочисленный отдел между любовными песнями в малорусской народной поэзии составляют песни о потере девической чести. И прежде бывали, и теперь есть молодцы, с эгоистическим легкомыслием относящиеся к связям с женщинами. Такой молодец в малорусской песне говорит о себе: хоть свет не мал, а мне в нем не нашлось четы; я не женился и только подговариваю чужих жен. Ци я несчасливый на сей свет родився?
За то ему и доставалось: много раз его и псами травили, и подкарауливали, и если бы только поймали, то верно бы и убили. Не раз стою, та и боюся,
У такого молодца разом две возлюбленных: одну он обнимает и целует, а другая обливается слезами. Горе ж тому козаченьку, шо дви дивчины кохае.
В старых козацких песнях соблазн девицы козаком совершается нередко подговором к побегу. Козак описывает чудеса в том краю, куда хочет увлечь девицу к побегу вместе с собою. Мандруй, мандруй, дивча, з нами,
Глупая девочка послушала соблазнителя, а не вещей кукушки, которая тогда же предостерегала ее и говорила, что она весь свет облетала, а того, что козак рассказывает, не видала. Подлетала зозуленька:
Прошли две горы и вступили в третью; наступает ночь. Козак приказал девице стлаться. Тут увидала девица, что худо. — Меня мать не отдавала, чтобы я тебе стлала постель! — сказала она. Мене мати не давала,
Но уж было поздно. Своя воля погубила ее. Видит она: ходят в долине девушки и рвут фиалки на венки для себя на воскресенье. А она, бедная, уже не нужна для девического общества и недостойна носить венка. Ой там ходят дивочки,
Тогда девица написала к родителю письмо, в котором выразила, что не нужно ей готовить венка: уже она свой венок потеряла, по своей глупости, под зеленым явором с молодым козаком. Най ся батько не турбуе,
Последний прием писания письма к родителям о своем падении очень любим в народной поэзии и встречается часто. Между прочим так: девица, потерявшая свое девство, ходит над морем и сеет долю. Она поплывет по морю и доплывет до куста, где сорвет листок и на нем напишет письмо к родителям, известивши их о потере венка своего. Ходить дивка по над морем,
Море здесь символ безысходного горя, гибели, как везде в народной поэзии. В другой песне козак уговорил девицу бежать с ним, и она терпит всякие лишения. Это выражается в такой форме: она спрашивает, что они будут постилать, когда придется спать, — "Що будемо постилати?"
чем покрываться, — "Чим будемо укрываться?"
чем, вставши от сна, умоются, — "Ой чим будем умываться?" —
чем утрутся: "Чим будемо утираться?"
На все получаются ответы, показывающие ожидание недостатков и лишений, а вдобавок еще и сурового обращения с нею. Девушку, которую сманил с собою запорожец, он потом водил босиком по морозу и там с нею любезничал. Запорожец, моя мамцю, запорожець,
Другую, сманивший ее козак привязывает к сосне и зажигает дерево. Поедем до лису, нарубаем хмызу,
Обольщение девицы обыкновенно происходит на вечерницах. Оттуда козак уводит ее в густой лес, поя зеленый явор, символически изображающийся в песнях свидетелем горя. Ой зрадив козак молоде дивча
Употребляется как средство увлечения и вино: козак напоил девушку медом и вином и увел под белую березу, где она лишилась невинности. Гей поставлю я кватирочку меду,
Бедная, опомнившись от своего обольщения, хотела бы иметь крылья: полетела бы она к родителям, через леса, ломала бы древесные ветки, залила бы слезами луга, прилетела бы к родному двору, упала бы она на калину, а с калины перелетела бы на порог родительской хаты; воспоминания о ласках отца, о любви матери исторгают у ней потоки, слез: горькая доля досталась ей в удел. Ой колиб я мала Орловы крыла; соловейковы очи,.
Как все изменилось: вчера еще была она, как луговая калина, как огородная роза — а теперь побледнела она, словно глина, стала похожа на руту, брошенную в воду. Вчора була як у лузи калина,
Как такая несчастная открывается матери в своем падении — об этом существует целая песня, повсюду распространенная. Мать-вдова сердится на свою дочь и допрашивает ее, где она дела свой девический венок. Не смея открыться, она говорит, что уронила его в воду, когда белила полотно. Но когда мать сказала, что если так, то придется собирать громаду людей, чтоб доставать упавший в воду венок, девица открывается: ехал, говорит она, через рощу молодой козак, снял с меня рутяной венок и пустил его по воде, а девица осталась с бедою. Удивонька дочку свою била:
Покотив винчик по над водою: (и др. вар. за водою) Оставайся, дивчино, и з бидою! О, лучше было бы — говорит девица матери в отчаянии: лучше было бы меня похоронить маленькою: теперь бы уже мать забыла, что у ней была когда-то давно дочь. Ой було ж мене, мати,
Мы знаем одну только песню (впрочем распространенную во многих вариантах), где соблазнитель сознается в своей ошибке и желает загладить ее. Козак, находясь на службе в Польше, получает письмо и просит пана отпустить его домой, сознаваясь, что оставил девушку беременною. Пусти ж мене, пане, с Польщи на Больше,
Пан его советует отказаться и сложить вину на кого-нибудь другого. Можна, листы взявши та перечитавши, назад одослати,
Козак не соглашается и утверждает, что виною не кто-нибудь другой, а он сам. "Не можу я, пане, на инчих казати,
Козак едет к девице, находит ее больною, ласкает, целует и уверяет, что как только она оправится, так тотчас соединится с нею браком. Козак приезжае — родина витае,
Но такой козак в песнях один только и составляет исключение. Другой еще все-таки, сам будучи богат, — "Молодый козаче, не зражай дивчины!
хочет вознаградить девушку деньгами. Ой высыпав на стил карбованцив двисти:
Но чаще разгульный молодец смеется над жертвою собственного легкомыслия, — Будь здорова, моя черноброва:
над ее бесчестием, — Прощай, шельмо, вже я не брюся, —
над ее слезами, — Плакала, рыдала, слезы утирала,
да еще хвастает своим подвигом, надеясь еще обмануть десять таких девиц: Любив я тя, здрадив я тя, я и сам то знаю,
Нет удержу вдовиному сыну — поется в одной песне: свел с ума чужое дитя, сам садится под явором, играет на скрипке и приговаривает: прощай, прощай, моя приятная беседа! Уж я не твой, а ты не моя! Нема впину вдовиному сыну,
Есть песня, где подобный гуляка, встречая в слезах свою прежнюю любовницу, им обольщенную, приглашает ее в насмешку к себе на свадьбу пировать. За густыми лозоньками,
Последствием потери девической чести естественно бывает появление незаконнорожденных детей. Тут положение девицы становится крайне унизительным и невыносимым, особенно когда на нее наложат наметку — убор замужней женщины, покроют ей голову, так как, по народному мировоззрению, девушке, потерявшей честь, уже не дозволительно ходить с открытыми волосами и с лентами в косах. Она с этих пор называется покрыткою и достигнуть такого положения считается, а в старь, еще более чем теперь, считалось большим срамом. Пока девушка не родила ребенка, ей возможно утаивать от света свое падение, но тогда уже скрываться нельзя: надобно показаться покрыткою, чего все девушки очень боятся. Но молодца-соблазнителя не слишком огорчала судьба его любовницы с ее порождением. Девица, качая дитя, плачет, а козак смеется над нею, седлая коня, чтобы улепетнуть подальше от ее упреков и ропота. Там у лузи при долини
Или: Плаче дивчина, дитину гойдаючи,
Она требует, чтобы он взял ребенка, иначе грозит кинуть его под коня. Ой на тоби, козаче, дитину,
Если козак ей прежде давал подарки, то припомнит их в такую минуту. У мила дивчина подарочки брата,
Есть песня, где девушка приносит козаку его дитя и угрожает закинуть в крапиву, а сама она пойдет на Украину, где ее не знают и где будут признавать ее за непорочную девицу. Дивчина з олынины выходить,
В другой песне, очень распространенной повсюду в различных вариантах, козак предлагает такой девушке одно за другим — овец, коров, кадь масла, кадь сыра и т.п. с тем, чтобы она кормила ребенка и не показывала бы на него, а на кого-нибудь иного — хоть бы на старого деда. Девушка не соглашается, и козак должен был все-таки, приплатившись ей, взять на свое попечение ребенка, хотя жалуется, что ему за то набьют палками спину. Ой там козак дрибны листы пише,
По последним чертам можно догадываться, что этот козак — запорожец, так как запорожцев за незаконное сожитие с девушкой наказывали палками. В одном варианте этой песни является еще третье лицо — мать козака, которая загоняет его с сенокоса, где он видался с девушкою, называемою в этом варианте Марийкою. Мать остерегает его, что эта Марийка (только что перед тем приносившая к нему на сенокос ребенка) заберет у него все его достояние. Козак отвечает, что если и так станется — пусть пропадет его достояние, а он ни за что не обвенчается с Марийкою. "Ой сыну Василю, иди ж ты до дому,
В другой песне подобного содержания покинутая девушка с ребенком сидит на постели в коморе, клянет свое легкомыслие, — Що б я була матусеньки слухала,
и, увидев через окно своего соблазнителя, который гарцует на коне, обращается к нему с упреком за его к ней невнимание. Ей посылается насмешливый ответ. Ой гляну я в новую кватирку,
Девушка разражается отчаянным возгласом: теперь мне хоть из моста в воду, а уже не войти членом в свою семью "Тепер мени хоць з мосту та в воду,
Но козак на это не посмотрит: много ночей провел он без сна, соблазняя молоденькую девицу, теперь поедет он куда-то прочь, а девушка пусть трубит себе в кулак. Не спав ничку, не спав другую,
Останется она живым укором для матерей, чтоб не пускали своих дочек по ночам и научали бы их не любить Козаков и не верить их словам, подобным пене на море, — Ой сусиды пане-маточки, навчайте свои дочки,
а своим сверстницам девицам послужит она своим наставительным примером: Вы, девчата, мои голубочки, не диймайте козакам веры,
Есть песня, где соблазняет девушку лях с своими товарищами-земляками. Они з'везли ее из родительского дома в Киев, но мать, спохватившись, что дочери нет, послала в погоню сыновей, которые догнали сестру в Полтаве и требовали, чтоб она отдала им на расправу своего ляха и ехала бы с ними к матери. Що ты, сестро, наробила,
Девушка умоляла их пощадить ляха, но они не послушали ее, изрубили ляха и забрали все богатство, какое было с ним. Що хочете вы робите
По всему надобно считать вариантом этой песни и подобную галицкую песню, где описывается, как сманили девицу не ляхи, а прямо молодцы, называемые даже козаками. Мать посылает в погоню сыновей, которые умертвили соблазнителя сестры своей медленным изрублением, с приговорами: вот тебе за подговор! Вот тебе за сестру нашу! Вот тебе конец. Скоро вни го забачили,
Стыд, как последствие потери девической чести, приводит иногда к трагическим событиям детоубийства. В песнях встречаются эти черты, хотя не в большом количестве. Есть повсюду распространенная песня о ковалевой дочери Катерине, песня тем заметная, что одно и то же собственное имя везде удерживается, тогда как большею частью собственные имена в песнях видоизменяются. Дочь коваля Катерина родила сына, тайно утопила его в колодце и обращается к буйному ветру, чтоб он нанес тучу, из тучи полился бы дождь и залил все тропинки, чтобы люди не ходили к колодцу и не будили ее сына. Ее преступление было известно отцу, так как в песне говорится вначале, что коваль (кузнец) не работает от тоски. Ой ты ковалю коваленьку,
В другой песне единственная дочь вдовы (вдовы единиця) родила дитя. Виновник этого козак дает ей корову и червонцы с тем, чтоб она кормила ребенка. Ой гуляла единиця рик як годину,
Но когда козак пошел в корчму пить — единица вдовина понесла топить дитя свое. Иде козак до корчмы пити,
Есть у нас еще одна песня об Оленочке, которую в Харькове ведут в тюрьму за детоубийство, — У городе, у Харькове задзвонили дзвоны,
и она провожающей ее матери дает совет не пускать на вечерницы других своих дочерей. Есть у тебе, стара мати, да ще дочек пьять:
В малорусской любовной поэзии немаловажную роль играют чары. Народное верование приписывает тайную силу, сообщаемую чародейством зельям и другим предметам и действующую на человеческий организм, большею частью зловредно. Отрава всегда однозначительна с чарами. Женщина, занимающаяся собиранием трав и знающая их волшебное свойство, называется чаровницею. Иногда такая чаровница — старуха, иногда же молодая девушка, употребляющая свое знание таинственных сил над тем, с которым находится в любовных отношениях. В песнях, преимущественно с чарами является девица, иногда с целью приворожить молодца, но чаще с целью отомстить за измену, и в последнем случае чары выражаются отравою. Самый невинный способ чарования — прикрытие следа милого человека: это делается с целью, чтоб его не полюбили другие особы женского пола, а он бы всецело принадлежал той, которую полюбил прежде. Пийду я в лисочок, вырву я листочок,
В другой песне берут песок из-под ног молодца и производят над ним чародейственные приемы, чтобы привязать молодца к девушке. Брала писок с пид моих нижок, мене чарувати. В одной песне рассказывается, что козак, бывший в чужой стороне, возвращается к семье своей, — Есть у мене жинка и маленьки дити, — но случайно встречается с девицею, которая полюбила его и причаровала, — Молода дивчина козака любила
с тем, чтобы он уже не ездил к своей семье, а остался бы навсегда с нею. Скрывая от него свой умысел и видя, что он торопится к любимой семье, она снаряжает его к отъезду из ее жилища и подает ему поужинать наскоро хлеба и рыбы. Та вынесла рыбку ще и хлеба скибку:
Тут-то и были подданы козаку чары. Он хотел бы к своей жене и деткам на крыльях лететь, — Ой рад бы я, серденько, на крылах летити, — а она ему говорит: далеко к ним на крыльях лететь; оставай-ся-ко со мною ночевать. Далеко, далеко крылами летати,
Козак не устоял против искушения, и потом девушка говорит ему, что теперь уже не летать ему к семье своей, а придется здесь коротать свой век, и здесь найти козацкую смерть. Вже тобе, серденько, до их не летати,
Но в песнях главная сила очарования приписывается женской красоте, так что собственно чародейственные снадобья только как бы помогают этой естественной силе. В той же песне козак говорит, что он полетел бы к семье своей, да девица прижгла ему душу — не огнем, не. водою, а своею красою. Полетев бы да не мушу,
Так и в другой песне, где девушка очаровывает молодца выбиранием следа из-под ног его, он говорит ей: ну, очаровывай, коли так пришлось, когда я полюбил твое белое лицо и черные брови. Чаруй, чаруй, молода дивчино, коли довелося,
Ту же мысль встречаем в одной очень распространенной песне. Девица, покинутая молодцом, нашла в лесу чародейственный корень, выкопала и стала варить, но еще не успел вскипеть этот корень, как уже прилетел козак. Зачем же прилетел, когда не захотея любить? — спрашивает девица. Как же мне не летать, когда умеешь чаровать? — сказал молодец. О, есть у меня чары — белое лицо и черные брови! — отвечала девица. А ще корин не скипив,
Употребляются чары не только для того, чтобы приворотить молодца к девице, но также и с целью отворотить от нее. Так в одной песне козак, встречая девицу с водою в ведрах, просит напиться, а она ему отвечает, что мать не велела давать этой воды; как принесет она ее домой — примутся чародействовать, а как он придет к ним вечером, так ему опутают чарами руки, ноги и глаза, чтоб он не ходил к другой девице и не любил других. Там дивчина воду несла, коромысло гнеться.
В другой песне, которая, кажется, измененный по содержанию вариант предыдущей, несущая воду девица отвечает козаку, что она опутает его чарами для того, чтоб он к ней не ходил более и молодец укоряет ее, что прежде ласкали его, а теперь не хотят уже его видеть, потому что появились другие молодцы. — Ой дай мила, ой дай мила з видра воды пити,
Опутанный чарами молодец подвергается тоске. Он просит свою мать положить ему за пазуху руку, не станет ли ему оттого лучше на сердце. Мать отвечает: не поможет тебе и рука моя, что тебе наделала злодейка девица. "Ой ты, стара йене, та сядь коло мене,
Мать узнает, что девица чаровала над песком, взятым из-под его ног, и поила его водой из зеленого брода. "А то тоби, мий сыночку, дивчина наробила,
Сама девица сознается, что творила чары и что ей известно такое зелье, что когда он напьется, то сразу полюбит. "Чи ты мени зильля дала у горильци спити,
Существом, занимающимся чародейством, считается цыганка, и в народном воззрении и в песнях. Молодец просит у ней такого средства, чтобы девица вступила с ним в супружество и цыганка стрижет коню гриву, для того, чтобы девицу полюбила вся семья (вероятно, молодца). "Цыганочко-вороженько вчини мою волю,
В другой песне, очень похожей по складу на первую, девица прибегает к цыганке с просьбою причаровать к ней молодца. Цыганочко-вороженько вчини мою волю,
По одному варианту цыганка, отрезавши у коня часть гривы, обкуривала девицу, — Увирвала да с коня гривы, дивчину курила, — и это произвело такое действие, что козак стал убиваться за этой девицей, — Молоденький козаченько, як рыбонька бьеться,
по другому варианту, цыганка, отрезавши часть русой косы-девицы, напоила ее с коварною целью, чтоб ее не любила ни челядь на улице, ни родная мать, которая не пускала бы ее на улицу. Уризала русой косы, ии напоила
Вечерницы изображаются опасным местом, где чаровницы наносят вред молодцам своими чарами. Не иди, сынку, на вечерници,
Есть очень распространенная песня о Грице, которого девица зазвала к себе на вечерницы. "Ой ты, Грицю, дорогим кришталю,
В песне описывается целая неделя, когда совершается преступление. В воскресенье, понедельник и вторник приготовляется отрава, — В недилю рано зильля копала, —
в среду Гриць отравлен, — В середу рано Гриця отруила, — в четверг он умер, — Прийшов четверг — вже Гриць помер, — а в пятницу его схоронили Прийшла пьятниця — поховали Гриця. В субботу мать чаровницы допрашивает ее, за что она свела со света Гриця, и получает ответ, за то, что Гриць любил двух девиц, а не одну ее. В суботу рано мати дочку била:
В другой песне ядовитое зелье, которым отравляет девица молодца, называется "кохан-зельля", т.е. любовное зелье. Дала дивчинонька казакови кохан-зильля спити,
Девица подает молодцу отраву то в стакане с медом, — Соби меду наварю та и у гости позову,
то в пироге, — Прийшов Василь до дивчины, тай сив на порозе,
то в перепелке, сжаренной в масле: Ой пислав я до дивчины Насти,
В пятой песне, носящей печать влияния великорусского пошиба, отравленного молодца хоронят, за гробом его с плачем идут родители, а злодейка стоит у своих ворот и насмехается. З вечора удалый молодчик все пив и гуляв,
В одной галицкой песне отравленный девицею молодец, чувствуя скорую смерть, просит мать не преследовать отравительницу, чтобы она его не проклинала, потому что ему тогда будет трудно умирать. Як ме дала склянку вина, треба умирати,
Отрава не всегда влечет после себя скорую смерть. Мать с дочерью грозят молодцу, что его постигнет такая беда, что он будет сохнуть-увядать, семь лет лежать в постели и желать смерти, а смерти ему долго не будет. Изосохнеш, изовьянеш як рожева кветка,
Подобно тому в одной песне молодец, любивший разом трех девиц, был одною из них отравлен и, хотя не умер сразу, но не мог от бессилья ни пахать, ни косить, — Не здужаю, брате, на воли гукати
ни молотить, — Не здужаю, брате, ципа поднимати, — и помышлял только о смерти. На що ж мени, мати, людей старых ськати,
Это то, что в народном веровании называется "даваньня". Малороссияне верят, что чародейки находят средства нагнать на человека тоску, упадок сил и, не причиняя сразу смерти, медленно уничтожать его телесный организм. Обыкновенно в песнях представляется, что девица отравляет молодца из мщения за неверность, но есть песня, где по наущению молодца, девица отравляет своего брата. Это песня о Сербине. Девушка говорит молодцу, чтоб он ее сватал, а молодец Сербии отвечает, что боится ее брата, и если бы она отравила своего брата, тогда он бы ее сватал. Ой Сербине, Сербиночку!
Девица говорит, что умершие ее родители не научили ее чародействовать. А вмер батько, вмерла мати,
Тогда Сербии научает ее, как достать змеиного яда о Ой у лисе на ялини
В другом варианте вместо Сербина искусителем является армянин, — Там вармяне пасли кони,
а в иных — просто козак. Ой, козаче, козаченьку
Девушка к приезду возвращающегося брата наварила пива, подкинула туда яда и поднесла брату, как только он подъехал к ее порогу. Брат приехав з дароньками,
Во многих вариантах фабула оканчивается тем, что искуситель не женился на преступнице, опасаясь, чтоб она с ним не сделала того же, что с братом. "Ой Сербине, Сербиночку,
Она вышла за нищего и носила за ним мешок с выпрошенными кусками хлеба, претерпевая подчас от него побои. Пишла девка за жебрана,
В варианте галицком выхода в замужество за нищего — нет. Хотя обыкновенно отравительницами в песнях являются девушки, но видно, что чародейская наука из поколений в поколения переходит от старых к молодым, и девицы научаются чародейственным тайнам от женщин-вдов. В одной песне молодец, невзлюбивши девушки и предпочитая ей вдовицу, говорит, что у вдовицы стоят на полке приготовленные чародейственные снадобья. А в вдовици дви свитлици гарни вечерныци,
В другой песне говорится о трех бабах-чаровницах: из них одна околдовывала коров (занятие ведьм, по народным верованиям, портить чужих коров), другая занимается тем, что расстраивает домашнее житье-бытье, а третья — разлучает девиц с их милыми. Ой пийду я на воду — там коло броду,
В одной песне указывается на верование, что есть возможность чародейственным способом устроить на пути преграду между желающими видаться. Девица говорит своему милому, что ей нет возможности ни придти к нему, ни поговорить с ним, потому что тропинка опутана чарами. Ой горами, мий милый, горами
Молодец говорит, что когда он поедет на своем коне, тогда чары потеряют свою силу: вороной конь через них перескочит. Тощи будеш, мила, говорити,
ГЛАВА IIIСвадьба. Сватовство. — Сговор или заручины. — Суббота. — Гильце. — Коровай. — Девич-вечер. — Расплетание косы. — Венчание. — Приезд жениха за невестою. — Игра в войну. — Брат невесты. — Подарки. — Ужин у невесты. — Отъезд новобрачных из дома невесты. — Комора. — Перезва Свадьба — эпоха полного расцвета молодости, эпоха высшего торжества в скромной жизни поселянина, редко выдвигающейся за пределы однообразного домашнего быта. Свадьба — время самое веселое, на всю остальную жизнь незабвенное, оно в малорусской речи даже носит нарицательное имя веселья (весильля). Некоторые привыкли думать, что вообще в мужицком быту нет обоюдного выбора в браке и господствует авторитет старших и насилие. Ошибаются, если полагают, что такое существует во всей жизни малорусской. Принудительные браки по воле старших, так часто совершаемые у великоруссов, у малоруссов бывают реже. Супружества зачинаются чаще всего по взаимному желанию жениха и невесты, и это вполне естественно там, где существуют улицы, вечерницы и досветки; все это на тот конец и сложилось, чтобы молодежь обоих полов знакомилась и сближалась между собою. Обыкновенно молодец женится на такой девушке, которую знал уже давно на улицах и вечерницах, а часто на такой, с которою целый год перед тем или долее женихался и даже ложился спать вместе. Если такие расходятся и не оканчивают браком своей любви, то по исключительным каким-нибудь обстоятельствам. Когда молодец примет твердое намерение вступить в супружеский союз, он объявляет об этом родителям. Как смотрят старые люди в этом случае на брак — показывает песня: сын спрашивает матери: какую девушку ему сватать. Мать дает совет не сватать такой, которая выставляется с своими нарядами, а сватать такую, которая умеет дело делать, а об этом расспрашивать людей. "Чи ту, мамо, сватать, що головка гладка?" —
Сын говорит, что такая именно у него есть в виду и просит родительского благословения. "Робить вона дило, да все хорошенько:
Родители жениха переговорят с родителями невесты, согласятся, условятся, выпьют на радостях горелки и тут вся суть дела. Устраивается свадьба. Это — народная полуязыческая литургия со множеством крупных и мелких символических приемов, сопровождаемых исключительно к ним принадлежащими припевками и песнями. Весь этот обиход, все приемы, обряды, символические вещественные предметы, песни, припевки, аллегорические речи, движения — все это сохраняется в народе, как дань уважения к старине, доходящего во многом до суеверия. На всем лежит отпечаток седой, можно сказать, доисторической старины. Но на этой первичной почве видны наслоения последовавших эпох народной истории. Вообще свадебный малорусский ритуал остается неизменно одинаковым в своих главных чертах на всем пространстве, заселенном малорусским племенем, но в подробностях видоизменяется, не утрачивая нигде своего основного смысла. Вся свадьба или свадебное действо разделяется на три главные части: сговор или заручины, девич-вечер и брачное торжество, происходящее в день венчания. Каждая из этих частей в свою очередь подразделяется, а в заключении, уже после совершения брачного торжества, происходит эпилог, так называемая перезва. Сговор состоит вначале из посещения жениха с толпою своей родни и с избранными сватами, играющими роль как бы посредников. Получивши первое согласие, через день или на другой день происходят заручины или рукодайни. Сваты, по обряду, проводят речь о князе, который отправившись на охоту, гонялся за куницею или лисицею. Зверь забежал в этот двор и они затем зашли сюда, чтобы достать его. Князь-жених в это время стоить в сенях за дверьми. Здесь очевидно след звероловного быта. В других местностях сваты представляют вид, что от них ушла телушка и они хотят добыть ее к своему бычку. Здесь является уже признак другого быта, который проходил народ — быта пастушеского. Хозяева говорят гостям, что они, верно, худые люди, разбойники, и надобно их перевязать. Это и делается: всех гостей перевязывают платками и (рушниками) полотенцами. Тогда гости предлагают окуп. Здесь также следы того давнего времени, когда захожего иноземца, как чужого человека старались при возможности обобрать, посягали на его свободу и заставляли откупаться от неволи. В первое посещение жениха со сватами, невеста обыкновенно прячется за печь или убегает в сени, где стоит жених, а потом, возвратившись вместе с ним в хату или сошедши с печи, дает согласие. Во второе посещение в значении окупа от жениха предлагается водка и кроме того подарки невесте (сапоги, рубаха иГ разные лакомства). Родители невесты ставят на стоп закуску. Жениха и невесту заставляют кланяться родителям невесты, а те их благословляют хлебом, соединенным из двух слепленных хлебов и пучком ржи из снопов, заранее приготовленных и расставленных по четырем углам хаты. Тогда заранее приглашенные составлять свадебный поезд невесты начинают запевать свадебные песни, принадлежащие по обряду именно к этой части свадебного ритуала. Жениха и невесту сажают на почетное место (на покуте) в углу под образами, около них садятся гости — обок жениха сваха и его родители, близь невесты, которую сажают на левую сторону от жениха — ее дружки, т.е. девицы, составляющие свадебный персонал невесты*. ______________________ * В дельном и ученом исследовании Харьковского университета профессора Н.Ф Сумцова, стр. 9 — 35, о свадебных обрядах, преимущественно русских, очень удовлетворительно изложены исторические фазисы прежних эпох народной жизни, как они выражаются до сих пор в уцелевших приемах свадебного ритуала, начиная с первобытного грубого умыканья и кончая более культурными формами сделок и договоров, под формою купли и продажи невесты. Это, по -пешему убеждению,- самое лучшее, до чего доработалась наша наука по вопросу об историческом значении свадебного ритуала. ______________________ Из множества песен; принадлежащих этой части обряда, мы укажем на более характеристические. Так в одной песне поется, что невеста из нескольких претендентов избрала одного, жениха своего. Трое старост приходило ее сватать; одним она просто отказала, других угощала, третьим руку подала и подарила по полотенцу, а жениху (имя-рек) платочек. Ой прислалося до дивки Маруськи трое Старостин разом:
Или: Первый сваты — пид сеньми киньми.
В другой — жених сравнивается с соколом, который ищет себе черную галку: так и молодец прибыл из чужой стороны, сел за столом и поглядывает на девиц: все веселы, одна невеста печальна и плачет. Налынув сокол из чужих сторон —
Ей жаль своего девичества, не знает она, будут ли ее руки так белы, как были они у родного батюшки. Одвидала о чужу сторону.
Или: Била моя рученька да у батенька,
Она садила у себя сад-виноград, забыла затворить ворота. Наедет молодец с боярами, вытопчет виноград. Не жалей, говорят ей, виноградного цвета, жалей о молодых летах: виноградные цветы обновятся, а молодые лета твои не вернутся. Забула воротечки зачинити...
Особенно отличаются глубиною чувства и живостью поэтических образов песни, которые в этот период свадебной пьесы поются сироте-невесте. Отвори, Боже, ворота — поется — идет сирота на посад. Ноет ее сердце, будто ножом его режут: нет у ней родного батюшки. Господь встречает ее со счастливою долею, дарует ей добрую семью. Одчиняй, Боже, ворота:
Сирота хотела бы послать соловья и кукушку за родными, но соловей не возвращается с неба и отец не приходить из рая, а родных нет из Украины. Пошлю зозуленьку на Вкраиноньку
Здесь, как нам кажется, отпечатались те времена, когда происходили народные переселения на слободы, и много было оставшихся в малороссийском крае, лишившихся своих родных, выселившихся с родины. Девич-вечер — второй акт свадебного действа. В народной жизни он обыкновенно бывает в субботу, накануне венчания, которое почти всегда назначается на воскресенье. Есть две вещественные символические принадлежности этого субботнего дня: гильце или вильце и коровай. Гильце — это ветвь, обыкновенно сосновая, разубранная цветами, лентами, цветными бумажками, колосьями, ягодами и пр.; летом или весною употребляют на гильце ветвь калиновую, вишневую, яблонную, черемушную, иногда в полном цвету. Но так как большею частью браки совершаются зимою, то употребление сосновой ветви на гильце представляется уже как бы неизменным правилом, о чем намекается в песнях. До бору, старосты, до бору,
Ветвь эту втыкают в хлеб и ставят в таком виде на конце стола, противоположном тому, который подходит к образному углу, а сверху ветвь эту подвязывают шнурочком, зацепленным за гвоздь, воткнутый в потолок. Эта ветвь, украшаемая и вставляемая на столе с приличными обрядами и песнями, имеет символическое значение брачного венка, а потому-то говорится: не ставить гильце, а вить гильце, и притом самое гильце в некоторых вариантах одной и той же песни заменяется словом барвинковый венок. Благослови, Боже, и отець и мати,
В других песнях оно неоднократно называется прямо венком. Благослови, Боже,
Оно делается в честь как новобрачной, которая называется княгинею, так и в честь новобрачного, именуемого на обрядном языке князем. З чого мы будем князеви винець плести?
Собственно нормально символическое дерево для гильця, как видно из песен, есть калина, которая всегда и повсюду в песенном мире есть символ выходящей в замужество женщины. Як Марусе гильце вили,
Хотя обыкновенно гильце зимою делается из ели или сосны, — Коли б я знала, коли б я ведала, що елечко буде, — но как бы в намять того, что настоящим деревом для этого предмета должна быть калина, — То б я послала свого батенька да в луг по калину, — все деревцо сосновое или еловое сверху донизу унизывается калиновыми ягодами вместе с символическими травами барвинком и васильком. Гильце деревце з ялины
Барвинок, как символ любви, противопоставляется руте и мяте, символам девственности: невеста изображается подходящею к окну хаты в то время, когда в этой хате вьют ее гильце, и она говорит дружкам: мне вейте из барвинка, а себе из руты и мяты. Коло свитлоньки, коло новой,
В песнях убранство гильця — колосья, — Пив стога вивса высмыкали,
вишня, — Да вси ж мы сады выходили,
перья из птиц: Летел шрностай по-над став,
По окончании приготовления гильця, невеста испрашивает у родителей благословения идти с дружками по селу и зазывать гостей на свадьбу. Благослови, Боже, и отець, и мати,
По выражению песни, матушка, родившая дочь-невесту, оградила ее месяцем, опоясала солнцем и снарядила в село. Месяцем обгородила,
Во время хождения по селу дружки, сопровождающие невесту, беспрестанно поют принадлежащие к этому обряду песни. Подступая к воротам то того, то другого двора, они в песнях приглашают обметать дворы, застилать столы и встречать радушно невесту и дружек. Обмитайте дворы,
Невеста ведет с собою дружек, как утка утят. Утинька йде,
В одной из песен, какие поются во время этого хождения по селу, изображается, что невеста утопала, звала к себе на помощь, но к ней не подоспели ни родители, ни братья, ни сестры, а подоспел и спас ее молодец, за которого она выходит замуж. А батенька,
Но высказывается также сожаление вступающей в брак о минувших днях девичества — не примут ее в свой круг веселые девицы в венках и лентах, Як же мени дай не плаката,
Напрасно будут цвести в ее саде розы, барвинок, василек; ей уже не вить из них себе венка и не мять в руках пахучего василька. Вже роженька процвитае,
Жалко ей и отцовского двора; обошла она все дворы, а как вернулась и подошла к родительскому, то стало ей грустно. Молода Маруся вси дворы обходила,
Во время хождения невесты по селу, которое иногда продолжается весь день до вечера, происходит в ее доме, как и у жениха, приготовление короваев. Это старинный обряд — приготовлять и печь свадебный хлеб, называемый коровай. Обычай этот был, как кажется, в древности повсеместен у славянских народов. По крайней мере в оставшихся описаниях свадеб московских государей и близких к ним лиц всегда упоминаются коровай. Один коровай жениха, другой — невесты. Эти коровай носились вместе со свечами во всех церемониях, приносились в храм во время венчания, а потом неслись в сенник, приготовленный для брачного ложа. На свадьбе великого князя Василия Ивановича коровай убирался двадцатью семью пенязями, а при свадьбе царя Алексея Михайловича коровай покрыты были, женихов — золотным турским бархатом, а царицын — золотным атласом; на покровах было нашито 27 пенязей позолоченных. Также точно и в описании свадьбы вообще великоруссов XVII века, сохранившемся у коровайниц, мы видим, что коровай или свадебный хлеб составлял неотъемлемую вещественную принадлежность свадебного ритуала. У малорусского народа коровай считается важным и необходимым, хотя время приготовления его различно: иногда ранее в пятницу, иногда же утром в воскресенье, но чаще всего в субботу, в то время как невеста ходит с дружками по селу. Коровай приготовляют (бгають по народному выражению, что буквально значит заламывают) непременно замужние женщины, которых мать невесты для этой цели приглашает, — Марусина мати по сусидонвци ходить
и отец жениха представляется делающим для своего сына то же: Ивашков татко по юлоньци ходить,
Они просят коровайниц приготовить коровай ясный как месяц. Та злипить коровай красный, як мисяць ясный! Коровайницы, явившись к делу, прежде всего желают выпить горелки. На Бога ж вы гляньте, та нам горилки дайте. Коровай должен быть приготовлен из такой пшеницы, которая уже семь лет стояла в стоге, — Що в нашем короваю семилитня пшениця, — а по другому варианту из пшеницы, взятой из семи стогов, — З семи стогив пшениця, — и на воде непременно родниковой, — Як мы коровай мисили —
но одному варианту из трех, — Из трех криниць водиця, — по другому из семи родников, — З семи криниц водиця, — и разубран калиною. Или: Мовила, говорила червона калина:
В другой песне, кроме пшеничной муки и родниковой воды, к короваю считаются нужными масло из молодых коров, яйца из молодых кур и прозрачная соль. Ой короваю, короваю,
Тесто коревая должно так подойти вверх, чтоб быть выше того, как высоко стояла пшеница, из которой делался коровай, когда находилась на ниве в снопах и на гумне в стоге. Густая буйная (пшениця) на ныви,
Мать невесты должна подать коровайницам родниковой воды, чтоб они помыли себе руки перед почином работы. Марусина мати нехай прийде,
Приступают к работе с песнями, в которых призывается содействие Бога и святых его. Поможи Боже, Пречиста Мати,
Или: Сам Бог коровай мисыть,
Кроме калиновых ветвей с ягодами, которые вместе представляются цветущими над тою коморою, где приготовляют коровай, — Зацвила калина не литом — зимою, над тею коморою
убранство коровая составляют вишни, виноград, — Свиты, мисяченьку, ясною зорою
птичьи перышки, — Летев горностай через сад,
и червонцы, — Мы ж були коровайнички,
которые действительно клались в царских короваях, а у малорусов остаются только в песнях, на деле заменяясь копейками. Коровайницы разрисовывают коровай узорами с изображениями звездочек и птичек. В нас хорощинськи (из села Хорощанки) жиночки
Они хотят заказать кузнецу особую кочергу для выгребания золы из печи и особую лопату для посадки в печь своего коровая, — Ходим до коваля,
да еще меч, которым бы можно было прорубить в печи отверстие, через которое вставить коровай и дать ему испечься и выйти из печи в комору. Да скуй мени, коваленьку, гострый меч,
Проси Бога, Марусенька, поется с обращением к невесте — проси Бога, чтоб твой коровай вышел прекрасен, как божий день, как солнышко, что на нас смотрит через окно. Проси Бога, Марусенько, щоб Бог дав,
Перед посадкою в печь коровая испрашивается благословение старост, — "Старосте, пане пидстаросто, благословить коровай у пич посадить!" — Бог благословить! (отвечает староста). Потом приглашают двух молодцов, из которых один в пест, называется кудрявым (кучерявым), а другой богатым, первого выметать печь, а второго сажать туда коровай. Кучерявый печ выметае,
Посадивши таким образом коровай в печь*, коровайницы поднимают триждь! квашню, ударяют ей о перекладину потолка, целуются между собою, обращаясь к печи с просьбой спечь хорошенько коровай. Пече ж наша, пече!
______________________ * Описание коровая у Чубинского: "Обыкновенная форма коровая — большой хлеб, но иногда приготовляют его и другим способом. Берут корж, посыпают его овсом, сверху кладут копейку или больше" (что заменяет червонцы, о которых поется). "На этот корж накладывают одна на другую семь паляниц (хлебов пшеничных) и на верхней делают изображения месяца, а вокруг его располагают пять шишек, обводят каймой" — это называется пидперезать коровай. "В большую, находящуюся по середине коровая шишку, втыкают пять слепленных вместе свечей (восковых) или обтыкают ими вокруг коровай, зажигают их и вместе с короваем сажают в печь. Кроме коровая, делают "верч" (очень похож на коровай): шишки — пшеничные, булочки, снизу обведенные каймой из теста, а сверху донизу две такие же каймы, прекращающиеся по середине, где приделывается кусок теста наподобие сосновой шишки. Две большие шишки красят суриком: они назначаются для молодых, которые ходят с ними приглашать на свадьбу". ______________________ Вспоминается и сосна, которая должна гореть, когда будет печься коровай. Пич стоит на сохах,
Пока коровай печется, коровайницы угощаются горелкою, которую сами у хозяев выпрашивают: Мали сваненьки працю,
Или: Почни, свате, бочку,
Подтрунивают друг над другом, и дурачатся. Губатая вчиняла, горбатая сажала,
Или: Котра месила — щоб трясця трусила.
Наконец приходит пора вынимать из печи коровай, и это делается с обрядною торжественностью. Час тоби, короваю,
Вынувши из печи коровай, кладут его на крышку от квашни, покрытую скатертью сверх положенного под-исподь слоя солони и ставят на столе: Славляно да прославляно,
Затем уносят на голове в назначенную хозяйкою для хранения комору. Обицялася мати нам комороньку дати,
Неся коровай, продолжают величать его в песнях. Ой Бог нам дав — коровай нам ся вдав,
Тем и кончается обряд приготовления коровая, который отправляется точно таким же образом и у жениха. По возвращении невесты с дружками с прогулки по селу, отправляется девичь-вечер. Невесту сажают на посад, на почетное место в углу под образами, на котором тогда простирают тулуп, заменяющий соболей, которые играли такую роль в старинных свадьбах царей и вельмож московских. В песнях воображается город с четырьмя стенами, из которых три каменные, четвертая — золотая; на стене маковка, где ласточка себе гнездо свила и выплодила двое деток, эти детки — жених и невеста. Славный город, да девич-вечер;
Во всех оконцах этого города — ангел Божий, а на дверях сам Господь стоит и раздает долю. Ой славен, славен Марусин посад!
Родитель невесты стоит со всею роднёю, и все любуются ею. Села Мариня на посаженьку
В песне заставляют невесту кланяться отцу. Он прослезился: она пойдет из родительского дома и забудет родителя. Кланяйся, Марися, старому и малому и батеньку свому.
Теперь она прекрасна, но когда пойдет прочь — исчезнет красота лица ее. "Ой мий батеньку, мий голубоньку!
Если невеста сирота, ей приходится кланяться чужим, названым родителям: "Кому ж ты ся кланяеш,
За то ангелы, сидя на яворе, заботятся о ней, собираются полететь и посмотреть, как плачет сирота, сидя на посаде. В лиси на явори сидило два анголи
В песне она представляется взывающею к умершему родителю или родительнице с приглашением прибыть к ней и подать ей совет. Умершее лицо отвечает, что это невозможно, потому что насыпанная земля не пускает встать. - моя матенько
Или: Рад бы Ой , я встати к своему дитяти, рада бы Сырая земля двери залягла,
Душа умершего пред Богом и просит отпустить ее посмотреть на свое дитя, сидящее на посаде. Марусина мати
Невесте нельзя сидеть одной, без жениха. Как месяц хочет взойти разом со звездою, осветить небо и землю, возвеселить и зверя в поле, и путника в дороге, так и невеста не хочет сидеть одна, а хочет сесть вместе со своим суженым и возвеселить разом два рода. Слала зоря до мисяця:
Время проходит в пении свадебных песен и в танцах до прибытия жениха, которого, как князя, сопровождают названые бояре и музыканты. Дружко взводит на посад князя. Начинается обряд пришивания цветочной кисти (кветки) к шапке жениха. Жених входит в хату и садится на посад не иначе как в шапке. Старшая дружка — лицо важное в свадебном женском персонале стороны невесты — снимает с головы жениха шапку и прикалывает к ней "кветку", отколовши у невесты. Дружба (иначе дружко) или старший боярин, надевает на жениха свою шапку на время, чтобы жених вовсе не оставался с открытой головою. Поются при этом полушуточного содержания песни. Пришивалка изломала золотую иголку и поколола себе руку. Золотую голочку з ломил а,
Она именует себя швеею, нарочно приехавшею из Львова, требует заплатить себе за работу и выкупить шапку, — Я швачка з Ильвова,
надевает эту шапку себе на голову, вскакивает на лаву и поет, что она теперь — козак, красивее, чем жених, и продолжает требовать выкупа шапки. Ой глянь, зятеньку, на мене
Дружко и жених предлагают ей сумму, она говорит, что мало, — Маните не маните —
и шутка в песнях превращается в издевки над скупостью и нищенством жениха и его дружины. Ой казали люде: зять багатый,
Наконец, сделка как будто состоится, и старшая дружка снимает с головы шапку и кладет на голову жениху. Во все это время и после того гости танцуют в сопровождении пения песен, в которых отражаются следы старинного военного быта. В поэтическом образе представляется, что бояре, танцуя, навели облако своими жупанами, пустили дождь стрелами и произвели сияние саблями. Где бояре танцювалю,
Идет разгул: танцы и пение, и углы и лавки — все движется. Бийтеся кутки, лавки!
Настает время ужинать. Невеста с благословения родителей, — Благослови Боже, и отець и мати,
должна просить гостей, чтоб они были веселы, как весенние птички. Проси своих гостей
Все садятся ужинать, начинается попойка. Брязнули да ложечками Срибными тарилочками, Марусина челядь Сидае вечерять. Стань, батенько, проти мене,
Поется о разных снедях, составляющих ужин: о капусте, — Ежте, бояре, капусту,
похлебке, — Ежте, бояре, юшку,
горохе, — Ой гороше, гороше, сияно тебе хороше, — каше, — На Бога гляньте, нам каши дайте! — жареном мясе, — На Бога вы гляньте, нам печени дайте! — которое разрезывать должен дружба, — Наш дружбонько чорнобривый,
борще, — Добрая господыня добрый борщ зварила, — пряностях, — Же нам готують ести:
пирогах, — Повидала нам ворона:
о вине, — Два голубойки гниздо вьють,
горелке и пиве, Тече горелка з потока,
ко всему соответствующие припевки. При этом допускаются разные насмешки над боярами, — Ели бояре юшку да вкрали галушку,
дружбою или дружком, — Крае дружбонька крае,
светилкою, — Светилочка пани, вечеряй з нами!
над старшею дружкою и вообще над всеми свадебными гостьми, уличают их в жадности и обжорстве, — Наша дружка пид сволок, зъела калачив сорок,
Только новобрачные изъяты от издевок над ними. Невесте поется только, что она должна сказать, что будет почитать свекра и свекровь как родителей. "Не сиди, Марусю, розмышляйся,
В одной галицкой песне жених говорит, что ей нечего уже будет бояться отца, а грозою для ней станет он, ее будущий муж. Ой не бийся батенька свого,
После ужина староста выводит новобрачных и гостей, погулять и потанцевать на дворе. Ведемо Марьечку з застильля,
В песнях от лица всех выражается благодарность хозяевам за хлебосольство. Встаньте, дружечки, встаньте
На другой день после девич-вечера, обыкновенно, в день воскресный, происходит третий акт свадебной трилогии. Первый обряд у невесты — расплетание косы ее, совершаемое холостым братом ее в кругу подруг невесты, ее дружек свадебных; в некоторых местностях этот обряд совершается позже, уже после венчания. Дружки расчесывают невесте косу, — Труться, мнуться дружечки
мажут маслом, — Дай мене, мати, масла,
медом, вплетают в волосы несколько монет, подаренных женихом, кусочек хлеба и кусочек чесноку, которому, по суеверию, приписывается предохранительная сила от заразы и от всякого зла. Косу снова заплетают в последний раз венком. Из песен, какие поются при этом обряде, видно, что венком таким признается венок, сплетенный из барвинка, из калины и руты. В долину, панянки, в долину
Расплетание косы — грустная минута для молодой княжны. У всех подруг ее волосы заплетены в косы, а у ней распущенные волосы покрыли плечо, а слезы покрывают ей лицо. Все дивоньки в косах,
Жаль ей косы, которую она много лет холила, мыла красным борщом, расчесывала золотым гребешком и в темную ночь при свече и в день перед окном. Ой косо, косо золота!
Но жалче ей родной матушки, потому что ей никто так не услужит, как она, когда рано вставала и загоняла коров. Та не жаль же мене русой косы, ни девочои красы,
Плачь, Марусенька, — поется ей, — как рано на заре кукует кукушечка: ведь уж в другой раз девицею не будешь, забудешь веселые вечерницы. Чому ты, зозулько, рано не куеш?
Покидать приходится ленты девические: она просит мать отдать их девицам — недругам. Прийди, матинко, прийди,
И брат соблазняет ее не идти замуж, когда кругом все расцветает — и роза, и кресчатый барвинок, и пахучий василек. Ой брат сестрицю та росплитае,
Она сама чувствует то же, но слишком уж она полюбила жениха своего. Хоть не рада та мушу:
Вот прибывает жених, молодой князь с своими боярами. Отправляются пешком или на лошадях, как случится, в церковь. Волосы невесты развеваются по ветру. Повий, витре, дорогою за нашою молодою,
Сами собой открываются церковные двери, сами собой зажигаются свечи, сами собою читаются книги. Де-сь та Маруся боярського роду.
Сам Господь трижды встречает новобрачных. Стричай нас, Боже,
При возвращении с венчания поется, что жених дал обет не отпускать от себя жену до страшного суда Божия, — Не забувай отця и матки до суда,
а невеста обещала жить не при родителях, а с мужем. Присягала Марисенька...
Новобрачные приезжают в дом. Их встречают с церемониями, следует затем обед для гостей, за которым не участвуют новобрачные. После обеда идут танцевать, поют песни большею частью шуточного содержания, насмехаясь друг над другом. Потом жених уезжает домой. Там происходит свой o6eflj Жених садится на почетном месте: он — князь. По правую руку от него размещаются бояре, по левую — старшая и меньшая светилки и две свашки, а напротив жениха дружко, возница и старосты. После этого обеда начинается собственно народное свадебное действо, древнее языческое священнодействие, сохранившееся теперь в обломках. На дворе ставят пркрытую чистою скатертью квашню, на нее кладут хлеб, которым благословили жениха родители, соль и ведро воды с ковшиком. Перед этим импровизированным алтарем становится жених со всем своим поездом. Выходит из избы мать жениха, одетая в тулупе вверх шерстью, на голове у ней шапка, а в подоле у ней насыпаны орехи, овес, подсолнечные и тыквенные семена и мелкие деньги, которые нарочно для этого дня скоплялись со дня рождения сына, ставшего теперь женихом. Дружко подает ей вилы или грабли, представляющие в данном случае коня; мать садится на них как будто верхом на лошади, дружко, ухватившись за передний конец, как будто ведет коня под уздцы вокруг квашни, а другой боярин издали подгоняет бичом воображаемую лошадь. Мать разбрасывает во все стороны семена, причем поются присутствующими девицами соответствующие припевы. Ой сии, мати, овес,
Три раза проведши кругом квашни мать жениха, сидящую верхом на вилах или граблях, дружко зачерпает из ведра воды и делает вид, как будто поит воображаемого коня. Во время такого шествия вокруг квашни, за матерью идет жених с платком в руке; за платок держится один боярин и несет в руке платок, за который держится другой боярин, затем третий и т.д. Позади всех или же рядом с матерью идет светилка с пучком васильков, в середине которого вставлены деревянное подобие сабли, зажженная свеча и кусок хлеба. Древность этого обычая указывается подобием в нем многих черт с обычаями, о которых остались нам известия в описании свадеб великокняжеских, царских и боярских. Так в этих свадьбах постоянно играли роль свечники со свечами — то же что малорусские светилки — независимо от обручальных свеч. Обряд осыпания одетой в вывороченной вверх шубе является также в старинной московской великокняжеской свадьбе*. Светилка с деревянным мечем и мать, севшая верхом на вилы или грабли, воображаемые конем, составляют соответствие с московским конюшим, который ездил с обнаженным мечем в руке вокруг сенника**. Видно, что основные черты были едины, но потом разбились и разветвились, тем не менее все-таки видно их древнее единство. Какое символическое значение имела вода, ставимая в ведре на квашне и напование ей воображаемого коня, мы с точностью определить не беремся, но несомненно, что оно в древности было, и вероятно, состояло в связи с поклонением воде языческих славян. По смыслу, который и теперь светится в этом обряде, можно предположить, что это имеет значение приготовления к походу князя за своею княгинею, для чего и поят воображаемого коня, как бы собираясь в дорогу. ______________________ * ...И тысяцкого жена положит на себе две шубы собольи, одну положит по обычаю, а другую шубу положит на верх, на изворот, шерстью вверх, да осыпает великого князя и великую княгиню.
______________________ Затем поезд с женихом на челе отправляется к невесте. Везут с собою подарки невесте и ее родителям*. В песне поется, что мать, выпроваживая сына в путь, оградила его месяцем, опоясала солнышком и снарядила в дорогу за молодою невестою. ______________________ * Для невесты и ее матери берут сапоги, для отца — бараньи рукавицы, для родственниц — свашек, светилок и других — несколько платков, очипков, для брата невесты складаник (складной нож), для сестры несколько аршин красной ленты...
______________________ Мати Иванка родила,
Отец дал ему девять коней, а десятого вороного под него самого. Осидлав ему девьять коней сивых,
Мать напекла ему на дорогу девять печей хлеба, а десятую коровая. Напекла ему девьять печей хлиба,
Отец велит сыну брать с собою в путь всю родню свою — и близкую, и далекую, и богатую, и убогую, богатую ради славы, а убогую для совета. Бери, сынку, всю родинонысу
Отец дает сыну заранее такое предостережение: смотри, сынок, не говори всей правды тестюшке; ведь он тебе все-таки не то, что родной отец. Отець сына выряжае, выражав, наказуе:
Кроме того отец заповедает ему не пить ноднесенной ему первой чарки, а. вылить ее на гриву коню. От этого конь твой пойдет гордо, и всем боярам твоим будет слава. Не пий, сынойку, першого напоеньку;
Жених князь как бы выезжает на ловитву, — Наш Ивасенько, наш короленько, на ловы выезджае! — он будет проезжать зеленым бором, по каменным мостам, будет бор шуметь, будет камень звенеть, заслышат люди, пойдет молва между ними, услышит невеста и возрадуется. Да будемо ехать бором зеленым,
На пути жених князь встретит символическую калину и захочет рубить ее, а она скажет ему, чтоб он не рубил ее: она не для него посажена, для него — приготовлена молодая невеста. По пид лугом стежечка;
Если князь и заедет в чужую сторону, зато с ним вся родня его, — А в кого кони — седлайте,
у него конь вороной, с ним боярин молодой, и сваха певунья и светилка чернобровая. ...Чи маеш кониченька вороного,
Выезд представляется совершающимся ночью. Ой ты, Иване, видважный козаче!
Князь призывает своих бояр ехать с ним во двор к его тестю, к своей Марусеньке за стол. Бояры молодый, учинить мою волю,
Но недаром батюшка, снаряжая сына-князя, советовал ему не вполне доверяться тестю Придется-таки не легко добывать красавицу. И вот видим мы в песнях отражение тех давно минувших времен, когда при редкости населения, при господстве разных побуждений у народностей, отделенных друг от друга лесами и болотами, приходилось действительно подвергаться всяким неудобствам и опасностям звероловного быта. Вода луги позаливала, дороги позабирала,
Ездить можно было в путь только с значительным кружком своих родичей, — тогда дружелюбные связи между родами устанавливались только после того, как подружившиеся прежде померяются взаимно между собою удалью и отвагою, — самые супружеские союзы заключались тогда с бою, о чем говорят наши старые летописи, сообщая, что у многих племен брака в нашем смысле еще не образовалось, а было только умыкание девиц, а умыкание вело столкновение между родами молодца и девицы. Вот такое-то умыкание дает о себе вспомнить и в малорусских свадебных обрядах и песнях. Князь со своими боярами собирается действовать силою, разбивать каменные стены, ломать замки, чтобы достать невесту. Та пийдемо тихим Дунаем до замку,
Он недаром князь. Он — князь времен древних, богатырь-витязь, идет с своею боярскою дружиною, по лесам охотятся они за куницами, в полях за перепелами, через село проедут — подрубают колья, на двор ли въедут — конь его раскопает землю на дворе, а сам он в сени войдет — не снимает шапки. Ой лисом едут — на кунейки стриляють,
Он, как ветер, идет с брани: где станет, там земля стонет, куда глянет — трава вянет, прикажет разбивать Львов, доставать себе королевну. Повее ветер по гори,
Но не придется ему прибегать к таким мерам. И замхив не зламали,
В песнях отразилось наслоение последующей эпохи, когда сила стала заменяться миролюбивыми сделками. Ведь и в те времена, когда господствовали умыкания девиц, уже летописец замечает, что умыкали таких, с которыми прежде совещались на игрищах. Тогда умыкатель примирялся с недовольным родом умыкаемой девицы посредством даров, откуда и вышел древний обычай платить вено за невесту. И эта черта есть в наших свадебных песнях. Князь несет дары и от себя, и от своей матери. Дары идутъ, дары идуть,
Невеста уже ожидает его. Отсунь окно, — говорят ей, — погляди, хорош ли Иван на кони? Хорош, матушка, — отвечает невеста, — краше всех, стоит на кони, словно солнце, конь его блестит павшею на него росою, а сам молодец — красотою. — Чи хорош Ивашко на кони? —
Прекрасен двор у тестя, в нем трое ворот: в одни входит месяц, в другие — солнце, в третьи молодец въедет и с ним станет весело. Идет молодец к девице, словно месяц к звездочке. А в мого тестенька трое воритець,
Из девической стыдливости говорит невеста отцу, чтоб затворили ворота и не впускали молодца. Просила Марусенька свого татусенька:
Как его не впустить, — отвечают ей, — когда он просится, расстилаясь хмелем около двора, барвинком в сенях, васильком в хате, становится соколом за столом. Як го не пустити, коли вин ся просить,
Запрячь меня, матушка, — говорит невеста, — в вишневый садик, обсади вишнями и черешнями. Уже гости, уже на помоста,
Запрячу тебя, — отвечает мать, — за тесовый стол, обсажу дружками. Заховаю тебе, моя доненько,
В песне приглашается мать невесты встречать зятя уже не только нареченного, но обвенчанного. Выйди, мати, з хаты,
Тут в свадебном действии опять вспоминаются времена отдаленные, времена умыкания и насилия. Поезд жениха должен некоторое время ждать у ворот. Принадлежащие к поезду невесты стерегут ворота двора. Происходит как бы примерная битва, кончающаяся переговорами. Ехали мы три мили,
Мы тебе не докучим, только ночку переночуем, бочонки твои опорожним и девочку с собой возьмем! Мы тоби не докучимо,
Предлагают водки в качестве окупа за впуск. Даемо вам горилки
При этом и подсмеиваются над хозяевами, которые не пускают гостей. Ой у нашего свата соломъяна хата:
Роль примирителей принимают на себя старосты с обеих сторон. Двое жениховых старост перелезают через ограду во двор, где уже приготовлена хлеб-соль и там стоят двое невестиных старост. Старосты обмениваются между собою хлебом, целуются, угощают друг друга водкой и, наконец ворота открываются: весь поезд вваливается во двор. Ой, где ж вы там посланци бували?
Мать невесты встречает жениха в тулупе, вывороченном шерстью наверх, как бы думая испугать гостей. Вбралась теща у вовчинки,
Она предлагает жениху водки в угощение. Жених, помня заповедь своего родителя, не должен пить, а должен передать чарку старшему боярину из своего поезда, а тот выливает водку на гриву коню, чтобы теща была ласкова к зятю. Не пий, Ивасю, первого привиту,
Что ж ты мне подаришь? — спрашивает зять у тещи. А зять тещу пытае:
Теща предлагает одно за другим — пару лошадей, пару волов, стадо овец, скрыню, перину, — зять от всего отказывается, наконец теща предлагает дочь и тогда зять говорит, что будет ее считать за родную мать. Тещенько, ридна матинко,
Тогда поется в песне — теща с своей стороны сознается, что до сих пор не совсем доверяла ему, но теперь принимает как милого сына. Ой зятю ж мий зятю, да милый же ты сыну!
Между тем в хате невеста бросается к ногам отца и просит впустить во двор поезд, а самого жениха ее посадить за стол. Батеньку до ниг впала:
Вступая в хату, гости обмениваются с принимающими их песенными приветствиями. Добрый вечир тому, хто в цёму дому:
Дружки, сидящие с невестою, должны подвинуться и дать места боярам. Посуньтеся, та дивчаточка,
Но братья невесты сидят около нее с поднятыми палками, особенно старший брат, сидящий ближе всех к невесте, принимает воинственный вид. Сама она готова встать приветствовать жениха и принять его гостинцы, — Ой устань, Марусю, не лежи,
а братья не сдаются и хотят драться. Не наступай, литва,
Им предлагают окуп. Брата уговаривают в песне, чтоб он не продавал сестры. Не продавай сестры
Он ее крепко удерживает за руку, Брат коло сестрице сидить,
готов даже защищать ее секирою. Братчику та, голубчику!
Но потом он прельщается предложениями жениха. Запродам тебе, сестрице моя,
Песня уговаривает жениха не скупиться и заплатить пощедрее, - Не стой, зятю, за плечима,
хотя бы пришлось семь дней молотить, чтобы заработать на сведение шурина с его места. Треба сем ден молотити
Когда, наконец, сделка состоится и шурин сойдет — песни подсмеиваются над ним, — Не в правде братко кохався
называют его татарином, — Татарин братко татарин
отсылают его за печь воевать с котами, В запич, шурине, в запич
Песни шутят и над боярами, и даже над женихом, если он не сумеет ловко поцеловать своей невесты. Бояре шляхецькии,
Во всех описанных нами обрядах отразилась, как мы вообще заметили, история народа. Вот времена далекие, языческие — поклонение воде; остатки жертвоприношений, — вот времена, когда народ не составлял государственного тела, но был разбит по селам, разстоявшим одно от другого на немалое пространство, разбит на роды, или не знавшие один другого по неудобству путей или враждовавшие между собою. Видим следы умыкания, следы насильственных похищений. Жизнь, подходившая к жизни зверей, которых ловил тогдашний человек. Но вот шаг выше на дороге к образованности. Эпоха примирения между ссорившимися родами. Эпоха сделок и эта эпоха выработалась главным образом через женщин, подобно тому, как римляне соединились с сабинянами через посредство похищенных сабинянок. Вот и эпоха князей, когда они с набранными из вольных удальцов дружинами, рыскали, ища себе столов и власти и заключали ряд с землями, или бывшими не в силах прогнать их или сами в них находившими нужду для успокоения внутренних беспорядков у себя. Вот и память о Литве, которая завоевала когда-то разрозненную Южную Русь и соединила ее в одно политическое тело, сама подчинившись ее духовному культурному влиянию. Вот и татары, торговавшие людьми, вот старый козацкий быт, когда все удалое, рыцарское, молодецкое облекалось в образ козака. Что всего замечательнее — это свадебные обряды, с накопившимися на них слоями разных периодов и укладов народной истории, наглядно указывают на демократический строй, господствовавший всегда в сознании этого народа, хотя внешние условия постоянно препятствовали его водворению и укреплению в общественной среде. Хотя песни свадебные с принадлежащими к ним приемами и действами — исключительное достояние мужицкого быта, но многое и представляет черты быта более высшего, более знакомого с удобствами жизни: это несомненный признак, что те же приемы, те же обряды, те же песни были достоянием и других слоев общества. Так называемый высший класс не был в культурном отношении отделен китайскою стеною от низшего, как теперь. Народ развивался одинаково: если коснели в темноте, то не один мужик, а также и панок или войсковой товарищ часто не умел подписать своего имени, за то и мужицкие дети одинаково учились наравне с панскими, если у родителей их было состояние и круг сведений целого народа расширялся одикаково. Вот, сообразно этому, в свадебных песнях мы встречаем черты, указывающие, что эти самые песни пелись не в одних мужицких хатах, но и в домиках панских. Следует затем раздача подарков от жениха, — Ой на двори призьба
от невесты, с припевами, — По тихому Дунаечку билила,
потом принос в хату и дележ коровая. Коровай з шишками,
После раздачи коревая происходит покрывание невесты, а в некоторых местностях и расплетание косы, которое в других совершается, как выше показано, перед венчанием. Невеста представляется в песнях оплакивающею сокрытие своей косы девической. Ой жаль мене тебе русявая косо!
Мать идет в комору за серпанком или наметкою, которая в песенной речи носит название завивайла. Последний косник — лента в косе — снимается женихом: это его достояние на память. Серпанок-завивайло — представляется пугалом. Ехал, — поется, — за ним дружба за море доставать из под белого камня, но не поднял камня и не добыл завивайла. Дружку ехати по завивайло,
Мать выносит серпанок из коморы. Дружки поют: догадайся, Маруся, зачем это ходила мать в комору: за рутяным венком или за белым, как бумага, завивайлом. Догадайся, Марусе,
Дружба принимает от матери серпанок и держит его на тарелке. Его, — поет песня, — не свеет ветер, не сожжет еолнце, не смоет дождь; его износит молодая Маруся. Поглянь, Марусю, на порог
Не хочется ей покрываться, не мило ей завивайло, милее — девичьи ленты, — Покриванниця плаче —
Но если б она сильно не хотела, то не шла бы замуж, сидела бы у батюшки. Як бы вона не хтила,
Не так ей тяжело покрываться, как разлучаться с подругами. Не так покрываться,
Не об отце и не об отцовском дворе она тоскует: жаль ей русой косы своей, девической красоты: девицы гуляют, колышутся их косы, а ее в свою среду они уже не примут. Ой не жаль мене батенька старого,
Мать, — и подруги, — Покрываю тебе, моя доненько, —
покрывая ее, желают ей здоровья и красоты. Будь здорова як вода,
Но где теперь коса твоя, поется в песне — не полетела ли в поле? Нет, она свернулась в клубочек. Где ся косойка дила?
Где теперь твой венок девический? Отдала его спрятать под замок на вечные веки. Где сь дила свий винойко?
Как бы играя, в песне говорят ей подруги: не хорошо, не хорошо тебе в этом наряде! Скинь чепец, брось под печь, скинь кибалку — брось под лавку! Надень опять свой рутяной венок, уберись в ленты, идем с нами на вечерницы. Покинь чепець пид печ,
Не будет по-вашему, дается на это приговор в песне: Ивась сдает свое молодечество, а Маруся свое девичество. То Иван гомонить — молодесьтво здае,
Наступает затем — ужин с припевками. В песнях, относящихся к этой части ритуала выражается невозвратность положения, которое потеряла новобрачная. Ей грустно, она склоняет голову, но все уже напрасно, ни ветер, ни дождь, ни людские языки — ничто не разорвет союза новобрачных. "Вже ж ты, Марусю, звинчана:
Как селезень с уточкою вместе щиплют водяную травку, так они сидят вместе парочкою за трапезою. Де ж був селезень, де ж була утонька?
Вот уже и кони запряжены и возницы сидят на возах, собираются везти новобрачных в дом мужа. Вже ж коники позапряганы,
В песне изображается, как новобрачная кланяется в ноги родителю и благодарит за то, что, живучи у него, была любима и не отягощалась излишнею работою. Впала Маруся аж- до ииг:
По окончании ужина начинается отправка новобрачной четы. Это выражается и в песнях. Новобрачная должна садиться на воз и покидать привычки житья, какое вела у отца. Ой садовись, дивочко, на вози, Да покидай батьковы норовы. Укладывают на возы скрыню с приданым. Скрыня моя малевана!
Песня представляет, что мать, в порыве материнской нежности, просит дочь переночевать у ней еще одну ночь, потому что расцветает роза, стелется барвинок. Но дочери уже не украшать себя розою и барвинком: полюбила она Ивася и не хочет расстаться с ним. Ей матинка просить:
Так песни до последних минут изображают в невесте колебания между сожалением о невозвратно преходящем девичестве и между любовью к своему суженому, и все-таки перевес остается за этой любовью. Все готово к отъезду. Месяц освещает путь. Брат провожает сестрицу в дом свекра. Мисяц дориженьку освитыв;
Женихов поезд заранее хвалит житье-бытье, ожидающее ее в этом доме. Юж сонце над горами,
Посылается наперед сокол во двор родителей жениха, чтобы там дожидались невестки, застилали столы, клали на них пшеничные хлебы, зажигали свечи. Наша Маруся од батенька одъизжае,
Вот новобрачная в последний раз обращается к родной матери, кланяется ей в ноги, устилает землю своими косами, слезами обливает ноги матери. Яж тоби, матухно, поклонюся,
Жених торопит ее, Ой, ты Марусю, вбирайся...
а она хочет вдоволь напрощаться с отцом, с матерью, Зачекай мене хоч пивтора дня.
даже с порогами, по которым ступали ее ноги и по которым уже не будут ступать. Ой дякую вам, пороги,
Не переходите, враги, дороги, пусть ее перейдет сперва Бог, а потом мои родители, — поет песня. Пересердиться вороги, не переходьте дороги;
Вот наконец двинулись, зазвенели колокольчики. Бряжчали колоколы, брянчали,
Осталась мать. Поглянет в комору — нет скрыни, нет и вешалки для одежды; посмотрит по светлице — нет ее дитяти, глянет в окно — там след ее; песня заставляет по дороге, уехавшей новобрачной расти символические васильки. Пийди, мати, у коморю — скрыни нема!
Исчез и зятек — истоптавши конскими копытами подворье, обобравши комору, и взял с собою ее дитя. Так був зятенько, як не бував,
Скучно будет матери без дочки: выйдет она в поле работать, некому будет помогать, сядет полудновать — не с кем вести разговор. "Якого-с буде, якого-сь буде да без донечки жиги!"
Вспомнит она о дочери и жаль ей станет тогда, когда начнет она растоплять дрова и загребать жар в печи или пойдет к воде с бельем. Загрибай, мати, жар, жар,
На пути к дому жениха поются песни, где говорится о радости, какая ожидает мать жениха, когда привезут к ней невестку. Отвори, мати, лиску,
Но, оглядываясь назад к родительскому дому, новобрачной становится грустно. Ой плачу я плачу, поки батькив двир бачу. Вот приехали. Песня приглашает мать жениха выходить и посмотреть, что привезли ей бояре. Ой выйди, мати, погляди,
Новобрачная сравнивается с пугливою тетеркою: не надобно полошить ее; пусть привыкает к своему дому. Привезена тетеречка...
Жених, кланяясь родителю, уверяет, что его подруга будет угождать ему. Приихав Ивась с дружиною,
Есть следы старого военного быта: жених говорит, что он ездил на войну и полонил хоровод девок, но выбрал себе одну из них. Що я на войну ездив,
Мать жениха представляется в высшей степени довольною и говорит, что теперь она радуется паче, нежели тогда, когда родила своего сына, и расточает похвалы молодой невестке и за ее красоту, и за походку, и за речь ее. Рада була, мий сыночку, що ты народывся
Уже и сама новобрачная начинает быть довольна своею переменою: ей стал мил чепец и надоел девический убор. Отож тебе Господь погодив,
Но тут же проглядывает и опасение, что как зима не будет такою, каково тихое лето — так и свекор не будет таков, каким был родной батюшка. Не буде зима як тихе лито,
Между тем все садятся за стол, молодые супруги на посаде в почетном углу. Но тут поют, что новобрачная не хочет ни пить, ни есть, а хочет уснуть. Не хочу я естоньки да питоньки,
"Ой мамцю, мамцю, до комори ведуть!"
Потом выводят из коморы чету и раздаются веселые песни, в которых величается калина — символ соблюдения девства невестою и брачного соединения. Темного луга калина, весь луг окрасила,
Ветвь калины, воткнутая у новобрачной за наметку, служит призывом к всеобщему веселью. Ой пойду я у луг по калину,
Такая же калиновая ветвь, вместе с бутылкою водки, посылается к родителям новобрачной на знак, что она соблюла целомудрие. Калинонька наша Маруся,
Это доставляет большую радость и честь родителям. На знак торжества мать невесты приглашается в песие обуться в красные сапожки. Да не бийся, матинко, не бийся,
Благодарение вам, — обращается песня к обоим родителям новобрачной — благодарение за кудрявую мяту, за кресчатый барвинок, за пахучий василек, за красную калину, за вашу честную дочь. Ой, таточку
По возвращении в дом жениха посольства, отправлявшегося к родителям невесты, у новобрачного идет ужин, поются песни, плачут, а новобрачные ужинают особо в коморе и непременно жареную курицу — символическую яству брачного часа. Достойно замечания, что и в великорусских старинных царских и боярских свадьбах, курица является также символическою брачною яствою*. ______________________ * ...а сам князь великий вшед в палату сядет на своем месте, а тысяцкому и дружкам велит сесть по своим местам. Да как изсажает всех и поставят перед великого князя и перед великую княгиню куря печеное, а большой дружка встав обертит куря и с блюдом и с скатертью верхнею да отнесет к постеле, и с великою княгинею пойдет тысяцкой и дружки и свахи все (Свадьба великого князя Василия Ивановича). А после третьей ествы поставили перед царя и великого князя и перед царицу и великую княгиню куря жаркое, а большой государев дружка, обертев куря с блюдом и с перепечею и с солонкою скатертью другою, отнес к сеннику и отдал именно боярину Глебу Ивановичу Морозову. А после того царь и великий князь из-за стола встав пошел к сеннику и с царицею и великою княгинею (Свадьба первая царя Алексея Михайловича). ______________________ Собственно этим и оканчивается ритуал свадебной трилогии. Затем следует так сказать эпилог. Это в народном песенном языке называется нерезвою. Свадебные торжества, состоящие в пиршествах, попойках, песнях и плясках, продолжаются несколько дней — обыкновенно до четверга включительно, как об этом заявляется выразительно и в песнях. Суботонька — то збирный день,
В понедельник старший боярин водружает на большом шесте красную ткань и вешает такой же кусок, на воротах. Старший боярин обвязывается красною лентою, берет с собою черную курицу и пирожки, обмазанные медом, за ним следуют опоясанные через плечо красными лентами дружки, а замужние женщины, принадлежащие к числу свадебных гостей, называемые приданки, обвязывают себе красными лентами головы поверх своих обыкновенных головных уборов; даже бутылки с водкою обвертывают чем-нибудь красным. Вообще красный цвет — признак свадебного торжества, если невеста окажется целомудренною. Идут к родителям новобрачной и жених зазывает их к своим родителям на обед. Ой зять тещу просить,
Тогда происходит раздача подарков новобрачных со стороны собравшейся родни их. Ой роде, роде багатый,
Во вторник пируют у родителей новобрачной. В эти дни свадебные поезжане разгуливают по селу и поют перезвянские песни. Это короткие припевы, каждый стиха в четыре, а некоторые только в два, шуточного содержания, не принадлежащие к обряду. Их бесчисленное множество; они везде импровизируются по вдохновению. Иные — двусмысленного содержания и даже циничны и непристойны, если новобрачная окажется потерявшею целомудрие до брака. В последнем случае — по народному понятию никак нельзя вспоминать в песнях о калине, которая есть символ исключительно целомудренной женщины. Преступница подвергается поруганиям и насмешкам, даже побоям от мужа, если она ему заранее не сознается о своем падении. Не только она, но и даже ее родители подвергаются поруганиям: на шею отца надевают хомут, а ворота его двора и стены хаты снаружи и внутри обмазывают дегтем, о чем есть указание в песнях. Ой знати знати, где взяли халяву,
Свадебные обряды с их песнями до сих пор повсюду свято сохраняются, где только живет малорусское племя и надобно заметить, что свадебные песни уцелели в своей старой чистоте больше, чем всякие другие. Народ, по-видимому, дает значение своему свадебному ритуалу более, чем самому церковному венчанию. Нередко бывает, что церковное венчание совершается раньше, чем отправляется свадьба или "весильля", по народному образу выражения. Так до отправления свадьбы уже обвенчанная невеста живет в родительском доме, ходит в девическом наряде вместе с девицами, а не считается замужнею женщиною; в таком положении проходит времени иногда целый месяц, а иногда и более. ГЛАВА IVСупружество. — Согласное житье. — Бедность. — Женские пороки. — Лень. — Пьянство. — Капризы. — Муж отучает жену строгостями. — Слабый муж. — Разумная жена. — Неверность жены. — Недовольство замужеством. — Чужая сторона. — Муж пьяница. — Муж ревнивец. — Неверность мужа. — Жестокость. — Отношения жены к своей родне. — Отношения жены к родне мужа. — Злоба свекрови. — Убийство жены мужем. — Смерть жены. — Смерть мужа. — Вдовство Согласное и счастливое супружество в песнях изображается явлением не частым, по крайней мере число таких песен гораздо менее, чем песен с противным содержанием. Славу Богу! — говорит в песне счастливая жена, — у меня муж добр, не ругает меня, ласкает, как голубку. Спасиби Богу, що мий человек добрый,
Собравшись ехать на работу в поле, подложит мне под голову подушку или отпустит гулять к моим родным. Гуляй, милая, — говорит он, — гуляй, пока моя голова жива, а вот как моя голова поляжет, тогда всякое зло тебе себя покажет; когда мои руки сложатся, тогда вся роскошь жизни минет для тебя. Сам бере пид пояс пужку,
Когда такая чета вместе выйдет в поле и работает — люди, глядя на нее, завидуют ей, а любящие друг друга супруги желают всем такого же счастья. Ой хто ж то оре? То ж Пилипченко,
Любящей жене муж дороже всех родных и он более, чем все они, внимателен к ней Другие близкие и родные едут мимо нее и к ней не завернут, а муж непременно к ней завернет, и она сознает, что ее судьба прекрасна. Нич моя свитла и зиронька ясна,
Одна беседа с нею так дорога ему, что ради нее он подвергает себя опасности. Воображает она: плывет лодка; в ней сидят ее родные, мать, отец, братья, сестры, и никто для нее не остановится, страшась, чтобы в лодку не набежала вода. Но ее милый не боится остановиться, лишь бы с нею поговорить, хотя бы челн водою наполнялся и погружался в пучину — Хоч весь човник воды набижить,
Воображает она себе, что мужа ее берут в рекрутство, которое представляется неволею. Ни отец, ни мать, ни братья, ни сестры не хотят сбывать волов, коров, лошадей и золотых перстней, чтоб его выкупить, а жена будет готова всего лишиться, лишь бы видеть милого перед собой. Ой лучче ж мени всю худобу из рук избути,
Ей так любо пребывать с ним, что всякая разлука томит ее. Вот он поехал в отдаленное поле орать, а подруга в одиночестве провела четыре ночи, они показались ей десятью ночами. Ей бы даже хотелось, чтоб у него волы пристали или изломался плуг, лишь бы он скорее возвращался домой с работы. Ой поехав мий миленький у поле орати:
В прежние времена, в козацкие, разлука мужа с женой была чаще и продолжительнее. Оставшись в одиночестве, жена обращается к ветру и просит сообщить милому, как она тужит за ним. Повий, повий витроньку,
В одной песне былых времен живописуется картина семейного быта по поводу возвращения козака. Он везет жене дорогой гостинец — шелковый платок, спрашивает ее, как она проводит ночи без него; она сидит с двумя детьми, указывает мужу воду умыться, утереться полотенцем, указывает на приготовленный ужин из рыбы осетрины и приглашает ложиться. Козак говорить ей, что он бился с турком и татарином, утомил коня своего, и прежде пойдет привяжет его к белой березе. Привиз мени гостинчик дорогий"
Есть трогательная песня о смерти любимой жены, постигшей ее от несчастливого разрешения от бремени во время отсутствия мужа, которого в одних вариантах называют королевичем, а в других просто козаком. Песня 5та, преимущественно в вариантах с наименованием королевича, распространена повсюду и даже зашла в Великороссию, где совершенно обнародилась в великорусскую песню. Молодец отправился, по одним вариантам на войну, По другим — на охоту. Там приснился ему сон: из-под одной руки у него вылетает сокол, из-под другой — кукушка. С пид правой та рученьки вылинув сокил,
Баба ворожея, к которой он обратился, объяснила ему, что это значит — у него в доме родилось дитя, а жена его сама умерла. Бижи, бижи, королевичу, до свого двора...
Молодец спешит домой и находить, что случилось так именно, как сказала разгадчица. Вошедши в дом, он увидел мамок и нянек с новорожденным младенцем, — Аж там мамки, аж там няньки, та дитя колишуть.
и труп жены своей. Увиходить королевич у нову светлицю,
Ударивши себя в грудь, он разразился горьким причитанием, обращаясь к ногам, рукам, глазам и устам своей подруги, которая окончила свою жизненную работу. Ударився королевич у билыи груди:
Небогатые средства к жизни не мешают согласным супругам считать себя счастливыми, — Ой взяв жинку убогую,
даже при крайней бедности и горе, — Чи я яку туту маю — вона дилить все зо мною! — и он и она находят как бы утешение в том, что вместе горюют. "Жинко моя, жинко, ты моя милая,
Верная и любящая жена навсегда сохраняет горячее чувство к своему супругу. Есть песня, где изображается, как козак возвращается после девятилетнего отсутствия и жена, считаемая всеми вдовою, не узнала его сразу, хотя неизменно любит его и предана ему. Козак приезжает к ней, как чужой, требует сперва пустить его на постой, потом овса своему коню, потом себе есть и пить. Мнимая вдова отвечает, что она не сеет, не косит, не топит, не варит, — Я не сию, не орю — де ж я тоби наберу?
живет в горе без мужа уже десятую зиму. Уже тому девьять лит,
Наконец козак приказывает стлать постель и ложиться спать с гостем. Стели гостю постилонысу
Тогда вдова хотела бежать, вылезши через окно. Да лучче ис хаты выступати.
Но тут козак открывается, кто он. Молодая удивонько, се ж ты не впадала
Подобная песня есть у великорусов, где представляется солдат, воротившийся со службы, но обе песни самостоятельны и не показывают следов заимствования. Лень и пьянство представляются обычными пороками как мужчины, так и женщины, подвергаясь в песне насмешке, как одна из видимых причин обеднения. Жена чистосердечно сознается, что оба они ленивы. Серденько мое, ледащо мы обое!
Вот, — говорит она, — если б ты был хозяин — были бы у тебя волы, я бы сидела дома и глядела за ними, была бы корова — я бы за нею глядела, были бы овечки — я бы шерсть чесала: Ой коли б ты хазяин, та велики соби мав,
А то люди едут пахать, а мы с тобою в корчму, люди за дровами, а у нас болят головы, люди — за сеном, а на нас беда насела! Дрянь мы с тобой, не хотим работать. Люде едуть орати, а мы в корчму гуляти,
Иногда жена одна подвергается этому пороку. В одной песне жена говорит, что мать, выдавая ее замуж, дала ей в приданое постель и на ее горе пеструю корову: надобно рано вставать, чтобы доить корову, а ей хочется спать до полудня, и она так исполняет свои хозяйственные занятия, что доит корову в среду, а цедит молоко в пятницу и соседки, видя это, восклицают: вот так хозяйка. Як отдала мене мати замиж.
Надоела ей возня с коровой, она гонит ее в долину с тем, чтобы ее съели волки; это случилось, и она очень довольна. Да пожену корову в долину,
Такая хозяйка любит посещать шинок и если пойдет из дома покупать соль, то забредет в шинок, а между тем у ней дома в окна прыгают свиньи, а ее малые дети, оставшись без матери, просят есть, и отец сам принужден варить им еству. А я пийду на базар соли куповати.
Лень и разгул бывает качеством жены там, где бедняк женится на богатой, прельстившись ее состоянием. Дають плуги, волы сиры,
Тут начинаются наряды, шатания по корчмам и шутки с молодыми парнями. И чоботы, и спидныци,
Муж хочет ласкою отвлечь ее от этого и, не смея заявлять слишком резко ревность, просит не давать целовать своего лица другим. Да иди, жиночко, да иди до дому,
Она или прямо без обиняков напомнит, что он беден, а ей принадлежит хата, в которой они живут, — Ой ты вбогий — я багата,
или, подсмеиваясь над ним, велит сделать комору и держать ее в ней под замком, под сторожею, а она все-таки уйдет. Зрубай тополю, зроби коморю,
Она ругается над бедным мужем, заставит его кудахтать по-куриному, танцевать до пота, смеяться, когда ему не до смеха, все на потеху своим гостям: попу, дьяку и разным благородиям, приказывает- покупать себе наряды, а на обед гостям рыбу, мясо и вино. Бона его за чуб скубе, а вин бидный плаче.
Он не смеет грубо обойтись с нею, хотя она по двое суток не бывает дома и приходит на третьи пьяною. Ой мий милый, чориобривый, я не забарюся,
Он сам дает ей похмелиться, просит прибраться, причесаться и наградить его приятным взглядом. Приходь рано на зори ище и похмиляйся,
Только тайком от жены поделится он своею скорбью с родною матушкою. Где-сь ты, сынку, да плачеш, рыдаеш,
По народному воззрению нет ничего достойнее посмеяния и презрения, как муж, дозволяющий жене помыкать собою и даже бить себя. В одной песне жена заставляет мужа в угоду себе называть гречихою ячмень, Ой посияв мужик ячмин, — жинка каже: гречку.
в другой — жена посылает мужа отыскивать свой чепец, который она потеряла, таскаясь по шинкам; — "Ой пила я, пила, чипчик загубила
в третьей — жена бьет мужа и обливает помоями: И смих и публика!
Бедняк просит покормить его, Ой жинко моя, голубко моя!
а жена указывает ему на борщ, поставленный под лавкою наравне с помоями. От там борщ пид лавою,
Подобные жены — приманка для волокит. В малорусской народной поэзии можно отметить группу песен, где является разгульная женщина, которая заводит себе любовника и проводит мужа, нередко изображаемого стариком, так как, по народному воззрению, старик, женившись, скорее всего может быть нелюбим женою. Задумав старый женитися, да никого брати,
Молодец заранее говорит, что ему незачем жениться, когда чернявая, красивая замужняя женщина зазывает его к себе. На що мени женитися, бувши молодому,
Эта женщина, еще будучи девушкою, просила мать отдать ее за старого мужа, — Отдай мене, моя мати, замиж за старого,
и, ставши женою такого мужа, кличет к себе молодца. Он сначала боится, чтобы муж не поймал его и не избил, — "Прийди, прийди, серце мое, в недилю до мене!"
но потом поддается искушению и приходит. Жена заранее отправила старого мужа ломать калину: "Пийди старый, пийди старый, калины ламати!"
это символическое выражение; калина — символ брачного соединения, и посылая старого мужа ломать калину, она как будто с иронией хочет сказать ему, обессилевшему от лет: найди способность быть супругом! Молодец садится за стол, начинает есть курицу — (которая между кушаньями по народному мировоззрению имеет символическое значение свадебной и любовной яствы) — и обнимает красивую женщину. Сив вин соби кинець стола, курчя обберае,
Ее дочь высылается матерью смотреть, чтобы дать знать, когда отец будет возвращаться с калиною; дочка хлопает в ладоши, сообщая, что отца еще нет и мать может себе гулять. "Выйди, доню, на улицю, та и стань выглядати;
Наконец, завидевши в окно подходящего к хате мужа, — Ой глянула в кватирочку — калиночку видко;
женщина прячет молодца под кровать, — Уже старый бородатий двери видчиняе,
притворяется больною и посылает только что воротившегося с калиною мужа принести ей медового сота. Прийшов старый бородатый з калинов до хаты,
Когда старик ушел за медом, она спровадила от себя молодца. Пийшов старый бородатый меду колупати,
Старый муж возвращается с медовым сотом и догадывается, что происходило, но открыть и обличить не может. Иде старый бородатый у тарилки креше:
Не всякого мужа можно так обманывать. Другая песня рассказывает, что жена старенького мужа прикинулась больной. Россердилась мила тана свого мужа,
Муж сперва тревожится, ухаживает, предлагает ей то пива, то меду, то горелки, — Ой устань же, мила, куллю тоби пива...
все напрасно; жена твердит, что умрет и он должен будет искать себе другую жену. Ой не встану, милый, шукай соби жинки. Верно, — говорит она, — ты меня не любишь, когда не достанешь мне лекарства. Видай ты мене, милый, не любиш.
Муж отправляется искать лекарства, — Пийшов старый вид хаты до хаты
срубил дубину, — Зрубаеш дубинку милий на спинку, — нашел дубового сала, намастил им спину своей милой, — Ой надыбав дубового сала,
и она стала здорова, села около своего мужа, поела, попила, как здоровая, и обняла мужа. Милая устала, край милого сила,
И нарушитель супружеских прав не всегда так легко, как прежний, избегает расправы. Есть распространенная в разных вариантах песня о Шмаровозе и дьяке. Шмаровоз — (возомаз, т.е. чумак) летом и зимою ходит в дорогу, а жена в одиночестве скучает дома. Святый Боже, снятый крипкий, снятый и безсмертный!
Явился развлекать ее от скуки дьяк (дьячок), — он гулящий человек; он сам набивается к ней ужинать Обизвався пан дяченько, чоловик гулящий,
Но тут неожиданно возвращается домой хозяин, ездивший в дорогу. Дьяк прячется под печь. Щмаровоз, допросивши жену и узнавши все, приказывает зажечь свечу, — "Прошу, милый, сей раз выбачати,
отыскивает дьяка, который сидел за печью, согнувшись, и уверял, что он невинен: его пригласила хозяйка. Найшов дячка-неборачка — в куточку зигнувся,
или: Ой засвити, Марусенько, восковую свичку,
Шмаровоз отвалял дьячка и прогнал его читать азбуку в школе. Тай зачали пана-дяка в штыри кии прати:
Прибежавши в свою школу, дьячок говорит своей братии дьячкам: лучше дома есть сухари с водою, нежели пироги у чужой жены! Вы, дьячки, будете себе петь, а я целый месяц буду лежать. Лучче було дома ести сухари з водою,
Подобную роль волокиты дьячок играет во многих народных рассказах*. ______________________ * То же повторяется с видоизменениями в малорусских сценических произведениях, например, в Москале Чаривнике, в Куме Мирошнике, в Риздеяной ночи — опере Лисенка. ______________________ Есть немало песен с таким же содержанием, где молодец, заводя связь с чужою женой, подвергается суровой каре. Чогось мужик догадався, в синях притаився,
Иногда неверная жена кидает мужа, семью и убегает с любовником. Такова история Семена и жены его Катерины, о которых поется повсюду в малорусском народе. Семен выехал в поле пахать и не мог дождаться жены своей Катерины, которая должна была принести ему обед. Оре Семен, оре, на шлях поглядае,
По одним вариантам она гуляла с москалями и ушла с ними куда-то, — Его жинка Батеринка гуля з москалями, — по другим она сама соблазнила сына богатого человека бежать с нею и найти новоселье в Украине. Подновила Катерина багацького сына:
Пришедши домой, Семен узнал от детей, что мать их попрощалась с ними и отреклась от них. "Ой пийшла ж наша мати у луг по калину,
Ее не было; имущество было расхищено. Узяв Семен ключи, одчиняе скрыни,
Семен разразился плачем об осиротелых детях и призывал кару высшего правосудия за свои слезы. Ударився Семен об полы руками:
В Галичине поется несколько песен, изображающих убийство женою мужа. Первая из таких песен — о поповичевой жене Текле. Событие происходило в Монастырищах. Текля — жена Андруся, впускает к себе через окно любовника по имени Яненька, вручает ему топор, а он зарубает лежащего в постели поповича. Ой загубила свого мужа та поповича жинка,
Преступница убежала с своим любовником, но была схвачена и приведена на суд перед пана Замойского. Ее родитель приносит Замойскому деньги, умоляя пощадить дочь от смертной казни. А Теклин батенько котиком гроши носить,
А когда ее вывели казнить, мать ее с отчаяния хотела утопиться, но козаки удержали ее. Ой в пятницю вывели вже Теклу губити,
Сама Текля бесстрашно встретила смерть, произнося уверения в любви к своему любовнику и в ненависти к мужу. А Текла на смерть та спильна поглядае,
Другая песня — о Парасуне, которая в Голиградах умертвила своего мужа Иванка, через три дни после свадьбы с ним, находясь в соумышлении с Семеном Гапюком: В Голиградах на пущиньня стала ся публика:
Она бросила труп мужа в воду, — Порубала-сь Иваночка та пустилась в воду, — но через шесть недель, — Нема, нема Иваночка цилых нидиль шисть, — труп выплыл; преступление открылось. Ой выплынув Иваночко на Деливське поле,
Парасуня, позванная к суду, сначала не сознавалась, — Не хоче "я Парасуня за Иванка. признати, — но когда ее повели в Станислав и передали суду Немцев — она открыла всю правду, — Ой узяли Парасуню аж до Станислава,
и была повешена за городом. Повели ю за Станислав да и там повесили. Третья песня — о шинкарке Явдосе в Тужилове. Она зарубила своего мужа шинкаря топором. Во время совершения преступления проснулось дитя; преступница, испугавшись, побежала к своей матери и в тревоге объявила, будто гайдамаки напали на ее мужа. Мать догадалась, в чем дело, и сказала, что, верно, она сама его убила. Ой лег шенкарь на постеле, шенкарка в запичку.
Тогда он бросилась на колокольню и стала звонить. Сошлась на звон тужиловская громада, — Як прибегла до дзвиннице, взяла в дзвоны бити,
преступнице, как видно, не поверили и отправили ее во Львов, на расправу. А взялися исходити, взяли суд судити:
Она жалуется на мать свою, обвиняя ее за то, что ее отправили во Львов, где ей придется согнить в муках. Дяковать ти, моя мамко, за таку науку!
Там постигла ее кара. Пийшов шенкарь молоденький в сыру землю, гнити,
Четвертая песня — галицких Лемков* изображает жену, которая убивает мужа, и схоронив его в саду, посадила на его могиле руту (символическое растение одиночества), которая выросла у ней под самое окно. Сошла нам ся новина,
______________________ * Лемки — один, из видов карпатских горцев, живущий в северной части карпатского подгорья. ______________________ Приехали братья покойника, спрашивают: где брат? Она отвечает, что на войну услала его; они обличают ее ложь, говоря, что они там были сами и видели бы своего брата, если б он поехал на войну. Потом увидали они кровь по стенам; преступница сказала, что служанка резала курицу, но братья возразили, что если б десять куриц зарезали, такой крови бы не было. Наконец, они замечают, что дети смотрят как-то уныло, будто долго не ели и не пили. Мы ели и пили, — сказали дети, — но то нам немило, что отец лежит, а у него нож в сердце. "Наша невест не мила!
Тогда братья повели ее в лес... она говорит, что у ней в Кракове есть братья и те ее откупят. Братья не хотят ни серебра, ни золота, а требуют смерти за смерть. — Ведте же нас без Кракив,
Песня эта чуть не дословно схожий вариант с такою же польскою, замечательною потому, что она послужила Мицкевичу для его баллады "Лилия" — которой названием заменил польский поэт название слишком простонародной руты. Из песен такого же содержания, где бы изображалось убийство мужа, совершенное его женою, в малорусском крае, вошедшем в пределы Российской Империи, мы не встретили ни одной, если не считать очевидно заимствованного из Галичины варианта предшествовавшей' песни. Но есть песня, где жена сводит со света мужа не оружием, не каким-либо смертоносным веществом, а волшебством слова, которому вообще дарод суеверно приписывает чудодейственные силы. Выправляя мужа в дорогу, жена прокляла его, пожелав, чтоб его конь превратился в холм, его сабля — стала бы дорогою, его шапка — глыбою земли, его синяя одежда — чистым полем, а он бы сам — явором. Що б ему кинь горою став,
Так и свершилось. Вдова вышла с детьми, стал накрапать дождик; она хочет укрыться под явором, а явор открывает ей, что он — отец ее детей. Дай став дощик накрапати...
Большинство песен семейных поется женским полом и сообразно с этим чаще всего в песне говорит и чувствует женская особь. Немало песен, в которых выражается недовольство женщины замужеством. Супружество сравнивается с тяжелым мельничным жерновом. Який то великий тот каминь млинський,
"Развяжи, матушка, мне свет, который мне завязала, надевши на меня белую наметку", — говорит отданная замуж своей матери, - "Розвъяжи ми, мамко, кветок, як есь завъязала!
и мать сознается, что свет развязать дочери труднее, чем пустить камень плавать против течения. "Ой як тяжко каменеви верх воды плавати,
Впрочем далеко не всегда недовольная замужеством винит других, а часто сознается, что попала в беду по собственному неразумию. Ой мала ж я дурный розум — замуж квапилася,
В некоторых песнях причиною недовольства является пребывание в чужой стороне меж чужими людьми, в удалении от рода. Вот следы того древнего быта, когда при разъединенности и разбросанности жительств, действительно вышедшая замуж жила далеко от тех мест, где проводила девичество, и между чужими, а иногда и враждебными ее роду людьми. Еще тогда, когда мать отправляла ее из родного дома в чужую сторону и спрашивала, когда ее дожидать к себе в гости, дочь с унынием отвечала, что тогда дожидать ее, когда вырастет трава на помосте. Выправляла мати дочку в чужу стороночку,
Она жалуется своему брату, что она плачет на чужой стороне, прядя чужую кудель, что ее зовут чужестранкою, сравнивает свое положение с переходом вброд быстрой реки, скорбит об отсутствии родных, недовольна чужою матерью. За ричкою, за водою брат сестри покланяеться
Она бы запела песню в свое утешение, но на чужой стороне станут над нею смеяться. Ой кувала зозуленька, тепер не чувати:
Муж, стараясь развлечь жену, советует ей пойти к соседке куме и поговорить с нею, — Ой жинко моя, дружина моя!
но жена не избавляется таким способом от гнетущей ее тоски. "Ой я ходила, тай говорила;
Около нее все чужие, а ей хотелось бы сообщиться душою с своими родными. Пошлет она к ним птиц, но птицы не доставят ей слова от родных. Накажу я до родоньку свого хочь чорною та вороною,
Она сорвет розовый цветок и бросит в воду; воображает она — приплывет цветок на ее родину, мать ее выйдет за водою, поймает цветок, заметит, что цветок завял, и сообразит, что, должно быть, и дочь ее так вянет, подумает — болела дочь долго, когда брошенный ей цветок увял на воде. Нет, матушка, скажет она, я не болела, не лежала ни дня, ни часа, а от тоски и грусти лицо мое исхудало. Вырву ж бо я квитку, та пущу на воду.
Большею частью недовольство замужней женщины на свое положение представляется происходящим от беспутного поведения мужа, впадающего в обычный народный порок — пьянство. Посмотрите, люди добрые, говорится в одной песне — каков пьяница! Что у него есть? Все тащит он и отдает за водку, все вытряхивает жид из его дома. Лезет, шатаясь, домой из корчмы, страшен, как клоп, гол, как бык, глуп, как козел, все лицо его исцарапано, общипали его, как гуся, нагишом пустили, обливается он слезами: его колотили. Диветеся люде добри, що пьяниця мае!
Вот женщину против ее воли отдала за такого пьяницу мать, — Мене матюнка не жалу вала;
другая, оставшись круглою сиротою, вышла за пьяницу, — А на моий голови штыри крушины:
послушавшись совета добрых людей и утопила свою головушку. А ще к тому прираяли люде:
Третья — не слушала своих старых родителей, полюбила молодого козака, а теперь водит его из корчмы пьяного, — Ой дурная ж я и да нерозумна дивчина,
и сожалеет о своей неисправимой ошибке. Як не силував батько, а ни ридная мати,
Вот одна жена пьяницы идет искать своего мужа, который пьет без просыпу уже более недели, и не знает она, где отыскать его, — Пье пьяниця неделю, пье пьяниця другую...
находит его в корчме, — У шинкарки спить пид лижком, — он уже весь пропился, и коня, и седло пропил, и штаны, и рубашку с себя отдал за водку — остался нагишом в шинке. Пропив коня и сидло,
Стала было жена его укорять, — Ой пропою, пропою, пропала я с тобою! — а он — тотчас стал драться. Як ударить мене раз,
Тут является у него какая-то кума, дает ему вина, дает штаны и сорочку. Где сь узялася кума, —
И до дому привела. Кума в народном образе выражения имеет подозрительный смысл, если с нею находится в дружбе женатый человек. Ой кум куму полюбив
Другая жена пьяницы сидит одна дома; возвращается из корчмы пьяница. Ей велят выходить к нему навстречу, брать его под руки, раздевать, разувать его, — Велять мени дай устрич выходить,
а ей это противно. Пьяница это знает и, приближаясь к дверям своей хаты, кричит: отворяй, жена, двери, я твой милый: Ой, одчини ж, мила, двери, бо я твий миленький. Его голос наводит на нее страх, она хотела бы убежать, но не успеет: "И ой не одчинюся, бо дуже боюся,
да в лицо, — Вдарив милу по плечи, ще и по билому лицю,
да по голове, хватает плеть и стегает по плечам. Да взяв милый дротяну плить,
Она пытается его успокоить, а сама в то время желала бы, чтобы земля расступилась и укрыла ее от него Росступися земле, да росступися ж, мати,
Пьяница велит постлать себе постель, а самой жене готовить ему есть, — Загадуе билу постиль стлати,
иногда же приказывает поцеловать себя, а ей, конечно, не хочется. Зараз велить циловати,
Целую ночь бедная жена готовит пьянице завтрак, но что могло сохраниться в домашнем обиходе у пьяницы! Ставит ему жена борщ без мяса. Борщ поставила без мъяса,
Раздраженный пьяница мечет миску к порогу. Летит миска до порога. Ему хочется похмелиться. Давай, жена, свою наметку пропить, а не то встану бить тебя, — "Здиймай, жинко, хоть намитку,
кричит он. Жена бросается вон из хаты. — Разве ты моего нрава не знаешь, что убегаешь? — говорит он ей. "Да чого, мила, за порог утикаеш.
— Знаю твой нрав и оттого бегу — отвечает жена. — Ой я твои норовоньки знаю,
Она по опыту знает, что нагайка — не игрушка, — как ударит, так и рассядется кожа. Не раз уже приходилось ей, после напрасных просьб не бить ее, ночевать в вишневом садике, слушая птичек, — С хаты виконцем втикала,
или беседуя с ежевичным кустом о своем горе. Стала мида окном утикати,
Уже не раз приходилось ее белым ножкам ходить по морозу, а ее русой косе трепаться по двору. Уже мои били нижки по морозу походили...
Но как ни несносен муж пьяница, а жене бывает жаль его, — ...Оно мни жаль миленького прекрасного молодця, — и когда он бьет ее, она напоминает, чтоб он не бил ее, потому что ему самому будет жалко, когда он протрезвится. Та не бий мене, мий миленький, як ты пьян,
Приходит к ней родная мать и, узнавши, что пьяница спит, говорит, что лучше когда бы он не просыпался вовсе, — — Спить пьяниця в новий комори — гляди его не збуди!
но дочь отвечает ей, что если с ним горе, то без него также будет горе, когда она останется с детьми. В мене дитки маленький — горе жити без его! Поведение мужа гуляки становится более оскорбительным для жены его, когда он заведет себе куму. Законная жена делается ему отвратительна, противно ему все, что она делает. Вот жена просит не бить ее: она в субботу покажет ему свою работу. Муж отвечает, что работа ее не мила ему, что он будет бить, истязать жену, а в воскресный день у него будет иная подруга. "Не бий мене, мий милый, в суботу
Зачем тебе другая? — говорит ему огорченная до ожесточения жена. — Ты ее до смерти замучишь? — О нет, — говорит муж, дразня ее, — мучить ее не стану, найму к ней работницу, чтоб она сама работала только слегка и в добре и холе проживала. "На що ж тоби, милый, иншои шукати!
Бедная женщина, после такой выходки мужа, обращается мысленно к своей матери и думает, как было бы матери горько узнать про это. Коли б тее ридна мати знала,
Иной муж потому возненавидит свою жену, что женился на ней не по собственному влечению, а по приказанию отца: "Белив менн батько, щоб я и оженився,
Такой после сам не знает, чтоб с нею сделал, и готов бы извести ее со света. Ой жинко голубко!
Он заводит себе куму-разлучницу, а покинутая жена разговаривает с кукушкою и узнает через нее, что ее отсутствующий муж ходит в городе и покупает подарки не жене, не детям, а разлучнице: ...По рыночку ходить,
Своей жене он также принесет подарок, но этот подарок — проволочная плеть. Мий милый иде, иде, гостинець несе,
Ты не искренен, душа моя, — Ой десь у тебе, серденько мое, и уся нещирая правда,
скажет ему жена, догадываясь, что у мужа есть где-то на стороне зазнобушка. Муж с донжуановским самохвальством ответит ей. сколько в степи цветов, столько у меня найдется милых по белу свету. Ведь у меня и конь вороной, и я сам молодец, вот только у меня нелюбая жена. Пойди, мила, в степ, да глянь по степу,
Хотя бы их у тебя было двадцать четыре, а я все-таки старше для тебя всех их: мы ведь в церкви вместе были, венчались. Единому Богу присягали. Нехай буде двадцать и штыри,
Чем более сближается он с разлучницею, тем ненавистнее станет ему законная жена. Чужа жинка слэше меду и вина,
Одинокая, она, как былина в поле, постелет постель, сама одна ляжет спать. Ой сама я сама як былина в поли,
Перед рассветом возвращается муж от своей полюбовницы. Пид белый свет до дому йде Жена хочет его раздеть, разуть приласкать, он отталкивает ее и говорит, что есть другая, которая, как он хотел бы, разденет, разует и в белое лицо поцелует его. Одстулися од мене, нелюба,
Бывает горе замужней женщине и оттого, что муж у ней окажется ревнивым. Всем угожу, — говорит в песне такая женщина, — и свекру, и свекрови, а ревнивому мужу никак не угожу, до тех пор пока не положат его в могилу. А милому-ревнивому
Сам он пьет, гуляет, а пришедши домой, дуется на жену, не хочет говорить с нею, не садится с нею есть и пить. Я выношу ему ести,
Рассердится неведомо за что: верно, — говорит жена; — за то, что я у кумы сидела, да женатому поднесла стакан меда. ...Иде ревнивый муж до дому,
Ей, молодой, хотелось бы погулять, вспомнить свое красное девичество, — Хотилось бы молоденький погулять,
но ревнивый муж ей скажет: тогда воротится к тебе гулянье твое, когда зимою кукушка закукует; Як зимою зозуленька закуе,
Пустят ее свекор и свекровь и все прочие члены мужниной семьи, а муж ревнивый не пустит, да вдобавок погрозит ей нагайкою, — Хоть же я пущу — дак нагайка не пустить! — а если как-нибудь она самовольно проберется на чужую свадьбу, то загоняет оттуда батогом. Людьски жинки пьють, гуляють, мене слёзы обливають.
Ревнивцу делается досадно даже и оттого, что жена похорошеет без него, в его отсутствии. Да приихав мий миленький пизно,
Нагайка постоянно висит на крючке для жены и не раз ей в тело влипает. Нагайка дротянка с кручка не збувае,
Нагайка и побои — постоянная принадлежность замужества, если между женою и мужем нет согласия и любви. Часто жена скрывает свое домашнее горе, так что со стороны людям кажется, будто она живет благополучно, тогда как она беспрестанно проливает тайком слезы. Кажуть люде, що пануеться.
Когда зимою муж ей под глазами фонарей наставит, она, вышедши на улицу, говорит соседкам, что это ее пчелы покусали, хотя соседки смеются над этим, зная, что зимою пчелы не жалят. "А що у тебе синце пид очима?"
Даже родным своим такая не жалуется, а видя летящих гусей, просит их передать ее родным, что она благоденствует, но отнюдь не говорит им, что она терпит горе, потому что иначе родные не станут бывать у ней в гостях. Не кажите, били гуси, що я тут горюю,
Это, впрочем, черта не всеобщая: есть много других, показывающих как несчастная в замужестве хочет поделиться своим горем с родными, особенно с матерью. Об этом скажем ниже. Особенно тяжело бывает замужней жить с нелюбым мужем, если до замужества она любила другого и была им любима. Ой гаю ж кий гаю, густый — не прогляну!
Иную сватали женихи получше, а она не пошла, полюбила негодяя и погубила себя. Сватали красчи — я за их не пийшла,
Бывает, что прежний, который любил ее, встретится с нею, попрекнет ее, — Ох держав мене та за рученьку славный парень мий чернявый,
поплачут они вместе, если прежде любили друг друга взаимно, — Як зийдуся с ким любилась — наплачуся стиха, — иногда пожелают смерти старому мужу, — Дала ж мене моя мати замуж за старого...
помянет она недобрым словом и мать свою, если она против ее воли принуждала дочь выходить замуж, — Кого ж я любила, не дав мени Господь.
или же попеняет на себя, что сама вышла за немилого по своей охоте. Сама пийшла, гирку долю знайшла, — ни на кого жалкувати. Нет средств оторваться от нелюба. Станет она над водою вербою, а он явится близь ней тонким верболозом. Станет она в поле березою — он явором, станет она на ниве пшеницею — он близь ней куколем. "Ой стану я стану над водою вербою!"
Сон не приходит к ней, когда она ночью лежит с своим не-любом. Что ты вздыхаешь? — спрашивает он: — разве у меня хлеба-соли нет? — Противна мне хлеб-соль твоя — говорит она. Нет мне жизни с немилым. Тай ляжу я спати край свого нелюба.
Не смеет она пожелать ему смерти, иначе тогда люди, знающие, что между ними нет любви, скажут, что она его извела; желает она лучше смерти самой себе, чтобы не тяготиться светом. Ходить смерть-чухна по синокосу.
Нелюб не хочет, чтоб она видалась с своими родными и пересказала им о том, что делается с нею, — Не пустю тя, мила, до броду по воду,
и она обещает не говорить, хотя бы ее и спрашивали. Не скажу я роду за свою пригоду;
Но она воображает, что уходит тайно, садится в лодку, никто ее не замечает, она плывет к матери и мать, увидавши, приглашает к себе. Сила соби у човничок од берега одплинула,
Ах, матушка, дай совет, как уживаться с немилым. Мать советует посадить его за столом, угощать и называть ясным соколом. — Порадь мене, моя мати,
Дочь отвечает, что ей легче поднимать камни и есть горький полынь, чем ласкать немилого и садиться с ним за обед. — Лучче мени, моя мати, важкий каминь пидняти,
И тоска ее разражается бесполезным сожалением, зачем она вышла замуж. Кобы я була знала, шо за нелюбом лихо,
Все сочувствие женщины, недовольной замужеством, обращается исключительно к своему роду, т.е. к своей прежней родне и к семье, особенно к родителям. Она просит ветер повеять к ней в светлицу из того края, где ее родина, из того села, где осталась ее мать. Повий, витре буйнесенький, на свитлоньку новеньку,
Она посылает туда и плавающих, и летающих птиц — при-несть родным вести об ней и пригласить их посетить ее. Пливи, пливи, утко, проти воды прудко,
Сердечнее всех относится она к родной матери. Есть одна очень распространенная песня о том, как мать приходила в гости к дочери замужней, — Ще сонечко не зиходило;
а та провожала ее, — Проведу я свою матюнку,
и при этом намекнула, что жизнь ее спутана. Ой шо тебе да попутало,
В другой песне дочь говорит матери, что она прилетала к ней голубкою. — Чи чула ж ты, ненька, як я в тебе була?
В третьей, несомненно очень древней (так как с тем же содержанием песня есть у великорусов), замужняя дочь превращается или воображает себе превратившеюся в кукушку, чтобы в таком виде посетить свою мать и сообщить ей впечатления своего горя. Мать отдала дочь замуж и не велела бывать у ней ранее семи лет, но дочь не утерпела и, превратившись в кукушку, прилетает на третий год после своего замужества. Отдала мене мати на чужу сторононьку меж чужии люде.
Она пролетает через леса, луга, сады, садится на черешне в родительском саду и начинает куковать, чтобы вызвать свою мать. Летила степами — степы посушила а все своими та думоньками,
Вышла из хаты мать, вышел потом и отец; оба сказали, что если эта кукушка — их дочь, то просят ее войти в хату, а если это просто птица, то пусть себе летит куковать в зеленый лес. Выйшла моя мати, стала на порозе,
но она так жалобна стала куковать, — Як взяла кувати, жалибно спевати,
что мать расчувствовалась, остановила сына и велела ему накормить и напоить кукушку. А матенька сидить у виконько глядеть, с своим сыном розмовляе:
По малорусскому варианту песни, кукушка, наклевавшись и напившись у матери, отлетает восвояси, — Уже нагостилась, уже набарилась у своий матюнки в гостях,
а по галицкому варианту — она открывается кто она и сообщает матери на вопросы, сделанные последнею, что ее муж пьяница, перетаскал в шинок все ее приданое и мучит ее жестоким обращением. Случается, что дочь замужняя не всегда с нежностью относится к своему родителю. В одной песне отец говорит дочери, что он вскормил ее и выдал замуж, а дочь отвечает, что ему до нее уже нет дела: она — отрезанный ломоть. — А я тебе не знаю, не знаю,
Но в другой песне замужняя дочь высказывает уверенность, что отец о ней вспоминает и сожалеет, что она, живучи у грозного свекра, рано встает и горько плачет. Ой далеко, далеко мий батенько од мене,
Что касается до братьев, то дружеские отношения их к замужней сестре выражаются тем, что они прибывают к ней в гости и она их радушно угощает. Браты мои, браты, сиви соколоньки,
Часто неудачное и тяжелое положение замужней женщины происходит оттого, что, вышедши замуж, она не сходится с мужниной семьей и родней. Вообще житье в мужниной семье не то что прежнее житье у родителей. Тут не станут баловать ее, как отец и мать, которые берегли ее сон, — Ой спи, доненько милая!.. — здесь напротив и свекор, и свекровь, и золовки все укоряют ее за сонливость. У нас невистка не робитниця,
Если муж добр и не хочет бить жены, как ему советуют родные, то притворно показывает к ней суровость в угоду своей семье. А великая семья,
Самым суровым существом изображается "свекруха" (свекровь). В песнях — это настоящая мегера, и мы не помним песни, где бы свекровь являлась с приветливым и дружелюбным отношением к невестке Живучи в согласии и в любви с мужем, жена жалуется ему, что она никак не может угодить его матери. Яж тоби, миленький, не скажу:
Если невестка взята из бедной семьи, тут представляется повод злой свекрови издеваться над невесткою. Она рано будит ее и говорит с иронией, что время доить коров, которых она пригнала от родителей, и гнать в поле овец, полученных от матери. Выйшла свекруха та невистки будити:
Невестка ответит, что если она не пригнала с собою коров, то и не застала их в новом дворе своем, — Хоч я не нагнала дак и в вас не застала, — и при этом заметит, что она не силовала ее сына брать ее себе в жену, — Я твого сына не силовала брати, — и не стояла у ней на пороге, упрашивая, чтоб ее взяли в семью без коров. Я ж тоби, свекрухна, у порога не стояла,
Свекровь грубо приказывает ей не раскрывать рта и грозит ударить ее пестом в зубы. Мовчи, невистко, не роздзявляй губы,
Невестка скажет ей, что свекровь не дала ей зубов и выбивать не будет, — Не дала зубив, не будеш выбивати! а свекровь на это произнесет угрозу ударить ее кочергою и заставить собирать свои зубы. — У кочерги два конца — скажет тогда невестка, — будем мерять себе зубы! "Та цыть, невистко, та нр роспускай губы,
Такую картину домашних дрязг рисуют нам народные песни. При скудости средств, при тяжелой работе в бедном крестьянском быту, — Дала мене мати замуж,
при постоянной воркотне свекрови, а иногда и свекра, — Вчора з вечора мене свекор бив,
понятно, почему прежде красивая девица, вышедши замуж, худеет и дурнеет лицом, — Як я була в батенька молодая,
и приходит в уныние. Ой пийду я лисом бором,
Злоба свекрови резко выражается в песнях, где изображаются трагические события, происходившие в семейной жизни и оставившие по себе память в произведениях народного творчества. Вот, например, в одной песне, довольно распространенной, мать подстрекает сына истязать свою жену. Пийди, сыну, на ярмарок пишки,
Сын, исполняя материнский совет, заводит жену ночью в ко-мору и, несмотря на ее трогательные моления, бьет ее до того, что она вся посинела и к свету испустила дыхание. Из-печора да комора звенила,
Мать с своим обычным свекрушичьим ворчанием является будить невестку и звать ее доить коровы, но сын бледный от ужаса говорит матери, что теперь уже придется ей самой при старости доить корову, а ему пусть дает совет, куда схоронить убитую жену. Пийшла мати невистки будити:
По одним вариантам этой песни, мать дает совет сыну скорее бежать в чужой край, — Сидлай, сыну, ворону кобылу,
по другим — похоронить труп жены под половицей в горенке. Пийди, сынку, в горняку новую,
Сын не принимает ни того, — Ой некуды, мати, и утикати,
ни другого совета — Нельзя, мати, чуже питя ховати.
и отдает себя в руки правосудия. На милую домовину тешуть,
Оставленная дома мужем жена подвергается от свекрови побоям и оскорблениям. Козак, возвратившись домой, спрашивает матери: где его Настуся? Мать сначала отлыгается, говоря, что она в саду, в хате, пошла за водою, но когда козак везде побывал и не нашел своей Настуси, мать объявила, что увидит ее завтра на лавке, т.е. мертвую. Свекровь говорит, что заколотила ее за то, что невестка не называла ее родною матерью. ..."Прийди завтра вранци — побачиш на лавци!"
В другой песне о донце (а по галицкому варианту — о кременюшке), рассказывается, что мать, которой дается эпитет черной гадины, — Прилизла к нему чорна гадина;
встретивши воротившегося из похода сына, сообщила ему, будто жена его вышла без него замуж за другого, оставивши детей сиротами и опустошивши дом его. Ой уже твий двирлспустошеный,
Донец, поверивши на слово матери, отрубил жене голову, — Зустрела его жона молода.
но, прибывши домой, увидал совсем не то, что говорила мать его. Тогда он разразился проклятием: мать моя, змея черная! Сожрала ты солнце, сожри и месяц, и частые звездочки, мои милые детушки! Ой мати моя, моя мати,
В другой песне, свекровь, не терпя невестки, угощает воротившегося из похода сына вином, а невестке подносит смертельной отравы. Сын, догадавшись, пьет сам половину того, что было предназначено одной жене его. Да частуе сына горилкою,
Сына похоронили под церковью, невестку под колокольнею, на могиле сына вырос явор, на могиле невестки тополь или береза: Поховали сына та пид церквою.
Вершины деревьев стали склоняться друг к другу; могилы стали присовываться одна к другой. Стала тогда убийца-мать раскаиваться в своем злодеянии. Став же той явир та приживатися,
или: Гилька до гильки схиляеться,
Есть песня, очень похожая по строю на предшествовавшую, но содержания фантастического. Злая свекровь отправила своего сына козака в поход, а невестку послала в поле брать лен и дала ей заклятие не возвращаться домой, а остаться навсегда в поле, превратившись в дерево, по одним вариантам, в тополь, — Не выберет лену, не вертайсь до дому,
а по другим, в рябину, — Да и стань у бору ребиною,
в граб — Да и стань у поли грабимою,
или просто в былину. Стань соби в поли былиною,
Сын, возвращаясь домой, увидал на своем поле невиданное прежде дерево, которое стало склоняться перед ним, когда он проезжал мимо него. Ой як ихав миленький с пути-дорожки,
Приехавши домой, он объявил матери об этом, а мать приказала ему срубить дерево. Ой визьми, сынку, гострую сокиру,
Но когда сын, исполняя материнское приказание, ударил дерево топором первый раз — оно зашумело, — Ой цюкнув раз перший — вона зашумела, — когда ударил в другой раз — из дерева брызнула кровь, — Другий раз цюкнув — кров дзюрнула, — а когда ударил в третий раз — оно произнесло, не рубай меня, я твоя милая. Нам наделала такой беды матушка твоя. Третий раз цюкнув — промовила:
В иной песне злая свекровь посылает невестку, по имени Ганну, в воскресный день жать в поле, и тем заставляет ее совершить грех, по народному воззрению очень тяжелый. Послушная невестка работала до вечера и воротилась, оставивши, по забывчивости, в поле своего ребенка. Свекровь сама напомнила ей о ребенке; Ганна побежала за ним, но ей навстречу летит сокол и сообщает, что ее ребенка растерзали хищные животные, которые в смысле иронии называются няньками. Бигла Гандзя, бигла густыми лозами,
или (по другому варианту): "Одна нянька очки выбирав,
Тогда в отчаянии мать прикладывает нож себе к сердцу и упрекает свекровь, что она наложила на себя три греха: первый за младенца, второй за невестку, третий за воскресный день. Приложила ножик до свого серденька:
К ожесточению против злой свекрови присоединилось народное суеверие о ведьме, летающей по воздуху и мечущей из себя пламя. Жестокая свекровь в наказание невестке за то, что она, шивши, задремала, заставила ее большим ведром носить воду и молоть сырую пшеницу. Когда муж, узнавши об этом, пошел освободить жену свою от такого утомительного труда, вдруг увидали они оба свекровь, которая налетала на них: пламя исходило из ее уст, а дым из ноздрей. "Глянь, Василю, бижить твоя мати,
По другому варианту этой песни, невестка превращается в змею, а муж ее в камень; ведьма опускается на камень и проклинает себя за то, что разогнала детей от себя. — Зкидай-сь ты, Домно, гадюкою,
Такими вымыслами утешали себя женщины, терпевшие от суровости свекровей. В Галичине поется песня, в которой рассказывается, что молодец, уехавши на семь лет воевать, поручил свою Марусеньку родной матери своей, но свекровь обращалась с ней совершенно противно тому, как хотел и просил ее отъезжающий сын. От такого обращения она умерла. Когда сын возвратился и не нашел жены, мать объявила ему, что она скончалась. Тогда сын отправился к могиле жены и спрашивал ее: оставаться ли ему вдовцом или искать снова жены? Умершая отвечала: — "Я не запрещаю тебе, но твоя мать — чародейка, она погубит чарами и другую, как погубила меня, накормивши лютыми ящерицами. Вдобавок она не наняла звонить по мне, чтобы мне было тяжело в могиле лежать!" "Ой, матусю-матусенько, где сь ми дела Марусеньку?"
Песен о насильственной смерти жены по вине мужа немало. В одной, очень распространенной, старой песне, жена просит мужа не бить ее по голове, иначе она умрет и ему не с кем будет жить. Ой там мила з милым говорила:
Затем следуют просьбы похоронить ее в буковом (а в других вариантах — в кедровом) гробе, надеть на нее дорогую покупную сорочку, но муж отвечает, что негде будет взять такого дорогого материала и будет она лежать в посконной сорочке в сосновом гробе. Наконец, она просит похоронить ее в саду, посадить ей в головах калину, а в ногах барвинок, и когда он будет женить сына, то придет на ее могилу за калиною, а когда станет выдавать замуж дочь, то придет туда рвать барвинок. — Выкопай же мени глыбоку могилу,
Вот восходит солнце. Вдовец ходит с дитятей и взывает к умершей: встань, милая, встань, дорогая! расплакался наш ребенок! — Пусть плачет, — отвечает умершая из могилы, он перестанет, а матушка вовеки не встанет. А в недилю рано як сонечко сходить,
Часто в пении песня этим и оканчивается, но иногда к этому прибавляется еще и такая картина: по саду ходит муж уже со второй женой и вторая жена спрашивает: что это за могила в саду, а узнавши, что там погребена первая подруга ее мужа, с презрением говорит, что не следовало ее хоронить в саду, а надобно было бы, завернувши в худую простыню, отвезти в поле и там похоронить. — Було обертиты в подрану ряднину,
Муж сердится на свою вторую жену за такую выходку. "А що б же ты, жинко, того не диждала,
Другой муж жестоко и язвительно обращается с женою, Ой взяв свою миленькую,
потом еще издевается над нею, спрашивая: не причинил ли он вреда ее здоровью побоями? Получив отрицательный ответ, произнесенный от страха, — "Чого сь моя миленька поблидла?
он ведет ее на крутизну и сбрасывает ее оттуда в воду. Повив ей та на крученыси:
Как да общеизвестную песню, содержащую рассказ о насильственной смерти жены, укажем на песню о Немеривне или Лемеривне. Какая-то Немериха (или Лемериха) пропила свою дочь какому-то Шкандыбенку. Пила, пила Немериха на меду,
Но сама дочь не любила Шкандыбенка, и когда он привез ее к себе, она ушла от него пешком ночью и притом босиком. Шкандыбенко погнался за нею и стал выговаривать: разве у него нет лошадей, черевиков, дорогих одежд, что она уходит от него пешком, босиком и в простой мужичьей, свитке? Немеривна отвечает, что все это .есть, да только принадлежит ему, а не ей, а он сам ей не по сердцу. Та и сам, молод, не до мыслоньки мени. или: А ты, молод, не до красы до моей. Тогда он хватает ее на коня и везет посреди терновника, — Як узяв вин Немеривну на коня,
а по другому варианту, она побежала сама в терновники, и он погнался за нею на лошадях. Ой побигла Лемеривна тернами,
Она попросила ножа вынуть терновые иглы, занозившиеся ей в ноги, но ударила им себя в сердце, предпочитая смерть житью во дворе Шкандыбенка. "Ой дай мени Шкандыбенку гострый ниж,
Тогда Шкандыбенко привозит ее к теще и с иронией вызывает ее принять опьяневшую дочь. От чего она упилась? — спрашивает теща. Упилась от терна, а заснула от ножа, — отвечает зять. Привиз ей Шкандыбенко до тещеньки в двир:
В Галичине поется несколько песен об убийстве жены мужем, относящихся местным событиям. Такова песня о Якиме, который связался с какою-то вдовою и по ее наущению, — Ой учера из вечера, ще куры не пели,
стал бить жену и, несмотря на ее жалобные просьбы о пощаде ради ее молодости и малого ребенка, заколотил ее кулаком до смерти, а потом затянул под лавку и прикрыл платками. Прийшов Яким до домоньку тай взяв жинку бити,
По наущению той же вдовьи похоронивши битую жену, злодей скоро почувствовал, что ему неудобно жить без жены, — Нема ж моей Катеринки выпрати сорочку! — а вдова, искусившая его на злодеяние, отвернулась от него, — Не дае ся Марисенька личка целувати, — и Яким, напившись пьян в корчме, клял вдову Марисю за то, что она лишила его жены. Прийшов Яким до корчмоньки, напився горевки,
Другая песня о каком-то Кулиниче Степане, который убил свою жену, дочь какого-то Прокопа. Несчастная молила его пощадить ее, говорила, что ей с ним жить мило, но злодей в ответ на такие мольбы обещает истязать ее и исторгать у ней глаза; она пыталась дать знать своей матери, чтоб та поспешила спасти ее — все напрасно. Муж зарубил ее топором и сообщил о том своей матери. Мать дала ему совет скорее бежать в чужой край. Чи чулы вы, добри люде, таку новиночку,
Пан эконом отправил за ним в погоню Козаков. Напрасно мать хотела подкупить их. Ой нате ж вам по таляру, горевки напийте,
Преступника схватили и отдали навеки в заточение. Ой як злапали Степана тай руки звязали,
Укажем еще на одну галицкую песню. Она кажется вариантом приведенной нами песни о Семене, которого жена, Катерина, убежала из дома, покинувши детей. Но конец здесь совсем иной. Муж, пахавший в поле и не дождавшийся своей жены с обедом (здесь он называется не Семеном, а Андрейком, а жена — не Катериною, а Одокиею), по возвращении домой, не нашедши жены дома, не ограничился воплями и стенаниями, как Семен, а погнался за беглянкою и нашел Одокию в доме какого-то Круя с сыновьями. Он привязал ее за косы к своему коню и потащил с собою. Встретившиеся с ним жиды просили пощадить ее, но Андрейко заметил им, что они, жиды, чужой веры, им, как иноверцам, в семейные дела русских не следует мешаться. Найшов, найшов Одокийку у Круя з сынами.
Притащенная домой полуживая Одокия была положена на лавке; призвали ее родных и похоронили лицом к земле. Донесли ей до домочку, шжлали на лавку,
Поется у малорусского народа песня, заимствованная из великорусского песенного склада, но она значительно обтерлась у малорусов и приняла много малорусского, так что, не зная в точности ее происхождения, можно по ошибке признать ее за чисто малорусского. Это песня о разбойнике муже, который убил родных жены своей, и жена в числе привезенной добычи узнает их одежды и уборы. — Се ж коники та батенька ж мого,
Не плачь, — говорит ей разбойник, — по отцу твоему волк воет, по матери ворон крякает, по брату вся Украина плачет, а по сестре ты погрустишь. По батькови сирый вовчок скиглить,
По другому варианту разбойник спрашивает жену: Рада ли она привезенному серебру и золоту? Рада ли, что он здоров воротился? Жена отвечает, что не рада она ни серебру, ни золоту, ни его здоровью. Тогда муж приказывает закопать ее в землю и посадить на могиле ее рябину, подобно тому, как уже над ее родителем растет елка, а над матерью — калина. "Ой чи рада, мила, ты золоту и сриблу,
По смерти жены оставшийся вдовец убивается, не зная, что ему делать с детьми, но дети утешают отца, что они подрастут и разлетятся по разным сторонам, обрекая себя и на хорошее и на худое житье, смотря по тому, в какой край занесет их судьба. "Диты ж мои, сиротята, пропав же я з вами!"
Хотя вдовец для женского пола не представляется привлекательным женихом, — Бо я вдовцю, скурвому сыну, не вмию годити,
но вступление во вторичный брак для вдовца дело кажется очень легким: один через неделю по смерти жены женился на другой. А в суботу заслабила,
Дети от первого брака недружелюбно относятся ко вступлению отца во вторичный брак. Им, плачущим по умершей матери, отец говорит в утешение, что он им купит три дома новых и возьмет для них молодую мать. Пусть загорятся твои дома, отвечают дети — пусть пропадет молодая мать! Не говори нам, чтоб мы звали ее матерью! Тебе она будет женою, а нам не будет родимой матушкой. "Ой не плачте, дити, не плачте сириты,
Женившись на второй жене, со временем сам он почувствует, что его положение плохое: разгонит он детей от первого брака и не соберет к себе, хотя бы и хотел. Да лучче женка першая,
Положение вдовы изображается в песнях грустным. В былые козацкие времена женщина, оставшись с детьми, не знает, где муж и что с ним творится. Идет она по полю с малым ребенком, садится опочить и разговаривает с луговыми цветами. Пийшла вдова долиною,
Вдруг летит орел и приносит весть, что он пожирает ее мужа. Летить орел по-над горою,
Умирающий в чужой стороне козак поручает товарищам сказать жене, чтоб она не ждала его, а выходила замуж: если ей хорошо будет, то она забудет о нем. Нехай вояа мене не жде,
А она ждет мужа, ее мужа нет, ведут его коня, Чужи мужи из полку идуть,
везут его тело. Она чувствует, что дети ее стали сиротами, а у слуг нет более господина. "Чужи паны из похода идуть,
Горесть вдовы выражается такими чертами: она засеяла поле своими думами, покропила его слезами, как росою. Что ей в молодости, когда нет счастья. — Или моя доля в огне сгорела или в воде утонула! Засеяла бедна вдова мыслоньками поле,
Она припадает к могиле мужа, своего хозяина, и желала бы, чтоб земля, принявшая ее милого, приняла и ее с ним. К сырий земли припадала:
Если у ней есть малые дети, она не соберется с мыслями, что делать с ними? Не бросить же их в крапиву. "Поведи их по зеленим садочку,
Пока они малы — малое с ними горе, а горше матери станет, когда дети подрастут. Зосталася удовою
Не плачь; не унывай, вдова, вещает ей какой-то утешительный голос, Бог будет помогать и кормить твоих сирот. Не журися, вдово, та молися Богу,
О матушка-лебедушка, — говорят бедной вдове дети, — воспитай нас хоть недолго, мы подрастем и разлетимся, тебя, матушка, покинем. — Ой матинко — лебидочко,
Ей представляется, что она будет когда-то просить их не покидать ее; она готова быть у них хоть слугою и колыхать им детей. "Ой диточки-лебидочки
А каково хозяйство у ней: родится пшеница, она сожнет ее, свозить — нечем, надо работать, чтоб заработать на свозку снопов, а свозят — тына нет, обгородить нечем, свиньи рвутся и хлеб портят (на гумне). Пшениця поспила, пшеницю изжала,
А в отдаленном будущем ей представляется: тяготят ее, бедную, людские пересуды и клеветы. Не знает она, как держать себя, чтоб угодить соседям. Ой Боже, Боже, коли той вечер буде,
У ней хата окнами на большую дорогу: всякий мимо идущий заглядывает к ней и судит ее, — Ой беда беда вдовице небозе,
а никто не знает, каково ей на сердце. "Ой удово, вдово, и удово-небога,
Она еще молода, ищет родной души; не находит ее — находит только могилу своей матери, обращается к ней, а мать из загробного мира говорит ей: живи, дочка, с бедою, живи, как живется, меня не поднимешь! Ходе удивонька по полю та збирае родину,
Природа берет свое. Молодая вдова помышляет о вторичном замужестве. А я бидна вдова, мени пары нема,
По народному воззрению, как мы уже приводили, женитьба на вдове не оправдывается и всегда выставляется молодцу более подходящим избрать в подруги девицу. У вдивоньки таке серце, як зимное, каже, сонце:
Брак со вдовою представляется иногда следствием расчета и при этом жених затрудняется, если у ней есть дети. В одной песне описывается сватовство на вдове. Сколько у ней того, другого хозяйского добра? — спрашивает искатель ее руки. Она показывает достаточное количество хозяйственного изобилия. А в мене волив на дванадцять плугив,
Но когда спросили ее: сколько у ней детей и она отвечала, что их много, — А в мене диток повен куток, козак отступается от нее.
Но будущий новый муж и тогда очень откровенно высказывает свою душу и сообщает вдове, чего может она ждать от него для своих детей и для себя, если станет его женою. — Ой як мени жиги, ой як горювати,
Мы уже говорили, как иногда в песнях вдова представляется непривлекательном виде. Оженися, сынку, оженись, небоже,
Есть повсеместно известная песня о кровосмесителях. Вдова, вши двух детей мужского пола, пустила их по Дунаю, — Выйшла вдова молода,
через двадцать лет они, называемые двумя донцами, приплыл кораблем к берегу, встретили вдову и один стал предлагать и себя в мужья. Она не только согласилась, но предложила сама отдать за другого свою дочь. У двадцятому году
Тогда донцы открываются, кто они такие: — Ох ты вдова молода,
И наконец тот, который становился быть мужем своей матери, говорит ей: пойди, мать, утопись, а я пойду в темный лес, чтоб там меня пожрали звери. — Да пийди, мати, утопись,
ГЛАВА VРодители. Братья и сестры Родители в народной поэтической речи обозначаются собирательным именем: отець-мати, или отець-ненька. Было глубокое верование издавна в силу родительской молитвы, спасающей от бед, дарующей помощь во всех житейских делах и способствующей вечному спасению души в будущей жизни. В период козачества молитва и благословение отца и матери сохраняли козака и от вражеского смертоносного оружия и от потопления в море во время козацких походов на Черное море. От тым бы-то, панове, треба людей поважати
В последующий затем период мирной земледельческой и промысловой жизни не оскудела уверенность в покровительстве Божием по молитве родителей. А который чоловик отцеву и матчину молытву чтить-поважае,
Хотя вообще отец и мать составляют нераздельную святыню сердца, но любовь и уважение к матери как-то чаще, резче и сильнее выказывается в народной поэзии, чем те же чувства к отцу, может быть, оттого, что в семейных песнях преимущественно является женское естество- В одной песне мать спрашивает сына, кто ему дороже: теща, жена или родная мать? Сын отвечает, что теще он оказывает приветливость, с женою держит совет, а родная мать ему дороже всего на свете. Он знает, что когда она его носила в своей материнской утробе, тогда — свое сердце томила, когда его, младенца, колыхала, тогда — ночей не досыпала. Теща для привету,
Народная поэзия сознает, что любовь материнская бывает совершенно бескорыстна; мать любит детей даже и тогда, когда дети поставят себя в такое положение, что не могут уже быть полезными родителям и воздавать им за их попечения. В аллегорической песне, в которой мать с малолетними детьми изображается под видом лебедки с лебедятами, дети просят покормить их с годик, пока они покроются перьями: тогда они разлетятся в чистое поле на поживу и мать перестанет печалиться. Ненька ж наша лебидочко,
Смысл этой песни таков: хоть дети будут далеко от матери, но мать будет довольствоваться, что ее дети сами могут проживать без посторонней заботы о них Материнская любовь так беспредельна, что не охладевает даже и к дурным детям, которые оскорбляют родительницу. В одной думе, которую поют в Украине кобзари и бандуристы, рассказывается, как сыновья, спознавшись с знатными лицами, прогоняют мать, потому что им становится стыдно жить с нею перед гостями, с которыми они пируют. Старший сын до матери мовляе:
Мать-вдова уходит к чужим людям, пригласившим ее жить у них и ропщет на детей своих. Скоро близькии су сиди наглядали,
Но вскоре сыновья почувствовали, что Бог стал карать их, а близкие люди смеяться над ними, Сталы ти вдовиченьки без отця без неньки пробувати,
даже и те, которые постоянно пировали с ними, делали неприятные для них вопросы: отчего они не видят у них их матери, Который у их пили та гуляли,
Это побудило сыновей всех троих очуствоваться. Старший из них идет в церковь к заутрени и, возвратившись оттуда, как бы напутствуемый незримою благодатью, подает братьям совет воротить к себе изгнанную мать, потому что, как замечает он, Бог их стал карать, хлеба-соли у них стало меньше и порядка в домашнем строе не достает без старой матери. Старший брат тее зачувае,
Затем все трое пошли просить мать возвратиться к ним, обещая на будущее время почитать ее. Тогди вдовиченьки в чужий двир впадалы,
Дума оканчивается словами всепрощающей детям матери, что даже и в те минуты, когда мать и проклинала сыновей, она все-таки в помышлении желала им всякого благополучия, избавления от бед и царствия небесного. — Сыны мои, ясны соколы!
Прекрасная эта дума приводит нам высшую, по народному миросозерцанию, степень материнской яюбви, которая непоколебима никакими огорчениями от детей, что действительно верно и в человеческой природе. Тот же взгляд просвечивается везде в народной поэзии. В одной козацкой песни мать гневается на сына, и тот, чтоб избежать ее беспрестанного ворчанья, хочет уходить от ней в Украину. Матуся свого сына била.
Но мать тотчас опомнилась, останавливает его и велит ему одеться в зеленый жупан, а она полюбуется на его красоту Ой стий, сыну, завернися,
В другой песне, также козацких времен, мать, рассердившись на сына, прогоняет его и говорит: пусть его орда возьмет. Иди, сыну, прич од мене!
Но когда сын отвечает, что орда его знает и он ее не страшится, — Мене, нене, орда знае,
мать с любовью зовет его к себе и хочет вымыть ему голову — обычный прием любви малороссиянки-матери к детям. Вернись, сынку, до домоньку:
Но по народному верованию, гнев матери на детей бывает настолько злокачествен, что оставляет на них следы даже и тогда, когда мать, произнесши слово проклятия, сама потом раскаивается в своем поступке. Такое верование проглядывает в думе об Ивасе Коновченке, который погибает в бою вследствие материнского проклятия, хотя мать, произнесши его, пожалела и молила Бога не слушать ее. Мать гордится красотой своего сына и желает, чтоб его любили женщины. Пийди, сынку, до криници, напийся водици.
Сын обращается к ней за советом, когда думает жениться и получает совет жениться на той, которая мила его сердцу Возьми соби, сыну, тую, що до серця пристала. Но есть песни, где мать неблагосклонно относится к такому намерению и советует сыну-козаку довольствоваться дружескою беседою со своим конем, — — На що тебе, сынку, молодым женити?
за что сын раздражается против матери: — Бодай тоби, мати, так важко конати,
Иногда это происходит от страха за судьбу сына, так как есть песня, где изображается, как мать предостерегала сына на счет девицы, с которою он сошелся, — — От тож тебе, мий сыночку, своя воленька воле,
и когда сын сказал, что она ему будет подругою, мать предсказала, что она его отравит — и это исполнилось. "Бона мене молодому та и дружиною буде,
Тогда уже сын сознался, что мать говорила правду, но было уже поздно — он погиб. Ой правдоньку, ненько моя, ой правдоньку казала. Бывает и так, что мать, не допуская сыновей до женитьбы, горько раскаивается впоследствии. Вот орел приносит ей вести о гибели сына, — Ой ты орел сивокрилый, высоко литаеш!
но тогда сын произносит, что виною всему она, не женивши своих сыновей вовремя. — Сама-сь, мати, винна, сама провинила
По отношению к дочери — та же материнская любовь. Отдавая дочь замуж, мать тут же готова вернуть ее к себе в дом, — Вернися, дочко, вернись, помиркуймося,
а если потом станет чем-нибудь недовольна, то не надолго и всегда с прежним радушием готова принять ее и обласкать. Ой кажуть люде, що мене маты лае;
Она приходит к своей дочери посмотреть на ее житье-бытье, а дочь, как уже говорено было, во время невзгоды ищет утешения в том, чтобы поделиться своими ощущениями с матерью. Нигде так трогательно не высказывается материнская любовь к детям, как в тех песнях, где мать оплакивает сына, умершего в чужом крае, что так часто случалось во времена козачества. Мать, сидя у себя дома, как бы внутренним чутьем слышит жалобное ржание коня своего сына и по нем узнает, что его уже не стало на свете. Хотела бы она превратиться в кукушку, летать сюда и туда; она бы узнала могилу своего сына, припала бы к ней своими крылышками и произнесла бы: куку! мой сынок, подай мне хоть одну руку! А сын из могилы отвечает: я бы рад был и обе руки подать тебе, да насыпали на них сырой земли, поднять нельзя, и глаза мои закрылись, и уста сомкнулись, и уши жались: ни глянуть, ни услышать, ни произнести слова. Ой зачула стара мати сидючи в кимнати:
Тот же образ повторяется по отношению к сыну-рекруту и к сыну-чумаку. Также трогательны плачи дочерей над могилою матери. В народной поэзии они, под названием причитаний, составляют особый отдел, как бы обрядовых песен, какие допустительно петь только при известных случаях жизни с соблюдением в некотором роде какого-то священнодействия. Такие плачи или причитанья — памятники языческой древности, прошедшие в первобытной своей чистоте через Многие века и не принявшие на себе следов христианства. Так здесь плачущая о потере родительницы дочь в своих причитаниях ничем не показывает признаков христианских верований в загробную жизнь, напротив, ее обращение к кукушке дает ясный намек на языческое олицетворение природы. Сама умершая воображается как бы пребывающею в земле, куда ее сокрыли и может, при некоторых не ясно представляющихся условиях, возвратиться в прежнем виде. Ой коли нам тебе сподиваться
Отец в народной поэзии является с той же любовью к детям, как и мать, и большею частью в песнях оба родителя, как уже сказано, изображаются нераздельно под выражением: отець-мати или отець-ненька. Все, что относится к матери — относится и к отцу. Разлада между отцом и матерью в песнях мы почти никогда не встречаем. Где отец, там и мать, где мать, там и отец. Умирающий в чужом крае козак посылает весть к отцу и к матери, и оба к нему являются, он просит обоих похоронить его. Приезжав отець-мати зблизька — здалека,
В другой песне козак разогнался на кони своем на море, покрывшееся льдом, лед проламывается и он стал тонуть: в это время он обращается к коню, просит его выбиваться из-под льда и принести о его гибели весть обоим родителям. — Быйся ж, коню, быйся выбивайся,
Отец без матери является редко и, вероятно, чаще всего тогда, когда матери не было на свете. В одной песне, например, козаку подается совет не покидать престарелого отца, иначе угрожает ему гибель. Не покидай, мий миленький, старенького батька:
В аллегорической песне старый козак изображается в образе сокола, а его дети в образе соколят: он отлетает в чужие края и оставляет своих соколят на попечение товарищу орлу, но, воротившись домой, узнает, что его соколят забрали ляхи и отдали неверному царю. В другом народном произведении, именно в думе, о которой мы говорили, излагая символику птиц, в виде соколов, изображаются козаки: отец и сын, из которых первый освобождает последнего из турецкой неволи. В песнях собственно семейных и преимущественно женских, но в немногих, является отец без матери, быть может, тогда, когда матери уже не было, или в смысле главы семейства и хозяина. Так в одной песне дочь с восторгом говорит о веселом привольном житье у родителя, который ласкал и лелеял ее. В колядках изображается, как отец любуется своей дочерью, которой за красоту все восхищаются. Рясна калина в лузи,
По народному воззрению родители учат детей добру, и пороки молодых людей представляются чаще всего происходящими от непослушания родителям. Мать — добрая советница детям, и отправляя сына в дорогу, приказывает ему всегда помнить о Боге. Будеш, сынку, в дорозе —
Но в виде позорного исключения в песнях упоминаются и обратные примеры. Так в одной песне изображается мать, избаловавшая свою дочь и сделавшая ее ленивою. Сидить же мати набиваеться,
В другой песне мать сама подстрекает сына воровать, похваливая его за каждую кражу, — Ой украв я, мати, коррву рябую,
пока наконец он попал в заключение и тогда уже не шли выручать его ни мать, ни родные. Як пиймали, мати, у неволю брати,
Чувству к родной матери противополагаются отношения к мачехе и к отчиму. Иметь мачеху для девушки такое же горе, как для молодца быть отданным в рекруты. Ой хлопъяча беда — у некруты брати,
Мачеха, как вода студеная, которую трудно переходить вброд. Студена вода, студена вода, тяженько ю сбродити,
Мачеха бьет и ругает падчерицу и некому за бедную заступиться. В мене мати та не ридная,
Сам отец, женившись на второй жене, только сожалеет о детях от первого брака, видя, как. с ними обращается мачеха. Як ми перша жилка вмерла в зими, поховав емь,
Об отчиме в песнях говорится мало: есть, впрочем, дума, где изображается, как мать выпроваживает из своего дома сына, чтоб избавить его от неродного, названого отца. Ой сыну мий, удовиченьку, бездольный, безсчасный!
Братья и сестры в неразрывной связи, пока живы родители, и дети их составляют единую семью. Брат — защитник и покровитель сестры. Охранять честь ее — его обязанность. Рассказывается, как ляхи подговорили к побегу девку Касю. Пасла Кася кони и волы,
Мать, узнавши об этом, посылает сыновей в погоню. — Та сыны ж мои и дорогии,
Молодцы догнали беглецов и не внимая жалобам сестры, изрубили ее соблазнителя. "Сребло-злото забирайте,
На такое покровительство старшего брата над сестрою указывают и свадебные обряды, о которых мы говорили в своем месте. Такое покровительство становится полнее, когда не станет родителей и старший брат занимает их главенство в семье. В плачах или причитаниях, произносимых сестрою над могилою умершего брата, та же мысль, и сестра называет его защитителем, а себя обзывает сиротою без него. Сестра спрашивает, куда он отъезжает, говорит, что будет допрашивать кукушку: когда дожидать ей брата к себе в гости, и прощается с ним в отчаянной уверенности, что не будет уже никогда видеть его и разговаоивать с ним в жизни. Ой куды ж ты, братику, выихав в який край,
И в причитаниях сестры над умершим братом, как в приведенном выше причитании дочери над матерью, нет ни слова о христианских представлениях. Когда родители умирают, сыновья поженятся, дочери повыходят замуж и обзаведутся своими собственными семьями, тогда связь между братом и сестрою слабеет, хата брата для замужней сестры не то, что хата родительская. Хоть бы сам брат лично был приветлив к сестре, но не такова будет к ней братова жена. Як батенько умре, гостина минеся, матинка схитнеся.
В песнях можно найти следы возмутительно грубого обхождения брата с сестрой, особенно когда эта сестра убога, а брат зажиточен. Увидев из окна хаты едущую к нему сестру, он спешит приказать жене убрать со стола хлеб. Идет сестра, — говорит он, — спрячь хлеб; я ее ненавижу. Сестра уже в сенях, слышит, что говорится в хате, и приветствует брата при своем входе в его дом такою речью: "Не пугайся, братец. Я не обедать к тебе иду; я уже дома пообедала. И хочу повидать твоих детей, чтоб они знали, что у них есть тетка. И заработаю себе на хлеб, да еще тебя накормлю, когда придешь ко мне". Одсунув брат кватирочку:
В другой песне изображается, что брат устраивает у себя в доме пирушку и зовет в гости двух своих сестер. Одна из них богата, другая убога. Богатую сажают с почетом за столом, убогую — у порога, — Багатую садить у конци стола,
богатую угощают, медом и вином, убогую — горьким пивом; богатой дают калачи, убогой — сухари. Напувае багату медом-вином,
Сидя у порога, убогая, чувствуя свое унижение, заливается слезами. Та багатая сестра мед-вино пье
Подпивши, богатая сестра начинает издеваться над убогою. Вот если бы ты, сестра, была такова, как я, то сидела бы теперь там, где я сижу. Та багатая сестра пидпивае,
Как же мне, — отвечает убогая, — быть такою, как ты? работаю за чужим делом, выгребаю чужие печи, пряду чужую пряжу, наполняю чужие сундуки. "Як же мени, сестро, такий бути,
Тогда богатая делает ей тот упрек, который издавна обыкли делать богачи беднякам. Не работаешь, оттого и в отрепьях ходишь. Вставала бы раньше, да пряла постарательнее. Коли б ты, сестро, так робила,
Встаю я, — отвечает убогая, — раньше тебя и пряду много, да все только приводится мне наполнять чужие сундуки и одевать чужих детей. — Я устаю, сестро, раньше тебе,
В одном из вариантов этой песни изображается разговор обеих сестер с своею долею. Одной из них доля приготовляет новые жупаны, а другой — заплаты на сермяге. Богатую провожают с музыкою, а бедную травят собаками. Та озвалася доля до багатои
Подобное обращение никак не оправдывается народным мировоззрением, напротив, недостатку любви между близкими родными приписываются неурожаи и всякие потери, как наказания от Бога за грехи людские. Тим на свита хлиб не родить,
Но показываются в произведениях народной поэзии и образцы участия брата к сестре. В одной, например, песне женщина терпит горе и говорит, что, видно, мать прокляла ее, когда она была еще дитятью. Ой гоя, гоя, несчастлива доля.
Но у ней есть двое братьев, словно двое голубков. Один из них говорит к другому: не допустим сестре нашей погибать в чужой стороне; сестра наша хороша и красива, только судьба ее несчастна. Там над Дунаем сидить два голуба сивеньких,
В одной аллегорической песне сестра изображается в виде чайки, а брат в виде журавля, чайка скорбит за своих деток, а брат-журавль утешает ее, что ее детки останутся при Божией помощи целы и будут летать по воле. Стерегла чаенька маленький дети,
В другой песне брат является в образе соловья, а сестра в образе кукушки. Соловей скорбит о погибших детях, сожженных чумаками; прилетает сестра кукушка и говорит, что она предупреждала его добрым советом мостить себе гнездо в безопасном месте. Ой йшли чумаки з Украины,
Сестра, заехавшая на житье в далекую Украину, находит себе только в том и отраду, что получает часто письма от брата, который с участием обращается к ней. Ой витер не вие, гильля не колыше,
Есть большая дума, распеваемая кобзарями, где сестра, живущая в чужой стороне, обращается к брату и умоляет его посетить ее, потому что ей в чужой стороне грустно и никто ее знать не хочет. Сестра то зачувае, словами промовляе
Говоря об отношениях братьев и сестер между собою в народной поэзии, упомянем, наконец, о легендарной песне, очень распространенной, где рассказывается о происхождении цветка: "брат с сестрою", по-русски — Иван-да-Марья (viola tricolor); мы уже приводили эту песню, излагая символику растений. Так выражается семейная жизнь южнорусского народа в его поэтических созданиях. Народная поэзия представляет нам в ней последовательное развитие деятельности одухотворяющего ее начала-любви, которой зарождение видно в полудетских весенних играх и забавах, дальнейшее возрастание в юношеских взаимных стремлениях молодых людей обоего пола: их свидания, сердечные излияния чувств, боязнь родительского наблюдения, страх посторонних препятствий, случайные (могущие быть и не быть) явления, как измена, ревность, отчаяние, ссоры, примирения, злоба, месть, потом при пережитии всяких неизбежных и случайных явлений — брак, выражаемый свадебным торжеством. Это, как мы заметили, самый поэтический момент расцвета жизни, с которого начинается другой ее период — семейно-родственный, который также обильно выражается в произведениях песенного творчества со всеми как присущими и потому неизбежными, так и случайными явлениями. Читатель может заметить, что все здесь сообразуется с тем военно-земледельческим бытом, который народ проживал с разными формами общественного своего строя многие века и напечатлел их в своих произведениях. В настоящее время жизнь народная сузилась в формы земледельческого сельского быта, но в песнях народных, как было нами не раз указываемо, слишком ярко еще виднеются следы прожитого. Мы считаем излишним далее и шире распространяться, предоставляя каждому судить по представленному нами очерку сообразно поэтическому изображению, сделанному самим народом о своем быте и жизни. Опубликовано: Собрание сочинений Н.И. Костомарова в 8 книгах, 21 т. Исторические монографии и исследования. СПб., Типография М.М. Стасюлевича, 1903. Т. 21.
Михаил Никифорович Катков (1818-1887) — русский публицист, философ, литературный критик, издатель журнала "Русский вестник", редактор-издатель газеты "Московские ведомости", основоположник русской политической журналистики. | ||
|