Герой! Твоих побед я громом изумлен,
Чудясь, безмолвствовал в забвении приятном;
Но тем же громом я внезапно возбужден,
В восторге зрю себя усердию понятном;
Сорадуясь огню, чем грудь моя горит,
Мне гений лиру дал с улыбкой нежных взоров,
И лира петь велит:
Велик, велик Суворов!
Правдив сей глас, твердят враждебныя толпы,
То знает наша грудь, тверда как горный камень;
Но взгляд Суворова... скользят у нас стопы,
И превратится в лед турецких персей пламень;
Единым именем — он молнии удар;
Где он, уже молчат орудий наших звуки,
Нас кроет хладный пар,
И сотрясутся руки.
Узря волнуемый его пернатый шлем,
Пагубоносную мы зрим себе комету.
Предтечу бурных туч со пламенным дождем,
Носящих гибель нам, стыд вечный Магомету;
Приближится она, приближатся оне,
Расторглися, летят перуны беспрестанни.
Вотще, Визирь, в огне
Подъемлет к небу длани.
Вотще возносит он со воплем Алкоран,
И видно, наш Пророк не в небесах, во аде;
До турок ли ему, он сам себе тиран;
Мы престаем просить глухого о пощаде;
Мы престаем, и знав, что к нам Суворов строг,
От ядер пушечных не ждем приятных следствий,
И легкостию ног
Спасаемся от бедствий.
Так враг признателен! Что ж росские полки?
Их глас, как сонмы вод, шумящ и совокупен:
Суворов где, там власть всемочныя руки,
Там страха нет сердцам и самый рок приступен;
В его деснице меч нам светлый облак в день,
Столб огненный в ночи, стремящий в сопостаты
Смертей различных тень
И молнии крылаты.
Где он, там каждый строй и каждый полк стена,
Все твердый адамант, и все единодушны;
Нам гладок путь холмов кремнистых крутизна;
Единый миг, и все готовы и послушны.
Пусть Рымник с Кинбурном соплещут славой нам,
Сражении где чалмы, забавная потеха!
Различно по полям
Катались, как для смеха.
Что сих побед вина? Герой наш мало спит:
Исполнен к отчеству любви и к Богу веры.
Он скор, неутомим, предчувствует, предзрит,
Спокойно зиждет все, сообразует меры.
Любим подвластными, их попечитель нужд,
Труды являет им, как некие забавы:
Корысти подлой чужд,
Ревнитель россам славы;
Коль славно для него и днесь, и в поздний век:
Германский вождь полков с ним лавры разделяя,
Руководителем своим его нарек,
Почтеньем воскрилен, и, зависть попирая
(Великих свойство душ), достоинство любя,
Кобургский, как герой, и действует, и мыслит,
Возвышенным себя
Чрез униженье числит.
Таков, Суворов, ты под шлемом и с мечом,
Таков, как молнии твои в противных мещешь,
Но ты же с ласковым и радостным лицом,
Средь лика чистых муз, и песням их соплещешь;
Почтен сединами, средь шума, средь войны,
Минуты для наук искусно уловляешь,
С цветами тишины
Ты лавры сопрягаешь.
Герой с героями, при важности бесед,
Как рвеньем пламенным ко благу россов дышешь,
И мыслями вперед грядущих в связь побед,
Шутя, к младенцам ты, как быть героем, пишешь.
Велик, велик тобой описанный Герой;
Но я, коль сердцем я своим не обольщаюсь,
В нем вижу образ твой
И оным восхищаюсь.
О, если б мне твой дух и легкое перо,
Изобразил бы я... Судьба не так решила:
Вития слабый я, усердье лишь быстро,
Усердие быстро, изнемогает сила.
Ты, снисходя мне, граф, доволен оным будь,
Прими, прими мой стих, что сердце мне вещало,
В себе питала грудь,
Усердье начертало.
Услужливый Зефир! Обрадуй, воскрились,
Неси к Суворову, неси мой голос лирный.
Любезен, ласков ты, там с громом подружись,
И звукам бранных труб вещай приветства мирны;
Летя к нему, не бойсь, приятен им герой;
Пременят для него угрюмость разговоров
И повторят с тобой:
Велик, велик Суворов!
1789
Впервые опубликовано: Полное собрание всех сочинений и переводов в стихах г. Кострова, ч. I. СПб., 1802, с. 146. Датируется 1789 г.
Ермил Иванович Костров (1755—1796) русский переводчик и поэт.
|
