| ||
|
Князя Варлама Геловани встретил я впервые в ноябре минувшего года [1914] — в Тифлисе. До личного знакомства имя его мне не много говорило, не более, чем имена других уполномоченных 3-го лазарета Государственной думы — депутатов Николаева, Джафарова и Пападьянова. Надо полагать, что и Россия знала о кн. Геловани едва ли больше, чем о Джафарове и его товарищах. Но судьба судила кн. Варламу запечатлеть молодую жизнь подвигом высокого самоотвержения и славной смертью,— и родина не забудет его. Говорить о кн. В.Л. Геловани — значит говорить о Третьем думском лазарете. В состав этого санитарного отряда, предназначенного для работы на Кавказском фронте, входило около ста человек. В подавляющем большинстве это были студенты, курсистки, молодые врачи и лица, недавно сошедшие с студенческой скамьи,— хорошая русская интеллигенция, горевшая неугасимой жаждой подвига. Не очень еще давно, в полосу общественного уныния, пережитого русским обществом, в части нашей печати мрачно — а инде и не без злорадства — гудели голоса, заявлявшие о банкротстве русской интеллигенции, сводившие к нулю ее неиссякавшее стремление к самопожертвованию. Если бы стоило, можно было бы пожалеть, что громогласпые эти люди не стоят близко к нынешней работе интеллигенции на полях сражений, в частности — к работе 3-го этапного лазарета Государственной думы. Тут представилось бы возможным посмотреть и посравнить: рядом работали и чиновники, и простые, нанятые люди, достаточно, казалось бы, закаленные в мускульной работе, в нужде и физических лишениях,— и хрупкие интеллигентные девушки, неокрепшие юноши, вступившие в ряды работников добровольцами. Усердно работал и серый человек, но никакого сравнения не мог выдержать он рядом с «жидкими» студентами и курсистками: не за всякую работу брался он охотно, он не мог, например, забыть о времени обеда, не прочь был посчитаться из-за очереди и нередко нуждался в уговорах и поощрении. Впоследствии, впрочем, все это сравнялось — пример молодежи, преисполненной неутолимой жаждой работы, увлек и людей, тративших — поначалу — свои силы экономно и расчетливо. Работали все одинаково, работали буквально до упаду, работали в условиях невероятной тесноты, грязи, обилия насекомых и непередаваемых лишений. Вместе с кавказскими войсками летучие отряды думского лазарета совершали переходы через перевалы 3-верстной высоты, в 30-градусные морозы и вьюги, ночевали и работали на унавоженном полу курдских саклей, работали без сна и отдыха, таскали на своих плечах раненых и познобленных, отдавали последний кусок голодной детворе беженцев... Чрезмерное напряжение сил не прошло отряду даром. Турки занесли в стан своих победителей разнообразный ассортимент болезней, в том числе и сыпной тиф. И первой жертвой самоотверженной заботливости о несчастном враге России пала сестра Софья Ольшвангер, еврейка, которой, чтобы найти славную смерть в горах далекого Закавказья, пришлось преодолеть целый ряд рогаток, не допускавших ее как еврейку к поступлению в учреждения со знаком Красного Креста. С энергией, столь свойственной ее несчастному племени, она преодолела все-таки препятствия и на далекой чужбине отдала свою жизнь в жертву родине, не согревшей ее ни разу лаской и приветом. За сестрой Ольшвангер ушел в могилу студент Николай Томасов-ский, юноша редкой душевной красоты и деликатности, всегда светлый, всегда добрый, в трудные часы своим неиссякаемым, искрометным остроумием разгонявший наше уныние,— самый яркий цветок в дорогом венке самопожертвования, сплетенном погибшими нашими героями в мирных доспехах... К этим дорогим могилам прибавились еще пять могил. Вслед за лучшими своими сотрудниками ушел и кн. Варлам Геловани. Среди кавказских войск санитарный отряд Государственной думы был более известен под именем отряда кн. Геловани, его главноуполномоченного. Если бы сравнить роль кн. Геловани в отряде с ролью его работников, я сказал бы, что кн. Варлам был не столько головой, сколько сердцем отряда, сердцем кипучим, неугомонным, порывистым, не экономившим своих сил, чуждым хладнокровных расчетов, взвешивания и колебаний. Организационная часть в отряде не всегда была свободна от недосмотров и дефектов. И порой казалось, что отряд не может удовлетворить всей той нужды, которая вопияла к нему отовсюду и на которую без колебаний отзывался главноуполномоченный отряда. И обещаниях его чувствовалась как бы некоторая опрометчивость и самонадеянность. Но отряд все-таки шел в самые опасные и трудные места и выходил из них с честью, преодолевая непреодолимые, казалось бы, задания. И тут-то сказывался неиссякаемый огонь подвижничества, который одинаково пылал и в коллективном сердце думского отряда, и в неугомонном сердце его уполномоченного, с которым едва ли кто мог бы сравниться в способности неустанно хлопотать, метаться, неожиданно находить как раз то, в чем чувствовалась нужда в данный момент. Лично во мне эта неугомонность и неутомимость, это неунимавшееся кипение возбуждали всегда нескрываемую зависть и изумление. И невольно рождался вопрос: неужели это тот — лермонтовский — «сонный» грузин, который в тени чинары льет пену сладких вин на узорные шальвары? А между тем кн. Варлам был истинным сыном своей прекрасной родины— Грузии. Печать ее краеоты и изящества лежала на его внешнем облике. Ее рыцарское благородство, мужество, широта размаха отразились в его духовном складе. Он любил свою живописную отчизну не только той «странной», не побеждаемой рассудком любовью, для которой дорого, близко, понятно, полно очарования все свое, родное, начиная от живописных гор и кончая бедным духаном с пьяненьким крестьянином около него. В его любви заметнее всего звучала нота романтической скорби, вздохи воспоминания о былой славе и тоска по солнцу свободы, которое еще не озарило его малой Грузии. Но он мечтал, и ждал, и верил в пришествие лучших дней. И как политический деятель не только ждал и мечтал, но в меру сил своих — действовал, вел борьбу во имя этого светлого будущего... Представитель трудовой группы в Думе, он пошел на служение отчизне в переживаемую ею великую и тяжкую годину вместе с миллионами ее сынов. На поле кровавой брани он вышел не в бранных доспехах, а в скромном виде трудника, несшего свои силы и свою незаурядную энергию на облегчение страданий окровавленных, поверженных, голодных и изнемогающих, не разбирая, свой ли был перед ним или чужой, брат родной или сын враждебной страны, всем равно отдавая неиссякаемый запас сердечного тепла и внимания. Он не боялся глядеть в глаза смерти и благородную жизнь запечатлел подвигом величайшей любви и самоотвержения, умер славной смертью. Вечная да будет ему память... Впервые опубликовано: Русские записки. 1915. Март.
Крюков, Фёдор Дмитриевич (1870-1920) - русский писатель, казак, участник Белого движения. | ||
|