М.А. Кузмин
Брюсов. "То мореплаватель, то плотник..."

На главную

Произведения М.А. Кузмина


Поэзия, конечно, не управление страной, но когда мы упоминаем имя Брюсова, то на память приходит тактика, политика, борьба, правление, дипломатия, созидание, организация, разносторонность и сознательность. И пламя, и холод, и милость, и гнев — все сознательно, все организованно в высшей степени.

И сам человек — лучший пример организованности сил.

Брюсов организовал русский модернизм, "Весы", "Скорпион", утвердил его право на существование, обеспечил победу, распространил, канонизировал, популяризовал переводами аналогичные явления на Западе, разъяснял, изучал, учил, привлекал, низвергал, брал приступом, измором чужие твердыни, окапывался, стремился в поход, выковывая в сознательных и неустанных трудах свой организованный образ поэта.

Нет нужной для литературной победы области, которой не коснулись бы его руки: поэт, прозаик, историк литературы, исследователь, переводчик, драматург, критик, полемист. И все не случайно. Это не мятущаяся натура, которая за все хватается. Нет. Всегда пример или пополнение пробела в русской литературе.

Иногда "примерность" эта бывает в ущерб непосредственной художественности. Как танцы Гердт, по выражению Волынского, часто превосходно исполненный труднейший классный экзерсис, так и стихи Брюсова часто только блестящий пример.

Можно было бы опасаться, что самое мужественное, самое воинственное дарование загрубеет и одеревенеет от походной жизни, которую вел Брюсов. Но этого не случилось. Все изменения в его творчестве сознательны и планомерны. Я бы не сказал — органичны, но планомерны в высшей степени. Скажем больше: всегда Брюсов остается Брюсовым, даже не тем, каким он сам себя утверждает, а каким есть на самом деле. Перемен же — и формальных, и ориентационных — с Брюсовым совершалось немало. Свидетельствует это не столько о специальной гибкости природного его дарования, сколько о волевом стремлении не пропустить чего-нибудь нового, заслуживающего внимания, не отстать от века — беспокойство иногда не совсем обоснованное.

Поиски возможных союзников, иногда ошибочные, скороспелое признание Игоря Северянина, опыты в стиле эгофутуристов, имажинистов и т.д. Брюсова под всеми этими личинами можно было узнать, но, помимо сознательных, организованных перемен фронта, с Брюсовым произошла внутренняя эмоциональная революция, и последние его сборники гораздо проще, чище, лиричнее, и я сказал бы — простодушнее.

Эта линия, одна из самых ценных по-моему, идет помимо командующего надзора самого поэта.

То же замечается и в переводах. Исключая случайных работ вроде перевода "Федры", вначале Брюсов в выборе переводимых поэтов руководился как партийной дисциплиной: Верлен, Метерлинк, французские парнасцы и символисты, д'Аннунцио, Верхарн. Затем перешел к творению, более близкому непосредственно его поэтическому духу, — к "Энеиде" Вергилия.

Статьи — всегда "выступления", преследующие партийную или личную политику. Брюсов вообще человек партии или, скорее, вожак партии, всегда центр, всегда руководитель.

Поза мага, взятая им было одно время, я думаю, и была только поза, но Брюсов — чарователь, как немногие из талантливых людей, и я лично всегда с нежной благодарностью буду вспоминать, какой прием встретили мои первые шаги у этого уже знаменитого тогда, хотя мы почти ровесники, поэта.

Время — пробирная палатка искусства. Мы совершенно не знаем, что останется навсегда от кумиров настоящего; одно только несомненно, что в истории русской литературы и поэзии Брюсов останется накрепко, как фигура центральная, объединяющая целое течение — в масштабе всероссийском и народном.


Впервые опубликовано: Театр. 1923. № 12. 18 декабря. С. 1.

Кузмин Михаил Алексеевич (1872-1936) русский поэт Серебряного века, переводчик, прозаик, композитор.



На главную

Произведения М.А. Кузмина

Монастыри и храмы Северо-запада